Невозможно без ужаса думать о том, что происходит вокруг.
Но, говоря по совести, самому Джеди было сейчас не то, чтобы плохо. Ему было почти хорошо.
Он работал. Сквозь мелкое стекление широкого окна виднелся подмерзающий сад. На подоконнике выстроились пузатые бутылки, пропускающие свет сквозь цветные бока и прозрачную едкую влагу. Столы заполняли стопки бумаги, пучки гусиных перьев, залежи тряпок и губок, ванночки, банки и плошки с вязким, жидким, чёрным, янтарным, благоуханным, зловонным и боги знают ещё каким содержимым,- и множество самого разного железа. Белую рубашку Джеди исполосовала чёрная краска и запятнал липкий бурый лак. На рукаве виднелись дыры, прожжённые каплями кислоты. Совсем недавно Джеди закончил печатать и отправил сушить последние листы с портретом Амей Коата, а теперь экспериментировал с травлением металла. Он наносил рисунок на лезвие крошечного кинжала, который готовил в подарок новорождённому бастарду принца Хеды. Игла легко скользила по тёмной лаковой плёнке, тонкими серебристыми линиями вскрывая спрятанную под лаком сталь. Два леопарда распластались в долгом прыжке друг против друга, став одним симметричным узором. Как быстро! Не то, что резать медь.
Гравировать при помощи крепкой водицы придумали довольно давно, однако способ не пользовался популярностью. Возможно, из-за подозрений, что волшебная лёгкость получения изображения не обходится без присутствия магии и чертовщины. А может, техника просто ждала своего художника, с верным вкусом и твёрдой рукой. Приставленный к оружейному делу, Джеди сразу увидел, что этим манером очень ловко покрывать чернёными узорами любые поверхности, а если травление делать глубоким, то и инкрустировать - хоть бы и золотой проволокой. Да и на бумаге печатать с гравированных кислотой металлических досок тоже будет весьма интересно - что рисунки, что книжные листы.
Джеди погрузил клиночек с леопардами в лоток с кислотой. На тонких серебристых линиях постепенно собрались крохотные бусины воздушных пузырьков. Джеди терпеливо смахивал их краешком пера, щурясь от резкого запаха. За этим занятием его и застиг неожиданный визит принцессы Сель, тихо прошедшей в двери и теперь растерянно озиравшейся по сторонам светлыми, детскими, и, кажется, заплаканными глазами.
- Вот где ты пропадаешь. Милый Джеди, мне стало тебя не хватать.
Он жестом попросил её подождать, потом вручил кувшин с водой, полить готовую вещицу. Хорошенько промыв клинок, Джеди бережно промокнул его ветошью.
- Простите, моя госпожа, мне не терпится снять с него лак. Интересно, что получилось.
Пахучий скипидар легко смыл лаковую плёнку, обнажив светлую сталь с безупречно чётким рисунком углублённых штрихов и линий. Поворачивая лезвие под разными углами к свету, Джеди радовался тому, как играют на стали солнечные лучи. Он был доволен. Оставалось только решить, что сделать с рукоятью.
Сель провела пальчиком по кинжалу.
- Красиво... Ты очень занят сейчас. А мне одиноко. И нужно поговорить.
Джеди взглянул на принцессу и в который раз отметил про себя загадочное свойство её внешнего облика. Утончённой, хрупкой, безусловно привлекательной Сель не хватало какой-то малости, чтобы считаться настоящей красавицей. И совершенно не удавалось понять, в чём именно дело, уж точно не в какой-либо отталкивающей черте - таковые отсутствовали. Изменчивая, ускользающая внешность принцессы заставляла напряжённо ждать момента, когда благодаря какой- либо случайности - внезапному жесту или эффекту освещения - вдруг сойдётся одно к одному, сложится неповторимая гармония - и разобьёт тебе сердце. Но этого не происходило. Чего-то не хватало - всегда чуть-чуть, но это ожидание завораживало не хуже подлинной красоты.
- Разве вы не видитесь с Ченаном?
Сель покачала головой.
- Все считают - и ты, милый Джеди, не спорь,- что я делю ложе с собственным братом. Если бы это было правдой! Но моя тоска неутолима.
- Вам бы не стало легче.
- Кто знает. Ты ведь не знаешь, Джеди?
- Нет. Но могу постараться представить.
- Знаешь, что он сказал? "Кровосмешение - слишком пресная радость. Всё равно, что стянуть яблоко с собственной кухни. По-настоящему желать можно лишь далёкого и невозможного". Тебе ведь почти посчастливилось стать тем далёким и невозможным?
- Это была ошибка,- спокойно ответил Джеди, - что вас тревожит, моя госпожа?
