Это был огромный город. Мегаполис. На небе было темно, я посмотрел на часы, 23 часа. Я шёл по улице. Люди сновали туда- сюда. Впереди шли две женщины. Они шли медленнее меня, поэтому я их догнал, а поравнявшись с ними, замедлил шаг, идя с ними в ногу. Они шли ближе к краю тротуара, а я ближе к освещённым изнутри витринам магазинов. Они говорили между собой.
-Никак не может моя доченька найти себе нормального жениха. Она такая умница-разумница. Мы с мужем ей помогли с отдельной квартирой, у неё два высших образования, хорошо оплачиваемая работа, недавно сдала на права и купила машину. Всё у неё есть кроме хорошего жениха. А ей уже 28. Она довольно привлекательная, ну ты и сама знаешь, есть в ней какая-то изюминка, рукодельница, только вот ростиком маловата, но это не имеет такого большого значения... Было у неё уже много приятелей, но всё что-нибудь у них не так! Не могут они её удовлетворить. Вот из последних. Эдик грызёт ногти, взрослый мужчина, а грызёт ногти! Ты представляешь?! Ещё один - Алик. Постоянно у него грязь под ногтями! Ты представляешь?! И его совсем не оправдывает, что он работает на заводе. Взрослый мужчина, а такой неряха! Не может он, что ли, подстричь их, или почистить? И вот из-за этого я не могу стать бабушкой. Да, я уже хочу стать бабушкой. Хочу снова потискать маленькое пищащее существо.
Я отстал от них, стал идти медленно, плёлся, они исчезли где-то впереди. Я останавливался около ярко освещённых витрин, разглядывал то, что было в них выставлено на показ. Одна витрина привлекла моё внимание своей экстравагантностью, своей эпатажностью и ещё чем-то, забыл это слово. Ах, да - это слово авласавлалакавла, то же самое что и абракадабра-бракадабр-ракадаб-акада-кад-а-абракадабра. За витриной было темно, и светил лишь какой-то таинственно ужасный, сине-фиолетовый свет из глубины помещения, где кроме этого ничего нельзя было разобрать. А на переднем плане, сразу за стеклом, была размещена старая грязная ванна. Как я мог различить, она была наполнена какой-то мутной жидкостью, я предположил, что это может быть кровь. А в ней лежал труп осла с признаками разложения и от него разносился тошнотворный запах, от которого не спасало стекло. Я зажал нос пальцами и некоторое время стоял там в полном недоумении, а потом пошёл дальше, бросив взгляд на вывеску что висела над этой витриной. На ней было написано: "Презрительная маска."
Не говорите о плохом. Давайте не будем говорить о плохом, потому что говорить о плохом это плохо. Но людям нравится, когда говорят о плохом, потому что, говори-неговори, а они всё равно будут говорить о плохом.
На стене увидел афишу, которая приглашала в кинотеатр на просмотр ремикса, нет, другое слово, ах да - ремейка "Жизнь как смертельно-опасная болезнь, передающаяся половым путём." Ещё одна афиша: "Шоу Фрунзика Мкртчана." Ну и фамилия. Пять согласных подряд. Интересно, кто был тот человек, который придумал эту фамилию? Кто-то ведь её должен был придумать.
На асфальте тротуара валялась скомканная бумажка. Я поднял её и развернул, там было написано следующее: "Алик! Оставь ключ где взял, кончился кофе и сахар. Как будешь оправдываться? Мэри." Я смял листок в кулаке и выкинул его назад через плечо.
Рядом прошли женщина и маленький мальчик. Мальчик спросил женщину: "Мами, почему я белый. Я хочу быть чёрным, ну не совсем угольно-чёрным, а шоколадного цвета. Мами..." Они прошли, и дальше я не слышал. Как странно, я и сам очень сильно хочу быть чёрным, шоколадного цвета, а может даже таким как коренной австралиец и красивым на лицо. Жаль, что это не по заказу делается.
Так я шёл-шёл, шёл и шёл, подслушивая ненароком чужие разговоры, смотрел исподтишка в чужие лица. (Неприятно, когда ты так смотришь на прохожего, а он на тебя нет, и вдруг он быстро взглядывает на тебя, и тебе приходится быстро отводить свой взгляд с его лица, скорее рефлекторно, ты гадаешь, успел ли он заметить, что ты смотрел на него. Наверняка да.) И вот я оказался на ярко освещённой площади, это была даже и не площадь, а довольно просторное место между высотными домами, без деревьев, без проезжей дороги, без фонтана, либо какого-нибудь памятника, просто асфальтированный участок. А на одном многоэтажном здании, прямо на который я вышел с противоположной стороны этой площади, был вмонтирован в стену огромный экран телевизора, звук был включен. На площади собралась большая толпа народа, и все головы были обращены на этот экран. А на экране за столом сидела женщина-диктор и передавала последние новости. Мне подумалось, что я не могу понять и принять свою жизнь, да и не хочу, и тут меня окатило сознанием, что я ничего не помню из своей жизни с того времени как я посмотрел на часы и увидел, что они показывают 23 часа. С этого времени прошло уже столько времени, пока я бродил по улицам (пол часа или час, мне не захотелось снова смотреть на часы), а понял, что у меня амнезия, я только сейчас! Странно, но меня это взволновало только на краткий миг, и я отвлёкся на другое. Среди толпы, скопившейся на этом участке меж высокими домами, лавируя среди людей и вызывая у них недовольные восклицания, на трёхколёсном велосипеде катилась девочка, отчаянно крутя педали и часто врезаясь в ноги телезрителей и телеслушателей. На её чёрной маечке белыми буквами было написано спереди на груди слово YES, а сзади на спине слово NOT. А за этой маленькой девочкой гуськом шли три маленьких мальчика, они шли по "тропинке", которую для них проделывала маленькая девочка на своём велосипеде среди толпы. На мальчиках были надеты белые маечки, и на них сзади было написано чёрными буквами, у первого: "К людям отношусь плохо. Я мизантроп.", у второго: "К людям отношусь хорошо. Я гуманист и альтруист.", а у третьего: "К людям отношусь безразлично. Я белая обезьяна." И действительно у последнего мальчика в чертах лица было что-то удивительно обезьянье. Да и шёл он как-то по-обезьяньи, сходство дополнялось довольно длинными руками, как какой-то шимпанзе, я всё думал, пока смотрел на него, что вот сейчас он устанет стоять прямо и начнёт передвигаться и с помощью своих длинных передних конечностей. Эта мысль вызвала у меня лёгкую улыбку. У первых двух мальчиков в руке было по красному воздушному шару с рисунком из жёлтой звезды, у девочки такой же шар был привязан к рулю её велосипеда-"бульдозера", с помощью которого она прокладывала путь этой компании. Время от времени девочка нажимала на клаксон на руле и бибикала, да, у неё был на руле не звонок, а клаксон. Вернее, она не бибикала, так как этот клаксон издавал звуки похожие на что-то вроде "УЛЮЛЮ-УЛЮ-ЛЮ", а не "БИ-БИ". Этот парад из четырёх детиштхеров отвлёк меня и о мысли о моей амнезии, и от того что говорила дикторша с огромного телеэкрана.
