Журкович Андрей Андреевич : другие произведения.

Пятый тотем

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всего десять лет на Имаргисе не было войны. Постоянные провокации, устраиваемые незримыми силами, подталкивают и без того ненавидящие друг друга империю Арскейя и стаю Зоркундлат к новому столкновению. Для шамана-рунианца по имени Кзор все это далекая игра сильных мира сего. По зову сердца он отправляется в путешествие на поиски пятого тотема. Что это - новая стихия или эхо черного смошадор, что с заката великих утаремо ожидает своего часа? Чем ближе Кзор к своей цели, тем более пугающие видения начинают посещать его. Лишь пройдя весь путь до конца, он откроет древние тайны этого мира, и встанет на острие противостояния надвигающейся тьме.

Пятый тотем

[]

Annotation

     Всего десять лет на Имаргисе не было войны. Постоянные провокации, устраиваемые незримыми силами, подталкивают и без того ненавидящие друг друга империю Арскейя и стаю Зоркундлат к новому столкновению. Для шамана-рунианца по имени Кзор все это далекая игра сильных мира сего. По зову сердца он отправляется в путешествие на поиски пятого тотема. Что это – новая стихия или эхо черного смошадор, что с заката великих утаремо ожидает своего часа? Чем ближе Кзор к своей цели, тем более пугающие видения начинают посещать его. Лишь пройдя весь путь до конца, он откроет древние тайны этого мира, и встанет на острие противостояния надвигающейся тьме.

Глава I. Бегство

     По правде сказать, раньше я никогда не думал, что этот день настанет так скоро. Мы стояли на дороге и просто молчали. А что еще можно сказать в таких ситуациях? Порт Чугунной сопки[1] готовил к отплытию сразу два торговых барка, и по переброшенным на берег стропам торопливо несли, катили и тащили разномастные товары. У рунианцев[2] не принято долго прощаться, как и грустить. Но когда твоего друга забирает не смерть в бою, а его собственное решение… Что ж, смею предположить, это может быть расценено как предательство, хоть наш род и никогда не слыл домоседами.
     – Так ты, это, не передумал?
     Коротко стриженный парень, с весьма бандитским, вызывающим, наглым взглядом, переминался с ноги на ногу и вопросительно таращился на меня, набычившись так, словно пытался напугать. Я слишком хорошо знал его, чтобы он смог меня обмануть. За этой напускной грубостью скрывалось доброе сердце, которое так и не приняло того факта, что его лучший друг оставляет родную землю.
     – Ты же знаешь, что он должен уйти. Шаман либо уважаемый целитель и опора всей деревне и клану, либо ни на что доброе не годная бестолочь, готовая душу продать, лишь бы швыряться факелами по жабам.
     Чего-то подобного я ждал от нее, правда, в конце тирады ожидалась оплеуха или, в крайнем случае, плевок под ноги. Я смотрел на эту парочку и размышлял, сговорились ли они уже пожениться. Свелко и Номи. Мы были много лет вместе. Они, пожалуй, мои самые близкие друзья, но всему когда-то приходит конец. Их место здесь, оберегать наш дом, взращивать новые вершины, валить лес, вгрызаться в камень, жить. Что до меня, стихийные духи определили мою судьбу, и я давно чувствовал, что задыхаюсь в привычном, хоть и родном мире.
     Я упрямо посмотрел в глаза другу, но вышло как-то виновато. Ком подкатил к горлу, что я даже не смог ответить, лишь отрицательно покачал головой.
     – Ну как знаешь, – буркнул он немного резче, чем сам того хотел. – Сгинешь, и закопать будет некому!
     – Хватит брюзжать, Свелко. Ты даже меня не мог уговорить два года, чего уж говорить о нем!
     И без того рыжий Свелко стал буквально пунцовым. Его глаза испуганно сверкнули, уставившись на девушку, а я лишь довольно хохотнул, отметив, что моя догадка оказалась очень близка к цели.
     Я перевел взгляд на нее. Как всегда, эти шальные глаза светились азартом. Оно и понятно, мы выросли вместе, и мое волнение от предстоящей дороги не могло не передаться ей. Но было в этом взгляде и разочарование. Она явно была в ярости.
     Номи, как и мы, принадлежала к гордой расе рунианцев, славившейся наряду с трудолюбием пылким нравом. Когда-то давным-давно Новые Боги,[3] сошедшие на землю с небес, решили спасти задыхающийся в агонии мир. Пожиратели Бездны, старые хозяева, царствовавшие здесь с зари эпох, были низвергнуты и заперты под земной твердью. Что же до поверхности, то из порождений Пожирателей Новые Боги вылепили живых существ, и сделали это столь искусно, что у каждого из Богов выходили свои, не похожие на прочих, творения. Так появились и мы – слагруны, дети гор и земной тверди. Искуснейшие кузнецы и литейщики, отчаянные рудокопы и воины, впоследствии образовавшие королевство Слагрунаар.
     Если вы никогда не видели рунианца, то повстречавшись с одним из нас в дороге, возможно, и не заметите отличия от обычных людей. Но это только на первый взгляд. Рунианцы от рождения имеют бледный цвет кожи, варьирующийся от иссиня-темного до серовато-коричневого. Такая кожа не боится ни огня, ни мелких порезов. Из-за чего про нас часто шутят, что мы рождаемся в кольчугах. Сказывается страсть к нахождению под землей целых поколений наших сородичей. Это отразилось и на телосложении – привыкшие к тесным штольням и тоннелям, слагруны всегда были низкорослы, но крайне жилисты и выносливы. Мы дети земной тверди, дети скал и гор. По легенде слагрунов создала самая старшая из Титанов, повелительница каменных элементалей Руна. Она дала своим детям те качества, которые считала самыми достойными. На горном хребте Слагдебарра[4] обосновалось сначала небольшое племя, а затем и целое государство, впоследствии ставшее жемчужиной северного мира. Рунианцы не боялись никого и ничего на этом свете, но к своим горам относились ревностно и практично. Так родилось такое чудо железокаменного зодчества и строительства, как Стальной клюв – крепость и столица королевства Слагрунаар. Ворота крепости располагались на высоте нескольких десятков ярдов над землей, и чтобы попасть внутрь, нужно было подняться по узкой, хоть и надежной горной дороге, которая простреливалась со всех сторон. На некоторых ее участках были установлены различные инженерные сюрпризы в виде механических мостов, которые могли внезапно убираться, обрушивая нападавших в пропасть.
     Шальные глаза Номи светились азартом, и дрожь от контакта мгновенно отражалась в моем сердце, вибрируя, как часовой механизм. Как в первый раз, я смотрел в эти чистые, цвета небесной лазури глаза, дивясь, что никогда раньше не замечал их истиной красоты. Но нам явно было не по пути. Я знал это с момента нашей первой встречи. Чем-то смутно тревожным я видел любые мысли о ней и нашем будущем, понимая, что оно у каждого из нас будет своим собственным.
     – Берегите себя, ну и не поминайте лихом, – бросил я им и принялся торопливо подхватывать тюки с едой и вещами, понимая, что начинаю сомневаться в своем выборе, а значит, нужно срочно делать отсюда ноги.
     Конечности вдруг перестали слушаться, и хоть я старался как можно быстрее свалить отсюда, но ничего не мог с собой поделать. Волнение накрыло меня с головой. Прежде чем мне удалось взять себя в руки, я дважды запутался в ремнях заплечного короба, закидывая его на спину, оступился и чуть не рухнул, задев проводимого в поводу мимо нас тяжело груженного коня. Ярость от бессилия перед позорным волнением прокатилась по моему телу теплой пьянящей волной, прежде чем я осознал, что на моих пальцах сухо потрескивают искры.
     – Ну вот, сейчас он шарахнет в землю, и его от нас нипочем не заберут. Кому охота плыть с чокнутым шаманом? Говорила же, его надо было напоить! – в глазах Номи плясали кавильгиры.[5]
     Она от души потешалась над моим бессилием перед эмоциями, с лихвой упиваясь возмездием, которое обрушивала на меня сейчас. Оставалось лишь одно – бегство. Собрав остатки воли в кулак, я тремя резкими движениями накинул сумочные ремни на плечи и, ударившись о землю, перекинулся в волка и бросился прочь. Вы не ослышались, мне и правда доступен переход в форму снежного волка, что является одной из отличительных черт полученного мной при рождении Дара – шаманизма. Способность в единении с природой постигать ее дикие стороны и принимать облик животных бывает обусловлена разными факторами. Существуют, к примеру, ликаны – для них форма зверя является проклятием, которое они не могут контролировать. Совсем другое дело – друиды, – для них перерождение в животных становится частью жизненного цикла, и многие из них уходят в мир теней, полностью отрешаясь от прежней оболочки. Шаманы же, в зависимости от склонности, обладают возможностью усилием воли пробуждать в душе ярость зверя, высвобождая своего тотемного покровителя из неистовых духов. Как вы догадались, во время обряда инициации несколько лет назад меня выбрал волк. Его дух поселился в моем сердце, и время от времени я мог давать ему волю.
     За спиной я услышал крик Номи, сопровождаемый хохотом Свелко:
     – Песик, нельзя к воде!
     Но мне уже было не до них. В шесть или семь больших прыжков я преодолел расстояние, отделявшее нас от барка, и взлетел по стропам на верхнюю палубу. Кормчий недовольно зыркнул в мою сторону, но промолчал. Я давно привык к тому, что простому обывателю на уровне инстинктов неприятно находиться рядом с диким животным, пусть и одушевленным. Впрочем, меня это нисколько не волновало. Билет был куплен заранее, и он все прекрасно видел со своего поста. До отплытия оставались считанные минуты!
     Наш путь не должен был занять много времени, не более двух дней при хорошей погоде. На корабле за каждым членом экипажа судна, включая пассажиров, было закреплено личное спальное место, как правило, в общих каютах. Первым делом я отправился искать свой угол и крепить поклажу. В море полно сюрпризов, и, если все заранее не подготовить, можно запросто остаться без ценных вещей. И денег – додумал я, глядя, как матросы рубятся в кости.
     Торговый барк представлял собой широкое и не слишком изящное судно, но оно и не должно было быть красивым. Такие корабли способны перевозить многотонные грузы и не боятся даже сильных штормов. Я с интересом изучал его устройство. По всей видимости, с барка демонтировали часть штатных орудий в угоду снижения водоизмещения. Палубные бревна были некрашеными, но хорошо просмолены и отполированы тысячами шагов, а мачты туго скрипели под весом натягиваемых и уже ловящих ветер парусов.
     Тугой толчок возвестил нас о том, что судно двинулось в путь. Как ни странно, но я сразу же испытал облегчение, а все тревоги и заботы, казалось бы, тотчас отступили, оставляя место для чего-то нового. Я вышел на палубу и пристроился неподалеку от капитанского мостика, сев прямо в тень массивной бочки и уперев спину в борт.
     Оглядываться назад мне не хотелось. Никогда не знаешь, что можно там увидеть: вдруг они стоят и машут руками, или того хуже, уже ушли. Смотреть вперед тоже пока не тянуло. Прежде чем поднять свой взгляд навстречу приключению, на которое я обрекся, мне необходимо было все это пропустить через себя, осознать, почувствовать. Обычаи шаманизма в первую очередь учат созерцанию мира и себя в нем. Чтобы управлять стихиями, нужно не только знать их, нужно им верить, чувствовать их, купаться в них. Так и со всем остальным, шаман не угадывает, как чародей, события вселенной за дымкой тайных эфиров. Напротив, он смотрит насквозь в самую суть, таким образом получая ответы более честно.
     Подобный подход используют друиды, но мне всегда казалось, что их работа не более чем практическое садоводство. Нет, я ни в коей мере не умаляю их заслуг перед обществом и природой, но, на мой взгляд, общение с творениями преимущественно простыми, растительного мира и мира животных, не идет ни в какое сравнение с тем, с чем сталкиваются шаманы каждый день. Огонь, вода, земля, ветер – их освобожденные и первородные силы даны самими Титанами. Это и дух, и материя. Неживое в привычном значении этого слова есть лишь тень того понятия, которым можно описать то, что и не жило, вдыхая ветер, но и не может умереть, растаяв в земле. Когда вдумываешься в глубинный смысл самой природы подобного существования, по спине начинают бегать мурашки.
     Пока мы шли по заданному курсу, все дальше и дальше удаляясь от материка, я не заметил за своими думами, как день склонился к закату. Мы отплывали уже к вечеру, и сейчас теплый и соленый морской воздух стал словно стократ чище, растворяясь и вбирая в себя ночную дымку. Я повернул голову и опустил взгляд на воду за бортом. Тёмные волны медленно накатывали на корпус барка, и, отпустив сознание, я посмотрел на воду уже другими глазами. Водные элементали, весело играя, тащили нашу посудину, иногда дергая в стороны, то отпуская нас, то снова подхватывая. Им не было дел до нашего маршрута, желаний и целей, как и до наших жизней, они были здесь задолго до нас, будут, наверное, и после.
     Я завороженно оторвал взгляд и поднял голову – под парусами происходило похожее движение. Элементали воздуха, тягучие, как смола, и, казалось бы, даже флегматичные, не спеша толкали нас вперед. Другие их сородичи проплывали мимо пурпурными облаками навстречу нашему движению, обволакивая мачты, как молоко. Они казались очень спокойными, но мне доподлинно известно, что тишина штиля бывает обманчивой и такое столкновение разных потоков может сулить беду. Разъяренные, они станут для нас сущим наказанием, ведь нет в мире ничего хуже для моряка, чем буря.
     Я так и сидел у борта, рассеянно и задумчиво глядя по сторонам. Вокруг то и дело сновали матросы, временами прогуливались пассажиры, стараясь не мешаться под ногами команды, а я размышлял о том, в каком же скучном мире они живут. Они ведь и правда думают, что киль рассекает морскую воду, а натянутые на мачты паруса тащат барк к цели. И что нет ничего вокруг, кроме их творений и желаний. Именно поэтому я и не мог остаться – тому, кто однажды познал даже малую часть истинного величия мира, уже никогда не хватит ни родных гор, ни домашнего очага.
     На одном, уже мертвом, языке есть слово, которым называли таких, как мы, в древности – экзорим. В переводе на всеобщий человеческий язык империи Арскейя[6] это означает волшебник или чародей. В рунианском диалекте есть иное, и как мне кажется, более точное трактование этого понятия – творящий заклинания, или заклинатель. А это, знаете ли, совсем не одно и то же. Такое старое и позабытое в нынешнюю эпоху слово легло в основу моего имени – Эк’зор, или Кзор, в зависимости от произношения говорящего. Данное при рождении имя предсказало, а может, предопределило мою судьбу. В отличие от магов, колдунов и жрецов, шаманы не проходят академическое обучение. Чтобы стать шаманом, недостаточно, имея Дар, прочитать десяток-другой книжек и научиться делать аскетично строгие пасы руками. Шаманом можно только родиться и научиться быть. Это все равно что пытаться понять, почему идет дождь, или вместо этого стать самим дождем. Характер, привычки, внутренний стержень и дух – эти качества определяют возможности шамана и его тотемное животное.
     Меня зовут Кзор, я боевой шаман из рода рунианцев, королевства Слагрунаар, и здесь начинается моя история.

Глава II. Старый знакомый

     Белый солнечный диск, казалось бы, повис вертикально в самом центре горизонта. Его слепящий свет приносил тяжелую, трудно выносимую жару, проливаясь сверху вниз на и без того безжизненные песчаные барханы. Ни дуновения ветерка, воздух как будто совершенно недвижим, а раскаленное марево настолько сильно концентрировалось, что начинало искажать очертания предметов.
     Мое внимание привлекла процессия людей, ведущих в поводу верблюдов, и отчего-то мне сразу пришло на ум, что она выглядела таинственно скорбной. Караван медленно, но неуклонно брел через барханы. Было видно, что люди о чем-то переговариваются, но до меня не долетали слова, только образы. Они явно были чем-то встревожены, но не седлали животных и не бежали. Каждый знает, бежать в пустыне – значит ускорить свою смерть.
     Я старался вглядеться в их лица, но находился слишком далеко, чтобы мог что-либо различить. Марево искажало изображение, а проникнуть в суть глазами шамана я почему-то не мог или не хотел. Внешний вид караванщиков казался мне знакомым. На всех была надета одинаковая униформа в черный и лиловый цвета. Не самая, должен заметить, удачная расцветка для такой жарищи. Миг озарения всегда приходит внезапно, как удар молнии. По моим мышцам прокатилась нервная судорога, а правая рука механически нащупала на поясе старый добрый кастет. Это были Брисфортские мясники.[7] Никто другой не надел бы эти проклятые цвета.
     Внезапно по ровно идущей колонне пробежала рябь. Люди что-то выкрикивали и, разворачиваясь, указывали руками куда-то вдаль. Ветер по-прежнему относил слова, но, пройдясь взглядом по барханам, я заметил то, что так взбаламутило наемников. Светло-желтое облако пыли двигалось прямо наперерез каравану, стремительно сокращая расстояние. Время словно остановилось, и я не мог различить, кто во весь опор несся на соединение с колонной, но без труда догадался, что это не их друзья. В мгновение ока караван окончательно остановился и начал спешную перегруппировку: к моему удивлению, никто не оседлал животных, напротив, верблюдов стреноживали, выставляя в цепь, а головы животных уже обматывали темной тканью. То, что я видел, заставляло мое сердце биться все быстрей и быстрей. Верблюды бесполезны в верховой схватке, они медлительны и неповоротливы. Их выставляли в живую стену. Это могло значить лишь одно – то, что сейчас здесь будет бойня.
     Между тем мясники вытягивались в цепь. Несчастные звери с перевязанными ногами покорно стояли, даже не догадываясь о том, что сейчас будет. Их перевязи были сцеплены воедино, а за их спинами, заваливая на борта телеги, уже строили подобие баррикад. Не без уважения я отметил идеальную строевую выучку каравана. Они остановились ровно между двумя крутыми барханами таким образом, чтобы их можно было атаковать только с фронта или сзади. Наемники, вооружаясь короткими копьями, с широкими листовидными клинками на конце древка, запрыгивали прямо на повозки. За их спинами, скрываемые за повозками, заняли позиции другие воины, но уже с алебардами и тяжелыми клевцами. Они намеренно оставляли незакрытые проходы между стыками повозок. Кавалерия их рано или поздно опрокинет, но когда они ворвутся внутрь, то их пропустят через мясорубку. Хитро. Я нервно облизал губы. Мне категорически не нравилось то, что должно было произойти. Следом за второй линией обороны выстраивались стрелки с луками. Их решили припрятать, чтобы спровоцировать лобовую атаку. Под правую ногу каждый воткнул в песок колчан, спешно набрасывая тетиву на оружие.
     Я насчитал тридцать два человека в караване, когда их преследователи все же стали различимы
     Это была разномастная группа, порядка двадцати бойцов, в основном вендази,[8] несколько мурхунов[9] и один рунианец. Вот так неожиданность! Как ни странно, среди них не было тальгедов,[10] хотя эта братия никогда не шла в бой без хорошего колдуна. Мне не удалось разглядеть их знамен и нашивок, но я не сомневался, кто это. Отсюда должно быть недалеко до Чанранского рынка, а это, судя по всему, его воины. Чанранский рынок – это, по сути своей, город-государство внутри Вендазийского союза. Ни к кому конкретно не примыкающий, рынок стал местом активной торговли между объединенными племенами. За возможность иметь хотя бы номинальное чувство независимости Чанранский совет знати делает щедрые подношения Зоркундлат, взамен на что последний предоставляет регулярные патрули для охраны торговых путей. Всадники двигались невероятно стремительно и слаженно, управляя низкорослыми пустынными носорогами. Но почему они гнались за караваном? Что, забери меня Бездна, здесь делают Брисфортские мясники? Неужели опять война? И наконец, какого рожна среди рыночного патруля затесался рунианец?
     Я силился разглядеть его получше, уже изо всех сил подаваясь вперед мысленной нитью. Он был не молод, но и не стар. Бронзовые волосы и борода его были затянуты в тугие косы, собранные кольцами вместе так, чтобы не мешали при скачке. Левая рука прикрывала корпус незатейливым дубовым щитом, а правая сжимала рукоять, переходящую в цепь, конец которой покоился в небольшом седельном кармане. Я сразу же догадался, что там – «утренняя звезда», спрятанная таким образом, чтобы не повредила ни всадника, ни его животное. Он выхватит её за несколько мгновений до сшибки с врагом. Лицо всадника казалось мне знакомым, но я так и не мог понять, где и когда мы могли видеться раньше. Его соратники были вооружены загнутыми ятаганами, короткими дротиками и клиновидными щитами, на манер степных отрядов.
     Когда до караванщиков оставалось ярдов триста, до меня донесся глухой звук боевого рога, и патруль резко рассыпался в стороны, вытягиваясь так, чтобы максимально увеличить расстояние между всадниками. Неглупо! Так область поражения стрелками становилась куда как жиже, но им все равно не на что было надеяться, ведь их меньше, и к тому же теперь они не успевали перестроиться для нормального удара. Сумасшедшие!
     Тем временем стрелки каравана припали на одно колено, взводя луки, и, видимо, по команде, отпустили первый залп. Стрелы, жужжа, прорезали воздух и обрушились на всадников смертоносным ливнем, однако, не причиняя никакого вреда, отлетели от поднятых щитов. На счастье патруля лучников был какой-то десяток, а из-за нагроможденной баррикады они не могли бить прицельно и посылали стрелы наугад лишь в заданном направлении. Необычная тактика растянуться перед ударом сработала! Караванщики рассчитывали на плотный строй, который так любит кавалерия для нанесения неотвратимого удара в толпу.
     Когда между отрядами оставалось менее ста ярдов, снова зазвучал горн, и замыкающие флангов патруля резко повернули своих зверей по направлению к центру. Маневр был настолько стремителен, что до меня не сразу дошло, что они не собирались перестраиваться снова, а шли на соединение в точке удара в баррикаду. Повисшая на мгновение тишина показалась мне неуместной в столь страшный час, но ей суждено было прорваться уже в следующий миг многоголосным ревом людей, стоящих на повозках и ждущих сокрушительного удара пустынных чудовищ. Они ревели, как дикие животные, подбадривая себя и силясь запугать нападающих.
     Сразу четыре носорога, задевая друг друга массивными боками, как тараны врезались в живую цепь верблюдов. Тугой чавкающий звук, который долетел до меня, заставил съежиться, и я инстинктивно выбросил вперед левую руку, закрываясь. Шести или семи верблюдов в самом центре больше не существовало, носороги в буквальном смысле размазали их по грунту, хаотично нанося в стороны страшные удары бивнями. Перевернутые повозки начали лопаться, словно глиняные горшки, осыпая щепками своих же защитников. Несмотря на звериную мощь исполинских тварей, два животных уже лежали замертво с пробитыми черепами, из которых торчали копья. Их спешенные наездники оказались в меньшинстве буквально на миг, но этого хватило, чтобы сразу несколько острых листовидных клинков пронзили их. Тем не менее оставшаяся в живых пара всадников прошла сквозь строй обороняющихся, как нож сквозь масло, посеяв панику среди стрелков, явно не ожидавших столь скорого прорыва. Следом за первой четверкой в образовавшийся пролом устремились сразу семь всадников, расширяя проход в павшую баррикаду и сбивая с ног тех, кто попытался атаковать прорвавшихся в спину. Мясники с радостью пропускали всадников вглубь, попутно осыпая их ударами и выбивая из седел. Оставшиеся наездники шли на прорыв чуть в стороне от основного удара, боясь врезаться в своих.
     Завязалась форменная свалка, и над барханами разразился гвалт, какой присутствует на любом поле боя: звон железа, крики, стоны, рев неясных команд и проклятий. Внезапно мои чувства обострились, а в солнечном сплетении заиграл знакомый холодок – кто-то применил силу Дара. Я начал жадно искать взглядом, пытаясь разглядеть, откуда исходил выброс энергии. Лица замелькали передо мной, одно сменяя другое. Массивного вида воин с ревом раскручивал над головой алебарду, то и дело обрушивая тяжелые удары на теснящего его бойца. Тот в свою очередь ловко от них уворачивался, но каждый раз не успевал сделать свой выпад, поскольку алебарда рывком возвращалась назад, грозя зацепить его крюком. Рядом мурхунец отчаянно рубился сразу двумя ятаганами, отбросив щит. Его удары со свистом разрубали воздух, выписывая смертоносное кружево, и двое атаковавших были вынужденные перейти к обороне. Оставив перерубленные копья, они с трудом защищались короткими клинками, больше похожими на ножи. Я уже отвернулся, когда один из наемников пропустил закрученный удар снизу вверх, и его череп лопнул, как тыква, окрашивая второго алыми брызгами.
     К тому моменту, как я все-таки нашел пустившего в ход силу, уже почти все патрульные были спешены. Кого-то выбили из седла, кто-то спрыгнул сам, потеряв животное. Бой шел практически на равных, но мое внимание привлекла фигура в черном балахоне. Я не видел его лица из-за капюшона, но руки и пальцы говорили за него самого. Человек стоял на коленях чуть поодаль от всего этого светопреставления и что-то торопливо чертил на песке. Мои чувства никогда меня не обманывали, и не отдавая себе отчет в том, что делаю, я что есть мочи завопил:
     – Ей, братан! У них чернокнижник! Руби чернокнижника!
     Они не могли меня слышать, однако тот самый слагрун, который приковал мое внимание чуть ранее, вдруг резко откатился в сторону от своего противника. То, что произошло дальше, заняло считанные секунды. Вскочив на ноги, воин проворно крутанулся вокруг своей оси, вращая «звездой» и замыкая круг, с криком выбросил правую руку вперед. В последний момент он отпустил рукоять, метнув оружие! Это был бросок мастера. Начиненное стальными зубцами ядро с хищным жужжанием вмазалось прямо в лицо колдуна. Удар был такой силы, что человека рывком отбросило назад, и он дважды перекувырнулся. Безжизненное тело сломанной куклой распласталось на песке. На том месте, где у него еще мгновение назад была голова, зияла грязная тряпка. Страшная смерть!
     Тем временем копейщик, от которого было ускользнул рунианец, опьяненный ненавистью за смерть товарища, молча, без криков и проклятий, налетел на него как ураган, нанося серию за серией ударов. Щит так и оставался на руке у моего соплеменника, и все, что ему оставалось, это уворачиваться и закрываться. Отбив очередной выпад и внезапным кувырком откатившись назад, ему удалось разорвать дистанцию на два-три корпуса, что дало время, чтобы сорвать с пояса короткий метательный топор. Не теряя времени даром, караванщик бросился вперед, покрывая расстояние, отделявшее его от слагруна, и перехватив копье обратным хватом, взвился в воздух в прыжке, опуская вертикальный укол и метя в горло врагу. Рунианец в тот же момент попытался метнуть топор, открываясь из-за щита. Я зажмурился, понимая, что моему сородичу кранты.
     Однако, открыв глаза, я обнаружил, что воин все еще жив и сопротивляется. Перехватив щит обеими руками, как поднос, он наносил отчаянные удары нападавшему на него копейщику. Его движения были неправильными, несбалансированными, полными отчаяния, и они работали. Караванщик, не ожидая ничего подобного, успевал только отскакивать, то и дело пропуская удары окованного железом щита. Наконец, придя в себя, он попытался поднырнуть под удар, чтобы совершить укол в пах, но его оппонент разгадал этот трюк загодя. Чуть изменив траекторию движения, щит рунианца с мокрым хрустом впечатался прямо в челюсть копьеносца, выбивая зубы и ломая кости.
     Все кончилось так же внезапно, как началось. Караван был полностью уничтожен. Среди груды тел, волоча по земле оружие, топтались спешенные патрульные, добивая тяжелораненых и несчастных искалеченных животных. Самое омерзительное в любом бою, это первые минуты, когда он закончился. Можно выдержать что угодно – в пылу драки ты четко знаешь, где твоя правда. Но совсем другое дело потом, когда приходится решать: пленить поверженного врага и лечить, кормить, содержать под стражей, или просто незатейливо зарубить. Именно здесь закаляется характер и проявляется вся твоя суть.
     Мои стопы мягко обнял песок, а я стоял, завороженно глядя на эту страшную баталию, величественную и мрачную, как любая картина смерти. Песок все настойчивее обступал мои ноги, поднявшись до колен. В какой-то момент, я осознал, что меня затягивает вниз, под землю. Охвативший меня ужас участливо прошептал в голове самое страшное, что я мог услышать, – зыбучие пески. Прежде чем я успел сообразить, что нужно делать, сознание отключилось, и я провалился в черное ничто.
     Внезапно обрушившийся на меня холод заставил резко согнуться. Распахнув глаза, я затряс головой, сгоняя сон и пытаясь понять, что происходит. Двое матросов, куривших неподалеку, довольно засмеялись, глядя, как я таращусь по сторонам и трясу башкой, слово псина. По всей видимости, я задремал у бочки, куда примостился, когда мы отплыли, а одна из тяжелых волн, ударивших в борт, долетела аж до верхней палубы, собственно, и приведя меня в чувство. Я беззлобно хохотнул матросам в ответ и поднялся, стряхивая с себя соленые капли. Судя по небосклону, скоро будет светать, и вполне можно было бы еще подрыхнуть, но холодная морская вода как рукой сняла с меня объятия сна. Да и было над чем подумать.
     Мне уже много лет не снились обычные сновидения. Напротив, все имело какое-то значение, сны представляли картины прошлого и будущего. Я так и не смог до конца понять, кто из элементов наводит на меня эти грёзы, но уверенность была лишь в одном: еще ни одна из них не пришла ко мне без особой на то причины. Мы плыли вовсе не в Зоркундлат, так зачем же мне пришло видение Чанранских песков? Миновав потерявших ко мне интерес матросов и оставшись вновь наедине со своими мыслями, я начал рассеянно расхаживать по палубе, не сразу заметив, что до сих пор сжимаю в руке кастет.

Глава III. Чокнутый

     Крики чаек возвестили нас о приближении к порту. Его очертания медленно прорисовывались над волнами, наполненными бликами полуденного солнца. Наше морское путешествие подходило к концу, и я был этому рад. Не дело честному рунианцу прозябать на какой-то посудине, когда сама наша природа тянула к земле. К тому времени, как арка морского порта Перумас[11] стала отчетливо видна, я уже собрал свои пожитки и нетерпеливо стоял на палубе, переминаясь с ноги на ногу.
     Огромная тень скользнула по палубе, и все, кто на ней стоял, задрали головы кверху, прикрывая глаза ладонями от солнечных лучей. Три могучих грифона с едва различимыми наездниками совершили петлю над нами и повернули обратно на свой маршрут патрулирования. Это было одновременно и приветствие нам, и мера безопасности – империя долгое время находилась в состоянии войны с Зоркундлат. Эти конфликты уходили в глубь времен и порождали взаимную неприязнь, как и весьма суровые меры предосторожности.
     Последним открытым военным конфликтом между нашими народами была война, произошедшая чуть более пятидесяти лет назад. Между императором Арскейя и тогдашним сайером[12] стаи[13] возник территориальный спор относительно участка земель южнее Багрового шрама.[14] Как часто бывает в нашем мире, потенциальное обладание ценными ископаемыми стало большим искушением для многих, а после спусковым механизмом для вспыхнувшего конфликта, в который оказались вовлечены все прилежащие области. В историю это беспрецедентное по своему безумию побоище вошло как Железная война. Имперские легионы волнами накатывали на стаю. Вендази не собирались сдавать ни акра земли, и стороны планомерно уничтожали друг друга. Не столь могущественные соседи Корви скоро также умылись кровью, не успев встать на чью-либо сторону. Есть конфликты, которых невозможно избежать, как ни старайся. Слагрунаар выступал плечом к плечу с белоснежными знаменами Арскейя. Рунианцы не могли похвастаться числом, но щедро платили умением и выкатывали на поле боя тяжелую артиллерию, выжигая колоссальные прорехи во вражеском войске.
     Когда война, переставшая быть пограничным столкновением, стала угрожать самому выживанию целых народов, произошло сразу два неожиданных события. Сайер вендази Масадежа был убит на дуэли чести! Даже беря в расчет честолюбие, присущее клыкам стаи, было сложно поверить в то, что в самый разгар войны был проведен подобный поединок. Однако факты говорили об обратном, и новый сайер Кошра возглавил объединенные племена южан.
     Следующий ход сделали Корви и Авалле. Не забывшие старые обиды, нанесенные имперцами, обе стороны продолжали держаться вместе во что бы то ни стало. Они до последнего цеплялись за возможность соблюдать нейтралитет в этом безумии, даже несмотря на то, что их земли топтали захватчики, без зазрения совести и каких-либо даже формальных разрешений. Тяжелее всего пришлось, как ни странно, Авалле. Их земли даже не имели общей границы со Шрамом, но это было совершенно не важно. Зоркундлат разумно рассчитал, что, ударь стая через мятежное княжество на юго-востоке, и империя будет вынуждена растянуть войска. В результате война охватывала уже практически весь континент.
     Однажды на рассвете к шатру императора явились сразу два гонца без знамен и знаков отличия. Несмотря на маскарад, акцент совершенно безошибочно выдавал их принадлежность. Послов принял сам император, пригласив в ставку и зачем-то удалив оттуда командование. Никто не знает, о чем говорили в то утро, какие доводы приводились, сделали ли Корви и Авалле предложение или ультиматум. Известно лишь то, что Союз Севера в тот день замер на своих рубежах и не переходил к активным действиям еще неделю. А к исходу второй недели новый сайер и император уже подписывали пакт, положивший конец кровопролитиям и территориальным спорам. Условиями соглашения добыча метеоритного железа была поделена на регионы влияния и поставлена на двухсторонний контроль – Арскейя и Зоркундлат. Однако шпионы и диверсанты стаи еще долгое время инкогнито продолжали строить козни грузовозам империи, совершая подрывы и затопы транспорта, направляемого Рассветным городом по рекам в Шрам.
     Я с уважением смотрел на удалявшихся от нас грифонов, прикидывая, смогу ли я при необходимости попасть по такому заклинанием налету. Несмотря на то, что три грифона не могли представлять особой опасности, будь у нас, к примеру, пара-тройка баллист, все знали, что это впечатление обманчиво. Случись заварушка, и к месту очень скоро прибудут десятки других. Порт всегда охраняет как минимум один дирижабль вроде «Белой черепахи[15]», способный выпустить воздушную эскадру числом до тридцати единиц. С такой угрозой уже придется считаться. Помимо собственных боевых качеств грифонов, силу представляли их наездники, которые были вооружены дальнобойными многозарядными мушкетами и бутылками с зажигательной смесью.
     Я смотрел на приближающийся берег и думал о своих дальнейших шагах. В жизни любого шамана рано или поздно наступает момент, когда уже больше нечего постигать на насиженном месте. Одних это устраивает, другие же пускаются во все тяжкие и начинают колесить по миру, собирая знания, практики, ритуалы. Как несложно догадаться, я отношусь ко второй категории. Но мне и не приходилось выбирать, с чего начать свой поиск новых знаний. Когда мне только пришла в голову мысль о том, что я готов для следующего шага, дальнейший путь как будто сам был нарисован моим воображением.
     В мире немало мест, представляющих интерес для шаманизма, как и мест силы, обращаясь к которым, можно черпнуть первородной энергии или чего-то вроде этого. Однако меня словно магнит тянуло к себе лишь одно из них – Долина Томагавков.
     В незапамятные времена, когда наш мир был юн, в землях, что к югу от Гнилолесья, раскинулись плодородные джунгли, ставшие домом для племени утаремо. Современные историки империи зачастую утаивают этот факт, но именно утаремо были самыми первыми из детей Новых Богов. Высокие, сильные, могущественные. Эта раса была уникальна во всем. Изумрудные и редко желтые роговицы глаз утаремо, казалось бы, вбирали в себя всю силу джунглей, в которых они родились. Их кожа, сродни змеиной, была покрыта мелкими чешуйками. Даже самые тяжелые раны быстро затягивались под силой регенерации самих джунглей, не оставляя шрамов. Поговаривают, что некоторые из них вообще могли отращивать новые конечности взамен потерянным, хотя, как по мне, это уже сказки. Утаремо стали полноправными хозяевами огромной территории, позже получившей название Долина Томагавков. По шутке Богов они были наделены склонностью к одному из самых загадочных проявлений силы, которой наполнен наш мир. Именно утаремо стали теми единственными и последними, кто овладел темным шаманством, черпавшим силу из самой Бездны, – смошадор. Жнецы смошадор обращались к силам, которые Новые Боги с таким другом упрятали в земной тверди. Как неразумные дети, жнецы заглядывали за изнанку, прямиком в Бездну, и выкачивали оттуда свою мощь. Их шаманство было способно обращать вспять реки, вызывать разрушительные бури и торнадо, колоть скалы и сжигать в пепел целые леса. Однако утаремо, купаясь в своем могуществе, переступили черту невозврата. Пробужденные смошадор силы требовали все новых жертв, делая своих жнецов-призывателей своими же рабами. Так в наш мир пришел один из старших низверженных Пожирателей Бездны – Амахар.
     Для того чтобы вернуть себе телесное воплощение и войти в мир живых, Пожирателю требовалось очень много душ. Утаремо, сошедшие с ума в своей гонке за темными знаниями, несли к нему на алтарь сотни рабов, выловленных отовсюду, куда они могли дотянуться. Последней каплей стала охота за головами, устроенная на территории современного княжества Корви. Тогда еще молодая империя Арскейя бросила клич по всем свободным народам с призывом о помощи, назвав утаремо отступниками, предателями, проклятым племенем. Церковь Светлой длани по просьбе императора объявила о начале Санктубелу[16] против утаремо. То, что было потом, навсегда изменило течение истории нашего мира. Объединенные армии свободных народов Имаргиса[17] атаковали Долину Томагавков сразу с трех направлений. Несмотря на всю силу смошадор, огромное численное преимущество решило исход этого противостояния. Амахар был призван, но оставался слишком слаб, а от чего уязвим для боевых заклинаний и был низвержен вновь, уже детьми Новых Богов. Утаремо были жестоко истреблены, а их храмы обрушены, затоплены и преданы огню.
     Шли годы, свитки истории заполнялись новыми событиями, а история утаремо, казалось, застыла в ожидании. Дело в том, что такие знания, как шаманство, созданное первыми неразумными детьми Новых Богов, не могло исчезнуть бесследно. Смошадор многие негласно считали пятым столпом шаманизма, наряду с силой четырех стихий. Древнее и черное проявление обращения с силой, суть которой до конца, наверное, понимали лишь его создатели. Еще когда я был наивным юнцом, меня пленили рассказы наставника про охотников утаремо, истории про заросшие джунглями города и затерянные крупицы некогда сильнейшей цивилизации, что восставали из пепла даже после уничтожения.
     Наш барк, практически полностью потеряв свой ход, неповоротливо разворачивался бортом к новеньким дорожкам пирса, на которых я заметил пару стражников, какого-то клерка с шаблоном с листками в руках и нескольких портовых грузчиков. Когда швартовы были закреплены, чинуша резво поскакал к нам на борт. Им оказался представитель местной администрации. Капитан с выражением подобострастия на лице, практически пританцовывая, кинулся навстречу, и я заметил, как несколько золотых перекочевали из его ладони прямиком в карман клерка. На этом неофициальная часть приветствия была завершена, и нам было позволено выгружаться.
     Я уже однажды бывал в столице империи людей, но сейчас, когда я шел навстречу своей мечте, все вокруг казалось мне новым и потрясающим сознание. Глядя на местную архитектуру, я одобрительно цокал языком, представляя, как это все строилось. Проходя мимо живописных фонтанов, я останавливался, давая себе возможность насладиться прохладой искрящейся воды, и шел дальше, сияя как новый чайник.
     Надо сказать, что ориентироваться было трудновато, поскольку как таковые указатели либо отсутствовали, либо означали ничего мне не говорящие названия. Но потолкавшись с полчаса, я наконец вышел к кварталам старой части города, которые меня и интересовали. Старый город таил в себе множество уникальных заведений. Тут собирались различные картели ремесленников и торговцев, размещались представительства гильдий, равно как и располагался весь цвет питейных и прочих увеселительных заведений. Я шел мимо разноцветных вывесок и жадно втягивал ноздрями воздух, пропитанный смешанным ароматом духов, пряностей, вина и пота. Мимо меня то и дело пробегали посыльные мальчишки, сновали уличные торговцы сдобой и сыром. Некоторые довольно навязчиво предлагали свои услуги, видя по одежде простака, только спрыгнувшего с корабля, но я решительно двигался дальше, срывая недовольные взгляды.
     Вскоре я наткнулся на искомое мной заведение – трактир «Старый пройдоха». Это заведение имело весьма специфическую славу. Нет, ничего такого, все более-менее законно, кроме одного – именно здесь подписывались контракты вербовщиков в предприятия, которые часто возвращали обратно работников уже в деревянных ящиках. Бар заведения был плохо скрываемой ширмой для организации подобия биржи, на которой желающий мог озвучить предложение и найти соответствующих своим притязаниям наемников.
     Я мрачно покосился на выцветшую вывеску, с которой на меня взирал пренеприятного вида старикашка. В одной из его глазниц был вставлен имперский золотой, а из другой взирал прищуренный и, я бы сказал, порочный глаз. Дубовая, окованная стальными пластинами дверь была распахнута, и изнутри доносились голоса и шум посуды. Еще раз взвесив все за и против, я решительно шагнул через порог. В сущности, я себя обманывал, никакого внутреннего торга и быть не могло, в этом месте я быстрее, чем где бы то ни было, найду искомое.
     В заведении царил полумрак, и я несколько мгновений простоял, давая глазам привыкнуть. Надо сказать, на меня не обратили ровным счетом никакого внимания. Один лишь бармен, оглядев меня с ног до головы, молча кивнул на укрепленный на стенные подставки бочонок с пивом. На вид ему было лет пятьдесят, но для своего возраста он был действительно мощным малым. Хмурое и циничное выражение лица украшал бледный и загнутый шрам через всю щеку. Такие оставляют бутылочные розочки – издержки профессии, видимо. Усталые глаза, тем не менее, не были лишены ума, он явно многого нахватался за годы работы здесь, и это, очевидно, был не кто иной, как хозяин заведения. Уж очень властно он смотрел на всех, местами даже, я бы сказал, как на дерьмо.
     Не заставив себя уговаривать, я плюхнулся на длинноногую табуретку, сбросив рядом мой нехитрый скарб. Так же молча бармен поставил передо мной пузатую кружку темного пива и начал привычно протирать и без того сверкающе отполированную барную стойку. Я с жадностью сделал сразу несколько глотков пива и, довольно крякнув, начал осматриваться.
     Это явно был только один из залов заведения, поскольку в двух стенах я заметил проходы без дверей, из-за которых слышался смех, шум опускаемых стаканов и звуки какого-то струнного инструмента. Стены дома, в котором располагался трактир, оказались сложены из массивного добротного кирпича. Кладка никак не была украшена, но сразу бросались в глаза широкие деревянные доски, на которых кто-то заботливо приколол десятки разного размера объявлений.
     Ходить и выискивать нужное весь день мне не хотелось. Да и трудно было представить, что на стену повесят объявление о чем-то срочном, а мне не терпелось ринуться дальше. Прикинув, кто из сидящих за столами больше всего походит на вербовщика, я понял, что решение этого вопроса все это время стояло прямо передо мной, натирая барную стойку.
     – Эй, приятель! Ты случайно не знаешь, кто тут набирает в экспедиции в Долину Томагавков? Я слышал, что сейчас опять начался бум на всякие редкости, и не прочь подзаработать немного золотишка.
     Не отрываясь от протирания, он опять молча и все так же, как и раньше, угрюмо похлопал свободной ладонью по стойке. Этого следовало ожидать, и я, нахмурившись и деланно ворча, чтобы не подогревать его аппетиты, опустил перед ним две серебряные монеты, озвучив вслух:
     – Одна за пиво.
     Быстро смахнув деньги себе в передник, бармен немного приободрился и, не прекращая работы, пробасил:
     – Сейчас много работы в джунглях. Серебряные копи, охота, сборка фруктов, черные копатели, охрана торговых караванов, смотря что тебя интересует.
     Решив, что в таком месте не стоит особо ходить вокруг да около, я, стараясь говорить небрежно, бросил:
     – Что-то вроде черных копателей, возможно, мне подойдет. Я ученый и собираю различные сведения о цивилизации утаремо.
     Сказав последнюю фразу, я тотчас же пожалел, потому как у меня на лице было написано, какой я ученый, однако это ничуть не смутило моего нового знакомца, и чуть помолчав, прикидывая и что-то припоминая, он продолжил:
     – Пожалуй, есть пара экспедиций, которые как раз сейчас собираются.
     Опустив взгляд на мой пояс, он начал пытливо изучать небольшие деревянные колышки с выжженными на них знаками, которые были заправлены в специально вшитые открытые кармашки.
     – Ты ведь шаман, так?
     Я кивнул.
     – Есть один тип тут, кстати, из ваших. Он как раз собирает группу для поиска всяких древностей в джунглях утаремо, не помню точно. Суть в том, что не далее как вчера я слышал, как он распинался, что во всем Рассветном не сыскать ни одного годного шамана.
     Я несколько приободрился, удача сама пришла ко мне в руки.
     – Где я могу его найти?
     Бармен хмыкнул, мотнув головой вверх по лестнице, расположенной в углу зала.
     – Он снимает комнату двенадцать, сразу на следующем этаже, и сейчас, кажется, у себя. Можешь подняться, только не шляйся без дела, постояльцы платят мне за спокойствие.
     Рывком опрокинув кружку, я прикончил остатки пива и, кивнув бармену, зашагал к лестнице. Ступени были очень высокими, и мне приходилось с трудом задирать ноги, проклиная высокорослых людей, которые думают только о себе. Следующий этаж встретил меня узким коридором, в конце которого стоял полный рыцарский доспех старой работы, приветствуя гостей пустым провалом забрала закрытого шлема.
     Пройдя несколько комнат, я остановился у двери с цифрой двенадцать и, собравшись с духом, отрывисто постучал. За дверью послышались какое-то движение и звон падающей посуды. Когда дверь распахнулась, моему взору предстал искомый постоялец. Передо мной действительно был рунианец средних лет. Его волосы пучками торчали в разные стороны, лицо выглядело осунувшимся и измотанным, широкие карие глаза смотрели недобро и немного вызывающе. Одет он был в простую, когда-то белую рубаху, плотно запятнанную чернилами, и красные шаровары, наподобие тех, что носят пираты Кровавой длани.[18] Последняя деталь смотрелась на нем несколько карикатурно, и я едва сдержался, чтобы не хохотнуть.
     В комнате за спиной слагруна был очень простой интерьер: кровать, два стула и стол, заваленный какими-то картами и бумагами, а вокруг стояли с десяток бутылок из-под вина. Только заметив бутылки, я понял, отчего лицо соплеменника мне показалось таким изможденным. По-видимому, он пил уже несколько дней. Между тем он потерял терпение и, переходя в наступление, деланно храбрясь, выпалил:
     – Будем глазки строить или как? Чего надо? Я тут вообще-то работаю!
     Выдержав небольшую паузу и испытующе глядя на него в упор, чуть наклонившись, я спокойно проговорил:
     – Ты, кажись, шамана ищешь для пыльной работенки в руинах утаремо? Так вон он – я. Может, впустишь, или будем тут на весь коридор о контрабанде болтать?
     В его глазах сразу прочитался усилившийся к моей персоне интерес, и он, вытерев руки об рубаху, приглашающе распахнул дверь чуть шире:
     – Приятно иметь дело с деловым рунианцем, а не этими… – он недоговорил. – Проходи за стол.
     Я прошагал в его комнатенку и уселся на стул таким образом, чтобы видеть дверь. Не то чтобы я ему не доверял, но и оснований отбросить предосторожности в таком заведении не было. Мой новый знакомый уселся на другой стул через стол от меня и изучающе уставился глаза в глаза, затем протянув руку:
     – Меня зовут Макирфор. Можно просто Маки, я не гордый!
     – Кзор.
     Мы пожали руки. Маки ловко подхватил с пола какую-то замаранную книгу, затем достал из нагрудного кармана рубахи очки с круглыми и толстыми стеклами, вроде таких, как носят механики, и, помусолив карандаш, обстоятельно затараторил:
     – Итак, начнем с главного. Я плачу каждому участнику по пять процентов от выручки, которую мы сможем выудить со скупщиков Кровавой длани в случае успеха нашей авантюры. Все предельно просто: как добираемся до долины, мы заходим в ближние кварталы Ломкай-гора,[19] осматриваем руины в поисках любых артефактов, затем рабочие снимают верхний слой в местах предположительного расположения более древних пластов и построек, по времени это примерно два-три дня полевых работ, собственно, вот и все…
     – Стоп, стоп, стоп! – я довольно бесцеремонно прервал его, но на то были причины. Он недовольно вылупился на меня, всем видом показывая, что начинает терять терпение.
     – Ты сказал, два-три дня в поле? Но это очень мало, учитывая, что времени на поиски и работы будет по пять-шесть часов в сутки. Ты что, собираешься ночевать там? – я неопределенно указал за спину. – В Ломкай-гора?
     Маки было закатил глаза, показывая, как он устал от трусов и дилетантов, но поняв, что это не возымело на меня ровным счетом никакого действия, примирительно поднял руки в воздух.
     – Послушай, я знаю, какие истории ходят об этих руинах, даже после того, как цивилизация утаремо пала. Знаю о скрытых опасностях вроде ядовитых растений, старых ловушек и даже редких проявлениях смошадор, забери меня Бездна. Именно для этого в состав группы входят два мага из Академии Тайн, семь проверенных бойцов и один жрец Светлой длани.
     Он нарочито серьезно уставился на меня, глядя поверх очков, и продолжил надменным деловым тоном:
     – Одиннадцатым боевым членом группы будешь ты, трое рабочих не в счет.
     Я без труда все подсчитал. По количеству собранной им команды выходит, что Маки получит тридцать процентов навара себе лично, что меня несколько озадачило, это не могло быть правдой, и он что-то темнил. Но прежде чем заговорить об этом, я спросил напрямую.
     – Что ты хочешь от меня в этом предприятии?
     Поняв, что я не спешу отказываться, он приободрился еще больше и снова затараторил:
     – Я понимаю, что ты далек от смошадор, как и любой из живых. Однако шаман куда как лучше других сможет читать старые ритуальные письмена, это во-первых.
     Я одобрительно кивнул. Язык первых утаремо действительно входил в обязательный перечень познаний шамана, который выходит куда-то дальше калитки огорода.
     – Во-вторых, в джунглях до сих пор встречаются странные ловушки. Многие из путешественников рассказывали об опасностях, которые невозможно нанести на карту, – они просто вырастают из ниоткуда. Я не хочу тебя пугать, но скажу откровенно: некоторые территории Долины Томагавков подобны лабиринту. Откуда ни возьмись вырастают непроходимые чащи, известные тропы меняются местами, а там, где ничего не было, возникают каменные стены.
     Я заметил, как его глаза заблестели. Мне был знаком такой блеск, передо мной сидел одержимый мечтой.
     – Как ни крути, эти развалины куда как древнее многих городов этого материка, и несмотря на упадок, они все еще находятся в непроходимых джунглях. Сами лесные стены оберегают руины утаремо и как будто питают. Сила, у которой нет рулевого, опасна, поэтому мне нужен шаман, который хотя бы сможет понимать окружающее нас безумие глазами элементалей.
     Я заметил, что его слова стали замедляться, а глаза жадно устремились куда-то вдаль к окну.
     – Я понимаю риски, и поэтому мне в команду очень нужен шаман. Как и два мага, и жрец, и охрана из воинов. Пусть предприятие и рисковое, но я собираюсь вернуться оттуда живым, чего желаю и всем, кто отправится со мной.
     Понимая, что пришло время задавать насущные вопросы, я выкатил сразу тяжелую артиллерию:
     – Почему берешь такую большую долю? Допустим, ты организатор, но риски и работенка у всех будут те еще. Что об этом скажешь?
     Он хохотнул и хитро уставился на меня:
     – Если бы ты знал, сколько я собираюсь потратить на ваше снаряжение, лошадей и припасы… Плюс вложиться придется по дороге туда, да потом пара взяток, когда начнем сливать добро. В общем, выйдет прилично – считай это моими издержками. Вкладываюсь сейчас, чуть больше уношу потом, это бизнес. Моя доля будет едва ли жирнее, чем каждого из вас, даже если мы очень хорошо там пошарим.
     Я задумался. В его словах был смысл, но по всему выходило, что где-то он меня дурит.
     – Почему тогда ты хочешь только тридцать? В чем твой интерес?
     Рунианец довольно оскалился, глядя на меня.
     – А что заставляет шамана переться туда? – парировал он.
     Понимая, что бессмысленно затевать словесную перепалку, я выложил все карты:
     – Меня интересуют знания. Цивилизация утаремо очень древняя, и в их культуре много такого, что наш мир утрачивает или уже утратил. У меня не экономический интерес, хоть от денег я и не отказываюсь никогда.
     Маки подался вперед через стол и довольно оскалился:
     – Так вот я – такой же чокнутый, как и ты. Ну что, по рукам?
     Тратить время и впрямь было бесполезно, мы оба знали, зачем я сюда пришел.
     – По рукам!
     Мы ударили в ладони, и я с удивлением отметил, что его рукопожатие стало значительно более крепким, чем я мог ожидать от тщедушной фигурки пропойцы. А фанатик не на шутку завелся, отметил я, однако вслух ничего не сказал. Он достал из кармана шаровар часы на цепочке и зацокал языком.
     – В принципе, у меня все готово, благо еще не вечер, успею послать мальчишек оповестить остальных. Так-так-так, ты где остановился?
     – Пока нигде, но планирую найти койку в слагрунском квартале. Говорят, там хороший постоялый двор «Стальные клювы».
     – Отлично, тогда жди письма с подтверждением ближе к ночи. Если никто не сдрефил или пропал, то выдвигаться будем завтра на рассвете. Уж я постараюсь всех расшевелить пинками, слишком мы долго топтались на месте. Все, бывай, бывай!
     Он замахал руками, показывая, что разговор окончен и у него куча дел, а я не стал его задерживать и, подхватив рюкзак, зашагал прочь. Лишь оказавшись на улице, я понял, какое сильное меня охватывает волнение, у меня даже дрожали руки. Я собирался лезть неизвестно с кем к черту на рога и радовался этому факту. Наверное, Маки прав, и мы оба чокнутые.

