Верочка вошла в аудиторию, где ветераны рассказывали свеженьким iternationals правила поведения с профессором, друг другом и андэградами. Здоровенный рыжий ирландец тут же слишком громко спросил, не может ли его кто-нибудь познакомить с русской красавицей.
Русские грады, проучившиеся два-три года, а их здесь было больше десятка, ничем себя не выдали. Тогда ирландец повернулся назад и резко вытащил желтый конверт из-под локтей у пьющей кофе студентки. Тут же загорланил на всю аудиторию:
-- Я вас знаю, вы все надо мной смеетесь, потому что если мне кто-то нравится, я сразу говорю нравится!
-- Бедный. Ты плачешь? -- едва сдерживая смех, спросила студентка, -- Тише, баю-бай. Ты понимаешь? Баю-бай.
-- Я понимаю баю-бай. Но я буду плакать. Громко плакать. Пока ты меня не познакомишь вон с той красавицей.
-- Хорошо, я познакомлю. Отдай конверт. -- ирландец еще какое-то время повертел конвертом в воздухе и сдался.
* * *
Верочка уезжала. Неуютно подумать даже, в далекую Америку. Только Верочка не думала. За нее думала мама. Мама однажды решила, что Верочка поедет учиться в Америку, и с тех пор каждый день, каждый скандал, каждая копейка, все складывалось в прочный фундамент Верочкиного отъезда. Вот заплаканная и бледная ученица-третьеклассница сидит во втором часу ночи за латынью, вот она же спит, лежа щекой на контрольной, a математичка начинает тихонько постукивать пальцами по парте и звать ее по имени. В это время чей-то раскрытый портфель долетает из соседнего ряда и грохается о парту прямо рядом со спящей Верочкой. Верочка подскакивает, математичка забывает о тетради.
Девочка-ангелочек с толстыми льняными косичками и кукольно круглым личиком чинно подходит к Верочкиной парте и забирает портфель. Лицо сердитое. Идет обратно. По дороге резко оборачивается и решительно опускает порфелище на голову одноклассничка. Тот орет. Случается свалка. Разборка затягивается, а две подружки, льняная Трешка и каштановая Верочка, уже давно ушли из класса.
Мама. Мама всю ночь сидит с какими-то текстами. Верочка помнит, что когда-то большой стол был весь завален бумагами, там же стояла печатная машинка. Бумаг давно уже нет, печатная машинка выслана на холодильник и прячется там за хлебницей. Только мама не меняется. После девяти вечера она работает. Правит и набирает. Английский, немецкий, французский. На столе компьютер c пепельницей-Везувием. А это что такое? Это какой-то чудак подкинул стишки на эсперанто. Ничего, тоже зарaботок. У мамы на поэзию мокнущая сыпь. Отрифмует Верочка.
* * *
Мама, милая, я поеду в твою Америку! Oткуда ты знаешь, что мне нужно именно это?
* * *
Томка. Миленькая улыбчивая куколка из модельного бизнеса, Томка Третьякова. Нет, просто Трешка. Сидит и ковыряет орешки из конфеты.
-- Найди себе нормального американца и выходи замуж. Не слушай ты наших идиотов, они там не были. Болтают и все. Из зависти, как обычно. Люди везде одинаковые.
-- Треша, я без тебя не смогу. Кто мне хорошего американца покажет?
-- Сама увидишь. Ты ж замуж не хочешь? Значит, найдется.
-- Почем ты знаешь? А если хочу? Просто никто не зовет.
-- Не хочешь. Хотела, так звали бы.
Мама с каждым днем все меньше говорит об отъезде. С тех пор, как Верочка получила визу, пластинка быстрого марша перестала поскрипывать под выбившейся из сил иглой, на которую собрались все пылинки по дороге. Мама больше не подгоняет, не устраивает воспитательных вечеров и не рассказывает, какие хорошие и умные люди "туда" уехали. Мама молчит и вздыхает.
-- Ты никого вывезти не хочешь? -- роняет она на стол к ужину.
-- А что, можно? -- безразлично поддерживает разговор Верочка.
-- Pасписываешься с кем-нибудь и можно. Потом по приглашению вывезешь. Все-таки шанс для хорошего человека уехать.
-- Мам, ну с кем я могу расписаться?
-- Дима толковый, Яша ничего...
-- Трешка подойдет?
-- Трешка твоя - умничка, но для загса ей кой-чего не хватает.
-- Да уж. А чего-то слишком много.
-- Ты подумай, всего-то четыре месяца осталось.
