Осталась какая-то малость, и всё кончится. Кончится насовсем. Никаких запасных выходов и объездов; никаких резервных копий и перемоток назад.
"Граждане, выходите с поднятыми руками к стойке регистрации номер ноль."
Ремни, ключи, шнурки и зубные протезы сдавайте сотруднику на входе в спасательные капсулы. Предъявляйте свои анусы в раскрытом виде для проверки.
"По техническим причинам переход на станцию 'Обетованная' закрыт, пользуйтесь другими пересадочными узлами."
Основы содрогаются. Полюса летят навстречу друг другу как разлученные близнецы. Трещина между вчера и завтра растет, окраинные провинции сползают и проваливаются в нее, неучтенные, невостребованные, вслед за вымирающими один за другим видами животных и растений, забытыми языками малочисленных народов, обрывками детских рисунков и беззубыми стариками, цепляющимися за свои жалкие покосившиеся заборы. Такова плата за проживание. Плюс штрафы.
Данная эпоха отправляется на утилизацию вместе со всем своим содержимым. Все наши грандиозные достижения, любимые игрушки, мнения и рукопожатия скоро превратятся в компост. И нам остается только надеяться, что-то где-нибудь в субтропическом новом эдеме, в заповедных инкубаторах уже успели взрасти усовершенствованные люди 2.0, молодые, мягкие, зеленые, как саженцы для выжженной и засранной нами земли.
Парочки новобрачных оптимистов все еще ловят удачу, держась за пальцы атлантов, ждут доброго знамения. Но увы, - гранитные титаны устали от нас. Они разочарованы во всем, и в их бессонных зрачках поднимается лиловый гриб. При первых же трубных звуках, атланты швырнут этот протекающий купол разорившегося цирка в Тартар и выгнут, наконец, спину, похрустывая компрессионными переломами.
Задрав голову, мы наблюдаем сквозь черную тучу саранчи как по небосводу движется комета - хвостатый зверь, покрытый оспинами и богохульными именами. И вавилонская блудница - верхом. Мы наблюдаем как одна за другой к берегу причаливают лодки с острова забвения и высаживают несметные толпы зловонных прокаженных. В завывающей истерике они приветствуют блудницу, кланяясь ей и захлебываясь своими нечленораздельними гимнами. Их час настал, полуживые и возбужденные, они сопроводят нас к пунктам сбора.
Что теперь суетиться? Что теперь хвататься за планы эвакуации, спасательные шлюпки, плоты, парашюты, ампулы с ядом?
Скоро...
Это будет день, когда земля разрешится от бремени своего. Все условности разом падут, заваленные стропилами старого мира, а светофоры превратятся в виселицы. День, когда все каналы будут передавать белый шум, когда деньги впервые перестанут решать любые вопросы, а электроприборы станут бесполезными коробками с проводами. Когда гранитные гиганты будут бродить, не замечая нас, по дымящимся полям лавы, мягкие как снеговики в оттепель.
В этот день тетя Таня достанет, наконец, со шкафа свой потаенный сверток с иконами и сберкнижками и будет долго сидеть, прижимая его к груди и вслушиваясь в тиканье будильника.
Исповедаться? Построить дамбу? Ковчег? Затариться солью? Ввести военно-полевые суды на время переходного периода? Любое вмешательство лишь усложняет и запутывает. Тасманский волк, Стеллерова корова, раздавленный агонизирующим циклопом помидор - разницы никакой.
Я завещаю свой мозг в институт Бехтерева. Мое движимое и недвижимое имущество, а именно, - дорожный велосипед, коллекцию журналов "Химия и жизнь", набор корпусной мебели "Катюша" - прошу разделить равными долями между жителями планеты Земля.