Глава IV. Мельничные жернова

     Посыльный действительно появился затемно. Запыхавшийся веснушчатый мальчишка протянул мне клочок бумаги, сложенный вчетверо и даже не запечатанный. Я подбросил с большого пальца вверх мелкий медяк. Пацан с ловкостью уличного кота подхватил свои чаевые и был таков. Он нашел меня в том самом «Стальном клюве», как я и обещал Маки. Я сидел в общем зале и с наслаждением внимал многоголосной балладе, уже, наверное, десятой по счету за этот вечер, как и прочие, повествующей о некоем герое из Слагдебарра, который крушил черепа и пил ром.
     Нисколько не лукавя, могу сказать, что мне действительно доставляло удовольствие оказаться рядом с сородичами сейчас, учитывая, что поутру меня ждало опасное приключение. Развернув записку, я прочитал набросанные торопливым и неаккуратным почерком каракули моего нового знакомого:
     «Все идет по плану. Участники подтвердили готовность. Сбор на рассвете сразу за главными воротами у рыночной аллеи. Не тащи лишнего, провизия с меня. Маки».
     Мне нечего было особо бросать, остатки взятого с собой в дорогу провианта были пущены на закуску этим вечером, личных вещей как таковых у меня не было, от того мне даже нечего было сдать на хранение. Я ухмыльнулся этой мысли – нечего оставлять, проще расставаться. Встав из-за стола, я расплатился с официанткой, белокурой рунианкой с широкими бедрами, добавив пару монет за её кокетливую улыбку и заверив, что вернусь после прогулки, вышел под опускающуюся ночь.
     На улицах уже были зажжены масляные фонари, а дневной базарный шум сменился вечерним, чарующим и наполненным женским смехом гулом засыпающего города. Я неспешно брел по улочкам, вскоре оставив позади питейный квартал. Передо мной раскинулся императорский парк с небольшими прудами, в которых в отблесках воды мелькали медные бока карпов. Я не случайно набрел именно сюда. Далеко за пределами Перумаса давно судачили о месте в этом парке, где расположились врата в разные уголки нашего мира, и многие приезжали сюда, чтобы поглазеть на это чудо. Эти порталы были возведены волшебниками Академии Тайн во времена Войны долгой весны.[20]
     Основное назначение этих сооружений было в переброске союзных войск на случай вооруженного мятежа заговорщиков в самой столице или, наоборот, для вывода на фронт резервов. Волшебники древности были серьезными ребятами и не разменивались на мелочи. Разумно понимая, что ситуация может повернуться, как монета, вовсе не той стороной, какой ожидают, они навели порталы и за пределы империи. Я думаю, для императорской семьи было оставлено несколько десятков таких ходов к отступлению и в других, более потаенных местах. К счастью, врата так никогда и не использовали. Чары со временем потускнели, и от порталов осталась лишь красивая память. Хотя поговаривают, что если хорошенько в них приглядеться в лунную ночь, то можно увидеть далекие земли, по которым идут в атаку белоснежные легионы империи.
     Не могу сказать, чтобы меня это сильно восхищало или вводило в религиозный транс, но кое-что мне здесь действительно было нужно. Я, не спеша и нарочито рассеянно, вышел на площадку с порталами. В ночной дымке арки их врат, слегка подрагивая, тускло светились. Обойдя по кругу каждый из них, я остановился у того, который искал, – портал в Зоркундлат. Недавний сон, наведенный мне в море, то и дело всплывал в сознании, оставляя лишь вопросы, и вот теперь у меня появился кое-какой план.
     Одним из ключевых моментов в постижении шаманизма является способность отделять тело от своего астрального двойника. Это позволяет заглядывать на довольно приличные расстояния, физически при этом оставаясь на месте. Сон той ночи в море пришел сам или был наведен кем-то. Возможно, именно поэтому сознание, находящееся во сне, а значит, свободное, смогло дотянуться так далеко и явить мне свои картины. Я так еще и не научился входить в вещие сны по своей воле, расширяя таким образом границы дозволенного. Но что, если удастся заглянуть сквозь портал в Зоркундлат?
     Я не знал точно, где и, главное, что мне надо искать. Куда в первую очередь заглянуть, на Чанранский рынок или искать в пустыне? Я даже не был уверен, получится ли у меня. Выставлять тотемный круг было небезопасно, увидь меня во время ритуала стража, я не только не смогу объяснить им, какого рожна тут вытворяю, но и пойму, что сижу в кутузке, уже когда меня приложат рожей об пол. Да, дело, конечно, рисковое. Без внешней защиты пускать сознание в такую дыру весьма опасно, но выбора у меня не было. Я с ума сходил, не видя разгадки недавних грёз. Наконец, решившись, я сел напротив портала, прислонившись спиной к дереву, прямо на землю таким образом, чтобы со стороны могло показаться, что я просто притомился и завалился передохнуть.
     Ворота портала хранили молчание, глядя на меня пустым черным провалом. Я пристально глядел в самый центр смотрящей на меня тьмы, когда по коже привычно побежали мурашки, а кончики пальцев ощутили легкое покалывание. Мир вспыхнул нестерпимыми красками, и мой астральный двойник покинул тело. Все вокруг меня изменилось, обретя истинное значение и вид, присущие миру духов. Арка портала больше не выглядела старой и безжизненной развалиной, в ней бушевала настоящая буря.
     Неотрывно глядя в закручивающуюся спираль астрального вихря, который наполнял искрящийся контур врат, я начал рисовать в сознании искомое, вспоминая, как выглядел тот рунианец из моего сна. Когда тебе нужно увидеть конкретное место, лучше всего привязываться к определенному объекту, можно даже одушевленному, это сокращает время поиска. Двойник послушно нырнул в лиловую дымку портала, и я сразу почувствовал панику. Движения мои замедлились настолько, будто я плыл, погруженный в кисель. Кроме того, почти сразу в момент перехода возможность управлять перемещением была мною утрачена, и двойник начал проваливаться и тонуть в бездне, подхватываемый водоворотом и уже не контролирующий свои движения. Ослепительная вспышка, и я снова увидел те самые бескрайние пески.
     Подо мной проносились опустевшие барханы, небольшие оазисы с редкими пальмами, какие-то руины, медленно плетущиеся всадники. Тем временем мой взор, словно уцепившись за какую-то цель, устремлялся все дальше и дальше. Спустя какое-то время я увидел небольшое поселение. Оно пестрело одноэтажными домиками из пемзы, но ни стен, ни дозорных башен я так и не заметил. К поселению со всех сторон тянулись вереницы повозок и пешие существа, но было слишком далеко, и я не смог различить, кто они. Между тем мое движение резко замедлилось.
     «Кажется, цель совсем близко», – подумал я и взглядом начал по спирали опускаться, снижаясь как птица.
     Скоро неизвестный пейзаж стал более различимым, и я понял, что подо мной раскинулся какой-то важный, возможно экономический, центр. Стены домов были украшены коврами даже на улицах, и повсюду были зажжены жаровни, на которых что-то готовили. Множество вендази и тальгедов, словно полчища мышей, сновали по крошечным улочкам. Редко, но среди них попадались и обычные люди, ленивыми размеренными движениями вышагивающие сквозь торговые ряды.
     Мое внимание приковало массивного вида здание с широкой крышей. Судя по решеткам на окнах и стоящим в карауле стражам мурхунам, я без труда догадался, что передо мной тюрьма. Караульные стояли не только на входе, но и патрулировали периметр здания, и я заметил парочку из них во внутреннем дворе. В таких местах запросто можно встретить магические ловушки, которые могут серьезно повредить соглядатаям, в том числе астральному двойнику, но раз уж я влез во все это, стоило немного рискнуть. Я опустился рядом с окном одной из камер, за которой явственно ощущался целый сонм эмоций одушевленного. Проникнув внутрь камеры, я замер. Чутье опять меня не подвело.
     Прямо на каменном полу лежало тело, в котором я с трудом узнал того рунианца, ловко уложившего в бою чернокнижника. Его одежда была вся измарана в грязи и изорвана в лохмотья, а по всему телу зияли ссадины и порезы. По всей видимости, пленник был в полной отключке. Мои силы весьма ограничены на таком расстоянии, но и не надо быть академиком, чтобы понять: у несчастного переломаны ребра. Его бок едва приподнимался на вдохе и, мелко подрагивая, со спазмами опускался, исторгая из легких хриплый свист.
     – Что же здесь, Пожиратель меня задери, происходит?
     Ответом на мой вопрос была лишь тишина, нарушаемая мучительными звуками дыхания рунианца. Возможно, я даже смог бы его разбудить, но у меня бы рука не поднялась сейчас это сделать, ведь его жизнь висела на тонком волоске. Внезапно за стальной решеткой двери в камеру послышались шаги, и вскоре скрежет поворачиваемого ключа возвестил о том, что некто решил посетить пленника. В дверной проем на полусогнутых ногах прошмыгнула молодая вендази в темной одежде. Войдя в камеру, она нервно оглянулась на своего спутника.
     Широкоплечий мурхун держал в руках обоюдоострую секиру, поигрывая ей, недвусмысленно намекая, что не прочь поразмяться, случись что. На его плечах был накинут простой алый плащ, а верхняя часть лица оставалась скрыта за полумаской из черепной кости какого-то неизвестного мне животного.
     – У тебя пять минут, коротышка! Когда я пойду с патрулем обратно, то ты выскочишь, как только мы поравняемся с камерой, и встанешь под плащ. Промедлишь хоть на секунду – дверь захлопнется для вас обоих! Все ясно?
     Девушка быстро закивала, мелко дрожа и всем своим видом показывая покорность и то, что с ней не возникнет неприятностей. Мурхун рывком развернулся и зашагал по коридору, прикрыв решетку, однако не закрывая на ключ. Вендази мгновение стояла, будто не веря в происходящее, а потом припала на колени и, выудив из-за пазухи влажную тряпку, принялась протирать рунианцу лицо. Она продолжала мелко дрожать и что-то шептала. Мне тяжело было на это смотреть, но я понимал, что она плачет, стараясь не издавать звуков, и от того казалось, будто бы это шепот.
     Веки рунианца медленно приподнялись и снова опали. Могло сложиться впечатление, что он так и не пришел в себя, но его правая рука слегка пошевелилась, и девушка с готовностью запустила свои хрупкие пальцы в его ладонь.
     – Дарек, ты как? – вот и все, что могла она выдавить из себя, всхлипывая.
     Ответ последовал не сразу, рунианец тяжело перевалился на спину, скрежеща зубами от боли, и, наконец, распахнул глаза.
     – Ты знаешь, Мори, бывало и получше. Кто-нибудь уцелел?
     Вендази с готовностью закивала, но тут же осеклась.
     – Лишь двое. Они не тронули Вухрака. Я думаю, что это он их и навел! А мой брат успел сбежать. Он дал денег на взятку, чтобы меня к тебе пустили!
     Она продолжала обтирать его раны тряпкой, когда вдруг замерла, повернула голову и с горечью, глядя глаза в глаза, выдавила то, что, как рок, витало в воздухе:
     – Дарек, они убьют тебя! На улице уже соорудили эшафот, все случится буквально в течение часа!
     Сказав это, девушка окончательно потеряла самоконтроль и шумно разрыдалась, прижавшись к боку рунианца. Она была совсем еще молода, широкие уши были проколоты золотыми кольцами по последнему писку пустынной моды. Ещё одно кольцо красовалось в правой ноздре, а гранатовые глаза дополнялись татуировками в виде черенков розы, набитыми прямо на ее скуластых щеках.
     Они больше не говорили, оставаясь недвижимы и лишь сжимая ладони друг друга, вдыхая аромат горячего воздуха пустыни. Вместе в последний раз.
     Я было решил, что неуместно здесь находиться из любопытства, как вдруг рунианец заговорил:
     – Мори, есть три просьбы. Прошу отнесись к этому серьезно.
     Она с готовностью закивала головой и собиралась что-то сказать, но он поднял указательный палец к ее губам, и она замерла, жадно сверля его глазами.
     – Я должен знать перед смертью, что, пожри меня Бездна, произошло. Только прошу, опусти лишние подробности! – Он поморщился, осторожно касаясь своего бока. – Кто, как, за что?
     Она вдруг опустила глаза, будто не решаясь с ответом, а когда подняла их, то я увидел, как на только что заплаканных щеках проступили жилы. Её ярость, какая была вложена в это движение, стала практически осязаемой.
     – Нас предали! Кто-то навел на целый караван морок. Может, одурманили или опоили вас. Я не знаю! – последние слова она прошипела, мелко дрожа и сжимая крошечные кулаки.
     – Там в пустыне… Это были не Брисфортские мясники! Обычные торговцы с рынка, просто давшие хороший крюк от основного тракта. Может, никто ничего бы и не узнал, но те, кто столкнул вас лбами в пустыне, пустили по городу один слушок. Мол, ваши ребята совсем распустились и втихую грабят купцов тальгедов и недавно опять заграбастали добычу, всех перебив. Сначала никто не поверил, но скоро пришли вести о том, что в песках и правда пропал караван тальгедов, да еще и в придачу с каким-то знатным колдуном из их высшей знати! Что было потом, ты и сам знаешь. Когда вас брали по возвращении на рынок, то, естественно у многих нашли трофеи с того разбитого каравана, что и стало главной уликой обвинения.
     Она снова опустила глаза и закрыла лицо руками.
     – Ну, хватит, не лей на меня слезы, и так все тело щиплет!
     Он коснулся ее плеча, но девушка лишь всхлипнула, продолжив:
     – Это еще не все! Тальгедские караванщики со всей пустыни получили вести о том, что Чанранский рынок ссучился, и якобы все договоренности летят к кавильгирам. Не знаю, кто это все распускает, но он оказался хитер, как Пожиратель, – минувшей ночью пески были спокойны, как перед войной.
     Рунианец, нахмурившись, кивнул, показывая, что слушает дальше. Девушка нервно оглянулась на звук вдали коридора и зашептала:
     – Ты понимаешь, что это значит? – она снова оглянулась, и когда повернула голову обратно, то я увидел глаза полные ужаса.
     – Некоторые считают, что это провокация! Я говорила с Лулу Корноухой. Она уверена, что кто-то пытается подставить под удар весь юг. Сам посуди, тальгеды находятся в союзе многие годы, но на птичьих правах, а значит, среди них всегда найдутся недовольные. Вместе с тем именно они составят основную ударную силу в магическом противостоянии, случись война с Севером. Все знают, что Академия Тайн разрастается так, что уже сегодня может выставить не менее трех сотен боевых магов! Слагдебарра последние годы работает без сна, и вы у себя в горах создаете такое, – она подняла обе руки в воздух, не зная, как описать. – Одним словом, что вы стали очень опасны!
     – Что ты такое говоришь? Причем здесь Север? – рунианец уставился на нее, как на ненормальную, но ее взгляд оставался серьезным.
     – Дарек, кому-то в этом мире нужна новая бойня. Сам посуди, империя давно не выигрывала крупных войн! Они потеряли половину самых богатых земель во времена Войны долгой весны, они не смогли забрать у нас Багровый шрам во время Железной войны, они потеряли тальгедов и все их знания о некромантии! Все знали, что однажды Арскейя отомстит, и мне кажется, эти времена настают. Больше просто некому нас ссорить! Как ты не понимаешь?!
     Рунианец еще больше нахмурился, задумчиво уставившись в стену.
     – Провокация. Они знали, что старые дрязги вспыхнут моментально, дай только хороший повод. А что может быть лучше, чем неопровержимые доказательства убийства? Но зачем тогда меня оставили в живых?
     Девушка снова опустила глаза. Ее губы дрожали, она просто не могла сказать это вслух, но ее друг уже и сам все понял.
     – Меня пообещали публично казнить. Они должны показать непричастность рынка и стаи и все свалить на так удачно подвернувшегося слага, указав при этом на империю.
     Вдруг рунианец, опершись обеими руками об пол, кряхтя, поднял торс и сел, тяжело дыша.
     – Мори, моя вторая просьба – не мстить. Это не обсуждается! Если кто и должен, то не ты. Не лезь в это дерьмо! Чует мое сердце, силы, с которыми мы столкнулись, настолько велики, что любого переломают, как мельничные жернова. Их не остановить ни тебе, ни мне!
     Она вскинула курносый нос, отвернувшись и всем видом показывая, что не согласна, но осознав тотчас неуместность момента, развернулась и с тоской посмотрела в его глаза.
     – Какая третья просьба? – прошептала она совсем тихо.
     – Когда-то у меня была семья. Далеко на севере слагрунов у меня есть брат. Наши родители погибли очень давно, несчастный случай – горный обвал. Это случилось вскоре после его рождения. Прошло, кажется, пять лет, а я все не мог стать ему тем братом, которого он заслуживал. Я был эгоистом и дураком! Знаешь, просто не мог на него смотреть, он рос один в один как наш отец, словно отлитая из железа копия. Тогда я решил уехать навсегда, колесить по миру, искать ратных подвигов, сколотить состояние! – он усмехнулся и поднял на вендази усталые глаза.
     Вендази не сказала ни слова, лишь обхватила его голову руками, прижав к груди.
     – Я уезжал, бросая его сиротой, понимаешь? – по щеке Дарека покатилась одинокая слеза, оставляя блестящую дорожку на темной коже.
     Наконец овладев собой, рунианец несколько раз натужно вздохнул и продолжил:
     – Он остался на попечении местного шамана. Можешь себе представить, у парнишки обнаружили дар! Он был еще совсем ребенком, но уже понимал, что к чему. Тогда на прощание я пообещал, что однажды мы с ним поднимемся на вершину Пуравва.[21] Его зовут Кзор. Свяжись с ним как сможешь и передай, чтобы простил меня. Мне очень жаль.
     У меня закружилась голова. Водоворот страстей этой пары в одночасье ударил прямо мне в лицо, оглушая и руша возводимые мной защитные барьеры. Брат. Дарек. Мой брат. Видение начало мерцать, воздух поплыл вокруг, искрясь грозовыми всполохами, я уже почти ничего не видел. Оставались лишь размытые силуэты, когда мой мир взорвался болью.
     Я сидел перед вратами, которые смотрели на меня пустым черным провалом, и лишь отголоски засыпающей силы пульсировали на кончиках моих пальцев. Чуть поодаль от меня стояла парочка, видимо, гулявшая неподалеку. Они замерли, настороженно глядя на меня, о чем-то перешептываясь. Когда я к ним повернулся, они и вовсе остолбенели, а на их еще совсем детских лицах проступил страх. Я примирительно поднял вверх правую руку, показывая, что не вооружен, и со стоном поднялся на ноги.
     – Прошу простить, если напугал вас, уважаемые. Кажется, мне стало плохо, и я потерял сознание. Премного сожалею, если нарушил вашу приватность. Хорошего вечера!
     Я развернулся и, тяжело шагая, устремился прочь, но вскоре за моей спиной послышались торопливые шаги, и меня окликнули:
     – Простите, не расслышал вашего имени. С вами точно все в порядке? Вы не ранены? Нам показалось, что вы кричали. Возможно, вы удались при падении!
     Я обернулся к ним и деланно состроил полуулыбку, благодушно приложив руку к сердцу, проговорил, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно:
     – Еще раз благодарю за беспокойство, уважаемые, но вы мне никак не поможете. Я лучше пойду домой и отдохну. Не дело с моим-то здоровьем гулять одному по ночам!
     Сказав это, я развернулся и пошел дальше, уже не оглядываясь. До меня долетел шепот девицы:
     – По-моему, с ним все-таки что-то случилось!
     Но на мое счастье, не столь участливый, как его спутница, кавалер увел свою даму подобру-поздорову.
     Я брел к трактиру рассеянно пиная мелкие камешки на мостовой, временами пошатываясь и останавливаясь, чтобы отдышаться. Ни о чем не думая, в каком-то черном забытье, я двигался, не глядя перед собой, врезаясь в стены и не разбирая дороги, когда губы сами прошептали то, что мозг отказывался принимать:
     – Сегодня погиб мой брат.

Глава V. Проклятье Курамского леса

     Сразу за городскими воротами, несмотря на раннее время, уже стихийно разрастался базар с деревенскими товарами. Лицензию на торговлю в лавках столицы могли себе позволить далеко не все, но даже уличные торговцы Рассветного подвергались контролю. Гвардия, по-видимому, считала излишним загромождение любимой столицы живым рынком, в котором не только будут процветать не лучшие представители теневого сообщества, но и повысится вероятность попадания в город шпионов и прочих нежелательных личностей.
     Я прогуливался вдоль рядов различных изделий из дерева, медовых сот, свежевыловленной рыбы и прочего, и прочего, улавливая сотни ароматов, расхваливаемых на всех диалектах империи. Несмотря на кажущееся изобилие, ничего не могло привлечь мой взгляд, как и заинтересовать. На душе скреблись кошки, а видение минувшей ночи не оставляло ни на миг.
     Дарек. Порой мне казалось, что я забыл это имя, а иногда, что я его ненавижу. Обычно же меня грела мысль, что он просто где-то есть. Ведь, в сущности, кто я такой, чтобы его судить? Теперь же все изменилось. Мы так устроены, что можем без конца обижаться, упрекать, журить, но как только происходит такое – все мы меняемся. Хуже всего в жизни, когда происходит необратимое. Вот тут-то мы прозреваем, но, как правило, бывает уже слишком поздно. Я прекрасно понимал, что лучшее сейчас, что я могу сделать, это не делать ничего и привести свои мысли в порядок.
     Пройдя несколько рядов торгашей, я вышел к открытому пространству и сразу заметил Макирфора. Слагрун стоял на бочке, деловито делая какие-то пометки в книге, немного раздраженно что-то отвечая стоящим рядом с ним. Надо сказать, что его внешний вид разительно отличался от того, что я видел вчера. Поверх рубахи на него была натянута кольчуга, сверху на которую была наброшена кожаная жилетка с уймой больших карманов. За поясом Маки виднелись два метательных ножа, и, судя широким голенищам сапог, которые он напялил, еще пара была спрятана там. Но больше всего мое внимание привлекло то, что было закреплено на его спине. О-о-о, это было настоящее произведение инженерного искусства. У меня бы язык не повернулся назвать это мушкетом, больше это походило на небольшую пушку: широкое дуло явно предназначалась для стрельбы картечью, складной приклад, по-видимому, предполагал возможность упора в почву, для более точного прицеливания и минимизации отдачи.
     Увидев меня, Маки, как мне показалось, с облегчением выдохнул и замахал рукой, подзывая. Рядом с ним возились трое рабочих, крепя к двум тяговым коням обширную поклажу. Меня удивило, что вместо повозки они выбрали именно такой способ транспортировки инструмента и припасов. Неподалеку рубились в кости трое вояк. Все они были одеты примерно одинаково – кожаные куртки со споротыми знаками отличия, легкие кольчуги, шлемы, лежащие сейчас в траве, одинаковые миндалевидные щиты и широкие палаши. По всей видимости, это были отставные ветераны. Когда я приблизился к ним, меня окинули изучающими взглядами, и я сразу определил, кто из них старший. Диковатого вида мужик с наголо бритым черепом смотрел на меня белесыми немигающими глазами. В его взгляде нельзя было различить ни единой эмоции, от чего у меня сразу сложилось впечатление, что передо мной настоящий хладнокровный убийца.
     – Привет, мордовороты! – я постарался, чтобы мои слова звучали непринужденно грубо. – Я Кзор и в ближайшие пару недель буду следить за тем, чтобы никого из вас не пожрали духи!
     Они весьма благодушно приняли мое представление, протягивая руки и представляясь:
     – Клойд. Фуга. Барс.
     Фуга и Клойд навскидку были младше своего командира, но по их виду сразу можно было сказать, что это опытные кадровые военные. Фуга был румяным здоровяком с крошечными глазами и практически не имел зубов. Его огромные ручищи могли бы посоперничать с медвежьими лапами, а короткий меч, висящий на его поясе, смотрелся, как зубочистка. Между тем за спиной воина покоились внушительных размеров обоюдоострая секира и древко лука. Вооружен до зубов и готов к бою, как в строю, так и к одиночным дуэлям в поле.
     – Это хорошо, – отметил я. – В нашем предприятии опытные люди будут нужны.
     Клойд, в отличие от Фуги, не мог похвастаться столь впечатляющими размерами, но в глаза сразу бросалось, что он не менее опасен. Помимо дежурного палаша со щитом, на его поясе были закреплены четыре метательных ножа в коротких ножнах и длинный загнутый кинжал. Его серые бесстрастные глаза смотрели на меня изучающе и с интересом. При этом мышцы лица не выдавали ровным счетом никаких эмоций. Мне отчего-то сразу показалось, что он скрытный и мнительный, но вместе с тем дисциплинированный боец.
     За их спинами я увидел сидящего, привалившись спиной к деревцу, довольно молодого парня в просторном балахоне цвета пшеницы. Рядом с ним на земле лежал деревянный посох, обтянутый цветастыми лентами. Он поднял на меня взгляд и, иронично скривив губы в улыбке, выдал:
     – Великие силы! Кого только не производят в шаманы…
     Воины тут же взорвались хохотом, и Барс, добродушно пихнув меня кулаком в плечо, прокомментировал:
     – Знакомься, это его величество Люнсаль, наша капризная волшебница!
     Воины заржали еще неприличней, и я с удовольствием поддержал их, возвращая магу его кривую ухмылку. Сам же Люнсаль деланно закатил глаза и отвернулся от нас, показывая, что разговор окончен, и принялся снова листать какую-то книгу.
     – Так-так-так. Значит, потешаемся над юношей тонкой душевной организации. Смотрите, как бы он вам головы не поостудил!
     Голос, прозвеневший за моей спиной, казалось, исходил из горного ручейка, таким чистым и высоким он был. Я обернулся и встретился глазами с коротко стриженной женщиной в простом хитоне, который был со всех сторон подобран ремнями. Она была не молода, но и не стара, мне было не определить ее возраст. Ее лицо мне показалось смутно знакомым, но я сразу забыл об этом, пожирая ее глазами. Как же она была хороша собой! Черные, без капли седины волосы ярко блестели на солнце. Огромные глаза с изумрудной роговицей смотрели неотрывно и изучающе. Я почтительно склонил голову, на что она так же ответила легким кивком.
     – Селира, жрица церкви Светлой длани. Я буду, как ты выражаешься, следить за вашими жизнями.
     – Полагаю, мы в полной безопасности! – я попытался сказать, что-нибудь еще, но дар красноречия внезапно покинул меня.
     На помощь пришел Маки, он с шумом закрыл свой гроссбух и, убрав его в отделение рюкзака, хлопнул в ладоши:
     – Ну, что? Раз все собрались и познакомились, начнем брифинг.
     Я вытаращил на него глаза, уже открыв рот, но Клойд и Фуга опередили меня:
     – Что значит все?! Где остальные? Ты вчера говорил, нас будет почти два десятка! Какого ляду ты задумал?
     Маки замахал руками, призывая к порядку:
     – Да, пришли не все, кто изначально планировал. Нас будет меньше, но это никак не повлияет на конечную цель нашего путешествия. Все вы прекрасно знаете, что это вполне безопасное мероприятие, и тащиться туда с армией все равно не имело смысла. Я уже все продумал! Мы будем изучать более безопасные ярусы и чаще выставлять караулы ночью. Зато вдумайтесь! Ваши доли в добыче выросли почти вдвое!
     Маленький проныра специально добавил в конце фразу про деньги, чтобы сбить с толку вояк. Собственно, это и подействовало, так как они тут же заспорили между собой, и вскоре к ним присоседились рабочие.
     – Не слишком ли ты много на себя берешь, на ходу меняя состав группы? – спросила напрямую Селира.
     Не дав ему ответить, я вставил свои пару медяков:
     – И мне не понравилась твоя фраза о более безопасных ярусах. Насколько я знаю, сейчас они в равной степени безопасны. Ну, допустим, в центре будет наименее безопасно, но туда мы и не собирались. Или тебе что-то известно о неудачах других экспедиций в долину?
     Жрица одобрительно кивнула мне и перевела нахмуренный взгляд на Маки.
     – Не буду скрывать, рассказывают всякое. Но, уверяю вас, по большей части это все бабкины сказки! И чтобы совсем вас успокоить, сразу оговорюсь, я уже там бывал!
     Вот тут уже все развернулись на рунианца, недоверчиво изучая его.
     – В прошлый раз мы шли примерно таким составом, но нас постигла неудача. Нет, никого не сожрали, не отравили и не обезглавили зеленые духи. Когда мы оказались на первом уровне города Ломкай-гора, раскопки сразу показали неплохие результаты, и мы решили заночевать прямо там, однако ночью трое членов экспедиции пропали. И, отвечая на ваш следующий вопрос: нет, не было следов крови и тому подобного, как и не было следов наших первых находок! Эти болваны попросту обворовали нас и смылись! Оставшиеся не смогли договориться, кто-то и вовсе испугался, что эти оболтусы за нами следят и потом прирежут, когда мы найдем что-то еще. В итоге мы, дойдя до ближайшего форпоста, разошлись, как в море корабли.
     Маки был жутко раздражен, но мне не было дела до его эмоций. Стараясь, чтобы мои слова звучали максимально неопределенно, я обратился ко всем:
     – Давайте выслушаем этот его брифинг и решим, надо оно нам или нет.
     К этому времени воины с рабочими уже явно подсчитали, насколько выгоден новый состав, что отреагировали кислыми минами на мое предложение, однако согласившись послушать. Люнсаль, все это время сидевший у дерева, не выражал ровным счетом никаких эмоций, всем своим видом показывая полное безразличие к сложившейся ситуации. Маки почувствовал, что большинство на его стороне. Решив, что пора брать быка за рога, он тоном, не терпящим возражений, изрек:
     – У меня предложение получше! Седлаем лошадей и выдвигаемся прямо сейчас, все подробности по дороге. Я не имею мотивов что-либо скрывать, это банально невыгодно, а я деловой слагрун. – Паршивец одарил меня надменным взглядом.
     После этих слов все разошлись разбирать лошадей. Селира лишь пожала плечами. Кивнув мне, увлекая за собой, она присоединилась к остальным. А я, сказать по правде, был в ярости. Мне ничего не оставалось, как последовать ее примеру, но в глубине души я уже клял беспечность людей.
     Жадные люди! Люди были самым численно превосходящим народонаселением нашего союза и самым, как мне всегда казалось, ненадежным. Алчные, недальновидные, жестокие, властные! Имперцы были очень заносчивыми, и теперь, если я и попытаюсь снова воззвать к их разуму, они нипочем не согласятся все еще раз обдумать и пойдут до конца. А я буду вынужден следовать за ними.
     Я сплюнул себе под ноги и рывком запрыгнул в седло. Маки пригнал дюжину лошадей для нашей экспедиции, заранее предупредив, что кони не его. Он сообщил нам, что если кто потеряет животину неестественным, как он выразился путем, то стоимость такого удовольствия вычитается из его жалования. В принципе, это было честно и даже удобно.
     Мы двинулись через Курамский лес по дороге на юг. Нам время от времени встречались конные разъезды имперской гвардии. Они в большинстве своем выглядели скучающими, и оттого взгляды, которые кидались на нас, были весьма красноречивы. Парни явно было не прочь размяться. Впрочем, не давая им такого повода, мы спокойно и непринужденно скакали дальше. Скоро я узнал, что рабочих зовут в основном «Эй, ты». Несмотря на то, что формально им причиталась такая же доля, как и остальным, на них была возложена абсолютно вся грязная работа. Справедливости ради, я не питал иллюзий и относительно их возможной доли от вероятного навара всего предприятия. В лучшем случае таких простаков потом хорошенько отходят по рожам наши доблестные вояки и отпустят гулять налегке. В худшем, они не выйдут из джунглей уже никогда. Какие бы ни ставили перед собой благие цели люди, сословный признак, наверное, никогда не будет искоренен до конца. Чего уж говорить о походе за дармовым богатством.
     Скачка шла в весьма приличном темпе, время от времени ускоряясь на участках, где позволяла дорога. Когда мы остановились к исходу дня, Маки кратко отдал работягам распоряжения, после которых те кинулись врассыпную, собирая хворост и приготавливая место под стоянку. Они все были примерно одного возраста, в районе двадцати – двадцати пяти лет.
     «Наверное, какие-нибудь крестьянские, приехали в город подшибить деньжат», – подумал я.
     Между тем на костре уже болтался котелок с похлёбкой, и народ начал рассаживаться вокруг, с удовольствием вытягивая ноги к огню. Маки, опять сверившись с какими-то своими записями, выудил из кармана яблоко и, задумчиво глядя в огонь, стал рассказывать:
     – Мы не зря остановились именно здесь. Дальше дорога идет на запад к Локато,[22] но мы туда не собираемся. Отсюда лес на юго-восток не слишком плотный, и лошади без труда пройдут. Следуя таким маршрутом, мы перейдем край Медных ключей и выйдем к Приграничью. Если погода не изменится, то примерно через неделю упремся в реку Силав. Собственно, за ней уже начинается Гнилолесье.[23] Не мне вам говорить, что это не самый приятный уголок на свете, однако, выйдя туда с этой стороны, мы пересечем проклятый лес поперек в самом узком месте. Не думаю, что это займет больше суток, так что дней через десять-двенадцать я хотел бы уже оказаться у самой северной границы Долины Томагавков.
     В принципе, звучало неплохо. Обходной путь хоть и мог бы быть более безопасным в теории, на практике бы означал потерю огромного количества времени, и кроме того, предполагал проход через земли Авалле. Барс, видимо, тоже прикинул варианты и, прищурившись, задал вопрос, который уже приходил мне в голову:
     – А почему мы вообще не рванули туда по морю, сразу в Вольную бухту?[24] Ну да, по времени выйдет куда как больше, чем если идти напрямик. Зато не устанем, будем свежими, когда дойдет до дела! Я знаю парочку частных портов, где легко найти посудину дотуда.
     У него был очень простой говор обычного рубаки, однако это не мешало ему пользоваться мозгами. Маки, видимо, ждал этого вопроса, потому что сразу начал загибать пальцы.
     – Во-первых, из бухты в джунгли нам бы пришлось идти на виду. По руинам шляются многие, но также и многие стремятся встретить удачливых копателей. Не стоит недооценивать тамошнюю воровскую элиту! Во-вторых, северная часть джунглей преимущественно контролируется империей. Да, там присутствуют и корви, и авалле, но они в конце концов хотя бы нормальные люди, хоть и не слишком любящие Союз Севера. А вот на юге нам бы пришлось куда как хуже! Там вендази, будь они прокляты, и лишний раз переться мимо них значит увеличивать риски.
     Барс, поняв, что в-третьих не будет, решил, что первые два объяснения в принципе его устраивают, и принялся жевать выуденный из кармана сухарь. Солнце скоро должно было садиться, а продолжать дорогу во тьме без нужды нам было ни к чему. Когда первый котелок с похлебкой был готов, его быстро расплескали по деревянным мискам, сразу поставив на огонь следующий. Не хватило первой партии, естественно, работягам. Не могу сказать, чтобы я их жалел. В сущности, каждый из нас должен был заниматься своим делом. Воины, поев, начали осматривать периметр, распределять часы дозора и выставлять ловушки. Ничего серьезного, просто небольшие маячки, которые при касании должны были предупредить нас о незваных гостях.
     Селира с Люнсалем, о чем-то беседуя, отошли в сторону, и я украдкой заметил, а потом и почувствовал, что они тоже выставляли какие-то защитные знаки. Не без удивления я обратил внимание, что члены нашей группы знали каждый свое дело, им, по-видимому, уже не впервой такие путешествия.
     Решив, что не дело сидеть сложа руки, я поднялся на ноги и кинул Маку:
     – Пойду осмотрюсь.
     Скачка на лошади, по правде сказать, была для меня в тягость, и я, с удовольствием ударившись о землю, обернулся волком и помчался большими прыжками в лес. Надо мной проносились пышные лиственные кроны, а я несся во весь опор, и со стороны могло показаться, что рассекающий толстые стебли травы волк едва касается лапами земли. В личине зверя шаман видит мир совсем по-другому: ощущения становятся острее, а горячка погони пьянит сознание. Волк чувствовал дыхание добычи, слышал, как ускоряется биение ее сердца, сжимающегося от страха. Давая волю первородной ярости, я бежал вперед, не останавливаясь, как вдруг мое внимание привлекла широкая нора, из которой на поверхность выходили ржавые покосившиеся столбы. Приблизившись, я принюхался к запаху старого железа. Даже несмотря на ветхость, было видно, что это не людская работа, да и сплав не был грубоват.
     Потолочные опоры покосились и частично обвалились, однако проход внутрь сохранился. Рунианцы всегда были неравнодушны к земле, пещерам, и я не был исключением из этого правила. Перекинувшись из волчьей шкуры, я протянул вперед ладонь, и на ней заиграл крошечный лепесток пламени. Медленно, стараясь ступать небольшими шагами и ничего не задевать, я начал движение вглубь пещеры.
     Стены настолько сильно затянуло паутиной и пылью, что в какой-то момент я стал опасаться поджечь это место своим импровизированным фонарем. Минуя развязки и переходы, я натыкался по большей части на сгнившие ящики и останки какой-то истлевшей ветоши. Шахта шла параллельно земной поверхности, едва заметно углубляясь. Странно было другое: ее стены не казались мне похожими на обычную выработку прииска, их строили и укрепляли не шахтеры. Пещера наверняка представляла собой очень старую нору капрапи.[25] Это легко читалось из того, что на одной из стен я заметил серебряную жилу, которую мохнатые глупышки не тронули просто потому, что она их не интересовала. Крошечные царапины от их лап были повсюду. Присмотревшись, однако, я вскоре обнаружил еще одни следы, более крупные, чем те, что могли оставить капрапи. Могло ли это говорить о том, что они жили здесь в симбиозе? Я о таком раньше не слышал. Загадка настолько охватила мое сознание, что я не заметил, как оказался в небольшом зале, заканчивавшемся тупиком. Подбавив пламени еще немного, ровно на столько, чтобы хватило для освещения стен вокруг, я застыл как вкопанный. Зрелище, что предстало передо мной, выглядело отвратительно, даже несмотря на годы, а может, и десятилетия, пролетевшие с тех пор, как этот кошмар замер навсегда. Пол был завален мелкими костями. Время безжалостно, но даже теперь на них отчетливо были видны отпечатки зубов.
     Судьба капрапи никогда не была завидной – добыча или рабы, вот и весь сказ. Этот несчастный трудолюбивый народ не имел никаких шансов в нашем суровом мире. Так и эта пещера стала темницей, а затем и могилой для своих строителей. У задней стены сквозь паутину просматривался какой-то крупный скелет, не похожий на прочие. По размерам он был много крупнее не то что капрапи, но даже меня. Подойдя ближе, я провел вдоль стены рукой, стряхивая и разрывая паутину. Моему взору предстало тело того, кто был некогда проклятием Курамского леса. Вернее сказать, то, что от него осталось. Голова ящера, массивная грудь, кистень, все эти годы сжимаемый в когтистой лапе. Когда-то эту тварь называли Потрокс. Наверное, все дети империи слыхали страшилки, рассказанные родителями о том, что если не слушаться и проказничать, придет Потрокс и утащит в лес, а там сломает все кости и пожрет плоть. Эту тварь так и не изловили, она просто исчезла в какой-то момент. Поговаривали, что его ловко подстрелил кто-то из матерых охотников, но и сам был разорван умирающей тварью.
     В нашем мире нередки межрасовые браки, однако почти все они обречены не иметь детей. Уж не знаю наверняка, с чем это связано, но Академия Тайн однажды выдвинула гипотезу на этот счет. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь главное – каждая раса получила от Богов свою особую силу: люди – магию и волшебство, тальгеды – колдовство и некромантию, рунианцы – шаманизм и власть над огнем, утаремо – смошадор, мурхуны – друидизм, и так далее. Фокус в том, что даже те, кто не владеет силой, ею отмечены. Именно из-за этого от межрасовых браков почти никогда не бывает детей, мы наполнены разным содержимым, хоть и внешне бываем похожи.
     Но я сказал «почти никогда». Бывают исключения из правил, и одним из таких стал Потрокс. Его родителями были мурхун и человеческая женщина. Я не знаю, как они сошлись и чем это для них закончилось, но зато известно, кем стал Потрокс. Он рос сильным и ловким, при этом имея врожденный полный магический иммунитет. Такой солдат мог стать величайшим генералом в любой стране мира, если бы не был безумным. Потрокс в конце концов окончательно потерял рассудок и стал сущим кошмаром. По всей видимости, это было генетической платой за его могущество, и совсем одичав, он стал обычным хищником, поселившимся в Курамском лесу. Что и говорить, он принес немало горя в здешние места. По всей видимости, тварь некоторое время скрывалась в этих пещерах, поработив ее крошечных обитателей и сделав их своими слугами, а после и пищей. Я осторожно провел пальцами по груде костей, осматривая их повреждения. Левые реберные кости чудовища выглядели полопавшимися в точке порядка пяти на пять дюймов.
     – Думаю, его и правда пристрелили, – пробормотал я. – Очень похоже на след от выстрела в упор из пистоли.
     Вдруг за моей спиной послышалось гаденькое хихиканье. Я резко развернулся, чуть усиливая пламя в ладони, но сзади никого не оказалось. Хихиканье вновь повторилось за моей спиной, но на этот раз я не стал разворачиваться, зная, что там стена. Пальцы левой ладони скользнули за пояс, нащупывая четыре тотема, исписанных рунами стихий. Стараясь говорить спокойно и твердо, я обратился, глядя в пустоту:
     – Что тебе от меня надо?
     Вновь хихиканье, теперь где-то в стороне. Я, пользуясь нерасторопностью заигравшегося духа, сделал стремительный шаг вперед от стены и резким движением вокруг своей оси прочертил на полу тотемный круг, понимая, что рискую спровоцировать атаку.
     – Что тебе от меня надо? – повторил я, водя рукой из стороны в сторону и стараясь выхватить отблеском пламени незнакомца.
     Хихиканья снова уже не последовало. Существо, игравшее со мной, видимо, перешло к следующему этапу запугивания, утвердительно заявив:
     – Ты принес мне поесть!
     От этого голоса мое сердце ушло в пятки. Рык был тяжелый и агрессивный. Происходящее начинало все меньше мне нравиться. Несмотря на то, что я храбрился, так же отчетливо понимал и другое, что швырни я сейчас сгустком пламени, и старая штольня попросту вспыхнет, как солома, и я если не сгорю, наверняка задохнусь. Нужно было срочно что-то предпринять. Одним Богам было известно, что за фантом, обитавший здесь, решил со мной позабавиться, но время сейчас работало на него. Выучка начинала подводить, уступая место ледяным когтям страха, впивающимся в мое горло.
     – Ты принес мне поесть!
     Я лихорадочно перебирал в голове догадки, кем могла быть эта тварь, чтобы понять, как ей противостоять, как вдруг тоннель залило мягким и теплым светом. С приближением источника свет становился настолько нестерпимо ярким, что я поднял руку, прикрывая глаза. Селира не мешкала и, найдя меня взглядом, скомандовала:
     – Скорее вставай рядом! Чего уставился?
     Я в два прыжка оказался около нее. Тварь из тьмы явно отступила, но злоба бессилия, охватившая призрака, оставалась опасна для нас. Кажется, жрица тоже что-то почувствовала, когда одна из опор, глухо скрипнув, вылетела из гнезда, выбивая облако каменной крошки. Времени на рассуждения у нас не было. Перекрикивая грохот падающих булыжников, я завопил:
     – Прыгай на меня!
     И прежде чем она успела понять, в чем дело, я ударился об пол, перекидываясь в волка. Ее пальцы тотчас же сомкнулись на моей шее, и я помчался на поверхность. Я несся, не разбирая дороги, едва не врезаясь в стены и опрокидывая рассыпающиеся в пыль старые деревянные конструкции. Надо отдать должное жрице, она не растерялась, и даже сжимая мою шею обеими руками, с трудом удерживаясь верхом, продолжала читать какие-то молитвы, заставляя тьму отступать. Когда мы вылетели на улицу, я довольно грубым рывком сбросил Селиру на землю и, перекидываясь обратно, от души запустил поток ревущего пламени прямо в черноту пещеры. По венам пробежал холод, сменяющийся бурлящим адреналином, когда огонь, сходя с моих ладоней, начал жадно пожирать все, что находилось передо мной. Пламя взревело так, что я пригнулся к земле, а обрушающаяся кладка довела дело до конца, окончательно заваливая проход.
     Жрица скептически осмотрела итоги и, глядя на меня, лишь покачала головой:
     – В следующий раз будь так добр подорвать шахту вместе со своей тупой башкой!
     Последние слова она выкрикнула, гневно ткнув меня указательным пальцем в висок. Селира развернулась и быстро зашагала к лагерю. Я же, кляня свое дурацкое любопытство, пошел следом, прикидывая, как именно будет надо мной издеваться Люнсаль, когда обо всем узнает.

Глава VI. Как две капли огня

     К моему вящему удивлению, Селира и мельком не обмолвилась о случившемся, когда мы вернулись к лагерю. Люнсаль проводил нас задумчивым взглядом, но ни о чем не стал спрашивать. Я думаю, он уловил эманации выплесков силы. Между тем почти стемнело, и тишину опускающейся ночи нарушал лишь перезвон лесных цикад. Неподалеку от костра уже была разбита палатка, куда уложили основную часть поклажи с лошадей. Ночевать же предполагалось под открытым небом. Несмотря на наши уговоры, жрица отказалась воспользоваться преимущественным правом и расположиться в палатке, решительно заявив, что не собирается пользоваться какими бы то ни было льготами.
     К моменту, как наша группа начала отходить ко сну, рабочие натаскали приличную горку хвороста, и часовым оставалось лишь подкидывать его в огонь. Это был первый день нашего путешествия, и еще никто не успел вымотаться, поэтому засыпать мы не спешили. Однако сказывалась наша малознакомость друг с другом, от чего разговор не очень-то клеился. Клойд с Фугой не особо от этого переживали и тотчас же принялись рубиться в кости. Я сидел у костра, глядя в пламя, и думал о том, насколько же разные пути привели нас всех сюда. Рядом со мной Барс размеренными движениями правил и без того идеально отточенное лезвие палаша. Сейчас в сгущавшихся сумерках он совсем не походил на того престарелого головореза, каким предстал во время нашего знакомства. Черты его лица будто вытянулись и заострились, а взгляд стальных немигающих глаз стал задумчивым и от того даже немного загадочным. Не зная, как затеять разговор, я простодушно буркнул:
     – Доброе оружие. Давно он у тебя?
     Оказалось, что Барс был глубоко в каких-то своих мыслях. Он не сразу понял, что обращаются к нему, а когда ответил, то мне показалось, что воин нарочито делал вид, будто не думал ни о чем.
     – С пятнадцать лет, выходит. Этот меч мне даровали за выполнение особых боевых задач, когда я служил в Ведьмином бору, что восточнее мыса Черной лисицы.
     Только присмотревшись еще внимательнее, я обратил внимание, что палаш разительно отличался от тех, что были у Фуги и Клойда. Вкрапления на рукояти были заменены на красное дерево, а гарда имела светло-голубой оттенок, что наводило на мысли о примеси метеоритного железа. Кроме того, клинок был покрыт вязью из очень мелкого письма. Очевидно, что это было какое-то из благородных наречий человечества, но я никогда раньше не видел ничего подобного.
     Оторвавшись от меча, я поймал взгляд Барса, в котором читалась гордость обладания таким оружием. Кажется, я задел какую-то из струн его души и всколыхнул давно отодвинутые в старый чулан воспоминания. Боясь спугнуть, я, деликатно выждав паузу, спросил его:
     – Должно быть, интересная история. Я никогда не слыхал о том, что наши служили в Авалле. Как такое вообще возможно?
     Было видно, что Барсу польстило внимание к его персоне, и он, рассеянно отхлебнув из миски, допивая остатки похлебки, начал рассказывать.
     – Было время, когда война с вендази стояла для нас всех на первом месте. Нынешние мирные договоры и прочая дипломатия не более чем пережиток незавершенных дел. Как по мне, я бы добил тварей. Гнал бы их через весь материк, пока не сбросил в море, и топил, покуда руки не устанут. А когда бы уставали руки, отдыхал и снова топил. – Он поставил миску на землю и достал кожаный бурдюк, приложившись к нему и сделав несколько больших глотков. – Пограничные столкновения, теперь это так называется. А для Авалле это была самая настоящая война за мыс Черной лисицы, которая шла на их территории. Вендази всегда пытались заграбастать побольше, а тут такой лакомый кусок! Княжество вышло из состава империи уже давно, в союзы и пакты не вовлечено. Кто за такого заступится? Но наш император решил, что мы не будем стоять в стороне. Честно говоря, я никогда не задумывался, он так решил, или кто другой из его маршалов. Однажды к нам в казарму вошел человек по имени…
     В этот момент он замялся, поняв, что чуть не сболтнул лишнего. Повернувшись ко мне, Барс весело подмигнул и продолжил:
     – Ну, скажем, пусть его звали Раль. Он о чем-то переговорил с нашим капитаном, после чего оба закрылись в штабе. Скоро туда стали вызывать по одному, но не всех. Ребята выходили чаще задумчивые, на все вопросы отвечая кратко: «Военная тайна». Когда вызвали меня, я был готов к любой гадости, но все оказалось довольно банально и просто. Этот Раль собирал десантно-штурмовые бригады для войны в Ведьмином бору. Не всегда империя старалась оказать помощь всем потенциальным союзникам и перспективным в плане взаимодействия расам. Людей попросту не хватало, порой весь мир лежал, охваченный пламенем войны, которая вспыхивала то тут, то там. Но были направления приоритетные, куда не послать помощь было и вовсе нельзя, и как раз Авалле в ней остро нуждалось в тот момент. Расчет был простым – хоть мятежное княжество и не находилось в составе империи, оно было в меру лояльно к нашим людям. Все-таки столько веков бок о бок, считай, дальние родственники. Попади они под власть Зоркундлат, и по прошествии каких-нибудь двадцати лет мы получили бы под боком воинствующих дикарей.
     Я лишь кивнул. С подобными доводами нельзя было не согласиться. Вендази всегда отличались страстью к насильственному присоединению. Так, однажды империя лишилась тальгедов, а с ними и колдовства. Это, пожалуй, тяжелейший удар, какой наносил вендазийский союз Арскейя когда-либо. Сначала тальгедов выжили из Монарского леса утаремо. Результатом их конфликта стало то, что мы скоро увидим, – Гнилолесье. Тальгеды хоть и потеряли свой дом, но дорого продавали свои жизни. Когда смошадор столкнулся с их некромантией, сама земля рыдала, крича о помощи. Итогом противостояния стала огромная территория проклятой земли, гниющая под небесами, без какого-либо шанса на рассвет. Приняв выживших, император повелел дать беженцам новый дом, и тальгедов расселили на юго-востоке Бронзовой излучины в княжестве Корви. Поколения сменялись, а жизнь тальгедов никак не могла наладиться. Теперь, будучи самой южной границей Арскейя перед Зоркундлат, они как щит стояли между империей и вендази. Стая начала планомерно год за годом изматывать тальгедов карательными операциями, а союзники из Рассветного стояли в стороне. Почему-то считалось, что война в глубине континента не сможет навредить огромной Арскейя, а колдуны сами должны были защищаться от мелких нападок. Речь действительно не шла о нападении целой армии, а вассал империи, лояльный своему императору, должен был показать себя. Не знаю, для кого как, а мне так очевидно, что это стало роковой ошибкой.
     Голос Барса, зазвучавший чуть громче, прервал мои мысли, и я, поняв, что бессовестно отвлекся и не слышал его последних слов, деловито закивал.
     – Задачами таких десантно-штурмовых бригад было создание сумятицы в положении в регионе, – продолжал он. – Внести дисбаланс в расклад сил и инсценировать более численное присутствие, чем то, которым могли бы похвастаться. Для такой цели собирали самых опытных и самых бесшабашных. Мы должны были совершать набеги на лагеря стаи, не оставляя в живых никого, устраивать диверсии, поджигать лесопилки, подрывать шахты.
     – Послушай, приятель, а как там вообще смогли очутиться вендази? Авалле ведь не имеет общих границ с Зоркундлат. Вести целую армию через джунгли утаремо тоже та еще задачка, да и мыс находится с востока, а не с запада. – Маки несколько оживился, видимо, заскучав от того, что не шел сон.
     Барс оскалился и растянул губы в улыбке.
     – Слыхали, парни? – обратился он к Фуге и Клойду. – Границы, говорит, там нет!
     Солдаты поддержали своего начальника смешками, продолжив рубиться в кости.
     – Как ты думаешь, почему Солмнис[26] до сих пор свободный? – Люнсаль включился в разговор, всем своим тоном показывая, что ему это известно из последней инстанции.
     – А он свободный? – Маки решил его позлить и прикинуться дурачком.
     – Дипломатия, старина! Солмнис не имеет стратегического значения для вендази, зато имеет хорошо тренированную армию и мощь служителей солнца. Атаковать их опасно, ведь можно и проиграть, а вот как лояльных друзей вполне можно иметь про запас. Бьюсь об заклад, Зоркундлат смог договориться, чтобы провести свои войска на территорию Авалле через земли солов. Да, определенно, часть отрядов вендази атаковали княжество с моря, но без поддержки на материке они были бы обречены на разгром.
     – Скорее всего, так и было, – подтвердил Барс.
     Он замолчал, глядя немигающим взглядом в пламя. Я заметил, что рабочие уже спали без задних ног. Бойцы же, пользуясь тем, кто их босс ударился в ностальгию, втихую отправились кемарить здесь же, неподалеку. Жрица сидела напротив, казалось, совсем не уставшая, вместе со мной завороженно ловя нить рассказа Барса.
     – Когда меня спросили, хочу ли я отправиться в другую страну, бить вендази под чужими знаменами, моим ответом было твердое «да». Я никогда не жаловал предателей, но меня подстегивала ненависть к крылатым ублюдкам. Нас ждал тепленький прием во время высадки. Дирижабли прошли по северной границе над лесом, откуда мы и должны были начать теснить вендази, которые высадились с моря, тем самым создавая второй фронт.
     Он снова достал бурдюк и сделал несколько глубоких глотков. По его щеке побежала бардовая струйка, и я догадался, что в фляге было вино. Барс довольно крякнул и продолжил рассказ:
     – Десятки бессонных ночей под дождем из стрел, потери друзей, предательство и смерть. В этом котле мы так нахлебались, скажу я вам, что другому на весь век хватило бы. Но оглядываясь сейчас назад, я думаю, что снова отправился бы туда. Как ни крути, сталь закаляется только в огне, а воин в бою.
     Он снова замолчал, и было в этом молчании что-то честное. Я вдруг совершенно отчетливо услышал звон мечей, свист проносящихся рядом со мной стрел и подумал, что не каждую историю нужно рассказывать целиком, для того чтобы ее услышали.
     – В общей сложности мы просидели там около трех месяцев, – продолжил Барс. – А потом я был комиссован по состоянию здоровья после одной заварушки. Ихний друид меня малость траванул, падла дикая. Ненавижу я всю эту мерзкую магию и шаманистику!
     Как при нашей первой встрече, Барс беззлобно ткнул меня кулаком в плечо.
     – Без обид, братан. Ты-то мужик нормальный, сразу видно!
     Он усмехнулся каким-то своим мыслям и продолжил:
     – С самого начала все пошло наперекосяк – задержались обозы с продовольствием, и мы вынуждены были питаться одними жабами да насекомыми. А дичи в объятом войной лесу, я вам так скажу, нет от слова совсем! В тот черный день, когда меня ранили, мы отразили атаку противника, превосходящего нас по численности чуть ли не на порядок, тем самым дав союзничкам драгоценное время для передышки. Второй фронт выдержал самый тяжелый удар, а значит, должен был выстоять и дальше. Когда раненых грузили к отплытию домой, на берегу появилась процессия из каких-то именитых дворян из княжества. Тот, что был у них за старшего, спросил, кто тут сотник из роты Вонючих псов, именующий себя Барсом. Я тогда был так плох, что только руку поднять и смог. Честно говоря, и поднимать не хотел, думал, будет что-то спрашивать, что ему не надо знать. А он нет, подошел, да и говорит, держи, мол, спасибо тебе и ребятам от князя, и меч кладет. Я сразу-то и не понял, а оказалось, это мой палаш, перекованный и отремонтированный. Меня же друид, когда отравой своей зацепил, падла дикая, даже дерево на щите и рукояти клинка вспыхнуло, рассыпаясь, как трухлявая деревяшка.
     Последние слова он выговорил едва слышно, совсем уходя в старые и смутные воспоминания. На какую-то минуту я захотел проникнуть в его сны, когда он заснет, и увидеть все своими глазами, но отмел ее, как пошлую. У каждого есть свой багаж с прошлым, и влезая туда без спросу, можно красивый подвиг исказить до черной измены. А кому это надо?
     Селира, пожелав нам спокойной ночи, устроилась под кроной старого тика. Перед тем как отойти ко сну, она придирчиво осмотрела ремешки на хитоне. Обнаружив, что один из них порван, жрица откуда-то выудила нитку с иголкой и принялась за шитье, довольно мило закусив нижнюю губу. Я знал, что она чувствовала, что я за ней наблюдаю, но все равно продолжал пялиться на нее, не в силах оторваться. Уже ложась, Селира одарила меня напоследок многозначительным взглядом, на который я ответил пожатием плеч, мол, виновен, согласен, болван. Она лишь покачала головой, давая понять, что ни на каплю не верит в мое раскаяние. Однако когда женщина закрыла глаза, я заметил крошечную улыбку в уголках ее губ.
     Люнсаль так и заснул у костра, завернувшись в плащ прямо в обнимку с посохом. Вроде он неплохой малый, хоть и заносчивая заноза в заднице, как и любой волшебник. Увидев, что Барс совсем отрубился, я тихо растолкал Фугу, все-таки караул – дело воинов. Тот, явно раздосадованный, что разбудили именно его, встал и, похлопывая себя по щекам, пошел кругом в дозор за границей света костра.
     Ночную тишину нарушали лишь речные цикады и сопение Барса. Улегшись на спину и уставившись в звездное небо, в который раз в жизни я задавался одними и теми же вопросами: кто я такой, зачем я здесь и что ищу. Когда я был маленьким, да и позднее, в юношестве, мне казалось, что стремиться к знаниям – вот моя главная цель в жизни. Но после раз за разом я убеждался, что ищу совсем другое, инстинктивно ступая по спирали времени, пытаясь найти что-то совершенно конкретное. Но вот что именно, это каждый раз ускользало от меня, оставляя туманный образ, который я никак не мог расшифровать. Порой мне казалось, что это нечто из прошлой жизни, какое-то незаконченное дело. Не знаю. Веки наполнились тяжестью, и я провалился во тьму.
     Каменная кладка была испещрена неясными силуэтами и картинками, изображающими причудливых насекомых. Камень был очень древний, но выложен так ровно, что нельзя ручаться, применяли ли строители раствор для соединения плит, настолько гладко были они отшлифованы. Тем не менее весь пол был покрыт обычным песком, на котором виднелись отпечатки исполинских ступней неизвестного происхождения. Следы уходили вглубь пирамиды, вершина которой венчалась другой такой же, но перевернутой. Только глядя на них, я понял, что не вижу неба. Его словно не существовало совсем. На привычном его месте зияла пропасть, воронкой закручиваясь над вершиной колоссальных строений.
     Из входа в пирамиду вышла процессия каких-то существ. По песку ступали ороговелые и заостренные ноги. Разноцветный хитиновый покров их туловищ снова навел мои мысли на насекомых, размеры которых пугали и зачаровывали одновременно. Хищные щупальца сжимали устрашающие косы и серповидные ножи. Головы существ были огромными, и с каждой смотрел десяток глаз с несколькими зрачками. В такт движению медленно качались острые жвала, хоботки и какие-то отростки. Все происходящее создавало впечатление, что я смотрю на муравейник изнутри. Однако эти существа выглядели не как рабочие и строители. Они скорее походили на тюремщиков. Я не стал бы ручаться, откуда мне пришло в голову именно такое определение, но оно явно им как нельзя лучше подходило. Траурный марш насекомых завораживал и заставлял следить неотрывно. Казалось, что каждый удар заостренных ног вбивался в песок, как неизбежность, как приговор, как рок.
     Смерч в небе становится сильнее, бурля и пенясь, как волны океана. Все вокруг подергивалось рябью и сполохами, словно рискуя сорваться и устремиться в вышину. Вдруг завывание ветра нарушилось тяжелым ревом, заставившим странных существ замереть на месте. Рев звучал гневно, неистово, чарующе. Существа, тем не менее, пришли в волнение, но не спеша откликнуться на зов. Они продолжали стоять, переставляя острые ноги, нервно пощелкивая хищными жвалами, с которых стекала, пузырясь, то ли слюна, то ли яд. Внезапно рев прозвучал снова и еще сильнее. Не сразу, но я ощутил иную его звуковую окраску. Что это? Неужели… Боль?
     Насекомоподобные сорвались на бег, устремляясь на зов, который визжал уже буквально в агонии, срываясь то на низкие, то на столь высокие ноты, что резал и закладывал уши. Смерч в небе все усиливался, и по его границам начинали пробегать молнии, вызывая сильнейшие эманации силы. Все вокруг застыло в ожидании катастрофы, и даже воздух начинал сухо потрескивать. Вихрь песка то поднимался вверх, то опадал вниз, сменяя предстающие моему взору картины.
     В разряженном воздухе из кровавого песчаного тумана проступила еще одна пирамида. На площадке перед ней лежали тела каких-то многоножек. Они были изуродованы так, словно по этому квадранту вела огонь батарея артиллерии рунианцев. Тела были очень сильно покорежены и обожжены, что даже песок вокруг оплавился, местами превратившись в стекло. Только теперь я заметил их. Сначала мне показалось, будто я вижу жрецов солнца солов, так они были похожи друг на друга. Однако чувства говорили о том, что это адепты разных школ. Двое в серых балахонах, перевязанных тугими цепями, стоя спина к спине, вели ожесточенный бой с наседающими на них насекомоподобными существами. Воздух разрывался от огненных сполохов и выбросов силы, наполняясь пеплом и золой. Смешиваясь с песком, гарь взмывала к небу, подхватываемая ураганом. Двое в балахонах явно куда-то пробивались, то ускоряясь, то вновь останавливаясь, чтобы дать бой. Мои ноги привычно обнял песок, и я сразу почувствовал, что меня затягивает куда-то вниз. В голове мелькнула мысль о том, чтобы попытаться удержаться еще хоть на мгновение, но меня уже выбрасывало наружу.
     Голова раскалывалась так, что я боялся пошевелиться. Боль – вот то первое, что встретило мое пробуждающееся сознание. Разумно понимая, что лучшее лекарство сейчас – это отвлечься, я осторожно приоткрыл глаза. Уже начало светать, и ночная мгла сменилась утренним туманом. Костер давно прогорел, а от вчерашней горы дров не осталось и следа. Я продолжил лежать, не шевелясь, лишь водя взглядом вокруг и приходя в сознание.
     Надо сказать, что кошмар, который я видел этой ночью, приходил ко мне уже не в первый и не во второй раз. Видения какого-то пугающего, ассиметричного мира всегда сопровождались пробуждением с ужасающей головной болью. Я неоднократно пытался анализировать происходящее и каждый раз приходил к одному и тому же выводу – кто-то насылал на меня эти грезы с определенной целью, будто пытаясь пробудить нечто во мне или в моей памяти. Но это еще не все. Головная боль являлась прямым следствием того, что кто-то уже другой ни в коем случае не собирался дать мне досмотреть этот сон, вламываясь в мое сознание, как таран, и вышвыривая меня на поверхность яви.
     Понимая, что нет смысла страдать более, я осторожно поднялся и, отойдя от лагеря на десяток шагов, начал собирать тугие лопухи подорожников. Отобрав пять штук и предварительно смочив, я принялся наклеивать их себе на лоб и щеки. Когда все было готово, я аккуратно лег на спину прямо на землю и опустил ладони на листья. Я мог вытянуть чужую боль из раненого, мог и вытянуть свою собственную. Проходя через листья, она оставалась на растении, отбирая его жизненную силу. Подействовало не сразу, и я остановился, когда понял, что подорожники уже высохли до желтизны. Когда я вернулся обратно, то заметил, что Люнсаль проснулся. Парень, видимо, и впрямь весьма чувствителен к проявлениям силы. Сонно глядя на меня, он невнятно пробормотал что-то вроде «странный способ умываться» и, перевернувшись, снова засопел, кутаясь в плащ. До рассвета еще был час или около того, и я, не желая разбудить еще кого-то, повалился обратно на землю.
     Впереди был еще долгий переход до Гнилолесья. Сказать по правде, я бы с удовольствием отказался от этого маршрута. Хоть я и не всесилен, но моих способностей и знаний вполне хватит, чтобы защитить себя в открытом бою. Меня беспокоили другие, те, что утратили связь с этим миром, не перейдя в иной, – мертвецы. Гнилолесье стало прибежищем этой заразы и, по-видимому, никогда уже не будет вычищено окончательно. Будь на то моя воля, я бы выжег целые акры земли, удаляя метр за метром зараженную ткань. Природа все равно распорядится территорией, обглоданной пламенем, и с годами край бы снова зажил. Тем не менее я также понимал, что нам придется идти через эту пропасть, и стоило к этому хорошенько подготовиться, в том числе морально. Бьюсь об заклад, что в проклятом лесу спать мы не будем вообще.

