Зимин Александр Владимирович : другие произведения.

Посторонний

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   0x08 graphic
  
  
  
   0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
   Посторонний
   Часть I
  
   1
   Большая красная чашка ярким пятном возвышалась над белесой клеенкой, на которой, при внимательном рассмотрении, можно было заметить несколько маленьких неправильной формы дырочек, оставленных упавшим огоньком сигареты. От чашки исходило тепло. Густо-коричневая жидкость, затаившаяся внутри ёмкости, укутывалась туманом чистейшего белого цвета, который с трудом отрывался от поверхности и уходил вверх, распространяя по кухне душный аромат свежезаваренного чая.
   Мужчина, сидевший за столом, осторожно попытался прикоснуться к чашке. Для этого он вытянул обе руки вперед, и медленно поднес указательные пальцы к нижнему краю сосуда. Пальцы мгновенно оттолкнулись от красных стенок, почувствовав нестерпимый жар. Руки рефлекторно потянулись вверх, и пальцы прищемили мочки ушей.
   -- Горячий....--Пробормотал экспериментатор, и, немного склонив голову, втянул ноздрями белое облако остывающего пара.
   Странно, подумал он,- человек, воспринимая запах некоего объекта, почти сразу ощущает его вкус, или форму, или, на худой конец, из чего (или из кого) этот объект образовался. По запаху можно вспоминать прошлое. Например, образы детства накрепко слились с обонятельными образами, которые, неожиданно появляясь, заставляют вспомнить всё окружающее этот запах.
   Мужчина передернул плечами, и на его вялом лице, которое, впрочем, всегда нравилось женщинам, появилась гримаса отвращения. Его размышления замкнулись неприятным выводом....
   -- Антон, ты сегодня на сутки или до одиннадцати...?
   --Антон-гондон....--Прошептал мужчина, вздыхая.
   Отвечать он не спешил, надеясь, что его жена, а это спросила именно она, каким-то чудесным образом забудет о своем вопросе.
   Антон не любил своё имя. Когда он был маленький, и мать зачем-нибудь его звала, само слово "АНТОН" казалось громадным, отколовшимся от чего-то более крупного, камнем, который, скользя, натыкался на препятствия, и издавал громоподобный стон: "АНТОООН".
   Как его звал отец, он не помнил. Отец ушел из жизни, когда Антону было пять лет. И сейчас казалось, что его вообще не было, а была тень, от которой ни тепло и ни холодно. Однако, фотография отца, почему-то, до сих пор стояла на книжной полке в гостиной. Фотографий матери, которая умерла совсем недавно, на этих полках не было. Антон сложил их в альбом, и спрятал подальше....
   Фамилию свою он не любил еще более.
   --"НЕХИН". Слышится "не хрен". - Проворчал он про себя, вспоминая, как один умник, когда они учились в медицинском институте, где-то раскопал, что фамилия "Нехин" давалась человеку, который постоянно надеется на авось.
   --Мол, будет, как будет, авось пронесет....
   После этого "открытия" все коллеги-студенты звали его никак не иначе, а именно "АВОСЬ".
   -- Получается: Гондон Александрович Нехрен. Красиво.... Ну, хотя бы, Александрович.... Наверное, бывает хуже....
   Он посмотрел на часы, висевшие на стене напротив, и понял, что времени на меланхолические размышления не осталось. Была половина седьмого, а в восемь нужно принимать смену на "скорой". Антон работал врачом на 5-й подстанции скорой помощи города Москвы....
   Он машинально посмотрел в окно. На улице преобладали различные оттенки серого. Навязчивая влага поглощала тепло. Казалось, что остатков кислорода не хватит на всех. Липкий прохладный воздух неподвижно висел между мокрыми деревьями, с которых мелкими слезинками соскальзывали капли материализовавшегося тумана. Редкие прохожие походили на нахохлившихся голубей. Они рассекали мутное пространство, быстро перебирая суетливыми конечностями. Было тихо, - Антон улавливал только беспокойную тишину, и щелчки взрывающихся на подоконнике капель.
   Оторвав взгляд от окна, Антон, наконец, сделал несколько глотков сладкого чая, обхватив чашку обеими руками. Чай оказался очень крепким, но вкусным. Тепло постепенно захватывало тело. Желудок отозвался журчанием и легким приятным жжением.
   -- Ты меня слышишь? Я, кажется, задала вопрос? - Жена вошла на кухню, и, поправляя что-то в своем деловом наряде, изогнула, в общем-то, красивое тело, чтобы взглядом помочь рукам найти сзади изъян.
   -- Людочка, тебе показалось. - Спокойным тоном произнес Антон.
   Этого оказалось достаточно, чтобы женщина распалила свою злость, которая ждала своего часа с того момента, как, просыпаясь, она оторвала голову от подушки.
   -- Мне показалось...? Показалось...! Показалось...?
   Женщина повторяла это слово, изменяя интонацию с каждым движением своего тела. А тело, и главное руки, двигались очень быстро, автоматически выполняя утренние обязанности. Людмила достала чашку из висевшего над мойкой шкафчика. При этом мебель издала вначале визг, быстро перешедший в громкий хлопок закрывающейся дверцы. Затем чашка с грохотом стала на стол, а зацепленный неуловимым движением чайник лязгнул по конфорке. Кипяток пророкотал в предоставленную емкость, и чайник бухнулся обратно на газовую плиту, известив утробным гулом, что он уже пустой. Насыпав несколько ложек сахара в кипяток, Людмила выхватила из коробки чайный пакетик, защемила ярко-красными ногтями тонкую ниточку, прикрепленную для удобства, и, рванув её, замерла, - чай из разорванного пакетика рассыпался в виде черного порошка, ни единой крупинкой не попадая в чашку.
   Антон с грустью посмотрел на жену, молча поднес ко рту недопитый чай, аккуратно подул на коричневую жидкость, и поставил обратно на стол.
   Людмила отчаянно швырнула испорченный пакетик, и резко опустилась на стул.
   -- Показалось.... - Более спокойно произнесла супруга, но в туже секунду вспыхнула вновь. - Я же, утром составляю план на день! Ты это прекрасно знаешь! Я должна знать, как ты сегодня работаешь, - сутки, или до вечера!
   -- Ты утром составляешь план, чтобы днем сделать всё наоборот, натворить глупостей, а на следующее утро составить план, как эти глупости исправить.... Бесконечность....
   Антон говорил также спокойно, как и начал, беседу, точнее не беседу, а какое-то подобие диалога, при котором один давит, а второй пытается ускользнуть от этого давления....
  
   Антон женился, когда ему стукнуло тридцать. Людмила была моложе на пять лет. Сейчас, в 1991 году, она шутила, что догоняет его, - ей уже тридцать. Антон ухмылялся на подобные измышления, - ему-то лет не убавлялось. Знакомые были уверенны, что женился он по любви, иначе как можно объяснить стремительность, с которой эта свадьба состоялась. Поначалу, Антон тоже так думал, но скоро понял, что обманывает себя. Любовь незаметно перетекла в брак. Вино перебродило в уксус. К сожалению, он не мог ни игнорировать эту женщину, ни жить с нею. Но резких движений не последовало. Он отгонял мысли о разводе, всплывающие с закономерной периодичностью, - они пугали своей навязчивостью, а главное теми последствиями, которые бы развязались после такого решения. Сколько же шума, сплетен, суетливых действий, беспардонного бездействия произрастает из простого стремления человека к покою.... Но, в конце концов, в супружестве есть и положительная сторона - оно, как-то само по себе, освобождает от друзей. Если раньше он стремился обособиться, побыть один, - наконец, о чем-то подумать, то теперь одиночество явилось обычным состоянием. Люди, чаще всего, раздражали, - ему казалось, что он мешает всем своей зависимостью от них. Получалось, если вначале он обманывал себя, то теперь обманывал других.
   Людмила, казалось, не замечала перемен, открывшихся после недолгого замужества, и продолжала "радоваться" жизни. В конце концов, муж чаще замещает любимого мужчину, а не является таковым. Принц на белом коне оборачивается трубочистом, а хрустальная туфелька разбивается после первой примерки.
   Разговора о детях даже не заводилось. Антон сейчас не мог вспомнить: возникала ли у него мысль о детях? Наверное, нет. Что об этом думает Людмила, его не интересовало.
   Его теща часто затрагивала тему детей. Эта женщина, которая ни дня не проработала (у нее даже не было трудовой книжки), а будучи женой офицера, почти всю жизнь командовала мужем, считая это основной работой. Теперь, когда муж умер, а дочь выросла, и вышла замуж, ей не хватало объекта, на который она могла бы обрушить тяжесть своей властной натуры. Внуки, по ее мнению, были бы идеальными мишенями.
   Людмила переехала к Антону в двухкомнатную квартиру со смежными комнатами рядом с метро "Сокольники", еще до свадьбы, и в первый год он страшно раздражался от одного присутствия тещи в его доме. На ее предложения и пожелания коренным образом улучшить их жизнь, Антон отвечал не прямыми отказами, а хитрыми уловками, которые приводили к результатам ровно противоположным намерениям тещи. Но, постепенно, он понял, что на любую его хитрость обе женщины, и жена и теща, отвечают яркой алогичной глупостью. К тому же, результат, полученный вследствие этих маневров, оказывалось, не устраивал обе стороны.
   Тогда, Антон перестал обращать внимание на все, что касалось "строительства домашнего очага". Живя автоматически, ему казалось, что он упал в воду, где до дна не достать, поэтому, остается одно - плыть....
   Людмила схватила чашку мужа, и допила уже остывающий чай.
   -- И все-таки? - Не отступала она, едва последний глоток жидкости перекатился в пищевод.
   -- Полусутки. - Вставая, ответил, наконец, Антон. - А, кстати, какое сегодня число?
   -- Понедельник..., - Людмила легко поднялась, и, дойдя до прихожей, обернулась, - Ты меня не подбросишь?
   -- Это число "понедельник"? - Антон почувствовал, что начинает заводиться.
   -- А-а-а..., кажется девятнадцатое августа. Подбросишь? - Жена мелко подпрыгивала на одной ноге, одновременно, надевая туфельку на другую.
   Антон, стараясь не прикасаться к женщине, снял с вешалки куртку.
   -- Ты же знаешь, что нет. И знаешь - почему!
   -- Конечно, знаю! Можно подумать, что тебе одному нельзя опаздывать! Ты один занят делом, другие только создают впечатление!
   -- Я не могу подводить людей! - После этой фразы, произнесенной уже в "запале", Антон ясно представил своего сменщика, - врача Соколова, который оставлял всегда после себя салон "скорой" грязным, источающим запахи толи блевотины, толи красного портвейна. Доктор Соколов походил на обычного забулдыгу, - одутловатое лицо неравномерно покрывали багровые пятна различной величины и интенсивности. Маленькие глаза, прикрытые нелепыми очками неопределённого цвета, утопающие между густыми бровями сверху и синюшными складками снизу, отливали желтизной с прожилками красного. Маленький нос, который мог бы затеряться с такими размерами, выделялся своей белизной. Когда Соколов снимал медицинский колпак, открывалась копна давно не стриженных и не мытых волос. Пальцы рук с обгрызенными ногтями иногда подрагивали. Ходил он, мелко перебирая ногами, на ступнях которых были надеты умопомрачительного фасона желтые ботинки с ободранными мысами, и тяжелой подошвой. Халат, с большой натяжкой называющийся белым, плотно облегал тучное тело доктора, которое казалось толще из-за того, что Соколов одевал халат прямо на пиджак, чем бесил Антона.
  
  
   Оценивая данный "habitus", редкий человек мог бы подумать, что этот чудик не пьет вообще. Пиво он считал крепко алкогольным напитком, а водку и вино никогда не пробовал. Основным своим занятием, помимо работы, он считал чтение. Он читал постоянно: в "скорой", в комнате отдыха, за едой на кухне, в электричке, когда ехал в Москву из своего Загорска, в метро и наземном транспорте и т.д. и т.д. Самое поразительное было то, что доктор Соколов не увлекался обычной беллетристикой, а изучал (другого слова не подберешь) труды философов, серьезных писателей, и, даже, делал выписки и пометки. Он постоянно носил большой блокнот, который с трудом помещался в кармане халата, а после работы все свои пожитки складывал в большой пузатый портфель когда-то черного цвета.
   Говорить с ним было интересно, - всегда чувствовалась некая громада знаний, которая давила, размазывая ни во что" знания, полученные самим Антоном. Но зависти не было, возникало скорее удивление. Антон чувствовал некое преклонение перед этим человеком, хотя его внешность брезгливо отталкивал.
   Антон не хотел подводить Соколова, задерживать его, опаздывая. С другой стороны, он был уверен, опоздай он хоть на час, тот ничего не заметит....
   Людмила немного повозилась с замками входной двери, вышла в "предбанник", и, не дожидаясь мужа, направилась к лифту. Закрывая дверь, Антон услышал лязги кабины подъемника, - Людмила спустилась вниз. Чтобы удлинить путь с пятого этажа, на котором они жили, на первый, он пошел пешком по лестнице, - ему очень не хотелось продолжать разговор с женой. Он надеялся, что за время пока будет спускаться, Люда уже уйдет на остановку троллейбуса, который отвезет в центральный статистический узел, где она работала после окончания института.
   Выйдя на улицу, Антон, первым делом, осмотрелся, - жены видно не было.
   -- Слава Богу, кажется, уехала. - Он пошел к машине, на всякий случай, поглядывая по сторонам.
   "Жигули-копейка" бледно-серого цвета ожидала хозяина, укрываясь от непогоды нависшими ветками большого тополя. Открыв машину, он быстро опустился на сиденье, и сделал то, из-за чего постоянно ругался с женой - с грохотом закрыл дверцу. Кузов автомобиля дрогнул, напоминая о своих годах.
   -- Черт...! - Почти прокричал Антон. - Черт!
   Раздражение на жену, которое висело черной тучей, пролилось холодным ливнем ругательств на самого себя. Антон стукнул несколько раз обеими ладонями по рулевому колесу, и посмотрел в зеркало заднего вида, прикрепленное недавно к передней двери.
   -- Идиот! - Прорычал он, увидев в зеркале свое отражение.
   Наверное, если бы сейчас какой-нибудь пешеход переходил улицу, Антон рванул бы с места, чтобы размозжить ему голову....
   -- Нет, так нельзя.... - Прошептал он, и еще раз посмотрел в зеркало.
   На него смотрело лицо уставшего человека, лицо, которое он привык видеть, не задумываясь над его достоинствами и недостатками: короткая стрижка чистых, аккуратно причесанных черных волос, более светлые брови нависали над мутными глазами с почти черными окружностями зрачков. Лоб не отличался величиной - он был, просто, нормальный, не широкий и не узкий. Нос с небольшой горбинкой выделялся своей правильностью и аристократичностью. Губы, полноватые для мужчины, его не портили, скорее наоборот, придавали лицу красивую рельефность.
   Считается, что крупный подбородок признак мужественности. Если это так, тогда Антон должен быть слюнтяем и нытиком, - его подбородок походил на аккуратную, утонченную часть лица женщины.
   На самом деле, Антон никогда не выплескивал эмоции на людях. Его мысли, переживания и выводы из них, переваривались внутри, выходя наружу односложными фразами и междометиями. Даже, когда ему было очень больно, окружающие этого не замечали. Он был настолько "вещью в себе", что даже мать ничего не знала о состоянии его души, чего уж говорить о жене или знакомых.
   Наверное поэтому, когда он оставался один, весь "негатив" вырывался огромной волной, катившейся прямо на него самого....
   Антон достал из кармана куртки пачку "Явы", ловко прикурил, и повернул ключ зажигания. "Копейка" заурчала, в унисон, подрагивая всем кузовом. Урчание быстро перешло в тихое шептание, металл успокоился, и Антон, наконец, отъехал от дома.
   До парка "Сокольники" ему не встретился ни один прохожий. Одинокие автомобили мчались в сторону центра. Делая круг возле главного входа в парк, он неожиданно увидел группу людей, которая, скрываясь под зонтами, слушала высокого мужчину с длинными почти белыми волосами. Он говорил, размахивая свернутым листком бумаги, похожим на газету. Антон автоматически прислушался, но доходили только неразборчивые отдельные выкрики, из которых четко различалась фамилия - Ельцин.
   -- Странное занятие - в семь утра поминать черта. - Хмыкнул Антон, повернул немного вправо, и выехал на улицу, походящую на аллею в лесу. С одной стороны за железным забором красовался лес старого парка, а с другой рукотворная полоса зеленых лип, которые удачно скрывали трамвайные пути. Антон любил эту улицу, - на ней всегда было тихо и безлюдно. Но сегодня, вдоль паркового забора сочился жиденький ручеек прохожих, которые направлялись в сторону главного входа. Поначалу он был удивлен, но быстро о них забыл, и, прибавив скорость, сосредоточился на дороге.
  
  
   2
  
  
   Подъезжая к своей подстанции, которая находилась позади гостиницы "Космос", Антон увидел, что большинство RAFиков "скорой" стоят на дороге, словно готовые выехать на вызов. Обычно все стояли во дворе, перед зданием подстанции.
   Антон посмотрел на часы - половина восьмого.
   -- Куда это их выгнали? - Слова сами летели с языка. - Что, очередная перестройка?
   Термин "перестройка" он ненавидел, поэтому, произнес его с ясно выраженной "язвой".
   -- Перестройка у нас - это когда в комнате переставляют старую мебель, не изменяя интерьера. Как будто бы мебель на других местах, но ничего не изменилось, а стало невыносимо хуже, к тому же поднялась огромная туча пыли, которая забивает легкие, ухудшая здоровье. - Говорил Антон, когда Горбачев, рассекая ладонью воздух, " углу/бливал", "создавая консенсус".
   "Копейка" скромно приткнулась на свободное место. Антон вылез из машины, и, запирая ключом дверь, услышал сзади голос Соколова.
   -- Антон, что вы об этом думаете?
   Антон обернулся. Соколов, явно чем-то встревоженный, теребил в руках медицинский колпак, от чего тот не становился чище.
   -- Вы о чем, доктор? - С легкой усмешкой спросил Антон, упрятывая ключи от машины в карман.
   -- Как?
   -- Так! О чем вы говорите? - Антон взял Соколова под руку, и, почти насильно, потащил к воротам, которые сейчас были распахнуты настежь.
   -- Но, переворот?! - Соколов раскрыл, насколько возможно, глаза, устремив непонимающий взгляд на Нехина.
   -- Кого мы перевернули? - Спросил Антон еще веселее.
   Опустевший двор подстанции, казавшийся всегда тесным и неудобным, поражал размером, - места было много, асфальт подметен и полит из шланга для мытья машин. В углу одиноко стояла "Волга 03", а в гараже два RAFика. Продолжая держать Соколова под руку, Антон остановился посередине, и посмотрел под ноги:
   -- Чисто, как перед похоронами.... Доктор, что произошло? - Наконец, спросил он.
   -- Я понял, вы в неведении! Да, информации почти нет! - Соколов освободил свою руку из ослабевших объятий сменщика, и достал из кармана блокнот. - Я, тут записал: "Горбачев болен, и не может управлять. Образован ГКЧП..."
   -- Кто образован?
   -- Не "кто", а что! Ну, это такой чрезвычайный комитет! В него вошли: Янаев, Пуго, Павлов, Язов, Крючков и еще кто-то, я не разобрал, - очень плохо слышно....
   -- Плохо слышно?
   -- Да, радио! Мы нашли, какую-то станцию, которая еще вещает! В основном эфир молчит...!
   Не дослушав, Антон быстро направился к входной двери....
   -- Подождите! Самое главное! В Москву идут войска: Таманская и Кантемировская дивизии....
   Последние слова Нехин расслышал плохо, - он шел по небольшому зданию подстанции, и заглядывал в каждую комнату. Всюду было пусто. Наконец, в конце тусклого коридора, он различил округлую фигуру диспетчера - эта девчонка лет восемнадцати отличалась пышностью форм, и обожанием мужчин. Сейчас, скромно опершись на косяк двери в комнату отдыха, Наташка стояла на одной ноге, согнув в колене другую для опоры о стену. Она тянула головку, украшенную белесыми кудрями, внутрь комнаты, пытаясь, что-то рассмотреть или расслышать.
   Нехин подошел ближе, и, через голову девчонки, заглянул в открытую дверь. В комнате не было свободного места. Люди сидели на стульях, на разложенных кресло-кроватях, на столах, некоторые стояли, - все взгляды были устремлены в центр, где полусидел пожилой фельдшер Брыкин, держа маленький транзисторный приемник, из которого с хрипом доносились скребущиеся звуки новостного сообщения: "... люди собираются около памятника Юрию Долгорукому. Похоже, что здесь начинается митинг. Пока не понятно, кого будут поддерживать митингующие, но судя по мелькающим изредка плакатам - это поддержка Ельцина..."
   -- Антон Александрович, разрешите пройти, - заведующая подстанцией, женщина лет сорока с "подержанным" лицом, хорошей фигурой и обвислыми грудями, попыталась сзади оттолкнуть Антона от двери, и тут же приказала диспетчеру, - Наташа, займи немедленно свое место!
   -- Зинаида Васильевна, я от сюда слышу.... - плаксиво заскулила девчонка-диспетчер.
   -- Второй раз повторять не буду! - Заведующая схватила Наташку за руку, и подтолкнула.
   Только теперь Антон заметил, что позади Зинаиды Васильевны стоит мужчина в белой рубашке, темном галстуке, и таком же темном костюме. Он что-то прошептал на ухо заведующей, та мотнула головой в знак согласия; Нехин отступил на шаг, и Зинаида (как меж собой называли ее сотрудники) вошла в комнату.
   -- Так! Послушайте теперь меня! - Все, кто находился в комнате, почти одновременно, повернулись в сторону Зинаиды. Эти разные люди: молодые, в возрасте, и, даже, пожилые; лысые, белокурые, черноволосые, рыжие и русые; с непохожими судьбами и характерами; со своими суждениями о происходящем, и будущем, все они смотрели сейчас с непонятной Антону надеждой в глаза человеку, который, на самом деле, ничего не решал.
   Нехин смотрел на печальную немую сцену, разыгравшуюся перед ним, и невольно мысль, зацепившись за этот образ, раскрутила свою спираль: "Как же противно и нелепо, что любовь и надежда на барина в России неистребима никакими режимами. Неважно, какой пост занимает барин, неважно, что все понимают его ничтожность и глупость. Барин исправит ошибки, барин разъяснит, барин пожалеет.... Любой, даже захудалый, барин мнит себя спасителем человечества, рассуждая о формах глобальных. А самому - то нужно только, что взять метлу, и вымести мусор из дома. Пока он решает - с какой стороны подойти, какой рукой взять, и какого цвета совок удобнее, отходы заполоняют пространство.
   В конце концов, все это достигает критической точки, на пике которой, рабы сметают барина с "теплой печи", занимая его место. Этот цикл в России может повторяться бесконечно, потому, что попадая во власть, даже, казалось бы, честные, деловые люди, которые доказали это своей жизнью и трудом, перевоплощаются до неузнаваемости. И по истечению небольшого отрезка времени, их уже ненавидят, и готовы заменить".
   Видя эту надежду, Нехин почувствовал в груди прохладу. Он был недоволен собой - всё, что происходило, разрывало абсолютную тишину души. Он сопереживал? Нет, не может быть!
   -- Что от меня зависит? Я должен лечить людей - это моя обязанность. Я пережил Хрущева, Брежнева, Андропова, и никто меня не спрашивал, чего я хочу? Горбачев тоже не спросит.... - Закончила свой оборот мысль.
   Наконец, Зинаида Васильевна достала из кармана халата небольшую бумажку, развернула ее, и произнесла первые слова, которые разрубили тяжелую тишину.
   -- Так, все расходятся по своим местам, и занимаются делом: пишут карты, кто еще не написал, завтракают, кто голоден, и ждут вызова! Но сначала выслушайте приказ, Я не буду зачитывать всё, основное - кто сегодня вышел на полусутки, остаются до утра, то есть, на сутки....
   Народ ожил, и заговорили все, не слушая друг друга. Зинаида подняла левую руку, останавливая галдеж, и продолжила:
   -- Бригады должны быть укомплектованы полностью! Вот список, - она издалека показала бумажку, которую держала в правой руке, - я оставлю его в диспетчерской. Посмотрите, кто с кем работает, и на какой бригаде! Всё! Расходимся! Нехин возьмите список, и отдайте диспетчеру.
   Зинаида протянула Антону бумажку, повернулась лицом к сопровождающему мужчине, и направилась в кабинет. Мужчина послушно последовал за нею.
   Антон прислонился к стене, чтобы пропустить выходивших из комнаты коллег. Навстречу идущим, по коридору пробирался Соколов, который бормотал извинения при каждом прикосновении с проходящими.
   -- Антон! - Подойдя вплотную к Нехину, прокричал доктор. - Ну, что нового вы слышали? А меня задержал телефон в диспетчерской. Просили, какую-то Машу!
   Он вытер кулаком пот со лба, и заглянул в комнату, где оставалось несколько человек, и слышались короткие фразы спора:
   -- ... что ты такое говоришь?
   -- А, что? Не так? Горбачев развалил... ВСЁ! Может, сдохнет, наконец! Говорят же, что болен!
   -- Лижет зад американцам....
   -- Господи, что вы говорите. Он дал народу шанс на будущее, когда....
   -- Будущее? Очень далекое будущее! Оно еще не пришло....
   -- А, может и не придет....
   Антон повернулся к Соколову. Ему надоело слушать этот лепет, который раздражал своей наивностью.
   -- Что ж вы так кричите, доктор? - бесцветным тембром отозвался Нехин. Посмотрел на ручные часы, и сказал, как-бы, самому себе, - надо бы домой заскочить.
   -- Будущее не пришло, но бросило тень. - Выдохнул Соколов, и поинтересовался. - А зачем вам домой?
   Нехин посмотрел на чудаковатого доктора, и, положив руку ему на плечо, объяснил:
   -- Понимаете, нас заставляют работать сутки. Из этого следует, что мне нужна, хотя бы, зубная щетка, что-нибудь, потеплее одеться, да и сигарет маловато. В общем, нужно!
   -- Давайте я вас подменю! Вам достаточно двух часов? - Соколов впервые за утро улыбнулся, и тихо добавил. - Домой не хочется.
   В этот момент из диспетчерской выскочила Наташка, и, расплескивая свое тело по коридору, подбежала к Антону.
   -- Нехин! Отдайте список!
   Антон, не меняя маски безразличия на лице, протянул листок бумаги, который держал в руке, девушке, но не отпустил его. Своей пухленькой ручкой, Наташка вырвала список из пальцев мужчины, утробно хмыкнула, и, повернувшись спиной, гордо направилась обратно. Антон вспомнил о Соколове.
   -- А, вас никто не ждет? - Нехин только сейчас понял, что, проработав с доктором Соколовым несколько лет, ничего о нем не знает. - А жена?
   -- Я не женат. Разве вы не знали?
   -- Конечно, знал. - Соврал Нехин. - Я не удачно пошутил. Извините.
   -- Да, да.... А ждут меня собака и кошка, которые сторожат дом....
   -- У вас свой дом? - Удивился Антон.
   -- Небольшая развалюха, в которой прожило несколько поколений Соколовых. Да, Антон Александрович, все мои родственники были крестьяне, а я вот, выучился на врача. Первый, и... последний.
   -- Почему же так мрачно! Все впереди! - С натянутой веселостью подбодрил Антон.
   -- Вы, думаете? Знаете, у меня никого не осталось. Я один..., - обреченно произнес Соколов, и закончил, - терять мне нечего!
   -- Говорите так, как будто собрались в последний бой.... - Нехин замолчал, посмотрев на Брыкина, который быстро выходил из комнаты отдыха с покрасневшим лицом, отмахиваясь обеими руками от поспешавших за ним спорщиков. Поравнявшись с Антоном, Брыкин, не оборачиваясь, почти спокойно резюмировал: "Подлецы...."; немного потоптался на месте, не зная куда идти, и направился, зачем-то к кабинету Зинаиды. Двое молодых врачей не отступали. Они продолжали говорить почти одновременно:
   -- Ельцин жесткий человек, он наведет порядок....
   -- Настоящий мужик! Свой!
   -- Как все - любит баб....
   -- И выпить! - Прокричал вслед уходящему фельдшеру, один из наступавших, который казался очень худым из-за своего огромного роста.
   Когда Брыкин вошел в кабинет заведующей, спорщики быстро разбежались по разным комнатам. Наблюдать было незачем, и Антон хотел продолжить прерванный разговор, но Соколов опередил:
   -- Мужик у власти - не значит, что придет благость, и обрушится на наши головы демократия. Демократия и благоденствие в России - это миф, точнее сказка, где у мужика на троне, всё государство разворуют помощники и подчиненные.
   -- А вам не кажется, что это всё похоже на плохую театральную постановку? - Неожиданно для себя Нехин почувствовал свою сопричастность. Он волновался, и, задавая вопрос, отчетливо понял, что сам не верит в то, о чем спрашивает.
   -- Нет, нет! Антон Александрович! На самом деле они уже давно решили отбросить тухлые догмы Ульянова, ставшие притчей для анекдотов. КПСС выродилась в смесь жуликов и кретинов! Они отбросят догмы, но увидите, останутся у власти, и будут грабить народ еще злее и усерднее....
   Не ожидая от интеллигентного, мягкого, тактичного Соколова выражений подобного рода, Нехин остолбенел. Он захотел, что-то сказать, и, даже, раскрыл рот, но Соколов продолжил:
   -- Мы надеялись на перестройку, на перемены к лучшему. Всё оказалось обманом! Этот, как вы говорите спектакль, тоже обман! Змея сменит шкурку, но останется змеей!
   -- Вы не любите наше государство? - Нехин задал вопрос, легко посмеиваясь. Он успокаивался, и переходил в обычное состояние наблюдателя.
   -- Страну люблю, государство - нет!
   -- Откровенно!
   -- А откровенность нужна, чтобы скрыть настоящие чувства, - тихо улыбнулся Соколов, - или задурить голову собеседника.
   -- Послушаешь такое, и решишь, что вы интриган. - Нехину надоел этот разговор, и он переменил тему. - Так, что? Подмените меня? Я думаю - хватит и часа.
   Соколов оживился, и, в свою очередь взял Антона под руку.
   -- Вы поезжайте, тихонечко, - прошептал он на ухо Нехину, - и не беспокойтесь. Если что, я прикрою.
   В этот момент эта пара походила на заговорщиков, которые затевают каверзу, смысл которой не ясен им самим. Один убеждал в чем-то другого, а другой лениво соглашался.
   -- Тогда я побежал. - Тактично освобождая руку, подытожил Антон....
  
