Глава 1

Я ИСПЫТАЛ муки ада, прошептал фантом. Теперь твой черёд, Барнаби Гримс.

От едкого смрада угольного дыма и сжигаемых химикалий слезились глаза и перехватывал горло. На полу у ног расплескалась густая вязкая жидкость, и медная газовая лампа, торчащий из стены, пылала.

Отрез алого шёлка, обернутый вокруг стеклянной колбы, приглушал свет лампы, окрашивая комнату адской кровавой краской. Отсвет падал на низкий шелушащийся потолок, на доски прибитые поперек единственного окна, и на ряды портретов, пришпиленных к стене и свисающих с бельевой верёвки у меня над головой.

Изображения мужчин и женщин. Молодых и старых. Писарь с длинным пером и запачканными в чернилах пальцами. Мясник в забрызганном фартуке с мёртвым кроликом в руке. Доярка, речной бандит, трубочист молодой парень ... Все они смотрели на меня сверху в малиновом свете, словно потерянные души проклятых.

Слева, разбитая скамья бежала по всей длине комнаты, с раковиной посередине и тремя большими цинковыми лотками рядом с ней. Полки, гнущиеся под весом стеклянных бутылок с тёмным жидким содержимым и сверкающими порошками,разлиновывали стену над верстаком. Справа два поеденных жуками шкафа и шаткий столик, его деформированная столешница была завалена оборудованием. Скальпели, ножницы, гильотины для бумаг; бутылочки чернил и гусиные перья; увеличительное стекло, треснутая глиняная труба, и высящаяся стопка бумаг, что клонилась к похожей на коробку штуковине с латунными петлями и стеклянным верхом ...

Прямо передо мной огромный чан стоял на треноге, его едкое содержимое бурлило на раскалённой печи. Густые облака малинового пара стекали по сторонам котла на пол, корчась и извиваясь ко мне.

Ядовитый красный пар струившийся по полуначал обматываться вокруг моих лодыжек, икр, коленей. Он обжигал мне ноздри и разъедал глаза. Голова моя кружилась; лёгкие горели в огне. Жар покалывал кожу, и вредные пары заставляли меня задыхаться, пока я отчаянно боролся, стараясь освободиться от верёвок, стягивающих мои руки и ноги.

Как раз тогда, я почувствовал руку, стиснувшую мне горло, вздёргивая меня со стула и толкая вперёдна колени. Вторая рука обхватиламойзатылок и придвинула меня лицом к кипящему содержимому чана.

О, жжёт, Барнаби Гримс, прошипел зловещий голос, прежде чем подняться к пронзительному крещендо. Как жжёт ...

Глава 2

Кларисса Олифант была его гувернанткой по молодости лет и, когда она пришла к нему за помощью, Раффи переадресовал работу мне. Конечно, если бы я знал тогда то,что знаю сейчас, я бы вежливо отказался. Но вместо того, та первая встреча с Клариссой Олифант привела к началу одного из самых странных итемнейшихэпизодов в моей жизни; тому, что как новомодные фотогравюрные портреты, мода на которые начала распространяться по городу, был неизгладимо выгравирован в моей памяти.

Всё началось одним прохладным осенним утром, слишком редкимв городе, когда опавшие листья шуршали под ногами, жёлтые и подёрнутые инеем, и небо было голубым, как крылья бабочки Морфо (* вид тропических бабочек) - пятница, как сейчас помню. Я пробирался через город, прыгая по двускатным крышам к окраинам Хайтауна.

Я тик-так парень по роду занятий, доставляю всё что угодно повсюду в этом громадном городе и так быстро, как только могу, потому, что тик-так,время деньги. Для вашего верного слуги это означает взобраться по ближайшему водостоку и гнать через весь город по крышам или, как это называем мы, тик-так парни, хайстекинг.

Осторожно переползя через скользкий от изморози карниз, я спустился с крыши на углу Аспен Роу. По словам Раффи, Кларисса Олифант,вместесо своим братом Лоуренсом, жили в доме номер 12, иожидали меня.

Дом был расположен посредине террасы элегантных таунхаусов, с их ажурными черными оградами и белыми эркерами. Я взобрался по мраморным ступеням, поднял трость и бойко отчеканил по гладкой чёрной двери.

Мгновением позже, её открыла хорошенькая горничная, прядь кудрявых, светлых волос сбегала из-под ее кружевного чепца, и глаза глубоко-василькового цвета смотрели прямо вмои.

Барнаби Гримс, представился я с улыбкой, заметив беспокойные веснушки рассыпавшиеся по мостику её изящного носика, к Мисс Олифант. Уверен, она ожидает меня ...

Проводи его в дом, Тилли, прогремел голос из глубины холла, горничная вернула мне улыбку застенчиво и поманила за собой.

Она указала мне на небольшую гостиную, где я столкнулся с высокой, импозантнойженщинойс маленькими, сверкающими глазками и волосами цвета стали, стянутыми в тугой узел. Сделанный на заказ тёмно-синий пиджак, который был на ней, с его тремя рядами перламутровых пуговиц, придавал ей некий воинственный вид, тогда как длинная плиссированная чёрная юбка делала её похожей на полураскрытый зонтик. На её ногах была пара удивительно элегантных танцевальных лодочек из чёрнойлакированной кожи.

Она сложила руки поперёк обширной груди, такой широкой и высокой, что можно было поставить на неё поднос с чаем, и вздёрнула подбородок. Садитесь, Мистер Гримс, сказала она. Раффи очень высоко отзывался о вас, хотя должна признать, я ожидала кого-то слегка постарше ...

Я присел на одно из двух потёртых кожаных кресел у тлеющего огня, пока Кларисса Олифант заняладругое. По обе стороны камина стояли две фарфоровые собаки, и большие, громко-тикающиечасыиз чёрного дерева, меди и стекла. Они показывали без пяти десять, как я заметил. Я прибыл рано. Подняв глаза я наткнулся взглядом на великолепный клинок, висящий на стене. Кларисса проследила за моим взглядом.

Настоящая далматинская сабля, произнесла она глубоким голосом столь же серьёзным, как и выражение её лица.Ее взгляд на какое-то время задержался на моей трости-шпаге, прикреплённой у меня на ремне, намеренно, подумал я. Лучшее фехтовальное оружие, которое можно купить за деньги, добавила она, и инструмент моей прежней профессии. До того как я вышла в отставку, Мистер Гримс, я была дуэльной гувернанткой.

Дуэльной гувернанткой, повторил я, впечатлённый.

Я слышал об этих легендарных амазонках, но на самом деле не встречал ни одной из них прежде. Сотню лет назад, онибыли писком моды, используемым для разрешения своих споров избалованными сыновьями знати, слишком юных, чтобы сражаться на дуэлях самим. Эти дуэльные гувернантки защищали честь своих подопечных, пока те были чересчур юны, и включали в свое обучение искусство фехтования, так что, ко времени когда маленькие любимцы достигали зрелости, они были способны сражаться - и побеждать - сами на своих дуэлях.

Конечно, наша профессия вымирает в эти дни, сказала Кларисса Олифант. Теперь для сыновей знати в моде латинский молитвенник и катание на лошадях, а игры с мечом остаются ... прочим.

Снова, ее взгляд задержался на моей трости.

Что вам на самом деле требуется,Мисс Олифант? подтолкнул я её вежливо к теме своего визита. Явно бывшая дуэльная гувернантка пригласила меня к себе не для того, чтобы поболтать о фехтовании.

Часы на камине пробили десять. Кларисса подождала пока куранты закончат бить, прежде чем ответить.

Каждый день примерно в это время, мой брат Лоуренс покидает дом, начала она, ее гремящий голос теперь превратился в конспирологический шёпот.

Как будто в ответ на её реплику, в этот момент,раздался глухой удар двери над нашими головами и следом за ним звук шагов. Они пересекли комнату в одном направлении, тяжёлые шаги заставляли половицы скрипеть, затем вернулись назад.

Мой брат, Мистер Гримс, стал скрытен, сказала она мне. Скрытен, как могли бы сказать некоторые, до паранойи. Не представляю, куда он ходит и что делает, когда добирается туда. Всё, что язнаю - она сделала драматическую паузу, её маленькие глазки впились в потолок - это, что что бы оно ни было, оно производит ужасный эффект на его здоровье, и на психическое и на физическое. О, он был таким замечательным человеком, Мистер Гримс, беззаботным и открытым, всегда готов довериться своей старшей сестре и выслушать её совет. Но потом что-то изменилось в нём... Хотя у меня нет ничего конкретного, у меня есть некоторые подозрения ...

Подозрения? повторил я.

Когда Лоуренс ушёл из университета, он начал работать над новым искусством, как он называл его, "живопись светом". Это было увлечение, которое поддерживали в нём некоторые из его наставников, рассказывала она. Он был заворожён идеей использования света для захвата изображения персоны или объекта, или сцены из жизни, и экспериментировалсо всякого рода материалами на которых мог отпечатать такие образцы - медь, бумага, стекло ...

Я слышал о таких картинках, и странных субъектах, которые в поисках славы и богатства пытались перенести их на бумагу, от своего доброго друга, Профессора Пинкертона-Барнса. Они проходили под разными именами, такими как дагерротип, талботип, амбротип, автохром и копир, хотя наиболее распространенным было название фотография,взятой из греческого свет и рисовать, и придумал его Сэр Эвелин Хенкель, чтобы описать изображения, которые произвёл.

Конечно, производство изображениянесамая тяжёлая часть процесса, сказала Кларисса Олифант. Фиксация полученного изображения, вот что является реальной проблемой. После катастрофического провала на Конигсбургской Выставке, где волшебные репродукции Хорста Силбершиллингаконя кайзера угасли перед собравшимися через десять минут после того, как были открыты, многие считали, что это вообще невозможно, и я надеялась, Лоуренс откажется от своих экспериментов.

Она опустила взгляд и сняла кусочек пуха со складок своей юбки, растерев его между пальцами и отправив щелчком вон. В комнате над нами, шаги внезапно прекратились. ЛобКлариссы нахмурился.

Он определенно прекратил разглагольствовать о своих "олифантипах", продолжала она. Но он оставил свою позицию на ниве закона и исчезает теперь в городе каждый день, возвращаясь поздно ночью, её глубокий голос запнулся. И затем ещё этот ужасный несчастный случай ...

Несчастный случай? снова эхом отозвался я.

Кларисса сморщилась. Его лицо сильно обгорело с одной стороны, её ногтипрошли по правой щеке и под челюсть. Не то, чтобы он сказал мне, что произошло. Отказался даже обсуждать это. Он попросил Тилли принести ему бинты и наложил повязку сам. Любопытная штука, добавила она задумчиво, несмотря на очевидную боль, которую он испытывал, он казалось был странно возбуждён, его глаза сверкали ярче чем когда-либо за последние месяцы. Она покачала головой.Это произошло три недели назад, Мистер Гримс, и откровенно говоря, с меня достаточно его секретности!

В это мгновение, дверь в комнату над нашими головами захлопнулась. В следующий момент, тяжёлые шаги затопали по ступеням. Кларисса Олифант мгновенно вскочила на ноги и промаршировала к двери.

Сидите тихо, Мистер Гримс, прошипела она мне. Я не хочу, чтобы он знал, что вы здесь.

Я занырнул поглубжев кресло. Кларисса открыла дверь и шагнула в коридор.

Это ты, Лоуренс, дорогой? позвала она, её голос прогремел по лестничному колодцу. Куда же ты?

Наружу, пришёл тихий краткий ответ.

Я выглянул из-за кресла мимо Клариссы, которая загораживала почти весь дверной проём, уперев руки в бёдра. Тощая фигура виднелась на лестнице за ней. На ней было мешковатоепальто тёмно-зелёного вельвета, узкие бриджи и тяжёлые коричневые ботинки. Под правой рукой была зажата резная чёрная трость. Её брат казалось спешил.

Он обогнул стойку перил внизу лестницы и пронёсся мимо сестры, хлопая полами пальто. Из того немногого, что мне было видно, он был красивым мужчиной, с такими же как у его сестры сильными чертами, хотя его тёмные глаза придавали ему загнанный види его щёки были впалыми и болезненно желтоватыми. Я уловил мельком сердитый красный шрам на его виске, видимый даженесмотряна широкополую Бромптоновскую шляпу натянутую низко на его голову.

В следующий момент входная дверь захлопнулась за ним.

Кларисса Олифант поспешила вернуться в гостиную, её лицо было зажато негодованием.

Он совершенно невыносим! воскликнула она, тянясь в карман и вытягивая из негохрустящий банкнот. Следуйте за ним, Мистер Гримс, приказала Кларисса. Я хочу знать, куда он идёт и что делает, и когда у вас будет информация, возвращайтесь сюда ко мне и вы получите ещё такую же за ваше беспокойство.

Она сунула мне деньги в руку.

Предоставьте это мне, Мисс Олифант, я вскочил со своего кресла и направился к окну. Уже бегу.

Глава 3

За моей спиной, створка окнаопустилась с урчанием и хлопком, и я повернулся, увидев как Кларисса Олифант смотрит на меня в ответ из-за оконного стекла, с мрачным выражением лица. Несмотря на высокоемнениеРаффи о своей бывшей гувернантке, я не испытывал к ней тёплых чувств. Она казалась мне властной и всё контролирующей особой, и на мгновение я почувствовал симпатию к попыткам её брата на личную жизнь.

Затем я вспомнил о банкноте в третьем кармане моего браконьерскогожилета и вообразил вторую, такую же, ожидающаю чтобы присоединиться к ней. Кларисса Олифант была просто озабоченной сестрой, сказал я себе с лукавой усмешкой, обеспокоенной благоденствием своего младшего брата ...

Развернувшись лицом к стене, я забросил ноги на примыкающую водосточную трубу и начал карабкаться на крышу проворно, как хорёк по штанине фермера. Я перелез через выступ и, расставив руки для равновесия, добрался до коньковой черепицы.На другой стороне, я посмотрел вниз, на улицу подо мной.

Лоуренс Олифант был уже в конце ряда домов, его тонкие волосы и тёмно-зелёное пальто хлопали на ветру, он обогнул угол домаивышел на главную улицу. Он шагал так быстро, что я не осмеливался выпустить его из виду ни на одно мгновение, и понимал, что мнепридётся использовать все свои навыки хайстекинга, чтобы придерживаться его темпа.

Я следовал за ним попятам, проворно Туппенни-Шагая вдоль террасы. Затем, как раз перед тем местом, где Аспен Роу соединяестся с Фенугрек Роад, я использовал строительные леса и выступающую подпорку, чтобы пересечь улицу.

Я держался в тени, когда это было возможно, прячась так, чтобы меня не было видно. Не то чтобы я думал, что Лоуренс Олифант заметилбы меня. Потерявшись в собственных мыслях, он шагал по тротуару, размахивая тростью, разрезая набегающие волны прочих тротуарных ползунов. Местные констебли, с другой стороны, совсем иное дело. Городская полиция с неодобрением поглядывала на хайстекеров, и последнее, что мне было нужно, быть задержанным краснолицым топтуном, угрожающим засадить меня в кутузку.

Я следовал за Олифантом, а онсвернул на правокстарому Мемориалу Морфлота, затем снова направо, где Кутпурс (* Cutpurse Walk - Вор-карманник) Аллея пересекала Бродкри (* (Broadacre - Крупнопосевная). Он двигался на восток, удаляясь от престижного Хайтауна к в целом менее здоровой Восточной Окраине с её районом Гастаун.

Ветер стих, ни дуновения. И по мере нашего приближения к городскому промышленному узлу, воздух становился всё гуще и свернувшийся с ядовитым дымом и паром фабрик, гдекипел в котлах клей и от газового завода, кузниц, литейных цехов и угольных печей.

Над моей головой, огромная кружащаяся стая скворцов, собиралась на зимнюю миграцию, мелькая в небе. Они затеняли солнце и наполняли воздух своими металлическими криками. На мгновение я присоединился к ним, летя по воздуху с покрытого копотью карниза к плоской крыше кирпичного склада в классическом ПиббодиПерекате.

Подпрыгнув на ноги, я глянул вниз, на улицу подо мной и увидел Лоуренса Олифанта, шагающего по людной улице. Затем, не отводя глаз, я в ужасе увидел его делающим самую необыкновенную вещь.

Опустив голову и сгорбив плечи, он выбросил руку, сжимающую трость и стукунл прохожего, пожилого джентльмена в неряшливом пальто, который сел на мостовую прямо на путиподводы торговца углем. Кучер натянул поводья. Телега вильнула, чтобы объехать джентльмена и столкнулась с повозкой, гружёной бочками яблок, отправив оба экипажа валяться на боку.

Дёргая упряжь, заваленные кони ржали от испуга, их глаза вращались и копыта бесцельно молотили воздух. Из мешков и бочек высыпалось их содержимое. Погонщиктелеги лежал на мостовой, из его головы сочилась кровь. Толпа роилась вокруг аварии, некоторые пытались помочь, другие набивали карманы и подвёрнутые подолы бесплатными яблоками и углем.

Лоуренс Олифант продолжал наносить увечьясобравшимся, его трость мелькала как дубинка констебля, расчищая путь перед ним. Он помедлил лишь однажды, оглянувшись назад, и я подумал намгновение, что он должно быть сожалеет о содеянном. Но он лишь наклонился и поднял с тротуара ярко-красное яблоко, которое протёр о лацкан своего вельветового пальто и вгрызся в него, продолжая свой путь.

Я следом, оставив сцену хаоса за спиной, чувствуя как живот скручивает от того, чему я только что был свидетелем. Я начинал подозревать, что страхи Клариссы Олифант запсихическое состояние её брата были обоснованы. Углубившись в Гастаун, здания стали все более изношенными и ветхими, тесные жилые комнатенки над тёмными потогонными и грязными работными домами. Я был озабочен тем, чтобы не оступиться на треснутой черепице крыш и крошащейся кирпичной кладки. В конце Блю Боа Лайн (* Blue Boar Lane - Аллея Голубого Кабана), Олифант резко свернул в узкий переулок, и остановилсяпередпотрепанной дверью с висячим замком приземистого здания посреди переулка. Он порылся в карманах своих бридж в поисках ключа.

Кровавый Переулок. Изо всех мест!

Конечно, мне была известна репутация Кровавого Переулка. Место пользовалось дурной славой. Переулок располагался в центре Гастауна, тёмное сердце мрачного района. Конечно, в городе были и другие потрепанные части, каждая со своими собственными проблемами, от шлифованной нищетыКрысиного Гнезда до полного жестокого насилия банд Причалов Гатлинга. Но Гастаун был иным. Это было зловещее, тягостное место, полное закрытых ставнями окон мастерских и грозных заколоченных зданий, за чьими фасадами по слухам прятались всякие дискредитирующие предприятия. И изо всех плотно упакованных улиц, репутация Кровавого Переулка была бесспорно худшей.

По-видимому, когда-тодавно, дубильни выстроились по переулку с обеих сторон, красные красители и ядовитые химикалии так называемого вонючего промысла стекали по желобам словно кровь. Из-заэтихотвратительных эманаций переулок и получил своё название. В наши дни, дубильни, наряду со своими дубильными чанами полными несвежей мочой и вонючими химикатами, исчезли. Здания превратились в два ряда серых мастерских, запертыхи закрытых ставнями от посторонних глаз.

Пресловутая Банда Гнилая Кишка по слухам гнала здесь самое вонючее бренди, способное свалить портового грузчика, тогда как другие говорили, Брильшики Кисок, самая большая банда, свежующая кошек, производила в переулке горностаевые шубы. Фальшивомонетчики, подделка документов, скиммеры и торговцы самогоном таились за каждой запертой дверью, каждаябыла крепостью против рейдов городских констеблей, которых здесь было немного и нечасто.

Лоуренс Олифант поспешно исчез внутри здания и захлопнул дверь за собой. Я услышал как задвижка встаёт на место. Рядом с дверью было видно небольшое окошко, но перебравшись на клиновиднуюкрышуздания напротив, я увидел, без особого удивления, что оно было заколочено. Я съехал вниз по ржавомуводостоку и легко приземлился на брусчатку. Передо мной, справа от запертой двери, сырая улочка увела меня на зады домов. Каждое из изолированных помещений имело огороженный высокой стеной внутренний двор от чужих глаз.