Глава VII. Черные ткачи

     Дни слились воедино, каждый последующий повторяя предыдущий. Земли Медных ключей встретили нас пышными красками спешащей к рассвету осени. У природы еще оставались в запасе последние деньки лета, но желто-красное покрывало уже начало окутывать выжженную солнцем листву деревьев. Несмотря на жару, мы двигались споро, особо не испытывая дискомфорта от поездки. Все дело было в огромном количестве естественных источников, бивших из-под земли крошечными гейзерами, соединяясь в журчащие ручьи и тем самым образуя прохладную туманную дымку. Ключи назывались медными отнюдь не от наличия залежей медной руды, напротив, их здесь, скорее всего, не было совсем. Зато было другое – невероятно плодородная почва и торфяные болота, вода которых имела красноватый оттенок. Поговаривают, ручьи здешних земель обладают целительными свойствами, способствуют омоложению организма и позволяют быстрее ставить на ноги больных и раненых, если всю еду и снадобья готовить на такой воде.
     На исходе недели с момента, как мы покинули стены Рассветного, я ощутил приближение большой реки. Еще задолго до того, как она показалась из-за пышных шапок вязов, до меня долетел знакомый и привычный моему сердцу отзвук силы. Обывателю никогда не понять этого ощущения, когда нутром чуешь, что где-то поблизости есть те, кто ближе тебе, чем даже собратья. В могучем течении остававшейся невидимой реки я чувствовал присутствие водных элементалей. Тем временем почва становилась менее рыхлой и шла под уклон, а воздух наполнялся силой и свежестью, какая бывает только вблизи течения могучей реки. Вскоре до нашего слуха уже начали доноситься голоса воды, ревущей между камней на мелководных порогах.
     С очередным рассветом нового дня наша группа продолжила путь после ночной стоянки, казалось бы, так же, как и в любой из предыдущих. Однако разница заключалась в том, что большую часть времени в скачке мы провели практически без болтовни. Никто об этом не говорил вслух, однако тревожное ощущение не покидало каждого из нас. Приближение Гнилолесья не оставляло равнодушным никого. В незапамятные времена, когда этот край еще не пал под дланью тьмы, многие ученые и волшебники мира стремились туда в поисках знаний. Тальгеды не просто обжили Монарский лес, но превратили его в поистине невероятное царство колдовства. Таинственный, величественный, непостижимый край.
     В истории нашего мира немало темных страниц, но нет, пожалуй, страницы мрачнее и печальнее, чем рождение Гнилолесья. Утаремо никогда не входили под тени Монара[27] без нужды, но в один день хлынули под его кроны сотнями. Они не преследовали политические интересы, не искали источников дани, их интересовало лишь одно – новые души. Тальгеды были слишком слабы, чтобы выстоять, и слишком горды, чтобы отступить. Но именно в тот день жнецы смошадор, наверное, впервые почувствовали на губах вкус собственной крови. Темное шаманство и некромантия схлестнулись в ужасающей пляске смерти. Говорят, колоссальные откаты от сталкивающихся боевых заклинаний ощущались даже за десятки миль к северу в Академии Тайн. Но помощь так и не пришла. Император прекрасно понимал, какая опасностью идет с юга, как и то, что ввяжись вся империя сейчас в войну с утаремо, и погибнут тысячи. Это был холодный расчет – отдать Монарский лес. Тальгеды, сражавшиеся за него один на один против утаремо, должны были в отчаянии совершить такое, чего бы и Пожиратели Бездны постыдились, и это произошло. Отступая, они оставляли за собой не просто мертвый лес, а искажая его, превращали в оружие смерти, которое поглощало любого, кто вступал в тени его ветвей.
     Монар пал. Тальгеды отступили в земли княжества Корви, а утаремо начали их преследовать, оставив тщетные попытки прорваться через гниющие останки царства Пепельных елей. Вскоре церковь Светлой длани объявила Санктубелу, и на последователей смошадор вышла вся объединенная мощь севера, а вскоре подоспели и южане из Зоркундлат. В свитках пишут – Великая победа Жизни над Бездной. Пусть так. Но какой ценой она была оплачена? Кто отдал за нее больше других? Тальгеды пытались вернуться в Монар, пытались исправить то, что сами же сотворили, обратить свое колдовство, но вышло лишь ослабить его. Лучшие умы и светила науки предпринимали отчаянные попытки вырвать из-под длани тьмы несчастный край. Энтузиасты опять потянулись в Монарский лес, пытаясь его заселить, возводя новые поселения, возделывая поля. Но посевы начали гибнуть без какой-то на то причины, поредевшая дичь не возвращалась. Напротив, стало встречаться больше хищников, да таких, каких ранее никто не видел. Откуда ни возьмись появились гигантские пауки, которые плодились со страшной силой. Беда не приходит одна, и вскоре на новые деревни Монара начали обрушиваться моровые болезни, которые очень трудно поддавались лечению. Увы, все эти факторы неизбежно вели к увеличению смертности. Кладбища стали разрастаться от свежих могил, когда тьма окончательно заявила свои права. Нет ничего страшнее, чем неспокойный деревенский погост, стоящий на земле, на которой воевали некроманты. Местным попросту некуда было деваться! Говорят, лес стал одушевленным и не отпускал уже никого, хотя кто-то и пытался бежать. В довершение всего поползли слухи о ликантропах, поставившие жирную точку на некогда перспективном и благословенном крае. Так и родилось Гнилолесье.
     Когда мы, наконец, вышли к реке, Маки достал из седельного мешка карту и начал сверяться по каким-то одному ему известным ориентирам. Несмотря на рокот, который мы услышали еще издалека, река в месте, к которому мы вышли, была весьма спокойной. Клокочущие пороги, по всей видимости, находились несколько выше по течению, которое здесь, петляя, замедляло свой ход. Наверное, Маки заранее знал об этом участке, поскольку ничего о сплаве между нами ранее не обсуждалось. Он деловито и аккуратно сложил карту, убрав ее обратно в седельный мешок, и хлопнул в ладоши, привлекая общее внимание.
     – Итак, уважаемые! Здесь мы пересекаем этот ручеек, после чего официально требую каждого быть начеку. Прошу всех, кто еще не надел кольчуги, сделать это и проверить, хорошо ли извлекается оружие из ножен. С этого момента не растягиваемся, не останавливаемся, ни на что не отвлекаемся и движемся плотным строем. Леди Селира, господин Люнсаль, прошу вас держаться в центре группы рядом со мной. Двое воинов и шаман пойдут впереди колонны, еще один воин должен двигаться замыкающим. Дальше, рабочие, ваша задача сберечь всю нашу поклажу, что бы ни случилось. Следите за гружеными лошадьми! Если хоть одна сбежит, будете ловить сами!
     Выждав, когда наш паяц вдоволь наигрался в босса, я задал вопрос, который меня интересовал в данный момент куда как больше, чем возможные осложнения пути:
     – Через реку-то как перебираться будем? Я что-то не вижу тут паромной переправы, как и брода.
     Маки деланно раскинул руками, вытаращив глаза на меня, как на умалишенного:
     – Дружище, забыл тебе сказать, но с нами в поход отправился шаман!
     Забери Бездна этого маленького засранца с его идеями! Разбить бы ему прямо сейчас морду! Вот неполный список мыслей и желаний, что пронесся в моей голове в этот момент. Я действительно мог заставить элементалей воды провести меня на тот берег, это была в целом не сложная техника, и я ею владел, чего нельзя было сказать об остальных. Секрет, как я мог перебраться на другой берег, заключался в том, что, подчинив нескольких элементалей, я был способен с их помощью изменить структуру воды на некоторое время, сделав ее прочной, как почва. Вызывало опасение то, что вряд ли кто-то, кроме моего соплеменника, видел подобное раньше. Например, страх и неуверенность одного могли запросто навредить всем, если запаниковавший начнет метаться и делать глупости. В нашей же ситуации предполагалось, что помимо людей по воде пойдут и кони. Здесь-то и крылся возможный провал. Объяснить животному, что оно не провалится под толщу воды, я не мог. Разумно понимая, что от моей настойчивости сейчас зависит, возможно, чья-то жизнь, я постарался приложить все усилия к тому, что если не переубедить, то хотя бы доходчиво объяснить, на какие риски мы идем. Я уговаривал, увещевал, предлагал альтернативны, даже угрожал. Твердолобый самодур по имени Маки упрямо талдычил, что это единственный и к тому же самый безопасный маршрут и что в данный момент мы только тратим драгоценное время, якобы расписанное у нас по минутам. В конце концов я сдался. Наши товарищи, все это время наблюдавшие за ожесточенным спором, к моменту его завершения заметно заскучали. Но я не собирался облегчать их жизнь, напротив, я хотел им ее сохранить.
     – Ладно, если вы согласны идти на поводу этого психа, тогда слушайте внимательно и делайте как сказано! – стараясь говорить максимально жестко, я продолжил, выхватывая каждого из группы взглядом. – Во-первых, запомните, что с момента, как я заговорю элементалей, вода действительно будет держать вас. Не важно, с какой вы будете двигаться скоростью, главное, чтобы это было естественно. Во-вторых, всем лошадям надо завязать глаза, носы и обернуть тканью копыта. Это не боевые скакуны, видавшие и лаву, и горные пороги, и бесшабашные сшибки кавалерии. Если они даже почуют неладное, то тут же рухнут под воду вместе с вами.
     Селира подошла ко мне, задумчиво глядя на водную гладь. Вдруг она хлопнула меня по плечу и подмигнула:
     – У тебя все получится! Я постараюсь немного помочь, если возникнут неприятности.
     Когда с приготовлениями было покончено, Маки кивнул мне, запрыгивая в седло, и я начал процесс. Подойдя к реке, я опустился на колени и погрузил ладони в воду. Сила потекла с моих пальцев, как ртуть, тяжелыми толчками выплескиваясь в стихию и растворяясь в ней. Скоро элементали откликнулись и один за другим начали подходить к берегу, стремясь получить частичку моей энергии. Когда они напитались достаточно, что стали более медлительными и податливыми, я начал компоновать их в линию моста. Их прозрачные тела встали друг за другом и замерли. Я извлек руки из воды и, обтерев о край рубахи, аккуратно надавил обеими ладонями на гладь спокойной реки. Она осталась непоколебимой и выдержала.
     Все вопросительно посмотрели на меня.
     – А вы думали, что у коней крылья отрастут? – хохотнув, я легко запрыгнул в седло и пустил коня вперед рысцой.
     Животное беззаботно шлепало по водной глади, лишенное основных органов чувств плотной непромокаемой тканью. Дойдя до середины реки, я развернулся и махнул остальным рукой. Группа двинулась следом, а я внимательно следил за каждым из них. По телу пробежало приятное тепло, от которого на душе стало так спокойно, словно как перед камином родного дома. Я молча кивнул Селире, это было то, что сейчас необходимо нам всем. Надо сказать, что напряжение, которое я сейчас испытывал, было сродни экзамену. Любой из них мог его завалить, обвинив при этом меня. Когда первые из моих спутников поравнялись со мной, я пустил коня дальше, всем своим видом показывая простоту и будничность процедуры. Мы уже почти добрались до берега, как вдруг сзади послышался сдавленный крик, переходящий в грохот падающего астероида. Последними двигались рабочие с груженым конем в поводу, и, видимо, один из тюков был плохо закреплен. Грохот падения поклажи вызвал огромный всплеск воды. У меня все похолодело внутри в предчувствии катастрофы. Упасть в воду с надетой кольчугой значит, вероятнее всего, утонуть. Поднятые водные брызги полетели во все стороны, попадая на спины и бока лошадей. Понимая, что на счету каждая секунда, я завопил во все горло:
     – На берег! Все, кто хочет жить! Быстро!
     На наше счастье, подавляющее большинство членов команды были опытными авантюристами, и не сговариваясь пустились в галоп. Хуже было с замыкающими движение рабочими. Двое их них вроде старались держаться, но из-за лошадей в поводу они не могли скакать быстрее, а вот с последним парнем было совсем плохо. Его лицо буквально позеленело от ужаса, а конь начал дергаться, раздраженно фыркая и отказываясь идти. Оставалось только одно. В нос ударил сонм запахов и эмоций, а обострившийся слух мог различить, как бешено стучит от страха сердце крестьянского растяпы. Лапы волка заскользили по водной глади, когда я устремился к несчастной лошади огромными прыжками. Промчавшись мимо испуганной животины, я в прыжке развернулся и, издав глухой рев, укусил коня за круп. Животный страх лошади перед волком мог погубить этого парня, и этот же животный страх перед хищником его и спас! Конь рванул к берегу с такой прытью, что впору было делать ставки. Рыкнув еще пару раз для острастки, я поспешил следом.
     На берегу меня ждало неожиданное и первое за наше путешествие признание. Каждый посчитал своим долгом подойти и буркнуть что-нибудь от души. Не исключением стал даже Люнсаль, он значительно кивнул мне, сказав с одобрительным хохотком:
     – Изящное решение!
     – Поблагодарите нашего следопыта за дополнительные неудобства и приключения, – я не собирался спускать Маки такие фокусы. – Надеюсь, в следующий раз он соизволит предупредить заранее хотя бы меня!
     – Не начинай! – Маки с видом, будто бы ничего не случилось, уже водил пальцем по карте, не поднимая головы. – Он же в порядке? Никто не пострадал, значит, все путем!
     Не было смысла ввязываться в перепалку снова, такие, как он, неисправимы. Оценив потери от потопленного ящика, мы освободили от тканевых пут лошадей и нырнули под темные кроны Гнилолесья. Двигались, как и было оговорено заранее, подобием боевого порядка, настороженно озираясь по сторонам. А посмотреть тут было на что! Кроны деревьев настолько плотно смыкались над нашими головами, что в лесу царил полумрак. Казалось, что даже хвоя елей здесь была черного цвета, в большинстве своем чахлая и какая-то неестественно распухшая. Почва была то тут, то там покрыта отвратительного вида разноцветной плесенью и мхом. Травы почти не было, а мест, где она росла, мы старались избегать. Ходили слухи, что ее стебли запросто могут поранить ногу даже при легком касании, а риск инфекции и заражения в таком месте был крайне велик.
     Общая картина запустения и уныния, царящая здесь, была крайне обманчива. Не стоило расслабляться, мертвый лес мог в мгновение ока измениться, и чем это грозило, оставалось только догадываться. Лошади нервничали, недовольно фыркая и вращая огромными глазами по сторонам, и это состояние мало-помалу передалось и их наездникам. Тьма все сгущалась, и вскоре мы достали заранее подготовленные для этого случая факелы. Даже когда скачущие сполохи отсветов огня заплясали на деревьях, света стало ненамного больше. Воздух, словно болотная тина, какими-то густыми комьями сводил на нет любые попытки разогнать темноту.
     – Парни, а мне вот интересно, на что наш юный волшебник собирается потратить свою часть наживы? – Фуга поравнялся с лошадью Люнсаля. – Поди книжек накупишь?
     – Ну судя по его недовольной морде, лучше бы сначала он прикупил что-нибудь в хорошем борделе! – ухватился за начатую другом игру Клойд.
     – Это же старина Люнсаль! Ему и для борделя понадобится специальная книжка! – пробасил Фуга в ответ, и оба расхохотались.
     Барс недовольно шикнул на обоих. К моему удивлению, сам волшебник не отреагировал ровным счетом никак. Я заметил, что его движения стали нервозными, а взгляд бегал то тут, то там, осматривая окрестности. Было нетрудно догадаться о причинах такого преображения, шутки шутками, а безопасность мы оставили в Медных ключах.
     Время от времени мы пересекали заваленные старой хвоей дорожки с покосившимися указательными столбами, на истлевших табличках которых уже было не разобрать написанного. Лес был в буквальном смысле мертвым, нам не встречались ни птицы, ни звери. Не было даже комаров. Тревожные сигналы появились почти сразу. По мере продвижения вглубь нам стали встречаться стянутые паутиной кустарники, а иногда и вовсе небольшие деревья. Я даже не брался представить размеры паука, который мог сплести такое. Некоторое время спустя мы наткнулись на то, что заставило нас остановиться. На исполинских древесных ветвях висели четыре кокона, по форме напоминающие человеческие тела. Вся группа застыла, не говоря ни слова. Наконец всеобщее тягостное молчание нарушил Фуга.
     – Их, наверное, уже выпили, так что, если поджечь, тела прогорят быстро. Я думаю, это все лучше, чем вот так…
     Барс, нахмурившись, покачал головой.
     – Тут все стянуто паршивой паутиной. Переруби одну нить, и неизвестно, кого это привлечет сюда. Надо двигать мимо, ребята! Им уже не поможешь.
     Каждый из нас это понимал, но все равно на душе было тяжело. Мерзкая и нечестная смерть, повиснув, как груша, стать пищей для проклятых трупоедов. Повинуясь минутному порыву, я подошел к коконам и вонзил в землю деревянный колышек, покрытый рунами огня. Проведя рукой сверху, я прошептал слова активации спящей в тотеме частички огненного элементаля и присыпал его хвоей. Поймав на себе озадаченные взгляды, я нехотя признался.
     – Подарочек для ублюдков! Если одно из тел упадет или кто-то коснется тотема, будет взрыв.
     В последний раз взглянув на несчастных, мы направили лошадей прочь. Где-то за спиной я слышал шепот Селиры, кажется, она читала молитву за упокой душ.
     Мы продвигались вглубь Гнилолесья, оставив реку далеко позади, стараясь держаться таким образом, чтобы лошади сохраняли скорость. Мысль о том, что нас застигнет ночь в таком месте, заставляла сжать зубы и приказать желудку помалкивать. Надо сказать, что унылость пейзажа поражала своей неизменной серостью. На пути по-прежнему не попадалось ничего живого, отсутствовали обычные для любого нормального леса растения, грибы, не было ничего, кроме увядающей древесины.
     Мне трудно было сориентироваться, однако Маки внезапно притормозил, заметив за деревьями остовы полуразвалившегося склепа. Он выудил из-за пазухи карту и торопливо заскользил по ней пальцем, беззвучно шевеля губами. Наконец, закончив свои логистические выкладки, он поднял глаза и немного виновато заявил:
     – У меня две новости, хорошая и плохая! Начну с плохой. Это местечко нередко создает проблемы с движением, наводя на ложные пути, и мы не стали исключением. Гнилолесье наводит мороки и фантомы, сбивая с дороги и пуская по кругу. Сразу оговорюсь, с нами этого не произошло, но мы дали сильный крюк, увеличив расстояние в половину.
     Барс грязно выругался, сплюнув себе под ноги. Селира, даже не обратив на это внимание, тотчас же осведомилась:
     – Сколько мы потеряли по времени?
     Маки почесал затылок:
     – А это уже хорошая новость. Ну, полагаю, часа три-четыре точно. На самом деле это не много, в сравнении с тем, что бывает.
     Люнсаль нахмурился и спросил напрямик:
     – Мы и так собирались идти через этот участок без сна. Разве теперь что-то изменилось?
     Изменилось, и кажется, я начал понимать, что именно. По мере того, как мы двигались вперед, меня не оставляло ощущение, что за нами следят. И хоть вокруг нас ни разу не встретилось ни единого живого существа, равно как и пауков, оставивших эти полотна между деревьев, я постоянно ощущал тревогу – что-то здесь было не так. Кашлянув, привлекая внимание, я осторожно начал:
     – Маки, время для откровений! Нас сбивает с пути сам лес, так?
     Он чуть замялся, но все же утвердительно кивнул.
     – Такое случалось и раньше! Гнилолесье не всегда проявляет интерес, нас могли и пропустить, а мы шли по кратчайшему пути! По идее нас должно было кружить при любых раскладах, но не столь глобально. Проблема в том, что если мы потеряли четыре часа сейчас, то ночью…
     Он осекся, но каждый и так понимал, о чем речь. Ночью мы можем вообще не продвинуться ни на милю вперед, если не сказать хуже. Полная потеря видимости была лишь легким недоразумением по сравнению с тем, что могло ждать нас здесь, когда над миром разольется тьма. Я понял, что пора действовать, но Селира опередила меня.
     – Судя по всему, у нас около двух часов до того, как видимость пропадет вовсе!
     Она завертела головой и, остановив взгляд на покосившемся склепе, отрывисто бросила:
     – Барс, Кзор, Люнсаль, нужна ваша помощь. Остальные прикройте нас у входа, скорее!
     Сказав это, жрица уверенно зашагала прямо к черному провалу в земле, с арочных ворот которого на окружающих презрительно смотрели каменные горгульи, высеченные неизвестным автором прямо в граните. Я торопливо устремился следом, на ходу активируя руны на колышках тотемов. Люнсаль с Барсом шли сразу позади нас с лицами, полными решимости. Волшебник двигался, перехватив обеими руками посох, тогда как наемник снял со спины щит, укрепив его на левой руке, а правой поглаживая рукоять не извлеченного из ножен палаша. Подойдя к самому входу, Селира обернулась к нам.
     – Старые склепы всегда освящали первородной силой Титанов. Раньше священники Светлой длани прямо во внутренней кладке чертили защитные знаки, которые могли сохранять свою силу десятилетиями! Будем надеяться, что нам повезет и я смогу их обновить, тогда более безопасного места, чтобы переждать ночь, мы и не сыщем.
     Барс хмуро окинул взглядом вход в склеп, затем бегло осмотрел окрестности и, крякнув, махнул руками своим парням.
     – Фуга, полезай на ту ель у развалин! Если что увидишь, трижды ухни как сова.
     Он оглянулся на остальных.
     – Если кто хотя бы поднесет ко рту рог или завопит – удавлю на месте! – он говорил довольно жестко, но все понимали, что шутки кончились. – Клойд, ты укроешься на том холмике, задача такая же!
     Маки, поняв, что дело попахивает дракой, а он никак не участвует, засуетился и, сорвав со спины свое огромное ружье, воткнул его выкидным прикладом в почву, скомандовав рабочим:
     – Чего встали, как истуканы? Быстро ведите всех лошадей к склепу, там стреноживайте и начинайте разгружаться! Как закончите, насобирайте хвороста столько, чтобы костер горел часов девять! Ясно?! Но закляни вас тьма выйти за пределы дозоров наших вояк!
     Тем временем Селира отрывисто выкрикнула какое-то заклинание, вскинув левую руку перед собой. Вокруг Барса прямо в воздухе образовалось тускло мерцающее подобие шара, медленно растворившееся, словно впитываясь в его кожу и кольчугу. Жрица быстро спросила:
     – Думаю, ты знаком с такими штуками, так?
     Воин лишь кратко кивнул.
     – Тогда вперед! Кзор, Люнсаль, вы замыкаете! – Селира мельком задержалась, глядя мне в глаза, и, развернувшись к склепу, выставила перед собой руки, освещая проход.
     Воин, ни секунды не таясь и не медля, нырнул прямо в провал арочного входа, держа перед собой щит. Селира шагнула следом, разливая свет над плечами Барса, как прожектор. Я заметил, что Люнсаль колеблется и, подбросив в руке кастет, подмигнул ему:
     – Главное, по мне не попади, если что!
     Он выдавил подобие ухмылки. Парень явно нервничал, что сейчас не к добру. Мы начали спускаться следом за первой парой по истертым ступеням, полопавшимся от времени. Оказавшись внутри, я присвистнул. Конструкция склепа оказалась куда как надежной. Даже несмотря на многолетнюю пыль и наросты мха, каменные колонны, поддерживающие потолок, выглядели крайне надежно. Отряд очутился в просторном зале, из которого вели три прохода без решеток или дверей. Жрица и воин поочередно начали подходить к каждому проходу, освещая его, а мы же с магом встали в центре спина к спине, вглядываясь во тьму. Когда Селира осмотрела все три прохода, она обернулась к нам, и я с удивлением отметил, что ее лицо сияло восторгом.
     – Идеальное место! В каждом есть захоронения, но ни намека на кавильгиров или темных душ. Я позабочусь о них и обновлю защитные знаки на стенах в этом зале. Так что на вас защита входа и ужин, мальчики! – она лучезарно улыбнулась.
     Ее внезапный перепад настроения вселял уверенность, а Люнсаль вовсе шумно выдохнул, вытирая лоб от пота. Поймав мой взгляд, он пояснил:
     – Ненавижу покойников!
     Я похлопал его по плечу.
     – Не ты один, парень. Не ты один.
     Когда мы вышли на поверхность, первым, что нас встретило, было дуло ружья Маки. Завидев нас, он тут же поднял его кверху, нервно хохотнув.
     – Сами понимаете, мало ли кто мог выйти оттуда вместо вас!
     Рабочие тем временем скрутили наших животин и вовсю ползали по земле, собирая сучья, коряги, словом, все, что можно было жечь. Только теперь я понял, что на улице заметно потемнело. Барс отправился расставлять маяки, а я с наслаждением уселся на поваленный древесный ствол и принялся разводить костер. Добрый очаг – это тоже защита. Любой шаман об этом знает. Недостаточно высечь огонь и запалить дерево, надо обратиться к элементам: огня – чтобы тепло не только согрело мышцы, но и наполнило сердце решимостью, земли – чтобы она отдала свое спокойствие и уверенность, воздуха – чтобы дым от костра рассеивался и не выдавал группу врагу. Я не спеша ломал щепы и, проводя по ним пальцами, воспламенял старое дерево, шепча заговоры, слегка прикрыв глаза. К тому же следовало вырезать новый огненный тотем взамен оставленному под трупами неизвестных. Вокруг меня начали рассаживаться остальные, протягивая руки к огню. Мое спокойствие и обстоятельность заряжали их, отводя черные мысли. Вскоре из склепа показалась Селира, на ее скулах раскраснелся румянец, и было видно, что она довольно серьезно выложилась, возводя защитные печати и обновляя старинные знаки неизвестных строителей. Она подошла к огню и с видимым удовольствием села прямо на землю, вытянув перед собой уставшие ноги.
     – Склеп в порядке. Я обновила заклинания и помолилась за упокой душ тех, кто здесь похоронен. Думаю, мы можем остановиться на ночлег и выспаться. Кстати, что сегодня на ужин?
     Маки, отпустив реверанс, поднял вверх указательный палец:
     – По случаю нежданной остановки я решил нас немного побаловать и…
     Договорить он не успел, поскольку в отдалении прогремел взрыв. Расстояние скрадывало громкость, но силовые потоки, словно струны, безошибочно подсказали – подорвалась моя тотемная ловушка. Все повскакивали с мест, а Барс бесцеремонно опрокинул котелок с закипающей водой прямо в костер. Мы замерли, чуть рассредоточившись, ловя каждое дуновение ветерка, когда над лесом трижды ухнула сова.
     Фуга несся во весь опор и что-то жестикулировал на ходу. Я не мог разобрать ни единого жеста, а вот Барс, кажется, все вполне понимал.
     – Враги. Больше десятка. Движутся в нашу сторону. Забери меня Бездна!
     Воин развернулся и отрывисто свистнул дважды. С земляной насыпи в стороне от лагеря отделилась тень Клойда и устремилась в нашу сторону. Казалось, что время замедлило свой ход, только удары сердца все ускорялись, разгоняя по жилам адреналин. Фуга подскочил к нам, шумно хватая воздух, и отрывисто отрапортовал:
     – С юга движение! Темно, толком ничего не видно. Но их много! Кажется, пауки. Скоро будут здесь. Какие приказания?
     Барс поднял на нас напряженный взгляд:
     – Места в склепе хватит на всех, но мы потеряем лошадей.
     Люнсаля явно охватила паника, он отчаянно замахал руками:
     – В Бездну лошадей! Пускай забирают их, может, этого хватит, и они уйдут!
     Я отрицательно покачал головой. Мы не могли лишиться транспорта, до границ Долины Томагавков еще многие мили, а без лошадей нам придется выбросить большую часть своих вещей. К тому же нам еще неизвестно сколько двигаться по Гнилолесью, и пешком наши шансы выжить таяли на глазах.
     – Нам придется дать бой! Твари рассчитывают на легкую добычу, надо врезать им так, чтобы мало не показалось! – Волна ярости хлестала по моим венам, готовая обратиться в пламя.
     Барс угрюмо кивнул мне.
     – Шаман дело говорит! Нельзя забиваться в эту нору в надежде, что нас не заметят или пощадят. Парни, луки к бою, щиты в землю, сейчас повеселимся!
     С этими словами он напялил на голову шлем и принялся набрасывать на лук тетиву, бойцы последовали его примеру не рассуждая. Люнсаль стоял бледнее молока, но самообладания все же не потерял, он нервно принялся штудировать какую-то книгу, перелистывая страницы с такой скоростью, что некоторые надрывались. Селира, не оправившаяся от работы над склепом, выглядела растерянной, и я, подскочив к ней, сунул в ее ладони маленькую глиняную склянку.
     – Душистый бальзам и немного народных секретов. Мажь виски и под подбородком, это освежает и придает сил.
     Она торопливо кивнула и принялась растираться, но я уже этого не видел. Подбежав к импровизированной линии, которую выстраивали воины из воткнутых в землю щитов, я занял место сбоку, вонзив в землю три деревянных колышка тотемов, прочертя через них круг.
     Люнсаль встал рядом со мной, сжимая посох с такой силой, что костяшки на кистях побелели. Его взгляд решительно буравил темноту, а вокруг него я заметил прозрачный, поблескивающий в темноте фиолетовый щит из чистой силы. Лишь непроизвольно подрагивающая нога выдавала его страх. Я почувствовал, как по телу пробежала теплая волна, и сразу понял, что это Селира вступила в дело, расположившись за нашими спинами. Хуже всех приходилось рабочим, похватав кирки и лопаты, они стояли рядом с лошадьми, чувствуя собственную бесполезность и никчемность. На них жалко было смотреть.
     Несколько мгновений ничего не происходило, и тишина, повисшая над нами, гнетущим саваном сковала окрестности. Вдруг до моего слуха донесся легкий шелест. Звук был едва различим, словно прачка распутывала клубок шелковых нитей, поскрипывая, когда затягивались узлы. Изо всех сил напрягая зрение, я вглядывался в темноту, но ничего не мог разглядеть. Между тем звук усиливался и становился ближе. Сзади раздался хлопок, и над лесом взвилась световая искра, это Маки пустил в ход осветительный заряд. В следующую секунду воздух взорвался криками:
     – Они на деревьях! Вверх! Они наверху!
     Вскинув голову, я увидел их. Омерзительные твари, некоторые размером с крупную собаку, перебирая множеством лап, скользили по паутине в кронах деревьев. Сзади раздался первый винтовочный залп Маки, когда огонь мягко устремился по моим венам к кончикам пальцев. Чувствуя, что теряю самообладание, и выставив руки перед собой, я что есть сил ударил прямо перед наступающим на нас полчищем. Огненный сгусток с ревом устремился в воздух и врезался в ствол дерева, тем самым увеличив очаг взрыва. Паутина вспыхнула, пламенными дорожками разлетаясь по окрестностям. Сразу несколько тварей попадали вниз, отвратительно звеня и щелкая челюстями. Не останавливаясь ни на секунду, я обрушил новый удар, за ним еще один, и еще, и еще, входя в боевое безумие. Их было столько, что я мог вообще не целиться, основной задачей было сжечь паутину, поскольку перемещающиеся по верхам твари могли оказаться за нашей спиной в любой момент. Ярость захватила меня с головой, лишая осторожности. Кажется, я что-то кричал.
     Падающие на землю, некоторые из пауков ломали ноги от удара, но тотчас же вскакивали и устремлялись к нам, хромая и извиваясь. Воины, перейдя на беглый огонь, посылали стрелы без остановок, Маки палил от души, не жалея пороха и картечи. Когда нападающим до нас оставалось не более десяти ярдов, поверхность земли сверкнула и, разрывая ткань воздуха, начал расти, раскручиваясь, подрагивающий молниями астральный вихрь. В дело вступил Люнсаль! Попавших в вихрь и даже пробегающих мимо пауков стягивало к его центру, а довершали дело стрелы воинов и залпы ружья Маки. Это был настоящий разгром!
     Опьяненный нашим успехом, я собрал воедино всю мощь, на которую был способен, и, припав ладонями к земле и закусив губу, ударил снова. От отката заклинания у меня потемнело в глазах, и я повалился набок, теряя равновесие. Земля, туго застонав, взорвалась прямо под ногами наступающих пауков и начала лопаться, взрываясь каменными шипами, которые подбрасывали и опрокидывали тварей, оглушая и ломая конечности. Шаманство стоило вложенных сил, и еще десяток нападавших были буквально перемолоты в кашу. Вдруг в воздухе над всей творящейся перед нами свалкой раздался глухой треск, и материализовавшаяся из ниоткуда туча начала осыпать пауков срывающимися с небес звездами! Люнсаль, похоже, тоже разошелся не на шутку и пускал в ход все более серьезные аргументы.
     – Поберегись! – раздался за нашими спинами крик Маки.
     Мы нырнули за щиты, прикрывая головы. Рвануло так, что боль стегнула меня по ушам, а на зубах почувствовался вкус земли. Кажется, мой соплеменник в запале боя метнул булому![28]
     Поле перед нами, а это уже было именно поле, выглядело так, словно здесь прошла Железная война, не иначе. Деревья горели, как факелы, освещая ночь. Земля была изрыта так, будто здесь поработали каменные черви. Ее густо покрывали тела омерзительных пауков, изуродованные и поломанные, но ни один так до нас и не добрался. Глядя, как тела врагов, лопаясь, прогорают, мы стояли, созерцая эту чудовищную картину разрушения. Первым пришел в себя Маки.
     – Ха-ха! Вот это, я понимаю, заварушка! Ребята, а вы хороши! – он вытащил приклад ружья из земли и закинул его на плечо.
     Напряжение понемногу отступало, и стоило быстро действовать с новоявленной проблемой. Обернувшись на Люнсаля, я спросил напрямик:
     – Нужно еще пару астральных бурь, но локальных. Деревья потушить сможешь?
     Он кивнул и, поняв, что от него требуется, принялся с места пускать в охваченные пожаром ветви сгустки силы, вытягивая из них кислород и заставляя пламя гаснуть. Шипение и дым наполнили воздух, и без того стянутый смрадом горящих тел.
     – Полагаю, их испарения ядовиты, – задумчиво проговорила Селира, нахмурив лоб и тотчас же добавив: – Вы можете не беспокоиться, я займусь этим!
     Увы, но реалии обороны таковы. Недостаточно победить, за врагом всегда приходится прибирать. Прежде чем мы смогли отправиться в склеп спать, еще с час пришлось оттаскивать тела пауков, выжигать яд и тушить деревья. Клойд вызвался первым дежурить и отпустил своих напарников отдыхать. Все остальные прошли в склеп, размещаясь в центральном зале вдоль стен и кутаясь в плащи. Я задержался на улице, помогая воину разводить огонь, когда ко мне подошла Селира. Она отвела меня в сторону и, украдкой оглянувшись, зашептала:
     – Когда я выставляла знаки, то встретила несколько душ этого места. Они все светлые, можешь не волноваться, – она снова оглянулась назад.
     Обернувшись, жрица заговорила еще тише, шепча слова у самого моего уха:
     – Одна душа обратилась ко мне. Она тебя не знает, но просила, чтобы ты зашел в западный зал склепа. Дух не может выйти наружу сам, а ей нужно передать тебе сообщение.
     Мурашки пробежали по коже, лишая меня дара речи. Боюсь, я знал лишь одну душу, которая могла хотеть мне что-либо передать.

Глава VIII. Светлые никогда не лгут

     Огонь лизал сырые поленья, потрескивая и исторгая сонмы искр в ночную дымку. Несмотря на то, что уже давно пора было идти спать, я не мог сдвинуться с места и продолжал сидеть, пялясь в костер. Люнсаль тоже не спешил отправиться отдыхать, листая свою книгу. Он делано хмурил лоб и шевелил губами, как будто что-то заучивал. Я думаю, ему попросту было страшно идти в крипту, да и нервы разыгрались после произошедшего. Клойд стоял неподалеку от нас, за границей света, вглядываясь в темноту. Похоже, что он был не против нашего общества, но видя, что никто не расположен к болтовне, сам тоже не лез.
     Наконец Люнсаль не выдержал:
     – Вы, наверное, хотите узнать, что сподвигло меня принять участие в таком мероприятии.
     – Алчность? Гордыня? Авантюризм? – предположил я.
     – Скудоумие? – раздался в ночи сдавленный смешок Клойда.
     Неожиданно для нас волшебник весело рассмеялся шутке воина и продолжил:
     – На самом деле ты угадал, Кзор, это авантюризм. Понимаешь, мы живем в ужасно скучном мире! Я окончил обучение в Академии полтора года назад. За это время ни одного вшивого пограничного столкновения. Ни одного нашествия каких-нибудь неведомых сил. Скукота! – он всплеснул руками. – Когда у меня нашли Дар, то мой мир перевернулся с ног на голову! Все, не будет больше никаких скучных будней деревенского пастуха! Не будет унизительных рынков и ярмарок! Я думал, что когда окончу Академию, то начнется новая, ни на что не похожая жизнь, полная приключений. Каково же было мое разочарование, когда я узнал, что жизнь мага в мирное время немногим отличается от жизни в монастыре. Тотальное безденежье и затворничество!
     Я усмехнулся. Парень совсем не походил на деревенского, он явно добавил эту деталь для красного словца, чтобы подмазаться к нам. К тому же эта скука, о которой он говорил, свойственна лишь отпрыскам богатых сословий, которые к совершеннолетию пробовали и имели все, чего многие не видали и за всю жизнь. Конечно, он имел Дар, и мы все видели, что кое-чему успел научиться, но сущности богатого мальчика-повесы, увы, так и не лишился. Обдумывая сказанное волшебником, я снова вернулся к мыслям о душе, которая ждала меня в склепе. Наконец, решив, как это свойственно мне, нырнуть в омут с головой, я поднялся и, пожелав спокойного дозора воину и нескучной ночи Люнсалю, шагнул в склеп.
     Меня встретили легкая прохлада и гробовая тишина, нарушаемая посапыванием уставших людей. Войдя в первый зал, я увидел замотавшиеся в плащи кульки, в очертании которых угадывались мои спутники. Все они расположились вдоль стен, образовав подобие кольца, в центре которого, тускло светясь, поблескивал знак, сотворенный жрицей. Разводить огонь в склепе было опасно, поэтому Селира постаралась добавить хоть толику тепла в это место и прямо на старой кладке начертила символ Длани. Получилось даже как-то уютно.
     Осторожно шагая между спящими, я украдкой заглянул в западный зал, куда меня звала неизвестная душа. Страха не было, лишь волнение. Само помещение, в котором я оказался, было весьма небольшим. В конце зала прямо в полу была расположена могила. По всей видимости, неизвестные строители делали гроб из такого же материала, что и пол, и попросту опускали умершего в каменном ящике, замуровывая таким образом. На стене была прибита табличка с именем и годами жизни покойника. Но прочтя их, я не нашел ничего мне знакомого. Некая Мелинда Каллин.
     Ничего не происходило, никто не пытался со мной связаться, и я просто сел на пол, опираясь спиной на стену. Было в происходящем нечто невыразимо печальное. Чья-та жизнь, оставившая светлую душу, вынуждена была покоиться в этом богом забытом месте темного леса, населенного отвратительными тварями. Кем она была при жизни? Оставила ли потомков? От чего умерла? Много читала? Любила балы? Есть что-то такое в старых склепах, чего лишены современные гробницы и могильные памятники. Находясь здесь, ты задумывался, чувствуя себя незваным гостем и одновременно невольным свидетелем чьей-то судьбы, окончания эпохи, последнего пристанища. И здесь я отчего-то чувствовал себя наиболее уязвимым, будто стоя перед создателем.
     Боковым зрением я заметил движение, и чтобы не испортить момент, остался недвижим, глядя в стену. Поняв, что привидение не собирается убегать или прятаться, я повернул голову. Рядом со мной прямо на полу сидела женщина. Образ был очень тусклым, настолько, что было не определить, как она выглядела при жизни и была ли красива. Женщина молчала и так же, как я чуть раньше, неотрывно смотрела на каменную кладку напротив. Я решил взять инициативу в свои руки и едва слышно прошептал, глядя на нее:
     – Леди Мелинда?
     Она повернула ко мне лицо, и мурашки пробежали по моей спине. Хоть душа и была светлой, в ее взгляде было море безумия. Она не ответила на вопрос, а губы ее остались недвижимы, но прямо в моей голове прозвучал ее голос:
     – Кзор. Шаман. Беглец. Иди за пятым тотемом. Твоя жизнь ничего не значит. Ничья не значит. Если ты его не найдешь, то не начнешь сначала. Иди за пятым тотемом.
     Сердце застучало с такой скоростью, что рисковало пробить грудную клетку, а пот со лба стекал по бровям, заливая глаза. Я сам не заметил, как это произошло, но вдруг оказался на коленях, силясь взять ее за руки.
     – Я уже слышал это когда-то! Нет! Не слышал, я как будто… – я осекся от того, что не мог подобрать слов, понимая, что нельзя упустить момент. – Кто тебя послал сказать это? Что такое пятый тотем?
     Полные безумия глаза не излучали никаких эмоций. Приведение не пыталось уйти, не силилось и помочь мне.
     Оно выполняло лишь то, на что дали сил, догадался я.
     Глядя на меня этим пугающим и невидящим взором, она снова заговорила в моей голове:
     – Ты сам послал меня. Найди его! Они знают! Но они здесь бессильны. Главное – найди. Ты все вспомнишь!
     Я открыл рот и тут же закрыл. Вот это новости! Я послал из прошлого или вообще с того света душу, чтобы передать себе же сообщение. Сложно сказать, что в этом меня пугало больше: из слов души следовало, что я уже был когда-то мертв, и мне зачем-то понадобилось сообщать самому себе некую информацию. Меня одновременно злило и то, что как таковой информации и даже догадки я не получил, лишь указание на путь, идущий в верном направлении. Еще эти загадочные «они», которые обо всем знают, но, на мое счастье, не всесильны. Я хотел задать ей еще один вопрос, но души к этому моменту и след простыл, она буквально растворилась в воздухе.
     Стоило разложить все по полочкам и сосредоточиться. Итак, что мы имеем. Для меня давно не секрет, что некоторые души проходят реинкарнацию – могут рождаться вновь. Почему это происходит, уже совсем другой вопрос. Одни души становятся темными, другие светлыми, а третьи рождаются вновь, так устроено в нашей природе. Если душа говорила правду, то я ранее умер и, находясь в некоем «состоянии», в котором я к тому же знал, что смогу переродиться, оставил для самого же себя послание. По всей видимости, в послании зашифрованы знания, которые невозможно пронести с изнанки бытия сюда, перерождаясь и проходя весь цикл развития с нуля. Но я с какой-то целью решил обмануть эту, назовем ее системой, и оставил подсказки, которые могут привести к таинственному пятому тотему. Он откроет правду о том, кто я есть. Не стоило забывать и о «них». О некой силе, не обладающей мощью в этом мире, очевидно, обитая в изнанке. И эта сила знала о трюке, который я провернул. Кто может обитать в Бездне, мне не хотелось даже думать. Это было очевидно, и от того страшно.
     Ну, наконец, главное. Душа донесла до меня и то, что моя жизнь, по-видимому текущая, ничего не значит, если я провалю свою миссию и не найду этот самый тотем. Если я его не найду, то не начну с начала. Получалось, что ставки настолько высоки, что в случае неудачи текущая жизнь является моей последней из возможных реинкарнаций. Видимо, именно это послужило причиной того, что я решился на столь отчаянные меры, шифруя послание самому себе. Итак, пятый тотем! Что это может быть? Сама по себе тотемная магия, как и весь шаманизм, основана на обращении к силам четырех стихий: огонь, вода, земля, воздух. О существовании пятой стихии периодически возникали жаркие споры, в попытках отнести к ней то одну, то другую область магии, колдовства или чего еще. Впрочем, безуспешно, постольку, поскольку есть основы мироздания, в которые не впишешь сухую теорию, они держатся на практике. Возможно ли, что тотем – это аллегория? Однозначно, что такую версию не стоит отметать сразу.
     Оставался и другой, не менее интересный вопрос. Почему душа, которую я якобы послал, ждала меня именно здесь? Ведь я же мог никогда тут и не оказаться. Что могло заставить рунианца пилить через проклятый бурелом в Долину Томагавков? Ответ лежал на поверхности. Я был здесь ради смошадор. Нажива, приключения – все это хорошо, но меня не волновало от слова совсем. Я искал знаний древнейшего шаманства утаремо, того, чему не могут научить деревенские знахари. Мог ли я сам заложить себе мысль в новой жизни рано или поздно отправиться на его поиски? Может, смошадор и есть пятый тотем? Этот ответ окажется доступен, лишь когда я его найду. По крайней мере, оставалось на это надеяться.
     Выйдя из зала, я наткнулся на испытующий взгляд Селиры. Она не спрашивала ничего, лишь выдержала паузу и, прикрыв глаза, крепче закуталась в одеяло. Я так же тихо, как входил, стараясь никого не разбудить, прокрался обратно, остановившись около жрицы. Она сделала вид, что спит, и, воспользовавшись отсутствием возражений, я нагло плюхнулся рядом. К ногам тянулся приятный теплый свет от знака на полу. Помешкав с минуту-другую, мне пришло в голову все же спросить шепотом:
     – Светлые души когда-нибудь лгут?
     Она ответила не сразу, и когда я уже стал думать, что Селира решила вовсе проигнорировать столь хамское вторжение, вдруг зашептала так же тихо:
     – Светлые – никогда! Они попросту не могут этого сделать. Понимаешь…
     Она замялась, подбирая слова. А когда вновь заговорила, в ее голосе внезапно зазвучало восхищение:
     – Место, в котором они находятся, предполагает абсолютное безразличие к делам мирским. Они выше этого.
     Меня начинало удивлять, как такая умная женщина может говорить такие недальновидные вещи. Как это безразличны? Душа пришла потому, что ее прислали. Причем довольно давно, оставив ей это задание. Не знаю, о каком мифическом запредельном мире мы ведем разговор, но там явно не все в порядке, раз некоторые оттуда сбегают, еще и отправляя шпионов вдобавок. Вслух я, конечно, этого не сказал, но чуть погодя все же спросил:
     – А заставить врать их могут? Или, скажем, имитировать светлую душу?
     Вопрос, кажется, застал ее врасплох. Я бы назвал это озадаченным молчанием.
     – Почему ты спрашиваешь? Что у вас там произошло?
     Я не решил еще, стоит ли такое рассказывать, поэтому вынужден был выкручиваться.
     – Загадки, туманные загадки. Я ожидал иного.
     Видимо усталость брала верх, и жрица отреагировала чуть раздраженно.
     – Не хочешь делиться своими тайнами – дело хозяйское! Не мешай тогда спать.
     Поняв, что разговор окончен, я перевернулся на бок, и скоро меня сморил сон.

Глава IX. Всему есть своя цена

     Я проснулся от того, что кто-то хлестал меня по щекам. Не видя, кто это, я перехватил руки и что есть сил сжал, останавливая.
     – Ай! Ты что?! С ума сошел?
     Голос явно принадлежал Маки. Наконец тяжеленные веки поднялись, и я, щурясь от света, разглядел его лицо. Надо сказать, физиономия соплеменника выглядела напуганно, а кисти, сжатые в моих кулаках, тряслись, вибрируя вспученными венами. Я с удивлением разжал руки, отмечая, что вокруг меня столпилась почти вся наша компания, таращась так, будто я одержимый какой. Селира опустилась рядом со мной на колени и приложила теплую и мягкую ладонь к моему лбу, а затем, нахмурившись, заговорила:
     – Ты кричал во сне. Нет, даже вопил! Что-то вроде «Стой! Стой!». И дальше невнятно. Что тебе снилось?
     Я рассеянно почесал затылок и удивленно уперся в нее взглядом. А ведь и правда было что рассказать. Дымка ночных грез неуловимо утекала от меня, как песок сквозь пальцы. Но оставалось кое-что, что необходимо было срочно им поведать, пока не забыл напрочь.
     – Я видел Ломкай-гора! Не знаю, как объяснить… Я как будто оказался там, но не сейчас, а целые десятилетия назад!
     Селира и Люнсаль напряженно переглянулись. А Маки, отметив это, резко взялся за вожжи правления:
     – Так, парни, нечего тут глазеть! Все готовимся выдвигаться. Барс, пригляди, чтобы работяги нормально загрузились. – Воин, коротко кивнув, увлек за собой Клойда и Фугу наружу, а мы остались вчетвером. Жрица, убедившись, что лишние уши нас не услышат, обратилась ко мне, проникновенно глядя в глаза:
     – Я тоже что-то почувствовала этой ночью! Словно кто-то протянул невидимую нить от нас туда.
     Она мотнула головой в сторону, но все и так поняли, о чем идет речь. Люнсаль, немного помявшись, пробормотал:
     – И я. Были неясные магические возмущения. Такое обычно возникает, когда кто-то открывает портал или…
     Он запнулся, и я продолжил за него:
     – Или использует сферу времени, чтобы отмотать назад события, произошедшие многие годы назад. Но я этого не делал!
     Теперь все снова уставились на меня, ожидая, что я удосужусь пролить свет на все это. Первым нарушил молчание Маки:
     – Кзор, не томи, ты видел что-то, что нам надо знать?
     Было трудно описать это ощущение. Я не помнил почти ни единого образа, события, картина стремительно выцветала, стираясь из памяти. Я не мог даже сформулировать, от чего этот обычный сон обратился в подобие вещего. Но кое-что, едва уловимое, все же будоражило мое сознание.
     – Важно не что, я видел, а то, что смог оттуда вынести и запомнить. Загадка или ребус, если хотите! У меня в башке до сих пор звенят слова. Не могу даже понять, отчего они были сказаны на нашем языке, но их значение ясно как день, как и то, что со мной говорил утаремо. Маки, доставай свою книгу и пиши!
     Он торопливо юркнул в темноту склепа и почти сразу выскочил обратно, держа в руках свои записи. Плюхнувшись рядом со мной на голый пол, он раскрыл чистую страницу и, держа наготове карандаш, выжидающе уставился на меня.
     Я кивнул ему и, закрыв глаза, начал нараспев читать:
Листва столетних крон, как саван,
В беззубой пасти истлевших камней.
Тропа тысяч душ и последняя гавань
Веками хранят сны ушедших теней.

Пройдя по тропам позабытым,
Глупцам уподобившись, стражу лги.
Откроются тайны, лишь кровью омытым,
Огни мертвецов чести предкам зажги.

Явись же, злой рок, в боли трех искупайся,
Твой путь освящает шальная звезда.
Будь сильным, как мы, никогда не сдавайся!
Над прожившим смерть власть ее не тверда.

     Я давно закончил читать, а мои спутники так и оставались недвижимы и хранили молчание. На то были причины – мы лезли в одно из самых опасных мест на Земле, и тот факт, что присутствующий в группе шаман смог уловит такое, не оставил равнодушным никого. Что это? Зловещее предзнаменование? Чья-то шутка? Ответов не было. Первым отошел от потрясения Люнсаль. Прокашлявшись и глянув на меня исподлобья, он заявил, обращаясь сразу ко всем:
     – Очевидно, что половина повествования относится напрямую к нашему рунианцу и, возможно, я подчеркиваю, возможно, не имеет к нашему путешествию ни малейшего отношения. Что же касается остального…
     Он некоторое время помолчал, словно решая, говорить или нет. Наконец, тряхнув головой, словно отгоняя какие-то мысли, продолжил:
     – Мне кажется, это действительно некий ребус, как сказал Кзор. Каждому надо запомнить этот текст. Возможно, это спасет чью-то жизнь, когда мы окажемся в лабиринте джунглей!
     Жрица, сидевшая все это время неподвижно, резко поднялась, и в ее глазах я увидел решимость.
     – Когда окажемся в джунглях, расскажем все остальным и попытаемся расшифровать хотя бы часть послания. Напоминаю вам, мы все еще в Гнилолесье и угроза здесь куда как ближе и реальнее!
     Никто не выступил против. Мы и без того сильно задерживались, и пора было делать отсюда ноги. Когда я вышел из крипты, то меня встретили довольно хмурые физиономии наших вояк. Оказалось, что под утро пропало две лошади. Перед самым рассветом дежурил Фуга. Парень клялся и божился, что не смыкал глаз, однако Барс продолжал его распекать почем свет.
     – Это каким надо быть болваном, чтобы не заметить, как у тебя увели две кобылы?! Две! Ты тупой или ослеп?
     При каждом слове Барс грубо тыкал своего подчиненного в грудь толстым указательным пальцем, заставляя отступать шаг за шагом назад.
     – Где ты был, кавильгир тебя дери, если не спал? Посрать отошел? Как стреноженные лошади могли пропасть без следа?!
     Не желая ввязываться в эту перепалку, я подошел к перевязи с конями и начал изучать землю вокруг. Отпечатки копыт пропавших лошадей были повсюду. Они топтались тут несколько часов, блокированные перевязью. Но дальше не было никаких следов ни животных, ни их похитителей. Ударившись о землю, я перекинулся в волка, чтобы осмотреть место другими глазами. Жадно втягивая ноздрями воздух, я силился почувствовать хоть что-то. Изучение почвы дюйм за дюймом не дало никакого результата, и все мои попытки уловить отголосок того, что здесь произошло, были тщетны. Встав на ноги, я подошел к сыплющему проклятиями Барсу и, похлопав его по плечу, тихо сказал:
     – Кажется, он ни при чем. Вокруг ни единого следа, значит, коней стащили не пауки или кто бы то ни было живой.
     Удивил всех Маки. Оказавшийся уже верхом, он громогласно для своего роста скомандовал:
     – Всем на лошадей. Быстро! Они не полезли в драку потому, что мы были в крипте под защитой светлых знаков леди Селиры. Сейчас мы все на ладони, возможно, этого от нас и ждали. Надо рвать когти! Всем на лошадей!
     Последние слова он прокричал. Скрываться уже действительно не было смысла. Подхватывая пожитки и выбрасывая то, что попросту некуда теперь было крепить, мы принялись суматошно собираться. Маки торопливо листал свои записи, то поднимая вверх какой-то кристалл, то сверяясь с компасом, беззвучно шевеля губами. Спустя десять минут наша команда уже скакала по лесу ровно с такой скоростью, чтобы не рисковать врезаться во что-нибудь на полном ходу. Мы двигались, стараясь не растягиваться, то и дело пришпоривая коней, которые стали отчего-то нервозными, будто переняв смятение своих седоков.
     На наше счастье, вскоре пошло редколесье, и стало чуть больше света, хотя его все равно доставало лишь на то, чтобы не свернуть себе шею. Сам того не замечая, я начал увлекаться этой гонкой, все увеличивая скорость, начав хлестать лошадь по бокам. Остальные, словно не сговариваясь, делали то же самое, и скоро мы уже перешли в галоп. То и дело кто-то из моих спутников залихватски гикал на коня, и вскоре гнетущее ощущение, с которым мы встретили утро, начало развеиваться, давая место азарту этой бесшабашной скачки.
     Мимо мелькали худые стволы елей и каких-то болезненных кустарников. То и дело появлялись остовы старых построек, почти все из которых уже полностью сложились к земле, так что нельзя было разобрать, чем это было когда-то. Со мной неожиданно поравнялся Маки. Не отрывая взгляда от дороги, он прокричал мне:
     – Если лес опять не выкинет какой-нибудь каверзы, в течение часа мы уже будем в южной части. Там безопаснее! А оттуда рукой подать до Долины!
     Что ж, я разделял его присутствие духа. Мне, как и всем, хотелось поскорее оказаться как можно дальше от земли, на которой не место живым. Несмотря на кажущееся спокойствие, не стоило забывать о том, что произошло утром. Нам в затылок дышала неизвестная, но от того не менее могучая сила, способная на похищение, не оставляя никаких следов. По правде сказать, я уже перебрал в голове с десяток погостных чудищ, способных на подобное, и ни в одном варианте не был уверен. Почему не было никаких следов? Меня не столько волновал вопрос потери животных, сколько отсутствие каких бы то ни было именно следов. Кому и зачем совершать подобное, не оставляя и намека на то, кто это сделал? Возможно, я неправильно ставил вопрос, может, именно здесь и крылась отгадка. Нас не тронули в склепе под защитой светлых знаков. Но и кони исчезли не все? Почему? Видимо, нас не хотели спугнуть раньше времени, а значит, погоня идет по следу. Эта мысль заставила меня нервно оглянуться.
     За моей спиной мерно покачивались головы Люнсаля и Селиры. Они гнали коней галопом, стараясь не отставать от авангарда. Сразу за ними скакали наши копатели, а замыкал движение опытный Барс. Я заметил, что из-за его спины торчал лук с наброшенной тетивой, и одобрительно хмыкнул про себя. Партизана Ведьминого бора не застанешь врасплох, он тертый калач, и это хорошо!
     Я припал к гриве лошади, держась одной рукой, а другой ощупывая карманы, проверяя, на месте ли мой боевой инвентарь. На правую кисть привычно скользнул кастет. Я всегда предпочитал это оружие чему бы то ни было. Ударная мощь в ближнем бою невелика, да и не позволяет держать дистанцию, зато не стесняет пальцы, позволяя плести стихийные фигуры для атаки. Основа кастета была отлита из стали, а наружную часть кисти прикрывала костяная пластина, усиленная рунами и оканчивающаяся волчьими клыками. Доброе оружие настоящего шамана, хоть и не слишком привлекательное.
     Внезапно сзади послышался треск. Поднявшийся грохот падения перекрывали дикие вопли боли и ржание лошадей. Я снова оглянулся и, выругавшись, что есть силы натянул поводья, гася скорость. Воины передо мной тоже завертели головами, останавливаясь, когда над лесом пронесся крик Маки:
     – Сюда! Скорее! У нас раненые! Боги, сколько крови! Сюда! Помогите!
     Я во весь опор рванул назад, на ходу спрыгнув с лошади. В каких-то двадцати ярдах от места, рядом с которым мы только что промчались, зиял гигантский провал в земле. Жрица и волшебник стояли на коленях у самой ямы, пытаясь достать что-то снизу руками, а с противоположной стороны на земле лежал спешившийся Барс, так же тянувший руку куда-то вниз. Когда я подбежал ближе, то сердце мое содрогнулось от суеверного ужаса, а в животе разлился холодок позорного страха. На дне ямы лежали три лошади и наши рабочие. По всей поверхности провала на дне и даже на стенах торчали какие-то острия, многие из которых насквозь пронзили тела несчастных людей и животных. Двое рабочих, кажется, погибли на месте, они лежали лицами вниз, а из их спин торчали сразу несколько острых кривых лезвий. С моего лба ручьем полился холодный пот, когда я понял, что это не что иное, как реберные кости. Вся яма была буквально нашпигована отточенными костями. Не помня себя, я заметался по краю провала, ища веревку, а потом начал срывать с коней поводья, перевязывая их между собой.
     Последний из рабочих был еще жив, но вид его был ужасен. При падении он сломал ногу. Перелом был открытым, и бедняга вопил как умалишенный, но его лицо было белее мела. К тому же парня передавила лошадь, упавшая замертво, когда острое ребро вошло ей прямо в глазницу. Самое страшное было в том, что мы никак не могли им помочь. Обезумевшие от страха животные метались по яме, напарываясь на новые и новые ребра-лезвия и, сходя с ума от боли, умирали, сминая друг друга и несчастных людей.
     Я так и не успел связать из поводьев веревки нужной длины, когда все было кончено. Мы стояли над ямой в каком-то жутком оцепенении, тяжело дыша и вращая головами. Опустившуюся нежданную и будто неуместную тишину нарушил глухой голос Фуги:
     – Какой, мать вашу, больной ублюдок мог сотворить такое?
     – Это некромант.
     Все оглянулись на жрицу. Ее лицо было перекошено от отвращения, грудь часто вздымалась от дыхания, а на лбу выступила испарина. Селира плела в воздухе какие-то знаки, продолжая говорить:
     – Ты абсолютно прав, Фуга! Это именно больной ублюдок! Теперь я понимаю, почему он забрал утром двух коней. Чтобы в яму наверняка попались всадники, а не только груженые животные. Он не был уверен в себе, чтобы напасть сразу, и решил загнать нас в ловушку, убивая медленно и поочередно! И проклятый лес явно заодно с этой тварью, раз столь безошибочно вывел нас именно на его яму!
     Она вдруг подняла на нас глаза, полные ярости:
     – Мы в полном дерьме, мальчики! Это его территория! Сколько еще таких ям? Что есть еще?!
     Селира, обратилась ко мне тоном, не терпящим возражений:
     – Прежде чем ты что-то скажешь, уясни одну простую вещь – все это для нашего выживания, иначе – труба.
     Подойдя вплотную, она обвила мою шею своими руками, и я почувствовал, как она дрожит, ей было действительно очень страшно, жрица едва сдерживала себя:
     – Сожги трупы, Кзор! Эта тварь станет сильнее от свежей людской крови. Я отпущу их души, а ты сожги трупы! Прошу, скорее!
     Я быстро кивнул и, разведя в стороны руки, начал нагнетать в себе первородную мощь пламени. Есть моменты, когда рассуждать о морали и нравственности попросту преступно, нужно действовать стремительно, поскольку от каждой секунды может зависеть чья-то жизнь. Языки огня кроваво-красными сполохами полились с моих ладоней в ловушку, ставшую братской могилой. Между тем остальные члены отряда образовали вокруг нас подобие кольца. Маки уже вращал по сторонам своей чудовищной винтовкой, а Люнсаль шептал заклинания, от чего в воздухе тускло вспыхивали возводимые им барьеры.
     Воздух наполнился сладковатым запахом горелой плоти, а я все нагнетал температуру, проливая новые и новые языки пламени в яму. Нужно было оставить только пепел. Скоро на запах со всего гниющего леса должны были потянуться такие твари, каких и днем лучше не видеть. Время опять работало не на нас. Жрица стояла рядом со мной, читая молитвы. Она воздевала руки к небу, чертила защитные знаки, нараспев отправляя заупокойные слова несчастным. Несмотря на то, что Селира работала как механизм, по ее щекам ручьем текли слезы, которые она не скрывала.
     Когда мы закончили, воины уже изловили наших перепуганных коней, а сами находились в седлах. Я заметил, что жрица не спешит уходить, а вращает головой, буравя взглядом чащу. Она явно хотела дать бой неизвестному некроманту, и это надо было пресечь. Я дотронулся до ее плеча, увлекая за собой, но она не пошевелилась. Я дернул ее настойчивее, но она лишь нервно оттолкнула меня, ругнувшись. Мне не оставалось ничего другого, как пойти на крайние меры. Рывком я развернул ее к себе и хорошенько влепил пощечину.
     – Очнись! Надо уходить! – прокричал я ей, но она, казалось, меня не слышала.
     От удара жрица упала на землю, но тут же вскинулась, гневно сверкая глазами и хищно сжимая пальцы, как вдруг ее лицо осунулось и будто стало на несколько лет старше.
     – Спасибо тебе… Ох! Прости, пожалуйста.
     Она, больше не мешкая, запрыгнула в седло, стараясь не смотреть на яму.
     – Это ты прости, – буркнул я, изо всех сил стараясь не думать о том, что только поднял руку на женщину.
     Мы снова тронулись в путь. Не было больше бешеной скачки, лошади шли рысцой, а каждый из всадников был начеку. Селира, не терпя и малейших возражений, заявила, что теперь замыкает колонну она. Ее довод был крайне прост – если кто-то снова угодит в ловчую яму, она может успеть набросить защитные чары на падающего, что позволит избежать таких увечий и соответственно новых жертв. В этом была логика, но меня не покидала мысль о том, что позади нас скачет женщина, которую должны защищать мы, а не наоборот.
     По сторонам мимо нас снова замелькали ели, изъеденные каким-то белесо-желтым мхом. С момента, как нам встретилась последняя заросшая дорога, прошло более двух часов, и я подумал, что это скорее хороший знак, чем наоборот. Чем дальше от возможного места встречи с отжившей свое деревней и старым кладбищем, тем меньше шанс встретить какую-нибудь тварь. Мимо меня проскакал Маки, отчаянно хлещущий по бокам своего коня. Оказавшись во главе нашей колонны, он поднял ружье, привлекая наше внимание, и замедлил движение коня, останавливаясь.
     Когда мы с ним поравнялись, он уже с головой сидел в своих записях, опять что-то сверяя и подсчитывая. Наконец он захлопнул книгу и, сняв очки, затараторил:
     – Мы очень близко к границе, полчаса-час, и мы выйдем к старой дороге, которая приведет нас прямо к переправе, – он посмотрел на меня. – К хорошей переправе, не беспокойся! Здешнее течение слишком сильное, чтобы опять рисковать. Давайте, ребята, выше нос, мы уже почти вырвались! – Сказав это, Маки осекся, понимая, что повода веселиться все еще нет.
     Однако в чем-то я был с ним согласен. Горевать и думать, что делать дальше, будем, когда выберемся из этой дыры. Мы уже собрались тронуться в путь, как вдруг жрица подняла ладонь вверх. На ее лице читались напряжение и холодная решимость, когда она медленно проговорила:
     – Бежать больше не придется.
     Я повернул голову по направлению ее взгляда. Там стоял он. Длинные седые волосы были редкими и спутавшимися в грязные копны. Тело скрывало одеяло из черных иссохших листьев и хвои, обуви незнакомец не носил, из синеватых пальцев торчали орлиные когти, загнутые в полумесяцы. На руках, ближе к кистям, виднелись старые изломанные перья, а из-под густых темных бровей на нас неотрывно смотрели два огонька немигающих красных глаз. В руке некромант сжимал какую-то корягу, в которой с трудом угадывались очертания, должно быть, красивого когда-то посоха, навершие которого сейчас украшала связка из различных черепов.
     Тьма порождает самые разные кошмары, и глуп, кто думает, что знает все их виды и проявления. Гнилолесье родило свой – перед нами был не кто иной, как мертвый тальгед. Темные чары выпили его душу многие годы назад, а зловещий лес принял тело, и теперь он был тем, кем стал после произошедшей здесь катастрофы, ночным кошмаром Гнилолесья. Все встало на свои места, но не было от этого легче. Вот почему нас преследовало чувство, что сам лес за нами наблюдает – это был сын Монара, так и не оставивший свою родину. Вот кто украл наших лошадей и кто заманил нас в свою ловушку. С самого начала он следил за нами, играя как кот с мышами, которые не осознают, что находятся во власти хищника. Каковы шансы совладать с врагом в его же логове? Ничтожно малы, если не ухватиться за единственно верный – внезапность.
     Глядя прямо ему в глаза, я, стараясь, чтобы голос не дрожал, прокричал:
     – Ей, мужик! Там что-то сзади тебя!
     В следующую секунду с моих пальцев сорвалось пламя. Сгусток огня взвился к колдуну, но тот в последний момент отклонился, уходя в сторону. Огонь залил землю, обнимая ступни некроманта, но тут же погас, не оставив даже ожогов. Над моим ухом вжикнула стрела, устремившись к цели. За ней еще одна, и еще, и еще. Воины, отойдя от оцепенения, принялись за работу, забрасывая врага стрелами, которые, однако, либо пролетали мимо, либо впивались в листья на его мантии и отпадали истлевшими, как старый хворост. Маки попытался выстрелить, но мушкет раз за разом давал осечку, пока механизм окончательно не заклинило. Тем временем колдун припал на четвереньки и, вытянув раскрытую ладонь, поднял глаза, уставившись прямо на меня.
     В следующую секунду я повалился на спину, а деревья вокруг замелькали, как будто я мчался навстречу врагу. Мои стопы крепко сжимали черные корневища, которые, разрывая торф, тащили меня прямо на колдуна. Я пытался вырваться, вновь и вновь силясь попасть по некроманту вспышками огня, но ему все время удавалось отводить пламя в сторону, гася словно свечу. Между тем Люнсаль осыпал противника искрящимися кометами, прорезающими пространство, но не причиняющими ему никакого вреда. Дело складывалось прескверно! Повинуясь инстинкту, я опустил руки, оставляя попытки поразить его, используя силу элементов.
     – Пришло твое время, старый друг! – в отчаянии подумал я.
     Лапы выскользнули из деревянных оков, когда до колдуна оставалось не более пяти ярдов, а мой взор наполнился тенями животного мира. Огласив лес неистовым ревом, я бросился вперед прямо на него, уже не пытаясь держать дистанцию, лишь петляя между деревьев. Кажется, воины поняли мой маневр и увеличили плотность стрельбы настолько, что начали превращать некроманта в подушечку для иголок.
     Четыре удара сердца, и я, изо всех сил оттолкнувшись лапами, устремился в прыжке к его горлу. Удар посоха пришелся мне в бок, сбивая с траектории движения, но едва коснувшись земли, я прыгнул снова, пытаясь ухватить его за предплечье правой руки. Внезапно мои лапы что-то обхватило снизу и потащило назад. Но прежде чем я понял, что меня опять сжали ожившие корни, в них ударила ослепительная вспышка света, заставляя пульсирующие темные стебли изгибаться. Почувствовав слабину, я прыгнул вновь, на этот раз почувствовав, как челюсти смыкаются на его левом запястье, ломая старые кости и оставляя отвратительную культю. Очередной тяжелый удар посоха выбил дух из моих легких. Тварь была поразительно ловкой! Оба бока нещадно саднило, а головокружение от нехватки кислорода заставляло меня лишь стоять, разинув пасть, жадно глотая воздух.
     Однако в красных глазах некроманта не было торжества, я видел в них ужас! Люнсаль, отчаявшись причинить какой-либо ущерб, сделал, пожалуй, единственное, что мог в такой ситуации: широко расставив ноги и раскрыв обе ладони перед собой, он непрерывно хлестал некроманта потоком силы, закручивающейся в спираль вокруг тела противника, блокируя его движения. В один миг осознав, что ему конец, он попытался поднять руку с посохом, целя прямо в меня, но она обрушилась наземь, не причиняя никакого вреда. Воины уже работали палашами, как сноровистые дровосеки. За правой рукой последовала голова, затем вторая рука. Войдя в боевой раж, они буквально изрубили тело противника на куски.
     Я, тяжело дыша, поднялся на ноги, держась за ребра. Клойд с готовностью подскочил, подставив мне плечо, и я с благодарностью оперся на него, чувствуя тяжесть. Тварь была нечеловечески сильна, а удары посоха запросто могли убить на месте, если бы не звериная прыть, благодаря которой мне удавалось избежать попаданий в голову. Селира уже работала надо мной, я чувствовал ее горячие ладони на своей коже, но оставалось еще одно незаконченное дело. Чуть отстранив ее, я опустился на колени, и с моих пальцев заструился огонь, охватывая останки некроманта и жадно поглощая их, стирая даже память.
     Посовещавшись, мы решили не делать больше привалов и покинуть наконец этот лес, пока не нашлось еще какого-нибудь оскверненного чудовища, жадного до наших жизней. Когда воины ловили перепуганных лошадей и складывали разбросанный тут и там скарб, жрица продолжала исцеление моих гематом. Горячие ладони Селиры снова заскользили по моей коже под одеждой, и я с наслаждением закрыл глаза, чувствуя, как боль отступает. Мы недвижимо стояли, как два изваяния, почти не шевелясь и ничего не говоря друг другу. Когда я открыл глаза вновь, перехватив ее взгляд, то вдруг заметил в нем легкий укор. Она чуть прильнула ко мне, ближе, чем позволяло приличие, и прошептала в ухо так, что я почувствовал жар ее дыхания:
     – Тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь погибнуть? Не дело шаману отвлекать на себя врага, для этого есть воины.
     Я лишь пожал плечами. Разве в такие моменты остается время на размышления? Но Селира явно ждала ответа, напряженно глядя на меня. Я примирительно улыбнулся, взяв ее ладонь обеими руками:
     – А что если бы, когда я вырвался, он схватил кого-нибудь другого? Что если бы корни атаковали тебя, опрокидывая, сминая и ломая руки и ноги? Тут не о чем было думать, в бою каждый делает то, что первое приходит на ум.
     Ее щеки залила краска, и чтобы разрядить обстановку, я решил добродушно отшутиться:
     – Да брось, ради такого приятного лечения я только и буду что совать голову в Бездну!
     Она продолжила заживлять мои ушибы и довольно чувствительно ущипнула меня прямо за синяк, возвращая смешок после моей скабрезности, но в ее глазах я заметил игривую искорку.
     Уже через час нам открылся довольно старый, но еще крепкий и надежный мост через горную, шумную и, без сомнения, опасную реку, бегущую по дну ущелья. Гнилолесье осталось позади. На середине моста я рассеянно развернулся, глядя на павшее годы назад царство Пепельных елей. Ветви застыли скорбной оградой, а дымка, скрывающая мелкие очертания, едва различимо, как молоко, заливала подножия деревьев. Хоть и превратившись в сущий кошмар, Монар оставался великим!
     Но всему есть своя цена. Три человека и пять лошадей – такова была плата за проезд. Мы лишились рабочих, более чем половины поклажи, провизии, инструментов и много чего еще. Я даже устыдился, что думаю сейчас о каких-то вещах, – люди погибли, имен которых я так и не узнал и уже не узнаю. Тряхнув головой, отметая тяжелые мысли, я двинулся за своими товарищами, больше не оборачиваясь. Впереди нас ждало еще многое, и сожаление – едва ли не худший помощник в любом деле.

