Лужа оказалась по щиколотку. Слегка подмерзшая и припорошенная снежком, она была совсем незаметна на неровном асфальте. И хрупкий ледок с готовностью хрустнул, принимая в себя короткий ботинок.
Егор матюгнулся. Ясен пень, что осенняя обувь хороша лишь осенью, да и то ранней. Декабрь, не смотря на все его ноябрьские замашки, был все-таки зимним месяцем. Хотя эту грязно-серую, располосованную быстро таящими белыми проплешинами картину трудно было отнести к конкретной поре. Особенно человеку, со школы привыкшему различать времена года по красочным картинкам в учебнике.
Отряхнув зачем-то ногу, будто это могло ее просушить, он пошел дальше. В ботинке хлюпало, мокрый снег норовил юркнуть за шиворот, а ветер пробирался через пальто, не смотря на высоко поднятый воротник.
Не по погоде он одет, что уж тут. Но до зарплаты оставалось еще полмесяца, а семейный бюджет и так со скрипом осилил коммуналку. Не говоря уже про ипотеку и прочие радости жизни, вроде поесть три раза в день. Да не ему одному.
Эх, говорила мама, иди на юридический. Вовка вон, младшой, послушал - так теперь как сыр в масле катался. Фотки, по крайней мере, присылал только на фоне нездешнего солнца. А ведь звезд с неба никогда не хватал.
А что Егор? А Егор решил не расставаться с мечтой. Красный диплом, золотая медаль, перечень побед в литературных конкурсах... Разве не фундамент для безоблачной карьеры? Дуралей... Как выяснилось, - вообще не фундамент. Никому оказались не нужны его высокодуховные рассказы, людям чтиво да беллетристику подавай. А в редакциях лишь сладко улыбались, пели хвалебные оды, - но печатать даже не помышляли.
И вот теперь Егор, тридцати пяти лет от роду, по-прежнему кропал статейки в городской вестник, отвлекаясь лишь на халтурки в местных журнальчиках. Зарплаты хватало, но впритык, да и то, лишь при постоянных подсчетах в голове. И только кладя голову на подушку, в предсонном забытьи, он мечтательно видел обложки своих неизданных книг.
Может стоило тогда все же написать какой-никакой ширпотреб, а не воротить свой высокодуховный нос? Того и гляди, сумел бы пробиться в литературные кулуары. Да только что теперь...
- Извините...
Егор не сразу понял, что окликнули его. Он замер и оторопело посмотрел в сторону обратившегося.
Это была девушка, лет восемнадцати. Симпатичное, но не до конца утратившее детские черты личико. Припорошенные снежком дуги бровей и ресницы дополняли наивный образ. А белая дутая куртка и такая же белая шапка с помпоном казались чем-то неуместным на фоне промозглого серого проспекта.
Большие зеленые глаза с мольбой смотрели на Егора, а руки в опять-таки белых варежках сжимались на ручке чемоданчика.
- Извините, - повторила девушка. - Вы не могли бы мне помочь?
Приглядевшись, Егор заметил, что колесики чемодана застряли в решетке водостока.
Что за глупости, подумал он. Там же чуть-чуть сильнее дернуть... Ай, ладно.
Егор молча подошел, взялся за ручку и с легкостью выдернул девичью поклажу.
- Держи, - буркнул он, ставя чемоданчик на бордюр.
- Ой, спасибочки!
- Будь аккуратнее, - уже мягче добавил Егор, и развернулся, чтобы уходить. Но она окликнула его:
- Извините еще раз, - промямлила девушка неуверенно. -А вы не хотите поговорить о Боге?
Он медленно повернулся, мысленно хлопнув себя ладонью по лицу. Только сейчас Егор заметил, что из кармашка чемодана торчали какие-то глянцевые проспекты.
Спасу нет от этих сектантов! Очередные свидетели, представители исконной веры, спасители заблудших душ. И тебя спасут, только карман раскрывай.
-Нет, - процедил Егор.
Он уже сделал несколько шагов, как услышал тихий плач. Кляня себя на чем свет стоит, он развернулся.
