Из рассказа о жизни деревенских жителей, как из песни, слова не выбросишь, поэтому все сказанное ими я вынуждена цитировать полностью. За что заранее искренне извиняюсь.
Семейные отношения у моих соседей по дому, Марии Михайловны и Ивана Григорьевича, по жизни были без обострений, особо не зависали.
Иван Григорьевич - пенсионер по выслуге лет. Имея высшее техническое образование, приобретенный ум, конечно, был. Врожденного ума, за тридцать с лишним лет совместного с мужем проживания, Мария Михайловна у него не обнаружила.
Сама она также имела за плечами престижный институт, но могла свободно обойтись и без него.
Необыкновенного ума и мудрости Марии Михайловны хватило бы на десятерых. Она часто и щедро делилась ими с любимым мужем, получая с его стороны ярое сопротивление, неприятие и неуправляемость. И тоже была на пенсии.
Обострение семейных отношений началось ясным апрельским утром с сущей ерунды. Полезла Михайловна в погреб своего дома набрать мешок картошки. Высыпая в мешок последнее ведро, рукавом рабочего халата случайно, второпях, задела серьгу в мочке уха. Ее золотая серьга с крупным рубиновым камнем, размером с ноготь на большом пальце руки, покинула мочку уха и упала в погреб на кучу картошки. Мария, оставшись с одной серьгой в мочке другого уха, очень торопилась по своим делам. Доставать серьгу не стала, но мужа предупредила:
- Вань, в картошку упала серьга. Не вздумай ее искать. Приду и сама найду.
На что муж, на редкость послушно, ответил:
- Как скажешь, Михайловна!
Возвратившись к вечеру домой, Михайловна увидела не поддающуюся описанию картину - все семьдесят ведер картошки и свекла были рассыпаны по полу вокруг открытого люка погреба. Возле него на четвереньках стоял пьяный муженек с пустым ведром под животом и внимательно, остекленевшими глазами смотрел в погреб.
- Ваня, где моя сережка? - в изумлении спросила Мария Михайловна, акцентируя его внимание на слове 'сережка'.
- Не нашлась, - понуро ответил муж и дыхнул на нее перегаром.
Михайловна тут же сделала скоропалительные выводы, что серьга найдена и унесена шинкарке в шинок в обмен на самогонку.
- А поскольку я имею статус пенсионера, то не обязан отличать картошку от сережки и других овощей, - съязвил еле живой Григорьевич. Потеряв равновесие от жестикуляций руками, он свалился с пустым ведром в погреб, по его словам, выгребать мусор, оставшийся от картошки и свеклы. Но сил работать уже не осталось.
- В погребе у тебя только три варианта, - беззлобно, но строго сказала ему вслед жена. - Помереть, остаться там жить или сознаться, где сережка.
Укрывшись мешком из-под картошки, Григорьевич заночевал в погребе для образования ясности в голове. И до следующего вечера лежал там в целости и сохранности, только выпивши. На обнаженных ногах были видны синяки, происхождение которых, на мой взгляд, настораживало, а на руках - шерстяные носки серого цвета.
Дождавшись, когда муж протрезвел, и, замерзший, вылез из погреба, жена торжественно ему объявила:
- Я выразила тебе острое недоверие - отмщение. Подала в суд на развод!
- Целые сутки во рту у меня не было ни росинки, ни травинки, - громко захлюпал носом Григорьевич. - Нахождение мое в погребе было небезопасным для здоровья. Ты, дорогая моя, не подавала туда ни сливочного масла, ни котлет, ни отварной молодой курицы, и даже докторской колбасы, к которой я привык. Еще и развод получай.
Расстроился Григорьевич. Но как он не сопротивлялся, в повестке на суд расписался лично.
Наступил день и час развода.
Мировой судья сразу обратил внимание на то, что истица стояла за трибункой с большой золотой с крупным рубином серьгой в одном ухе. Мария Михайловна в таком виде пребывала уже два месяца, как укор мужу.
- Излагайте свою позицию, - начал процесс мировой судья и посмотрел на истицу.
- Ваша честь, обращаюсь с огромной просьбой: наложить на меня штраф в тройном размере по трем квитанциям - начала свою речь истица.
- За что? - удивился судья.