Последние новости были совсем неприятные. Весь этот гигантский город-мегаполис окружало по периферии такое же гигантское кольцо свалки мусора. Оно окружало этот город Урукмурдахштольбрунтершуфалостенбай высокой и широкой "крепостной стеной". Во многих местах стену мусора прорезали полосы автомобильных дорог и железнодорожные полотна. С каждым годом окружающая по кольцу стена мусора разрасталась вширь и ввысь. К стене мусора примыкали с обеих сторон бедняцкие кварталы в черте города и за городом трущобные посёлки. В этих окраинных улицах с одной стороны мусорной стены и посёлках с другой её стороны было очень нечисто, так как постоянно свозимый на периферию города мусор разносился ветром, всякие бумажки, целлофановые упаковки и другие хорошо планирующие предметы засоряли окрестности. В последнее время администрация города начала мало-помалу выделять деньги для одного дорогостоящего предприятия. Решено было соорудить по обеим сторонам мусорной стены высокие металлические заграждения. Но дело продвигалось уж очень медленно, улиточными темпами. За пять лет стена была ограждена, да и только со стороны города, примерно на три из ста процентов. Два дня назад случился дождь, он был не слишком сильный и продолжительный, зато было много молний. Во время этого парада молний была зарегистрирована 301 шаровая молния в черте города и в посёлках. Из-за них было убито 18 человек, 1 покалечен. Из-за молний кольцо мусора загорелось в 5 местах, и, несмотря на дождь и на безостановочную работу пожарных, пожары остановить не удалось, даже наоборот, огонь нашёл благодатную почву, и пожары разрастаются, поджигая и сжигая всё большую площадь стены свалки мусора. Пожарные обессилены, проводится набор добровольцев в пожарные команды. Печальные новости, все стояли и слушали, раскрыв рты, кое-кто перешептывался с соседом, большая часть сохраняла тишину, всем было не по себе. Потом на экране показали как многие жители этого города У... садятся в свои автомобили, собрав кое-какие необходимые вещи и поспешно покидают город на время ЧП. В основном это жители периферии. Дальше пошли другие новости. Постепенно люди начали расходиться, но всё же на площади оставалось много народа, лишь их лица так массово и единодушно не были обращены к экрану. Я какое-то время ещё постоял, а потом решил отправиться в путь. Куда я шёл и зачем, я не знал, у меня и мысли такой не было. Я просто шёл по этому городу. У меня не было ничего, у меня был только Я. Я не помнил кто я, не знал как меня зовут, откуда я взялся, мне кажется, в такой ситуации люди должны волноваться, пытаться предпринимать какие-то действия, но почему-то моя ситуация меня особенно не напрягала, я просто пытался о ней не думать, решил отмахнуться от неё, мне казалось, что память скоро начнёт возвращаться, что это кратковременное явление. Я просто шёл куда хотел, то есть я никуда не хотел определённо, я шёл, куда глаза глядят, туда, куда вели меня ноги, а главное туда, куда интуитивно направляли меня мои мысли, то есть никуда оределённо. Я сворачивал с одной улицы на другую. Разглядывал прохожих, отводил глаза, когда наши взгляды встречались, и уходил прочь. Раз у меня попросили сигарету, я сказал, что не курю, а это я почему-то знал точно, что я не курю, я даже не стал искать по карманам, может, всё-таки там есть пачка сигарет. На небе звёзды, и мои ноги от этого долгого хождения очень устали, ни есть, ни пить я пока не хотел, но зато я очень-очень сильно захотел уснуть. Мне вдруг стало всё это так противно, все эти новости о пожаре, и о неудачных попытках его потушить, этот город, я за что-то его ненавидел. Я подумал, а может быть и хорошо было бы заснуть и больше не проснуться. По-лёгкому расстаться со всем этим, со всем этим зрелищем жизни, что меня окружает, и больше уже ничего не знать, не чувствовать, не страдать, не переживать, не есть, не пить, не уриназировать, не фекализировать, не терять трети жизни на этот сон, и не знать уже, что ты один в этом огромном пустом мире, что у тебя никого нет кроме тебя самого и твоего слабого ничего нехотящего тела, которое ты каждый день должен ощущать, злиться на его беспомощность (в основном беспомощность твоего глупого мозга) и на невозможность изменить это тело (в которое ты заключен как в тюрьму) и себя, на невозможность оказаться больше никем кроме себя (а ты и твоё тело и мозг тебе не нравятся), и природой так установлено, что с каждым годом это тело будет только хуже (и искусственные ухищрения не помогут в конце концов), оно не станет лучше, блин, оно может в придачу лишиться какой-нибудь своей части, или какая-нибудь часть может испортиться, и эта постоянная лень. Лень жить, но одновременно страшно-страшно всего этого лишиться навсегда (этого тела и этого мозга, даже если ты устал от них). Навсегда. Всё это, весь этот окружающий мир лишится когда-нибудь меня, но всему этому нет никакого дела, никакой печали, что меня уже нет. Всё будет идти своим чередом, но я никогда не узнаю, что будет после меня, что будет через сто лет на этом самом месте, на этой самой улице, по которой я сейчас иду-шагаю почти волоча ноги от усталости (скорее психологической истощённости), усталости от этих безрадостных, жалких мыслей. Я хочу уснуть, на время избавиться от этих мыслей. Где бы прикорнуть? (А я вначале написал прикурнуть, и вы бы никогда об этом не узнали, если бы я честно в этом не признался, сколько всего интересного ускользнёт от нас за время нашей жизни). Хорошо, наверно, реально верующим, что смерть не лишит нас всего этого навсегда (родился, помучился, умер), и они, сколько бы не совершили мерзостей, думаю, все думают, что попадут в рай. Мне бы тоже хотелось, чтобы там было вечно хорошо, и никто бы не страдал за страдания которые причинил, когда жил в этом аду. Я не хочу ада и после этого ада. И тут меня пронзила мысль, что я бродяга, и у меня нет пристанища. Вдруг я на самом деле бродяга, я посмотрел на свою одежду, не похоже, что я бродяга, тогда у меня должен быть где-то дом (я надеюсь он в этом городе, хотя я знаю, что я его ненавижу, этот город, откуда эта мысль?). Я хочу домой, я хочу лечь в кровать, я не знаю кто я, слёзы выступили из глаз. Я их вытер и свернул в тёмно-освещённый переулок, который упирался в кирпичную стену, непонятно зачем выложенную между углами двух стоящих друг против друга домов. Кое-где здесь были лужицы, около кирпичной стены справа стояло два мусорных контейнера, они были полные и рядом с ними на асфальте валялись бумажки, обёртки, несколько бутылок и пивных банок, а также я увидел довольно большого размера и чистую коробку. Я отволок её подальше от помойных контейнеров и прислонил её к стене дома стоящего слева (если стоять лицом к кирпичной стене между домами). В некоторых окнах горел свет, где-то виднелись силуэты людей, которые ходят по комнатам, что-то делают и ещё не легли спать. Я посмотрел на наручные часы - половина второго ночи. Да, давно пора спать, особенно тем, кому завтра на работу. Я знаю какой сегодня день, уже начался четверг, о дне недели я узнал, смотря новости на большом экране на площади. Я забрался в коробку, устроился там, свернувшись калачиком, и прикрыл четыре верхние прямоугольные части, как смог. Я смежил веки и вскоре заснул, во сне я увидел чудесный пейзаж. Лето. Я сижу на зелёной, сочно-зелёной