Аннотация: Рассказ участвовал в литературной дуэли между Полками Книжного Червя и Желтым Домом Графомана, со стороны ЖДГ. Победитель в паре.
Колыбельная для мотылька
Если в конце пути тебя никто не ждет,
то это - дорога в никуда...
Вспышка мертвенного света озаряет палатку - и остервенелый стук дождевых капель теряется в оглушительном треске грома. Дрожащая девичья рука, торопливо выводящая неровные иероглифы на розовой страничке, дёргается - и карандаш, прорвав листок, ломается. Озябшие, непослушные пальцы разжимаются - и он, упав, катится в темноту, за пределы тусклого светового пятна от крохотного дешёвого фонарика... Слёзы падают на исписанные странички, расплываясь мокрыми темными звёздочками, но Чио уже всё равно...
Девушка пытается приподняться, но затёкшее от долгого сидения в одной позе тело почти не слушается, а голова упирается в матерчатый потолок... Дневник соскальзывает с коленей и шлёпается на нейлон, нехотя раскрываясь и рассыпая по полу засохшие лепестки, клочки рисовой бумаги, фотографии... На верхнем снимке - Чио. Сидит на бортике бассейна, счастливо улыбаясь и обнимая огромный цветастый мяч с умильной кошачьей мордахой и надписью "Hello Kitty". На уголке выведено: "Спортивный центр Ариаке. 20.07.08"...
Лицо, выхватываемое из полумрака палатки отблесками холодного света, лишь отдалённо напоминает девушку с фото. Бледное, измученное... Под ввалившимися глазами залегли чернильные тени. А в их глубине, как за мутным стеклом, плещутся обречённость и боль. Погасший взгляд, кажется, ищет что-то... Ищет - и не находит... Чио снова опускается на тоненький каремат.
Почти все мысли и чувства давно исчезли. Кажется, уже не осталось ничего, кроме сводящей с ума потребности идти... Бежать куда-то... Следовать за пульсирующей в висках мелодией...
Немая, лишающая рассудка песня настойчиво зовёт девушку за собой. Подобная звуку басовой струны под смычком умелого, недоброго виолончелиста, вибрацией отдаётся в голове, заглушая обрывки беспорядочных мыслей, лишая сил и воли... Она подгоняет - и даже секундное промедление превращается в невыносимую пытку. Кажется, с каждой новой вспышкой молнии неведомый музыкант начинает играть всё громче и громче...
Оглушительный раскат грома... И в мозг будто впивается тупая игла. Чио вскрикивает, обхватив голову руками... Ветер с новой силой набрасывается на матерчатый домик. Под его порывами крошечная желтая палатка ходит ходуном. Кажется, её сейчас сорвет с места и зашвырнет на самую вершину Фудзи. Заряды холодных капель бьют в ткань, словно дробины...
Сжавшуюся в комочек девушку сотрясает мучительный озноб. Мелодия, звучащая в её голове, уже не похожа на песню виолончели - она грохочет подобно гигантскому органу, причиняя почти физическую боль, от которой хочется куда-то убежать... Сопротивляться жёсткой, страшной силе этого чужого призыва девушка уже не в состоянии...
Покачиваясь, Чио подползает к выходу из палатки. Она должна... Должна идти... Идти на этот настойчивый зов... Побелевшие от холода пальцы слепо шарят по скользкой ткани, нащупывая бегунок молнии...
Наконец входной клапан открыт. Ветер врывается в хлипкое жилище, окатывая застывшую в проёме девушку тысячами ледяных брызг. Чио лишь заслоняет лицо рукой. Лёгкая розовая курточка и джинсы почти сразу промокают насквозь... А мелодия в голове становится всё громче и громче...
С трудом выбравшись из палатки, Чио замирает на месте, вглядываясь в едва различимый за мутной дождевой пеленой частокол сосен. Время тянется, будто застывающий янтарь...
Мокрые волосы, хлестнув по лицу, выводят девушку из странного оцепенения, и она, прихрамывая, направляется к краю поляны...
