Журнал Рец : другие произведения.

[журнал Рец 6, июль 2003]

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ирина Австрейх, Алексей Михайлов, Василий Расков, Михаил Рубин, Александр Волков, Елена Харченко, Алексей Ляпин, Александр Павлов, Дмитрий Ленский, Денис Григорьев, Мария Смольникова
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Откружился последний пух, и разлетелись по свету одуванчики, нашептывая всем, кто слышит, последние желтые новости. Ленивые серые облака разрываются руками далеких северных ветров, разбиваются о синие камни, завершая свое строительство неба.
  Июль. Каждый строит свое небо, подбирая на земле то, что может пригодиться только ему.
  Кусочки неба - белым по синему - всем и каждому - под музыку слов.
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Ирина Австрейх
  tihe_tihe@mail.ru
  http://www.stihi.ru/author.html?tihe
  1977 г. р.
  Историк, режиссер. Большой любитель собак и лягушек.
  
  
  [Лунатики]
  
  Мы выходим из дома, и под руку с собственной тенью
  на удавке тревожного сна, персонажи немого кино,
  Мы выходим на воздух, фантазии и приведенья,
  Запах прошлого века, осевший в карманах пальто.
  Я учусь видеть сны наяву. Открыватель Америк,
  Ты купаешь меня в серебре исчезающих рек,
  И уводишь карнизами ржавыми в розовый вереск,
  и балконами ветхими с чудом воздушных берез.
  Бутафорской звездой, зацепившись за занавес века,
  Беспокойные нежити с влажным и чувственным ртом,
  Истекаем от жажды друг к другу малиновым соком
  И встречаем рассвет с не сужающимся зрачком.
  
  
  [Горох]
  
  Не по кому скучать, а лимит на грусть
  вышел на той неделе. На скудные крохи
  покупается право молчать. И право курить.
  Взглядом цепляться за маятника челнок и
  Дегустировать новый, но странно знакомый вкус.
  Сердцу не спится в его арендованной клетке.
  Одиночество ласково вешает вечер на ветки,
  но не уснуть.
  Плачу щенком испуганным, из-за двери
  страшно шагнуть на свет и стоять в потемках
  Летних пустот в груди, как вечернем небе.
  Жутко круженье часов, а горох на четках
  съеден почти ...
  Форточки. Божья пасека между штор.
  Счастье и скука - две музы в едином теле.
  в море бы руки, голову в ленты строк,
  в песок колени.
  Светлеет восток.
  
  
  [Выдохнуть душу]
  
  ...Дайте дудочку. Хочется с музыкой выдохнуть душу,
  С облаками пугливыми жаться к черте горизонта.
  Беспокоиться только о том, чтоб синоптик- втируша
  Не позволил сорваться с балкона босой и без зонта....
  ....Желтобрюхою тучей проплыть над Страстным бульваром
  И смотреть, как ветвями врастают деревья в осень.
  Осенив одинокие спины прощальным взглядом,
  Отрешенным прохожим солнечных зайцев бросить
  Под ноги....
  ...смотришь, а солнца рабочий день
  в унисон убывает с календарем настенным.
  Так о чем же я? Да, мне хотелось бы плыть, как тень
  Над твоим незнакомым домом. Но где теперь он?
  В Питере, в Токио, в Штатах?
  ...Итак, скользить,
  забывать о причине тоски, и в груди пустоты
  заполнять невесомостью, словно нектаром соты.
  Ни черты твоего лица до конца не вспомнив,
  ни черта не забыв.
  
  
  [В стекле]
  
  Звездно небу. Усыпалось. Небо в алмазах. Чего ей еще?
  С цирковою беспечностью девочка-канатоходец
  Начинает свой путь на восток от виска моего
  К сердцу нежной Аттиды - в запретный, бездонный колодец.
  В безвоздушности этой так хрупок сознания лед,
  Отделяющий душу от черной клокочущей бездны
  Запотевших желаний в стекле живота моего,
  проливающих слезы в опилки арены небесной.
  
  
  [Журавлями]
  
  Журавлями стальными над городом краны
  Тянут прозрачных шей изящность
  небесное дно щекотать глазами.
  Громоздить несносную многоэтажность.
  Возводить ее в превосходную степень.
  Облаков бесприютных пугать стаи,
  Множить московских голов круженье
  Туго натянутой вертикалью.
  Зрить нездешние горизонты,
  Плыть распластанной тенью птицы
  По волнам на спине бизона
  В сны лимитчицы крановщицы.
  
  
  [Демисезонное]
  
  Тучи московским крышам текут в ладони.
  Колокольни высоток стоят по колено в небе.
  Осень во мне сегодня пустила корни,
  Видимо, к марту морщинки дадут побеги.
  Мне в утешенье с кленов летят медяшки,
  А в ювелирной лавке сентябрь-проныра
  изумруды меняет весь день на янтарные бляшки. -
  Круглосуточно. Без обеденного перерыва.
  
  
  [Хрустальные рыбы]
  
  Наше первое утро встречало нас штормом белым,
  сумасшедшие волны ревели, кусая скалы.
  В океане фантазий с прозрачным и звонким телом
  две хрустальные рыбы, сросшиеся животами.
  Мы искали спасенья, но ветер нас нес на камни,
  у беззвучного рта похищая последний воздух,
  захлебнувшись буднями, зимами и годами,
  мы спешили последний раз посмотреть на звезды.
  Безнадежное дело. Песчинки в огромном рое,
  мы ложились покорно в пустые нептуновы руки...
  
  У меня под подушкой ракушка, в ней слышно море,
  и оно заглушает все прочие в мире звуки.
  
  
  [Ожидание]
  
  А город плывет под сиреневый полог ночи,
  И воздух искрится фиалковым первым снегом,
  И жмутся к ногам деревьев сырые тени,
  И птицам намазано медом у окон теплых.
  Вчерашней печалью пьяный заблудший путник -
  Капризное солнце - едва поднимает взоры, и
  Пятится к лесу, где делают круг трамваи,
  И полнятся светом под черными проводами.
  
  А в доме ангина, а в городе лед и ветер,
  И падают души, как елочные игрушки,
  И исчезают в нестойком зеленом свете.
  Фарфоровой чашкой сумерек хрупок вечер.
  Вот-вот ускользнет из рук, и по черной глади
  Стен, потолка и пола прозрачный веер
  Пройдет щекоткой случайно забредшей фары
  
  
  [Ч-ч-ч-ч]
  
  Город насупился зябнущей продавщицею
  Мало уместно - мороженного в стаканчике.
  В воздухе иней и первое электричество
  Стынет в ладонях ночных фонарей-одуванчиков.
  Взглядом ломаясь о стены чужих привычек, я
  Место ищу себе в графике адюльтеров и
  Прошлое сыплю мелочью в шляпу нищего -
  Будет теплее обоим нам, обессилевшим.
  
  
  [Сумасбродствуя]
  
  Ничего я не понимаю... Чего ты ищешь?
  Ветер полощет обрывки туч на балконе.
  Я исписала твоими словами обои!
  Окна заклеила накрест твоей афишей!
  Вроде, не мальчик уже, а все игрушки
  Ждешь от меня в подарок к Новому году...
  Хочешь, чтоб я из взбалмошной, непослушной -
  Шелковой стала. Чтобы в любую погоду
  Ты мне вещал томно, многоэтажно,
  Слов разъясняя сущность... Мол, ветер в арке
  Рвет на листы букварь и кладет в бумажник.
  Я же мартышкой мудрой служу в зоопарке,
  Слышу сквозь звон трамваев чужие вздохи:
  "Как я устал, о боже, быть нелюбимым..."
  
  Ты обессилишь меня или первым снегом
  Изрешетишь насквозь и промчишься мимо
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Алексей Михайлов
  amikhailov@avrora.ru
  http://www.stihi.ru/author.html?bespredel
  Меня зовут Лешка, я хочу, чтобы меня все любили, но боюсь.
  У меня внутри очень много огня.
  Без дураков, жжется.
  
  
  _____________
  9295 день. Юлька Тишковская хочет, чтобы я дал свои стихи в их
  сетевой журнал. Мне все равно, а мне будет приятно, наверняка еще кто-то
  залипнет, много внимания, тепло, вкусно.
  Отравился. Интересно, зачем. Это же не случайно - ветрянка,
  палец, теперь отрава. То ли правда абонентская плата,
  то ли тормоза какие-то срабатывают, чтобы не случилось что-то УЖАСНОЕ.
  Страшно, а смешно.
  
  "...Убеди ее в собственной значимости,
  чтобы после разговора она не в слезах уходила
  а в полной уверенности, что таких как ты
  она еще кучу огребет и мало не покажется:)
  для девушки эт очень важно,
  тем более в таком возрасте".
  
  
  МАЯТНИК НАВСЕГДА
  
  Мама моя!
  Этот маятник -
  магия мануфактуры.
  Мало ли нас, обманутых
  гениев контркультуры?
  
  Вот он, смотри, качается:
  завтра - вчера - сегодня.
  Разве мы можем отчаяться?
  
  Эй! Окрыленные зомби!
  В этом отлаженном вальсе,
  
  танце людских машин -
  ни одного изъяна.
  
  Механизатор души!
  Ведь ты же можешь, наверное,
  остановиться, сгинуть
  прочь, в ледяные проседи,
  в полную энтропию...
  
  Только
  
  пусть загорается маятник.
  Пусть прет от начала начал,
  лысой кометой вгрызаясь
  в последний причал!
  Мама!
  Я был однолюбом.
  Мама, я прятал глаза
  за линзами сотен таких одинаковых сказок...
  Кто бы ни взял меня за руку -
  лишь бы взял.
  Только ведь я не дам,
  отберу ее сразу...
  
  
  Кто-то
  
  играет на флейте.
  
  Чья-то большая рука
  стерла все-все ответы
  с пола, стен, потолка.
  
  Где-то бродит ветер.
  
  Ноет висок.
  На губах рассвета -
  лета розовый сок.
  
  _____________________
  9297 день.
  Завел журнал. А, это позавчера.
  Натурально, поздравил Яна.
  Имитировал работу.
  Думал о девчонках.
  Отсканил немного фоток.
  Записал подарочные сборники Яну с Остапом.
  Связался с Ка. У нее траблы с работой.
  Оплатил мобильник.
  Бвыл обзвякнут Линкой, просто так.
  О, здесь что, ошибки не исправляются?
  Отвез пакет с нашими роликами на вокзал и предал проводнику
   в Киев,
  на фестиваль. Авось, что и выиграем.
  Заехал в гости к Ирке и маленькой Линке. Гуляли, трепались,
  дрись-распердысь, приехал домой, послушал музыку, повалялся
   на полу,
  подышал, лег в кровать и уснул.
  В промежутках лазил по Инету, слал СМС, дышал, ел, думал.
  
  
  НИПОЧЕМУ
  
  Она плакает, плакает,
  потому что так правильно.
  
  Она молится взглядом,
  потому что так надо.
  Она просит прощения -
  ведь прощенье священно.
  Она хочет покоя,
  потому что прикольно.
  
  А на дне ее воли
  никакого покоя нет,
  никакого движения,
  никакого сомнения,
  только пламя дыхания
  и живое внимание...
  Что еще там напрятано -
  я уже не пойму.
  
  Но ты больше не плакай,
  потому что не надо так.
  Потому что не надо так
  нипочему.
  
  _________________
  9298 день.
  Что ты чувствуешь сейчас?
  Легкое раздражение, нетерпение в смеси с недовольством собой.
  Малешко изжога и насморк, побаливает ломатый мизинец.
  В ногах, руках, шее, в голове даже - легкая приятная текучесть, светлый такой поток неторопливый, бело-желтый. Иголочки.
  
  
  КНИГА ПЕРЕМЕН
  
  Меняю шапку, диски, подарки маме
  на бесконечность света в твоем окошке.
  Меняю штамп прописки, записки
  ветру дарю на счастье - ну как так можно?
  
  Меняю кожу. Позже, в канун ненастья,
  меняю сны и страсти на щи с капустой.
  
  Ужасно пусто нынче в моем кармане,
  я на диване лежу в печали и все сначала...
  
  _____________
  9299 день.
  Я не питатель, я чесатель.
  Вот к Яну съездил с утреца, подарил Коку, чипсы и розу, выпил чаю.
  Трудно вертеть руль одной рукой.
  
  
  ОНА БЫЛА СОЛНЦЕМ
  
  Она была солнцем. Безумьем звенящего света.
  И жизнь ей казалась
  поездкой за край горизонта.
  Воздушного цвета дыхания медленный ветер
  касался ей губ,
  растворяясь в устах, как в агонии.
  Я даже не знал, что у нас нет путей для побега
  Я пил,
  до песчаного дна обнажая колодцы.
  
  Ведь чашей с горячим вином,
  опрокинутой в небо,
  я сам представлял себе жизнь -
  звонкой гонкой за солнцем.
  
  Но время опутано тлением.
  Белая поросль
  пустующих слов
  и непрожитых нами мелодий
  хватает навзлет
  и сочится сквозь кожные поры.
  Никто никогда никуда от нее не уходит.
  
  Поездка за край - это плата за все,
  и впридачу
  к ней боль обретения имени
  в танце утраты.
  В погоне за солнцем я выпил до дна
  и развеял
  дыхание звонкого лета
  на волю рассвета.
  
  Она была солнцем, бездумьем звенящего света.
  Но воет над крышей судьбы
  механический ветер.
  
  
  ___________
  9300 день.
  Еще захотелось написать
  ...И вот уже исполнено!
  
  ГРОМОЗЕКА
  
  Он ходил по земле, как по зеркалу,
  запинался, но знал свое дело.
  И мы звали его Громозекою.
  Ни за что. Просто так. Наболело.
  
  Он ложился под танк без подштанников,
  превращался в людей и животных,
  и от всех неутех непрестанных
  он лечил мочегонным и рвотным.
  
  Но кармический ветер навстречу
  оторвал ему уши по плечи.
  
  _______________
  9301 день.
  Планы на будущее
  Буду собирать себя в кулак, а еще придумаю, зачем, а еще пойму, что я хочу.
  
  ...Пеплом могла бы быть, паутиной,
  мусором, пеплом радиактивным,
  только надо же вот - живая!
  головою не в такт кивает
  и не воет, а вовсе даже
  улыбаецца...
  
  СКАФАНДР
  
  Только я надел скафандр,
  подбоченился... - так ан др-
   угой уже несут...
  
  ______________
  9302 ДЕНЬ.
  Подарок
  Только что (вчера)засандалил в космос стих:
  я написал его очень быстро, в окошке блокнота, и не успел сохранить
  прежде, чем машина зависла. Получилось, что он был - ведь я его
  закончил, выродил, - и улетел, покинул меня и мою память -
  я его не запомнил. Ведь его же никто никогда не прочтет,
  а я себя чувствую почти счастливым - как будто отправил
  письмо наугад, заранее зная, что оно попадет самому прекрасному
  человеку на свете.
  
  
  ОНИ ВЫРОСЛИ В ЛЕДЯНОЙ ИЗБЕ
  
  Они выросли в ледяной избе.
  Оробелым грифелем по судьбе
  начертили повесть о Не-себе -
  перебежчиках за рубеж
  
  ледяных границ,
  ненадежных лиц,
  осторожных зрителей, что взялись
  выпускать на волю
  ненужных птиц
  сквозь решетки черных ресниц.
  
  Ни черта не зная о том, что там,
  они слали молнии телеграмм
  
  в никуда, на ломаном языке,
  чтобы было хотя бы, с кем
  
  говорить,
  хотя бы
  глаза в глаза
  передать все то, что не рассказать,
  чтобы более в ледяной избе
  не бояться боли,
  а быть в себе.
  
  И никто не знал, из каких краев
  будет знак. Что лечит, а что - убьет.
  Что не стоит слов. И что стоит ждать.
  И чему не быть никогда.
  
  ______________
  9303 ДЕНЬ.
  Что было вчера
  Читал до четырех, спал до двенадцати.
  После проснуся от звонка Ласа.
  Готовил завтрак, поставил нотбук на кухне, возился в "Heroes".
  Кому-то звонил, читал, писал,
  не заметил, как стало три.
  Тогда я по-быстрому ополоснулся, покидал в сумку насосы
  и книжки, поехал на встречу.
  Только велосипед забыл дома, пришлось вернуться.
  Встретились, катались, снова вернулись к Воробьевым горам.
  Подобрали пехоту, дошли до смотровой площадки, слушали
  бразильских барабанщиков. Барабанщики дали мне, однорукому,
  бубен, но я не попадал в такт и в результате мы с Яном просто
  немного поколбасились под крышесносный ритм.
  отом мы играли в футбол, я забил два гола, один в свои;
  наш вратарь Остап создал картину на песке и оберегал ее больше,
  чем ворота.
  После разошлись.
  Я отстал от Яна, медленно ехал к ним домой, смотрел, как
  выключают фонтаны на Универе, пил детский сок.
  Гипс мешает управлять великом.
  У Яна меня кормили и показывали фильм про Эминема.
  Снова охота писать стихи.
  Дома был в четыре, накачал машину, перегнал в другое место,
  грустил, устал, уснул.
  
  
  ПО ТУ СТОРОНУ СВЕТА
  
  Ты гордишься умением быть бесцветным,
  менять привычки, вставать с рассветом,
  передавать письма с ветром - это
  лишь капля твоих заслуг.
  Когда ты входишь, других выносят.
  Вместо весны наступает осень -
  если ты хочешь. В этом вопросе
  впрок только ловкость рук.
  
  ...Но она плавится под руками.
  Краски плывут и строка о камень
  бьется. Ее не поймаешь - канет.
  И ей не нужен друг...
  
  Ты раскромсаешь на половины
  свою стучащууся змеевину,
  
  и половину продашь за деньги,
  а половину - куда ты денешь?
  
  Ей все равно, какого ты цвета.
  Она - на другой половине планеты.
  
  
  *******
  О, моя Абиссиния, я почти обессилел
  и пишу темно-синим по стенам: "Прости мне..."
  Ты держи меня, Джа, и не дай мне ножа,
  чтобы жизни железную хватку разжать.
  
  ___________
  9304 ДЕНЬ.
  
  ВСТАВИЛО
  Внезапно я понял, что дома нет нигде, и то место, куда я привык возвращаться - это только квартира, от которой у меня есть ключи.
  Не знаю, то же ли с людьми.
  
  ribeirak
  2003-05-26 01:39 (link)
  Знаешь, у меня тоже самое. Хочется СВОЙ дом. Место, которое можно затачивать исключительно под себя. А на сейгодняшний день у меня есть ключи от трех квартир, но ни одна из них не является домом.
  (Reply to this) (Thread)
  
  barabaka
  2003-05-26 02:37 (link)
  Нет, Катьк, дома нет нигде и никогда больше не будет. Разве только ты
  твой единственный дом.
  (Reply to this) (Parent) (Thread)
  
  ribeirak
  2003-05-26 02:38 (link)
  Это тоже вариант. Свить свое гнездо в самом себе и больше ни на что не претендовать.
  
  CТРАННО, ЧТО ОНА МЕНЯ НЕ ПОНЯЛА.
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Василий Расков
  vasil@dr2610.spb.edu
  http://www.svistok.ru/users/Vasilko/uinfo/
  1977; г. Санкт-Петербург
  
  ...пара слов о себе ли? Она еще не родилась, но была всегда, даже когда еще не нужно было слов, чтобы понимать друг друга, она беззаботно весела и безжалостно серьезна, она вечно ищет и находит только саму себя, она заигрывает с юнцами и высмеивает умельцев, она обнимает мудрых, дерзкие обнимают ее, она ветрена и постоянна, она слишком свободна, и оттого я сделал ее своей неволей. Никто не знает, как ее зовут, ее имя - чудо.
  Обо мне ли? Но что мне сказать о себе, кроме того, что я люблю наполненность молчания больше, чем жгучие острия слов. Но обойтись без них не могу, потому что надо столько отсечь, выжечь, высказать, прежде чем сумеешь добраться до невыразимого. И что мне добавить еще к тому, что я раскачиваюсь в своей люльке, как на могучем корабле, мужественно сражаясь с грозой, которую устроил сам себе
  старенькой погремушкой.
  Я любуюсь янтарем, собираю его на взморье, раскладываю в мозаики, прячу в короба и забываю, как гудит живая смола в шершавых стволах, соединяя небо и землю. Мне бы слушать, а я все говорю, говорю. Тогда слушайте...
  
  1 [лиственный спас]
  
  туман и дым
  земля и небо тлеют
  мукой листьев
  день нехотя всплывает
  со дна
  и поднимает муть
  и крутит незаметно
  вселенная-метель
  вьюны из наших жизней
  вне времени и сна
  
  на волосок от солнца
  пролетают
  немые мысли
  тонкие следы
  на гранях воздуха
  на отсветах воды
  неосторожны духи
  души тают
  размыто птичье
  лиственное
  жгут
  
  
  2 [случится забуду]
  
  1
  Рукоять резьбою дрожит и скользит
  в холодеющих пальцах. Тает
  родного имени боль
  на губах, на клинке. Веет
  тихая ночь отточенным лезвием
  в каждой звезде уходящей.
  Пятна зари
  на рубашке моей горят
  
  2
  Отсмеялось, звонисто ссыпалось...
  Пепел... прах...
  Догорело, горьким закаменело
  Около...
  Ухожу... грезится
  точкой далекой - храм...
  А в бесконечном
  застыло и смотрит
  облако...
  
  3
  Случится - забуду,
   что грань неприступна,
  Задумчивым взглядом
   проникну сквозь вечер,
  И кто-то незримый
   взор свой потупит,
  Как будто бы мною
   был он замечен.
  Слетит осторожно,
   присядет рядом,
  Обнимет тихо
   усталые плечи
  И будет со мною
   дышать закатом,
  Пока в полутьме
   не растает вечер.
  
  
  3 [коктейль одиночества]
  
  Одна часть безразличия, одна отчаянья,
  Не помню сколько морозного воздуха,
  Расстояние -
  10 шагов или пушечный выстрел -
  Всегда по-разному
  В этом коктейле из черных ветвей
  И снега, вчерашнего, грязного,
  Главное - нараспашку,
  Перчатки дома, шапка у приятеля,
  И потягивать через соломинку фонарей
  Желтый свет, изучать внимательно
  Как пальцы начинают неметь,
  Лицо теряет чувствительность,
  Отдает понемногу запах твоих волос и медь,
  Еще и еще вдыхать каждой маленькой капелькой
  Этот мутный свет, черную ночь, и мороз,
  Выдыхать, выдыхать
  Умение вздрагивать сладко и упоительно
  От прикосновения душ в каждой точечке
  Твоего тела, ждать,
  Когда захмелеет память
  И не сможет вспомнить ни строчки
  Из поэмы, написанной ладонями и губами,
  Хотя бы ночку,
  Чтобы потом опять
  Заново сочинять
  Коктейль одиночества.
  
  
  4 [пивная пятая]
  
  ... ... ... ... ... ... ... I ... ... ... ... ... ... ...
  
  пивная пятая... жестянок мало [как медленно она пьет] опять пусто бумага изорванная, измятая
  как жизнь... пластмассовые бокалы
  дырочки выжжены... а были чувства
  и все такое оберточное, ненастоящее
  в урну души летящее
  
  
  ... ... ... ... ... ... ... II ... ... ... ... ... ... ...
  
  корка пиццы... прогоркла пеплом
  [частые маленькие глотки] меня кормит
  брезгливость, проступающая на лицах
  спадающая с рук, а я слепо
  живу внутри, обнажаю корни
  выкручен, выворочен, цепляюсь
  трещинками улыбаюсь
  
  
  ... ... ... ... ... ... ... III ... ... ... ... ... ... ...
  
  привет, подруга... дрожишь
  [и половины нет] похолодало
  чертишь хвостом увечным
  круг за кругом
  словно судьба моя смотришь устало
  неотрывно, по-человечьи и бок облез
  и порез на ухе -
  остры ножи
  у пьяной старухи смерти
  на
  держи
  
  
  ... ... ... ... ... ... ... IV ... ... ... ... ... ... ...
  