  
   3
   0x08 graphic
До парка "Сокольники" Нехин доехал быстро,- дорога была практически пуста, но повернув направо, огибая центральный вход, на светофоре его остановил молодой парень в синей спортивной куртке, который в руках держал ватман с надписью 0x08 graphic
0x08 graphic
плакатными перьями:
  
  
  
   0x08 graphic
0x08 graphic
  
  
  
  
   Антон попытался его объехать, но демонстрант, подняв плакат выше головы, переступал с места на место, не давая "жигулям" проскочить мимо. Антон почувствовал непреодолимое желание разбить сопляку морду, но, открыв дверь, только прокричал:
   -- А, между прочим, некоторые находятся на работе...! Уйди ты с дороги, агитатор хренов!
   -- Все на манежную площадь! - Не обращая внимания, прокричал парень в пустоту. - В двенадцать митинг! Ельцин! Ельцин!
   -- Идиот.... - Буркнул Нехин, закрыл дверь, и попытался объехать по тротуару.
   Старый "жигуленок" споткнулся о бордюр, заголосил, и с трудом взобрался на возвышение. Антон быстро проскочил на перекресток, повернул налево, оставил позади храм Вознесения Христова, и выехал на Русаковскую площадь. Дальше путь был свободен....
   Нехин открыл дверь в свою квартиру, и послушал тишину. Удовлетворенно кивнув, он, не снимая обуви, прошел в спальню, и открыл шкаф.
   Подперев руками бока, Антон смотрел на стопки постельного белья, соображая, где лежат теплые вещи.
   -- Куда же она это кладет? - Вопрос повис в воздухе.
   Нехин не заглядывал в этот шкаф, наверное, несколько лет. Он не помнил, когда последний раз рука касалась ручки двери хранилища вещей. Обычно, Людмила сама складывала белье и одежду после стирки и глажки.
   Нехин должен был признать, что ведением хозяйства он не занимался; помощь от него Людмила получала в минимальных дозах. Осознание этого, возбуждало сейчас раздражение на жену, и непонятную жалость к себе.
   Он открыл соседнюю створку.
   -- Сколько барахла!
   Последние годы Антон не замечал, как одевается Людмила, - он смотрел на неё, не видя перед собою женщину. Привычка застилала взгляд. На вопрос: "Какого цвета волосы у жены?", он, наверное, ответил бы не сразу.
   Наконец он увидел свои свитера, достал первый попавшийся. Им оказался толстый белый свитер с высоким "горлом". Антон удивленно посмотрел на зимнюю вещицу, - он не помнил, что такая у него есть.
   -- Ладно, пусть будет. - Он скомкал свитер и запихал обратно, достав старую знакомую кофту. - Вот - это другое дело!
   Прижав свитер к животу, он поспешил в ванную: забрал зубную щетку, пасту, и понес на кухню. Распределив все по пакетам, сложил их на столе, увенчав блоком "Явы".
   -- Нужна сумка. - Антон посмотрел по углам, как будто сумка могла спрятаться именно там. - Где же? Где же...?
  
   В этот момент в прихожей заскрежетало, и щелкнул замок. Входная дверь распахнулась, - вошла Людмила.
   -- Вот это номер! Наверное, сегодня я еще не раз удивлюсь. - Антон присел на стул, и вопросительно посмотрел на жену. - Ты, почему....
   Людмила не дала договорить, - она бросила на пол зонтик, и, стоя, попыталась снять туфли, одновременно бросаясь короткими фразами:
   -- Какой ужас...! Ты представляешь...? Нас, буквально, выгнали с работы...! - Она попыталась привычным движением расстегнуть пиджак, но красивые перламутровые пуговицы не поддавались. Людмила рванула обеими руками за петлю неподатливой застежки, и пластмассовый диск, издав звук разорвавшегося пистона, полетел на пол. Жена опустила взгляд, пытаясь уследить за полетом маленького предмета, махнула рукой, и заплакала. - Там, говорят, стреляют...! Страшно...! Что же будет...? А...? Антон! А, почему ты дома?
   -- Тот же вопрос я хотел задать тебе, но не буду. Всё понятно и так.
   Людмила справилась с пуговицами, сняла пиджак, вошла на кухню, и бросила его на стол, прикрыв горку вещей, приготовленную Нехиным, из-за чего сигареты упали на пол, а пакеты разлетелись по столешнице.
   -- Ты понимаешь, стреляют! - Людмила ничего не слышала и не видела. Все чувства поглотил страх. Она нервно перебирала руками по ткани пиджака, цеплялась за пуговицы, покручивала их, как будто пыталась оторвать. Слезы катились по бледному лицу, но она не обращала на это внимание.
   Антон молчал, ожидая окончания истерики. Людмила, наконец, осознанно посмотрела на мужа, закрыла лицо ладонями, и зарыдала, размазывая тушь и помаду.
   -- Кошмар.... - Антон встал, чтобы собрать пакеты, и поднять сигареты. - А, где моя сумка?
   -- Что...? Какая сумка...? - Рыдания прекратились, и Людмила непонимающе открыла глаза на мужа.
   -- Моя сумка....Люда, прекрати. Устроила концерт. Никто не стреляет. Завтра все закончится. Ты мне....
   -- А танки? Я видела танки.... - Прохрипела, всхлипывая жена.
   -- Ну, где ты видела танки?
   -- Понимаешь, мы с Золоторевой, на её машине, ездили в центр....
   -- Зачем? - Уже не сдерживаясь, закричал Нехин. - Ты сдурела?!
   -- Ты мог бы, хоть сегодня быть по приветливее со мной!
   -- Для этого нужны стальные нервы. - Уже спокойно заметил Антон, и задал вопрос в виде примирения. - И, что танки?
   -- Они едут в сторону Белого Дома. Там находится Ельцин. - Людмила приняла спокойный тон, и сказала это, почти шепотом.
   -- Они стреляют?
   -- Нет....
   -- Тогда, кто стреляет?
   -- Не знаю....
   -- Вот видишь! Это сплетни, которые распространяют паникеры! - Антон скользнул взглядом по циферблату настенных часов. Он опаздывал. - Людочка, успокойся. Сиди дома. Никуда не ходи. Я буду завтра утром....
   -- Завтра? Ты же говорил....
   -- Меня поставили на сутки. Дорогая, где моя сумка?
   -- Да, хорошо.... Сумки на антресолях....
   Добившись, наконец, своего, Антон поспешил на балкон, там взял маленькую стремянку, поставил её под антресоли, и поднялся наверх. Когда он открыл дверцу, на него пахнуло пылью и запахом залежавшейся кожи. Нехин приподнялся на мысках, и потянул рукой за ручку сумки, лежащей ближе. Сумка сместилась вперед, открывая путь вещам, лежащим позади. На голову Антона хлынул поток из хлама, который скапливался здесь годами.
   -- Ну, что ты делаешь? Как всегда, за что не возьмешься, всё рушится! - Жена подошла к разбросанным вещам, нагнулась, и подняла черную мужскую сумку. - Вот. Пожалуйста.
   -- Спасибо! - Антон схватил сумку, и, запихивая в неё на ходу пакеты и блок сигарет, прокричал от лифта, - извини, я очень тороплюсь!
  
  
   4
  
   До работы Нехин добрался без приключений. За всю дорогу, он только однажды вспомнил о ГКЧП, когда увидел небольшую толпу, направляющуюся в сторону проспекта Мира. В остальном было спокойно, даже слишком спокойно: ни бронетехнике, ни милиции, ни солдат. Люди занималась обычными делами: встречались, наверное, влюблялись; отводили детей в детский сад; ходили по магазинам, стряпали, завтракали.... Казалось, что сама жизнь не испытывает тревоги. Наверное, поэтому, когда Антон подъезжал к подстанции, ему стало не по себе. Он не мог объяснить, что с ним происходит, но то, что обычное отношение к окружающему, каким-то образом изменилось, он знал точно. Два часа назад Нехин, усмехаясь, слушал страшилки о перевороте, не принимая всерьез ситуацию во власти, а сейчас.... Сейчас, он сидел в салоне старенького "жигуленка", который остановил в нескольких метрах от места работы, и злился, кажется, на самого себя.
   -- Почему же ничего не происходит? Это спокойствие бесит! Лучше уж стреляйте, только не молчите...! Тихо..., тихо. Нужно идти работать, а то Соколов....
   -- Да, Соколов.... - Уже вслух сказал Антон, выскочил из машины, и пошел разыскивать сменщика....
   Быстро найдя Соколова, который пил чай, и обсуждал ситуацию с неугомонным Брыкиным, Нехин надел обычную маску спокойствия, и спросил:
   -- Ну, как? Все в порядке? Извините, немного задержался.... - Антон сразу почувствовал, что нарушает ход сложившегося действия. Он был лишним на этой кухне. Два человека, сидевшие перед ним, понимали и принимали друг друга, третий им был не нужен. Поэтому, Антон замолчал - ему расхотелось расспрашивать Соколова, а сменщик неожиданно заулыбался:
   -- Антон Александрович! - Он, явно, не слышал Нехина. - Присаживайтесь, выпейте чаю....
   Брыкин посмотрел на Антона, как будто увидел впервые:
   -- Здравствуйте, доктор. - Он встал, ловко вымыл свою чашку, взял бокал Нехина, и, поставив на стол, предложил:
   -- Давайте, я налью вам....
  
   -- Спасибо. - Антон почувствовал, что очень хочет пить. - Много вызовов?
   -- Всего один, - начал Соколов нехотя. Ему был не интересен разговор о работе, но проводив взглядом Брыкина, который вышел в коридор, продолжил. - У бабульки поднялось давление.
   Антон сделал несколько глотков чая, и безразлично спросил:
   -- Кто фельдшер?
   -- Надюшка Сизова.
   Нехин покачал головой, одобряя кандидатуру Сизовой, и решил закончить разговор.
   -- Спасибо, я ваш должник. Поезжайте домой, а то кошки натворят там, с голоду....
   -- У меня одна кошка....
   -- Да, да. - Раздраженно отреагировал Антон, вспомнив рассказ Соколова о себе. - Собака и кошка.
   -- Нет, вы знаете, я останусь. Если хотите, могу "чайником"*, пригожусь.
   Нехин понял, - Соколов надеется на то, что их пошлют туда, где проходят демонстрации. Он хочет воспользоваться случаем, чтобы, как говорят, оказаться в "гуще событий", и не понимает, что случай случаю рознь. Из всех возникающих в жизни случаев, чаще подворачиваются те, которыми не следует пользоваться.
   "Кажется, он хочет осчастливить своим присутствием баррикады. В мои планы это не входит. Этот человек попадет в рай". Такое убеждение пришло неожиданно. Нехину тут же захотелось разрушить благообразие, связанное с ним, и он заметил:
   -- Знаете, доктор! Вас затолкают в очереди, которая выстраивается у врат рая.
   -- Почему именно рая? Очередь в ад, я думаю, более живая и многочисленная. Да, и там будет много знакомых. - Соколов хитро посмотрел на Нехина.
   Антон встал, и, оценив неуклюжесть фигуры Соколова, бросил:
   -- Как хотите.... Оставайтесь....
  
   В коридоре послышались легкие шаги, и в проеме двери появилась Наташка-диспетчер. Нехин подумал, - как она с такими формами порхает невесомым перышком? Удивительно!
   -- Нехин, вы здесь. - Утверждающе произнесла она, и обратилась к Соколову. - Доктор, вас просила зайти Зинаида Васильевна.
   -- Хорошо....
   -- А, вам Нехин, вот.... - Наташка протянула карту-вызова.
   -- Вам придется съездить без меня. - Огорчился Соколов.
   -- Ничего, ничего, - спокойно ответил Нехин, но почувствовал, что в душе разворачивается буря: "Он думает, что я не справлюсь, что ли? Какая-то ерунда. Что себе возомнил этот умник. Он забыл, что я врач?". Соколов взбесил Антона окончательно.
  
  
   5
  
  
   Выйдя во двор, Нехин увидел Надю Сизову - фельдшера, с которой предстояло отработать эти сутки. Высокая стройная девушка со светлыми волосами, собранными в пучок, помахала ему рукой, показывая, где стоит их машина. Антон посмотрел в сторону, куда направляла Надя, - RAFик был уже за воротами. Водителем оказался Сергей Шалый - хороший специалист, который ездил быстро, и автомобиль у него всегда был в порядке....
   Когда члены бригады заняли свои места, Сергей завел мотор, и спросил:
   -- Куда едем?
   Антон посмотрел в карту-вызова:
   -- Давай в "Космос". - Нехин присмотрелся к каракулям диспетчера. - Ничего не понимаю. Десять лет, ожог.... Мы-то здесь причем? Там что, ребенок? А "детская", что делает?
   Надя просунула голову в окошко перегородки, отделяющую кабину, где рядом с водителем сидел Нехин, и, чему-то, веселясь, объяснила:
   -- Там, какой-то индус кофе обварился! Ну, не сам индус, а его сын! А наша " детская" на вызове! Назревает международный скандал! Так что, Серега, жми!
   -- Понятно. Поехали. - Нехин махнул рукой, а для себя сделал неутешительный вывод: "День начался отвратительно"....
  
   Уезжая сейчас, Антон не мог предполагать, что вернется на подстанцию только через несколько часов. Вызовы сыпались один за другим, и диспетчер не отпускала их "домой"*, несмотря на просьбы и уверения, что бригада устала, и толку от неё становиться мало. Наташка кричала в трубку телефона:
   -- Все в разгоне! Работаем и не ноем!
   Когда они приехали на вызов в конце улице Галушкина, совсем близко от подстанции, Надежда, вытаскивая "ящик"*из машины, вспыхнула неподдельной злостью:
   -- Сейчас, я этой толстой дуре все скажу! Даже чаю не даст попить! Я есть хочу!
   -- Уже обедать пора. - Нехин перехватил из протянутой руки девушки "ящик".
   -- Это все из-за вас, доктор!
   Нехин широко раскрыл глаза:
   -- То есть?
   Видя искреннее недоумение врача, водитель и фельдшер одновременно громко рассмеялись. Успокоившись быстрее, чем Надежда, Сергей открыл тайну Нехину:
   -- Да все знают, что Наташка влюблена в тебя, Антон!
   -- Да? - Нехин наигранно сосредоточился. - Тогда, она должна беречь меня, а не гонять целый день! Она, скорее, меня ненавидит!
  
   -- Вы знаете, Антон Александрович! - Надежда выпрямила усталую спину, и гордо продолжила. - Женская ненависть, та же любовь, только с другим вектором!
   Нехин покачал головой, давая понять, что не согласен:
   -- Пошли. Нам еще на пятый этаж забираться без лифта.
  
   Надежда поднималась по лестнице легко. Между третьим и четвертым этажами, она подпрыгнула на одной ноге, и, сделав небольшое фуэте, заявила:
   -- Голодной работать легче!
   -- Скажи еще - веселей.
   -- А, что? В теле - воздушность! В голове - туман! Здорово!
   -- Как с бокала шампанского? Только мы с тобой не то, что шампанского, даже чая не пили.
   -- Вот! Вина не пьешь, а кайфуешь!
   -- Ну, тогда, дорога у тебя одна - на голодную диету! - Сказал Нехин, добравшись до нужной квартиры.
   Он - то чувствовал совершенно иное.
  
   Не задавая вопросов, дверь открыл мужчина. Он молча кивнул в ответ на приветствие, и провел в комнату, где на узком диване лежала женщина. Комната выглядела чисто, но бедно. Бедность здесь источала невидимую отрицательную энергию, которая забиралась под слои одежды, пропитывая ее специфичным запахом.
   Нехин поежился, - у него возникло ощущение прохлады внутри, и жара на лице. Он не понимал, что его тревожит. Работая на "скорой", Антон повидал квартиры на любой вкус. От элитных до обыкновенных ночлежек, в которых обитали странные люди без паспортов.
   Такие квартиры, каковой являлась эта, Нехин посещал (по работе) с завидной периодичностью, но ничего подобного с ним не происходило....
   Встряхнувшись, Антон взял два стула, пододвинул их к дивану, где лежала больная, - на один поставил "ящик", на другой сел сам.
   -- Что вас беспокоит?
   -- Давление у нее! - Ответил первым мужчина.
   Нехин тяжело посмотрел в его сторону, - доктор не любил, когда начинались комментарии родственников.
   -- Вы, кем приходитесь больной?
   Мужчина и женщина ответили одновременно:
  
  
  
   -- Брат....
   -- Да, сестра она моя! Вот приехал в Москву на три дня, а тут ГКЧП, а у нее давление!
   Антон смотрел на мужчину, пораженный одним обстоятельством: тот был похож на актера Сергея Никоненко. Даже рыжие усы и прическа те же.
   -- Вас, как зовут..., брат?
   -- Иван Митрофанович....
   -- А, вас? - Антон повернулся к женщине.
   -- Мария Митрофановна....
   -- А фамилия?
   -- Воронкова....
   -- Мы - Воронковы! - Подтвердил мужчина.
   " Наверное, она никогда не была замужем" - промелькнуло у Антона, а вслух - спросил:
   -- Так, что же вас беспокоит?
   -- Голова болит, мушки... в глазах....
   -- Тошнит?
   -- Немного. Доктор, делать ничего не могу. Вон, Ванька сам борщ варит....
   " Странно, а запаха я не чувствую" - посторонние мысли мешали Нехину сосредоточиться. Он достал из кармана тонометр:
   -- Давайте руку.
   Одевая манжетку, Антон рассматривал больную: одутловатое лицо, которое, если встретишь, ни за что не узнаешь - оно бесцветно; небольшие отеки; избыточный вес; небольшой рост; руки не дрожат, но, какие-то, вялые....
   Так всегда, в голове Нехин составлял " Status Presents"*, записывая позже его в карту.
   -- 250 и 110.... - Посмотрев на шкалу тонометра, объявил Антон. Повернулся к Надежде. - Ты все записала?
   -- Да. Воронкова.... 51 год....
   -- Тогда сделай....
   -- Как обычно? - Не дослушала Надя.
   -- Как обычно. - Подтвердил Нехин. - Мы сделаем лекарство, и немного подождем. Давление должно нормализоваться.
   Антон поднялся со стула, уступая место фельдшеру. Иван Митрофанович встрепенулся, и предложил:
  
  
  
   -- Пойдем на кухню. Я вас чаем напою. Девушка, вы тоже присоединяйтесь!
   -- Спасибо. Не надо никакого чая....
   -- Как это не надо? - Возмутилась Надежда. - Как раз, надо!
   Нехин с укором посмотрел на фельдшера:
   -- Десять минут назад, ты собиралась голодать! Освободишься, позвони диспетчеру!
   -- Ладно. А, чая, все равно, надо!
   Иван Митрофанович засмеялся, и, защищая Надежду, попросил:
   -- Доктор если вы не хотите, пусть хотя бы девушка подкрепится.
   -- Эта девушка лучше работает, когда голодная. - Усмехнулся Антон. - Сама заявила.... Хорошо, пошли на кухню....
   -- Так-то, лучше. - Прокомментировала Надя, набирая лекарство в шприц.
  
   На маленькой кухне повсюду присутствовали следы мужской кулинарной деятельности: гора не промытых поварских приспособлений в железной мойке; на столе шелуха от лука, и картофельные очистки скрученные спиралью, здесь же пара чистых картофелин, темнеющие на воздухе; резаные помидоры, и кусочки нашинкованной свеклы.
   На газовой плите стояла огромная кастрюля зеленого цвета, от которой исходило тепло.
   Иван Митрофанович подбежал к кастрюле, и выключил под нею газ.
   -- Черт, забыл! Выкипело, наверное! - Он взял вышитую абстрактным рисунком прихватку, и приподнял крышку. - Нет, ничего. Совсем чуть-чуть! Вы садитесь доктор. Сейчас... чайник. У меня есть пирожки с малиной. Вкууусные!
   -- Кто же пирожки-то испек? Неужели, сам?
   -- Нет. Это я из дому привез. Из деревни. Там у меня помощница есть - Фроловна. Вот она - рукодельная! Я же там навроде председателя колхоза. Только вот колхоз практически развалился. Так что, я начальник непонятно чего....
   -- Вы не женаты? - Спросил Нехин, и пожалел, что спросил. "Зачем мне это?". Он посмотрел на Ивана Митрофановича. Перед ним стоял мужчина невысокого роста, жилистый, грубые руки которого ловко прибирали отходы "производства", тряпкой вытирали стол. Было видно, что человек справляется с домашней работой сам. Похожесть на актера поблекла. Антону трудно было поверить, что Сергей Никоненко готовит борщ. Такова природа восприятия публичного человека - его невозможно представить покупающем на рынке картошку, или идущего в туалет. - Один живете?
   -- Да, не женат. И не был. Молодым - некогда было. Работал. Трудно жили.... Отца посадили. За что, до сих пор не знаю. А пришел из армии, мать померла. Вот мы с сестренкой и остались, вдвоем. Ей - семнадцать, мне - двадцать один. А тут еще Хрущев с кукурузой! Сколько он бед натворил. Кажется, до сих пор расхлебать не можем. Да и в городе след оставил - эти пятиэтажки. Лифта/ нет, кухня - двое не разойдутся, туалет..., а.... - Иван Митрофанович отчаянно махнул рукой, взял закипевший чайник, заварил напиток, и продолжил. - А, теперь! ГКЧП! Разбери, кто прав, кто виноват!
  
  
  
   " Зачем он это рассказывает? А зачем я слушаю? Опять политика. Ну, какого черта? Все сошли с ума. А может быть, - это я сумасшедший? Странно, - мы смотрим, казалось бы, в одну сторону, а видим противоположное. Политики используют народ в своих целях, они возбуждают массы, чтобы, в итоге, придавить их, а массы, в результате, ненавидят и тех, кто их давит, и тех, кто их защищает.... Россия - это череда катастроф" - Нехин поставил точку, остановив мысль.
   В этот момент появилась Надежда, - она стояла в проеме двери, и глубоко вдыхала теплый аромат. Посмотрев на фельдшера, Антон встал:
   -- Присаживайся, голодающая.
   Иван Митрофанович достал из шкафчика пирожки, и высыпал их в хрустальную салатницу. Поставив ее перед Надей, ласково сказал:
   -- Угощайтесь, барышня.
   -- Спасибо. Да, Антон Александрович нас отпустили "домой".
   -- Хорошо. - Нехин вздохнул с облегчением. Он не столько устал, и хотел отдохнуть, сколько многочасовая езда, и походы по квартирам утомляли своей пустотой и никчемностью. Вызывали по мелочам, - народ, испуганный событиями сегодняшнего дня, пытался всеми способами остаться дома. Любая мелкая хворь превращалась в повод вызвать "скорую", и не ходить на работу, по делам, не выходить на улицу вообще! И самое главное, везде, в каждой квартире велись разговоры о "судьбах России", о Горбачеве, Ельцине, войсках, которые, якобы, уже окружили "Белый дом*". Это угнетало. А вопрос: "... каково ваше мнение, доктор..." - бесил Нехина. В такие минуты он сжимал зубы, чтобы не "послать" вопрошающего....
   И вот сейчас, слушая болтовню Ивана Митрофановича, Антон чувствовал, что предел, достигнут, необходима остановка....
   -- Ну, как пирожки? - Иван Митрофанович подливал кипяток в чашку, и смотрел на девушку, как заботливый отец.
   -- Очень вкусные.... - Бормотала Надя, пережевывая очередной кусок, который не давал говорить внятно.
   -- А у нас, в деревне, даже фельдшера нету. - Неожиданно сменил тему Воронков. - Наденька, приезжайте к нам жить и работать, а? Мы вам дом подарим! Будете хозяйкой, и начальником медпункта, а! О докторе - то мы не мечтаем....
   Иван Митрофанович посмотрел на Нехина, который рассматривал старый холодильник, напоминающий ему о детстве, но Антон не реагировал.
   Надежда проглотила розовый кусочек выпечки, и, округлив глаза, остановила взгляд сначала на Нехине, затем на Воронкове.
   -- Целый дом?
   -- Да! С участком, большим сараем! Даже, гаражом!
   -- У меня машины нет. - С досадой заметила Надя.
   Неожиданно для себя, Нехин посочувствовал:
  
  
  
  
   -- У тебя все впереди, - купишь. - Он сказал это тихо, чувствуя сам, что говорит искренне. Не понимая, откуда неожиданно возник неудачный лиризм, Антон через пару секунд придавил возникшую слабость. - Ты поела? Измерь давление, и поехали! Засиделись мы!
   -- Измерение артериального давления - врачебная процедура....
   -- Хорошо, я сделаю это сам, а ты, будь добра, собери "ящик". - Антон вышел в коридор, но тут же вернулся. - Да, и понесешь "ящик" ты. Это работа фельдшера!
   -- Вот видите, Иван Митрофанович, как со мной обращается врач! Эксплуататор! Уеду от вас в деревню!
   -- Наденька, он же шутит...! Подожди, я сейчас напишу тебе, как к нам добраться.... - Воронков засуетился, - вырвал листок из школьной тетради, которая лежала на подоконнике, и шумно начал искать, чем бы записать адрес.
   Надя достала из нагрудного кармана шариковую ручку, и молча предложила её Воронкову.
   -- Вот, спасибо! Я напишу, как доехать и телефон..., через коммутатор..., это не далеко..., 400 км с небольшим от Москвы....
   Надежда встала, терпеливо ожидая, когда хозяин закончит записи. Наконец, Иван Митрофанович поставил точку, и протянул листок девушке. Надя, не глядя, сложила записку в четверо, положила в карман вместе с ручкой, поблагодарила за вкусный чай, и пошла в комнату, где Нехин заканчивал врачебные манипуляции.
   Иван Митрофанович поспешил за Надей, приговаривая вслед:
   -- Наденька, вы подумайте.... Подумайте.... Хорошо...? У нас замечательные места.... Дом хоть и старый, но очень крепкий.... Простор.... Ну, что вам в этом городе...!
   Когда Надежда и Воронков вошли в комнату, их встретил готовый к отъезду Нехин. В одной руке он держал "ящик", в другой карту вызова, которую тут же сунул в карман.
   -- Давление сейчас 150/90. Мы поехали, а вам нужно вызвать участкового врача.
   -- Да, да.... - Рассеянно бросил Иван Митрофанович. Видимо, его больше интересовало, - согласится ли Надежда на предложение переехать. Он следил за фельдшером, чего-то ожидая.
   Нехин же, посмотрев на Сизову, понял, что она даже не думает о "заманчивом" будущем. Скорее всего, она уже о нем забыла....
  
   6
  
  
   Двор подстанции постепенно приобретал обычный вид. Машины стояли на своих местах, часть была в разгоне, обозначившись пустыми местами. Антон выбрался из кабины, и с удовольствием размял ноги. У соседнего RAFика, рядом с поднятым маленьким капотом, возился в моторе совсем молодой "водила", недавно пришедший из какого-то таксопарка. Нехин не мог вспомнить, как его зовут, поэтому старался не замечать, чтобы не здороваться.
  
  
  
   Неожиданно молодой человек заговорил сам:
   -- Антон Александрович, Соколов - ваш сменщик?
   -- Да-а-а.... - Почувствовав неладное, протянул Нехин. - А, что?
   -- Ха! - Водитель прикурил сигарету, которую держал во рту. Нехин сглотнул слюну - он очень захотел закурить. - Напился он!
   -- Этого не может быть. - Успокоился Антон. Он уверился, что это ошибка. Парень перепутал фамилии, или.... - С чего ты взял?
   -- Да он лежит в комнате отдыха на диване, гляньте!
  
   Услышав последние слова, Надя, которая сидела в салоне RAFика, проверяя содержимое "ящика", одним прыжком выскочила из машины, и подбежала к говорившим, а водитель Сергей, стоящий рядом, застыл, глядя, почему-то, на Нехина. Сам Антон был поражен настолько, что не мог сообразить, как поступить....
   Затянувшееся молчание нарушила Надя:
   -- Вот это, да! - Резюмировала она, и, спрятав руки в карманы, уверенно заявила. - А, я догадывалась, что он тайный алкоголик! Такие всегда, - не пьют, не пьют, а потом раз....
   -- Это не тот случай. - Отозвался Нехин. - Не просто все это....
   -- На него, наверное, так ГКЧП подействовало. - Предположил Шалый. - Это же переворот, не шутки....
   "Повторяет чьи-то слова. Возможно даже самого Соколова.... Такие люди, как этот шофер никогда сами ..., они идут за большинством, считая, - где большинство, там, правда. А это не всегда так.... Чаще одинокий мудрец знает правду, которую не разглашает из-за боязни того, что это большинство забросает его камнями. Когда много человек собираются вместе.... Они теряют контроль.... И не слышат того, кто им не нравится, наряжая правду в лохмотья....". Мысли стучали в голове Нехина, передавая эстафету друг другу, когда сам он молча собирал скопившиеся карточки отработанных вызовов.
   -- Ладно.... Займитесь делом. Особенно ты, Надежда. "Ящик" почти пустой, пополни, и сдай шприцы. - Сделав это ненужное распоряжение, Антон, нарочито медленно, пошел к зданию подстанции....
   В коридоре было пусто. Сотрудники разбрелись кто куда, - утреннего напряжения не чувствовалось. Работа шла своим чередом.
   Антон зашел в диспетчерскую, и положил исписанные карты в ячейку своей бригады. Наташка-диспетчер, что-то писала в одном из своих журналов, поэтому, не глядя на Нехина спросила:
   -- Вы, обед брать будете?
   -- Да. Скажи Сизовой и Сергею.... Что с Соколовым?
  
  
   -- А, что с Соколовым? Все нормально. Спит!
   -- Зинаида знает?
   -- Она его и уложила!
   Нехин повернулся, вышел в коридор, и остановился. Смотреть на пьяного Соколова расхотелось. На самом деле, что делать в такой ситуации? Ну, напился.... В конце концов, Соколов не дитя, а он не телохранитель....
   Из кухни вышел долговязый врач, один из утренних оппонентов фельдшера Брыкина. Увидев Антона, он подошел ближе:
   -- Нехин, какие новости? Вы же только с вызовов. Говорят, что войска окружили Белый дом.... - Он говорил отрывисто, с неподдельной обидой в голосе. - Везде митинги! А, что толку! У них оружие! Нам бы автоматы..., хотя бы. Надо идти к Белому дому..., а?
   -- Доктор, наблюдая, как вы верите Ельцину, невольно хочется поверить ГКЧП. - Резко отреагировал Антон, и, не дожидаясь ответной реакции, зашел, наконец, в комнату отдыха.
  
