Пять дней в неделю, после учёбы, я работаю в магазине - с четырёх до десяти. Иногда я беру третий выходной, но это не очень часто. Обычно каждый день вокруг меня одно и тоже: много белого света, нержавеющей стали и белой плитки. Сейчас у меня перерыв. Я сижу в столовой и вокруг меня много людей, из других отделов - а особенно много в синей форме, эти с верхнего этажа. У меня хорошая работа. Я совсем не устал. Вообще-то, не так уж много народу: почти полседьмого, столовая закрывается. Бывает и хуже: всё занято, и даже если за столом никто не сидит - на нём лежат связки ключей и пластиковые карточки; места заняты заранее, - хотя владельцы карточек, может, ещё десять минут будут в очереди стоять, или вообще ещё не в столовой, а им кто-нибудь занял. Я доедаю свой борщ, сижу у стены. Борщ хороший, домашний. Обеды у нас бесплатные - это недавно ввели. До этого обед стоил тридцать рублей. Всю свёклу я уже съел, а жидкости ещё полтарелки. Хочется перелить в стакан и выпить. И тут, когда осталось ложек шесть-семь, я смотрю через людей, сидящих впереди, и вижу, что в стене что-то шевелится. Я доедаю ложку и вижу, что никакой это не воздух из вентиляции. В стене открывается небольшая дверь, прямо над людьми, и никто не обращает внимания. Выход из столовой у меня за спиной - там рядом стоит чан с горячей водой для чая и висит книга отзывов, в которую мы чего только не писали. Больше никаких дверей здесь нет и не было, не должно быть. Но дверь в стене открывается: она даже выглядит чужой - стена жёлтая, а дверь коричневая, под дерево - и никто не смотрит. Я доедаю следующую ложку: из двери никто не высовывается, она просто приоткрывается в стене над столом. Я доедаю последнюю ложку, и люди, которые сидят за столом, уходят. Я оставляю поднос и тарелки на столе, подхожу к двери и открываю её. И опять всем всё равно.
Я смотрю за дверь и вижу нарисованную страну: там всё нарисованное. Трава нарисована великолепно, каждая травинка, как она движется - она тянется вверх, но её тянет к земле под собственной тяжестью. Трава и цветы: здесь ушло много зелёной и жёлтой краски. Я вспоминаю, как меня учили: мягкий карандаш, стол с подсветкой, обводка пером и тушью. Небо. Я видел много нарисованного неба, и это не самое лучшее.
Тогда я закрываю дверь. Я смотрю на часы: у меня заканчивается перерыв. Я люблю фантазии, но во мне слишком много земного.
***
Я в тренажёрном зале.
Тут всё серое от ковролина - ковролин на полу и отражается в зеркалах. Стены серые. Тренажёры белые с чёрным. Вообще, это подвал. Потолок бугрится. Я кладу штангу на стойку, хотя больше всего мне хочется не положить её, а кинуть. Смотрю в зеркало. Штанга для меня всегда сложнее, чем гантели. Вообще, всё слишком тяжёлое. Это же железо!.. Никогда мне не стать сильным. Почти никого тут не знаю, тем более по именам, даже тренеров путаю. Меня даже некому страховать - подозреваю, из-за этого я поднимаю меньше, чем мог бы. Люди с бугрящимися спинами и в тапочках ушли, я почти один в зале, если не считать детей. Школьники. Этих я перерос. Знаю все их разговоры. Иногда смешно. Когда учился в пятом классе, восхищался шутками старшеклассников. Теперь учусь в институте, и всё равно восхищаюсь шутками старшеклассников... Вот и сейчас, они больше разговаривают, чем что-нибудь делают. Веса у меня явно больше. Да пора уже, мне двадцать лет. Всё равно, никогда мне... смотрю на магнитофон, у стены. Теперь можно настраивать свою музыку. А, ничего всё равно не ловит. Подвал.
Сижу на скамье Скотта, боюсь штанги и смотрю, как в стене открывается дверь, коричневая, под дерево. Даже детям всё равно. Дверь открывается, так что можно увидеть облака, освещённые закатным солнцем. Нарисовано уже на порядок лучше. Пахнет горелой травой. Встаю, подхожу и закрываю дверь. Иду на турник. С возрастом приходится закрывать всё больше дверей.
***
Пять минут пешком - а как долго.
Совсем рядом с метро, а кажется, никогда не дойдёшь.
Вот так я иду на Горбушку покупать комиксы. Дорога до Горбушки у меня в восприятии почему-то всегда растягивается до невозможности. Деньги отложены, я точно знаю, что новый номер вышел и поступил в продажу, погода очень хорошая - а я никак не могу добраться до своих комиксов. Все лестницы забиты людьми. Перед каждой дорогой надо ждать, чтобы её перейти. Около каждой палатки стоят идиоты, целыми семьями, и смотрят на сотовые телефоны. Наконец, я поднимаюсь на второй этаж.
