--
Добрый день, проходите! - встретил нас с мамой мой репетитор по математике. Он должен будет готовить меня для поступления в вуз. Николай Петрович и мама сели на диван и стали обсуждать условия оплаты, частоту моего посещения и мои математические способности вообще. А я уселась за стол и стала оглядывать комнату в которой находилась. Здесь был письменный стол, стол журнальный, заваленный CD, шкаф с беспорядочно расставленными (скорее сваленными как попало) книгами и диван на котором сейчас находились мама и Николай Петрович. Короче, 100% холостяцкая квартира. Желто-зеленые, прокуренные занавески, лет сто или двести назад бывшие белыми, словно тряпки жалко висели по углам гардин. Окно было широко открыто и я стала смотреть на чаек, которые уныло кричали, летая в небе. Квартира находилась на 16 этаже и чаек было видно очень хорошо. Вид из окна был печален: стройка нового дома, а дальше пустырь, покрытый жухлой осенней травой. Мне захотелось убежать их этой неуютной квартиры, от предстоящих скучных занятий по математике, от трудного поступления в вуз.
--
Ну что, малыш, начнем наш первый урок? - спросил Николай Петрович и улыбнулся мне во все 32 желтых.
--
Да, конечно, - вздохнула я.
Уже после, когда мы с мамой ехали в маршрутке домой я грю:
--
Мне этот дурак не понравился.
Мама возмутилась:
--
Я смотрю ты очень умная! Он отличный учитель, будет в приемной комиссии. И не выдумывай ничего. Будешь ездить к нему в среду и в пятницу.
--
Хорошо... - ответила я.
Среда и пятница вскоре стали самыми ужасными для меня днями. В репетиторе по математике меня раздражало все: бабский смех, маленький рост, телосложение голубого мальчика, отталкивающая манера поведения. Я часто себя успокаивала: ''Скоро все кончится. Ну и в конце концов, тебе же не замуж за него выходить!'' Николай Петрович вел себя вполне прилично. Я приходила, он всегда вызывался снять с меня пальто, и, с видом галантного джентльмена, вешал его на крючок. Пока однажды он не предложил:
--
Можно я помогу тебе ботиночки снять?
После этого я стала приходить к нему в самой плохой одежде, которая только у меня находилась. Но у Николая Петровича явно были ''не все дома''. Он мне грит:
--
Ты еще молоденькая, зачем прятать свои ножки? Одень хоть раз короткую юбочку, а то ни один парень не клюнет.
Я чуть со стула не упала, но сделала вид, что пропустила слова мимо ушей. Но докапывания репетитора не прекращались. Однажды он подошел ко мне, когда я писала какой-то математический пример, и спросил:
--
Какие у тебя вкусные духи! Можно понюхать?
И он ткнулся носом в мою шею. У меня от страха и отвращения мурашки по коже прошли. Я вскочила, схватила свои вещи и ушла. ''Больше не приду!'' думала я, но ошибалась. Математику ч не знала, а другого репетитора сейчас днем с огнем не найдешь. Короче, положила я в сумочку маленький складной ножик и поехала на занятие.
--
А я думал, ты бросила меня, бросила математику... - сказал он и надул губы.
''Точно педик!'' подумала я, но сама грю:
--
Здравствуйте.
Мы прошли в комнату и я села за письменный стол.
--
Вот, реши пока эти неравенства, а я пойду на кухню, мне нужно срочно позвонить. - сказал Николай Петрович и ушел. Неравенства никак не решались, я перевернула листок и стала рисовать цветочки. ''Быстрее бы пойти домой'', думала я, ''вон на улице уже темно, а я сижу в этой проклятой квартире с каким-то голубым мужиком! Интересно, кому он может звонить? А как он может звонит - единственный проводной телефон находится сзади меня на журнальном столике...'' И я оглянулась. Позади меня стоял Николай Петрович с толстой деревянной доской в руках. Я не успела закричать и получила этой доской по голове.
Болит голова... очень болит...В глазах фиолетовые круги... Я пытаюсь открыть глаза, но они ничего не видят... Хотя нет, что-то проясняется. Кто этот урод? Мой репетитор, Николай Петрович. Я лежу на его диване. Почему я лежу на его диване!? Мысли путались словно в липкой паутине. Вдруг все прояснилось и я разом все вспомнила. Меня словно облило холодной водой! Я лежала на его диване, голая и с завязанными руками. Сказать, что ч напугалась - не сказать ничего!