Глава X. На острие ножа

     Капли дождя лениво барабанили по старому навесу, сплетенному из бамбуковых жердей и сухих лап пальмовых ветвей. Отголоски грома глухим эхом раздавались к северу, но уже намного реже и тише. Я то и дело протягивал руки из-под навеса, подставляя ладони дождю, набирая пригоршни воды, и с удовольствием промакивал ими лицо. До начала ливневого сезона было еще далеко, и сейчас стояла мучительная и изнуряющая духота. В такие моменты дождь был очень кстати, и я от души наслаждался этим послаблением от природы. В срывающихся с неба каплях воды резвились водные элементали, как и я, радуясь нечаянной грозе. Один из них, пролетая мимо, остановился на мне взглядом мутных и чарующих глаз без зрачков.
     Стихийные духи вполне привычны к тому, что большинство живых их не видят, поэтому всегда с интересом относятся к тем, кто способен к зрительному контакту с ними. Мой наставник очень давно рассказывал, что многие из них недолюбливают таких, как я, за то, что шаманы способны подчинять элементалей и заставлять работать на себя. Поэтому, стараясь всем своим видом показывать безучастность, я дружелюбно подмигнул ему и, набрав новую пригоршню под дождем, вложил в нее частичку своей силы. Водный дух застыл, с интересом наблюдая за мной, и я выплеснул заряженную воду на него. Ему явно пришлось по душе мое приветствие, и элементаль, крутнувшись вокруг своей оси, в ответ прыснул мне в лицо каплями и умчался к реке. Я довольно ухмыльнулся, вытирая воду с лица, провожая его взглядом. С любой стихией шаман должен дружить и уважать ее. Никогда не знаешь, какая помощь и где может тебе понадобиться в трудный момент, поэтому кредит доверия лучше зарабатывать заранее.
     Когда мы пересекли границу Долины Томагавков, то сразу принялись искать место для отдыха. На севере джунгли еще не стояли непроходимой стеной, и мы могли обстоятельно подыскать место предполагаемой стоянки. Маки, немного попетляв, вывел нас к заброшенной хижине, которую, по его словам, раньше использовали как перевалочный пункт охотники. Она действительно оказалась пуста, когда наша изможденная марш-броском группа прибыла сюда.
     Со дня выхода из Гнилолесья прошло уже два дня, а мы все еще оставались на отдыхе. Решение о том, что всем надо выспаться и хорошенько поесть, было принято единогласно. Кошмар, который пришлось пройти нашему отряду, сильно подкосил не только численность, но и моральный дух команды. Отправляясь в путешествие, каждый осознавал, что идет на риск, однако не каждый думал о том, что потери будут ждать нас еще до подхода к основной цели.
     Маки почти все время хранил мрачное молчание, лишь изредка бросая короткие фразы и давая односложные ответы, если обращались к нему. Нетрудно было догадаться, что он винил себя в случившемся. Как ни крути, а это было его решение идти кратчайшим путем. Я не осуждал его нисколько. В этом не было ровным счетом никакого смысла, ведь вина была, как часто случается в нашем мире, лишь на одном чувстве – на жадности до наживы.
     Наши вояки с утра ушли на рыбалку. Маки долго уговаривали присоединиться к ним, но тот наотрез отказался, мотивировав это тем, что не любит рыбу и собирается подстрелить какую-нибудь птичку себе на обед. На том и порешили, воины отправились вниз по реке к порогам. Рыба там действительно буквально кишела, и ее можно было ловить даже без соответствующей снасти. Маки же, вооружась своей грозной винтовкой, отправился прямиком в джунгли, наплевав на наши увещевания не шастать поодиночке.
     Когда он ушел, мы вместе со жрицей единым фронтом надавили на Люнсаля, и тот нехотя, но поплелся следить за ним. Дело было, конечно, не в рыбе, Маки стал слишком замыкаться, и мы должны были это пресечь на корню. Успеху дела такое не способствует, а вот навредить может очень сильно.
     Селира осталась со мной, и мы сидели под навесом, лишь изредка перекидываясь короткими фразами. Царили умиротворение и спокойствие, что несказанно радовало меня в эти минуты. Нет, не то чтобы мы совсем растеряли осторожность! Маяки и ловушки были расставлены вокруг периметра лагеря тремя линиями, а по негласному соглашению кольчуги уже не снимались даже ночью. За время нашего недолгого путешествия мы очень сблизились со жрицей, и хоть это не перерастало пока во что-то большее, но я начинал ощущать зарождающееся теплое чувство привязанности. Оно меня и настораживало, и радовало одновременно. Заметив мой фокус со всплеском силы, она проследила взглядом за направлением движения воды. Ничего не заметив, жрица не удивилась, видимо, поняв, кому это было адресовано.
     – Какие они? Какими ты их видишь? – задумчиво спросила Селира.
     Я помедлил с ответом, подбирая слова:
     – Наверное, лучшим ответом будет – разные. Они как мы, Селира. Если приглядеться, совершенно не похожи друг на друга при кажущейся одинаковости. Их сложно понять, у духов и элементов нет цивилизации, к ним не применимы стандарты нашей формы бытия, они просто совершенно другие, но их мир от этого не менее прекрасен!
     Жрица задумалась и когда подняла на меня вопросительный взгляд, я с удивлением увидел в нем тревогу:
     – Ты опять говорил ночью. Я понимаю, что для шамана это может быть нормальным, но то, что я услышала, меня очень обеспокоило. – Ее лицо выглядело как нельзя серьезным. – Иногда ты говоришь чужим голосом!
     Видимо, стоило объясниться. Не зная, с чего начать, я, выдержав паузу, решил вывалить все как на духу:
     – Я действительно вижу много необычных снов. Некоторые из них не поддаются описанию вообще. В них я попадаю в земли, каких никогда не пересекал, и странные миры, которые пугают и зачаровывают одновременно. А последнее время кто-то словно пытается залезть ко мне в голову, присылая такие картины, что иначе, как кошмары, их и не назовешь.
     Селира немного помолчала, нахмурив лоб. Затем, ничего не говоря, взяла меня за ладонь и накрыла ее своей, прищурив глаза, будто вслушиваясь.
     – На тебе точно нет ни порчи, ни сглаза, я бы заметила. Но если ты позволишь, то я могла бы попытаться почистить твою ауру. Думаю, если кто-то действительно таким образом следит за тобой или вводит в заблуждение, запугивая, то я смогу блокировать это своей силой.
     Предложение было весьма заманчивым, учитывая то, что после любого такого сна я испытывал адские головные боли. Но хоть мне и не хотелось обижать жрицу, отказываясь от помощи, я все еще был не готов принять решение о том, дар эти видения или проклятие.
     – Послушай, я ценю, что ты пытаешься помочь, но мне кажется, что именно сейчас важно видеть каждый сон и слышать каждую подсказку! У меня ощущение, что рядом со мной вот-вот произойдет нечто чрезвычайно важное, и я обязан быть к этому готов, – оглядевшись по сторонам и убедившись, что нас не подслушивают, я продолжил. – Есть еще кое-что, что тебе нужно знать! Сегодня ночью я видел Зоркундлат.
     Горячий ветер, завывая, как пустынный койот, гнал по барханам закручивающиеся в спирали вихри. Несмотря на опустившуюся над миром ночь, свет звезд проливал на пески свой след, оставляя серебристые дорожки. Морайна Анарет Шандайла стояла, прижавшись к все еще горячему камню в глубине оазиса. Ветер мягко трепал ее волосы, бросая пряди на лицо, которое застыло напряженной маской. Минуты сливались с часами, а она стояла недвижимо, вглядываясь в ночь. Морайна Анарет Шандайла. Она всегда ненавидела свое полное имя, считая его слишком куртуазным, и теперь, когда в мире живых больше не было единственного, кому она позволяла называть себя уютным и теплым именем Мори, ее чувство лишь укрепилось.
     Брат отправился на разведку еще два дня назад и этой ночью должен был вернуться с вестями. Время шло, а он все не появлялся, и Морайна начинала нервничать еще сильнее, машинально скребя камень длинными отточенными ногтями.
     – Где его носит? Вдруг что-то случилось? Пойман? Предан? Я не переживу потери и его! – Мысли лихорадочно проносились в голове девушки, одна тревожнее другой.
     Наконец в отдалении что-то мелькнуло. Ветер относил звуки в сторону, но вендази по-кошачьему сжалась, готовая к прыжку, и замерла, во все глаза вглядываясь в ночь. Мгновение спустя неподалеку, со стороны покосившейся полуразрушенной крепостной стены, раздался шорох, словно мелкие камешки осыпались с растрескавшейся кладки. Морайна оставалась недвижима как статуя и даже не шелохнулась, лишь пальцы руки скользнули к бедру, снимая с перевязи маденуши.[29]
     – Ты же не собираешься выстрелить в родного брата? – слова, прозвучавшие за спиной, заставили ее вздрогнуть и тут же выдохнуть.
     – Скажи, Шабор, тебе и правда обязательно каждый раз устраивать этот спектакль? Я же могла выстрелить! – Морайна не была в восторге от манеры появления своего брата, который сейчас стоял, благодушно скаля клыки.
     – А еще ты могла бы для разнообразия не подставляться, – парировал мужчина и, оглядевшись вокруг, опустился на колени и принялся шарить руками в песке.
     Нащупав кольцо, он потянул на себя, открывая проход, и Морайна бесшумно скользнула внутрь грота, двигаясь вдоль стены наощупь. Это была старая нора из времен, когда Шабор промышлял контрабандой и все в жизни было легко и понятно. Текущее же положение дел вновь открывало не слишком веселую перспективу подполья и случайных заработков на неопределенный срок. Наружная заслонка входа, не издав ни единого звука, опустилась на свое место, и до слуха Морайны донесся легкий шелест бегущего по дереву песка. Наверное, строители предусмотрели безопасность этого места таким образом, что, даже закрывая входной проход изнутри, механизм заслонки засыпался песком, скрываясь от посторонних глаз. Между тем Шабор извлек из кармана куртки два кремневых диска и отточенным движением высек сонм искр, воспламенивших оставленную на небольшой стенной нише клетку с загнутым фитилем. Языки пламени принялись жадно пережевывать материю, отбрасывая по сторонам вытянутые тени и отражаясь в глазах вендази. Морайна уже собиралась двинуться по коридору, но, поймав на себе задумчивый взгляд брата, остановилась:
     – Что ты так смотришь? Что?
     – Огонь в твоих рубиновых глазах напомнил мне о Ширифанди.[30] Что наша жизнь сделала с тобой? Когда моя маленькая сестра стала взрослой? – он выглядел подавленным и постаревшим, будто его не было не несколько дней, а лет.
     – Шабор, не неси ерунды! Я давно не ребенок и не собираюсь совершать глупостей! Мне нужна помощь. Скажи, наконец, что ты узнал?! – в конце гневной тирады девушка почти перешла на крик, но смогла сдержаться, понимая, что не только нарушает конспирацию, но и переходит черту, так разговаривая со старшим братом.
     – Не здесь. Следуй за мной, мне нужно многое тебе рассказать… – последние слова Шабор произнес на ходу, снимая с ниши клетку фонаря и шагая в расступающуюся тьму.
     Стены коридора были сложены из крупных блоков пемзы, лишенных какой-либо чистовой обработки или узора. Вендази прошли несколько ярдов, не разговаривая, пока не уперлись в простую на вид деревянную дверь. В двери отсутствовали замочная скважина, навесной замок и даже ручка. Шабор поднял руку и провел ею перед собой, не касаясь дерева буквально на пару дюймов. На миг прямо в воздухе возникли два пары глаз, которые уставились на гостей со стен коридора. Морайна вздрогнула, но, видя спокойствие брата, сохранила самообладание, не двигаясь и давая кадвембисам[31] изучить себя. Духи безучастно осмотрели их и исчезли так же равнодушно, как и появились. Дверь едва скрипнула, пригласительно отворяясь, и Шабор шагнул внутрь комнаты. Морайна поспешила следом, боясь задерживаться даже на миг, и лишь оказавшись внутри, осознала, что уже видела это место однажды.
     Стены помещения покрывали ковры дорогой работы, на которых изображались батальные сцены прошлого. Вдоль стен в хаотичном порядке были нагромождены различные тюки, ящики, сундуки, свитки и еще много чего. Между тем Шабор уже сидел за письменным столом, стоящим в центре комнаты, и перелистывал какие-то записи. Девушка села на стул напротив него и замерла, как натянутая струна, пожирая его взглядом. Наконец ее брат отложил записи и, сцепив руки в замок на животе, откинулся на спинку стула, подняв взгляд на сестру.
     – Итак, с чего бы начать? – он устремил взгляд в полоток и, словно соглашаясь с самим собой, продолжил: – Пожалуй, начну с сути. То, с чем столкнулся Чанранский рынок, проблема не только парочки вроде нас с тобой, но всего нашего народа. Я говорил с несколькими влиятельными клыками, которые согласились на откровенность даже с учетом того, что меня сейчас ищут…
     Шабор вдруг встал и несколько раз прошел взад-вперед по комнате, а когда остановился, в его глазах явственно читалось отчаяние:
     – Мори, будет война. Ты не сможешь пройти в Слагрунаар тайно, не сможешь пробиться туда, чтобы исполнить последнюю волю Дарека, даже если соберешь свою собственную армию! Это была не просто провокация, а часть чудовищного плана! – последние слова он прошипел, встав напротив сестры на колени и обхватив ее плечи обеими руками.
     – Значит, мои опасения… – Морайна не подала виду, что обратила внимания на то, что он вдруг назвал ее Мори, она была шокирована и еще не знала, как реагировать на такие новости. – Что конкретно ты узнал, Шабор? Ты же не трус! В чем дело?
     Он снова ответил не сразу, а когда заговорил, то ей показалось, что это вовсе не ее брат, таким неуверенным и напуганным он выглядел:
     – Инцидент с атакой на тальгедский караван не был случайностью. Тревожные вести поступают со всех рубежей нашей необъятной земли. Две недели назад Авалле на границе с Солмнис начал строительство камнеметных орудий и защитных укреплений. Ты только вдумайся! Зачем? Дальше хуже. Наши соглядатаи заметили подозрительную активность в Корви. Внезапные полковые тренировки пехоты, начавшаяся с сезоном сбора урожая заготовка сухофруктов в кратно увеличенных объемах, незапланированный набор рекрутов из числа крестьян для подготовки фаланговой пехоты!
     – Смею предположить, что свободные княжества и раньше так себя вели. Ни для кого не секрет, что именно им доставалось всегда больше других, – спокойно ответила Морайна, все еще не разделяя опасений брата. – Нет ничего необычного в простых потугах укрепить собственную оборону, когда сильные мира играют мускулами.
     – Есть мнение, что это не просто взаимосвязанные события, а последовательная цепочка действий нашего врага. Слагруны! Нам стало известно, что только за последние три или четыре месяца они построили для Арскейя порядка двадцати своих воздушных машин. Этих… Ну как их там?!
     – Дирижабли, – проговорила Морайна задумчиво. – Они называются дирижаблями.
     – Да, они самые, – Шабор облизал пересохшие губы. – Зачем, скажи на милость, им такое количество воздушных судов? Что они будут защищать и, главное, от кого? И ведь ты знаешь, даже это еще не все!
     Он вдруг расхохотался, а когда успокоился, то заговорил совсем тихо, будто боясь, что его могут услышать:
     – Мори, ты когда-нибудь слышала о зеленых духах Долины Томагавков? – не дожидаясь ответа, он продолжил: – Знаю, слышала, вопрос сейчас в другом. Кто придумал это? Годами в Долине пропадали наши соплеменники. Как-никак проклятые джунгли – это основная граница Зоркундлат на суше, и мы пытались ее держать или по крайней мере контролировать. Но воины и охотники пропадали все чаще, их смерти списывали на диких зверей, на лабиринты, полные ядов и спящего смошадор. Мы сами выдумали эти дурацкие сказки о зеленых духах, которые мстят живым за погибель своего народа! А вместе с тем шли годы в полном незнании сути!
     – Причем здесь война? – спросила Морайна, уже начиная догадываться, каким будет ответ.
     – Это империя, Мори. Тела не могут годами исчезать без какого-либо следа. Сколько так было потеряно клыков? Сотни! Кое-кто считает, что это не фатальные случайности, а результат работы диверсионных отрядов, причем не обычных, а состоящих в основном из магов из Академии Тайн! Годами они водили нас за нос, ненавязчиво вытесняя из Долины!
     – Но почему Долина? Даже если это так. Допустим! Какой им смысл забирать себе непроходимый для большой армии участок смертельно опасных джунглей?
     – Сестра, сопоставь все факты! – Шабор похлопал ладонью по столу. – Корви и Авалле готовы к обороне. Они займут выжидательную позицию, возможно, даже не будут участвовать в конфликте. У них одна задача – стоять стеной и не пропустить нас. И в это время над джунглями, на гигантском и совершенно незащищенном участке, к нам хлынет империя на своих дирижаблях. Сколько они смогут перевезти десанта? Судя по приготовлениям, достаточно, чтобы нанести такой удар, какой стая не получала очень давно!
     – Это может быть так. Все знали, что однажды Арскейя придет забрать свое. Но мы будем готовы! Мы же стая! Где твоя уверенность, брат?
     Шабор устало покачал головой, словно учитель, отчаявшийся что-то вдолбить неразумному ученику:
     – Мори, мы проиграем! Север все рассчитал на этот раз! Все, что я рассказал тебе, лишь догадки. На деле все может оказаться гораздо хуже. Мы слишком долго купались в своей силе и славе, в то время как враг готовил удар. Кроме того, у Арскейя есть воздушный флот, какого еще не видывал свет и которого нет у нас. У них в запасе маги людей и шаманы рунианцев. А что есть у нас? Некроманты тальгедов, которые нас ненавидят! Которые теперь уверены, что мы продолжаем их резать! Ты знаешь, что сестра их царя с детьми сейчас в заложниках сайера?
     – Что?! – девушка вскочила с места. – Как? Когда? Зачем? Твою мать! Он что, рехнулся?
     – Тальгеды начали волнение! Говорят, треклятый караван не единственная их потеря за последнее время. Тут уже вспомнились еще какие-то старые дрязги, и началось. Сразу несколько влиятельных семей прекратили торговое сообщение с Чанранским рынком, поползли слухи о замаскированных ячейках мятежников, что настроены лояльно кому угодно, но не нашему вождю. Сайер смекнул, что случись сейчас война, которая может сулить поражение, то колдуны обязательно переметнутся снова. Все знают, что им до сих пор нужна собственная земля, которой им так и не дали! Сестра царя тальгедов со своей семьей гостила в Муткарге,[32] когда тревожные вести дошли до сайера. Мышеловка захлопнулась! Пока их просто не выпускают, делая заложниками гостеприимства, но уже понятно, что они не покинут стен города в ближайшее время. – Он всплеснул руками и замолчал.
     – Значит, встречу с младшим братом Дарека придется немного отложить. – Казалось, что Морайна осталась спокойна, если бы не руки, сжавшие подлокотники стула так, что дерево заскрипело.
     Гнетущую тишину, повисшую в воздухе, нарушили слова, прозвучавшие как суровый рок:
     – Сайер призвал шепчущих.[33] Всех преступников и рабов свозят в столицу для большого костра. Боюсь, это ждет и меня, сестренка… – последние слова Шабор сказал совсем тихо, не мигая глядя в ее глаза.
     – Вы! Вы все! – крик Морайны эхом прозвучал в гроте, оборвавшись лишь на миг, когда она, рыдая, рухнула на грудь брата. – Будьте! Вы! Прокляты!
     Я давно закончил свой рассказ, а Селира продолжала хранить молчание, сидя, обхватив колени руками и прижавшись к моему боку.
     – Знаешь, я все думаю над твоими словами о подготовке империи к войне. – Жрица наконец вышла из ступора и заговорила, прищурившись, словно взвешивая все за и против. – Допустим, что некоторые вещи могут быть правдой. Но если бы такое вторжение в действительности готовилось, мы бы знали об этом и раньше! Да что там раньше! Я думаю, что нас бы и через границу не выпустили, но мы не встретили ни единого кордона.
     Это было чистой правдой. Но что если нам доступно видеть лишь ту часть картины, которую положено?
     – Я размышлял о том, что ты говоришь, и вот к чему пришел. А что если лучший способ сохранить скрытность – это вести игру от начала и до конца? Что если Арскейя, устраивая провокации на территории вендази, сделает подобное и у нас? Это было бы умно! Из простых людей войны не хочет никто. Но что если дать им вместо флага и обязанности нечто другое?! Врага, который покусился на их свободу, и вложить в руки оружие и долг защищать Родину от агрессора?
     – Тогда поднимутся тысячи и с именем Союза Севера на устах устремятся в бой, чтобы мстить… – жрица, по-видимому, пришла к тому же выводу, что и я. – Тогда у нас не так много времени.
     – Остальным рассказывать будем?
     – Не стоит. Мы не можем быть уверены, что твои сны сбудутся, зато напугают их прилично. Кстати, ты можешь называть меня Сели и Сел! – жрица лучезарно улыбнулась, чуть склонив голову набок.
     Эта неожиданная перемена в настроении и нашем разговоре застала меня врасплох.
     Конечно же, она заметила мое смятение и, опустив голову мне на плечо, проговорила:
     – Наш мир всегда на пороге чего-то большого. На острие ножа! Нет смысла сходить с ума по тому, что еще не произошло. Всегда и везде надо успевать найти время, чтобы жить.
     Иногда меня поражали ее мудрость и вера. Казалось бы, ничто не может сломить и смутить эту невероятно сильную и чистую душу. Я давно хотел задать этот вопрос, и, похоже, сейчас настал подходящий момент:
     – Сели, скажи, почему ты здесь? Ты совсем не похожа на всех нас. Зачем тебе этот поход? Ведь не из-за денег же! Но почему?
     Она весело рассмеялась и, пожав плечами, устремила взгляд в небо:
     – По правде сказать, ты бы мог назвать это женской прихотью. Вообще жрецы Светлой длани много путешествуют, совершают паломничества в места силы, к другим народам, несут учение и свет в массы, так скажем. Но то, что меня привело сюда, это нечто совершенно другое. Еще с детства я помню, как завороженно слушала истории про Долину. Потом стала читать сама, искать различные сведения, упоминания, мифы. Тебе может показаться, будто это глупый каприз, но я в действительности не имею конкретной цели путешествия. Чувствую, что мне сюда надо, словно меня кто-то тянет в эти места, только и всего. Я сама придумала себе послушание – попасть в Долину Томагавков, оставалось только встретить подходящую компанию.
     Жрица улыбнулась и вновь замолчала, возвращаясь к каким-то своим мыслям. Я хотел было еще что-то сказать, но, повернувшись к Селире, встретился с ней взглядом и забыл обо всем на свете. Ее глаза едва ли не искрились, излучая теплый свет, который был заметен даже сейчас днем. В них было все: мудрость, знание, сила, доброта и надежда. Я почувствовал, что начинаю тонуть, и теряю самообладание, когда ее слова зазвучали, казалось, прямо в моей голове:
     – Иногда мне кажется, что я тебя знаю очень давно, словно мы старые знакомые. Будто бы мы просто очень долго не виделись, но сейчас рядом. Хочется одновременно рассказать обо всем и не говорить ничего, будто слова могут разрушить и без того ясную и не требующую ничего объяснять гармонию. Словно их могут украсть, подслушать!
     Я буквально забыл дышать и даже не шевелился, боясь спугнуть эту внезапную волну откровения. Видно, моя рожа была до того щенячьей, что Селира вдруг прыснула звонким смехом, чуть прикрыв рот рукой. Я не обиделся и рассмеялся вслед за ней, украдкой поглядывая на жрицу. Она от души веселилась, да так, что не могла остановиться, и я, хохотнув, тихонько пихнул ее в бок локтем. Селиру это раззадорило еще больше. Она попыталась толкнуть меня в ответ, но ее руки, едва коснувшись меня, обвили мою шею, как тогда в лесу. Я снова почувствовал на своем лице ее горячее дыхание, но сейчас она не дрожала, это был совсем другой порыв.
     – Ребята, глядите, да у нас тут роман!
     Внезапное появление воинов застало нас врасплох. Селира легко отпрянула от меня, и я заметил, что ее щеки заливает румянец. Мы обернулись на голос. Фуга и Клойд тащили за жабры по две крупных рыбы каждый. Барс, шедший налегке, жевал травинку, благодушно щурясь:
     – Смотрите, что мои парни для нас выловили!
     Я одобрительно поцокал, разглядывая улов рыбы, в боках каждой из которых зияли узкие раны от стрел. Палить по рыбе на порогах и к тому же попадать – это явно рука мастера. Но учитывая недавний комментарий, сказал я вовсе другое:
     – Сколько стрел утопили, рыбачки?
     – Обижаешь, старина, мы профессионалы. Два колчана!
     Последние слова потонули в хохоте воинов, к которому с удовольствием присоединились и мы с Селирой.
     Не теряя времени даром, Фуга принялся довольно ловко чистить рыбу большим, чуть изогнутым тесаком, а Клойд развел костер и принялся начищать котелок. Нас стало меньше, и бытовые обязанности перешли к младшим, так сказать, по званию. Барс тоже не собирался сидеть без дела и, удостоверившись, что его подчиненные заняты делом, отправился осмотреться вокруг. Хоть здешние места и были относительно безопасны, никогда не стоило терять бдительности, и я в этом был полностью согласен с опытным ветераном. Однако вернулся он очень скоро, идя в компании Маки и Люнсаля. Я с удивлением отметил, что Маки даже повеселел. Его ружье было закинуто на правое плечо, а в левой руке он тащил за шею жирного пеликана.
     – Леди Селира, даже не думайте есть эту чешуйчатую гадость! – Маки кивнул на тушки рыб, уже очищенные Фугой. – Мы с вами сегодня откушаем поистине королевскую дичь!
     Жрица добродушно улыбнулась, склонив голову набок:
     – Благодарю, но я неприхотлива в еде.
     Клойд отвлекся от костра и весело добавил:
     – Не только в еде, но и в мужиках, да?
     Это было не слишком умно с его стороны. Я шагнул в сторону воина, но жрица опередила меня. Проворно оказавшись между нами, она ткнула его в грудь с такой силой, что он повалился с бревна, на котором сидел на спину. Явно не ожидавший такого, он лишь рассмеялся, расставив руки в стороны:
     – Сдаюсь, на вашу милость!
     Жрица наградила его холодным взглядом и голосом, достойным болотной гадюки, процедила сквозь зубы:
     – Туповатой солдатне, которая сует свой нос в чужие дела, стоит знать, что я не давала обетов и свободная женщина. Что же касается моего вкуса, то среди мужчин я предпочитаю умных и надежных, но обезьяне, которая умеет только железкой махать, это понять, конечно же, недоступно!
     Клойд пробурчал что-то вроде «подумаешь, какие все гордые», поднимаясь и отряхиваясь, но тут же заработал оплеуху от Барса. С него и так хватило, но я все же подошел и, похлопав по плечу, тихо сказал ему:
     – Больно? Это еще что. Неосторожные слова могут сделать тебе куда как больнее в другой раз.
     Он закатил глаза, показывая, что считает всех присутствующих лишенными чувства юмора занудами.
     – Я просто неудачно пошутил! Очень жаль, если задел чьи-то чувства!
     Не желая более развивать эту тему, я, мельком глянув на загадочно ухмыляющегося Люнсаля, кивнул Маки:
     – Видели что-нибудь интересное или необычное в лесу?
     Маки довольно оскалился:
     – А у тебя чутье, недаром шаман! Мы и правда наткнулись на кое-что интересное. К западу отсюда, за рекой, расположены руины какого-то древнего города утаремо. Собственно, они давно не представляют археологического интереса и разграблены. Любопытно другое, когда мы уже миновали реку на мелководье, там, где она расходится на два рукава, то услышали звук весел! Мы спрятались в кустах неподалеку и скоро увидели небольшую лодку с тальгедами. Держу пари, это были они!
     – И что в этом интересного? – похоже, что Барс не разделял его энтузиазма. – Всем известно, что подданные Зоркундлат, как и наши, свободно приходят сюда за редкими травами. Войны сейчас нет, так что формально, – он развел руками в стороны, – ходят и ходят, у нас нет повода для беспокойства. Хотя часовых я, пожалуй, снова начну выставлять. Парни, без обид.
     Маки довольно хохотнул.
     – А интересно то, мой друг, что вендази никогда не были идиотами! Тальгедам строго-настрого запрещено соваться в эту часть Долины. Видимо, их покровители опасаются, что колдуны рано или поздно найдут способ оживить свой старый дом под еловыми ветвями.
     – Откуда ты это знаешь? – Люнсаль выглядел несколько растерянным. – Я изучал историю всех войн в Академии, как и дипломатические договоры и пакты прошлого. Ни в одном документе я не читал о подобном.
     – Мальчик, ты действительно думаешь, что позорное рабство кто-то будет документировать? – по обыкновению Маки начал выходить из себя и даже вскочил на ночи, отчаянно жестикулируя. – Ты думаешь, можно вот так запросто подчинить своей воле и заставить отринуть все собственное прошлое? По-твоему, возможно убедить навсегда забыть свой дом один из самых непокорных народов Имаргиса?
     В словах моего соплеменника был смысл. Что мы, в сущности, знали о событиях прошлого? Историю, рассказанную нашими современниками. Союз Севера клеймил позором предательства тальгедов, при этом избирательно замалчивая черные страницы падения Монара. Можно было еще многое припомнить заносчивым людям, но рассудив, что разговоры о политике могут привести к ненужным спорам, я постарался избежать этой скользкой дорожки:
     – Допустим, что так и есть, и тальгеды, которых вы видели, действуют самостоятельно и вразрез с приказами вендази. Тогда выходит, что для нас они скорее друзья, чем враги.
     – А если их сюда послали вендази? – к моему удивлению, Клойд оказался ближе других к вероятной отгадке. – Что если произошло что-то настолько из ряда вон выходящее, что стая, наплевав на предосторожности, направила сюда именно тальгедов?
     Мы с Селирой переглянулись. Всеобщее молчание прервал Маки:
     – Надо взять языка! – уверенно заявил он.
     На этих словах все ошарашенно уставились на Маки. Я начал первым:
     – Позволь поинтересоваться, представляешь ли ты, что такое боевая операция по захвату заложника?
     Маки всплеснул руками, будто должен был объяснять что-то совершенно очевидное:
     – Мы лишились рабочих и половины снаряжения, парень! Теперь еще и эти колдуны пожаловали! Как, по-твоему, мы сможем передвигаться по руинам, где полно ловушек, скрытых ходов и прочей дряни, опасаясь, что нам ударят в спину? Мы должны взять языка и все разузнать!
     Сказать, что я был обескуражен его прямолинейностью и методами, это ничего не сказать:
     – Ты что, спятил? Напасть первыми на тальгедов в Долине! Маки, ты точно нормальный? Нам не схватить лишь одного языка! Либо его будут искать, либо надо перебить всех остальных. Тебе мало крови нашего отряда? Еще захотел?!
     Разгорелся жаркий спор. Маки с пеной у рта визжал, что ему нужно точно знать, что за спиной нет врага, что я самонадеянный болван и не могу мыслить стратегически. Как и стоило ожидать, на его сторону сразу же встали воины. Немудрено, этим вообще взятки гладки, лишь бы что мечами помахать да порискованней была операция. Маки дважды пытался поднять голосование, но мы с Селирой даже и слушать его не собирались, понимая, что окажемся в меньшинстве. К моему вящему удивлению, на нашу сторону встал хранивший до этого нейтралитет Люнсаль:
     – Если мы будем иметь дело с тальгедами и начнем допрос колдуна сами, то есть не передав сведений о задержании в Виджисек,[34] то это может быть расценено как государственная измена, – он обвел всех испытующим взглядом и продолжил. – И отвечая на невысказанный вопрос, уверяю вас, они обо всем узнают рано или поздно. Они слишком хорошо умеют ждать и правильно задавать вопросы.
     Это стало главным аргументом против развертывания военной операции, чему я был несказанно рад. В конечном счете Маки сдался, плюнув и назвав нас всех шайкой любителей полумер. Впрочем, никто не возражал, голова всяко ценней, когда она на плечах.
     Когда с нашим ранним обедом было покончено, настала пора продолжить путешествие. Долгожданная передышка после кошмаров Гнилолесья оборвалась новыми тревожными известиями, чуть не расколовшими наш лагерь, и теперь стало ясно, что более медлить с продвижением к Ломкай-гора было бы уже попросту опасно. Лошади, отдыхавшие все время стоянки, набрались сил и выглядели свежими. Вокруг воцарилась атмосфера нервозности спешных сборов вкупе с переругиваниями и мельтешением вездесущего Маки. Барс уже вовсю командовал погрузкой, когда я вспомнил, что хотел кое-что сделать перед отъездом. Подойдя к перевязи с лошадьми, я выудил из поясного кармана небольшой сверток, в котором покоились тончайшие, перевязанные конопляной тесьмой, пучки пожухлой травы. Похлопав гнедую кобылу Селиры по загривку и привлекая ее внимание, я принялся украдкой, не афишируя своих действий, скармливать ей угощение. После, подойдя к своему коню, я повторил процедуру, попутно прицепляя седельные сумки, дабы не вызывать подозрений и не привлекать внимания.
     В сущности, я не делал ничего дурного. Как любой уважающий себя шаман, я был знахарем и применял на практике свои знания. Овес с пастбищ Локато, корень пастушьего яра, заячий клевер, осиный яд, дубовый гриб и болотная роса в сочетании с особым заговором позволяли создать весьма полезную смесь. Лошадь, которую накормили таким прикормом, с неделю может резвее скакать и будет выносливее почти вдвое. Почему я не дал такие же снадобья лошадям наших спутников? Наверное, потому, что я понемногу переставал доверять им. Чем сложнее и дальше был наш путь, тем чаще происходили конфликты интересов, и я разумно полагал, что рано или поздно мы можем дойти до открытого противостояния. Что будет тогда – лучше не загадывать, но я хотел сразу дать нам с Селирой шанс на небольшое преимущество.
     Дождь давно закончился, и шумные ручьи то тут, то там пересекали узкую тропинку, по которой мы двигались на восток. Несмотря на ставшую привычной нервозность и мелкие склоки, все старались держаться собранно, и действия отряда походили на отработанный боевой порядок, по крайней мере, пока. Воины двигались клином, держа наготове луки с наброшенной тетивой. Щиты вопреки обыкновению не болтались за их спинами, а были вздеты на левые предплечья. Жрица и маг двигались сразу за спинами солдат, напряженно вглядываясь в окружающие нас заросли, а замыкали процессию мы с Маки. Наш проводник не подавал виду, но по его кислой роже явственно ощущалось недовольство тем, что его авторитет был подорван. Маки скакал, придерживая одной рукой ружье, перекинутое через спину лошади, на голову он повязал красный платок, какие носят пираты Кровавой длани, и это придавало его виду какую-то комичную отчаянность.
     Обилие красок флоры и фауны по сторонам поражало воображение, особенно после мрачной серости Гнилолесья, и я до сих пор не мог к этому привыкнуть. Исполинские кроны пальм устремлялись высоко к небу, перекрывая его в некоторых участках сочными и широкими листьями. В ветвях сновали причудливые и разноцветные птицы, наполняя воздух звенящими, свистящими, трещащими и прочими, и прочими звуками, сплетающимися в единый голос джунглей. Местами между стволов деревьев мелькали то черные, то коричневые торсы каких-то проворных существ, по всей видимости, обезьян. Они довольно долго сопровождали нашу процессию, однако не спеша показываться на виду, и мы могли лишь догадываться об их принадлежности.
     После очередной развилки Маки привычно выбрал наихудшую из вариаций троп, которая, впрочем, уже скоро и вовсе оборвалась. Чуть присвистнув, он знаком дал понять воинам, что пора остановиться, и выудил уже известную нам книгу с картами из своей седельной сумки. Я больше не собирался плутать за ним, как слепой котенок, поэтому довольно бесцеремонно подошел к Маки и уставился в его документы. Он провел пальцем по узкой извилистой полосе, постучав пальцем по пергаменту в месте, где она обрывалась.
     – Мы точно здесь. Уходить по южной дороге было бы небезопасно, она пройдет между старым карьером и Крокодильей топью. Карьер у меня не вызывает опасений, а вот к болотам я бы не стал лишний раз приближаться, – заключил он.
     – А что не так с этой топью? Почему она называется Крокодильей? – поинтересовался Барс, машинально почесывая старый шрам на шее.
     – Мне рассказывали, что там время от времени видели мурхунов, – бросил Маки, не отрываясь от карты и сверяясь с компасом. – После падения утаремо они стали навещать Долину. У их друидов, похоже, свой интерес.
     – А здесь мы с ними не повстречаемся? – я указал на участок реки, по направлению к которому обрывалась выбранная нами тропа.
     – Мы пройдем сильно севернее карьера, форсировав реку вот здесь, а затем пройдем по самой кромке холмов, которые и выведут нас прямо к воротам Ломкай-гора.
     В принципе, звучало неплохо, правда, вызывало опасение очередное преодоление реки, с учетом того, что здесь вполне могли водиться довольно крупные водные хищники и духи знают еще что. Поскольку ни предложений, ни возражений не последовало, мы продолжили движение, заметно приободрившись. Цель нашей авантюры внезапно замаячила в двух-трехдневном переходе, и сокровища древней цивилизации словно зашептали зазывные басни, рисуя в воображении богатства, знания и славу.
     Селира оглянулась на меня и сделала легкое, едва заметное вопросительное движение подбородком. В ответ я утвердительно кивнул, дав ей понять, что считаю, пока все в норме и наши однополчане не глупят вновь. Мне понравилось, что она, как и я, почувствовала неявную, но вероятную опасность и тоже была начеку. Группа споро продиралась сквозь заросли, которые начинали редеть, местами оголяя корневища пальм, обмотанные старым тростником. Такое явление могло означать скорое приближение реки, которая во время разливов в сезоны дождей, по-видимому, доходила до этих мест.
     Северная часть Долины Томагавков местами отличалась особой непроходимостью и представляла собой настоящие дебри, в которых мог заблудиться кто угодно. Возможно, именно по этой причине за время всего нашего пребывания в джунглях нам не повстречалось никого из соседей или таких же, как мы, авантюристов. С какой-то стороны это было хорошо, поскольку лишние глаза и уши нам были совершенно ни к чему, но с другой я не мог гарантировать, что тальгеды, замеченные моими спутниками, не засекли в свою очередь их самих. Тогда вздумай некроманты провернуть какую каверзу, и пиши пропало, помощи было бы ждать неоткуда. Едущие впереди Фуга и Барс вовсю обсуждали дележку предстоящей добычи, видимо, тоже подвергшись эйфории от скорой встречи с богатством. Их почему-то нисколько не беспокоило, что где-то в джунглях скрывался враг, которого мы, возможно, оставили за спиной, как и не заботила перспектива скорого перехода на землю, на которой некогда правила величайшая из существовавших на Имаргисе цивилизаций. Эхо черных проклятий утаремо я ощущал повсюду, это была страшная, пугающая и вместе с тем завораживающая древняя сила.
     Одернув себя от мрачных мыслей и излишней мнительности, я машинально проверил, легко ли извлекается из-за пояса кастет и на месте ли все мои тотемы. Селира заметила мои манипуляции, и я почувствовал легкое ментальное прикосновение, от которого по телу принялось разливаться пьянящее тепло. Справа, вторя нам, раздалось трескучее, переходящее в едва различимый гул эхо инициации защитного барьера Люнсаля. Воины принялись с гиканьем подгонять коней, пуская их в галоп, завидев все шире расступающиеся стволы деревьев. Всех нас снова начал охватывать азарт, и мы, не сговариваясь, пришпорив коней, устремились вперед.

