Журнал Рец : другие произведения.

[журнал Рец 2, март 2003]

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Женя Риц, Александр Касымов, Олег Шатыбелко, Елена Харченко, Сабит Сулейменов, Юлия Тишковская, Дмитрий Зернов, Екатерина Поварова, Петр Бюнау, Анжелика Маллан, Элен Эльб
  Журнал "РЕЦ", Номер 2, март 2003
  
  краткая версия для печати
  полная иллюстрированная версия
  http://polutona.ru раздел 007 "журнал"
  
  Переменная облачность, переменная солнечность, и коты прилетели ловить
  вербных мышек с нитяными глазками. Это весна. Так достаньте же соблазны на свет, женщины, мы проверим, действуют ли они еще после такой долгой зимы, ведите нас на улицы, на набережные, ведите нас прочь от душных мест нашего зимовья. А пока вы роетесь в ящиках и ворчите, что нечего надеть, у нас есть время для весеннего чтения, где литературные красоты соседствуют с нелепостями, а большой стиль с чистым no art.
  
  *
  
  В мартовском номере
  Женя Риц
  Александр Касымов
  Олег Шатыбелко
  Елена Харченко
  Сабит Сулейменов
  Юлия Тишковская
  Дмитрий Зернов
  Екатерина Поварова
  Петр Бюнау
  Анжелика Маллан
  
  *
  
  Женя Риц
  
  zerdv@mail.ru
  http://magazines.russ.ru/october/2002/12/oct-12-04.html
  http://www.stihi.ru/author.html?riz
  
  Живу в Нижнем Новгороде, закончила филфак нижегородского педуниверситета, работала журналистом. Сейчас учусь в аспирантуре по специальности "социальная философия", пишу диссертацию о Николае Федорове. Публиковалась в журналах "Нижний Новгород" и "Октябрь", с недавних пор публикую свои стихи на сайтах со свободным размещением.
  
  
  ТАЙНА ЕГО СЕКРЕТА
  
  Мне совсем не нравятся никакие негры,
  А нравятся руки белее снега,
  И тут ничего уже нельзя сделать,
  Потому что так хочет мое тело.
  А еще оно хочет забиться в щелку,
  С куколку стать, с иголку,
  А еще оно хочет совсем растаять,
  Разбросать себя по углам на память,
  Разбиться на тысячу горьких капель,
  Просочиться к соседям, обрызгать кафель.
  Итак, оно хочет быть нигде и повсюду,
  И не спрашивает, где же я в это время буду.
  
  ***
  
  Не дорог час, до судорог досуж,
  До горловых застенчивых суждений,
  Где клейкую болтанку откровенней
  Не размешать, чем выплеснуть вовне,
  Слепые недра болью наливая,
  Вплоть налипая кашлем на окне.
  Окликни - имени причудливое имя
  Имеет вес, но не умеет вязь
  Распутать, разобрать на узелки,
  Которые тем более легки,
  Что вечность растянулась между ними
  И заново уже не собралась
  Соборовать простуженной гортанью
  Ни горних тайн, ни прочих мягких мест,
  А посему соси свое молчанье
  Вдоль языка, пока не надоест...
  
  А тот, который без костей,
  Он ждал неправильных гостей,
  Которых в гости не зовут,
  А называют. А затем
  Скользил вдоль голоса. И рот
  Был полон вовсе не хлопот,
  А тем, что бьется и живет,
  И дышит без затей.
  А от того, что без хребта,
  То даже лучше: пустота
  Прощает сроду тех, кто пуст.
  Они пришли и, как руду,
  Он отворил им на бегу,
  Попробовал на вкус.
  ...А вместе с ними я войду
  И тоже - наизусть.
  
  ***
  
  Натешусь всласть
  И вплоть,
  И вкривь тебя
  И вкось.
  Ну,
  Понеслась -
  И в кровь твою,
  И в кость
  По равномерный рокот перепонок,
  Щемящее мерцание висков.
  Какие виражи,
  Отменные спирали
  По жилкам,
  По душам,
  Шажками
  В глубину.
  А мы, два дурака,
  Ведь жили и не знали,
  О том, что можно так...
  - Позволь, и я вдохну.
  
  ***
  
  Я - на дне
  меня,
  и - около,
  тень сего дня,
  посему ни куклы,
  ни кокона
  не выйдет из меня,
  ни по-
  путного выдоха
  на нутряном пути,
  ни порога, ни выхода;
  не видать ни выхрипа
  как ни крути
  шерстяные нетки
  сквозь пальцы.
  Пожалейте, братцы,
  глупые братцы.
  Не стоило даже и браться:
  ни словечка, ни полстолечка
  один только
  анекдотический
  вовочка
  и санечка -
  иди-
  от.
  Давай на саночки,
  а дальше само пойдет.
  А я сзади потрюхаю,
  иди
  ты
  со своим: "Давай под-
  сажу",
  мне насрать на ихние афродиты,
  уж лучше ножками -
  по ножу.
  
  ***
  
  Подержи-ка, как бы чего не вышло,
  Не выбежало наружу,
  Не нарушив
  Брошенного на плаву
  На плоту, во плоти, в оплату,
  Дымчатую его плеву,
  Тающую заплату.
  
  Посвяти, на руки слей,
  Прими на поруки,
  Злей посвети -
  На всю округу -
  Бликом беглого, без порока,
  Холостого его выстрела,
  Скопческого барроко
  
  На клочки клокоча,
  На колечки, клички,
  Опричь, поперечь плеча
  Безобидны твои клычки,
  Золотые лычки.
  
  В подъязычье держи,
  Не глотай,
  Но не как оратор,
  Как нутра моего оратай,
  Глума, голода моего глашатай,
  Безголосый,
  Но не менее от того крылатый.
  
  И не более, но зачем-то
  Пусть не больно, но беспредельно
  Перечеркнуто, перепето, -
  Перестать бы, да полно, где там -
  Первым станет
  Всего лишь тело,
  Шёпот пота его, тайна его секрета.
  
  
  
  Александр КАСЫМОВ
  Редактор, литературный критик,издетель сетевого журнала "Квартира Х"
  http://kvartx.on.ufanet.ru
  
  
  В ПОИСКАХ ИСТОЧНИКА
  
  Наброски об эссеизме прозы
  
  
  Часть первая. Настройка
  
  Эссеизм прозы - глубокий обморок сирени, то есть - сирень выбита (выбилась?) из привычной жизни, и эта непривычность подсмотрена художником.
  Какая сирень, спросят меня, зачем сирень?
  Расцветающая, отцветающая, отцветшая. И ни за чем.
  В отсутствие традиционного рассказа и еще более традиционного романа пустота заполняется ну, не то чтобы дневниками и письмами... Дневники и письма все-таки требуют верности речевому этикету... Пустота заполняется стилистикой (хоть полистилистикой ее назови), которая, как вода в вольном ручье, может и просто блистать на солнце, а может и жажду утолить.
  И в этом однократность бытия и однократность утоленья жажды...
  Цитатность - свойство не постмодернизма, а жизни, увешанной пропагандистскими (прежде) транспарантами и рекламными (теперь) щитами.
  Эссеистичная проза хочет быть цитируемой. Она помещается в пространстве между абстрактно-конкретной живописью и притчей (нет, не анекдотом) и почти что афоризмом. У нее есть опасность вообще превратиться в эссе. Она не боится этой перспективы, но играет с нею. С одной стороны, нельзя терять прозаического первородства, а с другой - где и как лоскуты превращаются в коврик из лоскутов? Нет границы, нет пособия по тишайшему проницанию на ту ли, на эту ли сторону.
  Но вернемся к дырочной проводимости.
  Лоренс Стерн вместо Льва Толстого...
  Мы говорили про отсутствие традиционного романа. И, конечно, в возражение можно привести список из десяти-пятнадцати романов, которыми литература осчастливила читателей в последнее время: хоть бутовскую "Свободу" назови, хоть маканинский "Андеграунд", хоть совершенно неправильные тексты Пелевина (какие уж тут традиции - сплошной буддизм, кромешный кокаинизм!), хоть "Взятие Измаила" Михаила Шишкина. Уж не будем заикаться про "Бестселлер" Юрия Давыдова. Бестселлер - не жанр и не заголовок, а ширма...
  Так вот, когда недостает электронов, на незаполненные места становятся дырки и продолжают их трудовой подвиг.
  В литературе не так просто разобраться: где электрон, а где дырка. Перечисленные образцы не свободны от эссеистических поветрий. Размышления печально рефлектирующего персонажа при взгляде на паучка Урсуса - такие, я вам скажу, опыты, что поля текста превращаются в опытническое хозяйство.
  А герои Пелевина все норовят сочинить какой-нибудь трактат или хотя бы слоган, при этом демонстрируя любопытствующий взгляд экспериментатора. Лабораторная работа от такого-то числа такого-то года такого-то учащегося. Учащегося, но и поучающего. То есть проповедующего...
  Проповедь не имеет отношения к литературе. Красноречие - по ведомству риторики.
  В наше время перманентных реформ ведомства прорастают друг в друга, путаются друг с другом, путаются друг у друга под ногами.
  ПРОФЕТ не спутаешь с ПРОФИТОМ.
  Я все время отвлекаюсь.
  Эссеизм - это сплошные отвлечения. Никакой магистрально-генеральной линии.
  
  В рассказе Георгия Балла "Кролик" мелкий мошенник Люсик дурачит публике голову, говоря, что он человек-змея. А потом таки становится удавом, проглатывает кролика и сам становится кроликом.
  
  
  Человек-змея Люсик стал невидим. На его месте сидел кролик с оттопыренными ушами и несчастным лицом маленького ребенка.
  - Брысь отсюда! - кто-то крикнул ему.
  Кролик Люсик неторопливо прыгнул и исчез в толпе.
  
  
  Может быть, эссеистическая проза и есть такая же мистификация, которая может обернуться против мистификатора...
  "Как мир меняется, и как я сам меняюсь"... Знаем ли мы направление или хотя бы характер будущих метаморфоз? Ну хотя бы чисто литературных...
  Ишь чего захотел!
  Или наоборот - Лев Толстой вместо Стерна.
  Вдумчивый помещик, сочиняющий романы и концепции переустройства жизни, приходит на смену стилистическому фейерверкеру, празднику, который всегда на книжной полке.
  Ну не так, конечно, сразу приходит, а постепенно. Через реформистский зуд Левина.
  Занудство (или его нехватка) как двигатель прогресса.
  Куда вообще-то мог деться кролик, получившийся из человека-змеи? И как к этому относится общество защиты животных (а общество защиты человека)?
  Никогда не пейте воду из ненадежного источника и не ешьте непроверенных кроликов.
  
  Помните, как начал Мишель Монтень свои "Опыты"?
  
  Это искренняя книга, читатель. Она с самого начала предуведомляет тебя, что я не ставил себе никаких иных целей, кроме семейных и частных. Я нисколько не помышлял ни о твоей пользе, ни о своей славе. Силы мои недостаточны для подобной задачи. Назначение этой книги - доставить своеобразное удовольствие моей родне и друзьям...
  
  А почему же мы говорим о мистификации?
  Искренность - стиль это или манера?
  Или вдруг - таковы законы жанра?
  
  И тут случилось страшное. Я потерял источник. Цитата есть - вон она, срисованная через команду "Копировать", а откуда - не помню.
  
  Я изучил алфавит и могу рисовать каждую букву в отдельности. Мне страшно хочется писать слова, но я не знаю, как. Я пишу АВС рядышком, но чувствую, что это не слово. Никто таких слов не говорит. Я ищу учителя, и он объясняет мне, как составлять слова. Но слов самих по себе мне недостаточно, они только фиксируют предметы: мама, труба, топор, мамонт, яма, огонь. Или движения: ем, пью, иду, плюю, целую. Я пытаюсь описать свои действия, получается: я ем мама, я иду яма, я плюю мясо, я пью топор, я целую костер. Нереально. Мрачно. Можно ошибиться и напутать, и мне за такие слова попадет от современников. Я пишу про дом: избушк уж привык. Нежно, но это по-немецки. Расстроенный, я иду к учителю, и он объясняет мне грамматические правила. Без грамматики нет освоения речи. Аксиома вторая.
  
  Тут содержится намек (почти цитата) на русские стихи Рильке.
  Эссеизм придает прозе такую прелесть разрыва между языком и речью. Как надо не желает соответствовать тому, что есть.
  Как этот "избушк". (На самом деле у Рильке в стихах, написанных по-русски так: "...Избушка уж привык...")
  Без грамматики нет освоения языка, без освоения языка нет художественной речи.
  Эссеистическая проза - некое междужанрие. Даже, точнее, она - между видами литературы. Между речами художников и просто речами.
  