Девушка сидела на опрокинутом чемодане. Лицо ее закопалось в варежки, и оттуда слышались тихие всхлипывания.
- Эй, ты чего? - растерянно спросил Егор. Такой реакции он точно не ожидал. Обычно "спасители человечества" пожимали плечами, да шли улыбаться другим прохожим.
Девушка подняла влажные глаза. Из-под шапки выбилось несколько белобрысых завитушек.
- Вот скажите, - всхлипнула она. - Что со мной не так? Как только стоит мне обратиться к кому-то, все сразу чураются. Я так плохо выгляжу?
- Да нет, - ответил Егор, подумав, - вполне себе ангел.
Он и не думал с ней флиртовать. Егор был женат и вполне себе моногамен. Просто девушка в своих белой одежде и наивным детским лицом действительно смахивала на херувима с рождественской открытки.
Он ожидал, что та засмущается или хотя бы улыбнется. Но белокурое создание вдруг посерьезнело и придирчиво себя оглядело:
- Что, так заметно? Надо еще раз подумать над прикидом.
Воздух за ее спиной на секунду дрогнул, и серую морось всколыхнули два белых крыла. Через миг видение исчезло, но хлопья мокрого снега не сразу заполнили потревоженное пространство.
- Ну, раз уж вы тут, можно я вам кое-что расскажу?
Егор лишь молча кивнул, продолжая ошарашенно смотреть за ее плечо. Но крылья больше не появлялись.
- Видите ли, скоро Рождество и Новый год. Время акций и распродаж. Мы тоже не стоим в стороне. - Она вздрогнула и покосилась наверх. Виновато поправилась. - Сорри, была не права. - Затем вновь посмотрела на Егора. - Это чудесное время. Люди полны надежд и мечтаний, ждут позитива и верят в чудеса. И нечистая сила этим активно пользуется. Слышали про их последнюю новинку? - Она поморщилась. - Счастье по акции! Выдают различные блага за ограниченную продажу души. И люди же ведутся! Вот и мы были вынуждены сделать ответный ход.
Девушка многозначительно подняла руку. Судя по сморщенной варежке, вверх глядел указательный палец.
- Обратный билет! Рассказать?
- Как тебя звать, ангел? - промямлил наконец Егор.
- Ну, зовите Света. - Она потрясла выбившимися кудрями, и те заплясали на лбу, как солнечные лучики. - Пожалуйста, не отвлекайтесь. Вы отозвались на призыв о помощи, хотя могли пройти мимо. А значит, вы неплохой человек. Но не все у вас в жизни просто, верно? Так скажите, может вы хотели бы начать жизнь заново? Или с какой-то ее главы, чтобы исправить неурядицы прошлого? У вас есть такая возможность! Только учтите: всякие хитрости с акциями или лотереей не сработают. Легкая нажива идет в разрез с политикой нашей кампании.
Хотел бы он? Может и хотел. А может, и крылья просто привиделись, а по Свете плачет совсем другой белый прикид.
- Вижу, вы все-таки не верите. Ладно, - девушка порылась в кармашке чемоданчика и протянула глянцевый прямоугольник. - Держите.
Он машинально взял бумажку и покрутил ее в руках. Ничего особенного. Обычный типографский глянец, белый фон, надпись: "обратный билет" и два отрывных корешка по бокам: один побольше, второй поменьше.
- Вот смотрите, - Света указала на малый корешок. - Это, так сказать, пробник. Отрывайте, и убедитесь сами.
Егор послушно оторвал, и... Еле удержал равновесие, потому как вдруг оказался стоящим на одной ноге.
Он машинально отпрыгнул назад и посмотрел вниз. Перед ним, поблескивая хрупким ледком, была давешняя злодейка-лужа.
Глянул на ботинки - сухие. Причудилось, что ли?
Но билет по-прежнему был в его ладони, только корешок остался один - тот что побольше.
Не причудилось.