Порыв ветра, несущий новый заряд дождевых капель, врывается в опустевшую палатку. Подхватывает выпавшие из дневника листки, расшвыривая их по мгновенно намокшему полу... Ещё одна фотография - на ней Чио прильнула к обнимающему её молодому парню... Прилипший к нейлону листок почтовой бумаги... Красные иероглифы на светло-голубом фоне, твёрдый мужской почерк...
"Чио! Я уже месяц не могу с тобой встретиться. Что с тобой происходит?! Ты не отвечаешь на телефонные звонки, тебя уволили с работы... Ты не бываешь дома. Или не открываешь мне двери... Пожалуйста, не прячься! Мне ОЧЕНЬ нужно тебя увидеть!
Тоширо"
Девушка, пошатываясь, бесцельно бредёт меж древесных стволов. Порывы холодного ветра, смешанного с каплями дождя, раз за разом пытаются сбить её с ног. Колючие мокрые ветви бьют по лицу, но она лишь закрывает глаза и отворачивается. А песня по-прежнему звучит в голове. Звучит всё настойчивее и громче...
Шаг за шагом. В никуда. Но, наверное, если она просто продолжит идти, то эта песня всё же приведёт её куда-то... Главное - не останавливаться... И тогда всё закончится. Всё-всё закончится...
Наконец кривые замшелые стволы расступаются. Идти становится легче, но ветер на лесной прогалине куда злее. Пальцы сводит болезненной судорогой. Чио пытается спрятать негнущиеся руки в карманы мокрой, липнущей к телу курточки - и правая ладонь натыкается на что-то твёрдое и холодное. Девушка с трудом сжимает это что-то в иззябших пальцах, подносит к залитым водой и слезами глазам - и видит связку ключей с брелоком в виде фигурки Пикачу. Такого же весёлого жёлтого цвета, как и её маленькая Тойота, брошенная на краю заросшей просеки у южной опушки Аокигахара Джункай...
Ей вспоминается сумасшедшая полуночная гонка по мокрому пустынному шоссе... Застывший подобно изваянию на выезде из Ниигата силуэт регулировщика в ядовито-желтом блестящем от дождя плаще... Стук тяжёлых капель по крыше... Мечущиеся по лобовому стеклу дворники, не справляющиеся с потоками воды... Её руки, судорожно вцепившиеся в непослушный руль крошечного автомобильчика, несущегося в ночь...
Уже под утро, усталая и совершенно разбитая, она въезжает в Яманаси... Крошечный отель в пригороде, сочувственный взгляд пожилой владелицы. Та о чем-то её спрашивает, а Чио механически отвечает... Она почти не понимает, что говорит ей маленькая седая женщина с добрыми глазами. Поднявшись в небольшой номер и приняв душ, девушка пытается заснуть, сжавшись в комочек на узенькой койке. Тщетно... Подчиняющий волю ритм в голове не умолкает ни на миг. Через два бесконечных часа она понимает, что не может больше ждать ни секунды. Торопливо одевшись, сбегает вниз по лестнице, возвращает ключ от номера удивленной хозяйке и вновь оказывается за рулем... Она должна как можно скорее попасть туда, и тогда всё закончится...
И вновь потоки воды на лобовом стекле, и больные, измученные глаза всматриваются в мокрую дорогу. Утреннее шоссе пустынно. Только желтый свет фар выхватывает из предрассветной мглы пятно блестящего асфальта впереди... И склоны Фудзиямы темнеются у близкого горизонта, среди клубящихся туч, озаряемые светом огненных росчерков в небе... Как в том сне несколько недель назад...
Снова ослепительная вспышка, оглушительный раскат грома... Чио вздрагивает, и ключи, выскользнув из застывших пальцев, падают на землю... Но это уже не имеет значения... Есть только ритм - мучительный ритм, бьющийся в висках, отдающийся в сердце... Зов, которому нет сил сопротивляться... Кажется, что даже завывания ветра в ветвях вторят этой песне. Песне из четырех тонов. Странной, чужой мелодии без начала и без конца...