  Придется искать цитату по всему Интернету. (А в следующий раз, когда будешь чистить жесткий диск, думай лучше - где у тебя что!)
  Бедный Люсик, как ему там, превратившемуся в кролика, среди непревратившихся?..
  
  Предисловие все затягивается.
  Эссеистичная проза - предисловие, комментарии, сноски к самой себе. Можно записать сюжет, можно впечатление, а можно глубокую (искреннюю!) мысль... А потом сшить-переплести листочки и написать на обложке: "Избранное".
  Или: "Книга для тех, кто не любит читать".
  Писать ли...
  Короб опавших ли...
  
  ...и затягивается. Туже, туже...
  
  Недопроявившаяся проза.
  Недовыдуманный сюжет.
  Писатель, который любит написанное раньше. Все клеит новые тексты из старых альбомов. А мы вздыхаем: "Ах, как это эссеистично"!
  Недисциплинированные мозги - сил не хватает сесть и додумать, доделать, достроить.
  Хотя...
  Чем хуже быть мозаичистом? Не всем дано полотна живописные выдавать 5500х3400 мм (а бывает такой размер?).
  Опять эти ассоциации из области изо.
  Свободная ассоциативность. Вольный стрелок на невольных стрельбах. По мишеням и мимо, мимо...
  Стрельба - все, цель - ничто.
  Так что мы говорили про сирень?
  (Кстати, в словаре Ожегова и компании дается множественное число: -и. Вы когда-нибудь слышали, чтобы так говорили?
  Кажется, у Осоргина только и встретилась эта форма - сирени).
  Что говорить? В романсе все сказано: "Я пойду свое счастье искать"...
  
  Часть вторая. В предощущении лейтмотива
  
  Неделю убив на поиски той страницы (или сайта), с которой я скопировал столь поэтическую аксиому, я понял, что занимаюсь ерундой.
  Ну выясню я, что взял этот текстик у Н. Н. (сейчас я почти уверен, что у него) - und was nun? Что с того?
  Цитата была мне нужна, чтобы задаться вопросом, что язык прозаиков-эссеистов несколько другой, чем у строгих романистов, а также авторов повестей и канонических рассказов.
  Б. Томашевский называл поэзией (в широком смысле слова) область, в которой "интерес направлен на самое произведение" - в отличие от прозы, где интерес направлен вовне. Так вот, получается, что эссеистическая проза - и проза и поэзия сразу. Потому как в этих заметках на полях, написанных будто бы без особого порядка (где композиция, а тема, а сюжет? - двукратное превращение Люсика - это просто фокус, а не сюжет!), иной раз больше интереса к миру и жизни, чем к самому тексту. И вместе с тем... Эта самая некоторая беспорядочность, эта фрагментарность - это и есть вполне законный порядок, за который литераторы бьются изо всех сил, помечая на манер современного Розанова курсивчиком: у телевизора, за чтением газеты, на остановке конки... пардон, трамвая...
  У Владимира Тучкова в "Розановом саду" встречается - в скобках - за втиранием финалгона. И о чем думает садовник за этой процедурой? О том, что давненько не устраивали переписи населения.
  Эта проза изо всех сил стремится не быть прозой.
  Размышления об устройстве переписи посещают персонажа вместо мысли о том, что все смертны. Умрешь - и тебя недосчитаются.
  А в другом месте так же аккуратненько напечатано: за перлюстрацией. И что или кого мог бы Василь Васильич перлюстрировать году эдак в 199... каком-то? Пушкина? Откуда же иначе взялись тут какие-то чужие дети, кричащие: "Тятя! Тятя!"?
  В какой фрагментик ни глянешь - жизнь кончается, обрывается или, в крайнем случае, прерывается.
  И эта прерывистость жизни и есть лейтмотив "Розанового сада", а может, и других тучковских произведений.
  Да и не только тучковских.
  Вообще склонность к рисованию штришочками, предъявляя детали в хронологическом порядке собственной (=собственно им измышленной) жизни литератора весьма характерна для направления, о котором мы тут толкуем.
  Пусть будет - направление. Хотя никто никого в эту сторону не направлял, никакая газета, никакой журнал лакированный ничего такого никому не заказывал, а как-то синхронно в разных уголках неоглядной родины...
  В разных уголках вместо романов - книжки таковой вот минипрозы.
  Хотя как сказать и как посмотреть... Один критик предложил одной газете рецензию на книгу Евгения Шкловского "Та страна", а редакция впаяла в подзаголовок словосочетание "новый роман" и была при этом, знаете ли, не совсем не права.
  Потому что жизнь, хоть и прерывается, но длится. И оказывается, что, когда поэзия (в широком смысле слова) встречается в узком месте - а что уже бумажной страницы! - с прозой, то и получается то ли проэзия, то ли поэпрозия. И кто бы еще смог разобраться, в каких соотношениях в этом коктейле намешано составляющих - лирики и эпики. Потому что сказка - это уже эпический жанр, а наши прозаики тяготеют и в эту сторону, выдумщики этакие.
  Фокус может не удаться (как с Люсиком), но, тем не менее, он происходит, заставляя публику сомневаться в правдивости да искренности прозаика. Но совершенно напрасно свидетель зрелищ морщит лоб! Выдумки всегда искренны, особенно когда они чудно сымпровизированы.
  
  Чужие дети. Чужой тятя. А чья сеть?
  
  Сказка - тоже речь, а не язык, хоть она и воплощена по нормативам. Если по. Или как-нибудь поперек. По-другому не бывает.
  В поисках лейтмотива - еще одна настройка? Ну и рояль у вас, маэстро!
  Нет, нет, я просто думаю, что лейтмотив постепенно овладевает просто мотивами, чтобы проходить красной нитью...
  
  Эссе - частью признание, как дневник, частью рассуждение, как статья, частью повествование, как рассказ. <...> Стоит ему (жанру - А.К.) обрести полную откровенность, чистосердечность интимных излияний - и он превращается в исповедь или дневник.
  
  Есть еще художественная искренность - когда художник откровенен в выборе изобразительных средств. Даже если мы находим, что Тучков в чем-то пародирует Розанова, в этом нет натуги. Это - не пародия, просто ученик хорошо помнит прочитанную книжку. Может быть, она ему даже не нравится. Это - диалог с впередипрошедшим.
  Но мы же не про чистые эссеи толкуем.
  Лейтмотив собирает обрывки, фрагменты, аккорды, не ставшие мотивчиками.
  Эссе только тогда остается собой, когда непрестанно пересекает границы других жанров, гонимое духом странствий, стремлением все испытать и ничему не отдаться.
  А прозе-то?
  В этом слиянии разнонаправленных побуждений - самая соль.
  Может, прозаик-эссеист - это просто романист на отдыхе?
  
  "Книга для тех, кто не любит читать" Алексея Слаповского - много маленьких романов (не в смысле литературы, а в смысле судеб: и жизнь, и слезы, и любовь, и курам на смех). Упоминавшаяся "Та страна" тоже по достоинству оценена газетчиками.
  А может, всплеск эссеистической прозы обозначает собой стремление к большому роману (эпопее!), будучи приготовлением к нему?
  
  На вторую неделю тщетных поисков я, несчастный чайник, понял, что надо спросить у Яndex"a. И поисковая машина, подумав, выдала мне точный адрес: Виктор Соснора. Александрийцы (http://www.rema.ru:8100/komment/komm/10_1.htm).
  Кстати, я совершенно не знаю, что делать с такими странными ссылками. Где тут год, где издатель, а где страница?
  И при чем же здесь Н. Н.?
  Или, предположим, Тучков?
  Только при том, что вообще есть некая эссеистическая походка. Этакий строевой шаг (я про словесный строй толкую) эссействующих прозаиков.
  Сердито-точный в слоге и шаге Тучков - и этакий Кузанский литературы Соснора, - все бы ему теоремы да треугольники.
  Вдумчивый исчислитель мировых капель. Сколько их стечет с крыши избушки-избушка?
  Жизнь как изба-читальня.
  ...впереди них - избачи.
  Каждый повестователь-эссеист строит свою маленькую избушку, свой дом посреди океана земного.
  Но по законам прочности сооружений в них должно быть что-то общее.
  Одни строят из еловых иголок, другие - из сосновых, третьи - из швейных.
  Но - все иголки колются.
  
  Эссеизм - это опыт объединения без принуждения, опыт предположить совместимость, а не навязать совместность, опыт, оставляющий в сердцевине нового Целого переживание неуверенности, пространство возможности, то осторожное монтеневское "не умею", "не знаю", которое единственно свято перед лицом сакрализирующей массовой мифологии.
  
  Остановимся в раздумье перед этим входом в пещеры.
  
  Часть третья. Вариации
  
  Читатель уже догадался, что этот опус написал хитрый и коварный иллюзионист. Сначала он говорил о настройках, потом - предощущениях (видимо, это психологическая настройка), теперь в ход пошли вариации - тоже поиск, перебор.
  Может, вы морочите нам голову? - гневно спросит читатель и будет прав во всем, кроме гнева.
  При всей переменчивости, переливчатости, прерывистости прозы, наклоненной в сторону эссеизма, здесь надо, чтоб душа была тверда.
  Твердость и еще раз твердость!
  Проза требует твердой руки.
  Особенно та, что кажется расслабленной.
  Вы когда-нибудь пробовали склеить разорванное письмо? И удалось ли вам это? Вот то-то и оно, что рвать не следовало.
  Разбитая на черепки и осколки жизнь - и есть повод для эссеизма, но наш прозаик ничего и не думает склеивать в прежнем порядке.
  Ибо - знает какой-то свой.
  Если хотите, назовите это игрой в бисер.
  А повод может быть любой.
  Например, страх.
  Или, лучше сказать, ожидание страха.
  У Евгения Шкловского первая часть сборника называется мощно-философски: "Воля к жизни". Но самый первый текст - "Школа черного кота" - делает некое примечание к этому энергичному именованию. Потому что в школе черного кота учат и учатся совсем другому. А если воле - то другой или других...
  Вообще надо сказать, это самый загадочный рассказ Шкловского. И вроде бы состояние человека в нем описано - расплывчатое состояние, в котором нас посещает целая вереница темных предзнаменований. А потом все эти предзнаменования складываются в некую жутковатую сумму. Бывает у вас так? Еще как!
  Так вот, состояние - музыкально тревожное ожидание еще большей тревоги. Удивительно красиво льющаяся музыка слов и словосочетаний. И только один штрих, повторяющийся и беспокоящий своей повторяемостностью, - эти непонятные бритоголовые. Чего от них хотеть, героев убойных анекдотов? Как эта немузыка сюда залетела?
  Однако, прислушавшись, понимаешь, что именно немузыка и звучит и, странно сказать, очаровывает.
  
  В подвальчике меня встретили двое бритоголовых, в черных тренировочных костюмах, потом появился еще один, очень высокий, гибкий как кошка или даже как змея, ему пришлось наклониться, чтобы войти в дверь, но он не наклонился, а изогнулся, ввинтился, - это и была школа черного кота.
  
  Это кажется страшным сновидением, из которого почему-то не хочется возвращаться в реальность.
  Кстати, такое впечатление, что змеи и коты (кошки) - любимые звери актуальной прозы. В описываемых персонажах наши авторы часто замечают нечто кошачье или змеиное. Или вдруг (как в данном фрагменте) наделяют людей какими-то нечеловеческими свойствами. Не человеческими, а...
  Только у Гофмана так противопоставлена-связана (и через музыку тоже) природа людская и природа инаковая: растительная, животная.
  Не будем беспокоить Кафку. Здесь иные превращения.
  Нужно опереться изнутри себя на какие-то резко человеческие свойства, чтобы произошло изменение - от непохожести к похожести, чтобы похожесть привела к перемене зримой телесности. Зримой и, стало быть, описываемой.
  Главное - нащупать этот самый перерыв постепенности. Или пусть описание уподобится стихийному бедствию (если порепетировать - получится цирковой трюк, построенный на неожиданности).
  