Ну надо же. Ехать через весь город, чтобы купить журнал. В нашей стране комиксы до сих пор что-то запретное. Журнал, за которым я приехал, выпускают в Киеве. Особенно меня поражают статьи-обзоры: японский комикс, европейский комикс, американский комикс... Имена и целые сериалы альбомов. Награды. Твёрдая обложка. Тиражи. Где всё это? Как будто тебе сказки рассказывают. Такое ощущение, что читаешь о целом мире, которого не существует.
Впрочем, американские постепенно пробиваются...
Поворачиваю к торговой точке.
Почему комиксы чаще всего продают вместе с музыкой? Нет, ладно, пусть рядом с музыкой. Но почему всегда электроника и речитативы?
Я не люблю рэп.
Я смотрю на отличные яркие обложки - половина обложек рисованная; что из этого журналы, а что комиксы...
И тут в прилавке - мне кажется, я даже слышу, как она поскрипывает - открывается коричневая, деревянная дверь. С ходу закрываю ногой. Продавец смотрит. Спрашиваю:
Мне нравится этот кабинет. Нравится старинное, солидное здание. Нравится табличка: "Отдел по работе с персоналом". Для меня весь отдел состоит из одного человека - его зовут Евгений Александрович. Я стараюсь хорошо и тщательно подбирать слова. Я был уверен, что меня встретит видавший виды, пожилой мужчина - возможно, седой. Евгений Александрович молод. Когда он вышел из лифта, я подумал, что это охранник. Кажется, он ходит в тренажёрный чаще, чем я. Возможно, принимает креатин. Интересный коллектив.
Ну да, не всё же в магазине работать...
--
Я смотрю, опыта у вас маловато.
Соглашаюсь.
--
Вы на дневном?
--
У нас свободная посещаемость.
--
Хорошо. Поступим так. Издание "Графика пресс" - вакансия у них... Вы заполните нашу стандартную анкету - полную форму, а мы передадим. Они рассматривают все сценарные заявки, достаточно быстро. А потом я вам позвоню.
--
Когда примерно ждать звонка?
--
На следующей неделе.
Я беру анкету, встаю, чтобы достать паспорт из куртки - и тут началось. Открывается знакомая дверь, прямо рядом со мной. По-моему, там всегда вечер, и солнце увядает. Берусь за дверную ручку и закрываю дверь, очень плотно. Не сегодня.
Читаю первый вопрос в анкете. Так... имя... три последних места работы... Это легко.
Переворачиваю страницу.
"Укажите пять ваших лучших профессиональных качеств". Так. Вообще, штангу поднимать, может, попроще. Хорошо, сейчас...
***
Ещё я веду дневник.
Вот - одна запись, за шестое марта.
"Я специально взял третий выходной, чтобы поехать на Танину дачу. Именинница предупредила за целый месяц до праздника. Я уже наслышан об этой даче...".
Дальше я пишу, уже приехав после дня рожденья:
"На даче под г. Химки, дорогие мои...
Так холодно...
Холодным было всё: салаты, сок, самогон, бутерброды, пирожки, ВОЗДУХ. Впрочем, про бутерброды Кореш пошутил, что они горячие. При желании их можно было подогревать, на обогревателях.
Сперва все крепились, но через пару часиков эти обогреватели превратились в "точку сбора", на которой встречаются люди и их ноги (если вы понимаете, о чём я). На нашей "точке" (увы, удалённой от стола) почти у всех были красные носки (их раздала именинница). Тапочки (тёплые) были только одни на всех... ещё была одна пара летних шлёпанец... Нам зачем-то раздали тонкие полотенца, и мы сидели, кутаясь в них, как после бассейна (по крайней мере, Кореш точно выглядел, как после бассейна).
Сортир. Сортир на даче был удивительный.
Внутри очка (то есть, внизу, в яме) чётко отслеживался ЗАБОР... а напротив входной двери, над сидением, было ЗЕРКАЛО ("посмотреться в зеркало").
Про шашлык я... не вспоминаю (но горело хорошо).
Ещё оказалось, что в комнате, за диваном, стоит раскладушка, которая может выдержать до четырёх человек. На четвёртом она падает и ломается. Грубо говоря, к концу вечера она превратилась в трансформер - её выгнуло в обе стороны.
Наконец, ночь.
Спали мы как бутерброд: Кореш - именинница - я. Именинница обнимала меня всю ночь, как плюшевую игрушку. Мне стало немного не по себе: всё-таки она слишком крупная. Никакой бодибилдинг мне не помог... Впрочем, она была тёплая, что уже хорошо. Кореш подтвердит.
Утро. Именно к этому времени относится моя SMS Алёнке: "Я - животное. У меня появился опыт блевания в сельском сортире".
Блевал я красиво.