Осторожно, я полез на стену, цепляясь пальцами и кончиками ботинок за крошащийся цемент между кирпичами. Это было не быстро, но спустянесколько минут я был способен заглянуть через битое стекло, что усеивало верхушку восьми-футовой (* 2,5 метра) стены.

Я увидел неопрятный двор, усеянный щербатыми цинковыми резервуарами и гнутой позеленевшей медью. Справа от задней двери располагалось окно, застеклённое, а не забитое досками на этот раз. Стараясь не порезаться об осколки, я попытался рассмотреть всё получше, когда вдруг раздалсядушераздирающий рёв от которого кровь стыла в жилах,ив размытом натиске сверкающих слюней и оскаленных зубов, чудовищная гончая вздыбилась по ту сторону забора, суя свою жуткую морду к моему лицу.

Я отпрянул, почти выпустив стену, моё сердце запрыгало от испуга. Зверь пропал из виду, только чтобы в следующее мгновение появиться снова, прыгая ко мне.

Завороженный, я пялился на чудовище, мои ногидрожали. На задних лапах монстр достигал должно быть футов шести (* 2 метра) по крайней мере. Он был худой и мускулистый, и его жесткая путанная шерсть щетинилась, когда зверь прыгал с земли наверх, пытаясь достать меня, и снова падал вниз. Он неистово пялился на меня из-под густых торчащих словно проволока бровей, его глаза дико вращались в глазницах. Пена капала с желтых клыков, из полуоткрытых челюстей вырывался низкий, угрожающий рык. Я знал, что он жаждет разодрать меня на части.

Глупец. Беззаботный глупец. Большинство из этих заведений явно находились под охраной собак, и мне следовало знать, что Лоуренс Олифант захочет защитить свои секреты от любопытных глаз. Словно в подтверждение моих мыслей, дворы вдоль переулка разорвало от какофонии злобноголая и воя, когда звери на цепях там присоединились к общему хору.

Изнутри дома, донёсся звук хлопающей двери. Я отпустил стену и упал на брусчатку внизу, ударившись о землю - но не прежде чем увидел лицо за окном.

Оно едва ли было человеческим. Один бестелесный глаз, ухмыляющиеся зубы, клочья волос и участки кожи, всё врозь, какесли бы половина лица была срезана напрочь. Но хуже того, куда хуже, я догадался унося ноги по Кровавому Переулку и поворачивая за угол, было не то, что я видел это ужасное созданье, а то, что оно явно видело меня.

Глава 4

Я и прежде сталкивался с собаками. Это предполагается моейработой. Дворняги и помесь по большей части, голодные и озлобленные. Но пёс, с которым я столкнулся в Кровавом Переулке был явно не одинизтех. Я узнал в нём племенную Моравскую гончую на кабанов, блогородной породы обычно ассоциируемой скорее с усадьбами, чем с Гастаунскими притонами. Добродушные и преданные, как правило, как же жестоко надо было обращаться с этим зверем, чтобы превратить его в злобную тварь, с которой я столкнулся.

Сделал ли это Лоуренс Олифант? размышлял я. Или это создание принадлежало отвратительному привидению, что я заметил в окне? И если так, кем был тот нечестивый, уродливый монстр? Вопросы гудели в моей голове наперебой, когда я услышал отчаянные стенания ...

Я огляделся вокруг и заметил кошку на прилегающей пожарной лестнице. Животное вцепилось в чугунные перекладины, уши прижаты кзагривку и тело дрожит, терзая воздух кошачьим концертом, взывая о помощи. Я догадался, что кошка бежала от нежелательного внимания сторожевых псов, когда прыгнула на лестницу в поисках спасения, взбираясь всё выше - пока её самоуверенностьнесдала, то есть. Теперь она там застряла, не способная вернуться путем, которым пришла и не в силах сделать последний прыжок на крышу; маневр, который любой уважающий себя дикийкот проделал бы без малейших раздумий.

Но это не был уличный котенок, не крысолов, не холеный охотник на голубей или киска с задворок. Нет, дрожащий образец передо мной явно относился к ручным образцам. Персеполис блю, если не ошибаюсь; пухлый и балованный домашний питомец, и с родословной не менее впечатляющей, чем та Моравианская гончая.

Вой кошки достиг агонизирующего крещендо. Она смотрела на меняжалостно, будто моля меня о помощи. Я не в силах был отвернуться от неё.

Ладно, ты добилась своего, сказал я ему, направляясь обратно по крыше. Уже иду.

Легче было сказать, чем сделать, как я вскоре обнаружил. Несмотря на зияющий провал внизу, кошка казалось была напугана больше вашим верным слугой. Как только я ступил на первую перекладинупожарнойлестницы,глупое созданье взвыло и отпрянуло. Я сразу остановился и наклонился.

Шшш, прошептал я. Все нормально. Я не собираюсь ...

Кошка дрожала. Я сделал ещё шаг, изо всех сил пытаясь чтобы лестница не вибрировала подо мной. Это вызвало вопль ужаса и неловкое карабканье вдоль ржавой перекладины.

Все хорошо, повторил я, снова замирая. Просто стой на месте.Будь хорошим котиком.

Но кошак явно был не уверен в моих словах. Выпустив когти и вздыбив шерсть, зверь напрягся, когда я снова попытался приблизиться. Я остановился на ступеньке прямо над ней, изогнулся так, что моя спина оказалась прижата к лестнице и посмотрел вниз. Кошка пялилась в ответ, оскалившись и шипя. Я присел и зашептал утешающие слова, протянув к ней руку и готовясь зачерпнуть её со ступеньки.

Внезапно, с перепуганным визгом, тахлестнула по моимпротянутымпальцам. Я едва успел одернуть руку и выпрямился, порвав свой жилет о выступающий штырь. Я услышал, как что-то заклацало о металлические ступени, падая вниз и увидел пол-дюжины своих визиток улетающих прочь ...

Кошка выгнулась и прыгнула на соседний подоконник скрая лестницы. Я посмотрел на неё яростно, и почти уже решил оставить бестолковое существо там, где оно было. Но затем оно жалобно замяукало, глядя на меня своими расширенными от паники глазами.

Сделав глубокий вдох, я спустился ступенькой ниже и сдвинулся ближе к подоконнику. Глаза кошака подозрительно следили за мной, шерсть встала дыбом.

Я собираюсь спасти тебя, нравится тебе это илинет, сказал я ей.

Ухватившись за перила левой рукой, я стянул с головы свой цилиндр. Я смотрел вперед, вычисляя углы, и ведя обратный отсчет до пяти. Когда я дошёл до ноля, Я крепче сжал руку на перилах и толкнулся, взлетая в воздух. Достигнув уровня подоконника, Я накрыл цилиндром кошку и потянул её к себе. Затем, как раз когда цилиндр дополз до краяподоконника, я крутанул кистью, переворачивая шляпу с кошкой на дне, и качнулся обратно к лестнице пожарного выхода.

Все сработало, как замышлялось. Что до кошки, она больше не оказывал сопротивления, лежа тихо на дне моего цилиндра. Я зажал шляпу под мышкой и начал спускаться вниз, планируя отпустить животное, когда доберусь до улицы.

Вот тут я обнаружил, что мы со зверем не остались без зрителей. Я услышалхлопки в ладоши и взволнованный голос взывающий снизу.

Шпулька!Шпулька! кричал голос, я посмотрел вниз и увидел тонкую ладную женщину, следящую за мной, её голубые глаза лучились счастьем и облегчением.

Я спрыгнул со ступеней рядом с ней и протянул шляпу. Это кажется ваше, я снял её с лестницы.

Женщина протянула руки внутрь цилиндра, вытянув кошку наружу и держа её под мышки болтающуюся перед ней. Кошка обмякла и громкомяукала.

Шпулька, противная кошка, сказала она, тряся головой в притворном гневе. Она завернула её в свою шаль. Она моя, всё верно, сказала она, улыбаясь мне радостно, пока я возвращал цилиндр на голову. Огромное вам спасибо, что спасли её, Мистер ...?

Барнаби Гримс, тик-так парень, ответил я, возвращая улыбку. Рад, что был полезен.

Женщина нахмурилась. Но ваш жилет, её лицо пошло морщинамиот беспокойства. Он полностью уничтожен.

Я опустил взгляд. Штырь на который я напоролся, хорошо поработал. Три моих кармана болтались надорванными, тогда как четвертый отсутствовал полностью, и вдоль шва справа шла зияющая дыра.

Он немного потрепан, признал я. Придётся отнести его портному на починку ...

Не желаю и слышать об этом, она схватила меня зарукав. Услуга за услугу.

Она потащила меня по тротуару, тараторя без остановки. Её звали, как она мне сказала, Миссис Клэр Госни, и она шила на заказ. Она вела небольшой магазинчик со своей дочерью, Молли, и её любимая Шпулька, как я и предполагал, оказалась Персеполис блю и весьма ценным впридачу.

Хотя для меня она абсолютно бесценна, добавила она, и плотнее прижала к себе мурлыкающий свёрток.

Мы дошли до маленького магазинчика в конце улицы, его витринное окно переполняли кружева, рулоны материи и ассортимент деревянных манекенов, одежда, которую они демонстрировали несколько сползла из-за того, что деревянные куклы пьянопопадалидруг на друга. Над дверьювисел знак, элегантными буквами с засечками.Госни и Дочь : Производство женских шляп и пошив одежды.

Вот мы и на месте, объявила она.

Колокольчик над дверью звякнул, когда она плечом толкнула входную дверь. Я шагнул следом за Клэр и обнаружил, что оказался в небольшой комнатке, делавшейся ещё меньше из-за обилия манекенов и связок ткани, что заполняли каждый свободный дюйм пространства. Прямо передо мной высилась дубовая стойка с горамисложенных вещей, каждая с карточкой аккуратно надписанной инструкциями на ней. Чёрная книга в кожаном переплёте лежала там же. За конторкой виднелись три стола. Два из них были усыпаны кусками малиновой материи, меловые линии отмечали места, из которых будут вырезаны воротники, рукава и боковины. За третьим столом сидела девушка, лет четырнадцати-пятнадцати, сдлинной плетеной косичкой и самыми карими глазами, которые я только видел.

Она отложила свою иглу и спрыгнула со стула. Тынашлаеё! воскликнула она.

Не я, Молли, сказала Миссис Госни. Она повесила свою шаль на вешалку рядом с дверью. Это всё Барнаби. Мистре Барнаби Гримс, тик-так парень. Он спас Шпульку с пожарной лестницы, правда, Шпулька? она прижала нос к кошачьейморде. И пока спасал негодную кошку, порвал свой жилет.

Она опустила Шпульку на пол. Кошка подбежала к тлеющему очагу на дальнем краю комнаты и свернулась на коврике перед ним. Миссис Госни следила за кошкой снисходительным взглядом с улыбкой на губах, затем повернулась к своей дочери.

Так что я собираюсь сделать ему новый, объявила она.

На самом деле, сказал я, в этомнет необходимости-

Но она заставила меня замолчать, прижав кончик пальца к своим губам. Она сняламетрсо своей шеи и повернулась ко мне.

Скидывайте вашу куртку, мистер.

Я повиновался и она измерила меня, снимая мерки одну за одной. Под мышками, плечи и талию, занося все измерения в чёрную книгу. Затем, отступив на шаг, она оглядела меня сверхудонизу, и сделала набросок дизайна жилета, отмечая каждый карман, каждую петлю и застёжку, каждую пуговицу, тумблер и крючок.

Вот, сказала она наконец. Оставьте мне ваш старый жилет. Вернётесь через несколько дней, и у меня будет готов для вас новый-

Её слова были внезапно заглушены чем-то шумно прокатившемся по мостовой снаружи. Я высунул голову за приоткрытуюдверь, только чтобы быстро отпрыгнуть обратно, когда знакомая фигура промелькнула мимо в размытом движении, её дико занесло и она врезалась головой в фонарный столб на углу.

Я поспешил к раненому, Миссис Госни и её дочь наступали мне на пятки.

Уилл? тихо позвал я. Уилл Фармер!

При звуках моего голоса, глаза Уилла распахнулись. Он сел выпрямившись.

Барнаби! сказал он усмехаясь. Что ты думаешьо моём новом изобретении?

Глава 5

Ну так? повторил он. Что думаешь, Барнаби?

Он показал на предмет, лежащий в канаве. Я никогда прежде не видел ничего подобного. Штука состояла из обтесанной доски примерно в ярд длинной и фут шириной, с четырьмяколесиками со спицами, что торчали по сторонам двух крепких латунных осей.

Это, гордо возгласил Уилл, маленькоечто-то,над чем я работаю. Он перевернул доску носком ботинка и топнул по одному её краю, отправив хитро прыгать в воздух и поймал её одной рукой. Я назвал это вилборд (* колесодоска и созвучно с доска Уилла).

Вилборд? повторил я.

Я сам его сделал, сказал он, кивая. Изкрышки пианино и четырех колес от коляски. Гаффер Джонс, торговец скобяными изделиями с Солдер Лайн, отлил для меня оси по моим чертежам. Эта штука великолепно подходит для перемещений по городу. У меня появилась эта идея, когда я увидел как пианино рухнуло с кареты доставщика на Куппервайн Хилл на прошлой неделе и скатилось до самой Гусиной ярмарки.

Так это ты все сам сделал, сказал я, пораженно.

Штука выглядела интригующе,и была куда менее громоздкой чем лошадь и повозка, хотя её явнобыло сложнее остановить.

У меня всё ещё не получается тормозить при спуске, добавил Уилл, но штука реально забавная. И дай время,Барнаби, я уверен вилбординг может стать последним писком моды!

Рот Уилла внезапно застыл распахнутым настеж словно у прудового карпа на брусчатке. Я проследил за его взглядом. Он смотрел на Молли Госни, которая смотрелана него с пылающими щеками.

Уилл Фармер, сказал я. Позволь представить тебе Миссис Клэр Госни и её дочь, Молли.

Р-р-рад п-познакомиться, заикаясь выдавил из себя Уилл.

Идём, Молли, сказала Миссис Госни, улыбаясь и подмигивая мне. Нам нужно заняться жилетом. Мистер Гримс, Мистер Фармер, доброго дня вам.

Они двинулись прочь.

Уилл, позвал я, Мне надо идти. Увидимсяна Каджет Ларк Лайн.

Ух-хух, отозвался он, но я знал, что он не слышал ни слова. Его глаза и уши принадлежали Молли Госни и ей одной. Я ждал. Но лишь когда колокольчик над дверью швейной мастерской звякнултихонько,и объект его внимания проследовал за своей матерью внутрь, Уилл оглянулся на меня. Ты что-то сказал, Барнаби?

Я рассмеялся и дружески попрощался с ним во второй раз, и мы отправились каждый своей дорогой.Уилл загрохотал по брусчатке с холма на своем вилборде, а я вернулся по пожарной лестнице на крышу. Я приметил пару из своих рассыпавшихся карточек на тротуаре, наряду с небольшой записной книжкой в кожаной обложке, которую Профессор Пинкертон-Барнс дал мне чтобы помочь в моих поисках над одной из его безрассудных теорий.

Профессор - или ПиБи, как ему нравится, чтобы его называли друзья -имел всякого рода теории о поведении животных, от двуногих волков до ворон поющих хором. На днях, он теоритезировал что перепелятники бросили свои исконные места обитания и перебрались в город чтобы избавиться от паразитов, которые жили там. Он попросил меня пробежаться по гнездовьям, которые я видел наверху самых высокихзданий, чтобы он могсоставить комплексные таблицы. Блокнот был у меня почти месяц, и я заносил в него размер и расположение каждого из замеченных гнёздовий. А замечал я их немало. Насколько много, точно не уверен, но записная книжка была практически заполнена.

Я вытянул свои карманные часы из кармана пальто и сверил время. Была четверть второго. Я должен был вернуться к дому Клариссы Олифант в Хайтаун, но поскольку я оказалсясовсем рядом с университетскими комнатами профессора, я решил сначала заскочить к нему. Помимо всего прочего, это было длинное и утомительное утро, и мне требовалась чашка чая великолепного Ассам Блэк из запасов профессора.

Я прибыл на крышу внушительного белокаменного здания академии за несколько минут и съехал по водосточной трубе к подоконнику профессорской лаборатории. Заглянув через мутное стеклоокна, я увидел ПиБи согнувшимся над верстаком, спиной ко мне. Я постучалвокно, и он обернулся. Не знаю кто из нас был удивлён больше; ПиБи глядя на меня присевшего на его подоконнике, или ваш верный слуга видя его запеленатую голову.

Барнаби, произнёс профессор, подойдя к окну и открывая его.

ПиБи, произнёс я, улыбаясь и спрыгивая в комнату. Что у вас за новый капот?

Профессор сморщился. Зубная боль,Барнаби, сказал он. Довольно утомительный случай зубной боли. Несмотря на повязку, прячущуюся за уши, под подбородком и завязанную на макушке болтающимся бантиком, было заметно как сильно распухлалевая сторона его челюсти.

Он вернулся к верстаку. В центре располагалось скопление бутылочек, перед ними лежала пипетка и пробирка в реторте стояласправа.

Я тут как раз подготавливал кое-что, объяснил он, чтобы облегчить боль.

Я принюхался. Пахнет гвоздикой, сказал я.

Гвоздичное масло, на самом деле, сказал он. Среди прочего. Настойка йода, ромашки и лаванды. Анис ... И ещё плеснул опиума, добавил он.

Я заглянул ему через плечо, когда он продолжил работать, отсчитывая капли различных жидкостей и взбалтывая их вместе.Он явно испытывал сильную боль, его лицо непрестанно морщилось.

Давайте я, ПиБи, сказал я, забирая пипетку из его трясущейся руки. Так, и сколько капель надо отмерить?

Двенадцать, сказал он несчастным голосом. Хотя я сомневаюсь, что это поможет. Это уже третья партия, которую я смешиваю за много дней, а боль нисколечки не проходит.

Я кивнул задумчиво.

У меня есть идея, кое-что на что я наткнулся вСправочнике по стоматологииДальхаузинекогда, я повернулся к нему. Мне нужен небольшой кусочек цинка и крепкие ножницы.

Морщась от боли, профессор махнулрукойна ящик. Найдёшь все что тебе нужно там, и добавил устало, Я посижу маленечко.

Профессор вечно придумывал любопытные штуковины для своих экспериментов,и ящик был набит различными частями оставшихся от них кусочков. Тут были мотки проводов, шестерёнки и цепи, резиновые трубки, и широкий ассортимент гаек, болтов и шайб ...

Это же цинк, да? я махнул неровной формы листом крапчатого металла перед ним.

Он сидел робко прижав одну руку к своей вздутой щеке. Он открыл глаза.

Цинк? переспросил он. Да,это он, но ...

Всё в своё время, перебил я его.

Я стиснул пару ножниц из ящика, зажав лист цинка, осторожно вырезал небольшой кружок размером с монетку в два пенни. Я чувствовал на себе взгляд ПиБи,которыйон не сводил с меня, несомненно заинтригованный моими действиями, несмотря на зубную боль. Я выудил из кармана бридж серебряный таннер (* монета в 6 пенсов).

Вот, сказал я, вкладывая маленькую монетку ицинковый диск в протянутую руку ПиБи. Соедините оба кусочка металла вместе, и зажмите зубами с больной стороны.

Профессор выглядел озадаченным, но сделал как я ему сказал. Закрыл глаза. Минуту спустя, он открыл их снова.

Оаывает, пробормотал он.

Покалывает? переспросил я. Так и должно быть. Подождите ещё немного.

Пока ПиБи сидел там, зажав металлические кружочки междузубами, я сходил поставил чайник на плиту. Я всё больше жаждал чашечку Ассам Блэк. Я стоял и смотрел как греется чайник, когда догадался, что профессор стоит за мной. Я повернулся к нему, ПиБи широко улыбался.

Весьма примечательно! воскликнул он, сжимая в одной руке металлические кружочки, и свою повязку в другой. Боль исчезла!

Я улыбнулся, довольный, что мой маленький эксперимент сработал так хорошо.