- Тебе не понять, милый мастер. Никому не понять. Но ты хотя бы попытаешься - ты добрый.
- Я очень изменился, принцесса. Но говорите.
Такой Джеди видел Сель впервые. У неё словно бы закончились душевные силы поддерживать обычную видимую кротость. Во взгляде плескалось отчаяние, прерывистое дыхание и беспокойные движения рук выдавали биение нервной дрожи.
- У меня, пожалуй, не будет детей. Он не хочет меня, а мне не надобны другие.
- Он ваш брат.
- По отцу, а такое родство не всегда несомненно. Но речь не об этом. Ты, наверное, слышал - одна из моих дам родила ребёнка, и брат Хеда признал его своим сыном.
Джеди кивнул.
- Из меня вышла бы славная тётушка. На младенца можно смотреть бесконечно. Трогать пальчики и пух на голове, вышивать ему рубашечки. Но Ченан... знаешь, какие слова он сказал мне, когда узнал, что я брала дитя на руки?
Лицо девушки исказилось, из глаз побежали слёзы. Джеди неуверенно потянулся навстречу, и через минуту Сель уже плакала, вздрагивая всем телом, уткнувшись ему в плечо.
Джеди гладил её по волосам, по спине до тех пор, пока рыдания не стихли и приглушённый, безутешный голос не произнёс:
- Он сказал, что мне не нужно к нему привыкать.
Зловещий смысл короткой простой фразы был очевиден. Бастард наследника престола не мог оказаться помехой Четвёртому Принцу, но неисповедимы пути того, кто назвал себя Рдяным Царём. Джеди ответил жёстче, чем хотелось ему самому:
- Разве вы не видите до сих пор, что он такое?
Сель замерла на его груди. Прижалась лицом, неуверенно скользнула ладонями.
- Наверное, я не хочу видеть. Мне легче, я не была с ним в городе демонов.
Джеди слегка отстранился, взяв её за руки.
- Скоро городом демонов станет Меда. Пойдёмте, я кое-что покажу.
Произошла небольшая заминка. Пальцы принцессы зацепились за шнурок амулета в вырезе его рубахи, и неожиданно шнурок поддался и разорвался, уронив сомнительное украшение в ёмкость для травления. Сель было сделала движение достать ушедшую на дно вещицу, но Джеди вовремя его перехватил.
- Не троньте. Будет ожог. Я выну потом, это пустяки. Пойдёмте!
И он повёл её длинными тёмными коридорами в отдалённый зал, окна которого были зашторены, а стены отделаны зеркалами. Но зеркала Сель увидела не сразу. Сначала ей показалось, что помещение огромно и заполнено целой толпой застывших в неподвижности нечеловеческих фигур.
Джеди сдвинул пыльный бархат на одном окне. Белый холодный свет обрисовал звериные головы, слепые глаза. Сель всматривалась в них жадно и испуганно, обходя ряды изваяний.
- Это виги? Ты сделал их? Зачем?
- Я вылепил пару моделей, а мастера их размножили в гипсовых слепках. Это для доспешников - трудно не глядя подогнать латы на такие фигуры. Скоро война и работы у нас по горло.
-Скоро?
- Дело за малым. Как только Ченан отыщет змеёныша, он сможет перетащить в этот мир кого угодно. До сих пор лишь немногим из демонов удавалось пересечь границу, и не в полной силе. Но их сюда тянет, очень. Гвардия будет верно служить своему Освободителю.
- Зачем ему нужен Змей?
- Чтобы сделать Существующим Несуществующее, совершенно необходима одна вещь. Сила, страшнее которой нет во вселенной. Сила, выделяющая Слепого Обманщика между всеми богами, превращающая в ничтожества слабых и нерешительных - вроде нас с Вами, принцесса, - словно солнце, испепеляющая и животворящая.
- Любовь.
- Чтоб ей провалиться.
Сель кивнула. Она как-то внезапно вся замкнулась и погасла. Джеди нечем было её утешить.
Он проводил принцессу к выходу и вернулся в мастерскую.
Джеди чуть не забыл об амулете. Он не относился серьёзно к таким вещам и носил на шнурке невзрачный камушек с вырезанным изображением глаза скорее в память о приключении, едва не стоившем ему жизни.
С камушком, канувшим в едкую влагу, происходило что-то странное. Его поверхность выглядела рыхлой и пористой, из некоторых углублений тянулись вверх цепочки мелких пузырьков. Затаив дыхание, Джеди наблюдал за таинственным процессом преображения привычной вещицы. Кислота не должна разъедать камень - однако памятной безделушке грозило оказаться серьёзно попорченной, а то и вовсе разрушенной. Немного подождав, Джеди осторожно выудил из жидкости то, что осталось от амулета. Смыл водой разложившуюся скользкую оболочку, из которой выглянуло гладкое, блестящее, дымчато-прозрачное тело спрятанной реликвии.
