Метель стихла. Суровая госпожа охладила безудержный бушующий огонь земли, клокотавший беспрерывно дни и ночи напролет, прорывавшийся пылающей кровью сквозь трещины-поры. Угомонился и вой ветра. Непреклонный, он заглушил своей хладной яростью стон угасающей тверди и положил конец страданию. Тишина воцарилась, знаменуя покой. И будто все погрузилось в мертвый сон на тысячи веков. А когда тяжелые свинцовые тучи неспешно расступились, и небо очистилось, от пламенного взора солнца, прокатившегося волной, все заискрилось и засверкало. Мир предстал иным! И там, где не утонул он в объятьях холодной белой пустыни, на поверхности остались видны промерзлые черные каменистые пики и зелено-голубые льды. Свет солнца, проходя сквозь них, переливался небесно-морскими цветами, и не было никого, кто мог бы постичь это немое величие. В сковывающих объятиях прошлого застыли все: и люди, и звери (простые и волшебные), в чьих жилах текла кровь древних и мифических созданий; все те, кто объединял природу, прогресс, магию, науку. Такие разные и разобщенные (традициями, законами, убеждениями и видением порядка) - ныне все они безмолвно замерли, а то и вовсе безвозвратно исчезли под слоем снега, обретя, наконец, свое желанное единство в безмолвии. Они и их великолепные царства, величественные города, тянувшиеся гордо в небо; каждый из них, лелеявший мечты и надежды (не всегда порочные и не всегда алчные). Итог их жизни в погоне и скитаниях весил не более сухого осеннего листа, познавшего юность и расцвет, а затем немощь и неминуемое падение. Цвета сменяли друг друга бесстрастно и неумолимо. Но было ли печалью то, что осталось после? Природа только сменила свой наряд, отныне наслаждаясь величественной тишиной и царственным покоем, словно в залах без стен. Лишь временами вновь просыпался ветер (то унося тучи прочь, то нагоняя их вновь), и миллионы снежинок проносились между небом и землей в неистовом танце, а затем вновь наступало чарующее безмолвие. Мир окутывала незримой вуалью тишина, а он видел сны - чарующие и прекрасные!