   Соколов лежал на диване лицом к стене. Большое тело ритмично вздымалось. Нехин прислушался, - ни храпа, ни даже легкого сопения. Соколов спал тихо, как ребенок. Два врача, мужчина и женщина, сидевшие в разных концах помещения, кивнули в знак приветствия, и улыбнулись. Видимо до того, как уснуть, Соколов успел повеселить народ.
   -- Ну, что он натворил? - Нехин присел на стул, приготовившись слушать. - А, где достал-то?
   -- Где достал не знаю.... - Первым ответил пожилой врач-мужчина, имя которого Нехин вспомнил с трудом, вот память! Кажется - Зеленский Николай Николаевич. А, впрочем, какая разница....
   Женщина рассмеялась:
   -- Ничего особенного не делал. Говорил, говорил, говорил....
   -- Да, Алина Аркадьевна, поговорить он любит! - Имя женщины Нехин знал точно, - такое лицо не забудешь. Эта "лошадиная" маска, и очень громкая речь давно раздражали, мешая сосредоточиться и думать....
   Возможно, в результате высоких тембров женского голоса, а, возможно, что пришло время, - диван застонал, и Соколов повернулся лицом к Нехину.
   -- Антон Александрович! - Соколов тяжело сел. - Наконец! Мне столько надо вам сказать!
   Соколов ухватил Нехина за руку, и, потрясая в такт речи, продолжил:
  
  
  
  
   -- Это же конец государству! СССР распадется на мелкие княжества! - Нехин попытался остановить рассуждения, которые, как ему казалось, были не к месту, но Соколов отмахиваясь, продолжал. - Они защищают Белый дом.... Они защищаются сейчас..., нам придется защищаться после.... А, победа будет.... Вы знаете, никто не обогатится в результате победы....
   -- Не стоит воспринимать все всерьез, - смог вставить Антон, - чтобы потом не огорчаться....
   -- Господь, выделяя Россию, несколько перестарался.... У нас все не так.... В мире: время - деньги..., для русских: жизнь - копейка. А жизнь-то - это время данное тебе! Жизнь не стоит ни-че-го! Вам не хватает свободы? Свобода - роскошь..., не все умеют ей пользоваться.... Они так уверены в своей правоте....
   -- Когда ты прав, ты сомневаешься. В полной уверенности совершаются только глупости. - Нехину понадобилось немало усилий, чтобы обозначить свое мнение. Убеждение в том, что это мнение никому не интересно, не давала возможности говорить, особенно сейчас....
   -- Да, да.... - Соколов замолчал, уставившись взглядом в пол.
   Нехин ждал продолжения, растерянно поглядывая по сторонам. Соколов молчал. Казалось, что он заснул с открытыми глазами.
   "Скорее всего, - подумал Антон, - этот человек закончит плохо. Он владеет, какой-то информацией? Евнух тоже владеет гаремом. Однако даже по сломанным часам дважды в сутки можно узнать точное время.... Если пьяный оракул прав, и империя развалится.... В какой стране мы будем жить? Ельцин пробирается к власти, прикрываясь щитом демократии. Он ведет к гибели, провозглашая, что ведет к славе...?"
   -- Надо умыться! - Неожиданно произнес Соколов, возвратившись в "сейчас". - Пойду, возьму полотенце.
   Грузное тело откинулось к спинке дивана, и с размаха встало на ноги. Антон машинально вытянул руки вперед, ожидая тяжелого падения, но Соколов устоял. Более того, он бодро взмахнул руками, поправляя мятый халат, попытался уложить всклокоченную прическу, похлопал по карманам, проверяя их содержимое, и быстро вышел.
   Анна Анатольевна облегченно выдохнула:
   -- Кажется, он пришел в себя?
   -- Похоже. - Отозвался Зеленский.
   -- Посмотрим. - Нехин не очень-то верил в быстрое отрезвление, но был рад, что Соколов замолчал.
   "В конце концов, речь дана человеку не для того, чтобы пускаться в откровения, выворачивая душу перед чужими людьми. А болтать по поводу можно и не зная о предмете ничего.... Он хочет быть добродетельным? Ну, что же в одиночку добродетельным быть легко, но там толпа, а толпа - это порок. Добрые дела делаются тихо, с криком рождается зло...."
   Пока Антон боролся с наплывом смутных предчувствий, рожденных говорливым сменщиком, в коридоре началось оживление.
  
  
   Шелест подошв, перестук каблучков, невнятные голоса, - всё перекрывал голос заведующей, которая возмущалась медлительностью, с которой выезжали на вызов бригады.
   -- Брыкин! Вы еще здесь? Почему вы расхаживаете по подстанции с вызовом в руках? А вы, Соколов.... Привели себя в порядок, молодец! Пойдемте со мной!
   Неожиданно стало тихо, а Зинаида Васильевна заглянула в комнату отдыха, и поманила рукой Нехина:
   -- Антон Александрович, зайдите в кабинет. - И обернувшись, крикнула, - Соколов, я вас жду!
   Сделав небольшую паузу, Нехин дождался, когда Соколов прошел мимо двери, направляясь в кабинет Зинаиды, и пошел вслед.
   На своей территории заведующая подстанцией стала похожа на усталую женщину, которой невыносимо надоел начальствующий тон, надоело давать указания, и издавать приказы. Она показала рукой на стулья, давая понять, что нужно сесть, сама с облегчением опустилась в кресло, стоящее рядом с небольшим письменным столом, и закурила.
   -- Кури, Антон.
   -- Спасибо, что-то не хочется.
   Соколов встрепенулся, и попросил:
   -- А, можно мне сигаретку?
   Зинаида и Нехин крикнули одновременно:
   -- Нет!
   -- Хватит того, что было. - Уже спокойнее заметила заведующая. - Вы нужны в хорошей форме.
   Нехин и Соколов непонимающе посмотрели друг на друга.
   Зинаида резко размяла в пепельнице недокуренную сигарету:
   -- Вот что, дорогие мои. У меня просьба. Но это должно остаться между нами. Я знаю, вы оба не болтливы. - Она выразительно посмотрела на Соколова.
   Соколов переводил взгляд с Зинаиды на Нехина, и, когда Антон кивнул, последовал его примеру.
   -- Нужно смотаться к Белому дому. Там организовали медпункт. Подвезете им перевязку, йод..., в общем, вам всё соберут. Как вы на это смотрите? Да, Сизову с собой не берите, поезжайте втроем с Шалым. Как?
   Соколов встрепенулся. Лицо просияло. Ему, явно, нравилась затея.
  
  
   Антон Нехин смотрел на улыбающегося сменщика, не разделяя веселья, в душе нахмурившись, предчувствуя недоброе. Он догадывался, пока смутно, что попытка определиться, на какой он стороне, приведут к разрастанию недоверия навязанному выбору. Но озвучивать вспыхнувшую мысль, он не собирался. "Я выполню её просьбу, последствия от которой, надеюсь, будут минимальными. Наверное, многие, узнав о неоценимой услуге, отплатят неблагодарностью, и даже, ненавистью".
   -- Хорошо. - Согласился Нехин, переламывая последнее сопротивление.
  
  
   7
  
  
  
   Приближаясь к центру, Нехин чувствовал нарастающее напряжение, которое вызывало одновременно и тревогу, и улыбку. По улицам (не везде) шли танки вперемешку с мирными самосвалами и легковушками. Это придавало действию игрушечную нереальность. Желтые "москвичи", красные "жигули", "волги" и другие пытались обогнать медлительные военные машины, и проскочить вперед. Они выжидали момент, уходили на обгон, юрко лавируя между тяжелой техникой. Сами танки, продолжая движение, жались к правой полосе, как бы понимая всю нелепость их присутствия здесь.
   Люди были везде. Они шли по тротуарам, по дороге среди машин, добавляя сумбура происходящему.
   За этой карикатурностью, Нехин чувствовал озноб и лихорадку. Вокруг всё было, как-то взъерошено, и люди, и дома, и автомобили, и танки, из люков которых выглядывали такие же взъерошенные молоденькие солдатики в сдвинутых на бок черных шлемах.
   Везде - каменные лица. Ни одной улыбки. В глазах страх и надежда.
   Сам Антон страха не чувствовал. С большим любопытством он смотрел по сторонам, вглядывался в фигуры и лица, как бы выискивая знакомых....
   Знакомых не было. "Мои знакомые сидят по норам, - ждут разрешения ситуации. В какую сторону не важно. Они выйдут на свет, понося проигравших, громко воспевая победителей. Высота восторга будет зависеть от того, на сколько, по их мнению, прочны позиции лидеров победы. - Антон перевел стрелку на себя. - А, я бы смог вот так выйти на улицу, защищая что-то призрачное, непонятное? Они говорят, что защищают будущее! А чье будущее защищать мне? Может быть, все они замечательные смелые люди, - без оружия противостоят армии, но их будущее я, почему-то, защищать не хочу. Большинство из тех, кто сегодня защищает смутные "свободы", завтра пожалеют, утешаясь пошлой поговоркой: за что боролись, на то и напоролись. Если бы у меня была семья, дети...". Странная концовка размышлений поразила Нехина, - он семейный человек без семьи. Людмила не в счет. Она давно чужая. Выходит - он один! "Защищать себя конечно необходимо, но мне пока никто не угрожает".
  
   На Тверской необычную бригаду завернули. Около гостиницы "Националь" дорогу перекрывала баррикада из троллейбусов, поставленных (может быть не случайно) буквой "V". Импровизированную баррикаду окружали молодые люди. Несколько человек забрались на крыши обездвиженному городскому транспорту, наблюдая с высоты за обстановкой вокруг. Нехин заметил - ребята чисто хорошо одеты, ведут себя спокойно, по большей части молчат. Если на секунду можно было бы забыть, что происходит непоправимое, то можно подумать - молодые люди ждут девушек, чтобы куда-нибудь рвануть. Спокойствия добавляло то, что мимо этих нагромождений из железа и людей шли обычные прохожие с хозяйственными сумками; прошел мужчина, придерживая одной рукой коробку, на которой яркими красками была нарисована детская железная дорога; у пожилой женщины из авоськи выглядывал пучок зеленого лука; даже молодые мамаши проходили мимо, прогуливая своих чад в открытых колясках....
   Шалый долго объяснял, подошедшим к машине, куда он пытается проехать, но сначала один из них (видимо лидер) - загорелый стройный парень с солидной копной волос, подстриженных "под горшок", отрицательно мотал головой, но приведенные водителем аргументы в форме отборного шоферского мата, разрешили ситуацию.
   Подъезжая ближе к Белому дому, Нехин ощутил влияние толпы. Как череда ярких цветных слайдов, мелькали сцены уличной жизни, которые с трудом поддавались анализу. Небольшая группа девушек и ребят слушают транзистор. Одна из девушек в полосатом пиджаке постоянно шмыгает носом, прикрываясь ладонью. Другая группа окружает танк, что-то выкрикивая. Несколько женщин держат длинный кусок обоев, на обратной стороне которых коряво выведено - солдаты не стреляйте в матерей. С молчаливой ненавистью смотрят те, кто стоит вдоль колонны танков и бронемашин....
   Отдельные крики и непробиваемый ропот толпы, сливающийся в шумное дыхание больного города.
   Подобные детали множатся, складываясь в пеструю картину мощной силы, в которую Антон не верил.
   Эта сила была рядом, она воздействовала исподтишка, забирая волю сопротивления. Она засасывала новых "героев". Нехину казалось, что толпа разбухает изнутри, и, не вмещаясь в пределы площади, пускает метастазы по всему городу....
   Если Нехин испытывал муки душевные, то их водитель мучился физически. Сергей чертыхался, матерился, пытаясь проскочить, не задев беспокойную толпу, которая не обращала никакого внимания на такую мелочь, как "скорая помощь".
   -- Всё! Пиздец! Дальше не проедешь! - Шалый повернулся к Нехину, и кивком задал вопрос. - Что делать?
   -- Да. Ну, и где здесь медпункт? - Антон растерялся. Захотелось плюнуть на все, и развернуть машину. Но выехать отсюда было, наверное, сложнее, чем проехать сюда.
   RAFик стоял рядом с колонной танков, которые, видимо, пытались замкнуть кольцо вокруг Белого дома. Боевые машины стояли, - им так же не давали проехать люди, образуя здесь живую стену. На башнях бронированной техники сидели молодые солдаты в черных танкистских шлемах. Некоторые из них молча вертели головой, удивляясь тому, что происходит. Некоторые читали газеты. Некоторые бросались отдельными злыми фразами в ответ на призывы безоружных людей повернуть назад.
  
  
   На ближайшем танке сидело двое солдат, которые держали в руках скрученные газеты. Один из них, со сдвинутом, куда-то на макушку, шлемом, внимательно разглядывал толпу. Иногда он замирал, как будто кого-то узнал, но, через секунду, продолжал поиск, поглаживая жиденькие усы....
   Ситуацию разрядил Соколов. Он просунул нечёсаную голову в кабину и предложил:
   -- Давайте я выйду и поищу, где тут медики. Поспрашиваю.
   -- Видимо, другого выхода нет. - Нехин выдохнул. - Только, я вас умоляю. Осторожно. Неясно, что у них на уме!
   -- У кого? - Отозвался Соколов, открывая дверь.
   -- У тех, и у других. - Мрачно закончил Антон.
   Когда Соколов смешался с толпой, Нехин невольно внимательней посмотрел вокруг....
   Вдоль колонны бронетехники бегал высоченный майор, украшенный блестящими сапогами, погонами и пышными усами. Усы были великолепны. Они закручивались к верху, придавая офицеру бравый вид солдата первой мировой войны. Его лицо отражало непонимание и злость. Глаза мелькали искрами, от которых хотелось спрятаться. Майор перебегал от одной машины к другой, кричал, угрожая кому-то кулаком. Добравшись до танка, стоящего рядом, майор задрал голову, и Антон ясно услышал грозный голос:
   -- Сержант, почему стоим? Вы должны выдвигаться....
   -- Я не поведу дальше. - Солдат, который минуту назад искал кого-то в толпе, ласково погладил усики, и лениво повернулся к командиру. - Мы подавим людей! Может быть, там моя мать или отец!
   -- Какая мать? - Майор запнулся. - Ты, что москвич?
   -- Да! И живу недалеко.
   -- Так! - Кажется ещё злее, произнес майор, и что-то прошипел сквозь зубы. Смачно плюнул, показывая идеальный прикус, и отошел.
   Пройдя немного вдоль колонны, майор наткнулся на офицеров, которые что-то обсуждали, живописно жестикулируя.
   -- Лейтенант! - Майор сотряс влажный воздух.
   Стоящий спиной офицер обернулся.
   -- Значит так, лейтенант. - Майор заговорил тише. - Всех москвичей снять с машин. Отправить в тыл, а....
   -- Я тоже москвич. - Гордо перебил лейтенант, и, не замечая старшего по званию, направился в толпу.
  
  
  
  
   Глаза майора приняли форму шариков для пинг-понга, а усы зашевелились. Он вытянул правую руку, и, указывая пальцем на оставшихся подчиненных, заорал:
   -- Все на места! И, чтобы ни один танк, вашу мать, ни одна машина! Понятно говорю? Ни одна машина здесь не стояла! У вас есть приказ! Пиздюки! Нужно лечь, а приказ выполнить!
   -- Зачем же ложиться? - Вставил один из невольных слушателей.
   Не разобрав, кто его перебил, майор схватился за кобуру, извергая изо рта вместо слов слюну. На это движение быстро среагировал худенький старлей, стоящий рядом. Он одной рукой ухватил майора за запястье, а другой выхватил оружие из кобуры.
   -- Не надо, товарищ майор. Люди вокруг....
  
   -- Антон Александрович! - Нехин обернулся, - к RAFику, задыхаясь, подбежал Соколов. - Я нашел!
   -- Ну, залезайте. Поедем. Покажите.
   -- Нет! Туда не проедешь! Нужно пешком!
   Выбираться из машины не хотелось. Антон отвернулся от Соколова, и взглядом поискал группу непокорных офицеров. Теперь высокого майора окружали не только подчиненные, но и с десяток молодых людей. Неожиданно, откуда-то сбоку в группу влились две девушки. Девчонки в спортивных куртках ярких раскрасок мелькали красными и оранжевыми пятнами. Они быстро перемещались, пытаясь пробраться ближе к офицеру. Их агрессивность и суетливость придавали группе нервный импульс. Одна из них упорно тянула руку к фуражке майора, взмахивала ладонью, желая непременно сбить головной убор.
   "Жалко, не досмотрю представление. - Нехин оторвал взгляд от увлекательной сцены. - Надо скорее отсюда убираться".
  
   Проскочить сквозь людскую стену оказалось не трудно. Демонстранты расступались, увидев людей в белых халатах, с "ящиками" в руках, на которых стояло клеймо - красный крест. Благодаря разведке, проделанной Соколовым, они быстро нашли место, где разместились медики.
   Освободив "ящики", Антон немного повеселел.
   -- Теперь будет легче! А, доктор Соколов?
   Соколов хмурился. Свое недовольство происходящим, он не озвучивал. Мелко перебирая ногами, Соколов заинтересованно смотрел по сторонам, иногда кивал в ответ на реплики напарника.
   -- Ну, почему уныние? - Не унимался Антон, когда проходили около очередной бронемашины, на которой стояло двое солдат.
  
  
  
   Когда оба доктора прошли мимо, за их спинами раздался громкий, но невнятный крик. Нехин обернулся мгновенно, и увидел мужчину в джинсовой куртке, бросающего что-то в стоящих на машине солдат. Соколов обернулся на мгновение позже, и увидел, что один из стоящих военных корчится, прикрывая лицо растопыренными пальцами. Через секунду пальцы окрасились красным, и Антон, скорее ощутил, чем увидел, что с пальцев капает густая красная жидкость. Эта жидкость быстро темнела на воздухе, поэтому, попадая на сапоги и броню, и срастаясь с ними цветом, исчезала.
   -- Ты, что сука творишь! - Жутко прокричал второй боец.
   Он, явно, не знал, что делать. Солдат то нагибался к раненому товарищу, которой сидел на корточках. Пытаясь заглянуть в лицо, пробовал оторвать пальцы, прикрывающие рану. То поднимал голову, и орал матом на стоящих вокруг.
   Услышав истошные крики, к броневику бежали военные и гражданские.
   Еще не сознавая, что происходит, Нехин интуитивно потянул Соколова за руку, увлекая подальше, но Соколов упорно стоял на месте, ожидая продолжения.
   -- Доктор, бежим отсюда! Здесь можно нажить массу неприятностей. - Нехин силой попытался подтолкнуть напарника к разумному действию, но сдвинуть огромное тело не смог.
   Тем временем, две силы, гражданская и военная, уже противостояли друг другу, выплескивая гнев вербально. Люди кричали, освобождаясь от своих обид. В ритм крикам обе толпы то наступали, то рассеивались, то снова наступали. Они ненавидели и боялись. Самая страшная форма ненависти, когда страх только усиливает основное чувство, и человек готов растерзать человека. Нехин видел это в каждом лице, в каждом взгляде, в каждом жесте.
   Было достаточно незначительной искры, чтобы наэлектризованный воздух вспыхнул. Нехин еще раз попытался вразумить упрямого товарища. Он подошел вплотную, и, глядя в лицо Соколова, громко заговорил:
   -- Послушайте, я не ищу на свою жопу приключений! Мы сделали свое дело! Я не могу уйти один! В конце концов, я на работе! - Нехин остановил корявую речь, и, ухватившись за рукава халата Соколова, встряхнул неподвижное тело. Реакции не последовало. Соколов даже не взглянул на Антона. Его глаза неподвижно сквозили поверх головы говорившего.- Ну, и черт с вами! Оставайтесь здесь, я поехал!
   Антон нагнулся, подхватил оба ящика, но выпрямившись, выронил их обратно. Он понял, что никуда не уйдет, потому что Соколов, как лунатик, смотря в одну точку, отодвинул его в сторону, и, вскидывая руки, направился в разгоряченную толпу.
   -- Куда!- Нехин попытался удержать наивного, но не успел.
   Соколов ускоряя шаг, быстро смешался с пестрой публикой. Неожиданно для Нехина, он бесцеремонно расталкивал народ, пробираясь к эпицентру конфликта.
   -- Товарищи, успокойтесь! Пропустите, черт возьми! Не кричите! Надо успокоиться!
  
  
  
  
   Это было последнее, что расслышал Антон. Произошло то, чего он более всего боялся....
   Молодые люди, стоящие лицом к лицу с молодыми солдатами, попытались оттеснить военных. Выкрикивая что-то злое, и, видимо, очень обидное, они хватались за гимнастерки, и отбрасывали обалдевших солдат в сторону от боевой техники. Прошла минута, или две, не больше, и военные, придя в себя, уже отчаянно защищались, и даже, кое-где, перешли в атаку. Они проникали в массу демонстрантов, перемешивались с ними, и, где солдат оказывался далеко от своих, получали ощутимые удары мужскими и женскими кулаками. Увидев, что некоторые попали в "мясорубку", военные начали откровенную драку, в которую затягивало всех, кто оказался рядом.
   Когда прошло минут пять, бойня разрослась так, что Нехину пришлось отступить подальше. Железные "ящики" с красными крестами остались на месте, - Антон про них забыл, а когда вспомнил, было поздно. Из шевелящегося людского месива выскочил мужчина в спортивной куртке синего цвета, на которой виднелась дыра, выпускающая наружу, светлую подкладку. Лицо персонажа, вымазанное толи кровью, толи грязью, выражало восторг. Мазнув взглядом растрепанного Нехина, он бросил клич:
   -- Мужики! Кидай чемоданы!
   От массы отделилась еще одна фигура повыше ростом. Не по погоде одетый, в джинсах и белой рубашке, он опередил товарища, - ухватил один "ящик" за бока, и, подняв высоко над головой, бросил железную коробку в сторону военных. Вторая железяка быстро полетела вслед....
   Неожиданно Нехин почувствовал, что кровь, которая неслась с невероятной скоростью, остановилась, как будто кровяное русло перекрыли. Сердце дало сбой, - он увидел Соколова в центре побоища, который быстро поворачивал лицо то к военным, то к демонстрантам. Он пытался что-то говорить, но, похоже, его никто не слышал. Антон различил, что несколько ударов пришлось доктору по голове, но тот, казалось, не заметил этого. Соколов продолжал вертеться, поднимая руки, на которые сыпались рикошеты от ударов, нанесенные соседям.
   Следующую секунду Нехин долго проклинал, ругая себя за то, что позволил Соколову ввязаться в драку.
   Это произошло мгновенно, - Антон не успел испугаться! Он увидел - Соколов неестественно взмахнул руками, подняв их вверх, нечёсаная голова резко стала опускаться, и исчезла.
   Нехин не думал, - он бросился в толпу, повторяя одну фразу:
   -- Пропустите врача! Пропустите врача! Пропустите врача!
   Пропуская Антона, люди с трудом расцепляли скрутившиеся в клубок тела. Они отталкивали друг друга, как будто для передышки, но, увидев страшную гримасу, парализовавшую лицо Нехина, опускали руки в немом ожидании. Сам же Нехин не видел ничего кроме белого пятна медицинского халата Соколова, которое мелькало между двигающимися тенями. Хрипы, тяжелое сбивающееся дыхание, короткие вскрики, шуршание подошв, и тупые звуки ударов, - все это проходило жуткой фонограммой к нелепой картинке.
   Наконец, оттолкнув последнее препятствие, Антон увидел лежащего на сыром асфальте Соколова, и девушку, склонившуюся над ним. Преклонив колено в черную лужу, она пыталась расстегнуть ворот рубашки лежащего. Её длинные русые волосы, мелкими волнами скользили по белому халату, а за спиною вздрагивал небольшой рюкзак с налепленным отражающим знаком "!". На голове еле держалась красная бейсболка, повернутая козырьком назад. Левый рукав черной кожаной куртки был выпачкан чем-то белым, похожим на краску. Синие вытертые джинсы туго обтягивали хрупкую фигурку.
  
   Эти подробности промелькнули в голове помимо воли Антона. Так бывало часто, - в напряженный момент, когда, казалось бы, мозг фокусирует усилие, блики посторонней информации мешали, отвлекая от сформированной проблемы.
   Нехин склонился над сменщиком, повторив позу девушки. Взгляд Антона на мгновенье коснулся серых с охрой девичьих глаз, в которых таилась уверенность и спокойствие. Веснушчатое лицо отражало немой вопрос.
   Взяв лежащего за правое запястье, Антон аккуратно нашел место, где ощущался пульс, и, разглядывая пепельное лицо Соколова, спросил:
   -- Доктор, что случилось? Где-нибудь болит?
   -- Сердце. - Соколов попытался приподнять голову. Антон вытянул свободную руку, чтобы помочь, - ладонь ощутила на затылке, что-то влажное и липкое. - Очень болит сердце.
   -- А голова? Голова не болит?
   -- Нет. - Лежащий попытался сосредоточиться. - Как будто, нет.
   -- Вот и ладненько! Нужно, что-нибудь постелить....- Нехин не заметил, как перешел на интонации, которыми врачи пользуются, разговаривая с тяжелыми больными и стариками. - Сейчас Шалый подгонит машину, и....
   Антон не договорил.
   Только в этот момент он увидел, что вокруг образовался кратер из растерянных людей, которые минуту назад отчаянно бились. Нехин понял, как будет трудно водителю подобраться поближе. Он остановил взгляд на девушке, которая, по прежнему, преклонив колено, поглаживала свободную руку Соколова, чего-то ожидая.
   -- Девушка, послушайте. - Антон вскинул руку, показывая сквозь толпу. - Там стоит "скорая". Нужно сказать водителю, чтобы пробирался сюда. Как можно ближе. Водителя зовут Сергей. Я, вас....
   Не дослушав, девушка поднялась, поправила рюкзачок, кивнула, и бросилась в указанную сторону.
   Антон заметил, что одно колено её джинсов, пропитанное влагой лужи, темнее второго.
   Время тянулось преступно медленно. Люди, стоящие вокруг, подложили под лежащего Соколова, непонятно откуда появившуюся, палатку, а когда увидели и услышали (Шалый включил сирену) "скорую", расступились.
   Все остальное Нехин пропустил мимо своего внимания. Он очнулся только тогда, когда Шалый спросил:
   -- Куда повезем?
   -- Гони в сороковую!
   -- А, может, в Склиф? Ближе!
  
  
   -- Без наряда не возьмут, а звонить некогда. И, как мы объясним, что здесь делали. С сороковой договоримся!
   Шалый посмотрел на Соколова, похлопал по руке, подбадривая, и сел за руль.
  
  
   8
  
  
  
   -- Неужели, действительно, инфаркт? Такой молодой. - Фельдшер Брыкин покачал головой. - Говорите, драка была?
   -- Обширный инфаркт. Он в реанимации. Состояние тяжелое. - Нехин, в который раз повторил уже заученную фразу, и неохотно добавил. - Да, была драка.
   Прошло несколько часов с того момента, как Антон вернулся на подстанцию, передав Соколова врачам реанимации. Все это время, возвращаясь с вызовов, он отвечал коллегам на вопросы о Соколове. Вопросы звучали однообразно трагично, с наигранным участием и состраданием, хотя Соколова, всерьез, кажется, никто не воспринимал. Над чудаковатостью зло смеялись, а некоторые откровенно ненавидели. Поэтому, теперь такая забота бесила.
   Все то, что выносилось на публику, чтобы подчеркнуть свое участие, слова выложенные черным венком вранья, лица искаженные печальной миной, интонации, и, даже, жесты - всё было ненатурально слащаво, и фальшиво красиво.
   Наверное, впервые Нехин был рад частым вызовам, которые давали передышку от наплыва сентиментальной лжи.
   В восемь утра, когда закончилась смена, Антон торопливо сдал дежурство, и облегченно скинул белый халат.
   Сидя за рулем своего "жигуленка", он чувствовал слепую опустошенность, в черную дыру которой засасывались события и люди вчерашнего дня. Он отстранялся от всего, оставаясь наедине только с одним человеком - с самим собой.
   Проезжая по знакомым местам, Антон заметил, что, исподволь, подгоняет себя, - хотелось под душ и спать.
   Ему казалось, что на улицах стало спокойней. Возможно, это была тягучая утренняя тишина, и только. Вчера, после возвращения, он намеренно не слушал радио, и новостей не знал. Ему хватило того, что произошло.
  
  
   Дома Нехина ждал сюрприз - Людмилу отправили в бессрочный отпуск.
   -- Ты не была на работе. Как это возможно? - Антон догадался, что вчерашние события - это только начало. Разглядывая жену, которая, сидя за столом на кухне, одной рукой держала его красную кружку, а другой стряхивала пепел с сигареты, он слабо представлял их длительное сосуществование в маленькой квартире.
   -- Вчера позвонил шеф, и сообщил, что наш отдел временно закрывают. - Людмила глубоко затянулась, выпустила дым, приоткрыв угол рта, хлебнула из чашки, и, чтобы окончательно добить Нехина заключила. - Так что, я - безработная. Но пособия мне не полагается, как ты понимаешь.
   Антон медленно опустился на пуфик в прихожей. Сумка полетела в угол.
   "Беда не приходит одна. Одно тянет другое. Если бы добрые вести приходили так же, подтягивая друг друга. Нет, добра не жди. - Антон взглянул в сторону кухни. - Один вид этого существа, говорит о том, что в доме непорядок".
   После душа стало легче. Он окончательно смыл вчерашние воспоминания, и, даже, Людмила теперь отражала не только мрак.
   -- Ты есть будешь? - Озаботилась жена.
   -- Я бы выпил чая. - Есть, почему-то, не хотелось, и, Антон, чтобы что-то ответить, произнес эту фразу. - Только отдай мою чашку.
   -- Ну, какая разница, из какой чашки пить эту бурду? Фокусы это!
   -- Я так привык, и не надо начинать причитания. Если тебе трудно, я сам её сполосну. - Нехин взял любимую чашку из рук жены. - Да, кстати, если так пойдет, то этой, как ты выразилась "бурды", скоро не будет, так как не будет денег.
   -- Ты же работаешь!
   -- Пока. - Нехин зажег газ, и поставил чайник.
   -- Ты уверена, что этот переворот. - Он вспомнил о Соколове - его словечко. - Что этот переворот не приведет к катастрофе.
   Лицо Людмилы изменилось, - тени, которые неравномерно легли на кожу, мгновенно состарили её.
   -- А что? Что же делать? - Плаксиво выдавила жена. - Надо же что-то делать!
   -- Ты призываешь меня на подвиги? - Нехин усмехнулся. - За кого ты предлагаешь положить голову? За Ельцина? За ГКЧП? Мне не подходит ни то, ни другое.
   -- Я не знаю. - Пропищала Люда.
  