Прогалина заканчивается, и девушка вновь углубляется в лесную чащу... Под ногами змеится неровная глинистая тропка, сплошь исчерченная кривыми корнями деревьев, напоминающими вздувшиеся вены... Споткнувшись об один из них, выгнувшийся над землей, Чио падает, ударяясь лицом о замшелую корягу. Вкус крови во рту и резкая, саднящая боль в разбитых губах... И снова в памяти блеклые образы складываются в серые цепочки, похожие на отрывки из чёрно-белого немого кино... Когда Чио было пять лет, они с папой ходили смотреть старый американский фильм. Кажется, с Чарли Чаплином... Мелькающие в голове вереницы выцветших картинок очень похожи на те, виденные в детстве кадры...
Душная июльская ночь. Чио просыпается от смутной тревоги в своей маленькой квартирке в пригороде Ниигата. В доме темно и тихо. Лишь изредка ночной сумрак прорезается желтым светом фар поздних машин, да где-то на грани сознания пульсирует почти неразличимый, будто писк комара, ритм... Чио сонно взмахивает ладонью, отгоняя несуществующее насекомое, и вновь проваливается в вязкий тревожный сон...
Тропинка идет под уклон. Каждый шаг даётся с трудом. Ноги по щиколотку утопают в пропитанном водой мху... Кажется, чавкающая буро-зелёная масса не желает выпускать стопы девушки из своей сырой холодной глубины. Мокрые, скользкие древесные стволы смыкаются вдоль нехоженой замшелой тропинки сплошной стеной - да и сама она уже почти исчезла в переплетении корней и мха. Кроссовки полны грязи. Разорванные на коленях джинсы и перепачканная розовая курточка промокли насквозь. От холода, обессилевшая Чио уже не чувствует ни рук, ни ног...
Часы на запястье, пискнув, отмеряют очередной невероятно длинный час. Четыре месяца прошло... Только четыре месяца... Но ей кажется, что прошло четыреста лет... Тогда, в начале июля, Чио не заметила ничего необычного... Первые странности начались уже потом - через пару недель после той первой ночи... Она плохо помнит, что происходило в те дни - в памяти осталось лишь ощущение лёгкой тревоги и дискомфорта... А потом всё начало меняться - резко и сразу. Тревога усиливалась, начались приступы необъяснимой тоски. Подруга расспрашивала её о причинах столь подавленного состояния, а Чио пыталась отшучиваться - но с каждым днем ей становилось все хуже и хуже... Плохое настроение, конфликты с коллегами из-за ничего не значащих мелочей... Она и с Тоширо поссорилась из-за какого-то пустяка. Все валилось из рук... Когда Чио вызвал к себе начальник, она уже была готова к худшему. Но господин Кобаяси, сочувственно глядя на неё, сообщил, что, к сожалению, её состояние не только вносит разлад в работу отдела, но и вызывает у дирекции и у него лично серьёзнейшие опасения за её здоровье. Поэтому руководство филиала "Комура - Энтерпрайз" приняло решение предоставить младшему менеджеру отдела изучения спроса Чио Ояма двухнедельный отпуск...
Она плохо помнит, как получила деньги в кассе, и как, почти не замечая ничего вокруг, добралась до дома... Лишь только звенящая пустота в голове и вязкое, отупляющее безразличие ко всему вокруг. Она двигалась как механическая кукла, у которой заканчивался завод... Чио не помнит, почему шла домой пешком, потратив на дорогу от офиса полтора часа. Единственное, что врезалось тогда ей в память - грязный молодой нищий, привязавшейся к ней рядом с закусочной "Окономияки", громко и нагло клянчивший деньги. Его пронзительно-гнусавый голос, мучительно царапавший слух, отдавался болью в голове... Чтоб только прекратить поток визгливых причитаний, она что-то сунула ему в протянутую руку... И едва нашла в себе способность удивиться, когда тот уже через секунд униженно кланялся, пятясь в темный проулок, и, отойдя на несколько шагов, резко развернулся и бросился в темноту...
Только дома она понимает, что отдала оборванцу конверт с деньгами, полученными в офисе... Попытки заставить себя поесть заканчиваются тем, что кофе и тосты с её любимым сливовым джемом отправляются в мусорное ведро. То странное состояние, в которое она начала погружаться в кабинете господина Кобаяси, не проходит, а, напротив, только усиливается - Чио будто растворяется в звенящей душной пустоте. Упав на узкий диванчик в гостиной, она мгновенно проваливается в вязкое забытье... А ночью её вновь будит уже знакомое щемящее чувство тревоги. Но куда более сильное. И снова заснуть уже не получается...