Цинк и серебро взаимодействуют друг с другом и слюной в качестве гальванической батареи. Батарея производит электрический ток, который действует на нерв в зубе, облегчая боль, гордо пояснил я ПиБи. Дальхузи сделал некоторые реальные прорывы в своей области.

Ты иширотатвоих интересов никогда не перестаёте удивлять меня, Барнаби, одобрительно сказал ПиБи.Он оттеснил меня от чайника, взяв на себя готовку чая, разливая кипяток и добавляя чайные листья в заварник. Уж и не знаю, что ты ещё придумаешь.

Забавно, что вы спросили об этом, ПиБи, ответил я, потому что совсем недавно я заинтересовался наукой фотогравюры.

Да ну? ПиБи хмыкнул,разливаяпарящий чай по чашкам. Должен сказать, что по моему мнению, этотзахват движения очаровывает и меня. Он может сильно помочь в моей работе для анализа галопа лошадей или взмаха крыльев птиц при полёте ...

Кстати о птицах, произнёс я, вспоминая о причине своего визита, Я заскочил вернуть вам записную книжку, ПиБи. Она заполнена ...

Замечательная работа, Барнаби, он поднял на меня глаза и улыбнулся, щипцы в его руке балансировали над сахарницей. А пока,тебе один или два кусочка? спросил он. Всё время забываю.

Мне без сахара, напомнил я ему, душа улыбку, пока профессор накладывал шесть кусочков сахара в свою маленькую чашечку. Он передал мне мой чай, махнув на кресло с высокой спинкой у стены и устроился сам на краешке тахты напротив.

Фотогравюра, задумчиво вернулся он к нашему разговору. Или фотография, как я предпочитаюназывать её. Онперемешалсвой чай. Я знал одного из ранних представителей этого искусства, Дина Генри Додсона. Мы вместе были в университете, в соседних комнатах в Нью Колледже, хотя он был на несколько лет старше меня и уже написал докторскую.

Я сделал глоток чая, ароматная жидкость взорвалась вкусом на моём языке. Никто не заваривает чай так, как Профессор Пинкертон-Барнс.

Странный парень,диссидент в своём роде, рассказывал профессор, и, как и ты, Барнаби, он интересовался всем чем только можно. Он нахмурился. Всем от средневековой алхимии до древних языческих культов, от механических вычислительных машин до аппаратов для управления светом ...

И он изобрёл фотографию? спросил я.

Изобрёл, тихо повторил профессор, и тоже отпил свой чай. По моемуопыту, Барнаби, такие штуки редко изобретаются одним человеком. Он улыбнулся.Скорееони вырастают из совместной работы многих умов, ищущих истину. ПиБи сокрушенно покачал головой. Хотя всегда вспыхивают склоки среди учёных, кто был первым, добавил он. Он снова сделал глоток чая. Но да, Барнаби, Дин Генри Додсон определённопервопроходец захватывающей новой науки, или искусства, или рисования светом. И увлекательной науки, к тому же ...

Как часто случается, когда профессор и я заговариваем за чашкой Ассам Блэк, мы настолько погружаемся в нашу беседу, что теряем ход времени. Прежде чем я осознал это, наступила ночь, и фонарщики пришли и ушли. Слышался перезвон колокола Монтгомери Холл. Семьчасов, я отметил, что опаздываю на встречу, неодобрительное лицо Клариссы Олифант выплыло у меня перед глазами. Я поспешно поставил свою чашку и блюдце на стол и вскочил на ноги.

Мне нужно идти, Профессор, сказал я. Я опаздываю. Спасибо за чай.

И тебе спасибо, Барнаби, за лечение, ответил он. Не знаю, что бы я делал без тебя.

Вечерний час пик, когда толпытротуарных ползунов колышатся, соревнуясь с бесчисленными лошадьми и повозками, на городских улицах внизу, а я прыгаю по крышам. Воздух неподвижен, небо чистое и, с быстрым падением температуры, мне приходилось быть осторожным, чтобы не поскользнуться на черепице, на которой образовывался толстая наледь. Три четверти часа спустя, идеально исполненный Спуск по Водостоку вынес меня пред двери12 Аспен Роу. Было несколько поздновато для благородного населения Хайтауна принимать нежданных гостей, но я полагал, что в моём случае, Кларисса Олифант сделает исключение.

Я оказался прав.

Мистер Гримс! воскликнула она с энтузиазмом, когда Тилли, милая горничная, провела менявгостиную. Рассказывайте скорее, что вы смогли обнаружить.

Расположившись перед ревущим огнём, я пересказал всё, что явыяснил за день. Все, как было, за исключением моих нелепых мыслей насчёт призрачного явления, уставившегося на меня из окна, которые по прошествии времени, выглядели теперь слишком фантастическими, чтобы облечь их в слова.

Я заметил очертания в окне, просто сказал я. Странная фигура, которая я не думаю, что была вашим братом, Мисс Олифант, хотя не могу быть абсолютно уверенным ...

Страннаяфигура! воскликнула Кларисса Олифант, затем помедлила, когда дверь отворилась и вошёл её брат, Лоуренс Олифант. Ворот его зелёного пальто был поднят, широкие поля шляпы опущены, а толстый клетчатый шарф обмотан вокруг носа и рта. Он глянул мельком на меня, и в этот миг, я увидел проблеск узнавания в его глазах.

Кларисса, я думаю ты должна мне объяснение, он повернулся к своей сестре.

Несомненно, ответила Кларисса. Мистер Гримс уже уходит.

Она торопливо проводила меня до двери, сунув в мою ладонь хрустящую банкноту с тихим благодарю вас, и закрыла за мной дверь. Я был рад выбратьсяиз комнаты, признаюсь. Отчаянье в глазах Клариссы Олифант на мгновение заставило меня почувствовать вину за свои первоначальные мысли, что она властная и желающая всё контролировать. Она была гордой и обеспокоенной сестрой, по здравом размышлении. Более того, несмотря на жар пламени, взгляд, которым наградил меня Лоуренс Олифант заморозил меня до мозга костей. Я направилсяк входной двери, когда Тилли появилась из кладовой и взяла меня за руку.

Ох, Барнаби! воскликнула она, её красивые глазки заволокло беспокойством. Они снова затеют одну из этих своих ссор. Аяненавижу когда они спорят, на самом деле ненавижу!

Из гостиной доносился пронзительный раздражённый голос Лоуренса, всё более возбуждавшийся, и голос Клариссы, ровный и твёрдый, пытающийсяуспокоить его. Но не произведший желаемого эффекта.

Перестань пытаться контролировать меня! протестовал Лоуренс.

Но, Лоуренс, дорогой ...

Шныряешь повсюду и суёшь нос в мои дела. Это невыносимо.

Но я беспокоюсь за тебя, сказала Кларисса. Ты не можешь присмотреть за собой, и никогда не имел сильного телосложения, даже мальчиком. Я обеспокоена, что ты делаешь себя больным.

Ну,не стоит, фыркнул он. Я в порядке. И как бы то ни было, ты моя сестра, не гувернантка, и я не один из твоих драгоценных изнеженных подопечных. Понимаешь, Кларисса? Мне не требуется твоя забота.

Но дорогой мой Лоуренс, прогудела Кларисса,всёчего я хочу - всё чего я когда-либо хотела - это самого лучшего для тебя.

Тогда дай мне денег, которые мне нужны, крикнул он. Я у огромного прорыва, Кларисса, и мне нужнысредства чтобы использовать весь свой потенциал. У тебя полная кладовая золотых соверенов, что лорд Ривехиз завещал тебе, которые ты прячешь как скряга, пока я, твоя кровь и плоть, должен просить и брать взаймы чтобы финансировать свою работу ...

Но чтоэтоза работа, Лоуренс? спросила Кларисса, умоляюще. Ты не желаешь говорить о ней. Она делает тебя больным, и всё же ты просишь инвестировать в неё мои запасы ...

Ну,если не хочешь выжать из себя золото, завопил Лоуренс Олифант, Я возьму кое-что, что смогу продать, по крайней мере!

Нет, Лоуренс! воскликнула Кларисса Олифант, материнский тон её сменился ожесточенными эмоциями. Только не это! Ты знаешь, что это значит для меня.

А ты знаешь, как много значит для менямояработа, отстрелялся он. Я в свою студию. И не пытайся следовать за мной!

Двери гостиной распахнулись,и он быстро протопал мимо Тилли и меня, его напыщенное пальто хлопало за ним.

Лоуренс, дорогой, звала вслед Кларисса. Лоуренс!

Входная дверь с грохотом захлопнулась. Мы с Тилли обменялись взглядами. В следующий момент, Кларисса Олифант появилась в коридоре.

Принеси мне мою нюхательную соль, Тилли, устало произнесла она, Я что-то не хорошо себя чувствую. Она обернулась ко мне. МистерГримс, её бровь выгнулась дугой. Вы всё ещё здесь, как я вижу.

Я кивнул, когда Тилли поспешила в кладовую, вытирая глаза фартуком.

Мои нервы, сказала Кларисса Олифант, заправляя выбившуюся из клубка прядь волос за ухо. Не знаю сколько ещё я смогу выдерживать это.

Могу я чем-нибудь помочь? спросил я её.

Она кивнула, и я увидел решимость в её поджатых губах.Определённо, Мистер Гримс, её голос снова гремел. Завтра утром, первым делом, я бы хотела, чтобы вы отвели меня к тайной комнате Лоуренса. Я намерена объясниться с ним. Пора положить конец этой чепухе раз и навсегда.

Глава 6

Ведите, Мистер Гримс.

Мы должно быть представляли из себя странную пару, шествуя через город. Кларисса Олифант, высокая, дородная и седовласая, нетерпеливо вышагивающаяпозадименя, торопливо указывающим путь, не желая быть растоптанным.

Город был загружен. Это была суббота и некоторые улицы и площади были заставлены шумными рядами рыночных киосков. Мы прокладывали путь сквозь толпы на Фенугрек Стрит и Марстон Лайн по мере того, как я восстанавливал вчерашний маршрут. Видного вида джентльмен у Мемориала Военного Флота, обменивал булавки на пожертвования в благотворительный фонд моряков ветеранов. Я приостановился дать ему немного мелочи, отчего Кларисса Олифант налетела на меня, споткнувшись и почти отправившись на булыжники мостовой.

Давайте, Мистер Гримс, поторопила она меня, пока ясхватил её под руку, не давая упасть. Нет времени на задержки!

На Броадкри было тесно, и не в первый раз я с тоской посмотрел на крыши, желая оказаться там, высоко над мощёными тротуарами. Действуя своим зонтиком словно дубинкой констебля, Кларисса пёрлавперёд, её верхняя губа задралась, когда зловоние постоянно висевшее над Гастауном усилилось. Она достала кружевной платокиз кармана и поднесла к носу.

Уже не далеко, сказал я ей. Мы находились на Блю Боа Лайн. Это за следующим поворотом.

Когда мы обогнули угол, я резко затормозил. Что-то было неправильно.

Вчера, Кровавый Переулок был пустынен. Теперь здесь скопилась большая группа людей у одного из домов, пристально куда-то глядя и перешёптываясь друг с другом, нетерпеливымиголосами. Я заметил Чёрную Марджери, полицейскую карету запряжённую парой лошадей, запаркованную в конце переулка. Круглолицый констебль, с красной физиономией и криво сидящем на голове шлеме, охранял открытую дверь каморки, а с внутренних дворов, каждая собака в переулке исступлённо гавкала.

Который из них дом Лоуренса? спросила КлариссаОлифантцелеустремлённо оглядывая вдоль и поперёк Кровавый Переулок.

Мой живот кувыркнулся.Тот. Я ткнул в центр всеобщего внимания.

Кларисса Олифант испустила крик ужаса. Я знала, что что-то такое произойдёт, гремела она.

Она нескладно побежала, её кожаные лодочки скользили на покрытых изморозью булыжниках мостовой. Она протолкалась через собравшихся зевак; я двигался следом за ней. Констебль заступил ей путь, нонеукротимая гувернантка отпихнула его в сторону своим сложенным зонтом, будто парируя удар противника в фехтовании.

Я Кларисса Олифант, провозгласила она, маршируя внутрь дома, сестра владельца этого дома.

Я проследовал за ней. Констебль запротестовал.

Уи, вам нельзя так вламываться сюда! Это место преступления ...

В таинственной комнате, как я обнаружил, располагалась лаборатория. Внутри былотесно и жарко, и студия купалась в кроваво-красном свете, бросаемом медной лампой, стекло которой было обмотано отрезом алого шёлка. Деревянные доски были приколочены поперёк окон, отрезая любые попытки дневного света проникнуть внутрь. Это было словно спуститься в адскую яму.

Слева от меня тянулась скамья рабочего верстака, с раковиной и оцинкованными подносами на ней, и перегруженными полками над ней.Справа стояли шкафы и стол, гнущиеся под весом оборудования нагруженного на них, над головой, пришпиленные к бельевой верёвке трепещая от дуновения воздуха при моём приближении, висели бесчисленные квадратики бумаги. Каждый был олифантипом, с изображениями лиц, что Лоуренс Олифант запечатлел, уставившимися на меня безучастно.

В дальнем конце комнаты, я увидел толстый силуэтв непромокаемом плаще с двумя полами, похожими на зубы, скорчившуюсярядомс перевёрнутым котлом. Мы с Клариссой приблизились, он оглянулся, его лицо вспыхнуло в красном свете. Он был толстомордым, с носом крючком и тёмными, глубоко посаженными глазами, в руке его была зажата большая лупа. На голове человека сидел угольно-серый глянцевый котелок, последний писк моды у детективов в городской полиции. Оноглядел нас сверху донизу, приглаживая усы, затем медленно распрямился.

Я, произнёс он официально, Инспектор Клакетт. А кем бы вы могли быть?

Барнаби Гримс, представился я. Тик-так парень. А это Кларисса Олифант, сестра ...

Я сбился. Инспектор теперь не закрывал тело, лежащее в прыгающих тенях у пузатого чана.Кларисса Олифант охнула и прижала кружевной платочек ко рту. Я изо всех сил сдерживал позывы к рвоте при отвратительном виде открывавшемся передо мной.

Лицо трупа было невозможно узнать. Едва человеческое по внешнему виду, голова была обожжена какой-то кислотой из перевёрнутого чана - кожа, волосы и черты лица оплавились словно свечной воск.

И глубоко в груди трупа укоренился дуэльный меч КлариссыОлифант, его украшенная драгоценными камнями рукоять поблескивала ими словно каплями крови.

Лоуренс, услышал я шёпот Клариссы, и она ринулась к нему, протянув руки.

Инспектор перехватил её за талию. Не прикасайтесь к телу, Мисс Олифант, предостерёг он. Он облит чем-то весьма едким.

Кларисса заметно съёжилась. Но что ... что произошло, Инспектор?

Это, сказал он ей мрачно,как раз то, что я пытаюсь установить. Всё выглядит так, будто жертва была заколота в сердце, и что убийца впоследствии пытался избавиться от тела с помощью химикалий. Я предполагаю, убийство произошломеждуполуночью и четырьмя часами утра, это время совпадает с сообщениями свидетелей о громких криках и шуме. Его глаза сузились. Можете вы подтвердить, что этоваш брат, Лоуренс Олифант?

Это его ... его одежда, слабо ответила Кларисса. Я сама купила ему это пальто. Переплетённый вельвет, сказала она, лучший, что можно купить за деньги. У него всегда была такая хрупкая грудь ... Её глаза наполнились слезами, когда она поняла, что сказала.

Мы все трое уставились на шпагу, торчащую из груди жертвы. Со внутреннего двора, бешеный лайстал громче, более интенсивным. Инспектор Клакетт резко выдохнул.

Можете пролить свет на орудие убийства? спросил он.

Кларисса кивнула с несчастным видом. Оно принадлежит мне, сказала она, факт от которого сам воздух казалось стал ломким как леденцы.

Бусинки глаз инспектора потерялись за прищуром век.

Я дуэльная гувернантка, объяснила она, и этот меч подарил мне Лорд Ривехиз,когда я оставила службу у него. Это далматинская сабля, добавила она. Чрезвычайно ценный клинок ...

И вы можете объяснить, как ваша далматинская сабля попала сюда, Мисс Олифант?

Я ... да, запнулась она. Лоуренс ... клинок висел над камином в гостиной, и прошлой ночью Лоуренс взял его. Я думаю, он намеревался продать его.

В какое время это произошло? спросил инспектор, вытягиваяблокнот из верхнего кармана пиджака и облизывая карандаш.

Кларисса нахмурилась. Восемь. Восемь пятнадцать, верно, Барнаби?

Инспектор повернулся ко мне. Вы видели это?

Я находился в доме Олифантов вчера вечером, объяснил я ему. Я могу подтвердить всё, что Мисс Олифант рассказала вам.

Вы видели, как Лоуренс Олифант покинул дом с саблей? инспектор буравилменя взглядом.

Лай становился всё громче, умножаясь гневными криками и проклятиями по которым я предположил раздражённых констеблей.

Я покачал головой. Я находился в коридоре, сказал я ему. Но яслышалссору между Мисс Олифант и её братом, продолжал я, после которой он протопал мимо меня и покинул дом.

Вы на самом деле видели, как он сделал это с мечом, был вопрос? настаивал инспектор.

Я вынужден был признать, что не видел. Все произошло так быстро, сказал я.

Инспектор снова перенёс своё внимание на Клариссу Олифант. Где вы были между полуночью и четырьмя часами утра? потребовал он.

Я ... я ... она выглядела поражённой. В своей кровати, Инспектор, наконец выдавила она.

В своей кровати, медленно повторил инспектор,делаяаккуратные пометки в блокноте. Так что у вас нет алиби. Онглубоко вздохнул, его глаза снова сузились. Если вы соблаговолите сопроводить меня в участок Мисс Олифант, есть несколько фактов, которые я желал бы прояснить немедленно.

Я ожидал, что Кларисса начнёт возражать, но всякая жажда борьбы, казалось, вышла из неё. Она устало кивнула, повесив голову.

И вы, Мистер Гримс, добавил инспектор. Мне нужно ваше заявление.

Конечно, Инспектор, ответил я.

Снаружи, гавканье превратилосьв истерическую какофонию ожесточённого рычания и отчаянного воя. Инспектор Клакетт повернулся и заорал в направлении звуков.

Малруни! Барстоу! Если не можете успокоить эту чёртову псину, пристрелите её!

Нет, не делайте этого! запротестовал я. Я умею обращаться с собаками, Инспектор. Позвольте взглянуть, не смогу ли я успокоить её.

Называйте меня мягкосердечным, но какой бы свирепой не казалась Моравианская гончая, это былпородистыйпёс, с которым явно жестоко обращались, и он не заслуживал пули в голову.

Как по мне, так без разницы, Инспектор Клакетт пожал плечами. Просто уберите собаку отсюда и затем зайдите ко мне в участок на Хиберниан Ярд, поняли?

Я подтвердил ему, что всё понял.

Приказав своим подчинённым убрать тело, инспектор поместил наручники на запястья Клариссы и вывел её наружу, черезсобравшихся зевак, к полицейской повозке. Она выглядела сломленной.

Скажите Тилли, что меня не будет дома к обеду, сказала она сквозь едва сдерживаемое рыданье.

Следя, как они уходят, я пересёк кроваво-красную лабораторию по направлению к задней двери. Трясущимися пальцами, я обхватил дверную ручку.

Как только я сделал это, с той стороны двери раздался сотрясающийбум, и следом царапанье, когда когти пса заскребли вдерево. Низкий,угрожающийрык донёсся снаружи. Я с трудом сглотнул, повернул ручку и приоткрыл дверь.

Констеблям удалось нацепить на Моравианскую гончую намордник и с её потрёпанного ошейника болтался поводок, который им удалось зацепить до, того как они отказались от дальнейшей борьбы. На покоробленном металле таблички на ошейнике виднелось имя,Кайзер, жухлыми наклонными буквамиЯ шагнул во двор, и пёс вздрогнул, очевидно ожидая пинка или удара. Мне были видны клочья слипшейся от крови шерсти, где Лоуренс избивал собаку, возможно этой своей тростью.

Я протянул руку и тихо прошептал.

Кайзер, полегче мальчик. Я не обижу тебя ...