  режет глаза этот свет злое солнце, а ночью все так же... даже коварнее стала темь липнет... а раньше
  была рубашкой... надо успеть хотя бы семь на стекляшку... шкурки бананов, шкурки людей окурки, ошметки, отрепье [запрокидывает все выше] не просмотреть бы... подойду ближе скорей
  не то...
  
  
  ... ... ... ... ... ... ... V ... ... ... ... ... ... ...
  кричит что-то... ой... мне... а со мной так давно никто
  не разговаривал
  
  ох, забилось,
  мякнут ноги, испарина
  рука отнимается, виснет -
  глаза у нее! как у той, другой
  из другой, позабытой жизни
  в которой ты, та, другая, меня любила
  всю жизнь обещала ждать...
  
  [бросила и разбила, плачет
  прячет любовь распятую]
  
  надо идти... надо искать...
  пивную... пятую
  
  
  5 [смолки]
  
  север - огонь
  вязкое облако головы
  тихо в течении неба несомо
  рухнувший колокол сердца -
  в разомлевших красных степях
  мятущийся конь
  
  день не кончен
  но захлопнулась тайная дверь
  уходит на дно все глубже
  стая пугливых строчек
  и ласковый солнечный зверь
  разгадку пятен судьбы
  в сиреневом сне
  пророчит
  
  небо опухшее
  в скулу горизонта врезалось
  ранит и травит душу мне
  холодная тьма
  живого ума
  лезвие
  
  уключины треснули
  весла умчались вспять
  я - против течения
  в лодке тесной
  плыву и плыву опять
  
  ...и только...
  синие струи
  тихо чаруют
  кромешную
  бездну снов
  
  
  6 [весенка в немо]
  
  тихо, прозрачно, падает снег
  жгучими, тающими, горючими
  слезками
  выпью рюмочку
  закутаюсь крепче
  в черный шершавый плед
  бесконечности
  
  безветрие души
  безмолвие неба и его
  скомканные сонные волосы
  не подаст ни руки, ни голоса
  взгляд немного испуганный
  немного грустный
  
  тебе или мне приснилось
  что притяжение земли
  изменилось
  плоды ее так безвкусны
  и вина не терпки, не пьяны
  гармония постоянных
  нарушилась
  
  падает, падает
  расплетается, разлетается
  на цвета и на части
  на счастье
  небесное кружево
  
  минуты теперь овальные, а года
  вытянулись в прямую белую линию
  грань исчезает между никогда и всегда
  спираль скручивается в точку
  медленно падает на последнюю строчку
  выбитую как и первая
  клиньями
  ржавеет вязальная спица
  ручейки, не успев родиться
  впадают в песок
  неужели ты плачешь
  так горько, так безутешно
  тонкие паутинки роняя
  мама, милая мама
  вот увидишь
  алое - это закон сердца
  синее - это закон реки
  огонь - это река, вытекающая из сердца
  а твой океан - это слияние рек
  
  белый платочек роняешь
  больше не утираешь
  слезки
  жгучие, тающие, горючие
  еще рюмочку
  тихо... прозрачно... снег
  
  
  7 Босиком по весне
  
  Дороги, дороги, дороги и сбитые пальцы. Пыльно, муторно, блекло, заброшенный город, и люди - заброшенные, потертые, помятые, живут как из под палки, и палки-то нет, одна привычка, как будто все ждут чего-то и уже устали ждать, и ругаются даже нехотя и беззубо, да и нечем - слова износились и выцвели, и уже покрылись пылью, выставленные на полочках души на неопределенно вечно, как эти калиброванные яблоки, в которые забыли впрыснуть аромат и хруст.
  
  И тополей корявые руки так беспомощны, и трава все бьется из под жухлой листвы и палок и веток, и гари и дыма, фольги и бумаги, пластика и стекла, равнодушия и злобы - никак не выбьется...
  
  А девчонки несутся на роликах, сверкают глазами и голыми плечами! а мальчишки грохочут скейтами, горят румянцами, размахивают штанами! а карапузы в песочницах ворочают судьбами и мирами, вопят свою радость, кричат свой гнев, покоряют дворовые горы! а бабки перемывают косточки молодухам, искрят острым словцом из щербин, уж чем осталось! а мужики дышат пивом и табаком и дешевым одеколоном, разговаривают со степенностью матерными языками! а бывшие любители гоночных машинок, паровозиков, грузовиков с открывающимися дверцами и откидывающимися кузовами валяются с наслаждением под своими настоященскими тарантасами, вымазываются вдумчиво мазутами и маслами! а парни с едва прорезавшимися голосами нагло курят в лица прохожих самыми дорогими сигаретами, купленными в ларьке поштучно! а студентки выцокивают каблуками, оценивают гордо и беззастенчиво, и из сумочек, должно быть, модных, достают мобильники, прижимают к трем кольцам тремя серьгами, чтобы сказать "сегодня я не могу"! а я иду среди всего этого великолепия, сотрясаю воздух левой рукой, солнце ловлю правой!
  
  Вот пригорок годы назад развороченной трактором глины, и не росло на тебе никогда ни травинки, и цвета ты ни голубого, ни серого, ни бурого, и комья твоей бесформенности не хаотичны, не живописны, и ничего ты не ждешь, ничего не помнишь, и возник ты случайно на обочине чьей-то жизни и продлишься неопределенно вечно, ни для чего и не просто так, не бессмысленно, не со смыслом, даже дурацкого гнилого прута не забыли в тебе строители и тысячи прохожих свои окурки бросали то чуть-чуть раньше, то чуть-чуть позже, ни плевка, ни сморчка, тьфу! мимо... и откуда ты взялся в моей груди?!
  
  Южное шоссе, заброшенный дом, двери и окна, те, что у земли - заложены кирпичами, те, что у неба - играют с ветрами и птицами. Тяжеленная ржавая крышка люка аккуратно сдвинута, потому что из канализации растет деревце. Правой щекой я ловлю неутомимо радостное солнце, а левой быстро поднятый и отведенный взгляд. Ап! сорвался. Южное шоссе ударяется о трамвайные пути и оборачивается Альпийским переулком. Глинистый пригорок, развороченный трактором, раньше всех на свете этой весной усеян безногими, безлистыми жгуче желтыми мать-и-мачехами.
  
  8 [вспышки дольки]
  
  Однокомнатно...
  Ветер провожает озера
  До самого...
  А тебе
  Эта печаль знакома?
  Ворота открыты
  Глазком
  Бесключной, замочной скважины.
  Так я познал твой мир.
  А главного...
  Мы... увы...
  
  Скажи!
  Быть веруемым тобой
  Неужели так важно?
  Или можно просто
  Слагать сонеты
  И вычитать закаты
  Под псевдонимом
  "жить".
  
  Вспышки лимонной дольки,
  Свет на губах
  И только...
  Нас разделяет
  Взмах.
  
  
  9 [капельки]
  
  Am
  сохраню, донесу тебе
  Dm E
  дождь на открытых ладонях
   Am A7
  капли помнят полет ниоткуда
   Dm
  падение ниц и птиц
   F G
  они были когда-то небом
   E Am
  небо было когда-то мною
   Dm
  я прочел этот стих
   E7 Am
  на одной из его страниц
  
  
  сохраню, сберегу для тебя
  свой шепот, в котором больше
  частых крошечных поцелуев
  чем нежных слов
  они были когда-то ветром
  ветер станет однажды волей
  и споет эту песню
  распахнутой бездне снов
  
  
  сохраню, затаю для тебя
  тебя в своем сердце диком
  через черные вихри
  и красные степи пройдя
  оно было когда-то солнцем
  солнце будет всего лишь бликом
  на ладони твоей
  серебряной каплей
  дождя
  
  
  10 Дети Брахмы
  
  [мое ты]
  когда проходишь сквозь пространство вселенной, не чувствуя скорости, потому что еще не знаешь, что такое время, не чувствуя вещества и притяжения, потому что они еще не стали твоей судьбой, только отчетливый рисунок сразу всех бесчисленных звезд говорит тебе: ты летишь...
  
  [наше ты]
  я рос вместе с тобой, не по дням, а по шагам, я ел вместе с тобой из одной тарелки, я спал рядом с тобой на одной кроватке, я пускался вслед за тобой во все твои похождения; мы были неразлучны. Как мы носились с воплями по всему двору за потертым шлепающим мячом, обдирали коленки! бились подушками, хохотали до изнеможения, колесовали мух, метали непослушные ножички, жгли костры! рыдали, ненавидели, воевали, жертвовали все сокровища разом какой-нибудь
  евчонке из соседней парадной: стеклянного бесхвостого голубя, белый голыш со сверкающими на солнце крапинками, монетку из неведомой страны со всадником вместо орла!
  
  [наши ты]
  я рос не по дням, а по шагам, а ты оставался таким же маленьким человечком, ты спотыкался и падал, и с каждым днем, с каждым шагом становился все меньше. Я стал беречь тебя, я все чаще оставлял тебя дома и запирал на ключ, я в одиночку влюблялся, в одиночку стрелял, в одиночку дрался, я пропадал месяцами, а потом приходил к тебе и рассказывал обо всех чудовищах, встреченных на пути, а ты прикладывал свои ручки к моим губам, умоляя меня замолчать, ты сжимался от страха и становился все меньше. Но бывали еще дни, когда мы вспоминали свои прежние проказы, раскрашивали скучные обои радугой карандашей, резали бумагу и пускали с балкона причудливых змеев, лопали тайком по полбанки варенья, щедро оставляя повсюду сладкие следы преступленья. А однажды... я запер тебя в ящичек своего стола, чтобы с тобой, не дай Бог, ничего не случилось, накинул на плечи дорожный плащ и вернулся только следующей весной, я, твой младший брат, о, маленький человечек!
  
  [твое ты]
  младший, хотя, по правде, мы близнецы, но ты - крикнул первым, крикнул - и позвал меня, и я - крикнул следом, пискнул, тоненько, изо всех сил в твое крошечное, синеватое, еще мокрое ухо, я был меньше пылинки, меньше атома, меня почти не было, меня не было совсем, но я отозвался на твой крик... и ты услышал меня! А теперь, мой маленький старший брат, где ты? я кричу! я зову тебя! я не слышу ничего, кроме собственного крика... где ты! брат мой!... густые, холодные струи изливаются из моей груди в ненасытный зев ночи... сквозь бесконечность доносится едва уловимое эхо: де-э-эти бра-а-ахмы...
  
  [другое ты]
  ты спишь, а я разглядываю родинки на твоем теле. В такт твоему дыханию колышется плавник аквариумной рыбки, застывшей в неспешном русле ночи сторожем наших сердец. Нежный шелк, угадываю, не прикасаясь. Рука времени медленно разжимается, легкое дуновение сна обнажает на миг маленькую звездочку на груди вселенной, и в этот миг я вижу, как бесчисленные родинки на твоем теле складываются в знакомый рисунок и шепчут мне, сливаясь с твоим дыханием: ты летишь...
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Михаил Рубин
  
  Bulstok@Yahoo.com
  http://www.stihi.ru/author.html?bulstok
  http://www.fu.vitebsk.net (сайт группы ФУ)
  
  1976 г.р., г. Витебск, Беларусь, музыкант.
  Автор сборника стихов и поэм "Книжка с картинками". Публиковался в витебских и белорусских СМИ.
  
  О заполнении скобок.
  Эссе
  
   Сначала я начал писать стихи, а потом заинтересовался поэзией. Как только я понял свое предназначение, оказалось, что понимание приводит как раз к его потере: оно становится самоцелью. И вот уже пред-назначение - бред. А стихи живут помимо. Они то ли необходимы, то ли вынужденны. Любой отход от канонов трактуется либо как заумь, либо как безграмотность. Любое следование нормам лишает тебя внутреннего, никому не доступного умения цеплять слова по-особому. Задумываешься о правильности ударения, и слово перестает подчиняться. Любое упоминание о том, что у стихосложения есть правила, и этому учат, вызывает легкое(?) возмущение. Боязнь потерять то, что находит лишь слабый отклик - это ли не глупость?
   Стихи возникают тогда, когда есть много пустоты, и она требует заполнения. Графоманы свои графины, напротив, опустошают. И упиваются до полной потери чувства реальности. Для стихов также необходимо наличие некоторой доли безделья, некоторой доли неприятия внешнего мира и, как след, его несогласия с внутренним. Важно не родиться, а вообразить. Это иногда сильнее. Верить не в признание, а в то, что делаешь свое бесполезное дело достойно. Уметь израсходовать то, что переполняет, до новой пустоты (и количество таких циклов неизвестно). И в сотый раз мучиться от того, что ничего не умеешь. Потому что важен данный момент, а не вчерашнее вдохновение.
   Игра в поэтов затягивает и делается почти патологической. Это самое изысканное из вербальных нарушений. Случайная рифма вытягивает случайный смысл, непредвиденное развитие (важен не замысел!). И поди спрогнозируй, чем все закончится. Это субъективно. Но в любой мысли интересна прежде всего ее субъективность. Это потом она становится предметом обобщений. Если есть в ней что-то.
   ...Еще мне нравятся скобки. Но не многоточия: лучше пояснить, чем недосказать. Но комментарии к стихам - дело убийственное.
   А иногда кажется, что все "творчество" - пояснение собственной неустроенности. И скобка постоянно отодвигается. Но каждый всплеск " самонеповторим", а перечитывать не всегда приятно: непреодолимое желание отторгнуть часть себя навечно.
   Память коротка, непрерывной лентой лишь неизменная метафизика бытия. Все зависит лишь от оригинальности формулировки. Даже нет: от точности формулировки. От того, насколько удачно размыта филигранность. Истины не существует. Или она несущественна. Это как собственная исключительность: исключи себя, и все наладится.
   Поэт, вертящийся на своем языке и совершающий дикие пируэты. Недавно заклеивал письмо и травмировал язык острием бумаги. Потом пришла в голову нехарактерная мне метафора: так вот кровью и пишется. И капает она с языка словами...(штампы тоже были истиной - пока не начали интенсивно размножаться)
   Все это определяется лишь чутьем. Чуть дальше от истины, чуть ближе к раскрытию скобок. Раскрытию когда-то совершенного преступления... Набираю обороты и не оборачиваюсь к началу (чтобы не придать построениям излишнюю завершенность).
   Потешное развлечение. Что-то наподобие эссе (буква "с" сперва в научном, а затем в разговорном варианте "эс-сэ" палиндром, как и 22, еще и декабрь). Лишний раз в себе покопаться, убедиться в малопостижимости. Добиться временной подвижности словесных оборотов, оживиться слегка. С легкой своей руки.
   Наитие - великая вещь и большой обман. Если всегда ему подчиняться, зайти можно, а вот выйти... И отсутствие наития воспринимается трагически. А моменты просветления - лишь возможность точно сформулировать темное. Чтобы кто-то посторонний понял, что это и его опыт, и обрел ясность относительно себя.
   Постулатов может быть сколько угодно. Лишь бы их обосновать. Пресловутая " борьба добра" со злом делает первое жестоким. И зла меньше не становится.
   Итак, подытожим: сначала я начал писать стихи, а потом заинтересовался поэзией.
   А еще раньше я начал писать песни. Самый большой минус - это то, что я все их помню (раньше и стихи все помнил. Но за последние три года их количество увеличилось раз в пять, куда тут запоминать...). И жить с таким количеством неспетых песен... Песня после написания проходит еще два этапа: аранжировки и записи. А стихотворение только пишется, его ничем уже не исказишь (разве только редактором), и после написания (после "делания") оно искажается куда меньше. Оно только видится другим. Но аранжировать его не надо, а записано оно уже было. В этом смысле стихописание - вещь более благодарная. Поэт - патологоанатом. Сначала он мертвит себя самопознанием, а потом исследует окружающее, ссылаясь на свой вдохновенный труп. Медные трубы собирателей цветных металлов из похоронных оркестров. Фразы с красивыми внутренностями. Препарирование отчаяния. Все очень серьезно. Посмеемся?
   А если что-то осталось за скобками - это и есть самое важное. Вот о нем-то ничего и не скажу.
  
  22, 29.12. 2001г.
  
  
  МАНЬЯК - ПОЧТОВИК
  (поэма о внутренности)
  1
  На почте
  Прочли
  Мою корреспонденцию.
  Я слаб в юриспруденции,
  Но предъявляю иск.
  (последние писки
  моды -
  бутерброды
  без масла вниз
  и народы
  без приятных лиц).
  Мистификации:
  На плакате -
  Он, не он...
  Улыбается,
  Ничем не обделен.
  Надо же!..
  Завтра,
  На улице Правды.
  Как мы рады,
  Как мы рады...
  2
  Пером по сугробам
  Скользит моя юность,
  До самого гроба,
  Несущего в мудрость.
  Разведка доложит,
  Монетка не ляжет,
  И несколько позже
  Сорвется весь праздник.
  На почте маньяки
  Впиваются в строки,
  Намеки и знаки,
  Восторг и упреки.
  "Разборчивей строки,
  Читается плохо,
  Наводка соскочит,
  Нужен бинокль.
  К чему ему письма
  По восемь в неделю?.."
  Везет аферисту,
  Я просто балдею!
  А тут и конверты
  Такого формата...
  Мы все, интроверты,
  Сбегаем куда-то,
  В свои состоянья,
  В свои воплощенья,
  Зализывать раны.
  (Нашли развлеченье...)
  3
  Фиксируя упущенное,
  От случая к случаю.
  Набираюсь опыта
  Доставания пробок
  Из сосудов,
  Где джины,
  Аладдины,
  Ослы смешат
  Ходжу Насреддина,
  Равнение -
  На золотую середину.
  Еда - заложник аппетита,
  Армия разбита,
  Но жаждет реванша.
  Где наши,
  А где свои?
  Кого похитили?
  Где его видели:
  а) За границей
  б) Мертвым в больнице
  в) Везде
  г) Живого
  Вам слово!
  4
  Июль очень явно
  Свихнуть меня хочет
  На сексуальной почве,
  Но я не дамся.
  Поют "славься",
  На почте
  Работают серьезно,
  Допоздна:
  Корреспонденция...
  Запорол последние
  Два такта каденции.
  Разденьте,
  Усыпите,
  Не будите,
  Не убеждайте,
  Не вынуждайте
  Действовать
  Противозаконно
  И противоестественно.
  Я скромен,
  Огромен,
  И кроме этого,
  Выдержан -
  Как вино.
  (В бутылке уже не джин).
  Не бойтесь,
  До пределов
  Не раскроюсь.
  5
  Мы все, интроверты,
  Немного свихнуты,
  Резьба на конвертах
  Направлена внутрь.
  У Кая и Герды
  В мечтах не конфеты,
  Я это проведал,
  И к черту памфлеты!
  И клей на конвертах
  Зализан как рана,
  А не было света -
  Не будет подавно.
  Вся свежесть преданий,
  Расхожесть набросков,
  Два тома заданий
  Для неба в полоску.
  Приходят не те,
  Но никто не уходит
  В моем кабинете
  И в птичьем полете.
  Одна высота
  И дурные знакомства.
  Четыре листа
  И полгоризонта.
  Но клей на конвертах
  Неблагонадежен,
  Четырежды смертен
  И дважды встревожен.
  Я выполнил норму -
  По карме, по корму -
  И ждал паровоза
  У края платформы.
  И ехал, и ехал,
  Куда не хотелось.
  Вращался в потехах,
  Пока не приелось.
  6
  Противоядия,
  Два ушиба,
  Четыре ссадины,
  Мерзопакостные
  Гадины,
  Очень серьезное радио,
  Отсебятина,
  Пошлятина,
  Встречи
  В телефоне - автомате
  На закате,
  Двадцать пять
  Лет свадьбы
  Родителей,
  Права - у водителей,
  Приходите,
  Не выгоню,-
  За музыкой,
  За книгами,
  За сдвигами -
  На сексуальной почве,
  Кусальном золоте.
  Кофе -
  Плохоперемолотый,
  Чай -
  Печально-горький,
  Молоко -
  Неприлично-белое,
  Кефир -
  Отбирающий силы,
  Пирожки,
  Рожки, ножки, кошки,
  Ноша,
  Плечи.
  До встречи...
  7
  Удачная карьера,
  Измена родине
  В крупных размерах,
  Четыре ссадины,
  Два ушиба,
  На этом спасибо,
  На том завершим.
  Погрешим.
  От души,
  От сердца,
  А внутренности -
  От сутулости
  До дурости.
  Дорасти...
  Говоришь, прямолинеен?
  Наверно.
  Верю.
  Примерно - не точно.
  Сдамся досрочно,
  Ночью, в потемках,
  Негромко.
  Громко - для огласки,
  А я так и умру
  Без твоей ласки,
  В нехорошей маске.
  8
  Был здесь,
  А сам-то - тамошний,
  Вчерашний ли,
  Завтрашний,
  Но словно нездешний.
  В связи с надеждой
  Живу ожиданием.
  Без одежды.
  Не в оправдание:
  Вопреки.
  Критике,
  Нытикам,
  Практикам,
  Увидел ее с бантиками
  И аж зашелся...
  Еле нашелся,
  Еле отдышался.
  Еле...
  Вопреки...
  Крики вынужденны,
  Молчание оскорбительно,
  Прочее поучительно.
  Все вместе - мучительно.
  Помолчите,
  Говорю я!
  Горюю, ликую,
  Ставлю, рискую,
  Пламенею, и -
  Все-таки умнею.
  Вопреки...
  Умереть у реки
  Опасно для жизни.
  Без спроса
  Слезы каменеют,
  Краду себя
  У своих должников,
  У пожарников
  В теплых касках,
  Изощряясь в красках.
  Утопист-частник,
  Собиратель
  Гласных и согласных.
  Русские слова
  Латинскими буквами.
  Узнавать мир
  Расклешенными брюками
  В марте,
  Прочитанном
  На контурной карте
  Повсеместности.
  Нами движет
  Воплощенная
  Неизвестность,
  Наглядно рисуя
  Сухость поцелуя
  И беглость взгляда.
  Неладно...
  Бесплатный кров
  Для обделенных любовью,
  Ближние
  Наделены различиями
  В приближенности к Господу...
  9
  Маньяк-почтовик
  Приник
  К моим взглядам,
  К моим каракулям,
  Привык
  Дегустировать стиль,
  Содержание,
  Преступное
  Словесное недержание.
  Совет да любовь,
  Почет и уважение.
  Произошло погружение,
  Прыгают пузырьки
  Идут в окружение
  Чокнутые почтовики.
  На скрипы пластинок
  На липу картинок,
  Наложены руки
  Все опечатано,
  И неоднократно.
  Плакаты:
  Он, не он?..
  Улыбается -
  В неоне,
  В двуспальном вагоне.
  Пахнут бегонии,
  Гаснут звезды
  И козы
  Делают прогнозы
  Удоев.
  Дело молодое,
  Достоинство чести,
  Груз неизвестности
  И контурные карты
  Повсеместности,
  Поэмы,
  Украденные у времени
  И места.
  Пишут - из Витебска,
  Минска, Бреста,
  Просижено кресло
  Туманными мыслями,
  Бесчисленными
  Копаниями
  В закромах родины.
  Все, вроде бы...
  Дело за малым:
  Ищите аналоги.
  
  25(1),26.07.2000
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Александр Волков
  avv-postbox@mail.ru
  http://www.stihi.ru/author.html?alexvolkov
  1975 г.р, г.Челябинск, инженер.
  
  The Hollow Men (from T.S. Eliot)
  
  
  Mistah Kurtz - he dead
  
  A penny for the Old Guy
  
  
  I
  
  We are the hollow men
  We are the stuffed men
  Leaning together
  Headpiece filled with straw. Alas!
  Our dried voices, when
  We whisper together
  Are quiet and meaningless
  As wind in dry grass
  Or rats' feet over broken glass
  In our dry cellar
  
  Shape without form, shade without colour,
  Paralysed force, gesture without motion;
  
  Those who have crossed
  With direct eyes, to death's other Kingdom
  Remember us - if at all - not as lost
  Violent souls, but only
  As the hollow men
  The stuffed men.
  