  
  
  
   Нехину стало ясно, что она находиться на грани очередной истерики со слезами, соплями, и криками, что виноват во всем, именно, он. Поэтому, сделав усилие, он сменил тон.
   -- Ладно, ладно. - Ласковее, насколько мог, бросил Нехин. - Посмотрим. Может всё устаканится....
   Он проснулся вечером. Видимо, события, произошедшие накануне, потрепали нервную систему, отложившись камнями усталости.
   Первое, что Антон услышал, был голос тещи. Он поморщился - сюрпризы продолжались. Машинально прислушиваясь, Нехин пытался отсекать из замусоренного диалога ненужные нюансы. Таким образом, он услышал главное, - во всей неразберихе и неопределенности, появились четкие очертания. Побеждает Ельцин.
   Антон присел на кровати, обхватив голову руками. Мысли возникали сами собой, без усилий и напряжения, - они составляли хаотично мелькающие островки сознания, которое на данный момент обременяло своею тяжестью, мрачными оттенками и навязчивостью. Все это покрывалось приклеившейся к языку песенкой, строчка из которой прокручивалась, как закольцованный кусок магнитной ленты.
   Нехин от кого-то слышал, что в такие моменты нужно быстро прочитать "Отче наш...". Тогда прилепившейся мотив забудется, а голова просветлеет.
   -- Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое....- Начал он, но тут же остановился. Ему стало неловко, и, даже, стыдно обращаться к Богу по таким пустякам....
   Две женщины сидели за кухонным столом напротив друг друга. Обе курили далеко не первую сигарету, - сизое облако плотно окутывало потолок. На столе стояло несколько чашек, - жена никогда сразу не мыла посуду, ожидая, когда тарелки и приборы начнут вываливаться из мойки. Чашки туда не помещались, поэтому, ждали своей очереди помыться на столе. Иногда на старой клеенке их скапливалось до десятка. Тогда терпение Антона заканчивалось, он быстро перемывал всю посуду, и с удовольствием садился за чистый стол. Правда чистота эта держалась недолго. Как правило, спустя два-три часа после прихода Людмилы домой, на столе красовалось минимум пара чашек с недопитым чаем или кофе.
   -- Здрасте. - Процедил Антон, отводя тяжелый взгляд от румяного лица тещи.
   -- Добрый вечер! - Нараспев ответили обе женщины.
   -- Антон, тебе звонили. - Жена протянула обглоданный кусочек бумаги. - Вот телефон. Позвони. Сказали - Соколов умер.
   Не сознаваясь себе, Нехин ждал этого сообщения, и, теперь, когда оно прозвучало, он ничего не почувствовал. Произошло то, что должно было произойти. Умер человек, который не вписался в сценарий, кем-то написанный без участия тех, кто пытался этот сценарий разыграть.
   Антон вышел в комнату, слепо направив взгляд на номер телефона, записанный Людмилой. Усаживаясь в кресло перед телевизором, он пытался собрать разбегающиеся зачатки образов, но получалось плохо. Нехин не мог заставить себя думать. Тусклые оттенки вертелись в голове, перегоняя друг друга, и исчезали, не оставляя следа.
   Эти ужасные два дня, он только и делал, что пытался встроить себя в то, что происходило, а смерть Соколова разрушала хрупкую мозаику, в которой не то что Соколову, ему самому не находилось места....
  
   Нехин крутил телефонный диск, ожидая продолжения черной полосы. Перед последней цифрой номера, он остановился.
   "Если никуда не звонить? Нет меня! Уехал! Скончался! - Палец докрутил диск. - И так всегда".
  
  
   Вернувшись на кухню, Антон застал женщин за весьма необычным занятием, - жена перемывала посуду, а теща вытирала чистые тарелки и чашки сухим полотенцем.
   -- Мама, их не обязательно вытирать. - Людмила расставила посуду в сушку над мойкой. - Они здесь прекрасно высохнут.
   -- Ничего. Так аккуратнее.
   Пораженный идиллической картиной, Нехин забыл, зачем сюда пришел. Он переводил взгляд с тещи на жену, потом обратно, и молчал. Антон понимал, что пауза затянулась, но слов не находилось. Антипатия к теще, выстраданная годами, не позволяла сказать что-нибудь приятное для женского уха, а дерзости были не к месту.
   Обстановка разрядилась, когда теща, неожиданно, поднялась, красиво сложила кухонное полотенце, и заявила:
   -- Ну, я пошла. Покорми Антона. Завтра позвоню. - Она подставила щеку для поцелуя, и Людмила мягко к ней прикоснулась.
   Антон расслабился. Он потянул за спинку стул, чтобы присесть, но в этот момент женщина подставила щеку и ему. Ошарашенный Нехин автоматически поцеловал тещу....
  
   Пока женщины ворковали в прихожей, мужчина пытался понять, что происходит. Ни разу, за годы семейной жизни, мать Людмилы не обременяла его ласковым обхождением. И вдруг! Видимо то, что жена осталась без работы, беспокоило тещу. Если так, то получается, Нехин недооценивал эту женщину. Она разобралась в ситуации быстрее, чем он. Она поняла, что после переворота, в стране начнется бардак, и получить работу будет трудно, а врачи нужны всегда. Люди болеют при любом режиме, а значит, кусок хлеба гарантирован.
   "Вот оно что! Она, наверное, надеется, что я и её буду подкармливать! Напрасно. Нужно бежать, бежать из этого гадюшника".
  
   -- Позвонил? - Людмила села напротив, и закурила. - Да, ты есть-то, будешь?
  
  
  
  
   -- Позвонил. - Антон про себя усмехнулся. Настойчивая опека, кажется, начиналась. - Завтра нужно забрать урну, и отвезти на кладбище.
   -- Его сожгли? Ужас! - Людмила передернула плечами. - А, кто он?
   -- Видимо, хороший человек. - Антон привычно раздраженно посмотрел на жену. Он много раз рассказывал ей о Соколове, но сейчас, вопрос его не удивил. Нехин привык, что слова не задерживались в голове этой женщины. Зачем же сотрясать воздух. Его никто не слышит. Он встал, чтобы выйти, обронив напоследок. - И очень одинокий.
  
   9
  
  
  
   Зинаида Васильевна посмотрела на маленькую урну в руках Антона.
   -- Надо бы сделать гравировку.
   -- Зачем? - Не понял Нехин.
   -- Чтобы знали, кто... там.... - Она мотнула головой, указывая на урну.
   -- Кто же это увидит, когда закопают.... Разве что, черви....
   Заведующая удивленно посмотрела на Антона.
   -- Надо. Съездите в мастерскую, и закажите надпись - фамилия, имя, отчество, годы жизни....
   -- Фамилия, имя..., - в этот момент Антон понял, что не знает имени Соколова, тем более, отчества. Этот человек всегда был для него - только "доктор Соколов". Он не решился спросить - как же, всё-таки, его звали. "Спрошу потом у Наташки".
  
  
   Антон мотался по Москве, разыскивая, где можно сделать пресловутую гравировку. Мастерских было множество, но они не работали. Москва, взбудораженная заявлениями победившего Ельцина, предчувствовала что-то новое, которое рождало, свежую энергию. Эта энергия выплескивалась на небольших сходках, и тысячных митингах, куда, казалось, направились все граверы.
   Нехин чертыхался, и подумывал плюнуть на затею. Действительно, никто же не узнает - была там гравировка или нет.
  
  
   -- Так и сделаем!
   Он развернулся, и поехал в сторону Сокольников.
   Пробираться к дому было нелегко. То здесь, то там по дорогам шли демонстранты, разгоряченные победой и спиртным. Они кричали, пели, а в некоторых местах, даже, танцевали, тормозя движение.
   Проезжая уже по Русаковке, совсем недалеко от дома, Антон вспомнил, что забыл купить хлеб. Он притормозил, и подъехал к большой булочной-кондитерской, которую любил за вкусную свежую выпечку, и отсутствия сутолоки.
   Когда Нехин вышел из машины, то первое что увидел - вывеску рядом с входом в булочную: "Металлоремонт".
   -- Как же я забыл? - Он быстро пробежал глазами виды услуг мастерской. Найдя, что нужно, схватил пакет с урной, и направился использовать последний шанс.
  
   Не веря в удачу, Антон потянул за ручку двери. Мастерская была открыта.
   Нехин вошел, и оказался в небольшом помещении с высокой стойкой, отделяющей посетителей от рабочей зоны.
   По ту сторону сидел мужчина лет пятидесяти. Седая голова отражала яркий свет, спускающийся с потолка. Круглые очки съехали на кончик носа, поэтому мужчина, приподняв подбородок, немного откинул голову назад, чтобы рассмотреть ключ, который держал в руке.
   -- Добрый день. - Антон прервал занятия мастера. Мужчина посмотрел поверх очков, но промолчал. - Здравствуйте!
   -- Он, действительно, добрый? - Мужчина легко улыбнулся. - Вы, так считаете?
   -- На самом деле, это не важно. - Антон порядком устал, поэтому пропустил шутку. - Мне нужно сделать гравировку. Это возможно?
   -- Возможно. - Мастер опустил взгляд. - А день, все равно, должен быть добрым, а не таким, как сегодня.
   Антон развернул пакет, и поставил на перегородку урну.
   Философствующий мастер посмотрел на Нехина внимательнее. Создавалось впечатление, что от безделья, он ищет собеседника, и Антон попытался поддержать диалог.
   -- У меня утром - один день, в полдень - другой, а вечером еще не известно.
  
  
  
  
   -- Да, да. - Мужчина встрепенулся. - Вот так свободно, не задумываясь, мы меняем представление о нашей жизни. Утром не такое, как вечером. Зимой не такое, как летом. С женщиной не такое, как без неё. С детьми не такое, как без наследников. Этот список можно продолжать бесконечно. Наше отношение к жизни меняется от любого дуновения, не говоря о буре.
   Нехин почувствовал, что слова чудаковатого философа его зацепили. Не обращая внимания на внутреннее сопротивление, усталость, и понимание бесполезности происходящего, он произнес то, что давно таилось, выжидая случая выпорхнуть наружу.
   -- Скорее всего, в повседневной жизни, за суетой, почти каждому, смерть кажется далеким, нереальным понятием. Абстракция разрушается, когда "смердящий саван" накрывает кого-то из близких....
   -- Или, - мужчина продолжил за Антона, - прикасается к тебе, высасывая силы и надежду. А, понимаешь это только тогда, когда видишь подобные штуки.
   Он поднял урну, как спортсмены поднимают выигранный кубок.
   -- Я, так понимаю, - мастер провел ладонью по небольшой поверхности усыпальницы, придуманной людьми для бедных, - вам нужно срочно!
   -- Да, завтра необходимо захоронить. Иначе, неизвестно, когда появится возможность.
   Нехин удивлялся словоохотливости, которая неожиданно на него нахлынула. Его подмывало, даже, рассказать злоключения, случившиеся с Соколовым. Видимо, этот седой человек оказывал расслабляющее действие, тормоза ослабевали, и язык принимался за работу. Антон с нетерпением ожидал, что же еще скажет "философ", чтобы продолжить, но мастер, не взглянув на него, заключил:
   -- Что нужно написать? - Нехин протянул бумажку с именем и датами. Мужчина на долю секунды коснулся взглядом написанное, и вынес решение. - Заходите часика через два-три.
  
   Нехин вернулся в машину, закурил, и принялся размышлять, как убить свободное время. Домой не хотелось, - через два часа придется выползать обратно. Перебирая варианты, он окончательно убедился - ему некуда приткнуть себя в огромном городе. Город был враждебен, особенно в последние три дня.
   Антон вспомнил, как в детстве любил бродить один по тихим, пропитанным чистой листвой и свежими цветами, улочкам. Он рассматривал обветшалые дома, втягивая их специфический запах, состоящий из смеси ароматов старого дерева, натуральной кожи и керосиновых ламп. Придумывал истории, которые могли бы происходить в этих красивых строениях прошедшего времени.
   Город изменился, - большинство деревянных особнячков, из которых, собственно, и состояла купеческая столица, снесли, настроив, нужные людям многоквартирные муравейники. Они заполнили пространство, как спичечные коробки. Одни стояли торчком, подпирая мутное небо, другие лежали на боку, занимая огромные территории.
   Оставался - центр. Но медленно пройти по центру, разглядывая что-то вокруг, не реально. Спешащие прохожие затолкают, обругают, и, в итоге, заставят подстроиться под их ритм.
  
  
  
   Да, и сами прогулки тридцатипятилетнего мужчины, - без цели, без дела, наслаждающегося одиноким созерцанием, показались бы, большинству, абсурдом. Абсурд для рационального ума, которым кичатся москвичи, неприемлем. Чтобы выскочить из наезженной колеи, отступить от догм, необходимо перетрясти мозги, освободиться от деспотичных обстоятельств, утвердить свою духовную свободу. Только предприняв абсурдные попытки, возможно достичь невозможного. Почти все гениальные идеи, поначалу считались абсурдными, и, только благодаря упрямству автора, настаивающего на своем, мир узнавал новое.
   Нехин понимал это, но пойти против мнения большинства он бы не смог. Оставляя неудобные суждения в себе, он загружал мозг, который грозил переполнением, а волевая плотина сдерживания имела пределы. Он чувствовал, что лимиты на исходе, но не знал, - что с этим делать. Каждое новое событие, происходящее в последние дни, подталкивало его к какому-то решению, но решение это ускользало, едва, определив контуры. Не претендуя на гениальность, или, хотя бы, на неординарность, его мозг, уже двое суток, периодически выстреливал - "бежать, бежать"....
  
  
   Стряхнув паутину нахлынувшего, Антон понял, что ничего так и не придумал - куда себя деть на два часа. "Зинаида обещала оставить адрес и схему, как проехать на кладбище. - Нехин удивился, что эта мысль не пришла раньше. - Нужно съездить на работу, а завтра с утра из дома рвану в Загорск".
  
   За три дня беспорядков, проходивших фоном будничной работы подстанции, ничего не изменилось, - было, как обычно. Почти всё пространство двора занимали свободные машины, около которых, маленькими группками, собирались водители, - травили анекдоты, смеялись, курили. Некоторые залезали под капоты стареньких RAFиков, пытаясь, вероятно, найти там еще живые места.
   В одной из групп, Нехин увидел Шалого. Они не виделись с того злополучного дня, поэтому поздоровались сегодня, как люди объединенные одной тайной.
   Все эти дни, Антона томило желание спросить Сергея - куда исчезла девушка, которая сообщила ему о несчастье, и, не теряя времени, он задал вопрос.
   -- Серега, ты помнишь девчонку? Там, у Белого дома. Она тебе сказала.... - Нехину стало неловко. Зачем всё это? - Впрочем, не обязательно....
   -- Это та, которая прибежала к машине, когда Соколов..., ну, это...?
   -- Да. Помнишь? - Перед Антоном поплыла накрепко запомнившаяся деталь в смазанной картинке: белое пятно на кожаной куртке, и темное, пропитанное водой колено на джинсах. - Куда она делась?
   -- Не видел. Я поехал к вам, а она осталась рядом с танком. Там еще бешеного майора скрутили. Около этого танка много народа скопилось, она и затерялась, где-то промеж них.
   -- Спасибо. - Нехин уловил, с каким подъемом Шалый рассказывает. Видимо, подстанция знает уже об их приключениях с печальным исходом. Ему захотелось скорее уйти. - Зинаида на месте?
  
  
  
   -- Была у себя.
   Нехин махнул рукой на прощание, и, решив больше ни с кем не разговаривать, попытался незамеченным проскочить по коридору, но перед кабинетом заведующей натолкнулся на Брыкина. Антону казалось всегда, что пожилой сотрудник, вообще, не уходит домой, но сегодня был перебор.
   -- Антон Александрович!
   -- А, вы третьи сутки здесь дефилируете? - Грубовато отозвался Нехин.
   -- Знаете ли, такие события! Дома я один, - дети разъехались, работают. Внуки в деревне.
   -- А, на работе есть с кем поговорить? Обсудить? - Антон раздражался, и не скрывал этого. - Перетереть, и сделать выводы?
   -- Неужели, вам всё равно? Страна на обрыве! - Брыкин широко раскрыл глаза, но видя безразличную мину Нехина, обмяк. - Вы аполитичны?
   -- Вероятно, так. - Антон попытался пройти дальше. - Скорее - да!
   -- Аполитичный человек ущербен! Он контур человека! Он, любыми способами, отстраняется от факта, что человек существо общественное, зависящее от окружающего мира, в первую очередь, от окружающих людей, и их поступков.
   Нехин застыл, чтобы ответить, но Брыкин сложил ладони вместе, показывая, что путь свободен, повернулся спиной, и пошел в сторону диспетчерской.
   -- Нужно скорее с этим кончать. - Вслух произнес Антон, не понимая сам - о чем он?
  
   Прошло ровно три часа, когда Нехин вернулся в "Металлоремонт". Около стойки стоял невысокий человек, который жестикулировал, помогая словам доносить смысл. Антон услышал знакомые нотки голоса мастера.
   -- Ну, а как же быть с распятием? Вы его убили!
   Нехин встал рядом, и посмотрел незнакомцу в лицо. Перед ним стоял типичный представитель "угнетенной" национальности. Еврей был не стар, лет сорока, но наполовину седой, широкое лицо лоснилось, окрашиваясь красными пятнами. Небольшие черные очки сидели глубоко, от чего глаза рассмотреть не было возможности. Беспокойные руки держали связку ключей, которая позвякивала в такт движениям тела. Он с неприязнью посмотрел на Антона:
   -- Только не говорите мне, что вы здесь стояли!
   -- Всё нормально. - За Нехина ответил мастер. - Товарищ пришел за выполненным заказом. Так, как же распятие?
   -- Вы знаете, если бы евреев не было, вы бы их выдумали. Вам нужен постоянный враг, на которого можно перевести стрелки. - Мужчина вытащил из кармана брюк нечистый платок, и вытер лоб. - А, распятие.... Нас ненавидят за то, что мы убили Христа, но, на секундочку, забывают, что мы его и создали!
  
  
   Нехин решил, заранее, не вмешиваться в разговор, но слова слетели сами:
   -- А, вы не думали, что вас ненавидят, именно, за то, что вы его породили?
   Еврей молча посмотрел на Нехина, убрал ключи, и вышел из мастерской, аккуратно прикрыв дверь.
   -- Вот такой у нас сегодня день. - Резюмировал мастер, и поставил на стойку урну, повернув надписью к Антону. - Как вам работа?
   -- Замечательно. - Нехин, не взглянув, завернул урну в пакет, расплатился, и вышел.
  
  
   Последние комья земли с островками зеленой щетины легли на старую могилу, прикрывая свежую рану, проделанную ржавой лопатой.
   -- Всё. - Корявый могильщик, с лицом, на котором не было живого места из-за фиолетовых прыщей, угрей и шрамов, притоптал разрыхленную землю. - Надо бы, помянуть!
   -- Я за рулем. - Нехин порылся в карманах, достал деньги, и протянул мужику. - А, вам - вот.
   Могильщик смачно втянул сопли внутрь, и открыл совершенно беззубый рот.
   -- О! Спасибочко! - Он аккуратно, как будто боялся испачкать, взял купюры двумя пальцами. - Я, пошел?
   Антон молча кивнул, рассматривая надгробную плиту.
   -- Соколов Игорь Артемьевич, Соколова Мария Николаевна. Мать и отец жили долго. А его имени нет, и, наверное, не будет.
   Нехин огляделся, вслушиваясь в серую муть, которая перекатывалась вокруг. Медленно приходило сознание того, что ему нравится кладбищенская тишина. Здесь хорошо думается, а эта тишина хранит какую-то мудрость, которую каждый приходящий сюда, пытается постичь, но так и остается в неведении до конца жизни. Видимо, тайна раскрывается душе, когда она отлетает от тела.
  
   -- Похоронили?
   Нехин вздрогнул, - показалось, что голос спустился с мокрого неба вместе с редкими каплями дождя. На могилу легла тень. Антон обернулся, и увидел священника в черной рясе. Крупная цепочка держала крест, который спускаясь по груди, задевал окончанием место на животе, где обычно располагается пупок. Высокий рост и мощное тело намекали, что перед ним здоровяк с хорошим аппетитом. Лицо не выражало печали, скорее наоборот. Казалось еще чуть-чуть, и он улыбнется.
  
  
  
   Округлые щеки были выбриты, оставались только усы и небольшой островок короткой щетины на подбородке.
   Ряса сияла новизной, а воздух вокруг неё быстро пропитался ароматом дорогого одеколона.
   У Нехина было смутное представление о попах, но то, что стояло сейчас рядом, разрушало даже самую смелую фантазию. Рядом стоял не бедный священник, пропитанный запахом ладана, а топ-менеджер Господа Бога. На вид добродушный, хорошо упитанный, полный сил и желаний, но желания эти не вязались, в голове Антона, со службой на благо паствы.
   -- Да. - Нехин вышел из оцепенения, но большего сказать не решился.
   -- Вы, приезжий? - Поп осветился скорбной улыбкой.
   -- Из Москвы.
   -- Урну захоронили? - Священник покачал головой.
   -- Это имеет значение?
   -- Мы же не индусы, чтобы сжигать усопших. - Он убрал с лица скорбь, и включил любопытство. - Вы крещеный?
   -- Да. - Нехин вспомнил, что его крестик на простом шнурке лежит в шкатулке на трюмо. Он стеснялся его носить, а, может быть, не хотел.
   -- Вот видите! - Поп оживился. - Надеюсь, православный?
   Нехин кивнул.
   -- Вы, наверное, проголодались! - Он, неожиданно, сменил тему. - Время обедать. Пойдемте.
   -- Куда?
   -- Рядом замечательное кафе, где вкушают многие прихожане. Отменные блюда, а обстановка располагает к беседе. Здесь не место вести диалог, а, мне кажется, вам хочется излить накопившееся.
   -- Вы там обедаете? - Нехин не понимал, чего от него хотят, но неприязнь к "служителю культа" нарастала.
   -- Иногда. Пища и питие - дары Господни. - Уже с удовольствием произнес он. - Ими следует наслаждаться.
   -- Смерть тоже дар Господень? Предлагаете ей насладиться?
   -- Боитесь смерти? - Его лицо приобрело окраску серьезности. - Не надо бояться. Смерть - врата в жизнь вечную. Для многих свобода от вериг, которые тянут вниз своей греховной тяжестью. Свобода от страшных болезней, сопровождающиеся муками физическими. Бывает, что смерть - свобода от тяжкого одиночества.
  
  
   -- Освобождение от земного удела, который разрывает человека на части, бросая в жесточайшую мясорубку? - Нехин перестал сдерживаться. Слова летели, как камни. - А для чего Господь Бог его создал, этот удел?
   -- Читайте библию. Там есть всё! О человеке, о рае, о грехопадении.
   -- Да, да. Грех, изгнание из рая. На нас наследный грех, а отсюда - проклятые поколения. Языческие боги были не так кровожадны. Бог в библии, какой-то... мститель!
   -- Бог готов прощать. Он - любовь и прощение. - В отличие от Антона, священник говорил спокойно, правильно и аккуратно выговаривая слова. - Бог - всепрощающий. Бог пожертвовал сыном, чтобы искупить людские грехи.
   -- Грехи тянутся за всеми?
   -- Праведники....
   -- У каждого есть "скелет в шкафу". - Нехин перебил попа, боясь, что мысль ускользнет. - Почему, один человек, у которого грехов-то на копейку, неизлечимо болен, и страдает, а другой здоровый негодяй, замаранный страшным грехом убийства, живет в богатстве, его земной удел не тяготит? Почему умирают дети, у которых из грехов только то, что они появились на свет?
   -- Кто здесь был унижен и страдал, там, - священник закатил глаза, - возвысится. Бог - это справедливость! Церковь создала догмы, чтобы предупреждать и воспитывать людей. У Бога нет догм. Бог - это любовь!
   -- Рождение и смерть. А между ними территория, огороженная колючей проволокой, узкая полоска, охраняемая догмами и первобытными табу. Мы должны проползти эту проклятую зону молча, не поднимая глаз, шепча про себя молитвы и восхваления Всевышнему, чтобы в конце подойти к вратам, за которыми обещанная вечность. Или пустота? Если Бог милосерден, если Бог - это любовь, почему же он не сделал жизнь на земле..., нет, не вечной, но счастливой?
   -- Счастье для всех? Это утопия! Масса людей настолько разнородна, пестра, и непредсказуема. У каждого свое счастье. Всегда будут недовольные.
   -- Но Бог создал человека по подобию своему. Да, мы не похожи внешне, но душа! Душа у всех хочет одного - счастья!
   -- Вы опять забываете о грехе.
   -- Будет счастье, не будет греха.
   -- "Пути Господни неисповедимы". Кто знает его приговор.
   -- Приговор? Он - прокурор? Защитник?
   -- Люди так говорят - приговор. На самом деле - это любовь!
  
  
  
  
   -- Если так, то это любовь для мазохистов. Любовь, которая причиняет боль, терзает, бросает в пропасть несчастий. При этом, Бог исправить ничего не хочет, оправдываясь призрачным блаженством после смерти. Зачем давать человеку право на несчастную жизнь и блаженную смерть?
   -- Эти вопросы задавались всегда, задавались многими. Думаете вы первый?
   -- Нет. Я так не думаю. Вопросы задавали, и будут задавать, потому что, вы, церковники, не даете ответов.
   -- Вы пытаетесь убежать от самого себя, и ваше сомнение, можно сказать, естественно, а сомнение - это шаг к Вере! У Веры, как у медали, есть оборотная сторона - это сомнение.
   Нехин остыл. Он чувствовал глухую защиту этого красавца. Зачем? Зачем он начал разговор? Вопросы повисли в воздухе, ответов не будет никогда. Спокойствие попа, даже некоторое, безразличие, Антон списывал на счет профессионализма, как у врачей. Если бы врач чувствовал боль всегда, когда исцеляя, причиняет боль сам, он бы сошел с ума. Так у священнослужителей, наверное, появляется некоторая душевная черствость.
   -- Вы непробиваемы, - Нехин заговорил спокойно, - и в этом ваше превосходство. А непробиваемы вы потому, что ничего не ищете. Вы знаете, вы уверены. Доказать ничего нельзя, но вы и не пытаетесь. Как математики принимают "на веру" аксиому, так вы верите в то, что говорите. Человек разнообразнее и сложнее. Он всегда будет искать, а значит - сомневаться. Вам нужны рабы, которые исполняют обряды, не выходя из кандальных догм?
   -- Церковные догмы существуют, чтобы предупреждать, воспитывать. У Бога нет догм!
   -- Но даже у рабов, - Антон уже не слушал, - в голове рождается мысль, а значит сомнение.... Прощайте.
   Не поднимая головы, чтобы не встретиться взглядом с попом, Нехин направился к машине, которая стояла у ворот кладбища.
   Все вокруг казалось чужим. Тишина, которая недавно так легко ложилась на душу, давила. Хотелось крикнуть, чтобы расколоть пустоту, оболочка которой плотно обволакивала душное пространство.
   "Мы все, - остатки мыслей улетали, - пойманы в капканы догм, не поддающиеся логическому анализу".
  
  
  
   10
  
   Дежурство проходило спокойно, даже, скучно. Однообразные вызовы, - похожие друг на друга старушки с повышенным "давлением", бодрящиеся старички с обострением хронических болячек.
  
  
   Ничто не выходило за рамки рядовой смены, но Нехин чувствовал в происходящем дискомфорт, что-то было не так! Он не был раздражен, или удручен чем-либо. Сегодня Антон работал один, без фельдшера, и это ему нравилось. Если с фельдшерами девушками работалось легко, хотя и приходилось таскать "ящик", то фельдшера мужчины раздражали навязчивым желанием помочь, а навязанная услуга давила тяжелой необходимостью на нее соглашаться. Сегодня он чувствовал некоторую свободу, но это было не главное. Сегодня, Нехин ощущал непонятную радость и подъем, которые обычно возникают после принятия тяжелого решения. Как будто огромный груз свалился с плеч, легкие сделали глубокий вдох, и голова переполненная кислородом приятно закружилась в пьянящей эйфории. Антон не мог понять - откуда взялось это чувство? Пытаясь докопаться до причин, Нехин перебирал возможные варианты, но мозг упрямо скрывал истину.
   В какой-то момент, показалось, что подобное уже было! Когда-то! Может быть, год назад, или несколько дней.
   Как вспышка света в полной темноте, возникло воспоминание, что подобную легкость, он ощущал перед свадьбой с Людмилой. Стало не по себе.
   "Не надо вспоминать, не надо думать! - Он встал, стряхнул нахлынувшее. - Нужно отвлечься".
   Нехин вышел из комнаты отдыха, и направился на кухню, из которой слышался голос Сизовой.
   -- Да, он предлагал целый дом!
   Войдя в небольшое помещение, тускло освещенное закопчённой лампочкой, Нехин ощутил жар нескольких человек, увлеченных веселыми воспоминаниями Надежды.
   -- Вот! - Сизова подняла руку, указывая на вошедшего Нехина. - Антон Александрович, подтвердите, что меня зовут работать заведующей медицинским пунктом! Дарят дом и хозяйство! Они не верят!
   -- Верим! - За всех ответила молоденькая фельдшер. - Это, наверное, у черта на рогах!
   -- Я, сейчас, скажу, - Надежда похлопала ладонями по карманам, и достала сложенный листок, - скажу, где это место.
   Нехин узнал страницу тетради, на которой Воронков написал адрес. Ему захотелось выхватить листок, чтобы никто не узнал, где находится деревня.
   -- Послушай, - попросил Антон, - дай..., я посмотрю.
   Надежда послушно протянула листок, и он увидел написанный некрасивым почерком адрес, маленькую схему проезда, и телефон.
   -- Нехин, читайте!
   -- Деревня "Зады". - Бесцветно начал Антон. - Палехский район, Ивановская область, около четырехсот километров, телефон....
  
  
  
   Повисла тихая пауза, которая взорвалась смехом. Смеялись все, даже Сизова. Антону тоже захотелось рассмеяться, но вместо этого он криво усмехнулся, и спрятал записку в карман. В этот момент, перекрывая смех, прозвучал бодрый фальцет Наташки - диспетчера.
   -- Нехин! На выезд!
   Антон среагировал быстро, выйдя в коридор, где с нарядом в руке, стояла Наташка.
   -- Женщина, 63 года, - она отдала наряд, - вроде как, умерла.
   Антон рассматривал карту вызова с внимательностью присущей молодым врачам. Прочитал фамилию, отметив ее красоту, если, конечно, фамилия может отражать такое понятие, как красота, но звучало замечательно - Ольховская-Осминина.
  
   -- Ну, чего мы ждем? - Наташкин голос остановил мысли Нехина. - Меня Зинаида убьет, если узнает, что врачи с нарядами в руках разгуливают по подстанции! Водитель пошел к машине.
   -- На констатацию, могла послать фельдшера. - Зачем-то пробурчал Антон, но увидев расширяющиеся глаза разозленного диспетчера, быстро пошел на попятную. - Хорошо, уже еду.
   -- Нехин, ваша очередь....
   -- Еду, еду. - Его развеселила неподдельная злость девушки. - Наверное, - это судьба.
  
