В этот день Фран впервые увидела Роксахора. Она ещё не знала, что смотрит в лицо войне, которая через пару недель обрушится страшным бедствием на восточные земли Империи и навсегда изменит картину мира. Лицо было смуглым, молодым и целеустремлённым.
Утром Фран задержалась у источника. Внутри монастырской ограды существовал колодец, но пользоваться им не приветствовалось. Принято было носить воду из каменистой низинки в часе пути. Ученики протоптали дорожку, едва заметную на жёсткой земле с редкими кустиками полыни. Считалось, что прогулки с вёдрами способствуют духовному совершенствованию. С этим Фран готова была согласиться. Даже сейчас, когда каждое утро неизменно наступала её очередь, она не роптала.
В чём-то Край Пустыни был похож на море - бесконечностью горизонта, безмолвием и непостижимостью воздушной бездны, распростёртой над головой, безмолвной, но не бесстрастной - она всегда это понимала. Но если ей по-прежнему хотелось стать прозрачной для взгляда этой бездны, то здесь, на краю света, она обнаружила в своей душе пустячок, который не стыдно было ей и предъявить: какой бы она не была недостойной, сейчас она заботится об Учителе - вот вёдра, вот коромысло - есть и от неё в мире польза.
Плеск и блеск родниковой воды не отпускали от себя сразу, дарили минуты чистого созерцания, блаженного безмыслия. Иногда минуты затягивались.
Когда Фран собралась в обратный путь, солнце уже встало достаточно высоко. Солнце окрашивало в нежный розовый цвет пыль, которую поднимали копыта их коней.
Фран сразу сообразила, откуда возвращаются всадники, и встревожилась от своей догадки. Было похоже, что в её отсутствие в монастыре побывали необычные гости.
Они приближались. Сверкающий, как утренняя звезда, повелитель призрачного народа пронёсся мимо застывшей на пути девушки, едва удостоив её взглядом. Четыре вороных коня несли его спутников, жеребец юного царя был золотистой масти. Он и сам жарко горел золотом - от львиной гривы волос до последнего из звеньев лёгкого и звонкого варварского доспеха. Только глаза были светлые и холодные.
Один из кочевников что-то крикнул ей на своём языке. Остальные захохотали. Щёлкнул кнут, коромысло полетело на землю, ноги окатила ледяная вода.
Всадники удалялись в сторону голубоватых гор, за которыми начиналась настоящая Пустыня Сагерах. Место, где нечего делать живому человеку. Фран проводила их взглядом. Хвост царского скакуна был выкрашен в ярко-красный цвет.
Воды в тот день она не принесла, потому что бежала налегке и как можно быстрее. Учитель встретил её измученной, но ласковой улыбкой.
- Ты их видела? Не дадут умереть отшельником. Полтора года не вспоминал наставника, а теперь явился.
- Кто?
- Роксахор, владыка пустыни. Семилетним его привёз сюда отец. Его и пару сверстников в придачу, чтоб не скучал. Тогда это был настоящий волчонок. А теперь...
- Лев.
- Ты тоже заметила? Колдун его отца так и сказал: родился великий воин. Великий царь. Сам дух войны будет разить врагов его рукой. Вождь здраво рассудил, что к особой судьбе ребёнка надо готовить особо.
- Но как?
- Самым неблагодарным образом. Обуздывать страсти, воспитывать ум. Это как учить волков не рвать сырое мясо. К траве я их, конечно, не привадил, но некоторого смягчения нравов, надеюсь, добился. Иначе они бы не стали тратить время на уговоры, а взяли то, что им нужно, сами.
- Зачем они приходили?
- Ну... Знаешь, удивительные это люди, колдуны Пустыни Сагерах. Как им удалось выведать то, в чём даже я себе боялся признаться? Роксахор явился требовать отдать ему Слёзы Зеркала.
- Что? - озадаченно переспросила Фран. Она всё ещё часто дышала после бега и перенесённой тревоги, но в последних словах ей почудилась новая опасность.