  
  II
  
  Eyes I dare not meet in dreams
  In death's dream kingdom
  These do not appear:
  There, the eyes are
  Sunlight on a broken column
  There, is a tree swinging
  And voices are
  In the wind's singing
  More distant and more solemn
  Than a fading star.
  
  
  Let me be no nearer
  In death's dream kingdom
  Let me also wear
  Such deliberate disguises
  Rat's coat, crowskin, crossed staves
  In a field
  Behaving as the wind behaves
  No nearer -
  
  Not that final meeting
  In the twilight kingdom
  
  
  III
  
  This is the dead land
  This is the cactus land
  Here the stones images
  Are raised, here they receive
  The supplication of a dead man's hand
  Under the twinkle of a fading star.
  It is like this
  In death's other kingdom
  Waking alone
  At the hour when we are
  Trembling with tenderness
  Lips that would kiss
  Form prayers to broken stone.
  
  
  IV
  
  The eyes not here
  There are no eyes here
  In this valley of dying stars
  In this hollow valley
  This broken jaw our lost kingdoms
  
  In this last of meeting places
  We group together
  And avoid speech
  Gathered on this beach of the tumid river
  Sightless, unless
  The eyes reappear
  As the perpetual star
  Multifoliate rose
  Of death's twilight kingdom
  The hope only
  Of empty men.
  
  
  V
  
  Here we go round the prickly pear
  Prickly pear prickly pear
  Here we go round the prickly pear
  At five o'clock in the morning.
  
  Between the idea
  And the reality
  Between the motion
  And the act
  Falls the Shadow
  
  For Thine is the Kingdom
  
  Between the conception
  And the creation
  Between the emotion
  And the response
  Falls the Shadow
  
  Life is very long
  
  Between the desire
  And the spasm
  Between the potency
  And the existence
  Between the essence
  And the descent
  Falls the Shadow
  
  The Thine is the Kingdom
  For Thine is
  Life is
  For Thine is the
  
  This is the way the worlds ends
  This is the way the worlds ends
  This is the way the worlds ends
  Not with a bang but a whimper.
  
  
  
  -ПОЛЫЕ ЛЮДИ-
  (вольный перевод с англ.)
  
  Миста Куртц - он умер
  
  Подаянье для Cтарого Гая
  
  
  I
  
  Мы полые люди
  Трухой набитые туго
  Сплетаемся вместе
  А вместо извилин - солома, увы!
  И голос наш сух, если
  Шепчем совместно
  Легко и без мыслей
  Как ветер в проплешинах жухлой травы
  Или хвостики крыс меж разбитых бутылей
  В нашем погребе пыльном без плесени
  
  Образ без формы, оттенок без цвета,
  Слабая сила, неподвижные жесты;
  
  Те, кто способен
  Не отвести глаз, на пороге Загробного Мира
  Вспомнят нас - если вспомнят - но не
  Как обладателей яростных душ, а лишь
  Как полых людей
  Трухою набитых людей.
  
  
  II
  
  Поймать я взгляд пытался - в снах
  В мертвящем сонном царстве
  Но тщетно, ускользая:
  Там - те глаза
  Как солнца свет, среди развалин зданий
  Там - свою тень, как колыбель, баюкают деревья
  И голоса
  Вплетаясь в ветра пенье
  Разносятся все дальше, все торжественней. Печальней,
  Чем догоревшая звезда.
  
  
  Дайте пройти недалече
  По этому сонному царству
  Накиньте такую одежду на плечи
  От взора которая спрячет
  Крысиную шерсть, перья вороньи; ноты переплетите
  В полях
  В мелодию дуновения ветра
  Уж недалече -
  
  Эта последняя встреча
  В сумеречном царстве
  
  
  III
  
  Это - земля умерщвляющих снов
  Это - земля кактусов
  Здесь каменные идолы
  Выслушивают каменно
  Мольбы их вытесавших мертвецов
  Под блеклое мерцанье догорающей звезды
  Это место отличимо едва ли
  От Загробного Мира
  В одиночестве, вновь, пробудиться
  В то мгновенье, когда мы
  Трепещем от нежности
  Созданными для поцелуя губами
  ОсЫпать молитвами камень, разбивая его на частицы.
  
  
  IV
  
  Здесь не увидеть взгляда
  Здесь не увидеть взглядов
  В этой долине догорающих звезд
  В этой пустынной долине
  С извилистым входом в расселину наших пропавших миров
  
  В этом последнем месте для встречи
  Мы собираемся вместе
  На камни мы льем свои речи
  Что набраны нами из заводи бурно несущейся речки
  Слепо, пока
  Нам не явится взгляд
  Как вечно сияющая звезда
  Многолепестковая роза
  Загробного мрачного мира
  Единственная надежда
  Пустотелых людей.
  
  
  V
  
  Здесь мы блуждаем - кактусы
  Кактусы, кактусы
  Здесь мы блуждаем - кактусы
  В пять часов утра
  
  Меж намерением
  И воплощением
  Между действием
  И движением
  Простирается Тень
  
  Ибо сие есмь Царство Твое
  
  От постижения
  К сотворению
  От переживаний
  К сопереживанию
  Простирается Тень
  
  Жизнь очень длинна
  
  От вожделения
  До оргазма
  От возможного
  До действительного
  От явного
  До размытого
  Простирается Тень
  
  Ибо сие есмь Царство Твое
  Ибо сие
  Жизнь
  Ибо сие есмь
  
  Вот так и наступит конец света
  Вот так и наступит конец света
  Вот так и наступит конец света
  Не взрывом, а - пшиком.
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Елена Харченко
  ot_divan@pisem.net
  http://www.stihi.ru/author.html?helena
  г. Владивосток
  1978 г.р.
  
  Самая малость незначительного
  
  а помнишь ловили бабочек
  сажали в стеклянные баночки
  а они-то глупенькие все умирать не хотели
  помнишь ложь ложками ели
  и знали наверняка где кончается день
  мне и сейчас кажется
  что все происходит сначала
  и кто-то нас ловит сачками
  черпает до дна нашу карму
  и прижимает
   стеклом
   нерастраченных
   дней
  мамочка, помнишь, как......
  
  ....но мама рыла яму
  
  и все это только азбука
  для самых старших людей
  
  
  Вяло тлеющее одиночество (совместно с Александром Тагаевым)
  
  
  Море вы
   вы
   вы
   высохло
  от
  пере
   пере
   до
   до
   до
   дозировки соли,
  утопленниками заискрились глубины
  стали такие безумно нагие
  и увлекли за собой на гибель
  шелестом высохших пен
  до кривизны утонченных танцовщиц,
  копирующих свое отражение
  сумасшедшим вихрем вен
  
   Д и а г н о з "вяло тлеющее одиночество"
  
   прильнув присосками извилин
   к безумным танцам в руннах песка.
   был изрублен раздавлен измолот глазами,
   похожими на вялые груди
   потасканной девственницы
   а так же на пальцев груды
   за которые можно повеситься
   или хотя бы расплющить в пепельнице
   безнадежно увязло в зыбучих руинах бессознательное.
   остатками повседневности касаюсь извилистых тел.
   кожа тонка холодна но упруга,
   как выключенный утюг.
   А по утрам гаснут руки и реки.
   как бычки в зеркало вдавленные
   мои незнакомки,
   покрываются кухонным цветом
   и живут, как и прежде, в квадратах,
   нарисованных безумным художником
   по имени Alt Enter,
   мысль которого услышит
   только глухой,
   равнодушный к мирской суете
  
  Д и а г н о з "смерть с летальным исходом"
  
  все это сжимается в точку
  и кровь уже течет чисто механически - без эмоций.
  абсурдность бытия вылезает наружу,
  край неба становится ближе.
  и жду, когда в следующий раз под утро
  танцовщицы белого танца
  куропаткой моей кармы
  бросятся на иглы инея.
  и брызгами мозга в масштабе брачных уз
  навалятся на тело липким страхом
  
   Д и а г н о з "обратнопропорциональность к бытию"
  
   Да! город несимметричен,
   Но каждый раз по-другому
   мне мнится хруст динамических пятен
   В последнее время он становится так истеричен
   И похож на гибель таракана
   В железнодорожном полотне
   О! этот хохот железных вмятин
   И с каждой секундой белей и приторней
   Рублями снегов на равнинах
  запах грядущего
  .
  Посвящается Айрис
  
  и воскресение последний день
  перед утопией "я все начну сначала"
  ты знаешь все, про чтоб я ни молчала,
  про то, что мои мысли набекрень.
  мы помним сны, но делаемся чище
  и мусор душ не продаем в интим
  за бледность тел луну благодарим
  и наконец-то говорим потише
  что будем жить.
  
  А суицид не в моде
  и небо набирает высоту,
  твои ладони режут пустоту
  и с каждым днем становится свободней
  но я слаба, мне это чересчур,
  ....ты знаешь все
  я как всегда молчу
  
  
  Темно
  
  смою с мая
  свою память
  тебе легче,
  а мне останется знать, что ты есть
  меня это лечит
  
  Господи, остановись!
  спасивынеси
  отсюда меня
  Господи
  мне так страшно его променять
  на безумность столиц
  на беззубость ста лиц
  
  мне бы жить в Праге
  пить пенную брагу
  и светлое чешское
  носить чешки
  и безрукавки
  читать Кафку
  
  но в моем неразношенном сердце
  уже не осталось места,
  в твоем червивом
  есть Дама червей
  и контрацептивы
  из кожи и жести
  чтоб без проблем после
  чтоб даже в голодное время
  было не так постно
  
  и мне без тебя подохнуть в столичных капризах
  рассыпаться в хлам, спать вечно в приемных покоях
  и быть наблюдателем мира сквозь пыльную призму,
  шить легкие платья для зим, весьма странного кроя
  
  ну что ж, моя радость, пой!
  в моих глазах
  звезд передоз
  в моей душе
  сплошной перегной
  лей, мою жизнь, лелей
  мы станем жить насквозь
  мы будем жить веселей
  к черту все то, что сбылось
  пей, моя радость, пей......
  
  
  Сплошное г
  
  Город -
  горы гари
  горло гложет гордость
  густые годы горят, гаснут
  гриву гребешком гладко
  гриндерсы грубые -
  гравий грохочет глухо,
  гонорар греет,
  где б гульнуть?
  Гранд-кафе!
  - Гарсон! Горькой графин! Галопом!.........
  .............гривна? Грабеж!
  Глушим гранеными граммами горе.
  гремят гитарой гопники,
  ганджубасом голландским грузятся, гонят,
  громче грома гогот
  - Граждане, голова гудит, гааааадыыыы!......
  
  
  Город -
  грозди глаз
  ........грудь голенькую губами грей, глупенький...............
  ............глазки горят............громче.....грубее...............глууууубже..............
  Город -
  гробы грешников
  гляди же, Господи!
  грандиозный голод грядет!
  Генералы гарцуют гордо:
  - Геморрой, говоришь? Годен!
  - Гомик? Годится!
  
  Господи, говорят, гении гниют гораздо глубже гениальнейших гамм грозы...
  
  
  Х
  
  -Х-
   олодный кофе, горячее пиво
   диоптрии слез на минус четыре
   городу утром очень паршиво
   город с похмелья чертит пунктиры
   между мартом и моим домом.
   я застреваю в гудках телефонных
   между матом и нежным словом.
   все, нахлебалась по горло духовным
  
   под кожей в рулон съежилось сердце
   замерло, глупое, хочет согреться
  
  -Х-
   иросиму волос* в африканские дреды
   а лучше под скос и до обеда
   пропалывать мысли о "нужно" и "должно".
   сняв с себя слой гуттаперчевой кожи,
   я растворяюсь доверчивой кошкой
   в твоих вечных "хватит, малыш, все нормально"
   на сцене, где каждый до треска крахмальный
   где голодают не против, а с пользой
   где маршируют на месте и с краю
   и я замерзаю в естественной позе -
   вечный урод в кругу новых правил
  _________________
  * (с) P.U.S.
  
  
  Снятие мерок
  
  она крошит
  слоеное одиновшество
  ветвистыми пальцами
  без заусенчатых листьев -
  должно быть, за домом зима.
  
  иногда одновременно не хочется
  ни множества звуков,
  ни глухоты от рожденья,
  я выхожу в окно и думаю:
  что бывает, после того, как взлетишь.
  но асфальт слишком мягкий,
  а падая в небо, можно убиться.
  
  и почему птицы ходят, как люди?
  а солнце всегда начиналось с востока?
  почему все линии до сих пор взрываются в одной точке?
  может быть, от восторга?
  
  будет попроще,
  но только не с нами
  солнце полощет
  желтое знамя
  в море из синего цвета
  значит, на стыке будет зеленый -
  разрешено движение прямо,
  разрешено шевеленье губами,
  но только в два слова,
  и только в полсилы -
  этого хватит, чтоб позвонить,
  но я выбираю пять шагов до окна,
  чтоб доконать
  пересоленный вечер -
  стильный
  в японских тонах
  
  на завтрак будящий зудильник
  телефонных позвонков
  
  - ты готов?
  - как всегда
  - слышал - под окнами град?
  - как всегда
  - будем "в себя" играть?
  - ... как ... все.да...
  
  
  Двери
  
  Все будет тихо, безумно и мило
  ты будешь облаком плюхаться мимо
  я буду пить аллергию из лужиц
  и аспирин из ладоней послушниц
  Все будет громко, бездарно и ярко
  ты будешь самым чудесным подарком
  я буду часто носить тебе детство
  солнце в пилюлях и спать по соседству
  
  Кутаясь в шубку из синего зверя
  буду стеречь твои крепкие двери
  ты будешь в окна входить по привычке
  и экономить на соли и спичках
  
  Так пройдет 243 года
  ты станешь сморщенным мудрым уродом
  я превращусь в красивую тумбу
  чтоб ты, взобравшись, смог выключить тумблер
  
  -----
  
  Так жили мы в полутемном рояле
  этого мира хватило едва ли
  чтоб вперемешку с соленым Басе
  невыносимо вынести все.
  
  
  
  Твердая форма
  
  ну все!
  тоска
  потрескалась
  я самоотрекаюсь
  я потемнела
  мне похмелело
  сегодня
  ночь
  плюшевая
  сморщенная
  сплющенная
  
  завтра
  пьяное
  пятое
  утро,
  разбитая утварь,
  утрированная
  дурь
  очередного дня,
  потом мой любимый вечер -
  хреновая сказочка
  про сердце в клеточку.
  
  Ах, моя милая деточка,
  если б Вы только знали,
  какие сутулые смуглые
  плечи печали,
  как Ваши запястья
  пахнут заученной страстью,
  КАК вдребезги
  мы отзвучали,
  тельца
  измочалив.
  
  
  ну, расскажи,
  почему каждый вечер
  ты называешь вечным,
  и облака облекаешь
  в запах чесночный...?
   впрочем...
   мне все равно...
   я застряла
   в жутких
   густых
   промежутках
   между началом
   и теми,
   кто не сбылся,
   покончив с собой.
  
  и мой вой,
  и моя боль
  к тебе
  поцелуями,
  ранами драными,
  в височные доли
  поровну!
  
  И взорвалось!
  
  /не слышу/
  
  Вздор!
   Брось!
  
  /громче!/
  
  в глаз!
   в бровь!
  /н е с л ы ш у!/
  
  зябкой морзянкой
   Л-Ю-Б-О-В-Ь
  
  тише, мой мальчик, тише,
  это всего лишь плоть
  и куча назойливых норм.
  
  мой лохматый, потасканный гений
  вскроет однажды вены
  на переплете мягком
  твоих очень твердых форм.
  
  
  Входящие
  
  погода хохочет, как дура, да так громогласно
  а знаешь, мой бог большой мастак издеваться
  и думаю, что я уже на всю жизнь согласна
  сидеть на цепи, отгрызая палец за пальцем
  
  и я научилась завязывать бантиком губки,
  шнурки и рассчитывать все выходные по графику
  чуть не забыла, вены сейчас, как больничные трубки
  пусти по ним спирт, и кажется, выживу нафиг я
  
  а в моде сегодня такие гладкие девочки
  и чтоб непременно купюры шли в тон чистым взглядикам
  ну и конечно же, узкие, белые косточки
  и стильная сеть со звучным названием blyady.com
  
  а мир режет вены спьяна, а миру все по херу
  послушай, а звезды сегодня дьявольски карие
  и вот что еще, непременно купи фотокамеру
  чтоб наконец-то запомнить, как сдохну от гари я
  
  
  Мимо
  
  мой мир - дорога мимо тебя
  здесь сирень пахнет
  спиртом и молоком
  и вязко веснеет
  под каждым окном
  в упрек лютому лету
  
  здесь фонари
  выключают жизнь,
  луна цвета пива
  с привкусом лжи,
  и мятных людей полно
  они бы тебя порадовали
  хотя это странно,
  не правда ли?
  
  но снаружи так весело
  по щенячьи
  и даже щемяще
  
  а здесь мыслей месиво
  да так неуместно
  и не увесисто
  небо
  я живу
  мимо
  тебя
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Алексей Ляпин
  kot@katter.ru
  http://katter.ru
  http://stihi.ru/author.html?alex-rf
  Имел неосторожность научиться писать. С тех пор и пишу.
  
  [Камера Обскура (Конец фильма)]
  
  Кричать и пялиться в пустоту, просыпаясь...ночью?
  
  Ночью, всегда ночью, и никогда - днем
  Натыкаться на призраки предметов,
  вдруг разом оживших и заплясавших
  в безумном хороводе, ставших вдруг
  холодными и чужими, враз обзаведшихся
  сотней острых углов и выступов
  Лелеять надежду, жить надеждой, сделать
  свою жизнь надеждой, но не сделать
  надежду жизнью
  Слышать каждую ноту в музыке дождя,
  любить птиц, так искренне - за их голоса,
  узнавать людей по рукопожатию
  И умереть
  Умереть, потому что так не живут
  Умереть, потому что жизнь и смерть
  едины в своей пустоте
  Жить, неся жизнь, и умереть, неся смерть
  на кончиках пальцев
  Последними ощущениями - звуком выстрела,
  запахом порохового дыма и липкой,
  сладкой влагой крови запечатлеть мир
  на последней странице своего блокнота
  
  Молчать и пялиться в пустоту, просыпаясь...
  
  
  [Поняв тщетность своих попыток...]
  
  Поняв тщетность своих попыток
  Рассказывать друзьям, что передумал
  Что не стоит овчинка выделки
  И как много девушек прекрасных
  
  Потом жениться
  Не по любви, не по расчету, а так -
  Потому что надо
  Потому что так принято
  
  Обзавестись квартирой, машиной, дачей
  Ездить в отпуск туда, где тепло
  Нарожать детей, найти вторую работу
  Чтобы на все это хватало средств
  
  В конце концов, махнуть рукой
  На несбывшиеся надежды
  Перестать прятать ее фотографию от жены
  И уже больше не любоваться ею тайком
  
  Достойно встретить внуков
  Отодвигая наступающую старость заботами
  Говорить "какие наши годы!"
  И умеренно выпивать по праздникам
  Изредка приглашая друзей
  
  Пройти по своей дорожке до конца
  Заботясь о том, что будет
  И не вспоминая о том, что было -
  Какая разница...
  
  
  [Движение к лучшему]
  
  ...Спускающийся по лестнице прислушивается
  к собственным шагам,
  но ступени молчат -
  бетон не помнит рук, создавших его
  ...Он пожимает плечами,
  словно удивляясь собственной мысли
  Если бы у него были дети,
  он бы не прислушивался к своим шагам
  Если бы у него была жена,
  он бы не ощущал своего дыхания
  Если бы у него были друзья,
  он бы не чувтвовал биения своего сердца
  ...Он пожимает плечами,
  зная, что на него никто не смотрит
  ...Почему у него нет камина?
  Почему люди перестали делать камины?
  Можно было бы сидеть в мягком кресле
  и смотреть на огонь
  А рядом бы лежал верный пес
  и тоже смотрел на огонь,
  иногда косясь на хозяина
  ...Эхо шагов затихает,
  унося с собой частицу "бы"
  и внезапно становится легко -
  ничего и никого нет
  И не надо
  
  
  [Его зеркала...]
  
  Его зеркала видели отражения
  уже стольких женщин,
  что перестали удивляться
  Его кровать охрипла от скрипа
  и оглохла от стонов
  Этот паркет помнит прикосновения
  не одной пары прелестых ножек
  (и не только - у хозяина богатая фантазия)
  Как много воды утекло в купальне,
  и вода кипела от жара горячих ласк
  Сколько раз эти двери хлопали,
  передавая разочарование,
  постигшее очередную жертву
  Их шаги по дорожкам сада
  удалялись и удалялись
  Их было много
  Никто из них не вернулся...
  
  
  [Первенец]
  
  Когда ты разденешься, я вдруг пойму,
  что твоя фигура
  пока не претерпела никаких изменений
  И еще, что ты стала дурой
  слегка преждевременно
  
  Но это правильно, это в порядке вещей -
  ты заботишься о нашем первенце
  А я забочусь о тебе, душою всей
  предвосхищая все, что увижу в его лице
  
  Ты капризничаешь и посылаешь меня в магазин
  а потом плачешь из-за того, что я ушел
  Я возвращаюсь, с трудом найдя апельсины
  но ты их уже не хочешь, ты по-прежнему плачешь
  а я обнимаю тебя и говорю
  что все хорошо
  
  Но все это пустяки и ерунда, по сравнению
  с тем, что начнется потом
  Потом мы будем спать еще меньше и
  не будет времени просто поваляться в ванне
  Но разве это важно? Мыслью этой, как кнутом
  погоняю себя по дороге к счастливому наказанию
  
  
  [Провести по щеке рукой...]
  
  Провести по щеке рукой
  (Потихоньку, стараясь не разбудить)
  Соблазнясь видом бархатистой кожи
  
  Тупо улыбаться, мысленно витая
  где-то очень далеко
  Строить планы на будущее
  И сразу же их забывать
  
  Потом, очнувшись, пойти на кухню
  варить кофе
  Разбудить тебя его терпким ароматом
  (Того не желая, но...)
  Выпить с тобой по чашечке
  Засмеяться, встретившись взглядом...
  ..........................................................
  
  Влюбленные - они как дети
  Играют друг другом
  Лишь бы не надоело...
  
  
  [Меж двух прямых..].
  
  меж двух прямых
  лежит плоскость
  шуток
  неразрешенных вопросов
  поездов и откосов
  газетных уток
  несносный
  к чертовой матери!
  ритм жизни
  капризы
  тянут уголки рта вниз
  держись
  если не хочешь упасть
  
  скользко
  дорожки кривые
  и ветер
  бьет, встретив
  нещадно
  губной помадой
  лицо
  "я его любил"
  "я его любила"
  шум колес
  ну конечно, все было
  и поезда и колеса
  мы видели все
  но откоса...
  за ним лежит пропасть
  и мы - две прямые...
  
  ...сдавайте, родные
  решили - тридцатка с носа...
  
  
  [клочки]
  
  -сердце, лежащее в чашечке петри
  так беззащитно...
  давай хоть что-нибудь сделаем...
  -что? прочитаем молитву?
  напишем реквием?
  заставим каретой стать тыкву?..
  -вечно ты шьешь белой ниткой
  используй наперсток...
  -и так все небо истыкано
  изрезано кометами-бритвами...
  -голова как придаток, отросток
  а столько еще нерешенных вопросов...
  -это - приемы самозащиты
  самозабвения
  если угодно, то само-нападения...
  -гордиться собственной тенью...
  -инструмент, под названием цитра...
  -полстакана муки, воды поллитра...
  -тропический зной, естественно
  порождает жажду...
  
  скажи, ты действительно думаешь, все важно?
  