  Этот рассказ Е. Шкловского в сборнике - самый прозаичный. Чисто внешне и даже чисто внутренне.
  Мысль не шарахается от полюса к полюсу на манер эссеистичных оппозиций, а перешагивает - внешне спокойно - со ступеньки на ступеньку.
  Когда мы боимся, мы больше всего боимся неизвестности. Потому боимся своего страха.
  Что же в результате происходит в рассказе Евгения Шкловского?
  Выдрессированные коты - против дрессировщика и дрессуры? Они теперь сами кого хошь выдрессируют?
  И тут мне вспоминается роман Лао Шэ "Записки о кошачьем городе". Антиутопия, которая, мне кажется, тоже содержит в себе мысль о дрессуре, об опасности дрессуры, точнее.
  Но если вернуться к "Школе...", то тогда - кто же эти самые бритоголовые?
  Представители темных сакральных сил?
  Еще чего!
  Эссеистичная проза не дает точных ответов.
  Хорошо, если она ставит точные вопросы.
  Хотя страх непереводим на язык вопросов.
  Если бы можно перевести наши детско-взрослые страхи в вопросы, на их язык, - можно было бы их избыть.
  Надо, однако, помнить, что страх - это защита. Снятие защиты - опасно.
  Симпатии-антипатии.
  Страх, конечно, имеет животную подоплеку.
  Хотя и многие другие эмоции, на которые способны литературные персонажи или авторы произведений, тоже происходят из темного леса физиологии. И сколько бы мы ни напрягали воображение, нам не дано предугадать ответ на вопрос, например, что такое любовь. Вся мировая литература только этим и занята, что отвечает.
  Отвечает, отвечает и... никак не ответит.
  
  Я сам не люблю читать.
  Иногда вдруг захочется, снимешь с полки, начнешь - и после двух страниц скучно станет, бросишь. Вечно автор доказывает, что он умнее меня, а мне это не нравится.
  Мне нравится, когда просто, коротко и большими буквами. Но я же не ребенок, чтобы детские книжки читать.
  
  Вообще-то я думаю, что здесь написано о любви - к чтению и литературе.
  Скучно читать бывает от недоверия к тому, что этот автор выдумывает. А поскольку жизнь-литература (иначе: литература-и-жизнь) есть такая дружная пара, такая законченная мысль, то и не надо над ней глумиться. И как говорил Заяц в любимом всеми взрослыми и детьми мультфильме, а чего бояться!
  Любовь - это направление наших мыслей.
  Очень боюсь, что меня неправильно поймут.
  Интеллектуальные предпочтения - это одно, а любовь - хоть и по соседству, но другое.
  
  А потом у Виноградовой заболела сестра в городе Калининграде Московской области, она поехала ухаживать за ней - и осталась там навсегда.
  А Соловьев умер.
  Он умер, правда, через тридцать восемь лет от старости, и это вроде бы не имеет отношения к рассказу, зато имеет отношение к Соловьеву, а ведь о нем тут речь, а не чтобы рассказ написать.
  
  Это самое "не чтобы" и есть руководящий принцип эссеистической прозы, который роднит ее с обменом впечатлениями о прожитом в местах массового скопления хороших людей. На скамеечках, на завалинках. Где речь течет свободно и непринужденно. И можно не говорить то, что и так понятно, но надобно указать, жив ли повествователь.
  А что, кстати, с Виноградовой?
  Город Калининград - это уже другие миры. Уехать туда - умереть для нас.
  Нас это не интересует.
  Мы родились где - там и пригодились.
  Автор-рассказчик у Слаповского начисто лишен каких-либо интеллигентских заморочек. Он - действующая модель простонародного сознания.
  Вечный двигатель со сказовой смазкой.
  Эмоции трудно описывать. Проще описывать их отсутствие. Это как тот же "глубокий обморок" - ничего нет по причине переизбытка всего, пустота, вызванная полнотой.
  Или еще - попробовать провести границу между тем моментом, когда ничего не было, и другим, когда что-то вдруг появилось. ("Ах, я умру!" - говорим мы себе в восторге или же от страха. Оказывается, они так близко друг от друга).
  Для отвода глаз персонаж в этот серьезный, переходный момент пусть скажет: "Не будем опошлять наших отношений". (Так и случается в одном из текстов Слаповского).
  Можно придумать, вычитать, вычислить тысячу поводов перехода на синкопированную речь эссеизма. Но это будут, скажем так, внутренние побуждения литератора. На самом деле, в разное время Время (то есть историческое) звучит по-разному - то телеграфной строкой, то пулеметной очередью.
  Когда Тучков в своих "русских книгах для чтения" все возвращается к словосочетаниям типа "заработал много денег" - это тоже позывные эпохи.
  Кстати сказать, это самое "для чтения" вполне синонимично "для тех, кто не любит читать" у Слаповского. Делая вид, что желает приохотить народ к чтению, писатель-просветитель окончательно сбивает его к толку, заставляя производить настоящую переинвентаризацию взглядов и перепись идей населения.
  Симпатии телезрителя и читателя быстро превращаются в антипатии.
  Новорусские люди - они, конечно, бандиты, но иногда добры молодцы. А что касается добрых молодцев (например, банкиров), то тут все наоборот.
  Очень хорошо, что в своих записках откуда-то сбоку - с дачи, из Саратова - писатели учитывают, что страна у нас повсеместно занята делом, попросту говоря, телевизор смотрит.
  Тут их тексты превращаются в комментарии к телепрограмме, уже вышедшей в эфир или еще предполагающейся.
  Такая страшная, жуткая, смешная, милая жизнь, что только телевизор ее и вынесет. А с ним - и тот, кто глядит в этот самый ящик.
  
  Часть четвертая. Другие вариации
  
  Или другие, но на ту же тему...
  
  Любовь же - ч е р е з человека и ему не принадлежит. Горячий такой трепет в груди, озноб такой восторженный, с мурашками по коже и слезинкой в краешке глаза: весь мир обнять, прижать, согреть, осветить...
  
  Тут еще можно добавить издевательски (возможно, своей легкой ироничностью прозаик провоцирует на это): присвоить, опустошить...
  Искусство, не я первый придумал, занимается тем, что отчуждает не свое.
  Словесное искусство делает это особенно удачно.
  Наши эссеисты все время говорят о любви, а дабы достичь совершенства в описании, надо умертвить предмет или хотя бы даровать ему другую жизнь.
  Вдохнуть новую жизнь... Подобрать собачку, кошечку, принести в дом, полюбить, присвоить, поить молоком, ожидать ответного чувства. Какие могут быть чувства у зверя? А вот и могут...
  Раз ч е р е з человека, то это как электрический ток.
  Эссеистическая манера писания хороша для стенографирования таких вот движений.
  Как говаривала моя бабушка, наскрозь.
  Аппарат, конечно, реагирует, фиксирует, но кончается ток в сети - и что же? Значит, надо, чтобы ток не кончался...
  Я уже не о поводах толкую, но о содержании, если хотите о смысле...
  Мировая литература дает примеры большой любви, колоссальной страсти.
  Нынешняя эссеистическая проза - мы уподобили ее дневнику наблюдений над природой - не претендует на колоссальность, монументальность. Но - штрих за штрихом - она может изобразить некий археологический срез. Большую повесть поколенья... Или поколений...
  И тут необязательность, фрагментарность, отсутствие стопроцентной уверенности в чем-либо как-то сразу преобразятся-преобразуются в противоположные, может быть, качества.
  Похоже, я опять сползаю к тому, что проза - любая и всякая - стремится стать романом.
  Но если бы она стремилась всерьез, она бы и стала... ну, допустим, "Школой для дураков" Саши Соколова. Прекрасная проза с элементами птичьей, что ли, речи. Обязательное записыванье необязательно-дурацких речей. Другой ум предстает перед нами сам по себе. Как ум. Как чудо человечности и заранешней любви к человеческому.
  Я. Голосовкер сказал про мир чудесного: "В нем нет нелепого - в нем все лепо".
  То есть дело, выходит, в оптике.
  У эссеиста - она всегда двойная. С одной стороны, для него привлекательны художественные миры, с другой - реальность.
  Реальность просеивается через писательское сито, но от этого, не переставая быть собой, видоизменяется. Все лепое может стать демонстративно нелепым. Для убедительности. Или для поэтичности (см. выше).
  "Школа для дураков" - единственный эссеистический роман современной русской литературы.
  Этот текст прерывист, как прерывиста жизнь. Он глуп и мудр сразу. В нем взрослая детскость и детская взрослость.
  Романист предполагает, ничего не утверждая.
  
  Лабораторная работа писателя над ошибками жизни.
  И никакой, совершенно никакой проповеди. Знаю, но не умею. Умею, но не знаю.
  Художественная искренность как форма подростковой доверчивости.
  
  Действительно, кролик Люсик сбежал в неведомую кроличью жизнь, перечеркнув ведомую человеческую.
  Рог изобилия как зрительный образ - обыкновенный рог.
  Рожок художественной достаточности как образ художественной диалектики эссеизма прозы.
  Эссеист чаще выбрасывает, чем добавляет. Чаще теряет, чем находит.
  
  Но бывает, что находится нечто - образ или понятие.
  Мыслеобраз, как говорили вдумчивые теоретики двадцатых годов.
  Эссеист переносит чужое в свой личный мир. В мир своих понятий.
  Эссействующий прозаик и совершает этот перенос и, в то же время, шага не делает для того, чтобы это произошло. Он ждет, когда яблоко упадет, а потом уже его пробует.
  То есть - надо сначала самому пережить пережитое другим, чтобы вкусить...
  И, может, потому проза с налетом эссеизма кажется более автобиографичной. Во всяком случая - созданной по личным наблюдениям.
  Сито мы с готовностью принимаем за фотоаппарат.
  
  Александр Генис написал в альманахе "L-критика" (цитирую по сетевой версии):
  
  Персонаж - это обобщенная до типа, упорядоченная, организованная личность, вырванная из темного хаоса жизни и погруженная в безжизненный свет искусства. Персонаж - оазис порядка в мире хаоса. В его мире не должно быть случайностей, тут каждое лыко - в строку. Подчиняясь замыслу творца, он уверенно занимает в его творении свое место. У персонажа всегда есть цель и роль, чего, как о любом человеке, не скажешь о его авторе.
  
  Мне кажется, что это совсем не относится к предмету нашего разговора. Прозаики-эссеисты если и не совпадают со своими персонажами стопроцентно, то готовы совпасть процентов на шестьдесят-семьдесят. Ибо все несовпадения - отсеяны.
  Но это - совпадение актера с ролью во время спектакля.
  После того, как опустится занавес, все станет иначе.
  Но нас это уже не интересует.
  Книга - тоже зрелище. И не надо соваться за кулисы. Даже если автор только и делал, что звал за них.
  
  Часть пятая. Перед занавесом
  
  Недавно меня пронзила мысль, что есть какая-то еще неведомая - не только жизнь, - литература. Кто-то где-то сидит у компьютера и долбит по клавишам. Потом типография - раз-раз, - и готов тираж. И все покупают. Все покупают и читают, а я никогда не увижу этой книги.
  Почти страшный сон из детства. Тогда снилось так: за тобой гонятся, а ты никак не можешь закрыть спасительную дверь - тянешь-тянешь за ручку, а сил нет.
  И тут тоже - тянешь руку к обложке, и никак не дотянуться.
  Эссеизм прозы - попытка дотянуться до будущей литературы.
  В том смысле, что это, может быть, заветный вензель О да Е, обозначающий персонажа, который еще появится.
  Пока, пока он напоминает в чем-то детский рисунок на асфальте...
  Но ведь он и не должен быть полнокровным. Во всяком случае, настолько, насколько герой толстенной эпопеи...
  Тут другая полнокровность!
  Потому что кровообращение другое!
  В текстах Евгения Шкловского часто персонажи обозначены одним инициалом. И не думаю, что нужно пытаться расшифровать инициал. Один из нас, какая-то по счету маска автора, какая-то его идея, ставшая, будучи написанной на бумаге, материальной силой.
  Некоторая неопределенность заставляет ломать голову, а также искать параллели в предыдущей литературе.
  
  Мы хорошо представляем себе, как выглядит Наташа Ростова на своем первом балу. И не только потому, что Лев Толстой описал, как именно она выглядит. А еще потому, что она Наташа Ростова. А как выглядит С., пожалевшая собачку? Как женщина, способная пожалеть собачку. Ну вы знаете этот тип. Вечно им кого-то жалко. Но больше всех - себя.
  
  Жалость - способность полюбить. Но она пополам с опаской.
  Такая проза, конечно, имеет источником предшествующую литературу. Хотя это не означает, что она - филологическая.
  И она сама по себе - источник будущих сочинений.
  Для будущих сочинений.
  Самый искренний конспект сегодняшних переживаний того, что переживает автор и мир вокруг.
  