- То, что пришло сюда вместе с тобой. Я долго отказывался этому верить. Помнишь ли ты легенду о Горном Зеркале?
Перед тем, как оно оказалось разбито, на земле случилось последнее великое чудо. Ангел Господень превратил камень в воду и напоил человека. Спасённый от жажды набрал воды впрок и сберёг немного влаги для будущих поколений.
Сосудец, который дал тебе Берад, может оказаться не только величайшей реликвией, но и вместилищем большей. Мне страшно даже представить, какие энергии спят в этих нескольких каплях. Память о мире до падения, память об Образе Божьем, целостном и едином. Эта водица вспоила великих пророков, и даже нынешние боги должны склониться перед святостью этих капель.
Кто достоин такого подарка? Не Роксахор, нет. Он прекрасен, но он хищный зверь. Десять лет я читал с ним книги, учил молитве. Он умён и образован не хуже любого из принцев. И воспитан, да,- сегодня он пальцем меня не тронул, но за следующий раз я не поручусь. Он рождён, чтобы утопить в крови половину Империи. Но... его армия встанет на пути Амей Коата и будет нашей главной военной силой до прихода Спасителя.
- Эвои Траэтаад...
- Тот, кто достоин. Хотел бы я успеть его увидеть. Да поможет Господь нашим мальчикам.
Фран кивнула.
- Чего я не понимаю,- сказала она немного погодя,- откуда она взялась, эта армия. Пустыня мертва, окраины Империи немноголюдны. Ещё недавно кочевников считали бедными тёмными дикарями, живущими в бесплодных степях и песках. И какая перемена.
- Всё меняется, даже пустыня. Ей не стать цветущим садом, но не быть уже и верной смертью на пути в восточные страны, те, откуда морем купцы привозят пряности, шелка и драгоценные камни.
- И ому.
- И ому. И лучшее в мире оружие из синей и чёрной стали. Несколько семей мастеров-оружейников бежали в Пустыню от притеснений магаридского тирана Хава. Кочевники были гостеприимны, оружейники благодарны. А дальше всё произошло очень быстро.
- Учитель... но что Вы будете делать дальше?
- Ждать ответа на свои молитвы. Я прошу указать мне человека, на которого смогу переложить ответственность. И, знаешь, - мне было видение. Он идёт сюда. Охотник, воин - лучший из птенцов.
Фран вдруг увидела, что старого еретика совсем оставили силы. Страх и жалость заставили её опуститься на колени и поцеловать глиняный пол у ног старика.
- Я знаю, что Вы не можете мне верить. Но если я могу что-то сделать для Вас... Клянусь, я сделаю всё, о чём Вы попросите, Учитель.
Сухая морщинистая рука коснулась её волос.
- Иди заниматься, Фран. Зажги, наконец, свечу.
*************************
Фран больше не покидала монастырских стен.
Провозившись полдня, она сдвинула камень с колодца.
Обойдя все пустые спальни, залы, кладовки и чуланы, она собрала то немногое из оружия, что оставили уходящие маги. Клинки её по-прежнему пугали, а вот небольшой детский лук пришёлся по руке. И в намеченную цель она попала с первого раза, подивившись самой себе. Второй и третий раз довелось промахнуться, но было понятно, что дело не безнадёжно и стоит практиковаться.
Фран набралась наглости залезть в монастырскую библиотеку и проводила много времени, пролистывая книги и тетради. На некоторых страницах были пометки, сделанные одним и тем же почерком, только словно бы в разное время: буквы взрослели, становились чётче и стремительней, а потом вдруг снова выглядывала строка, выведенная непослушными мальчишескими пальцами, но с тем же решительным и твёрдым характером. Чаще это были книги об искусстве войны, естественных науках и благородных ремёслах, реже - по истории и философии. В поэтических и мистических текстах подобные пометки не попадались.
Фран казалось, что она заглянула в ум другого человека, человека с холодными светлыми глазами. Через пару дней она заметила, что подсматривает за ним не только, как за врагом.
