Приехали мы в Невьянск, конечный пункт нашего путешествия в Сибирь, где работал дядя Витя и на место где стоял его дом. Приехали мы поздно, было уже темно.
В доме было тепло, уютно и так же пахло хвоей, как и в домике смотрителя. Меня удивило, что в доме всё было из тесаного дерева и стены, и полы, и мебель. В углу большой кухни была огромная каменная печь, а наверху на печи, в нише сложены были колотые дрова для этой печи. Я такого раньше никогда не видела, даже у смотрителя станции. Очень многое у меня вызывало любопытство и удивление.
На второй день утром, когда мы проснулись, дяди Вити уже не было дома, и мы с мамой смогли получше рассмотреть дом, в который мы приехали. Дом действительно был деревянный. Он называется сруб. Это значит, что дом был построен из круглых брёвен, совсем без гвоздей.
Весь дом изнутри, стены дома и потолки были обшиты тёсом, это такие тонкие хорошо обструганные доски, за которые между брёвнами сруба и тёсом закладывается сухой мох. Поэтому дома в Сибири очень теплые, хорошо сохраняют тепло печного отопления, но и очень опасные для пожаров. Сгорают дома мгновенно, и потушить их практически невозможно.
Дом дяди был огорожен высоким, в человеческий рост забором, тоже из выструганных досок. Двор был маленький. Со двора был вход в, так называемый, предсенник. Из предсенника по правую сторону был вход в сени самого дома, а по левую сторону в предсеннике находились уборная и кладовки разного назначения, но не для хранения еды. Для хранения еды предназначался погреб под полом в самой кухне.
Я рассказываю это так подробно не только потому, что мои внуки будут жить совсем в другом мире, а ещё и потому, что мой рассказ это своего рода путешествие в прошлое. Кроме того, у меня с уборной и с подвалом связаны некоторые неприятные эпизоды из моего беспокойного детства.
Итак! Из предсенника мы попадали в сени, это по-нашему коридор или холл, кто как пожелает. Сени не отапливались, но каким-то образом там всегда было тепло не так, как в доме, но тепло. Когда мы приходили домой, то оставляли в сенях обувь и верхнюю одежду. Там же в сенях жили и котята, которых мама собирала на улице и приносила домой, что очень злило дядю Витю.
Вскоре мама устроилась работать на завод, где изготавливали оружие для фронта.
Ещё будучи девушкой, мама училась в химико-технологическом техникуме, когда жила в Армавире, разбиралась немного в химии, другого ничего делать она тогда не умела, и её приняли на работу в отдел снабжения химикатами для данного предприятия.
За мной ухаживать и меня воспитывать было некому, поэтому меня отдали в детский садик, опекуном которого был завод, где работала мама. Моя тетя не работала, но дядя не хотел, чтобы она за мной ухаживала. Это уже потом я узнала, что она ждала малыша.
Маму я почти никогда не видела. На заводе люди работали по 10-12 часов в сутки. У мамы были частые командировки. Ей приходилось ездить за химикатами в разные города страны. Помню, как-то она рассказала, что в одну из таких поездок от усталости прямо в кабине грузовика она уснула, а проснулась оттого, что стала захлёбывться от чего-то кипящего в её горле. Когда она пришла в себя, водитель грузовика сказал ей, что он очень испугался и подумал, что мама замёрзла.
Это была самая холодная за последние годы зима 1942 года, мороз доходил до минус 50 град.С. Грузовые машины тогда не имели отопления внутри кабины, поэтому нужно было одеваться очень тепло. Это могли быть и тулупы, и шапки, и валенки с меховыми носками, и пуховые платки. У мамы всё это было.
Поездка, однако, была очень длительной, к тому же к накопленной усталости добавилось и постоянное недосыпание, что и привело её в такое дремотное состояние. Оказывается, водитель влил маме в горло чистый спирт. Это и спасло её от замерзания.