  
  [Placebo ]
  
  языки пламени руки, ласкаясь, лизали
  согревали околпаченные розы, таяли
  причудливыми насекомыми, эдакими крестоносиками
  прятались за Образами-образАми
  что-то виделось, чье-то лицо проступало в пламени
  
  "что ты делаешь?
  нельзя ходить с нервами нараспашку
  постыдился бы
  надел хотя бы смирительную рубашку"
  
  провокационными выстрелами
  глаз темных раскосых
  что-то в ней манило
  маскируясь вечным вопросом
  
  солнце внутри, взыграв, пульсировало вместе с кровью
  позволяло любить
  и немного побыть собою
  потом было больно
  душило сознание душу
  сердце прыгало по карманам
  просясь наружу
  я выпивал ночь стаканами
  глотая по каплям стужу
  
  "учитывай разницу в возрасте, воспитании, происхождении
  не делай лишних движений
  обращай внимание хотя бы на корешки книг
  запоминай названия
  не замечай карманных фиг
  и все будет нормально
  и главное -
  части
  речи, тела, лица
  не меняй местами"
  
  сердце и душу
  мы поместили в бумажник
  там были мосты, портреты и крепости
  твое фото - как стражник
  надежно, удобно
  всегда под рукой в час расплаты
  "-что это?! слезы??"
  -вода из-под крана капает
  
  выдержу ли я расставание
  что можно сделать
  с кривым отражением камнем
  уже
  кто-то простился с нами
  помянем?
  
  ловлю осколки солнечных зайчиков
  заклинаю их в блестки
  дискотечной шарады
  много ли надо для счастья?
  да, очень много надо
  
  
  [Город]
  
  Ночные бабочки
  Трамвайные переклички
  Посмотрите, сейчас вылетит птичка!
  Репортер удивленно смотрит в камеру
  Все замерло
  Только ветер гуляет по набережной
  Треплет небрежно деревья за щечки
  Согревает их почки
  ...не хватает весны...
  и снова
  засыпает город
  и гаснут спички
  замолкли трамваи
  светофор мигает
  желтым
  глазом
  по-птичьи
  
  
  [Свидание]
  
  "я не пью, не курю
  и не делаю больше ошибок
  свои мысли пишу
  на сверкающем золоте рыбок
  я не вечен!
  НЕ ВЕЧЕН...НЕ ВЕЧЕН...НЕ ВЕЧЕН..."
  
  ...он не дожил каких-то полжизни
  до нашей с ним встречи...
  
  
  [Неудачное письмо]
  
  "Все"
  и больше ни строчки
  забыл написать "Поздравляю..."
  "Люблю... Желаю..."
  праздник
  уже очень скоро
  надо купить подарок
  приятную глупость
  неважно, что после
  лучше чем никогда
  может, настроить гитару?
  вечером выдоить песню
  из крох собрать по сусекам
  горланить в пустой квартире
  допив прошлогодний "Мартини"
  все равно все соседи уедут
  в отпуск
  я падаю в пропасть
  help!
  (в меню равняется "Справка")
  help!!
  (так люди садятся на "травку")
  help!!!
  ...................................
  "да, все хорошо, как обычно
  приеду немного позже
  о чем ты? какая личная?
  меня? ничего не гложет..."
  
  
  [Упасть]
  
  упасть
  на миг озаряя и согревая
  весь мир
  освещая все небо
  на миг
  осознав безмятежность полета
  и сон
  что казался порой бесконечным
  откинуть
  как лишний балласт
  
  сиянием глаз
  и щекой прикоснувшись
  к любимым
  отказавшись от прав
  на потом
  освещая все небо
  на миг
  озаряя и согревая
  весь мир
  упасть...
  
  
  [...Так и сказал...(Рассказ) (для ита)]
  
  ...так и сказала, и чуть повела плечом
  
  ...так и сказал, улыбнулся, налил еще
  
  ...так и сказала, новую пачку достав
  
  ...так и сказал, про себя досчитав до ста
  
  ...так и сказала, нахмурившись и закурив
  
  ...так и сказал, рассмеялся и вдруг затих
  
  ...так и сказала, пуская табачный дым
  
  ...так и сказал, хриплым голосом, как больным
  
  ...так и сказала, слегка пригубив вино
  
  ...так и сказал, и, не глядя, вышел в окно
  
  
  [Как оно было]
  
  Обвившись вокруг ствола, свешиваюсь вниз сквозь листву
  Знал бы того, кто придумал мой облик, наверное, придушил бы,
  но иногда удобно
  Гляжу на парочку, резвящуюся под деревом
  Разгуливают голышом - совсем стыд потеряли,
  впрочем, они его и не имели никогда
  Зато есть над чем поработать
  Ишь, инстинкты шалят - целый день так
  С короткими перерывами на еду, сон и тому подобное
  И ЭТО, милые мои, называется раем...
  
  Яблочков чтоль покушать - розовенькие, аппетитные,
  забыл, как сорт называется
  Когда они прервутся, надо будет предложить даме,
  все-таки кто-то должен быть джентельменом,
  а не похотливым кобелем с куриными мозгами...
  Прости, Господи, но странны дела твои
  А что если во-он ту веточку раскачать?
  Ага, ага...раз, два, три...получил? Ха!
  Вокруг себя тоже иногда поглядывать надо
  Пару минут отдохнет
  Ну что, милая, хочешь витаминчиков?
  Бери, бери, пока дают. Правда вкусно? Сразу бы так...
  Прости, но я поползу, а то очухается ведь - мало ли что...
  
  
  [Радость пробуждения]
  
  И вот рассвет...
  Будильник, голосом придушенной пираньи
  Мне возвестил, что время выползать
  Из теплоты постели. И свой зад
  Перемещать к служебным помещеньям
  (Я думаю, что это его мщенье
  За тяжкий труд...
  А может, просто бред)
  
  И слышно, как сосед
  В синхронности со мною прерывает
  Морзянку, голосящую под ухом
  Наверное, мы с ним близки по духу
  И в ванной комнате
  У нас синхронно льется с ним вода
  И даже иногда
  Журчит клозет
  
  Мда...Все же в жизни нет
  Минут, что были бы мутнее и противней
  Что были б столь невыносимо гадки
  Положим, что с прекрасною мулаткой
  Вы в неге мысленной... И тут вставать
  Приходится, на три-четыре-пять!..
  А как иначе?
  Мне б продолжить тет-а-тет
  
  Но все, привет -
  Уже бежишь, все время забывая
  Ключи, часы, билетики трамвая
  Бумажники, себе же намекая
  Что в жизни счастья нет...
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Александр Павлов
  benesch@freemail.ru
  http://a-pavlov.by.ru
  http://stihi.ru/author.html?benesch
  http://termitnik.tnps.net:8101/cgi-bin/autors.cgi?a_log=benesch
  http://www.stihija.ru/cgi-bin/search.pl?by=author&data=Александр%20Павлов&order=id
  Пол: паркетный.
  Дата рождения: неизвестна.
  Место рождения: Москва.
  Местонахождение: интернет (в реале обнаружить не удалось).
  Воинская обязанность: не обязан.
  Семейное положение: не положен.
  Дети: стихи и проза.
  Специальность: человек-пространство.
  Краткая биография: родился, жил, любил, умер, обнаружен в интернете.
  
  
  Цикл "Абсурдная философия"
  
  
   "Мысли"
  
  Левобережная женщина с правобережным акцентом зашла в небо и увидела истину. Истина была мокрая и напоминала новорожденного слоненка. Слоненок был зеленый и красивый, но с двумя ногами, напоминающими страусиные крылья. Крылья были такого же серебристого цвета, как холодильник производства фирмы... Фирма похожа на ширму, только подложные документы должны быть более высокого качества. Качество стоит не более 50000 долларов. Доллары стоят чуть меньше, чем иррациональное мышление, но значительно меньше, чем рациональное. Рациональное путешествие в небытие гораздо важнее какой-то аквариумной рыбки. Рыбка вошла в трамвай и превратилась в бабочку. Бабочка - это та же женщина с замашками бульдозера. Бульдозер - это как свитер, но гораздо важнее. Важнее любви может быть только смерть. Смерть - это тоже важно. Важно быть, но не быть важнее. Важнее важного важность важности. Важности тоже бывают разные. Разные бывают и деревья и звезды. Звезды - это квадратные батончики землистого цвета. Цвет никогда не делится ни с кем и ничем. Ничем нельзя есть, но можно думать. Думать лучше, чем мыслить. Мыслить можно не только мыслями, но и мыслительными процессами. Процесс бывает ярче, чем бетонные стены. Стены очень банальны. Банальнее банальности может быть только банальность обыденности. Обыденность иногда важнее движения. Движение не так актуально, как лень. Лень не просто двигатель прогресса, но и одна из составляющих пива. Пиво - это мир в бутылке. Бутылки бывают разноцветные, а бывают и с разной начинкой. Начинка похожа на сущность и похожа на воздух. Воздух вдоль эстакады содержит гораздо меньше микробов, чем микробы содержат воздуха. Воздуха не бывает много - его иногда не бывает. Бывает, высокие мужчины сворачиваются в клубок. Клубка ниток вполне достаточно, чтобы сплести хорошую интригу. Интрига на бумаге называется бестселлер, а без бумаги - происками недоброжелателей. Недоброжелатели бывают с хорошим зрением, а бывают слепые. Слепые гораздо скучнее, чем полет на Марс. Марс - это древнеримский бог войны с красной физиономией. Физиономия - кусочек личности. Личность сороконожки почти невозможно установить даже с помощью "детектора лжи". Ложь как красивая витрина магазина среди бомжей правдолюбов. Правдолюбы, похожие на радугу, плавали на поверхности болота. Болото - это борода зеленого цвета, прикрывающая поверхность тухлой воды. Вода просачивалась сквозь пространство и туманными мыслями оседала на безликие лики прохожих фигур. Фигуры прохожих похожи на прохожих похожих. Похожие на маятник шагов, с места на место, перемещались огрызки солнечных зайчиков. Зайчики - это кенгуру с длинными ушами и маленьким ростом. Рост обусловлен питанием и воспитанием. Воспитание никогда не бывает лишним, как и правильным. Правильным может быть все, кроме прочего. Прочее показывают во время рекламной паузы. Пауза это когда уже началось, но передумало, потом опять передумало и началось. Началось повальное увлечение самолечением, самокопанием, самозакапыванием и ночными вылазками за водкой. Водка необходима для склеивания основ снов. Сны, как и слова, прячутся от зубной щетки во рту. Рот - это сложное многофункциональное устройство, которое отсутствует у ветра. Ветер является вибрацией воздуха, вырвавшейся на свободу из наших легких. Легкие иногда бывают тяжелыми. Тяжелые будни не всегда серые. Серая, страдающая водянкой туча навевает безысходную тоску по светлому будущему. Будущее - это лишь дежавю. Дежавю - всего лишь забытое воспоминание о том, что будет. Будет чудо на левобережье. Левобережная женщина с правобережным акцентом зайдет в небо и увидит истину...
  
  
  "Живущий осенью"
  
  Живущий осенью знает свое место среди других. Протекая в себя, он пытается говорить, но ему не верят идущие с утра на работу. Ему верят стоящие рядом. Пусть текут уставшие мысли в ведро тела. Плоть не так чувствительна, как пространство. Говорить можно словами и словами, но думать можно только словами. Хотя слова не значат ничего, кроме. В этом смысл ночного разговора утопающего в пьяном угаре. И идя в очередную тему бахвальства, вспоминается истина, топчется истина - живет угар. Дожидается утра и дышит перегаром. Но истина входит в плоть истерзанного сознания и рвет сон совести. Идет дальше, разрушая целостность и нужную пропорцию водки на грамм веры в светлое завтра. Хотя живущий осенью далек от понимания процесса познания совести через истину небытия, но ничто спиртное ему не чуждо. Не чуждо ему и прочее бессловесное то, что остается за гранью понятия о сущем. Да и сущее ему до... Главное, чтобы каждый занимался своим ненужным никому делом и жил осенью, а также в другие календарные даты, связанные со смыслом никчемной жизни. Это то главное в ходе истории, что заставляет верить в ее бесконечное извращенное будущее, а также вариации смысла. К тому же живущий осенью не курит натощак (он вообще не курит). Он верит предупреждениям Минздрава о том, что лошадь можно убить каплей никотина. Он не хочет убивать лошадей, да и никотин ему также чужд, как и отсутствие наличия пива. Отсутствие наличия адекватно наличию отсутствия... и вообще при таком раскладе живущий осенью грустит о безвозвратно утерянном прошлом и о пиве, конечно, тоже. Молодежь выбирает Пепси, а старость пытается вернуть славное прошлое. Два, помноженное на пятнадцать, равно двум бутылкам. Пятьдесят, помноженное на два, равно тем же двум бутылкам, но только на этикетках больше непонятных букв. Смысл бытия ясен познавшим разницу. Живущий осенью не любит познавать разницу - он любит искать смысл бытия. Бытие живет в нем как что-то неотвратимое и порочное. Порок настолько же ужасен, как и его отсутствие. Всякий живущий в теле пытается обрести свободу. Всякий живущий вне пытается обрести чье-нибудь тело и наслаждаться им до осознания наличия отсутствия души или до тех пор, пока не надоест. Надоедает быстро и качественно, но не всегда тело. Иногда бывает и хуже. Но он, тем не менее, живет. Живет осенью.
  
  
  "Зверь"
  
   Небо двигалось вдоль стрелки горизонта. Будничная сторона гнетущего дня дожевывала последние часы. Лето замерло перед очередным скачком в будущее. Шаги проходящих мимо мыслей сливались со скрипом мозговых клеток и всплесками сознания орошали песок лысеющей головы. Взгляд грузным туманом окутал очередное тело. Неуверенно сполз вниз, растекаясь по поверхности пяток. Башмаки отстукивали степ по химическому составу поверхности и секундными интервалами таяли в пространстве. Эхо, спотыкаясь, семенило следом, раздвигая бетонные заросли. Фонари одинокими спичками полыхали на фоне уснувшей перспективы. Пересекая точку направления, черный кенгуру-недоросток, замаскировавшийся под субъект кошачьего семейства, делал прыжковые телодвижения от. Ветер надулся и молчал. Листатые палки деревьев предостерегающе хлестали по форме лица. Что-то случилось. Что-то недавно произошло... Усталые редеющие тела перестали пульсировать согласно просчитанной траектории. Зрачки изменили диафрагму, веки устало щелкнули, и образы, расколотые на пиксели, умерли в глубинах каталога памяти. Город судорожно дернулся и сомкнул пасть. Дома, изъеденные кариесом полыхающих окон, заскрежетали разболтанными створками дверей, повергая кусок биосферы в свое бездонное чрево. Время кончилось. Лишь тихое урчание сытого зверя одинокой пробегающей машиной напоминало о том, что недавно произошло... что давно случилось...
  
  
  "Праздник"
  
  Дайте мне под зад неуловимым движением праздника! Иначе уснувшая демагогия сожрет мою радостную эмоцию на корню и, найдя свои бурнократические ощущения слишком парадоксальными, я умру на фоне понедельника. Дайте мне понедельника! Дайте мне возможность дышать! Дайте мне жить в унитазе! Не заставляйте меня принять рабочее свойство парадоксальности. Какая может быть парадоксальность при движении в сторону унитаза? Какая может быть жизнь при его отсутствии? Он необходим как воздух! Воздух -лишь помеха при движении. Работа - лишь подспудное качество движения! Дайте... дайте... дайте... Вот он уже маячит на горизонте недостижимым светлым пятном моей жизни. Вот он уже сливается с реальностью моего бытия. Вот он! Падаю стайером, из последних сил преодолевшим финишную черту, разбивая вдребезги колени. Задыхаюсь, сжимаюсь в комок из нервов и плоти... пауза... еще мгновение... взрыв! Праздник фонтаном рвется наружу, раздирая и выворачивая мою измученную сущность судорогами воспоминаний. За мгновение перед глазами пролетает почти все вчерашнее заливное, несколько разновидностей колбасы, мозаика различных салатов, маринованные огурчики, грибочки и хрен... хрен знает чего еще! Запах "Русского стандарта", помноженный на выпитое по дороге пиво, корежит ноздри и память. Да... праздник удался на славу! - мать его... женщина... Да, женщина! Была женщина! Как ее?.. тьфу ты... забыл! Да и не женщина, а скорее девушка. Впрочем... после вчерашнего... уж точно женщина! Она, кажется, что-то лепетала про любовь? Да... любовь... Любовь - это почти как праздник: та же вспышка эмоций, равномерное горение, серая зола. Причем любовь - сгорающая спичка, а зола - долгие блуждания в темноте... когда, спотыкаясь и разбивая рожу о мимо проходящие поезда событий, ищешь уголок забвения. Забвения! Дайте мне забвения! И таблетку от головы! Быстрее таблетку и плесните воды, а то термоядерная реакция моей мысли, вырываясь наружу, разорвет черепную коробку и снесет с лица пол города. Ох... кажется, лицо спасено... кажется, полегчало... Теперь нельзя терять ни секунды - двигаться... в движении жизнь! Еще неуверенно, не до конца поверив в свои силы, начинаю движение в сторону холодильника. Где-то там, в запотевшей бутылке, хранится величайшее достижение человечества - эликсир жизни. Вот он! Кристально чистый, бодряще обжигающий, дарящий тепло и восстанавливающий силы, но такой же мерзко пьющийся, как и все лекарства. Глоток, еще глоток... организм, не понимая своего счастья, пытается бороться, пытается вытолкнуть эликсир наружу, но я-то лучше знаю, что ему нужно! Упорно жуя соленый огурец, перекрываю лекарству все возможные пути для отступления. Организм сопротивляется из последних сил и, наконец, сдается, осознав всю глупость сопротивления. Энергия жизни вливается в мое тело... еще глоток... другой... и я абсолютно здоров! Я бодр, полон сил и готов к любым превратностям судьбы! Я уверенно смотрю вперед, предчувствуя его приближение. Ощущаю его приближение. Вот он уже совсем близко, вот он уже входит в мое сознание, вот он уже овладевает моими чувствами, эмоциями, и я радостно кричу, приветствуя его: "Здравствуй, праздник!"
  
  
  "Жил-был мальчик..."
  
  Жил-был мальчик... и было у него четыре глаза. У мальчика была любимая собака, и было у нее три глаза. И еще у мальчика была кошка, и она была нормальная... с двумя глазами. А у кошки была мышка, но у нее был всего один глаз. Еще там был таракан, и глаз у него вообще не было. Он ползал по квартире и постоянно на всех натыкался. И от этого у таракана всегда было плохое настроение. Поэтому мальчик не любил тараканов, а любил девочку. Ту, которая жила в доме напротив. А у девочки не было ног, но она тоже любила мальчика. Она смотрела на него в окно и мечтала. Хотела рассказать о своей любви, но была немой. Поэтому она писала ему письма. А он получал письма, но не мог их прочитать. Потому что не умел. И даже если бы ему прочитали, он бы не услышал... так как ыл глухим. Но, глядя на письма, он мечтал о встрече. Он очень хотел обнять эту девочку... но у него не было рук. Не то чтобы вообще, а просто не было... Он бы пошел к ней, чтобы рассказать о своих чувствах... но его не пускали родители. Поэтому он смотрел в окно и грустил. А там были ее глаза... говорящие глаза... но он не знал языка глаз...
  
  Вот такая грустная история...
  
   И прочитав эту историю, кто-то наверняка скажет: "Да для этого автора нет ничего святого!", а кто-то ему возразит, утверждая, что написать такое мог только психически ненормальный. Будут и те, которые заявят, что автор просто откровенный садист. Однако большая часть читателей как всегда промолчит... Но, тем не менее, это уже написано. Автор уже когда-то сел за стол, зажал зубами ручку и, в последний раз взглянув четырьмя глазами на чистый лист бумаги, коряво вывел: "Жил-был мальчик..."
  
  
  Стихи россыпью:
  
  "Маленький принц"
  
  Маленький принц уткнулся в ладошку.
  Звездная мышка скушала кошку.
  Тени от смеха согнулись в дугу.
  Ветер барашков пасет на лугу.
  
  Рыбки плывут по асфальтовым грядкам.
  Сторож-будильник следит за порядком.
  Зайчики скачут по водной дорожке.
  Бабочки прячутся в лунном лукошке.
  
  Солнышко дремлет на донышке крынки.
  Вдаль от щенка убегают ботинки.
  Дятел по времени клювом стучит.
  Маленький принц улыбается... спит...
  
  
  "Приснился мне абсурдный сон..."
  
  Приснился мне абсурдный сон
  Примерно метров три...
  Зеленый яблочный каблук
  С комариком внутри.
  
  Летящий сокол по воде,
  Блестящий как арбуз.
  Песком распластанных небес
  В туман уснувший груз.
  
  Свирель линкором где-то там,
  Как динамит ресниц.
  Осипший мраморный камыш.
  Потоком копья лиц.
  
  Кислейший проседи ушат
  Сквозь переплет воды...
  Как будто кони лебезят?
  Томатные следы.
  
  Мистерия чугунных крыш.
  Полет мышей на юг.
  Раскаты сахарной росы.
  Морфина мерный стук.
  
  Деревья - гранью головы.
  Стекла осевший век.
  Дозатор готики идей.
  В канистре человек.
  
  Фигуры нервный портсигар.
  Аллюзий пестрых гладь.
  Лабильный и абсурдный сон?
  Пора ложиться спать.
  
  
  "Безразличие"
  
  Очередной полночный ночь
  Упал с небес и больно стукнул.
  Завыл волчок из серых рощ,
  Кабан вспорхнул и тихо хрюкнул.
  
  Листва внезапно умерла.
  Закрылась даль и звезды млеют.
  Истома по лугам прошла,
  Травинки пляшут и краснеют.
  
  Колодезный журавль клюет
  Луны фантом и водяное просо.
  Кикимора в лесу поет,
  Светляк сгорел и плачут росы.
  
  Туман из миллиарда юрких глаз
  Вокруг бурлит и освежает тело.
  Природа обнажилась напоказ,
  Но мне плевать, и до нее нет дела.
  
  
  "Обрывки сознания"
  
  1-На липких лицах жизни отпечаток.
  2-Сквозит пространство миллиардом тел.
  3-Порыв души.
  4-Поэзии исток.
  5-Поток.
  6-ERROR.....................
  7-Пустые страсти в параллелях быта.
  8-Безмерность слова темною порой.
  9-Росчерк пера.
  10-Любовь убита.
  11-Забыта.
  12-ERROR.....................
  13-Движенье мысли сквозь печать дурмана.
  14-Воспоминаний мертвых вяжущая боль.
  15-Закат мечты.
  16-Следы обмана.
  17-Рана.
  18-ERROR.....................
  19-Куски иллюзий втоптанные в годы.
  20-Судьбы, - давно предсказанной, - глоток.
  21-Огни небес.
  22-Разверзнутые своды.
  23-Природы.
  24-ERROR.....................
  25-Секущие мечи небесных чистых вод.
  26-Седая ветхость нового закона.
  27-Конец игры.
  28-Последний ход.
  29-Исход.
  30-ERROR.....................
  31-
  
  
  "Эротики хмурый повеса"
  
  Пустыми квадратами птицы -
  Как гвозди вбиваются в стены.
  Истертыми пятнами - лица,
  Забитые в диадемы.
  
  Моральный душок креозота
  В оплавленной бухте магнолий.
  Картонная плева полета -
  Мездра первокровных историй.
  
  Постельными спазмами нервы
  Гофрируют ткань идиомы,
  Излиты презервов резервы
  В ухабах отборной истомы.
  