Удивительное дело. Роксахор оказался одним из тех мужчин, что будили потаённый особенный отклик в глубинах её существа. Отклик, так похожий на влюблённость. Кто знает, может, им дано было бы стать для неё непревзойдёнными любовниками - мальчику с чёрной косой, последнему из ушедших на Запад Гончих, рыжему Хлаю, рыбаку. Но ей не нужна была их любовь.
Фран завораживала тайна, скрытая в складе ума, так несходного с собственным. В этом угадывался некий вызов, на который ей было чем ответить, но не сейчас, нет. Только этого не хватало. Прав был слепой мошенник, когда говорил, что рано ей изучать его искусство.
Слепой мошенник, бессмертный дух, Ангел отрад и страданий любви. Почему именно он взялся быть её проводником по дорогам судьбы? Безглазым и беспощадным проводником. Куда он ведёт её? Кто ждёт её в конце пути?
А ведь ответ на последний вопрос достаточно очевиден, если оставить самообман и прислушаться к мнению старших. Багряноглавый и багрянородный, тонкий юноша в клубящемся плаще, очерченный красной тушью умелой рукой рисовальщика из Оренхеладских скрипториев... Рдяный Царь, явившийся ей в видении над раскрытой книгой Пророчеств в домике священника на далёком берегу Южного Моря. И во сне, приснившемся там же, разве не её душа стремилась, как к высшему благу, предстать пред лицом его в гордой и славной столице?
А, в самом деле, её ли душа? Фран показалось тогда, что во сне их было двое. Она и её загадочный двойник, две одинаковые карты в руках слепого жулика,- простой ли случайностью будет, кому из них выпадет стать возлюбленным другом царственного духовидца, его чудовищем, его ключом к Воротам Мрака?
Не к этой ли любви готовится её душа, не она ли одна сможет зажечь её сердце? Или напротив, сердце её создано для войны и ненависти, а пленительный образ являет предназначенного ей врага, битва с которым окажется слаще любовной?
Обычно Фран избегала подобного рода искусительных размышлений, но на этот раз спохватилась слишком поздно - мысль уже попала в ловушку, и сознание медленно погружалось в бесконечное остановившееся мгновение транса.
...Она увидела его сразу: тонкие красные пряди прилипли к белому лбу. Страдальческий излом бровей выдавал душевное напряжение, которого требовал неведомый ритуал. Он что-то бросал в дымящуюся чашу треножника, и тьма за его спиной шевелилась и вспучивалась оскаленными звериными харями и алчно протянутыми когтистыми лапами. Он не замечал окружавших его бесчинств, в чём-то настойчиво убеждая рой золотистых искр, поднимавшихся вместе со струями дыма.
Фран не понимала языка, слова которого звучали в проникновенном быстром шёпоте, но чувствовала, что голос приобретает над ней власть, возрастающую с каждым мгновением. И вот прекрасное и страшное лицо совсем рядом, и в каждом его зрачке, удвоенное, пляшет жертвенное пламя, и эти зрачки, без сомнения, направлены точно на Фран. Она чувствует на себе этот зовущий взгляд через тьму и бесчисленные пространства. И понимает изумлённо, что почти готова ему повиноваться, отдаться на милость заклинающей её воле, воплотить предначертанную ей судьбу.
Сильнейшие страх и стыд, охватившие душу Фран, резко вернули её к реальности. Тело отреагировало приступом дурноты, ладони стали влажными и холодными.
Вот, значит, как с ней можно.
И это чувство с древности воспевается поэтами? Ощущение предельной собственной ничтожности перед беспощадным наваждением, ниспосланным богами?
Все её инстинкты протестовали. Однако умом Фран ясно понимала, что на сей день ей нечего противопоставить колдовскому двусмысленному обаянию, отбирающему у неё свободу.
И по чьей вине она так беспомощна? По своей собственной вине. До сих пор упрямство заставляло её уклоняться и прятаться от всех вызовов её странной судьбы. Но теперь она видела опасность в лицо и ясно представляла возможные последствия. Сверхъестественная неутолимая чувственная одержимость и предательство рода человеческого - вот путь, на который зовёт её красноволосый принц.