  
   Нехин подошел к большой двустворчатой двери, обитой темно-вишневым кожзаменителем. Чуть выше уровня глаз сияла бронзовой желтизной большая табличка, удостоверяющая, что адрес верный: К.А. Ольховский-Осминин.
   Когда Антон коснулся звонка, дверь открылась мгновенно. Мужчина с белоснежной копной волос, небрежно откинутых назад, отступил на шаг, приглашая войти.
   -- Проходите. - Почти шепотом произнес он. - Здравствуйте.
   Антон кивнул, ничего не говоря. Ему было неловко произносить обычные слова, когда рядом смерть. Хотя, в силу профессии, встречался со смертью часто, он не мог привыкнуть к обстановке, которая сопровождала состояние человека, когда окружающее уже не воздействует на него. Нехину казалось, что это обман, и покойник притаился, чтобы узнать о себе правду, которая при жизни никогда не откроется. Это чувство Антон считал отголоском детства, в котором потерял отца. Чувство это сидело в нем крепко, мешая работать, задавать нужные вопросы, отвечать, записывать. Никто на свете не знал, что доктор Нехин испытывал в такой ситуации. Он держал это в себе, от чего ощущение непринятия смерти, возникали всегда остро и неотвратимо.
   Антон миновал огромный холл, где стояли кресла и столик, и остановился у стеклянной двери комнаты. Мужчина прошел вперед, указывая путь.
  
  
  
   Нехин обратил внимание на необычность обстановки помещения, - комната была похожа на гостиную музыкального салона. Слева, в углублении, на небольшом возвышении стоял белый рояль, прикрытый полоской черной ткани. На светлых стенах, как яркие мазки висели картины в тяжелом резном багете. Справа, в большой нише с эркером расположился длинный широкий стол, окруженный множеством стульев с гнутыми спинками. Разбросанные в художественном беспорядке кресла создавали впечатление, что их секунду назад покинули слушатели. Вазы, подсвечники, необычные светильники создавали аристократичную ауру.
   -- Сюда, пожалуйста. - Хозяин указал на арку в стене, обрамленную мраморными колоннами бежевого оттенка.
   Они прошли по узкому коридору, и, наконец, оказались в спальне, где на высокой кровати лежала женщина, лицо которой походило на анатомический муляж лицевых костей черепа. Болезненная худоба превратила женское тело в пластмассовую куклу, которая была настолько мала, что терялась в простынях необъятного ложа.
   Проведя обычные манипуляции, положенные в таких случаях, Нехин задал хозяину стандартный вопрос:
   -- Чем она болела?
   -- Рак желудка.
   Антон покачал головой, присел на стул, и попытался заполнить карту вызова.
  
   -- Пройдемте в кабинет. - Предложил хозяин. - Будет удобнее.
   Нехину показалось, что старику трудно находиться рядом с умершей женой, - он старался не смотреть в сторону кровати, стоял в полуоборота, и постоянно приглаживал пышные волосы, подрагивающими руками. Антон и сам стремился быстрее закончить формальности....
   -- Как вас зовут? - Антон встал.
   -- Сергей Константинович. - Мужчина выпрямился, и опустил подбородок к груди, как офицер Белой армии, в фильмах о гражданской войне. - А вас, как величать?
   -- Антон.... - Нехин запнулся. - Называйте просто - Антон.
  
   Кабинет встретил тусклым вечерним светом, изливающимся с серого холодного неба. Сергей Константинович прошел к большому тяжелому столу, и включил лампу, которая занимала весь левый угол столешницы. В уютном полумраке, Нехин увидел множество книг, стоящих в шкафах темного дерева.
   Кроме книг полки хранили фотографии, и небольшие безделушки, видимо, вывезенные из разных мест планеты.
  
  
  
   Обычно, Антон не позволял себе расспрашивать больных и их родственников, что представляет их жизнь. Он задавал только необходимые вопросы, но сейчас ему непреодолимо захотелось поговорить.
   -- Садитесь. - Сергей Константинович отодвинул массивное кресло.
   -- Вы, музыкант? - Поинтересовался Антон, переводя взгляд с фото на фото, стоящие на столе. Они все были повернуты "лицом" к человеку, сидящему за столом.
   -- Пианист. - Сергей Константинович опустился в кресло напротив.
   -- А почему на дверной табличке другие инициалы, если не секрет? - Нехин обратил на это внимание сразу, как только услышал имя хозяина.
   -- Инициалы моего отца. - Он улыбнулся. - Часто спрашивают. Это его квартира. Он был ювелир, и собирал антиквариат.
   Нехин понял, что вещицы на полках, которые он небрежно назвал про себя "безделушками", стоят немалых денег.
   -- Вы тоже собираете? - Антон, наконец, убрал взгляд от фотографий, и посмотрел на хозяина.
   Он не успел сосредоточить зрение, когда в голове что-то промелькнуло. Нехин не понял - что, и, интуитивно, вернул глаза в сторону фото.
   На ближайшем к нему изображении, в широкой светлой рамке, смеялась девушка. Закинув длинные волосы наверх, она поддерживала их руками. Глаза блистали искрами радости, а веснушки, красиво раскрашивая лицо, светились молодым задором.
   Перед Антоном был портрет девушки, которая у Белого дома склонялась над умирающем Соколовым, а потом бегала за машиной.
   "Мокрая коленка" - про себя улыбнулся Нехин.
  
   -- Вы тоже собираете? - Он повторил вопрос, размышляя, как подступиться к главному, - нужно спросить о девушке.
   -- Я, нет. - Сергей Константинович снова улыбнулся. - Я только продаю. Когда гастролировал, денег не считали, но когда заболела Нина.... Я перестал ездить. Пошел преподавать. Постепенно забыли, перестали приглашать. Так и пошло....
   -- Что пошло? - Нехин с трудом улавливал смысл фраз. Он думал о незнакомке, внутренним зрением восстанавливая картинки страшного дня.
   -- Потихоньку, кое - что, продавал. - Хозяин опустил голову, и пряди волос бессильно повисли, прикрывая лицо. - А, теперь.... Теперь не знаю, что будет.... Не знаю, как жить....
  
  
  
   Голос сорвался, и Антону показалось, что старик заплакал, но тот быстро поднял голову, посмотрев на врача сухим спокойным взглядом. Нехина удивила скорая перемена, и, испугавшись прилива новой волны отчаяния, когда с человеком говорить трудно, он задал вертевшийся на языке вопрос.
   -- Сергей Константинович, вы меня извините, хочу задать вопрос выходящий, так сказать, за рамки беседы....
   -- Да-да, пожалуйста.
   -- Эта девушка, - Антон медленно повернул фото, - она кто? Кем вам приходится?
   -- Внучка. - Хозяин взял в руки портрет, и посмотрел на него так, как смотрят в первый раз. - А, почему вы спрашиваете?
   -- Я её видел.... Там,... у Белого дома.... Девятнадцатого числа. - Нехин заговорил с паузами, разрывая предложения. - Она мне очень... помогла.
   Снова удивляя, Сергей Константинович отреагировал меланхоличным взглядом.
   -- Так вы были среди скоморохов. - Констатировал он. - Чем же она помогла?
   -- Я был там по работе, а не "по велению сердца". - Обидчиво ответил Антон. - Помогала спасать товарища.
   -- Что случилось с товарищем?
   -- Инфаркт.
   -- Живой?
   -- Умер в больнице.
   -- Да.... Так у неё всегда. Совершает, что-то хорошее, а исход печальный. - Он замолчал, как бы, раздумывая говорить или не говорить, и, все-таки, продолжил. - Её родители погибли, когда ей было семь лет.... Они втроем ездили на юг. На своей машине.... Там есть местечко - Бимлюк. Абсолютно пустой пляж, песок, как снег - белый.... Это я посоветовал сыну туда съездить. - Сергей Константинович закрыл глаза, но продолжил говорить. - Они пошли поплавать, а внучка не захотела.... Осталась строить город из песка.... Не знаю, что случилось в море, но сын и его жена.... Внучка, догадавшись, почему папы и мамы долго нет (она ждала до вечера), бросила все, и пошла пешком в город....
   -- Почему же она не обратилась к взрослым? Не подняла тревогу?
   -- Там такое место.... Было.... Собственно, за это его и полюбил.... Такое место, где можно несколько дней никого не встретить. - Он поставил фото на стол. - Да, она и не искала, кого позвать на помощь. Она очень сообразительная.... Когда ей стало ясно, что родители утонули, решила идти в милицию. Ну, а где милиция? В городе. Вот она и дошла до первого гаишника....
   -- Живет с вами? - Антон не оставлял надежды.
  
  
  
   -- Она ушла из дома. - Сергей Константинович встал, и подошел к книжному шкафу. С одной из полок взял фото. - Здесь она маленькая.
   Он приблизился к лампе, и, прищурившись, посмотрел на карточку, после чего положил её на стол.
   Перед Нехиным лежала черно-белая фотография юной пионерки с взглядом взрослого человека.
   -- А почему она ушла из дома? - Антон не успел себя остановить, слова слетели раньше.
   -- Я виноват.... - Хозяин вернулся в кресло. - Я виноват.... Я медленно перепиливал то, что держит родных людей рядом.... Пилил долго, с перерывами.... Жена сращивала повреждения, а я снова перепиливал,... начинал всё с начала.... Так могло продолжаться до бесконечности, но она отрезала сразу.... Она устала.... Она ушла.
   Он замолчал, остановив взгляд на темной пустоте комнаты. Нехин боялся заговорить, боялся спугнуть мысли старика, который что-то не договорил. Сергей Константинович выпрямил спину, и заговорил еще тише.
   -- Когда уходила.... Она походила на меленький кулачок из тоски и страха. - Он повернулся к Антону лицом. - Вы знаете, мы даже обнялись.... Как обнимаются два чужих человека..., не понимая друг друга, но утешаясь прощальным объятием....
   -- Где же она живет?
   -- Нина говорила, что у друзей.... Не знаю.... Она общалась только с женой. - Хозяин резко поднялся. - Вы закончили?
   -- Да, конечно. Извините. - Нехин пришел в себя. Встал, забирая свои бумаги, и вышел из кабинета.
  
   Молча пройдя через большую квартиру, в холле перед входной дверью, Нехин задал последний вопрос:
   -- А, почему вы назвали людей у Белого дома - скоморохами?
   -- Российский народ - это масса скоморохов. Они ненавидят власть. Правда, поначалу кричат ура, хитро прищуриваясь, рассматривая нового правителя, но проходит совсем немного времени, и скоморохи уже сочиняют о нем матерные частушки, пытаясь, таким образом, донести мнение народа до царя. Другого они не могут....
   -- Но они смогли привести к власти Ельцина. Значит могут?
   -- Подождите немного, и они объявят того же Ельцина - предателем. Запоют о нем. - Сергей Константинович открыл дверь. - Извините, я очень устал.
  
  
  
   -- Да-да, прощайте. - Нехин переступил порог, дверь захлопнулась.
  
  
   До конца дежурства оставались считанные минуты, - Нехин снял халат, и подошел к диспетчеру.
   -- Я, пошел? - Он оперся обеими ладонями о стол, и театрально посмотрел Наташке в глаза. - Вы меня отпускаете?
   -- Нехин, что за цирк? - Девушка прыснула. - Конечно, идите.
   Антон прошел по коридору никого, не встретив, и только во дворе увидел Шалого, который возился в моторе.
   -- Антон, поехал? - Сергей помахал испачканной ладонью. - Пока!
   Нехин кивнул, подняв руку. Чувство той неопределенной свободы, которое сопровождало весь день, исчезло, - он возвращался домой.
   Оставшись, наконец, один, он сел в "жигуленок", откинул голову назад, и закрыл глаза. "Как я устал от своего имени. От его тяжести подгибаются ноги.... Я устал от самого себя".
   Тени наступающей ночи пожирают дома, мир становится бесцветным. Улицы понемногу пустеют, оставляя место для прощальной печали, и ожидания. Тени сами источают печаль, пронизанную спицами холодного света звезд. Тишина отдает холодом, который походит на безымянный страх.
   "Я, даже не спросил, как её зовут"
   Нехина поглощало невесомое чувство, - эта девушка именно то, что ему необходимо. Она - та ценность, которая ускользает, и ты понимаешь, что потеря невосполнима.
   Но, разве она принадлежала ему? Нет! Нехин понимал, что это хорошо, - все, что, в какой-то степени, принадлежало ему, в конечном счете, разбивалось на негодные кусочки о валун, называемый "Антон". А, он будет таскать это имя до конца. Он не восстанет из пепла, возрождение не для него. Он не птица Феникс, а курица, которая попыталась, было взлететь.
   "Странно, - Нехин заметил, что последние дни, его многое удивляет, - но, последние дни за меня говорит кто-то другой. Он, другой, пытается уверить, что я не потерян. Он врывается в сознание, перебивает, пытаясь навязать своё. Главное, требует - уезжай отсюда! Может быть, это мое сердце, вырывающееся из оков.
   А, соглашаясь с ним, я оставляю за собой право изменить судьбу...".
  
   КОНЕЦ I ЧАСТИ
  
  
  
  
   Часть II
  
  
  
   1
  
  
  
   Две недели ушло на подписание формальных бумаг, беготню по кабинетам, где все пытались уговорить, переубедить, и, в итоге, вернуть его в железные рамки, которые они сами не замечают. Сначала это вызывало ярость, которая клокотала при виде служебных лиц, пытающихся увильнуть от обязанностей, подписывать заявление об уходе.
   Постепенно, звериное чувство сменилось жалостью к себе, - почему все жадно хотят вернуть его в свой мир, почему не оставят ему это навязчивое влечение изменить, оторваться и лететь, не как тупой мотылек на опасный огонь, а лететь свободно, куда захочется.
   Слезливая жалость сменилась полной беспомощностью. А, может быть, они правы, утверждая, что его жизнь ничуть не хуже любой другой. Может быть, они хотят спасти, пока не стало хуже. Спасти от желаний, смутных страхов, предательских поступков.
   Они имеют на это право? Не станет ли нестерпимо после принятия их правоты, после возвращения в жабье болото застывшего существования?
   Нехин понимал, что изначально, он не хочет отвечать на эти вопросы, всплывающие в результате решения уехать из Москвы.
   Решение давалось с трудом, но теперь, - он едет по шоссе Энтузиастов в верной "копейке", его ждет Воронков, который поначалу не мог поверить, что врач из Москвы приедет к нему работать. На работе всё улажено - отпустили. Вот только Людмила, - Антон уехал не попрощавшись. Написал письмо, где попытался объясниться, но получилось плохо, он чувствовал это. Как объяснить другому то, что сам себе объяснить не можешь. Наверное, поэтому, Нехин боялся объяснений в личной беседе, - истеричные слезы были гарантированы, а это, как минимум, привело бы к задержке на неопределенное время, а, в конечном счете, к полному погребению надежд....
  
  
  
  
   Желтый листок шлепнулся на лобовое стекло, и, нехотя, сполз на капот. Нехин вспомнил, что наступила осень. За событиями августа, он не заметил окончания лета. "А был ли мальчик?". Сейчас перед ним фиолетовая полоска шоссе, уходящее в будущее, и Антон решил, что всё показалось! Ничего не было - не было ГКЧП, не было смерти Соколова, не было Людмилы..., не было девушки с "мокрой коленкой", не было ничего...!
  
   Антон неожиданно почувствовал голод. Руки сами потянулись за сигаретами. Дурацкая привычка, выработанная на дежурствах, заглушать желание перекусить никотином, действовала автоматически.
   "Вопрос еды нужно решать! - Нехин посмотрел на заднее сиденье, где лежала сумка с продуктами. - Этого надолго не хватит. Ехать почти четыреста километров. И на "потом" нужно оставить, - не думаю, что в деревне меня будут кормить. Черт! Как назло, хочется горячего..., мяса хочется.... Почему-то, в дороге всегда хочется есть! В поезде, в машине.... Вот в самолете не хочется, наверное, от страха".
   Сигарета выполнила свою задачу - голод исчез, но, по опыту Антон знал, что это ненадолго. Он проезжал по участку, где дорога разрезала мощный массив хвойного леса. Свежие запахи дурманили голову, вызывая "кислородное опьянение".
   "Недаром говорят, что городским нельзя долго находиться в лесу. Голова дуреет, как от водки". Он глубоко вдохнул, но вместо пахучей смеси газов из глушителя, отчетливо уловил запах дыма, но не просто дыма, а дыма от шашлыка.
   Дорога нырнула налево. Антон сбросил скорость, и "копейка", благодарно притихнув, аккуратно вписалась в поворот. Голод вернулся, и заставлял шмыгать носом, втягивать ароматы жареного, которые усиливались с каждым метром. Неожиданно лес оборвался. По обе стороны выпорхнуло свободное пространство, на котором слева стояло несколько грузовых авто, а справа возвышался деревянный теремок с площадкой для мангала и высоких столиков. От мангала поднимался синий дым, распространяя вкус томимого на открытом огне маринованного мяса. Антон сглотнул слюну, и нажал на тормоз. Поставив "жигули" рядом с синей фурой, украшенной рекламой и иностранными номерами, Нехин пошел на запах.
   -- У вас только шашлык? - Нехин пожирал взглядом бледно-розовые кусочки мяса на шампурах, только что, на его глазах, уложенные на мангал поверх постреливающих углей.
   -- Еще жареные опята, овощной салат, напиток из яблок. - Аппетитно ответил мужчина небольшого роста, продолжая помахивать картонкой, чтобы не дать огню разгореться.
   -- Тогда, давайте всего! - Аппетит не давал шансов на умеренность.
   -- Шашлык придется обождать, сам видишь. - Он мотнул головой. - Остальное, сей момент. Глянь тут. Я счас!
   Он весело подпрыгнул, и помчался в теремок, на ходу вытирая руки "бывалым" полотенцем.
   Казалось, прошло мгновение, но дверь открылась, и Нехин увидел мужчину уже с подносом, который он нес, как официант - одной рукой. На секунду остановившись, повернул голову в темноту дверного проема, и крикнул:
  
  
   -- Хлеб нарежь!
   Утиным шагом, но очень ловко, подбежал к свободному столику, и, поставив на него поднос, жестом пригласил Антона.
   -- Шашлык поднесу! - Уже нормальной походкой, он направился к мангалу, около которого ожидали два человека.
   Нехин жадно хватал ртом пищу, не задумываясь о ее вкусовых качествах. Вкусным казалось - всё! Утолив первый голод, он остановился. "Нужно салат оставить для шашлыка, и взять еще хлеба".
   -- Дорогой! - Теперь продавец говорил с "кавказским" акцентом. - Слушай, забери шашлык!
   Антон подошел к столику, покрытому белой материей, взял в руки картонную тарелочку с шашлыком, и попросил:
   -- Мне бы, еще хлеба.
   -- Это, счас! - Мужчина протянул руку в сторону домика. - Девчонка тащит. Возьми сколько надо!
   Из теремка, действительно, вышла девушка, неся плетеную корзинку с нарезанным черным хлебом.
   Нехин почувствовал, что на него что-то прыгнуло. Скорее всего, ЭТО прыгнуло в голове, произошел сдвиг ощущений, из пустоты воздуха образовалась иллюзия, - словно в затхлом пространстве тесной комнаты распахнули запотевшее окно, и все краски обрушились разом на его широко раскрытые глаза. Он зажмурился.
   Если человеку предоставляется случай потерзать душу яркими, но не всегда радостными воспоминаниями, он нелегко откажется от такой возможности.
   Видение формировалось медленнее, чем мгновенная вспышка образа последних событий у Белого дома. Нехин снова ощутил удары сердца, застревающие где-то в глубинах сосудистой системы. Он видел лежащего Соколова, и спокойные девичьи глаза, отражающие вопросы без ответов.
   Сейчас эти глаза выплескивали удивление, и странную заинтересованность.
   Она подошла, и Антон глупо уставился на её колени. Быстро сообразив, что делает все не так, скользнул взглядом по знакомой кожаной куртке, - на рукаве красовалось белое пятно.
   -- Вам нужен хлеб? - Девушка приподняла корзину. - Возьмите, доктор!
   -- Мне. - Беспомощно промычал Нехин, продолжая неподвижно стоять в нелепой позе с шашлыком в руке.
   -- Я сразу узнала вас, когда вы подошли к Фариду....
  
  
  
   -- К кому подошел?
   -- К Фариду! - Она посмотрела на продавца. - Который торгует....
   Антон понимающе кивнул. Слова застревали на подступах к языку. "Молчать нельзя", - отчетливо мелькнуло в голове, но ничего не произошло - ступор продолжался.
   -- Доктор, как ваш друг? - Девушка говорила так, как будто встретились давние знакомые, вспоминающие общих друзей. - Сергей пробрался к вам?
   -- Друг? - Нехин, на мгновение, показалось, что Соколов действительно был другом, и ответил с неподдельной тоской. - Друг умер.... В больнице.... А, вы все помните? Даже имя водителя?
   --Когда видишь смерть своими глазами, она не забывается.
   В интонации, с которой была произнесена фраза, Антон почувствовал взрослую самостоятельность, но вспомнив рассказ ее деда, понял, что самостоятельность, и необъяснимая уверенность в себе жила в юной душе с детства.
   -- У врачей забывается. - Нехин успокоился. Видимо, упоминание о чем-то близком, а смерть, в последнее время, была всегда рядом, явилось нормализатором нервной системы.
   -- Не знаю.... Да поставьте вы шашлык на стол! Неудобно же! Вот вам хлеб, - она положила на поднос несколько кусков, - я сейчас....
  
   Девушка пошла в сторону, где стоял мангал, а Антон смотрел на шашлык, и не понимал, что с ним делать. Аппетит исчез, - доминанта голода заменилась неопределенной доминантой, которую мозг еще не идентифицировал.
   Он ткнул вилкой в салат, зацепил несколько помидорин, и отправил их в рот, который автоматически заработал челюстями.
   -- Ну, вот. Я освободилась. - Девушка подошла со спины, и положила на поднос огромное яблоко. - Ешьте витамины! Отличные яблоки! Их ребята собирают в колхозном саду.
   -- А, что колхоз? Не возражает?
   -- Колхоз развалился, а деревья гибнут. Такой сад! А-а! - Махнув рукой, продолжила немного веселее. - На дачу едете?
   -- Нет. На работу. - Нехину захотелось рассказать всё! Выговориться было необходимо, но он не знал, как это сделать.
   -- Вы же, работаете на "скорой".
   -- Уже не работаю. Уволился. Еду работать в глухую деревню. К черту на рога!
  
  
  
   -- Куда, если не секрет?
   -- Какой там - секрет! Ивановская область, Палехский район, деревня "Зады".
   -- Прикалываетесь?
   -- Нет, серьезно. Название, действительно, забавное, но там живет, на мой взгляд, хороший человек, которому хочу помочь. - Нехину стало противно. Он врал, переводя стрелки на других, но говорить правду было бы глупо. Как эта девочка может его понять?
   -- А, вы не подбросите меня до Покрова? Это по пути - Владимирская область. Там есть местечко - Старое Перепечино....
   Такого подарка Антон не ожидал. Он на секунду опешил, но тут же пришел в себя. Сбросив наслоения, под которыми скрывалось, хорошее настроение всплыло на поверхность.
   -- Конечно! Пойдем! - Он бросил вилку, и вытер пальцы салфеткой.
   -- А шашлык?
   -- Что-то не хочется.
   -- Возьмите у Фарида пакет, - в дороге все съедите! - Она побежала в теремок, и скоро вернулась с рюкзачком за спиной. - Пошли...? Нет, подождите секундочку....
   Она подбежала к продавцу, что-то шепнула ему на ухо, и, стащив вилкой, куски шашлыка с шампура, сложила их в пакет. Мгновение подумав, туда же отправила нарезанный хлеб.
   -- Вот, теперь, пошли. - Девушка покачала пакет. - Съедим - всё!
   Они пересекли пустое шоссе, подошли к усталому "жигуленку".
   -- А, она еще едет? - Девушка виновато улыбнулась.
   -- О-о-о! Присаживайтесь, мадемуазель! - Антон открыл дверцу. - Вещи на заднее сиденье.
  
  
  
   2
   Выехав на шоссе, Нехин, в первый раз, спокойно и осознанно, без надрывов и удивления, посмотрел на девушку.
  
  
   = У меня предложение. Давай на "ты"! Будет легче общаться! Я-Антон.
   Веснушки на лице девушки подпрыгнули, и сморщились в недовольной гримасе.
   = Мне не нравится имя - Антон....- Она задумалась.
   -- Мне тоже.
   -- Ведь ты доктор! Я буду звать тебя - Док!
   -- Хорошо, это мы решили. Остается узнать - кто ты, и как тебя зовут.
   -- Зовут - Анастасия, называют - Настя. Кто я? Будем считать - попутчица. Нет. Прохожая! Да. Так симпатичнее. Доктор и прохожая - как минимум, заглавие для рассказа!
   -- Ты пишешь?
   -- Немного.
   -- Почитать можно?
   -- С собой ничего нет. - Настя посмотрела на Антона с любопытством. - Любишь читать?
   -- Когда-то любил. - Нехин подумал, что, живя с Людмилой, он, кажется, не прочитал ни одной толковой книги. - Где же ты хранишь рукописи?
   -- Далеко.... В другой жизни.
  
   Нехин испытывал двойственное чувство, - легкость в общении позволяла расслабиться, не напрягаться для подбора правильных конструкций фраз, но, с другой стороны, он помнил визит к её деду, помнил, по какому поводу он оказался в красивой квартире с белым роялем. "Она может не знать о смерти бабушки, и, что тогда?". Он не знал, - что тогда.
   -- Что у тебя в Покрове? Тебя ждут?
   -- Человека не должно что-то ждать. Нужно приносить все с собой. - Она сняла бейсболку, и тряхнула головой, от чего длинные локоны опустились по плечам до сиденья. - А живут там хорошие знакомые. Друзья.... Не в самом Покрове, - несколько километров в сторону.... Там я доберусь....
   -- Ничего, если я закурю? - Нехину нестерпимо захотелось затянуться.
   -- Сама не курю, но дым переношу легко. Друзья, почти все курят.... - Она пыталась руками поправить волосы, но переливающиеся непокорные волны не поддавались. - У тебя, случаем, расчески нет? Не хочется лезть в рюкзак.
   -- В бардачке. - Антон решился. Он расскажет, что знает от деда, расскажет о смерти бабки. Пока не уехали далеко от Москвы. - Ты знаешь, мне необходимо рассказать....
   -- Необходимо?
   -- Да. - Антон глубоко затянулся, и раздавил бычок в пепельнице. - Я немного знаю о тебе.... И знаю то, что ты можешь не знать....
  
  
   Настя повернулась к нему лицом. "Серо-зеленые глаза, прожилки охры, белоснежные зубы (интересно, как она этого добивается), а косметики ноль", - Нехин впервые увидел Настю близко.
   -- Дело в том, - он, наконец, продолжил, - что невольно проник в твой дом. Вернее, в дом твоих родных - дедушки и бабушки....
   -- Был там, когда умерла баба?
   -- Ты знаешь? Уже легче. - Нехин действительно почувствовал облегчение. - Да.... Был вызов в мою смену.... Но это не всё....
   -- Что же ещё? - Настя спрашивала совсем тихо, и Антон скорее догадывался, о чем она.
   -- Я говорил.... Нет, не так, - ему захотелось остановить машину, стать на обочине, и говорить спокойно. - Давай передохнем?
   Не дожидаясь ответа, Антон сбросил скорость, и "копейка" поползла по кромке шоссе, - шины зашуршали по гравию, напоминая шорох прибоя. Когда мотор смолк, он снова закурил.
   -- Много куришь. - Её голос усилился. - Я подозреваю, что тайна связана с дедом?
   -- Да.... В общем, я увидел твое фото.... Спросил.... Он рассказал о твоих родителях....
   -- Вот оно что! - Она положила расческу обратно, так и не расчесав волосы. - Выходит, ты все знаешь!
   -- Далеко не все. - Он повторил жест с сигаретой. - Признаюсь, хотел бы знать больше....
   Антон завел мотор, и выбрался на дорогу, - он знал, что возвращаться не придется.
  
  
   3
  
  
   Долго ехали молча. Нехину казалось, что прежняя жизнь, наконец, закончилась. Он чувствовал новые силы, которые зажигали слабую, но надежду. Теперь все пойдет по-другому....
   Настя смотрела через лобовое стекло. Глаза, слепо направленные вперед, наполнились влагой, ресницы задрожали, и она заговорила, пытаясь удерживать слезы:
   -- Почему ты молчишь? Ты боишься соврать мне? Наверное, потому что многим лгал. - Она дерзко улыбнулась. - Что же ты думаешь обо мне? Дед, конечно, многое наговорил! Что ты молчишь? Ты меня боишься?
  
  
  
   -- Нет, тебя я не боюсь. С тобой не боюсь слов. Мне кажется, ты их понимаешь, а слова необходимы, когда человек встречает человека. Необходимы и слова и чувства.
   Настя посмотрела на Антона, - уродливая улыбка исчезла, глаза высохли.
   -- Извини меня. Я психую, когда мне говорят, что дед..., - она откинула волосы назад, и поуютнее примостилась на сиденье, - ладно, забыли.... Я посплю. Устала.
   Она замолчала, а через минуту Антон услышал ровное дыхание. "Она сопит рядом со мной, как уставшее дитя"....
  
   Аккуратно управляя "копейкой", чтобы девушка не проснулась от резких скачков, непредсказуемой российской дороги, Нехин рассуждал о своем. Иные мысли приходят неожиданно, просветляя ситуацию, которая, казалась, была в тумане.
   "Почему я решил, что её дед прав? Он же не выступал в качестве авторитета в области истины. Разве можно разобраться в сложнейших отношениях семьи? Кто прав, кто виноват? А нужно ли мне все это? Настя рядом..., а разгадывать будущее - это занятие неблагодарное. Достаточно того, что я забыл прошлое.... Забыл прошлое.... Тяжелая фраза.... Она сосредоточение страха, утешения и надежды, и, главное, обмана! Богом, или кем-то другим, так создано, что человек не может жить, не забывая. Да, это так, но разве возможно забыть всё, о чем не хочешь помнить? Воспоминания рвут на части! Освободиться можно единственным способом - потерять всё, ради чего живешь...".
  
   Она проснулась также тихо, как уснула, - просто открыла глаза.
   -- Когда мы спим, весь мир исчезает. Помнишь, как в детстве мы прятались, закрыв глаза. Мир растворялся в темноте, страх превращался в черный дым, который терялся на фоне пустоты невидимого.... Как хочется закрыть глаза. - Она сомкнула веки.
   -- Всё возвращается, когда глаза открываешь. Ничто не исчезает. Всё остается на своих местах.
   -- Когда-нибудь исчезнет всё. Мы умрем.
   -- Может быть, тогда и начнется настоящая жизнь.
   -- Исчезнет всё. - Она не слушала. - Исчезнут чувства.
   -- Когда люди любят, они не исчезают. Они передают свою любовь в будущее.
   Девушка покачала головой, и, повернувшись направо, где быстро скользили деревья, задала новый вопрос:
   -- Почему умерла бабушка? - Её лицо затуманилось.
   -- Она долго болела. У неё был рак.
  
  
   Нехин отчетливо, в деталях видел мумифицированное тело умершей женщины.
   "А она, видела весь ужас увядшей жизни? Возможно. Эта девочка пережила уже не одну смерть. Наверное, поэтому повзрослела раньше времени"....
  