траве под сенью больших деревьев. Предо мной тёмное большое озеро. Над ним чистопрозрачное, безоблачное, голубое небо. Деревья окружают озеро со всех сторон. По берегу озера рогоз и осока, деревянный помост для полоскания белья, рыбалки и прыжков в воду. Кое-где у берега заросло ряской, белые кувшинки высунули из воды свои цветы. Блаженная нега отдыха на берегу озера. Идиллия. Картинка резко сменилась, и я увидел два больших, тёмных, чёрных глаза, два глаза гуманоидного пришельца из космоса, серо-зелённого человечка с летающей тарелки. Но я не испугался, наоборот, в тех глазах я почувствовал до самой сердцевины моей души вечность и бесконечность. Наступило утро. Я открыл заспанные глаза и протёр их руками. Сейчас хорошо было бы умыться и почистить зубы. Я вылез из коробки, сперва немного высунув голову над ней и осмотревшись, нет ли кого в этом тупиковом переулке? Всё моё тело затекло. Я еле разогнулся. Утро чудесное. На лазурном небе перистые облака. Светит поднимающееся солнце. Приятное тепло предвещает дневную жару. Я обнаружил небольшой осколок зеркала и посмотрелся в него. Боже! Такое необычное чувство, вернее два смешанных взаимоисключающих чувства, я будто увидел себя впервые (значит вот какой я, вот какое у меня лицо), а с другой стороны будто я смотрел на лицо своего старого знакомого с которым долго не виделся, и не понятно забыл ли я своё лицо или помнил. Что со мной произошло? Почему я ничего не знаю о себе? Я осознал себя только вчера вечером. Я стал напрягать память... Нет, ничего не получается. Я надеюсь, я уверен, что воспоминания о моём прошлом сидят где-то в моём мозгу. Но как так получилось, что теперь они заблокированы для меня, словно их закупорили крышкой. Как это странно, ничего, совершенно ничего не помнить о себе. И вспомню ли я когда-нибудь. Наверняка у меня где-то есть дом, может меня кто-то ждёт и переживает за меня, может меня разыскивают. Хорошо бы если меня нашли! А если нет. Господи, куда мне теперь идти, в какую сторону мне направить сейчас свои ноги. Вчера я не особо переживал, мне было как-то наплевать, но сейчас меня начала охватывать почти паника. На мысль пришёл сон. Может это какое-то воспоминание из моей жизни до амнезии? А те чёрные инопланетные глаза гуманоида? Может, меня похитили инопланетные пришельцы? Они проводили надо мной какие-то опыты. Возможно "ковырялись" в моём мозгу, что-то в нём нарушили, и теперь я ничего не помню. А тот пруд и та роща? Возможно, я там находился, гулял, лежал под деревом и получал эстетическое наслаждение от созерцания природы, и тогда меня и похитили инопланетяне? Я слышал, что они своих подопытных людей после опытов могут оставить не там, откуда они похитили их, а в каком-нибудь другом месте, иногда очень отдалённом месте от места похищения. Может то же самое произошло и со мной? Меня высадили с летающей тарелки, ничего не помнящим, в этом городе под названием... Как его бишь там? Как вчера по телевизору сказали? На букву У. Нет, неправдоподобная версия. У меня всё равно такое чувство, что я из этого города, и я не люблю этот город. Но как мне вспомнить?!! Назад во времени с вчерашних 23 часов я не помню свою жизнь. Я будто появился тогда из неоткуда, когда впереди меня шли две женщины, часть разговора которых я подслушал. Я посмотрел на часы: время идти на работу.
Это время и эти игры - для богачей. Для них все времена и любые игры. Те, кто бедствует, ненавидьте их. Рвите их на куски, засуньте их в большие мясорубки в своих мыслях. Пусть!!
Из одного окна на меня смотрела девочка лет 10-ти - 12-ти. У неё было очень некрасивое лицо. Редкостно некрасивое лицо. Наверно, люди, встречая её, думали про себя: "Боже, какое уродище!" Может, если эти люди были сами уродами, они могли сказать это вслух, так чтобы она могла это услышать. Девочка задавала себе часто один вопрос, почему природа поступила именно с ней так, но она понимала, что вопрос этот без ответа. Девочка эта с одной стороны очень любила своих добрых родителей, но в последнее время из глубины души у неё стали безмолвно вырываться ужасные ругательства на своих родителей из-за того что они породили её, это чудовище-амёбу, из-за того что мальчики и девочки в школе издеваются над её внешностью, обзывают её чучелом, из-за того что из-за всего этого ей не хочется жить, не хочется учиться, из-за чего она стала троечницей и заслужила внешнебезразличное-скрытонеприязненное отношение этих олигофренических учительниц и учителей, из-за того что не позднее как три дня назад Урсула Гертрудовна Ебанут-Железняк вызвала её к доске и задала вопрос по теме домашнего задания, которое эта девочка проигнорировала в расслабляющетяжелой домашней обстановке, на вопрос у этой девочки ответа не имелось, она молчала, сильно покраснела, по середине спины у неё скатилась капелька пота, девочка заламывала себе пальцы за спиной, несколько раз открывала рот, как рыба вынутая из воды, в надежде, что правильный ответ сам собой скажется без участия её мозговых усилий. В классе было тихо, девочка стояла у доски, а стол учительницы был справа от неё немного впереди, девочка смотрела на спину училки, которая склонилась над журналом с оценками, самый ненавистный для этой девочки ученик класса, сидящий на последней парте, хихикнул как гиена. Ебанут-Железняк кипела и бурлила про себя, она ненавидела эту глупую девочку-уродину, сама не зная почему, и пока она ждала ответа от этой тупицы, она искоса поглядывала на хихикнувшего шакалёнка и представляла себе как она голая стоит на четвереньках на шкуре белого медведя, которая лежит на полу выложенном плиткой с магрибским узором, а он вальяжно спускает свои модные потёртые джинсы и выставляет на обозрение своего змея-искусителя лежащего на яйцах в курчавых зарослях. Змей что-то почувствовал, опасный прожорливый хищник совсем близко, вынюхал змеиное логово и подкрадывается ближе, ближе. Это курчавошерстный, четырёхгубый мангуст Рики-Тики Трахи. Змеюка приподнимается над своими яйцами, а мангуст уже тут, змеюка кидается первая и мангуст заглатывает змею, а потом начинается трахтарарах. Тут училка вышла из фантазий, и её взяло такое зло из-за неосуществлённых желаний, и она вылила свою парашу на бедную девочку: "Дерьмо! Садись, кол." Герой училкиных порнографических фантазий заржал. И зря. Училка решила отомстить ему за его привлекательность и вызвала его к доске. Виртуальный плейбой тоже получил кол. А та девочка, если бы только не проглотила это омерзительное оскорбление, выплакав его дома втихомолку, а рассказала бы родителям, то этот случай с "дерьмом" дошёл бы до директора школы, и Урсула понесла бы заслуженное наказание. Девочка отошла быстро от окна как увидела, что бомж, спавший в коробке, заметил её. Она взяла свой портфель с учебниками и тетрадями и отправилась в школу. Сначала она думала о бомже, ей было жалко его, спать всю ночь в коробке и наверняка с пустым желудком! Да, есть более несчастные чем она. Потом она подумала о пожарах на периферии города, и ей стало не по себе, а потом все эти мысли вытеснила одна самая удручающая мысль: жалость к себе. И эта мысль обволакивала её всё более плотными слоями тумана, который прилипал к её телу и превращался в саван, по мере приближения к школе, и ещё одна невесёлая мысль: плохо подготовленное домашнее задание.