  Колючее пламя дурмана,
  Пространство тактильного пресса,
  Лабильная плотность обмана -
  Эротики хмурый повеса.
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Дмитрий Ленский
  des_p@mail.ru
  http://www.stihi.ru/author.html?caxap
  02.12.1976
  Родился в 1976 году, в славном месяце декабре, 2 числа (хотя день рождения отмечаю 3 - вот такая заморочка, ну имею я право на свои собственные слабости или где? Соответственно Стрелец (чем и горжусь до дикости и покалывания в почках). Жизнь и обучение упорно заканчивать не собираюсь (хотя суицидальные мысли приходят постоянно, поэтому и бросил учебу, так и не акончив Фил.фак и любимую кафедру теории литературы. Ну, как-то не пошла она мне впрок со всеми умными дядьками
  профессорами и тоннами книг). До сих пор пишу совершенно безграмотно, с чем уже свыкся. Могу сделать такие ошибки в словах, что первоклассника хватит инсульт предстательной железы и паралич копчика. Принимал участие в 2 коллективных сборниках, изучаем в школах Украины, потому как из нее родимой и родом. В недавнем прошлом переехал в Москву, где и обитаю в съемной квартире и без регистрации.
  
  
  31/10/2002
  
  Смотри,
  я начинаю спать,
  звонок поставлен,
  шесть утра.
  Я накрываю одеялом тело,
  взбиваю пух.
  Смотри: один мой глаз
  уже косит.
  Я медленно киваю
  и засыпаю,
  сплю,
  (почти уснул).
  
  
  5 часов утра.
  
  Какие сны - все те же, что вчера,
  дорога от работы к дому,
  холодная и темная Москва,
  от театра Дурова до "Пентагона".
  Растрепанная пачка сигарет
  в негнущихся окоченевших пальцах,
  и светлый "Мельник",
  и болит в спине,
  и слишком жалко мне
  себя в себе,
  и надо плакать.
  Идти, молчать, смотреть по сторонам,
  а, вдруг, все просто, даже объяснимо -
  теперешние злые холода,
  сплошная жалость
  и плохое пиво?
  
  
  9 утра.
  
  Сквозняк по всей квартире, как в четверг
  (наш кочегар опять проспал работу)
  и, кажется, погасли печи все,
  и сон ушел, и выход ищет пиво,
  хотя котлы, наверное, к утру
  опять раскочегарят жар по глотке
  (по трубам) - соком, это надо соком
  лечить и ждать, что кто-то принесет,
  размашисто пройдя по коридору,
  заведомо знакомую свободу
  и панацею от вселенских бед -
  слегка замерзшую бутылку водки...
  А надо б соком,
  то-о-ока со-ока НЕТ!?
  
  Там же...
  
  Ну, что за странности?
  А, кажется, в трусах
  ложился спать
  и, если вспомнить, в майке...
  Пришел домой,
  поел на всех парах,
  лег спать и...
  дорогая, здравствуй.
  Где все?
  И не скажу, что жаль
  пропавшего белья,
  могло б и хуже...
  А все-таки,
  кто Диму раздевал
  в пустой квартире,
  где сквозняк и трубы,
  которые не греют десять дней,
  внутри которых завывает ветер?
  Ну, нет жены,
  и даже нет детей,
  да что жены -
  здесь даже нет соседей!?
  
  
  В ту же минуту...
  
  Город, зачем ты шумишь,
  лупишь, как капля о губку,
  с одурью в жесть старых крыш,
  гравием по подворотням,
  крысами в старом дому -
  
  (хруст недоеденных бревен)
  я в нем живу, живу,
  спал бы давно - не сплю!!!
  Слушаю, блин, заоконье.
  
  
  Полдень.
  
  Голова, буйным цветом расцвела.
  
  
  12 часов, 1 минута.
  
  Совсем недавно было сто друзей,
  и не хватало места телефонам,
  а каждый был и ближе и родней,
  все на клочках,
  кусках,
  все на обоях...
  записывал с надеждою создать
  огромный справочник,
  всех обзвонить под праздник,
  поздравить, на словах облобызать,
  посплетничать, спросить и рассказать,
  собраться выпить и пройтись по "травке"...
  но, вдруг, ушли.
  Куда?
  Зачем?
  Когда?
  Я как назло опять сменил квартиру,
  записанные мною номера,
  остались в коридоре, как картина
  и злят, наверно, старую каргу...
  И ни гу-гу...
  ни мне, ни я...
  Все сплю...
  И у меня сегодня день рожденья!
  
  
  12 часов, 1 минута.
  
  Совсем недавно было сто друзей,
  мы день и ночь почти не различали,
  мы долго провожались у дверей,
  чтоб через час опять начать сначала.
  И кто был кем, и как кого зовут -
  все расплывалось, и стирались грани
  и дед в углу, что громко так храпит,
  наверно, старше, чем Иван Сусанин,
  а тоже с нами, (как он к нам попал?)
  и все о том же - о любви и силе,
  он, кажется, в Цусиме воевал,
  а, может, умер где-то под Берлином
  и спит теперь, устав от ратных дел.
  А кто-то к нам приходит из астрала,
  порвав пределы и законы тел,
  затарившись в киоске у вокзала,
  и радостно вопя на всех вокруг,
  что он кормилец, просто мать родная,
  а этот дед - сэнсэй из Занзибара,
  его старейший и вернейший друг,
  почти любовник... господи, прости,
  и слишком громко огласив окрестность,
  мы наливаем деду от души,
  смеемся, пьем, и кто-то тянет песню...
  Нет счета дням, и нет ночам конца,
  и время растянулось, как экватор,
  и... нет друзей, как не было отца,
  а дед тот помер спьяну от инфаркта.
  
  
  13 часов, 30 минут.
  
  13-30, а должно быть шесть
  утра -
  итак,
  давно уже, давно 13-30,
  и на плечах чужая голова,
  и странно так сломалась поясница:
  сюда чуть-чуть, туда уже никак,
  и почему-то вдребезги компьютер...
  я, кажется, не получил письма,
  с банальной фразой "С добрым утром"...
  
  
  13 часов 29,5 минут.
  
  Мама, еще минуту, пять, если можно, мама!
  Утро, я знаю, что утро - утро трясет кровати.
  Помнишь, ты мне рассказала, как оно будит сонных!
  Мама, еще минуту. Встану, поем, закрою
  дверь за тобой, ну, мама, дай мне минуту, слышишь,
  ну, подожди немного, не уходи на работу!
  Встал - голова, как бубен, жестью грохочет крыша...
  нет ни друзей, ни мамы - были они, да вышли.
  Между 13 - 29,5 и 13 - 30.
  
  Заварю тебе липовый чай, в старом бабушкином заварнике
  оладушек на меду горяченьких...
  Незаметно пришью ножки Зайчику,
  чтобы прыгал он с моим мальчиком.
  
  
   ***
  А сутки настоялись на тоске
  (трехдневный чай) и пить нельзя и вылить -
  ведь нету больше - чайник глухо стынет,
  который раз на кухонной плите.
  За стенкой спят, сопят и снов не видят,
  а сердца ежик, скоро сорок дней,
  распиливает грудь в тупой тоске,
  и роет выход и никак не выйдет.
  
  
  ТРИ МИНУТЫ АНГИНЫ (1)
  
  (I)
  
  И день за днем коленками назад....
  Не пишется и гноем не выходит,
  Февраль, быть может, в чем-то виноват,
  а, может, он смертельно чем-то болен?
  И как назло "Фервекс" не развести,
  "Фервекса" нет - глотаю по сухому
  ангину и тянущиеся дни -
  от тридцать шесть и шесть к сороковому,
  и где-то потерялся витамин
  на букву "Цэ" - застрял и дозревает;
  просроченный и желтый анальгин,
  рассыпавшись в муку, не помогает...
  
  А раньше мать с испариной на лбу
  размешивала уксус, водку, воду...
  так далеко - я просто не дойду,
  хоть детство рядом - Вон! - Подать рукою...
  
  (II)
  
  И на ручки меня не взять -
  По сусекам метите веником -
  Приходите меня поминать,
  Будешь мальчиком - стану педиком,
  Будешь девочкой - буду преданным
  все астматиком,
  все аллергиком....
  
  (III)
  
  Сорок один и два
  я шкалю...
  вместо того, чтоб писать
  лучше б я пил лекарства...
  
  (IV)
  
  красивый - У!
  Еще бы не красивый!
  В таких глазах
  с разбега утонуть.
  Я крылья, молью битые, пакую
  и нафталином посыпаю. Ртуть
  в моих глазах покрылась поволокой,
  а все равно хватает с головой -
  травитесь ей, пока температура
  не съела все, что было слишком мной...
  
  (V)
  
  Ну, и кошка теперь у меня -
  перс-экзот от Ми_Ленки - Дуня!
  Я на жестком сижу, она -
  на единственном мягком стуле.
  
  Ест как вол, в туалет, как боров...
  Не любит меня, пылесос и шторы.
  
  19.02. 2003.
  
  
  ТРИ МИНУТЫ АНГИНЫ - 2.
  
   (VI)
  Я слышал, что аккумулятор
  возможно зарядить как хошь...
  и вот поэтому
  пью виски-скочь,
  и тихо ночью
  вою на луну
  и тихо говорю, что я пою -
   по-ю,
   о том,
  что "... нам не превозмочь".
   (VII)
  
  Сигнал звонка! - К нам едет почтальон
  с огромной сумкой,
  в фирменной рубахе,
  зияет дырка,
  вместо медной бляхи,
  и письма опоздали лет на сто...
  
  давно подохла и сгнила собака,
  бежавшая за ним через квартал,
  а мне хоть лопнуть, точно так не тявкать -
  Зато я преданней кусаю за сандаль...
  
   (VIII)
  Растущий месяц - денежка, водись:
  любая-всякая,
  бумажкой - железякою,
  копейкою - сантимами,
  водись, деньжонка, с Димою...
  
  тьфу-тьфу... через плечо!
  
  И не ходить по трещинам,
  на люки не ступать,
  чураться и открещевать
  ночами чертенят...
  
  тьфу-тьфу, через плечо!
   (IX)
  
  я не любил демонстрации:
  лента "Отличник",
  из Питера ранец,
  с лучшими катафотами
  во всем городе.
  
  и не знать, куда деть лицо...
  
  Провинция!
  форма - коричневая
  и ты один
  в модной,
  синей.
  лента - "ОТЛИЧНИК",
  ранец из Питера...
  
  и не знать, куда деть лицо...
  
  через годы -
  одни тройки
  (нет, школа - отлично),
  отец алкоголик
  рваные майки,
  серьга,
  заикание...
  
  а с лицом мне всегда не везло...
  
  
  ***
  Мои сонные настроения
  еще хуже, чем пьяные.
  Пьяному весело,
  слишком талантливо,
  слезы так искренни,
  только летучи,
  быстры, эфирны
  тяжелы, болючи
  часто по поводу
  или от лепости,
  за уважение,
  дружбу,
  за женщину.
  
  *
  Сны мои странные...
  Все чаще не помню
  (пересыпаю
  из банки в коробку)
  пустопорожние
  сны не цветные
  слишком банальные,
  позже - чужие
  в голову всунуты,
  кончатся к полдню
  вряд ли забудешь
  а встанешь - не помнишь...
  
  *
  завтраки бывают разными
  у меня их совсем не бывает
  я постоянно опаздываю
  дыма наемся
  кофе(м) проталкиваю,
  
  и на работу,
  там, может, по мелочи
  кофе и мысли
  о доме
  и сексе
  
  *
  смотришь и привыкаешь ко мне густо-пьяному,
  все еще веришь, что прынцессы не какают,
  не пахнут вонючками, мокроту не харкают,
  прынцессы хорошие, умные, важные,
  ты хочешь горошину к новому году
  в салат оливье, майонезу и рому,
  а, может быть, виски (здесь ром только рифмами).
  А будем пить водку, под кильку с сосисками.
  Твой старый халат (после мамы достался)
  (Мы новые вещи пропили, проспали)
  Теперь служит нам пуховЫм одеялом,
  а может пухОвым, но греется мало...
  смотри... как икает принцесса на кухне,
  а принц (это я - родословная в норме)
  не пьет - из себя выливает наружу
  и то что блюет, растирает по морде....
  Что, слишком брутально? - прости, так хотелось.
  Я должен учиться механике мачо.
  Смотри, серый дом оседает на сваях,
  моя Коломбина, ты снова рожаешь.
  
  
  ***
  Что было? Что было! Что было...
  Не нужно ходить к гадалкам,
  (хотя, если вспомнить, - ходили
  и портили жизнь ленорманам,
  вот карты бесились в бессилье -
  припрятанный туз был в испуге...)
  мы были чертовски красивы,
  наглы и милы друг с другом,
  да так, что друзьям на зависть
  (врагов разрывало на части)
  мы не обрастали долгами,
  а тратили с бешеной страстью,
  смеялись, решая проблемы,
  дразнили прохожих из окон,
  писали стихи и иконы,
  и пели, фальшивя, но хором!
  Ходили в приезжие театры,
  спивались с актерами в барах,
  и было плевать, что не каждой
  бог выделил твари по паре...
  Судачили старые клуши
  (соседи следили глазками),
  мы были безбожно везучи
  и лучшими в своем жанре...
  Под занавес две однодневки
  придумали смерть для финала -
  финальную, грустную песню,
  и смерть на нее опоздала!
  
  
  ***
  последнее чудачество, сэнсэй,
  а дальше, обещаю, буду умным -
  и сообразно возрасту костюмы
  я подберу, и запишу ровней,
  исчезнет сленг, войдут деепричастья
  не в стих, так в речь, а надо - так везде,
  я снова стану уважать начальство,
  и подчиняться физике людей.
  расставлю точки и раздам долги,
  всех обзвоню, поздравлю, с чем придется
  налажу быт, цветы поставлю к солнцу,
  найду носки и постираю их;
  а главное - опять прощу врагов
  и успокоюсь, буду спать ночами
  и, твердый пол почуяв под ногами,
  обрадуюсь звучанию шагов,
  нож в правой, вилку в левой -
  не стучать,
  когда размешиваешь сахар,
  не сутулясь, сидеть на стуле,
  не водить плечом,
  когда ужасно чем-то недоволен.
  И говорить спокойно обо всем,
  И улыбаться посторонним людям,
  ночами спать - работать только днем,
  и наконец-то вызубрить герундий.
  А главное - я рухну, но смогу -
  не врать так часто всем своим любимым...
  А первенца я Митькой нареку,
  и посмотрю, родится ли счастливым...
  
  
  ПОХМЕЛЬНЫЕ ЭКСПРОМТЫ
  ***
  Пытаюсь говорить с тобой, ты слышишь?
  на всех живых и... просто языках,
  китайской письменностью в проводах,
  крутым и скользким -
  гадским поворотом
  на полной скорости,
  Тристаном, Квазимодой,
  натянутой,
  совсем больной душой,
  на "Вы", на "ты", в пол-оборота,
  навыворот и даже сам с собой.
  Все о тебе,
  пропахли горькой солью,
  когда-то детские (такие были?) сны,
  и, даже обращаясь к заоконью,
  я мертвые тревожу языки...
  
  А ты, как бог, не слышишь и не можешь,
  и души жрешь, картавишь и молчишь...
  вдыхаешь с болью, чтобы выдать слоги
  и с голоса срываешься на шип...
  
  ***
  Сегодня наглотаюсь аспирину,
  сегодня медленно (почти что на руках)
  несу себя - дурного Буратину -
  и думаю, что все вы в дураках...
  И, чтобы не спугнуть неловким вздохом,
  ушедшую недавно тошноту,
  несу себя под богом и над богом,
  как мертвое дитя себя несу...
  
  **
  Я порчу жизнь тебе... себе? - Тебе!
  Мешаюсь под ногами с громким "Где ты?",
  курю, читаю, говорю во сне,
  и, кажется, уже не о тебе...
  себе?
  С тобой мы открывает лето
  в холодном доме с шаткой половицей,
  кривою ванной, клеткою для птицы,
  которая подохла лет как сто
  тому назад,
  и старые обои
  съедят глаза совдеповским узором,
  и жирных пятен - чьи-то разговоры
  под стопку водки, под закуску века -
  три кильки без томата и с душком...
  я начинаю разговор от "Где ты?"
  и говорю все время о другом.
  тебе?... Себе?
  Хожу,
  курю запоем,
  и не касаюсь грязных стен и пятен,
  шепчу сквозь прутья тихие слова:
  - Ты улетела или умерла?
  И жду ответа, и ответ понятен.
  
  Жила здесь в клетке (белая) мудрая сова,
  но улетела перелетом к югу
  три тыщи лет? - веков! тому назад,
  чтоб посидеть у моря на закате
  и влажный воздух патокой вдыхать...
  
  Грудное "Ух"...
  (я в полнолунье брежу?)
  и говорю тебе?.. Себе?... не важно:
  - Вернулась странница с морского побережья!
  Она потом нам обо всем расскажет!
  
  
  Мама-выстрел*
  
  Черт, как же ты далеко!
  В сутках езды - не рядом! -
  Я по щенячьи ищу
  ЗАПАХ,
  щеку, твою скулу
  татаро-монгольского ига,
  вещи не там где льзя,
  не там, где меня учила:
  чулки на моем столе,
  очки за диваном в спальне,
  суждения о любви и ...
  ЗАПАХ!
  Твои глаза,
  руки царям на зависть,
  такие простые слова,
  такие смешные фразы.
  Губы, которых нет -
  две параллели в улыбке,
  твое неумение петь,
  твое - не прощать ошибки.
  Смеяться, прикрыв рукой ( Я же всегда прощен!
  рот, и тоску ночами Даже за злые мысли...
  Черт, как же ты далеко!!! Черт, как же ты далеко!!!
  Мама! ВЫСТРЕЛ)
  
  ***
  А ты опять в своей пустой квартире, не спишь до двух
  и смотришь (смотришь-смотришь) в никуда,
  в чужие окна,
  кажется, в порядке
  и не в порядке все.
  Твое "курить"
  доведено почти до автомата.
  опять до двух,
  и что там у других-
  там за стеклом...
  совсем чужие жизни,
  цветы другие, в холодильнике еда...
  А у друзей - свои друзья,
  и ты до боли смотришь в никуда
  и куришь,
  доведя до автомата,
  привычку жить...
  Париж, oh, mon amour - дыра,
  где ты не нужен.
  Эйфелева девка
  стоит и тупо смотрит в никуда,
  а за стеклом - увозят поезда,
  глаза, духи и старую Европу
  в альбомах в Кострому и Тель-Авив,
  и, жизнь свою до фильтра докурив,
  и трижды плюнув в Сену с восхищеньем,
  ты понимаешь, что всего достиг
  еще до двух,
  и долго до рассвета,
  и гаснет дом напротив, потушив
  огни квартир-миров твоих соседей,
  до солнца останавливая жизнь.
  И ты нигде,
  часы грохочут полночь,
  Монмартр тает, на восьмом ударе
  Parle... не бей, и do you understand
  Айн, цвайн...
  а ты, в своей пустой квартире,
  не спишь до двух, который день подряд.
  Часы стоят,
  сведя на полночь стрелки,
  и отбивают двести пятьдесят.
  
  И ты не знаешь Лета или Сена
  свернула вспять...
  
  
  ***
  И Гамлет заикается в финале,
  и путает умерших и живых,
  и думает, что все уже постиг,
  хотя, на самом деле, - постигает,
  и делит ужин строго на троих...
  (А мы с тобой в одном пустынном зале
  такие роли с бешенством играем,
  но мертв Шекспир, а он бы оценил...)
  И Гамлет правит балом одиночек,
  Офелия, ты, кажется, стара,
  ты отыграла и тебе пора,
  тем более, что скоро будет полночь -
  твой ревматизм не даст тебе уснуть,
  а здесь сквозит. Поди куда-нибудь...
  Быть может, кто-нибудь тебя захочет.
  "Вот гул затих.
  Я вышел на подмостки."
  И рампой мир так резко разделен
  на узкие неровные полоски,
  которые не свяжутся в одно,
  их разбирать -
  играть в бирюльки с чертом,
  и Гамлет вновь бросается играть,
  и рядом с ним смеется бедный Йорик,
  разглядывая наши черепа,
  угадывая их судьбу в оскале.
  И как давно уже понятно всем:
  что истина откроется в финале,
  хотя известно - истина в вине.
  И Гамлет пьян,
  и Гамлету все мало,
  и он опять умчался в магазин...
  (А мы с тобой в одном пустынном зале
  такие роли в бешенстве играем,
  но мертв Шекспир, а он бы оценил)
  "Вот гул затих."
  и Гамлет спит в прихожей,
  и старый черт храпит в объятьях сна.
  "Вот гул затих.",
  И только бедный Йорик разглядывает наши черепа...
  
  Офелия, ты, кажется, стара?
  
  
  ***
  
  мама, мне так тру...-
  здесь без тебя -...дно.
  Слезы в кулак - жду
  чуда давным-давно...
  все-то не то здесь,
  врят ли, что так там.
  Выбрали - значит днесть
  все целиком нам.
  
  Мама, мне так На...-
  здесь без тебя - ...та...-
  слезы в кулак - ... ли...-
  горе твое - ...я.
  
  
  
  М О Л О К О
  
  1.
  
  Молочные сменились коренными,
  дырявыми - и все не тридцать два,
  возможно, мудрость принесут года,
  и я пойму, что дважды два - четыре,
  и перестану верить в чудеса.
  И к черно-белому придут оттенки цвета.
  Ну, а пока, я слышу голоса,
  которые понятны только детям,
  и засыпаю, сжавшись в кулаке,
  на самом крае между сном и явью...
  Кисельный берег в сладком молоке,
  и я с разбега в молоко ныряю.
  
  2.
  
  И все одно выходит на Таро,
  и баба Таня (в тридцать лет уж бабка)
  размешивает в кружке молоко,
  и что-то пишет в старую тетрадку.
  Не обо мне? - А хоть и обо мне!
  А палец сам накручивает пряди...
  "Ты память крутишь. - Ничего себе!
  А чтоб ее все по головке гладить...
  
  3.
  
  Там, где у гор и Хаджоха,
  где все еще ранние браки,
  брови сошлись как холмы,
  и люди в черных рубахах
  славят "Алла" с мечети
  и Рождество под брынзу -
  землистого цвета чеченцы,
  которых зовут "адыги".
  Сошлись мы друзьями за счастьем,
  и было всего по горло...
  Мне нежность нужна телячья,
  тебе лишь телок покорный.
  
  4.
  
  Намучались и словно не в себе,
  все валится из рук и исчезает.
  По комнате, как будто по воде,
  по пустякам, как молоко вскипаем.
  Переставляем нужное назад,
  ненужное топорщится буграми -
  его не спрятать и не разбросать.
  И мы от психа молоком сбегаем,
  и глупое мурлычем в голове,
  и в пол плюем,
  чтобы забыть заразу,
  но через час построится в уме,
  как банный лист подхваченная фраза.
  А, ну ее.
  И словно заводной:
  Поднял, поставил, передвинул, сдвинул...
  все что в руках - отправится на пол,
  что на полу - пусть под ногами сгинет.
  Опять искать, и что нужней всего -
  исчезнет рано и найдется поздно,
  как на плите включенной молоко
  сгущенное взрывается на воздух.
  
  5.
  
  (А вот тут прочерк... я давно подумывал его удалить.... короче не знаю)
  
  6.
  
  До ДонУГИ, чи може до Львiвськiй площi
  в набитом троллейбусе - джига сардин в консерве:
  болтает и давит, и просто ломает кости,
  томатный пот - какие тут, к черту, нервы.
  И самый ближний из всех
  убит и зарублен мечом -
  в мечтах - повезло, в реале завален матом.
  А эту с корзиной -
  на первом же вздернуть, причем
  с корзиной, с прабабкой, с отцом и покойником братом...
  7.
  
  Казенный быт -
  чайник без ручки -
  ожегся и выть.
  А было бы лучше
  ходить и всласть
  гостями зваться,
  куда попасть,
  там и остаться.
  Кого любить?
  А пьяным пофиг -
  жестяный быт
  навряд ли спросит.
  Побыл и - гой!
  как не бывало,
  опять домой
  и все с начала:
  казенный быт -
  два помидора,
  сквозняк и пыль
  по коридорам.
  Что угол - лес,
  из леса в рощу.
  Сплошное без,
  сплошное возле.
  Казенный быт,
  и чай под вечер...
  Со мною быть -
  о чайник жечься.
  8.
  