С этой самой ночи для Чио начинается ад. Её терзает мучительная тревога, изматывающая и болезненная. Девушка не может понять её причин - и это угнетаёт её ещё больше. И с каждым днём эти чувства становятся всё сильнее и сильнее... И эта песня... Тихая-тихая, поначалу звучащая как слабый комариный писк, с каждой ночью становится чуть громче... Теперь Чио едва удается поспать пару часов в сутки... Обычное снотворное перестаёт помогать ей уже через две недели. Врач, обеспокоенный подавленным состоянием пациентки, выписывает ей сильнодействующие транквилизаторы... Которых хватает всего лишь на несколько спокойных ночей.
Чио плохо помнит эти проведенные словно в бреду недели. Единственный эпизод, зацепившийся за краешек сознания - это письмо из офиса, в котором секретарь директора вежливо сообщал, что поскольку она не вышла на работу в положенный срок без объяснения причин, то дирекция не имеет возможности мириться с подобным отношением к служебным обязанностям. В связи с чем принято решение отказаться от услуг младшего менеджера Чио Ояма. Прочитав письмо, отпечатанное на официальном бланке компании, девушка бросает его на стол в общую пыльную кучу нераспечатанных конвертов...
Шаг... Другой... Усталость... Хочется упасть и больше не двигаться... Это невозможно вынести... Ещё шаг... Ноги подкашиваются, отказываясь идти... Дёрганные, механические движения... Левая... Правая... Левая... Правая...
Чио кажется, что она похожа на марионетку, жалко и нелепо дёргающуюся на ниточках, уходящих в непроглядную тьму наверху. Она больше не может... Ей хочется упасть... Прямо здесь, под это дерево... Свернуться в комочек... И уснуть. Навсегда. Тогда эта невыносимая пытка закончится... Но безжалостные нитки в жестоких руках невидимого кукловода продолжают это изощрённое издевательство над её обессилившим телом... Левая... Правая... Чио кажется, что так будет продолжаться целую вечность... Левая... Правая... Левая...
Память Чио, кажется, живёт своей собственной жизнью, не имея ничего общего с пошатывающейся и спотыкающейся девушкой, бредущей по мрачной сырой чаще Аокигахара Джункай.
Левая... Правая... Кадр за кадром серые плоские образы - мнущиеся и расползающиеся как газетный лист в осенней луже...
Смутные обрывки воспоминаний. Апатия, бессонные ночи, усталость... Накапливающаяся день за днем, неделя за неделей... Сначала были звонки... Взволнованные голоса в телефонной трубке, болезненно царапающие сознание... Тоширо, мама... Кажется, старший брат... Рэй... Кто-то из руководителей отдела... Звонки, звонки... Через несколько дней она перестала брать трубку... А потом телефонный номер просто отключили за неуплату... Несколько раз к ней приходили приятели... Она даже не может вспомнить, о чем они говорили. Их лица, смазанные и серые, как на скверном фото, будто бы сами собой стираются из памяти... Визит обеспокоенной мамы не вызывает ничего, кроме отстранённого безразличия... Женщина просидела у Чио весь вечер. Пыталась разговорить, задавала какие-то вопросы... Чио или отмалчивалась, или бросала сухие "да, нет, ничего..." Мама уехала в слезах уже поздно вечером. Дважды после ссоры приходил Тоширо, несколько раз приезжала Рэй... Потом Чио перестала открывать дверь...
Днём она отсиживалась в своей квартирке с зашторенными окнами, выбираясь из дома только ночью. И до утра бродила по темным пустынным переулкам, стараясь заглушить почти нестерпимое чувство тревоги и странной тоски, накатывающее в такт странной, не замолкающей ни на секунду мелодии... Иногда ей удавалось заставить себя зайти в ночную лавочку за углом - купить еды, и раз в две недели объявиться у хозяйки дома, чтобы заплатить за квартиру... Скромные сбережения Чио быстро таяли, но ей было всё равно. Она не думала о том, что будет, когда деньги закончатся совсем... Это было не важно. Была только песня, звучащая в её голове - немой зов, пронизывающий сознание, опустошающий душу, изматывающий и непреодолимый...