  
  
  Олег Шатыбелко
  Родился в 1968 году, поэт,женатый москвич ;)
  shatibelko1@yandex.ru
  1. квартира Х - http://kvartx.on.ufanet.ru/gostinaya/index.htm
  2. сетевая словесность - http://www.litera.ru/slova/shatybelko/
  3. заповедник - http://www.zapovednik.litera.ru/N36/page11.html
  4. вечерний гондольер - http://gondola.zamok.net/109/109shatabelko_1.html
  
  
  Империя гордых алкоголиков
  (цикл стихов)
  
  
  1. и ангела качая на руках
  
  и ангела качая на руках,
  запоминать, как небо затаилось,
  как за`жило, как заживо не прах,
  а белые просыпало чернила.
  как звезды померещились сквозь нас
  и проступили явью, словно фрески.
  как утра легкий-хрупкий-тонкий наст
  удерживал нас вопреки всем "если";
  
  но мы прошли, прошли
  (и боль не в счет,
  и страх, и стыд, и ложь) -
  мы сможем, сможем -
  но объясни мне, милый добрый Боже,
  зачем - о господи - еще, еще:
  
  еще одна понравиться себе
  попытка, шанс, последняя рассказка
  о штурмовавших рим, париж, тибет,
  еще одна легенда о прекрасном
  не воскресении - о марш-броске
  к границе света - страстном, неумелом -,
  об оглушительной, земной тоске,
  которой связаны душа и тело.
  
  
  2. полукровки
  ............................Александре, Василисе и Сергею
  
  a)
  мне снился я -
  не этот, переросший
  свои мечты, усталый Робеспьер,
  не Вечный Жид,
  не бедолага-Ротшильд,
  копейку вечности крутивший на ребре;
  
  о нет, другой -
  не этот вечно-сонный,
  сомлевший от вина, Пантагрюэль -
  мне снился я -
  я? -
  собственной персоной -
  весь в белом (что естественно),
  как эльф -
  
  умильный ангел, душка,
  полукровка
  стыда и страха -
  вечно блудный сын:
  
  лети на небо,
  божья (тварь)
  коровка,
  пока я не проснулся,
  и часы
  не возвестили явь -
  
  пока я пресным
  рассветом не упился до чертей,
  и боги в чем-то
  нежно-снежном
  крестным
  не обошли нас ходом,
  и детей
  не увели от нас -
  
  больных, нескладных,
  стыда носителей,
  шальных, чумных -
  пока Земля не обернулась адом:
  
  пускай для нас,
  но - боже! - не для них!
  
  
  б)
  ...как будто свет включили:
  я в метро -
  сижу хмельной, блажной
  и жарю на баяне
  нетленку "миллионы алых роз" -
  не дождь в жестянке -
  колокольчик подаянья -
  динь-дон;
  
  я в галстуке и пиджаке -
  в своей рабочей, строгой спецодежде,
  фигляр, пошляк (динь-дон),
  обычный ген-
  директор инофирмы -
  только прежде
  я никогда - поверьте - я готов
  поклясться - не играл, не пел,
  поверьте...
  я "вальс собачий" не умел -
  гоп-стоп:
  
  я, как стоп-кадр,
  разглядывал мгновенье,
  как ствол мишень -
  эффектно -,
  как итог,
  как целое...
  как вечность, как предтечу...
  
  "цееееелое моооре цветов"...
  
  в)
  ...................................
  но я не думал - господи - что самым
  в мои затридцать страшным будет мой
  невыноси- немыслимый немой
  уже не крик а шепотскрееежжжет мама
  мне больно плохо ма мне хочется домой
  здесь зыбко зябко стыдно так безумно стыдно
  что я такой рас(по)терянный смешной
  пускай я как бы не был мам живой
  но как бы помню все я новенький но слитный
  с тем стыдным прошлым лишним бывшим мной
  пускай тоска и страх меня не отпускают
  я буду двуедин как свет и тень
  пускай я буду - боже - сам себе и Каин,
  и брат его простивший во Христе.
  
  
  3. монолог у зеркала
  
  да чтоб тебе закончиться в пустыне
  безумной славы легкой но слепой
  за пазухой во мраке на перине
  от анно до`мини себя доныне
  с такой улыбкой протащив во имя
  забыл чего что вздрагивал любой
  кто шел навстречу - радуйся о сыне;
  
  да чтобы ты повесился в дождливый
  обычный рыбно-постный нечетверг
  счастли`во-злой подобный славной глине
  нетронутой засохшей редкой глине
  окурок в блюдце придавив брезгливо
  покойно-сонный добрый человек -
  возрадуйся возрадуйся же ибо
  
  настолько добр всеяден прост что смеешь
  однажды заглотив себя теперь
  прикинуться смешным хмельным но верить
  что СЧАСТЬЕ - есть -
  но как ГОТОВНОСТЬ к СМЕРТИ
  (терпеть себя так истово терпеть);
  
  да чтоб тебя такие взяли корчи
  что ты в анкете вечности где чин
  где фио вера родина средь прочих
  ненужностей неважностей - ко-ро-че -
  сознательно поставил гордо прочерк
  и подпись окончательным
  "смолчи"...
  
  
  4. империя гордых алкоголиков рухнула
  
  
  Империя гордых алкоголиков рухнула.
  
  Мы проснулись в республике
  эпатажных,
  добрых,
  яростных
  самоубийц.
  
  Эпатажных -
  потому что в нашем стремлении к красоте -
  будь оно трижды неладно! -
  есть что-то болезненно-величественное,
  завораживающее,
  как осознание того,
  что, если уж мы ничего не можем
  изменить, понять, объяснить
  и от этого сходим с ума,
  то пусть -
  мы хотя бы это
  устроим красиво.
  
  Добрых -
  потому что к стыду своему
  жизнь о-бо-жа-ем.
  Себя -
  за то, что не стали, не состоялись -
  уже не виним, но и не
  принимаем.
  Не можем принять.
  А ведь с этим надо прожить!
  
  Яростных -
  потому что - о господи -
  сколько ее
  в этом внешне спокойном,
  медленном, долгом, размеренном
  самосжигании
  в алкоголе,
  наркотиках,
  дома у телевизора,
  и, особенно,
  в каждодневном,
  тупом, механичном
  хождении на работу,
  потому что
  ведьнадожечтотожратьнашимдетям!!!
  
  И знаете -
  единственное отчетливое желание,
  которое все объясняет,
  единственное не расплавившееся
  в этом липком вареве интеллигентских сомнений
  желание,
  за которое мне и сейчас ни перед кем не стыдно -
  это возможность до самого конца
  просидеть на краю этой огромной бездны -
  тихо-тихо,
  не суетясь,
  не делая резких движений,
  чтобы - не дай Бог! -
  не упасть туда самому,
  и, что самое главное,
  не подтолкнуть в нее кого-то другого
  своим искренним,
  естественным,
  но неосторожным движением.
  
  
  Империя гордых алкоголиков рухнула.
  
  И, слава Богу, что в этом
  нет ни малейшей нашей заслуги.
  
  
  5. гильза
  
  они твердили -
  я схожу с ума:
  
  я поскользнусь,
  я выпаду, как гильза,
  спиной назад
  в окоченевший март,
  пока, как пес сторожевой,
  будильник
  беснуется -
  
  я выбегу до всех
  во двор,
  во тьму,
  на детскую площадку
  и буду падать на качелях вверх -
  
  в который раз вернувшись
  попрощаться...
  
  
  
  
  Елена Харченко
  
  Поэт, юрист, 24 годика,живет во Владивостоке.
  ot_divan@pisem.net
  http://polutiona.h1.ru
  
  Распад радуги
  (цикл стихов)
  
  ***
  
  Смотри! Какие тусклые люди.
  Ты видишь, свисают печальные облака...
  
  Ты чувствуешь солнце под ногами?
  Пыльное солнце рассыпалось...
  
  Мы так и не научились слышать шорох
  приближающейся жизни.
  
  Но когда она придет,
  ты расскажи ей обо мне.
  Скажи, что я очень ждала,
  но устала...
  ...очень...
  
  *****
  
  Потное, впалое лето
  в плотные платья одето,
  где-то
  в районе июля
  затянуто туго в корсеты.
  
  голубоглазится ветер,
  глупо ластится к коже.
  грубым ластиком множу
  белые пятна прошлого
  н е с у щ е с т в о в а н и я -
  насущная мания
  н е ж е л а н и я
  
  лепнина из нейролептиков
  лепит моё завтра,
  лепет мой затра
  влен твоим именем.
  
  да оставьте же Вы меня!
  я ненавижу солнце!
  
  моя кровь на 2/3 из стронция.
  мой кров - ошизевшая станция -
  семь лет без кровли,
  до самой мелкой щелочки
  обескровлен
  рифмованной щелочью
  
  вновь бессонница...
  я устала...
  талое
  утро
  окунает
  нутро
  в быт
  
  начинаю
  жить
  навзрыд
  по обугленным нер
  вам
  моих сумасшедших нир
  ван
  да к счастью судить не
  Вам!
  
  мне двадцать четыре лета.
  ваша секундная лента
  в обойму заряжена
  да дни Ваши, как ряженка,
  да жизнь в слащавое ряжена,
  да идите же на....!
  
  всё!
  кажется,
  дожила
  
  в форточку тупо пялится
  беззубая, тощая пятница,
  в бранную речь мою рядится.
  бессонность входит в привычку,
  мне сегодня что-то не старится.
  
  *****
  
  - Мама, чем пахнет радуга?...
  - ...твоей улыбкой...
  ..............
  ..............
  стрелки дождя
  на два часа
  к Западу...
  ...........
  попытка
  тихо
  еще...тииишшшше
  
  ...рваные нервы...
  ...пульсация вены...
  ...ты дышишь...
  ....ты....
  из пепла!
  из пены!
  в кровь!
  вкривь!
  вкось!
  .......................
  ........ААААаааааААааа!!!
  .......................
  ....всё!
  вспарывай, -
  сорвалось...
  ____
  Мама!
  ты помнишь,
  во время рожденья
  я радугой...
  ...я....
  ....я выгнулась...
  вывихнулась....
  а Он был бы рад
  другой!
  
  ведь ты помнишь крик
  до боли нагой?
  он разрывал мой разум
  двадцать три раза!
  не помогло....
  
  м-а-а-а-а-а-м-а!
  я забыла,
  как умирать...
  
  помнишь,
  ты мастерила мне крылья из ваты?
  а я цеплялась ими за крыши...
  помнишь мятые стены палаты?...
  ...............
  ......ну же!...
  ...Д Ы Ш И !...
  ...............
  .......шшшш....
  
  ...а нынче в моде стиг-маты.
  смотри,
  красным словцом
  сочатся трещины
  разбухшего мозга -
  это мое сходство с отцом
  скрутило нервы в розги.
  
  ты видишь,
  меня распирает,
  как маленькое небо
  от двенадцати Лун
  в канун
  последней фазы...
  
  ...вспоротое по швам,
  бьется в экстазе
  время....
  .................
  .....синкопа.....
  .................
  мама,
  я поперхнулась осколками
  той самой радуги,
  стоя у трупа
  изжеванной осени...
  ___
  утро
  начинаю разбег
  ...........
  на твоем окне
  кровавые хлопья ваты
  ............
  .......вдребезги телефон......
  - Ты в порядке?
  - ...да... просто... снег...
  
  *****
  
  Слова цепляются за ветки сути нашей
  и сползают по нитке сознания вниз,
  теряясь в прозрачных намеках утреннего тротуара.
  
  Все удивительно просто
  и в этом вся сложность бытия.
  Нет ничего сложнее, чем просто быть.
  
  Птичкой маленькой
  я просижу на своем деревце,
  наблюдая за суматохой жизни других.
  
  Взойдет помолодевшее за ночь солнце новой жизни,
  и я растворюсь в собственном крике.
  Зачем его слышать кому-то?
  Они уйдут и будут правы.
  
  Такой маленький серенький воробушек, каких много...
  Зачем мне кто-то из них?
  Чтоб быть пробкой в бездне, куда я вот-вот провалюсь?
  Падая вверх, буду цепляться за Ваши мысли...
  Гниение собственной сущности наблюдая Вашими же глазами.
  
  Я буду приходить к Вам новым рассветом и стариком - закатом. Забудете, но будете видеть... И мне достаточно этого.
  
  Слезой нового дня упаду Вам на плечи. Смахнете небрежно... И мне достаточно этого...
  
  *****
  
  я знаю, что где-то
  по мне скучают целлофановые дети
  именно так звучат мертвые боги,
  когда о них вспоминаешь в суе -
  те
  мертвые боги,
  что живут с тобой по соседству
  
  
  мое тело изорвано неровно
  я чувствую только голову
  
  он целует на мне живот
  а я тыкаюсь бритым затылком
  в его ледяные ладошки,
  мол, подержи мои мысли
  пока я с тобой,
  для меня это слишком...
  