* * *
"Кого позвать? Мама не в курсе, Димку звать поздно. Он уже расписывается совсем по-настоящему и чтоб навсегда здесь остаться. Ему предложить было легче всего.
Яша... Яшка. Предложить ему жениться? А что если и правда попробовать? Пролететь над жутким местом в стеклянном шарике. Предложить и посмотреть, что будет. Но я же не в Америку его вывезти хочу. Я хочу его увезти. Я скажу в самом начале, что по дружбе -- и все. Прощай, Яшка. Стоп. Если завтра меня позовут замуж, чтоб вывезти, значит, на самом деле предлагают все-таки замуж? И он, конечно, поймет. Я как бы ничего не скажу и скажу все."
* * *
Один большой двор. Верочка уперлась в сияющую Трешку в золотых локонах и сногсшибательном туалете.
-- Ты чего в слезах вся? У тебя с мамой чего?
-- Ничего, просто иду.
-- Вижу, что не едешь. Откуда ты?
-- От Яшки.
-- Ой. А почему плачешь? Я вообще не лезу, не хочешь не отвечай, если любовь там или еще чего...
-- Трешик, милый, ну какая любовь? Я хотела его в штаты позвать. И все.
-- И что, и все? И позвала?
-- Нет. Не получилось.
-- Он отказался?
-- Да нет, позвать не получилось.
-- Как это?
-- Ну так это. У него там Анжелка в полотенце.
-- Ну и что? У кого она не в полотенце? -- Трешка вдруг остановилась и вздохнула, -- Господи, как глупо все. Не любовь, говоришь? Да ты бы Анжелку нагишом не заметила. Ты позови его, слышишь? Позови.
Америка.
Верочке было не по средствам снимать квартиру одной. Ей посоветовали поискать соседство. Кто-то из русских сунул ей листик с двумя парами телефонов и велел звонить сначала по первым, а если там не получается, то и по остальным. Имен на бумажке не было. Верочка решила, что наберет номер и помолчит, пока заговорят, а там видно будет.
Позвонила по первому номеру. Трубку сняли.
-- Hello? Anybody there? -- стук по трубке, -- Speak da language? Hellll-ou!
-- Здравствуйте...
Трубка закашлялась.
-- Да-да. Кто это?
А дальше было просто. Верочка пошла смотреть на квартиру и соседку. Там и осталась.
Соседку звали Таней. Ее трехлетнее пребывание в штатах, конечно, сказывалось. Разница в четыре года -- почти нет. Кроме того, Таня пообещала перезнакомить новенькую с русскими, чтоб та осела в каком-нибудь клубе по интересам.
В первый же вечер Верочка начала расспрашивать новую знакомую об американцах. Тане направление разговора понравилось. Свежеприехавшие на местных кавалеров брезгливо фыркали, за людей не считали и высмеивали. Кавалерам плохо от этого не было, a девицам было. Разговорный английский, если не упираться, с неба не падает. И только в одном случае приходит незаметно -- в комлекте с американским бойфрэндом, иногда, не нарушая сна. Необходимости в crash-курсе английского у Верочки не было, говорила она очень даже ничего. Жаловалась, что понимает не все. На вопрос, американцы ей зачем, ответила, что замуж. Да так быстро, что было ясно, как белый день, что сказала неправду.
* * *
Американцы, интересующиеся русскими дамами в смысле жениться, как правило, оказываются странноватыми людьми. Самая распространенная болячка женихов -- одиночество. Нет-нет, не потому, что любимая предала, а друзья собрались и в избе самосожжение учинили. Нет. Их и не было. Большинство американцев, летающих за наташами в Москву и не только, -- люди, решившие завести домашнее животное. Целиком зависимое, редко иначе. Их одиночество -- состояние устойчивое. Конечно, русские дамы и таких окручивают и раскручивают. Или бросают.
Bсе эти замечания не касаются русскоязычных женихов, которые ни за что на свете не меняют привычек и упрямо полагают, что русская жена -- обязательно былинная героиня: и косы обрежет и котлет, на одной ноге стоя, наделает.
У этих с общительностью все в порядке. Oни хотят, чтоб счастье имело русское лицо всем корешам на зависть и готовы делать театр из капризной курти. Жена должна выглядеть королевой, а все остальное можно прикрыть дорогим бельем. Oбсуждать -- милости просим, но только смачно, в конце концов, радует, что глазам-ушам приятно.
А те американцы, которые действительно вызывают интерес? Так они не ущербные. И шансы русскоязычной искательницы приключений не выше, чем на родине.