  в тумане белом,
  что хочешь делай -
  все поперек -
  из глаз ни капли,
  из горла сказки,
  и невдомек,
  что сны приходят,
  стоят в прихожей
  и тихо ждут,
  что лето клином
  летит кликливо
  к себе на юг.
  Дымится в белых
  кострах осенних
  и зреет грусть.
  "Такая малость
  к зиме осталась" -
  совсем чуть-чуть.
  В тумане белом
  пахнуло хлебом,
  и истин суть
  приходит снова
  сказать нам слово
  сквозь млечный путь.
  
  9.
  
  И снова ты -
  (скисает молоко
  так будет рыхлый творог нам на завтрак),
  что было - сплыло,
  сором поросло -
  ищи-свищи, не откопаешь правды.
  А сыну восемь, через двадцать дней...
  Он, как и я, во всем всегда уверен,
  он любит стены и не любит двери,
  и ничего не знает обо мне,
  и потому, как легкое перо
  он невесом,
  и жизнь все чаще праздник.
  Он - рыжий плут, исподтишка проказит,
  И гордо носит папино лицо...
  В таких глазах
  (ах, быстро погрустнеют),
  в таких глазах, что глаз не отвести,
  такие черти вместе с ним взрослеют,
  такая мудрость видится вдали...
  Но, боже мой, коль ты еще способен,
  а всепрощенье все еще не ложь,
  пусть будет он мне не во всем подобен,
  а лишь похож.
  
  10.
  
  Из всех уходов
  важный - навсегда.
  Туман размыл законы геометрий
  нет больше линий, и взбесился вектор,
  и параллельны только провода.
  Вчерашнее уходит на покой,
  слоится фотографией в альбоме
  (чернеет, разлагаясь Polaroid?
  и не понятно где, зачем и кто мы?)
  Струимся влажной музыкой сквозь сны,
  меняя образ декораций мнимых,
  разрушим даты, времена событий,
  обожествляя острые углы.
  Туманом прикрывая пробужденье,
  нагую правду мятых простыней,..
  и параллели нашего рожденья
  из разных параллельных плоскостей.
  И новый страх идет из ниоткуда -
  запутает давно неясный смысл...
  "Все в мире спит,
  в предвосхищеньи чуда",
  лишаясь установленных границ.
  Забытое -
  до боли актуально,
  уставшее -
  не восстановит сил.
  Сны, словно явь - настолько все реально,
  где каждый встречный оказался мил.
  А через сто нас всех уже не станет,
  и наша жизнь из 1000 мелочей,
  запуталась в своих неровных гранях,
  и мы как будто параллельны с ней.
  
  11.
  
  Мысли скисли молоком,
  или м`олоком -
  уводил себя домой,
  или волоком
  переправил через брод -
  морда драная,
  а на завтра все пойдет
  вновь и заново.
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Денис Григорьев
  checkoff@pisem.net
  http://www.checkoff.da.ru
  http://www.stihi.ru/author.html?checkoff
  26, худое, желтая, голубые, темно-русые.
  Пятигорск. Буддист, два высших, бездельник.
  За 10 лет мною написано более сотни рассказов, растворено
  около тысячи банок кофе и выкурено почти миллион сигарет.
  Блестящее будущее.
  Тексты сокращены по соображениям цензуры.
  
  
  [* * * ]
  
  Любовь и смерть!
  Целуясь, марионетки
  Запутались в нитях.
  
  
  [1000 ]
  
  Тысячу раз уходил,
  Тысячу раз возвращался.
  Ты тысячу раз права.
  Мои легкие как медуза
  Плавают в этих тысячах.
  
  
  [БОЛЬШОЕ БУДУЩЕЕ]
  
  Все будет хорошо,
  Ты вернешься ко мне,
  И искусственные части тела
  Можно будет вновь
  Заменить на живые.
  
  
  [НОЯБРЬ]
  
   Плащ ночного прохожего как стая ворон. Голые плечи утра - твои плечи. Я узнаю их после сна, когда мы встаем, оставляя незастеленной постель автострады - с остановившимся транспортом, рассерженными людьми. И летим под серым куполом под скрип деревянных стропил, хватаясь за гнущиеся в руках часовые стрелки. И отпускаем их, и ныряем в объятья друг друга вечером.
   Во дворе рыжий каштан танцует под ударами ветра. Тигры резвятся в прибое.
   Лакая соленую воду, смотрим друг другу в глаза.
  
  
  [ИЗ ОСЕНИ]
  
   Голое тело - это тело покойника. Под голубой простыней с красными пятнами - камуфляж, помогающий скрыться в городе. Мчись в своем скоростном автомобиле до тех пор, пока не кончится бензин и колеса не остановятся, и земля под ногами не схватит тебя и не унесет вслед за собой сквозь пустоту космоса.
   Мчись обратно во времени в милицейской машине в наручниках на руках за спиной, спи в теплой кабине вместе с пьяными ментами до тех пор, пока аккумулятор работает, пока холод не пробрался внутрь.
   И теперь - уже просто иди по дороге, спотыкаясь прочь от остывающего железа навстречу рассвету. Твое тело по одеждой теплее солнца, встающего над горизонтом.
   Тебя преследуют и пытаются задавить, визжат девчонки на заднем сиденьи, испытание для настоящих мужчин. За рулем - пока есть топливо. Удары бампера гонят тебя вперед.
   Синяки на твоем теле. В больнице под голубой простыней. Несмелые шаги по клейкому линолеуму, скрип приоткрываемой двери. Чье-то тело прижимается к твоему, пытаясь согреться. Ее руки и ноги оплетают твое тело, горячий лоб прижимается к твоей груди.
   Солнце сквозь стекло палаты кажется теплым. Бинты помогают коже не соскользнуть с костей, оставив лишь скелет греться в лучах застекленного солнца. Вы не знаете, ко мне ночью приходила девушка, наверно мне приснилось это, ее силуэт, втекший сквозь дверную щель, просочившийся под одеяло и оплетший тело, словно ожившее чернильное пятно.
   Подпись на больничном листе и одежда, морозный воздух, разрываемый птичьим гомоном, разрывающий маленькие легкие песней. Все кажется новым, почти чужим. Автобусная остановка и автобус, который отвезет к конечной (начальной) остановке, остановившись по пути не более десяти раз, останавливаясь не дольше, чем на двадцать секунд каждый раз... Ухабы мягких кресел. Дребезжащее отражение в стеклянных стеклах.
   "Авто Мастер Ская" - слова выжжены на голубой краске, покрывающей ангар. Промасленные рабочие пьют чай из огромного термоса, от кружек в их руках и от них самих идет пар. Зима. Снег укрыл собою все, кроме неба.
   И людей. Как бинт накрывает раны.
  
  
  [ПИАР ]
  
  наслаждения, доступ к которым я предоставлял вам,
  сделали вас ленивыми
  надежды, которые я возлагал на вас,
  были напрасны
  
  несколько царапин на пластиковом теле,
  теле куклы, лишенном пола
  вы оставляете царапины,
  прежде чем сгинуть окончательно
  и тогда уже ни одна пластиковая кукла
  не будет в силах помочь вам
  
  я путешествовал по миру, о
  я совершил еще массу ужасающих преступлений
  я видел, как земля падает на солнце
  заказывая чашечку кофе и оставляя деньги на чай
  
  ты все равно продолжаешь царапать
  мое пластиковое тело ножом-бабочкой
  ты все равно не веришь мне
  все равно хочешь сделать аборт на всякий случай
  на всякий случай не выбежишь на крик о помощи
  мой крик; я продолжаю кричать
  
  стены, деревья, ступени, ведущие вниз
  деньги и черная грязь на винтах самолета
  синяки на твоей коже и вмятины на моей
  мое лицо на глянцевой обложке
  огромном плакате, рекламирующем
  самоубийство.
  
  
  [КРАТКАЯ АВТОБИОГРАФИЯ,
  ФАРШ ВМЕСТО МОЗГОВ]
  
   Девушка, шестнадцать лет, блондинка, орет в ужасе.
   Я пью кофе у нее на кухне, я беседую с ее мамой, я улыбаюсь.
   Так я впервые и появился на свет - на чужой кухне, с чашкой кофе и сигаретой.
   Вечером - беседа с отцом девушки. Это больше всего ее беспокоило: "Папа, что скажет папа?" Но ведь все мы - разумные люди, не так ли? А ее отец к тому же еще и курящий разумный человек. Общий язык найден почти мгновенно. То был день первый.
   И была ночь любви. Ей шестнадцать. Мне четырнадцать. Мы не выспались, мы вообще не спали.
   А утром нам надо в университет - ведь мы постарели сразу на пять лет за эту бессонную ночь. Падаем в объятия друг друга на большой перемене.
   - Когда мы совсем состаримся, - говорит она мне, - я буду возить тебя в инвалидной коляске, беспомощного, - и целоваться с другими стариками - из тех, у кого еще остались собственные зубы - прямо на твоих глазах.
   Глядя в ее карие глаза, ты веришь: так оно и будет.
   Уставшие, вымотавшиеся за день, мы лежим вместе с ее родителями на диване и смотрим телевизор. Мы засыпаем.
   Утром я провожаю ее на поезд, едущий в Париж - город огней, город любви. Поезд стоит ужасно долго, и за это время она успевает выплакать все глаза, а я - улыбкой сломать себе челюсть. Вся жизнь впереди. Моя жизнь, длившаяся два дня, подошла к концу. У меня и у моей девочки - вся жизнь впереди.
   И только что мы убили себя ради этой жизни.
  
  
  [БЕНЗОКОЛОНЩИК]
  
   "Бензин", - было написано на вывеске, мы продаем бензин. Еще сутки, и я смогу закрыть глаза наконец-то, смогу заснуть. Ветер, врывающийся в приоткрытую дверь, уносит меня прочь от этого уродливого пластмассового островка посредине взрезанного горячим ножом шоссе бушующего зеленого моря.
   Я отпечатал по частям твою увеличенную в несколько раз фотографию и повесил снаружи на боковую стену бензоколонки так, чтобы люди из проезжающих мимо автомашин смогли бы разглядеть твое лицо - ты так далеко от меня. Сделай я твою фотографию еще больше, ты будешь еще дальше - лапы нефтяных вышек в пыли, тяжелые танкеры уходят под воду, птицы бьют крыльями в черном клею, не в силах взлететь. Дуло двустволки направлено прямо в лицо.
   Это меняет дело, возможно, им стоит отпустить бензин бесплатно. Товары из магазина, деньги из кассы - одно неосторожное движение, и я вижу огромную дыру в своем затылке; она кажется мне гораздо больше самого затылка. Бесполезно пытаться, этот парень мертв. Я подумал о тебе так далеко от меня, думающей, что я еще жив, ошибающейся как всегда, - я никогда не хотел быть рядом с тобой, ты не понимала меня и заставляла меня делать вещи, которые я делать не хотел, - и лицо другой девушки, блондинки, однажды виденной в порнофильме, выплыло из красных глубин памяти. Она сидела на берегу моря обнаженная, кричал радиоприемник у ее ног. Я хотел бы вернуть мою прекрасную жизнь назад, но от меня остался лишь запах бензина, дыра в черепе и твоя багровая фотография на белой пластиковой стене.
   Девушка открывает глаза, крутит настройку приемника. Я пою, и горячий ветер налетает на нас и уносит меня прочь.
  
  
  [ХОЗЯЙКА ДОМА]
  
   Я всего лишь оболочка, меня на самом деле не существует. Они растили меня с повязкой на глазах, они одевали, связывали меня по рукам и ногам. Они давали мне деньги, они кормили меня, сдерживали меня. Они познакомили меня с парнем, который разорвал меня пополам, мальчик-свинья, принюхивающийся к запаху, идущий по следу. Боящийся темноты, света, себя самого и меня, работающий как машина, возвращающийся домой по закоулкам, по закоулкам достигающий меня, как грязная вода по трещинам во льду, как взбесившийся под лучами радиации росток. Как смертельная болезнь, миллиарды детских ртов, жадно хватающие воздух под тонкой кожей. "Моя девочка", бормочет он, вгрызаясь в мою плоть, "моя девочка, скажи..." - и я повторяю за ним его слова, движение размазывает лицо по фотографии, как отпечатки кожи на линзе видеокамеры, он снова уходит, оставляя меня одну, плавятся как воск стены квартиры от его огромных движений во мне; остаются лишь дыры, все стены в дырах, сквозь которые я слежу за ним, за его попытками схватить меня, спрятаться от меня, освободиться. Во мне он - словно вепрь в ночи; изнуренный, он спит, в то время, как ночь не кончается, длится... Он погибнет когда-нибудь, оставив меня одну, он исчезнет когда-нибудь - и я останусь одна.
   Он ищет меня, он приводит другую женщину к себе домой, он приводит еще и приводит следующую. Теперь он путает их имена, они смеются над ним, во всем, что происходит с ним, он винит только меня одну, он нападает на меня на улице, он требует, чтобы я вернулась к нему... Вернулась куда? С детства меня связывали по рукам и ногам, я и сейчас пошевельнуться не могу, пальцем не могу пошевелить. Он сам, его слова, его удары по лицу - так далеко от меня сейчас! Он стал похож на призрака, я почти не ощущаю его - мальчика-свинью, которого я знала когда-то. Теперь ему негде спрятаться, и он напуган до смерти. Он разговаривает с кем-то, кого здесь нет, люди оборачиваются на него на улицах, показывают пальцами, издеваются над ним.
   Он уехал так далеко, как только мог, чтобы забыть меня, но я продолжаю видеть его - на берегу девственного и яростного океана, взбирающегося по диким уступам гор, замерзающего у костра в ночном лесу. Да, он стал оборотнем - чистым сознанием, извивающимся, плывущим по небу взглядом, костной пылью, развеянной ветром. Он стал мной. Он пишет этот рассказ.
  
  
  [БЕССВЯЗНЫЙ ПЯТИГОРЧАНИН]
  
   Мы познакомились с ней у злого камня. Люди часто приходят сюда загадывать желания - люди нашего города, из тех, кто еще остался в живых. Пьяного смеха, громких разговоров вы не услышите здесь, у злого камня - разве что смущенные улыбки. Это место похоже на пустую могилу, мемориал непроизошедшему событию, памятник неизвестному герою, может быть, героем и не бывшему.
   Молчание. Лишь иногда - цветы, и, еще реже, - написанные паутинным почерком на папиросной бумаге и свернутые в тонкие трубочки записки. "Он был с нами, он навсегда с нами, он никогда не уйдет", - слышался шепот. Иногда я видел - люди плакали, уходя отсюда, освободившись, или шли решительно, словно медленные пули, раздвигая толпу идущих навстречу. У нее, в ее руках, в черных нитяных перчатках была одна гвоздика, зажата в руке как зеленое перо; не оставляя следов, красный бутон плыл на черном фоне одежды.
   Проводив ее, я стоял на улице, ожидая, пока не зажжется свет в одном из высоких окон.
   Это район старых домов. Ночь. В отвесном лунном свете видно, как блестят глаза лошадей в глубине проходного двора.
   От стены отделилась тень и неслышно приблизилась, я не сразу заметил ее, что она делает здесь? Она следит за мной, в сердце мое вонзается нож снова и снова - так бьются два наших сердца. Она всегда следит за мной и нападает, когда я не жду этого. Я обхватываю ее за тонкую талию, и мы взвиваемся вверх и растаиваем, словно два призрака, взвившихся над костром и сгорающих в небе осенних листа.
   Бессонная ночь позади, отвращение на лице в зеркале, круги под глазами, щетина, похожая на плесень. Лицо морфиниста, бледное восковое лицо, пылают волосы над головой. Мое лицо похоже на старый рекламный плакат, - какой бы товар ты не взялся рекламировать, о нем уже давно забыли: редкость, раритет; хлам; машина для путешествий во времени.
   Тень уже обосновалась на кухне, пишет, курит дешевые сигареты одну за другой. Разыгрывает из себя писателя. Ее нож лежит тут же. Я отрезаю им хлеб, намазываю масло. Мы с тенью делаем вид, что не замечаем друг друга. Кухня маленькая, и мы с нею сейчас, должно быть, походим на пару пенсионеров, свыкшихся, притерпевшихся к причудам и выходкам друг друга, мы походим... просто походим друг на друга - я и моя тень.
  
  
  [ШОУБИЗНЕС]
  
   Двое на проводах, мы жили вместе в одной квартире, спали в одной постели вдвоем - это еще ни о чем не говорит, мы ложились на нее с разных сторон, ложились и засыпали. Сложные взаимоотношения.
   Мы встречались с другими людьми, шли куда-нибудь, трахались с ними, а потом они узнавали о нас все, и мы говорили, что мы их любим, вот так: люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, очень много раз. А потом наступал вечер, и нам с ними надо было расставаться, и снова: одна и та же квартира, одна и та же постель. Сон. А потом, позже, эти люди с которыми мы встречались, предлагали остаться у них переночевать, в этом не было ничего страшного. А потом они хотели прийти к нам домой, и пора было уходить от этих людей - извини, но мне пора уходить, извини, но нам необходимо расстаться. Некоторые плакали, некоторые угрожали, некоторые не угрожали, но было ясно, что они хотели с нами сделать - и тогда мы быстро собирали чемоданы и перемещались в другой город, мы двигались по стране с востока на запад, впереди нас ждала Москва - место, где мы навсегда потеряем друг друга.
   Пока этого не случилось, расскажи мне о нем: волосы цвета ивовых прутьев, порезы на лице, кости, которые гнутся и не ломаются под волнами ударов. Голубые глаза - они плачут, когда ты стреляешь ему в затылок, глаза ребенка, защищающего мать. Расскажи мне о ней, диких конях, урагане рыжих волос, захлебнувшейся атаке, молочных скалах у огненного моря, о перетекающей под кожей истоме и серебряных звездных рыбах, резвящихся в озерах глаз.
   Расскажи мне о них. Страну передернуло в темноте, так мертвеца передергивает от удара током. Дергается поезд, везущий их, ударяются друг от друга вагоны. В тамбуре накурено и холодно, и железные зубы лязгают, обливаясь ламповым соком. В темноте вагона горит взгляд парня с нижней полки, ты сводишь его с ума, стонешь и двигаешься под одеялом, - это наш дом, мы дома с тобою сейчас... Больше рассказывать не могу - ведь они почти что приехали...
   Москва больше любого другого города, и мы любим друг друга прямо на улицах, не скрываясь.
   Здесь все те, кого мы бросили, превращаются в деньги.
   Переход закрывается в час.
   Москва - это наемный убийца.
  
  
  [ПОЗНАКОМЬСЯ С Л.]
  
   Зимой предметы становятся легче, чем их названия, как бы наполняются газом изнутри, - и взлетают к небу, ты витаешь где-то в облаках. И Л. - она точно такая же. Экзамен, тебе что-нибудь говорит это слово, Л.? "Экзамен - это когда молния на куртке не хочет расстегиваться", - говорит она.
   Высокие потолки, огромный зал на третьем этаже консерватории. Л. садится за рояль, начинает играть и обнаруживает, что (наверное, в этом виноват начищенный до тусклого блеска паркет) от ее прикосновений к клавишам рояль двигается, будто дышит. Само собой разумеется, когда последние аккорды отзвучат, Л. (и я, и ты сделали бы то же самое на ее месте) незаметно толкнет этот рояль, и тогда он пронесется через весь зал и, высадив окно, рухнет вниз.
   Грохот и рев, подбеги и посмотри: на снегу под окном - ничего, кроме круглых следов слоновьих ног. Они приведут нас к центру города, где в посудной лавке, в китайской фарфоровой тарелке эпохи династии Мин (каждый рояль знает это) в маленькой трещинке живет новая легкая сумасшедшая музыка, грозящая хозяину лавки полным разорением!
   Женщина, принимающая у Л. экзамен, зловеще улыбается: площадь в центе города оплетена липкой паутиной (прохожий, похожий на тебя или меня, перепрыгивая и пригибаясь, с легкостью проходит сквозь нее, может быть, лишь сквозь зубы выругавшись в адрес городских властей - но что делать роялю?) и слон, не сумев затормозить, с разгону попадет в ловушку, забьется синим мотыльком и, обессилев, позволит высокомерным грузчикам схватить и поставить себя на место рояля.
   Экзаменатор (похожая на скрипичный ключ) мечтает оплести весь мир своей паутиной, превратив его в склеп, она боится умереть и хочет похоронить себя живой. Будь на то ее воля, она бы похоронила Л. вместо себя, но Л. - индийская принцесса, несносная девчонка и повелительница слонов, к ней не так-то легко подступиться... к тому же еще есть я и ты на улице за разбитым окном, - и под наши аплодисменты Л. берет со стола клейкую от неудов зачетку и, кутаясь в королевскую мантию, покидает склеп консерватории - конечно же, верхом!
  
  
  [ЗАВТРАК]
  
  Белоснежный чайник
  Похож на куриное яйцо,
  Полное кипятка.
  Дальше писать не могу -
  Мама зовет к столу.
  
  
  [СВАДЬБА]
  
  Огромный снежный ком,
  И ты распахнула объятия -
  Маленькая невеста.
  
  
  [ПОЩЕЧИНА]
  
  Ощетинившиеся ирисы
  В кошкиных глазах,
  Какой аромат!..
  Лапой по морде:
  - Пес!
  
  
  [ДРАКОН ПАДАЕТ]
  
   Топот ботинок в коридоре мешает уснуть, топот и треск выбиваемых в голове дверей приближается. ЕСЛИ ОНИ НЕ ХОТЯТ ПЕРЕКРАШИВАТЬ КОРИДОР, ПУСТЬ ХОТЯ БЫ ВЫШИБУТ ДВЕРИ. Они уже почти дошли до конца. Распахнуто окно, и этажи улетают вниз. В этом теле, летящем по направлению к мостовой, есть сердце, и когда тело уже готово с головой зарыться в мягкий и теплый асфальт, сброшенную змеиную кожу, пестрый ворох платьев и пальто прохожих, сердце вдруг снова начинает биться в груди, как цыпленок пробивает себе дорогу в этот мир, разбрасывая скорлупу по сторонам, подобно лезвию выкидного ножа, вырываются и дергают за спину мокрые крылья. Нависающее сверху многоэтажное здание, кажется, вот-вот упадет. Голый, на коленях на мокром асфальте - гораздо более жестком, чем это казалось сверху.
   Крылья дракона, несущего меня к горам в свою пещеру, золотой свет его глаз, он проводит по моей коже когтями, доставая оттуда драгоценности. Город внизу горит, наша кровь, смешиваясь, становится огнем. Я - лишь призрак, одежда, которую он надевает, чтобы выйти из тени на свет, ибо есть бесконечная тень под мостами и в черных глазах красавиц, ибо есть только тень там, куда он унес меня. Крылья его подобны сгорающей в небе паутине, сетке трещин, дышащей на глубине дня... а его голод не утолить ничем. Мечусь по палате, стукаюсь о стены словно мотылек, неожиданно попавший внутрь лампочки. Шорох халата, падающего к ногам медсестры, как шорох падающего занавеса, скальпелем она проводит мне по спине, доставая оттуда крылья. Словно стеклянный глаз циклопа, палата вспыхивает - смешавшись, наша кровь стала огнем. Мы засыпаем на полу, усыпанном золотыми монетами - дети дракона, нашедшие друг друга на ощупь в катакомбах плоти.
   Зонтик стоит в углу комнаты у двери, рядом на стене двигается ее тень, почему дождь - это "он", а не "она"? Ее тень, дверь ведущая на улицу, зонт с изогнутой перламутровой ручкой, черный и очень большой - только кончики ее длинных белых волос мокры. Кто-то еще должен быть в этой комнате, не знаю, мужчина это или женщина, однако кто-то видит это и записывает, писать то, что видишь - нет ничего проще. Источник света - маленький электрический светильник на столике возле широкой кровати со свежими, но уже смятыми простынями. Постель пуста - откуда же тень на стене - неужели я сам нарисовал ее руками, мокрыми от дождя, ее волос, зонта?.. Только утром, уже соскабливая черную краску с окон, я понял, что и зонт, и комната эта не моя, удивительно, но надо быстрее уходить отсюда, пока ты не проснулась - где-то там, у меня дома. Мир таит в себе массу опасностей, и одна из них - дождь, к счастью уже закончившийся; однако зонт этот, наверное, стоит прихватить с собой - вот только как?
  