  --
  я знала ее еще мудрой
  она-вы-ла-солн-цем
  она-тер-ла-ли-ца
  ей бы тогда повеситься,
  но не было ровной лестницы
  --
  
  я знаю, что где-то
  обо мне мечтают гладкие дни
  а я струйкой марта
  стремлюсь в твои безразмерные зимы
  и сердцем резиновым,
  расколошматив пространство,
  заткнув безголосых соседей
  ершиком нимба,
  принимаю тебя,
  где бы ты ни был
  
  
  *****
  
  _1_
  ты мой самый лучший день,
  и я люблю твои окна
  и когда твои ветви по осени
  теряют свои реснички.
  
  знаешь,
  там поезда сбиваются с такта,
  а ты совсем не умеешь плакать.
  ты мой самый лучший день,
  знаешь?
  __2__
  вся такая
  нужная
  нежная
  неуклюжая,
  словно бы груша я,
  грустными
  грузными
  шагами
  грязный
  грунт
  крою
  по краю.
  
  а вы в серединке
  хрустите асфальтовым серебром,
  упиваетесь манией неприличия.
  каждое ваше слово - целый дом,
  каждый ваш взгляд - знак отличия.
  __3__
  подушечно-подмышечной
  мякотью
  обмякнуть
  обмакнуть
  памятку
  о тебе бы
  в небо.
  с лекал
  твоего
  лика
  лак
  вылакать
  Помнишь, выла как?
  сейчас тихо
  сейчас плохо
  сейчас тихо
  А могла бы орать
  плавить во рту ртуть,
  раздирая аорту,
  глобусов лысые головы
  отглаголивать ранним гоголем.
  да уже без разницы -
  сдохнуть в бездушном логове
  или покончить с пьянством.
  
  Тебя записываю в свой еженедельник -
  Ежесекундное сожженье за жеманство.
  _____4______
  город щурится, довольный,
  дождь на волю
  сейчас слив.
  ты счастлив?
  моя паранойя
  стоит тысячи твоих.
  
  
  
  
  
  Сабит Сулейменов
  iin36@hotmail.com
  http://zhurnal.lib.ru/s/sulejmenow_s_k/
  
  По образованию, я учитель английского и французского языков в средней школе. Мне 32 года. Я работаю клерком в одной из этих иностранных контор, которые занимаются непонятно чем. Роман, в моем понимании, - это любовно-ненавистно-равнодшные взаимоотношения между двумя субъектами, в данном случае между мной и моей жизнью. Как Я и Жизнь не могут быть О ЧЕМ-ТО, так и роман между нами - это просто движение без определенного направления.
  
  
  Галина Александровна Жизнь
  89 страниц движения ни о чем
  
  (отрывки из романа, полная версия - http://polutona.ru )
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
  Деликатно
  Ладно
  Гладко
  Смотришь
  Никого не находишь
  Находишь
  Окна в ракурсах
  Буйства
  Расстройства
  Памяти
  В отношении
  Давности
  Километров и фотографий
  Пряных радостью
  Эпитафий
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
   Комната- бар: стены набрызгом будоражат ощущение уюта во втором составе с улучшенной формулой. Нет дел, значит, нет необходимости вставать, говорить, входить в разговор с мальчиком-мухой и гормонами. Поток окружающей жизни, как пестрая лента фольклорной молдованочки на ВДНХ, берет твои знания, нервы, вкус и аперкотом кладет тебя плоским портсигаром на интерьер. Набрызгом? Запахом ирбиса? Запрещенной любовью с испанским акцентом?
   Уберите дешевые одеяла, пластмассу кибер-мозаики, легкость адаптаций, что горными лыжами скользят по Пномпеню. Набрызгом?
   Галина Александровна, понюхайте букет гвоздик. Он напомнит о клинике твоих племянников, о Газманове. Может быть, о войне на островах. Может быть, о судьбе. Которая ушла бегом трусцой по предписаниям старцев-небожителей, магазинам, подругам по бицилину.
   Встань и иди, Галя-Галечка-Галина, в эфир испорченного глагола, испорченного гибелью чайки.
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
   Зимою хорошо выпить пунша и с выпученными глазами выбежать на взлетно-посадочную полосу, вдохнуть широкой грудью и запеть песню-лебедь.
   Куда уходит всеядность, туда возвращается магия степи. Игры превращаются в секонд-хэнд, если нет контроля со стороны влиятельных мундштуков из присутствия. Никогда в этой стране не будет начищенных ботинок у роты почетного караула, потому что эта рота умрет от переизбытка иллюзий и эстетического вакуума, вот так-ка, Галина Александровна, не говорите больше так, тем более так тихо и жалостливо.
   Противная сеть, что не хочет быть анималью, не хочет лизать мои пазухи и запазухи, хотя там так много интересного. Разбросать? Разбрасываю. Ловите шелковый банданка (ямомото), конфеты тузик на севере (пять), зеркальцо (треснуло), куда ушли мысли об одиночестве, отрывок из воспоминаний, неоплаченный обед в нашей марка (это было осенью 73-го в Баку), очень много, так много маниакального влечения к девочке, больной лейкемией, колоду карт, колоду через-пень, много, так много робости, религии, науки, жизни, техники и молодежи.
   Не хочу обманывать себя. Я, Галина Александровна, хочу только одного - правды и матки. И чтобы было одинаково сладко, и чтобы зубы скрипели, и сердце оркестром неиствовыло, и в пальцах хрустели хрусталики хрусталя счастья, простого человеческого счастья, как у всех на этой дивной земле.
   Выпить пунша с выпученными глазами, выбежать на взлетно-посадочную полосу, вдохнуть широкой грудью и запеть песню-лебедь, без запинки, без сахара, без сожаления.
   Прости меня самою, висячая семирамида, царица небесная.
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
   Вертикаль согласна на все. Моя плюшевая кузина скептически будет рассуждать о Блоке, когда ее пригласят на чаепитие по случаю обрезания марша турецкого. Ей ли знать, что Блок был латентным антихристом, хабалкой и деревянной прялкой в свои полные сорок. Нет же, она будет упорствовать и строить глазки всем киргизам планеты, полагаясь на их комфортное сослагательное наклонение.
   Спасать Россию от Шостаковича? - мы спасем за хороший куртаж. В то время, когда должно позаботиться о здоровье: есть зерна, пить жижу, расстягивать мениски, молиться Иванову, отдавать кассу на нужды метростроя, болеть пахтокором.
   В то утро Галина Александровна разбила вдребезги американскую мечту. Кузина однако пришла ровно в час. Принесла охапку свежих новостей, пару потеряла, еще бы, к ней пристали два чечена с дермаджетиксом. Сели в гостиной, смотрели на себя, говорили исключительно о моде и о политике. Что носят, как говорят, где залезают в лазейки, надо ли платить по счетам Парижского клуба. Разговор был нетороплив, обстоятелен и аппетитен. Часы пробили семь, савонарола пробудилась, забегали мыши. Галина Александровна начала хохотать так безудержно, что кузина тут же положила под язык плохую афганку, чтобы не потерять из виду портьеры, дорогие, такие в ЦУМе и лежат и стоят ой-ой-ой. Галина Александровна перестала безудержно хохотать так. Встала, оправила плиссе и сказала: Теперь я расскажу тебе о школе.
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
   Школа располагалась на берегу Дуная. Из окна кабинета естествознания хорошо был виден погост двести на двести, бар Коммандорес, дом столоначальника, его сын уехал в Израиль по австрийской визе прошлым апрелем. Пейзаж был мертвой природой, обилие серого, дефицит цинка, полемика с бездарной Агнией Барто. Но скорее вернемся в школу на волнах хорошей музыки и отличного настроения.
   Много уроков в день были нормой для восьми учителей нашей школы. Женщины входили и выходили, окна в Европу были открыты настеж для ста учеников, среди которых были рыжие нацменки, без совести. Двое мужчин преподавали физическую культуру. Один специализировался на единобории, другой всегда ел колбасу в девочковой переодевалке, среди новых болгарских кед иногда попадались глянцевые кулечки с заклинаниями - некрасивыми пиктограммами. Звенит звонок, дети бегут пить воду, играть в снежки, писать донос на Ганина. Он перочиным ножом царапал всех, злобно морщась, из глаз текли слезы, из уст гимны южных славян.
   Моя первая учительница - Констанция-Констанция-Констанция. Такое редкое имя было дано ей при рождении, РПЦ отказала ей в имени, так как в святцах были перепутаны знаки препинания, но ей было как бы поху, она росла с таким именем, закончила пединститут, отслужила в стройбате, вышла замуж за тень, родила сына, который впоследствии умер от депрессии.
   Вот идет она, Констанция-Констанция-Констанция. Вся в беличьей коже, макияж, антицеллюлитная программа, сырое яйцо в неделю, беспроигрышные медитации по версии Надьки. Здравствуйте! Здравствуйте! Ах, как мило! Ой, ну что Вы! Здравствуйте! Я - пришла! Вот вам пирожки! Вот вам счастье! Здравствуйте! Ну, нет, так неудобно! Садится, снимает перчатку, кольцо с лазуритом, зевает и спрашивает, кто, мол, дежурный. Я смотрю на неё и понимаю ВСЕ сразу. Вихрь беспечности, боль и тоска индиосинкрозии, размагниченная гонка уставшего после рамадана тела. Сливается все в одну точку, в одно пятно на рубашке Констанции-Констанции-Констанции. Бесы начинают свою игру.
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
   Широкая публика требовала утешений. Картины русских передвижников с кошками и женскими ключицами не радовали глаз, молитвы черногорских евреев туманили жизненое кредо, юнайтед калорз ов бенетон уводил в сторону спор о преимуществах виноделия. Бесы покупали пустые глаза, наклеивали эпоксидные ресницы. В такой атмосфере чревоугодия конармия невежества неслась карьером, и меланхолия путалась под ногами, и было то ли весело, то ли невнятно холодно под сердцем, под ложечкой, под кроватью.
   Галина Александровна никогда не любила снох. Оборотни. Лица кастинга. Фигуры пловчих. Повадки танцующей на продажу Эстерки. Боже ж ты мож, как далеко упасть, в эту бездну татарского бесстыдства, меркантильности, аскезы и интеллектуального чванства. Не любите снох. От них воняет кастролом, лирами. В их головах торфяная взвесь дикого саморазоблачающегося каннибализма. Они не видят заводов и фабрик мужской души. Они не видят рассветов мужской души. Они голыми руками убивают цикад мужской души. Они гадкие нимфы силиконовой долины. Они - таджикская оппозиция радости.
   Будь что будет, сказала однажды себе и про себя героиня. Легко и красиво: на виду у широкой публики выпила красного вина, взяла жилетт, на запясье сделела зарубку, получилось как у Дерсу Узала - солидно и щедро. С такой зарубкой мне будет жить легче, сказала себе и про себя она, немного пригубив кислого токайского: на этикетке был изображен порт Саид. Сейчас сосредоточусь, все переживания в кулак, все воспоминания за кушак, все подписные издания обменяю на пятак. Так Галина Александровна Жизнь смело шагнула в самое пекло судьбы. Путевка была получена.
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
   Школа располагалась на берегу Дуная. Из окна кабинета естествознания хорошо был виден погост двести на двести, бар Коммандорес, дом столоначальника, его сын уехал в Израиль по австрийской визе прошлым апрелем. Пейзаж был мертвой природой, обилие серого, дефицит цинка, полемика с бездарной Агнией Барто. Но скорее вернемся в школу на волнах хорошей музыки и отличного настроения.
   Много уроков в день были нормой для восьми учителей нашей школы. Женщины входили и выходили, окна в Европу были открыты настеж для ста учеников, среди которых были рыжие нацменки, без совести. Двое мужчин преподавали физическую культуру. Один специализировался на единобории, другой всегда ел колбасу в девочковой передевалке, среди новых болгарских кед иногда попадались глянцевые кулечки с заклинаниями - некрасивыми пиктограммами. Звенит звонок, дети бегут пить воду, играть в снежки, писать донос на Ганина. Он перочиным ножом царапал всех, злобно морщась, из глаз текли слезы, из уст гимны южных славян.
   Моя первая учительница - Констанция-Констанция-Констанция. Такое редкое имя было дано ей при рождении, РПЦ отказала ей в имени, так как в святцах были перепутаны знаки препинания, но ей было как бы поху, она росла с таким именем, закончила пединститут, отслужила в стройбате, вышла замуж за тень, родила сына, который впоследствии умер от депрессии.
   Вот идет она, Констанция-Констанция-Констанция. Вся в беличьей коже, макияж, антицеллюлитная программа, сырое яйцо в неделю, беспроигрышные медитации по версии Надьки. Здравствуйте! Здравствуйте! Ах, как мило! Ой, ну что Вы! Здравствуйте! Я - пришла! Вот вам пирожки! Вот вам счастье! Здравствуйте! Ну, нет, так неудобно! Садится, снимает перчатку, кольцо с лазуритом, зевает и спрашивает, кто, мол, дежурный. Я смотрю на неё и понимаю ВСЕ сразу. Вихрь беспечности, боль и тоска индиосинкрозии, размагниченная гонка уставшего после рамадана тела. Сливается все в одну точку, в одно пятно на рубашке Констанции-Констанции-Констанции. Бесы начинают свою игру.
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
   На крыше свили гнездо аист, журавль и цапля. Капля терпения убивает лошадь. Волков бояться - в лесу не жить, не быть, не слыть. Тяжелый, с зоологией киндер-сюрприз явил Галине Александровне откровение рано утром с чашкой восточноевропейского какао, песней про восьмиклассницу, почтой из прекрасного далека. Удивившись размаху мысли, когда, казалось бы, отдыхают схимники, нежатся в постелях голоса Всесоюзного радио, сушат сети клипмейкеры, женщина продолжала пить какао и теребить шлепанцу на босу ногу. Утром хочется умереть качественно, без истерик, чтобы потом все говорили: она умерла утром, светлая душа в потемках, такая робкая, такая брошкина.
   На крыше свили гнездо аист, журавль и цапля. Листья ясеня на асфальте рисовали позднего мондриана. В воздухе стоял привкус разрухи и власти денег. Женщина, оглядываясь на часы, на башню, шла, просто бежала, замшевые туфли месили грязь мостовой арт нуво. Надо успеть сказать последнее прости любимому, чтобы на обратном пути вовремя забрать зонтик в мастерской на Вацлавской. Галина Александровна Жизнь торопилась жить.
   Неизличимо больной аист покинул страну. На крыше его не ждали уже журавль и цапля, цинга и случайности. Им хотелось жить так, как Галине Александровне хотелось романтически слезить глаза, менять гульдены, разговаривать с богами, спорить с богами, краснеть и желтеть. Зеркало-краля, ты украла у меня молодость! отняла у меня надежду! сгубила моего любимого! разлучила меня с дневниками! и ты должна пасть смертью! и будет, будет как прежде, цвести ковыль, часы на башне будут заставлять бежать за спичками, и востоевропейский какао будет бесконечно долго литься на замшевые туфли сердобольной суеты.
  
  ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЖИЗНЬ
  
   Легко ли обнаружить на пазлах избалованных героев Эвридики и Ареопага, бледными позами, нибелунгами купающихся на холстах, просторах и черно-белых ракурсах пятикопеечных скринсейверов? Что от того, что мы не рабы, рабы не рыбы, а рыбы не робки, как картонные лодки. Не уйти от тебя, тихая астрахань жизни за зарплату, за царя, за нашу победу. Галина Александровна тихо шептала этот караван аксиом, этот тумар консерватизма. В парке было тихо, оркестр пошел обедать, оставив умирать на ветках сосен щемящую мелодию киевского мальчишки. На скамейке несуразно, буги-вуги, лежали рога антилопы. Они служили приманкой, подлянкой для юных следопытов, которых Жизнь научит нас сквозь слезы смеяться.
   Еще. Я придумала край, там нет живых. Там все мертвое, даже рассветы. Лицемерие превращается в гримасу покорности. Жадность - в монету, на которую ты можешь приобрести шоп-тур по коронарным сосудам своего мироощущения, в пустыню терпкого индиго либидо, на порог шума и ярости то ли мозга, то ли настроения. Пороки скользят, виндсерфингом расправляют мышцы, грудь наливается сумасшедшей инерцией, члены просят огня. Винсерфингом дальше, виндсерфингом больше. Неси меня, соломинка, неси, пока мертвые не передумали, пока путешествие вовнутрь не стало актом кабуки.
   Галина Александровна достигла того возвраста, когда нет небходимости безудержно мечтать о прощении. Его она получит всегда, были бы купола. Что она не получит, что никогда, - это решающий голос по зову алчного сердца, проездной билет в край, где нет живых, цветы с волос Эвридики, бубонную чуму легкомыслия. Остается ей петь о иконах вероломства избалованных героев под щемящую мелодию киевского мальчишки. Иногда лучше жевать кат.
  
  
  Юлия Тишковская
  
  comeback270777@yandex.ru
  http://www.svistok.ru/uinfo/?comeback
  
  Новые стихи
  
  ДОМ КРИКА
  
  А ведь автомобильной сигнализации
  никогда не бывает скучно.
  Она строит дом
  каждый раз,
  как кто-то неосторожно проходит возле.
  И даже когда падает снег.
  И я хотела бы зайти туда.
  Но салфеточная снежинка на моем окне
  еще не умерла.
  Значит, рано.
  А если я спрошу тебя -
  понимаешь, почему мне туда так нужно? -
  ты закроешь глаза,
  чтобы не отвечать,
  и будешь пальцем рисовать на стекле
  улыбающегося человечка.
  Ночью.
  Ночью
  его улыбка скользнет вверх,
  распахнув форточку,
  и снежинка, чтобы никогда не умирать,
  выпрыгнет из окна на машину.
  
  И кто-то
  похожий на меня
  проснется
  в Доме Крика...
  
  ПРОВОДАМИ
  
  Протяну проводами
  свою самую странную песню.
  Какой закон действует
  на время, погруженное в плесень?
  Какой чертик выскользнет
  из-под крышки черепной коробки?
  Неловкими выстрелами
  убиваю
  мысли
  в ярких конфетных обертках.
  
  Я начинаю производить в уме
  утомительнейшие вычисления.
  Аккуратные столбики.
  Баланс. Прибавь-отними.
  Но
  красиво сходить с ума -
  прерогатива гениев.
  И это явно - не мы.
  
  Придумать
  свой мир,
  свой язык,
  свои правила
  и,
  погрузившись в туман,
  больше не чувствовать стен.
  Только
  пропавшие без вести
  неожиданно вылезают из
  закоулков души,
  чтобы спросить: зачем?
  
  И все-таки:
  
  натяну проводами
  свою самую лучшую песню!
  Ничего не подействует
  на время, погруженное в плесень.
  И какой бы не выскользнул
  чертик из-под крышки коробки -
  все равно мне не хватит выстрелов,
  чтобы сорвать
  все
  яркие обертки...
  
  
  ДО ОТБОЯ
  
  Ожидание - мусорными пакетами.
  Составь список - что нам нужно.
  Берем только самое необходимое.
  Контрольный вес.
  Издалека - долго.
  Отмечены одной колючей проволокой.
  Отправь мне почтовую карточку.
  Уведомление, что ты все понял,
  как надо.
  Суперглупость и гиперотвага
  жить здесь
  по принципам маркиза де Сада.
  Но это не наш формат.
  Слушай,
  как я думаю:
  точки-тире.
  Без остановки
  работа мысли.
  Неудавшийся эксперимент.
  Сэллинеквойя.
  Объект вышел из-под контроля.
  Расчитайтесь по двое.
  Самое главное - вычислить время отбоя.
  В лужах -
  искаженные плоскости.
  Господи...
  Пошло что-то не так.
  Ты чувствуешь?
  Что-то не так!
  Объект слишком опасен,
  он знает так много.
  Узнаем по шраму на голове -
  Опознавательный знак.
  Идентификация полная.
  Время
  тарана
  ворот
  этого города.
  Зуммер.
  Ты тоже когда-нибудь умер.
  Я выключаюсь.
  Отбой?
  Сэллинеквойя.
  Мест нет, придется стоя.
  Доживем до... сегодня двадцать второе.
  Самое главное - не заснуть до отбоя.
  Работаем без перерыва.
  Яростно красим черные дыры
  белым
  до обрыва
  магнитофонной ленты.
  И это - приказ.
  Ворота города давно растоптаны.
  Нескончаемые аплодисменты...
  Эй!
  Кто будет любить тебя прямо сейчас?
  Кто тебе верит прямо сейчас?
  Место, где нет нас,
  место, где нет нас,
  нет
  нас
  нет
  нас
  
  
  к сожалению,
  есть.
  
  
  КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ
  
  
  Так надо.
  Когда закончится пиво,
  десятый белый кролик убежит из клетки.
  Исключительно редкий
  вид
  все равно убежит,
  когда закончится пиво.
  Линия жизни -
  криво
  пунктиром -
  от сетки до сетки.
  И в каждой тебя нет и
  кое-что объяснить просто некому.
  Если каждому дать по лету, а
  себе - запах зимнего ветра...
  На горе не смотри сверху
  на то, что осталось
  от
  самого
  крайнего
  центра.
  Хочешь, я покажу тебе - stand up! -
  в уголке музейного стенда
  есть наши следы.
  Мы -
  невыносимые абитуриенты
  института
  убивающих страшные сны.
  Не спи.
  Ведь мы оба
  пока без дипломов.
  Которые, в сущности, никому не нужны.
  Держи меня за руку крепко.
  Так надо
  в моем мире.
  Я знаю.
  Последний белый кролик сломает клетку.
  Когда закончится пиво...
  
  
  
  
  Дмитрий Зернов
  zerdv@mail.ru
  http://musagetes.kz/konkurs/AuthorAnketa.php?aidd=29 (конкурс "Магия твердых форм и свободы");
  http://www.stihi.ru/cgi-bin/authors.pl?author=zernov ("Стихи.ру"); http://www.vavilon.ru/metatext/ocherki/zernov.html ("Urbi" на сайте "Вавилон")
  Родился в 1975 году в Нижнем Новгороде, закончил исторический факультет нижегородского педуниверситета, работал журналистом, социологом. Защитил диссертацию по евразийцам. В настоящее время преподаю в Нижегородском университете на кафедре прикладной социологии дисциплины "Основы организации социологических исследований", "Социология групп риска" и др. Публиковался альманахах "URBI" (Санкт-Петербург-Нижний Новгород), "Золотой век" (Москва), в журнале "Волга".
  