Обойдя лужу, он зашагал по улице, продолжая разглядывать необычный подарок. Мысли путались в голове, и в порядок приходить явно не собирались. Эмоции вторили им, словно кто-то бил по струнам души, смешивая и те, и другие в одну невнятную кучу. И только одно слово: "Шанс!" билось в голове неустанным ритмичным маятником.
Вернуться назад. Отбросить пятнадцать лет, что проторили ее нынешнюю дорожку, и начать все с чистого листа. Пойти учиться на перспективное направление. Получить престижную должность, и иметь заслуженный достаток. Ну а Надю свою он и так встретит, может даже раньше.
Ведь любовь она одна на все времена, верно? И десять лет назад, и пять. А четыре?
Он осекся, придерживая уже тянущие за корешок пальцы. Кстати, а каков он был четыре года назад? Чем отличался? Да ничем! Такой же журналюга средней паршивости со списком долгов и без ярких успехов. И что только Надя в нем тогда нашла?
- Эй, приятель...
Егор не заметил, как со всеми этими мыслями он дотопал до центральной площади. Елка в центре сверкала фонариками и гирляндами, а горожане с детьми, щурясь от назойливых снежинок, восхищенно ходили вокруг. И не смущали их ни мерзкая погода, ни всклокоченная на брусчатке грязь, ни бомжи, привычно снующие по окраинам площади в поисках бутылок и халявной мелочи.
Один из них, сидевший на бордюре поодаль от "собратьев", глядел сейчас на Егора. Грязная куртка, протертые джинсы, облезлая шапка "Сочи 2014" и нечёсаные сальные патлы, непонятно где переходящие в такую же сальную бороду. Зато обувь, изрядно сношенная и явно не по размеру, сияла чистотой.
Отличало его от "коллег" еще и наличие необычного для данной публики инвентаря. Перед бомжом стояла сколоченная из трех досок ступенька, а по бокам от нее лежали на аккуратно расстеленной газетке тюбики с гуталином и пара длинных щеток.
- Эй, приятель, - повторил бомж, указывая на ботинки Егора. - Совсем ты замызгал свои штиблеты. Давай почищу. Рубчиков двадцать возьму.
Егор пожал плечами и поставил ногу на ступеньку. Почему бы и нет? С него не убудет.
Щетки заходили по кожаным бокам ботинок. Бомж погрузился в работу, а Егор все никак не мог оторвать от него глаз. Какой знакомый размах руки, движение пальцев, даже шрам на тыльной стороне правой ладони. Все, как у...
- Мишка! - Воскликнул он. - Мишка, это же ты?
Бомж поднял на него глаза и криво улыбнулся.
- Привет, Егорка, - вздохнул Михаил, - думал, не узнаешь. Даже надеялся...
Они не виделись с выпускного.
С тех пор прошло много лет, и он почти ни с кем больше не пересекался. Наверное, именно поэтому бывшие одноклассники оставались в его памяти такими, какими их запечатлел для альбома школьный фотограф. Молодыми повесами, впереди которых была обязательно яркая и насыщенная победами жизнь.
Таким он запомнил и Михаила, гордость гимназии и будущую звезду волейбола. И никак эта картинка не хотела вязаться с этим бородатым бродягой, утратившим человеческий лик за грязной коростой.
- Что... - прохрипел Егор и откашлялся. - Что случилось?
Михаил убрал щетки, отвернулся. Помолчал немного, а потом его будто прорвало:
- Травма. Сука, банальная травма... И все. Резко стал никому не нужен, прикинь? Ни в игроки, ни в тренеры. Даже в школу физруком не взяли. А я ж себя не мыслил без спорта. Вот и запил. Мать просила опомниться, но я не слушал, только наливал. И даже не заметил, как у нее сердце сдало. Представляешь, посыпаюсь с бодуна, а ее уже на носилках уносят. И простынка поверх головы. - Он вытер глаза, и на чумазой щеке осталась светлая дорожка. - Как жена уходила, даже не вспомню. Только оповещение из суда припоминаю, что хата теперь ее, а мне дорога на улицу. Так и остался Михаил Валентиныч на вольных хлебах.