Глава XI. За час до рассвета

     Сумерки окутывали мягким саваном чуть подрагивающую гладь воды, от которой исходили туманные испарения. За день даже реки этих южных земель прогревались настолько, что с приходом ночи, остывая, начинали исторгать пар, который окутывал берега таинственной дымкой. Как выяснилось, наш старина Маки действительно имел неплохой план относительно сегодняшней переправы. В том месте, где мы вышли к великой реке Кадураро, в материк был прорыт небольшой канал, располагающийся под таким изгибом к течению, что его ни за что нельзя бы было увидеть с воды. В канале стоял широкий, крепко сбитый плот, на котором с лихвой смогла разместиться наша группа. Маки был еще тем пройдохой!
     Оказалось, в этом месте контрабандисты, ведущие некий торговый оборот с Вольной бухтой, по ночам вывозят добытые в здешних шахтах самоцветы. Подстраховка с прорытием потайного канала и перевозкой в сумерках тоже была выдумана не случайно. Ниже по течению была та самая Крокодилья топь, а выше порожистые места и водопады. Скорее всего, контрабандисты тоже замечали мурхунов довольно часто, раз озаботились такими мерами безопасности. Знать о том, что у них под носом возят камушки, рептилиям вовсе не следовало, как и толстосумам их вендазийских друзей, отсюда и такая скрытность. Кроме того, как рассказывал Маки, перевозка производилась не чаще одного раза в неделю и всегда в разные дни. Что меня повеселило в этой истории больше всего, так это то, что наш отчаянный проводник совершенно точно знал, что именно сегодня плот будет свободен. Впрочем, меня делишки контрабандистов не касаются, а потому я оставил это умозаключение на его совести.
     В ожидании наступления ночи мы, погрузившись на плот, просидели уже около трех часов. Фуга и Клойд были отправлены вверх и вниз по реке в дозоры. Маки установил на плот рогатину с продетым в нее ружьем и, привалившись к снятым с коней сумкам, дремал. Барс лениво играл с Люнсалем в кости, а Селира, обхватив колени руками, сидела у края плота, задумчиво вглядываясь куда-то в туман. С момента, как мы прибыли сюда, и до отплытия в нашем распоряжении было достаточно времени, а я старался использовать его с максимальной пользой.
     Всматриваясь в водную гладь иными глазами, я силился максимально проникнуться тем, что скрывалось в течении реки. Кадураро является самой полноводной рекой не только южных земель, но и всего мира. Ее протяженность исчисляется сотнями миль, а воды местами опасны, как море. Плот пойдет крайне неспешно, и долгое время мы будем как на ладони, хоть и укрываемые туманным одеялом. Поблизости не было ни одного водного элементаля, но их присутствие ощущалось где-то дальше на глубине. Я уже в который раз оглядел лежащий по ту сторону берег. Вода скрадывала расстояние, и казалось, что через реку рукой подать до стены потускневших в опускающейся над миром ночи крон пальм, скрывающих последнее пристанище детей джунглей. Было в этих местах что-то такое, что захватывало дух. Хотелось дышать полной грудью, напиться водой из реки, броситься в ее пучину с головой, мечтать, любить, всю жизнь, веками!
     Я встряхнул головой, пытаясь прийти в чувство. В сознании возникло довольно странное ощущение, будто явь заполнялась мириадами иллюзий, еще не видимых, но уже вполне ощутимых. Нахлынувшая на меня волна эмоций и ощущений мне не принадлежала. Я испытал чужие чувства, чужую страсть, которая по какой-то шутке этого чарующего течения ударила в меня столбом воспоминаний. Говорят, вода запоминает тех, кого она касалась, даже ушедших в Бездну, и помнит их веками, может, даже тысячелетиями. Опустив руку в теплую и манящую гладь, я ощутил необычайное спокойствие.
     «Вот что есть жизнь, – подумал я. – Привет тебе, великая река».
     Моя голова упала на грудь, и я провалился в забытье.
     Небеса были затянуты черным дымом от пожаров. Грохот стоял такой, что командиры срывали голос в тщетных попытках перекричать творящееся вокруг безумие. Я опустился на одно колено и прижал ладони к земле, вслушиваясь, чуть прикрыв глаза. Твердь дрожала, как лист на ветру, каменные элементали в неистовой ярости уходили в глубь, пытаясь спастись от пожарища, разворачивающегося на поверхности. Удары десятков тысяч ступней нашего врага маршевым строем вбивали рок в землю, гулким эхом отражаясь и заглушая даже наши барабаны.
     Мы стояли, хищно вглядываясь в движущуюся волну солдат империи. Сегодня люди были подготовлены. Их тела были закрыты блестящими панцирями, головы скрывали шлемы, а в руках они тащили тяжелые башенные щиты. Белые знамена на их пиках плясали на ветру, грозя нам погибелью.
     «Трусы. Жалкие трусы! – подумал я. – Утаремо никогда не надевают брони, потому что мы настоящие воины. Наша кожа сама броня! Шрамы – это наша гордость! Наши жизни хранят топоры, а не тесные железки, под которыми люди скрывают свои изнеженные тела».
     Я с отвращением сплюнул под ноги, перекидывая лук из ладони в ладонь.
     – Ей, Кобра! – я повернул голову к девушке, на лице которой был вытатуирован смеющийся череп. – Спорю, что сегодня я настреляю вдвое больше, чем ты!
     – Только если прямо сейчас сломаешь мне обе руки! – оскалилась она в ответ, тряхнув копной сплетенных в мелкие косы волос.
     – Зачем? Мне нравятся твои руки! Когда я настреляю втрое больше, чем ты, будешь заплетать мне волосы, – ответил я, по привычке перебрасывая лук из ладони в ладонь.
     – Внимание! Они близко! По моей команде снимаем первую шеренгу! Затем свободный огонь! – Окрик команды заставил нас подхватить сразу по три стрелы каждый, накладывая первую к бою.
     Ненависть, словно яд, проникла в мою кровь, заставляя мысли работать фатально и хладнокровно. Я вскинул лук и принялся отпускать стрелу за стелой в надвигающуюся на нас армаду. Еще слишком далеко, и мало что можно разобрать в качающейся волне копий и щитов. Замирая в наивысшей точке, стрелы разноцветными тучами опускались на их головы, настигая, заставляя падать и умирать в муках. Топот шагов подступающего противника становился все громче, а мы продолжали осыпать его смертельным дождем без остановки. Последние дни были какой-то катастрофой, чудовищной ошибкой, но сегодня нам удастся все исправить. Мы умоемся в их крови не ради кого-то или чего-то, а просто потому, что должны. Это наша земля. Наши джунгли! Враг устрашится и будет скулить о пощаде, когда поймет, как мы будем за них драться!
     – Им никогда нас не опрокинуть! Утаремо старшие дети этой земли!
     Многоголосный рев подхватывает слова командира, а наши руки начинают работать еще быстрее. Я уже видел их лица, мог различить, в кого именно я стреляю. Вот пехотинец, стремительно двигающийся, словно таран, поднял щит и, пригнувшись, устремился прямо на меня. Первым выстрелом я размозжил ему колено. Солдат упал, потеряв щит, и покатился вперед еще пару ярдов, отвратительно визжа. Второй выстрел пронзил насквозь открытое горло, заставив его замолчать навеки. Но не было времени насладиться победой.
     Неумолимыми волнами имперские легионы надвигались на наши позиции, оставляя убитых на земле. Несмотря на безупречную армейскую выучку, их тактика отточенного фалангового строя пока не давала значительного преимущества. Вскоре легионеры начали перегруппировку прямо под обстрелом, выстраивая перед нами ощерившиеся копьями и щитами стены. Я не без уважения отметил их решимость и уверенность.
     – Ничего, скоро мы дойдем до лобовой атаки, вот тогда все и закончится! – говоривший охотник продолжал опустошать воткнутые в землю колчаны, не отвлекаясь от пальбы ни на минуту. – Жрите, твари! Жрите еще!
     В нашу сторону тоже полетели первые стрелы имперцев.
     – Глупцы! Они и правда хотят спрятать за фалангами своих лучников? – послышалось слева от меня. Жнец сидел на корточках, напряженно сгибая и разгибая пальцы обеих рук.
     – Их стрелков слишком мало, чтобы сдержать наш натиск. Как можно брать в руки лук, если ты даже не охотник? Дайте им крови, парни! – он хищно расхохотался и, раскинув руки в стороны и закатив глаза, взвыл, как гиена.
     Мы вторили ему яростным ревом, еще усилив обстрел. Я с легкостью определял по траектории движения вражеских стрел, откуда они были пущены, и с кровожадной радостью посылал ответные наугад, зная, что смогу настигнуть цель.
     – Утаремо не просто племя! Мы будущие хозяева этого мира! Трусливые твари, что сбились против нас в союзы, заплатят! Заплатят за все! Сполна! Мы никогда не уйдем! Никогда! – командиры то и дело вопили что было сил, перекрикивая стоящий грохот.
     – Никогда! – подхватывал многоголосный рев, и стрелы, хищно жужжа, вновь опускались на головы противника, заставляя терять строй и гибнуть.
     Когда до наступающей на нас стены оставалось не более двадцати ярдов, над полем боя затрубил сигнальный рог, к которому присоединились и другие, потонув в зверином вое бросившихся в рукопашную армий. Перебросив за спину ставший ненужным лук, я, подхватив томагавки, провел лезвиями по груди, оставляя глубокие порезы. Кровь хлынула по моему телу, оставляя багровые дорожки. Когда ее капли достигли моих ног, раны уже затянулись, дополнив торс новыми рубцами.
     «Пусть враги страшатся меня, словно кошмар ожившей Бездны! Им не избежать открытого боя сегодня!» – подумал я, размазывая кровь по груди и лицу.
     Ноги заскользили вперед, а крик наполнил мое горло, когда я огромными прыжками устремился в самую гущу боя. Рев поглотил весь мир, и наши ряды с улюлюканьем сомкнулись в неистовом танце смерти. Имперцы старались оттеснить нас щитами и сохранить строй, мы, наоборот, пытались прорваться в гущу, чтобы навязать кровавую рубку, в которой утаремо не было равных. В какой-то момент мне даже показалось, что нам это удалось. Как вода через речные пороги, наши бойцы пронзали вражескую линию, уходя в глубь, погибая, но давая другим шанс разбить строй неприятеля.
     Бой шел на равных, и ни одна из сторон не могла взять верх. То тут, то там стали слышны тяжелые разрывы встречающихся магических заклинаний людей и потоков силы наших жнецов. Обе стороны пока медлили, опасаясь развернуться на полную мощь, рискуя положить огромное количество своих, если удар будет отбит. Рубиться приходилось в жуткой тесноте, что было на руку людям. Я осыпал ударами томагавков выставленные передо мной щиты в безнадежных попытках пробить их защиту, но панцирная пехота стояла насмерть, лишь изредка открываясь для удара. Вдруг по звенящей железом баталии пробежала рябь. Я видел, как многие воины начали поднимать головы вверх, на что-то указывая. Небо было кроваво-красным, а прямо над нами, разрастаясь с каждым мигом, разбрасывая в стороны черные тучи, росла чудовищная воронка.
     – Жертву! Жертву! Жертву! Жертву! – крики, доносящиеся откуда-то сзади, возвестили о том, что жнецы смошадор вступили в схватку уже в полную силу, отбросив шутки и предосторожности.
     С утроенной решимостью мы устремились вперед, пробиваясь через охваченных паникой людей, чувствуя, что можем победить. Фланговый удар кавалерии стал полной неожиданностью для нас, впрочем, вскоре обернувшись опасностью для самого противника. Конница Локато, разгоняясь для удара, вышла на открытое пространство и попала под перекрестный обстрел между двух армий. Всадникам удалость отсечь наши передовые части от основного войска, но и сами они оказались в ловушке. Это дало нам шанс! Со стороны империи ведение обстрела было прекращено из опасения задеть своих. Жнецы не преминули использовать это для нанесения упреждающего удара по ставке магов противника, и им удалось сделать это первыми! Воронка в небе разверзлась алым выбросом, который принялся хлестать, как вспухший гнойный нарыв, и на головы адептов Академии Тайн посыпались кровавые лепестки болотных лилий. Это зрелище одновременно завораживало и заставляло стынуть кровь в жилах у тех, кто понимал, что перед ними на самом деле. Даже едва коснувшись доспеха, лепестки прикреплялись, разъедая броню и сжигая кости солдат. От них не было спасения, а щиты и барьеры, возводимые магами людей, не только не могли накрыть всю площадь попавшей под атаку и гибнущей от черного шаманства армии, но и вытягивали у волшебников драгоценную силу.
     Опьяненные удачей, мы хлынули навстречу кавалерии, разводя армию на два корпуса. Первому пришлось тяжелее всего, и многие погибли под ударом успевших перестроиться всадников, которые не меньше рисковали, завязнув в тяжелом ближнем бою. Я видел, как мои братья и сестры исчезали, сминаемые копытами закованных в броню лошадей. Как в отчаянных попытках сорвать атаку они перерубали животным ноги и прыгали прямо на всадников, пронзаемые пиками. Необходимые жертвы… И все же им удалось заставить людей повернуть.
     К тому моменту, когда конница попыталась отступить для перегруппировки и разгона новой атаки, их уже ждали. Показавших спины кавалеристов начали накрывать тучи стрел, выпускаемых с такой скоростью, что уцелеть удалось лишь неполной паре десятков воинов. Вторая же, более многочисленная часть нашей армии в этот момент продолжала теснить отступающие части фаланговой пехоты, дробя их и уничтожая, как скот. Этот день был за нами! Над рядами проносилось одно слово, которое вторил каждый, как заведенный, стуча оружием:
     – Смерть! Смерть! Смерть! Смерть!
     Мимо меня шли десятки моих соплеменников, обагренные кровью и воодушевленные творившимся вокруг хаосом. Казалось, я бы тоже должен был радоваться свалившейся на наши головы победе. Но отчего-то у меня не было сил, даже чтобы скандировать вместе со всеми эти простые, но грозные слова. Потери имперцев значительно превышали наши, и это было заслугой не только смошадор. Наши томагавки и стрелы сегодня отлично поработали. Кроме того, был собран достойный урожай раненых и пленных для Амахара.
     «Завтра мы дадим еще один бой, и тогда…» – додумать я не успел.
     Черноту затянутого толчеей дыма неба прорезали шипящие красно-желтые росчерки снарядов. Поднимаясь откуда-то из-за деревьев, они обрушились на нас, как ливень метеоритов, взрываясь и выжигая все вокруг! В поднявшейся панике слышались трудноразличимые команды, заглушаемые канонадой обстрела. Все уже было ясно и без слов. Как только стало очевидно, что авангард империи наголову разбит, подлые слагруны открыли огонь из своих орудий. Под градом рвущихся снарядов не было времени не только чтобы рассуждать, казалось бы, сама жизнь стала подобна мигу, от взрыва до взрыва. Мы не могли отступить под защиту джунглей, рискуя оказаться запертыми в полыхающем от пожара лесу. Преимущество, вырванное такой ценой, таяло на глазах! Мы не могли отдать этот участок и потому, что там, позади нас, в Ломкай-гора жнецы без сна и отдыха накачивали силой Амахара, который был еще слишком слаб для возрождения. Так уж вышло, что отступать уже было попросту некуда. Единственным выходом было снова навязать бой, смешаться с врагом, тем самым заставив артиллерию замолчать! С ревом мы бросились в атаку, увлекаемые барабанным боем, рассыпаясь, чтобы минимизировать потери от обстрела.
     Мортирные ядра сыпались на нас, как град. Казалось, рунианцы имеют нескончаемый запас этих зарядов, и не выживет никто. Тем временем первые из наших, миновавшие открытый участок выжженного и изуродованного воронками поля, уже ныряли под кроны деревьев, преследуя последние из отступающих частей имперцев. Мы должны были оттеснить их к реке и не дать переправиться, тогда оставшиеся в живых легионы окажутся запертыми в узком горле, где течение делает большой изгиб.
     Очередной снаряд упал совсем рядом, заставив меня ничком броситься на землю, закрывая голову руками. Оглушенный взрывом, я начал трясти головой, возвращая зрение, как вдруг чья-то рука схватила меня за волосы, поднимая на ноги и увлекая за собой.
     – Ты, кажется, хотел меня перестрелять сегодня! – слова Кобры звучали все так же насмешливо и задиристо. – Будешь валяться, как крокодил на песке, и не видать тебе новых косичек!
     – Если настреляю меньше, я сам тебе их буду заплетать! – прорычал я, подмигнув ей, и мы бросились вперед, перепрыгивая между стволов пальм.
     Я бежал, не разбирая дороги, изо всех сил и не помня себя, до боли сжимая томагавки, когда заметил, что обстрел прекратился. Не зная, что это может сулить, я на всякий случай замедлился, вслушиваясь и всматриваясь. Мы продолжали двигаться вперед, но уже не рвались очертя головы. Молча и настороженно пробираясь по следам легионеров, первый отряд стал забирать чуть левее, стараясь отрезать людей от возможного отступления на восток. В воздухе стоял сладковатый запах горелой плоти, а небо все также не было видно от черного дыма, который за последние дни стал привычен нам всем. Впереди послышались какие-то выкрики и команды, и я скорее бросился туда. Открывшаяся нам картина заставила горячую кровь снова ударить в голову, толкая на безумство отбросить предосторожности. Имперцы действительно отступили к развернутой на реке базе. К частоколу копий и пик людских фаланговых порядков, уже успевших встать строем, спешно тянули замаскированные плоскодонные лодки десанта. Они заметили движение с этой стороны джунглей, и в нашу сторону полетели первые стрелы, впрочем, не долетая примерно пятой части от нужного расстояния.
     – Посмотрите на этих трусов! Они сами загнали себя в ловушку! Приготовиться к атаке! Группы по шесть! – вновь послышались команды, прорывая горячий воздух.
     В небе сверкнула молния и ударила в дерево недалеко от меня. Вокруг разразился рев проклятий. Видимо, один из уцелевших магов людей еще пытался нас запугать. Со стороны имперцев по-прежнему летели одиночные стрелы. Периодически кто-то пытался достать до нас заклинаниями, но жнецы уже были в первых рядах и шанса на серьезную атаку волшебникам не давали. Десятки барабанов загудели привычным ритмом боевого порядка, и мы бросились довершить начатое. Трава замелькала у меня под ногами, сливаясь в сплошное зеленое полотно, с такой скоростью мы бежали навстречу своей судьбе. Я уже чувствовал их запах, видел их лица, слышал их крики, когда откуда-то сбоку послышались чужие сигналы.
     Повернув голову, я чуть не упал и, поскользнувшись, вынужден был перекатиться через плечо. Вендази стояли сплошной стеной, перекрывающей бутылочное горлышко низины реки, в которую мы загнали людей. Это была ловушка. Прежде чем мы опомнились, на противоположном берегу заголосила канонада мортирных залпов. Ядра пролетали над нами и обрушивались на джунгли, из которых мы только что вышли, отрезая нам путь к отступлению. Это был планомерный и жесткий расчет. Они не нападали, просто стояли, глядя на нас, и выжигали полосу джунглей, делая ее непроходимой.
     «Ну вот и все, – подумал я. – За нас отомстят!»
     Мы вновь перешли на бег, устремляясь к позициям империи. Сзади послышались звуки команд развертывающейся армии вендази, еще несколько раз уже по нам успели грохнуть рунианцы из своих орудий из-за реки, но это все было совершенно не важно. Молча, без рева команд, мы бросились на белоснежные щиты Арскейя. Ярость, которая наполнила мое сердце, была настолько жгучей, что я не мог даже кричать от злости. Не хватало ни слов, ни эмоций. Я вихрем прорвался сквозь строй их солдат, круша томагавками черепа, как кокосовые орехи. Нам почти удалось пробиться к реке, как вдруг слабость, сменяемая необычайной легкостью, наполнила мое тело. Я замер, жадно хватая ртом воздух, но отчего-то никак не мог надышаться. Прекрасная, великая река в последний раз предстала перед моими глазами, когда я упал на колени. Слева под сердцем и еще чуть выше в боку торчали два арбалетных болта. Земля подо мной лопнула, как высушенная на солнце глина, и я рухнул вниз, увлекаемый обвалом. Последнее, что я запомнил, был удар. Неужели это конец?
     Я лежал без движения, а крики и грохот сражения надо мной стихли, будто их и не было. Не знаю, что меня удивляло больше, принявшая мое тело земля или то, что жизнь все еще теплилась в моих жилах. Перекатившись на спину, я попытался нащупать болты, пробившие мою грудь, но их не было. Не было и ран! Это было невозможно и немыслимо, но я не чувствовал ни боли, ни усталости. Кроме того, в потолке отсутствовала дыра, через которую я падал.
     Покой, царящий в этом месте, пропитывал все, даже сам воздух. Встав и оглядевшись, я тут же уперся взглядом в остов огромного корабля, вмурованного прямо в скалу. Это уже было слишком! Где я? Что происходит? Подойдя ближе, я понял, что корабль перестроен в дом, который разделен на две части. Первая часть была отполирована до блеска и тускло сияла в свете вычурных фонарей, горящих в витых лампадах. Другая же сторона была пропитана черной смолой и не имела освещения вообще. Разница была настолько разительной, что казалось, будто это два разных корабля, сбитых воедино. При этом к каждой из частей вела отдельная дверь, что наводило на мысль о том, что внутри дом так же разделен непроходимой стеной.
     – Чего уставился? Нравится? А какая нравится больше? – прозвучавший в тишине голос раскатистым басом прорвал тишину, заставив меня вздрогнуть.
     Рядом со мной стоял старик человеческой расы. Его седые волосы были коротко выстрижены, а лицо было гладко выбрито. Фигура старца скрывалась блеклым, совсем выцветшим хитоном, который был подпоясан тяжелой цепью. Голос звучал спокойно, но твердо. Его обладатель не привык просить, он мог только приказывать и править. Кто бы он ни был, я его понимал. Понимал каждое слово, хоть и не мог знать людское наречие.
     – Я мертв? – спросил я, уставившись на него в упор.
     – Не отвечай вопросом на вопрос. – Старик поморщился, недовольно зыркнув на меня. – А если и спрашиваешь, то ставь вопрос правильно. Попробуй еще раз.
     – Когда я умру? – я не задумывался и даже не размышлял. С языка сами срывались слова без моей воли.
     Он усмехнулся, отметив мое замешательство.
     – Да, здесь невозможно соврать. Но ведь ты бы и не стал. Не так ли? Но мне нравится ход твоих мыслей. – Он выглядел совершенно бесстрастным, хоть и утверждал, что ему что-то там нравится.
     Серые немигающие глаза смотрели словно сквозь меня, оценивающе и с интересом:
     – Сейчас ты, конечно же, умрешь. Вернее сказать, ты уже был мертв давно. Вы все были мертвы с того момента, как решили, что выше и лучше других.
     – Тогда почему ты говоришь со мной и тратишь свое время? – вскинулся я.
     – Понимаешь, в тебе есть то, что мне нужно. Сила. Энергия. Искра. Как бы ты мог применить свои таланты, родись твой дух в другое время и в другом месте?
     – Старик, ты говоришь загадками. – Я постарался, чтобы мой тон не вызвал у него недовольство новым вопросом. – Что ты хочешь мне предложить?
     Он поначалу ничего не ответил и повернулся к кораблю, вглядываясь куда-то в окна светлой половины здания:
     – Я хочу, чтобы ты сейчас сделал выбор. Нет смысла забивать тебе голову бреднями скучного старика. Все будет просто, – он хлопнул в ладоши. – Выберешь черную и проснешься раненый в плену. У тебя будет шанс отомстить, а может, даже вырваться и бежать!
     – А если я выберу другую сторону, белую?
     – Ты умрешь, но родишься вновь в мире, где больше не будет утаремо.
     Я рассмеялся:
     – Зачем мне такой мир, старик?
     Он помолчал немного, а потом посмотрел на меня так, будто что-то решил:
     – Что вы там кричали? «Мы никогда не уйдем». Нет, уйдете. Но никогда не поздно вернуться домой. Запомни это.
     Тишину ночи прорезали редкие курлыканья ночных птиц. Где-то вдалеке то и дело раздавался вой шакалов, а над берегом чарующим хором стоял многоголосный скрежет жаб. Я проснулся, когда уже совсем потемнело, и украдкой оглядел окружающих. Никто и глазом не моргнул, значит, на этот раз обошлось без криков сквозь дрему. Барс, в очередной раз осмотревшись по сторонам, ловким движением руки подхватил только что брошенные Люнсалем кости и, убрав их за пазуху, несильно толкнул Маки в бок. Тот лениво потянулся, не раскрывая глаз, а потом, чуть щурясь, огляделся и тихо прошептал:
     – Ну что? Пора.
     Воин, приставив к губам пальцы, дважды отрывисто свистнул, и вскоре мы услышали легкий шорох шагов, приближающихся к нам с разных сторон. Вернувшись на плот, солдаты поочередно доложились об обстановке.
     – На севере пусто и скучно. За все время даже самого плюгавого корыта с тальгедами не проскочило, – посетовал Фуга.
     – А вот на юге было повеселее. Дважды на том берегу мелькали огни, но далеко, примерно на три часа отсюда. Если смотреть еще ниже по реке, то из-за деревьев виднеются цедящие дымом башни. Похоже, это перерабатывающие вышки какого-то рудника, но лодок в нашу сторону не было, – отрапортовал Клойд.
     Барс кивнул, показывая, что информация принята, а вопросов пока не имеется, и вопросительно уставился на Маки.
     – Ну, сохрани нас Руна! Толкайте, ребята.
     Последние слова Маки прошипел уже совсем шепотом, обращаясь к Фуге и Клойду, вооружившихся длинными палками, заменявшими весла. Плот с грацией бегемота, мерно покачиваясь, начал медленно уходить от берега. Воины поочередными размеренными движениями, каждый со своей стороны, опускали жерди в воду, отталкиваясь от дна. Особой глубины, по словам Маки, в этих местах не встречалось. Течение тоже благоволило нам пройти спокойно, не будучи снесенными слишком далеко.
     Застывший в ожидании мир беспокоили только редкие крики птиц да легкие всплески от уходящих под воду и тут же выныривающих жердей. Когда мы отошли от берега ярдов на двадцать, я знаком призвал воинов остановиться и, опустившись на колени, погрузил ладони в теплую воду. Закрыв глаза, я тихо позвал и вскоре почувствовал, что меня услышали. Черноту реки прямо подо мной прорезало чуть светящееся пятно, и на меня уставились спокойные глаза элементаля. Продолжая держать руки в реке и сосредоточившись на том, чтобы мои движения были максимально естественны, я медленно провел ладонью по водной глади по направлению к противоположному берегу. Элементаль продолжал смотреть на меня столь же холодно и отстраненно, не выказывая и малейшего признака понимания. Однако я знал, что он меня почувствовал, может, даже узнал и потому пришел добровольно. Я снова провел рукой по водной глади в направлении берега и отошел, усевшись как ни в чем не бывало.
     Элементаль исчез, а вокруг так ничего и не происходило. Плот почти не раскачивался, и даже легкие всплески воды, казалось, прекратились в установившемся вокруг нас штиле.
     – Похоже, не вышло, – с досадой протянул Люнсаль. – Надо было тебе с ним потверже.
     Воины нехотя встали и, взявшись за жерди, опустили их в воду, как вдруг Фуга охнул. Приглушенно хохотнув, он повернул голову к нам, указывая рукой на место, в котором дерево уходило в воду. Там в сторону протянулась водная колея, свидетельствующая о том, что плот споро двигался вперед. Аккуратно и даже немного суеверно солдаты вытащили на плот палки и, довольные тем, что не придется потеть, уселись обратно.
     Жрица, все это время погруженная в свои мысли, повернулась к нам и медленно проговорила:
     – Мы уже очень близко. Здесь даже воздух другой. Я, кажется, чувствую приближение к Ломкай-гора. – Она немного замялась, пытаясь подобрать слова, чтобы описать свои не слишком ясные даже ей самой ощущения.
     – Много смертей, много ушедших душ. Огромные и древние могильники повсюду. Здесь такая аура, что даже Гнилолесье бы обзавидовалось.
     – Не дрейфим, ребята! – Маки был полон решимости.
     Он стоял в центре плота, широко расставив ноги и водя по сторонам дулом винтовки:
     – Не дрейфим. Это всего лишь старые кости. Думайте о том, какие сокровища здесь скрываются!
     Его слова показались мне неубедительными, особенно с учетом того, что он все время сжимал свое ружье в руках. Тем не менее суть была правильной, раз уж полезли в омут, не стоило попусту дергаться. Когда до суши осталось не более пяти ярдов, движение плота заметно замедлилось, и я, опустив руки в воду, несколько раз провел по водной поверхности, поглаживая ее и выпуская крошечную струйку силы в знак благодарности нашим извозчикам.
     С приближением берега до этого спокойные кони заметно взволновались, желая поскорее оказаться на твердой почве. Нам то и дело приходилось их одергивать и отвлекать. Когда плот с глухим шелестом заскользил по пологому и песчаному берегу, Барс и Клойд спрыгнули, держа в руках перевязи, и принялись наматывать швартовую бечевку на ближайшие к нам деревца. Лунный свет тускло освещал прибрежные валуны и деревья. Соваться дальше в джунгли в темноте было довольно рискованно, но по плану мы должны были успеть пройти до холмов, чтобы заночевать там, подальше от просматриваемого участка. Когда все оказались на земле, то выяснилось, что плот нужно затащить подальше на берег, чтобы спрятать.
     – На этот берег приходят, только чтобы забрать товар. Курьеры стараются здесь надолго не задерживаться, – пояснил Маки. – Канал рыть бессмысленно. Тут много кто ходит, кроме нас. Не стоит показывать свои привычки нежелательным глазам.
     Стараясь не наделать лишнего шума, мы подняли плот и затащили его под кроны пальм, закидав нарубленными ветвями, насколько это было возможно в такой темноте. Еще нам следовало перевязать лошадей так, чтобы, двигаясь колонной, никто не мог отстать и потеряться. Ночной переход все меньше мне нравился, но иного выхода у нас не было. Воинам, как и Маки, видать, было не впервой такое, а вот Люнсаль и Селира заметно нервничали. Маг уже дважды предложил использовать магическое освещение. На второй раз Барс довольно грубо сунул ему кулак под нос и прошипел, глядя в упор:
     – Последний раз говорю, никакой магии сегодня. Усек?
     Люнсаль усек, но продолжал психовать. Освещение его, конечно, не волновало, он хотел пустить в ход магию, чтобы почувствовать свою силу и успокоиться. Темнота опустившейся ночи, вкупе с холодом и неизвестностью, напрочь выбили его из колеи, и из задиристого гордеца он превратился в насупленного цыпленка. Нервозность же жрицы носила иной характер. Едва ступив на берег, ей будто стало еще хуже, чем тогда на реке, когда она заговорила про души. Она не подавала виду, но заметив, что ей не удается даже увязать поводья, я подошел и, ничего не говоря, упаковал ее седельные сумки, стянув их ремнями так, чтобы при скачке они не тряслись и издавали минимум шума. Ее кобылу я привязал замыкающей в колонну и, поймав испуганный взгляд Селиры, тихо шепнул:
     – На тебе лица нет. Пора отдыхать, поедешь со мной в седле.
     Она шумно выдохнула и с благодарностью прошептала:
     – Слава Богам! Я уж думала, что ты не предложишь.
     Когда с приготовлениями было покончено, Маки собрал всех и выудил из одного из мешков небольшой сверток. Он передал его Барсу, и тот, развернув, ахнул. Тусклый свет крошечной лампы осветил наши лица и землю под ногами. Лампа была полна болотных светлячков, которые издавали мерцание, не походившее ни на факел, ни на любой другой источник света. Практически естественный свет, на него могли даже не обратить внимания, заметь нас посторонние. Порой Маки был удивительно полезен и умен.
     Тихий переступ обернутых тканью копыт лошадей был, пожалуй, единственным, что можно было различить в гнетущей ночной тиши. Казалось, он заглушал даже трели цикад и жужжание гнуса, каждым ударом заставляя сердце сжиматься. Хотя умом я и понимал, что это обострившийся слух и чувство самосохранения заставляют думать, что мы издаем много шума, расслабляться не следовало. Мы ехали, не переговариваясь и не останавливаясь, доверяя чутью Барса и Маки. Они двигались в голове колонны, и время от времени до нас доносился их сдавленный шепот.
     Селира, несмотря на недавнюю нервозность, как только уселась передо мной на коня, умиротворенно засопела, кажется, даже уснув. Ее голова уткнулась мне в шею у правого плеча, и я отметил про себя, какая же она маленькая и хрупкая, даже несмотря на то, что принадлежит другой, более высокой, чем моя, расе. В то же время движение в полной опасности темноте действовало на меня завораживающе. В сущности, я даже не управлял конем, а лишь следил за тем, чтобы не уснуть, да вглядывался в темноту вокруг нас, стараясь уловить хоть что-то из окружающего зеленого и дикого мира. Не знаю, сколько точно мы ехали. Тишина и отсутствие видимости искажали расстояние и время. Мне уже начинало казаться, что эта ночь не кончится никогда. Жрица дважды просыпалась и, обводя вокруг настороженным взглядом, поднимала на меня глаза, после чего, убедившись, что я на месте и это все еще я, снова засыпала. Ее тепло на моей груди действовало успокаивающе и, что уж скрывать, волнительно. Наверное, впервые в жизни я чувствовал себя в ответе за кого-то еще столько остро, что придавало это мне уверенности в себе.
     Вдруг движение колонны замедлилось, а через минуту или две и вовсе прервалось. Я легонько растормошил Селиру, и в ответ на ее вопросительный взгляд кивнул вперед. В голове отряда замелькали тени, и до нас донесся шепот Фуги:
     – Ей, голубки! Кажись, приехали, спешиваемся! Маки зовет.
     Спрыгнув с лошади, я помог спуститься жрице и, держа ее за руку позади себя, почти на ощупь, осторожно двинулся на звуки впереди нас. Маки сидел на земле над своими картами, а рядом с лампой в руках склонился Барс. Увидев нас, Маки растянул губы в довольной улыбке и прошипел:
     – Мы на месте. Прямо под нами развалины какого-то малого поселения. Сам Ломкай-гора дальше на восток через каньон. Если бы сейчас был день, мы уже могли смотреть на его стены. Времени потратили чуть больше, чем я рассчитывал, но это все ничего, главное, что не заплутали!
     Я уселся рядом с ним на колени и посмотрел, куда он указывал пальцем. На карте значились какие-то значки в виде переломленных столбиков и плит. Повертев головой, я разглядел тусклые очертания древних и совсем развалившихся конструкций вокруг нас.
     – Сколько еще до рассвета? – спросил Люнсаль, выглядящий еще более уставшим и раздраженным, чем раньше.
     Маки поцокал языком:
     – Часа полтора. Может, два. Какая разница? Мы шли всю ночь, сейчас разобьем лагерь и выспимся до полудня. А уж потом!.. – он весело потер ладони, и мы принялись разгружать и стреноживать лошадей.
     Первым в дозор традиционно вызвался Барс, и я решил составить ему компанию. Чувство непонятной тревоги обуревало меня, заставляя осторожничать, и напрочь прогоняло сон. Таиться уже не было смысла, поэтому, когда воин полез на дерево, где собирался устроить наблюдательный пункт, я обошел вокруг лагеря, собирая сухие ветки, и соорудил небольшой костер. Фуга и Барс захрапели, едва коснувшись земли. Маки еще некоторое время посидел над картой, беззвучно шевеля губами, да так и уснул, уткнувшись в нее лбом. Волшебник долго ворочался и даже переходил с места на место, но в конце концов отрубился, то и дело тревожно подрагивая во сне. Селира легла рядом со мной, кутаясь в широкое одеяло и неотрывно глядя на языки пламени. Ее рука выскользнула из-под хитона и юркнула в мою ладонь, крепко ее сжав. Почти сразу глаза жрицы закрылись, а дыхание выровнялось. Она снова спала.
     Минуты сменились часами, а я сидел неподвижным истуканом, вглядываясь в огонь. Чувство тревоги не отступало, а небо почему-то даже не начинало светлеть, хотя по моим расчетам уже близился рассвет. Видимо, Маки что-то напутал в вычислениях, либо тот горный хребет, о котором он говорил, и вправду был рядом и заслонял восходящее солнце.
     Откуда-то сбоку послышалось сопение и зашуршала одежда. В пляшущих сполохах света костра я различил Клойда. Воин проснулся и сидел на корточках рядом с Фугой, что-то теребя в руках. Я с облегчением вздохнул. Хорошо, что солдаты сами проснулись, не придется торговаться о смене караула и доказывать, что прошла уйма времени, несмотря на темнотищу вокруг. Никогда не считая себя трусом прежде, я снова ощущал странную необъяснимую тревогу, словно что-то невидимое для глаз плотно поселилось в сознании и подтачивало уверенность, как короед, лишая покоя.
     Вырвало из мрачных мыслей меня опять сопение Клойда, но теперь к нему добавилось какое-то невнятное бормотание, перемежающееся с чудными булькающими звуками. Я вглядывался, силясь понять, что он там делает, но различал лишь подрагивающие плечи. Он что, плачет? Холодок адреналина прокатился по коже, заставив дыхание участиться. Что-то было не так! Я осторожно сжал ладонь жрицы несколько раз. Селира слегка приоткрыла глаза, уставившись на меня и ничего не говоря. Слов и не надо было, в ее взгляде не было и следа сна, а читался лишь ужас.
     Я прижал палец к губам и, продев пальцы в кастет, медленно поднялся на ноги. Клойд, казалось, не замечал ничего вокруг и продолжал шуршать, как будто слегка поскуливая. Я шагнул в темноту за границу света, падающего от костра, и начал по кругу обходить его. Жрица было потянулась за мной, но я отрицательно замотал головой, жестами показывая ей, чтобы она находилась за спиной воина, когда я обойду его. Селира быстро закивала и, повторив мой маневр, шагнула в тень. В отблеске пламени на ее лбу блеснули капельки выступившего пота.
     Клойд был уже совсем близко, и я ступал медленно, насколько мог, стараясь не издавать даже малейшего шороха. Волна адреналина вновь прокатилась по коже, засев холодным комом в груди, когда я, наконец, расслышал, что это был не плач, а какое-то нездоровое хихиканье. До воина было не более трех ярдов, но я остановился и, трижды глубоко вздохнув, выравнивая сердцебиение, выбросил вперед ладонь, на которой вспыхнул сгусток пламени, яркой вспышкой озаряя лицо солдата. То, что я увидел, заставило меня отринуть малейшую осторожность и завопить во все горло:
     – Тревога!
     На меня смотрели пустые и кровоточащие глазницы на лице, которое некогда принадлежало нашему солдату Клойду. Помимо вырезанных глаз, у него было перерезано горло, что нисколько не смущало его самого, как и не мешало ему выводить на лице Фуги какие-то жуткие узоры кривым ножом. Не было и малейших сомнений, что оба мертвы. Фуга также был лишен глаз, а из его горла, пузырясь, сочилась кровь, заливая траву и колени убийцы. Плечи Клойда ходили ходуном, а руки тряслись, будто его бил озноб. Он медленно поднялся и, все также хихикая, направился в мою сторону, поигрывая ножом.
     Из шока, сковавшего меня, как взгляд кавильгира, вывел грохот ружья Маки. Несколько зарядов картечного залпа прошли навылет грудную клетку воина, разворачивая его торс. Второго выстрела не последовало. Рядом с Маки из темноты выросла фигура Барса, который жестом руки остановил уже взводимое на новый залп оружие и шагнул вперед, обнажая палаш. Воздух со свистом прорезали три рубящих удара: первый отсек руку Клойда, сжимавшую нож, второй с хрустом перерубил шею, а третий развалил корпус от плеча почти до самого пояса. Мы в оцепенении подошли к изуродованным телам наших товарищей, а Селира, выругавшись, упала на колени, и ее вырвало.
     Только теперь я увидел Люнсаля. Он стоял, вжавшись спиной в ствол пальмы, и махал перед собой руками. У парня было что-то вроде умственного помешательства, губы его дрожали, исторгая пену, а по щекам лились слезы. Маки спокойно перевел на него ствол винтовки и медленно прохрипел:
     – Что с тобой, мать твою?
     Волшебник все же не был идиотом и тут же осознал, почему его взяли на мушку. Постаравшись взять себя в руки, он, заикаясь, прошептал:
     – Маки, это я… Убери ружье! Я… Я в порядке!
     Дав им минуту прийти в себя, я подошел и, обхватив за плечи, прижал к себе Селиру. Жрица шумно разрыдалась, но тотчас же нашла в себе силы и заговорила, обращаясь ко всем нам:
     – Я говорила… Я чувствовала! Темные духи! Старые хозяева! Их могилы у нас под ногами! Они здесь повсюду, это проклятое место. Тела надо сжечь, Кзор!
     Она украдкой и виновато посмотрела мне в глаза и снова юркнула в объятия, прошептав «прости». На лице Барса не читалось ровным счетом никаких эмоций, и это в нем пугало больше всего. Старый сотник подошел к телу Фуги и тремя ударами отделил от него обе руки и голову. Затем, будто это будничное дело, начал стаскивать в кучу останки своих подчиненных и, закончив этот жуткий ритуал, поднял на меня глаза, полные ненависти:
     – Что встал? Давай!
     Пламя прокатилось теплой волной и хлестнуло по венам, наполняя сердце жаром, и с моих открытых ладоней полилась раскаленная лава, выжигая плоть и заставляя лопаться кости мертвецов. Воздух наполнился едким дымом, а где-то в джунглях послышался ужасный и совершенно нечеловеческий вой, похожий на чей-то безумный хохот.
     Осматривая лагерь, мы обнаружили, что все наши лошади лежали замертво. Их шеи были перерезаны так, что вытекающая кровь образовала ужасающих размеров лужи, которые, пузырясь, впитывались в землю. Мы стащили туши в кучу к полыхающим останкам воинов. Нельзя было оставлять мертвой плоти в этом месте. Маки было попытался высказаться о том, что мясо коней лучше сохранить для еды, но сам устрашился своего предложения. Погребальный костер горел, словно солнце, освещая пальмы и обломки древних камней, а мы пятеро стояли спинами к огню, сжимая оружие и даже не шевелясь. Так нас и застал рассвет.

Глава XII. Игра началась

     – Двое наших парней мертвы, лошадей тоже прикончили, мы неизвестно где, не знаем, кто на нас охотится. – Барс загибал пальцы на руке. – Я ничего не забыл?
     Вопрос был риторический. Мы действительно были в тупике и замешательстве от произошедшего.
     – Думаю, на два из вопросов я смогу ответить, – проговорил я, напряженно вглядываясь в окружающие нас джунгли. – Маки, ты ведь уже догадался, почему на западе не видно стен каньона?
     – Потому что мы уже внутри, – проговорил он, кутаясь в плащ, словно его бил озноб. – Проклятые джунгли исказили все тропы.
     Он поднял на нас глаза, и я понял, что моя догадка подтвердилась:
     – Это Ломкай-гора. Ночной переход был ошибкой. Мы уже внутри каньона, просто не видим стен из-за треклятых пальм. – Он схватился за голову, раскачиваясь, словно умалишенный. – Вот так запросто остановились и заночевали в Ломкай-гора!
     – Уверен, мы все знаем, кому должны быть за это благодарны, – тон Люнсаля не сулил Маки ничего хорошего. – Это ты завел нас в эту чащобу. Ты виноват в смерти солдат! Что нам теперь делать? Как мы будем отсюда выбираться?
     – Это последнее, что должно нас волновать сейчас. Надо исправлять ошибки, а не разбирать их, – продолжил я. – Второй ответ на твой вопрос, Барс, заключается в том, что я знаю, кто убил наших парней.
     Он вопросительно уставился на меня. Я выдержал его взгляд и твердо сказал:
     – Это сделали они сами. Что же до лошадей… Я думаю, Фуга или Клойд пустили им кровь, прежде чем заняться друг другом. Не было яда, проклятий, темных наговоров и прочей чепухи. Это место… – я обвел рукой вокруг. – Селира была права. Это один сплошной могильник. Мы прямо сейчас сидим на тысячах костей. Сотни загубленных жизней вопиют о мести таким, как мы с вами. Ни мне, ни жрице, ни магу такая опасность не грозит из-за Дара. Нас попросту сложнее свести с ума. А ты все еще жив из-за твоего меча.
     Барс внимательно меня выслушал, после чего с интересом извлек меч из ножен.
     – Еще тогда в Курамском лесу, когда ты рассказывал о войне в Ведьмином лесу, я обратил внимание на узор на нем. Это ведь не просто гравировка, а настоящие защитные чары. Ты хоть знаешь, почему Ведьмин лес так назван?
     Он покачал головой.
     – Авалле были ближайшими соседями тальгедов многие годы назад. Их знать часто отдавала своих сыновей и дочерей для династических браков. Рожденные от таких кровосмешений дети редко выживали, но иногда наследовали либо магию людей, либо колдовство Монара. Коренное население Авалле не было исключением, и среди простых людей стали попадаться самородки, владевшие колдовством. Когда произошел исход тальгедов и их присоединение к Зоркундлат, в княжестве остались их потомки, как и частичка силы. Империя не жаловала обращения к темному искусству, и способных обуздать чуждую вам искру начали отлавливать и уничтожать, – я грустно улыбнулся. – Вам, людям, вообще свойственно бояться и ненавидеть то, что не похоже на вас. Те, кто сразу ушел, поступили верно и спаслись. Они прятались в лесу, что раскинулся на мысе Черной лисицы. Это потом Авалле отделилось и стало независимым княжеством. Но до этого еще надо было дожить. По всей видимости, твой меч зачарован кем-то, кто владел темным Даром и пронес свое искусство сквозь десятилетия. Он и защитил тебя от безумия.
     – Подожди-ка, но как тогда выжил он? – Барс кивнул в сторону Маки.
     – Когда-то у меня тоже был Дар, – нехотя признался он. – Я был шаманом, как и ты, Кзор. Конечно, не таким же сильным, но кое-что умел. Но я оступился и убил человека. Из ревности, из глупости… Сейчас это уже неважно. Частью наказания было лишение Дара. Меня привезли в Академию Тайн, где все и случилось. Они подвергли меня обряду Ависпри – выжгли мою искру, навсегда лишая силы, связи с огнем и тотемным животным. Наверное, что-то еще осталось глубоко на подкорке, иначе как еще объяснить…
     «Так вот зачем он сюда пришел, – подумал я. – Он хочет вернуть свою силу. То, что забрали люди, он хочет вернуть с помощью того, что здесь оставили утаремо».
     – Очень трогательно, что мы в этом разобрались! Но нельзя ли вернуться к вопросам более насущным? – заноза в заднице по имени Люнсаль продолжала ныть и нагнетать и без того непростую обстановку. – Что нам делать?!
     – Позвольте мне попробовать. – Жрица дождалась, пока все посмотрели в ее сторону, и продолжила: – Думаю, ни для кого не секрет, что наше мероприятие провалилось. Как и почему, будут выяснять те, кто выживет. Сейчас нам надо сплотиться и постараться вытащить свои несчастные жизни из той Бездны, в которой мы с вами оказались.
     Подавленно замолчавший Маки закивал, обрадованный тем, что хоть кто-то не собирается его линчевать прямо сейчас:
     – Я готов пойти на разведку и поискать наши вчерашние следы. Если коридоры джунглей еще не успели пожрать старую дорогу, то у нас будет шанс! Тогда мы смогли бы выдвинуться обратно тем же путем, что пришли, и к ночи уже минуем реку.
     – Ну уж нет, – парировал Барс. – С тебя проку как от разведчика никакого. Сейчас у нас каждая секунда на счету. Нужно быстро и незаметно все разнюхать. Выдвигаться будем уже по итогам, покуда останется время. Если кому и идти, так это зверю!
     – Согласен, – кивнул я. – Ждите меня один час. Если не вернусь, попытайтесь пробиваться, все время идя на северо-восток. По ночам будет разумно продолжать идти, а спать только днем.
     Жрица подошла ко мне и прижалась, робко положив голову на плечо:
     – Возвращайся как можно скорее. Я не уйду без тебя. Понял? – последние слова она сказала совсем тихо, украдкой поцеловав меня.
     Я, не в силах сказать больше ничего, ударился об землю и бросился прочь. Воздух еще не успел раскалиться до предела, что позволяло выдерживать приличную скорость. Я быстро учуял вчерашние следы группы и теперь двигался вдоль нашего пути, осматривая окрестности в поисках вероятных опасностей. Джунгли были абсолютно спокойны и, как и прежде, цвели, переливаясь, будто радуга после дождя. Ничто не свидетельствовало о том, что эти места смертельно опасны. Пение птиц, шелест крыльев спешащих в свои логова ночных мотыльков, урчание ручьев и гул диких пчел, все это сейчас не представляло для меня никакого интереса. Я рыскал в поисках другого хищника, что мог стать для нас неотвратимой бедой.
     По мере того, как я продвигался вдоль импровизированного тракта, по которому ночью прошел наш отряд, мною было встречено немало удивительных вещей. Я часто натыкался на весьма крупные развалины из камней, которые явно когда-то были строениями. На некоторых из них встречались повторяющиеся изображения: тигр, летучая мышь и змея. Интерес заключался в том, что именно им раньше поклонялись утаремо. Еще до того, как смошадор стал темным, утаремо черпали свою силу у духов леса, которых и изобразили на этих истертых камнях неизвестные художники прошлого. В это трудно сейчас поверить, но изначально шаманство рунианцев и утаремо было невероятно похоже. Они, как и мы, заключали сделки с тотемными покровителями из мира животных, переплетая свои души. Мне всегда было интересно, как бы изменилась история, не сверни утаремо не туда в погоне за силой. При всей кажущейся непохожести именно наши народы были наиболее близки друг к другу по духу и традициям, словно семена одного плода, посаженные в разную землю в далеких краях. Я часто думал об этом, и становилось горько от осознания, что никто и никогда уже не узнает о делах, на которые были бы способны мы, сплотившись.
     Нравилось мне это или нет, историю всегда писали победители. Официально утаремо были провозглашены падшими и неугодными этому миру. Против кого попало Санктубелу не объявляют. Я старался почаще себе об этом напоминать, чтобы не забывать, кто я сам и в каком мире живу. Однако удивляло меня в изображениях животных другое. Смошадор не был темным до того момента, пока к власти у утаремо не пришли так называемые жнецы. Память поколений не сохранила сведений о том, как появился такой класс в их обществе, кем они были и почему именно им было суждено изменить смошадор. Но с того самого момента, как жнецы взялись за дело, история нашего мира круто изменилась. Они искореняли заветы предков, как и запрещали практикование шаманизма в его исконном виде.
     Нет бога сильнее, чем бог смерти. Нет силы большей, чем сила Бездны. Нет жизни достойней, чем властвовать над другими. На таких постулатах зародилась новая культура утаремо, оставляя все старое позади, как ненужный хлам, как мусор. Словно мясник ножом, они отсекали все то, что делало утаремо похожими на нас, напротив, заставляя их чувствовать свою исключительность. И конечно же, именно жнецы начали заигрывать с Бездной. Я думаю, в какой-то момент простым охотникам уже было попросту запрещено смотреть на своих старых идолов, молиться старым богам, чтить былые традиции. От того меня поразило в самое сердце, что кто-то, возможно, рискуя жизнью, сохранил на стенах своего дома эти изображения первых трех воплощений шаманства смошадор. Кто-то из них так и не принял законы жнецов, пытаясь жить по-своему. Кто-то сказал «нет», не предав свою веру и правду. Они исчезли, были убиты, сожжены, забыты и стерты с лица земли. Но и Амахар был низвергнут, его жнецы уничтожены, смошадор спал. Годы смешали их всех с прахом земли, а с этих старых камней на меня все так же, как сотни лет назад, смотрели тигр, летучая мышь и змея.
     – Нужно было верить своему истинному создателю, – пробормотал я. – Никто не должен забывать, чьей рукой дарована его жизнь и судьба. Рунианцы бы никогда…
     – Ты глуп, если считаешь, что какому-то народу всецело принадлежит его будущее. – Слова, прозвучавшие за спиной, заставили меня проворно подскочить, выхватывая оружие. – Жили и другие утаремо, но нам всем была уготована одна судьба.
     Я не верил своим глазам. На расстоянии вытянутой руки от меня стоял мужчина. Его кожа, подобно змеиной, состояла из мельчайшей чешуи желто-зеленого цвета. Из одежды на нем была лишь набедренная повязка из тигриной шкуры. Сходства с окрасом этого животного ему придавали и татуировки в виде темных полос по всему телу. Его лицо смотрело на меня безжизненной, застывшей годы назад посмертной маской, и лишь неживые, чуть светящиеся глаза цепко следили за каждым моим движением. Передо мной, без сомнения, был утаремо.
     – Что ты хочешь от меня, дух? – стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно и спокойно, спросил я.
     – Сделку, – ответил он. – Я помогу тебе и твоим спутникам. Когда придет время, я окажусь рядом и сделаю то, что спасет жизнь одному из вас. А ты сделаешь кое-что для меня.
     – Мы застряли в ваших джунглях. Наши… – договорить я не успел, его голос снова звучал:
     – Я знаю обо всем, что ты хочешь сказать! У нас очень мало времени. Ты согласен на сделку? Просто скажи слово «да».
     – Да, забери тебя Бездна, да.
     – Хорошо. – Его слова звучали столь же безэмоционально, сколь хищно, то тише, то громче, заставляя меня ловить каждый их звук. – Твои друзья уже в плену прямо сейчас. Их захватили другие, не такие, как я.
     Я остолбенел от неожиданности, но продолжал внимательно слушать его.
     – Выживают всегда самые худшие! Те, кто все затеял, сумели уцелеть потом и затерялись на годы. Как короеды, они затаились и точили чужую силу и энергию. Как жалкие личинки, они десятилетиями сидели в своем коконе, высовываясь только для того, чтобы забрать еще жизней. Жнецы Сальгундва, Чиакна и Тиррука. Запомни эти имена! Я хочу, чтобы каждый из них сдох в мучениях.
     – Кто они такие? Зачем они пленили мои друзей?! – мозг отказывался что-либо понимать. – Что здесь вообще происходит?
     – Не все утаремо были уничтожены. К моему сожалению, эти трое выжили. Самые худшие. Те, на чьих руках кровь тысяч своих собратьев. Я хочу повернуть все вспять. И ты мне в этом поможешь. Жнецы захватили твоих друзей, чтобы скормить Бездне. То, что не удалось провернуть тогда, они пытаются совершить вновь. Годами жнецы копят силу, вливая ее в Бездну. Но они умеют ждать. У тебя мало времени, чтобы остановить жнецов, пока не принесены жертвы, но если пойдешь сейчас, то проиграешь. Дай им уйти. А сейчас спи.
     Возразить или возмутиться я не успел. Веки неожиданно стали настолько тяжелыми, что я просто повалился набок, уткнувшись лицом в траву. К усталости, обрушившейся на меня, словно потолок, добавилось что-то еще, но я не успел разобрать, что. Попытки открыть глаза не увенчались успехом. Я сутки не ел и не спал. Кто-то вторгся в мое сознание, сломив сопротивление, заставляя лениво отступать.
     Теплый песок заскользил по моей щеке. Тонкой струйкой он обтекал неровности лица, устремляясь куда-то прочь. Меня это не беспокоило и не волновало, пока в голове царило ощущение умиротворения, а сквозь прикрытые веки не проникал свет. Рассудок, находясь в кромешной темноте, сладко спал, позволяя себе желанный отдых. Струйка песка – это единственное, что соединяло меня с окружающим миром. Казалось бы, я даже не чувствовал веса собственного тела, лишь легкое прикосновение теплого песка, бегущего по моей щеке.
     Едва заметно на границе сознания мне мерещился чей-то тихий шепот. Слова таяли, не долетая до меня, и я не мог различить их, но и не силился сделать этого. В какой-то момент поток песка изменил направление, чуть отклоняясь в сторону, и начал осыпаться на мои веки. Сил нашлось лишь на то, чтобы едва заметно одернуть щекой. Легкий укол заставил меня, поморщившись, шевельнуться – в струйке песка начали попадаться крошечные камешки, досадно царапающие кожу лица. И снова шепот звучал в моей голове, уносимый ветром куда-то вдаль.
     – Ко… им…
     – Ко… им… ро… ись…
     Резкий удар заставил меня сжаться, закрывая лицо руками. Правое веко обжигало, как от огня, и я почувствовал, как по щеке скатилась капелька крови. Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в подобии открытого зала без стен, мозаичный потолок которого поддерживали древние истрескавшиеся колонны. Столь же древние плиты пола были засыпаны песком, местами пропитанным какой-то темной жидкостью. Обведя взглядом зал, я наткнулся на тела невероятных насекомоподобных существ. Они показались мне смутно знакомыми, словно из другой жизни, но в голову не приходило, из какой именно.
     – Ко… им… ро… ись…
     Голос снова звучал все настойчивее, и я наконец понял, что он исходит не из моей головы. Поднявшись на ноги, я с удивлением оглядел свое тело, а точнее одежду. На мне было напялено какое-то подобие южного хитона, перехваченного цепями диковинного темного металла, а на плечах лежал просторный капюшон.
     – Ко… им… ро… ись…
     Я пошел на голос, минуя залы, заваленные трупами исполинских скарабеев и насекомоподобных, названия которых мне не были известны. Чем дальше я шел, тем сильнее завывал ветер, швыряя в лицо горячий песок, который скрипел на зубах. Солоноватый привкус навел меня на мысль, что он перемешан не то с гарью, не то с золой.
     Кон… им… про… ись…
     Слова звучали все ближе, и я ускорил шаг, чувствуя, как грудь начинает вздыматься от учащающегося дыхания. Внезапно я оказался на просторной площадке, в потолочном пространстве которой открывался высокий купол с отверстием в центре. Через отверстие вниз падал широкий вибрирующий луч энергии ярко-красного света, рассыпаясь о центр овального зала. В месте соприкосновения света с поверхностью камня воздух вибрировал, исторгая мириады разноцветных искр, которые, опадая, растекались тяжелыми каплями, подобно ртути.
     Оторвав зачарованный взгляд, я заметил, что не один находился в этом зале. Чуть поодаль, прислонившись спиной к колонне, прямо на полу сидел некто в испачканном ржаво-красном хитоне. Повинуясь неясному мне инстинкту, я шагнул вперед к неизвестному, явственно понимая, что мои одежды как две капли воды похожи на одежды незнакомца. Шорох моих шагов заставил его вздрогнуть от неожиданности и вскочить на ноги, выбрасывая перед собой раскрытую ладонь. От резкого движения капюшон опал на плечи, открывая мне темные волосы женщины, которая показалась мне знакомой. Не обращая на ее жест никакого внимания, я продолжал идти навстречу, вглядываясь в открывшееся мне лицо. Изумрудные глаза смотрели на меня встревоженно и с надеждой, словно не веря себе. Ее губы снова пришли в движение и прошептали слова, которые, наконец, дошли до моего сознания:
     – Конгнирим, проснись!
     Теперь я уже не слышал ничего другого вокруг и не видел ничего, кроме этих глаз. Тех самых глаз! Селира взяла меня за плечи и, встряхнув, прошептала вновь:
     – Конгнирим, проснись!
     Я с трудом открыл глаза и со стоном, согнувшись, поднялся на ноги. Солнце уже было в зените. Не знаю, сколько я спал, но усталость прошла. Духа утаремо не было нигде поблизости. Был ли он рядом со мной вообще, я тоже не знал.
     «Как долго я спал? Кто он такой? Селира, это была ты?» – мысли, сменяя друг друга столько же стремительно, как листья на ветру, обрушились на меня со всех сторон.
     Джунгли, конечно же, не ответили. Перекинувшись в волка, я устремился обратно к лагерю, туда, где были те, кто нуждался во мне. Стволы пальм замелькали перед глазами, а в груди росло ощущение тревоги. Звериное чутье никогда меня не подводило, позволяя получать верные ответы всегда. Что-то произошло, но что и когда, я еще пока не знал. Когда я достиг места нашей ночной стоянки, мои худшие опасения подтвердились. На месте лагеря был форменный кавардак. Земля была местами изрыта, как бывает на поле боя, хранящем память недавней борьбы. Повсюду были разбросаны предметы нашей поклажи, на земле остались брошенные и несвернутые спальные мешки. Холодок страха прокатился по моему телу, поднимаясь к легким – вокруг не было ни души, а на меня смотрели лишь молчаливые истуканы покосившихся каменных изваяний Ломкай-гора.
     Я принялся изучать буквально каждый дюйм почвы, силясь как можно скорее разобраться с тем, что здесь произошло. Следов было много, но все они принадлежали нашей группе. Скользя над травой взад-вперед, я снова и снова натыкался лишь на оставленные моими спутниками отпечатки. Радовало меня то, что нигде я не находил следов крови. Это могло означать, что они были все еще живы. Пугало обратное – они не могли сдаться без боя. Что же за противник пришел сюда? Это заставляло меня, глухо рыча, описывать круги по лагерю в поисках ответов. Наконец я что-то нащупал! На одной из пальм неподалеку была срезана кора весьма необычным способом. Изучив заусенец, я пришел к выводу, что сюда не так давно ударил поток силы. В дереве еще чувствовалась магия Люнсаля.
     «Значит, был бой, – подумал я, внутренне сжимаясь и понимая, что дело принимало очень крутой оборот. – След явно свежий. Когда ты его оставил, мальчик? Сколько у меня есть времени?»
     Чуть увеличив радиус поиска, я нашел несколько стрел из колчана Барса, они просто лежали на земле в отдалении от лагеря, видимо, так и не найдя своих целей.
     «Почему я спал? Дух утаремо воздействовал на меня? Но как?» – мысли одна за другой проносились в сознании, и на них еще не было готово ответов.
     Кляня себя за слабость, скосившую меня, и утаремо за такую подлянку, которая теперь может стоить стольких жизней, я вернулся в лагерь и, перекинувшись из волка обратно, начал чертить на земле тотемный круг. Пришло время задействовать всю мою силу. Это был чуждый мне мир, чужая земля. Я понимал это, придя сюда, но другого выхода уже не оставалось.
     Тотемы земли и воздуха привычно легли в мои ладони, а слова инициации эхом отозвались в проклятых джунглях, вводя меня в транс. Поначалу мне показалось, что стихии тотчас же откликнулись на мой зов, и лишь увидев их сущности, я понял, что в этом месте мне никто не поможет. Духи, чувствующие присутствие шамана, один за другим выходили передо мной, но это были не привычные мне элементали. Унува[35] смотрели на меня с ненавистью, смеялись в лицо, исторгая древние проклятия и делая вполне однозначные жесты, сулящие скорую смерть. Их облики сменялись передо мной, каскадом бросаясь со всех сторон.
     Поняв, что таким образом, мне не добиться ничего, я оставил попытки договориться. На земле было разбросано множество предметов из нашей поклажи. Я несколько раз прошелся кругом, внимательно осматривая каждый из них и подбирая некоторые. Наконец в моих руках оказалось по одной личной вещи от каждого из моих товарищей. Сложив их в ряд на центре поляны, я решил использовать самый ненадежный, но простой и от того в сложившейся ситуации действенный метод. Снова обратившись волком, я стал жадно втягивать ноздрями воздух, запоминая каждый из запахов. Перекинувшись обратно, я зачерпнул небольшую горсть земли и начал шептать над ней заговор.
     Запомненные в форме зверя запахи и ощущения не пропадали, когда я менял волчью шкуру на кожу рунианца, а лишь ослабевали, что давало мне возможность протянуть нити за их хозяевами. Подброшенный в воздух земной прах на миг задержался и, тускло сверкнув, начал медленно оседать вниз, прочерчивая в пространстве подобие стрелы.
     – Получилось! – с благоговением прошептал я.
     Удар о почву, и мои лапы коснулись сырой земли, а в ноздри снова проник запах мокрой травы. Взятый след был настолько отчетлив и ясен, что я испустил глухой рык. Лапы сами заработали неутомимым механизмом, пуская меня в бешеную гонку, едва касаясь земли. Я мчался, не зная усталости и не глядя по сторонам, ведомый известным мне одному ориентиром. Нигде мне не встречалось ни крови, ни следов борьбы. Значило ли это, что я еще успевал все исправить? Ответа я не мог знать. У меня не было даже плана на момент, когда я их нагоню. Если вчетвером они не смогли совладать со жнецами, то мои шансы были вовсе невелики.
     Не знаю, сколько я так бежал, но охватившая мое тело бесшабашная погоня растворяла понятия времени и пространства. Я мчался, не разбирая дороги, огромными прыжками, как вдруг моего слуха донесся звук, заставивший меня замереть. Где-то вдалеке монотонными, выверенными ударами зазвучал барабан. Звук сразу смолк, но еще несколько мгновений эхом проносился в моем сознании. Я замер, пытаясь понять, было ли это на самом деле или мой разум снова со мной играл, подсовывая воспоминания какого-то другого меня.
     Джунгли снова слились в размытые очертания, а гонка продолжилась. Я изо всех сил рвался вперед, туда, где еще теплилась надежда. Ничего не изменилось, кроме того, что теперь я совершенно точно понимал, с чем мы столкнулись. Старые плиты, события ночи, покосившиеся камни – все же кричало об опасности! Как мы были слепы! В памяти пронеслась загадка из моего сна в крипте Гнилолесья. История начала исполняться, как по нотам разыгранный спектакль. Игра началась!

Глава XIII. Кровавый портал

     Не знаю, сколько времени я бежал. Опьяненное страхом сознание блокировало усталость и продолжало нещадно гнать меня вперед, туда, куда, скручиваясь спиралью, уходили нити следов моих товарищей. Стена джунглей внезапно оборвалась, являя моему взору живописную долину, раскинувшуюся в низине, сокрытой от мира живых долгие годы. Звонкие горные ручьи, с шумом ударяясь о землю, растекались сеткой сосудов по земле, образуя небольшие островки, на которых то тут, то там виднелись строения из гладко отшлифованных каменных плит. Между островками были перекинуты старинные мосты из бревен, стянутых пальмовой корой. Вид опустевшего поселения мог бы занять археолога или мародера на долгое время, если бы не то, что располагалось в центре долины. Даже издалека я ощущал величие и мощь, исходящую от древнего пирамидального строения, которому было суждено стать алтарем, впустившим когда-то Амахара в наш мир. Утаремо дорого заплатили за эту ошибку.
     Прежде чем двигаться дальше, стоило осмотреться повнимательней. Я явственно чувствовал, что следы моих спутников уходят к самому сердцу храма, и это наводило на определенные мысли. Долина, даже несмотря на природную красоту, выглядела совершенно вымершей. Изо всех сил напрягая зрение, я изучал каждый дюйм древних троп, отмечая про себя абсолютное отсутствие каких-либо следов и признаков жизни или быта. В то же время из мыслей не уходил барабанный бой, звучавший в джунглях.
     Наконец я решил, что если бы меня хотели поймать, то сделали бы это гораздо раньше, и перешел к действию. Усевшись в тени деревьев, я бережно достал из поясных карманов тотемы четырех стихий, воткнув их вокруг себя в землю. Мне до жути не хотелось без нужды проявлять силу раньше, чем это могло быть необходимо, в такой близости к сердцу старого города. Однако лезть туда, тыкаясь в ловушки, как слепой котенок, я хотел еще меньше. Успокоив дыхание, я закрыл глаза, отпуская иное зрение шамана вперед.
     Первое же, что я увидел, заставило меня вздрогнуть, едва не нарушив концентрацию. Долина, словно оживший кошмар, пришла в движение подобно исполинскому муравейнику. По истоптанным тропам шагали десятки, сотни, тысячи охотников утаремо. Я видел, как они тренируются на засыпанных песком площадках, оттачивая мастерство владения томагавками. Вооруженные копьями и топорами, они плясали в чарующем вихре тренировочных поединков, рассекая горячий воздух оружием под улюлюканье толп детворы. Я смотрел на их прежних шаманов, танцевавших перед идолами или шепчущихся с унува. Передо мной проплывали лица их строителей и ремесленников, которые заурядными кремневыми зубилами обрабатывали пористые камни, создавая из них шедевры первобытного и от этого какого-то истинного и чистого искусства. В то же время я отчетливо ощущал присутствие чего-то иного, более древнего и куда более темного, чем все, что я видел до этого.
     У подножия пирамиды не было видно ни души, словно к ней воспрещено было приближаться. Я с интересом вглядывался в ее очертания, скользя взглядом по пустым ярусам все выше и выше. Попытка пробиться сквозь стены едва не стоила мне потери сознания – виски налились болью, а во рту почувствовался солоноватый привкус крови от закушенной губы. Внезапно я уловил легкое движение внизу. Человеческий силуэт мелькнул на доли секунды и скрылся за темным проемом храма, но я был готов биться об заклад, что разглядел в нем Селиру. Опустив взгляд снова к подножию строения, я принялся изучать прилегающий двор, по которому мгновение назад могла бы пройти она. Мое внимание привлек блеск одного из постаментов. На таких, раньше вешали подобие знамен. Я не мог этого помнить, но откуда-то знал. Сконцентрировав внимание, я постарался максимально приблизиться и с облегчением вздохнул, разглядев предмет. Это были карманные часы на цепочке. Я видел их, казалось, вечность назад, в трактире «Старый пройдоха» у Маки. Черта с два бы он потерял что-то, имеющее стоимость в золоте. Нет, Маки совершенно точно оставил этот маячок для меня. Либо кто-то это сделал за него.
     Разорвав контакт иного зрения, я медленно вышел из транса, не спеша подниматься с земли. Когда привычное головокружение улеглось, я встал и уперся взглядом в долину, которая снова была пуста.
     «А, пропади все пропадом!» – устало подумал я и пошел прямиком, не стараясь скрываться.
     Несмотря на кажущуюся древность, пальмовые мосты через ручьи оказались весьма прочными и даже не скрипели, когда я по ним ступал.
     «А ведь их, как и все здесь, пытались сжечь и затопить!» – с уважением подумал я.
     Стараясь придерживаться кратчайшего пути к пирамиде, я лишь изредка останавливался у некоторых из строений. Здесь было на что посмотреть! Ни единого признака увядания и ветхости! Каменные плиты домов не ушли в почву и не покосились за годы. Стены были испещрены письменами красивой вязью, с вычурными завитками, на знакомом мне языке первых. Я изучал его, но все равно не до конца понимал. Местами мне попадались редкие предметы быта и культуры утаремо в виде старой домовой утвари, в основном черепки глиняной посуды. Подняв один из таких осколков, я с удивлением обнаружил на нем фрагмент картины: четыре охотника стояли, каждый преклонив одно колено и опустив голову. У их ног были длинные копья, лежащие на земле остриями от воинов. Перед ними стоят две двуногие фигуры, одна с головой пантеры, а другая – паука.
     «Любопытно, – подумал я. – Раньше я не слышал о таких тотемных покровителях».
     Я нарочито бережно положил осколок на землю и, пожалуй, впервые за все время нашего путешествия почувствовал стыд. Нет, не за нашу экспедицию в частности. Я стоял и отчего-то старался подобрать правильное описания своих эмоций, смутно ощущая, что это важно. Мне было стыдно за наш мир в целом. За людей, рунианцев, солов, вендази, за всех тех, кто бросил этот древний, но, без сомнения, мудрый и прекрасный народ на погибель, которую утаремо навлекли на себя своим же могуществом. За тех, кто, когда нужна была помощь, пришел и растоптал их, истребив как паразитов. Под моими ногами лежала колыбель цивилизации, ставшая могилой для первых детей Имаргиса. Сколько жизней, столько боли, сколько страха, сколько душ.
     Повинуясь внезапному порыву, я прошел вдоль стены дома и остановился у заплетенных иссохшими лианами столбов. Достав кинжал, я осторожными движениями начал срезать старые стебли, аккуратно складывая их в сторону. Когда работа была закончена, передо мной предстали низкорослые идолы с темными провалами глазниц. Их было двое. Наверное, те, которым поклонялись жившие в этом доме. Значит, и эти хозяева не приняли Бездну и не впустили проклятое учение в свою жизнь. Теперь их нет. Рты изваяний украшали изогнутые клыки, а лица были покрыты узором с изображением у одного змеи и летучей мыши у другого.
     Темные глазницы идолов смотрели на меня бесстрастно и безразлично. Их духи и унува были мертвы или спали долгие годы. Чуть постояв, я собрал отложенные в сторону срезы лиан и скрутил в два очень тугих пучка. Неплохо было бы обмакнуть их в дегте и поместить в специальные сосуды, чтобы горели дольше, но за неимением оных я просто уложил импровизированные факелы в небольшие заглубления в нижних частях столбов. Удивляясь собственному поведению, я опустился между идолами на оба колена и, разведя руки в стороны, подпалил пучки травы легкими языками огня, соскользнувшими с моих ладоней.
     Ничего не произошло. Идолы не пробудились, а долина все так же была мертва. Чуть погодя я поднялся на ноги и зашагал прочь. Когда я уже отошел от капища шагов на двадцать, до моего слуха донесся слабый и едва уловимый не то шипящий, не то хлопающий звук. Я завертел головой, но ничего поблизости не увидел. Продолжив движение, я украдкой улыбнулся, поняв, что мне напомнил этот звук. Так в ночи шелестят крылья летучей мыши.
     Окружающий мир по-прежнему излучал таинственное молчание, лишь изредка нарушаемое далекими звуками джунглей. Продолжив путь к центру долины, я миновал еще много домов и строений, назначение которых мне было и вовсе не ясно, изучая быт по остаткам того, что некогда являлось сильнейшим и мудрейшим из племен. Пирамидальное строение храма нависло надо мной, и теперь я чувствовал истинный трепет перед его величием. От древних стен физически ощущалась идущая сила, впитавшая злобу и мощь Амахара, не отступившая даже после падения утаремо и пережившая года упадка.
     По коже пробежали мурашки, когда я, наконец, завидел те самые постаменты из видения. Приблизившись, я убедился в том, что не ошибся – на тонкой цепочке висели карманные часы Маки. Я несколько раз обошел вокруг, оглядывая свою находку. На первый взгляд, ничто не свидетельствовало об опасности. Тем не менее я продолжал осторожничать и, отойдя на несколько ярдов, метнул в часы подобранный с земли камень. Надо сказать, что метание чего бы то ни было никогда не было моим коньком. Камень за камнем проносились мимо цели, и я мог лишь посмеиваться, представляя, каким бы возмущением разразился Маки, увидь он, чем я сейчас занят. Очередной камень со свистом вжикнул, устремляясь к цели, и едва задел цепочку. Воздух вокруг постамента внезапно сгустился, приобретая желто-зеленоватый оттенок, впрочем, быстро рассеявшись. Я рывком отскочил в сторону и, перекидываясь волком, стал осторожно втягивать ноздрями воздух. До меня донесся запах болотной тины, потом что-то вроде шалфея, легкие нотки пустырника, хмеля и еще Боги знают чего. Было совершенно очевидно, что сработала ловушка, которая имела нервно-паралитический характер воздействия.
     «Значит, они знали о ком-то еще. Или нет? – подумал я. – Простая предосторожность?»
     Я по кругу обошел место детонации, перекидываясь обратно из формы волка, и повернулся к храму лицом. Он ждал, не сомневаясь в том, что я войду, надменно взирая на меня пустыми арками окон. Входной проем, в котором мне померещился силуэт жрицы, приглашающе смотрел прямо на меня. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, все не решаясь сделать следующий шаг. Одно дело ходить по проклятой земле, и совсем другое – лезть в Бездну. К такому нельзя быть готовым. Я проверил, легко ли извлекаются тотемы из поясных карманов, переложил кастет в правую руку и, несколько раз глубоко вздохнув, решительно зашагал по старым плитам к храму. Когда до входа остались считанные шаги, прямо в проеме, как Пожиратель из Бездны, возник темный силуэт, преграждая мне путь. Незнакомец стоял так, что солнечный свет не попадал на его фигуру и мне угадывались лишь очертания его тела, но и этого было достаточно. Крепкие, чуть согнутые, кривые ноги упирались голыми стопами в засыпанный песком пол. Истлевшая набедренная повязка была единственным угадываемым в темноте элементом одежды утаремо, а это, несомненно, был именно он. Но приковало мое внимание другое – из темноты на меня смотрели два чуть светящихся змеиных глаза. Будто в подтверждение моих слов, он сделал полшага вперед, являя на свет чудовищно крупную голову кобры, так неуместно и пугающе смотрящуюся на двуногом существе.
     Стараясь, чтобы мои движения выглядели плавно, я перекатом принял боевую стойку, выпрямляя левую ногу перед собой и чуть прикрывая правую руку за своим корпусом. Утаремо заговорил так же внезапно, как появился, и я с удивлением отметил, что он изъясняется на всеобщем. Его слова звучали протяжно, будто нараспев, с ударением на последние слоги, но я его понимал:
     – Зачем ты пришел сюда?
     Само наличие диалога уже ободряло. Времени раздумывать в сложившейся ситуации у меня не было, и я выпалил первое же, что пришло на ум:
     – Я отбился от каравана и потерялся.
     Змеиная голова чуть склонилась набок, и до меня донесся шелест его голоса:
     – Ложь. Второй раз спрашиваю. Зачем ты пришел сюда?
     На лбу у меня выступил пот. Похоже, я зря затеял эту игру.
     – Я потерял друзей в джунглях! Их три человека и рунианец. Я ищу их!
     Змеиная голова смотрела словно сквозь меня не мигая:
     – Ложь. Третий раз спрашиваю. Зачем ты пришел сюда?
     Почему-то я отчетливо осознал, что он неслучайно считает количество раз, и, по всей видимости, этот третий вопрос будет для меня последним, если я отвечу неправильно. Мысленно подобравшись и приготовившись к отчаянному бою, я сухо бросил:
     – Я ищу пятый тотем. Не знаю, что это – смошадор или еще какая сила. Я пришел за ним.
     Мой собеседник никак не отреагировал на мой ответ, продолжая смотреть бесчувственными глазами сквозь меня:
     – Ты готов умереть за то, чтобы получить его?
     Не могу сказать, что я был удивлен услышать от подобного чудовища о смерти. Но учитывая предыдущий опыт, мне совершенно не хотелось злить его или снова ответить неверно:
     – Я не знаю, – просто и незатейливо ответил я то, что было истиной правдой.
     Змееголовый качнулся вперед, чуть опуская голову на уровень моей, и, устремляя свой холодный взгляд в упор, прохрипел:
     – Зато я знаю, заклинатель.
     Сказав это, он буквально растворился в воздухе. Я хлопал глазами, глядя на место, где только что стоял утаремо. Появления духов начинали меня не на шутку нервировать. Я выждал немного времени, но из храма не доносилось ни единого звука, только чуть слышно подвывал гуляющий по залам ветер.
     На моей ладони загорелся не больше наперстка огненный шар, освещающий мне путь в пирамиду. Я зашагал внутрь, стараясь не спешить и внимательно изучать пространство стен, потолка и пола на предмет неприятных сюрпризов. Надо сказать, что атмосфера, царящая здесь, была куда менее жизнеутверждающая, нежели в долине. В тусклом свете огня моим глазам предстала картина уныния и увядания. Местами на стенах, где были дождевые подтеки, разрасталась омерзительного вида синяя плесень, пол был завален какими-то истлевшими обрывками, осколками древесины, образующими кучи мусора, из которых при приближении прыскали в разные стороны жуки и огромные жирные мухи. Запах стоял соответствующий, и я, отрезав кусок ткани от рукава, сделал себе повязку, закрывающую рот и нос. В центральном зале, где я вскоре оказался, меня ждало разветвление коридоров, часть из которых уходили куда-то вверх, а другая шла под уклоном вниз. По-видимому, в подземной части храма были устроены какие-то дренажные каналы, поскольку оттуда доносился шум воды.
     Нити следов моих товарищей уже давно пропали, едва я ступил в долину, поэтому пора было принимать решения, исходя из логики. Если их кто-то увел и держит в заточении, то, скорее всего, где-то в застенках, которые обычно обустраивают в подвальных этажах. Решив, что лучше начать поиск с нижних ярусов, я чуть поддал яркости моего огонька и двинулся по длинному, уходящему ниже уровня земли коридору.
     Чем ниже я опускался, тем холоднее становилось. Я даже сквозь обувь ощущал могильный холод, исходящий от плит. Это было очень странно, с учетом того, что ручьи в долине хоть и были горными, но значительное время текли на поверхности, а значит, должны были нагреваться от солнца.
     Я шел довольно долго, минуя десятки ответвлений и комнат. Мне совершенно не хотелось куда бы то ни было заглядывать, и хоть я и понятия не имел в каком направлении нужно двигаться, старался, по крайней мере, не стоять на месте, чтобы не околеть. Постепенно шум воды стал усиливаться и, поняв это, я решил принять его за свой ориентир. Когда шум стал настолько сильным, что уже заглушал звуки моих шагов, я отметил про себя, что пламя в руке начало подрагивать – значит, водный источник был очень близко. Наконец коридор вывел меня в широкую естественную пещеру.
     Пространство, в котором я оказался, поражало своими размерами. Боковых стен пещеры не было видно в темноте, настолько далеко они находились. С потолка вниз смотрели хищные острия сталактитов, по которым тонкими струйками сочилась вода, срываясь каплями вниз, отчего создавалось впечатление, что в пещере идет дождь. Пола, как такового, пещера не имела. Едва войдя сюда, я увидел подземное озеро, которое раскинулось передо мной. Опустившись на корточки, я поднес руку с огнем к поверхности воды, силясь разглядеть глубину, но увидел лишь бесконечную темноту. Изучив берег с разных сторон, я все-таки нашел кое-что любопытное. Под водой виднелись плоские камни, буквально на пару дюймов сокрытые от поверхности. Я постарался проследить за ними, насколько хватало зрения, когда меня осенило, что это самая настоящая тропа. Возможно, когда-то она была сухой, и только со временем уровень воды чуть поднялся, скрывая ее. А может, иначе, так и было задумано изначально. Кто знает? Как бы то ни было, я начал осторожное движение, стараясь переступать максимально медленно. Поскользнуться и упасть в этот водоем было последним, чего бы я сейчас хотел.
     Каменистая тропа вела меня довольно долго, время от времени сворачивая то влево, то вправо. Я потерял счет времени, всецело сосредоточившись на том, чтобы не свалиться в темную пропасть, разливающуюся, покуда хватало глаз. Огонек тревожно подрагивал в моей ладони от капель воды, падавших с потолка, в результате чего поток света прерывисто моргал, бросая изогнутые тени моей фигуры. Внезапно влажность стала значительно выше, и я ощутил, что вхожу в водяной туман. Тропинка привела меня к небольшой каменной площадке, сразу за которой бьющие с потолка водяные ключи образовывали огромный водопад. Вода с ревом рисовала стену сразу за границей острова, обрушиваясь куда-то вниз. Наверное, это было единственное место в пещере, где она не стояла, а уходила еще ниже.
     Видимость была сильно затруднена из-за водного тумана и отсутствия света. Когда каменистая тропа оборвалась и я ступил на остров, мое сердце замерло от того, что предстало моим глазам. В самом центре площадки располагался алтарь из темного камня, исписанного какими-то символами и рисунками. В нем угадывался не то кварц, не то хорошо полированное метеоритное железо. Прямо на алтаре лежало изуродованное тело Люнсаля. Его живот был распорот от груди до самого паха, а внутренности вывернуты наружу, наподобие какого-то чудовищного цветка смерти. Руки и ноги волшебника были вытянуты в разные стороны и выломаны таким образом, что свисали вниз с краев плиты. Подойдя ближе, я заметил, что вены на запястьях и лодыжках Люнсаля были перерезаны, и кровь все еще медленно текла на пол. Мое сердце стучало с такой силой, что угрожало пробить грудную клетку.
     – Кто и зачем мог сотворить такое? Где остальные? – тихо прошептал я.
     Стоило взять себя в руки. Я прекрасно знал, кто это сделал. Не знал только, зачем. И все равно на такое сложно было спокойно смотреть. Он, конечно же, был заносчивым засранцем, самовлюбленным зазнайкой, но не заслуживал такого конца. Стараясь не поддаваться панике, я наконец взял себя в руки и изо всех сил напряг внимание. Нигде не было заметно отчетливых следов крови, которые должны бы были образоваться при таком чудовищном истязании. Подойдя ближе и поднеся огонек к поверхности пола у алтаря, я обнаружил, что все конечности трупа свисали к небольшим желобкам в полу, соединявшимся в один канал, который уходил в сторону водопада. Я принялся искать хоть какие-то следы, силясь понять, что за ритуал был здесь проведен, но все поиски были тщетны – на полу я нашел лишь пару огарков от свечей и какие-то старые обрывки веревок. По мере исследования поверхности острова я приблизился к самому краю, к месту, где желоб с еще едва текущей по нему кровью впадал в озеро. Только сейчас, когда я стоял вплотную к водопаду, я заметил то, что не мог увидеть издалека, – радугу.
     На первый взгляд, обычное оптическое явление взаимодействия света и водяных брызг. Вот только в этом месте радуга закручивалась в спираль прямо в толще водной стены. Один из лучей радуги происходил прямо из-под моих ног, там, где вязкие капли крови волшебника растворялись, стекая в озеро. Я поднес огонек настолько близко к водопаду, что тот с шипением яростно замерцал, исторгая облака пара. Это был портал, активируемый кровью живых существ, и он еще не был закрыт. Зачарованно глядя сквозь толщу воды, я смотрел на стены и высокие колонны места, что я уже видел однажды. Вот только где и когда?
     Понимая, что счет времени идет на секунды, я, мысленно подобравшись, и покрепче сжав кастет, шагнул под ревущий поток водопада. Судорога боли пробежала по моему телу, заставляя свернуться в глубок. Кажется, я закричал. Мир вокруг перестал существовать, а головокружение обрушилось с такой силой, что сознание покинуло меня.