А что говорит упрямство? Фран знала, что будет сопротивляться любой ценой. Для этого следует изучить свои возможности. Может, с этим она ещё не опоздала. В конце концов, род человеческий отвратителен не поголовно - мало в чём она была так уверена и эта уверенность слегка успокаивала.
Фран заставила себя выползти из библиотеки и теперь сидела в пустом зале, медитируя над отличного качества жёлтой восковой свечой - весьма ценным имуществом по меркам рыбацкой деревни. Впервые за много лет она не боялась. Страх - очень плохое оружие, а ей приходилось быть разборчивой. Пропасть людских судеб зависит от того, найдёт ли она в себе силу и сможет ли с ней совладать.
Её душа вышла из укрытия и теперь как бы стояла посреди чистого поля, насквозь продуваемого потусторонними ветрами. Воздушные голоса шептали ей что-то наперебой, и каждый из них мог рассказать свою историю, но её интересовало только одно - способ воспламенить маленький язычок фитиля, угодив тем самым старому еретику и открыв себе путь к спасению. И вскоре она получила ответ. "Так просто?" - удивилась Фран, запоминая необходимое умственное упражнение. "А как ты хотела?" - запели воздушные голоса, - "Ты и магия - как ручей и вода"...
И тут, без предупреждения, без какого-либо намёка на предчувствие беды, на Фран обрушивается главный кошмар её жизни - видение Чёрной Волны. Только на этот раз окружающий пейзаж неузнаваемо преобразился.
Фран, в общем-то, понимает, что Чёрная Волна не обязательно связана с морем. Если какое-то явление грозит уничтожить весь мир, то и суши оно неминуемо коснётся.
И теперешнее видение высоко возносит Фран над пустынной равниной, раскинувшейся до самого горизонта. С крепостной стены открывается вид на необозримую даль, заполненную изготовившимся к битве войском. То здесь, то там алеют варварские знамёна - пучки крашеных лошадиных хвостов на высоких древках. Внимание Фран привлекает блеснувшая где-то золотая искра. Сверхъестественно обострившимся зрением ей удаётся разглядеть крошечную фигурку владыки пустыни, словно отлитую вместе с конём из одного куска жёлтого металла. С тяжёлым сердцем она смотрит на всадника, пока безотчётная ненависть не застилает ей взор радужной дымкой. И только потеряв Роксахора из виду, Фран замечает, что небо над горизонтом начинает наливаться нехорошим подозрительным сумраком, а ветер стремительно усиливается.
Где-то за её спиной звучали приглушённо переговаривающиеся голоса, вдалеке тревожно ржали лошади. Тяжёлая серая туча медленно приближалась, протянув к земле хоботы смерчей и изломанные лезвия молний. Словно исполинский вал наматывал на себя всё видимое пространство - конные и пешие игрушечные фигурки взлетали в воздух и пропадали в мутном брюхе кромешного мрака. За ними следовали повозки, орудия, камни, кусты,- всё растворялось в неумолимом клубящемся хаосе.
Фран подняла руку. Каждый палец был увенчан напёрстком холодного зелёного огня. Огни тянулись вверх, как призрачные когти какой-нибудь адской кошки. И тут Фран их увидела. С пронзительными воплями с неба посыпались полчища виг, шумно рассекая воздух кожистыми крыльями. Некоторые проносились совсем рядом, словно приветствуя защитников крепости, а потом устремлялись в сторону отвратительной бойни, дополнившей картину всеобщего космического бедствия.
И в этот момент Фран поняла одну вещь. Всё это время какая-то часть её сознания была сосредоточена на своеобразном умственном упражнении, отдалённо напоминавшем то, что требовалось для зажжения свечи, но неизмеримо более разрушительном. Фран стала руслом для потока высочайших магических энергий, требовалось лишь узнать, откуда и куда течёт эта река. То, что ей под силу снести все преграды, было достаточно очевидно. Или это в её воле? Но она не желала никому зла. Разве что Роксахор... совсем недавно он ей почти нравился. Что он успел ей сделать?