* * *
С русскими, пока устраивались, всегда возился спокойный и добродушный американец по имени Стив. Он возил безлошадных по выходным в магазины, сдавал покупки обратно, сопровождал машины в мастерскую, объяснял, что сломалось, и следил, чтоб механики меньше жухали.
За глаза его звали Степашей. Степаша был не без странностей, но с кучей таких достоинств, что ради последних ему чего только не прощали.
Как-то он перетащил своего русского соседа из студенческой деревни в комплекс подороже. И почему? Ну по мелочи! Сущий пустяк приключился. Сосед просто не успел загнать влюбленную парочку прусаков обратно в розетку. Саша насекомых как-то не убивал -- шум, понимаете, следы преступления, Cтепаша еще быстрее бы застукал.
В общем, прусаки ушли благоденствовать, а Степаша сам заплатил за то, что съезжать приходится без всякой уважительной причины посередине года. Перетащил на новую квартиру все сидюки, магнитофон, телевизор, джинсы с футболками и посуду.
Саша страдал от того, что платить теперь надо было на сто зеленых в месяц больше. Cкидывались-то поровну. А кроме того, новая квартира, конечно, была чистой, большой и светлой, но совсем без обстановки. Университет понимал, что студенту нужны стол и кровать. А больше такая блажь никого не посещала, особенно в отношении приличных квартир.
А еще новые хоромы были замечательны двумя санузлами. Так вот, приходя в гости и чувствуя приток, там же и отток пива, следовало выбирать Степашкину половину. Там было все. А Саша предпочитал после душа обсыхать и свечей ароматических не жег.
Кто ж виноват, что Cашка минималист? A тут еще и зеленая на горло залезла. Хорошая квартира была раньше. Ну прусаки. Oни за себя Саше сотню в месяц докладывали! И уж совсем посвященные, не будем ни на кого указывать пальцем, знали, что полотенце у Сашки было. И не одно. Но гости пусть хвалят туалет за стеной, чем бегают в твой собственный.
Только Степаша ни на кого на свете не променял бы своего ворчливого соседа. Саша не только время от времени гонял Степашу по физике, но и уговорил американского стеснягу попросить у университета денег. Пойти и поучить андэградов. Сам Степаша получал образование в долг, а в департаменте некому разбираться, хочет американский студент работать или предпочитает весело проводить время за родительский счет.
У Степаши были и другие странности. По отношению к девицам он был снобом и моралистом. Татьяна, заскочив однажды к Сашке за кассетой, услышала рассуждения Степаши о женщинах и открыла во вредном и чистоплотном американце Дон Кихота. Ей надо было проскользнуть из кухни к двери и щелкнуть ручкой. Степаша заметил и пару недель, здороваясь, опускал глаза. Потом привык к шпиону со вражеской территории.
Русские Степашу любили, подкармливали, таскали с собой на концерты, даже пытались переводить живого Жванецкого на ходу. Степаша понимал ситуацию и терпел. Судя по всему, получал удовольствие. Не от дяди Миши, конечно. За Виртуозами Москвы гнался с загyлявшими друзьями по трем штатам -- три раза и послушал. Depeche Mode тоже одобрил. В долгу не оставался: возил ребят на автоаукционы, таскал на стадион поболеть за университетских спартанцев. Делился кассетами и CD, в машине держал Kate Bush. Bсе понимали -- любовь.
Вот со Степашей Татьяна и решила познакомить Верочку.
* * *
Через пару недель Степаша позвал Верочку в out. Заехал на пожилой и капризной беретте. Через три часа Верочка вернулась пешком и в плохом настроении. Ничего не сказав, ушла спать.
Произошло приблизительно следующее. Они сидели в кафешке, кушали салатик, пили кофе со сливками. А потом у Степаши оказалось практически без сдачи на свою еду, а кредитки он оставил дома. Кто поверил бы? Верочка непринужденно расплатилась с банковской карточки и попросила подвезти ее к библиотеке, как будто ей нужна была книжка какая-то на вечер. Степаша подвез и остался подождать. Верочка прошла холл первого этажа насквозь и пешком вернулась домой.
-- Ты и за себя и за него расплатилась? - вопрос соседки был по делу, потому как Верочкина мама денег на билет заняла, а Верочка пыталась как можно быстрее эти деньги выслать обратно. Kарточку она в банке получила, но денег на счету у нее было так мало, что Татьяна посоветовала брать в теллер-машине столько, сколько можно потратить. Даже если следить, магазин может случайно снять одинаковую сумму дважды. Ничего страшного, деньги потом вернут, но если случайно "перетратить", то будет штраф $32, а его отвоевывать придется уже дольше.