Джеди задумчиво рассматривал неожиданную находку. Так вот чем его одарил колдун из диких варварских земель. Вырезанное из камня изображение глаза - только камень похож на священный древний обсидиан, вроде того, что носит в кольце Ченан после давней злосчастной охоты. Что же значит этот подарок? Вольно или невольно загадочный предмет определён во владение незадачливому художнику, бестолковому детскому другу Четвёртого Принца?
Возможно, Джеди слишком пристально всматривался в глубины обсидиановой дымки. Возможно также, что, забыв об осторожности, он слишком долго дышал едкими парами кислоты. Ощутив наплыв дурноты и головокружение, Джеди опустился за стол. Голова склонилась вниз, чёрные кудри упали на лицо. Прямо перед глазами был амулет, а пространство вокруг него начинало дрожать и расплываться. Видение настойчиво завладевало его вниманием, уводя его сквозь дальние дали туда, где...
...сквозь разбитые окна начали пробиваться первые утренние лучи, медленно прорисовывая изломы складок многочисленных кусков ткани, скомканных, скрученных и размётанных по всему пространству заброшенной лавочки. На гребнях изломов мягко проступала пыльца чистых нежных оттенков - изумрудных, пунцовых, лимонных, заискрилась рябь золотого и серебряного шитья. В дальнем от окна углу складки драпировок сходились водоворотом в подобие воронки, на дне которой, словно паук в центре паутины, лежало человеческое тело. Пластом, ничком, с неловко вывернутой рукою.
Лица лежащего не было видно, но Джеди он сразу не понравился, ещё до того, как художник узнал слишком светлые волосы и подростковую хрупкость фигуры. И только потом пришла догадка - Ченан не зря боялся, что с Амей Коатом произошло какое-то несчастье. Но магия не помогла Принцу узнать о случившемся. Значит, варварский амулет обладает особенной силой, раз Джеди видит змеёныша и даже, кажется, ощущает запах нечистой плоти и засохшей крови.
Время тягостно тянулось, но видение не отпускало. Солнце поднялось выше и заиграло в крупной резьбе деревянной мебели и богатой зеркальной раме. Наконец, из логова Змея послышалось какое-то движение. Медленно и мучительно скрюченная фигура приподнялась, ощупывая лицо и шею, осторожно пробуя повернуть голову, судорожно, со стоном, вдыхая перед очередной болезненной попыткой. Один из хаотичных, на первый взгляд, бросков из стороны в сторону вынес изломанное тело к большому зеркалу, где страдальцу удалось слегка распрямиться, совладав с сотрясающим ознобом и уплывающим из-под ног полом.
Из зеркала глянул на Джеди Змей, - но, в отличие от Змея из предыдущего видения, цветущего, как бутон среди чужих мучений, этот Змей, похоже, изрядно хлебнул лиха. Вокруг рта осыпалась коричневая корка засохшей крови. Что-то странное было с шеей - она явно доставляла боль, распухла и побагровела. Тонкие девичьи пальцы скользили по коже, изучая телесный урон. Когда существо попыталось открыть рот, с трудом разлепив спёкшиеся от крови губы, Джеди почти удивился, не увидев так часто поминаемого в преданиях простонародья змеиного раздвоенного языка. Вместо этого он вспомнил приятеля из далёкого детства, свалившегося с лестницы и так страшно прикусившего язык, что больше месяца всей его едой были пропущенные через соломинку кисель и простокваша. Смахивало на то, что с Амей Коатом в придачу ко всему приключилось похожее несчастье. И это было так нелепо, что Джеди впервые испытал к змеёнышу какое-то подобие человеческого чувства.
Дальше видение стало обрывочным. Вот змеёныш пытается оттереть с лица засохшую корку. Он выглядит ощутимо бодрее, но красоты ему это не добавляет. Вот его вниманием завладел донёсшийся с улицы шум. Насторожились глаза, движения стали точней и быстрее. С треском отрывается кусок шёлковой материи,- Джеди поражается силе, вдруг появившейся в нежных руках и невольно жалеет дорогую красивую ткань. Змеёныш обматывает шёлк вокруг головы, пряча лицо, как делают в непогоду жители пустыни,- и направляется к выходу.
Последнее, что успевает увидеть художник - пламя пожара, уничтожающего оставленную хозяевами на произвол судьбы лавку вместе со всем недешёвым добром.