Чёрные тучи, исходящие холодным дождём, вспарывает гигантская ветвистая молния... Склоны Фудзиямы на короткий миг озаряются ярким безжизненным светом. Гром воспринимается даже не звуком, а давлением, болезненно отдающимся куда-то глубоко внутрь тела... А память вновь прокручивает перед внутренним взором девушки кадры чёрно-белого фильма...
Бессонные ночи, изматывающие и мучительные. Давящая тревога и чувство, что она должна что-то немедленно сделать... Лишь днём Чио ненадолго удаётся забыться тяжелым, тревожным сном... Провалиться в вязкое, болезненное забытье, не приносящее ни облегчения, ни отдыха... А через пару месяцев она начинает видеть эти сны... Поначалу это лишь неясные видения - фантасмагория из цветных пятен, света и теней. Позже - смутные, размытые образы мест, которых она никогда прежде не видела... Становящиеся со временем всё более четкими и объемными...
Сны... Море зелени - густой, тёмной, будто бы отлитой из бронзы... Немыслимо искривлённые стволы, застывшие под струями плотного, почти осязаемого лунного света... Чёткие, ясные изображения. Странные, пугающие места во мрачном лесу... И всегда - величественно возвышающиеся над горизонтом склоны Фудзи... Каждую ночь - одно и то же, вплоть до мельчайших деталей... Заросшие мхом тропинки... Поляны, затерявшиеся среди древесных стволов... Но больше всего Чио тревожат старинные ворота на опушке леса. И заросшая высокой травой дорога, отходящая от чёрной ленты шоссе и теряющаяся в сумраке, царящем под кронами деревьев... Всё это кажется девушке неуловимо знакомым, и, одновременно с тем - отталкивающим, пугающим... Она мучительно пытается вспомнить, где могла это видеть, лихорадочно ищет хоть какой-то намёк, подсказку... Но их нет. И от этого становится ещё хуже...
Поздний вечер. Чио, привычно сжавшись в комок, лежит на диванчике в гостиной, изредка проваливаясь в мутное, тревожное забытье... В очередной раз вынырнув из серого ничто, она замирает, уставившись в потолок. По кремовой краске изредка пробегают пятна света от фар проезжающих где-то внизу автомобилей... Почему-то вспоминается, как они играли в игру, придуманную когда-то Тоширо... Они должны были успеть по очереди поцеловать друг друга, пока не исчезнет свет фар... Тоширо почти всегда выигрывал. На глаза Чио наворачиваются слезы. Повернувшись на бок, девушка утыкается лицом в подушку... Что-то мешается под рукой. Пошарив под сбившимся покрывалом, она находит в уголке между спинкой и подлокотником пульт от телевизора, пролежавший там уже непонятно сколько времени... Резкое движение - и чёрный кусок ненужного пластика падает на пол... Наверное, от удара в нём что-то срабатывает, потому что пыльный экран телевизора начинает светиться...
Чио лихорадочно шарит рукой по полу в поисках упавшего пульта. Слух нестерпимо царапает визгливый голос дикторши. "...Сегодня днем на скоростном участке шоссе между Сайко и Сёдзико вновь произошла серьезная автомобильная авария! Столкнулись восемь машин! Из-за разлившегося бензина на шоссе начался пожар. В образовавшийся затор врезался школьный автобус, перевозивший детей из школы "Зелёных листьев". Есть жертвы. Пострадавших направили в ближайшие больницы. Причина аварии пока не установлена. Представители дорожной службы начали расследование обстоятельств катастрофы. Данный участок шоссе издавна пользуется у водителей недоброй славой. Старожилы говорят, что всему виной близкое соседство с Аокигахара Джункай..."
Камера выхватывает из-за спины репортерши панораму леса, подсвеченного пламенем горящих на шоссе машин... Рука, лихорадочно шарящая по полу, внезапно замирает... Голос дикторши белым шумом шуршит где-то на периферии сознания...