Я им там всё заблевал! Сперва я блевал чем-то розовым, возможно, вином. Потом я блевал оранжевым, апельсиновым соком. Потом - чаем. Потом - водой с активированным углём, что было особенно красиво, на белом снегу. Я мог раскрасить снег в любой цвет, какой вы захотите. Рядом стоял соседский пёс Рэкс и называл мне эти цвета. Последний раз меня вырвало уже в маршрутке; но я всё продумал. У меня был маленький пакет (и соседка с крепкими нервами).
На самом деле, как я сейчас думаю, я блевал не столько из-за самогона или красного вина. Я блевал из чувства справедливости. Это был протест. Я блевал против холода, блевал против курения, против терроризма и трагедии в аквапарке... я блевал против того, что с нами спит большая Таня, а я всегда хотел маленькую.
Последний раз, в маршрутном такси, меня вырвало уже от счастья... я в Москве. Я еду домой..."
Хорошая запись.
Я привожу её здесь, потому что как раз с этой дачи я бы с удовольствием шагнул в дверь. Любую. Куда бы она ни вела. Но она не открылась.
***
В какой момент кончается хобби, и начинается профессионализм? Можно ли поймать момент, когда увлечение выходит на первый план?
Итак, шестое марта.
Я только что вернулся с Таниной дачи, сижу в ванной и не понимаю, зачем я, вообще, куда-то уезжал, если всё счастье на свете сосредоточено у меня дома, в водопроводе. И тут звонит телефон. Если это мама...
Телефон звонит.
Определитель громко называет какой-то незнакомый номер. Я никогда не слышал этого номера раньше.
Я вылезаю из ванны - кафель за мной мокрый, линолеум мокрый. Я уже ненавижу этот телефон. На кухне я поскальзываюсь, хватаюсь за стол - со стола что-то с грохотом падает - и беру трубку, испачкав её мылом.
--
Да. Алло.
--
Могу я поговорить с Дмитрием.
--
Да. Это я.
--
Добрый день, Дмитрий. Это из "График пресс". Вы подавали сценарную заявку, она рассмотрена. Сценарий подходит...
...все двери закрываются: хлоп, хлоп, хлоп. Остаётся одна. Она ярко освещена. За ней - склон, в траве. Шагаю в неё.
...вот так, теперь я работаю на "Графику пресс".
Со мной работает Паша, он на год младше и при первой же встрече улыбается и просит называть его Кротом. Все работы он так и подписывает: Крот. Я спрашиваю его, как он относится к спорту. Оказывается, он без ума от велосипеда. Сценарий, текст, диалоги - мы работаем над этой стороной. Это будет сюжет о пареньке, который рисовал-рисовал комиксы и дорисовался. Конечно, идея "комикс о комиксисте" не самая новая, но немного узнавания нам не помешает. Он научился рисовать двери - и они открываются. Это тоже уже где-то было, но ведь главное - это детали... Мы решили даже сделать вставные эпизоды - "комикс в комиксе", включить рисунки нашего главгероя; мы решили даже пригласить другого художника, чтобы сильнее различалась манера.
Итак, есть персонаж с необычной способностью. Это завязка. Дальше пойдёт развитие - конфликты, несколько кульминаций и развязка. Именно развязка. Никаких продолжений. Тут мы единодушны. При нынешнем состоянии рынка - не до длинных историй.
Скажем, сорок восемь полос...
Я предлагаю вот что: пусть за дверью будет какое-нибудь красивое место, где всегда летний вечер. Там всё застыло. Именно туда может уходить главный герой.
Если это хорошо нарисовать...
Но Крот не согласен - это слишком ограничивает пространство сюжета. Один единственный луг за всеми этими дверьми?
Тогда мы добавляем стихийности: паренёк никогда толком не знает, что ждёт его за следующей дверью. Теперь нашему комиксисту всё удаётся не так легко. Его может затянуть в ещё большую неприятность, чем та, от которой он пытался избавиться.
Создаём ли мы что-то сверхординарное? Важно не это. Мы хотим создать рынок рисованных историй в России. Самое главное, что мы не переводим Америку или Японию, мы пытаемся создать своего, отечественного героя... и, как говорится, если заимствовать, то только хорошее. И не забывайте, что мы ориентируемся на подростковую аудиторию. Как сказал наш "креативный директор" (попросту главный редактор), со взрослыми в нашей стране уже всё потеряно. Комиксы нравятся только относительно небольшому числу "эстетов" - и мы не станем пытаться переучивать взрослых. Будем работать на взрослых, только маленьких...
Да. Над всем этим ещё предстоит думать.
И вот что я думаю.
Двери... двери везде. Мы все окружены новыми возможностями - и дверьми, которые открываются при каждом нашем следующем поступке.
Крот уточняет, какой он видит первую сцену. Эту сцену предложил я: герой сидит в столовой, в большом магазине, где ему приходится работать. Он берёт салфетку, начинает на ней рисовать, просто так...
На самом деле, я смотрю не на Крота, а на дверь, у него за спиной. Я думаю, как бы её половчее закрыть.