   Нехин ощущал легкие бестелесные волны её дыхания. Слепое, оно катилось навстречу, нежно разрывая туман недоверия, подрагивало от напряжения слов, веря, в данную секунду, только ему.
   -- Болезни нельзя победить? - Она снова смотрела на него.
   -- Все - нельзя!
   -- Нельзя..., - она растянула это "нельзя", - значит, люди будут умирать всегда?
   -- Да. Так нелепо устроен мир. - Антон грустно улыбнулся. - А, может быть, наоборот - очень рационально. Посуди, где бы жили все эти люди? Земля имеет границы.
   -- Это несправедливо! Жизнь такая короткая, и все ведет к смерти. Человек, появившись на свет, получает некую отсрочку от смерти....
   -- Отсрочка? Можно назвать и так, но она у всех различной величины. И некоторые устают от жизни, видимо, считая, что отсрочка затянулась. Жизнь чаще трагедия с известной развязкой.
   -- Разве может наскучить жить!
   -- Ты задаешь вопросы, как ребенок. Один коварнее другого, а взрослые начинают злиться, когда не могут ответить.
   -- Зачем же злиться? Почему они злятся?
   -- Наверное, боятся, что ребенок уличит их во лжи, которая сидит в каждом взрослом.
   -- И в тебе?
   -- Во мне ложь разлилась по всем сосудам, она заменила кровь....
  
   Они были вместе более двух часов. Старый "жигуленок" увозил от воспоминаний, которые мучали Нехина, увозил от всего, что БЫЛО. Но, что гнало молодую девчушку? "Она не может и не хочет ни от кого зависеть! Такое свободолюбие свойственно молодым, но, далеко, не все бросают дом и близких, пусть не самых любимых, но родных людей! Может быть, она хочет что-то кому-то доказать? Доказать самому себе, что ты тоже человек, и способен на поступки.... А, я доказал это себе? Не уверен...".
  
   День помрачнел, уходя в тень осеннего вечера. На кузов машины, ленивой мелкой дробью, опустился холодный липкий дождь. Металлический звук разбивающихся капель перемежался свистящим шумом встречного ветра. Погода портила настроение, добавляя ненужной скуки.
  
  
   -- Я хочу есть! - Настя изображала капризного ребенка, что получалось мило, естественно и правдоподобно.
   -- Понял! Ищем полянку!
   -- Зачем? Там же дождь!
   Антон свернул на подвернувшуюся проселочную дорожку, и остановил машину, въехав на травяной островок.
   -- Для того чтобы не мешать. Темнеет, - могут и в "зад" въехать. - Он опустил руки вниз, мелко шевеля пальцами. - Они устали. Надо бы размяться?
   Нехин посмотрел в боковое стекло, оценивая интенсивность дождя. Сырость поглощала всё: землю, траву, песок дороги, скатывалась по асфальту, поглощала деревья и подлесок.
   Выползать из машины, чтобы стать частью промокшей картины не хотелось. Настя, догадавшись о его сомнениях, предложила:
   -- Погуляем здесь! - Она повернулась, взяла рюкзак, залежавшийся на заднем сиденье, и достала пакет с шашлыком. - У тебя есть что-нибудь попить?
   -- Чай в термосе, наверное, остыл. - Антон открыл свою сумку. - Еще есть помидорчики, огурчики, колбаса, сыр, и пирожки с малиной!
   -- Здорово! Пирожки на десерт. - Она разорвала пакет, и постелила его, как клеенку, между сиденьями. - Угощайтесь!
   Оба с аппетитом принялись за еду постоянно улыбаясь. На Нехина вдруг обрушилось непонятное веселье. Он радовался всему: холодному шашлыку, осеннему вечеру, сырой погоде. Радовался, что рядом была Настя, которая пропитав чувства, вошла в его жизнь осязаемым призраком задолго до этой встречи. Радость была мгновенной, яркой и теплой, а мгновенная радость - это вспышка жизни в долгой череде отмирания!
   Чему радовалась девушка, он не знал, и не хотел знать, подозревая, что мыслями она далеко. Во всяком случае, не их встреча послужила причиной веселья.
   -- А, кто испек пироги? - Она вкусно зажмурилась.
   -- Жена.... - Выдавил Антон, подумав, как не к месту это воспоминание.
   -- Ты женат? - Девушка широко улыбнулась. - Пирожки замечательные!
   -- Был женат. - Он перестал жевать. - Странно, я говорю о себе, а получается прошедшее время. Чтобы ни сказал - это "было". Наверное, возраст.... Тебе сколько лет?
   -- Двадцать. А тебе?
   -- Я старше на пятнадцать лет. Теоретически, я мог бы быть твоим отцом. - Нехин удивился своему предположению.
  
  
   Лицо Насти погасло, - веснушки поблекли, глаза перестали смеяться, и застыли в испуге.
   -- Нет.... Так не надо....
   -- Извини. - Нехин понял, что сморозил глупость. - Я пошутил..., неудачно....
   -- Я понимаю, ты не хотел сказать ничего плохого, но мне неприятно..., и страшно....
   -- Страшно?
   -- Еще этот дождь..., темнеющий день..., - Настя говорила так, что, казалось, говорит она только себе, но за бубенцами слов, Нехин чувствовал её доверие. - Поедем скорее дальше..., убежим от дождя и ночи....
  
   Они собирали остатки съестного, когда по шоссе промчалась "скорая помощь", разбрасывая синие блики на темнеющий скучный лес. Сирена распугивала пустое пространство.
   Настя подняла взгляд от своего рюкзака, и Антон увидел в серых глазах зеленые всплески тревоги.
   -- Куда это они? - Она бросила рюкзак на заднее сиденье. - И зачем сирена? На дороге никого нет.
   -- Либо водитель - пижон, либо, действительно, что-то серьёзное.
   Антон включил "дворники", и медленно выехал на магистраль. Колеса зашуршали по мокрому асфальту громче обычного, звуки, столкнувшихся с лобовым стеклом брызг, веером уходили в темноту, резиновое скрежетание "дворников" цепляло за кончики нервов....
   Оба молчали. Нехин ждал. Ему часто приходилось ждать. Да, он чувствовал это щемящее томление предстоящей встречи. Но он понимал, что ожидает не так, как раньше, - просто, даже грубо, иногда тщательно скрывая нежность, прятавшуюся глубоко. Сегодня он ждал по-другому, - как ни ждал никогда. Что-то тайком, невидимо поселилось в нем. Неужели, душа зашевелилась? Как же все началось? Мужчина стал опять юношей, - прошедшее позвало из глубины синих ночей, ясных дней, пронизанных солнцем и запахами мая. Хотел ли он этого? Наверное, нет. Сейчас он не может остановиться, - он в пути. Если перед тобой дорога, ничто не должно удерживать тебя, не должно отвлекать, волнуя душу. Он независим! Не терять независимость, так как любая мелочь может запутать, как паутина. Ты не обращаешь внимания на эти мелочи, - и вдруг оказываешься в сетях. У таких сетей множество названий. Одно из них - любовь....
   Настя внимательно всматривалась в темноту, рассекаемую желтым светом фар, как будто боялась, что "копейка" налетит на препятствие.
   -- Скоро Покров, - невесело отметил Нехин, - это Поточино. Где-то здесь развилка на Орехово-Зуево.... А гостиница в славном городе Покрове имеется?
   -- Гостиница имеется. - Она посмотрела на Антона очень внимательно. - Хочешь передохнуть?
  
  
   -- Мы переночуем там, а утром я отвезу тебя в Перепекино....
   -- Перепечино! Да, наверное, так лучше. Все равно, ночью автобусы не ходят.
   -- Зачем автобус, - отчаянно проскрипел Антон, - когда есть персональный водитель....
   Девушка неохотно улыбнулась....
   Очередной поворот. От неожиданности вдруг увиденного, Антон резко утопил педаль тормоза. Дорогу перегораживала пожарная машина, вокруг которой сновали люди в толстых робах сворачивающие рукава шлангов. Нехин направил "копейку" немного вправо, где оставался узкий проезд, и они увидели всю картинку. Встречная полоса была блокирована двумя милицейскими машинами, и обгорелым остовом легковушки, которая врезалась в столб дорожного освещения. От сгоревшего авто поднимались клубы едкого дыма, смешанного с испарениями пожарной пены. Несмотря на позднее время, вокруг толпилось много зевак. Двери "скорой" были открыты, а человек в белом халате, стоящий рядом с молодой женщиной, поддерживал её под локоть, показывая другой рукой на носилки, которые катил милиционер. Женщина не обращала внимания на врача, - она смотрела куда-то вниз, показывая на ЭТО рукой. Нехин и Настя не могли видеть, на что она смотрит - спины, тесно стоящих вокруг, сужали обзор.
   -- Надо выйти, - девушка схватила Антона за руку, - может, нужна помощь!
   "Зачем ввязываться? Нас это не коснулось", - назойливо жужжало в голове, но, посмотрев на Настю, Нехин сказал совсем другое:
   -- Да, пойдем, посмотрим, что там такое....
   Протиснувшись между людьми, они увидели, что на асфальте, недалеко от "скорой", была опрокинута детская коляска с оторванным колесом, и искорёженной рамой. Рядом лежало что-то маленькое, бесформенное, прикрытое белой материей.
   Нехин подошел к милиционеру.
   -- Что здесь произошло? Я врач. Помощь не нужна?
   -- Какой-то идиот наехал на коляску..., - устало и нехотя заговорил "гаишник", - женщина с ребенком переходила дорогу..., ребенок мертв, а сам сгорел. Какая уж тут помощь, а женщину повезут в больницу.... Это ваши жигули?
   Нехин кивнул, машинально посмотрев назад, - за его машиной стоял грузовик.
   -- Проезжайте, - вы перекрыли движение.
   Антон вернулся к Насте, взял её за руку, и, почти силой, потянул к машине.
   -- Пошли. Нам здесь делать нечего....
   -- Это ребенок?
   -- Да. Наехали на коляску....
  
  
  
   После увиденного, Нехин вел машину аккуратно, внимательно всматриваясь в мокрые сумерки.
   -- Где же справедливость? - Настя мазнула пальцами по лицу, вытирая невидимые слезы. - Где та любовь, о которой говорят в церкви. Умирают дети, и никто не дает ответ, почему на земле столько горя? Почему люди не могут быть просто счастливы, а не проходить испытания посланные Богом?
   Нехин был поражен! Молодая красивая девушка повторяла его мысли, говорила тоже, что он недавно озвучивал перед красавцем-попом. Антон замялся, и ответил не сразу, - начинать серьёзную беседу не хотелось.
   -- Возможно, - он улыбнулся, посмотрев Насте в глаза, - возможно, Он предостерегает?
   -- Нет-нет. - Настя говорила слишком серьезно. - Всем миром правит страх. Он боится!
   -- Помилуй, чего же Ему бояться? Он всеведущий и всеблагой....
   -- Он боится счастливых, как тираны боятся богачей. Богатыми и счастливыми трудно управлять..., скорее, невозможно. Если все счастливы, зачем молиться? Счастливым Бог не нужен.
   -- И счастливые обращаются к Нему....
   -- Да, они молятся, но молятся от страха! Страха, что счастье будет недолгим. Неужели ты не видишь, что всё решает страх. Он везде, и во всем. Он - всё! Плохо сформулированный, даже безымянный, но страх....
   Нехину захотелось крикнуть: "Замолчи!". Он чувствовал, что слова Насти упали на благодарную почву его сомнений, и будут расти с невероятной быстротой, наполняя ненужным сейчас, полузабытым чувством одиночества. Люди страшатся одиночества, но, в тоже время, страх замыкает их в непреступную оболочку, которая кричит: "А пошли вы все...!". Антон давно понял, что человек рассуждает на подобные темы только в одиночестве..., но человек всегда одинок. Даже в любви, во взаимной любви больше одиночества, чем кажется, - влюбленные, как бусы на нитке - рядом поодиночке. А одиночество ведет либо к Богу..., либо к самому себе, что гораздо опаснее....
  
  
  
   4
  
  
   Здание гостиницы выделялось новизной. Видимо его построили недавно, - цвет стен определялся легко, окна отбрасывали чистые блики, дверные ручки оставались на месте.
  
  
  
   -- Надеюсь, здесь не успели поселиться различные отвратительные существа. - Антон передернул плечами. - Гостиница, похоже, новенькая.
   Он нес свою сумку и рюкзак Насти, пристроив их на плече. Руки слегка придерживали ремни ноши, пытающиеся сползти вниз.
   -- Построили год назад. - Девушка обогнала Нехина, и открыла перед ним дверь....
  
   Холл уходил глубоко в темноту. Освещался только небольшой островок, где сидела девушка-дежурная.
   Дойдя до кресел, хаотично расставленных по залу, Настя, с размаха, опустилась в одно из них, вытянула ноги, и потянулась. Нехин с удовольствием сбросил сумки на пол, размял спину, и пошел к дежурной.
   -- Добрый вечер, девушка..., а в вашей замечательной гостинице места есть?
   Дежурная непонимающе посмотрела на Антона, и ответила не сразу.
   -- Нееет.... - Она растянула отрицание.
   -- Не может быть! - Антон широко улыбнулся. - Что же делать? Мы устали. Едем из Москвы....
   -- Подумаешь, дальняя дорога! Что тут ехать!
   -- Вы часто бываете в Москве?
   -- Бываю.... - Отозвалась она с подозрением.
   -- Вот! А мы первый раз в славном городе Покрове, а нас не хотят приютить на ночь.... Что мы должны подумать?
   -- На ночь, - проворчала девушка, на груди которой Антон разглядел визитку с надписью - "Татьяна". - На ночь?
   -- Танечка, только одна ночь. Утром мы едем дальше!
   -- Ладно. - Она открыла ящик стола, и достала ключ. - Только номер один..., но кроватей две....
   -- Ничего. - Нехин посмотрел на Настю - она спала. - Мы потерпим друг друга.
  
   Антон смотрел на спящую Настю. Девушка поместилась на кресле, поджав коленки к груди. Голова, утопающая в разбросанных волосах, покоилась на правой ладошке. Левая рука, сжатая в кулачок, прикрывала лицо. Так спят дети, набегавшиеся за день, - они засыпают, где попало, принимая смешные позы....
  
  
   Совсем недавно она пережила очередную смерть, которая зачем-то подстерегает её с детства. Дама с косой бродит вокруг существа, которое можно только любить. Умершее время её жизни настолько мало, что его можно принять за ноль. Впереди то, что люди называют - будущее. Мы живем настоящим, а мыслим будущим. Но будущее никого не ждет, оно драгоценность, которая сокрыта. Если будущее существует, то все равно, стремиться исчезнуть. Будущее не остановишь, но можно использовать и нестись дальше в неизвестность....
  
   Антон наклонился, и, с неожиданной нежностью, прикоснулся к кончикам её волос. Настя не проснулась. Она ровно дышала, не меняя неудобного положения. Внезапно Нехин почувствовал, как что-то бьется в его теле, как будто сосуды переполнились кровью, нет, не кровью, а счастьем. Давно потерянным, засушенным зноем промелькнувшей жизни, но обретенным вновь. Еще несколько дней назад тупое безразличие, а сейчас красочность чувств и желаний. Ощущение приближения мгновения радости, которая, казалось, покинула его навсегда....
   Антон берет её на руки и несет. Настя улыбнулась, не открывая глаз, и прижалась к нему. Нехин чувствовал, что его счастье прорывается наружу, и расцветает, как что-то ласковое и бескрайнее....
   Глаза Антона неподвижно ощупывали её лицо, за красками которого он уже не видел ничего, оно заслонило всё. С усердием школьника он вглядывался в это лицо, и ясно осознавал, что только слепота влюбленного может видеть в нем так много прекрасного. Умом он понимал, что есть лица красивее, но одновременно был уверен, что в мире нет другого лица, которое овладело бы полностью его сознанием, и незаметно начало диктовать свои условия игры....
  
   -- Вещи.... Наши вещи.... - Настя прошептала сквозь сон.
   Нехин оторвался от затягивающих в красивый омут мыслей, посмотрев вниз, как бы проверяя, на месте ли сумки.
   -- Все в порядке. - Успокоил он Настю, и обратился к дежурной. - Я заберу их позже....
   Татьяна не прореагировала, - она наливала в большую цветастую чашку кипяток из чайника, поглядывая на горку приготовленных бутербродов....
  
   Когда Нехин вернулся в номер, забрав брошенные вещи, и ненадолго задержавшись у столика дежурной, верхний свет в комнате был потушен. Горел ночник между кроватями.
   Маленькая комната в провинциальной гостинице. Кровати, тусклый свет. Тени расползаются по всему пространству, окрашивая предметы рваными серыми пятнами. А на улице, где-то далеко унылые перестуки дождя. Слабый огонек бессмысленно колеблется, освещая дом на краю.... Пустые черные окна, за которыми ничего нет, потому что ночь стирает все, главное - она стирает прошлое....
  
  
  
  
   Рядом - юное лицо с серо-зелеными глазами, как настоящая жизнь, которую он забыл. Весеннее оживание тянется к нему. Жизнь без слов торопит, предлагает себя. Разве можно отвергать жизнь....
  
   Три шага до соседней кровати дались очень тяжело. Нехин преодолевал физическую силу сопротивления. Тело не подчинялось, оно не хотело двигаться. Он присел на край матраса, упираясь коленями в кровать девушки, которая поправила одеяло, открывая лицо.
   -- О чем ты думаешь? - тихо спросила она, не поднимая головы от подушки.
   -- Так..., не знаю..., глупость..., - он спрятал взгляд, но тут же вернул его, положив руку на подушку рядом с лицом девушки. - Я думаю о нас..., не могу прогнать эти мысли. Они звенят..., нет..., они играют красивую мелодию.... Они заполнили всё вокруг.... На их фоне мелькают люди, страшные события..., но они не оставляют меня..., звучат постоянно....
   Настя села в кровати, скомкав под себя одеяло. Она сидела молча, направив сверкающий взгляд на его лицо. Он смотрел на неё, и чувствовал, что этот взгляд окутывает его блаженным спокойствием. Удары пульса стихли, их силу поглотила волна, пробежавшая в тишине. Время перестало существовать....
   -- Ты смеешься надо мной, - прошептала она, и тихо продолжила, - знаешь, я раньше могла днями ни с кем не разговаривать, бродить и думать.... Люди проходили мимо, чем-то занимались, шли по делам, или домой.... У них был кто-то..., был дом.... У меня никого не было.... Друзья? У них тоже был кто-то.... Они, конечно, помогали, но.... Наша случайная встреча..., я не могла тебя забыть, твои черные глаза налитые страхом, и растерянностью.... А сейчас ты рядом..., и мне безразлично, что ты обо мне подумаешь.... Поцелуй меня, не задумываясь, что будет дальше.... Дальше будет любовь.... Я буду счастлива....
   "Она бросила это слово, именно, не задумываясь, - промелькнуло в голове Антона. Он молчал, замерев от звуков её голоса. - Она пытается сжечь свое одиночество в любви. Сомнительная фантазия. Никогда не угадаешь, какие будут последствия такого пожара. Я сопротивляюсь? Это бесполезно. Даже ни во что, не веря, я обречен...".
   Она погладила его руку, и, прижавшись к нему, замерла. Светлое лицо, растерянные волосы, чистая и доверившаяся.... Он склонился над ней, и ему показалось, будто что-то невесомое, одетое в прозрачно-белую материю, спустилось сверху, и с дрожью покрывает их, пугливо оглядываясь.... Антон обнял Настю, и почувствовал, как она прижимается сильнее и сильнее.... Еще, какой-то миг, и мир исчезает....
  
  
  
   5
  
   Он проснулся не сразу, сначала был туман из обрывков сна и яви, трудно различимых друг от друга....
  
   Так бывает часто, когда сон глубок, как пропасть, а явь бледна, и до конца не понятна. Но туман отступает, под напором прохладного ветра утреннего света, и предметы принимают обычные очертания.
   Нехин поднялся и сел. Комната была пуста. Нет, все вещи и мебель располагались на тех же местах, что ночью. Даже его сумка не изменила своего неопределенного положения. Пустота определялась другим, - исчезло главное, и развалилась картина. Он чувствовал это всем телом - волосами, кончиками пальцев, ступнями, за которые цеплялся холод пола..., любой точкой на коже. Наконец, глаза осмотрели все углы крошечной комнаты, и остановились, наткнувшись на клочок бумаги, лежащей на столе. Глубокая тишина звенела в ушах.... Он встал и взял записку в руки. Ему казалось, что кто-то наблюдает за ним, усмехается его растерянности, поэтому он повернулся спиной к окну, чтобы никто кроме него не мог видеть этого, и прочитал про себя: "Не ищи меня...". Вторая строка была густо зачеркнута. В её начале различалась только большая буква "Я".
   "Странная ночь, и странное утро, - Нехин успокаивался. - Что произошло? Она бежала. Бежала, испугавшись своих ночных признаний. Что она говорила? Слова..., она говорила их, не видя ничего - была ночь, а ночью всё нереально, даже слова.... Настенька, прощай! Нет, ты не ушла, и не исчезла. Ты окунулась вглубь меня, и стала незримой. Ты перешагнула в другое измерение, где люди бессильны, слепы и глухи. Ты здесь, как невидимый воздух. Ничто не исчезает, когда мы открываем глаза. Я как художник создал картину из света и тени, но краски потекли, и теперь твое лицо просвечивает сквозь потеки..., освещая меня. Прежняя жизнь кончилась, я стал другим. Раскаиваться бесполезно. Назад вернуться нельзя. Исправить невозможно, и не нужно...".
  
   Нехин медленно спустился по лестнице в гостиничный холл. Не признаваясь себе, он, как мог, тянул время, - долго принимал душ, не спеша одевался, и собирал вещи....
   Лестница закончилась, в холле сидело несколько человек. На кресле, где ночью спала Настя, возлежало что-то большое с покатыми плечами, одетое в женоподобные одежды. Рядом сидел худой мужчина в очках. Вместо Татьяны за стойкой дежурного распоряжалась миловидная женщина лет сорока. Расплатившись, Антон вышел на улицу, и уже решительнее подошел к машине.
   Он смотрел на здание гостиницы. До рези в глазах захотелось представить прошедшую ночь, но это стало прошлым, а прошлое перестает быть реальностью. Оно может вызвать страх, или утешить, но, в конце концов, становится безразличным....
   Нехин сел за руль, и закурил. Рассматривая, зачем-то, салон своей машины, он ясно чувствовал Настино присутствие, - её запах хранили старые кресла. Неожиданно его охватило подавляющее чувство удовлетворения. Он понял, что Настя избрала единственно правильный путь - она ушла без объяснений. Достаточно того, что она здесь, и теперь уйти не сможет. К тому же, любовь и ненависть, чаще, нельзя объяснить!
  
   Он отъехал от гостиницы. Думать не хотелось. Какое-то рассеянное чувство неуловимой неопределенности не давало покоя. Он, как будто, пытался сформулировать мысль, состоящую из множества мелких оттенков, которые никак не складывались в одно целое. Он не понимал, что должно получиться, сложи он эту мозаику незавершенных мазков.
  
  
  
   "В конце концов, - решил Антон, - не всякая мысль достойна, чтобы ее облекли в слова и плоть. Сама жизнь прикоснулась ко мне ночью, и, не обращая внимания на мысли, чувства, поступки, будет прорастать, вытягиваясь к солнцу...".
   -- Хотелось бы в это верить. - Вслух произнес Нехин, выезжая на магистраль....
  
  
   Он ехал уже более двух часов. Дорога казалась бесконечной. Лента шоссе то окуналась в сочный лес, то выскакивала на простор, где до горизонта желтела поникшая трава, то разрезала пополам чахлую деревню. Нехин ловил в себе туманные нотки недовольства, - дорога начинала раздражать, и на какое-то мгновение даже показалось, что он жалеет обо всем происходящем. Он, как-то тайком, чтобы не услышать своих мыслей, ругал себя за то, что не поехал искать Настю, но одновременно понимал - следуй он приказам сердца, проклятия и обвинения в малодушии разъедали бы его мозг бесконечно долго....
   Когда Нехин перестал обращать внимание на проносящийся мимо пейзаж, а глаза привычно гладили рельеф дороги, впереди, справа от бровки, на высоте приблизительно двух метров, что-то сверкнуло. Как будто молния столкнулась с чем-то невидимым в сероватом воздухе. Антон сбросил скорость, и невольно прислушался, ожидая раската грома, но облака, окрашенные в буро-фиолетовый цвет, тихо проплывали дальше, оставляя после себя только тишину. Подъехав ближе к месту свечения, он с изумлением увидел, что на высоком шесте висит, отполированный до блеска непоседливым ветром, череп толи коровы, толи быка. Белоснежные высушенные кости и рога отбрасывали мельчайшие лучики осеннего солнца, как хорошее зеркало. Антон остановил машину, и заглушил мотор.
   "Хорошо же меня встречают! - Антон не понимал юмора человека, который установил необычную вешку. - Вот тебе и Зады".
   Он развернул карту. До деревни оставалось три километра. Нехин посмотрел на себя в зеркало, как бы проверяя - все ли на месте. Медленно отъехал, и стал внимательно рассматривать местность. Сразу же, за оборвавшимися кустами посреди огромной лужи, которую можно было принять за небольшой пруд, стояла вышка линии электропередач с оборванными проводами, которые опускались в воду. Других опор не было, то есть вся электросистема состояла из одной вышки. Повернув налево, Антон увидел разрушенный храм красного кирпича. Из всех куполов сохранился один, на котором сиял нетронутый временем и людьми высокий крест. Этот крест, казалось, разрезал низко плывущие облака, из которых должна пролиться влага. Но облака проплыли, а дождь так и не пошел.
   Вокруг храма раскинулось поле выжженной земли, из которой то там, то здесь поднимались обугленные остатки разрушенных печей. От домов, которые видимо здесь когда-то стояли, остался только пепел. Деревня сгорела, люди ушли....
   Наконец, впереди показался указатель, который на белом фоне черными буквами оповестил уставшего путешественника - "Деревня ЗАДЫ".
   Жигуленок остановился....
  
  
  
   Антон открыл дверцу, - на него нахлынула тишина. Подобно урагану, она проникала во все частички тела, врывалась в чувства, очищая их, и наполняя новым непонятным смыслом. Он слышал только тишину, и чувствовал возбуждение, которое нарастало стремительно, быстрее полета мысли. Он уже не мог обуздать его. Дело было в том, что он достиг той точки, за которой рождалась надежда! Рождалась на пустом месте, еще беспочвенная, необдуманная, несмышленая, легкомысленная надежда.... Его пронзила мысль, что эта минута не повторится. Сейчас он пересечет черту, за которой уже сегодня начнутся будни наполненные борьбой за жизнь, а значит фальшью, ложью, в лучшем случае, полуправдой. Но в это мгновенье он еще свободен, он еще чужой тому, что впереди. Казалось, что он глубоко вдохнул, и затаил дыхание! Когда он выдохнет, все станет возможным, любое желание осуществимым, и только он один будет строить или ломать жизнь, решать - стоять, или рухнуть под напором будущего.
   Годы до этого мгновенья он был занят только одной задачей - подстроиться под обстоятельства, притереться к неровным краям чужой жизни. Он был поглощен этим занятием настолько, что не замечал остального мира. Теперь же, в это мгновение, он вдруг почувствовал, что жизнь пошла на второй круг, разворачиваясь перед ним, а прошлое, которое могло убить, отстало навсегда.
   Нужно попытаться жить, натянуть чистый хост на подрамник, поставить его на мольберт, и написать неизвестную, но полную жизнь! Теперь это возможно!
  
  
   6
  
  
   Он проехал еще немного, но из признаков жизни, которые, как полагал Нехин, должны были уже проявить себя, показалась только деревянная будка бензозаправки с забитой крест - накрест полусгнившими досками дверью. Сама колонка, одиноко торчащая как кариозный зуб, представляла собой пустую металлическую коробку с облупившейся красной краской. Стекло циферблата было разбито, а стрелка, которая когда-то указывала количество бензина залитого в бак, ржавым кончиком устремилась в небо. Вокруг, по бетонированному настилу, разлетелись желтые листья, немного прикрывающие стекла от разбитых бутылок....
   Дорога резко пошла вверх, и "копейка" недовольно заворчала, укоряя в чем-то хозяина. Когда подъем кончился, Антон, наконец, увидел деревню. Она лежала в низине, которую рассекала, на первый взгляд, неширокая речка. Когда "жигуленок" добрался до моста через эту водную артерию местного значения, то Нехин понял, что река, с поэтическим названием "Лучистая", как было указано в карте, намного шире и мощнее, чем казалась издалека. Притормозив, Антон внимательно осмотрел берега и песчаный пляж, расположившийся на дальнем от селения берегу, но никого не увидел.
   "Какой светлый мир! Без излишеств и наслоений, - Нехин улыбнулся. - Здесь можно затеряться, спрятаться и думать, что еще ничто не потеряно. Никто тебя не потревожит, не разочарует, и не потребует! В нем я должен успеть многое! Пусть это многое противоречит друг другу, - надежда умирает медленнее, чем сам человек".
  