Глава XIV. Орден без цвета и герба

     Небольшая зала без окон и с одной лишь дверью была довольно плотно заставлена пустующими учебными партами. Стены помещения скрывали многочисленные полотняные гобелены с пейзажами, впрочем, ничего конкретного не изображавшими, так – какие-то красивые и, по-видимому, далекие места. Я уже длительное время сидел в полном одиночестве, после того как меня привел в это место какой-то хмурый тип в выцветшем хитоне, подпоясанном цепью. Довольно странный и неудобный ремень, надо заметить. Часы тянулись, а никто не спешил приходить, что начинало меня бесить.
     «На кой, спрашивается, было приводить меня сюда? Уморить со скуки?» – раздраженно подумал я.
     Наконец, решив, что мое терпение вот-вот лопнет, я поднялся и принялся расхаживать по комнате, задумчиво пиная парты.
     Я несколько по-иному представлял учебные классы Академии Тайн. Мне казалось, что они должны быть наполнены стеллажами с древними свитками, досками, исписанными заклинаниями, колбами со всякими жабьими мозгами и прочим подобным продуктом. Отсутствие всех этих атрибутов вкупе с полным одиночеством действовало на меня угнетающе. Интереса ради я решил заглянуть за один из гобеленов. Подойдя к картине, изображавшей заснеженные горные вершины, я ухватился за ее боковину и, стараясь не повредить, начал отгибать край.
     – Мне сказали, тут сидит ребенок с Даром. Но, похоже, я ошибся, и передо мной доморощенный вандал, – прозвучало за моей спиной.
     Столь неожиданное появление кого-то из взрослых заставило меня вздрогнуть и отскочить, инстинктивно пряча руки за спину. На меня смотрел мужчина средних лет в таком же, как и его предшественник, просторном выцветшем хитоне, опоясанном цепью. Его волосы уже подернулись сединой, но глаза были настолько пронзительными, что я невольно сделал небольшой шаг назад. На что я еще сразу обратил внимание – это его лицо. Черты были словно вылеплены из воска. Я даже не сразу бы смог подобрать этому описание. Наверное, самым верным было бы сказать, что все они были «стандартными». Человек с обычным лбом, носом, губами и ушами. Все было настолько правильным, что, бьюсь об заклад, встреть я его через полчаса где-нибудь на рынке в толпе, то ни за что бы не узнал, настолько он был серым, слово сошедшим с этих картин персонажем массовки.
     Не обращая внимания на мое смятение, он молча прошел мимо и, выдвинув один из стульев из-за парты, уселся на него, кивком указав мне на соседний. Я повиновался и сел рядом, не смея повернуть головы. Я немного нервничал, отчего не знал, куда деть свои руки, и то клал их на парту, то убирал на колени. Незнакомец снова нарушил молчание так же внезапно, как в первый раз. Он говорил, не глядя на меня, уставившись в одну точку на стене.
     – Итак, что мы имеем? Юноша родом из Локато, двенадцати лет от роду, безотцовщина.
     Я тут же вскинулся, даже привстав от негодования:
     – Вообще-то мой отец погиб на войне! Он был храбрым воином, который…
     – Юноша, мне плевать, – незнакомец оборвал меня, резко повернув голову. – Здесь ты говоришь только тогда, когда я задаю вопросы. Это понятно?
     Я, нахмурившись, кивнул, решив попридержать отповедь до момента, когда он закончит.
     – Ты попал сюда, – он провел круг пальцем в воздухе, – потому что у тебя обнаружили Дар. Довольно редкий, должен заметить. Ты когда-нибудь слышал о Хиалидинис – ордене без цвета и герба?
     Я с готовностью кивнул, но он лишь криво усмехнулся.
     – Это был риторический вопрос. Ты ничего про него не слышал, как и никто другой за пределами этой обители.
     Мои щеки залились краской от того, что я так глупо соврал на пустом месте, но его, казалось бы, это совершенно не волновало.
     – В нашем мире существует множество сил, которыми могут управлять живущие. Одни имеют склонность к магии, другие к природе, третьи к шаманизму, четвертые к оккультизму, кто-то даже к общению с самой смертью. Сил много, мир – один, и все они имеют связь. У нас здесь не Академия Тайн. Ты ведь это уже понял?
     Я несколько опешил от такого заявления. Когда у меня обнаружили Дар и после всех проверок отправили в Перумас, то я посчитал, что мое будущее теперь определенно пройдет среди магов. Мужчина заметил мое замешательство и назидательно поднял вверх указательный палец:
     – Я сказал, что твой Дар довольной редкий. Ты человек, который имеет склонность к шаманизму. Но в твоем роду не было рунианцев. Это интересно. Именно такие студенты нам нужны. Тебя будут учить обращению со всеми видами и магии, и шаманизма.
     После такого я едва не подпрыгнул на стуле и, забыв о приличиях, выпалил:
     – Всем? Всем видам силы одновременно? Такое разве возможно?!
     Он ответил не сразу, скривившись, словно желая отмахнуться от назойливого насекомого, и нахмурившись, фыркнул на меня:
     – У тебя проблемы с дисциплиной, юноша. Может, мне следует отправить тебя домой?
     Я покорно склонил голову, пробурчав в парту:
     – Нет, господин. Простите.
     Он немного помолчал, снова уставившись в какую-то точку на стене. Мог ли я знать, что уже в следующую секунду замру, как глиняное изваяние, не смея более перебивать и, кажется, даже дышать.
     – На Имаргисе непрерывно происходят военные конфликты. Война за власть идет на самых разных уровнях, и в погоне за ней создаются ордены, кланы, заключаются пакты и союзы. Но это все, – он вновь обвел рукой вокруг, – лишь подножие горы. Мышиная возня неразумных детей! Существуют силы куда более древние и мифические, чем, возможно, известные тебе из истории герои и государства. Имена некоторых из этих сил настолько темные, что их нельзя не только произносить, но даже думать о них. Наша организация представляет собой боевую ячейку, которая противостоит им. Каждый, у кого обнаружили Дар сродни твоему, может стать одним из нас и послужить общей цели. Но цена нашего учения будет высока, и я говорю не о деньгах. Скажи, придя сюда, чего ты хотел на самом деле? Я не тороплю тебя, хорошенько подумай – это важный вопрос, и я хочу услышать на него разумный ответ.
     Мне было стыдно признать, но конкретной цели у меня не было. После смерти отца я был на попечении старших братьев, которым не было особого дела до меня. Круг их интересов заключался в том, чтобы строить военную карьеру, постоянно отсутствуя дома. Порой мне даже казалось, что они забывают, где это место. Мать же была простой ремесленницей, которая после смерти мужа замкнулась в себе и не слишком-то интересовалась, чего я хочу от жизни. Устраивайся в подмастерья к кузнецу, портному, конюху, кому угодно – вот и весь сказ о ее родительском наставлении. Хуже всего было то, что меня не интересовали ни ремесла, ни война, ни жизнь в убогой и однообразной деревне. Не интересовали кони, хоть и считается, что у любого рожденного в Локато это в крови. Чуть помедлив, я нашел в себе сил, чтобы поднять голову и посмотреть на своего собеседника:
     – Я не знаю, господин. Однажды в нашу дыру пришел бродячий священник из Светлой Длани. По традиции всех детей провели мимо него на празднике урожая, чтобы получить благословение. Когда настала моя очередь, он попросил меня задержаться, а потом подозвать мою мать, и долго ей что-то объяснял. Уже потом я узнал, что старик увидел во мне Дар. Он сказал, что меня надо показать в Перумасе, и оставил грамоту с рекомендацией. Пока я ехал на перекладных сюда, то мечтал о многом, но сейчас отчего-то не могу сказать, к чему стремлюсь конкретно. Вы просили честный ответ – вот он вам: я хочу стать нужным, послужить какой-то серьезной цели, а не просто ковать гвозди или чистить загоны для лошадей.
     Мой собеседник выдержал взгляд, и впервые я заметил, что на его лице проступило подобие улыбки. Лишь на миг, но я готов поклясться, что мой ответ его устроил.
     – Как я уже сказал, мы не Академия Тайн. Наши студенты обучаются не для служения империи в широком смысле этого слова. Мы служим всему миру. Это означает, что наши адепты не призываются во время мобилизации, о них никогда не слыхать за пределами обители, наши личности секретны, как и судьбы, и дела. Войдя в число учащихся, ты должен будешь отречься от старой жизни и перечеркнуть все, что было до этого самого дня, даже забыть свое имя. Твоей семье через год, может два, отправят письмо, в котором будет сказано, что ты погиб во время обучения: не справился с заклинанием, выпал из окна, свалился с лошади и свернул шею, в общем, любую чушь, лишь бы в это поверили. Это делается не просто так. Вступая на путь противостояния нашему врагу, ты должен стать машиной, механизмом, кинжалом во тьме. Кинжал ведь не может быть маменькиным сынком, так?
     Я нашел в себе силы лишь на то, чтобы кивнуть.
     – Ты мог обратить внимание, что я не спросил, как тебя зовут, и ничего не записываю. Это не потому, что я и так знаю, а от того, что мне не надо это знать. С того момента, как ты станешь нашим студентом, у тебя не будет своего имени, как и у остальных. Каждый, кто учится и преподает здесь, зовется одинаково – Конгнирим, то есть хранитель знания. Тебя и других студентов будут обучать обращению с высокими материями всех проявлений силы. В вашем распоряжении будут библиотеки, которым позавидует любой орден, – весь перечень знаний, накопленных поколениями до вас.
     Внезапно он замолчал и вопросительно уставился на меня:
     – Спрашивай! Я же вижу, что, если не спросишь, у тебя пена изо рта пойдет, – он снова усмехнулся.
     – Но как можно обучаться всем видам силы, если Дар может быть только один?
     – Ты еще не стал нашим студентом, чтобы совать свой нос в каждую щель, но я удовлетворю твое любопытство. Дело в том, что служение ордену подразумевает не одну жизнь, а множество. Десятки реинкарнаций, если повезет. И в каждой последующей, кто знает, кем ты родишься и станешь? Любой из нас должен быть готов к тому, что обретет силу, с которой ранее не был способен работать, и снова ринется в бой уже не с нуля.
     – То есть получается, что я буду учиться не только с людьми и рунианцами, но и с тальгедами и вендази? – спросил я ошарашенно.
     – И даже с мурхунами и солами. Я же сказал, что мы не принадлежим Арскейя или Союзу Севера. Имаргис наш общий дом, и у нас есть один общий враг.
     Я лишь раскрыл рот. Мир вокруг меня рушился, как карточный домик, сминая границы познания и основы, которые были известны мне до этого.
     – Тебе многое предстоит постичь, поэтому решение нужно принять сейчас. Время не наш союзник. Либо ты вступаешь в наши ряды, отдавая свою жизнь ордену без сомнений и сожалений, либо уходишь немедленно. Если выберешь второй вариант, то просто уснешь, а проснувшись, забудешь о нашем разговоре. Ты очнешься в одной из таверн Рассветного, и последнее, что будешь помнить, это то, что провалил вступительные экзамены в Академию Тайн и едешь домой.
     – А если я выберу первый вариант?
     – Обучение начнется для тебя прямо сейчас. Ты проведешь многие годы в этих стенах, не выходя наружу. Твоя жизнь навсегда будет связана с орденом, из которого исключают лишь вперед ногами. Знаешь, кто такие Пожиратели Бездны? – он опустил на меня взгляд своих стальных немигающих глаз. – Ты станешь одним из тех, кто бросает им вызов.
     Я знал ответ с момента, как переступил порог родного дома.
     – Мне нужно будет что-то подписать, порезать палец или что-то в этом роде?
     Незнакомец лишь развел руками:
     – Секретность нашей организации не подразумевает ведение документации. Просто скажи это вслух. Поверь, ответ будет услышан.
     – Хорошо, я согласен.
     Не заиграли фанфары, воздух не замерцал искрами, стены не разверзлись, а пол остался на месте. Мужчина поднялся и зашагал к двери, бросив на ходу:
     – Конгнирим, следуй за мной, я покажу твою комнату.
     Я довольно быстро понял, что слова о том, что время не наш союзник, прозвучали не просто так. Во всем здании, куда я только ни попадал, не было окон, и определить, какое сейчас время суток, стало невозможным. Режим дня же явно был призван сбить нас с толку, чтобы мы вынуждены были забыть, что такое день и ночь. Здесь вообще все было не просто так.
     Меня поселили в довольно просторной для одного человека комнате. Первое, что бросалось в глаза, – в ней тоже не было окон. Интерьер представлял собой очень простой письменный стол с множеством ящиков, один стул и кровать. В помещении не было вообще никаких шкафов. Для хранения учебных материалов в стенах были оборудованы ниши глубиной в локоть. Глядя на них, я почему-то сразу задумался о массивности строения, в котором мы находились. Даже межкомнатные стены по своей мощи могли соперничать с крепостными. Одежду же предполагалось вешать на одинокий крючок у кровати. Впрочем, это не могло стать проблемой, поскольку из гардероба у меня уже был лишь блеклый хитон и цепь, выданные мне в первый же день.
     Помимо меня были и другие студенты. Кого тут только не было! Я, кажется, повстречался со всеми представителями разумных рас Имаргиса. Другое дело, что пообщаться особо не удавалось. Дело заключалось даже не в запрете, а в том, что каждый из учащихся прежде всего был зациклен на самом себе. Хотя и попадались те, кто был рад немного поболтать, «чтобы не сойти с ума», как мы шутили между собой. Помимо обучения основам магии, шаманизма, колдовства, астрономии, алхимии, истории и еще десяткам дисциплин, одно из главенствующих мест занимала философия. Это был единственный предмет, который преподавался индивидуально. В тот момент, когда всем давалось свободное время для чтения у себя в кельях, к тебе мог прийти один из преподавателей для частного урока. Порой эти беседы представляли собой бессмысленное, на мой взгляд, пережевывание прописных истин, а иногда было действительно интересно.
     – Как ты думаешь, что самое страшное в Бездне? – спросил у меня наставник.
     – В ней правят Пожиратели. Они питаются душами тех, кто умирает на Имаргисе. В мире регулярно рождаются новые души, как и новые звезды загораются на небе. Но не все из них после смерти могут родиться снова. Чьи-то души достаются Пожирателям, питая их и насыщая силой, которую они копят, чтобы однажды вернуться в мир живых и забрать его. Я думаю, это самое страшное, что когда-то они накопят нужное количество силы и вернутся сюда, – поразмыслив, ответил я.
     – И чем же это страшно? Когда-то Пожиратели уже были низвергнуты. Чем не повод сделать это опять?
     – В тот раз их победили Титаны. Но мы не настолько сильны, – возразил я.
     – Ты ходишь вокруг правильного ответа, но не видишь его, – сказал наставник. – Подумай, что нам мешает стать столь же сильными, как Титаны?
     – Смертная оболочка, – попытался угадать я.
     – Разве она имеет отношение к тому, что называется Искра или Дар? – изумился мой собеседник.
     – Нет, – согласился я. – Но, лишаясь тела во время смерти, мы попадаем в Бездну, откуда не каждая душа возвращается назад. Так из мира уходят безвозвратно знания, опыт и сила, накопленные за годы жизни несчастными душами, доставшимися Пожирателям.
     – Так что же самое страшное в Бездне? – спросил он снова, улыбаясь.
     – Пожиратели уничтожают души с Даром, не давая нам развиваться и копить знания. Они это делают для того, чтобы мы не могли приблизиться по силе к Новым Богам! – осенило меня.
     – Возможно, ты прав, – сказал он, серьезно глядя мне в глаза. – Задача Конгнирима копить все проявления силы и знания, какие дарует тебе судьба. Но все идут к этой цели по-своему.
     Однажды, покидая келью, я столкнулся взглядом с девушкой, выходившей из одной из соседних «камер», как мы их называли. Наши глаза встретились, и она, сделав серьезное выражение лица, обратилась ко мне:
     – Я тебя здесь раньше не видела. Новенький? Как тебя зовут?
     Я проворно оглянулся по сторонам и прошептал:
     – Конгнирим!
     Она прижала ладони ко рту, выпучив глаза:
     – Не может быть! Но меня тоже зовут Конгнирим!
     Мы дружно расхохотались и пошли каждый своей дорогой. Поскольку времени для нас не существовало, вполне можно было себе позволить никуда не спешить. Периодически мы виделись на учебных лекциях, в столовой и на тренировочных полигонах. Наверное, то, что между нами происходило, можно было бы назвать дружбой. Редкие встречи всегда сопровождались веселым смехом и взаимными подколами. В отличие от других учащихся, она не была ни капли надменна, интересовалась культурой других народов, впрочем, и не углубляясь в опасную близость к переходу на личности.
     Время текло незаметно, и о том, что проходили месяцы и годы, я мог судить по изменению лиц тех, с кем учился. Отсутствие дневного света и скудный рацион не шли на пользу для здоровья, но существующие порядки были крепки как камень, окружавший нас.
     Наша память была всем, что мы имели, и вместе с тем не принадлежала нам. Не знаю, что за дух противоречия жил во мне, но сознание требовало иметь отдушину, что-то, чего не смогут у меня отобрать педагоги. Чего-то, что меня не заставят забыть, что будет со мной, даже когда я совсем сойду с ума от бесконечной зубрежки. Я не сразу осознал, что этот предмет закрепления в памяти у меня появился уже давно и все время был со мной рядом, ведь она жила напротив.
     Наши редкие встречи с моей веселой соседкой стали для меня дороже сна. Порой я мог часами стоять у двери своей комнаты, вслушиваясь в шаги. Личное общение в ордене было строго запрещено, не говоря уже о визитах в чужую келью, поэтому мы подгадывали моменты, чтобы невзначай выйти одновременно или встретиться между лекциями. Мы оба понимали, что делаем то, что запрещено, и, возможно, вредим друг другу, но уже не могли остановиться.
     Как-то раз я проснулся не от привычного колокольчика, установленного в нашем крыле и возвещавшего о подъеме, а от стука в дверь. Первое время я даже не осознавал, что это мне не чудится, настолько необычным и невозможным казалось происходящее. Я уже было подумал, что мне все приснилось, как едва слышный стук повторился вновь. Стараясь не шуметь, я медленно поднялся с кровати, набрасывая хитон и повязывая поясную цепь. Я ждал какой-то внезапной проверки или еще какой каверзы, но, открыв дверь, едва успел шагнуть назад в комнату.
     Моя соседка влетела в келью, как ураган. Мельком выглянув в коридор, она очень осторожно прикрыла за собой дверь. Я чувствовал, что нечто произошло, но она не спешила ничего мне объяснять, лишь смотрела на меня глаза в глаза и молчала. Этот взгляд был настолько глубоким и чарующим, что мгновение спустя я уже не видел и не слышал ничего вокруг. Мир, келья, пустые стены, все перестало существовать, были только мы с ней и что-то запретное, но наше общее и от того самое дорогое во Вселенной.
     Когда она заговорила, я сразу понял, что мы видимся в последний раз. Ее голос дрожал, хотя она с видимым усилием старалась с ним совладать:
     – Сегодня у меня итоговый экзамен. Не знаю, что это будет, но мне страшно! Из ребят, что пришли учиться раньше меня, ни один не вернулся после итогового. Это всегда казалось мне странным. Не могут же все с первой попытки сдать или не сдать? Куда они потом деваются?
     Мне нужно было что-то сказать, как-то подбодрить ее, но я пребывал в таком же неведении:
     – Слушай, я уверен, что тебе не о чем беспокоиться. Скорее всего, это будет какой-нибудь тренировочный полигон или головоломки. Мы сотни раз решали подобное!
     – Но всегда мы после этого возвращались сюда! – она была неумолима. – Что если я провалюсь? Что тогда со мной будет? А если нет, куда меня пошлют? Что я буду делать без…
     Она осеклась и закрыла лицо руками. Не в силах на это смотреть, я прижал ее голову к своей груди, и она разрыдалась.
     – Я столько потеряла в своей жизни, столько сил отдала, чтобы стать Конгнирим… Но сейчас мне страшно. Наверное, потому что я догадываюсь, что дальше ждет меня, – она оглянулась, словно нас могли подслушать.
     – Мне кажется, итогового экзамена нет. Это и есть сама Бездна, – прошептала она.
     – Я тоже думал об этом, – признался я. – Пожиратели собирают души с Даром, такие как ты или я. А мы должны сражаться, используя силу, на их территории, вырывая владельцев Искр из лап врага, чтобы не всех поглотила Бездна, чтобы и мы сами могли родиться снова. И так бесконечно.
     – Осталось в этой схеме понять, как нас туда забрасывают, и как это – заставить себя родиться опять, – невесело посетовала она.
     – Помнишь, мы как-то обсуждали, что я пришел учиться немногим позже тебя? На каких-то пару месяцев, как мы считали?
     – Продолжай. – Ее глаза внимательно смотрели на меня, ища любую зацепку из сложившегося положения.
     – Это значит, что мой экзамен тоже будет скоро. У меня приличные результаты по всем дисциплинам. Думаю, я смогу просить о досрочном выпуске. Тогда, если все то, о чем ты говоришь, правда, мы сможем оказаться в Бездне вместе и прикрывать друг друга! – затараторил я.
     – Но мы должны понимать, что нельзя предугадать, как пойдет дело там! – возразила она. – Быть может, что для того, чтобы уцелеть, кому-то из нас придется уйти раньше.
     – Но как мы тогда встретимся, после рождения? – ошарашенно протянул я. – Мы будем помнить друг друга и самих себя? Ведь пройдут годы, прежде чем мы снова вырастем. Кем мы будем? Где? Нам надо будет снова идти в Бездну?
     – Этого никто не знает, – устало проговорила она. – Мы можем только попытаться запомнить друг друга такими, как сейчас. Поэтому я и пришла. Скорее всего, это наша последняя встреча…
     – А я бы все-таки попробовал эту схему сломать, – упрямо заговорил я. – Нам надо договориться о том, как мы должны будем найти друг друга, уже покидая Бездну и теряя нынешних себя! На тот случай, если не сможем встретиться там или не успеем придумать чего получше.
     – Нас учили фокусировать память на заклинаниях, чтобы после реинкарнации мы могли пользоваться любой силой, которую нам дарует судьба, так? – вдруг вспыхнула она.
     – Допустим, – осторожно ответил я.
     – Тогда нам надо придумать какой-то трюк! Пазл, который будем знать только мы!
     – Главное, чтобы мы не забыли о нем сами, – возразил я.
     – Не забудем! Это и есть главное! Если все пройдет как надо, то мы сможем активировать его, чтобы вспомнить друг друга, когда родимся, уцелев в Бездне.
     Она всплеснула руками и нервно зашагала по комнате. Я смотрел на нее, чувствуя, как истерично бьется мое сердце. Что мы делаем? Правильно ли это? Вдруг она резко остановилась и заговорила так быстро, что я едва успевал за потоком ее мысли.
     – Ты говорил как-то, что больше всего на свете хотел посмотреть на Ломкай-гора. Как еще совсем ребенком ты играл с вытесанными из коры масками, наподобие тех, что, по легендам, носили первые шаманы утаремо, и как получил за это на орехи от старших.
     – И что?
     – А то, что я купеческая дочка! Отец торговал с Вольной бухтой и часто привозил мне всякую всячину контрабандой из земель утаремо. Наше детство проходило в разных местах, но мы играли в одно и то же и мечтали об одном и том же!
     До меня, кажется, начало доходить, что она придумала. Мне было дико, что мы обсуждаем смерть буднично, вот так, словно и не жили, будто не приходили сюда наивными юнцами.
     – Нам помогут старые воспоминания детства. Они ярче всего, и если что и удастся протащить, так это их. Главное, запомнить самую суть – любой ценой попасть в Долину Томагавков. Чутье, подсознание поведет нас! – догадался я.
     – Именно! – просияла она. – Смошадор еще сотни лет не пустит под кроны своих джунглей никого, кто бы смог его изменить или сломать. А значит, оказавшись в месте такой первородной силы, у нас будет шанс высвободить спящие резервы наших реинкарнаций неосознанно и тогда вернуть память.
     Это звучало невероятно, безумно, но давало надежду.
     – Надеюсь, у нас получится, – сказал я. – У меня нет ничего, кроме тебя. Мы все отдали этому месту, но я чувствую, что так было надо.
     – Как и я, – сказала она и засмеялась, бросаясь мне на шею. – Мне пора! За мной скоро, должно быть, уже придут. Если разминемся в Бездне, я постараюсь оставить весточку, подать сигнал. А потом буду искать тебя в Долине Томагавков. Где-то да свидимся, не опаздывай!
     Она ушла, а я еще долго лежал на кровати, тупо уставившись в потолок. Что-то неуловимо печальное и тревожное поселилось в моем сердце. Больше я ее не видел.
     Размытые дни обучения слились в недели, а может, и месяцы, протекая мимо, как река. Душевная хандра, заполнившая мое сердце, мешала сосредоточиться на чем-либо, лишала сна и аппетита. Уже скоро я понял, что единственное утешение можно найти в работе. Я взялся за учебу с утроенной силой, можно даже сказать, с яростью. Все свое время я бросил на штудирование фолиантов, которые от напряжения горели в моих руках. Тело ломали изнуряющие тренировки на полигоне, вплоть до потери сознания от полного истощения сил. Со стороны можно было подумать, что я превратился в тень себя вчерашнего, блеклую и бесстрастную. Но появился другой я. У меня, наконец, была не иллюзорная, а вполне конкретная цель – стать как можно сильнее и вырвать наши души у Пожирателей во что бы то ни стало.
     Какое-то время спустя меня посетила мысль, от которой я расхохотался прямо сидя на лекции, да так нервно и истерично, что я схлопотал наказание.
     «А что если моей соседки не существовало? – вдруг подумал я. – Что если это была иллюзия, фантом, морок, мираж, призванный заставить меня направить все свои силы на учебу, срывая все печати скрытого потенциала моего организма?»
     Это была очень страшная мысль, и я что есть сил гнал ее от себя.
     – Нет, только не так! – шептал по ночам я. – Должно остаться что-то мое, то, чего у меня никто не отберет!
     Дверь в мою келью распахнулась, являя моему взору фигуру одного из наставников. Они никогда не стучались и могли вот так появляться без приглашения. Это был один из вендази, что преподавали у нас боевые искусства. Он медленно вошел в мою комнату и остановился в ее центре, глядя сквозь меня.
     – Конгнирим, сегодня твой итоговый экзамен. У тебя есть немного времени, чтобы подготовиться. После общего звонка можешь не покидать свою келью, за тобой пришлют провожатых, когда все студенты крыла уйдут на занятия.
     – В Бездну подготовку, я хочу идти сейчас.
     – В Бездну, значит. – Он как-то печально на меня посмотрел сверху вниз. – Сразу к самой сути. Я так и думал. Следуй за мной.
     Последние слова он говорил, уже разворачиваясь и выходя в коридор. Я торопливо зашагал следом, покидая комнату, служившую мне домом неизвестно сколько лет, и ни капли об этом не жалея. Мы долгое время шли привычными переходами, минуя учебные классы, то поднимаясь, то опускаясь по лестницам. Не раз я задумывался о том, где на самом деле находится наше здание. Отсутствие окон частенько наводило меня на мысль о том, что оно раскинулось под землей, но это оставалось лишь догадкой. Изоляция такой секретной ячейки должна была быть намного важнее удобств. Я помню, как, прибыв в Рассветный, заходил в разные министерства, которые передавали меня из рук в руки, пока мой неокрепший разум окончательно не потерялся в лабиринте городских улиц так, что ни за что бы не вспомнил, как и где оказался в конце концов.
     Наконец вендази остановился у ничем не примечательной двери и приглашающе открыл ее, оставаясь в коридоре. Я шагнул внутрь, краем глаза отметив, что провожатый остался снаружи. Передо мной раскинулась учебная комната с гобеленами на стенах, в которой я оказался в первый день пребывания здесь. За той самой партой, где произошел фатальный для отрока из Локато разговор, сидел мой старый седовласый знакомый. Увидев меня, он так же небрежно кивнул мне на стул подле себя. Я уселся рядом, положив руки ладонями вниз на парту, и уставился в одну точку немигающим взглядом.
     – Вижу, ты вырос, Конгнирим, – он усмехнулся. – Сколько лет прошло?
     – Это риторический вопрос, я полагаю.
     – Вырос и поумнел! – продолжил он. – Что же, значит, пришло время последнего испытания. Ты прилежно учился, с завидным рвением, поэтому я не буду ходить вокруг да около. Скажу прямо – после экзамена ты отправишься на войну. Ты ведь уже догадался?
     Я коротко кивнул.
     – Эта война идет тысячи лет, и каждый из наших выпускников, покидая стены цитадели Хиалидинис, вступает в нее в одиночку. Ты ведь уже догадался и почему?
     – Никаких предположений, – все так же скупо ответил я.
     – Значит, вырос, поумнел и научился играть. Ты мне все больше нравишься! Впрочем, ты прав, экзамен у тебя, а не у меня, значит, и правила должен огласить я. Ты обучался управлению тайнами мира тонких материй для того, чтобы противостоять самому грозному врагу, какого имела и будет иметь свободная воля, – Повелителям Бездны. Шагнув однажды на их территорию не как простая душа, а как солдат, ты уже никогда не будешь прежним. Даже если выживешь в первый раз, они тебя запомнят и будут ждать. За некоторыми, особо успешными Конгниримами, посылают кавильгиров и прочих порождений Бездны прямо сюда в наш мир.
     – Но мы не можем защищать друг друга, поскольку тогда о нас, как об организации, рано или поздно узнают и нанесут удар? – догадался я.
     – И поэтому тоже, – кивнул он. – Каждый Конгнирим сам выбирает свой путь, когда покидает стены ордена и уже никогда не возвращается.
     Внезапно он повернулся ко мне, и я с удивлением отметил, что его лицо изменилось. Он был взволнован и смотрел на меня как-то по-отечески.
     – Я знаю, что тебе страшно. Это нормально. Знаю и то, что тебе многое станет понятно лишь после перехода. Это тоже надо принять как часть таинства, как стихию. Но хоть мы и сражаемся в одиночку, ты никогда не останешься один. Вот такой парадокс. Мне жаль, но я не могу сказать тебе больше. Не имею права.
     – Я все понял. Последний вопрос. Если я уцелею там, как мне реинкарнировать?
     – Вообще каждый находит этот путь лично сам. Я не смогу дать тебе нужного алгоритма. Самые удачливые умудрялись выбирать время, место и даже расу своего нового воплощения. Когда ты переродишься, то окажешься кем угодно, только не тем, кто ты есть сейчас. Большая часть памяти после смерти будет утеряна, но, если повезет, сможешь сохранить свои навыки и, когда придет время, использовать их. Наше противостояние уходит в глубь веков. Повелители забрасывают нам своих солдат, а мы им своих. Убитые в нашем мире порождения Бездны возвращаются восвояси, убитые же в Бездне солдаты становятся рабами навечно. Постарайся уцелеть! Но даже не это самое сложное. Вас так долго учили забывать лишь для того, чтобы вы научились вспоминать. – Он поднялся и встал напротив меня. – Вспомни, кто ты есть, Конгнирим, когда снова родишься под этим солнцем. Вспомни и продолжи борьбу!
     Я снова кивнул, и тогда он извлек из полы хитона кинжал из темного металла, испещренный рунами, положив его передо мной.
     – Цепь, опоясывающая наши одежды, – это символ. Череда братьев и сестер, связанная в бесконечность. Существует и другое толкование – каждое звено есть реинкарнация души, которая бессмертна. Твой путь начинается только сейчас, Конгнирим, и это твой последний экзамен!
     Я задумчиво поднял кинжал. Он был изготовлен из метеоритного железа, но лишен каких-либо магических свойств. Скорее всего, что-то ритуальное, не более. Я нервно улыбнулся, облизнув губы.
     – Поверить не могу, что я это делаю. Но мои желания давно не имеют значения. Она меня ждет, – пробормотал я, задумчиво разглядывая отточенное острие.
     – Кто она? – Конгнирим вопросительно поднял вверх бровь.
     – Уже не имеет значение, кто. – Я встретил взгляд своего собеседника и понял, что решился.
     – Только где, – сказал я и, уперев рукоять кинжала в парту, с силой опустил голову вниз.
     Заросшие мхом камни исторгали могильный холод. Я пытался пошевелиться, но тело ответило таким спазмом боли, что я глухо застонал, сжимаясь обратно в клубок.
     «Сколько я так пролежал? Где я?» – мысли не слушались и, как кузнечный молот, отдавались эхом, путаясь и вибрируя.
     Слегка приоткрыв глаза, я начал всматриваться в окружающий меня полумрак, изучая место, в котором мне посчастливилось оказаться. Местами в потолке торчали какие-то дымчатые кристаллы, излучавшие слабый свет. Визуальный осмотр не дал никаких ответов, и я принял решение повторить попытку подняться. На сей раз я начал издалека, сжимая и разжимая пальцы на руках и ногах, принялся восстанавливать кровообращение. Я не раз слышал истории о том, что после использования портала последствия отката заклинания ощущаются невыносимо болезненно, но и не представлял, что настолько. Сила жертвенной крови, будь она неладна, творила с моим телом поистине жуткие вещи!
     Наконец, встав на четвереньки, я смог доползти до стены и, прислонившись спиной, медленно поднялся на ноги. Тяжелое дыхание вырывалось из моих легких с такими хриплыми свистами, что мне казалось, будто не услышать подобное просто невозможно, даже за милю. Я оглянулся по сторонам, не спеша применить силу, и инстинктивно ощупал шею в месте, куда вонзил кинжал.
     – Ну и привидится же такое… Безумные сны становятся неприятной привычкой! И все же, сколько я проспал на этот раз?
     Я очень давно не ел, и кажется, у меня начали галлюцинации от переутомления. Иначе я не мог объяснить ни свой сон, ни то, что опять выпал из сознания в самый неподходящий момент.
     «К черту сомнения! – подумал я. – Где-то там, в темноте, мои товарищи, и я зашел уже слишком далеко, чтобы думать о здоровье сейчас».
     Стараясь не издавать лишнего шума, я медленно двинулся вдоль стены.

Глава XV. Пятый тотем

     Меня окружала густая темнота, нарушаемая лишь редкими отблесками потолочных кристаллов. Я все также шел вдоль стены, прижимаясь к ней боком и согнувшись в три погибели. Несмотря на видимое отсутствие поблизости какой бы то ни было опасности, мне не следовало терять бдительность ни на секунду. Вскоре коридор, по которому я двигался, вывел меня к большому залу, стены которого образовывали подобие арены. В центре помещения зиял широкий проем, который, очевидно, был предусмотрен конструкцией, а не стал следствием обвала. Все еще постанывая от боли после телепорта, я присел на корточки, а затем встал на колени, успокаивая дыхание и стараясь привыкнуть к темноте. По телу пробежала привычная дрожь, и я уставился на зал глазами зверя.
     На стенах было трудно что-либо различить, они сплошь потемнели от времени и густо заросли мхом. Более того, тут не было вообще ничего, что могло бы указывать на происхождение самого строения. Хотя кое-что любопытное все же имелось. На заваленном каким-то доисторическим мусором полу то и дело попадались кости. Мне жутко не хотелось ничего трогать, но любопытство взяло верх, и я принялся изучать каждую из находок. Стараясь двигаться словно тень, я юркнул к бесформенному завалу, жадно втягивая ноздрями воздух и разрывая содержимое лапами. Я сразу понял, что это труп какого-то животного, истлевшего за годы до такого состояния, что сложно было определить, кто бы это мог быть. Кости оказались полыми, но слишком массивными для птицы. К тому же на некоторых из них оставались обрывки кожи с фрагментами чешуи, что наводило меня на мысль о каком-то земноводном. Окрепшее до этого подозрение переросло в уверенность, что я находился на боле брани. Все, что окружало меня, было искаженной временем до неузнаваемости плотью непогребенных существ.
     – Кто же вы такие? – задумчиво пробормотал я, возвращаясь в свое тело. – Кто вас убил?
     К моему вящему сожалению у останков отсутствовал череп, и я двинулся к следующему трупу в поисках ответов. Череп также отсутствовал, но здесь на пожелтевших от времени костях я обнаружил отчетливые следы боя. Некоторые фрагменты были перебиты чем-то неострым и довольно тяжелым.
     Я было уже отчаялся найти отгадку, продолжая задаваться вопросом, зачем неизвестному или неизвестным бросать обезглавленные трупы, как удача улыбнулась мне. В очередном ворохе мусора лежал фрагмент челюсти этого диковинного животного, совсем небольшой, но о многом говорящий. К кости крепился двойной ряд небольших и острых клиновидных зубов. Внутренний периметр которых, насколько я смог его определить, был чуть темнее, шире и менее острый, чем внешний. Это уже было интересно. Хищное земноводное, предположительно, могло летать, но, судя по размеру костей и допустимой комплекции, на небольшие расстояния. Кроме того, оно обладало двойным рядом зубов, которые потемнели от некоего химического воздействия.
     – Какое-то естественное поражение… Что бы это могло быть? – пробормотал я рассеянно, вернувшись в тень стены. – Повышенная кислотность в слюне? Забери меня Бездна! Да ведь это линпаро!
     Озарение, окатившее меня волной гордости за свою догадку, тут же сменилось холодным потом. Множественные трупы линпаро, такие древние и истлевшие от времени, не могли оказаться здесь случайно. Я принялся вновь оглядывать стены места, в котором оказался. Сначала я думал, что портал из Ломкай-гора вывел меня в какую-то соседнюю область. Я думал, что оказался в другом святилище неподалеку от места перехода, учитывая, что действие любого транспортного заклинания, пусть даже и активируемого кровью гуманоида, имеет пределы. Но теперь, увидев эти трупы, я уже в этом сомневался. Линпаро были расой разумных болотных ящеров, которые без следа исчезли еще до падения утаремо. Имея внушительные габариты, доходившие до размеров лошадей, линпаро были самыми крупными в нашем мире существами, способными летать. Во времена, когда смошадор еще не был темным, а о жнецах еще никто не слышал, линпаро и утаремо жили вместе, словно единый народ. Они вместе охотились и защищали свои джунгли. Несмотря на разумность, болотные ящеры не обладали какими-то признаками цивилизации, всецело дополняя своих старших братьев – утаремо. Когда началась война, охватившая весь Имаргис, а объявленная Санктубелу привела объединенную армию свободных народов к границам Долины Томагавков, никто не разбирался, куда подевались линпаро, они попросту исчезли, и это было всем на руку.
     Я не знал истинного названия этого святилища на языке тех, кто его построил, но точно понял, где нахожусь. Многие заблуждались, когда думали, что храм Амахара был построен на земле. Ошибался и я, еще несколько часов назад думая, что вошел в него. Настоящий храм был под землей.
     – Повелитель Бездны, перед которым преклонили колени утаремо, был сущим проклятием не только нашего рода, – раздался шепот над моим ухом. – Линпаро стали первыми жертвами его безумия.
     Передо мной снова стоял дух утаремо, встреченный у развалин в джунглях.
     – Им претила черная сила нового смошадор, – он придвинулся ко мне вплотную, заставив отступить еще дальше в тень. – Ящеры выступили против своих же собратьев! Блокировали тропы и норы нашей горы. Они пытались стать стражами этого места, остановить безумие жнецов! Несчастные и не догадывались, что лишь ускорят призыв, отдав свои жизни и души.
     То, что произошло в Ломкай-гора, лишь подтвердило правило: «Некоторые двери лучше не открывать вообще». Однажды впущенный в мир живых, Амахар теперь искал любые способы проникнуть сюда снова, сводя с ума новых пророков и питая силами поверженных слуг.
     – Почему ты здесь? – я не мог поверить, что дух утаремо помогает мне лишь из мести. – Твои собратья живы. Пусть трое, пусть худшие из всех, но им удалось выживать десятилетиями, храня кровь своего племени. Что тебе надо от меня?
     – Для того чтобы быть утаремо не достаточно иметь кровь утаремо. Лучше бы им не иметь ее вообще! Они отребья! Черное пятно на нашей истории! – Дух снова приблизил ко мне свое лицо, так, что я мог видеть только океан безумия его лишенных эмоций глаз. – Если бы мне нужна была месть, я бы нашел способ свести с ними счеты сам.
     – Почему ты здесь? – я не собирался развесить уши перед его нытьем и отступить без ответа. – Зачем тебе я?
     – Однажды мы совершили роковую ошибку. Все не должно было закончиться так… Ты поможешь мне исправить содеянное. Запустишь историю вспять. Хватит вопросов, у тебя мало времени.
     Дух растворился в воздухе прямо передо мной. Волна страха прокатилась по спине, заставив меня вздрогнуть. Я начал нервно вращать глазами, озираясь по сторонам в поисках угрозы. В храме царило гробовое молчание, и это было намного хуже, чем если бы стены кричали об опасности, таящейся в этом месте. В который раз кляня себя, Маки и весь белый свет за этот поход, стоивший нам всем так дорого, я провел пальцами по кольям тотемов, активируя их. Запрятанные в дереве элементали тут же откликнулись на мой призыв, и я ощутил волну силы, прокатившуюся по моим венам. Слишком много было упущено, но сейчас стоило поторопиться, и я короткими перебежками из тени в тень устремился к ближайшему проходу, уходящему во тьму коридоров.
     Первый выход из зала вывел меня к винтовой лестнице, уходящей куда-то вглубь горы. Я прошел какое-то время, опускаясь на нижние ярусы, но вскоре уперся в препятствие. Проход заглублялся в воду, скрываясь под толщей мутной и гниющей жижи. Решив, что этот путь явно мне не подходит, я вернулся в центральный зал и двинулся к следующему проходу. Широкий коридор, несколько раз сворачивая, открыл мне еще один зал, совершенно не похожий на предыдущий. В самом конце помещения было установлено что-то вроде трибуны, перед которой раскинулись несколько десятков истлевших дощечек, расположенных в строгой геометрической последовательности. Это было что-то вроде сидений, на которых, как я уже догадывался, располагались адепты, а может, и пленники, которых приводили сюда.
     – Похоже, здесь их к чему-то готовили, – догадался я. – Но к чему?
     Мне не были известны особенности, традиции и техники, какие использовали новые жнецы смошадор, но на примере подчинения стихий я знал, что энергия существа, идущего на сделку по своей воле, дает куда большую силу. Значило ли это, что были жертвы, приходящие сюда добровольно, я не знал. Ясно было одно – их вели, как овец на заклание, целыми толпами, обрабатывая, как податливый материал.
     Выйдя из зала и направившись к следующему проходу, я уже догадывался, что там увижу, – жертвенная. Это должен был быть самый последний зал, тот самый, куда приводили обреченных на смерть тела и души. Подземный уровень, видимо, существовал для утилизации отходов и технических нужд, молельный зал для затуманивания разума и, наконец, зал, где приносили в жертву.
     – Но где, Бездна меня забери, тогда должен был появиться Амахар? – пробормотал я. – Ведь для него же должны были создать какой-то особый алтарь, если только…
     Я замер как вкопанный, не смея даже шевельнуться. Арена. Колоссальный провал в полу. Моя догадка заставила тело дрожать, будто я трусливый мальчишка, но разыгравшееся воображение уже было не остановить. Все это место и было одним гигантским алтарем. Амахар должен был подняться из глубочайших недр земли сюда, откуда его накачивали силой.
     – Жнецы смошадор не собирались его выпускать, – ошеломленно прошептал я. – Они хотели сделать его собственным оружием. Впустить в мир, но заковать в оболочку новой тюрьмы. Ненормальные!
     Внимательно изучив оставшийся неразведанным проход, я осторожно заглянул внутрь, вслушиваясь и стараясь уловить хотя бы подобие шума. Чернильная тьма поглощала возможные звуки, лишь капли воды срывались с потолка, нарушая таинственное забытье, царящее здесь. Я поспешил внутрь и на ходу выхватил из-за пояса кастет, сжимая и разжимая пальцы, пропуская их в прорези оружия. Коридор оказался не в пример длиннее остальных, и пока я двигался по нему, то несколько раз мне встретились уже ставшие привычными истлевшие трупы линпаро. Проход уходил глубже в гору, не имея ни единого поворота, а света по мере продвижения становилось существенно меньше. Кристаллы сталактитов в потолочном пространстве стали появляться куда как реже, и их света едва хватало, чтобы не свернуть себе шею.
     Я снова старался скользить вдоль стены, прижимаясь левым плечом к кромке шершавого камня, как вдруг впереди замаячило едва заметное свечение. Не сбавляя шага, я двинулся вперед и вскоре мог различить, откуда оно исходило. В старом, изъеденном ржавчиной гнезде для факела робко тлела почти до конца прогоревшая лучина, сделанная из сухой травы, пропитанной какой-то гадостью. Огня уже не было совсем, но угольки еще теплились, порождая частичку света. Это было, пожалуй, первой хорошей новостью за день. Наличие самодельного факела свидетельствовало о том, что те, кто скрывался дальше, как и я, нуждались в свете, а значит, были из плоти и крови. Повинуясь охватившей меня надежде, я завернул за угол и двинулся вперед крадучись, стараясь, чтобы мои шаги совпадали с размеренными шлепками капель воды, срывающихся с потолка на поверхность пола.
     Понятия времени для меня более не существовало, я знал, что опоздал, но по наитию шел вперед, чувствуя, что теперь должен узнать правду о том, что тут произошло. Что меня больше всего поражало в этом храме, так это то, что здесь не было и намека на архитектуру или что-то, что можно было бы описать засаленным термином «культурное наследие». Мертвый камень, на котором не было ни орнамента, ни даже незамысловатой обработки. Здесь не было ничего, кроме гнетущей пустоты святилища смерти. Казалось, что создатели намеренно строили его именно таким, лишая попавших сюда даже последнего – фантазий.
     Я шагал уже довольно долго, когда в темноте снова замаячил проблеск тусклого огонька. На этот раз я не мог видеть, откуда исходит свечение, потому что оно было сокрыто за очередным поворотом. Едва приблизившись и не спеша высовываться, я отметил про себя, что, судя по падающим лучам и их рассеянности, за углом должно быть помещение и источников света несколько.
     «Не знаю почему, но ненависть к вам начинает застилать мой разум, – мрачно подумал я. – Я рад одному, что эта погоня окончилась».
     Мне открылась просторная зала, стены который терялись в дымке теней. В самом центре помещения находился невысокий, но довольно широкий плоский камень черного цвета, вокруг которого горело несколько алых свечей. Цвет ритуального алтаря даже в условиях плохой видимости был настолько чернильным, что казалось, будто он впитывает и пожирает свет. Прямо на камне лежало тело, в котором я сразу же узнал Барса. Воин, по всей видимости, уже давно был мертв, поскольку его кожа начала синеть. Как и Люнсаль ранее, он лежал, распластавшись на спине, с выломанными конечностями и перерезанными венами. Отличие заключалось в одном – у Барса были хирургически удалены веки, отчего неестественно выкаченные глазные яблоки, как у ярмарочного шута, таращились в потолок. Рот его так и остался раскрыт в предсмертном крике агонии.
     Вокруг каменной плиты сидели, скрестив под собой ноги, три фигуры в темно-бурых плащах. Я без труда опознал в них утаремо. Фигуры не двигались, похоже, находясь в трансе. Лишь приблизившись еще на несколько шагов, я увидел, что у каждого из них были закатаны зрачки, от чего в темноте мерзко поблескивали пустые белки глаз. Губы же жнецов, а это были именно они, находились в хаотическом движении, шепча свои черные и древние, как наш мир, слова. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать, к кому они обращаются.
     Мое оцепенение нарушил легкий шорох, исходящий откуда-то из тени восточной стены. Я чуть не вскрикнул от неожиданности, увидев живых Маки и Селиру. Они были связаны, а их рты были заткнуты и стянуты обрезками ткани. Судя по кровоподтекам, их сильно избили, но они были еще живы. Друзья тоже заметили меня. Сели была мертвецки бледна, и я уже собирался рвануться к ней, теряя голову, как застыл, уставившись на отчаянно вращающего глазами Маки. Он дергал подбородком куда-то по другую сторону комнаты за спины жнецов и, поворачивая голову, выпучивал глаза, яростно моргая. Счет шел на секунды, и я успел лишь заметить, что туда, куда указывал Маки, были сброшены в кучу дорожные сумки моих спутников, как один из утаремо вздрогнул и повернул ко мне голову.
     – Сальгундва, Чиакна, Тиррука! Вы нарушили заветы предков и предали собственный народ. Я приговариваю вас к смерти! – слова сами сошли с моего языка, будто говорил не я, а кто-то другой.
     Жнец рывком поднялся, а его спутники, отходящие от транса, последовали за ним, бесшумно вставая с пола и разворачиваясь ко мне. Их лица были совершенно бесстрастны, а в длинных, покрытых кровью руках они сжимали изогнутые ритуальные ножи.
     – Знаешь, что в том рюкзаке, пугало? – сказал я, смотря в глаза ближайшему ко мне жнецу и выбрасывая перед собой руки.
     По венам стремительно пробежал холод, сменяющийся жаром, когда, лизнув кожу с моих раскрытых ладоней, вырвалось ревущее пламя. Прогремел взрыв. Запас оружейного пороха и булом, хранившийся в вещевом мешке Маки, в который пришелся мой удар, громыхнул с такой силой, что я, потеряв равновесие, полетел затылком об пол, падая навзничь. У меня потемнело в глазах, но я тут же перекатился на живот, хватаясь руками за стену, и пошатываясь, побежал вперед. Вековая пыль и каменная крошка, поднятая взрывом, стояли в воздухе сплошной стеной, напрочь лишая возможности видеть, но я успел запомнить расположение комнаты и уже спешил к моим товарищам. Я бы наверняка пробежал мимо них, не двигайся я, держась за стену. Селира была без сознания. Поспешными движениями я принялся перерезать веревки на ее руках и ногах, попутно ища глазами Маки. Тот пришел в себя первым, и еще не успел я закончить со жрицей, подполз к нам, извиваясь как червь. Схватив его за руки, я резанул по стягивающим его запястья путам и сунул ему в ладонь нож. Маки с невероятной скоростью начал перепиливать остатки веревки на ногах.
     – Кзор, сзади! – глухо прохрипел он, метая кинжал куда-то за мою спину.
     Я крутанулся вокруг своей оси, разворачиваясь, но нападавший успел нанести удар, от которого меня спас лишь бросок Маки. Кинжал угодил жнецу в предплечье, отчего его собственный удар вышел смазанным и лишь чиркнул острием кривого ножа по моей кольчуге. Я успел швырнуть в нападающего тотем земли, когда второй утаремо, как призрак из Бездны, прыжком приземлился прямо мне на грудь, осыпая градом ударов. За его спиной взревел выходящий на свободу стихийный дух, и зал наполнился грохотом боя. Мне хватало сил только на то, чтобы закрываться от ударов кулаков, большую часть которых я пропускал. Жнец, несмотря на относительную худобу, был чудовищно силен, как сильны одержимые или бешеные животные. Я чувствовал, что в каждый удар он вкладывает нечто большее, чем физическая сила, и потому не мог этому противостоять.
     Изо всех сил стараясь не потерять сознание, я пытался зацепить его остриями кастета, на что жнец сжал мое запястье с такой силой, что я не мог даже пошевелить пальцами. Свободной рукой он продолжал осыпать меня градом ударов, не давая опомниться. Я несколько раз безуспешно попытался сбросить его, но тщетно, он не только не ослаблял хватку, но и перехватил свободной рукой мое горло, лишая возможности дышать и сжимая другой рукой мою кисть с оружием. Прежде чем жнец понял, что допустил ошибку, моя ладонь обхватила его лицо. Пламя взревело, пожирая плоть и с хрустом ломая кости. Он попытался отскочить, но едва ослабил хватку на моей правой руке, как я, подаваясь вперед за его движением, вонзил ножи кастета под правый бок жнеца. Уже не отдавая отчета своим действиям, он снова дернулся назад, разрывая собственную плоть, и, теряя равновесие, рухнул на плиты пола.
     Тем временем другой утаремо, подпрыгивая словно эквилибрист, пытался зацепить ножом Маки, который не спешил вступать в открытый бой. Каждый раз, когда жнец шел в атаку, Маки отступал за спину земного элементаля, который тугими ударами раз за разом отбрасывал нападавшего. Он пытался измотать утаремо, разумно понимая, что находится в худшей форме. Я почувствовал вспышку силы, когда с рук утаремо сорвались разноцветные искры, большая часть которых пришлась на грудь элементаля. Движения земного духа замедлились, но он выдержал удар. Жнецы были истощены ритуалом и не готовы к внезапному бою. Это единственная причина, по которой нам еще удавалось сопротивляться.
     Привстав на одно колено, я, чувствуя, что теряю силы, сконцентрировался и изо всех сил швырнул в утаремо огненный шар. Росчерк силы первородного пламени, чадя копотью, ломаной линией взвился к противнику, освещая зал. Жнец попытался увернуться, но пропустил атаку уже наполовину распавшегося элементаля. Удар стихийника выбил воздух из легких утаремо, отбросив к стене. Он упал на колени, безуспешно пытаясь подняться. Считанное мгновение спустя за его спиной выкатился Маки, вооруженный подобранным кинжалом. Серии ударов, которую нанес своему врагу мой приятель, позавидовал бы любой хищник семейства кошачьих. Маки продолжал с упорством маньяка осыпать колющими ударами уже безжизненный труп, когда наконец услышал меня:
     – Маки, остановись! Маки! Маки!
     Он с удивлением поднял на меня налившиеся кровью глаза, потом опустил взгляд на утаремо и снова уставился на меня, уже чуть остывая.
     – Вот ты ж гнида, паскуда! – вот все, что он смог мне сказать, с отвращением отбрасывая труп в сторону и падая спиной прямо на пол.
     – Маки, не время! Где третий? – я уже был на ногах и, отмахиваясь от оседающей пыли, рыскал в поисках последнего противника.
     Маки резво подскочил ко мне, и мы, встав спиной к спине, начали зигзагами обходить помещение. Вскоре послышался звук распада подчиненного элемента земли. Исчерпав отпущенное ему время, стихийный дух с наслаждением ушел прямо в твердь, оставляя оболочку из груды камней. Откуда-то сбоку послышался шорох, едва слышный звук мелких камешков песчаника, на которые опустилась чья-то ступня. Мы замерли, вслушиваясь, перекинувшись напряженными взглядами. Повисла тяжелая тишина. Мне казалось, что я слышу, как бьется сердце Маки. Песок и пыль, поднятые в воздух, продолжали медленно оседать на пол, съедая видимость и приглушая звуки.
     Вдруг по телу Маки пробежала судорога, и он, выпучив глаза, всплеснул руками, прижимая ладони ко рту и закрывая лицо. Лишь запоздало, я понял, что он кашлянул. Сначала как будто ничего не произошло. Окружающая нас тишина никак не изменила свое состояние, но я ощутил легкое покалывание на ладонях. Кто-то пустил в ход силу, но я еще не мог понять, как именно. Легкое покалывание быстро начало сменяться зудом, и уже скоро чесалась вся поверхность тела. Когда к горлу подкатил ком, я почувствовал, что меня вот-вот вырвет, и закричал:
     – Порча! Ищи третьего! Воздух отравлен!
     Мы бросились в разные стороны, обшаривая помещение. Зуд сменился таким жаром, что мне казалось, будто моя плоть начинает бурлить, и я мельком заметил, что на коже начали набухать ужасные волдыри. Мы дважды чуть не столкнулись с Маки, и я видел, что ему приходится не легче. Его сильно шатало, а из уголка рта сочилась тонкая струйка крови. Время уходило, как песок сквозь пальцы, а мы, словно безмозглые гомункулы тальгедов, носились по комнате, поднимая пыль, и умирали. Осознавая, что это наш последний шанс, я в отчаянии швырнул в стену тотем воздуха. Элементаль, высвобождаясь, стремительно подплыл ко мне, уставившись безучастными искрами прозрачных глаз.
     – Найди его! Утаремо! Ищи жнеца!
     Стихийник рывком устремился куда-то вверх, затем вниз, и так несколько раз подряд, как вдруг застыл прямо в воздухе, уставившись в одну точку. Рядом со мной шумно вырвало Маки. Он лежал на боку и заходился приступами кашля, его минуты уже были сочтены. У меня же была лишь одна попытка. Широко расставив ноги и собирая всю оставшуюся силу воедино, я начал удар за ударом посылать сгустки пламени в направлении, куда смотрел зачарованный элемент. Жнец почувствовал, что обнаружен, и, по-видимому, смог подчинить или блокировать силу стихийника, но выдал себя. Первые два огненных шара ударились о стену, я понял это по звукам осыпающейся каменной крошки, но третий нашел свою цель. Крик боли взорвал спертый воздух, когда я, рассекая пыль, устремился к последнему врагу.
     Он сидел, привалившись к стене, обхватив обеими руками рану на груди. Приблизившись, я уже видел, что ему не жить. В месте ранения зияла огромная дыра, края которой еще дымились. Наши глаза встретились. В его взгляде не было ненависти, страха или презрения. В них было удивление. Я уже занес руку для последнего удара, как за моим плечом вновь зазвучал уже знакомый мне голос:
     – Не спеши отбирать жизнь последнего. Он понадобится, чтобы исцелить девчонку. Она ранена и скоро умрет.
     Я обернулся и встретился глазами с духом, который снова появился без предупреждения, но очень вовремя. Он перевел взгляд на своего поверженного собрата и смотрел с такой ненавистью, что даже искаженные смертью и пустотой черты лица призрака вселяли ужас.
     – Неси ее сюда. Быстрее! У тебя мало времени! Не дожидайся, пока последний подохнет!
     – Проследи за этим! – бросил я уже на бегу.
     Первым я наткнулся на Маки. Он валялся неподвижно, когда я оказался рядом и наклонился над ним. Бедняга в силу тщедушного телосложения не смог выдержать столько за один день и теперь лежал еле живой.
     – Я в норме, – еле слышно пробормотал он. – Иди к Селире! Со мной все будет в порядке.
     Я лишь кивнул и бросился за ней. Маки, конечно, был тем еще пройдохой, но, возможно, именно он и спас меня. Мы действительно успели стать одной командой, и теперь он был при смерти, а я не мог тратить на него время. Уже подбегая к жрице, я понял, что жар спал, а гнойные нарывы вообще исчезли, словно их и не было. Порча довольно быстро рассеивалась.
     Сели лежала там, где я ее оставил. Я опустился на пол рядом с ней и провел ладонью по ее щеке. Она приоткрыла глаза, и легкая улыбка пробежала по ее губам:
     – Ты все-таки нашел меня, Конгнирим!
     Я замер, не в силах даже дышать.
     – Почему ты так сказала? Мое имя, ты сказала…
     – Потому что я знаю, – ее глаза светились в темноте. – Я вспомнила все… Потому что умираю.
     Только теперь я увидел, что ее левая рука прижата к правому боку. Распутывая Селиру в темноте, я не заметил раны, вокруг которой разрасталось большое темное пятно. Похоже, при взрыве мешка Маки ее ранило осколком.
     – Что я наделал? – я обхватил жрицу за плечи, не в силах сдерживаться. – Сели, держись! Сейчас! Сейчас я помогу!
     Но она приложила ладонь к моему рту, призывая замолчать, смотря спокойно и все так же благосклонно.
     – Ты ничего не сделаешь. Мы знали, что так будет, что так начертано. Ты убьешь меня. Они постарались, чтобы если мы встретимся, все вышло так. – Она указала пальцем в потолок.
     – Я тебя не понимаю! – я рассеянно уставился на нее. – Что мы знали? Где там?
     Она снова улыбнулась мне.
     – Неужели не понял? Ты пришел сюда, ища пятый тотем. Твои воспоминания. Твои сны. Это место. Я!
     – Ты?
     – Я. – Она кивнула мне, улыбаясь, как будто не умирала, будучи раненой в забытых Богами джунглях. – Нет никакого пятого тотема и никогда не было! Мы придумали это. Есть только ты и я.
     – Ты… – завороженно проронил я. – Ты искала здесь меня!
     – Как тебя зовут? – проговорила она игриво.
     – Конгнирим! – бросил я, уже окончательно теряя рассудок.
     – Не может быть! Но меня тоже зовут Конгнирим! – она попыталась поднять ко мне руку, но силы стремительно ее покидали, и я сам обхватил ее ладонь, прижимая к губам.
     Рядом с нами внезапно появился Маки. По его виду было сложно сказать, насколько он оправился, но полные ужаса глаза были красноречивее всего:
     – Кзор! Скорее несем ее туда! К алтарю! Там…
     – Призрак, Маки, я знаю. Берем аккуратно! Сели, держись, мы тебя вытащим! – я затараторил, стараясь не дать ей возражать. – Вытащим в два счета! Я, может, и не лучший целитель, но и не такие раны лечил!
     Она была совсем плоха, и когда мы донесли ее к скрючившемуся у подножия черного камня раненому утаремо, я был готов на все. Дух никуда не делся, только теперь ярость в его глазах была направлена на меня.
     – Твой друг действует куда решительней, чем ты. Промедлишь еще на секунду и потеряешь ее навсегда!
     – Что надо делать? – с готовностью отозвался я.
     – Я сам все сделаю, ты лишь дашь мне войти в свое тело, – прозвучал его насмешливый голос.
     – Хорошо, я дам. Только скажи, что с ней все будет в порядке! – в запале прорычал я, понимая, что отступать было уже некуда. – Что она будет жива!
     – Я обещал помочь, когда ты свершишь возмездие. Нам с вами нужно почти одно и то же. Она не умрет сейчас. Минуя Бездну, я перенесу ее душу в другое тело, которое будет жить. Ты готов?
     – В какое другое? – ошарашенно повторил за ним я.
     – Подходящее! Искать будем вместе. Этот не вариант, – он кивнул на Маки. – Нужна женщина с Даром, но не слишком талантливая. Нужно что-то рядовое, самородок или ребенок.
     – Но что станет с тем, чье тело мы выберем? – Я все не мог поверить, что это происходит с нами.
     – Не будь идиотом! Мы используем оболочку, которая тяжело ранена, больна, при смерти! Словом, не имеет шансов и сама готова будет высвободиться, – прошипел дух.
     – Тогда, если мы переместим душу Селиры в такое тело, ее Искра, более сильная, чем прежнего носителя, сможет одолеть слабую плоть и выживет, – догадался я.
     – Пора начинать. Время девчонки на исходе.
     – Хорошо, приступай, – решительно бросил я и замер, сжав кулаки.
     Не последовало ни боли, ни потери сознания. Ощущение, которое у меня появилось, можно было назвать щекоткой, только изнутри.
     – Времени мало, будем искать в Солмнис, это ближе всего. Выпускай астрального двойника, – зашептал в моей голове до боли знакомый голос.
     Я повиновался и, плюхнувшись на пол, зажмурил глаза. Пейзажи Долины Томагавков замелькали передо мной с неистовой скоростью. Я не обращал внимание ни на что постороннее, а только гнал свой взгляд все дальше и дальше в поисках заветной цели. Вот подо мной уже виднелись песчаные барханы и диковинные города, какие я не посещал никогда в жизни. К небу тянулись огромные золотые шпили, стройные, как сосны. Их блеск был столь ярким, что даже в астральном теле мне казалось, словно в этом месте света больше, чем на всем Имаргисе. Подо мной пролегал довольно крупный город. Мне стоило начать снижаться и попытаться искать здесь.
     – Как он называется? – мысленно обратился я к духу утаремо.
     – Не знаю, когда я жил, его еще не существовало, – ответил он, добавив чуть погодя: – Сейчас повнимательней. Я, кажется, чувствую несколько подходящих нам носителей.
     По узким улицам безымянного города струились разноцветные ленты, заполняя картину городских улиц чудным пестрым плетением. Люди солов отличались от нас не так разительно, как часто принято считать. Но вместе с тем они совершенно точно были другими. С духом утаремо, вошедшим в мое тело, я, кажется, получил и его чутье. Проносясь мимо идущих по своим делам солов, мне удавалось заглядывать прямо в их сердца, вытягивать мысли. Несмотря на сияющее великолепие того, что окружало меня, я чувствовал в них тревогу.
     – «Авалле», «нападение», «война» – это читалось почти в каждом из них.
     Но у меня не было времени пытаться понять ситуацию и разбираться. Лабиринт городских улиц сам вывел меня к искомому. Я увидел большой дом с высоким белоснежным забором, скрывающим сад с искусственными прудами, в которых резвились разноцветные рыбки. Роскошь этого дома была столь вычурна, что бросалась в глаза, как что-то вопиюще прекрасное. По узким дорожкам сада двигалось множество слуг, узнаваемых по одинаковой одежде и лакейской выправке. В мыслях каждого из них я читал тревогу. Что-то произошло, кто-то, кто был не безразличен им всем, оказался в беде. Я устремился к дому, вероломно проникая сквозь стены в поисках того, зачем пришел.
     В просторной комнате с распахнутыми окнами было очень тихо, несмотря на то, что в помещении находилось несколько человек. Они сидели полукругом рядом с широкой кроватью с балдахином, храня молчание. Передо мной лежала совсем молодая девушка. Ее кожа была бледна и местами покрыта сероватой сыпью, а дыхание прерывисто, как и сердцебиение. Озноб и, судя по испарине, огромная температура. Она была без сознания и уходила. Видимо, лечение было несвоевременно или оказано не должным образом.
     – Она подойдет, Искра не слишком сильна, но еще теплится, – прошептал в моей голове голос.
     Я медлил. Что-то было не так. В сонме эмоций и мыслей сидящих в комнате солов я чувствовал не только скорбь. Здесь присутствовали ненависть, похоть, зависть и злость.
     – Кто-то ее заразил и специально медлил с лечением, – обратился я к духу. – Кто-то из них! Надо искать другое тело!
     – Нет времени. Либо это, либо никакое. – Таков был ответ.
     – Хорошо, приступай, – согласился я.
     – Теперь самое сложное, – снова заговорил дух. – Ты должен будешь держать контакт с этим местом и присутствовать на ритуале в Храме. Отдели двойника. Ты справишься.
     То, что просил сделать утаремо, было сущим безумием. Оставить двойника, вернувшись к исходному месту, означало риск разрыва разума. Я мог попросту погибнуть, случайно нарушив концентрацию. Но разве у меня был выбор? Мысленно сжавшись и еще раз окинув взглядом комнату, в которой умирала несчастная, я ослабил контакт с двойником. В голову ударила такая нестерпимая боль, что я потерял способность видеть и, извиваясь в конвульсиях, покатился по полу. Чьи-то руки подхватили меня и усадили спиной к холодной поверхности.
     – Алтарь из метеоритного железа, – догадался я.
     – Пора, – прошептал голос в голове.
     Я с усилием открыл глаза и поднялся. То, что произошло потом, заставило бы ужаснуться кого угодно, но уже не меня. Жнец утаремо лежал на алтаре, а мои руки отточенными движениями перерезали его вены, выпуская пульсирующую кровь. Он был все еще жив и пытался что-то сказать, но не мог, поскольку к этому моменту уже лишился языка. Селира сидела рядом со мной, прислонившись к алтарю, совершенно недвижимо. Ее глаза были закрыты, но я чувствовал, что она все еще жива. Она была в панике и старалась закрыться, сходя с ума от того, что с ней происходило здесь. От того, что делал я.
     Я поднял с пола широкую глиняную чашу и подставил под струйку крови, стекающую с алтаря. Когда чаша наполнилась до краев, я поднес ее к губам и с отвращением начал пить. В голове зазвучал привычный шепот:
Кровь моей крови, яд моей злобы,
Золу моих мыслей плоти яви.
Ветер дождей, тьма последней утробы,
Тени костров лижут стебли травы.
Небо расколет клич на свободе,
Эхом ответишь, теперь это ты.