На плечо Фран легла рука. И тут до неё дошло, что не ненависть направляла страшную силу, рвущуюся в мир из первобытного мрака прямо сквозь её тело, сквозь её душу.
Фран обернулась, чтобы увидеть человека, чья близость превращала её из щепочки, плывущей по течению судьбы, во всемогущую стихию, для которой нет ничего невозможного.
Она опять смотрела в его глаза. В них словно ещё плясали отражения жертвенного огня. И ещё там светилось настолько полное понимание и признание её, Фран, природы, что ради этого на какое-то мгновение Фран была готова принять всё происходящее и всё ей уготованное. Быть Чёрной Волной, быть ключом, быть Змеем,- очарованная, она на всё была согласна.
Неизвестно, смогла бы она сама освободиться из этого плена, не вмешайся внешняя грубая сила, оглушившая Фран и разрушившая видение.
Было очень больно очнуться в зале для медитаций от оплеух, которыми осыпал её скалящий зубы варвар, пахнущий дымом и лошадьми. И в этом ей не повезло: проворонила вторжение в монастырь. Как там учитель? - дёрнулась было Фран, но мучительная дурнота остановила попытку действовать. Кочевник крепко встряхнул её, заглянул ей в лицо и потащил к выходу.
Яркое солнце выбелило пыль на утоптанной площадке двора. Ворота были сорваны, в пустом проёме голубело небо.
- Я обещал вернуться, учитель,- Роксахор скупо обозначил почтительный поклон. Зерцало на его груди отбило луч света, ударивший Фран по глазам. Один из воинов принёс наставнику деревянное резное кресло. Незваные гости остались на ногах. Фран тоже не предложили сесть. Она не падала только потому, что доставивший её варвар не выпускал её из охапки. Но это казалось пустяками по сравнению с тем, каково приходилось учителю. Слишком мало жизни оставалось в его теле, его плоть словно стаивала с костей и только сила могучего духа позволяла ему держаться с прежним невозмутимым достоинством.. У себя на родине Фран за сутки, а то и раньше понимала, которому из домов ждать покойника, и сейчас ей леденило сердце очень похожее предчувствие.
- Я не хотел быть невежливым,- продолжал царь Пустыни, - и всё искал способ убедить тебя отдать нужную мне вещь. Долг есть долг, но перед мальчиком,- Роксахор кивнул в сторону Фран, - у меня нет обязательств.
Смуглые руки, державшие Фран, обшарили её тело.
- Это девка,- уверенно заявил варвар.
- Да ну? - Роксахор скользнул по ней взглядом,- а я слышал, как кто-то хотел умереть отшельником. Ты удивляешь меня, учитель.
- Придёт время, девочка удивит тебя сильнее.
- Пусть сначала до вечера доживёт. А это, кстати, зависит от меры твоего сострадания.
- Что ты собираешься делать?
- Что может сделать десяток мужчин с малолетней оборванкой, чтобы разжалобить упрямого старика? Надо подумать. Помнится, у тебя доброе сердце. Значит, управимся до заката.
- Зачем тебе эта вещь? - голос старика звучал тихо, но ровно.
- Посрамить ваших тухлых богов. Тёмный Одо говорит, её хозяин никому не по зубам - и бессмертным. Он обещал, что я дойду до Меды.
- Раньше я бы тебя благословил.
- Раньше для меня это много значило.
Несколько минут все молчали. Потом старик повернулся посмотреть на девочку. У той душа разрывалась от страха и унижения. Причём страха не за себя: её самые дурные опасения на свой счёт гарантировали ей неприкосновенность. В её сумрачном взоре наставник прочёл недвусмысленное: "Поступайте как нужно, учитель, не думайте обо мне".
Ясный взгляд ей ответил спокойно и просто: "Я всегда поступаю как нужно".