  
   Деревня не представляла чего-то необычного. Небольшие домики с огородами по обе стороны дороги, отличающиеся, казалось, только раскраской. Наверное, по случаю серой дождливой погоды в некоторых окнах уже горел свет. Было пустынно, а этот свет придавал окружающему иллюзию жизни. Звуки, долетающие до непривычного еще городского жителя, были необычны, но предсказуемы: то брехала собака, то клекотали куры, поскрипывая неприятным кудахтаньем, то неожиданно воздух разрывало лягушачье кваканье. Это с реки, - успел подумать Антон, когда ему показалось, что пространство заполняется новым звуком, который постепенно заполнял тишину, и все то, что тишину усиливало. Звук походил на топот бегущей толпы. Нехин смотрел по сторонам, пытаясь определить источник шума, но ничего не видел....
   В эту секунду, из улицы, уходящей перпендикулярно направо, возникла несущаяся лошадь, которая тащила за собой, дрожащую всеми деревянными частями, телегу. В первый момент Нехину показалось, что одуревшая кобыла никем не управляется, а летит по своей воле, раздувая крупные ноздри, выкатив глаза, и разбрызгивая пену. Он видел, что на телеге стоят корзины с яблоками, которые на кочках подпрыгивают, как шарики в лототроне.... Мгновение, и Антон утопил педаль газа до предела. Машина с ревом рванулась вперед, пропуская обезумевшее животное, и телега проскочила мимо, чиркнув колесом по заднему бамперу "жигуленка". Мотор старого авто заглох, машина дернулась, и Антона силой инерции больно прилепило к рулю. Не поднимая головы, на ощупь, он быстро добрался до ключа зажигания, и завел мотор, который тут же, испустив свистящий крик, зарокотал, продвинув автомобиль вперед на несколько метров. Нехин не мог видеть, что происходило позади, но ясно слышал дикое ржание лошади, грохот удара, скрежет и треск дерева. Затем все стихло. Тишина нарушалась только отдельными глухими щелчками, как будто кто-то стучал о землю теннисным мячом....
   Наконец Нехин обернулся, чтобы посмотреть на исход странного происшествия, но увидел только опрокинутую набок телегу, с которой непрерывным водопадом падали яблоки, издавая тот самый теннисный звук. Антон открыл дверь, и тяжело вылез из салона. Теперь он увидел всё. Картина была смешна и печальна одновременно. Телега лежала на сломанном заборе палисадника уютного домика голубого цвета, - у нее отвалилось левое заднее колесо, которое откатилось немного вперед, некоторые корзины сползли вниз, и перевернулись, некоторые покосились, но еще держались за деревянные неровности. Успокоившаяся лошадка стояла неподалеку, держа на себе хомут, дугу и оглобли, которые волочились по земле. Эту, можно сказать, печальную картину разбавило неожиданное появление кучера, которого Антон, наконец-то разглядел, - разгребая поломанные дощечки забора, из - под телеги, сзади, где оставался небольшой зазор, появилась голова, покрытая огненно-рыжими волосами. Вытянув с усилием руку, он уперся о землю, и приподнял красноватое лицо с крупными разрезами носогубных складок, большим горбатым носом, толстыми губами, шальными глазами, над которыми примостились абсолютно белые кудрявые брови. Мужик, не произнеся ни единого слова, потискал свое тело, откуда-то достал сигареты и спички, и, не вылезая из - под нависшей угрозы, закурил....
   Нехин уже сделал шаг, чтобы подойти к удивительному ездоку, но тут же замер на месте. Откуда-то из глубины участка, окружающего симпатичный домик, взметнулся женский крик, который поднимался выше и выше, переходя местами в фальцет:
   -- Ах, ты сволочь! Паскудник никудышный..., что ни дай, всё сломает! Бестия рыжая! Ручищи твои недоделанные...! Вырвать их на х......!
   Антон не видел женщину, но, почему-то, представил её маленькой с широкими бедрами, шарообразной грудью, короткой стрижкой, и красным лоснящимся лицом, на котором сверкали маленькие злые глаза. Картинка эта, возникшая мгновенно, без объяснений, была настолько яркой, что, когда хозяйка подбежала к изломанному забору, Антон растерялся, и посмотрел на неё с недоверием.
  
  
   Женщина оказалась высокой худой, если не сказать костлявой, брюнеткой с длинными волосами, лет сорока. Волосы, собранные в хвост, растрепались, и лезли ей в рот и глаза. Она, продолжая кричать, водила по лицу длинными пальцами, как будто стряхивала налипших комаров или мух. Бесцветные глаза, прикрываясь такими же бесцветными ресницами, постоянно моргали, а большой рот, открытый для брани, показывал крупные, крепкие зубы. На заостренных плечах мешковато сидела вязаная кофта неопределенного цвета, из-под которой виднелось подобие халата. Длинные прямые, как жердь, ноги оканчивались босыми ступнями.
   -- Ну, что подлец, куришь? Твою-то мать, весь палисадник засрал! Кто ремонт будет проводить? Ты, что же думаешь, я деньги, как Павлов печатаю? Где у меня... эти..., "закрома Родины"?
   Видя, что рыжий мужик даже не взглянул в её сторону, продолжая спокойно курить, женщина полезла через покосившийся штакетник. Раздался удручающий треск, и забор лег на землю, подломившись окончательно. Телега, следуя за забором, который держал её в подвешенном состоянии, опустилась на оставшиеся колеса, немного придавив рыжего. Мужик встрепенулся, и, почему-то, полез обратно под телегу. Не растерявшись, женщина ловкими руками успела ухватить рыжие кудри, которые стала тянуть вверх.
   -- Люська, ить, шею свернешь, дура! - Мужик выронил окурок, и, напрягая сильное тело, вылез из-под опасного убежища.
   Он не встал, а сел в позу "лотоса", и сильно ударил по руке, держащей чуб. Вскрикнули оба. Женщина отпустила рыжее богатство, а мужик ладонью почесал больное место.
   -- Ну, чего орешь?
   -- Орешь? Правильно, надо просто тебя прибить..., причем давно....
   -- Ладно, ладно. Поставлю я тебе палисадник.... Новый.... - Мужик говорил спокойно, хриплым басом.
   Нехин смотрел на своих будущих односельчан с улыбкой, которая возникла сама собой. Только сейчас он увидел, что мужик мертвецки пьян, и, видимо, не может самостоятельно встать на ноги, и решил, все-таки, подойти.
   Антон сделал три несмелых шага, когда женщина, увидевшая, что за сценой наблюдает незнакомец, заорала:
   -- Вот, мужчина, будете понятым! Этот гад не отвертится!
   -- Кем? - Нехин опешил.
   Давление, исходившее от хозяйки, переключилось на него, и он остановился, как будто невидимая угроза преградила путь.
   -- Господи..., - женщина всплеснула руками. - Ну, это..., свидетелем!
   -- А-а-а.... - Нехин понял, чего от него хотят, и решил избежать ненужных осложнений. - Ну, это потом, а сейчас не подскажите, как найти Воронкова? Я из Москвы приехал.
  
  
  
   Женщина преобразилась - глаза прикрылись в хитром прищуре, а лицо расплылось в кривой лошадиной улыбке.
   -- Так вам Иван Митрофаныч нужен? А, вы, случай, не новый доктор? Воронков-то всем раззвонил, что доктор из Москвы приезжает....
   -- Точно, он! - Рыжий потянул носом. - Чую..., от него спиртом пахнет....
   -- Коля, Коля, - женщина неожиданно ласково потрепала яркие кудри пьяного. - У тебя-то всё спиртом пахнет. Ты же самогон варишь из всего, что под руки попадя....
   -- Не гоню я первач, а пью казенное. - Он поднял голову, и посмотрел на женщину. - За своиии...!
   -- Не гонишь, да! Потому что Митрофаныч аппарат тебе сломал! Ты ж, всех довел....
   -- Извините, - Антон решил вмешаться в разговор. - Все-таки, где найти Воронкова?
   -- Я его в лабазе видел, - Рыжий Коля попытался указательным пальцем правой руки показать направление, где по его мнению находился Воронков, но потыкав в разные стороны, сплюнул, и завалился на бок.
   -- Какой лабаз! У тебя вся жизнь в лабазе! - Женщина повторила гримасу с улыбкой. - Он, наверное, в правлении.... По этой улице пойдете.... Слева будет трехэтажный кирпичный дом.... Мимо не пройдешь....
   -- А, что вы будете делать с Колей? Он же сам не встанет.
   -- Ничего, немного полежит, задубеет, и побежит.... Не ваше это дело, пьяных стеречь!
   -- Тогда, удачи! - Нехин повернулся, и быстро пошел к машине.
  
   "Действительно, не пройдешь. - Антон остановил "копейку" около большого, по меркам деревни, кирпичного здания. - Это, кажется, единственный каменный дом в округе".
   Строение представляло собой трехэтажный особняк красного кирпича с большим крыльцом из кованных узорчатых деталей. Здание, несмотря на его запущенность и обветшалость, было красиво. В нем чувствовалась сила старого времени. Всем своим видом оно доказывало, что в те годы, а дом возвели явно до революции, строили на века.
   Нехин вертел головой, впитывая окружающее. Перед правлением стояли две женщины, разговаривая на повышенных тонах. О чем они говорили, Антон понять не мог, - незнакомые термины, названия. Недалеко от возбужденных сельчанок остановилась телега, на которой сидел пожилой мужчина в черном старом плаще. Он болтал ногами, на которых неплотно сидели резиновые сапоги, сбрасывающие с себя грязь. Мужик посасывал папиросу, не обращая никакого внимания на спорщиц. Немного в стороне, уткнувшись в невысокий заборчик, отдыхал "Газик", Газ-69 с брезентовым верхом. Брезент выцвел настолько, что белый верх резко контрастировал с остальной частью кузова, разукрашенного налипшей глиной, царапинами и мелкими вмятинами.
  
  
   Насмотревшись на местных аборигенов, и выкурив сигарету, Нехин открыл дверцу, чтобы выйти, но увидел Воронкова, который показался в проеме тяжелых резных дверей, и опустился обратно на сиденье.
   Невообразимая печаль нахлынула на Антона. Он закрыл глаза, отстраняясь от виденного. Еще минуту ЭТО его не касается! Пока Воронков не подошел, не протянул руку, не сказал: "С приездом", - это его не касается! Пьяный Коля, сломанная телега, страшная Люся, две спорщицы с меланхоличным курящим мужиком, - пока это его не касается, и не коснется никогда, если закрыть дверь, включить зажигание, и развернуться обратно....
   -- Вы, что? Заснули? - Голос Воронкова звучал бодро, даже, весело. - Доктор! Антон Александрович!
   -- Все в порядке. Немного устал. Здравствуйте, Иван Митрофанович. - Нехин встал, и пожал Воронкову руку.
   -- Ну, слава Богу! Здравствуйте! - Воронков искренне радовался, улыбаясь без передышки. - Как доехали...? Сейчас поедем.... Покажу ваш дом.... Устроитесь, отдохнете, покушаете....
   -- Хорошо. - Антон натянуто улыбнулся. - А, где медпункт?
   -- У нас, все здесь! - Воронков вскинул руку, указывая на особняк. - Все управление.... Ну, и медицина тоже.... На втором этаже....
   -- Так, может быть, сразу....
   -- Нет-нет! Сегодня отдохнете, а завтра Нина вам все покажет.... Это медсестра - Нина. - Иван Митрофанович старался выговаривать слова правильно, четко, разборчиво. Нехину подумалось, что так разговаривают с иностранцами или слабоумными. - Я на "Газоне", а вы за мной.
   Нехин кивнул, и сел за руль. Воронков кинулся к "Газику", но женщины остановили его, пытаясь что-то доказать теперь председателю.
   -- Спорьте сколько угодно, - отмахнулся Воронков, - а делать будете, как я сказал.
  
   Антон ехал за Воронковым, внимательно изучая дорогу, по которой теперь придется ездить, наверное, много. Из-за своих топографических изысканий, он не замечал, как внимательно следили жители за их передвижением. Кто был на улице, пускался в обсуждение, кто смотрел из окон домов, докладывал новость дня домочадцам. Деревня всполошилась....
  
  
  
   7
  
  
   Приземистый сруб из почерневших от времени бревен стоял на краю деревни. Антон, наблюдая боковым зрением, как Воронков открывает ворота, осматривал с улицы большой участок вокруг дома. Он сразу заметил свежие доски в заборе, - к приезду нового жителя готовились. Это подтверждало и то, что на воротах, большом сарае, который, видимо, использовался, как гараж, висели новые замки. В глубине участка стоял сарай поменьше, который светился серо-голубой краской. Взгляд Нехина скользил по фруктовым деревьям, скошенной совсем недавно траве, по закрытым окнам, которые, сверкающими чистотой, стеклами отражали серое небо с тяжелыми облаками.... Он ощупывал детали, и чувствовал, что ему нравится новое убежище, но была некоторая необычность. Она состояла в том, что его будущая нора (так, про себя, он назвал жилище) располагалась рядом с разрушенным храмом, остатки которого, разбросанные на холме, были хорошо видны. Тонкая змейка тропинки убегала от дороги, доходила до порога церкви, и расползалась паутинками по возвышенности. На куполах, похожих на изъеденные огромной молью вязанные зимние шапочки, сидели черные птицы, которые периодически вскрикивали, и перелетали на другое место. Кое-где, на месте крестов торчали голые шпили....
   Нехин отметил, про себя, что это второй разрушенный храм, увиденный за сегодняшний день. Он, почему-то, думал, а вернее, ему хотелось так думать, что, отъехав подальше от столицы, он увидит более радостную картину. Ему хотелось думать, что здесь живут по-другому. Как по-другому, он не представлял. Он, вообще, слабо представлял жизнь деревни, и, когда решился на переезд, многие пытались предостеречь, и, даже, напугать страшными рассказами о разрухе, царившей на селе. Но это подливало "масло в огонь", - человек чаще поступает наперекор советам, которые с энтузиазмом раздают близкие и посторонние люди в переломные моменты. Человек непробиваемо упрям, когда дело касается становления собственного мнения. Выслушав всех, Антон совершил поступок, о котором сейчас не пожалел, нет, но увидев печальную картину останков Веры около своего дома, помрачнел. Настроение, которое и так не отмечалось веселыми нотками, упало глубоко, доставая до дна самой черной печали....
   Поставив машину в сарай, который, действительно, оказался гаражом со стеллажами, на которых аккуратно лежали мелкие инструменты, Антон взял свои вещи, и последовал за Воронковым. Иван Митрофанович, походу, рассказывая, что расположено на участке, достал ключи, и, с непонятной гордостью, показал их Нехину:
   -- Вот! - Он поднял руку, в которой держал связку ключей, встряхнул ею, как будто освобождался от чего-то, вставил самый большой в замочную скважину, и, наконец, торжественно открыл дверь. - Добро пожаловать, доктор!
   Антон, ожидавший увидеть запущенную в долгом отсутствии хозяина квартиру, приятно удивился, - было чисто, уютно, и даже красиво.
   -- Здесь три комнаты. - Воронков не унимался, был возбужден и словоохотлив. Он то поглаживал большой стол темного дерева, то открывал створки старинного буфета, который формой напоминал гигантское пианино, то переставлял с места на место табуретки, стоящие вокруг стола. - Дальше спальня....
   В спальной комнате Нехин увидел широкую кровать с панцирной сеткой, которая была аккуратно заправлена. Рядом стоял солидный комод. У окна расположился письменный стол и пустой книжный шкаф.
  
  
  
  
   -- Теперь, кухня. - Воронков открыл наполовину стеклянную дверь. - Вот. Плита газовая. Газ, правда, привозной..., в баллонах..., шкафчики.... Столик маленький, но ничего.... Я, думаю, поместитесь. Холодильник.... Старый, но работает хорошо....
   -- А, где "удобства"? - Нехину всё больше нравился дом, поэтому, он невольно ждал подвоха. "Сейчас цепь удачи оборвется".
   -- Ой, я совсем забыл! Вы, наверное, думали, что воду придется таскать из колодца? - Воронков прищурился. - Ан, нет! В доме водопровод и канализация!
   Он подошел к простенку между кухней и спальной, открыл, незамеченную Антоном дверь, и показал настоящий "совмещенный санузел".
   -- Здесь газовая колонка. Так что, горячая вода круглый год!
  
   Они вернулись в большую комнату, которую Иван Митрофанович упорно называл - Зала. Нехин рассматривал стены, на которых висело два пейзажа (еще один он видел в спальне). Антон сразу понял, что это не репродукции, а оригиналы, написанные маслом на холсте.
   -- Кто же здесь жил? - Нехин присел на табурет, почувствовав усталость. - Ванная, туалет..., а печь....
   -- Печь газовая. Дрова вам не нужны. - Глядя на Антона, Воронков примостился на краешке стола. - А, жили здесь разные люди. И врач жил, и учитель.... Дааа, многие жили. Построила его церковь.... Для батюшки.... Когда отца Александра забрали..., НКВД, церковь закрыли, а дом отдали колхозу....
   Почувствовав, что Иван Митрофанович углубляется в воспоминания, Нехин прервал председателя:
   -- А картины. Кто это писал?
   -- Это наш художник. Живет у нас один человечек. Он мало с кем общается. Его "Букой" за это прозвали. Чудаковат, но, наверное, что-то в нем сидит. Пишет картины, рассказы составляет, записывает, но никому не показывает свои записки. Картины дарит, это - да. Вы с ним обязательно познакомитесь. Он инвалид. Его дважды в неделю возят в город.... Делают этот гемо анализ что ли.... Ну, когда почки не работают....
   -- Может быть, гемодиализ?
   -- Во-во! Гемодиализ! Уже года три возят. Раньше-то он в городе жил, а потом как-то к нам переселился. Подробностей не знаю.... Зуев Алексей Викторович его звать....
   Нехину хотелось еще о много расспросить Воронкова, но чувство усталости останавливало. Дорога, переполнение информацией и впечатлениями, - всё это давило, не оставляя сил говорить. Ему захотелось побыть одному, а лучше лечь, и закрыть глаза. Вдруг показалось, что он живет здесь давно, и, в эту минуту, вернулся с работы, где принимал тяжелых больных.
  
  
  
   Воронков легко уловил теневые мысли, которые читались на лице Нехина. Он поднялся со стола, и протянул связку ключей.
   -- Владейте! Оставляю вас. Отдыхайте. Завтра все оформим. Подходите к восьми в правление. - Он пошел к двери, но остановился на полпути, шлепнув себя ладонью по лбу. - Совсем забыл! Вам же Фроловна приготовила покушать. Там..., в холодильнике. Сковородки и кастрюли в шкафу.... Да, найдете! Вы мужчина самостоятельный!
   Оставшись один, Антон еще раз обошел дом. Да, ему, определенно, здесь нравилось. Он разобрал вещи, и принял душ, порядком повозившись с газовой колонкой.
   На кухне, он первым делом открыл холодильник, - на полках стояли кастрюльки и сковородка жареной картошки, по которым Антон только мазнул взглядом. Есть не хотелось. Внизу обнаружилась небольшая вазочка с пирожками. Взяв один, он сел за стол, и всухомятку его съел.
   "Пирожки действительно вкусные. - Мысли вертелись медленно, и как-то нехотя. - Надежда была права.... А на улице пошел дождь....Развезет дороги.... А куда мне ехать? Я уже приехал.... Завтра пойду пешком...".
   Нехин чувствовал, что пустоты, сидевшие в нем, заполнились чем-то новым, еще непонятным, как будто ему пересадили мелкие органы, и они начали работать, внося в организм диссонанс. Он не был несчастлив, но правильность выбора все больше подвергалась сомнению. Но человек не может всегда поступать правильно. Неправильные поступки - это одна из составляющих жизни, может быть, самая яркая. Человеку дано счастье мыслить, а потому он понимает, что жить одним разумом нельзя. Необходимы чувства, которые расцветают, предупреждают, борются, побеждают, а порой убивают....
  
   Он лег на кровать поверх покрывала, не раздеваясь, и сразу уснул.
   Дождь моросил всю ночь, и только к утру успокоился. Когда Нехин проснулся, а он проспал почти двенадцать часов, отдельные капли, слетев с крыши, редко стучали по подоконнику. За окном темнело раннее утро. Он присел на край кровати, и попытался рассмотреть время на наручных часах. Обе стрелки составляли единую вертикаль. Было шесть часов.
   -- Надо купить будильник. - Антон удивился будничной мысли. - Неужели начал привыкать?
  
  
   Нехин шел по улице, разглядывая дворы домов. Первым встреченным была женщина, которая сразу поздоровалась:
   -- Доброе утро, доктор! - Она остановилась, и, улыбаясь, без стеснения рассматривала Антона.
  
  
  
   -- Доброе утро. - Он кивнул, и быстро прошел мимо.
   Добираясь до правления, Нехин встретил несколько человек, которые обязательно здоровались (мужчины приподнимали головные уборы), и застывали, в непонятном ему, "немом восхищении"....
  
   Нехин нашел кабинет Воронкова быстро. Ему даже не пришлось никого расспрашивать. По коридору конторы проходил меланхоличный мужчина, который вчера чего-то ожидал, сидя на телеге. Поздоровавшись первым, он охотно довел Антона до нужной двери.
   По ходу дела, он поинтересовался:
   -- Доктор, а когда начнется прием населения?
   -- Еще не знаю. Вас что-то беспокоит?
   -- Баба меня беспокоит. Как на ночь поест, животом мается.
   -- Сделаем так. - Нехин взялся за ручку двери кабинета председателя. - Пока, пусть постарается не наедаться на ночь, а я её обязательно посмотрю. Как ваша фамилия?
   -- Пастухов, - мужчина говорил медленно, с застывшим лицом. - Федор.
   -- Я запомню.
   Антон открыл дверь, и оказался в пустой комнате с письменным столом и множеством стульев. Впереди белела большая резная дверь....
   Было тихо. Беспорядочно разбросанные бумаги на столе как бы говорили о том, что люди ушли совсем недавно, оставив после себя "эффект присутствия". Нехину показалось, что разошлись они, узнав о его приходе....
   Стоя в очереди, ты должен быть готов к тому, что перед "твоим носом" закроется окошко, в которое тебе просто необходимо подать документы, или внести плату, или "на худой конец" спросить: "А туда ли я стоял?". В таких ситуациях Нехин испытывал двойственное чувство - досады и вины. И эта необъяснимая вина, в конечном итоге, съедала чувство раздраженной досады, выпирая вперед, обволакивая, как мокрое полотенце. Нехин винил себя, не понимая в чем его вина....
   Неожиданно, прервав размышления, в которые Антон невольно себя увлек, из-за прикрытой красивой двери послышались обрывки фраз.
   -- Так не бывает....
   -- Как же так? Мы же загнемся....
   -- Без помощи государства деревня вымрет....
  
  
  
  
   -- Не вымерла же, до сей поры, живет....
   -- Живет? Митрофаныч, ты иногда такое сморозишь.... Раскрой зенки! Половина деревни спилась, другая половина начинает спиваться.... Работать не хотят, - все торгуют.... Устроили всесоюзное торжище....
   -- Да, ладно тебе....
   -- Да, не "ладно"! Ой, как неладно в России.... Погоди, скоро землю делить начнут....
   -- Тогда - каюк....
   "И здесь политика. - Нехин поежился. - Даже здесь решают, как мне жить дальше. Нет, не решают! Пересыпают песок из одной ямы в другую!".
   Нехин рывком открыл дверь. Разговоры мгновенно смолкли. В кабинет запрыгнула тишина. Все присутствующие с недоумением и любопытством смотрели на Антона. Он же скачками переводил взгляд с одних распахнутых глаз на другие, улавливая в них малозаметную искорку надежды на "Что-то".
   -- Антон Александрович! - Воронков поднялся. - Это вы! Заходите. Вот, товарищи, наш доктор....
   Люди, сидевшие тесно вокруг стола председателя (их было пять человек), заговорили одновременно:
   -- Догадались....
   -- Я же тебе говорила....
   -- Вот значит как....
   Трое говоривших встали, протягивая руки для пожатия. Они хватали правую руку Нехина обеими кистями, и он чувствовал шершавую сухость их ладоней, от чего "мурашки" пробегали по спине.
   Двое мужчин оставались на своих местах, хмуро поглядывая на сцену приветствия, а когда, успокоившись, все сели, один из них, не глядя на Антона, спросил:
   -- А, что в Москве совсем худо? Работы нет? Приехали к нам подкормиться? Так и нам жрать нечего....
   -- Фома! - Воронков хлопнул ладонью по столу. - Чего мелешь! Антон Александрович, заявление, чтобы вас не беспокоить, я написал.... Нужна ваша подпись.
   Он протянул Нехину лист бумаги, на котором было напечатано заявление о приеме его на работу. В левом углу уже стояла виза председателя.
   -- Сейчас Галина, секретарь, придет, - Воронков сел, но тут же поднялся, - и все оформит....
  
  
  
  
   Когда секретарь Галина закончила оформление, Нехин попросил показать медпункт.
   -- Да, конешно. - Галя, девушка лет двадцати, маленькая, как кукла, но пропорциональная относительно своего роста, отчаянно шепелявила. - Я провошу.
   Такая особенность речи, небольшой рост, короткая стрижка, румянец и ямочки на щеках - все это вносило в образ секретаря игрушечную волну. На секунду Антону даже показалось, что все происходящее - это игра. Он принимает условия этой игры, втягивается в процесс, и понимает, что победителей не будет. Игра, конечно, имеет конец, но все игроки остаются в минусе....
   На втором этаже их встретила медсестра Нина, женщина немолодая, но так же, как Галя неправдоподобно маленького роста, стриженная "под мальчика", в кукольном белом халатике с красным крестом на грудном кармашке, и розовых брюках. От нее исходило дыхание чистоты и аккуратности. Впрочем, ощущение чистоты и свежести не покидало Антона все время, пока он осматривал место будущей работы.
   -- Вы к моему приезду навели блеск? - Не удержавшись, с "язвой" в голосе спросил Нехин, но, увидев на лице Нины удивление, поспешил сгладить неловкость. - Или.... Выглядит все замечательно. А, кто здесь прибирается?
   -- Уборщица.... Дарья Николаевна.... И ... я. - Почему-то смутившись, доложила Нина.
   Вообще, медпункт приятно удивил Нехина. Помимо кабинета врача и приемной, имелась процедурная, похожая на небольшую операционную со столом и хорошим светом. Но более Антона поразило, что рядом, в другом конце коридора, находились две палаты стационара на четыре койки каждая.
   -- Вот уж не думал, что здесь будет стационар. - Откровенно удивился Нехин.- А питание?
   -- Пока не было врача, он пустовал. - Объяснила Нина. - Теперь вы будете решать, как работать стационару. Была столовая, из которой кормились больные, но в перестройку все закрылось. С тех пор больных не кладут. Да, и кому было класть.... Фельдшер-то.... Он погиб.
   -- Погиб?
   -- Да.... Повесился.
   -- Дела! - Нехин чувствовал, что причину такого поступка фельдшера от медсестры он не узнает, поэтому увел разговор в сторону. - Кто еще у нас работает?
   -- Вторая медсестра - Ира. Совсем молодая девочка. Недавно окончила медучилище. А фельдшера больше нет.... Еще две санитарки - Катя и Рая. Ой! Екатерина Львовна и Раиса Кузьминична.
   "Наверное, санитарки пенсионного возраста. - Нехин мысленно опять искал подвох. - А молодая медсестра боится делать уколы".
   Антон Александрович Нехин перестал слушать свою помощницу, которая еще долго говорила, показывая то одной рукой, то другой что-то на стенах, в темных закутках и большом пустом холле, предваряющем вход в медпункт. Нет, он не потерял интерес, - он все понял, и теперь разбирался в себе. А потянет ли он всё это? Антон отчетливо представил, что основная нагрузка ляжет именно на него.
   Нехин никогда не боялся работы, но начинал любое дело всегда неохотно. Сейчас, отстраненно слушая Нину, он неожиданно вспомнил, как студентами их отправляли работать на овоще базу - помогать одним бездельникам посылали других.
  
   Он вспомнил, как его бесили те, кто любыми способами увиливал от работы. Он же, неохотно начиная перебирать гнилую капусту, через какое-то время увлекался даже этим неприятным занятием, и с удовольствием грузил отобранные кочаны в большие серые брезентовые мешки, понимая, что работает "в пустую".
   Нехин не помнил, откуда это взялось, но он считал, что взявшись что-то делать, необходимо честно постараться довести дело до конца.
   "Наверное, советское воспитание. - Антон усмехался своим мыслям. - Совки мы, совки.... А, разве это плохо? Разве плохо, что мастер с легкой душой может поставить свое клеймо на кирпич, который изготовил, и не бояться, что побьют за такую работу".
   Клеймо он видел давно, когда однажды проходил вдоль кирпичной ограды пожарной каланчи недалеко от своего дома. Каланча, построенная лет двести тому назад, стояла в Сокольниках, украшая собой неказистый городской пейзаж столицы СССР, а клеймо, поставленное при царе Горохе, не изменилось, и, если подойти ближе, то можно прочитать: "РАХМАНОВЪ и Ко"....
   -- Антон Александрович!
   Нехин вздрогнул. Нина молчала, а его звал мужской голос.
   -- Антон Александрович!
   Мгновение - мозг переключился на действительность. Нехин обернулся. В кабинете стоял Воронков.
   -- Извините. - Нехин встал, и подошел к председателю. - Заслушался.
   -- Все посмотрели? - Воронков улыбался. - Понравилось? Есть вопросы?
   -- Да, да. - Антон собирал мысли. - Понравилось, но вопросы есть.
   -- Тогда, вот что, - сейчас я отъеду. В Райком вызывают, а вечером зайду к вам домой. Поговорим.
   -- Отлично. - Нехин присел за стол врача. - Я еще посмотрю графики работы. Да..., медикаменты нужно проверить, инструментарий....
   -- Работы хватит! Обещаю. - Воронков помахал рукой. - До вечера!
  
  
   8
  
  
  
  
   Прошло более месяца, как Антон Александрович Нехин поселился в деревне. Привыкший к городской жизни, где выходя из теплой квартиры, он садился в прогретый автомобиль, или спускался в жерло метро, которое отапливалось плохо отмытыми телами пассажиров, Нехин тяжело переносил деревенскую промозглость, грязь размытых дорог, рваный колкий ветер, проникающий всюду, где оставалось свободное пространство. Снега еще не было, но температура воздуха непредсказуемыми скачками от +10 до =5 градусов, выматывала непривыкший организм.
   Поначалу, выручала работа. К врачу "из Москвы" приходили стары и малы. Стары приходили сами, приводили малых, приводили даже родственников и знакомых из других деревень. День был загружен, а вечером Антон отключался, и быстро засыпал.
   Постепенно поток посетителей медпункта иссяк. Были редкие встречи с несерьезными болячками, и день тянулся нескончаемо долго.
   Работая так, Нехин наблюдал за жизнью деревни, за людьми. Он пытался сложить картину, которая ответила бы, чем живут эти люди. Получалось плохо.
   Жизнь жителей деревни, а точнее, та возня, которую они именовали жизнью, по мнению Нехина, была бессмысленна. Он смотрел и слушал шершавое звучание этой возни, и постепенно стал замечать, что не видит и не слышит ничего сквозь пелену собственных мыслей и воспоминаний. А мысли эти, тем более воспоминания были разрозненны, как нити, попадая в ткацкий станок. Необходимо что-то подобное такому станку, чтобы мысли-нити сплести в одно целое полотно, на котором проявится смысл, - пестрый, удивляющий.
   Нехин ощущал бессвязность своего существования. Не было единства мыслей, а цель, вообще, терялась где-то далеко, прикрытая сеткой суеты. Многое казалось ненужным, непригодным, мешающим собраться ясной картине, которая в итоге окажется чуждой.
   Нехин чувствовал себя человеком неспособным сопротивляться. Он ясно ощущал, что происходит насилие над его внутренним миром, причем насилие исходит не только от окружающего мира, но, главным образом, от самого себя. Он идет навстречу судьбе, перегораживая эту дорогу своим неверием, что пробирается к нужной цели.
  