Я всегда ладил с собаками - своего рода сопереживание и понимание,могли бы вы сказать. Просто заглянув в глаза собаки, я могу сказатькакойхарактер у неё может быть. Взять Пенанганезскую болонку Леди Амброс, Фру-фру, к примеру, она имела чёрное сердце гончей ада, тогда как Лаки Боб, чемпион Хайтауна по скачкам гончих имел душу многострадального святого.

Кайзер поднял свою упакованную в намордник морду и понюхал мою ладонь. Я позволил ему почувствовать мой запах, затем опустился на колени изаглянул в глаза пса. Они были огромны и имели цвет бледной карамели, типичный для породистой гончей. Кустистые брови придавали ему озадаченный вид. Когда наши глаза встретились, низкий, горловой рык зародился глубоко в его груди снова, и шерсть на загривке стала дыбом.

Кайзер, шептал я, удерживая его взгляд. Рычание прекратилось и собака сделала шаг ко мне. Хороший пёсик, подбодрил я его.

Я позволил ему обнюхать мою руку снова, сам продолжая шёпотом повторять его имя. Его зубы более не скалились за намордником, язык вывалился сбоку.

Хороший мальчик! снова повторил я. Это была не оголтелая дворняга, по крайней мере, по природе. Кайзер был прекрасным созданьем, каждым кусочком благородным, как предполагало его имя. За его яростной внешностью билось преданное сердце лучшего друга человека. Всё это я мог сказать, заглянув в его глаза.

Я поднёс ладонь к носу собаки. Она прижалась к земле, продвигаясь вперёд медленно и осторожно. Шерсть на загривке поднялась, но пёс не стал снова рычать, и то как он трясся перешло в лёгкую дрожь. Он снова понюхал мою руку, затем, его хвост завилял, язык мелькнул за металлическими прутьями намордника и лизнул мою руку.

Стараясь не производитьрезких движений, ни убирать руку из пределов его видимости, я медленно поерошил его шерсть на шее. Он снова лизнул меня, языком тёплым и мягким.

Хороший парень, Кайзер, прошептал я. Ты теперь в безопасности. Никто больше не обидит тебя ...

Несмотря на жестокое обращение, я могу сказать, что Кайзер был великолепным образцом. Он возможно был жертвойторговцев собак, ворами специализирующихся на краже дорогих пород с целью получения выкупа. Как он попал во владение Лоуренса Олифанта было загадкой, хотя в этой порочной части города, не самой большой. Большинству закрытых мастерских требовалась охрана сторожевых собак, и их хозяева редко заморачивались с тем, откуда они пришли. Но это было преступной тратой такой собаки как Кайзер, превратить егов полуголодного свирепого сторожевого пса.

У меня была догадка. Хотя я догадывался, что невозможно научить старого пса новым трюкам, я надеялся, что некоторые из них можно оживить.

Сидеть, скомандовал я твердо.

Кайзер просто стоял там.

Сидеть!

С мягким вздохом, огромный пёс сел на корточки, не сводя с меня взгляд.

Хороший мальчик, похвалил я его.

Я положил его, затем снова приказал сидеть, затем перекатиться,сам присел и потрепал его животик. Кайзер был не просто тренирован, но выдрессирован великолепно, и я подумал, озаботился ли вообще проверить это Лоуренс Олифант прежде чем запереть его здесь на грязном дворе и походя бить бедное созданье.

Я подобрал поводок, поднимаясь, похлопывая Кайзера по спине. Пошли, мальчик, позвал я.

Мы вышли через боковые воротаи направились к переулку. Выйдя в Кровавый Переулок, мы обошли толпу зрителей всё ещё кучкующихся у передней двери лаборатории и направились к Блю Боа Лайн.

Если мы с Клариссой Олифант составляли странную пару, то с Кайзером мы выглядели не менее странно, я с огромным псом - размером с пони - послушно рысящим у моего бока и кротко поглядывающегона меня из-за полицейского намордника. С псом ныне демонстрирующимобесвоих части породную и дрессированную, брутальный металлический намордник замкнутый на его морде являл собой очевидное несоответствие.

Хороший мальчик, Кайзер, сказал я гордо, когда он подтрусил и прижался к моей ноге. Я похлопал его по голове. Хороший парень.

Я остановился у местного мясника Арнольда и купил дешёвых субпродуктов и баранью кость добавленную бесплатно, затем приобрёл паруглазурованных глиняных блюдец у Иствика по-соседству. Вернувшись наконец к дому 3 по Каджет Ларк Лайн, я провёл Кайзера через арку на задний двор. Двор был большой и просторный, огороженный белёным забором и бельевой верёвкой, на которой обитатели Каджет Ларк Лайн вывешивали бельё из прачечной. В углу, у рядя подсолнечников, располагалась конура, где Дизраэли, терьер старого фельдфебеля Миллеранекогда жил.

Твой новый дом, Кайзер, сказал я.

Для него домик казалось был тесноват, но Кайзер не секунды не колеблясь занял его, обнюхав конуру прежде чем нырнуть внутрь, и высунул голову иплечинаружу. Я распутал намордник и потрепал его по голове, прежде чем начать распаковывать покупки.

Кайзер выжидательно следил за мной, склонив голову на бок. Я развернулгазету и вывалил внутренности на одно из блюд. Затем наполнил второе водой, и поставил оба перед собакой. Кайзер вылез из конуры, понюхал еду, колеблясь.

Ешь, парень, сказал я. Хвост замотался, и пес уткнулся своей длинной мордой в шрамах в мясные обрезки и начал пожирать их с жадностью. Я бросил кость рядом с тарелками. На второе,сказал я. Мне надо отлучиться ненадолго. Будь хорошим мальчиком.

Я отправился в полицейский участок на Хиберниан Ярд. Принимая во внимание мнение местных констеблей о хайстекинге, я решил не делать этого по крышам. Я добрался туда через полчаса, поднялся по ступеням к чёрным массивным входным дверям и шагнул внутрь. Часы на стене напротив входа показывали два по-полудни.

Я здесь по делу о смертью Лоуренса Олифанта, сказал я дежурному сержанту.Меня зовут Барнаби Гримс. Инспектор Клакетт просил меня зайти сделать заявление.

Он вам сказал? спросил дородный сержант, царапая пером за ухом. Тогда вам лучше присесть, добавил он, кивая на ряд тёмных лакированых скамеек у стены выложенной зелёной плиткой огромного грязного зала ожидания. Сейчас кто-нибудь подойдёт.

Я присел и огляделся вокруг. Скамьибыли полны обычных в подобных местах субъектов. Тут находились мелкие карманники разодетые как денди в расшитых жилетах и с выражением оскорбленной невинности на лице, и протестующие хором девушки в безвкусных платьях и избытке косметики. Хулиганы из доков и члены банд с Причалов недоверчиво посматривающие друг на друга, пока законники в чёрных мантиях и клерки суда с прилизанными волосами целеноправленно проносились мимо, сжимаяв охапках пожелтевшие документы перевязанные краснымилентами. Я снял с головы свой цилиндр, сложил его, устроился поудобнее и стал ждать.

Четыре часа спустя, я всё ещё ждал. Люди приходили и уходили, пересекая коридор по одному или подвое, и исчезая за дверьми различных комнат. Раз большое семейство из восьми цирковых артистов, включая несколько стыдливых клоунов были отконвоированыдвумя констеблями в конец коридора. Но никто не приходил за мной. Даже когда я снова представился сменившемуся дежурному у стойки, и был заверен, что вскоре за мной кто-нибудь явится, никто так и не пришёл.

Только когда, в шесть часов, я уже решил уйти, поднялся на ноги и направился к входной двери, кто-то позвал меня по имени. Я обернулся и увидел Инспектора Клакетта стоящего, уперевруки в бёдра и смотрящего на меня.

Вы тик-так парень, верно? сказал он пренебрежительно. Я кивнул. Следуйте за мной.

Опрос состоялся в небольшой комнаткебез окон, которая, как я понимаю, была его кабинетом. Тут стоял раздвижной стол, в углу которого были свалены кучей документы и два стула с высокими спинками по обе стороны низкого столика с суконным покрытием. Стены от пола до потолка былиукрашены гипсовыми посмертными масками осужденных убийц, придавая мрачному помещению напряжённую зловещую атмосферу.

Инспектор Клакетт придвинул стул и сел, указывая мне на стул напротив.

Не обращайте на них внимания, произнёс он с неприятной улыбкой, заметив как я рассматриваю призрачные лица вокруг нас. Они мои рекомендации, Мистер Гримс. Потому что видите ли - его глубоко-посаженные глаза сузились- Клакетт всегда получает своего мужчину. Или, в данном случае, женщину. Он прочистил горло. Теперь, что вы можете рассказать мне об убийстве Лоуренса Олифанта, Мистер Гримс?

Когда он взял перо и лист бумаги, я рассказал ему о том, как путь Клариссы Олифант и мой впервые пересеклись; о поручении, которое она дала мне, как и о цене, которую она заплатила, и подробно изложил свои первоначальные выводы. Вскорестало очевидным, однако, что Инспектор Клакетт более заинтересован в событиях, которые имели место в доме 12 по Аспен Роу прошлым вечером. Выставив вперед свой крючковатый нос, он теребил мою память, заставляя вспоминать всё, что я тогда подслушал. И, хотя я не намеревался этого делать, с каждым произнесённым словом, я боюсь я заставлял выглядеть Клариссу Олифант всё более виновной.

Вы говорите, она контролировала его, давил он.

Я сказал,Лоуренсобвинял её, что она контролирует его, поправил я.

Инспектор кивнул. Обвинял её в слежке, и что она суёт нос в его дела. Заявлял, что она относится к нему, как к своенравному ребёнку. И тем не менее, продолжал он, она отказалась ссудить ему денег - денег полученных в наследство, добавил он, выплёвываяслово будто нечто неприятное, оставленное ей покойным Лордом Ривехизом ...

Сейф полный золотых соверенов, сказал Лоуренс, передал я.

Несомненно, сказал он, соверенов, которые она отказалась давать своему брату, что побудило его видимо украсть вещь, имеющую для неё определённое значение, узнав о ... Он сделал паузу, лизнув палец, перелистнув блокнот. Далматинскаядуэльная сабля. Он поднял взгляд. Орудие убийства.

Я сглотнул. Как я уже говорил, Инспектор, я видел саблю над камином. Лоуренс должно быть снял ...

И всё же вы не видели, как он покидал с ней дом, сказал инспектор. Как и нет у вас никаких сведений о том, чем была занята Кларисса Олифант после вашего ухода ... Он снова сделал паузу. В восемь сорок пять.

Нет, но-

Он поднял руку, останавливаяменя. Более того, продолжал он, когда вы пришли за ней в восемь утра этим утром, вы утверждали, что Мисс Олифант выглядела будто не спалавсюночь. Он покачал головой, его мясистые щёки затрепетали. Всё выглядит не слишком хорошо для Мисс Олифант, верно? спросил он.

Это определённо было так, и я явно тут не был способен помочь грозной дуэльной гувернантке чем-либо. Инспектор Клакетт откинулсяна спинку стула, сложив руки за головой и с выражением крайнего удовлетворения собой на лице.

Перечитайте свои показания, Мистер Гримс, сказал он. Затем подпишите их.

На бумаге, мои слова казались ещё более убийственными для Клариссы Олифант, тем не менее они верно передавали сказанное мной. С сожалением, я подписался.

Что будет теперь? спросил я.

Теперь? Инспектор Клакетт подался вперёд. Выможете идти, Мистер Гримс. Ваше присутствие, конечно, потребуется в суде в будущем, о чём вы будете проинформированы должным образом.

А Мисс Олифант? спросил я.

Мисс Олифант? переспросил инспектор.МиссОлифант будет взята под стражу за убийство своего брата, Лоуренса Олифанта, и предстанет перед судом. До тех пор, она будет заключена в Уайтгейт Образцовую Тюрьму.

Глава 7

Она была построена в форме восьмиугольника, в три этажа высотой и с центральной вышкой, обзорной платформой с которой охранамогла следить за заключёнными. Но самым революционным аспектом Уайтгейтской тюрьмы было то, что заключённые содержались в одиночных камерах,иим было запрещено переговариваться между собой вовсе. Даже на прогулочном дворе они вынуждены были носить специальные мешки на головах, чтобы не могли брататься, или даже видеть их приятелей пленников.

Хобхольт твердо был уверен, что это позволит каждому из них подумать над своимипреступлениями и поможет их перевоспитанию. Что, однако, не совсем то, что я слышал об этом месте. Ходили слухи о большом количестве заключённых этой тюрьмы, которые сошли с ума из-за жестокой насильственной изоляции и тишины этого места, и были перемещены в психиатрическую лечебницу на Уотемедоус Лайн (* Watermeadows - заливные луга).

Клариссе Олифант, я знал, будет трудно приспособиться к этому месту. Посещения лиц, ожидающих судебного разбирательства были строго ограничены и не былоникакого способа для меня чтобы мне позволили увидеться с ней, проинформировал меня инспектор, до утра понедельника самое раннее. В то же время, мне было нужно нанести кое-кому визит.

Горничной Клариссы, Тилли.

Представляю в каком отчаянии и беспокойстве сейчас бедная девочка с исчезновениемеёгоспожи, и я в очередной раз направился на Аспен Роу. Нырнув в первую же аллею, я вскарабкалсяпо удобно размещённому водостоку на черепичную крышу. Опустилась ночь, холодная и туманная, пока я маялся в полицейском участке. Моя потёртая куртка мало чем помогала от холода, и я лишился своего браконьерского жилета. Однако за пятнадцать головокружительных минут на крышах я сломя шею достиг места своего назначения с каплями пота, выступившими у меня на лбу.

Я поднял тростьи уже почти успел постучать в двери, когда услышал приглушённые звуки рыданий изнутри.

Тилли? я твёрдо постучал и прокричал через щель для писем. Тилли, это я, Барнаби. Впусти меня.

Барнаби, услышал я. Благодарение небесам.

Шаги пробежали через коридор, потом послышалось звяканье цепей и задвижек. Дверь распахнулась, и Тилли бросилась наменя.

Всё в порядке, сказал я её, обнимая её крепко. Ты теперь в безопасности. Расскажи, что произошло.

Она оторвалась от моей груди, подняла на меня покрасневшие глаза, и посмотрела прямо в лицо, её милые щёчки были исполосованы слезами. Она отбросила волосы назад.

Я ... я так испугалась, Барнаби, а потом становилось всё позже и позже, а госпожа всё не возвращалась, слова от беспокойства спотыкались друг о друга.И её до сих пор нет, она никогда не задерживалась так поздно. И затем я услышала звуки наверху, и я подумала, что просто не заметила, как она проскользнула в дом, но когда я поднялась, там никого не было, и ...

Я стиснул её ладони в своих. Ты очень смелая, Тилли, сказал я ей, но боюсь, у меня для тебя плохие новости.

Я шагнул через порог, прикрыв дверь за собой, и прошёл за Тилли на уютную кухню,с её медными кастрюлями и пылающей кухонной плитой. Я усадил её в кресло-качалку и рассказалчтосегодня случилось. Тилли ахала и зарывалась лицом в ладони.

Мистер Олифант мёртв, прошептала она. И госпожу обвиняют в убийстве! О, что теперь делать бедной служанке, Барнаби? рыдала Тилли.

И в этот миг, наверху слабо затрещали половицы. Тилли посмотрела в потолок, еёглаза расширились от ужаса.

Вот снова, сказала она. Я говорила тебе, Барнаби. Она сглотнула. Не могу представить себе, что это может быть.

Предоставь это мне, успокоил я её. Подожди здесь.

Я обнажил клинок и, покинув кухню, взобрался по покрытым ковром ступеням так быстро, как только смог. Заглянув вглубь дома с лестничной площадки, я увидел, что дверь в то, что я принял за комнату Клариссы Олифант, была открыта. Ящики комодавыдвинуты, дверцы шкафов распахнуты настежь, и разнообразные вещи разбросаны по полу. Комнату явно обыскивали, и весьма методично, судя по её виду.

Соседняя спальня располагалась прямо над гостиной в задней части дома. Это из неё доносились шаги Лоуренса Олифанта в мой первый визит. Дверь в комнату была закрыта, и я помедлил, приложив ухо к тёмного цвета двери. Тишина.Я подождал ещё немного, затем, перехватив рукоять клинка крепче, стиснул ручку двери, и влетел в покои Лоуренса Олифанта.

Я огляделся. Справа от меня, на стене, была закреплена лампа. Я вынул из кармана коробок спичек, чиркнул одну и зажёг газ. Я подстроил регулятором пламя, золотистый свет заполнил воздух, разгоняя тени по углам комнаты - но невыявив никаких злоумышленников, скрывающихся в комнате. Тем не менее, я чувствовал себя не в своей тарелке, всеми фибрами души напрягаясь, осматривая окружающее меня.

Не в пример остальному дому, спальня Лоуренса Олифанта была пустынной, с голыми полками и пустыми стенами. Кучи коробок и ящиков громоздились по углам, с различными частями того, что я принял за фотографическое оборудование гнездившимися междуними. Всё было покрыто тонким слоем пыли, и слабый привкус химикалий висел в воздухе.

Под окном в дальнем конце комнаты стояла небольшая кровать с металлической рамой, со скомканным одеялом поперек матраца. Мольберт торчал у кровати за лакированным деревянным экраном. К нему было прислонено то, что выглядело как картина. Моё любопытство взыграло,я подошёл, чтобы рассмотреть холст получше и был удивлён обнаружив, что это вовсе не была живопись маслом, но фотография установленная на толстый картон. Я выкрутил свет лампы на полную.

Большие уши и маленькие глаза. Вздёрнутый нос. Пряди серебристых волос спадающих из клубка на голове через толстые щёки. Куртка с высоким воротником, застёгнутымна шее ...

Это было подобие Клариссы Олифант, захваченное в красиво-модулированное чёрно-белое изображение. Но узнал я её не по чертам и одежде, но по её выражению. Надменное превосходство в её пристальном взгляде. Скупо сжатые губы. Это было как будто я не просто смотрел на подобие Клариссы Олифант, но в саму сущность этой женщины.Оно было более жизнеподобно, чем любая из картин, которые я видел.

Я наклонился ближе, опустив шпагу. Завитушка подписи Лоуренса Олифанта заполняла левый нижний угол; под ней, стояла дата. Картинка, понял я, была более года давностью, с видом столь же свежим как и в тот день, когда была произведена.

Олифантип, пробормотал я.

Словно в ответ, я услышал слабое шипение будто бы высасываемоговоздуха. Я напрягся. Развернулся, потрясая клинком, но комната была пуста.

А потом, в колеблющемся свете газовой лампы, на кратчайший момент, я подумал, что заметил полу-сформированные, призрачные очертания за дверным проёмом. Они были просвечивающие и нечёткие, и всё же был намёк на кончик уха, изгиб плеч.

Барнаби! Это Тилли звала стоя внизу улестницы. Барнаби, всё в порядке?

Внезапно, дверь с грохотом захлопнулась. В следующее мгновение, Тилли закричала, её ужас эхом заходил по пустому дому.

Тилли! крикнул я. Тилли, я иду!

Я бросился через комнату, рывком распахнул дверь и метнулся на лестничную площадку. Мне было видно её сверху. Она лежала у ступеней, её чепчик рядом с ней иволосы распались свободно. Я прыгнул через перила, и приземлился рядом с ней.

Ох, Ба ... Ба ... Барнаби, наконец выговорила она, глядя на меня. Рыдания перехватывали её горло, когда я помогал ей подняться на ноги. Её трясло. Нечто пронеслось мимо меня. Оно толкнуло меня.

Что? переспросил я. Что ты видела?

Всё дело в том, её лицо перекосило от страха. что я ничего не видела, Барнаби.

А затем, новые звуки раздались из гостиной. Я оторвался от Тилли, выставив шпагу перед собой, и побежал через холл. Я ворвался в комнату и застыл. За мной, Тилли испустилатоненький вскрик.

Большое подъёмное окно, что выходило на сад на заднем дворе, было раскрыто и шторы колыхались на ветру. Я двинулся через комнату и опустил окно, закрывая его с глухим ударом. Я сдвинул защёлку, запирая его.