- А дети?
- А не народил! - нарочито весело ответил бывший одноклассник. И сделал жест, как будто что-то отрезает. - Отморозил хозяйство под забором. Как раз, когда из дому выперли.
Он вдруг резко встал и быстро собрал свои пожитки:
- Ты прости меня, Егорка. Что вылил на тебя это дерьмище. Зато боты у тебя теперь чистые. - Михаил подмигнул. - Пойду я.
Секунд десять Егор смотрел на удалявшуюся грязную спину. Потом сорвался с места и нагнал однокашника:
- Постой! - Он посмотрел в увлажненные глаза. - Ты бы хотел вернуться назад? Хотел бы все изменить?
- А как ты думаешь, долбанный ты ботаник? - вспылил тот. - Еще как хотел бы!
- Тогда держи, - Егор протянул билет. - Понимаю, звучит дико. Но ты просто поверь.
И он рассказал историю про Свету, игры ангелов и чертей, а самое главное, как воспользоваться билетом. Михаил слушал озадаченно и недоверчиво, словно прикидывая, как избавиться от этого психа. Но потом в его глазах все же загорелся огонек веры, затмевающий все логические доводы.
- И что? - все равно вспылил он. - Ты думаешь, я возьму его у тебя? Когда это я брал подачки? Оставь свою жалость для слабаков! Тем более, что он тебе самому нужен.
А ведь Михаил, оказывается, не изменился. Никогда он не ждал поблажек от судьбы и окружающих. И даже обувь чистить пошел наверняка только затем, чтобы не клянчить мелочь у прохожих.
- Нет, - ответил Егор, запихивая билет обратно в измазанную гуталином ладонь. И добавил совершенно честно:
- Мне он не нужен.
Затем он резко развернулся и быстро зашагал прочь.
Да, денег оставалось немного. Но на пакетик конфет хватит. Ведь дома ждали еще те сладкоежки.
***
Надя ушла на кухню, из которой уже тянулся запах предстоящего ужина. В желудке предательски заурчало, что вызвало у Олечки искреннее веселье.
Она оторвалась от листка, на котором выводила что-то цветными карандашами:
- Папа, ты тигр? Р-р-р-р!
- Нет, - наигранно воскликнул Егор. - Просто я съел целого тигра! И готов съесть еще одного! Вместе с одной маленькой девочкой!
Он грозно поднял руки, и Олечка с визгом спряталась за шторой. Но уже через секунду выскочила оттуда и, прихватив по пути рисунок, прыгнула отцу на колени.
- Я - не маленькая! - Она важно подняла палец. - Мне уже четыре года!
А ведь и в самом деле, подумал Егор. И уже так вытянулась. А ведь совсем недавно она была тем неуклюжим карапузом, что неумело хватается за все углы.
- Смотри! - прервала Олечка его мысли и протянула рисунок.
На бумаге со всей детской простотой был изображен корабль. А на его палубе, возле рубки с дымящей полосатой трубой, две фигурки в платье: побольше и поменьше.
- Это мы с мамой! - воскликнула дочь.
- А где же я? - удивился Егор и состроил обиженную мину.
- Ты тоже хочешь? Тогда тебе нужен билет! Сделать тебе?
- Конечно, товарищ капитан!
Дочка хихикнула и побежала к своему столу. Через секунду она уже вырезала из картона прямоугольник. А Егор продолжил разглядывать нехитрый, но такой милый рисунок.
Потом он посмотрел на огромные, пронзительно голубые глаза дочери. Та почувствовала отцовский взгляд, подняла голову, и, улыбнувшись, снова захрустела ножницами.
Верно говорят, что в одну реку дважды не войдешь. Выскочишь на минутку, а прежнего течения уже не поймаешь. Упустишь навсегда. И это даже на отмели, не говоря уже про омут. Голубой омут, покинуть который было страшнее любых неурядиц.
- Туда и обратно? - с серьезным видом спросила Олечка, вырезав "билет" и зависнув над ним с фломастером.