  
  См. выше
  
  К сожалению, только в Европу можно попасть отсчитывая в обратном порядке цифры от одного до десяти. Чтобы попасть, ну, например, в юго-восточную часть Нижегородской области в так называемый город под названием Выкса (Есть такой город! Есть! Несмотря на карты Нижегородской области) надо ехать туда часа четыре на автобусе, зевая в пыльное окно и делая по дороге две остановки - одну в Ворсме (где туалета нет) и Новоселках (где туалетов два, но оба в таком безобразном состоянии, что обычно мочатся на него, а не в него). Раньше туда летали самолеты - кукурузники (помниться мой один лишь опыт полетов на этом чудо-транспорте, нет, короткометражки помниться были еще в дворовом лагере, когда группу детей катали над простирающими пространства металлургическими заводами, но это минут пять-десять, а здесь Выкса-Горький; и если мне не изменяет хронометраж памяти, около часа бесконечных воздушных ям, действующего на мозг и особенно желудок жужжания; и, конечно, я не долетел... вернее долетел, но не весь, те леденцы, которые я поглощал всю дорогу пришлось оставить в бумажных пакетах, которые являлись неизменным атрибутом всего советского кукурузного аэрофлота), теперь частные предприниматели пустили коммерческий маршрут, и с повышенным комфортом до Выксы можно добраться на микроавтобусе, который называется "Бычок".
  <...>Однажды я придумал сюжет фантастического рассказа, как в подобный городок приезжает социолог, исследовать предвыборные позиции граждан. Сюжет почти реальный, так как сам неоднократно по долгу службы наведывался (за счет конторы) сюда и исследовал эти самые позиции (весьма удачно - и проезд оплатили, и деньги заработал, и самогонки на родине попил). Так вот этот горе-социолог ходит с анкетами по квартирам и получает абсолютно противоречивые ответы: то политиков, предложенных на выбор, народ не знает (включая президента и вообще - что это такое?), то блок вопросов об улучшении жизни зашкаливает в положительную сторону... А тут еще социологу начинают мерещиться всякие гадости - например, видит краем глаза в толпе спешащих с завода рабочих знакомого человека, который на самом-то деле давно уже умер... Потом и сам социолог не может уехать из этого городишка, вроде и садится на автобус, вроде уезжает, и снова сюда возвращается. Сюжет, конечно, далеко не оригинальный, вроде кто-то недавно нечто подобное экранизировал, но вся фишка в том, что здесь действительно так.
  <...> Городок это небольшой. Скорее современный, чем ветхозаветный, но всем, с кем бы я не заводил о нем ностальгические с моей стороны разговоры, почему-то представляется какой-то большой (а может быть, и не очень) деревней. Я искренне обижаюсь, говорю, что, мол, жил в девятиэтажке, что у нас, в отличие от вас (а разговор шел с одной моей знакомой по институту), нет колонки, а горячая вода идет сама по себе из крана (речь, естественно, шла о централизованной водонагревательной системе), а мне в ответ, вот ни фига себе, а я хотела тебе на день рождения подарить мягкое седалище на унитаз, для того чтобы когда ты ходил зимой в туалет (во двор!) тебе было не так холодно...
  <...> Знаменитый, разрушенный женский монастырь. Не до основания. Многие здания затем превратились в учебные заведения. Здесь, в Монастыре (реальное географическое название - Автобус следует до Монастыря... и т.п.) располагались разного рода учебные заведения: техникум, третье ПТУ, куда я попал после окончания школы, кстати, с серебряной медалью.
  <...> Здесь все пьют и трахаются. Видимо, у всех моих знакомых возраст такой соответствующий. Я приезжаю сюда пить и слушать новые сплетни о своих старых друзьях этим же друзьями мне и рассказываемые. - Я вот со Светкой расстался. - С какой из двух (Я)? - Да, нет, с той я давно уже не встречаюсь... Нет, она (видимо, первая) хорошая девчонка, и поесть приготовит, и все понимает, даже когда у меня денег нет, одолжит... А с этой (второй, но одноименной) все не так... Она совсем другая... - Пива будешь? (Я) - Нет, мне сегодня еще на тренировку... Она не такая, она может уйти куда-нибудь, не позвонить, я ее жду... Или не разговаривать... - Декадентка (Я; изрядно уже поддавший, пил с самого утра), бля (в шутку) - А это (первая, но которая была одновременно) все звонила, искала меня, родителям, даже Людке (законная супруга с дочкой Юлькой), представляешь? Вот тут, на той неделе, звонит Светка (я не понял какая именно, но это и неважно, как выясниться чуть позже) и говорит, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Ну я пошел в Центральный, подхожу к ее дому и, прикольнись, Диман, обе (Светки) стоят, меня ждут. И меня такой смех пробрал. Стою перед ними, как дурак, ничего сказать не могу - только ржу...
  <...> "Центральный универмаг" продали, говорят, москвичам. То есть, его отремонтировали и забили товарами. Здесь есть недорогой, но приличный коньяк, который в Нижнем почему-то стоит на стольник дороже.
  <...> Многие мои детские воспоминания связаны с заводскими ландшафтами, когда огромные пустые безлюдные пространства, рельсы, старые вагоны, под ногами у тебя песок, металлическая стружка, гайки, цветная галька... Когда нам с братом было лет пять-шесть-...десять-...четырнадцать, мы много времени проводили у бабушки, окна дома которой выходили на завод. Надо было только выйти из дома (двухэтажная, деревянная постройка на шесть квартир), пройти небольшую полосу травы (метров десять), асфальтную дорогу, еще одну полосу травы (метра три), ряд колючих деревьев, буквы высотой в нас двух пятилетних (увы, сейчас не воспроизведу, что здесь было написано - мы обычно подбирались к ним с тыльной (? зеркальной) стороны, лазили по ним, висели на них, а когда нас загоняли домой с той, правильночитаемой стороны, как правило, было темно, черт побери, ловлю себя на мысли, что возможно никогда и не читал эту надпись, и теперь уже не прочту), спуститься с горы (метров пять кубарем), полоска травы (полтора метра) низкий (с меня сегодняшнего высотой), но колючий кустарник, огромное зеленое поле (почти с маленький стадион), аналогичное пространство асфальта, предназначенное очевидно для транспорта, но две-три машины из моего детства много места не занимают, да, тут же рядом, огороженная стоянка для машин, все время пустая, огороженная так, для нас, ребятишек, которые на этой загородке сидят, висят, а самые смелые хотят на спор по верхней трубе и так по всему периметру, вот здесь машин точно не было, асфальт весь в трещинах, из которых растет трава, по непонятной логике его несколько раз меняли, мы в еще теплый асфальт вписывали камешками свои имена, потом делали дюбелями дырки, счищали в них спичечные головки и взрывали с помощью этих самых дюбелей и кирпича, здесь, под горой, и начинался завод (нет, конечно, он начинался чуть дальше, за проходной, строго охраняемой от детей), а здесь, под горой, была странная и загадочная территория. Мало того, что описано выше, если спуститься под гору и идти вправо (мы-то пришли как раз с левой стороны), во-первых, будет полутораметровый подъем (обычно мы с него скатывались на велосипедах, но не везде, так как перед ним (если все-таки подниматься, а не спускаться) ряд скамеек, в которые я, в свою очередь, учился тормозить, когда осваивал этот вид транспорта), затем огороженное колючим кустарником пространство травы (почти с маленький стадион), асфальтовая дорожка, еще одно, огороженное кустарником пространство травы (почти с маленький стадион), снова асфальтовая дорожка, трехметровый подъем вверх (как я вроде уже говорил, все это находилось в искусственно созданной низине), колючий кустарник и деревья, трехметровая полоса травы, асфальтовая дорога, и заросли кустов, упирающиеся в бетонную высочайшую (полтора-два-три метра) стену продолжающегося завода.
  <...> Попробовав спустя много лет спуститься под гору (кто только в книгах в подобные места не спускался) мы с братом (уже хорошенько выпив), спустились сюда, прошли по асфальтовым дорожкам, кустарник вырубили (я догадываюсь почему, но это звучит мерзко - вряд ли после нашего детства в кустах и на деревьях строили дома, а я говорил, что здесь росла земляника и сыроежки?!...), было голо и пусто, да и погода была так себе...
  <...> Парк "Культуры и Отдыха". Я долгое время думал, что его так назвали в честь великого фокусника, когда над входов видел неизменное "Парк КИО". Стандартный парк. С асфальтированной центральной офанаренной и обскамеенной аллеей. С расходящимися тропками. В кусты и в веранды. Тут же рядом огороженный стадион "Металлург". Огороженная дискотека - пятак. Идем сегодня на "Пятак"? Обычно я туда не ходил. Домашний мальчик. Где-то в глубине парка небольшое озеро "Лебединка" (говорят, плавали лебеди - то есть весьма-весьма стандартный парк) с островом посередине. В школе во время, обычно городских, соревнований в парке мы сдавали кросс.
  <...> Из культурной жизни. История, о появившемся в городе видео, это совсем другая история. Театр. Выступал в ТЮЗе. Даже начали было платить деньги, а потом набрали новую малолетнюю труппу актеров-бесплатников. Наконец-то литература. В Выксе выходит не так то много газет. "Выксунский рабочий", который в народе называют нежно "Выксунская болтушка" и "Провинциальная хроника". Я общался с редакцией последней, а литературная жизнь кипела вокруг то ли субботнего, то ли пятничного выпуска "Выксунского рабочего". Забавные люди. Березы. Сонеты. Свеча. Шаль. Первая любовь. Память погибшим. Странно, но это писали взрослые, даже пожилые люди. Все это с фотографиями берез. Рисунками свечей. Дружеский шарж пера. Нет, здесь были и молодые поэты и прозаики. Перспективная девочка (бунинские кровавые рассказы), которая одновременно работала в этой газете, профессионально танцевала в какой-то студии, пела, кажется, я, признаться, не следил за ее творческой карьерой, вроде как поступила в Москву, гомосексуальный (так почему-то считали все взрослые) мальчик, который как-то организовывал в среднем учебном заведении конкурс красоты для старшеклассниц (у него работа была такая), вроде тоже куда-то поступил (стихов не помню), просто хороший мальчик, который работал на заводе и писал стихи то ли под Маяковского, то ли под Вознесенского, причем очень неплохие стихи, над каждым очень подолгу работал, добивался того "что если вынуть хоть одно слово, то весь стих развалится", готовился в литинститут, поступил, как и хотел, на заочный.
  <...> Большие пруды: "Верхний", "Нижний" и "Запасный", причем все три в равной степени отдалены от моего дома. Пять минут пешком. Только что поймал себя на мысли, что ведь все здесь, в Выксе, вся география, была в пять минут пешком от моего дома.
  
  Провинциальная поэзия в ее идеале никогда не должна перерасти в столичную. Объясняю почему.
  Во-первых, а на хуй это надо? Так далеко и так бездарно.
  Во-вторых, провинциальная поэзия не может и не должна брать новые темы.
  В-третьих, как Вы правильно заметили, современное искусство портит, развращает.
  В-четвертых, провинциальная поэзия не случайна. Неужели все поэты, когда пишут стихи, так пыхтят?
  В-пятых, такие стихи хорошо посвящать девушкам, если хочешь им понравиться.
  В-шестых, в провинции издавать стихи дешевле.
  В-седьмых, и заодно, "в-восьмых", вся провинциальная поэзия - поэзия детства. Причем, она, скорее описывающая, чем рефлексирующая. Вроде разбежится, вроде спуститься, да, вжи-х, снова наверху... Блямс, новое стихотворение. Нет, она, конечно, переживает, сопереживает, но... (Предыдущее предложение надо вычеркнуть) (Такого вот нет).
  В-девятых, самое ценное в такой поэзии - это ошибки, какие неумышленно допускают авторы.
  И, наконец, в-десятых, провинциальную поэзию так умильно вспоминать...
  А, что до столичной - так, это пять минут пешком. См. все выше.
  
  
  
  
  Екатерина Поварова
  katya-2805@narod.ru
  
  участница ЛИТО "Пиитер" (www.piiter.ru). Публикуюсь на сайтах www.svistok.ru (wasp) и www.stihi.ru (Екатерина Каверина)
  
  Родилась и выросла в Ленинграде. По специальности экономист. Работаю в крупной международной фирме. Стихи пишу года четыре, не больше. Относительно хорошие стихи - полтора года.
  Стихи пишутся, в основном, грустные... Иногда получаются хокку или танка.
  Вот те из них, которые мне в последнее время особенно дороги.
  
  
  Предчувствие
  
   Это осень, любимый
   Юка
  
  Я умру молодой, непременно в октябрьскую пору,
  Когда воздух прозрачен, и стынь над спокойной рекой.
  Мне однажды сказали, что дверь отворится не скоро,
  Но я, странная, знаю, что это случится со мной,
  Когда чёрные птицы усядутся в ряд за окошком,
  Раскричатся под вечер и будут кричать до луны.
  ...Когда полночь войдёт грациозной египетской кошкой,
  Мне откроется доступ и в вечность, и в вещие сны...
  *
  Это осень, любимый. Я слишком люблю хризантемы,
  Чтоб позволить цветам быть иными в последний мой день.
  Я уйду в листопад недоигранной джазовой темой.
  Не печалься, не нужно. Есть солнце и, стало быть, тень.
  
  
  
  
  В поисках *философского камня*
  
  
  Мы не станем прощаться, бросая гвоздики на воду,
  Выпускать в небо птиц и размачивать хлеб под дождём.
  Нам не нужно просить, чтобы вновь изменилась погода
  Через сорок ночей после ночи, когда мы уйдём.
  
  Нам достаточно дали монет, чтобы дальше уехать -
  Чуть поменьше, чем тридцать, и золотом - не серебром.
  Нам в котомки сложили запасы недельные смеха
  И коробочки с солью. И даже добавили бром -
  
  Успокоить родных, остающихся в городе зимнем...
  Нам отдали ключи от далёких волшебных дверей
  Со словами, что всё, что пора, доросли мы
  Отыскать нужный камень средь брошенных роком камней -
  
  Он вернёт веру в свет, принесёт и любовь, и надежду,
  Расшифрует секреты доселе нечитанных книг...
  Мир, конечно, останется ровно таким же, как прежде,
  Лишь добавится запах пурпурных молуккских гвоздик.
  
  
  
  
  come back, Baby, come back
  ..........................for comeback with love
  
  город плачет, тянет к тебе мосты,
  стонет "come back, baby, come back".
  город пустой, если вне города - ты.
  в городе пеплом лежит прошлогодний снег.
  
  *
  
  изрезАя любовь на слова,
  не дождаться ни ночи, ни утра.
  будет, всё ещё будет с тобой,
  даже если не скоро.
  не ждать ты не сможешь,
  и ждать - это тоже беда.
  взявшись за крест,
  окажешься вмиг на кресте,
  от креста и погибнешь...
  не знаю
  
  *
  
  so much trouble in the world...
  no woman no cry...
  could you be loved...
  I know a place...
  sun is shining...
  three little birds...
  lively up yourself...
  