Что бы оно ни было, сказал я Тилли, его уже кажется здесь больше нет.

Смотри, Барнаби! Смотри! за моей спиной прозвучал испуганный голос Тилли.

Я повернулся и увидел её стоящей у стенынапротив окна. Пейзаж, что висел на стене, теперь подпирал стену, а сейф, который прятался за ним, стоял с открытойтяжёлойжелезной дверцей, и ключ торчал из её замка.

Что в нём было? спросил я.

Тилли посмотрела на меня, её лицо побелело от шока. Золотые соверены госпожи, произнесла она, подтверждая то, чего я боялся.Её наследство от Лорда Ривехиз! Её лицо сморщилось. Это были все её сбережения, Барнаби. Она зависела от них, и теперь они исчезли. Она разорена!

Глава 8

Я вернулся в свои комнаты, вымотанный и обеспокоенныйсобытиями этого дня в равной мере, и отправился прямо в постель. И почти немедленно провалился в глубокий сон, страдая от кошмаров с отвратительнымпривидением,выбравшемся из запертого дома и и преследующим меня по Кровавому Переулку. Внезапно, я был загнан в угол, и оно прижало своё ужасное лицо к моему, заставляя меня задохнуться от своего зловонного дыхания. Я попытался поднять руки, чтобы оттолкнуть невидимую голову, чтоприжималась всё ближе и ближе ко мне. Но не мог пошевелиться. Не мог сбежать.

Я почувствовал, как нечто влажное схватило меня за подбородок, проводя медленно через моё перекошенное лицо; под носом, через лоб. Затем снова. И снова ...

Мои глаза распахнулись. Кайзер! воскликнул я.

Пёс склонил голову на бок, затем подался вперёд, чтобы лизнуть меня ещё раз.

Кайзер! Вниз, мальчик!

Стыдливо, огромная гончая шагнула с кровати исела на полу, выжидательно разглядывая меня. Я сел, свесив ноги с кровати и похлопал его по голове, затем глянул на часы.

Послесобытий прошлой ночи выглядело хорошей идеей, притащить на чердак сторожевого пса, который устроился спать на одеяле у двери. Теперь, проснувшись в пол-седьмого воскреснего утра, я начинал сожалеть о своём решении. Перекатиться обратно на подушку и завалиться обратно спатьбыло не вариантом. Я откинул одеяло в сторону и выбрался из кровати.

Просто дай мне всего полчаса, сказал я псу, и я выведу тебя на прогулку.

Не знаю точно, узнала ли собака словопрогулка, но её хвост начал шумно колотить по полу. Я поспешно умылся и оделся, и ставил чайник на огонь, когдав дверь послышался тихий стук.

Моё сердцеёкнуло, и мне пришлось напомнить себе, что как правило, призраки не стучатся в двери. С Кайзером, застывшим настороженно у моей ноги, я отпер дверь и открыл её.

Барнаби, донёсся знакомый голос, и Уилл Фармер, держа под мышкой свой вилборд, шагнул в комнату. Я думал ...Еговзгляд упал на собаку. Широко улыбаясь, он рухнул на пол, заглядывая псу в глаза. Атыкто? спросил он, чеша его за ухом, и затем рассмеялся, когда Кайзер облизал его лицо и шею.

Это Кайзер, сказал я ему. Он принадлежал Лоуренсу Олифанту, брату того клиента, о котором я тебе рассказывал.ПокойномуЛоуренсу Олифанту, добавил я.

Уилл поднял на меня удивлённый взгляд.

Лоуренс Олифант был убит, пояснил я. Затем, в воздухе разнёсся низкий свист флейты,чайник закипел. Давай выпьем чаю, сказал я, и я тебе всё расскажу.

Уилл Фармер слушал с озадаченным выражением на лице, пока я рассказывал ему о странных событиях предыдущего дня. Он покачал головой, возвращая чашку на блюдце.

Кто, как ты думаешь, вторгся в дом Олифантов? спросил он, широко раскрыв глаза.

Я был свидетелем своей доли странностей заэти годы, от оборотней и зловещих черепов до легиона зомби, и я научился держать такие вещи при себе насколько возможно. Не годится пугать добрых горожан этого огромного города больше, чем они уже испуганы им.

Я не уверен, сказал я Уиллу, но планирую узнать, начиная разбираться с самого утра понедельника. Я потянулся и зевнул экстравагантно. А что у тебя за планы на этотвыходной?

Уилл усмехнулся. Поскольку сегодня воскресенье, сказал он, хлопая по вилборду, Я собираюсь повертеться в Сентинел Парке, и зашёл узнать, не хочешь ли ты присоединиться ко мне.

Замечательная идея, сказал я, я возьму Кайзера. Он сможет побегать.

Мы собрались за десять минут, с Уиллом лепечущем по поводу точной регулировки, которую он сделал со своим вилбордом, а такжео различных трюках, которые онпридумал. Раннее туманное утро скоро было разогрето осенним солнцем, раскрасившем улицы розовым и золотым, хотя оно всё ещё оставалось жутко холодным. В конце Вэйверли Авеню, Уилл свернул налево.

Я думал мы направляемся в Сентинел Парк, сказал я.

Ну да, ответил Уилл, застенчиво улыбаясь. Но я я тут подумал, не захочет ли Молли составить намкомпанию. В такое замечательное утро.

Молли Госни? дёргая за поводок тянущего вперёд Кайзера. Что заставляет тебя думать, будто она заинтересовалась тобой?

Улыбка Уилла стала ещё шире. Потому что она сама мне сказала, он подмигнул мне. В Алхамбра мюзикхолле прошлой ночью ...

Ты тихоня, старый мошенник, запрокидывая голову и смеясь пророкотал я.

Когда мы завернули за угол Проспект Авеню, магазинчикГосни и Дочьпоказался в виду. Он был закрыт и тёмен,нокогда Уилл позвонил в колокольчик, Молли вскоре появилась в дверях и впустила нас внутрь.

Уилл, поздоровалась она, мило заливаясь краской. Мистер Гримс.

Зови меня Барнаби, предложил я.

Барнаби, повторила она и кивнула. Моя мать будет очень рада видетьвас. Она как раз накладывает последние штрихи к вашему бракованному жилету.

Мы с Уиллом прыснули со смеху. Молли смотрела на нас, в недоумении. Что? спросила она. Что я такого сказала?

Этобраконьерскийжилет, объяснил Уилл, и легонько поцеловал её в лобик.

Ну, как не назови, чопорно сказала Молли. Он готов.

Она позвала мать, крикнув вверх по лестнице, и та появилась почти сразу, со свеже-испечённымжилетом, свисающим с руки. Она тепло мне улыбнулась, руки перехватили одёжку за плечевые швы, расправив её передо мной,ипересекла магазинчик, подходя к нам.

Я надеюсь, он подойдёт, сказала она с тревогой.

Я снял куртку и скользнул руками в жилет, и Миссис Госни закудахтала и заворковала, застёгивая пуговицы на животе, и затягивая застёжку на спине, и расправляя ткань на плечах.Она повернула меня кругом, направляя к зеркалу в полный рост, где я оглядел своё отражение.

Жилет был произведением искусства. Сшитый из светло-коричневого материала и с подкладом из гладкого шёлка, он был украшен вставками из тиснёной кожи и десятью жемчужными пуговицами. В нём было шесть карманов только с одной стороны спереди, и восемь с другой, с крючками, карабинами, кольцамии ушками между ними, и ещё два глубоких кармана внутри - короче говоря, места для всего, что мне могло понадобиться было навалом, и даже более того. Ключи, карандаши и блокноты, документы, перечни и визитки; там был даже удобный мешочек для песка, который я таскал для длинных прыжков на крыши, покрытые изморозьюпо утрам. И лучшее в нём, жилет сидел на мне превосходно.

Не знаю как и благодарить вас, сказал я.

Нетнеобходимости в благодарностях, Барнаби, ответила она. Это самое меньшее, что я могла сделать. Мы так благодарны вам за спасение Шпульки, правда, Молли?

Но Молли не слышала. Они с Уиллом были у двери, уставившись друг другу в глаза и тихонько хихикая.

Да ладно, вы двое, сказал я, натягивая куртку поверх своего нового прекрасного жилета. Я думал мы собираемся покататься на вилборде.

День был уже в разгаре, когда мы четверодобрались до Сентинел Парка. Рыжая листва на деревьях контрастировала с тёмно-синим небом, а мы миновали чугунную арку входа, и я увидел, что прекрасная погода собрала в парке толпы народа. Тут было просто тесно от наводнивших парк горожан.

Здесь мужчины выгуливали собак, элегантные пары прогуливались под руку, скопления нянь с блестящими чёрными колясками. Младшиедетизапускали яркие воздушные змеи, катали деревянные обручии пускали парусники, которые покачиавлись на декаративном озере. Полдюжины детишек постарше играли в лапту, используя свои куртки, чтобы отметить базы и боролись друг с другом на земле; в то время как сёстры-близняшки, каждая в идентичном матросском костюмчике, визжали от восторга, скатываясь кубарем с травянистого холма - к раздражению присматривающих за ними гувернанток.

Уилл бросил свой вилборд на землю,запрыгнул на него, толкнулся одной ногой, направляя себя вдоль дорожки к эстраде. Мы с Молли побежали за ним, а Кайзер, которого я удерживал за поводок, скакал перед нами. Уилл развернул вилборд боком в занос, и затормозил, поставив его под углом, одним концом вдавив в землю. Его щёки покраснели от смеси холодного воздуха и возбуждения.

Твой черёд, Барнаби, с нетерпением воскликнул он.

Я передал ему поводок Кайзера и шагнулс опаской на доску, которая немедленно укатилась вперёд, сбросив меняназемлю - и заставив Уилла и Молли завыть от смеха. Кайзер опустил голову и лизнул меня в лицо.

Всё дело в равновесии, сказал мне Уилл, пока я настраивался для второй попытки. Расслабь ноги, чуть согни колени и разведи руки в стороны. Ты скоро научишься чувствоватьдоску.

Я настырно полез снова на вилборд, и, благодаря равновесию, которому меня научил хайстекинг, на этот раз мне удалось продержаться ярдов двадцать-тридцать или даже больше. Уилл был прав. Вилбордингэтобыло весело. Очень весело. Куча веселья. И больше того, люди не только останавливались, чтобы поглазеть на нас, но некоторые даже спрашивали Уилла, где они могут купить вилборд себе. Может этои станет повальным увлечением в конце концов.

Думаю, у тебя уже получается, Барнаби, сказал мне Уилл. Он повернулся к Молли, с улыбкой на губах. Думаешь он готов?

О, да, сказала Молли, её тёмные глаза полыхнули сдерживаемым весельем.

Уилл кивнул и усмехнулся мне. Мы думаем, самое время тебе запуститься с Холма Сырные-Гонки.

Я нервно сглотнул. Этот Холм обладал самым крутым склономв парке. В этом месте каждый июль проходили сырные гонки. По свистку, круг сыра скатывали с холма, и десятки самых безрассудных молодых людей города бросались в погоню за ним, кувыркаясь на бегу с холма в попытках добраться до подножия первыми - и среди них всегда оказывалось несколько, кто заканчивал гонку в Сант Джуд Госпитале с переломаннымикостями.

Тем не менее, благодаря своим кажущимся успехам в деле освоения доски, я решил пойти туда. Я похлопал Кайзера и побрёл по длинному склону вверх, зажав вилборд под мышкой. Я был примерно на пол-пути, когда непроизвольнаядрожьпробежала по моему телу, будто кто-то прошёл по моей могиле.

Я нервно огляделся, но я здесь был совсем один.

Я продолжил подъём, но чувство неловкости оставалось.Волосы на загривке у меня торчали дыбом, и несмотря на то что под курткой у меня был новый жилет, я почувствовал, что меня трясёт от холода до мурашек.

За спиной я услышал лай Кайзера. Я оглянулся, всматриваясь вниз с холма. Пёс натянул повод, стараясь вырваться, его надрывный визг и вой эхом разносились по парку. Уилл и Молли отчаянно пытались успокоить его, но пёс был не в себе.

Что бы не напугало меня, это также тревожило Кайзера.

Добравшись до вершины холма, я опустил вилборд у своих ног и стал морально готовиться к спуску. Вдалеке, Кайзер дёргался ещёистошнеепытаясь вырваться, безумно лая.

Всё в порядке, парень, сказал я тихо. Я иду.

С этим, я прыгнул на доску ипонёсся с холма. Я расслабил ноги, чуть согнув их в коленях и вытянув руки в стороны, точно как инструктировал меня Уилл. Набирая скорость, я почувствовал, как ветер дёргает меня за куртку и раздувает мои волосы. За исключением хайстекинга, это была самая волнующая штука, которую я когда-либо проделывал.

Впереди, Уилл и Молли подбадривающе кричали и махали высоко воздетыми над головами руками.Что до Кайзера, бедняга выглядел испуганным. Шерсть его топорщилась, глаза выкатились, и из-за оскаленных зубов выходил долгий высокий рык.

В следующий момент, раздался треск, и вилборд кувыркнулся, катапультируя вашего верного слугу высоко в воздух. Я перекувыркнулся через голову и тяжело грохнулся на спину, и так и остался лежать, тяжело отпыхиваясь.

Я открыл глаза, передо мной маячили лица Уилла и Молли со смесью беспокойства и ликования.

Ты как? спросил Уилл.

Я приподнялся на локтях. Ничего не сломано вроде, сказал я.

Ты должно быть наехал на кочку или вроде того, сказал Уилл. Он вернул мне повод Кайзера и осмотрел свой вилборд на повреждения.Ничего не найдя кроме одной погнутой спицы, он оторвался от доски. Пошли, Барнаби, сказал он, Я куплю всем жареных каштанов.

Мы в четвером пересекли дорожку в сторону горящей жаровни у эстрадной площадки, где седой старик продавал каштаны в коричневых бумажных стаканчиках. Когда мы подошли ближе, жар от углей ударил нам в лица. Старик поднял на нас глаза, пламенное зарево сияло на его серебристой щетинеи острых как колышки зубах.

Три пакетика, сэр, сказал Уилл, передавая старику три медные монетки.

Кайзер успокоился, шерсть на загривке улеглась, и его язык высунулся и болтался, пока он нюхал жарящиеся каштаны. Мы расселись на своих куртках со стаканчиками каштанов, и воздух наполнился их богатым, землистым запахом, когда мы начали шелушить их почерневшие шкурки. Мой рот наполнился слюной от сочноймякоти внутри, и я скормил Кайзеру следующий очищенный каштан, солнечный парк и его радостные посетители стёрли все мысли о духах и фантомах из моей головы. Это был замечательный воскресний день в парке.

Той ночью, с Кайзером, свернувшимся клубком на своём одеяле, я погрузился в глубокий сон без сновидений в момент, как только моя голова коснулась подушки, разбуженный следующим утром в семь утра струящимся светом в моёчердачное окно.

Кайзер уже проснулся, тихонько грызя баранью кость, которую я дал ему прошлым вечером. Когда он заметил, что я уже не сплю,онподнялся на ноги и подбежал ко мне. Я взял в ладони его громадную голову и почесал его за ушами.

Боюсь, сегодня тебя ожидает конура, сказал я ему. Я должен отправиться в Уайтгейтскую тюрьму, повидать Клариссу Олифант.

Прекрасная погода выходных сломалась, и я пробирался крышами в то утро понедельника под лёгкой моросью. Я добрался к воротам тюрьмы около десяти утра. Часы посещений были ограничены с десяти до двенадцати, и я присоединился в конец несвязной очереди друзей и родных заключённых, ожидающих суда. Осужденным, следуя правилам Джереми Хобхольтавизиты не дозволялись вовсе.

Ровно в десять ноль-ноль, низенькая дверь в одной из створок громадных ворот отворилась, и громоздкий надсмотрщик появился из тени, открытый журнал был зажат в его красных, толстых пальцах. Ряд ожидающих подался вперёд,когдаохранник начал сверять имена из книги.

Заключённый? спросил он ворчливо, не поднимая глаз, когдая добрался в начало очереди.

Кларисса Олифант, сказал я ему.

Он поставил галочку в книге. А вы?

Барнаби Гримс. Тик-так парень.

Очередная заметка на странице, прежде чем я был допущен внутрь.

Высокий, крепко скроенный страж с рваным шрамом через бровь молча провёл меня в небольшую комнату для свиданий. В зале был высокий сводчатый потолок, и каменный пол на котором были установлены десятки квадратных столиков в два ряда. Большинствобыли уже заняты, и воздух гудел от тихих бесед заключённых, запрещённых в прочих частях тюрьмы. Меня сопроводили за свободный столик с краю и сказали ждать.

Я передёрнулся. Белёные стены и холодныйкаменьвокруг в сочетании с бдительными надзирателями создавали крайне гнетущую атмосферу. Когда охранник вернулся, его сопровождала сгорбленная,шаркающая фигура Клариссы Олифант.

Я улыбнулся ей, пытаясь спрятать свой шок при её появлении. Её лицо выглядело натянутым и осунувшимся, её щёки запали, а глаза окружали тёмные круги. На передней части её платья виднелись маслянистые пятна, а я знал, как обычно безукоризнена была эта женщина и как должно быть она сейчас ненавидела то, в каком виде ей приходится появляться передо мной. Надзиратель указал ей на стул напротив меня,и когда Кларисса двинулась чтобы занять своё место, раздалось клацанье цепей, и я понял, что её лодыжки должно быть скованы кандалами.

О, это ужасно, просто ужасно, Мистер Гримс, сказала она голосом близким к слезам, в тот момент когда охранник отошёл. Я не имела никакого понятия, как тяжело в этой так-называемой "образцовой" тюрьме на самом деле.

Она робко оглянулась на надзирателя,боясьчто её голос чуть громче шёпотанемедленно прекратит нашу встречу.

Спасибо, Барнаби, что навестил меня в этом ужасном месте. Не приходится говорить, что поскольку полиция убеждена в моей виновности, мне отчаянно требуется твоя помощь. Она смотрела на меня умоляюще. Само собой разумеется, я воздам тебе сторицей за твои усилия ...

Мне не хватило духу рассказать старой гувернантке, что с момента ограбления её дома, она практическине имела средств.

Я сделаю что смогу, заверил я её, вытягивая блокнот из второго кармана моего нового браконьерского жилета. Были у Лоуренса враги? Кто-нибудь, кто мог желать ему смерти?

Я не могла думать ни о чём другом с момента свего заключения, сказала Кларисса, старательно удерживая голос на грани шёпота, и есть четыре имени, к которым я продолжаю возвращаться. Хотя, из-за скрытности Лоуренсая довольно мало знаю о нём ...

И что это за имена? подтолкнул я её, занеся карандаш над страницей.

Первый Сэр Криспин Блерс, начала Кларисса. Известный портретист. Я знаю. что Лоуренс обращался к нему за финансированием, но затем, по причинам о которых я могу только догадываться, обвинил его в попытке разрушить его жизнь.

Она покачала головой.

Лоуренс был как натянутая струна, Барнаби, иего работа казалось только активизировала его чувство обиды ... Затем, конечно, был ещё химик, которого он винил в несчастном случае. Лоуренс на самом деле утверждал, что этот человек устроил его нарочно, и пытался убить его по неким причинам. А.Г. Хоскинс Промышленные Химики - я нашла записи в кармане пальто Лоуренса как-то ...

Глаза Клариссы наполнились слезами.

Кто третий, надавил я, беспокоясь, что охранник уже посматривает в нашем направлении.

Да, да, третье имя, собралась Кларисса,свидимым трудом. Этот несчастный, Майлз Моргенштерн, бывший помощник моего брата. Лоуренс был болен, Барнаби, взмолилась она возвысив голос. И его проклятая работа была причиной этого ...

Охранник быстро приближался к нашему столику,пока Кларисса громыхала на весь зал.

Четвёртый - это его наставник, Дин Генри Додсон! воскликнула Кларисса в слезах. Онвывел бедного Лоуренса на эту дорогу, разрушившую его жизнь! Увидься с ним, Барнаби, молила она, пока страж утаскивал её прочь за руку, и потребуйот негообъяснений!