Я редко видела маму, а когда видела, то была так счастлива её присутствием, что придумывала всегда что-нибудь такое, что могло бы её настолько обрадовать, чтоб она побыла со мной подольше. В один из вечеров мама разговаривала с тётей Надей и сказала, что очень волнуется, почему нет никаких вестей из Армавира. Что с дедушкой? Заняли ли фашисты Армавир?
Я слушала и не знала, как помочь и развеселить маму. Утром, когда мы шли в детский садик, недалеко от детсада мама встретила почтальона, и спросила, нет ли для нас писем. Писем не было. Мне было жалко маму, и я всё думала, как же её обрадовать?
Вечером мама пришла за мной в детский садик, а когда мы пришли домой, разговор опять зашёл о письмах. И я решилась! "Мамочка ты не волнуйся - сказала я - дедушка написал письмо, просто тебя не было, а когда почтальон пришёл к нам в детский садик он отдал письмо мне. Так что с дедушкой всё в порядке". Я думала мама обрадуется, что с дедушкой всё в порядке, а она вдруг строго спросила: "Где письмо?" Такого вопроса я никак не ожидала, оказалось, что письмо надо ещё и показать! Я растерялась и сказала, что оставила его в детском саду. "Одевайся!" - сказала мама и повела меня в детский сад.
Стемнело.
Помню, что началась снежная вьюга, снег бил в лицо и было очень холодно, но мне было жарко и страшно, страшно за свою ложь и жалко маму. Когда мы пришли в детский сад, там была только одна ночная нянечка. Мама рассказала ей историю с письмом. Писем ждали все, и няня приняла горячее участие в поисках "пропавшего" письма. Перерыли даже снег в дворике садика. Конечно, ничего не нашли!
Родители хорошо знают своих детей, особенно когда они обманывают. Заподозрила что-то и мама в моём поведении. Она вдруг, казалось, резко "успокоилась", поблагодарила няню, и мы вышли в ночь.
Недалеко от садика через не глубокую речку (зимой речушка промерзала до дна) был мостик. Мама повела меня под этот мостик и сказала, что лгать это самое ужасное, что может сделать человек, и если я не скажу правду, то она повесит меня на моём шарфике здесь же под мостом! Я не поняла, как можно меня повесить на тоненьком шарфике, ведь я тяжёлая, к тому же было очень холодно, и я подумала, что замёрзну, пока буду висеть.
Меня испугал, не сам факт того, что меня "подвесят", как я поняла, под мостом в такой холод, а, скорее всего, испугало выражение маминого лица. Оно было таким, каким раньше я его никогда не видела! Я так сильно испугалась, что сказала всю правду. Я попыталась объяснить маме свой поступок тем, что хотела успокоить и обрадовать её письмом от дедушки, а вовсе не хотела обманывать! Мама молчала и так же молча, мы дошли до дома.
Конечно, дома ждали нас вместе с письмом. Маме пришлось рассказать о случившемся. Как сейчас помню, в кухне были все-тётя, дядя и мама. Незадолго до этого тётя искупала родившегося недавно моего кузена Юрочку и у печи стояла ещё почти полная ванночка с водой.
После рассказа мамы все начали меня стыдить и ругать, и уж не знаю кто, но подняли крышку погреба, что был в кухне, и заставляли меня туда лезть, в наказание за ложь. Я боялась крыс, плакала, но меня туда силой спустили. Я плакала ещё громче и у всех просила прощения. Забравшись по лесенке ближе к крышке закрытого погреба, я пыталась её открыть, но услышала, как дядя Витя сказал, "Любка поставь ванночку на крышку!"
Не знаю, кто ставил ванночку, но я поняла, что "мне никогда отсюда не выбраться и здесь я умру или меня съедят крысы" - думала я.
Как потом я узнала, дом был новый и никаких крыс там, конечно же, не было, но тогда я об этом не знала. Я перестала плакать. Наступила какая-то глубокая обида, потому что они не поняли моего доброго порыва, а безразличие к своей собственной судьбе затопило всё моё маленькое существо.