  *
  
  возвращайся, мы будем бродить по местам,
  потерявшимся между на нашем Московском.
  этот парк крематорно-кирпично-завОдский
  всё ещё на своём. и весна где-то там
  заблудилась, гуляя по ржавым аллеям,
  мы должны ей помочь, обогреть, приютить...
  ты научишь меня - я сама не умею -
  эту жизнь без любви беззаветно любить.
  
  
  
  Чайка
  
  ..................Знаешь, каждую ночь
  ..................я вижу во сне море......
  ...................................В.Цой
  
  
  Знаешь, любимый, они мне всё время снятся -
  Море и небо... и стаи кричащих чаек...
  Там ещё я в крепдешиновом светлом платье...
  Там ещё ты... Мы прощаемся... Мы печальны...
  
  Каждую ночь я потом превращаюсь в птицу
  И улетаю... А ты остаёшься... Море
  Будет о скалы как белые чайки биться,
  С пеной [у рта] с чёрным небом о чём-то спорить...
  
  Ты не уходишь... Ты ждёшь до рассвета... Утро
  В каждый мой сон проникает почти случайно...
  Милый, ты плачешь? Ты выглядишь слишком хмурым,
  Видя, как море выносит на берег чайку...
  
  
  
  
  Петр Бюнау
  petrbuenau@mtu-net.ru
  http://buenau.narod.ru
  
  
  Бюнау Пётр Евгеньевич, 1972 г. рождения, г. Москва
  
  Художник-дизайнер, кормлюсь этим опасным ремеслом с 1994 года.
  Сейчас учусь на 3-м курсе Полиграфа.
  
  
  МАНИФЕСТ
  художников-люминофористов
  
  Мало кто поспорит с тем, что современное изобразительное искусство находится в глубоком и давнем кризисе. Художники вместо создания картин закатывают собственное дерьмо в консервы, кусают посетителей галерей за чувствительные места, какают в музеях на пол и пр. Главной причиной этого отсто..., простите, застоя, чаще всего называют "исчерпанность" изобразительного искусства как явления. Дескать, великие творцы прошлого уже решили все задачи, которые натура ставит перед художником, покорили все вершины... И современный художник может, в лучшем случае, лишь повторить
  достижения Великих. Значит и рыпаться не стоит.
  
  Но это не так, дорогие коллеги! Ибо одна из главнейших задач живописи, проблема изображения СВЕТА, ещё не решена!
  
  Куиндживские луны, ла-туровские свечи, брюлловские молнии, вангоговские солнца дают лишь иллюзии света. Это великие иллюзии, но.. Взгляните-ка на Солнце, если не боитесь. У вас есть доля секунды, но вы успеете почувствовать этот абсолютный Свет. Да что там солнце, лампочка в 40 Ватт! Вспышки лунных бликов на воде, одинокий светляк в траве...
  
  Как их изобразить не иллюзорно? Какими белилами, каким люминисцентным акрилом передать собственно источник света или его отражение?
  
  Ответ однозначен - только другим источником света!
  
  И это в наших силах, товарищи! Любой монитор, любой телевизор есть сам по себе источник света. Вонзим же дигитайзеры в пэйнтеровские палитры! Хватит дышать парами пинена и пастельной пылью!
  
  Мониторы компьютеров станут нашими холстами.
  Минималистический прямоугольник дисплея лучше затасканного багета!
  Сияние солнечной плазмы повторим блеском плазменного экрана!
  Трепетное мерцание листвы в летний зной пусть вспыхнет брызгами люминофоров!
  Последний бастион натуры должен быть взят!
  
  Ещё не время какать на пол, коллеги! 8-)
  
  
  
  
  Анжелика Маллан
  ANzhEL (klava ka vaka)
  klavaka_vaka@yahoo.co.uk
  http://hutopia.by.ru
  9. "мне сон сегодня снился.. опять жутко натуралистичный.. в месте где мы жили начал извертаться вулкан.. этого не сразу все поняли, пока не взлетели на воздух на огромной скорости на клочке земли, выстреленном в небо сжатыми парами подземелий.. wow! аж дух от этого перехватило!! но смыться не успели.. а потом уносились от обжигающей по пятам горящей лавы...
  если бы я так просто изяснялась о себе в двух словах, я вряд ли что нибудь писала (рисовала):))
  поэтому слоган, которым я характерезую свои творческие игры, как попытки исследований ощущений и их интепритации, приведу тут для любопытных читателей как: ..
  ..если все образы что
  мы измышляем -
  существуют,
  то в окружении какого хаоса
  существуем мы?..
  (где то я уже это говорилиа:)))
  thanx"
  {Эволюция}
  цикл стихов
  
  
  
  {отрефлексированное падение..}
  
  Отрефлексированное падение
  на подиум одиночества
  Сознательный выбор вниз -
  в хаос бетонного зодчества
  Все те же пустые попытки
  бега из бытия
  Не все мудаки и изгои
  пускаются в эти бега
  Чтобы выжить - придется обжечься
  и выкалить жалость к себе
  С грузом на хлипкой шее
  можно смело идти к воде...
  А иначе что ждет - признанье..
  cлава.. домашний уют?.. -
  Убогое существованье.
  И повседневная муть...
  
  
  
  [Не беги..]
  
  Не беги, не цепляй провода
  Одинокая с неба звезда
  Как резиновый мячик упала
  И к ногам небытия ускакала
  
  Не беги.. Ты не знаешь меня!!..
  Одинокая с неба звезда
  В моем сердце в рулетку играла
  Звоном стаи свинца привлекала
  
  Не беги. Своры гончих собак
  Все равно бег наш опередят
  Растерзают лохматые львы
  Предрассветные стоны любви
  
  Не беги, я ведь очень устала
  Поклоняться тебе перестала
  Растворят нас прозрачные сны
  Не беги...
   не беги...
  Просто спи...
  
  
  
  
  
  {бесконечность обличий...}
  
  Бесконечность обличий
  Нарушение Законов
  Эксперименты ведут
  к извращению формы
  Мозговые плевки -
  отрицание системы
  Зацикленность дней
  не сулит перемены
  Иррацонализм.
  Структура не вечна
  Рождения могут пугать.
  Бесконечность
  тормозит развитие внутрь
  Абстрагированный мир -
  непонятная суть...
  
  Страх
  Страх, страх, страх, страх...
  Боюсь себя в ночном ответе
  что в телефон мне ночь кричит.
  Зовет. Добраться бы до плети!
  Уж я с собою разберусь
  Ну а потом - куда идти...
  Куда бежать, чтобы не страшно
  глаза залитые открыть
  И долго с кем-то говорить
  Кричать. И целый час молчать
  И в длинных паузах гудков
  искать бесстыжий свой позор
  прикрытый грязной мокрой тряпкой...
  Как выдающаяся грязь
  большая радостная мразь,
  что лезет в душу мне упорно
  пытаясть докопаться до глубин,
  которых нет. А лишь туман.
  Страх и туман - лихой обман
  Что б быстро что-то говорить
  Себя любить, других любить..
  И жить, и жить, и жить, и жить..
  И умереть за слово "жить"!..
  Туда, где стынут берега
  затвердевая от мороза
  Туда, где вялая вода
  домой ушла. Давно ушла.
  В себя. Уж лучше промолчать
  Со счастьем жестко разругаться
  Со смертью круто обломаться
  И промолчать -
  "Все страх, страх,страх..."
  
  [Cоль]
  Дай мне Соль
  Что чиста как звук
  Что ясна как "Е"
  Мы скованы едиными звеньями
  Мы связаны едиными лентами
  Мы озвучены едиными стонами
  Мы одарены едиными крыльями...
  Но бокал слишком мал
  Чтобы ужиться в нем вдвоем
  И мы плывем... плывем...
  На воздушных кораблях своего счастья
  Я и Ты - Хлеб и Соль
  Пригоршня в рот - остальное за борт
  На сухую голодную землю
  Забывшую, что она Мать
  Эй, ты, Великая стерва!
  Эх, ты... Вселенская блядь!
  Соль земли соль воды соль души...
  Души ее, души!
  Собери ее выдохи
  И дай атмосферу Луне...
  А Соль, не скупись, отдай мне...
  {города...}
  
  города... Ха!
  И в этих канавах
  еще кто-то ищет любви?!
  Сюда не стремятся чужие
  Не выживают свои
  Дома - дискомфортные цепи
  Уступчивость зациклило на привязанностях
  Как могут почти еще дети
  разобраться в отцовских обязанностях?
  
  
  
  
  {стеб... холода...}
  Время вперед забытый мотив
  Никто не вернулся
  и все позади...
  А дальше, как раньше -
  стеб... холода...
  Уеду подальше в сухие края!..
  Поднимем бокалы за прожитый день
  Куда-то бредет
  побитая тень
  Забытые годы, все позади
  Я осталась одна -
   я теперь впереди!..
  Пожары на море время вперед
  Может меня кто-нибудь подберет..
  Время придет -
  все умрем за себя..
  А дальше, как прежде -
  стеб... холода...
  
  {...счастливая...}
  Не боюсь я крепких напитков
  Я боюсь потерять рассудок...
  Очередной Предпоследний
  бьет на счастье мою посуду.
  Бьет и пьет, пьет и бьет, припевая:
  "..эх, счастливая ты вот какая!
  Пьешь и бьешь каждый день
  И вскрываешь -
  Направлением вен управляешь
  И больная твоя голова
  не хмелеет от пьянок с утра.
  Да забудь ты про этот рассудок,
  ты же выглядишь - полный придурок!
  
  .......А посуда твоя не бьется -
  Видно счастье к тебе не вернется, га!.."
  Предпоследний ушел и одна
  Коротаю в вине вечера;
  Да последнего жду, припевая:
  "..эх, счастливая я вот такая!"
  [..в ладони сердце]
  Я держала в ладоне сердце
  Оно вздрагивало и рука
  моя
  была подобна
  ч е р е п а х e...
  выпотрошенная из панциря,
  брошенная на горячий песок,
  я корчилась,
  сильней тебя сжимая
  От напряжения даже вены
  вздулись и переплелись,
  опутали тебя, пронзили насквозь
  зигзагами,
  где проволка -
  я цепь
  тебя в грудь заковала...
  И пену моря
  я в себя впустила
  И ожила вода...
  от гнева
  покраснела
  и бросилась с ожесточением
  в тебя
  Я задышала...
  ты ж
  соленой влагой
  отплевывалось,
  но не было конца..
  Я родилась.
  И жадно мир
  глотала
  Ты билось - я жила...
  
  {Эволюция}
  
  Опасно находиться в иллюзии замкнутого пространства
  Да что там говорить!
  Даже в квартире Он всегда ощущал
  нечто похожее на реальность потерять сознание
  и валяться беспомощно на полу
  под тяжелые насмешки стен.
  
  Эти мысли будоражили Его постоянной периодичностью.
  Особенно вне Ее.
  Он просто физически превращался в воздух
  чтобы быть незаметным для сковывающего окружения.
  Но Его выкупали по резкому запаху горечи
  и вновь издевательски подсаживали ко мне...
  
  Но когда Он отстранялся от всего существенного,
  становился просто невыносим
  Он кидался без разбора на различные признаки
  и кичился своей причастностью ко мне.
  Тогда и я впадала в презрение существующих деталей
  как новый нерасковерканный Организм.
  
  Жизнь шла своим расширяющимся чередом
  словно все происходящее
  волновало ее не больше, как отражение...
  А выкидыши сложившихся конфликтов
  тем временем сжимали в себе вехи развития вширь,
  складываясь в сложную схему Эволюции.
  
  
  
  Не самое легкое чтиво попалось? Бывает... А всем дошедшим до этой странички путем честного прочтения материала наше danke senx. copyright Журнал"РЕЦ"(с)2003, Женя Риц(с)2003, Александр Касымов(с)2003, Олег Шатыбелко(с)2003, Елена Харченко(с)2003, Сабит Сулейменов(с)2003, Юлия Тишковская(с)2003, Дмитрий Зернов(с)2003, Екатерина Поварова(с)2003, Петр Бюнау(с)2003, Анжелика Маллан(с)2003, Элен Эльб(с)2003, Евгений Паламарчук(с)2003, Ирина Максимова(с)2003, Павел Настин(с)2003
  
  
  журнал делали-делали: Евгений Паламарчук Павел Настин Ирина Максимова Юлия Тишковская ЛИТО"РЦЫ" наши ящики для почты:: rezzer@mail.ru nastin@polutona.ru
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"