А я выбрался из своего тупикового переулка-ночлежки и окунулся в поток спешащих на рабочие места людей, не выспавшихся и раздражённых. Я большей частью плыл против течения. Почти никто не шёл в ту же сторону что и я. Мне почему то казалось, что я иду к окраине города и был от периферии не далеко. Я заметил какую-то лёгкую пелену над крышами, я подумал, что это дым от горящего мусора. Вскоре поток измельчал, большинство уже добралось до мест работы и начало рабочий день. Я хотел не думать о своей амнезии, но меня не оставляла мысль о том как, по какой причине я потерял память? Так я шёл и шёл себе и всё в одну сторону, не сворачивая влево вправо, наверное к окраинам, меня что-то тянуло туда. Дыма становилось больше, теперь явственно ощущался его запах. Мне дорогу перебежала трёхцветная кошка. Я остановился около одной витрины, за витриной красовались пирожные, торты, вафли, шоколад. Я захотел один шикарный торт с множеством розочек красных, жёлтых, розовых. Я облизнул пересохшие губы, вот бы сейчас выпить три чашки чая с этим тортом (наверняка я смог бы съесть от него целую половину). В моих карманах я нашел только ключи, при мне не было ни кошелька с деньгами, ни документов, ни телефона. Были бы деньги или карта, я что-нибудь купил себе. А жрать-то и попить хочется! Увидев эти сладости, мой голод обострился. Мне захотелось завыть, как собака воет при лунном свете. Не пойти ли мне попрошайничать возле какого-нибудь людного места? Не! Хотя я ничего не помню о своей прошлой жизни, я точно понимал, что в своей жизни я ещё никогда не просил у прохожих денег на то, чтобы не сдохнуть от непоступления пищи в желудочно-кишечный тракт. Но скоро мне придётся, наверняка, опуститься до этого ужасного дела. И опять я в отчаянии стал думать о том, где же мой дом, где мои родные. Я постучал себе по лбу ладонью, в надежде, что из одного уха вылетит какой-нибудь маленький блокатор памяти, и она ко мне вернётся. Смешно, хоть плачь, надо же попасть в такое идиотское положение. Нет, почему это меня приспичило потерять память на улице, а не дома? Как плохо, что у меня нет сотового телефона, так меня могли бы отыскать мои родные или друзья, или, скорее, я позвонил бы им. Может мне пойти в полицейский участок или какое-нибудь средство массовой информации (в редакцию газеты или может быть в этом большом городе есть местное телевидение, помогут ли мне там, если у меня нет денег?), где могут помочь таким людям, которые попали в такое положение как я? Если предположить, что я просто шёл по улице по делам или гуляя и свернул в какой-нибудь безлюдный переулок, и если я там подскользнулся, упал, ударился головой и потерял сознание вместе с памятью, или если меня кто-нибудь ударил сзади по голове, я упал, потерял сознание, а меня ограбили, чем можно объяснить отсутствие денег и телефона в карманах (или может они были в сумке или рюкзаке), то если предположить, что я потерял память так, то почему я не помню как я очнулся, я просто шёл по улице, а что было до этого? Скорее всего меня похитили инопланетяне, не случайно же я увидел во сне эти гуманоидные чёрные глаза. Так я стоял перед витриной со сладостями, снова погрузившись в эти раздумья. А потом я снова вернулся к мысли о деньгах. Без них никуда. Для всех остальных органических живых существ деньги - это просто бумага (для них и бумага что-то странное, за исключением может ос), только для человека деньги - это всё, вся его жизнедеятельность. Тут я представил себе ожиревшего, одуревшего от миллиардерства богача, сидящего на японском, автоматизированном суперунитазе с подогревателем и компьютерной программой с которой можно пообщаться (искусственным интеллектом). Богачу нужно было только нажать соответствующие функциям клавиши, и туалет вытер бы ему розовой мягкой бумагой его жирную жопу, а после подмыл бы ему его межъягодичье тёплой, отфильтрованной, с ионами серебра струйкой воды. Но богач решил поиграть в экстравагантное подтирание задницы. Он прихватил с собой в туалет пачку купюр. Он доставал из пачки купюры и использовал их вместо мягкой розовой бумаги. Но хоть он и был миллиардером, для подтирания он использовал деньги небольшого достоинства, для него это были копейки. Но если бы он не был жадным, алчным, то он не был бы и миллиардером. Надо сказать, что зря он занялся этой игрой, так как из-за довольно небольшого размера купюр и из-за своей неаккуратности, он испачкал в своём говне два пальца, а также порезался краем купюры в области межягодичья (купюры были совершенно новенькие, ещё не замусоленные). Когда миллиардер вышел из туалета, помыв руки, он встретил в умопомрачительной гостиной только что вернувшуюся из салона красоты жену (которую он называл миледи), такую же жирную как и он. Она сидела на диване, закинув ногу на ногу, и просматривала модный журнал. В салоне она принимала ванну из чёрной икры, а на прошлой неделе она там же принимала ванну из шоколада, и по курсу который она должна была пройти, ей предстояло на следующей неделе принять ванну из шампанского с лепестками роз. Она была очень довольна омолаживающим эффектом этих процедур, хотя муж ничего в ней омоложенного не заметил. Я очнулся от своих размышлений и пошёл дальше. Отойдя недалеко от остановившей меня витрины, я увидел идущего мне навстречу человека. Его волосы были растрёпаны, а лицо было покрыто оспинами. Лицо было некрасиво и само по себе. Взглянув на этого человека, я опустил глаза на дорогу, так как он тоже посмотрел на меня. Когда мы приблизились и должны были разойтись, он остановил меня вопросом о времени. Единственное что у меня ещё осталось, не считая одежды, это часы. Циферблат показывал час, двадцать минут. "Как быстро прошло время" - подумал я. Невероятно, будто бы я простоял у витрины несколько часов! Вдруг мне захотелось курить (я курил?), так сильно захотелось затянуться. Я попросил у этого человека сигарету. Он достал пачку и зажигалку. Одну сигарету он закурил сам. Тут он заговорил о пожаре на мусорных окружных горах, так он назвал горящую свалку на окраинах города. Я слышал его, но не слушал его. Мне очень хотелось поесть. И тут не дав ему закончить фразы, так как казалось он будет болтать ещё целых две вечности, если такое возможно (хотя написать можно всё что угодно), я сказал, что хочу есть, так как со вчерашнего дня, с 23 часов, с того момента как у меня началась амнезия, я ничего не ел и не пил, я не помню как меня зовут, где я живу, кто мои родные и друзья, и я не знаю, что мне делать