  
  [АПАК]
  
  Я знаю человека, любящего гулять в пижаме по улице
  посмотри на этого чудика, думаешь, он сбежал из психушки
  июль тушит сигарету о прохладную бетонную балку
  нет, но я думаю, это мы виноваты в его смерти
  ну уж нет, кто угодно, только не я
  кто заставлял его уезжать
  кто заставлял его возвращаться
  влюбляться и получать побои
  сначала мы думали,что
  это земля горит у нас под ногами
  потом что это догорает
  последняя нить,связывающая нас прошлым
  островком прожженной материи
  еще маячившим в голубом шелке полдня
  теперь-то я знаю, что это был бикфордов шнур
  однако тот уже успел догореть
  тишина
  
  
  [БЕЗ НАЗВАНИЯ]
  
  Ты должен назвать картину, прежде чем рисовать ее
  говорит моя учительница секса и рисования
  восемь лет прошло за окном с того зимнего дня
  восемь лет, разделяющие нас и засыпанные снегом
  потому что всегда идет снег перед этим
  черным экраном, глубоким зеркалом
  зависшим над мостовой и головами прохожих
  разинув рты в немом крике, схватившись за головы
  снежинки падают вниз
  и это больно не падать вместе с ними
  
  
  [ПОЛНОЧЬ]
  
  Сова проглотила луну,
  и теперь, в темноте,
  ждет ребенка -
  кого-нибудь из нас,
  маленьких пташек.
  
  
  [ПОЛДЕНЬ]
  
  Пальцы холмов под зеленым шелком.
  Труд птиц на нитях ветра.
  Разорванная одежда
  в ветвях деревьев-воспоминаний:
  те, кто носили ее,
  теперь одеваются в ночь.
  
  
  [ДОМ У ДОРОГИ]
  
  Машины скапливаются и рассасываются. Сад вокруг дома. Ветви деревьев и ветер. Дети остаются детьми. Птичий гомон. Они возятся с нами как с игрушками, до тех пор, пока седая зима не подходит. Она берет их за руку (они поднимают глаза, тянутся ручкой) и уводит. В следах, уходящих вдаль по первому снегу, - палые листья, пожухлая трава. Дом у дороги. Место остановки. В деревянных комнатах натоплено. И теплы наши руки и тела под байковым одеялом. Весной тает лед. Летом распахиваются окна. И всю ночь насекомые летят на свет. ПЕРВЫЕ МАШИНЫ БЫЛИ ИЗОБРЕТЕНЫ НАСЕКОМЫМИ, созданы для их насекомых целей, для того, чтобы лететь и разбиваться. Насмерть. Дом у дороги. Пускай я шью большими стежками, и одежда слетает с нас, стоит нам сделать несколько шагов - мне нравится легкость. Наши дети будут одеты точно так же. Зато им не придется плакать. Никогда-никогда. Никогда. ПЕС СВИХНУЛСЯ НА ПОВОДКЕ. И на своей будке. У всех у нас бывают навязчивые идеи. Например, уехать. Или остаться. В доме у дороги - тебе смешно? Мне тоже, милая моя, мне - тоже. Ночь. Пылает камин. За окном пес реагирует на прохожих, редкие легковушки бьются о стекло. Пес замолкает. Кто-то входит в дом.
  
  
  [ЭЛЕКТРИЧКА] похожа на гусеницу в твоих волосах,
  на тонкой стальной нити опускающуюся сквозь живой лес,
  полный призраков - отражений пассажиров в стеклах.
  
  [ВЕТЕР] бьет по окнам, чешет частым гребнем зеленые волосы,
  распахни окно: как сильно вы с ним похожи!..
  стекла готовы вылететь и унести за собой.
  
  
  [ДО ВЕЧЕРА ВЕСНА] носится по городу,
  свинчивает прохожим бошки, кидает вверх собак и кошек...
  Всю ночь он бродил в лесной чаще - мой город, пытающийся успокоиться.
  
  
  [ПОМЕШАВШИСЬ ОТ ЖЕЛАНИЯ]
  
   - Привет. Привет. Доброе утро. Добрый вечер, - они входили и выходили каждый в и из своего подъезда, и наблюдать за ними из окна было довольно увлекательно. Они были похожи на два кровяных тельца, вращавшихся по двум разным кровеносным системам. Солнце то падало за горизонт, то, с трудом преодолевая земное притяжение, поднималось, раскрывая облака в крови, наступал рассвет, кровь рдела на уступах домов и в изгибах тел этих двоих.... Да, кровь была повсюду. Наблюдать за ними из окна - не ожидая, что сейчас один из них (одна) позвонит в твою дверь - они мелькали мимо, словно отрикошеченные пули, словно мошки мимо стекол автомобиля. Но были и моменты, когда он, она, эти двое, они замирали - этажом выше, у стенки, разделявшей их квартиры, у крест-накрест заколоченной двери, - позволяя миру вращаться без них, позволяя крови течь дальше, почти не дыша, чтобы не выдать себя. И мир вращался, перекатываясь с пола на стенку и дальше на потолок, закрывая глаза вверх тормашками, как увязающая в клею огромная летучая мышь... Мир кричал, Мир бил когтями, Мир скользил по полировке, Мир просил о помощи, Мир выжидал момент, когда ты забудешь об осторожности и протянешь руку... И они познакомились в конце концов, ну, как обычно люди знакомятся, что-то горячее бьется, и ты говоришь, и ты делаешь, поступаешь так, как никогда бы не поступил прежде, меняешься, становишься другим и держишь ее его за руку, и задеваешь людей, хочешь проникнуть в них, чтобы они испытали то же, что ты испытываешь, словно распускающийся цветок, да, это можно сравнить с цветком, лепестки распускаются, лепестки опадают, и ничего не происходит, она сказала - он сказал, что ничего не происходит (они приходили, они заходили то в ее, то в его квартиру, с заколоченной крест-накрест дверью, ведущей в квартиру соседнюю, и они двигались друг в друге, и они умирали ТАМ, этажом выше, он проникал в нее, она проникала в него, но все заканчивалось, они кончали, и все заканчивалось на этом - они вздрагивали от прикосновений, отшатывались друг от друга), что нам делать теперь, каждому в своем опустевшем мире, ведь мне никто не нужен - кроме тебя - да - кроме тебя, и нет никакого способа, чтобы я смог-смогла заполучить тебя, твой мир, мы должны найти какой-то способ. И вот он, вот она, и между ними заколоченная дверь. Вот яд, который они принимают.... Вот он открывает глаза.
   - Ничего не случилось, ничего не подействовало, - он кидается на дверь, голыми руками он сдирает доски, сдирает дверь с петель.
   Она стоит там и ждет, она смотрит на него, она улыбается.
   На этом рассказ должен был бы и закончиться, однако - этажом ниже, годом позже, в другой жизни - меня передергивает от ужаса, когда я гляжу в окно на улицу, на то, как они мелькают там - словно отрикошеченные пули, кровеносные тельца; собаки, вдруг обретшие крылья. Будучи же на улице, вообще стараюсь взгляда не поднимать, - мои глаза ослеплены улыбкой девушки, стоящей за сорванной с петель дверью.
  
  
  [ГОРОДСКИЕ ОБОРОТНИ]
  
  Ночь, лес, гроза.
  Холодно пышет молния
  В лицо перепуганным совам.
  
   Вроде он ничего так. Смотрит на то, как люди танцуют под оглушающую музыку в вспышках фар проезжающих мимо автомобилей; следит, выбирает.
   Они выбираются на улицу только по ночам. Это так просто, что почти гениально - для того, чтобы не умирать, достаточно не рождаться, навсегда остаться в утробе матери! Но по ночам...
   - Тебя подвезти?! - орет он, с трудом перекрывая шум работающего мотора, орет ей из окна своей новой машины... Он часто предлагает девушкам подвезти их, чтобы потом, где-нибудь по дороге, попросить подвезти себя. Ему редко отказывают - ведь он так уверен в себе - новая машина придает ему уверенности.
   Дискотека бушует, застревая обескровленными лучами в дырявых костях города, шарит по совиным дуплам, распугивая стаи ослепленных стариков-фотографов, разлетающихся с возмущенным клекотом... по вечерам город походит на бешеного пса, вцепившегося и повисшего, истекая пеной, на звездах.
   Он не может найти ее среди танцующих, пристально всматривается в изуродованные тенью античные статуи. "Где она может быть еще?!" Глядя в зеркальце заднего вида, никак не может стереть след от ее поцелуя на щеке, напрасно яростно трет кожу. Его машина взрывается изнутри, распускается, лопается как цветок; смоченные в крови, вздергиваются к небу и разъезжаются в стороны жестяные лепестки, стряхивая на асфальт мелкую крошку стекол. "Где, где она может быть еще?!" - оглушительно надрываются в воздухе сирены, приближаясь, все громче, он уже не слышит их, смотрит на звезды сквозь разорванную крышу автомобиля.
   Он провел с Лианой только одну ночь, и уже не в силах думать ни о ком и ни о чем кроме нее (они искали, они собирали друг друга в темноте на огромной скорости, комната двигалась все быстрей, исчезала, исчезла, расплавилась в этом движении - как и весь мир, так и не появившийся вновь), ничего не видит вокруг, приходит на работу как во сне, руки делают все сами за него, сами берут с конвейера детали, совмещают их, передают в руки стоящего напротив, и те отправляют куски металла дальше - туда, где автоматы нанизывают их на провода, вставляют в автомобильные каркасы.
   "Я хотел бы рассказать о Клинке, пока тот еще спит в своей теплой постели в квартире на последнем, пятом этаже многоквартирного дома в спальном районе на окраине города, хочу сделать это, сидя на постели, глядя на свое отражение в стеклянном шкафу, пока утро воскресного дня еще только наступает, пока Клинок еще не вскочил с постели, не побежал в душ, и потом - опять сюда, к зеркалу, бриться и одеваться, я завязываю ему галстук, стоя позади, обнимая за плечи. Он выходит. Закрывается дверь.
   На улице только что прошел дождь. Пустые улицы, пустые умытые дождем автобусы проносятся мимо... Белый дым поднимается в ослепительно-голубое небо из труб, торчащих из-за зелени парка. Полированные лужи распластались по асфальту - блестящие, как зеркало в стеклянном шкафу, как отполированные ботинки на ногах Клинка. Уверенные шаги, шляпа сдвинута на затылок, саквояж приятно оттягивает руку, задавая ритм. В саквояже - несколько секций, в них - разнообразные изделия причудливой формы, морские звезды, клыки, змеи и бабочки - повышающие выносливость металлические суставы.
   Вокзал: нищие выбираются из-под горячего гудрона, гревшего их всю ночь, высыпающегося из складок одежды при каждом движении, - воскресая, пробуждаясь не прежде, чем нащупают в кармане сигареты, не прежде, чем почувствуют тепло золотого огонька у лица.
   Душевые в привокзальном отделении милиции: безвольные тела, прибитые к белому кафелю струями горячей воды, вымывающими изумрудные кольца и золотые нити сна, сломанные и перемешанные между собой, уносящиеся в разверзнутое темное и ненасытное жерло водостока. И после, в вычищенной от денег, в выскобленной до дыр одежде, тебя снова выталкивают наружу - к людям, готовым поделиться с тобою всем, что у них есть.
   Тяжелые составы на вытянутой груди спящих рельс, сизый асфальт платформы с белыми предупредительными полосами по краям. Мягкие шаги Клинка - он движется, скользя как свободно перемещающаяся под кожей кость, с улыбкой пожимает руки нищим (при рукопожатии, объятиях удобней всего передавать металлические суставы и принимать деньги - купюры - Клинок не принимает монеты - их слишком легко подделать).
   Боль нищих, их отчаянье, их страх безграничны - и так же безгранично их счастье, когда они заменяют уставшие, почти растворившиеся в крови детали. Они смеются, они танцуют вокруг нас с Клинком, играя и крича, кидая деньги к потолку, - что я могу сказать о Клинке теперь?! Я не могу сказать ничего, что не скомпрометировало бы Клинка - сейчас, когда мы сидим друг напротив друга за столом в отделении милиции, в окружении людей в форме.
   - Не бойся, с тобой ничего не случится, я защищу, никогда не оставлю тебя, - говорю я ему тихо, и голова его машинально дергается и поднимается инстинктивно навстречу моему голосу, губы раздвигаются в нежную жалкую улыбку. Слезы, выкатившиеся из моих глаз, застывают на щеках металлическими кулонами. Я снимаю их и протягиваю руки за наручниками.
   Итак, я вернулся к тому, с чего начал: душевые в участке, нищие, вокзал... Вот идет Клинок, размахивая своим саквояжем, улыбаясь нищим и своему многообещающему будущему... Наблюдая за ним, стараясь оставаться незамеченным в уголке зала ожидания, я вынимаю купюры из-под распираемых ими лохмотьев и исписываю их одну за другой: "Ты один, ты один такой, и нет никого больше!"
   Лиане надо что-то делать с ним - он не смотрит на нее, спит все время, глаз не поднимает - даже когда передает детали через стол, и его руки на мгновение касаются ее рук, - все равно, остается в себе, внутри... Как заставить обратить на себя его внимание, заговорить с ней?
   День ото дня он все больше погружается в сон, и однажды (Лиана не успевает его подхватить, понять ничего не успевает) валится без сознания на ленту конвейера, и она уносит его вдаль - туда, где совмещенные им и Лианой детали автоматически впихиваются под тонкую кожу дергающихся от нетерпения автомобильных каркасов. В наши дни технический прогресс входит в человеческую жизнь повсеместно. Вошел он и в жизнь Клинка, - вошел, сместив кости металлическими прутьями и пробив кожу проводами, - но Клинок так и не проснулся. Теперь он просит милостыню на улице.
   Денег получает достаточно - много денег от спешащих мимо щедрых людей, - достаточных и для питания, и для замены металлических частей, вошедших в тело, ведь среди нищих он находится вне конкуренции, только он один в состоянии стоять так долго на протезе, заменяющем ему левую ногу, не уставая протягивать за милостыней руку с подергивающимися под одеждой проводами, иногда наклоняясь чуть ли не на сорок градусов вперед за милостыней.
   Перегибаясь, преграждает дорогу Лиане, в ужасе обегающей его и спешащей по улице прочь - на работу, теперь лишившуюся смысла. Жизнь Лианы стала похожа на дурной сон, из которого не можешь проснуться, хоть и пытаешься.
   После Лиану я видел однажды вечером, в ресторанном зале одного из отелей, ужинающую в компании незнакомых мне молодых людей. Они разговаривали довольно громко между собой, но я, хоть и сидел за соседним с ними столиком, не мог понять ни слова из того, что они говорили, - они как будто пережевывали, глотали слова, и до меня доносилось лишь только мычание да гулкий смех. Лиана одна не участвовала в разговоре, не смеялась вместе со всеми, сидела с видом отстраненным и холодным. Когда один из молодых людей наклонился и прошептал что-то ей на ухо, ее лицо, до этого болезненно бледное, покраснело, она вскочила и кинулась к выходу из зала. Другой сосед пытался удержать Лиану, но не успел, еще несколько засмеялись и подняли бокалы, салютуя ей вслед.
   Наскоро закончив есть, я вытер губы салфеткой, поднялся из-за стола и последовал за Лианой в вестибюль. Я успел как раз, чтобы войти в один с нею лифт и вышел на том же этаже, что и она. Немного пройдя по коридору, я обернулся. Лиана стояла напротив одной из дверей, ее плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Я развернулся и подошел к ней. Что-нибудь случилось, могу ли я чем-нибудь ей помочь?
   - Нет, - сказала Лиана, отворачиваясь, чтобы я не мог увидеть ее лица с искривленными губами, поплывшей тушью. Голос ее дрогнул, - нет. Все нормально.
   - Мне кажется, что это не так, - я заговорил тише, - по-моему, я даже знаю, в чем именно состоит ваша проблема. У вас нет ключа от этого номера, вы забыли взять его внизу, верно ведь?
   Удивленная, она лишь еле заметно кивнула в ответ.
   - Это упущение администрации любой гостиницы, - продолжал я, - от одного номера они выдают только один ключ, будь этот номер даже двух- или трехместный... но вопрос, насколько я понимаю, заключается вовсе не в том, должны ли вы вернуться или же останетесь здесь, дожидаясь тех, у кого этот ключ есть... понимаете, настоящий вопрос в том, действительно ли вы хотите попасть за эту дверь?
   - И в решении этого вопроса, - я стал напротив нее, заглянул в ее большие глаза, - я готов вам помочь. У меня есть ключ - от другой двери и на другом этаже.
   Позже, в моем номере, сидя в кресле, я смотрю как, обмотанная мокрыми бинтами, Лиана мечется на постели как в лихорадке, - я только что вколол ей полный шприц своей крови. Она кричит как сова, и фары проносящихся по улице автомобилей вспыхивают в оконных проемах как молнии. Она рвет бинты на теле острыми когтями, и те свисают лохмотьями, как крылья; клацает зубами - щелкает клювом. Кричит снова и снова.
   Теперь Клинок походит на быка - огромное неуклюжее тело, распухшее изнутри от металла. Носится целыми днями по городу как локомотив, сбивая прохожих, месит асфальт, изменяет направления улиц, смещает с места здания - с разгона врезаясь в них, пробивая насквозь нижние этажи. По вечерам, избитый, деформируя под собой пластиковые стулья, сидит где-нибудь в кафе, вздрагивая от всякого резкого шума, громкого смеха. Склонив голову с красивыми тяжелыми рогами над огромной чашкой кофе, изредка опускает туда свой длинный розовый язык, оглядывает окружающих - искоса, сквозь дым вставленной в разрез копыта сигареты.
   Заведение, где можно его встретить чаще всего, называется "У быка и совы". Первый раз сова его таким и увидела - красивым и издерганным, сильным и беззащитным. У совы сразу сделалось такое лицо, будто она светлячка проглотила, клюв щелкнул, сомкнулись веки, пытаясь схватить силуэт быка, не дать ему уйти. (Сова всегда так себя ведет, если хочет что-то и не может это взять, начинает ходить вокруг да около желаемого, медленно сужая круги... да только сдерживаться все равно не умеет, в конце концов голова ее свинчивается, слетает как пробка - что за постыдное зрелище!)
   Теперь их часто можно видеть вместе. Пьяная, сова пытается танцевать, обтираясь с незнакомыми молодыми людьми, с которыми бык потом выходит "покурить", и сова устраивает ему истерики, кричит, выбегает прочь на трассу, кидается на насекомые автомобили - разъяренно, как тореадор - на готовых сорваться с места хрупких и изящных механических нищих с мягкими раскачивающимися людьми внутри.
   Когда я выбегаю вслед за Лианой, и Клинок, приняв меня за одного из "тех" молодых людей, догоняет меня и сжимает мне плечо, чтобы удобней было бить, я начинаю рыдать, уткнувшись ему в грудь.
   - Кто, кто это сделал с тобой, сделал с вами?! - повторяю я, захлебываясь в пьяных слезах.
  
  
  [ПОЦЕЛУЙ]
  
  1.
  
   - Девочка, тебя проводить? - настойчивый дядя, чего тебе надо? Зачем приставать к маленькой девочке на улице поздно ночью?
   - Нет, спасибо, - я вежливая, а ты - нет. Ты совсем невежливый. Идешь и идешь следом - думаешь, я не вижу? Ладно, надо сделать вид, что я его не замечаю, и идти, идти... а потом как по-бе-жать! Вот. И спрятаться. И пусть теперь ищет на здоровье. И вообще, дядя, ночью люди должны спать, а не шляться черт-те где бог знает с кем, понятно? Из таких вот дядек и вырастают потом отвратительные мальчишки, которые ножки ставят и отбирают мяч - все им должно принадлежать, а то, что с другими играть надо, им и в голову никогда не придет. Я не игрушка, а девочка, различать надо!
   А вот еще два дядьки, коробки тащат, сигнализация верещит за углом.
   А вот улыбающаяся девушка в черных очках по улице бежит. Приключений девушка ищет, ночью бегает по улицам в черных очках, понятно - с головой девушка не дружит, романтическая натура... и еще знаю одну, видела - в белом длинном платье до пят ходит.
   И - конечно я не хожу по широким улицам в центре города, но много раз видела этих парней в машинах с оглушающей музыкой... Те, кто не спит ночью - все не в своем уме, все самих себя терпеть не могут. Вот почему мне пришлось пообещать родителям, что буду делать это только иногда, не больше одного раза в неделю. Просто родители у меня тоже ненормальные - потому и разрешили. Не судите их слишком строго - родители ведь тоже люди. Им тоже иногда нужно побыть одним.
  
  2.
  
   Никогда никого не любила. Мир и так заполнен любовью, незачем любить еще. Дети в школе, насколько бы мы ни были близки с ними, никогда не спрашивали меня, что такое любовь, им это было просто-напросто неинтересно. Терпеть это слово не могу, оно чаще встречается в книгах, чем другое слово - на заборах. Как воздух, которым дышишь, как вода, которую пьешь, - просто задержи дыхание и пиши это слово на доске, задыхаясь в мелу, пиши пока можешь, как негатив царапают иглой, - и сквозь него пробивается солнечный свет.
   Фотоаппарат готов. Теперь надо поставить Беатрис перед доской и заставить писать это слово до тех пор, пока доска не покроется мелом вся целиком, пока это слово, наконец, не появится по-настоящему, пока я не пойму, наконец, что оно на самом деле означает...
   - Что это, что ты написала?!
   - А что, разве не этого ты хотел? Или тебе мало - хочешь, напишу еще?
   - Да, хочу. Возьми тряпку, сотри и напиши снова. Снова и снова - будем пытаться до тех пор, пока у тебя не получится! Давай! - так ее и надо сфотографировать - взбешенную, в коротком летнем платьице, с мелком в руке - у доски, на которой крупными печатными буквами выведено: "КАНИКУЛЫ".
  
  3.
  
   "Лето мы провели у бабушки в деревне. Мы часто ходили купаться на речку, много плавали и загорали. Папа много фотографировал нас с мамой и меня одного, речку и горы. Ночью мы спали. А потом мы вернулись домой в город, и наступила осень. Я пошел в школу, а мама с папой - на работу.
   Еще летом к нам приезжал дядя Денис со своей женой Таней, и мы с папой водили их по злачным местам. Они спали на балконе, потому что дядя Денис много курит и не спит по ночам, и чтобы меня не разбудить.
   Мама говорит, что на следующий год мы тоже поедем к ним и тоже будем спать на балконе, но это будет только летом, потому что в остальное время спать на балконе холодно."
  
  4.
  