Глава 9

Латунная табличка, закреплённая болтами на стене дома номер 16 Батавиа Парк, инкрустированного мозаикой дома в мавританском стиле, подтверждала, что ядостигглавной резиденции первого имени списка подозреваемых.

Сэр Криспин Сент Джон Блерс, FRSA (* Член Королевского Общества Искусств)

Я потянул за шнур дверного колокольчика. Не успел колокольчик забренчать, как дверь сандалового дерева распахнулись, и я уткнулсяв богато одетую фигуру.

Ну, вы определённо не Леди Лавиниа, провозгласил скучающий фатоватый голос с намёком не пренебрежение.

Сэр Криспин Блерс был высок и выглядел аристократически со своим вытянутым лицом и орлиным клювом под чёрной гривой прилежно взъерошенных волос, имевших лишь одну выделяющуюся белую прядь в центре. Одетый в длинные до пола одеяния восточного властителя, в любом другом местеСэр Криспин являл бы собой абсурдную комическую фигуру. Но здесь, в дверях эксцентрического особняка, он казалось идеально вливается в обстановку.

Простите за вторжение, сэр, начал я. МоёимяГримс, Барнаби Гримс, и я получил частное поручение проследить дела покойного Лоуренса Олифанта ...

Ловец Добычи, а? фыркнул Сэр Криспин.

Этим терминомописывали частных детективов, которые лезли в нераскрытые преступления в надежде на награду, или добычу. Они были несолидной компанией, не многим больше чем мелкие мошенники и шантажисты, часто сами замешанные в преступлениях, которые утверждали, что расследуют.

Нет, уверяю вас, запротестовал я, Я тик-так парень, и делаю это в одолжение своему клиенту.

ПокойныйЛоуренс Олифант, говорите? глаза Сэра Криспина сузились. Талантливый парень, хотя и полностью, в конечном счете заблудший. К счастью для вас, Мистер Гримс, мой клиент задерживается, он вытянул за цепочку золотые карманные часы из кармана своего шёлкового халата. У вас есть пять минут. Следуйте за мной.

Он повёл меня по широкой лестнице, стены по бокам были увешаны портретами в золочёных рамах всевозможных размеров. На площадке второго этажаон двинулся за арочный дверной проём и в студию с высокими потолками.

Она была завалена инструментами его ремесла - экзотическими коврами, шкурами животных и гобеленами в одном из углов обеспечивали задники его портретам, столы и шкафы вокруг стонали под весом множества реквизита. Тут были тиснёные нагрудники, шлемы с плюмажами, мушкеты, мечи и щиты длятех из его клиентов, кто видел себя человеком действия или воином ушедшей эпохи; музыкальные инструменты, астрономические приборы древние вазы и урны для людей с художественным складом. Здесь были даже шкура льва и набитый полярный медведь рядом с которыми явно позировали отважные первопроходцы. В центре студии, под светом потолочного люка, выходящего на северную сторону, на помосте, стоял золочёный трон, с несколькимитигриными шкурами накинутыми на его золочёные подлокотники.Инапротив трона, на огромном мольберте, был закреплён холст с неоконченным портретом умопомрачительно красивой женщины.

Так чем я могу вам помочь, Мистер Гримс? отвлечённо спросил Сэр Криспин, глядя на портрет. Я не видел беднягу Лоуренса уже несколько месяцев, продолжил он. После нашей маленькой перепалки ...

Перепалки? переспросил я.

Он взял кисть со столикарядом с мольбертом и ткнул в рисунок.

Восемнадцать месяцев назад, Лоуренс Олифант пришёл ко мне утверждая, что он на пороге революционных изменений в искусстве - процесс фотогравюры, или "рисование светом", как я слышал это называют, то что он называл олифантипом. Должен признать, я был заинтригован. Я знал как старые мастера использовали зеркала и линзы чтобы создавать проекции на их полотнах,и думаю этот процесс может оказаться весьма полезен. Я стал финансировать его, вкладывал деньги в его эксперименты в размере десяти гиней в месяц.

Я кивнул, впечатлённый. Эта была солидная сумма.

Конечно, я знал, что в работе Лоуренса не было никакой реальной художественной ценности. Этот человек был всего лишь химиком, но казалось он не видит этого таким образом ... Голос Сэра Криспина затих, пока он тщательно осматривал своё произведение. Дорогой Лоуренс начал строить идеи сверх своего места.Начал утверждать, что его "олифантипы" были новым искусством, которое сделает любую картину устаревшим барахлом! Это были речи безумца.

Сэр Криспин повернулся ко мне, его глаза пылали.

Я посвятил себя своему искусству. Я учился в лучших консерваториях Европы. Я учился у великого Рейнальдо Ботачини составлять собственную палитру цветов, используя киноварь и кошинель для красного, кадмиум для жёлтого, мышьякдля изумрудного. Долгие ночи я провёл за шлифовкой лазурита и голубых самоцветов с помощью ступки и пестика, чтобы привнести в ультрамарин динамизм ... И тут этот ... этот ...фармацевт, наконец подобрал он слово,выплёвываяего, с его стеклянными пластинами и хемикалиями, говорит мне, что он заменит уникальную перспективу художественного глаза механикой линз ...

Он покачал головой, и драматическитреснул себя кулаком по лбу.

Я больше не желал иметь с ним дела, сказал он. Я перестал отчислять его ежемесячное финансирование два месяца назад чтобы положить конец его нелепым похвальбам раз и навсегда. Он снова повернулся к картине, сердито вонзаясь в него кистью. Лоуренс принял это плохо. Выбежал отсюда, бормоча, что я пожалею.

Я припомнил олифантип КлариссыОлифант. Он может и был произведён с помощью химии, но ему удалось захватить сущность человека; некую внутреннюю правду. Я подозревал, что когда Криспин Блерс увидел работу Лоуренса, он также приметил это.

И тогда вы видели его в последний раз? спросил я.

Сэр Криспин обернулся ко мне. Ну, да, полагаю так ... сказал он неуверенно. Хотя был ещё тот инцидент на летней выставкев Академии. Он помедлил, затем сдавленно хмыкнул. Вероятно вы читали об этом, Мистер Гримс. Я демонстрировал портрет своей работы Леди Сары Поултни в виде Дианы, богини охоты, с весьма значительным успехом, когда ...

Да? подтолкнул я его заинтересованно.

Картина была испорчена, сказал он, залившись краской. Никто не видел, как это произошло, хотя галерея хорошо охранялась и за картинами следили всё время. Ноя подозреваю Лоуренс Олифант стоял за этим.

Испорчена? уточнил я. Как?

Холст был изрезан, Мистер Гримс, горячо заговорил он. Судя по всему фехтовальным клинком.

И тогда я услышал звонок в дверь внизу, и последующее бормотание голосов.

Это должно быть Леди Лавиниа, сказал СэрКриспин, видимо расслабляясь и возвращая кисть в банку на столе.Я в студии, Каррузерс, отозвался он, затем повернулся ко мне. Боюсь, это всё, чем я могу вам помочь, сказал он. Но возможно вы кое-что сможете сказать мне, мистер Гримс. Как умер бедняга Лоуренс?

Я спокойно ответил на взгляд Сэра Криспина. Он был убит, сказал я ему, заколот фехтовальным клинком.

А.Г. Хоскинс Промышленные Химики распологался на Колдбаф Роад (* Coldbath - холодная ванна), грязной глухой улочке не далеко отпристаней Ривехизе, и короткой прогулке от лаборатории Лоуренса Олифанта в Кровавом Переулке. Шагнув через низкий дверной проём рядом с куда большими двойными дверями, подпружиненный колокольчик над моей головой звякнул, предупреждая о моём приходе.

Чем могу помочь, сэр? спросил тощий, сгорбленный человек с жирными волосами и в неряшливом фартуке. На его макушке сидела высокаяцилиндртрубочиста,на который были прикреплены обрывки мятой бумаги - записки, списки и формулы судя по всему.

Мистер Альберт Хоскинс? спросил я, отвечая кивком на приветствие.

Взгляд его карих глаз отразил разочарование при этих моих словах, впечатление довершали усы, кончики которых упали, будто судьба нанесла ему удар, и он знал это.

Я расследую делопокойного Лоуренса Олифанта ... начал я, только чтобы химик отшатнулся за конторкой, разделявшей нас, словно его боднул верзила в барной драке.

Альберт Хоскинс опустился на мешок высушенных гранул фосфата, обхватив голову руками. Вокруг нас в тусклом свете виднелся огромный склад с ящиками, мешками и огромными банками химикатов в порошке или жидкой форме, аккуратнохранимых на помеченных ярлычками деревянных полках.

Мистер Олифант ... мёртв? простонал химик. Ну, меня обвинят, без сомнений. Старого Альберта схватят за воротник независимо от фактических обстоятельств дела ...

Он ухватился за поля своего цилиндра двумя руками и натянул его на голову, будто пытаясь укрыться в нём.

То есть Мистер Олифант всё такипогиб в результате взрыва? Альберт выглянул из-под полей шляпы своим обречённым взглядом.

Я почти начал уже отвечать ему, когда химик начал плеваться словами в спонтанной исповеди.

Да, я снабжал Мистера Олифанта хемикалиями, которые ему требовались - и странные смеси порошков и настоек были среди них. Нитраты, йодиды, нафта (* нефть)и прочее. Опасные субстанции. Смертельные субстанции, если случайно будут смешаны с ошибкой. И я предупреждал его, о, как я его предупреждал, но он не обратил внимания. Нет,неон. Он лучше знал, видите ли. У него было видение, великий эксперимент; однажды он и эти его драгоценные "олифантипы" будут знамениты ... И он платил, наличными разумеется, вперёд за всё, до взрыва ...

Химикзамолчал, затем поднялся с мешка, и уставился на меня через конторку.

Он жутко обгорел, когда вернулся после взрыва. Он обвинил меня, что я подмешал древесные опилки в порошки и уксус в мои настойки ... Как будто я бы сделал такую вещь! Сказал мне, что я пожалею, и вылетел отсюда.

Затем я стал замечать, как начали пропадать вещи, мои запасы уменьшались, и то же сс химикалиями, которыми я прежде снабжал Мистера Олифанта, хотя он тут не показывался. Так что я предпринял меры предосторожности, вооружившись на случай, если поймаю его за этим ... А теперь он мёртв от ожогов! добавил он скорбно. И меня обвинят. О, да, меня обвинят!

Лоуренс Олифант скончался не от ожогов полученных во время несчастного случая, сказал я, заметив пару пистолетов и старую кавалеристскую рапиру лежащие под рукой у химиказа стойкой. Он был убит. Заколот фехтовальным клинком.

Следующее имя в моём списке, Майлза Моргенштерна не в пример Сэру Криспину Блерсу в его пышном особняке и Альберту Хоскинсу в служебном помещении, было куда сложнее отследить. Кларисса Олифант описала его как ассистента Лоуренса, хотя когда я наконец узнал о том месте, где он обитает от торговца птицей, это оказался потрёпанный шестиэтажный дом в нескольких улицах от Кровавого Переулка, Майлз Моргенштерн казалось открыл собственное дело.

Его инициал и фамилия -М. Моргенштерн, Фото-Гравюрист и Печатник- были выгравированы на одной из десятка маленьких табличек привинченных увхода. Он вёл свой бизнес на верхнем этаже. Я постучал в щербатую чердачную дверь, которуюоткрыл юноша с вьющимися кудрявыми волосами и круглыми очками в тонкой стальной оправе, которые заставляли казаться его голубые глаза казаться выпученными как у рыбы.

Майлз Моргенштерн? уточнил я. Он кивнул. Бывший помощник Лоуренса Олифанта?

Выпученные бледные глаза дважды моргнули. Вы насчет убийства Лоуренса, не так ли?

Настала моя очередь кивать.

На улицах вокруг только и болтали об этом, сказал он. Каждый сплетникталдычит об этом из-за бельевых верёвок на заднем дворе. Я думал, полиция арестовала его сестру. Он сделал паузу и внимательно осмотрел меня. А вы кто, собственно?

Я рассказал ему, что изучаю обстоятельства смерти Лоуренса Олифанта по поручению его сестры, что кажется удовлетворило его, потому что он кивнул.

Вам лучше зайти, пригласил он.

Я последовал за ним в небольшую тёмную комнату с покатым потолком из голых досок.Она заставляламоискромные комнаты на Каджет Ларк Лайн выглядеть дворцом. Всё пространство было забито битком вещами, которые казалось имели больше чем одно назначение.

Одна латунная чаша одновременно использовалась в качестве кухонной мойки и умывальника. Матрац, привинченный на деревянных досках служил столом в течении дня и переворачивался другой стороной на ночь, чтобы стать кроватью. Его стиранное бельё сушилось на деревянных распорках, свисая с потолка, а плитаслужила и для приготовления пищи и как бельевая сушка.

Я всегда знал, что эти химикалии не доведут его до добра, Майлз Моргенштерн поднимая с прикроватной тумбочки книгу и стакан воды и приглашая устроиться меня на ней как на стуле. Я часто предупреждал его ...

Но разве вы занимаетесь не тем же самым делом? спросил я. Стараетесь зафиксировать изображение с помощью химических реактивов?

О, так и есть, Мистер Гримс, он пристроился на углу стола напротив меня,егопальцы пощипывали матрац, прикрепленный под переворачиваемой столешницей. Но я использую натуральные вещества, где это возможно. Желатин и гуммиарабик. Яичный белок. Картофельный крахмал.

Я улыбнулся про себя. Яйца и картошка. Казалось даже еда здесь используется более чем один раз.

Конечно, совсем без химикатов я не могу обойтись, сказалон, но я использую только те, на которые могу положиться, тогда как Лоуренс проделывал рискованные эксперименты. Он спрыгнул со стола. Возможно я смогу показать вам, Мистер Гримс.

Сняв с крючка на стене лампу, он протиснулся между столом и стулом, и открыл узкую дверь в задней части комнаты. Я последовал за ним, и обнаружил, что мы оказались на длинном узком чердаке, из-за наклонных сводов потолка мне казалось, что я внутри корпусаперевёрнутого корабля.

Рабочие поверхности шли по обеим сторонам, с полками внизу и крючками под хранение сверху. Здесь витал любопытный плесневелый запах, почти как на скотном дворе, и двигаясь дальше поузкомупространству вдоль верстаков с обеих сторон, я подумал, что слышу кудахтанье - мысль подтвердилась, когда я добрался до курятника с тремя перье-ногими бантамами (* куры мелкой породы), клюющими провода. Это должно быть как торговец птицей двумяулицами дальше узнал адрес Моргенштерна.

Вы нашли моих девочек, сказал Майлз Моргенштерн с горловым смешком. Руби, Элис и Мод. Он зачерпнул горсть проса и кукурузы из мешка, висящего на крюке над клеткой, и бросил его в курятник. Это белок их яиц я использую для моей альбуминовой печати.

Альбуминовая печать? переспросил я. Значит не олифантипы?

Конечно нет, выразительноответил Майлз Моргенштерн. Я бросил их, когда оставил Лоуренса, чтобы начать своё дело. Ему это не понравилось, но я чувствовал, что должен так сделать. Он указал на яйца. Надо сначала взбить яичные белки в пену, затем добавить насыщенный раствор йодида калия. Тридцать капель на каждое яйцо ...

Рассказывая, Майлз Моргенштерн всё более и более оживлялся, его голос поднялся до пронзительного. Он явно был увлечёнпроцессом, который описывал.

Что это? спросил я, показывая на стопку квадратных стеклянных пластин у объёмного пустого чана.

Это? Это, я смазываю желатиновой смесью, сказал он. Я заготавливаю большие партии в чане. Соотношение пятнадцати зёрен патентованного непрозрачного желатина Ньютона, к двух-унцевой бутыли воды, плюс восемнадцать зёрен бромида калия ...

Я осмотрелверстак, пока он продолжал то, что быстро перерастало в лекцию, медленно проходя мимо плоских подносов, закупоренных колб, весов и стойки пипеток. Я добрался до кучи бумажных отпечатков и взял один в руки, поднеся его к мерцающему жёлтому свету лампы.

Это было изображение серьёзного мальчика, сидящего в огромадном не по размеру кресле, его костлявые руки прижимали пухлого чёрно-белого Джек-расселак груди.На следующей картинке была уличная певица, её рот открыт и глаза сияли от страсти. Дальше, жонглирующий клоун, размытые руки которого и мазки бросаемых кеглей делали картинку как-будто в движении, а за ней милая девочка в чепчике и фартуке, с крынкой молока в руках ...

Я догадался, что Майлз Моргенштерн заглядывает мне через плечо. Они очень хороши, сказал я ему.

Спасибо, Мистер Гримс, его лицо сияло от гордости. Такие же чистые и резкие, как и олифантипы Лоуренса, хотя он впал в обычный для него приступ ярости, когда я попытался заставить его это признать. Это тогда я оставил у него службу ...

Часто у него были такие припадки? спросил я.

Химикаты, которые он использовал, чтобы производить свои олифантипы были опасны, сказал он. Оченьопасны. Я был свидетелем разрушений, которые онивызвали. Он покачал головой. Облакартутныхпаров, цианид, даже ... вредные токсины, Мистер Гримс, всё это, и они разрушили личность Лоуренса.

Он сожалеюще потряс головой, и нахмурился.

Когда я только встретил его, продолжал он задумчиво, Лоуренс Олифант был тихим, мягким человеком, щедрым и отзывчивым к другим. Но по мере того, как шло время, он становился всё больше и большераздражительным. Угрюмым. Непостоянным. Он мог дуться часами, затем взорваться в безумном припадке ярости. Он вечно был уставший, но не мог заснуть. Он потерял аппетит. И его руки, некогда крепкие, потому что это требуется для работы с химикатами, приобрели мелкий тремор, что делал его неуклюжим и склонным к опасным инцидентам. Он отвернулся и пошёл обратно вдоль чердака. И после каждого несчастья, он становился всё более недоверчивыми подозрительным ко всем вокруг. В конце концов, я обнаружил, что не могу больше выносить его приступы ярости и бесконечные обвинения, так что я ушёл и открыл своёдело- которым является то, что вы видите перед собой.

Как Лоуренс смотрел на эту конкуренцию? спросил я.

Майлз Моргенштерн криво улыбнулся. В основном, как я и ожидал. Взбесился. Его лоб нахмурился. Он потрясал передо мной своим кулаком и кричал, что я пожалею. Тогда я и видел его в последнийраз, хотя его лаборатория располагалась лишь несколькими улицами дальше.

Мы дошли до входной двери, он открыл её. Я шагнул на лестничную площадку.

Такая трата блестящего ума, размышлял он вслух. Такая ужасная потеря ...

Я пожал ему руку и уже начал спускаться по лестнице, когда меня посетила мысль. Я вернулся назад.

Как вы стали ассистентом Лоуренса? спросил я.

О, я думалвы должны знать, Майлз Моргенштерн добродушно улыбнулся, его голубые глаза пучились за стёкламиочков. Его сестра, Кларисса, представила меня. Видите ли, она была моей гувернанткой в годы юности. Она учила меня фехтовать.

Три имени, три разные истории, пока что из своих распросов я смог узнать только то, что Лоуренс Олифант был в обиде на каждого из них. Но оставалосьещё одно имя в списке, который дала мне Кларисса Олифант; это был Дин Генри Додсон, университетский учитель Лоуренса.

На следующий день я поднялся на плоскодонке по реке к лесистым берегам и лужайкам древнего университета, в который ходил Лоуренс, и навестил его старый колледж. Но всё, что я смог обнаружить было то, что учитель Лоуренса ушёл в бессрочный отпуск,о чём известил директорат простой запиской, написанной от руки, которая была найдена прикреплённой к двери его кабинета. Руководство колледжа казалось удивительно безразличным к такому повороту событий. Из того, чтоясмог собрать, они не одобряли интерес декана к фотографии - среди прочего - и вроде как были счастливы, что он показал им спину.

Смутьян и бич университетского руководства,декан привлёк группу преданных последователей из числа студентов, которых он учил. Эти самозванные Зубры Додсона перехватив инициативу декана, экспериментировали в древнем искусстве алхимии и оккультных науках, а также самых последних областях, представляющих интерес, вроде фотографии. Наиболее преданным и увлечённым последователем декана был сам Лоуренс Олифант, как я узнал у заспанного казначея колледжа,прежде чем покинуть университет и начать практиковать закон.