Искореженные машины на чёрной полосе шоссе, тяжёлые клубы дыма, поднимающиеся к низким свинцовым облакам... Россыпи блестящего стеклянного крошева и пятна крови на мокром асфальте... Чио же не замечает всего этого - её взгляд прикован к другому. К выхваченной камерой вершине Фудзи над близким горизонтом. К тёмным кронам над искривлёнными стволами деревьев по ту сторону шоссе... И красноватым отблескам на старинных воротах, мрачно возвышающихся над заброшенной дорогой... Той самой заросшей высокой травой дорогой, отходящей от черной ленты шоссе и теряющейся в сумраке, царящем под кронами деревьев... И в памяти наконец вспыхивает та, забытая картинка...
Вечернее шоссе. Они возвращаются в Ниигата после выходных, которые провели на озере Сёдзико... Поворот. Сумеречную полумглу прорезают сполохи мигалок эвакуатора и полицейских машин, на обочине суетятся какие-то люди. Мелькает форма патрульных... На эвакуатор грузят чью-то шикарную машину... Тоширо притормаживает, и они медленно проезжают мимо. За группой людей на близкой опушке леса Чио замечает старые ворота, стоящие над заросшей дорогой... Теперь она знает... Знает, куда её зовут... Куда она должна отправиться... Море зелени. Аокигахара Джункай. Лес самоубийц...
Чио лихорадочно мечется по дому. В белую спортивную сумку летят фонарик, дневник... Какая-то еда... Не важно! Скорее! Она должна торопиться! Ей как можно скорее нужно оказаться там! В этом лесу... К чувству тревоги, тоски и страха добавляется лихорадочное возбуждение, непреодолимое стремление немедленно отправиться в путь... Сумка... Всё? Не важно... Бегом вниз по лестнице. Дверь!.. Она не закрыла дверь своей квартирки... Плевать! Мимо удивленной консьержки - вон из дома! На улице хлещет дождь. Всё равно! Она бежит по улице к муниципальной стоянке... Куда?.. Где же она оставила... Вот! Ее маленький жёлтый автомобильчик... Он так и простоял тут все эти мучительные недели... Сумка летит на заднее сиденье.. Там ещё что-то.. Палатка... Жёлтая нейлоновая палатка Тоширо... Она осталась в машине после поездки на Сёдзико... И он так и не забрал её... Все это проносится в голове девушки, пока руки автоматически включают зажигание, поворачивают руль... Маленький жёлтый автомобильчик, похожий на кругленького, упитанного жучка, истерически взвизгнув покрышками по мокрому асфальту, исчезает в дождевой пелене...
Чио вяло переставляет непослушные, подгибающиеся ноги... Спотыкаясь на каждом шагу, слепо бредет через заросли. Ледяные струи, кажется, хлещут со всех сторон... Глинистая почва под ногами размокла, и ноги почти по щиколотку погружаются в холодную жидкую грязь... Она устала... Безумно устала... Кажется, даже это выворачивающее наизнанку чувство тоски и желание бежать куда-то ослабевают с каждым новым шагом... Остаётся лишь ощущение полной безнадёжности и бессмысленности происходящего... Ритм музыки в голове тоже меняется... Ускоряется и становится каким-то рваным... И от того ещё более мучительным...
Мокрые ветви наотмашь бьют девушку по лицу, но она лишь крепко зажмуривается... Ей уже всё равно куда идти, подчиняясь грохочущей в голове мелодии - лишь бы только переставлять одеревеневшие и почти не слушающиеся её ноги, лишь бы только не останавливаться... От прежней Чио уже почти ничего не осталось. По штормовому лесу вслепую бредёт, не разбирая дороги, бесчувственная кукла... Сквозь закрытые веки она различает слабые отсветы молний. Гром звучит глухо, как будто через слой ваты...
Внезапно её правая нога повисает в пустоте... Чио, извернувшись, пытается схватиться за что-нибудь, но онемевшие пальцы ловят лишь воздух, не находя никакой опоры - и она скатывается по покрытому корнями склону в глубокую яму, спрятавшуюся между деревьями. Вниз стекают потоки грязи, смываемые дождём со склонов... Чио оказывается по пояс в ледяной вязкой жиже...