дальше. Когда я закончил, на его лице застыло выражение оцепеневшего изумления. Мне показалось, что он ничего не понял, я выпалил это так быстро и неожиданно. Мне стало стыдно, я подумал, что он вполне может подумать, что у меня в голове ку-ку, что из-за переполненности психушек, некоторых не буйных, одним из которых мог оказаться я, выпустили на волю. Неловкое молчание продолжалось около полминуты, и я уже решил, не ретироваться ли мне, но мой замолчавший встречный заговорил, он впервые в своей жизни встречает подвергшегося амнезии, и это его озадачило. Я рассказал ему, что вчера меня ещё не очень волновала потеря памяти, а сегодня, поняв, что у меня нет ни денег, ни документов, почувствовав терпимый голод и страх перед тем, что такое моё состояние может никогда не кончиться, тьфу-тьфу-тьфу, я растерялся, я всё утро об этом думаю, "а тут подошли вы..." - закончил я. Этот прохожий откликнулся на мой крик. Он сказал, что его дом недалеко, и он очень мне сочувствует, но не знает как мне помочь, зато приглашает меня к себе чего-нибудь поесть. И мы пошли к нему. По дороге он продолжал говорить со мной, но я не мог сосредоточиться на его словах. Но в тоже время я почти ни о чём не думал, у меня было такое ощущение, что от моего мозга осталось пустое место - полый череп, одновременно мне было очень жалко себя, одинокий, никому не нужный человек, хорошо хоть сейчас я смогу поесть. Мы приближались к его дому, этот дом производил жалкое впечатление. Четыре этажа, обколупавшиеся, грязно-песочные стены, местами в коричневых подтёках. Мы зашли в подъезд и стали подниматься на верхний этаж. Стены в подъезде были исписаны, местами различными непристойностями, а лестница была изгажена разными хозяйственными отбросами, обёртками, окурками, очистками и отшелушенными нащёлкашами от подсолнечных семечек. Вернее сказать, в подъезде этой грязи валялось не то чтобы кучами, но всё же и то что было производило неприятное впечатление и не вызывало эстетического чувства. И я подумал, что я уже недалеко от периферии. Вот и дверь его квартиры. Он достал ключ и открыл дверь. Мы вошли. Это была однокомнатная квартира, и всё было такое неопрятное. Попахивало даже запахом плесени, на мебели и углах осела пыль, которую не хотели убирать. Я попросился в ванную, помыть руки, мне её показали, я закрыл дверь в неё на щеколду, включил воду и заплакал, усевшись на пол. Потом умылся, вытер лицо и руки и вышел. Пробыл я в ванной, наверное, минут десять. Хозяин что-то готовил на кухне, но вместо того чтобы пойти туда, я зашёл в его комнату, дверь туда была открыта. Тут был беспорядок. На письменном столе компьютер, куча записанной бумаги, ручки и карандаши, книги и журналы (книги были и в шкафу, на подоконнике и просто стопками в углах). И пыль везде. Здесь был террариум и в нём жила змея. Она была невелика и тусклая в окраске. Она спала, забившись в угол террариума и свернувшись кольцами. Я подошёл поближе к стеклу террариума, чтобы её рассмотреть. В комнате было темно из-за полузавешанных тёмных штор, да и на улице, пока я был в ванной, за эти минут десять произошли радикальные изменения. Небо стало от серым от тучек, и только что ясное голубое небо с тёплым солнцем исчезло. Присевший около стеклянной коробки со змеёй и перевёдший своё внимание от неё на потрясающе быстрые изменения на небе, я чуть не вскрикнул и быстро отпрянул, когда эта змейка моментально, за считанную секунду, ожила, и с шипением кинулась по направлению к моему лицу, и ударилась своей маленькой злобной башкой о стенку террариума. Потом, подняв вверх верхнюю часть своего тела, она начала то ли шипеть, то ли говорить, и она произнесла вот что: ХаООКэ-КэХаХа-КэХа(ОХа)-КэООХа. Затем она свернулась и замерла. Я поднялся и ещё оглядел комнату. Несколько шкафов заполненных множеством замусоленных книг и различных энциклопедий с несколькими безделушками (две вазочки, три фарфоровых расписанных фигурки в стиле рокококококококококококококококо, одна африканская маска какого-то божка из мифологи йоруба). На полу линолеум с очень интересным рисунком, будто это не пол, а вся в трещинах глинистая почва, высушенная солнцем после дождя. Диванчик, два стула, телевизор, репродукция "Постоянства памяти" Дали на стене, и в том же стиле что и на картине оформленные настенные часы, будто раньше они были правильной круглой формы, а теперь стали мягкими как желе и начали стекать по стене, ещё длинная ваза в виде бамбуковой трубки с отверстием лишь только для одного стебля со стройным цветком зантедескии. Я пошёл на кухню. Он сказал: "Как вы долго. Уже всё готово." "Спасибо." - и я набросился на еду. Он приготовил яичницу с беконом для меня и для себя. Какое это неописуемое наслаждение и удовлетворение, жрать после голода, или пить после жажды, жажды с запёкшейся слюной в уголках губ. Потом мы вместе пили кофе с молоком и с тостами. Я был очень благодарен этому человеку, и мне было страшно, что я буду делать дальше, не смогу же я остаться жить здесь, мне этого не позволят. Мне так захотелось домой. Я с печалью смотрел на этого доброго человека, в его лицо покрытое оспинами. Мне казалось, что он хотел мне помочь, но не знал как, не может же он оставить меня у себя. Когда я выпил чашку кофе, он мне предложил ещё одну чашку и я согласился, хотя уже наелся и напился, но мне хотелось тянуть время. Во время распития второй чашки у нас завязался разговор о нём. Он начал мне рассказывать о себе, раз уж я не мог ему ничего рассказать о себе. Я заметил, что на столе лежит пакетик на котором было написано "Яблочная кислота". Тут меня посетило мимолётное видение: я увидел огромное с раскидистой кроной дерево на пригорке, а под ним была скамейка. На скамейке лежал получелок-полуящерица. У него были кожа покрытая чешуёй, тело очень длинное, длинный хвост, получеловечья-полурептилья голова в основном овальной формы, как у человека, но немного вытянутая вперед в области носа и челюсти, и нос не такой как у человека, а только две ноздри, и конечности (хотя они были короткие и располагались как у ящерицы, в них тоже, как и в случае с головой, было что-то человеческое). Дерево под которым расположился получеловек-полуящерица было яблоней. Это существо курило самокрутку с марихуаной. Тень дерева укрывало это существо от солнца, а под пригорком расстилались вдаль цветущие хлопковые поля, которые это существо созерцало, любуясь ими и полумедитируя. Через поле к пригорку шли два обнажённых человека (мужчина и женщина) взявшись за руки.