Прошло какое-то время, когда крышка подвала открылась, и мама приказала мне выходить, мне было уже всё равно где жить и с кем, с крысами или с дядей Витей. В кухне была только мама. Здесь же в кухне мы с мамой и жили. Только на каменной печи уже "спали" не дрова, а было моё спальное место. Я больше не плакала. С того ли момента или может быть это заложено в моём характере, но я почти никогда не лила слёз, особенно в трудные моменты своей жизни.
Ещё я поняла тогда, что не только за ложь, но и за правду жестоко наказывают. И я стала обманывать маму по мелочам. Это были в основном школьные хитрости, и длилась такая моя позиция почти до 18 лет. Тогда же, буквально в один день, я поняла, что правду говорить и выгоднее для себя и больнее для других, совсем не по злобивости души, а потому что правда обезоруживает противника и можно избежать наказания. С тех пор я никогда не лгала, просто появился опыт и другие варианты обходить молчанием правду, но никогда не лгать, если тебе напрямую задают вопрос.
Детская обида наказания за правду, жила всегда во мне, и когда я носила под сердцем своего первого ребёнка, я поклялась и себе и ему, что за ПРАВДУ я никогда его наказывать не буду, а помогу разобраться. Как у меня это получалось, будут уже судить мои дети. В дальнейшем, получив опыт в воспитании детей, я поняла всё-таки, почему дети лгут.
Возвращаясь к событию с "дедушкиным письмом", хочу верить, что "урок" с погребом не принадлежал моей маме. Дядя Витя был вообще жестоким человеком. Я это видела сама. Мама изредка приносила котят с улицы, и они жили в сенях дома. Котята очень боялись дядю, но один котёнок был новенький, и когда приоткрылась дверь из сеней в кухню, котёнок просунул любопытную головку в проём приоткрывшейся двери. Мамы дома не было. Дядя вскочил и резко притянул дверь на себя, котёнок не успел даже мяукнуть, как его головка осталась лежать в кухне на полу. Я не верила глазам своим! Всё было нереально, пока не вернулся из сеней дядя и не сказал мне, что, если я расскажу маме, то с моей головой будет тоже, что и с головой котёнка. Тогда я поверила ему и поняла - это правда!
Почему дядя не хотел, чтобы я рассказала об этом маме? Что за смешанное чувство у него было по отношению к моей маме? Я поняла это позже, после одного инцидента.
Благодаря дяде и тому, что мама работала, мы жили в относительном достатке по сравнению с другими беженцами, что касается питания. Но сахар и сладости купить было негде. Дядя работал директором золотых приисков, а мама по обязанности ездила в разные командировки, откуда иногда привозила кое-что из дефицитных продуктов, поэтому у нас редко, но появлялись сладости в доме. В основном это были красивые сине-белые куски сахара, которые раскалывались на маленькие кусочки щипчиками для сахара. Мне категорически было запрещено брать без разрешения любые сладости. Я и не брала.
Но однажды я увидела, как тётя повесила мешочек на гвоздь у печи рядом с моим "спальным местом", а из мешочка она доставала какие-то квадратики бросала в молоко и кормила ими моего кузена Юрочку. Я попросила кусочек. Она мне дала и просила не говорить об этом дяде. Я обещала, но когда все легли спать, то этот мешочек, который висел перед моими глазами, не давал мне покоя. Я уже знала, что это печенье, и оно было очень вкусное.
Мама уже легла спать здесь же в кухне, и я тихонечко попыталась залезть в мешочек за печеньем. К моему несчастью в это время в кухню зашёл дядя попить воды и увидел мою ручку на мешочке! Он очень больно схватил меня за руку, я вскрикнула, мама вскочила с постели, и снова я увидела эти мамины глаза, как тогда под мостом. "Не смей! Слышишь, никогда не смей, дотрагиваться до моей дочери! И убери от её глаз этот мешок!"
Расширенными глазами от страха за за меня и за маму, я смотрела на дядю и думала, что он сделает с нами то же самое, что и с котёнком. К моему безмерному удивлению голос дяди стал тихим, он сказал, что ничего мне не сделал и, попив воды, быстро вышел из кухни. Никогда больше он меня не задевал и даже "не видел"! Я перестала его бояться, знала, что он больше меня никогда не тронет!