Ноги скользят по дну, грязь залепила лицо... В кромешной темноте девушка ничего не видит. Кое-как, на ощупь, она выбирается на мелкое место, но дрожащие ноги разъезжаются на скользкой почве, и Чио падает на четвереньки, проваливаясь в грязь почти по локти. Собрав остатки сил, она ползёт к берегу, с трудом вытаскивая руки из жидкой глины, и вдруг натыкается на что-то, выступающее из грязи... Под пальцами ощущается ткань. Что-то, обернутое тканью... Чио наклоняется, пытаясь рассмотреть в темноте предмет, наполовину погрузившийся в грязную жижу - и тут небо прорезает молния, выхватывая из темноты человеческий силуэт... Под синим капюшоном, обтягивающим голову - полуразложившееся лицо в пятнах и что-то чёрное, мохнатое, копошащееся в пустых глазницах и провале открытого рта...
Пронзительно вскрикнув, девушка шарахается в сторону, опять оказываясь по пояс в холодной воде. Но теперь ужас от увиденного придает ей силы. Выбравшись на берег с другой стороны, она отчаянно карабкается вверх по грязному скользкому склону, цепляясь за выступающие из суглинка корни, срывая ногти, разбивая в кровь колени о торчащие из земли острые камни...
Чио, не разбирая дороги, несется по лесу - спотыкаясь, падая, вновь поднимаясь... А мелодия в голове грохочет всё сильнее и сильнее - будто невидимый музыкант уже не скрывает свого торжества... Девушка с разбегу вылетает на край узкой глубокой расселины и едва успевает затормозить, чуть не сорвавшись с каменного, покрытого скользкой глиной края - но в последний момент ей удаётся схватиться за ветку сосны, растущей на краю обрыва. Дождевые струи смывают грязь с лица. В ярких вспышках молний она видит дно расселины далеко внизу, оттуда к ней тянутся острые длинные камни, похожие на когти хищного зверя. Чио зажмуривается... Дыхание постепенно успокаивается, страх от увиденного в яме трупа отступает... И вновь возвращается нестерпимая тоска - будто нож проворачивается в ране. Чио почти физически ощущает эту боль - ей кажется, что сердце сейчас разорвется на мелкие кусочки... Чужая, неведомая песня продолжает пульсировать в голове. Она грохочет в висках, сметая осколки души той, прежней Чио Ояма.
И вновь рваная вереница блеклых образов...
Крошечный жёлтый автомобильчик сворачивает с шоссе на просёлок, чтобы через несколько сотен метров окончательно завязнуть в раскисшей глине заброшенной дороги... Но для Чио это уже не имеет значения... Она ведь здесь! Она уже на месте! Сумка. Палатка... Теперь всё будет в порядке... Всё-всё будет хорошо... Совсем скоро всё закончится... Она почему-то знает это...
Девушка направляется в глубину леса... Под проливным дождем ей кое-как удается поставить палатку на небольшой полянке, затерявшейся в южной части Аокигахара...
Холод... Пробирающий до костей холод... Завывания промозглого ветра, раскачивающего стенки крошечного жёлтого домика Чио... Она устала... Смертельно устала... Перед тем, как девушка окончательно проваливается в вязкое забытье, в голове успевает сформироваться мысль о том, что когда всё закончится, она обязательно поедет к Тоширо... Нет... К маме... Сначала к маме... И к Тоширо... И потом всё-всё будет хорошо... Когда всё это закончится, обязательно будет хорошо...
А под утро её вновь будит странная, неслышная песня... Песня, ставшая ещё громче и мучительнее. И вновь - тоска, и вновь - неудержимое желание идти... Бежать куда-то... Стремиться на страшный, непреодолимый зов... Подобно мотыльку, что летит на пламя свечи, чтобы закончить в нём свой путь. Осознание того, что ничего не изменилось - и уже не изменится, приходит болезненно и резко, как удар в лицо... Две бесконечных, мучительных ночи в холодной палатке. Наедине с тоской и болью... И уже без надежды...
