Рассказ опубликован в Харьковском альманахе ЛАВА 24, 2015 г.
(из мифов ирландских кельтов)
Снег неспешно падал, укрывая белоснежным покрывалом целый мир. Снег падал уже очень долго.
Казалось, снегопад не закончится никогда и будет идти вечно. И все же он был столь прекрасен, и спокойствие царило повсюду, что все тревоги удалились и скрылись прочь.
На горизонте солнце уже давно исчезло. Лишь небольшая полоска бледно-коричневого цвета постепенно растворялась в густой синеве приближающихся сумерек. А снег все продолжал падать.
Тишина царила повсюду. Но уже ни раз и ни два в морозном воздухе угадывался чье-то песнопение. Вслушиваясь в этот, на первый взгляд, несуществующий голос, вдруг становилось возможным различить мириады тоненьких голосочков, объединяющихся в удивительный хор. И столь дружным он был, столь волшебно-прекрасным, словно голоса еще совсем юных воителей, но уже достаточно отважных, что никак не могло их пение быть лишь иллюзией, навеянной непроницаемой тишиной близящейся зимней ночи.
Хлопья снега продолжали касаться поверхности, слой за слоем застилая леса и поля. Не остался не укрытым и маленький холмик, что едва ли был различим среди сугробов, казавшихся настоящими исполинами в сравнении с ним.
Временами, собравшись в достаточном количестве, снег легко соскальзывал, словно с еловой ветви, но то была не ель...
Освободившись от белоснежного покрова, обнаженная поверхность открывала сияющий доспех, и взору постепенно представала фигура, облаченная в изумительные латы, но местами все так же оставаясь укрытой сверкающим от мороза покрывалом владычицы-зимы.
И в этот самый миг магический серебристый свет, прорывающийся сквозь густую пелену облаков, коснулся доспехов и га-болга, на острие которого не могли лечь хлопья снега, но на его метеоритном лезвии и вдоль искепища из костей морских чудовищ задерживались миниатюрные снежинки. Именно они и пели свою приветственную и прощальную песнь воителю в серебряных доспехах, отливающих синевой. В своих руках он все так же сжимал свое копье, словно оставалось еще что-то, что не позволяло ему расстаться с ним, со своим драгоценным клинком, усеянном царапинами от множества сражений.
И вот луна обнажила свой прекрасный лик, отбросив прочь темную вуаль, сотканную из туч и облаков. Коснувшись самого края лезвия, лунный луч заструился вдоль искепища, наполняя его собой, а затем и сам серебряный доспех.
Казалось, в тот самый миг, когда свет наполнил воителя до пределов, тот едва заметно шевельнулся. Подул ветер, и затрепетали ресницы обладатели га-болга, и снег исчез, полностью обнажив могучий и стройный стан. Но воитель не сдвинулся. Возможно, он уснул. Уснул надолго, и его пробуждению суждено было настать уже не здесь, а где-то далеко, куда проникнуть мог мудрец лишь мыслью чистой, как слеза праведника.
Воитель представал, словно сам был богом лунного света и тихой зимней ночи, ожидающим приглашения пробудится от пленившего его могучей магией бога грез. Чаша, полная жидкости серебристого цвета, была поднесена к его холодным, белоснежным губам прекрасною девою.
Влага коснулась его губ, и воитель открыл глаза, воспылавшие огнем жизни. Он величаво поднял голову и взглянул на прекрасную деву. Лишь тонка, полупрозрачная серебристая мантия облекала ее дивный стан. Дева была столь восхитительна, что воителю почудилось, будто сон его продолжается, и он видит лишь свою далекую мечту.
- Не холодно ли тебе, моя дева? - голос воителя прозвучал, словно ветер, скользящий и рассекающий небрежно и дерзко морскую гладь, заставляя ее слегка волноваться.
Но в действительности воитель был обеспокоен - его прелестная дева ступала по снегу, не позаботившись охранить свои изящные стопы от хлада этого сурового края. И руки, о пресветлый царь, были также не защищены...
Воитель еще не окончательно пробудился ото сна, а потому мог лишь с болью созерцать, как холод беспощадно обжигает его возлюбленную деву. Он силился преодолеть свою слабость и превозмочь ее многим быстрее, чем то было ему дозволено. Но силы не спешили возвращаться к воителю, и он негодовал, коря себя за то, что дева страдает от его бессилия.
- Покуда мой рыцарь рядом, мне не страшны ни мороз, ни вьюга. Ни палящему солнцу, ни пыльным дорогам не в силах ранить меня. Злым языкам не обжечь меня, покуда любовь твоя греет меня, мой возлюбленный Кухулин, - молвила дева, одарив воителя заботливой и нежной улыбкой, коснувшись его лица своей дланью.