     Последний глоток крови жнеца дался на удивление легко. Я не чувствовал больше ни отвращения, ни страха. Напротив, наполняющая мое тело легкость сменялась чудовищной силой, которая пьянила и очаровывала своей древней мощью. Руки продолжали работать, как механизм, вычерчивая кинжалом на коже почти потерявшего сознание жнеца старинные письмена. Теперь я мог их прочитать. Каждое из них. Это было что-то вроде закольцованного времени, потоки силы, пускаемые по коридорам которого, должны были перенести сознание из одного тела в другое. Сложно объяснить подобное. Все вдруг стало очень просто и буднично. Я словно очнулся ото сна, возвращая себе давно утраченную силу и знания.
     – Сели, ты здесь? – мой голос прозвучал как гром, эхом отозвавшись в окружающей нас тяжелой тишине.
     Она открыла глаза и устало посмотрела на меня.
     – Да, – проронила Селира тихо. Ее губы дрожали, а кожа побелела до неузнаваемости, натянувшись, как глиняная маска.
     – Сели, та девушка, в тело которой мы тебя перенесем… У нее тиф. Она скоро умрет, и тогда мы вас поменяем. Ты справишься, твой Дар намного сильнее ее, он выжжет болезнь изнутри. Ты должна узнать, кто ей навредил, потому что он ударит снова! Это будет один из тех, кого ты увидишь, когда проснешься.
     – Кзор, ты же придешь за мной? – проговорила она, в отчаянии глядя мне в глаза.
     – Обязательно приду. Я найду тебя. Сели, пора! – последние слова я прокричал.
     Одной рукой я взялся за ее запястье, а другой сжал горло жнеца. С какой-то кровожадной жестокостью и упоением я почувствовал, как жизнь покидает его тело, забившееся в предсмертных конвульсиях, вызванных асфиксией. Сила хлынула в мое сознание кипучим фонтаном. Когда ее концентрация стала предельной настолько, что боль наполнила мои виски, пульсируя и потрескивая от напряжения, я устремился к астральному двойнику, увлекая Селиру за собой. Переход был столь стремительным, что я снова чуть не потерял сознание от чудовищной агонии, которая, казалось, разорвет меня на куски. Но я чувствовал, что Сели со мной. Теплая волна её Искры была рядом, и это придавало сил, не позволяя боли взять верх.
     Девушка-сол лежала все так же неподвижно на роскошной кровати. Ее прерывистое дыхание на миг участилось. Грудь поднялась и медленно опустилась, выпуская изо рта протяжный предсмертный хрип. Дыхание остановилось совсем. Кажется, рядом кто-то заплакал. По комнате прошла рябь эмоций, среди которых читались боль, скорбь, облегчение, ярость, злоба и радость.
     «Значит, ты еще здесь», – подумал я, вглядываясь в лица находившихся здесь солов.
     Внезапно сидящие у кровати повскакивали с мест, размахивая руками, и кинулись к кровати. Девушка с усилием согнулась, заходясь тяжелым кашлем и держась рукой за бок. Когда спазм прекратился, она с облегчением рухнула на подушку. Ее дыхание выровнялось, а на бледной коже проступил едва различимый румянец. Вокруг мельтешили всхлипывающие женщины, вознося руки к небу в хвалах. Сидевший тут же старец дрожащими руками вытирал слезы, не веря своему счастью.
     «Так ли для них важно, что это уже не она, – подумал я. – Никогда вы не узнаете правды. Да и кому она нужна?»
     Больная вновь открыла глаза, и ее губы едва шевельнулись, но я различил слова:
     – Ты, кажется, собирался подняться с братом на Пуравва? – прошептала она. – Хочу, чтоб ты отвел туда меня!

Глава XVI. Время вспять

     Храм Амахара давно был оставлен позади и скрылся за пушистыми стягами пальмовых ветвей. Маки деликатно не лез с расспросами, а мне не хотелось самому начинать разговор, от чего мы лишь изредка перешептывались, и только по делу. Наши планы были перевернуты с ног на голову, как и наши жизни. Дух утаремо, так и не назвавший мне собственного имени, исчез сразу после ритуала, но меня больше не покидало чувство присутствия рядом со мной чего-то инородного. Ощущение и восприятие окружающего мира обострились, будто я был в шкуре зверя, но я шел на своих ногах, а тотемный покровитель мирно спал. Было заметно, что мой спутник начал меня сторониться, избегая лишний раз встречаться со мной взглядом. Раз за разом на привалах он старался расположиться так, чтобы я всегда был на виду. Я стал замечать, что он прикидывается, будто сразу засыпает, чтобы не говорить со мной. В принципе, это было вполне справедливо, за исключением одной маленькой детали: наши жизни все еще были повязаны друг с другом.
     Прошло уже три дня с момента, как мы выбрались из Ломкай-гора, и я решил, что должен во что бы то ни стало объясниться с Маки. К концу утомительного дневного перехода мы привычно и не сговариваясь разбили стоянку на ночлег. Неподалеку от места, где мы остановились, были слышны спокойные, словно шепчущие голоса воды.
     – Один из притоков Кадураро, – бросил я Маки, прислушиваясь. – Иминана, если не ошибаюсь.
     – С каких это пор ты стал знатоком здешней географии? – пробурчал он в ответ.
     – С тех самых, как выпил кровь жнеца по имени Сальгундва.
     Повисла неловкая пауза. Наконец Маки не выдержал и разразился гневной тирадой, яростно жестикулируя:
     – Да! И раз уж мы об этом заговорили, ты выпил чужую кровь! Ты впустил в свое тело то чудовище! Кто это вообще был? Дух утаремо! Кзор, ты совсем спятил! Что ты сделал с Селирой? Она мертва? – он запыхался, жадно хватая воздух ртом. – Ради всего святого, скажи хоть что-нибудь, чтобы я понял, что у тебя еще есть хоть капля разума!
     – Начну с последнего, – спокойно ответил я, примирительно поднимая руки перед собой. – Селира в порядке. Это был единственный шанс сохранить ее жизнь! Поверь, я и сам не в восторге о того, что пришлось идти на такой риск!
     – Представим, что я поверил! – он нервно сглотнул и продолжил: – Что на счет остального? Ты пил кровь! Ты добровольно запустил ту тварь себе в голову!
     – А ты бы не стал пить? – спросил я, вставая. Меня начинала нервировать его манера обвинять в том, чего он не в силах понять. – Не сделал бы все, чтобы спасти ее?
     – Да очнись же ты! Я тебя не узнаю! Откуда тебе было знать, что это поможет и в действительности спасло ее? – По Маки было видно, что моя перемена в разговоре его не на шутку перепугала, но он не собирался отступать.
     – Духу не было нужды врать мне по двум причинам. Первая заключалась в том, что и я, и Селира нужны были ему живыми. Вторая же вытекала из первой: возмездие утаремо заключалось не только в самом убийстве жнецов, но исправлении ошибок прошлого.
     Маки устало плюхнулся прямо на землю, обхватив голову руками.
     – Я не понимаю тебя. – Он поднял на меня усталые, полные слез глаза. – Я правда хочу, но не понимаю!
     Я опустился напротив него на колени и положил ему руку на плечо.
     – Я и сам не понимал сначала. Правда в том, дружище, что ритуал запустил что-то вроде механизма, если угодно, активировал спящую и потаенную части моей души. Ко мне вернулась память моих предыдущих воплощений, вернулись силы, которыми я когда-то владел. Но самое драгоценное – я нашел ее.
     – Но, если тебе верить, Селира теперь сол… – пробормотал Маки.
     – Нет, ты ошибаешься. – Я улыбнулся ему. – Она утаремо, как и я.
     – Какого?.. – он застыл, выпучив на меня глаза.
     – Смошадор инициировал память крови в наших жилах. Годы назад мы были здесь, под этими пальмами, полноправными хозяевами. Мы были вместе и вместе ушли за изнанку, когда наше племя пало.
     – Кзор, не посчитай меня дураком, но ты не выглядишь как утаремо.
     – Внешность ничего не значит. Я чувствую, что джунгли ожили! Я слышу и понимаю каждый шорох, каждую каплю росы, все голоса Долины стали для меня словно единым языком, на котором говорю я сам!
     Внезапно поднявшийся порыв ветра заставил нас пригнуться, и мгновение спустя до нашего слуха донесся гортанный свистящий клекот. Маки кувырком перекатился в сторону, срывая со спины винтовку и шаря глазами в ночном небе. Я подошел к нему и спокойно опустил руку на дуло его ружья:
     – Не надо. Они не причинят нам вреда.
     – Они?! – прошипел он, дернувшись снова в попытке вскинуть оружие.
     В этот момент клекот раздался снова уже в отдалении, но ему внезапно ответили откуда-то уже чуть южнее. Я замер, вслушиваясь, и улыбнулся, когда отчетливо различил мерные взмахи могучих кожистых крыльев.
     – Линпаро вернулись!
     Прежде чем Маки успел снова удивиться, исполинская тень промелькнула над нашими головами, пикируя мне за спину. Ящер опустился на землю в считанных ярдах от нас и, неловко подергивая крыльями, с интересом уставился прямо на меня, чуть склонив голову набок. Понимая важность и таинство этого момента, я застыл, боясь его вспугнуть, давая нашему гостю хорошенько все изучить. Линпаро шумно втягивал ноздрями воздух, изредка потряхивая головой, недоверчиво переминая лапами. Удостоверившись, что Маки не собирается выкинуть какую-нибудь глупость, я сделал небольшой шаг по направлению к ящеру. Затем еще один, и еще. Заметив мои маневры, линпаро заметно занервничал и хищно клацнул челюстями, снова расправив крылья.
     – Тише, тише! – прошептал я, протягивая перед собой раскрытую ладонь. – Я не причиню тебе зла, родич.
     Ящер снова тряхнул головой, клацнув челюстями, но не отступил. Я сделал еще один шаг навстречу, когда, с шипением прорезав ночную дымку, рядом опустился еще один линпаро. Он оказался чуть ниже ростом своего соплеменника, но, судя по взгляду, был куда наглее. Отбросив предосторожности, второй линпаро решительно направился ко мне, забавно раскачиваясь из стороны в сторону. Спустя мгновение моей руки коснулось его горячее дыхание. Ящер жадно втягивал воздух, опознавая столь непонятного чужеземца, который казался ему как будто знакомым. Только когда он оказался так близко, я мог его как следует рассмотреть. Линпаро был покрыт темной, местами пепельной чешуей, которая в свете звезд выглядела, как диковинная кольчужная броня. Его глаза имели суженные зрачки на фоне ярко-желтой роговицы, от чего создавалось ощущение, что на тебя смотрят два небесных светила. Видя, что им ничего не угрожает, второй ящер приблизился к нам и также принялся меня обнюхивать. Его чешуя была значительно ярче, чем у сородича, и имела светло-розовый отлив.
     Понимая, что настало время закрепить наше знакомство, я выудил из кармана две полоски засушенного прошлым вечером мяса и протянул им. Линпаро приняли угощение и глазом не моргнув, словно мы виделись вовсе не в первый раз. Тогда я опустил ладони на их шеи, осторожно поглаживая. С моих пальцев потекли струйки силы, проходя сквозь крепкие панцири ящеров, к самым сердцам. Две пары изумленных глаз воззрились на меня, и я ощутил их дрожь и трепет перед тем, кого они ждали столько лет. Я видел, что именно сейчас линпаро узнали меня окончательно, только теперь они почувствовали мою власть, и с этого момента мы снова стали единым племенем.
     – Я буду звать тебя Полночь, – обратился я к ящеру с чешуей цвета вороньего крыла, на что тот лишь склонил голову, по-видимому, принимая сказанное.
     – А ты будешь Рассвет, – сказал я, чуть усмехнувшись. – Может, это и не слишком оригинально, зато символично, как и ваше появление здесь сегодня.
     Совсем забыв о своем спутнике, я обернулся к Маки и, весело подмигнув, махнул рукой:
     – Ну, чего застыл, как статуя? Иди знакомиться с моими новыми друзьями!
     – А ты уверен, что они понимают всеобщий? – пробормотал Маки, неохотно шагнув к нам.
     – Уверен, что не понимают, – кивнул ему я. – Но тут важен сам посыл, мы почувствовали друг друга, поэтому они нас и нашли.
     Маки подошел к нам вплотную, однако линпаро вовсе не выглядели дружелюбными по отношению к нему. Полночь низко опустил голову, буравя его взглядом, одновременно разводя в стороны крылья, вытянувшись, словно струна. Маки, охнув, было собирался отступить, но я, понимая, что надо брать инициативу в свои руки, сам шагнул навстречу и, положа руку ему на плечо, провел к Рассвету, который казался менее агрессивен.
     – Слушай, может, не стоит? – замялся Маки, чувствуя себя не в своей тарелке под прожигающими взглядами линпаро. – Зачем это все? Пусть себе летят охотятся. Или от чего мы их там отвлекли?
     – У меня идея получше, – пробормотал я, прикидывая все за и против. – Мы можем сберечь уйму времени, если продолжим движение верхом.
     Маки выпучил глаза и несколько раз открыл и закрыл рот, так и не решившись что-либо сказать или возразить. Наконец, справившись со своими эмоциями, он устало вздохнул, потирая лоб:
     – Я так понимаю, что мне ехать на Рассвете.
     – В точку. Рад, что ты сам принял это решение, – сказал я, весело ткнув его локтем. – Если тебе от этого станет легче, это и вправду лучший из возможных способов, старина.
     – Есть еще что-то, что я должен знать, помимо того, что ты чокнутый? – парировал он, немного приободрившись.
     – Угу, – протянул я, не зная, с чего начать. – Маки, скажи, ты патриот?
     – Ох и не нравится мне твой вопрос, – протянул он, прищурившись. – Тебе дух что-то сказал?
     – Не дух, – я покачал головой. – Сам видел. К моменту, как мы достигнем границы с Авалле, думаю, уже начнется полномасштабная война.
     – Час от часу не легче, – вздохнул Маки. – Кого с кем на этот раз?
     – Думаю, такого еще не было. Север против Юга. Как тебе такой расклад?
     – Скверно, – пробормотал Маки, почесывая затылок. – Ты извини, но я все же спрошу. Это точно?
     – Увы, но да. Война, если еще не началась, грянет со дня на день. Авалле обрушится на Солмнис при поддержке Академии Тайн. Корви, скорее всего, попытаются инсценировать наступление на Зоркундлат, усиленные нашей артиллерией, – затараторил я, опустившись на корточки и вычерчивая на земле импровизированную карту. – Основной удар нанесут Арскейя и Слагрунаар, и пройдет он аккурат над нами. Думаю, это будет многотысячный десант на дирижаблях.
     Маки лишь присвистнул:
     – Если все так… Надо срочно давать отсюда деру! – он поднял на меня взгляд. – Не подумай, я не перетрухал! Но оказаться между молотом и наковальней было бы глупее всего!
     – Согласен, – быстро кивнул я. – Именно поэтому нам надо как можно быстрее добраться до восточной границы Авалле, и мои новые друзья нам в этом помогут, я надеюсь.
     – Постой. А может, все же снова форсировать Гнилолесье? – он поежился, но все же изобразил подобие улыбки. – С такими птицами мы миновали бы проклятый лес в два счета!
     Я лишь покачал головой.
     – Во-первых, они не птицы. Во-вторых, я не полечу над Монаром ни при каких обстоятельствах. Забыл, кто его сделал таким?
     – Никак не могу привыкнуть, – прошептал он, скривившись. – Лес наверняка помнит вашу кровь. Если после того ритуала тебя признали линпаро, то узнает и он… Так что, думаю, ты прав, единственный выход – это перейти границу Авалле.
     – Раз возражений нет, полагаю, не имеет смысла откладывать. Сейчас дорога каждая минута.
     – Постой-ка, а как же Селира? – вдруг осенило Маки. – Она же с той стороны!
     – К сожалению, да, – сказал я, устало вздохнув. – Именно поэтому я должен буду оказаться в первых атакующих эшелонах Авалле.
     – Я с тобой, забери меня Бездна! – прорычал Маки, с готовностью закивав.
     – Нет, – сказал я твердо. – Посмотрим, как карта ляжет. Впереди много работы.
     Было видно, что он недоволен моим ответом, но Маки лишь пожал плечами, буркнув:
     – Ты теперь босс.
     Надо сказать, что седоки не добавили линпаро изящества в полете. Не знаю, откуда вообще взялись эти двое, но что такое перевозка наездников, эти ребята явно успели хорошенько позабыть. Несмотря на кажущееся неудобство, мы двигались в очень приличном темпе. Маки сидел на спине Рассвета, прижавшись к нему всей поверхностью тела и крепко зажмурившись. Лишь изредка он открывал глаза, чтобы удостовериться, что я нахожусь неподалеку. Что же до меня, то я чувствовал себя уверенней, но сам полет давался мне намного тяжелее. Дело в том, что успокоить линпаро и заставить принять в седоки меня было еще куда ни шло. Проблемы начались, когда мы попытались усадить верхом Маки. Оба ящера пришли в бешенство, и едва не началась драка. Мне пришлось снова пустить в ход силу, успокаивая их. Собственно говоря, в полете в этом смысле не изменилось ровным счетом ничего, я был вынужден постоянно поддерживать внимание ящеров на себе, пуская в ход шаманство. Это было очень рискованно не только по причине того, что сама затея сулила мне истощением. Нас могли засечь с земли те, кому не следовало, и пустить шальную стрелу, а то и что покруче. Осложняло дорогу и то обстоятельство, что мне еще только предстояло заново учиться общаться с линпаро, и хоть знания языка и чувство джунглей вернулись ко мне, я не мог наверняка быть уверенным в том, что меня правильно поймут.
     Мы скользили над шатрами пальм, стараясь не подниматься слишком высоко. Когда небо стало едва заметно светлеть, я, обернувшись, увидел первые лучи солнца.
     «Забавно, – подумал я. – Во время перехода через царство Пепельных елей все, о чем мы только могли мечтать, было вновь увидеть солнце. Сейчас же мы мчались под покровом ночи, желая совсем другого – обогнать новый день».
     У меня еще не было плана касательно того, как я найду Селиру. Обстоятельства диктовали нам условия игры, сменяя правила быстрее, чем удавалось в них разобраться. Из головы никак не шли слова духа утаремо: «Однажды мы совершили роковую ошибку. Все не должно было закончиться так… Ты поможешь мне исправить содеянное. Запустишь историю вспять».
     Я много думал о том, чего в действительности он хотел и какие цели преследовал. Самое простое и очевидное объяснение было, конечно же, о возрождении племени. Почувствовав отголоски силы своего народа в сознании двух авантюристов, дух сделал ставку на нас с Селирой, в надежде, что мы сможем пробудить расу утаремо. Мы или наши дети. Этим могло объясняться и то, что он так стремился сохранить ей жизнь, когда она была ранена. Даже несмотря на то, что я все еще был рунианцем, а Селира теперь являлась солом, у меня было стойкое ощущение, что мы стали другими. Не было сомнений, что шальная страсть, которая вела нас обоих сквозь века в Долину Томагавков, сомнет и опрокинет любые барьеры. Думаю, что и Сели теперь это понимала. После ритуала память крови запустила процесс нашего преображения. У меня появились давно забытые инстинкты, которые спали годами, словно линпаро, восставшие от вековой дремы, предчувствуя начало новой эры.
     Оставалось понять, как мы сможем исправить содеянное и обратить историю вспять. Даже возрождение великого племени утаремо не могло бы изменить то зло, что мы некогда принесли миру. Да это и не было бы исправлением ошибки. Тогда что? Сколько я ни пытался выдвигать гипотезы на этот счет, ответ так и не появлялся на горизонте, как будто я задавал неправильные вопросы. Возможно, стоило действительно глубже заглянуть в себя, чтобы понять, какая именно нас ждет судьба. Все было не просто так, и все было не случайно: это время и место, эта душа утаремо. Череда случайных событий не могла нас привести в самый центр Имаргиса, в котором скоро грянет буря, возможно, самой кровопролитной войны в истории.
     Миг озарения не только не принес мне облегчения, но заставил сердце стучать с такой силой, что испарина выступила на лбу. Война всегда приводит к гибели сотен и тысяч, обрекая невинные души на встречу с Бездной. Что если история повторяется? Тогда на карту поставлены не только мнимые границы несговорчивых государств, в опасности все живое на свете. В прошлый раз один из Повелителей Бездны едва не восстал. Одно лишь чудо позволило остановить возвращение его телесного воплощения. Санктубелу обрушилась на нас, как кара создателей, выжигая все, что было нам дорого. Но так ли мы были виноваты? В то время никто особо не задавался этим вопросом. Откуда вообще взялись жнецы, забери их тьма? Чей холодный разум был столь жесток, что научил наш народ новому черному смошадор? Последних, кто мог бы доподлинно это знать, я недавно прикончил, а любые догадки уходили в области запретного знания. Неужели все это лишь части игры, настолько древней, что нашей памяти не хватает на то, чтобы собрать все части мозаики воедино?
     Несмотря на кажущуюся безвыходность положения, чем дольше я думал о том, что предпринять, тем сильнее меня охватывал азарт. Сознание работало днем и ночью в поисках ответа, раз за разом прокручивая в голове сказанные утаремо слова. А что, если дух знал или предвидел те сложности, которые встретятся на нашем пути? Когда Селира была ранена, он решил искать подходящее для нее тело в Солмнисе. Почему именно там? От места, где мы были в тот момент, примерно на равном расстоянии находились четыре государства, но дух выбрал именно Солмнис. Случайный выбор сразу же показался мне весьма сомнительным. Но что тогда? Расчет? Новая семья, в которой посчастливилось пробудиться Сели, явно была голубых кровей. Я вспомнил многочисленный штат слуг, богатый сад и покои ее спальни. Кто-то явно желал смерти той, чье место она заняла. Я совершенно не сомневался в том, что война не остановит его или ее от задуманного. Значит, ход Селиры должен быть сделан именно в таких обстоятельствах, оттуда, по ту сторону баррикад.
     Однако мне стоило снова вернуться назад в своих рассуждениях. Итак, дух утаремо обмолвился, что мы должны запустить историю вспять. Во мне зрела уверенность, что каждое слово имело смысл и содержало подсказку. Само по себе сказанное было абсурдно, поскольку прошлое изменить нельзя. То, что случилось однажды, имеет определенный незыблемый исход. Но что, если вложенный в эту фразу смысл имел другое значение? Что, если мы должны были образно повернуть время вспять? Иными словами, перелистнуть страницы истории назад и вспомнить о чем-то, что уже происходило однажды.
     – И остановить новую войну, которая снова грозит Имаргису прорывом из Бездны старых хозяев, – прошептал я, внутренне сжимаясь от страха.
     В такие моменты я очень жалел, что не являлся студентом Академии Тайн. Сейчас бы как нельзя кстати пришлась ее библиотека. А ведь действительно было что там поискать! Если моя догадка оказалась верна и нам с Сели суждено исправить ошибку прошлого, остановив грядущую катастрофу, тогда следовало заручиться фундаментальными сведениями о каждом конфликте, что когда-либо происходил в нашем мире. Почему-то на ум пришли приграничные столкновения в Багровом шраме. Странная история и раньше казалась мне правдоподобной только с натяжкой. Столь яростное кровопролитие закончилось так же стремительно, как и вспыхнуло. Какова была истинная роль Корви и Авалле? Что такое они смогли противопоставить императору, что тот остановил армию? Кем был тот загадочный чемпион Кошра, убивший сайера Масадежа? Как ему удалось узурпировать власть в такой неподходящий момент?
     В сложившейся ситуации я не мог уповать на лояльность ко мне представителей Академии Тайн. Даже если я сунусь туда по собственной воле, минуя проверки Виджисека, то прежде чем мою историю выслушают, полагаю, меня ждут многомесячные допросы. К тому же шансов, что заносчивые волшебники людей поверят какому-то рунианцу с сомнительной аурой запретных практик, тоже не так много. Вряд ли я вообще смогу объяснить, откуда в моих жилах гуляет эхо смошадор. Тогда меня ждет не библиотека с ответами, а в лучшем случае тюремная камера и обряд Ависпри. Я не мог пойти на такой риск.
     Но ведь Авалле и Корви смогли! Два мятежных княжества сумели остановить катастрофу в Шраме. История этого столкновения развернулась каких-то полвека назад, но оставалась одной из самых малоизученных. Заключение мира и пакта прошли в обстановке формальности и напряжения. Зыбкий мирный договор, не давший империи ничего, кроме ущерба престижа, мало кому пришелся по нраву. Очень может быть, что про это даже было запрещено говорить и писать. Тогда, боюсь, некому было мне поведать о том, что произошло. С другой стороны, возможно, я просто не там искал. Я все время ходил вокруг правильного ответа, но смотрел не в ту сторону! Мне нужна была не Академия Тайн, а княжеские архивы Авалле. Я не знал, как попаду туда, но именно у Авалле я мог получить ответы на мои вопросы. Кроме того, если война, которая уже на пороге, начнет развиваться именно так, как я предвидел, то Авалле будет атаковать Солмнис. Селира сейчас именно там. Опять совпадение? Как бы не так.

Глава XVII. Выбор

     Стены Муткарга возвышались над пустыней, приковывая взгляд. Они казались необъятными, неизмеримыми, неприступными, словно сила камня впитала нрав его хозяев. Еще никому и никогда в истории не удалось осадить Муткарг. Чтобы добраться сюда, нападающим бы предстояло зайти в самый центр пустыни Алькая. Даже система оазисов здесь была оборонительная. Редкие участки, где когда-то была вода или росли деревья, по приказу одного из сайеров древности переделали в организованные стоянки. На их месте вырастали палаточные лагеря, в мирное время промышляющие торговлей. В случае же, если стае грозила опасность, такие стоянки легко снимались с места, оставляя после себя голый песок. Даже колодцы, вырытые с таким трудом, обрушивались и засыпались шутя. Вендази были готовы отдать все, но не свою столицу. Алькая вообще была местом, где никто не жил. Эту пустыню можно было только пересекать.
     Морайна застыла в седле, впившись глазами в огромные булыжники, составлявшие кладку цитадели Муткарг.
     «Никто и никогда, – подумала она. – Мы так привыкли кичиться этим. Даже не верится, что уже скоро нашему миру придет конец. Канонада мортирных залпов обрушит на эти стены сотни ядер, в небе будет черно от дирижаблей, проливающих на головы защитников жидкий огонь. Когда они ворвутся внутрь, то улица за улицей, дом за домом будут переходить под их контроль, а мы будем умирать, как животные на бойне, не в силах понять, как это произошло».
     Из мрачных мыслей девушку вырвал звонкий удар кнута. Один из рабов споткнулся, и погонщик мгновенно и без предупреждения приступил к воспитательным работам. Едва замеченное промедление каралось здесь болью, а зазевавшегося раба уже подхватили ближайшие соседи, поднимая с колен.
     Для таких, как они, действовал лишь один закон – слово господина и его тамрагов.[36] Вереницы рабов уже несколько дней тянулись к цитадели со всех концов необъятного юга. Как муравейник, пришедший в движение, Зоркундлат пульсировал днем и ночью. Страна словно перестала спать и стремительными бросками накачивала Муткарг все новыми и новыми рабами. Кого тут только не было! Все те, кто сгинул в родных краях в приграничных столкновениях, и те, кто, рискуя жизнью, бросал все на кон и пускался за удачей в самое сердце песчаного моря. Согласно последнему из пактов, что заключались между Зоркундлат и Союзом Севера, обе стороны обязались отказаться от рабовладения и ограничения свободы военнопленных. И обе стороны это соглашение нарушали. Были здесь и свои преступники из числа осужденных советом стаи. Сайер никогда не занимался мелкими спорами и проблемами, поручая данную функцию первым тамрагам. Осужденных за преступление ждал простой выбор: смерть или рабство. Выбравшим рабство вендази отсекали крылья. Тальгеды и мурхуны лишались левой кисти. Осужденный навсегда терял право вернуться в стаю полноправным клыком, но жил. Даже в гордом Зоркундлат встречались те, кто выбирал такую судьбу.
     Горячий воздух снова со свистом прорезал хлесткий удар кнута. От погонщика не укрылось, что очередной раб, изможденный дневным переходом, чуть качнулся в сторону, натянув цепь. Этого вполне было достаточно, чтобы заслужить наказание. Морайна раздраженно отбросила с лица упавшую на щеку прядь и остановила на тамраге взгляд. Клык ничуть не смутился, продолжая свою работу, ехидно улыбаясь. Выдержав взгляд девушки, он все так же надменно отвернулся, поигрывая в ладони кнутом и хищно скользя взглядом по раскачивающейся процессии идущих рабов. Морайна не отрываясь смотрела на тамрага, а затем легко пустила верблюда шагом вперед. Ее спина была натянута, как струна, и ни один мускул на лице не дрогнул, когда она поравнялась с погонщиком и остановилась, все так же пристально изучая его:
     – Ты излишне рьяно относишься к своей работе. Запамятовала твое имя… Рово, кажется?
     – Меня зовут Мекона, – процедил клык раздраженно. – Это мясо скверно движется. Если они и дальше будут так ползти, то мы не успеем до закрытия ворот!
     – Если не успеете, то заночуете под стенами и продолжите с рассветом, – невозмутимо проговорила Морайна бархатным голосом. – Я везу это мясо для нашего великого сайера. Мы же не хотим привезти ему меньше, чем могли бы. Не так ли?
     – Нет, мависи,[37] не хотим, – прохрипел тамраг, поняв, что его чуть не поймали за язык.
     Дело было, конечно же, не в жалости, ведь Морайна никогда не отличалась излишней сентиментальностью. Погонщик позволял себе позабавиться за чужой счет, тогда как его прямой обязанностью было сохранить товар. Последние дни прошли для нее, как в тумане, из которого никак не удавалось вырваться, сколько ни иди в любую из сторон. Иногда ей казалось, что выхода нет вовсе, и тогда черное отчаяние охватывало ее истерзанную душу, сжимая и заставляя дрожать, как стяг на ветру.
     Брата забрали три дня назад. Вспоминая об этом, Морайна каждый раз приходила в бешенство. Злость девушки была настолько всеобъемлюща, что окружающие сторонились ее. Хуже всего в такие моменты приходилось служанкам-рабыням. Им некуда было деваться, и, белея от ужаса, они покорно застывали, как будто стараясь стать невидимыми. Что, надо сказать, было серьезной ошибкой. Лишь одна черта раздражала Морайну в рабах сильнее, чем наглость, и это была покорность. Те из прислуги, кто не сразу это понял, заработали множество гематом и переломов, прежде чем разобрались, что к чему.
     Шабора взяли под стражу прямо в доме их отца. Организовать побег было бы плевым делом, но гордый братец не собирался бежать, поджав хвост. Предстоящая военная кампания в конечном счете пленила его открывающимися возможностями и перспективами. Предмет обвинения, выдвинутого советом знати Чанранского рынка, терял бы смысл в случае победы в большой войне с империей, но прославлял бы в веках героев, принесших славу своему сайеру. Сколько Морайна его ни отговаривала, Шабор упрямо стоял на своем, что должен отправиться в поход вместе с ней в качестве простого тамрага. Они оба стали мависи по праву рождения, и сохранить это почетное звание было, без сомнения, делом жизни. В конце концов младшая сестра сдалась и теперь жалела об этом.
     Как они ни пытались его скрыть, кто-то все же проговорился, и за Шабором пришли ловары.[38] Все случилось так быстро, что Морайна даже не успела удивиться. Перед глазами снова возникала сцена поимки брата.
     – Я не окажу сопротивления. Она здесь ни при чем. Я заставил ее молчать. – Таковы были последние слова Шабора, когда ловчие явились за ним.
     Вереница рабов плелась очень медленно. Морайна привела всего три неполных десятка, что, тем не менее, считалось значимым вкладом в общее дело. Ей никогда не доставляло удовольствия распоряжаться чужими жизнями, даже тех, кто не считался за личность в Зоркундлат. Что-то чуждое, инородное, постыдное казалось девушке в том, что один распоряжается судьбой другого, как собственной вещью. Однако времена диктуют нравы и обычаи, а мависи не могла уронить достоинства памяти своего отважного предка и вынуждена была вести себя, как подобает верному клыку великой стаи. Большинство из рабов, что привела она, были пойманы или выиграны Шабором, и лишь пятерых из невольников она добыла сама.
     На входе в цитадель творился форменный кавардак. Из-за несоизмеримого размерам ворот наплыва верноподданных южан стража не справлялась с пропускным контролем. Усиленные меры безопасности из-за возросшей военной угрозы привели к тому, что досматривали даже рабов, и продвижение на вход в Муткарг порой и вовсе останавливалось. Палящий зной, облака пыли, запахи немытых тел и нечистот сплетались в поистине ужасающей смеси ненависти и отчаяния, царящих в воздухе и головах мерно идущих колонн.
     Морайна не знала, догадывались ли идущие в цепях смертники, какая судьба им уготована. Наверное, догадывались. Именно поэтому она и наняла этого идиота Мекона для конвоирования товара. Нет, она не боялась, что обезумевшие от страха рабы решат бежать, нападут и расправятся с ней. В свои годы, даже при ее тщедушной комплекции юной вендази, Морайна могла за себя постоять. Брат хорошо ее обучил, а жизнь в стае всегда закаляла, даже тех, кто был равнее прочих равных и, как они, был мависи. Тем не менее ей было чуждо насилие всегда и в особенности сейчас. И хотя с момента, как забрали Шабора, у нее случались приступы ярости и агрессии, она старалась минимизировать то зло, что способна была причинить другим. Хрупкая и наивная девушка пропала без вести, уступив место мависи, которая собиралась совершить такое, что и не снилось даже тальгедам.
     Когда подошла очередь ее каравана на прохождение досмотра, солнце уже скрылось за горизонт, и базальтовые стены цитадели вспыхнули светом сотен факелов и жаровен.
     – Имя, род, – пробасил из-под глухого шлема мурхун, сжимавший в руках тяжелую алебарду.
     – Морайна Анарет Шандайла, – игриво подмигнув, прошептала девушка, проведя пальцем по отполированному нагруднику стража. – Можно мне и моим подаркам великому сайеру уже пройти внутрь? Я очень застоялась на этой жаре и хочу наконец расслабиться!
     – Мы бы тоже не прочь поразмяться и отдохнуть, мависи! – подал голос второй страж, почуяв, что разговор может привести к интересному финалу. – Но служба есть служба. Сколько рабов вы привели?
     – Двадцать семь голов. Все для великого сайера и стаи! – девушка чуть наигранно выхватила из-за пояса тонкую рапиру, и отписав в воздухе крученый вензель, вонзила лезвие между камней брусчатки, склонив голову.
     – Ладно, давай, проводи их, только не быстро, – пробасил первый страж, посмеиваясь.
     Морайна вновь одарила его ослепительной улыбкой и, кокетливо подмигнув, обернувшись, скомандовала:
     – Сибижа, толкай сюда этих обезьян!
     – Меня зовут Мекона, – зло прошипел погонщик, но повиновался, подхватив за свободный конец цепи, сковывавшей рабов.
     – Какая нам-то разница? – рассмеялась Морайна, подмигнув стражникам.
     Те поддержали ее дружным гоготом и принялись к осмотру весьма бегло и формально. Когда последний из рабов переступил врата цитадели, Морайна вынула из седельной сумки два небольших, но тяжелых кошелька.
     – Для нашей доблестной стражи от дочери пустыни! – промурлыкала она, подкинув кошельки в воздух.
     Стражи проворно подхватили столь ожидаемые подарки и довольно отсалютовали девушке вслед, посмеиваясь между собой о богатой недотепе.
     Узкие коридоры Муткарга встретили дочь пустыни столь оживленным движением, какое раньше можно было увидеть здесь только днем. Создавалось впечатление, что в городе вообще отменили ночь и сейчас был обычный, просто очень хмурый и отчего-то не солнечный день. На площади Рока народу было еще больше, чем на улицах. Морайна насчитала пять трибун, с которых наперебой друг с другом визжали глашатаи.
     – Нам бросили вызов, и мы должны его принять! – кричал зычным басом пожилой вендази в расшитом золотом камзоле с вкраплениями из стальных пластин.
     – Незаконченные дела всегда приходится начинать сначала! – поддакивал ему другой, потрясая кулаками.
     – Каждый раб, каждый золотой, каждый меч послужат великому сайеру, который поведет нас к победе! – вторил первым двум пожилой мурхун в кожаной безрукавке в цветах Тижановых камнеедов.[39]
     Морайна еще раз оглядела площадь, чувствуя восхищение. Нет, ее, конечно, радовала не взвинченная толпа, подбадривающая себя дешевыми лозунгами. Среди этих лиц она видела решимость, которая нужна была и ей самой для осуществления задуманного. Подняв глаза, она задержала взгляд на одинокой статуе, вырезанной прямо в скале, основание которой служило естественными стенами здания ратуши. В темноте было трудно разглядеть даже позу, в которой застыло каменное изваяние, но Морайна знала наизусть каждую черту этой статуи. Ширифанди смотрела на площадь безумными глазами, которые теперь заменяли два огромных рубина. Рот ее искривился в зловещем боевом кличе, а правая рука, сжимающая копье, была занесена для удара.
     Морайне вдруг как никогда захотелось стать маленькой, слабой и забиться в укромный теплый уголок своего дома. Она ощутила накатившую волну двухдневной усталости и вдруг почувствовала себя старой. Дернув головой, словно отряхиваясь от воды, девушка со всего размаха залепила себе пощечину и под улюлюканье толпы завопила, надрывая горло:
     – Стая пустит кровь северным рыцарям! Мы разорим их дома, и тогда весь Имаргис будет принадлежать нам! Стае!
     Окружающая толпа взорвалась одобрительным гомоном, и довольная произведенным эффектом Морайна двинулась дальше, увлекая за собой тамрага, ведущего рабов. Все чаще, чтобы прийти в себя, ей приходилось прибегать к таким уловкам. Когда сознание подводило, забивалось в клетку доброй души и принималось скулить, как щенок, девушка высвобождала свои эмоции таким образом, давая выход злости и злость же порождая. Она чувствовала, что это неправильно, что теряет себя, и вспышки ярости становятся все чаще и естественней, но уже не могла остановиться. Последний, кому она могла довериться, сейчас сидел за решеткой в ожидании смерти.
     Когда площадь Рока осталась позади, Морайна свернула в квартал Змей и Быков и направилась прямиком к бойцовским ямам. Здесь было не так оживленно, как на площади, но тоже, невзирая на ночь, велась работа. Бойцовские ямы были накрыты, а на их местах собирались большие кострища.
     – Мекона, спасибо за службу, ты свободен, – бросила Морайна, не глядя на тамрага, подкинув в воздух такой же кошель, как те, что достались стражам.
     Похоже, подобная несправедливость не укрылась и от погонщика, поскольку тот состроил крайне недовольную рожу и уже было раскрыл рот, чтобы начать торг, но так и не успел ничего сказать.
     – Я видела, как ты срезал кошелек у зеваки на площади Рока. Исчезни! – прошипела девушка, по-кошачьи прищурив глаза.
     Тамрага и след простыл. Минуя рабочих, Морайна, подхватив кольцо с цепями, направилась прямиком к секции подготовки бойцов, сейчас перестроенной под тюремные камеры. Завидев ее еще издалека, навстречу вышел седовласый вендази, сделав краткий, но почтительный поклон девушке.
     – Чем могу быть полезен в эту чудную ночь? – проговорил он голосом, в котором не читалось ни единой эмоции.
     – Мое имя Морайна Анарет Шандайла. Я привела своих рабов по приказу сайера, – быстро сказала девушка, спрыгивая с верблюда, также кратко кивнув в ответ.
     – Анарет… – проговорил мужчина, словно смакуя слово. – Этот род кажется мне знакомым. Чем вы знамениты?
     – Мой отец Этош Анарет был отмечен в войне за Багровый шрам. Сайер Кошра оказал ему честь стать мависи за проявленную отвагу, – с благоговением пропела девушка, улыбнувшись.
     – Анарет… – проговорил собеседник снова. – Ну конечно! Этот тот головорез и саботажник, которого привезли позавчера. Шабор, кажется.
     – Это мой брат, – процедила Морайна, буравя его ненавидящим взглядом. – И, кстати, с кем я говорю? Назовитесь!
     – Бросен Красемара, распорядитель бойцовских ям, к вашим услугам! – ответил вендази, ничуть не смутившись.
     – Я пришла по делу. – девушка снова заговорила светским тоном, словно ничего не произошло. – Во-первых, я хочу передать в качестве подношения сайеру двадцать шесть голов рабов.
     – Полагаю, вы хотите кого-то оставить себе, поскольку я вижу здесь двадцать семь голов, – ответил Бросен.
     – Совершенно верно, со мной уйдет он. – Морайна ткнула пальцем в изможденного вендази, у которого было отрублено сразу оба крыла.
     – Странный выбор. Впрочем, решать вам, – кивнул распорядитель, махнув рукой двум мурхунам у входа в барак.
     Поигрывая шипастыми дубинками, подручные распорядителя увели рабов в глубь строения. Проводив их взглядом, Бросен снова уставился на Морайну, еще более нагло и надменно, чем до этого. На его лице читался целый сонм порочных мыслей и желаний, самым сильным из которых было чувство собственного превосходства. Он был настолько отвратителен, что прежде чем снова заговорить, Морайна с усилием сделала глубокий вдох, будто опасаясь, что ее стошнит.
     – У меня есть к вам еще одно дело, – сказала вендази, стараясь сдержать подступающее волнение.
     – И я очень надеюсь, что оно щекотливое, – сыто ухмыльнулся распорядитель. – Чем я могу помочь столько прекрасной особе?
     – Вы упомянули, что видели Шабора Анарет. Я хочу увидеть его до того, как произойдет ритуал. Позвольте мне в последний раз взглянуть в глаза брату. Моя щедрость не будет знать границ, я озолочу вас, – процедила Морайна сквозь зубы, изо всех сил стараясь скрыть отвращение.
     Бросен некоторое время помолчал, причмокивая губами и теребя щетину. Он специально тянул время, наслаждаясь своей властью над положением, в котором оказалась столь юная и привлекательная вендази.
     – Думаю, мы могли бы обсудить это дельце, – уверенно кивнул он, наклонившись к самому лицу Морайны. – Ночь – прекрасное время для того, чтобы вершить такие дела безотлагательно. Не правда ли?
     – Возможно, вы правы, – тихо ответила девушка.
     – Тогда, как деловые люди, не будем терять ни минуты. Прошу вас, мависи! – елейно улыбнувшись, пропел распорядитель, жестом указывая дорогу. – Продолжим разговор в моей спальне.
     Когда спустя два часа Морайна вышла из дома Бросена, то первое, что она увидела, было лицом оставшегося при ней раба. Иссохшийся, сутулый вендази сидел прямо на земле, глядя немигающим взглядом сквозь нее. Ему не было никакого дела ни до ее поступка, ни, казалось бы, даже до собственной жизни.
     – Вставай, скоро твой выход, – устало бросила девушка, проходя мимо него.
     На ее губах появился свежий кровоподтек, воротник рубашки был надорван, а на лице застыла маска безразличия. Лишь в красных, как никогда живых глазах плескалась бездна ненависти и злости. Отойдя от дома распорядителя на пару улиц, она изо всех сил завопила и, выхватив кинжал, с яростью вонзила острие в стену ближайшего дома. Глухой вой перешел в рыдание, но Морайна тотчас одернула себя и, убрав кинжал обратно за голенище сапога, уверенно зашагала обратно в квартал Змей и Быков. Скользя словно тень по ночным улицам столицы, она мчалась навстречу своей цели, может быть, последней столь страстно желаемой в этой жизни. Вернувшись к бойцовским ямам, она разыскала подручных распорядителя, тех самых мурхунов, что увели рабов, и сунула им небольшой обрывок пергамента, который подписал Бросен перед ее уходом. Посмеиваясь между собой, те проводили Морайну вглубь барака, где содержались заключенные под стражу смертники.
     Внутри здание тюрьмы, в которой теперь жили не гладиаторы, а рабы для думиваро, выглядело намного больше, чем могло показаться снаружи на первый взгляд. Множество залов и коридоров соединялись в невообразимый лабиринт, и Морайне, следующей за сторожевыми мурхунами, постоянно приходилось то подниматься, то спускаться по винтовым лестницам. Между некоторыми переходами не было даже дверей, а иные закрывались тяжелыми решетками с тройными замками и усиленными засовами, способными удержать даже таран. Чадящие факелы на стенах наполняли и без того спертый воздух кислым запахом, от которого слезились глаза и першило в горле.
     «Может, это и к лучшему», – подумала Морайна, глядя по сторонам на ржавые камерные двери, прямо из-под которых сочились нечистоты.
     Один из мурхунов остановился у двери, в которой отсутствовало смотровое окно, и зазвенел связкой ключей, выискивая нужный. Немного повозившись, он открыл небольшой зал, оказавшийся пыточной.
     – А ты чего ожидала? – развел руками охранник. – У нас тут не постоялый двор. Свидания вообще-то запрещены!
     Последняя фраза была сказана с хорошо читаемым умыслом, и вендази, ни слова не говоря, рассталась с последним из кошельков, приготовленных для сегодняшнего дела. Деньги уже не имели значения, впрочем, как и все остальное. Ее не досмотрели и даже не разоружили, когда привели сюда. В этом и не было необходимости. Сложно представить, чтобы кто-то рискнул позариться на трофеи для сайера в самом сердце Муткарга. Бескрылый раб вендази флегматично прошелся по пыточной, отрешенно разглядывая собранные здесь орудия умерщвления, и, подняв на Морайну белесые глаза, коротко кивнул:
     – Место подходящее.
     Она не ответила и, запустив кисти в свои волосы, замерла, оставаясь непоколебима, словно гранит, пока в отдалении не послышались шаги. Этот звук заполнил собой весь мир. Ничего вокруг больше не существовало, кроме звука шагов, каждый из которых вбивал в землю рок ее судьбы, приближая конец. Когда Шабора втащили в зал, то Морайна сначала даже не узнала брата. Его руки и ноги были закованы в кандалы, тело и лицо покрывала запекшаяся кровь от побоев, а крылья за спиной были переломаны и свисали до пояса, как рваные плети. Стараясь держать себя в руках, Морайна жестом указала на стол.
     – У вас один час, – прорычал мурхун и с грохотом захлопнул входную дверь, с другой стороны.
     Когда шаги тюремщиков стихли, девушка рассеянно подошла к брату и опустила ладонь на его лоб. Шабора сильно лихорадило, цвет лица и многочисленные язвы говорили о заражении крови. Он угасал буквально на глазах. Не в силах больше молчать, Морайна его тихонько позвала. Ответа не последовало. Шабор уже находился на грани жизни и смерти, и ей доставило большого труда привести его в сознание. Тяжело открыв веки, он некоторое время просто смотрел на нее, ничего не говоря.
     – Я тоже не знаю, что сказать… – проронила девушка дрогнувшим голосом. – О, Шабор, что же ты наделал!
     Он попытался подняться, но она тотчас перехватила его и мягко опустила обратно.
     – Молчи! Прошу, молчи! Просто слушай меня, – выпалила Морайна и отвернулась от брата, украдкой смахнув слезу со щеки. – Мы оба знаем, что ты не жилец. Времени нет ни на что. Я прошу тебя ответить на один вопрос. Всего один!
     Она снова отвернулась к стене и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Ее плечи содрогались, а в плаче было столько страдания и скорби, что даже невозмутимый бескрылый раб поежился, словно от боли.
     Морайна внезапно замерла и подошла к брату, запустив свои крошечные пальцы в его ладонь.
     – Шабор, я не могу тебя потерять, – сказала она твердо звенящим в окружающей пустоте голосом. – Ты станешь моим кадвембисом?
     Он нашел в себе силы только чтобы моргнуть. Этого было достаточно. Раб, все это время стоявший в стороне, решительно шагнул к столу, на котором лежал истерзанный пленник. Осматривая тело Шабора, он беззвучно шевелил губами и водил раскрытыми ладонями над его головой, ощупывал вены, принюхиваясь и будто вслушиваясь во что-то. Наконец раб выудил из-за пояса костяную игру, и, смочив ее кончик в слюне, он начал наносить на тело Шабора какие-то символы. Его бормотание становилось все громче, но Морайна не могла разобрать ни слова, будто это был не их язык, хотя она совершенно отчетливо понимала, что это не так. Брат лежал на спине, почти не шевелясь, и только его глаза неотрывно следили за ней. В этом взгляде не было ни страха, ни осуждения, ни боли, только принятие. Он тоже сделал свой выбор. Но не тогда, когда его взяли под стражу без боя. Морайне показалось, что он благодарен ей за то, что свой выбор он может сделать сам, здесь, сейчас.
     – Приготовь носитель души, – бросил ей через плечо раб. – Когда все начнется, постарайся его не уронить, от этого зависит, насколько сильно вы будете связаны.
     Девушка медленно вынула из ножен рапиру, осматривая узорчатую вязь на клинке и рукояти. Это было не просто оружие, а произведение искусства. Брат подарил ей клинок на пятнадцатый день рождения. В каком же восторге она была тогда! Уроки фехтования стали чуть ли не единственным стоящим, по ее собственному мнению, занятием на ближайшие несколько месяцев. Она порхала словно мотылек на тренировочных площадках, срывая аплодисменты толпы изяществом и смертоносной красотой вихря, в который превращалось оружие в ее руках. Никогда Морайна не расставалась с клинком, но сейчас впервые в жизни она не чувствовала себя уверенной сжимая его холодную рукоять.
     Шабора изогнуло с ужасающим хрустом, озноб перешел в лихорадку, и скоро конвульсии стали такими сильными, что ходил ходуном даже тяжелый пыточный стол. Он распахнул рот, но вместо крика издал лишь протяжный свист, переходящий в приступы кашля. Раб все громче шептал свой заговор, а игла в его руках продолжала вычерчивать какие-то символы, оставляя глубокие порезы на коже. Напряжение в камере достигло своего пика, а воздух потрескивал, будто перед грозой, когда раб повернулся к Морайне и что-то прокричал. Она не поняла его и попыталась шагнуть вперед, но ноги отказывались слушаться. Девушка снова дернулась и едва не упала, в последний момент успев сохранить равновесие. Плиты пола стали неразличимы, скрываемые какой-то желтой дымкой. Морайна вскинула руку, прикрывая глаза, которые от внезапно появившейся рези нещадно жгло. Не было видно даже стен зала, в котором они находились. Вокруг бушевал неистовый песчаный вихрь, сплошной стеной отгораживая не только тюрьму, но и будто весь остальной мир. Мир живых.
     Тело Шабора вспыхнуло, как соломенная кукла, с треском отбрасывая в стороны искры. И хоть пламя и было осязаемо, Морайна понимала, что горит не плоть, а сама сущность ее брата, то, что делало его вендази. Когда мысли заходят в тупик, ударяясь о стены возводимых слабой душой барьеров, выручают инстинкты бойца, чутье, которое не обманешь и не спрячешь. Серебристый росчерк рапиры, ставшей продолжением руки вендази, был стремителен, как молния, и так же неотвратим. Сталь без труда вошла в грудную клетку, пронзая сердце. Шабор вздрогнул в последний раз и обмяк, более не шевелясь. Буря вокруг постепенно стихала, оставляя после себя чарующую картину разрушений, какой еще не знала даже эта пыточная камера. Воцарившаяся тишина казалась нереальной. Морайна подняла острие рапиры, глядя, как по нему стекает одинокая капля крови, оставляя за собой багровую дорожку.
     – Такому клинку нужно дать имя, – прохрипел раб, поднимаясь с пола.
     – Думаю, я его уже выбрала, – прошептала Морайна, отворачиваясь и поднося рапиру к самым губам. – На языке первых вендази есть подходящее слово. Туаканра – старший брат. Мы вместе отправимся на войну, как ты и хотел.