Человек, который бил жену, избиением довёл до шизофрении сына, сделавшись, таким образом, косвенным убийцей собственной жены, матери своего сына(!), вдруг подчинился моей маме??!
Два характера, два сильных характера сошлись на одной территории, и мама победила! Я уже говорила, что тётя была слабовольным и слабохарактерным человеком, дядя называл тётю "Надькой", а меня "Линкой". Тётя стала для моего дяди, своего рода "мальчиком для битья", что вероятно и нравилось ему и, в то же время, его раздражала покорность тёти. Хотя мама и тётя были родные сёстры, такая разница в характерах заставила дядю уважать мою маму. Я ещё больше не только стала любить мою маму, но и гордиться ею. Победить монстра! Это что-то! Мои приключения на этом не закончились, хотя они больше никогда не были связаны с моим дядей.
Мы прожили в Невьянске (это городок около нынешнего Екатеринбурга), начиная с декабря 1941 года до весны 1944 года.
Во время войны детей принимали в первый класс школы только с восьми лет. Поэтому я пошла в школу с семи лет первого сентября, а в ноябре 1943 года мне исполнялось 8 лет.
Зима приходит в Сибирь рано, поэтому даже если ещё нет снега, и даже, если ярко светит солнце, на дворе ещё подмораживает. Я не помню, как долго я ходила в первый класс школы, но помню, что я возвращалась из школы ярким солнечным днём.
Калитка в дом закрывалась на ключ. Я открыла калитку, зашла во двор. Дома никого не было. Оставив в сенях портфель, я вышла в дворик поиграть на солнышке.
Как я уже говорила, в предсеннике была уборная, а её сливная (выгребная) яма выходила во двор. Яма была закрыта деревянной крышкой под уклоном от дома к земле. Увидев на крышке выгребной ямы нашего котёнка, я полезла за ним, чтобы от скуки поиграть с котёнком. Неожиданно, крышка над выгребной ямой просела во внутрь, и я провалилась в выгребную яму.
К счастью мороз уже сковал "отходы", а, может быть, яма была не полной, но я провалилась в отходы только до колен. Выбраться сама из ямы я не могла. Помочь мне никто не мог, так как дома никого не было. Не знаю, сколько времени я находилась в яме, но было ещё светло, когда я услышала голос мамы, "Лина, почему ты закрылась на щеколду? Открой мне калитку!" - "Я не могу, мамочка, я в уборной!" - "Так выйди оттуда и открой мне" - просила мама. "Я не могу, я упала в яму!" - "В какую яму, где ты?" Когда мама, наконец, поняла, что со мной случилось, она просила меня не двигаться (да я и не могла, потому что вмёрзла в "отходы") и сказала, что она сейчас перелезет через ограду и вытащит меня. Так и было.
Удивительно, другое! Мама всегда очень поздно приходила домой, а что случилось тогда? Я так и не узнала! Наверное, меня бы и не нашли до первого выгребания ямы, если бы мама не вернулась раньше времени.
Конечно, все мои вещи выкинули кроме пальтишка, которое мама мне сшила сама из чёрного бархата с оторочкой из белого меха, в честь поступления первый раз в первый класс. Я успела даже сфотографироваться в пальтишке. Потом его стирали много раз и, наконец, порадовали новой постелью котят, что спали в сенях. Лично для меня выражение "в первый раз в первый класс" не оправдано. В первый класс за первый учебный год, я поступала три раза в разных городах при возвращении в Украину из эвакуации.
Мы прожили в Сибири с декабря месяца 1941 года до весны 1944 гола.
Моя память за этот период не воскрешает каких-либо особых моментов, вероятно, дети по-своему смотрят на всё происходящее и в их памяти откладываются больше стрессовые ситуации, а радостные принимаются, как само собой разумеющееся. Однако, кое-что из приятных моментов, я помню.