- Чтобы рассказать всю правду о наших семейных отношениях. Без штрафа правда останется невыясненной и не восторжествует, - ответила Мария Михайловна.
- Хорошо. Как будет угодно, - в недоумении, но с интересом согласился мировой судья. - Называйте причину развода. Будет Вам три штрафа, коль в этом кроется смысл правды.
И назвал сумму. Мария Михайловна согласилась не раздумывая. Лучше бы судья этого не делал! Но в этот день у него было превосходное настроение.
Истица подняла вверх правую руку и оттопырила один палец, имея ввиду первую квитанцию со штрафом.
- Ваша дорогая честочка, - продолжила она свою бракоразводную речь. - Замужней женщине, чтобы жить счастливо, нужна одна из трех составляющих частей: или хрен, или зарплата или доброе слово. Я же от своего алкоголика за всю свою несчастную жизнь не имела ни хрена, ни копейки денег, ни доброго слова, - открывает Мария Михайловна истинную причину развода и оттопыривает на поднятой руке второй палец, имея ввиду вторую квитанцию на штраф.
Мировой судья неожиданно засмущался и зачем-то убрал под стол правую руку с обручальным кольцом. Михайловне показалось, что спрятал.
- Такой же, как мой, этот судья, хоть и молодой, - осенило ее.
- Неужели и зарплата, как у моего пенсия? - подумала она.
- Кроме того, - продолжает истица, вспоминая утерянную сережку, - мой муж еще врет много. От вранья у него даже голова седая стала, не говоря о протчем. - И оттопырила третий палец. - Частенько посылает меня на несколько букв. - И уже намеревалась их все четко перечислить на третью квитанцию, но мировой судья, быстренько уловив суть дела, вовремя пресек.
- Что на это можете сказать? - обратился он к ответчику Григорьевичу.
- Вот Вам, товарищ судья, и правда! - у ответчика от обиды даже язык засвербел.
- Жили-жили и дожили: остался хрен на одной жиле! Я плохими словами вообще не бросаюсь, особенно ночью. Может, когда и выражался нецензурной бранью с мая месяца по ноябрь, но только через забор в адрес соседки Надежды Федоровны. Конечно, чутюшки громче самой соседки, потому что бываю выпивши. Дак она дика баба! Совсем в деревне одичала на пенсии. А если и скажу кой-какое от лени короткое словцо ей, - тут Григорьевич ткнул пальцем в сторону своей жены. - Так в ответ она молчит, говоря, что я круглый дурак. У моей ведьмы везде блат. Вот и сейчас, компрометируя меня, она нагло склоняет Вас к блату. Мне опохмелиться денег жалеет, а Вам аж на три штрафа отвалила, - обиделся ответчик.
- А еще, господин судья, шишку на лбу, которую я ей однажды набил, она мне обратно в голову вбила, - пожаловался судье на свою жену Иван Григорьевич в защитной речи.
- Какую шишку? - уже безразлично спросил мировой судья истицу.
- Это Недоразумение, - и Мария Михайловна так же ткнула в сторону мужа пальцем, - получило шишку на лбу нарушением трудовой дисциплины. - И горько вздохнула, вспомнив сережку.
Мировой судья так и не понял, кто прав, кто виноват и решил перенести суд о разводе пенсионеров через три летних месяца: июнь, июль, август.
После морально тяжелого судебного процесса, чтоб хоть к чему-то приложить руки с лихости, от несостоявшегося развода, полезла Мария Михайловна в погреб вычистить все-таки его от мусора и песка.
Нагребла аж несколько ведер, высыпала на разостланную тряпку во дворе дома и стала осторожненько перебирать его руками. Наконец, в мусоре что-то блеснуло на солнце. Счастливая женщина не поверила своим глазам: это была ее драгоценная сережка!
А вскоре начался сенокос - не до развода.
Впервые в жизни Иван Григорьевич реабилитировался сам. Отмеченный на суде один из серьезнейших недостатков, имея в виду доброе слово, пенсионер Григорьевич неимоверными усилиями старается исправить. Два других недостатка - это не главное. Как есть, так и есть. И Мария Михайловна с мужем не развелась, что привело в неописуемый восторг соседку, 'дику бабу', Надежду Федоровну.