Потом, когда казначей захрапел в своей сторожке, я ускользнул и вернулся в город, поместив потёртый листок в третьем кармане своего браконьерского жилета. Это был тот самый листок, что приколол к своей двери Дин Генри Додсон, и которую казначей держал в ящике стола:

Уезжаю по не терпящим отлагательства делам личного характера.Пропаду на значительное время.

Дин Генри Додсон

Это были занятые несколько дней, и тем не менее, когда я повернул за угол Каджет Ларк Лайн и направился к своим комнатам, я догадался, что был теперь не ближе к разгадке убийства Лоуренса Олифанта, чем когда встречался с Клариссой Олифант в Уайтгейтской тюрьме. Я уже собирался подняться по водостоку к своему окну, когда горловой крик продавца газет заставил меня остановиться как вкопанного.

Читайте всё об этом! Трагическая смерть члена высокого общества художников! Сэр Криспин Блерс убит!

Глава 10

Хорошийпарень, я потрепал его по голове.

Я был рад, что он здесь, со мной. После всех этих событий, мне не хотелось оставаться одному. После того, как онустроилсяна коврике перед ревущим огнём, я подтащил кресло, скинул свои ботинки и вчитался в первую страницу газеты:

Сэр Криспин Блерс, известный художник-портретист и старший член Академии Искусств, сталжертвой несчастного случая во дворе своего дома на Батавиа Парк вчера. Согласно сообщением очевидцев, художник вышел на пути приближающейся городской повозки, был жестоко растоптан и потом застрял в задних колёсах. Несмотря на помощь случайных прохожих, включая как минимум одного медика и нескольких приятелей художников, инцидент окончился смертельным исходом.

Сэр Криспин Блерс был сыномРоланда Блерса, известного импортёра чая, и впервые стал известен как преданный студент Дина Генри Додсона из Нового Колледжа. Покинув университет, онполучилзаметный триумф на Летней Выставке Академии со своими полотнами, Битва при Силезской Равнине ...

Кайзер удовлетворенно вздохнул и скатился с коврика.

Спи спокойно, прошептал я, помещая каминную решётку перед камином.Завтра, мы с тобой отправимся на прогулку в Батавиа Парк.

На следующее утро, после того как я разделил сковороду сосисок на завтрак со своим моравским хряко-загонщиком, мы оба отправились в Батавиа Парк. Полчаса спустя, мы уже находились у мавританского особняка Сэра Криспина Блерса.

Тёмные пятна на пыльной мостовой у дома отмечали место, где портретист встретил свою участь - хотяпроворочась беспокойно всю ночь, я теперь думал, что здесь было больше, чем казалось на первый взгляд, и мне не терпелось осмотретьсцену разыгравшейся трагедии. Словно в подтверждение моих подозрений, я почувствовал руку на плече и повернувшись увидел хмурое лицо дворецкого Сэра Криспина Блерса, Каррузерса.

Вы тот тик-так парень, прокаркал он, что приходил к господину несколько дней назад.

Я подтвердил, что это я и есть.

После вашего визита, Мистер Гримс, господин явно испытывал беспокойство, сказал мне старый дворецкий, его лоб хмурился всё сильнее. Затем, позавчера, я зашёл в его студию и увидел, как он смотрит в окно. И тут разом, он издал возглас узнавания и выбежал из дома. Я подошёл к окну, как раз вовремя, чтобы успеть заметить странную сгорбленную фигуру, манящую его смостовой. Хозяин подбежал к нему и ...

И что затем? подтолкнул я.

Каррузерс опустил взгляд на тёмные пятна на мостовой.

Господин схватил его заплащ, сказал он, что казалось просто остался у него в руках, и я потерял фигуру, что была в нём, из поля зрения. И пока я пытался отыскать его снова, хозяин, вцепившийся в плащ, поднялся в воздух и затем рухнул на мостовую, под колёса трёхчасового дилижанса вынесшегосягалопом из-за ...

Старый дворецкий передёрнулся. Его явно до сих пор трясло от воспоминаний о событиях, которым он был свидетелем. Я взял его за руку и повёл его к особняку его бывшего хозяина.

Полагаю, мягко спросил я, вы подобрали тот плащ?

Каррузерс сильно вздрогнул, затем кивнул. Я забрал его из холодных мертвых рук моего господина, Мистер Гримс, прежде чем его сломанное тело,увезли.

Он вошёл в дом, перетасовался через уложенный плиткой коридор и исчез за дверью. Вскоре, он возвратился, сжимая в руках пыльный, запятнанный кровью плащ крученой шерсти твида. Он передал его мне. Беспокойство Кайзера нарастало,ион скулил и рычал, его шерсть ощетинилась, пока он обнюхивал кромку плаща.

Полиция не заинтересовалась, Мистер Гримс, сказал Каррузерс уныло. Отбросили мою историюкак бред старого выжившего из ума слуги, без сомнений. Просто несчастный случай, решили они, и газеты так и написали ...

Каррузерс продолжал бормотать низким жалобным голосом, но я не слушал дальше. Так как Кайзер тянул за повод, а я смотрел на метку, пришитую на вороте плаща в моих руках.

Г. Додсон, было там.

Так что плащ принадлежалДину Генри Додсону, таинственному академику, учившему как Лоуренса Олифанта так и Криспина Блерса. А теперь, оба его ученика мертвы, и плащ явно указывал на причастность декана к недавнему инциденту с Сэром Криспином. Я думал об ужасном лице, что видел мельком в окне за задним двором лаборатории Лоуренса Олифанта. Что еслиэтотакже былДодсон? И что еслиобесмертибыли делом его рук?

Они трое, различным образом, но были связаны с новым искусством живописи светом, и как указывал ПиБи, между конкурирующими учеными на одном поле всегда вспыхивают склоки. Может Додсон стал завидовать и ревновать к своим бывшим ученикам, завидовать успехам Криспина Блерса и испытывать ревность к Лоуренсу Олифанту за его прорыв в фотографии.

Я помнил записку, которую прикрепил к дверям своего кабинета эксцентричный директор.Он отбывает по важному делу ... Будет отсутствовать долгое время... Я начинал подозревать, что он планировал всё это, исчезнув из университета и отправившись в город, обдумывая убийство.

Сначала Лоуренс, теперь Сэр Криспин Блерс. Кто следующий? размышлял я, поглядывая на окровавленный плащв моих руках.

Так как декан знал Лоуренса Олифанта и был знаком с его новаторской работой, он также должно быть встречал ассистента Лоуренса, Майлза Моргенштерна - или в крайнем случае слышал о его занятиях фотогравюрой. И более того, поскольку Альберт Хоскинс был основным поставщиком химикалий для фотографии и всего что для них требовалось, существовала вероятность того, что Додсон также знал владельца А.Г. Хоскинс ПромышленныеХимимки ...

Я вздрогнул, вспомнив ограбление дома Клариссы Олифант в ночь после убийства её брата, и странное присутствие, которое я почувствовал в его спальне. Я почувствовал его снова в Сентинел Парк ясным холодным воскресним утром, стоя на холме с вилбордом в руках, и Кайзер чувствовал его тоже.

Говорите,потеряли владельца плаща из виду, пробормотал я, подняв глаза на старого дворецкого.

Так и было, сэр. Хозяин схватил плащ и там никого не было, Каррузерссказал. Кто бы ни был в нём, он исчез как ... как ...

Фантом, выдохнул я.

Я вернул плащ дворецкому, который застыл с открытым ртом. Затем, потянув Кайзера за поводок, оставил дом художника и направился обратно по широкой оживлённой усаженной деревьями улице Батавиа Парк, мыслив моей голове так и мелькали.

Альберт Хоскинс рассказывал мне о таинственном исчезновении химикатов с его склада, в результате чего стал держать под рукой клинок и пистолеты. Сэр Криспин Блерс рассказывал мне о том, как его картина была изрезана вандалом, и теперь он мёртв.

Может Альберт также находится в опасности? Я должен был предупредить его, по крайней мере.

Я как мог быстро двинулся к Гастаун, рядом бежалКайзер. Полчаса спустя мы срезали по Слит Переулку, что вывел нас на Колдбаф Роад, где базировались промышленные химики. Мыспешиличерез переулок, залитый тенями, мимо ветхих мастерских, сопровождаемые ударами молота, звуками пилы и измельчителей смешивающихся с грохотом ткацких педальных станков, и выбежали на улицу с другого конца переулка.

Я остановился, чтобы сориентироваться. По диагонали от меня,на углу Колдбаф Роад и Тиббалдс Лайн, были помещения промышленных химиков. Укоротив повод Кайзера, я подождал, пока проедет подвода пивовара и метнулся через дорогу. Я был уже на полпути, когда, без предупреждения, ослепительная белая вспышка залила улицу, и за ней прогремел второй оглушительный взрыв.

На мгновение, всё казалосьзастыло на месте. В ушах у меня звенело, и улица вокруг меня была необычно неподвижна. Затем всё снова задвигалось.

Люди ринулись врассыпную, пригнув головы и закрывшись руками. Лошади стали на дыбы, ржа имельтешакопытами в воздухе, в то время как другие кренили свои кареты и экипажи, на мостовой позади них. Взрослые кричали, дети плакали,собаки лаяли и выли, а стая испуганных голубей сорвалась с уступов близлежащих зданий. И передо мной, пламя вырывалось из разбитых окон А.Г. Хоскинс Промышленные Химики, по мере того как огонь охватывал, распространяясь по зданию и вызывая взрыв за взрывом добираясь до летучих химикатов.

Альберт Хоскинс, выдохнул я,мои худшие страхи подтверждались, когда оборванная, почерневшая фигура пошатываясь появилась из разбитых дверей, выглядя как подмастерье трубочиста, неуверенно ковыляя на мостовую.

Кровь струилась из разбитого виска на рубашку и рваный фартук и брызгая на булыжник мостовой. Он успел сделать полдюжины шагов прежде чем упасть на колени,затем запрокинулся на спину, свалившись на мостовую. Дёргая пса за повод, я ринулся к нему, пробираясь меж обломками двух перевёрнутых карет.

Мистер Хоскинс, позвал я, падая рядом с раненным химиком. Альберт ...

Его веки затрепетали и он посмотрел на меня, со смесью боли и замешательства.

Там был кто-то ещё, клянусь, выдохнул он, морщась при каждом слове. Но когда я посмотрел, там никого не было... Его глаза расширились. Затем я увидел ...

Я наклонился ближе к нему и взял его голову в ладони. Что вы видели? спросил я.

Карие глаза Альберта Хоскинса так и оставались широко выпученными, и он вцепился в мой рукав. Его губы разошлись, будто он собирался что-то сказать, но из его рта ничего не вышло за исключением глухого бульканья. Я поднёс ухо к самым его губам.

Коробку спичек, прошептал онотчаянно, плывущую прямо в воздухе, спичкисами зажглись ... Я никак ... не мог остановить ... пламя ...

Глаза Альберта потускнели и я почувствовал как напряжение в его теле исчезло. Его голова запрокинулась назад.

Я осторожно опустил его на булыжники, тяжело сглотнув. Как я и боялся, фантом, убивший Лоуренса Олифанта и Сэра Криспина Блерса снова нанёс удар, и я был бессилен помешать ему. Теперь АльбертХоскинс был мёртв. Поднимаясь на ноги, в моей голове сверлила лишь одна мысль.

Майлз Моргенштерн.

Глава 11

Бедняга перенервничал из-за взрывов и жался ко мне, пока мы торопливо пересекали Тиббальдс Лайн. Чердак Майлза Моргенштерна располагался на Бразье Стрит, в полудюжине улиц дальше, и я старался выбирать менее загруженные, мечась с одной на другую, дыхание вырывалось изо рта пушистыми облачками.

Температура резко упала и вчерашняя морось превратиласьв красивые сформированные снежинки. К тому времени как я добрался до высокого узкого здания, где работал и жил Майлз Моргенштернснегначал накапливаться на тротуарах.

С неприятным подташниванием в животе, я заметил, что входная дверь приоткрыта. Я толкнул её, открывая шире, и почти уже ступил в тёмный коридор, когда Кайзер издал душераздирающий вой и упёрся передними лапами, отказываясь заходить.

Давай, Кайзер,сказал я. За мной, мальчик. Кайзер,за мной!

Но пёс не слушал. Шерсть вздыбилась и глаза выпучились отчаянно, он жалобно скулил и дёргал назад поводок. Я снова потянул его вперёд. Мы играли в перетягивание каната, пока разом, со смирившимся вздохом, Кайзер не перестал дёргать повод.

Хорошая собачка, я протянул руку похлопать его по холке, когда, с громким визгом, он отпрыгнул прочь. Моё плечо больнодёрнуло в суставе, поводок выскользнул из моей руки и я остался беспомощно наблюдать, как огромный пёс скачет через дорогу. Кайзер! Я бросился за ним. Кайзер!

Но моравианская гончая не обращала внимания на мои крики. Пёс метнулся в узкий переулок напротив и исчез из виду.

Что-то напугало Кайзера, и мне ничего не оставалось, как отправиться искатьего, как только я поговорю с Майлзом Моргенштерном. Так что я ступил в мрачный коридор в одиночестве и поднялся по лестнице, я начал нервничать, по покрывшейся холодным потом коже побежали мурашки.

Я поднялся на восьмой этаж и обнаружил, что дверь в комнаты Майлза Моргенштерна также открыта. Она тихо скрипнула, когда я толкнул её шире, ия сунул в проём голову, оглядываясь.

Хелло? позвал я. Мистер Моргенштерн?

Нет ответа. Мне это не понравилось, вовсе не понравилось. Обнажив свой клинок, я опасливо переступил порог.

Место выглядело брошенным, на столе стояла тарелкаполу-съеденнойяичницы и хлеб с маслом на краю стола с матрацом и чайник бурлил на плите. Я прокрался к плите и выключилконфорку, когда услышал приглушённые шаги за дверью, что вела на чердачную лабораторию.

Теперь серьёзно встревоженный, я быстро подошёл к двери и распахнул её рывком, только чтобы застыть поражённо на месте.

Майлз Моргенштерн был передо мной, вздёрнутый в воздух, его ноги болтались на высоте нескольких дюймов от пола и его тело дико тряслось, будто он был марионеткой схваченной невидимым кукловодом. Его лицобыло ярко фиолетовым, сбитые очки цокали по половицам, я увидел налитые кровью глаза выпученные в глазницах.

Его руки вцепились в собственное горло, он задыхался. Наши глаза встретились, он молча умолял меня помочь ему.

В следующий момент, его шея резко изогнулась на бок, раздался громкий треск, и свет в его глазахпотух, а голова упала вперёд. Я издал крик ужаса и отпрянул, шокированный, и все же не в силах отвернуться.

Безжизненное тело оставалось висеть в воздухе мгновение, его мёртвые глаза незряче смотрели в мои. Внезапно, он накренился на сторону и с мягким натужным ворчанием, поднялся к потолку, перевернулся кверх ногами ирухнул в медный чан полу-заполненный желатином.

Заворожённый, я смотрел, как тело его погружается медленно в чан с жижей. Леденящий смех, сдерживаемый, но явно смех ненормального прошипел в воздухе где-то рядом со мной. Я оглядел узкий коридор чердака, но там никого не было видно, и я сделал шаг вперёд - толко чтобы меня грубо отбросило в сторону чем-то, пробежавшим мимо меня. Я услышал резкое дыханиеи поймал дуновение запаха химических веществ.

Я собирался убрать свою шпагу в ножны и подбежать к чану, когда заметил красный блеск на лезвии. Я коснулся его осторожно и осмотрел свой палец. Это была кровь. Что бы не протиснулось мимо меня, оно порезалось о лезвие моего клинка, был поражен я мыслью.

Привидения не кровоточат; может он и невидим, ноубийца был из плоти и крови. Он не был ни призраком ни упырём, как я теперь знал. Он был живым - может злым монстром, но несомненно живым.

Перевернув чан, я вывалил тело Майлза Моргенштерна на пол и перевернул его. Я прочистил желатиновую жижу из его носа и рта, шаря пальцами, надеясь, что бедняга может быть ещё жив. Но как я и боялся, его шея быласломана. В хватке невидимого фантома, у него не было ни шанса. Я протянул руку и прикрыл веками его выпученные глаза.

За спиной я слышал шаги,эхомотдающиеся по лестничному колодцу. Я вскочил на ноги, быстро вышел из чердачной лаборатории и поспешил вниз по горячим следам, добравшись к входной двери как раз вовремя чтобы увидеть, как она закрывается. Фантомсбежал.

О, не выйдет, Дин Генри Додсон, пробормотал я мрачно себе под нос сквозь стиснутые зубы, рыся вслед за ним.

Я остановился, словно резко ткнулся в стену, и огляделся в удивлении. Снег усилился. Огромные пушистые снежинки беспокойно порхали сверху, белой пеленой закрывая жёлто-серое небо, и окутывая город внизу. Я застонал, дыхание вырвалось изо рта словно клубы пара из паровозной трубы.

Что теперь? подумал я, глядяна покрытую снегом улицу.

И тут я заметил его. След на снегу запорошившем порог. Затем ещё один, и ещё, уводящие по Бразье Стрит в направлении Блю Боа Лайн. Я последовал за ними, расстояние между отпечатками увеличилось, и я понял,чтокто бы ни оставил их, он бросился бежать. Но было кое-что ещё в этих следах. Это не были ребристые отпечаткиботинок или сапог. Нет, я видел пятки и кружки пальцев; босые отпечатки ног. Фантом был босиком.

Убийца! Я бросился в погоню, вопя. Стой! Убийца! Убийца!

В конце Бразье Стрит, следы повернули налево. Меня занесло на повороте, прямо на оживлённую магистраль Птичьего рынка, под ржание лошадей, скользящиеколёса карет и громкие, страстные крики.

Слабоумный олух!

Мои ноги, я поскользнулся!

Что, во имя всего святого, случилось?

На улице было шумно. Справа от меня, пожилая женщина лежала на тротуаре. Телега с дровами резкоостановиласьпередо мной и огромный коричневый конь встал на дыбы.

Вау, Джед! Вау! крикнул погонщик.

Громкийкрик донёсся где-то дальше по улице. Я повернулся и, сквозь падающий снег, увидел женщину, отшатнувшуюся назад. В следующий момент, мужчина справа от неё согнулся пополам и рухнул на колени. За ними, несколько прохожих распадались, пока фантом расталкивал их на ходу.

Я бросился туда и, добравшись до конца улицы, увидел следы исчезающиеза углом. Сморгнув с ресниц снежинки и натянув на уши свой цилиндр, я понёсся за ним.

Скользя на свежем снегу, я повернул за угол на Блю Боа Лайн. Снег шёл ещё гуще прежнего, навалив добрых два дюйма под ногами. Впереди, нечто любопытное произошло с невидимой фигурой. Я теперь не только мог видеть еёследы, но теперь снегопад придавал фантому очертания.

Добравшись до начала Кровавого Переулка, он обернулся проверить преследуют ли его ещё, и с двух сотен ярдов, я уставился в то самое ужасное, нечеловеческое лицо, что видел в окне лаборатории. Один бесплотный глаз, искривленный с одной стороны рот, исодранная щека, всё разъединённое, как если бы лицо Генри Додсона медленно разбиралось на части.

Вызывающее ужас привидение скрылось в Кровавом Переулке. Словно раненое животное, фантом направлялся в своё логово. Я добрался до тайной лаборатории Лоуренса в Кровавом Переулке лишь мгновение спустя, найдя дверь болтающуюся свободно на петлях.

С тихимшелестом, я потянул шпагу из трости, выставил её перед собойи осторожно шагнул в тёмный дом. ДинГенриДодсон мог, благодаря неким тайным оккультным силам или адской алхимии, становиться невидимым, но не в пример прочим его жертвам, я был вооружён и готов к бою.

Только мои глаза успели привыкнуть к сумраку, раздалось тихое клацанье и полыхнула слепящая вспышка, сопровождаемая едким запахом серы. В следующий момент,нечто твёрдое и тупое ударило меня в висок.