А потом она услышала его голос, такой же твёрдый, но ещё более тихий:
- Хорошо. Ты получишь то, что просишь.
Улыбка осветила лицо Роксахора.
- Спасибо. Знаешь, я вовремя ушёл от тебя. Ты лучший из наставников, но это - это лишнее. Ты пожалел девчонку, а мне было жаль нанести тебе обиду. Это глупо, но я рад, что обошлось угрозами.
Не говоря больше ни слова, старик достал из складок одежды изящную старинную вещицу, привязанную к кожаному шнурку, и протянул вперёд. Солнце лизнуло округлые бока стеклянного сосуда перед тем, как он скрылся в смуглой горсти подоспевшего варвара.
А потом очень быстро двор опустел.
И Фран стояла на коленях перед креслом старого еретика, слушала, как растворяется в шуме ветра затихающий вдали стук копыт и изумлённо понимала, что остаётся совсем одна в брошенном монастыре под белёсым полуденным небом, потому что учитель - прямо сейчас,- её покидает. Старик погладил её по волосам и Фран заплакала, вцепившись в подлокотник кресла и уронив на руки светлую голову. Как мало оправдались её надежды на Край Пустыни! Но, друг или враг, ей стал очень дорог этот человек, рядом с ним она вроде бы начала понимать о жизни что-то по-настоящему важное, о чём теперь никогда не узнает.
- Не надо, Фран, - она услышала в его голосе улыбку и подняла измученное покрасневшее лицо.
- Помнишь, ты обещала выполнить мою просьбу?
- Да. Я могу. Теперь я могу зажечь...
- Это хорошо. Значит, сможешь достойно похоронить. Трудно было?
Фран кивнула. Ей хотелось о многом рассказать и посоветоваться, но она уже видела, что не успеет. Как неразумно она растратила те медленные бессчётные минуты, что были в её распоряжении раньше!
- Ты всё ещё согласна что-то сделать для меня?
- Всё, учитель. Только скажите.
Сухая старческая рука извлекла из складок одежды маленький стеклянный сосуд на кожаном шнурке. Сквозь дымчатые стенки дрожал в сердцевине флакона живой влажный блеск. Фран уставилась на него, растерянная и поражённая.
- Твой бессмертный приятель одобрил бы этот фокус.
- А что увёз Роксахор?
- Пустяк, безделушку.
- Он выглядел так же.
- Я всё-таки маг. Но Тёмного Одо мы не обманем. Они вернутся. Поэтому тебе придётся уйти.
- Но что мне делать с этим?
- Ты должна отдать это Сету.
- Кто такой Сет? Как я его найду?
- Он сам... тебя... найдёт.
Фран надела шнурок на шею и древняя реликвия привычно скользнула ей за пазуху.
А потом девушка долго сидела, прильнув к ногам учителя, прислушиваясь к тому, как прекрасный чистый дух покидает уставшее тело. И лишь когда рука, лежавшая на её голове, стала тяжёлой, холодной и неживой, Фран высвободила белую прядь, случайно зажатую сведёнными мёртвыми пальцами и поднялась с земли.
Когда вернулись варвары со своим разгневанным вождём, постройки легендарной обители ереси уже догорали. Огонь всё ещё стоял стеной, но сквозь прорехи в пламенных пеленах было заметно, что осталось ему совсем недолго, поскольку всё возможное выжжено практически дотла. Казалось странным, что неказистые здания из глиняных кирпичей способны так дружно заняться, так неистово полыхать. Озадаченные, кочевники всё-таки быстро поняли самое главное и уважительно склонили голову перед погребальным костром старого мага-огнепоклонника.
Всадникам не удалось найти в округе каких-либо следов его странной ученицы. Пепел пожарища не сохранил ни костей, ни реликвий. Но главный колдун Пустыни Сагерах, прозванный Тёмным Одо, заявил Роксахору, что девкины кости гуляют одетые, а девица-то не простая, и надо бы приглядеться получше при новой встрече - может, при ней и ценность какая найдётся. Маленькое наследство от Отца Великой Ереси.