Широко открытые глаза смотрят на дно расселины, озаряемое вспышками молний. Мелодия гремит в голове. И где-то там, в самой глубине сознания, вспыхивает крошечный огонек. Он стремительно разрастается, и зов отступает куда-то... Боль и тоска, терзавшие Чио, затихают где-то в уголках сознания... Подняв лицо к небу, она улыбается... Потому что теперь понимает... Понимает, что должна сделать. Сделать, чтобы всё закончилось. Всё-всё закончилось. И стало хорошо... Стало тихо, тепло и спокойно...
И не будет больше этой страшной чужой песни, не будет тоски, боли и страха, разрывающих душу в клочья и тысячами игл впивающихся в мозг... Чио ощущает лёгкость и спокойствие - уже почти забытые чувства...
Окоченелые пальцы выпускают мокрую ветку - и худенькая фигурка, медленно переворачиваясь в воздухе, летит вниз, навстречу тянущимся вверх каменным когтям... Широко распахнутые глаза без страха смотрят на приближающиеся словно в замедленной съёмке антрацитово-чёрные каменные глыбы...
Удар... Страшная, оглушающая боль, от которой хочется дико кричать - но из горла вырывается только булькающий хрип... Разорванные лёгкие судорожно пытаются вдохнуть... Воздух клокочет в заполненной кровью гортани... Искалеченное страшным ударом тело судорожно подергивается в мучительной агонии...
А в меркнущем сознании Чио вспыхивает странная, торжественно-мрачная картина: раскинувшаяся под холодными багровыми лучами гаснущего светила бескрайняя чёрная равнина, чьё плоское однообразие местами нарушают одинокие барханы. В разреженном воздухе пульсирует звук странной мелодии - четыре ноты, повторяющиеся в разных сочетаниях...
Над гребнем одного из барханов вспыхивает крохотный иссиня-белый огонек, разгорающийся всё ярче и ярче. И чёрный песок на вершине приходит в движение, закручиваясь вокруг сверкающей искорки в маленький смерч с чётко просматривающейся структурой - будто четыре аспидно-чёрных песчаных змейки завиваются в причудливые спирали. Кажется, они прилежно танцуют под музыку, разносящуюся над равниной. Ритм ускоряется, мелодия становится всё громче... Движение песчинок уже почти неразличимо - и вот на вершине холма будто расцветает странный чёрный цветок... И замирает в ожидании.
Век за веком, тысячелетие за тысячелетием над мёртвой чёрной равниной звучит странная древняя песня. Песня, созданная былыми хозяевами планеты. Песня-призыв, песня-приглашение. Только некому встретить пришедших на зов давным-давно забытой древней расы, канувшей в небытие сотни тысяч лет назад...
Изувеченная девушка неподвижно лежит среди острых каменных игл. Её сердце, судорожно сжавшись в последний раз, замирает навсегда. И с этим последним ударом сознание Чио окончательно угасает, растворяясь в непроглядной бесконечности...
Дождь хлещет по камням, по изломанному телу девушки, слизывая кровь с блестящих острых граней... Обращённое к небу лицо Чио улыбается омывающим его струям дождя... Широко распахнутые мёртвые глаза смотрят в низкое свинцово-серое небо...
Удивительный цветок возвышается над барханом ещё какое-то время, но вот мелодия стихает - и песчинки с тихим стеклянным шелестом осыпаются на вершину холма... Чёрные ручейки сбегают по склонам подобно талой воде...
В престижном районе Саппоро, в спальне богатого особняка неожиданно просыпается председатель совета директоров корпорации "Ниссо Боэки" Акира Фукуяма... Глядя в тёмный потолок, он пытается понять, что его потревожило... В спальне тишина. И лишь на самом краю сознания бьётся едва слышный - как писк комара - звук. Через несколько минут, так и не поняв, что его разбудило, мужчина целует спящую рядом жену и вновь засыпает...
Древний лес поёт свою странную немую песню. Песню из четырёх музыкальных тонов. Лишь немногие способны услышать этот странный, зовущий куда-то ритм. И, услышав, ступить на призрачную дорогу, повисшую в пустоте... Дорогу, ведущую в никуда...