Дядя мой, как я ранее упоминала, был директором золотых приисков. Ему недалеко от приисков выделили кусок земли под огород. Землю под огороды давали всем, кто хочет, чтобы за короткие летние сибирские два месяца, люди смогли бы обеспечить семьи хотя бы картошкой и капустой.
Прелесть же нашего огорода была в том, что он находился прямо на берегу речушки, которая протекала через территорию золотых приисков, и вытекала за её пределами. Мама рассказала мне, как добывают золото, что его промывают. Я попросила, чтобы мне тоже сделали лоток для промывки золота, и пока мама занималась огородом, я "промывала золото". Я очень старалась, потому что была убеждена, что маленькие дети могут лучше видеть маленькие зёрнышки-золотинки.
( Даже сегодня, будучи уже совсем взрослой я, кажется, не разучилась мечтать и, что ещё хуже, не отказываться от иллюзий. Между тем я считаю себя прагматиком только тогда, когда это касается моей семьи, моей работы или моих отношений с другими людьми. Здесь ошибиться недопустимо, да и просто опасно для всех тех, кто зависит от моих решений или поступков!
Что же касается меня лично, то моя духовная территория, имеет полное право на существование и принадлежит только мне одной (!), откуда так приятно пуститься путешествовать по лабиринту мира грёз, не замечать пустословия, обид и всего того, что мешает мне быть тем, что я есть на самом деле! )
Возвращаюсь в 1943 год. Жизнь для меня протекала размеренно. Холодная зима 1942 - 1943 года, вероятно, так проморозила землю, что лето 1943 года было холодным, капуста не очень уродилась. Запасы были маленькие, поэтому мама решила докупить капусты. Картошка и капуста были нашей основной едой да ещё в избытке покупали козье молоко.
(Воспоминание о поездке на местный рынок за покупкой капусты, я описала в своём рассказе "ВОЛКИ")
*****
Наше пребывание в Сибири подходило к концу. Советская армия освободила Армавир и Днепропетровск. Мы с мамой могли возвращаться. Так или иначе, наш путь всё равно лежал через Армавир.
Тётя Надя с сыном и мужем оставались в Сибири.
Приятное последнее событие от нашего пребывания в Сибири помню, как сверкающий праздник, встречу Нового 1944 года! Мама достала откуда-то жёлтую фольгу и цветную бумагу. В жёлтую фольгу мы оборачивали дары леса и даже орехи, а из цветной бумаги делали цепочки и всем этим великолепием украсили очень красивую ёлку, благо этой красоты в Сибири было предостаточно.
Когда пробила полночь, дядя Витя положил на стол нам подарки. Я не помню, что получила я сама в подарок, но помню сверкающую красоту бус из горного хрусталя для мамы и тёти Нади. Мама выбрала чистейшие огранённые бусинки одной величины, а тётя взяла бусинки полу серые и чуть покрупнее, но тоже очень красивые.
(Мамы уже нет на свете, нет и тети Нади. После смерти тёти Нади маме по наследству достались кое-какие вещи, а среди прочего и бусы тёти Нади из горного хрусталя. Когда не стало и мамы, я соединила две низки бус в одну низку и теперь обе сестры опять вместе. Я берегу эти бусы и передам их своим детям.)
Несмотря на жёсткость и даже жестокость моего дяди, нам с мамой несказанно повезло, что дядя не отказал нам и принял нас в свой дом.
Остальным беженцам повезло куда меньше. Они жили в бараках без элементарных удобств, людей одолевали не только насекомые, но и всевозможные заболевания от обычных простуд до вирусных. Лекарств было не найти, а те медикаменты, что случалось "достать", продавалось "на вес золота", иногда, в буквальном смысле.
Зачастую люди обменивали золотые украшения на необходимые медикаменты. Люди умирали не только от болезней, но и от голода. Работу предоставляли всем желающим и даже детям, но не все в состоянии были работать. Такие люди старались выживать за счёт тех немногих ценностей, которые смогли привезти с собой.
Люди выменивали дорогие им вещи на еду, чем и пользовались спекулянты, бессовестно обкрадывая несчастных. Благодаря дяде и маминой работе, нас сия чаша испытаний миновала.