- Фанд..., - лишь только смог прошептать воитель имя своей девы. Он закрыл глаза и несколько слезинок скатились по его щекам тут же застыв.
Дева Фанд опустилась рядом с ним и обняла обладателя сокровища га-болга Кухулина. Магия оков постепенно отступала. Дева наполняла живительной силой остывшее тело своего возлюбленного, и сердце ее радостно трепетало от того, что душа Кухулина не охладела, а пробуждалась от тепла ее объятий. Даже здесь, в этом волшебном, но одиноком крае, он не забывал ее в своих предолгих снах, ожидая того часа, когда весна придет и сюда, и он вновь ощутит все величие возрождающейся жизни и любви уже не в грезах и не мечтах, а наяву.
Вдалеке послышался морской прибой, а холмы вдруг внезапно ожили и покрылись яркими цветами. Запели птицы и запорхали бабочки под теплыми лучами солнца. Осмотревшись, воитель понял, что он не спит, и слезы, застывшие на его лице, вновь покатились по щекам и упали на зеленый луг.
Дева поднялась, увлекая за собой своего рыцаря.
Весь день Кухулин и Фанд провели вместе. Ближе к вечеру они вновь вернулись на место их первой встречи. Багряное солнце клонилось к закату, озаряя лица счастливых влюбленных. Фанд не жалела улыбок для Кухулина, а его глаза лучились светом радости.
Очутившись на высоком холме, дева посмотрела туда, где забрезжила первая звезда на небосклоне, знаменуя своим появлением близость ночи.
- Взгляни туда, - молвила Фанд и указала Кухулину на звезду.
- Время пришло, - опечалено ответил деве воитель.
- Почему же ты столь опечален, мой милый Кухулин? - удивилась Фанд.
- Вновь близок час суровый. Сорвав с небес звезду, как те цветы, что рвала ты, плетя затем венок из них, останусь я один. Ты вскоре удалишься. Лишь день нам подарили боги. И от того, как не скорбеть? - вопросил Кухулин к Фанд с болью в голосе и взгляде.
- Пришла пора угаснуть короля звезде, а нам за долг наш платят часом счастья. Ужели недоволен ты, мой милый Кухулин, столь щедрым даром? Ужели позабыл? Нам счастьем платят за несчастье. И платим тем же мы в ответ. Угаснет жизнь и мы тому виной. За это боги славят и карают. Так насладись же милостью и раздели со мною радость встречи. Но время на исходе. Не должно забывать о нашем долге! - напомнила Фанд Кухулину.
- Ты... права, - вздохнув, ответил мрачно Кухулин.
Дева вновь указала воителю на яркую звезду, зажегшуюся на небосклоне напротив пылающего кроваво-красными огнями лика солнца. В последний раз безумно-смелая звезда осмелилась бросить вызов своему богу. Воитель вытянул вверх правую руку, сжимающую копье, выросшее в сотни раз, и его лезвие пало на звезду. Удар га-болга был силен и точен. Как и всегда звезда дрогнула и пала. Затаив дыхание, наблюдала Фанд за полетом звезды, знаменующим кончину той. Дева знала, что в этот раз богиня счастья и любви исполнит желание ее девичьего сердца
Свершилась воля небес! И Кухулин опустил голову, предчувствуя приближение долгого сна в одиночестве, окруженном снегами и холодом. Неодолимая тяжесть постепенно полоняла его, но он жажда узреть лик своей прекрасной девы в последний раз, прежде чем веки его сомкнутся. Желание было исполнено.
- Кухулин, ты видишь, как высок этот холм? Ты стал ближе к заветным небесам. Близится столь долгожданный час, когда уж более мы не расстанемся вовек. Все короли-герои и
принцы, достойные почтения богов, воссядут рядом с ними. Тогда и обвенчают нас и нарекут женой и мужем. Не забывай же о моей любви и в своих снах, и помни - ты не одинок, - с этими словами Фанд коснулась губами губ Кухулина.
Воитель видел, как растворяется в ночном, усыпанном звездами небе, его дева. Беззвучно шептали его губы ей о том, что во снах он видит тот чудесный миг, когда великодушные боги и святые соединят их судьбы навеки. И короли простят его за удар га-болгом.
Воитель закрыл глаза. Вскоре зима заботливо окутала его своей сверкающей вуалью. Два любящих и верных сердца вновь отдалились друг от друга на целую жизнь легендарного короля - последнего, чьего пришествия так ожидали милостивые боги.
В их божественном мире все уже предвосхищали пышное празднество в честь дня свадьбы Кухулина и Фанд.