--
Сладкая моя... почему ты не решила примерчики? Ты не хочешь решать... И я не хочу... Я хочу тебя...
Липкий скотч мешал мне закричать. Я замычала.
--
Хочешь кричать? Зачем? Кто тебя услышит? Кому ты нужна? - сказал Николай Петрович и полез ко мне. Он отодвинул мне волосы и стал целовать в шею. Его влажные руки нагло ползли вверх по ногам. Все мысли разом остановились, а потом завертелись как сумасшедшие. Одна из них велела мне освободиться от скотча, а после... после... будь что будет. Я просунула сквозь зубы язык, вытолкнула его сквозь скотч и что есть силы укусила Николая Петровича за ухо. Он закричал, я почувствовала вкус крови во рту.
--
Сука! Тварь неблагодарная! - прохрипел он и встал на пол, широко расставив ноги. ''Сейчас убьет!'' мелькнуло в моей голове. И я со всей силой пнула его между ног. Он закатил глаза и упал на пол. Признаков жизни не проявлял...
Я вскочила и побежала на кухню. Руки были связаны спереди, истерически дрожали, но я нашла кухонный нож и взяла его в зубы. Перерезать веревки ножом в руках оказалось практически невозможно. Но я изрезала и веревки и руки. Вдруг нож выпал, ударил меня по ноге. Автоматически глаза наполнились слезами, от вида крови мне становилось плохо. Бессознательно я грызла веревки зубами. ''Все пропало... сейчас он очнется...'' душили меня мысли и, о чудо, мои руки свободны!
--
Убью, стерва! - прорычал знакомый голос. На пороге показался Николай Петрович. Его глаза бешено блестели. Он стал медленно перемещаться в мою сторону... Нас отделяли три шага... два... один...Я схватила с пола нож и с размаха всадила его в грудь своего мучителя. Его глаза вылезли из орбит и рот приоткрылся. Инстинктивно репетитор схватил меня за руки и на мгновение оцепенел. А я все еще держала нож внутри него, чувствуя, как по моим рукам начинает ползти горячая жидкость. Кровь... очень много крови... Я вынула нож и ударила им еще.
Тело Николая Петровича постепенно обмякло, он стать падать на пол, увлекая меня за собой. Я упала на него и продолжала бить ножом: удар за ударом. После я словно очнулась. Я была с ног до головы в крови, тело репетитора изуродовано до неузнаваемости. На ватных ногах прошла в ванную и стала отмываться: вода красными струйками стекала на пол. Выйдя начала искать одежду, но ее нигде не было. Тогда я открыла шкаф Николая Петровича и взяла его брюки и безразмерную майку. Мне все казалось, что он сейчас появится на пороге или на кухне загремит посудой: меня всю трясло. С трудом одев брюки обмотала их на талии каким-то ремнем. После прошла в прихожую: одела сапоги на босые ноги, шубу, взяла сумочку и тетради. ''Беги!'' кричало все внутри меня. ''Нельзя оставлять следы, ты убила человека!'' - болезненно соображал мой мозг.
--
Нельзя это так оставлять, - сказала я сама себе и сделалась вдруг абсолютно спокойной. Набрала газет, и, комкая, стала совать их под труп. Когда газеты кончились я содрала покрывала, занавески, собрала всю одежду с полок и все это накидала вокруг своего мертвого учителя математики. После из шкафчика в туалете взяла большую бутыль с ацетоном и облила Николая Петровича и вещи вокруг его отвратительного тела, включила газ и щелкнула зажигалкой...
- Гори-гори ясно, чтобы не погасло...
В квартире уже запахло паленым, когда я захлопнула дверь проклятой квартиры. Лифт вызывать не стала, с 16 этажа побежала пешком.
Я вышла из подъезда и громкий взрыв разбудил машинные сигнализации. ''Сгорел на работе...'' промелькнула в моей голове фраза из старой рекламы. Я истерически засмеялась.
Вскоре я ехала в маршрутке домой... За окном шел снег, мелькали огни. В маршрутке народу бело мало. Я сидела на заднем сиденье и плакала. Впереди меня сидел мальчик и мужчина. Мальчик взял его за рукав и сказал:
- Пап, смотри, тетя плачет...
Мальчик крутил головой, чтобы иногда посмотреть на меня, остальные делали вид, что не замечают.
Дома мама спросила:
- Почему так долго?
Я ответила:
- Тема была сложная, пришлось посидеть подольше. Я пойду спать.
Я легла под одеяло и сразу уснула. Мне снился снег...