Глава XVIII. Наперегонки с Бездной

     – Не подумай, что я ною… Но сколько нам еще здесь тухнуть? – ворчливо протянул Маки, зябко кутаясь в промокший плащ.
     – Столько, сколько потребуется, чтобы твою изнеженную задницу не насадила на пики гвардия князя, приняв за лазутчика, – раздраженно отрезал я, не собираясь опять вступать с ним в полемику.
     Мы уже три дня бродили вдоль границы Авалле в надежде просочиться незамеченными, что пока не увенчалось успехом. Мятежное княжество усвоило все уроки прошлого, и теперь граница с Долиной Томагавков была приведена в полную боеготовность. Сложно даже представить, какие ресурсы были задействованы, но эти ребята явно не собирались шутить. Граница теперь существовала физически! Еще издалека, скользя на спинах линпаро, мы заметили длинную полосу, тянущуюся покуда хватало глаз. Вырубка леса шириной в добрые полмили отделяла нас от земель Авалле областью хорошо просматриваемого пространства. Разговора о том, чтобы продолжать путь верхом, и быть не могло. Линпаро не должны показываться на глаза кому бы то ни было, еще не пришло время. Скрипя сердцем, я расставался с ними, чувствуя себя так, будто бросаю их на произвол судьбы.
     – Никогда не поздно вернуться домой, – пробормотал я, глядя как Полночь и Рассвет удаляются в небе. – Ты все знал…
     Пространство вырубки контролировалось со смотровых вышек, которые были разбросаны таким образом, чтобы каждая последующая была видна предыдущей. Конечно же, это не было защитными укреплениями. Вышки несли функцию исключительно для оповещения о возможной опасности. В теории мы могли бы проскочить мимо ночью, но меня останавливала неизвестность. На каждой из башен дежурили трое дозорных. Днем они почти все время сидели на верху смотровой площадки, а ночью один спускался вниз и разводил огонь для приготовления пищи. До нас доносились ароматы жареного мяса, которые заставляли желудок надрывно журчать, сводя с ума. В отличие от дозорных, мы не могли себе позволить разводить огонь, рискуя выдать свое местоположение. Маки свирепел от травяной диеты, но помалкивал, понимая, что я и сам не в восторге от подобного рациона.
     – Надо понять, кто и как им доставляет провизию. В этом ключ! – прошептал я, стараясь его подбодрить. – Они готовят каждую ночь, это точно. Но что-то я не видел, чтобы кто-то из них ходил на охоту.
     – Что нам это даст? – с сомнением буркнул Маки, неотрывно следя за вышкой.
     – Ты не один жутко хочешь жрать. Я нанюхался запахов всей их стряпни, и они явно не сидят на крупе с водой. Прошло уже три дня, как мы тут залегли, но никого не было до сих пор. Значит, поставки провизии производятся не слишком часто, скорее всего, от ближайших деревень и силами местных крестьян.
     – Я так понимаю, у тебя есть план, – хмыкнул Маки.
     – Да. Когда прибудет ближайший курьер, нам придется форсировать границу следующей же ночью и выследить его. Если повезет, то он приведет нас прямо к своей деревне.
     – Можно обставить все так, словно мы сами вышли к деревне, не скрываясь, и местные ничего не заподозрят. Я думаю, с севера сейчас сплошной поток такой публики, что мы с легкостью затеряемся.
     – Именно, – улыбнулся я. – Мало ли куда занесло добровольцев из империи?
     – Осталось придумать, как пройти незамеченными ночью. Сдается мне, кроме башен может быть что-то еще. Мне бы не хотелось в потемках наступить в какой-нибудь медвежий капкан!
     – В этом положись на меня, я что-нибудь придумаю.
     Нам пришлось ждать еще два дня. Два мучительно долгих дня. Я уже давно начал нервничать, и к моменту, когда из леса показался крестьянин, ведущий в поводу навьюченного осла, практически был готов очертя голову штурмовать просеку. К счастью, курьер появился до того, как у нас окончательно сдали нервы. Приближающегося крестьянина заметили не только мы, от сторожевой вышки отделилась фигура солдата в сверкающем на солнце шлеме и медленно двинулась навстречу. Отсюда не было слышно, о чем они говорят, но курьер явно оправдывался. Я обратил внимание еще на одну деталь: с навьюченного животного сняли всего один, не слишком-то тяжелый тюк, который крестьянин и вручил стражу.
     – У них проблемы с продовольствием, – прошептал я, наклонившись к Маки. – Похоже, что война уже началась и все продовольствие идет на основной фронт.
     – Поклажи на осле еще прилично, – кивнул Маки. – Как думаешь, на сколько вышек он везет?
     – На десять, не меньше, – уверенно заключил я. – И судя по всему, он не пойдет напрямую, а снова скроется под прикрытие леса. Боюсь, от слежки придется отказаться.
     До захода солнца оставалось еще несколько часов, и я отправился спать, закутавшись в дорожный плащ под корневищами большого дерева. Маки придется сегодня потерпеть и не ложиться вовсе, а вот моя сила понадобится уже этой ночью. Была и другая причина, по которой мне нужен был отдых, и желательно днем. Последнее время у меня был очень тяжелый сон в ночное время суток. Вместо привычных астральных полетов я порой не видел вообще ничего. Пробуждение все чаще даровало не ощущение отдыха, а наоборот, еще большей усталости. Словно, когда сознание спало, кто-то вытягивал из меня силы, изматывая. Поначалу я списывал это на нервный срыв, общую усталость, потом думал, что подцепил какую-то необычную форму болотной лихорадки. Однако привычных симптомов для таких заболеваний не проявлялось, тогда как мое состояние каждый раз ухудшалось с приближением ночи.
     Я почувствовал чье-то робкое прикосновение. Воздушное и абсолютно невесомое прикосновение повторилось снова, как будто меня щекотали птичьим пером. Рассудок был наполнен до того чарующей паутиной сна, что мне было лень даже пошевелиться. Казалось, что в крови разливается целительная дрема, и с каждой минутой уставшее тело регенерирует, возвращая силу и уверенность. Мне почудилось, что я слышу едва различимый шепот, уносимый тихим и теплым ветром куда-то прочь. Мысли брели также неспешно и плавно, подобно луговому меду, тягуче, запоздало. В районе кисти я ощутил легкий укол, но боли не последовало. По руке к локтю и затем выше к плечу поползла освежающая прохлада, какая бывает, когда в жаркий день окунаешься в воды ключевого озера.
     Я вскочил, тряся головой и отгоняя сон. Маки удивленно вылупился на меня, только успев открыть рот, когда мои вены наполнились пламенем. Я нагнетал жар все сильнее и сильнее, не давая ему свободы, чем рисковал причинить себе вред. У меня не оставалось иного выбора, поскольку зараза в моей крови не могла выйти другим способом.
     – Кзор, какого хрена ты творишь? – неуверенно протянул Маки, с ужасом глядя на меня.
     Мысли путались, я не мог разорвать концентрацию, поэтому лишь мотнул головой. Земля под моими ногами начала едва заметно дымиться, как и моя одежда, когда я со вздохом опустился на колени, и жар спал.
     – Кавильгиры. Они прислали за мной кавильгиров. – Я закашлялся, закрывая рот и подавляя спазмы, опасаясь, что меня могут услышать на дозорной башне.
     – Кто они?
     – Видимо, те, кому очень не понравился наш трюк со спасением Селиры. – Я с жадностью отхлебнул из фляги и чуть не зашелся очередным приступом кашля.
     – Слушай, дружище, мы это уже проходили. Если не хочешь, можешь не говорить, но лучше бы ты все же объяснил, что происходит, – осторожно протянул Маки, вопросительно глядя на меня.
     – Повелители Бездны очень ждут такие души, как наши с Селирой. И им очень не нравится, когда кто-то нарушает правила игры. У этих тварей нет власти на Имаргисе, точнее, она сильно ограничена, но пробужденный смошадор оставил в астрале такие отпечатки, что выйти на меня не составило труда.
     – И тогда они послали своих цепных собак, – закончил за меня Маки. – Похоже, мы опять в дерьме?
     – Похоже, что так, – хмыкнул я, возвращая его усмешку. – Радует одно, Селиру им так не вычислить. Для них ее душа так и осталась искрой, которая лишь на миг потускнела, только чтобы затем вспыхнуть снова, еще ярче.
     – Что будем делать?
     – То же, что и собирались, – бежать на ту сторону! Времени у меня осталось еще меньше, чем ожидалось.
     Лишенная древесных крон просека быстро поросла высокой травой, которая оказалась для нас как нельзя кстати. Стараясь не издавать и малейшего шума, мы позли, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться. На башне привычно горел огонь, и нам был отчетливо виден один из трех стражей, который неустанно следил за окрестностями, буравя взглядом ночь. Похоже, парни были мотивированы и обучены качественно нести службу даже в такой дыре. Несмотря на риск двигаться в непосредственной близости от дозорной башни, мы выбрали именно такой маршрут. Перспектива в случае провала засветиться сразу между двумя дозорами выглядела не слишком привлекательной. Когда до сторожевой вышки оставалось около пятисот ярдов, мы остановились. Высвободив из поясного кармана тотем земли, я осторожно вкрутил его в почву и провел пальцами по рунам, пробуждая спящего элементаля.
     – Готов?
     Маки утвердительно кивнул. Ни слова больше не говоря, я закрыл глада и мысленно позвал стихийного духа. Дерево тотемного колышка покрылось крошечными трещинами и начало распадаться, когда элементаль, вырвавшийся на свободу, устремился к башне. Оттуда послышались крики, и скоро вжикнули первые стрелы, отскакивающие от мерно катящегося на вышку стихийника. Думаю, в темноте солдаты не сразу сообразили, с кем имеют дело, поэтому по элементалю продолжали сыпаться стрелы. Между тем я начал уводить его правее от башни, и скоро активировались первые ловушки. Вокруг стихийника щелкали капканы и начиненные иглами растяжки, и я мысленно ужаснулся смертоносному арсеналу, что был разбросан прямо перед нами. Элементаль тем временем поравнялся с дозорной башней, а значит, пришло время устроить шоу. Не давая ему возможности выпустить свою истинную силу, я направил духа прямо на вышку и только в последний момент заставил отклониться, чтобы не повредить ее. Надо признать, паника, охватившая вояк, уже принимала критический характер, а значит, пора было давать заключительный акт. Отведя элементаля от места, которое он расчистил от ловушек, как можно дальше, я произвел показательный распад стихийника под градом стрел, чем вызвал торжествующий рев солдат. Маки хрюкал от восторга, потешаясь над дуралеями, но, понимая, что это наш последний шанс, взял себя в руки и пополз по проторенной тропе вперед. Наш трюк удался как нельзя лучше. Солдаты были так увлечены поверженным чудовищем, что двое даже спустились вниз и с факелами в руках отправились осматривать свой трофей. Когда они вернулись к дозорной башне, размахивая руками на манер охотника, показывающего пасть недавно подстреленного медведя, мы уже были по ту сторону просеки.
     Идти по спящему лесу без освещения было форменным самоубийством, но обстоятельства, как всегда, не были нашим козырем. Время от времени я перекидывался в волка и рыскал вокруг Маки, выискивая возможных преследователей. Но все меры предосторожности оказывались излишни. Это был не Монар, а обычный лес. Мы двигались таким способом всю ночь и большую часть следующего дня, пока не началось редколесье, плавно переходящее в равнины. Карты Маки были составлены довольно специфическим способом: он наносил на них только то, что представляло для него интерес. Тем не менее схематическое изображение земель Авалле у нас имелось. По всему выходило, что мы сейчас были где-то на севере княжества, а значит, могли рассчитывать на появление торговых трактов, по которым ходили купцы Арскейя. Так и случилось, уже к исходу нового дня мы уперлись в хорошо проторенную дорогу, пересекавшую очередной луг. По правде сказать, я не слишком стремился вновь оказаться в гуще цивилизации. Возможно, во мне говорила кровь утаремо, а может, я до конца не доверял нашим соседям. Так или иначе, с этого момента любая встреча на тракте была бы уже куда меньшей неожиданностью, чем раньше в лесу. Кому какое дело до двух наемников-рунианцев? Решив, что лучшая маскировка – это ее отсутствие, мы заночевали в поле прямо у самой дороги. Хвороста поблизости было немного, но я принципиально насобирал небольшую горсть веток и под одобрительное покрякивание Маки развел костер, первый за долгое время.
     Отдаленный топот копыт в степи возвестил нас о приближении отряда задолго до его появления. Когда облако пыли, сопровождающее конницу, выплыло из-за горизонта, мы без спешки собрались и двинулись в путь. Всадники были все ближе и ближе, а мы беззаботно шагали вперед, лишь время от времени оглядываясь на них, всем своим видом показывая, что не удивлены встрече. Когда они нас нагнали, то мы все так же буднично освободили дорогу, и продолжили движение, не обращая на гвардейцев никакого внимания. Авангард двинулся дальше, похоже, не оценив нас как потенциальную опасность. Мы все так же шагали, как будто ни в чем не бывало, а мимо нас ползла крупная боевая колонна. Я украдкой изучал военных, отмечая про себя, что империя произвела полную мобилизацию. Мимо двигались десятки, сотни ветеранов в белых плащах, а конца и края колонны не было видно, покуда хватало глаз. Нас тоже изучали, но по большей части, как мне показалось, от скуки. Тем не менее я наконец-то мог расслабиться, мимо двигались союзники. Это давало нежданное, забытое чувство безопасности, хотя бы на время.
     Спустя часа три после того, как авангард нагнал нашу парочку, по тракту застучали многочисленные колеса повозок, перевозивших пехоту. Они ползли со значительным отставанием от ударного корпуса кавалерии, и здесь публика была уже куда более разномастной. Пехота путешествовала намного веселее, чем угрюмые конные гвардейцы. То и дело раздавался смех и звучали залихватские песни, подхватываемые десятками голосов. Большинство солдат не имели нашивок со знаками отличия. Это было хорошей новостью, так как значило, что боевых действий поблизости не ведется. Такие смешанные отряды из кадровых военных и добровольцев формировали уже на особых сборных пунктах и, как правило, держали в резерве, пока те не нахватаются строевого опыта, а ветераны не вымуштруют пехоту как следует.
     Завидев в одной из повозок рунианца, я приободрился и весело свистнул, привлекая внимание.
     – Ей, мужики, не отсидели еще задницы в своей телеге? – крикнул я, когда на меня обратили внимание.
     – А тебе что за дело? – крикнул в ответ молодой парень в красной рубахе.
     – Да так, ничего. Прошлись бы, размялись! Как мы бы, уже ноги до костей сносили!
     – Что-то не хочется, – послышался хохот другого солдата. – Лучше вы к нам!
     – А пожрать есть? – включился в разговор Маки.
     – Пожрать только в конце броска, как будто не знаешь! – наконец ответил нам рунианец. – Маки, ты, что ли?
     – Конечно, я, дубина ты! Кто же еще? – крикнул Маки, щурясь, по-видимому, лихорадочно вспоминая, с кем говорит.
     – Ай, ну посторонись! – крикнул рунианец, обращаясь к соседям по повозке. – Моя братва пожаловала!
     Сидящие рядом с ним солдаты не пылали особой радостью от того, что места в и без того тесной телеге станет еще меньше, но расступились, и мы прямо на ходу полезли внутрь, уцепившись за борта. Маки тут же бросился стучать по спине своего старого знакомого и, не давая ему ничего сказать, затараторил:
     – Знакомься, это Кзор! Мой старинный товарищ и компаньон! Шаман, между прочим!
     На меня тут же обратилось несколько пар глаз, с большим интересом, чем раньше. В мирное время находились те, кто обвинял в любой глупости и нелепости шаманов и магов, но когда на пороге война, нас, напротив, старались держаться.
     Я степенно кивнул и протянул руку. Рунианец с благоговением затряс мою ладонь, заговорщически улыбаясь:
     – Очень рад, братишка! Очень рад! Кажется, старина Маки мне про тебя рассказывал. Меня зовут Вардо.
     Пожимая сухую ладонь нового знакомого, я обратил внимание на едва заметный, но широкий шрам на его запястье. Такие остаются, когда знахарь заживляет пораженную плоть. Нетрудно было догадаться, что он пытался скрыть. На запястье ставят клеймо пойманным спекулянтам или контрабандистам. Он заметил мой взгляд, но не подал виду, продолжая посмеиваться, будто встретил старых друзей.
     Стараясь себя не раскрыть, мы быстро окунулись в среду лихой волонтерской ватаги, с которой и продолжили дальнейший путь. Очень скоро я узнал, что этот степной тракт был далеко не единственной артерией, по которой ежедневно перебрасывались неимоверные по своему размаху людские ресурсы. Честно говоря, это меня пугало. Солмнис всегда был самой закрытой страной и не самой крупной по величине, но это были солнечные жрецы! Оставалось лишь надеяться, что император не собирался основывать удар на грубой силе, в противном случае нас ждала бы бойня. Простая солдатня, конечно же, не была посвящена в такие нюансы, а от того пребывала в приподнятом настроении от осознания мощи военной машины, частью которой были они все.
     Кавильгиры больше не возвращались, но я чувствовал их незримое присутствие. Вокруг были сотни слабых, податливых душ, каждая из которых могла стать прекрасным сосудом для порождений Пожирателей Бездны. Опасность могла подстеречь меня где угодно, а улыбчивый сосед, с которым мы только что преломляли хлеб, мог спятить и заколоть меня вилкой во сне.
     – Твари хотят, чтобы ты стал параноиком. Им это на руку. Не поддавайся. Им только этого и надо, – твердил я себе каждый раз, когда уже машинально начинал подозревать кого-либо из окружающих.
     На одной из стоянок я услышал разговор двух офицеров, который привлек мое внимание. Из всего мной услышанного явствовало, что к следующему привалу нас должны разбить на полки и отправить в непосредственное расположение соединений армий, которые не были доукомплектованы резервами. Это сильно не вязалось с моими планами попасть в столицу Авалле. Умбевен стоял в какой-то паре десятков миль от места нашего нынешнего привала, но командование отнюдь не собиралось проводить через столицу многотысячную армаду. Думаю, такой провокации не собирался терпеть и князь, для которого было делом чести не допустить подобного. Кто знает, чем могло обернуться пребывание в его логове такой силы старых сюзеренов? Однако была одна крошечная деталь, за которую я уцепился. Именно через Умбевен осуществлялась переброска войск особого назначения – магов Академии Тайн. Кроме того, по словам офицеров, столица собирала собственный кулак мастеров тонкий материй из всех, кто был согласен встать под знамена Авалле в предстоящей кампании. Пожалуй, это был тот самый единственный шанс приблизиться к архивам князя. В моей голове начал созревать план, но цена его реализации была высока. Нужно было решаться здесь и сейчас, поскольку ставки росли с каждым днем. Я не мог ни есть, ни спать, сходя с ума от осознания того, в какой переплет попал.
     – Маки, ты был когда-нибудь в Умбевене? – бросил я ему в тот же вечер за ужином.
     – Пару раз заезжал, – нехотя признался он. – Но не слишком легально, если уж начистоту.
     – Есть желание попасть туда сейчас?
     – Раз спрашиваешь, наверное, да, – усмехнулся он.
     – Я собираюсь устроиться на службу в местную гильдию магов и ведьм. На войну мы всегда успеем, есть кое-какие дела здесь. Пока это все, что я могу сказать тебе. Согласен выдать себя за моего ученика? – спросил я, украдкой оглядевшись по сторонам.
     Маки небрежно кивнул в ответ, продолжая полировать дно миски деревянной ложкой, однако от меня не укрылось, как он напрягся.
     – Завтра, – сказал я, вставая.

Глава XIX. Последний ритуал

     – Назовись и открой сумку! – зычно громыхнул гвардеец в закрытом шлеме в виде вороньей головы.
     – Кзор, шаман-рунианец, – спокойно ответил я, расстегивая ремни на своей поклаже. – Я прибыл по зову гильдии Конуманес.[40] Поклажи, кроме личных вещей, не везем. Со мной ученик, Макирфор, как и я, рунианец.
     Гвардеец бегло осмотрел вещи, а затем его взгляд скользнул по нашей одежде и остановился на винтовке Маки.
     – Разрядить, чехол с дула в городе не снимать, – пророкотал он приказным тоном.
     – Я знаю правила, даже не сомневайтесь, – заверил его Маки, подобострастно кивая.
     – Гильдия находится в квартале Апрельских роз. Главная улица упирается аккурат в него. В квартале действует комендантский час сразу после заката. Добро пожаловать в Умбевен, – так же строго, как в начале нашего разговора, отрапортовал гвардеец, отходя с дороги.
     Я никогда раньше не видел столицы гордого княжества Авалле и сейчас очень жалел, что не могу погостить здесь как обычный странник. Все вокруг казалось другим, отличным от привычного мне мира. Вся красота и золото Перумаса не могли затмить лоск и дерзость Умбевена, который кровью выкупил свою свободу. Даже лица людей, живущих здесь, казались мне какими-то героически благородными, словно каждый чувствовал себя частью древнего рода, который по знатности и истории мог посоперничать с императорской семьей. Конечно, это было лишь первое впечатление, но я сразу почувствовал, что навсегда влюбился в Умбевен и обязательно вернусь сюда снова. В городе почти не было столь привычного мне камня, напротив, столица была отстроена из эбенового дерева, которое росло только здесь, на стыке южных лесов с Долиной Томагавков. Изящные дома украшали мириады резных узоров и даже целые картины, так что у каждого хотелось останавливаться, восхищенно разинув рот. Горожане реагировали на нас весьма сдержанно, почти не разглядывая, хоть рунианцы и были нечастыми гостями этих земель. Формально мы никогда не враждовали с Авалле и даже не участвовали в Войне долгой весны, но заключенный много лет назад союз Слагрунаара и Арскейя все же добавлял напряженности в отношения. То, что наши народы сейчас шли на войну вместе, было лишь стратегической необходимостью и не значило ровным счетом ничего для будущего.
     Маки было наплевать на окружающую его красоту, которую он видел уже не в первый раз. Его интересовали более приземленные вещи, например, столько долгожданная комната с кроватью, вкусная еда и, конечно же, вино, о котором он мне прожужжал все уши по дороге сюда. Сейчас слишком многое зависело от его величества случая. Я отчетливо понимал, что никто меня просто так не допустит до архивов самого князя. А значит, в нашем деле будет много обмана, подлога и, может быть, даже шантажа. Дабы минимизировать душевные терзания моего компаньона, Маки был посвящен в детали в лучшем случае наполовину. Несмотря на абсолютное доверие, которое заслужил этот парень за время нашего знакомства, я отчетливо понимал, что не имею права требовать от него рисковать своей жизнью и свободой. Мы условились, что Маки должен был оставить меня на какое-то время и найти нам тихое местечко для проживания в каком-нибудь погребе или подвале, имеющем отдельный вход. Мы долго спорили относительно подобной формулировки, поскольку как только он заслышал про место, больше похожее на укрытие, чем жилище, то сразу начал подозревать меня в подготовке чего-то зловещего, как он выразился. К своему сожалению, переспорить меня Маки было не под силу, поэтому я отшучивался до тех пор, покуда он не успокоился. Пока мой друг будет решать вопросы нашего размещения, я должен был в точности, как доложил гвардии по прибытию, встать на учет у гильдии Конуманес. Мои услуги могли бы оказаться полезны им как на фронте, так и здесь, в столице, так как у ребят, хоть они и обладали внушительным штатом, не было и десятой доли силы и знаний имперской Академии.
     Когда я постучался в дверь роскошного особняка, стоящего в глубине сада, то она тотчас же распахнулась, не издав ни единого звука, словно меня давно ждали. На пороге оказался старик с аккуратно подстриженной бородкой и одетый в бардовую шелковую ливрею. Он с достоинством отвесил мне поклон, сделав короткий шаг назад, ничего не говоря.
     – Рад приветствовать вас, уважаемый, – начал я осторожно, несколько обескураженный подобным обращением. – Я не знаю, к кому именно обратиться. Видите ли, я…
     – Шаман из горных рунианцев, собственной персоной, – раздался веселый голос за спиной дворецкого.
     Ко мне навстречу вышел тучный мужчина, на ходу протягивая огромную ладонь. Его глаза сверкали от искренней радости, будто он повстречал друга или, может быть, даже родственника. Как и старик, он был одет с иголочки, но вел себя не как служащий. На вид ему было около сорока, может быть, сорока пяти лет.
     – Нас уже предупредили, что в город прибыло целых два слагруна, шаман и его ученик! Неслыханная удача! – сказал он, подхватив меня под локоть и увлекая внутрь дома.
     – О, вы должны простить мне мои манеры! Я даже не представился! – всплеснул руками толстяк, устало закатывая глаза. – Но, поверьте, эта оплошность вызвана чрезвычайным уважением и интересом к персоне, такой как вы, мой дорогой!
     – Должен признаться, я удивлен таким приемом, – усмехнулся я. – Но давайте все же соблюдем формальности. Кзор, шаман, как вы верно подметили, к вашим услугам.
     – Очень, очень рад! – вновь елейно заулыбался мужчина, тряся мою ладонь. – Очень раз знакомству! Меня зовут Джаспер, я здешний хранитель. Но прошу вас, давайте пройдем ко мне в кабинет. Негоже мне держать вас на ногах с такой дальней дороги!
     Я не имел ничего против и проследовал за хранителем в его покои. Кабинет, надо сказать, был обставлен с пестротой, какой бы позавидовали павлины в княжеском саду. Все стены и поверхность пола были закрыты тяжелыми коврами с длинным пушистым ворсом. В углу стоял миниатюрный рояль из красного дерева, на котором покоился раскрытый нотный стан. Рабочего стола в этом кабинете не было, вместо него стоял круглый обеденный стол, на котором аккуратными стопками сложили какие-то ведомости, перевязанные голубой тесьмой. Стулья тоже отсутствовали, вместо них здесь имелось три глубоких мягких кожаных кресла. Я мельком глянул на книжные полки, но из литературы увидел лишь какие-то хозяйственные труды неизвестных мне авторов. Предметов обстановки было немного, но даже я понимал, что это очень дорогая работа под заказ. Между тем Джаспер уже суетился у секретера, извлекая оттуда запечатанную сургучом бутылку вина и два высоких хрустальных бокала.
     – Извините за царящий здесь беспорядок. Но я человек простой и люблю работать, не слишком официально ко всему подходя. Мне так проще, знаете ли, чувствовать, что и мне, и посетителям удобно, как у себя дома.
     Поняв намек, я без приглашения занял одно из кресел, с удовольствием вытянув ноги. Джаспер поставил передо мной бокал, тут же наполнив его красным вином, и плюхнулся напротив меня, рассеянно наливая себе.
     – За знакомство и за будущее сотрудничество! – провозгласил он, одним залпом влив в себя содержимое всего бокала.
     – Отличный тост, – кивнул я, сделав небольшой глоток. – Чудесное вино! Никогда такого не пробовал.
     – О, у нас много чем можно удивить даже искушенного путника! – довольно растянулся в улыбке хранитель. – Хотя вы и сам не промах! Это ж надо суметь подчинить себе силу смошадор в нашем-то веке!
     Я замер в кресле, не донеся до рта бокал для второго глотка. Но мой собеседник вновь удивил меня, тут же переведя тему разговора.
     – Скажите, о какой службе в нашей гильдии вы задумывались, придя сюда? Прежде чем я сам буду делать вам предложение, мне бы хотелось узнать ваши истинные мотивы, понять, так сказать, что вам по сердцу.
     – На пороге война. Это известие застало меня в дороге, и я, признаться, совершенно не был к тому готов. На войне всегда нужны заклинатели всех специальностей, но я бы предпочел заниматься тем, что мне, как вы выразились, по сердцу. Миру никогда не повредит хороший целитель, знающий толк в знахарском искусстве, – проговорил я задумчиво, сделав вид, что не обратил внимания на его оговорку.
     – Это интересно, господин Кзор. Но мне кажется, это далеко не все! Не так ли? – он весело мне подмигнул. – Чтобы не ставить вас в неловкое положение, давайте я сам попробую добавить часть, которую вы оставили в тени!
     Я лишь пожал плечами и сделал еще один глоток вина.
     – По вашей одежде я могу сделать вывод, что вы путешествуете. У вас четыре поясных кармана под тотемы, значит, вы боевой шаман. Теперь ваш Дар… – он помедлил немного рассеянно, словно подбирая слова. – Он сияет как солнце! Такое редко встретишь в наше время. Я чувствую силу нескольких стихий одновременно, и одна из них такая древняя, что на ум приходит только смошадор.
     – Как это чувствуете? – спросил я, прищурившись. – Простите, что перебил.
     – Не вижу смысла скрывать, раз вы не скрываетесь сами, – улыбнулся Джаспер. – Я не бастард по рождению, но мои дальние предки имели брачный союз между человеком и тальгедской ведьмой.
     – Мутная Искра, – догадался я. – Какую метаморфозу силы вы унаследовали?
     – Очень полезную для моей должности. Я чувствую носителей Дара, распознаю их силу и ощущаю даже малейшее ее применение, – с достоинством ответил он и, заметив, что мой бокал опустел, тут же наполнил его, как и свой. – Я как дозорный за теми, кто несет в себе отголосок могущества Новых Богов.
     – Впечатлен, – ответил я, отсалютовав ему бокалом. – Вы действительно обладаете редчайшим и ценнейшим талантом.
     – Польщен подобной похвалой, – учтиво кивнул хранитель в ответ. – Но я не закончил про вас. Итак, вы явились в Умбевене и изъявили желание вступить в ряды гильдии Конуманес, узнав о войне. Почему вы не отправились ни к своим, ни к имперцам? Я думаю, ответ прост: вы боитесь, что новый Дар, а он получен недавно, станет сущим проклятием, как только вы попадете в поле зрения Виджисека. Это значит, что путь домой для шамана по имени Кзор заказан навсегда, но как честный и благородный гражданин своей родины вы решили, что отправитесь воевать против общего врага, но под чужими знаменами. Я ничего не упустил?
     – Нет, все так, – я пожал плечами, восхищенно покачивая головой. – Удивительно точно, разве что кроме одной детали. Вы ошиблись, я вовсе не хочу воевать и категорически против грядущего кровопролития. Мне действительно нет места в старом мире Союза Севера, новоприобретенная сила сделает меня изгоем и приведет к Ависпри, поэтому я ищу новый дом, но как целитель, а не солдат.
     – Рад, что мы можем говорить столь откровенно. Ваша история, без сомнения, очень интересна, но мы никогда не давим, и вы расскажете ее потом, в случае, если захотите. Авалле всегда считалось свободным княжеством, в котором находили пристанище те, кто был слишком необычен для мира. Это так и по сей день. – Он встал с кресла, торжественно расправив плечи. – Властью, данной мне советом старейшин Конуманес, я, Джаспер-хранитель, принимаю тебя в гильдию, целитель Кзор. Став членом нашей общины, ты приобретаешь и статус гражданина города Умбевен. Документальное оформление не займет много времени, я тотчас отдам соответствующее указание.
     – Благодарю за доверие, – сказал я, поднимаясь и пожимая руку толстяка. – Я не подведу вас. Подумать только… Голова идет кругом от таких новостей!
     – Понимаю, понимаю. Вы привыкли опасаться за свою жизнь, находясь во власти законов империи. Но вы более не ее подданный, друг мой! Я знаю слагрунов как гордых и честолюбивых личностей. Отбросьте тяжкие мысли, вы все сделали правильно! – сказал хранитель, заискивающе заглядывая мне в глаза.
     – Вы правы, – согласно кивнул я. – Не смею вас больше задерживать. Небольшая просьба напоследок! Я хотел бы осмотреться здесь, если это возможно, увидеть, чем дышит гильдия и какое все изнутри.
     – Это возможно, – закивал Джаспер. – Я распоряжусь, чтобы один из адептов устроил вам обзорную экскурсию.
     Пока я ждал своего провожатого в холле, мимо прошло немало занимательных персонажей. Среди прочих особенно выделялась одна особа явно ведьмовской наружности. Совсем молодая рыжеволосая девушка, с осиной талией и глубокими карими глазами, проходя мимо меня, остановилась как вкопанная и медленно развернулась.
     – Шаман, – констатировала она, скривившись. – И у нас?
     – Ведьма, – парировал я. – И не на костре?
     Она залилась звонким смехом и, отвесив мне реверанс, направилась дальше, на ходу бросив:
     – Сработаемся, деревенщина!
     Наконец мой экскурсовод прибыл. Им оказался преисполненный необычайной важности юноша с холодным и надменным взглядом.
     «Типичный маг, – подумал я. – Ты бы очень хорошо прижился в имперской Академии».
     Мы начали обход учебных классов и лабораторий не спеша и даже обстоятельней, чем я того ожидал. Парня звали Гэми, и он оказался весьма словоохотливым малым, не лишенным чувства юмора. Как оказалось, то, что я принял за высокомерие, было ничем иным, как травмой, полученной в ходе занятий на боевом полигоне. Ошибка в направлении потока силы едва не стоила парню половины лица. Ему повезло, и попавшийся под руку лекарь хорошо смог восстановить кожные покровы снадобьями, которыми также с охотой поделились местные ведьмы. Плохая новость заключалась в другом: лицевые нервы были очень сильно поражены и отмерли еще до того, как началось их лечение.
     – Кстати, я бы хотел посетить ваш лазарет, – сказал я как бы невзначай. – Я вступил к вам как знахарь, и хоть все формальности с моим членством в гильдии еще не задокументированы, было бы недурно провести беглый осмотр тех, кто нуждается в лечении.
     – Слава Богам, сейчас он почти пуст, – ответил Гэми. – Есть несколько тяжелобольных, из тех, кто лежит уже долгое время, но, боюсь, им сможет помочь только чудо.
     Когда мы подошли к палатам, то в нос ударил сильный аромат травяных настоек. Все стены были завешены засушенными связками лаванды, а перед входом в сам лазарет стоял рукомойник и висели несколько чистых полотенец.
     – Учащийся третьего круга Мардо, буйное помешательство, направлен на лечение после того, как устроил погром в таверне Гавси у Лиловой поляны, – Гэми начал зачитывать планшеты с историями болезней, висящие на дверях палат. – Учащийся пятого круга Вафран, внезапное слабоумие, отправлен на принудительное лечение.
     Следующие две двери палаты были закрыты на несколько замков с коваными петлями и не имели окошек.
     – Учащаяся пятого круга Сойву, – мрачно проговорил Гэми, не подходя к двери и не снимая планшета с записями. – Черная оспа, карантинная группа, посещения и любые контакты запрещены.
     – Учащийся шестого круга Нартан, – продолжил Гэми, идя дальше. – Чахотка, карантинная группа, посещения и любые контакты запрещены.
     Мы прошли несколько пустых палат и остановились у последней двери.
     – Учащийся восьмого круга Малконри. Поражение Искры, два года в глубоком сне.
     – Поражение Искры? – переспросил я, подходя к окошку на двери. – Что произошло?
     – Пострадал на учебном полигоне, – нехотя пробормотал Гэми.
     «Уж, не от тебя ли?» – подумал я, но вслух сказал другое: – Могу я войти и осмотреть его?
     Гэми лишь пожал плечами и отворил дверь. Палата была небольшой комнатой с окном, открывающим вид на каштановую рощу. На кровати лежал бледный юноша лет двадцати. Когда я подошел ближе и опустил ладони ему на грудь и голову, то едва не вскрикнул от неожиданности, настолько он был горяч для такой бледности. Прикрыв глаза, я отпустил сознание и попытался проникнуть в его разум. Меня встретила абсолютная пустота. Кровь бежала по его жилам, работали желудок и легкие, а вот разум был мертв. Он не спал, они заблуждались, это было не поражение, а полное уничтожение Искры.
     – Кто мог сделать с тобой такое? – ужаснулся я.
     Даже когда провинившегося по имперским законам носителя Дара подвергают обряду Ависпри, то с осужденным не делают подобного, им лишь пресекают нить, соединяющую сознание с Искрой, лишая возможности его касаться. Здесь же я видел зияющую пропасть, рваную рану, оставленную прямо в астральном двойнике несчастного. Такое невозможно вылечить, смерть – это единственное избавление, а его держали здесь, как изуродованное растение.
     – Спасибо, я увидел достаточно на сегодня. Мне пора идти, спасибо, что проводили, – сказал я адепту и, не дожидаясь его, покинул палату.
     Когда я вышел на улицу, то сразу заметил сидящего на скамье в саду Маки. Он слегка приподнял руку в приветственном жесте и остался сидеть в ожидании меня, лениво щурясь на солнце. Мой друг, как всегда, подошел к вопросу со свойственным ему рвением и нашел для нас подходящую берлогу – небольшой подвал в хорошем районе, с отдельным выходом во двор. Кроме того, Маки успел пробежаться по окрестным булочным, и теперь я с удовольствием уплетал плетеную сдобу с шафраном. До наступления темноты было еще далеко, а потому мы пошли гулять куда глаза глядят, пересекая улицы и площади в поисках развлечений.
     Несмотря на то, что княжество фактически находилось на военном положении, столица жила как ни в чем не бывало. По вечерним мостовым, которые уже освещали лампады масляных фонарей, вышагивали разодетые дамы, одаривая идущих навстречу прохожих томными взглядами. Тончайшие шелка, изысканнейшие благовония, пестрота красок и форм, все это буквально начало сводить меня с ума. Дело было даже не в том, что мы только что вернулись из тяжелого путешествия, а в том, что я никогда ничего подобного не видел. Заметив, что я сбит с толку, Маки довольно ухмыльнулся.
     – Что, перетрухал, великий шаман?
     – Есть малость, – ответил я, ничуть не обидевшись. – Их города совсем не похожи на наши. Они живут так, словно никогда не умрут.
     – Это ты еще южан не видел, – пожал плечами Маки. – Но скоро увидим мы все.
     – Тоже верно, – кивнул я, поняв, куда он клонит. – Когда бы не веселиться, как когда каждый раз может стать последним.
     Немного попетляв в лабиринте улиц, мы нашли отвечающее нашим притязаниям питейное заведение и заняли столик во дворе, прямо под открытым небом. Денег у нас было немного, точнее сказать, у меня их не было совсем. Маки же всегда имел заначки и тайники, как я догадывался. Поэтому, поняв, что нам нет нужды в чем-то себе отказывать, после того как мой друг выкатил на стол три имперских золотых, я решил дать себе долгожданный отдых и расслабиться. Толпа вокруг нас гремела местные песни, и мы с Маки, дойдя до кондиции, вразнобой даже начали им подпевать, чем вызвали всеобщее одобрение.
     – Ты представляешь? Они решили, что мы артиллеристы! Мы с тобой! Ты понял? Ха-ха! Вот болваны!
     – Маки, хватит орать, ты сейчас весь район перебудишь! – шикнул я на него, когда мы отправились на съемное жилье уже за полночь.
     – А что? Нашли время спать! Завтра война! – он даже остановился, потрясая кулаками. – Мы с моим другом отправимся в самое пекло! Мы их всех разорвем! Всех порешим!
     – Маки, первый же патруль наш, я тебя уверяю, – сказал я, смеясь. – Скажи, а местные тюрьмы подстать домам?
     – На что это ты намекаешь? А? – расхохотался Маки, уже совсем теряя остатки самоконтроля. – Я честный порядочный рунианец…
     Он замолчал, сделав шаг в сторону, выйдя из пятна света фонаря. Я замер за его спиной, вглядываясь в ночную дымку. По коже побежали мурашки, а сердце застучало, ускоряясь, когда я понял, что напугало Маки. Тишина. Тишина, которая повисла в переулке, была звенящей, кричащей, она давила и лишала воли. В любое время, где угодно, найдется уйма звуков и движений, пусть это будет даже дуновение ветерка или полет мошки. Здесь же стояла такая тишина, словно мы оказались вне этого мира. Осознавая, что еще мгновение, и я упаду на землю, извиваясь от страха, я что было сил рванулся вперед.
     – Ходу! Ходу! Они снова пришли за мной!
     К счастью, Маки уже был стреляным воробьем и не заставил себя просить дважды. Он вырвался вперед и побежал, понимая, что я не знаю дороги. На улицах не было ни души, словно все горожане, не сговариваясь, исчезли в своих домах. Мое внимание привлекли фиолетовые сполохи на стене здания неподалеку. Это был один из них. Трудно различимая, бесформенная масса, с десятком щупалец и таким же количеством мерцающих глаз, следила за нами. В иной раз я бы уже ударил по твари, испепеляя все на своем пути, но мы были в чужом городе, который полностью отстроен из дерева. Пришлось бежать мимо, проклиная все и вся от ощущения собственного бессилия. Скоро я завидел еще одного. Тварь сидела на кромке фонтана, перебирая щупальцами, опущенными в воду, и неотрывно следила за нами. Я только отвернулся и продолжил движение, пытаясь выбросить из головы вообще все, любые мысли, превращаясь в размытое пятно.
     – Они чувствуют твои страхи, видят твои мысли, питаются твоей силой. Просто беги, – твердил себе я, ощущая сильнее и сильнее подступающие головокружение и тошноту.
     – Кзор, сюда! – послышался голос Маки откуда-то сбоку.
     Я попытался остановиться, но ноги не слушались, и тогда я выбросил в сторону руку, хватаясь за фонарный столб. Грохот падения показался мне нестерпимо громким настолько, что я инстинктивно закрыл уши руками. Чьи-то руки меня подхватили и потащили прямо по камням мостовой. Я пытался встать или хотя бы уцепиться за что-нибудь, но сил на сопротивление не оставалось вообще. Рассудок блуждал в черном масляном омуте, напрочь лишившем меня зрения и слуха. Я чувствовал, что теряю сознание и вот-вот отключусь, и поэтому всю силу, все, что у меня осталось, бросал на то, чтобы этого не произошло.
     – Нет, нет, – твердил я, не слыша собственного голоса. – Очнись, давай, ты сможешь!
     – Кзор! Кзор! Кзор! – раздался чей-то крик очень далеко, и все вокруг стихло, словно выросли незримые стены.
     Боль. Многие боятся боли. Не понимают ее природы. На самом деле все мы боимся не самой боли, а того, что останется с нами после нее. Боль – это то, что позволяет оставаться нам живыми. Это связь с реальностью, маяк в океане пустоты и забвения.
     Я очнулся от боли, растекающейся по всему моему телу. Казалось, что сама моя кровь горит, изнутри выжигая меня тяжелыми раскаленными углями. Я попытался позвать, но из горла вырвался лишь тихий свист. Губы пересохли, а во рту была настоящая пустыня. Не припомню, чтобы когда-то испытывал такое обезвоживание. Я попытался пошевелиться, но не смог даже перекатиться набок, тело словно мне не принадлежало.
     – А-а-а, проснулся. Чувствуешь приближение к старым друзьям? – раздался рядом со мной знакомый голос.
     Я попытался ответить, но из горла опять вырвался лишь свист. Чьи-то руки запрокинули мою голову, и я почувствовал воду на своих губах.
     – Что ты за слабак? Я думал, ты окажешься посильнее.
     Закашлявшись, я попытался поднять руку, чтобы вытереть лицо, но понял, что не могу этого сделать, так как связан или прикован. С трудом, будто поднимая тяжелейшие плиты, я открыл веки и уставился в потолок незнакомого мне помещения. Света было немного, но его оказалось достаточно, чтобы рассмотреть фигуру, сидящую у стола, к которому был привязан я.
     – Хранитель Джаспер, – прошептал я, облизнув пересохшие губы. – Чем обязан столь скорому свиданию? Забыли о чем-то рассказать?
     – Здравствуй, Кзор. Рад, что ты не утратил присутствия духа в таком положении. – Он встал и подошел ко мне, похлопав по плечу. – Не люблю, когда начинаются эти скучные торги «что вы делаете?», «не убивайте меня!». Ты же не будешь глупить?
     – Нет, хранитель, – ответил я, стараясь незаметно попеременно напрягать затекшие мышцы. – Может, ты сам скажешь, что будет дальше?
     – О-о-о, охотно! Нас с тобой ждет интересное и чрезвычайно увлекательное путешествие по всем известным мне видам пыток, – улыбнулся он, буравя меня безумным взглядом. – Я понимаю, что ты, скорее всего, не знаешь, где расположена цитадель Хиалидинис, кто ее возглавляет и куда подевалась твоя очаровательная подельница. Это пустяки!
     – Тогда что тебе от меня надо?
     – Ну как же… – развел руками толстяк, продолжая улыбаться. – Ты! Ты сам мне нужен, остальное это так… Приятное дополнение. Ты больше не умрешь, мой маленький беглец. Я заберу твою душу прямо сейчас! Вырву, как сорняк, который так давно коптит это небо.
     – Не понимаю, – ответил я, устало закрыв глаза. – Я тебе ничего не сделал. Мы не шпионы или диверсанты, Джаспер!
     – Все ты понимаешь! – завопил он, хватая меня за горло.
     Теперь я действительно понимал. В его безумных глаза не было и капли человеческого. Я уже видел такой взгляд раньше. Он был у тех, от кого мы сегодня бежали. Холодный, безжалостный взгляд хищника, Пожирателя Бездны. Он принялся сжимать мое горло сильнее. Я начал дергаться, пытаясь вырваться, но путы крепко держали меня, не позволяя даже пошевелиться. В глазах потемнело, в ушах застучали барабаны, а на коже начали вспухать волдыри от ожогов. Тварь была невероятно сильна, и потоки энергии, исходящей от хранителя, угрожали испепелить меня заживо. Я попытался закричать, но изо рта снова вырвался лишь тихий хрип.
     – Что? Ты что-то хочешь сказать? – зловеще улыбаясь, вопросил Джаспер, шуточно поднося ухо к моему рту.
     – Да, – взревел я, перекидываясь волком.
     Ремни все равно держали меня, но это было уже не важно. Зубы достали столь вожделенную плоть врага и рвали ее на части, как лезвия бритвы, перерезая артерии, вгрызаясь глубже и глубже. Я не чувствовал и не видел ничего, кроме полных ярости глаз моего врага, и продолжал рвать его марионетку.
     Джаспер обрушился на пол, содрогаясь в конвульсиях, беспомощно перебирая руками по разорванному горлу, из которого хлестала кровь. Обычный человек уже давно бы отдал концы, но хранитель не собирался так просто сдаваться. Он дважды попытался встать, но каждый раз падал и, наконец, замер.
     Перекинувшись обратно из личины волка, я тотчас застонал от боли. Гад успел несколько раз пырнуть меня ножом, когда мои челюсти сомкнулись на его шее. Я не мог осмотреть раны, но для того, чтобы понять, в каком я положении, не надо было быть лекарем. Жизнь стремительно покидала мое тело.
     «До чего же глупо получилось, – подумал я. – Столько пройти только для того, чтобы быть зарезанным в подвале».
     Пылавшее до этого тело стало наполняться чарующей легкостью, а шум в ушах гипнотическим одеялом укутал мою уставшую голову.
     – Сели, – пробормотал я, понимая, что говорю свои последние слова. – Не уверен, что смогу провернуть это опять… Но какой Бездны не попробовать, да?
     Во рту по-прежнему стоял солоноватый вкус крови Джаспера. Толстяк отдал свою жизнь не зря, и я очень надеялся, что его хозяев разорвет от злости, когда они поймут, что натворили. Времени оставались считанные минуты, и, закрыв глаза, я начал шептать, отпуская астрального двойника.
     – Кровь моей крови, яд моей злобы.
     Тело изогнулось дугой, рискуя переломиться. Веревки, стягивающие кисти и ноги, впились в кожу, разрывая ее до крови.
     – Золу моих мыслей плоти яви.
     Сознание устремилось сквозь потолок, сквозь стены, ломая границы и вырываясь наружу.
     – Ветер дождей, тьма последней утробы.
     Ночные улицы Умбевена пылающими артериями проносились далеко внизу. Как же они были прекрасны!
     – Тени костров лижут стебли травы.
     Я замедлил движение, когда передо мной была нужная улица и каштановая аллея сокрытого от посторонних глаз парка, а потом и то самое окно.
     – Небо расколет клич на свободе.
     Я застыл над телом лишь на мгновение. Передо мной лежал пропуск обратно, а я не мог решиться взять его, как будто стыдясь украсть чужую жизнь.
     – Эхом ответишь, теперь это ты.
     Ощущение боли во всем теле, пожалуй, впервые в жизни вызвало у меня радость, которая сменилась облегчением. Я лежал на кровати и от души хохотал, заливаясь слезами. В коридоре послышался топот, и мгновение спустя дверь в палату распахнулась. Я не успел увидеть, кто это был, потому что дверь тут же захлопнулась, и кто-то, подвывая от ужаса, понесся прочь. Я осторожно заерзал, пробуя новое тело. Конечно же, долгое лежание не пошло ему на пользу, да и мне еще предстояло заново учиться им управлять. Вскоре в коридоре опять послышались шаги уже нескольких человек, и дверь в палату с грохотом открылась. На породе стояли двое стражей с шевронами гильдии. В руках одного из них я заметил взведенный арбалет. Кто был за их спинами, я не мог видеть, но зато хорошо слышал его:
     – Я же говорил! Я же говорил! Смотрите, он живой, в сознании!
     – Отойдите-ка в сторонку, юноши, – раздался дребезжащий старческий голос.
     Его обладателем оказался сухой трясущийся старикашка, который смотрел на меня с нескрываемым беспокойством. Он осторожно приблизился к кровати и, протянув руку, коснулся моего плеча.
     – Кто ты? – спросил он, глядя на меня с искренним изумлением.
     – Малконри, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос тоже звучал испуганно. – Где я? Что случилось?
     – Этого просто не может быть, – ошеломленно прошептал старик. – Тебя ранило. Похоже, ты решил без разрешения поупражняться на полигоне той ночью и чуть не убил себя.
     – Той ночью? – деланно удивился я. – Какой той? Сколько я здесь пролежал?
     – Тише, тише, – закивал старик, беззубо улыбаясь. – Все вопросы потом. Ты очень слаб, но произошло сущее чудо, мой мальчик! Ты проснулся!
     Он обернулся к стражам, рядом с которыми топтался молодой парень бледнее мела.
     – Бегом к Эдани! Скажешь, я распорядился! Возьмешь у нее «Слезы Вароса», потом дуй на кухню за крынкой молока и мигом обратно! – скомандовал старик и перевел взгляд на стражей. – А вы что встали, истуканы? Марш отсюда, больному дышать нечем!
     Спустя два месяца то, чего так долго ждал застывший на краю пропасти мир, произошло. Пожар войны вспыхнул по всему Имаргису, отдельными очагами взрываясь то тут, то там. Потоки беженцев хлынули со всех сел и деревень к морю, которое еще оставалось относительно спокойным. Завязалась настолько страшная драка, что возникало ощущение, будто стороны конфликта сами не ожидали подобного. Солмнис показал клыки не сразу, но противостояние с Авалле, которое так давно жаждало отомстить за предательство соседям, было для них единственным шансом на выживание. Что происходило на Севере у Корви, я пока не знал, но надеяться на мир мог только дурак.
     Покосившаяся табличка на изъеденном плесенью столбе гласила: «Соленая вдова». Я спрыгнул с лошади и, взяв ее под уздцы, направился к шатру, над которым реял флаг зеленого цвета с изображением кабана. У входа меня остановил закованный в пластинчатую кольчугу солдат, довольно грубо ткнув в грудь. Ни слова не говоря, я снял с шеи перевязь с грамотой и сунул ему под нос, предвкушая, как он будет краснеть от того, что не умеет читать. Наградив меня желчным взглядом, солдат отодвинулся в сторону, освобождая проход. Когда я зашел внутрь, то на меня не обратили никакого внимания. Тут было человек десять военных, наперебой обсуждавших своих дела. Я откашлялся и, пока меня не вышвырнули наружу, отрапортовал:
     – Разрешите представиться! Малконри, дипломированный маг гильдии Конуманес. Прибыл для прохождения службы в полку Черного вепря.
Примечания

1
Чугунная сопка – промышленный и торговый порт королевства слагрунов. Название произошло от обилия литейных цехов, раскиданных по холмистому берегу, изделия которых на три четверти составляют торговый оборот поселения.

2
Рунианцы – сокращенное обозначение коренного населения Слагрунаара, королевства слагрунов. В просторечии также употребляется такое сокращение, как «слаги», но данный вариант считается неуважительным, жаргонным.

3
Новые Боги, или Титаны – мифические существа, одержавшие верх в древней войне с Пожирателями Бездны. Титаны по крупице воссоздали изувеченный Пожирателями мир, сотворив из кошмаров порождений Бездны разумные расы, которыми и заселили новый свет.

4
Хребет Слагдебарра – огромный горный хребет, образованный, по легендам, в месте, где богиня Руна сошла на землю и ударом своего посоха разверзла земную твердь, обрушивая армию Пожирателей Бездны в магму. В настоящий момент является территорией, полностью подконтрольной королевству Слагрунаар.

5
Кавильгиры – низшие порождения Пожирателей Бездны. По легендам, способны вселяться в людей, сводя их с ума и управляя, словно марионетками.

6
Империя Арскейя – крупнейшее в мире государство людей человеческой расы. В настоящее время престол занимает император Вальд II Арскейя. Империя Арскейя находится в союзе с Слагрунааром, который образован вследствие стратегической необходимости, после выхода из-под вассалитета Арскейя приграничных княжеств Корви и Авалле. Следствием возросшей напряженности в регионе стало заключение военного и торгового союза двух наиболее влиятельных соседей – Арскейя и Слагрунаара, получившего название Союза Севера.

7
Брисфортские мясники – название одного из самых печально известных наемных подразделений южных земель княжества Корви. Отличаются особой жестокостью и склонностью к мародерству. Название происходит от провинции Брисфорт, в которой было сформировано первое подразделение, оттуда и были заимствованы знамя и цвета отряда.

8
Вендази – человекоподобная раса, имеющая ряд генетических особенностей. Смуглокожи, обладают рудиментарными хвостами и крыльями. Считают себя древнейшей из разумных рас, основавшей государство Зоркундлат.

9
Мурхуны – человекоподобная раса, имеющая тесное родство с рептилиями. Обладают рядом способностей, свойственных земноводным, такими как дыхание под водой, ускоренный метаболизм, а также возможность временной остановки всех жизненных циклов. Именно мурхуны освоили и практикуют друидизм.

10
Тальгеды – человекоподобная раса, наиболее близкая к людям империи Арскейя, но географически проживающая в Зоркундлат, вследствие завоевательных присоединений вендазийскими набегами. Среди генетических отличий имеют характерно узкие плечи и тщедушное телосложение. Тальгеды никогда не славились сильными воинами, но именно они единственные наделены Титанами склонностью к колдовству и некромантии.

11
Перумас – столица людей империи Арскейя. Является одним из важнейших торговых и культурных центров мира. Поскольку именно в столице расположены духовная семинария Светлой длани, Императорская академия Тайн и множество дворянских училищ и школ, город получил и другое имя – Рассветный.

12
Сайер – предводитель вендази, избираемый путем поединков чести среди сильнейших бойцов.

13
Стая – регулярная армия Зоркундлат. Каждый достигший совершеннолетия член общины становился клыком, т. е. бойцом стаи.

14
Багровый шрам – участок местности, названный так по цвету папоротника, произрастающего на всей протяженности болот. Долгое время не был заселен, пока по роковой случайности в регионе не был обнаружен затопленный кратер с метеоритным железом.

15
Белая черепаха – штурмовой дирижабль, флагман воздушного флота империи Арскейя. Конструкторски обладает внушительным огневым арсеналом, однако основную ударную силу составляют звенья наездников на грифонах.

16
Санктубелу – война во имя жизни. Военный поход, к которому обязаны присоединиться все дети церкви Светлой длани, славящей Титанов. Как правило, целью Санктубелу является принуждение к миру, хотя в истории имели место случаи карательных операций. Не исключением стал и поход в Долину Томагавков.

17
Имаргис – единый континент, населенный разумными расами, детьми Новых Богов. На настоящий момент считается единственным из пригодных для проживания и разведанным участком суши нашего мира.

18
Кровавая длань – пиратский картель, промышляющий в южных морях. Картель до настоящего времени считается практически неуловимым из-за того, что постоянно меняет регионы обитания, пополняя свои ряды новыми кораблями и головорезами. Название было придумано одним из основателей картеля – Сагаши Одноруким, как насмешка над церковью и ее принципами.

19
Ломкай-гора – место, где предположительно был возведен храм Амахара. Согласно преданиям, сам храм так и не смогли разрушить, несмотря на то, что по нему непрестанно вели огонь из орудий и многократно поджигали. Наконец было принято решение прорыть каналы и затопить нижние ярусы, а верхние сровнять с землей, засыпав всю долину, в которой он располагался.

20
Война долгой весны – гражданская война, произошедшая в Империи Арскейя около 150 лет назад. Получила такое название, поскольку продлилась с начала марта до конца мая. Несмотря на непродолжительность конфликта, унесла жизни многих тысяч граждан и послужила причиной окончательного отсоединения от империи княжеств Корви и Авалле. Бывшие некогда единым государством соседи враждуют и по сей день, не переходя, однако, к боестолкновениям.

21
Пуравва – самая высокая в мире горная гряда, расположенная на западе княжества Авалле. В стародавние времена, когда княжество еще было в составе империи, церковь Светлой длани провозгласила это место священным. По легенде гряда – это ребра одного из Титанов – Чеву, которого Пожиратели Бездны смогли убить в бою. Когда Чеву пал, его плоть растворилась в земле, насыщая ее алмазами и рубинами, а кости обросли камнем, образуя неприступные горы.

22
Локато – обширные земли степей, имеющие южную границу с княжеством Авалле. Локато населен преимущественно людьми, но здесь встречается и множество других малых народностей, в основном кочевых. Именно отсюда вся империя снабжается пушниной и кожей лучшего качества во всем Имаргисе.

23
Гнилолесье – нейтральная территория, с севера граничащая с империей, с запада с Авалле, с востока с Корви. Когда-то эта земля называлась Монар – царство Пепельных елей. В этом регионе проживал народ тальгедов. Им суждено было первыми испытать на себе ярость утаремо.

24
Вольная бухта – фактически незаконное образование, расположенное на самом юге Долины Томагавков. Население официально отсутствует. Здесь встречаются наемники, контрабандисты, работорговцы и прочие головорезы для заключения не самых чистых сделок и торговли.

25
Капрапи – почти полностью истребленная народность полуразумных существ. Капрапи имели слишком редкий и красивый мех и черезчур крохотные размеры. К сожалению, это стало одной из главных причин, по которым капрапи в настоящее время сохранились в основном в качестве домашних животных в богатых домах знати.

26
Солмнис – южное королевство Имаргиса, населенное людьми солнца, Сол.

27
Монар (царство Пепельных елей) – некогда входивший в состав империи город-государство, образованный путем колдовского преобразования леса народом тальгедов и уничтоженный в войне с утаремо. В момент своего наивысшего расцвета являлся вторым по значимости городом империи Арскейя.

28
Булома – запаянная с обеих концов трубка с порохом, приводимая в состояние взрыва воспламенением запального фитиля. Монополия на производство и использование таких бомб всецело принадлежит королевству слагрунов. Формула и секрет добычи сырья поныне держатся в строжайшем секрете, а все изделия, идущие на продажу, делаются неразборными.

29
Маденуши – старинное женское оружие чанранской знати. Представляет собой веер, раскрытие которого взводит механизм, подобный арбалетному, снимая с предохранителя шесть отравленных стальных игл. Является оружием преимущественно ближнего боя с дальностью, не превышающей десяти ярдов.

30
Ширифанди – имя героини одного из старинных сказаний вендази. Потерявшая названного мужа перед самой свадьбой, она поклялась отомстить его убийцам и провела над собой обряд думиваро (запрещенная в мирное время оккультная практика, основывавшаяся на заключении сделок с темными проявлениями душ). Платой за дарованную силу стали ее глаза, которые она выколола. По легенде на некогда прекрасном лице девушки зажглись новые глаза, полные ярости и злобы, от которых нельзя было спрятаться или скрыться. Ширифанди настигла убийц и разделалась с каждым из них, но от горя и ненависти лишилась рассудка и принесла саму себя в жертву.

31
Кадвембис – сущность, привязанная к определенному месту или предмету и защищающая его. Представляет собой духа, которого подчинили сразу после смерти тела, привязав к материальному объекту реального мира. Не редки случаи, когда вендази из соображений долга завещали потомкам связать свой дух, дабы приглядывать за будущими поколениями родичей.

32
Муткарг – столица Зоркундлат. Город-крепость, воздвигнутый в самом центре пустыни. За всю историю ни разу не был в осаде, что является предметом гордости вендази. Мурхуны с помощью друидизма вдохнули жизнь в песчаные стены, создав на месте выжженной солнцем земли благословенный оазис, что делает столицу практически неприступной.

33
Шепчущие – старейшины вендази, обладающие даром обращаться к миру мертвых душ, творя ритуальные убийства думиваро.

34
Виджисек – отряд тайной имперской полиции Перумаса. Основным профилем подразделения является контрразведка на всей территории Союза Севера. В народе за глаза называется сокращенным «виджи», ставшим за время существования подразделения именем нарицательным. Истории известно немало примеров чрезмерно рьяных задержаний и расследований, проводимых Виджисеком. Одним из последних стало резонансное дело «Пыльных торговцев» около пятнадцати лет назад. Тогда обвинения в государственной измене в пользу мятежного княжества Корви были предъявлены двадцати трем гражданам империи. Лишь семеро из задержанных в ходе расследования оказались реабилитированы, остальные же были отправлены на границу, где казнены и захоронены в общей могиле на нейтральной земле.

35
Унува – духи джунглей. Астральные существа, нахождение которых на земле обусловлено привязкой к определенному месту, где они обитали при жизни. В официальных академических источниках упоминается, что это духи полуразумных обезьян вида, в настоящее время не сохранившегося на территории Имаргиса.

36
Тамраг – вольный клык стаи, присягнувший на службу определенному командиру. Несмотря на то, что в вендазийском обществе отсутствует классовое разделение и формально каждый вендази является равным клыком в стае сайера, существует ряд повинностей, которые позволяют нанимать на службу менее удачливых или молодых охотников и воителей.

37
Мависи – почтительное обращение к вендази из рода, получившего этот статус от сайера. Мависи обладают рядом привилегий и составляют элиту Зоркундлат. Само по себе звание приобретается исключительно за военные заслуги и передается по наследству детям. Однако статус мависи закрепляется только до первого колена тамрага, ставшего первым при служении своему сайеру.

38
Ловары – охотники, специально выращенные для выслеживания, ловли и похищения врагов сайера. На обучение традиционно отбираются только представители вендази в раннем детстве. Спустя десять лет претендент проходит испытание, по итогам которого посвящается в касту ловаров или погибает.

39
Тижановые камнееды – клан мурхунов из устья реки Тижан, что на западе Акальской равнины. Камнееды первые и единственные начали практиковать измененный друидизм, основанный на связях природы с неживой материей – камнем. Такая радикальная смесь двух школ фактически чуть не привела к религиозной войне между кланами мурхунов.

40
Конуманес – гильдия ведьм, колдунов и магов княжества Корви. После выхода из-под вассалитета Арскейя получившее вольную княжество было вынуждено создавать собственные институты взамен утраченных. Аналогом Академии Тайн империи стала гильдия Конуманес, вобравшая в себя все знания, что сохранили потомки магов Арскейя и даже колдунов Монара.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"