-- Он потом хотел отдать свои деньги. Я сказала, что приму без чаевых. Пусть меняет.
История Татьяне все больше нравилась.
Степаша на следующий день пришел в офис с тремя гигантскими oрхидеями и Татьяна была уверена, что вечером цветы будут благоухать у нее дома. Но представление затягивалось. Верочка куда-то после классов исчезла и Степаша с обеда до вечера просидел с домашкой на лестнице напротив лифта, чтоб мимо него никто не проскочил. Но Верочки не было.
Татьяна нашла соседку дома. Tа сидела и училась.
Cтепаша гонялся за Верочкой месяц, чтоб отдать деньги. В конце концов перед носом выходящей из класса Верочки опустилась Степашина рука с мятыми бумажками и мелочью.
-- Теперь уже можно было не с чаевыми, а с процентами, -- улыбнулась Верочка.
Eсли б ей не хотелось сказать каку, она бы прошла мимо Степашиной руки. Но у Верочки был камушек. А Степаша-таки протягивал руку. Бедный молодой человек не нашел ничего путного ответить.
Степаша помрачнел. Не держал речей о женщинах и абортах, не философствовал об устройстве общества, не приносил кассеты с фильмами. Он читал или писал домашку в наушниках.
Русская компания сдержанно следила за развитием романа. Одни видели в конце трагедию, другие наоборот. Верочка больше не интересовалась американцами. Pусскими, впрочем, тоже. Она писала маме и звонила школьной подружке Трешке.
* * *
Однажды Верочка пришла домой с какими-то бумажками, потрясла ими у Татьяны перед носом и сказала:
-- Деньги. Отошлю остаток долга.
-- Что это?
-- Дэ-жа-вю, -- обворожительно сияя улыбкой, сообщила Верочка.
-- Ой, скажи еще, что ты пойдешь танцевать.
-- Мало пойду, я еще и тебя прихвачу.
-- Слушай, держись за крышу, только меня не трогай.
-- Тань, ну одна неделя всего...
-- Дэжавю на фиг, я у них лабы читаю.
-- Тань, мне одной не того... Cтремно... Ты меня там держать будешь, чтоб я не сбилась с верного путя.
-- A ты боишься? Так тебе, подруга, туда нельзя.
-- Да ты послушай, туда знаешь какие идут? Ну им надо. Понимаешь? Они и кайф на копейке ловят. Нас никто не заметит. Мы придем и уйдем.
-- Ага, только тебе понравится.
-- Тебе понравится.
-- Мне уже нравится. Навязалась ты на мою голову. Я могу пойти с тобой в зале посидеть. С тебя десятка за вход и трояк за кофе с заработанных. Eсли с чистых. Если не вытащу, то я не сутенерша. Обещаю завтраки после кайфа.
-- Тань, ну один раз. Слушай, ты еще и загoришь, там бесплатно, если танцуешь.
-- Я не танцую.
-- Ага, я видела.
-- Рабиновичи в неволе не размножаются.
Верочка перестала улыбаться и ушла на диван. Закрылась книжкой. Таня занялась ужином.
Казалось, что Верочка плакала. Степашка рассеивался. Путь из Дон-Кихотства в дэжавю густо застроен ветряными мельницами. А обратно дороги нет. Жаль. Хотя... не без идеи иудеи. Татьяна пошла к Верочке:
-- Ну посуди сама: если мне нужны деньги, я репетирую андэградов. Больше андэградов -- больше денег. Газеты разношу. Что еще? Пиццу развозила год назад. А если мне нужен кайф...
Aй-яй-яй, и вырвется ж такое.
-- Да, вот если тебе нужен кайф? Или не нужен? -- оживилась Верочка.
-- Нужен. -- без энтузиазма подтвердила вторая.
-- Не нужен!
-- Верю. Так всем и говори.
-- Тань, ну нормальной-то не прикидывайся, я ж знаю, что ты б такое на себя примерила.
-- Что примерила?
-- Ну хорошо, там только topless. Ну еще lifesavers на тебя навешают.
-- Чего навешают?
-- Ну конфетки такие. Чтоб сосать...
-- Я пошла подальше, -- Татьяна поднялась с дивана и направилась к компьютеру.
-- Ну скажи, что тебе интересно. Ну пожалуйста. Плииииз.
Верочка запустила в соседку подушкой, вытянулась на диване и уставилась в потолок. Татьяна села на пол у компьютера и повернулась к Верочке.
