Семнадцатилетний, серьёзный черноволосый паренёк в плотно завязанной шапке, отбивая чечётку, обходит вечером подъездные пути. Сегодня опять ударило двадцать градусов, он в душе рад этому. Позавчера из окна эшелона, привёзшего семьи врагов народа из под Аргуни, с китайской границы ему улыбнулся худой ангел. Парень был рад, что эта девушка не прибыла сегодня, ночью два новых прибывших состава наверняка замёрзнут. Парень привык ко многому, но возить на телеге труппы в недалёкие, мёрзлые траншеи было делом хлопотным и мерзким.
Двадцатитрёхлетний, черноволосый боец разведвзвода полз вторым номером и тихо матерился. Его белый маскхалат топорщил автомат. Но автомат, это верная смерть, просто средство подороже продать свою жизнь. Неделю назад, при отходе он был ранен, да и не рана вовсе, царапина, но вчера, когда весь отряд нарвался на миномётный обстрел, обратно не вернулся никто. Сейчас кроме него и его нынешнего командира, сержанта из соседней дивизии, все новички. Выстрел снайпера, в морозной тиши, позади, раздаётся крик. Начинается пальба. Молодой ветеран точно уверен только в ста двадцати трёх немцах убитых им. Ему, как самому молодому в пре жнем взводе, приходилось отвечать за уборку - пленных им на довольствие не ставили. Молодой паренёк, ползший сейчас за ним чуть не стал сто двадцать четвёртым. Погубил всех, дурак. Маскхалат чуть приоткрылся, показав чёрный котелок, снайперу того хватило, а дальше...
Двадцатичетырёхлетнего, седого мужчину в поношенной солдатской форме поддерживали с двух сторон женщины. Одна постарше, видимо мать, через плечо несла удочку и рюкзак. Молодуха на пятом месяце с другой стороны несла в свободной руке ящичек с рыболовными снастями и подсак, лицо её напоминало усталого ангела. Они медленно спускались в утреннем тумане к Ангаре, к опустевшей лодочной станции, где находилась старая, ещё отцовская лодка. Ловля в Ангаре и на Байкале сейчас шла промышленным методом, львиная доля улова шла на нужды фронта, поэтому рыбакам ловля была запрещена. Недавно вернувшемуся с фронта инвалиду такое разрешение получить удалось, но с великим трудом - килограмм хариуса сейчас меняли на килограмм хлеба. Женщины как могли посадили своего кормильца на лодочную скамейку, пристроили в специальный держак удочку, поставили в уключины вёсла, с ним они плыть не имели право. Пальцы плохо слушались инвалида, поэтому ему приходилось медленно грести, зажав концы вёсел в локтевых суставах. На удочке была закреплена блесна с шестнадцатью крючками, на каждом из которых был откормленный бормош. Женщины помахали вслед лодке, повернулись и пошли к дому. По пути молодая, ежась, отвернулась от увиденной с пригорка картины. Заключённые удлиняли взлётную полосу, закапывая старые, мерзлые траншеи.