   Женщина сидела за рулем темно-синей автомашины, рядом с нею на соседнем сиденье сидел ребенок. Они выехали слишком поздно, и теперь опаздывали, машина неслась по широкой улице, превышая разрешенную скорость.
   Какой-то человек попытался быстро пересечь улицу прямо перед ними, и женщина не успела затормозить. Когда она и ребенок вышли из машины и подошли к человеку, тот был уже мертв. Вот текст записки, найденной у него в кармане:
   "Было нелепо умирать в твой день рожденья. Но та глупая и смешная жизнь, что я вел, не могла окончиться ничем, кроме как такой же смешной и глупой смертью. Я не жалею об этом - каждым днем, каждым мгновением своей жизни я насладился сполна, много любил и - гораздо больше - был любим.
   Ты скоро возненавидишь меня, это не будет неожиданностью - мать все время будет рассказывать обо мне, о том, каким я был... а тебе только семь лет, ты скоро забудешь меня, и будешь смотреть на маму как на сумасшедшую. Если эта записка когда-нибудь попадет к тебе в руки, пожалуйста, передай маме мои слова: я люблю вас и хочу, чтобы вы забыли меня - потому что сам я забуду вас очень скоро.
   Еще: никогда не заставляй себя делать что-нибудь, если этого не хочешь - не смотри, не читай, не иди... но если почувствуешь страх, то всегда, слышишь меня, ВСЕГДА иди наперекор ему - потому что сам он никогда не уйдет.
   Что еще, какую глупость еще сказать? То, что только что-то сделанное для других имеет значение? Или то, что весь мир пропитан любовью словно бензином? Мне больше нечего сказать тебе, и я говорю: до свидания".
   Кроме этой записки ничего, указывающего на личность мужчины, в его карманах обнаружено не было. Коротко стриженный, светловолосый, глаза голубые, без особых примет. Был одет: голубые джинсы, светло-коричневая замшевая куртка, черный свитер. На вид - лет тридцать пять-сорок...
   На то, чтобы дождаться полицию и ответить на все интересующие ее вопросы ушло около часа, так что когда Беатрис с Полем все-таки добрались до кладбища, там было пусто - все было уже кончено и все разошлись.
   Белое небо. Зелень кладбищенских деревьев отражается в полировке автомобиля и, синяя с той стороны, раскачивается. Они выходят из него и ложатся на зеленую траву - лицом к небу, взявшись за руки.
  
  5.
  
   Такие печальные глаза могут быть только у собаки, целый день просидевшей в одиночку, взаперти, в квартире в центре мегаполиса. Соседи-арабы часто жалуются хозяйке, что я вою по ночам. Как они могут слышать это - постоянно включают свою невыносимую музыку на полную мощность, орут друг на друга, бьют посуду в маленьком душном пространстве, отрезанном теплым светом от остального, чуждого им огромного города - сходят с ума, бесятся, как звери в клетке. Где его носит, не знаю. Лежит где-нибудь с ножом в животе, курит, смотрит на звезды... Идиот! Кричи! Зови на помощь, ползи туда, где люди, ползи из последних сил, не тормози, делай хоть что-нибудь! Нет, всегда одна и та же история - уставится в одну точку, замрет и не шевелится, все равно, что мертвый. Поль - так его зовут, моего хозяина...
   Когда уже стемнело, пришла его девушка - и очень удивилась, обнаружив меня. Похоже, Поль ни словом не обмолвился ей обо мне. А мне-то все уши о ней прожужжал!
   - Вы давно знакомы?
   - Мы знаем друг друга с рождения, уже почти семь лет...
   - ?
   - Со дня моего рождения, а не его...
   - ??
   - Меня подарили ему на день рождения!
   - ?!?!.. - она долго не хотела поверить тому, что я только похож на человека; что цивилизация не только может превратить человека в животное (вопли из-за стены), но так же и животное - в человека. В конце концов, когда я встал на четвереньки и залаял, она все же сказала, что верит мне. И засмеялась - мало ли в большом городе психов! Умная девушка. Но...
   - Вам должно быть жутко одиноко.
   - Что вы, вовсе нет - ведь у меня есть Поль! Хозяин - что еще нужно собаке?
   - А как же личная жизнь?
   - Не слишком ли откровенный вопрос для первого знакомства?.. Я понимаю, конечно - собачий род не отличался избытком такта... спаривание в общественных местах на глазах у всех, поедание испражнений... Однако слишком мало, видимо, осталось во мне от собаки...
   - Извините...
   - Просто отказываюсь отвечать на этот вопрос.
   Разговор после этого застопорился. Она взяла с полки какую-то книгу, я пошел в соседнюю комнату спать. Когда я проснулся, они с Полем уже ушли - совсем недавно, судя по неубранной постели в спальне и еще горячей воде в чайнике на кухне...
   Выйти, запереть за собой дверь и выбросить ключ. Новая жизнь - без хозяина, без дома. Грустно было это признавать, но именно они были в числе тех немногих вещей, что все еще связывали меня с моим собачьим прошлым.
   Я - в толпе, я одинок, любой, каждый, люблю вас всех, исходящих лаем каждый на своем поводке, - и эта любовь готова разорвать меня на части, уничтожить меня...
   Ну а все-таки, как она, эта моя личная жизнь, а?
   Отказываюсь говорить, просто не понимаю вопроса - по-моему, все ясно и так, без слов... и на этом рассказ "Поцелуй" заканчивается.
   к о н е ц .
  
  
  [АРХИТЕКТУРА]
  
   Мало что осталось от прекрасного собора семнадцатого века в центре города. Но и то, что осталось, успели обнести новенькой металлической оградой. Тело пьяницы лежит в центре, словно элемент какого-то неизвестного ритуала. Давно умершее все еще выдают за живое. Он появился там однажды утром, и с тех пор я не видел, чтобы это место пустовало. Неизвестно, где и как он достает выпивку. Может быть, она спускается к нему с неба. И каждый раз его зовут обратно. Рано или поздно он исчезнет, и я больше не увижу его. Настойчивости, упорства - вот чего не хватает каждому из нас. Все мы рухнем однажды, как этот собор. Впрочем, всего вероятней, для спящего пьяницы его стены такие же прочные, какими и были два столетия назад. Ему снится полуночный стук в огромные дубовые двери. Кто-то стучит, ну и пусть. Если он встанет и пойдет открывать, он проснется.
  
  
  [КОГДА ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ]
  
   ...Это будет прекрасный рассказ - короткий, не длиннее одного земного удара, когда земля, не замахиваясь, бьет снизу резко, изо всех сил - рассчитывая, что и одного удара должно хватить, ты запомнишь и больше никогда не станешь так делать. Ломая кости, пробивая позвоночником дыру в черепе: "запомни - больше никогда - не играй с землей".
   Это будет рассказ о парне и девушке, карабкающихся вверх по крану в портовом доке: близится рассвет, гулкий стук подошв, и потные руки соскальзывают с покрытых ржавой краской поручней. У парня кружится голова, они - уже выше линии горизонта; солнце еще скрыто от глаз, но уже отражается в небе. Он чувствует тошноту и слабость.
   Девушка торопит его снизу: чем выше они поднимаются, тем больше ее возбуждение, оно просыпается, потягивается, оно открывает глаза в каждой клеточке ее тела. Еще немного, и она закричит, закричит - когда он бессильно повиснет на руках, почти потеряв сознание, и она обхватит его своим телом снизу, сотрясаясь от оргазма... Да, это будет прекрасный рассказ: крики чаек, этот вопль страсти и рев баржи, входящей в порт. Рассвет.
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  Мария Смольникова
  remembrance@pochtamt.ru
  http://www.remembrance.pochtamt.ru
  http://www.stihi.ru/author.html?freyia
  Рига
  1972
  программист
  
  
  [А расскажу-ка я сказку...]
  
   А расскажу-ка я сказку про зайчика, что сегодня проснулся на моем столе. Про дрожащего солнечного малыша.
   Без ушек и лапок, только одно неровно бьющееся сердечко. А может, он был щенком или цыпленком, например? С этими малышами всегда так, любишь сразу, не зная, что из них вырастет. Этот все дрожал, боялся теней, сквозняков и громких звуков.
   Зачем жестокое солнце бросило его сюда? Допросить бы строго и лишить родительских прав.
  
   - Малыш, хочешь остаться со мной? Я буду кормить тебя манной кашей, гулять с тобой в парке и читать тебе истории о воздушных людях. Мы выучим все буквы, купим велосипед, будем кататься на каруселях и ходить в цирк. Только останься со мной, малыш. Не уходи, не бросай меня.
  
   Он попросил апельсинового сока и остался до самого вечера. Обычный ребенок. Много смеялся, прыгал и бегал. Потом вырос или умер. Тут же наступила ночь.
   Будет ли завтра другая сказка?
  
  
  [Город]
  
   Ночь. Наконец-то ночь. Позади омут длинного рабочего дня, телефонные звонки, битком набитые автобусы... Все прошло.
   Сумрачный город ждет меня.
   Не знаю, откуда он взялся год назад, из каких туманов и снов явился. Можете не верить, можете смеяться, но он - есть.
   Наверно, он вот так есть и был уже бездну времен. Узкие прямые улицы, темные окна домов, черепичные крыши. Всегда сумерки, клены и ветер. Нет города честнее и грустнее.
   Сегодня я снова войду туда кошкой, очень уж трудный день за плечами. Кошкой дышать легче. Когда-то я умела соколом. И стрекозой. Но тоска не даст взлететь. Черной кошкой.
  
   Здравствуй, мое убежище. Ты радуешься мне, я вижу. Привык. Ветер несет навстречу запах ванили. Да, конечно... Что я еще хочу? Угадай. Падам-падам-падам... Эдит Пиаф. Ты меня любишь.
   Маленькое уличное кафе на два столика. А можно чашку кофе со сливками? Вспрыгиваю на стул. Нет! Я - человек. Может быть, еще не совсем, но зеркала нет и не надо.
   Лучший кофе в мире. Я люблю тебя.
   Развеселилась. Куда? Ура! О, ветры, мои ветры! Покружите меня! Смотри, я лист, я - кленовый лист. Отнеси меня, пожалуйста, к своему озеру. Там янтарный пляж, а вода всегда так светится, и я догадываюсь, это озеро - луна. Ты разрешаешь мне купаться в ней. Видишь, теперь? Я не лист совсем никакой, я настоящая большая яхта. Поселись ветром в моих парусах, обними меня.
   Устала. Знаешь, я не хочу больше плавать. Я хочу длинное серебристое платье с открытой спиной.
   И фонари уже провожают меня светом, а мостовая говорит каблукам "Клак! Клак!". Я красивая, да? Скажи - "Да".
   Вальс? Но я не хочу танцевать. Я хочу тебе что-то... Пожалуйста, только не перебивай.
  
   В прошлую пятницу я забыла проснуться собой, хорошо, что случайно заглянула в зеркало. А вчера я опоздала. Испугала домашних. Пришлось выкручиваться, врать, что пришла фантазия погулять ранним утром. Это по зверскому-то морозу... Смотрели, как не верили.
   Я стала путать реальности, так нельзя, понимаешь? Мне надо сделать выбор. То есть, я его уже... Ты прости меня. Жаль, что ты не можешь подарить мне что-нибудь на память... Такое, что можно унести с собой, понимаешь?
   Ты все понимаешь. Дождь. Прости меня.
   И я же вернусь! Вернусь обязательно. Я бы давно осталась. Мне там плохо. И я хочу, хочу, хочу быть с тобой!
   Но дети... Они почему-то не могут сюда... Маленькие. Вот вырастут, тогда... А если нет? Я все равно вернусь! Ведь за какие-то двадцать лет ты меня не разлюбишь? Ты подожди меня, хорошо?
   Не могу больше, я не могу так больше! Слезы, дождь. Мокрые волосы, щеки, джинсы. Пытаюсь вытереть нос рукавом куртки, но рукав тоже промок.
  
   Кто это? Такой теплый. Дыхание теплое. Сквозь слезы смотрю - белая лошадь! Нет, не лошадь. Это... Да это же... Это ты, да? Вот какие у тебя глаза. Но я не гожусь в невинные девушки. Ты покатаешь меня? Встал на колени. Ужасно не по себе, да я бы с камня или со скамеечки какой-нибудь... Смеюсь. Ты только иди медленно, да? И мостовая скажет "Клак! Клак!" твоим копытам.
  
   А теперь - до свидания! Прижимаюсь носом к белой щеке, глажу шею. Шаг назад. Улыбаюсь. Я очень старательно улыбаюсь. Но ты все понимаешь. Всегда. Только не оглядываться. Только не... Позади сумрачный город. Впереди спящие дети, работа, телефонные звонки, битком набитые автобусы... Только не оглядываться.
  
  
  [Синяя кошка (блюз)]
  
   Твои друзья говорят тебе, что ты изменился. Ты не пересчитываешь сдачу в магазине, совсем забил на футбол, отвечаешь невпопад. А когда наступает вечер, рассказываешь по телефону сказку о нехватке времени и уходишь бродить по улицам. Слушаешь собственные шаги, рассматриваешь тени. Ты не знаешь, что с тобой? Я скажу. Тебе перешла дорогу синяя кошка.
   Она не виновата! Просто шла себе мимо, ведь и синим кошкам надо где-то гулять. Она наверняка старалась идти самой безлюдной дорогой, это в ее характере, поверь мне. Нет, не ее вина, что ваши пути пересеклись. Но ты... Твое настроение теперь надолго синего цвета.
   Конечно, это пройдет, обязательно пройдет. Или не... пройдет.
  
   Когда тебе станет очень-очень грустно, так грустно, что захочется выйти в окно, она почувствует. И не сможет не появиться. Ведь она - синяя, самая синяя кошка, кому же, как не ей, знать, насколько человеку должно быть грустно, если ему хочется выйти в окно.
   Она подойдет, потрется о твою ногу и улыбнется. Знаешь, как улыбаются синие кошки? Вот и узнаешь. И все наладится, все сразу наладится. Каждый вечер, возвращаясь с работы, ты будешь знать, что твоя синяя кошка смотрит в окно и ждет тебя. Ни одна продавщица не разбогатеет от твоей невнимательности, приятели начнут конспектировать твои хохмы, и уж конечно, ты ни за что на свете не пропустишь время футбольной трансляции. Ты посмотришь любимую игру в компании синей кошки, которая будет рядом каждый-каждый день.
   Жизнь безоблачна, как небо в июне, если синяя кошка с тобой. Тебе очень повезло, тебе можно позавидовать. Грация, улыбка - все при ней. Удивительное существо! Только иногда в синий-синий вечер вдруг отвернется и заплачет. Почему? Да разве поймешь этих кошек.
   Ей, синей, можно рассказать любую правду, даже самую тайную. И любую неправду, даже самую невероятную. Можно и не рассказывать ничего, просто погладить. Она такая теплая! Такая же, как все остальные кошки, отличается разве что необычным цветом.
   А как она улыбается, какие нежные песенки умеет намурлыкать... А случается, из-за полной ерунды вдруг рассердится, расфыркается, исцарапает руки и убежит гулять в одиночестве. Ничего страшного. Пообижается и вернется, заулыбается снова. Она такая же, точно такая же, как все остальные кошки.
  
   Наступит день - ты вернешься домой и не поймешь сразу, чего не хватает. Или кого?.. Ждешь? Я скажу. Возвращаются кошки всех цветов, кроме синего. А ты? Твои друзья заметят, что ты изменился, и только. У них свои дела. Да и откуда им знать, что это такое - синее настроение...
  
   Однажды вечером тебе станет очень-очень грустно, и ты выйдешь в окно. (Где-то далеко отвернется и заплачет синяя кошка.)
  
  
  [Неправильное]
  
  Если вечер опоздал к заутре-
  нней, отдохни, и обнаружь в себе
  утро, что по - цело(вало)мудре-
  нней, чем все вечера, которые побе-
  
  гами уносят свет любимых звезд.
  
  
  [* * *]
  
  Бессонной ночью, разглядывая потолок,
  Я слышу инкримент моего прошлого
  В цикле while.
  
  
  [* * *]
  
  Вы сказали, пришла весна?
  
  (Не слышу, я вижу пыль
  прошлогодней осени на
  стрекозиных моих крыль-
  ях, пружиной сжимаю вре-
  мя, отпущенное в крик,
  я сгорела в его костре!
  Мне тридцать, а вы - старик.
  Я ждала весну столько лет,
  а теперь посылаю на...
  И для вас меня больше нет!)
  
  Как скажете. Пусть весна.
  
  
  [Осень]
  
  Один так устал. Он совсем ничего не заметил.
  Второй, упиваясь победой, - все выше... А третий -
  Если и был, то ушел. Осень, сентябрь и ветер.
  
  Стражник, герой и третий. Ни одного не согрела.
  Глаза тусклее, чем небо. Губы белее мела.
  По ветру рвусь. Осыпаюсь. Старею быстрее тела.
  
  *
  Это последние вечер, осень, и ночь, и ветер.
  Ни одного бы дела - я бы по снам летела.
  Стражника бы жалела,
  Герою венок надела,
  Тебе, безымянный третий,
  Отдала бы ненужное тело.
  
  *
  Никто не ответит.
  Ветер.
  
  
  [Октябрь]
  
  Нахохлившийся люд сосредоточен, -
   руки в карманах,
  осторожно ступает в лужи.
  
  Деревья как будто устали смертельно,
   тяжелая вода по листьям стекает,
  мне кажется,
   им нехорошо.
  
  Стараюсь не расслабляться,
   сжимаюсь в нельзя-нельзя-нельзя,
  не хочу размокнуть, как они.
  
  Я все еще жду тебя.
  
  
  [Перепутное]
  
  Непонятно, где и что. Все запуталось.
  Это я или не я, куда впуталась?
  Где живые, где пустые, кто распутница?
  Перекрестки пере-где? Перепутица.
  Броду-бреду поищу перепутьями...
  Ненависть породы чьей? Что беспутье мне?
  Следствия, причины ли снова путая,
  Все тропины, все пути в путы впутаю.
  
  
  [* * *]
   Зовет за тридевять земель
   Трубы серебряная трель,
   И лошади несутся по стерне...
  
  И я хочу, и я! Я так хочу быть там,
  Где звучит серебряная труба,
  Где лошади, конечно, гордые,
  Конечно, свободные,
  Несутся, не задумываясь,
  Чью землю попирают копытами.
  
  И не оглянулась бы я,
  Что мне рожок с его рыданиями...
  
  И не знаю я,
  что за слово "предательство".
  
  И нет никаких ожогов,
  Никакого дома.
  
  И я никогда не умру.
  
  
  [Колыбельная]
  
  Странные взрослые, странные дети
  Живут в зимнем небе на странной планете.
  Там снег тихо-тихо под ноги ложится,
  На зимних деревьях там странные птицы
  
  Поют колыбельные всем, кто печален.
  Не плачь, мой ребенок. Тебя укачают
  Далекие песни со странной планеты,
  И звезды тебе просияют приветом.
  
  Странные странники в зимние страны
  Идут по векам сквозь густые туманы.
  Не знают дороги, и в поле - не воины,
  Как мы с тобой. Тоже ведь - странно устроены.
  
  
  [* * *]
   А случай, бывает, изменит все в жизни так странно;
   То к жизни вернет, то отнимет последние силы...
   Рукой зажимая края кровоточащей раны,
   Я случая ждал... Хорошо, что терпенья хватило...
   Вит Балашов
  
  Фрегаты мои, паруса мои, дальние вы мои страны...
  Я случая ждал вас увидеть, я ждал, мне терпенья хватало.
  Хватило на многие годы. Слепой Сирано, ведь я многое мог, были
   силы,
  Пока на потеху Ростану, глупец, я не встретил Роксану.
  Как странно, что раны совсем не болят, и в глазах нет тумана,
  Но по сердцу - пилы, в виски - раскаленные вилы, натянуты
   жилы,
  О, плотники, плотники, что же вы, где же вы!.. Выше стропила!
  Как прожито мало, как странно и рано. О, как уходить еще рано...
  Фрегаты мои, паруса мои, дальние вы мои страны...
  
  
  [Солнцу ее]
  
  Расправь свои крылья, солнце ее, лети, я прошу, лети!
  Ибо фрегат с заимствованным у Афины именем до сих пор в пути,
  И мальчик с веселой косичкой на темени в лианы забросил лук,
  И жирафам всей Африки нет дела до ее тонких рук...
  
  Если не ты, солнце ее, она изрежет ноги камнями острыми
  Или уснет на заросшем шиповником несуществующем острове,
  Кроме тебя, солнце, ее уже никогда никому не спасти.
  Если не ты - солнце ее, то где ее солнце?.. Лети!
  
  
  [Кощеева смерть]
  
  Плачь жалобней, моя скрипка, рыдай, умоляй меня.
  Вытягивай слезы в дождевые линии на стекле.
  Я - на острие твоего смычка.
  
  
  [Станционная смотрительница]
  
  Я, станционная смотрительница,
  Распугавшая все поезда,
  Убежавшая от всех поездов,
  Придумываю тебе, проходящему,
  Тысячу и один кеннинг,
  Уповая на свою изобретательность
  И твою недогадливость.
  
  Подснежник моих влюбленностей,
  Мелодия моих одиноких озер,
  Настроение моих вечерних секунд,
  Страница моей открытой книги...
  
  Когда ты пройдешь мимо,
  Поезд моей несчастной Анны,
  И эхо твоих колес затихнет,
  Я соберу все имена в книгу
  И назову ее книгой судьбы.
  
  Сон моей прекрасной пальмы,
  Утес моих золотых следов,
  Тихая долина моей усталости,
  Страдание моего убитого поэта...
  
  Даль моих перелетных птиц!
  Ртуть моих туманных капканов!
  
  Кто же не спит,
  Кто ждет тебя,
  Поезд не моего барда?
  
  
  [*]
  
  Я провожаю тебя,
  Подснежник влюбленностей,
  Мелодию одиноких озер,
  Настроение вечерних секунд,
  Страницу открытой книги,
  Сон прекрасной пальмы,
  Утес золотых следов,
  Тихую долину усталости,
  Страдание убитого поэта,
  Даль перелетных птиц,
  Ртуть туманных капканов,
  Поезд несчастной Анны...
  
  Я, станционная смотрительница,
  Успею придумать еще много имен
  Раньше, чем твое эхо
  Уйдет от меня по шпалам.
  
  
  [Крысолов]
  
  В чем опять упрекаешь меня, моя златоустая
  Дудочка-семидырочка, сердце мое? Грустно мне
  
  От несправедливости слов твоих. Даже месяц
  Глянет с неба и плачет от твоих песен.
  
  Век за веком проходит, сколько их уже
  Стонешь горько и тонко, на судьбу сетуешь?
  
  Ругаешь меня, что твои звуки слезами лью,
  Что в недобрых целях твое чудо использую,
  
  Что всяк, кто заслушается, в холодных водах
  Последнее из молчаний своих находит.
  
  Веришь ли ты, звонкая, что горит душа,
  Когда ты стонешь от боли в своих камышах,
  
  И в лицо бросаешь, что ты - птица в клетке,
  Что проклятый я - на твоем горле петля.
  
  Рвешься-бьешься о прутья. Того не знаешь,
  Что надежная твоя клетка - моя грудная,
  
  Что твои камыши, они же - мои ребра.
  Но сегодня твой день, стань же свободна!
  
  Пальцами поддену и открою с треском
  Ворота костей своих. Как интересно.
  
  Бессердечным и тихим полежу у ручья.
  Веселых песен тебе, се-ми-ду-роч-ка...
  
  
  
  
  
  
  ***************************************
  ***************************************
  ***************************************
  
  
  
  Номер готовили:
  
  Подготовка и сбор материалов - Юлия Тишковская
  (Выражается благодарность Елене Харченко за помощь в подготовке материалов журнала.)
  Дизайн и воплощение - Ирина Максимова
  Фогорафии - Юлия Тишковская
  
  
  Редакция:
  
  Юлия Тишковская
  Ирина Максимова
  Павел Настин
  Евгений Паламарчук
  
  
  Копирайты:
  
  Ирина Австрейх (с)2003, Алексей Михайлов (с)2003, Василий Расков (с)2003, Михаил Рубин (с)2003, Александр Волков (с)2003, Елена Харченко (с)2003, Алексей Ляпин (с)2003, Александр Павлов (с)2003, Дмитрий Ленский (с)2003, Денис Григорьев (с)2003, Мария Смольникова (с)2003,
  
  
  РЦЫ:
  
  Юлия Тишковская (с)2003,
  Ирина Максимова (с)2003,
  Павел Настин (с)2003,
  Евгений Паламарчук (с)2003.
  
  Читать: http://polutona.ru Писать: nastin@polutona.ru
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"