Картина исчезла. "Что за глупые фантазии преследуют меня?" - подумал я - "То богач подтирающийся после дефекации купюрами, которыми можно накормить свору бродяг, то прекрасный пруд с инопланетными глазами, то вот эта змеюка наслаждающаяся досугом..." Я решил не отвлекаться и слушать рассказ Артура Трахтенбурга, так его звали. Он был отличником в школе, в университете, работал после в фармацевтической компании, пытался вместе с группой учёных найти лекарство от болезни Альцгеймера. Жену нашёл себе в той же компании, появился ребёнок, девочка Анастасия. В том же году когда и родился ребёнок, они приобрели квартиру (не эту в которой мы сейчас). И вот после пяти лет с рождения дочери наконец-то они разработали "НЕТУПИН" - препарат способный бороться с болезнью на начальной стадии. Таблетки поступили в продажу, и всё сначала шло хорошо, пока через год не выявилось несколько случаев долговременных лицевых и других тиков, и один случай паралича у принимавших препарат, хотя при испытании лекарства такого обнаружено не было, и разработчиков стали обвинять в халатности. "НЕТУПИН" был запрещён и изъят из продажи, посыпались судебные многомиллионные иски от пострадавших. Меня это ввергло в депрессию, сказал он, но потом случилось то, что перечеркнуло мою жизнь. Жена и дочка погибли в сорвавшемся с обрыва автобусе, когда были в туристической поездке. Это меня убило, я очень хотел покончить жизнь самоубийством, но не смог этого сделать, но и работать в компании тоже уже не смог, я уволился. Я долго не работал, без работы, без семьи, я стал сильно пить и у меня случился инфаркт, меня спасли, но это была уже не жизнь, это стало существованием. Старую нашу квартиру мне пришлось продать, да и не смог я там больше жить, те стены давили на меня своими воспоминаниями. Потом я работал на нескольких жалких работах: дворником, почтальоном, продавцом в круглосуточном продовольственном магазине, таксовал некоторое время. Я сменил несколько жилищ, пока вот не перебрался сюда, почти с центра к самой периферии... Сейчас я не работаю уже два месяца, сижу на бирже труда. Хочу найти что-нибудь, что будет по душе. Его рассказ не был таким коротким, как получился здесь, по-моему, он растянулся на два часа, на улице быстро темнело, мы включили во время его рассказа свет. Он всё расписывал в подробностях, углублялся в почти марсельпрустовский психоанализ своих чувств и переживаний. Его рассказ меня захватил, и когда он закончил, и я пришёл в себя из своего мысленного визуалистического перевоплощения его трагичной автобиографии, я посмотрел в окно на совсем непривлекательный пейзаж за окном. Так быстро наступил вечер, на улице уже было почти совсем темно, небо стало насыщеннотёмносиним, и показалась жёлтая луна. Самое большее три часа назад я был на улице и ярко светило солнце. Как так быстро вечер сменил день? Я посмотрел на часы. Они показывали 2 часа 10 минут. Но я заметил, что они остановились. Я посмотрел на стены, но не нашёл стенных часов в кухне. Я попытался обратить на это внимание моего нового и пока единственного приятеля, мне казалось, его это также как и меня удивит, но к моему удивлению, его это нисколько не затронуло. Он посмотрел в окно, а потом обернулся ко мне, не сказав по этому поводу ничего, и завёл разговор о фармацевтике, я пытался его слушать, но мне это было неинтересно. Я всё намеревался спросить у него сколько сейчас времени, чтобы завести часы, если они не окончательно сломались, но он всё говорил и говорил, и я забыл, в конце концов, это сделать. Он совсем не обращал внимания на то, что эта его тема меня достала и что я часто стал ёрзать на стуле, как бы пытаясь показать как тема фармацевтики меня достала, я два раза безрезультатно пытался поменять тему, заговорить не о фармацевтике, но он снова возвращался на круги своя и тянул ленту конвейера, перемалывая руду. Когда мне реально это надоело, я оборвал его, встав со стула, и сказал, что я засиделся и мне пора идти. Я опять посмотрел в окно. За ним было уже совсем темно, настоящая ночь. И мне сразу расхотелось уходить, и я непроизвольно сел на стул, моё тело опустилось и стало уставшим, тяжёлым. Я посмотрел на Артура такими, наверное, глубоко уставшими глазами, что он предложил мне переночевать у него, может быть за ночь я что-нибудь и вспомню, а завтра утром придумаем как мне помочь. Я схватил его руку и стал её усиленно трясти, я выражал ему различные слова безграничной благодарности. Он снова подогрел воду, и мы принялись пить кофе. Но странно молчали, может он уже жалел, что предложил переночевать? От него это было странно, после того, как он только что не закрывал рта. Но лучше бы он не открывал его для того, чтобы продолжить рассказывать о фармацевтике, подумал я. Вот он моет чашки, и я предлагаю ему пойти на улицу, прогуляться и подышать воздухом. "Да, надо пойти пройтись, подышать воздухом, а то у меня что-то немного разболелась голова." Точно, он расстроен, что неосмотрительно предложил неизвестному человеку остаться на ночь, а теперь не знает как от меня избавиться, может мне стоит самому отказаться, чтобы не причинять ему неудобств, нет, я не хочу отказываться, посмотрим. Мы вышли, но воздухом нам подышать не удалось, ветер гнал запах горящей свалки. В доме окна были закрыты, и этого запаха не было слышно. Но мы всё равно не вернулись, а пошли. Где-то рядом слышались голоса людей, многих людей. Их голоса были громкие, и чувствовалось, что эти люди не стоят, а идут и приближаются, но мы пошли в другую сторону, и вскоре голоса смолкли. Вот мы вышли на место где дома расступились и освободили вид вдаль, и при том местность, чем дальше, плавно снижалась вниз, и я увидел зарево над которым поднимались чёрные клубы дыма. Тут мой приятель схватился за голову обоими руками и завыл: "Ой, как голова болит!" "Там рядом аптека, пойдём туда," - сказал он мне. Мы прошли несколько домов, и я увидел аптеку, над дверью красными буквами светилась надпись: "АПТЕКА." "Она, кажется, закрыта," - сказал я. Несмотря на то, что в окнах было темно, мы подошли, и он дёрнул за ручку входной двери, она открылась. Я вошёл за ним, и когда он передал мне открытую дверь, я почувствовал, как тяжело её держать из-за пружины прицепленной к ней. Очень тугая пружина, и когда я прошёл внутрь и отпустил дверь, она быстро и с грохотом закрылась. Действительно, в помещении не горел свет, но благодаря лучам уличного фонаря, который стоял напротив окна, всё внутри было более-менее различимо. Мы заметили в темноте продавца, стоящего за кассой, и подошли к нему. "Почему у вас так темно?" - спросил мой приятель. По его голосу я понял, что ему действительно стало плохо. "Не знаю в чём именно дело, несколько минут назад потух свет, наверное, что-то перегорело. Но это не важно, извините, мы закрываемся. " "Мне срочно нужен эндорфинон." "К сожалению, он кончился." "Как кончился, - с психом начал говорить мой знакомый, я различил, что у него даже затряслась голова, - Вы что, олух, не видите что мне х...