Мгновение резкой боли. Затем ничего ...

Глава 12

Я сидел, прислонённый спиной о кресло с высокой спинкой, мои руки и ноги были туго стянуты толстой верёвкой. Что за дурака я свалял ввалившись в логово фантома вместо того, чтобы вернуться в Хиберниан Ярд и рассказать обо всём Инспектору Клакетту ипрочим констеблям.

Но опять же, разве они бы могли мне поверить? Я сам едва себе верил. Невидимый профессор совершает убийства по всему городу ...

Ага, так вы очнулись, Мистер Гримс, хриплый голос у пылающего огня, и я ахнул, увидев большую, сверкающую колбу, поднимающуюся с верстака, пузырь наклонился, опрокинув своё содержимое в кипящий на огне чан. Ядовитыепары поднялись плотным тёмно-красным облаком. Думаю, самое время нам немного поболтать. Голос звучал напряжённо и ломался от боли, но в нём всё же просвечивал основной злобный тон.

Колба вернулась на место и облака багрового пара начали расчищаться, я увидел грязный лабораторный халат, застёгнутый наглухо и с закатанными рукавами, казалось висящий в воздухе. Ткань его была рябой от едкихжидкостей, прожегших в нём дыры.

Шаги приблизились и, подняв голову, я увидел, что халат подошёл ближе, хотя не было видно никаких следов ног под его полами. Ужасное привидение выплылоиз красноватоготумана. Я смотрел на фрагменты лица плавающие надо мной пока спектральнаяфигура перемещалась в мерцающем свете. Один глаз, прядь спутанных волос и жуткий блеск полупрозрачной кожи ...

Моя боевая раскраска по-видимому запачкалась. Эта погода приводит её в хаос, глумился фантом, очевидно обрадованный ужасом на моём лице.

Рябой халат отвернулся и комнату наполнил хриплый смех. Без сомнений янаходился в присутствии сумасшедшего. Ядовитые химикаты, которые даже сейчас клубились по лаборатории, должно быть украли его здравомыслие. Майлз Моргенштерн говорил насколько они опасны. Ядовитый цианид, отупляющий эфир и деформирующие разум пары ртути превратили Дина Генри Додсона в буйного маньяка, так же как они влияли на Лоуренса Олифанта.

Я взглянул на олифантипына прищепкахподвешенныек бельевой верёвке, что тянулась вдоль потолка надо мной. Декан должно быть заметил мой взгляд, потому что протянул невидимую руку и сорвал отпечаток со шнура, сунув его перед моим лицом.

Я недоверчиво уставился на картинку. Это был я, захваченный в момент вхождения в лабораторию, в полыхнувшем слепящем свете.

Лоуренс Олифант, величайший художник светом которогокогда-либо видел мир! объявил хриплый голос. Пионер олифантографии, тем не менее не был ли бедняга Лоуренс загнан тем самым миром, который стремился обогатить своим творением? Я скажу вам, Мистер Гримс. Я скажу вам!

Он был предан, Он был принижен, и он страдал, Мистер Гримс. Муки! ...

Голос декана поднялся до невменяемого писка.

Его финансовый покровитель снял свою поддержку!Потому что, когда он увидел олифантипы, такие какэтот, Мистер Гримс - моя фотография тряслась у меня перед глазами - Криспин Блерс догадался, что обычная живопись мертва!

Олифантип порхнул мне под ноги.

Его ассистент научился у него всему, что мог, и затем оставил его, как вор в ночи! хрипел фантом, пока белый халат расхаживал взад-вперёд передо мной. Майлз Моргенштерн укралработу своего мастера, и затем запачкал её ... желатином и яйцами!

Он выплюнул эти слова с презрением.

Даже его собственная сестра отказалась помочь бедному Лоуренсу в час нужды. Сидя на состоянии в золоте, она отклонила его отчаянные мольбы о помощи ...

В горле фантома слышался едва сдерживаемый всхлип, быстро сменившийся злобнымскрежетом.

Но она заплатит, каки остальные. Она заплатит за своё предательство!

Халат замер, его рукава переплелись в созерцательном размышлении.

И вот наступил прорыв - ужасный, безобразно болезненный; пытка, но и триумф! И Альберт Хоскинс невольно оказался в ответе за это. Представьте только! Глупый, жадный маленький Альберт, который подмешивал всякую фигню в химикаты, которыми снабжал бедного Лоуренсачтобы сэкономить пару жалких пенни, и это вызвало несчастный ... счастливый случай!

Бедняга Лоуренс. Как он обгорел, Мистер Гримс. Как обгорел! И всё же ... всё же ...

Голос фантома стал приглушённым от благоговения.

Когда огонь угас и дым и пары рассеялись, Лоуренс обнаружил, что там, где на него попало химическое соединение, кожа его стала странно полупрозрачной.Какое любопытное вещество лежало на днечанаясное и скользкое, словно ртуть ...

Он прижал свое фрагментарное лицо к моему. Его дыхание было тёплым и зловонным.

Зеркальнаякожа, Мистер Гримс, сказал он. Вот как называл его Лоуренс. Он смешал варево с гусиным жиром. Когда наносишь это вещество на кожу человека, оно делает его ...

Невидимым, выдохнул я. Вот почему вы убили ЛоуренсаОлифанта. Из-за этой зеркальной кожи?

Ненормальный смех фантома эхом прозвенел по инфернальным внутренностям лаборатории.

Лоуренс Олифант умер, сказал он, но не так, как вы думаете, Мистер Гримс. Я слежу за вами с тех пор как вы влезли в его дела. Я был в доме, заставляя вас и вашу маленькую подружку Тилли носиться кругами; и затем в Сентинел парке, когда перевернул ту нелепую штуковину. Но ничегоиз этого не принесёт добра Клариссе, я присмотрю за этим. Она будет висеть за убийство своего брата, как я и планировал!

Видите ли, когда Лоуренс обнаружил свойства этого вещества, он начал забавляться, признаюсь, я не возражал. Разгуливать по городу незамеченным было волнующе. Он брал химикаты со склада Альберта Хоскинса, он украл себе пса из конуры в имении Лорда Ривехиза;он толкал уличных торговцев в канал, прачек в лошадиные поилки и даже располосовал помпезный нелепый портрет Сэра Криспина Блерса Леди Сары Паултни в роли богини охоты с мечом в руках!

Но затем, по мере того как боли сохранялись, мученья его росли; головные боли будто иглы втыкали в глаза, голоса в голове. Лоуренс стал более целенаправлен. Он пригласил своего наставника к себе в студию, ипоказал ему чудеса зеркальной кожи - две драгоценные банки вещества - ожидая, что декан будет поражен. Но вместо восхвалений бедняга Лоуренс услышал от своего декана, своего наставника, своего героя, что он безумец!

Лоуренс Олифант, безумец? призрак завизжал недоверчиво, пересек комнату и встал надо мной. Я чувствовал его дыхание на своей щеке.

Так что Дин Генри Додсондолжен был умереть! Лоуренс убил его саблей, пронзил его сердце. Он умер даже не пикнув, и в этот момент Лоуренс Олифант умер тоже ...

И я увидел чем я стал, Мистер Гримс, через свои муки. Я стал богом! Богом, говорю вам! И как почтенный бард описывал его?Как мухам дети в шутку, Нам боги любят крылья обрывать.... (* Шекспир, Король Лир, перевод Пастернака)

Так что я был полностью не прав, понял я.Этот спятивший фантом не был Дином Генри Додсоном! Это был никто другой, как сам Лоуренс Олифант. Брат Клариссы Олифант не был убит, как все были уверены. Но сам был убийцей, спокойно зарезав своего учителя, затем отправившись мстить тем,вком видел своих врагов, и оставляя за собой шлейф смертей и разрушений.

Теперь он захватилменя. Я оказался в руках безумца.

В чане кипятилась смесь наиболее едких веществ; цитрат амония и феррицианид калия, азотная и серная кислота ... та же композиция, как вы можете заметить пузырится в чане и сейчас, пока мы разговариваем, Мистер Гримс, добавил Лоуренс, неприятно посмеиваясь. Обычно, я использую эту формулу, чтобы очистить мои металлические фотографические пластины, но в тот день, я решилиспользовать её, чтобы искоренить существование Дина Генри Додсона, раз и навсегда.

Я обменялся с ним одеждой, затем опрокинул на него чан. И когда эти едкие вещества стёрли его черты, я покинул лабораторию. Лоуренс Олифант был мёртв, и на его месте возник карающий бог.

Я отправился в университет и оставил фальшивую записку от декана. Я выманил Криспина Блерсаизегопышного особняка и отправил его под колёса почтового дилижанса. Сначала, я был взбешён, когда потерял плащ, но в конце концов потеря оказалась удачной, поскольку с тех пор казалось, что в это был скорее вовлечен Дин Генри Додсон, чем я. Дальше, я решил преподать урок Альберту Хоскинсу. Теперь он знает каково это оказаться в месте взрыва. Я ударил простака дубинкойи бросил спичку в его склад. Он хихикнул. Всё это место полыхнуло как гигантская римская свеча. И потом оставался ещё Майлз Моргенштерн ...

Фантом хрипел уже мне практически в ухо.

Но это то вы уже знаете, не так ли, Мистер Гримс? спросил он голосом мягким и убаюкивающим. Я научу вас не вмешиваться в мои дела.

Я отчаянно оглядывал внутренности адскойлаборатории, сражаясь со своими путами.

Я страдал от адских мук, шептал фантом. Теперь твой черед, Барнаби Гримс.

Едкий смрад угольного дыма и химических паров вызывал слёзы на глазах и перехватывал горло. На пол у моих ног брызгала густая вязкая жидкость, и медная газовая лампа на стене пылала.

Отрез алого шёлка был обернут вокруг стеклянной колбы лампы. Он приглушал её свет, бросая в комнату адский красноватый отсвет, который падал на низкий шелушащийся потолок, на доски прибитые поперек единственного окна, и на ряды портретов пришпиленных к стене и свисающих с бельевой верёвки у меня над головой.

Tам были мужчины и женщины. Молодые и старые. Писарь с длинным пером и запачканными в чернилах пальцами. Мясник в забрызганном фартуке с мёртвым кроликом в руке. Доярка,речнойбандит, трубочист молодой парень ... Все они смотрели на меня сверху в малиновом свете, словно потерянные души проклятых.

Слева от меня, разбитый верстак бежал по всей длине комнаты, с раковиной посередине и тремя большими цинковыми лотками рядом с ней. Полки,гнущиеся под весом стеклянных бутылок с тёмным жидким содержимым и сверкающими порошками, разлиновывали стену над рабочей поверхностью. Справа два поеденных жуками шкафа и шаткий столик, его деформированная столешница была завалена оборудованием. Скальпели, ножницы, гильотины для бумаг; бутылочки чернил и гусиные перья; увеличительное стекло, треснутая глиняная труба, и высящаяся стопка бумаг, что клонилась к похожей на коробку штуковинес латунными петлями и стеклянным верхом ...

Прямо передо мной огромный чан стоял на треноге, его едкое содержимое бурлило на раскалённой печи. Густые облака малинового пара стекали по сторонам котланапол, корчась и извиваясь ко мне.

Ядовитый красный парструившийся по полуначал обматываться вокруг моих лодыжек,икр, коленей. Он обжигал мне ноздри и разъедал глаза. Голова моя кружилась; лёгкие горели в огне. Жар покалывал кожу, и вредные пары заставляли меня задыхаться, пока я отчаянно боролся, стараясь освободиться от верёвок, стягивающих мои руки и ноги.

Как раз тогда, я почувствовал руку, стиснувшую мне горло, вздёргивая меня со стула и толкая вперёд, на колени. Вторая рука обхватиламой затылок ипридвинуламеня лицом к кипящему содержимому чана.

О, жжёт, Барнаби Гримс, прошипел зловещий голос, прежде чем подняться к пронзительному крещендо. Как жжёт ...

Я был в ловушке, связанные руки и ноги, и псих толкал меня головой в чан седкимихимикалиями. Было лишь одно, что я мог сделать, так что я сделал это.

Спасите! завопил я,во всю силу своих лёгких. ПОМОГИТЕ!

В Кровавом Переулке, фыркнул фантом, никто не услышит твоих криков!

Он давил меня всё ниже к кипящей жиже в чане. Он хотел уничтожить меня, так же как уничтожил Дина Генри Додсона. Пар обжигал мне лёгкие. Глаза горели.

ПОМОГИТЕ! проревел я снова. ПОМОГИТЕ!

И вдруг комната задрожала от колоссального ударав дверь. Фантом замер. Снова удар, сопровождаемый треском дерева. Петли подались, и дверь влетела внутрь и следом за ней моравианская гончая на кабанов рыча ворвалась в лабораторию и прыгнула на белый халат.

Кайзер! ахнул я. Кайзер, это ты.

Фантом закричал, когда зубы пса погрузились в невидимую ногу, дико мотая головой.Халат поплыл по воздуху и рухнул на пол. Фантом треснулся о раскалённый метал чана, и завопил со смесью ужаса и боли. Чан покачнулся, плеснув содержимым через край в пламя очага. Жижа воспламенилась, и с громким вуумп весь чан внезапно превратился в охваченный огнём шар.

Кайзер! закричал я, отчаянно пытаясь отстраниться от пламени.

Я упал на пол, пылающая жижа потекла из чана ко мне и воздух заполнили крики фантома.

И тут что-то потянуло меня за лодыжки и поволокло по полу,прочь от языков пламени. Я опустил взгляд и увидел Кайзера, его громадные челюсти вцепились в верёвки опутывающие мои ноги, и пёс тащил меня прочь из комнаты.

Надо мной полки и шкафы начали тлеть и расколотый верстак загорелся, олифатипы на бельевой веревке охватило пламя, один за одним; писарь, мясник, доярка,речной бандит и подмастерье трубочиста, смотрели на меня пока их образы чернели и скручивались.

Позвоночник хрустнул, голова больно ударилась о брусчатку, когда гончая перетащила меня через порог на снег снаружи. Несколько обитателей Кровавого Переулка уже выползли из ближайших коморок и теперь спешили мне на помощь. Дородный кошачий шкуродёр перерезал верёвкии тут раздался мощный взрыв. Передняя стена лаборатории обрушилась внутрь и крыша рухнула. Пламя, в пятьдесят футов (* 20 метров) высотой, шипело снежинками, залетающими в него. Из обломков выпала спотыкающаяся спектральная фигура, халат на ней горел. Она пошатнулась вперёд, поскользнуласьназаснеженных камнях мостовой, и тяжело рухнула.

юда! крикнул фальшивомонетчикторопя кого-то, пытаясь сбить пламя с пылающей фигуры. Он сдёрнул один рукав, затем второй, сорвал пуговицы и перекатил фигуру на живот. Потом отбросил халат в снег. Пламя танцевало на прозрачном теле на земле. Быстро! ревел он. Воды, сюда!

Два бутлеггера подбежали, мужчина и женщина, у каждого ведро в руках. Они размахнулисьи разом опустошили их на горящего. Пламя было залито в одно мгновение, вода стекала по покрытому волдырями ожогов телу, смывая зеркальнуюкожу, проявляя тело под ней.

Я присел рядом, схватил тело за плечо, и перевернул тело на спину. Тающий снег стекал по лицу, смывая остатки химической мази, делающейегоневидимым.Проявляющееся лицо выглядело примечательно спокойным и, за исключением красного шрама и опаленных волос, я почувствовал что смотрю на человека, которым Лоуренс Олифант некогда был: тихий, мягкий, старательный и отзывчивый к другим ...

Его веки моргнули, он открыл глаза, и посмотрел на меня ясным взглядом зелёных глаз. Рядом, Кайзер сел у меня под боком и лизнул мне руку. Лоуренс слабо улыбнулся, слегка сморщившись,борясь с болью. Его глаза расширились и он схватил меня за руку.

Пожалуйста, взмолился он хриплым прерывистым голосом. скажите Клариссе ... что мне жаль ...

Он захрипел и его голова упала. Глаза закрылись. Кайзер хныкнул и толкнул лапой тело, но тщетно. На этот раз никаких сомнений, никаких ошибок, никаких шансов на отсрочку.

ЛоуренсОлифант был мёртв.

*

Инспектор Клакетт выслушал мой рассказ с сосредоточенным вниманием, время от времени останавливая мой поток слов, чтобы сделать запись в блокноте. Когда я иссяк, он поднялся на ноги и начал шагать взад-вперед по маленькой комнате, разглядывая зловещие маски на стенах. Он заговорил быстро, тихо, как будто размышляя про себя.

Невменяемый ученый,сошёл с ума от ядовитых химикатов, с которыми работал? В конце концов, подобное уже случалось прежде - с Безумным Шляпником, убившим 47 человек. На этот раз четверо жертв, и Лоуренс Олифант имел возможность и мотив для каждого из них. И устроив свою фальшивую смерть, он сбил нас со следа ...

Он сделал паузу и повернулся ко мне, будто заметив меня впервые.

Что ж, Мистер Гримс, должен отдать вам должное,продолжил он. Вы кажется раскрыли это дело. Конечно, ваш рассказ ничем не подтверждается в случае загадочныхбанокс так называемой зеркальной кожей. К тому времени, как мы прибыли огонь уже уничтожил все следы, уничтожив лабораторию и всё что в ней было. Он задумчиво погладил свой крючковатый нос. Но остальная история определенно расставляет все по местам. В конце концов, Мисс Олифант едва ли могла убить своего брата, когда он на самом делепогиб на пожаре, что случился, когда она находилась в заключении в Уайтгейтской Образцовой Тюрьме ...

Так? подтолкнул я.

Так что, Мисс Олифант свободна и с неё сняты все обвинения, сказал инспектор, протягивая мне руку. Я тепло пожал её. И она должна благодарить вас за это, добавил он. Если бы не вы, Барнаби Гримс ... Он сделал паузу, и указал на посмертные маски на стене. Я лишь надеюсь, что она оценитвсё что вы сделали для нее.

Она оценила. На следующее утро я нанёс визит Клариссе Олифант. Несмотря на глубокую скорбь по своему брату, она казалось держалась бодро и я был рад отметитьчтократкий период в заключении не сломил окончательно её неукротимый дух. Когда Тилли торопливо втолкнула меня в гостиную, дуэльная гувернантка отложила своё руководство по фехтованию ипрыгнула ко мне со своего кресла.

Мистер Гримс, сказала она. Барнаби. Я надеялась, что вы заскочите. У меня есть кое-что для вас. Она сунула руку в карман чёрного пиджака и вытянула маленький мешочек, который вложила мне в руку. Награда за ваши труды.

Я было начал протестовать, что делал это не ради денег, но она похлопала меня по руке.

Вы заработали это, Барнаби,мой мальчик, улыбнулась она. И возможно вы будете рады узнать, что я дала выходной на оставшуюся часть дня Тилли.

В своей комнате на чердаке той ночью, я высыпал содержимое мешочка на стол. Их там было девятнадцать - маленьких, кругленьких и слегка обугленных золотых соверенов, часть клада из сундука влабораторииЛоуренса Олифанта. Там их было двадцать, нозаказав вилборд у кузнеца друга Уилла, купив Тилли новую шляпку отГосни и Дочь, Уиллу новый браконьерский жилет, угостив Молли, Уилла и Тилли ужином с устрицамиивыведя их на бокс на Ипподром Александра, я потратил один ...

Я собрал обратно оставшиеся девятнадцать соверенов в мешочек и убрал его подматрац. Кайзер поднял голову и посмотрел на меня, из под своих густых бровей, а на его шее сверкала табличка с именем на новом модном ошейнике.

Девятнадцать золотых соверенов, сказал я ему. Судьба благоволит нам с тобой, и у меня большие планы на нас обоих.

Мог ли я тогда знать, что бывший хозяин Кайзера, новый Лорд Ривехизе, собирался скрестить со мной шпаги в Темплтонском крыле городского музеяв ту самую ночь, когда пророчество Фараона Аканатена III собиралосьсбыться, спустив ужас на город, который никто и представить себе не мог.

Но это, как говорится, совсем другая история ...

На этом серия книг о приключениях тик-так парня Барнаби Гримса заканчивается.