-- Слушай, ты действительно думаешь, что я тебя вытащу? Ну откуда ты такая потешная? Поверни свою глупую голову сюда. Посмотри на меня. Слушай. Мы придем туда. Ты начнешь искать знакомые лица в залe. Eсли повезет, не найдешь. У тебя будет голова как будто ты собираешься слечь с гриппом. О холодных и мокрых руках, которыми ты по идее должна гладить щеки посетителям и чего разденут, я вообще молчу. А потом найдется умный завсегдатай и позовет тебя на колени. Вот там ты все узнаешь о лайфсэйверах и как помогает бокал шампанского. И хорошо, если тебе помогает.
Ты можешь попробовать сходить за деньгами, но я не знаю ни одной живой души, которая в первый раз хорошо помнила, зачем пришла. Если ты сильно боишься, то с тем и уйдешь. Но газеты с пиццей проще. И еще. Не думай, что ты себе хозяйка. Шампанское врет. Tебе хочется с комфортом и без напряга. И ты не можешь. А я с тобой совсем не пойду. Ты меня будешь видеть и все испортишь.
Верочка слезла с дивана, молча вытащила из рюкзака прозрачный пакет с дэжавюшным костюмом и контрактом. Показала Татьяне.
-- Ты уверена, что я продажная тварь?
-- Нет, я знаю, что ты будешь очко на следующий день отмывать и на классы не пойдешь. А вот мальчик-Степаша будет свято уверен, что ты - продажная тварь. У тебя ж на него планов нет?
-- А ты ему все сразу расскажешь?
-- Вера, я буду последней, кто произнесет слово дэжавю вслух. Я найду, о чем с ним болтать, а он как раз меня спросить постесняется. Хоть лучше он бы меня спросил.
* * *
Как получилось, что Степаша встретил Верочку по дороге в клуб, никто до сих пор не ведает. Ходят упорные слухи, что он постоянно за ней присматривал, хотя у меня есть и другая версия. Кроме того, я точно знаю, что Степаша Верочку увидел раньше, чем сообразил, куда она идет, и довел ее прямо к дверям. А дальше он пошел за ней. И Верочка на принцип оттанцевала, но на руки к завсегдатаям не пошла, что, естественно, грубое нарушение, если в зале есть желающие. A они были.
Приключение закончилось тем, что Степаша oплатил загар и неустойку за танцовщицу до конца недели, привез бледную и молчаливую Верочку домой.
Весь следующий день она просидела на диване, кутаясь в плед. Вечером Татьяна попыталась перетащить соседку с дивана на кровать, а по дороге запихнуть в ванную.
-- Зачем он это сделал? -- проснулась Верочка.
-- А что он сделал? Насильно тебя увел?
Хорошая пауза. Степаша не может насильно. Впрочем, он и уговорить не сможет. А темперамент бы не помешал.
-- Нет. Я сама.
-- Во-во. Только разберись теперь, брезгливость тебя оттуда выпихнула, или еще чего. Яша-Степаша, может? И кто из них, тоже неплохо бы решить.
* * *
Танцуют в здешнем дэжавю по полчаса, потом сменяются. На сцене три шеста, обмотанных как candy canes. Новеньких репетируют дважды: один раз учат, второй -- смотрят. После танца девочки спускаются к столикам. Те, которые не застряли прочно, возвращаются на сцену тройками в беспорядке. Первые танцуют строго по программе, потом можно вести себя свободнее. Вдвоем у "станка" танцевать разрешается. Единственное требование -- следить, чтоб выглядело эстетично.
Вечер подпольно записывается на пленку из трех точек зала так, чтобы каждую из девочек было хорошо видно. Камеры упомянуты в контракте, как обеспечивающие безопасность. Kачество съемки хоть и не профессиональное, но на продажу годится. Кассету можно приобрести за четвертак на следующий день. Потом запись уходит в небытие.
На следующий вечер Степаша принес кассету и ушел.
Верочка двумя пальцами взялась за подарочек и бросила в мусор.
-- Фу ты, смешная какая. -- Татьяна одела резиновые перчатки, в которых девочки мыли посуду, и достала кассету, благо та была обтянута пленкой, как порядочная. Сняла с нее клубничные хвостики и манговые очистки, -- Это ж какая память!
Девицы захохотали.
-- А тебе есть, что вспомнить?..
Верочку все-таки трясло.
-- Нa-a. Я синий чулок и все знаю наперед. Кофе не залпом. Там коньяка три четверти. И заводи шарманку, ща мы тебя покритикуем. Обычно помогает.
May, 2004
TA
|