ёво, х...ёвей не бывает, и говорите, что у вас нет ё...анного эндорфинона!!" "Нет его, не орите на меня, быдло! Я закрываюсь, попрошу вас выйти!" "Я тебе сейчас выйду!..." - и с этим криком он неожиданно подпрыгнул, схватил продавца обоими руками за голову, с силой нагнул его, и ударил головой об кассовый аппарат. Удар был оглушительный, после удара он сразу же отпустил голову продавца, пострадавший свалился на пол за прилавком, одновременно уронив за собой несколько полок со стеллажа с упаковками таблеток и пузырьками микстур. "Что ты делаешь?!" - испуганно крикнул я, но он меня не слушал. От удара ящичек кассового аппарата с ячейками для разных купюр сам открылся, и теперь Артур, ловко перепрыгнув через стойку, стал дочиста обчищать кассу. Сначала он распихал по карманам бумажные деньги, он протянул мне последнюю пачку, у него уже не хватало места. Я стал отказываться, не хотел брать, но он прикрикнул на меня, чтобы я побыстрее брал, и я испуганно запихал эту пачку в левый карман своих брюк. Потом он стал даже понапихивать в свои карманы все монеты, во множестве падавшие из его горстей на пол. Закончив с этим, он обернулся к стеллажам и стал в темноте на них, близко приблизив лицо, что-то искать. "Да вот же он, он здесь обычно и лежит!! А эта сволочь меня обманула, сказала, что эндорфинона нет. " Он схватил одну коробочку, подумал, и вспомнив про ещё один карман, сунул его во внутренний карман подкладки пиджака, а вторую коробочку он открыл, достал оттуда стеклянную баночку, отвинтил крышку, и, запрокинув голову, выпил. Потом выкинул её, нашёл пакеты, взял один и заполнил его оставшимися коробочками, а также переложил из карманов в него часть денег. Он спросил, хочу ли я эндорфинона, я сказал, что не знаю, он достал одну баночку из пакета и передал мне, я засунул её в правый карман моих брюк. Он уже собирался перепрыгнуть через прилавок обратно ко мне, но запнулся о лежащего без сознания продавца. Он стал бить его подошвой ботинок по лицу: "Вот тебе, лгун! Вот тебе!" Я схватил его за пиджак сзади и стал тянуть через прилавок на себя, чтобы удержать этого обезумевшего человека от продолжения этого ужасного избиения беспомощной жертвы. В конце концов он успокоился, перебрался через прилавок, и мы дали дёру. Мы побежали подальше от этого злополучного места. Я был в шоке, и в то же время мне было весело, хотя я старался не проявлять своей весёлости. Через какое-то время мы перестали бежать и передышались, а дальше пошли спокойным шагом. На улицах попадалось очень мало людей, надеюсь, нас не поймают после этого. Я подумал, а вдруг от такого жестокого избиения продавец уже умер, или умрёт, если ему не оказать срочной медицинской помощи, но эта мысль у меня почти тутже выпала из головы, так как я снова услышал шум множества людей, который слышал, когда мы вышли из дома Артура пройтись подышать. Мы были посреди довольно широкой улицы, она была хорошо освещена, и тут фонари стали мигать, мерцать и совсем погасли. Погас свет вообще во всём городе или только в близлежащих районах этой части города? А прямо перед нами из-за угла одного дома на эту улицу вывалила огромная колонна толпы. Они что-то орали, для меня нечленораздельное и я ничего не мог понять. Что это за демонстрация? Многие в толпе несли зажженные факела и у всех на лицах были надеты маски, скрывающие их лица. Маски самые разнообразные. Маски грустные и маски весёлые, маски злые и маски добрые, маски страшные (как на хэллоуин) и маски прекрасные. Много там было животных масок: свинья, кошка, лиса, волк, лев, собака, кролик, снова лев. Ещё там были маски, которые привычно увидеть на венецианском карнавале, в том числе такие странные, белые, с длинными изогнутыми клювами, птицеобразные. Страшные маски изображали лица трупов, ведьм, монстров, вампиров. Просто различные кружевные маски на глаза, ритуальные маски каких-то тропических племён, кто-то просто надел медицинскую маску, противогаз или хоккейную маску как из "Пятницы 13", другие - маску палача, посмертную маску. Ч то это за маскарад? Или люди помешались, как мой приятель, или им захотелось повеселиться. Мы с недоумением смотрели на это представление, нас оттеснили к стене дома. Процессия шла и шла, что-то оря и гогоча. Отсветы их факелов плясали по стенам домов, и освещаи сами маски, которые было бы плохо видно, так как отключилось уличное освещение. Тут мой приятель как безумный начал тоже что-то громко приговаривать, но ничего не понятно, будто какую-то тарабарщину или на диковинном иностранном языке. Я загляделся на одну замечательную маску, не изображающую ничего, эта маска была жёлтая, лимонно-жёлтая, без рта, без носа, даже без отверстий для глаз, это был просто продолговатый щиток на лицо; когда же я оглянулся на моего приятеля, я его уже не увидел, видимо он слился с этим течением, и его как каплю унесло. Я стал его кричать и звать, я подумал, что не смогу отыскать его дом, так как не следил за дорогой, да и всё здесь мне не знакомо. Идти ли мне вместе с этой толпой, может быть я смогу его отыскать? Но я остался стоять, прижатый к стене. Толпа долго и долго шла, наконец она начала редеть и кончилась. Вот и последние люди свернули за угол и скрылись из моего вида. Я поплёлся куда глаза глядят. Вот тебе и прогулка. Мне стало тошно от всего. Я шёл и шёл, и забрёл вообще в какое-то захолустье, покосившиеся, деревянные, в основном двухэтажные дома, но потом стали снова попадаться невысокие кирпичные. Мимо одного такого кирпичного четырёхэтажного дома я проходил и случайно посмотрел на одно тёмное, так как света всё не бело, окно на четвёртом этаже. Вдруг именно из него что-то вылетело, разбив стекло, и упало около меня вместе с посыпавшимися осколками стекла. Я слышал как там несколько голосов говорят на повышенных тонах, но слов я опять не мог разобрать. Только я решил подойти, нагнуться и посмотреть чем было разбито стекло, как из окна с истошным криком вытолкнули ещё один предмет (кричал предмет который выкинули, а это был человек). Я заметил пару рук, выбрасывающих этого человека, но самих выбрасывающих я не смог разглядеть, они быстро скрылись из виду. А выброшенный упал прямо на голову, и я услышал как что-то хрустнуло. Неожиданно, но сколько можно уже этих неожиданностей, снова начал медленно зажигаться уличный свет. Моментально вспыхнули лампочки во многих квартирах, там где они не были выключены в самих квартирах с помощью выключателя. Уличные фонари зажигались медленно, пока накалятся... Я и забыл посмотреть на тот предмет, которым было выбито стекло в окне, я посмотрел снова на то окно, там так же было темно и ещё темнее зияло разбитое место. На улице не было никого, я подошёл к лежащему, я присел около него, и перевернул его лицом кверху. Его лицо было ужасно, во-первых на нём застыла гримаса страха, а во-вторых оно было не только в крови и пострадало от падения, но и, видимо, этому несчастному, прежде чем вытолкнуть его в окно, вылили на его лицо какое-то разъедающее вещество, кислоту, и теперь кожа слезла, глаза тоже пострадали, от лица шёл дымок. Думаю, это был уже труп, не позавидовал бы я ему, если бы он ещё умудрился после этого выжить. Зачем его так? Мне стало страшно, что те двое могут спуститься и выйти из дома, пока я тут смотрел на обезображенное лицо, и бог знает, что им может прийти в голову. Не стану ли я следующей жертвой. Сегодня многие помешались. Я бросился бежать. Я бежал не оглядываясь. Бежал долго; опять остались одни деревянные домишки, и здесь было много дыма, за домишками я увидел языки пламени. Я приближаюсь к кольцу мусорных гор. Я на самой периферии. Я сильно запыхался. Я решил больше не бежать, я пошёл шагом, тяжело дыша. Я закрыл глаза и пошёл так. Дышать стало трудней и запах неприятный. Я шёл минут десять не открывая глаза и не стукнувшись головой ни о какое препятствие. Я начал кашлять, здесь уж очень дымно, и я открыл глаза. И вот я увидел часть этого гигантского кольца мусора, оно терялось вдали по правую и левую стороны. И пламя был внушительное. Очень красивое зрелище. Я стоял прямо перед этим пожарищем, мне перехватывало дух, такого я ещё не видел, и я стремился сюда. Здесь не было домов, здесь была пустошь и это грандиозное пожарище. Я обернулся назад. Не так далеко вдали виднелись деревянные бараки и за ними высотные здания. Здесь дует ветер, и он пронёс мимо меня по земле какую-то горящую бумагу. Здесь не помешала бы работа пожарников, но никто не тушит пожара в этом месте. Я посмотрел влево: там горело несколько деревянных домов. Я посмотрел вправо: там я увидел две фигуры. Одна из фигур была мальчиком, подростком, он распылял краску из баллончика на стену одного домишки и рисовал граффити. К нему, незаметно сзади, подкрадывалась вторая фигура. Это был полицейский, он вытащил из кобуры пистолет и направил его в спину мальчишке. Я крикнул. Раздался выстрел. Мальчишка упал. Сколько можно неоправданной агрессии за один вечер? Я только хотел прогуляться вечером, не надо было выходить из дома. Но этот хлопок от выстрела! Боже мой!! Из-за него что-то непонятное случилось в моей голове, и я всё вспомнил. Всё вспомнил! Кто я, что я, и какая у меня была судьба и жизнь. Лучше бы я не вспоминал! Так было бы лучше!!! Я снова обернулся к пожарищу. Я услышал за спиной ещё хлопки выстрелов. Это стрелял тот же полицейский. Он услышал мой крик, жалкую попытку остановить убийство, и теперь он решил избавиться от ненужного свидетеля. Я бежал прямо на горящие горы мусора. Полицейский истратил на меня оставшиеся патроны, но так и не попал. Сейчас он перестал стрелять, по моим мыслям, он перезаряжал пистолет. Раздался ещё один выстрел и ещё один и оба неудачно, а дальше я бросился в огонь...
P. S.
Я не ощутил никакой боли, я просто перешёл. Все ощущения времени сгустились в одну точку сиюминутности. Я слышал то лёгкое жужжание комара, то колокольный звон, то рокот падающей воды, то стрекотание сверчка, то шум лесного пожара, то звучание флейты, то щебетание птиц. Это было мистическое путешествие вне утраченного тела, комфортабельное оцепенение со скоростью света, я чувствовал свечение моего нового "тела" и невесомость. Пусковыми факторами экстаза были движение, скорость, ритм и крискекс. Потом было парение в восходящих потоках. Я почувствовал, что нет невозможного. Это был "момент истины", пустота сознания и его открытость неведомому и высшему, внутреннее зрение, так как я перешёл в другое измерение. Время замедляется и переключается на замедленную скорость. Иногда приходили моменты возврата в прошлое, ощущение уже виденного. Обострённость всех сенсорных компонентов. Исключительный прилив энергии в результате концентрации. Способность генерировать энергию Ци (Ки) - незримую жизненную силу, пронизывающую всю Вселенную. На грани чудес, погружении в сверхъестественное, соприкосновение с небом. Необыкновенное тепло и блаженство близкое к оргазму. Муки блаженства. Моё зрение стало безграничным, череп превратился в огромный глаз. Ощущение бесплотности. Связь с жизнью того мира стала такой тонкой, что соединялась только тонюсенькой ниточкой. Стало смешно, что смерть представлялась концом бытия, и как многие надеялись, она была лишь переходом в новое существование без пространственных и временных границ. Духовный подъём отдалённо сравнимый с озарениями в науке, вдохновением в искусстве, влюблённостью и религиозным откровением. Я испытал странное чувство пустоты и дезориентации, когда исчезли все характеристики моей личности. Я услышал шум упавшей на землю маски с моих бывших внешности, возраста, пола, национальности, профессии. Я стал умственно и духовно просто центром сознания, освобождённый от всего, не владеющий ничем. Я пламя в океане огня. Духовно я теперь далеко от границ Земли, и мой огонь смешивается с огнём далёких звёзд Великого пространства. Я подошёл сейчас к плану Недлящегося, где всё существует в один и тот же момент, где нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Я почувствовал полную пустоту, как будто время навсегда остановилось. Не существовало больше ни "до", ни "после", ни "вверху", ни "внизу", ни "здесь", ни "там". Это чувство полного единства в безвременном и безграничном мире. Я воспринимал великую пустоту и эхо великой тишины. О драгоценность в цветке лотоса, здравствуй!
P. S. из Эндрю Томас "Тибетская школа" ("Вокруг света" No 1, 1993), Воспоминания авиатора Ч. Линдеберга. "Мистика тела" Татьяны Ротенберг ("ФИС" No3, 6 1998).