   Фактически, знакомство с деревней, по - настоящему близкое и неформальное, началось с прихода "в гости" к Нехину председателя....
   Воронков сдержал обещание, - он появился на пороге дома Нехина, когда тот, после первого дня своей новой работы, собирался что-нибудь "пожевать". Неугомонная Фроловна, помощница по дому Ивана Митрофановича, а теперь и Антона, приготовила "вкусненькие котлетки". Нехин, увидев Фроловну впервые, сразу почувствовал успокоение. Уютная полная женщина, возраст которой трудно определялся, источала заботу и ласку. Ее лицо усеивали морщинки, но живые глаза не упускали ничего, ни одной детали. Проницательные, серые, туманные от влаги, с долей игривости, они быстро переносились с одного на другое. Усталость и злость уходила, но почему-то становилось грустно, очень грустно. Антон с неподдельным удивлением и теплотой смотрел на это лицо, украшенное гримасой любви, и представлял, что оказался в незнакомой стране, среди незнакомых людей, а здесь, рядом, что-то родное, теплое и светлое....
   Воронков несмело переступил порог, пошаркал ногами, потоптался, как бы испытывая половицы на прочность, поднял правую руку, и, встряхнув ею, показывая отчаянную решимость, достал из внутреннего кармана бутылку водки.
  
  
  
  
   -- Это.... Может, посидим? - Выдавил наконец он. Но, наблюдая за реакцией Нехина, который молча ждал продолжения, с испугом бессвязно промычал. - Или.... Вы, наверное.... Потом?
   -- Иван Митрофанович, проходите вы уже! - Нехин скупо улыбнулся. - Конечно, посидим!
   Антон терпеливо ждал, пока Воронков неуклюже снимал куртку, перекладывая бутылку с водкой то в одну руку, то в другую.
   -- Давайте родную сюда. - Нехин подставил свою ладонь, чтобы освободить руки смущенного председателя. - А, то гляди, разобьете.
   Воронков с радостью расстался с ношей, и аккуратно повесил куртку на крючок, после чего, зачем-то, прощупал карманы, расправил складки, опустил руки "по швам", и сказал не к месту:
   -- Вот такие дела....
   В эту минуту он походил на несчастное, ни на что не годное создание. Нехин взял председателя под руку, и повел на кухню. Антону очень хотелось сказать что-то хорошее, но мозг подсказывал странные, непригодные слова, и он вдруг почувствовал, что в нем разгорается чувство отторжения, непринятия ситуации. Помимо его воли память, неугомонная, но угодливая, усмехаясь, подсказала, что "пить водку с начальством не нужно"....
   ...На столе стояла уже початая бутылка водки, пустые стаканы, нехитрая закуска. Нехина окутывало влажным теплом, настраивало сонливо, умиротворенно. "Это действие спиртного",- пронеслось в голове. Сквозь свои, неслышные для него самого, слова, и мысли, которые разноцветной радугой изогнулись где-то внутри, он слышал упрямое бормотание Воронкова.
   -- ... работник должен уважать начальника..., как в армии своего командира. А теперь! Всё бить, ломать.... Торгуют! А, чем торгуют? Колхозным! - Воронков схватил бутылку, и разлил водку по стаканам. - Я, тоже ... не уважаю. Сегодня, в райкоме послал одного.... Вечно все тянут, вечно полумеры....
   "Он очарователен в своей наивности. - Нехин постарался, и сбросил обволакивающий мозг туман. - Нужно дать ему понять, что не стоит придавать особого значения происходящему сейчас. Хотя, кто знает, чему стоит придавать значение?".
   Воронков замолчал, опустил голову, и отодвинул пустой стакан. Тишина повисла, как сизый табачный туман от выкуренных сигарет. Антон, зачем-то, посмотрел на переполненную пепельницу: "Воронков не курит. Значит - это всё я. Многовато.... Я должен, что-то сказать...". Вместо слов, Антон тяжеловато поднялся, взял пепельницу, и, опрокинув ее, освободил место для следующей сигареты.
   -- А, что говорят в райкоме о Ельцине? - С фальшивой заинтересованностью, наконец, спросил Нехин.
   -- В райкоме..., - Воронков поднял голову, но смотрел в пустоту, - сидит неимоверная сволочь.... Вы знаете, доктор.... В жуткие периоды своей истории русский народ порождает чудовищ....
  
  
  
   -- И героев. - Тихо, нехотя, продолжил Антон.
   -- Но масса переполнилась злом.... Мерзости творятся всюду, легко, без оглядки, без страха....
   -- А сколько грязи еще только в помыслах....
   -- Да, наверное.... - Воронков покачал головой в знак согласия, но тут же вспыхнул, посмотрел на Нехина ясным сверкающим взглядом. - Но, вот вы! Вы же бросили столицу, приехали в деревню! Будете работать! Я, думаю не каждый....
   -- Место, где ты живешь, не имеет ничего общего с самой жизнью. - Антон резко перебил председателя. - Я уверен, что нет такого места на земле... настолько прекрасного..., райского..., чтобы ради него стоило отвергать саму жизнь.... И таких людей, ради которых это можно сделать, тоже... почти нет.
   Воронков поднял руку, как бы протестуя, но быстро опустил ее. На его глазах, как показалось Нехину, выступили слезы, в которых перемешались испуг и бессилие. Он не двигался, замер, и казалось, что председатель боится спугнуть что-то невесомое, но хорошее, что еще таилось между такими разными людьми.
   Нехин с жадностью схватил сигарету, изорвав уже пустую пачку. Он окончательно сбросил поволоку опьянения, потому что почувствовал, что переполняется гневом ко всем людям, которые живут по-настоящему. Живут нормальной, и, как считается, счастливой жизнью. Этот гнев вспыхнул еще и потому, что Антон был уверен (он даже это представил), что весь мир смотрит на него с иронией....
   Теперь уже Антон взял бутылку, и разлил остатки водки.
   -- Вы уедете обратно? - Тихо, опасаясь нежелательного ответа, спросил Воронков.
   -- Человек должен либо вообще не уезжать, либо вообще не возвращаться. - Нехин говорил спокойно. Необъяснимая симпатия к Воронкову, возникшая еще в Москве, подавила вспышку эмоций, и Антон почти успокоился. - Возвращаясь, никогда не находишь того, что оставил, хотя, всё осталось на своих местах. От этого у человека разлаживается что-то внутри, и он впадает в депрессию..., или эйфорию, которая скоро проходит, оставив тяжелое похмелье.
   -- Вы должны остаться. - Воронков опустил глаза. - Здесь живут настоящей жизнью, выполняя ее нехитрые требования....
   Он говорил так, как будто доказывал это самому себе. Он верил и сомневался. Пытался убедить, и страшился своего убеждения.
   Смотря на Воронкова, и понимая, как близко к сердцу он принимает тему деревенской жизни, которую сам он еще не понял, а потому принять не мог, Нехин решил увести разговор в сторону.
   -- Что же, все-таки, в деревне говорят о новой власти? - Антон попытался улыбнуться, но получилась кривая усмешка. - Едва ли есть люди, которые жалеют о "советах"?
  
  
  
  
   -- Бескровная революция? - Воронков взял себя в руки, и, более менее, спокойно смотрел на Антона. - Или, почти бескровная.... Народ озлоблен.... Но, вдруг окажется, что Ельцин - тот самый справедливый царь, или, точнее, Иван-царевич, который воплотит древнюю мечту русского народа о справедливом государе, и святая мечта сбудется!
   -- Остроумно и красиво, но вредно. Такие суждения очень вредно влияют на людей. Они оправдывают Ельцина, в то время, когда его разрушающее влияние нарастает.... А, скорее всего, как обычно, русский народ скует холодный страх..., затем возмущение, которое продлится недолго, а, в конце концов, все покорятся....
   -- Невесело..., - Воронков посмотрел на часы, - невесело жить, ни во что не веря. Знаете, Антон Александрович, мне кажется, что не верить ни во что и никого не любить..., так будут жить наши внуки, если мы упустим детей....
   ... Их беседа походила на затухающий костер, в который, когда от пламени остается единственный лепесток, подбрасывали сухие поленья, и огонь разгорался, выпуская жаркие блики на усталые лица.
   Как ни странно, но о работе Антона они почти не говорили. Темы, так или иначе, касались смены власти и будущего. Это не нравилось Нехину, но, видимо, было близко председателю....
   ... Нехин понял, что уже не слушает Воронкова. Он рассеянно потирал подбородок, туманно смотрел то на собеседника, то на пустую бутылку. Руки он занимал тем, что передвигал без цели свой стакан по столу между подсохшим серым хлебом и тарелкой, между вилкой и ножом, солонкой и маленькой баночкой домашнего хрена, который (как и все продукты) принесла Фроловна. Его мысли летали где-то далеко, а сам он походил на воздушный шар, наполненный пустотой.
   Потом он снова приходил в себя, заполнял пустоту действительностью, и беспокойно смотрел на Воронкова....
   Неожиданно Воронков поднялся, аккуратно отодвинув стул. Антон среагировал не сразу, и, как ему показалось, долго находился в немом ступоре. На самом деле, все происходило очень быстро.
   Воронков встал, посматривая на часы:
   -- Поздно уже. - Иван Митрофанович ловкими движениями собирал посуду со стола, не обращая внимания на протестующие жесты Нехина. - Пора. Посидели, поговорили..., ну и хорошо....
   Когда же Воронков открыл воду, и взял в руку губку, Антон вскочил, и, не говоря ни слова, оттеснил его от мойки.
   -- Мне не трудно! - Воронков засмеялся.
  
  
  
  
   -- Я, уж..., как-нибудь сам. - Антон, не замечая этого, нежно подталкивал гостя к выходу....
  
  
   ... Он вышел, и Антон лязгнул задвижкой, закрывая за ним дверь. Тут же, он остро почувствовал, что полностью истощен. У него осталось единственное желание - упасть на кровать и заснуть.
   Тяжело передвигая ноги, он скользил по крашеным доскам пола, направляясь в спальную. Нехина поразило такое чувство, будто его, как подопытную крысу, сначала ощупывали, исследовали, изучали, и, наконец, распяли булавками, разрезали вдоль и поперек, выпотрошили, оставив оболочку, как у съеденного "всмятку" яйца.
   У него появляется желание что-то сломать, разбить. Еще мгновение, и он возненавидит весь мир. Он ложится, закрывает глаза, чтобы никого не видеть. Ему хочется подумать о приятном, но он не может вырваться из круга своих дум.
   -- Осталась только оболочка. - Антон бормотал, вваливаясь в тяжелый сон. - А ложь и начинается с оболочки, за которой находится смутная пустота - материальная и моральная.
   После этого вечера, Нехин не часто пересекался с председателем, но когда они встречались, то, со стороны, казалось, что два друга, давно не видевшись, обмениваются новостями, пересыпая рассказ шутками....
  
   9
  
  
  
   ... Антон, не торопясь, собирался на работу. "Надо зайти к Зуеву. - Нехин мысленно перебирал дела, которые предстояло сделать. - Сегодня он дома, а диализ завтра.... Потом нужно появиться в медпункте.... Может быть, кого-то принесет.... В такую-то погоду....".
   Он с неохотой посмотрел в окно, где холодный свинцовый воздух сковывал землю, плешины оставшейся травы, деревья, но особенно людей, которые, по разным причинам, оказались на улице. Выходить не хотелось, но, как всегда, переломив себя, Нехин открыл дверь, перешагнул порог, и медленно вышел во двор. Подойдя к калитке, он оглянулся, и, невольно, остановил взгляд на искалеченном храме. Было тихо. Птицы, которые обычно кружили вокруг остатков куполов, издавая неприятное шуршание и крики, сидели на изъеденных временем и стихией камнях полуразвалившейся кладки. Они походили на черные надутые шарики, из которых торчат потрепанные хвосты. Не издавая звуков, они, неуклюже переваливались, поворачиваясь то вправо, то влево....
  
  
  
   Нехин осторожно шагал по обледеневшей улице, опустив взгляд, чтобы вовремя разглядеть опасный участок. Пройдя мимо нескольких домов, он увидел рыжего Колю, который выходил из калитки своего двора. На нем была засаленная телогрейка, на которой выделялись аккуратно пришитые заплаты из джинсовой ткани. Черные брюки, напоминающие шерстяные трико, были заправлены в кирзовые сапоги. На крутом плече висела большая сумка, из которой торчал плотницкий инструмент. В левой руке Коля сжимал большой топор. Когда Антон подошел совсем близко, рыжий силач повернул голову в сторону дома, и прокричал:
   -- Ладно, ладно.... Сказал, не буду.... Она и не нальет.... Жила!
   Нехин молча смотрел на Колю, а тот, делая вид, что не замечает стоящего рядом человека, сначала водрузил на голову бейсболку, которая очень давно была белой, языком достал из пачки папиросу, и стал прикуривать, чиркнув спичкой.
   -- Доброе утро, Николай! - Нехин решился начать разговор первым. - Как дела? Вы что-то в медпункт ни разу не заглянули? Здоровье не подводит?
   -- И, вам не хворать. - Коля смотрел хмуро, исподлобья, но говорил весело. - Вы не девица, чтобы к вам шастать. А, лечимся мы самостоятельно, потому как, люди видавшие....
   -- Наслышан, наслышан.... - Антон улыбнулся, что, явно, не понравилось рыжему.
   -- Брешут всё! - С угрозой прохрипел Николай. - Я человек ладный!
   -- Вижу. - Нехин кивнул, указывая взглядом на инструмент. - На работу?
   -- Не-е-е..., - он выплюнул бычок, и придавил его сапогом, - сегодня ж канун! Завтра праздник! А, это халтура, - Люське палисад ставить иду, который, между прочим, не по моей причине поломан!
   -- Что-то долго вы собирались его "ставить". Почти полтора месяца прошло. Зима скоро...! Кстати, о каком празднике речь?
   -- Как?! - Коля испуганно вытаращил глаза. - Ить, сегодня ж шестое! Разумно? Выходит, завтра 7 Ноября! Сколько лет, как мы буржуев скинули!
   -- Ах, да! Но, похоже они возвращаются? А?
   -- Это мы еще поглядим. - Недовольно пробурчал рыжий, но после слов Антона, он неожиданно как-то "сдулся", потеряв грозный вид. - Вы лечите? Вот и лечите! Нечего лезть.... Вон..., идите к "Буке"..., ну, это..., как его.... К Зуеву! Лечите! Он - инвалид...! А, здесь... нечего!
   Коля переложил топор в другую руку, и, резко отвернувшись, быстро пошел прочь.
   -- Да, я к нему и иду. - Вслед уходящему, тихо ответил Антон. - До свидания..., Коля.
   Рыжая шевелюра быстро удалялась, а Нехин, зябко поежившись, засунул руки поглубже в карманы, и свернул в узкий проулок, где стоял дом Зуева.
  
  
  
  
   Сильный колкий ветер дул в спину, подгоняя не только тело доктора, но и его мысли. Он вспоминал первое посещение необычного больного....
   Дом "местного художника" отличался какой-то искусственной, рукотворной ветхостью. Однажды, Нехин побывал на съемочной площадке, - пожилой актрисе сделалось "нехорошо", и внимательная ассистентка режиссера вызвала "скорую". Там, он впервые увидел киношные декорации состаренные художниками, - избушки сказочной деревни. Домишки так искусно обработали, что Антон на мгновение почувствовал себя путешественником во времени. Внутри изб даже слежавшаяся пыль находилась на нужных местах, а паутина на окнах вызывала неприятное чувство, что вот-вот сюда выползет огромный паук.
   Что-то подобное стояло в тот день перед Нехиным. Вот только запах! Когда он приблизился вплотную к дому, чтобы постучать, то уловил запах натуральной затхлости, характерный для старых деревянных строений. Видимо, дом действительно был очень стар. Огород вокруг зарос высокой травой, и подойти к двери можно было только по узкой вытоптанной тропинке. Около калитки в заборе высилось единственное дерево - старая береза, которую толи сверху обломали, толи в верхушку угодила молния. Дерево несло толстый ствол, высотой выше ветхого дома, без веток. Точнее, из обрубка торчала всего одна ветка, на которой, невероятным образом, звенели живые зеленые листья.
   Нехин постучал по деревянному наличнику входной двери, обитой потрепанным кожзаменителем. После небольшой паузы, он услышал шарканье ног, и, нестарый голос, доносившийся из глубины, произнес:
   -- Иду, иду....
   Зашелестела и стукнула задвижка. Дверь дрогнула, и, издавая звук расщепляющейся древесины, открылась.
   Перед Нехиным стоял мужчина лет 55 - 60, на внешний вид которого наложила уродливую маску тяжелая болезнь. Сгорбленная спина придавливала хозяина к земле, из-за чего он смотрел на гостя снизу вверх, пытаясь, с трудом, удержать голову, как можно ровнее. Немного вытянутое лицо отливало легкой желтизной. Кожа на лбу, изъеденная продольными морщинами, шевелилась, то поднимая брови, то опуская их. Под упрямыми глазами с черными дисками белела подвижная припухлость.
   Хозяин, одетый в спортивный костюм, молчал, строго поглядывая то на гостя, то куда-то за его спину.
   -- Доброе утро! Не разбудил? - Нехин с любопытством смотрел на мужчину, и, почему-то, улыбался. - Я врач. Вот, зашел узнать, как вы тут? Как себя чувствуете? Вы же - Зуев?
   -- Сервис. - Негромко, ворчливо отозвался мужчина. - Да, я Зуев Алексей....
   -- Кажется, Викторович?
   -- Ненавижу, когда меня называют по отчеству. - Зуев поморщился.
   -- Мне неудобно называть вас по имени. К тому же, я всё-таки на работе....
  
  
  
  
   -- Ну, хорошо. Проходите.
   В тесных сенях Антон снял куртку, достал из кармана тонометр, блокнот, ручку, и зашел вслед за хозяином в единственную комнату в доме. Комната походила на большой зал с двумя нишами. Одна ниша была наполовину прикрыта пестрой занавеской, весящей на деревянном карнизе. Открытая часть этого закутка, обнажала край кровати и комод.
   Вторая, открытая, ниша представляла собой мастерскую художника. Здесь стоял мольберт, небольшой столик, заваленный тюбиками с краской, кистями, стоящими в баночках вверх щетиной, карандашами и ластиками. На стене висели длинные полки с множеством пузырьков, статуэток, небольших картин, написанных на картоне. На мольберте стоял холст на подрамнике, на котором Антон увидел недописанный женский портрет.
   Но главное, что заставило Нехина даже ненадолго замереть, переводя взгляд, были стены. В большой темной комнате рождалось ощущение, что здесь разорвались банки с яркой краской, и разноцветные пятна, смешавшиеся на лету, осели на серых стенах. Почти всю поверхность стен занимали картины. Были пейзажи, непривычные глазу сюрреалистичные мотивы, но больше всего - портреты.
   -- У меня в доме, - ошарашенный от увиденного, забормотал Антон, - висят ваши пейзажи....
   -- Быть может. Я уже не помню, что кому дарил. - Хозяин подошел к большому столу с плотной скатертью, указал рукою на стул, а сам присел на стоящий рядом. - Прошу! Что вас интересует? Вы же, наверное, читали мою медицинскую карту?
   -- Почему вы не продаете картины? - Нехин не мог перестроить ход мыслей. Он не слышал вопроса. - Пенсия -то маленькая..., наверное. А, так, были бы сбережения..., на будущее....
   -- У меня нет будущего. - Зуев говорил абсолютно спокойно. - Это многое облегчает.
   От этих слов Нехин вздрогнул, - он вернулся в реальность из прекрасных иллюзий мира живописи. Перед ним сидел человек, жизнь которого зависела от не замечаемых обычными людьми мелочей. Трудности повседневной жизни здесь умножались на непреодолимые препятствия, которые подстерегали всюду. Поддержание тлеющего здоровья зависело от множества людей, которым, на самом деле, было наплевать, - живет еще такой "Зуев", или его нет, и никогда не было. Эти люди, выполняя свою работу, неизменно отправляли посыл, что, по большому счету, они делают одолжение, потому что без них ниточка-то оборвется. Все, кто, так или иначе, прикасался к жизни Алексея Викторовича Зуева, составляли ту самую соломинку, за которую хватаются, когда другого уже невозможно.
   Это и многое другое пронеслось в голове Нехина, оставляя неприятный осадок. Он смотрел на Зуева, и думал, что перед ним что-то нереальное.
   -- Не иметь будущего - это, практически, тоже, - Антон на секунду задумался, - тоже, что не подчиняться законам природы.
   -- Чаще бывает так. - Зуев взял в руки пачку сигарет, лежащую на столе, но, повертев ее, положил обратно. - Кто рассчитывает на будущее, тот не может распорядиться настоящим.
  
  
  
  
   Алексей Викторович встал, и, не обращая внимания на Нехина, подошел к мольберту. С большим трудом наклонился, и обеими руками поднял с пола багетную раму. Антон, ожидая продолжения, положил на стол тонометр, и повернул голову, чтобы наблюдать за манипуляциями хозяина.
   -- Мне показалось, - вам нравится живопись. - Зуев, стоя спиной к Антону, приложил раму к недописанному женскому портрету. - Я ошибаюсь?
   -- Не ошибаетесь. - Нехин забыл, зачем пришел, и чувствовал неуверенность своего положения. - Я люблю живопись, но мало в ней понимаю. Всё на уровне - нравится, не нравится.
   -- Вы, наверное, удивитесь, но у меня тоже - нравится, не нравится. - Зуев улыбнулся одними глазами, и отошел подальше от мольберта, рассматривая, как выглядит багет с холстом. - Я думаю - это самый верный вид любви к искусству. Тобою руководят не академические знания, сразу оговорюсь - знания великая вещь, так вот, - вами руководит подсознание, которое обмануть невозможно. Не качество и количество мазков, не яркость и сочность красок, не идеальная композиция и свет, а образы, рождаемые неуправляемыми ассоциациями твоего мозга.
   Зуев, продолжая смотреть на мольберт, наклонил голову к левому плечу, и прищурил взгляд.
   -- Гляньте. - Он приглашал Нехина встать рядом, и оценить увиденное.
   С удовольствием поднявшись, Антон подошел к хозяину.
   -- Ну, что скажете?
   -- Но, портрет не дописан..., а рама слишком красивая..., даже пышная....
   -- Не бывает слишком красивых рам....
   -- Даже для неоконченных работ?
   -- Именно для неоконченных работ. Пышная рама дает понять, даже настаивает, что работа закончена, а не заполненные краской участки холста - это задумка художника. На такое чаще попадаются заумные ценители. - Он отошел к столу, и занял место на одном из стульев. - Я вас утомил. Ладно, давайте о болячках. С вами можно. Знаете, я никогда не говорю о своей болезни с обычными людьми, так как для здорового в больном всегда есть что-то отталкивающие.
   -- Наверное, вы правы. - Нехин сел рядом, и открыл блокнот. - Это я о болезни. А, живопись..., вы интересно говорите. Скучновато бывает одному среди такой красоты? Одиночество бывает жестоким.
   -- Одинокий человек свободен. Он имеет обязательства только перед самим собой. А, выговориться можно и по - другому....
  
  
  
  
  
   -- Хорошо быть свободным, когда ты не один. - Нехин, наконец, взял Зуева за руку, и наложил манжетку тонометра. - Мне говорили, что вы еще пишете рассказы?
   -- Бывает. - Алексей Викторович смотрел на шкалу тонометра. - А свобода вдвоем - это уже счастье.
   -- 88 на 59. - Нехин снял манжетку. - Всегда такое низкое давление?
   -- Это еще высокое. - Его глаза опять улыбнулись. - Бывает ниже.
   -- А, в прошлом? Бывало выше?
   -- Зачем говорить о прошлом? - На лице хозяина появилась гримаса сожаления. - Всё равно, в прошлое невозможно вернуться.... А, давление..., да..., лет пять назад было нормальным.
   --Вернуться невозможно, - Антон свернул тонометр, и положил его в карман, - но иногда приятно вспомнить....
   -- Когда понимаешь, какое это было замечательное время? Но приходят лихие года, - страх, боль и отчаяние. Вот тогда единственное, что удерживает человека в жизни - это его воспоминания. - Зуев стукнул кулаком по столу. - У меня всё наоборот. Я вспоминаю прошлое с ужасом и неверием, что я прошел это.
   -- А, детство? - С наивной ноткой спросил Антон, который никогда не вспоминал своё детство. От любого намека на напоминание о детстве и юности, он бежал. - Неужели действительно прошлое уже не играет для вас роли? Вы уверены в том, что не жалеете о том времени?
   -- Я не могу вспомнить ничего доброго из своего детства. Деревья были выше, трава зеленее? Это не про меня. - Зуев, облокотившись о стол, встал. - Хотите чая?
   -- Спасибо, но мне пора. Я еще загляну.
   -- В любое время....
  
   Так Нехин познакомился с Алексеем Викторовичем Зуевым. Он, за недолгий срок своей работы в деревне, уже несколько раз бывал в старом доме. Это был единственный пациент, которого врач посещал регулярно. Антон чувствовал в этом человеке какую-то притягательность, - от него исходила слабость и сила одновременно. Что-то подобное, - хрупкое, неуловимое, Нехин порою замечал в себе. Он еще не понимал, - откуда это взялось, но симпатия и сочувствие к Зуеву делали минуты общения с ним интересными, полезными, и даже приятными.
   Чаще они спорили. В этих дискуссиях Антон не скрывал своих суждений, раскрываясь, а потому делался уязвимым для собеседника. Зуев оказался, пожалуй, первым человеком, с которым Нехин говорил, не оглядываясь. Не заботясь о своем имидже, - дипломированного врача и столичного сноба, который не терпит нравоучений, подсказок и "советов постороннего".
  
  
  
  
   Темы споров были разнообразны, иногда забавны. Однажды, они поспорили даже о рыжем Коле. Нехин хорошо помнил, как после его слов, слетевших с языка легко, даже весело:
   -- ... Это скорее какой-то дикарь, выкрикивающий гортанные звуки. Нелепое существо, которое то бурчит что-то про себя, то беспричинно смеется, то, так же беспричинно ругается....
   Зуев очень серьезно посмотрел на Антона, и тихо сказал:
   -- Наверное, нет плохих людей, а есть больные души.... Неприятные на вид, подчиняющиеся грешным помыслам, но жалкие. Кто Верит, те за них должны молиться..., а ... я..., пытаюсь сочувствовать....
   Антон не любил разговоров о Боге, Вере. Он считал это настолько интимным, сидящем глубоко в человеке, а слова, которые произносились на эту тему, выворачивали наружу самое укромное, для кого-то самое дорогое, и, вместо таинства Веры, выливалась ложь в виде красивых эпитетов.
   Зуев сумел подвести черту под такими размышлениями. Как-то, показывая иконы своей работы, он произнес:
   -- Может быть, молодым и сильным Он не нужен, а мне без Бога никуда....
   Нехин принял эту мысль, понимая, что Зуев прав....
  
   ... Не дойдя нескольких шагов до дома Зуева, Нехин остановился. Огляделся вокруг, и, скорее почувствовал, чем увидел, как что-то белесое, похожее на туман, окутывает землю, подбираясь к его ногам. Эта пелена заставляла дышать чаще, как будто атмосфера теряла кислород. Приятные воспоминания гасли, замещаясь неугодным сейчас анализом происходящего....
   Время новой жизни летело с поразительной быстротой. Оно уносилось, не оставляя следа, исчезало в нагромождении слов, нужных и не нужных дел. Нехин много слышал, что-то видел, но сам пребывал в подвешенном состоянии, пролетая над рекой событий. Они, эти события, вставали перед ним, иногда он пропускал их через себя. Они коробили, задевали, смешили, оскорбляли. Порою - устрашали. Все проходило, плавно проплывало, бурлило, забавляло, раздражало, а он, незаметно для окружающих, и даже для самого себя, оставался сторонним зрителем. Нехин видел, что уважение к нему крепнет, и пытался сохранить нарастающий авторитет, но назвать себя человеком неравнодушным он не мог, - его волновало только то, что непосредственно касалось его личности....
  
   Зуев встречал его на пороге своего дома, кутаясь в шерстяную кофту. На немой вопрос Нехина, который плохо высказывал удивление, хозяин отозвался сразу:
   -- Я увидел вас в окошко. - Алексей Викторович отступил на шаг, освобождая проход для гостя. - Вы стояли..., как-то неуверенно. Размышляли - заходить или нет?
  
  
  
  
   -- Да. Думал, что беспокою вас часто. - Соврал Нехин, и подумал, как легко это получается - врать.
   -- Всё в порядке. - Зуев нетерпеливо потянул Антона в комнату. - Я закончил портрет. Хотелось бы услышать ваше мнение.
   Они подошли к мольберту, и Нехину показалось, что, глядя на своё творение, Алексей Викторович даже выпрямил спину. С холста на Антона смотрела молодая красивая девушка лет двадцати. Она улыбалась всеми частичками прекрасного лица. Свежесть юной кожи передавалась быстрыми смелыми мазками. Глаза светились, излучая желание радоваться, смеяться, любить..., желание - жить! Полуоткрытый рот обнажал белизну зубов.... Ни капли макияжа, - всё естественно красиво..., и желанно....
   Нехин вспомнил о Насте. Вообще, живя здесь, он старался реже вспоминать девушку, но устремив взгляд на портрет, он, помимо своей воли, воскресил в памяти её лицо, руки, даже походку. "Наверное, лица молодых девчонок вызывают одинаковые ассоциации. - Подумал Антон. - Они все похожи, - они прекрасны и ждут любви....". Мысли, которые вихрем пролетели в голове Нехина, неожиданным вопросом, оборвал Зуев:
   -- Вы женаты?
   -- Даже не знаю, как ответить. - Антон смутился. Начинались неприятные расспросы. - Еще не развелся....
   -- Понимаю. - Хозяин присел на небольшой табурет, стоящий рядом с мольбертом. - И, наверное, ненавидите всех женщин на свете.
   -- Здесь вы ошибаетесь.
   -- Нужно любить, иначе пропадешь. Кто любит тот не совсем пропащий.... Нужно любить, даже если твоя ЛЮБОВЬ не доступна, даже если не можешь до нее дотянуться. В мужчине, который любит что-то остается хорошее, - прекрасное отражение этой любви. Остается надежда. У вас должна быть надежда! - Он замолчал, но Нехин чувствовал, что Алексей Викторович не договорил. - Вы знаете, а..., я утратил великое счастье знать, или, хотя бы, надеется, что тебя ждут.... Чувство ужасной беспомощности... убивает всё....
   -- Человек, в любом состоянии, способен на многое - на доброе ожидание и на злое проклятье....
   -- Да, да. - Зуев туманными глазами посмотрел на гостя. - Но зло явно перевешивает, хотя добро долговечнее.
   -- Злые мысли и поступки тоже живут дольше своих авторов.
   -- Кто-то совершил злое, и вас это задело? - Зуев замахал руками, показывая, что сказал что-то не то. - Скорее вы кого-то потеряли...?
   -- Да, скорее так....
  
  
  
   -- Кто пытается удержать - тот теряет. Кто согласен отпустить - того пытаются удержать.
   -- А, может быть, единственная любовь, которая имеет смысл, - Нехин начинал злиться на себя, - единственная любовь без преград и страха потери, - любовь к самому себе?
   -- Вы, почему-то, расстроились. Даже немного разозлились. - Зуев как-то особенно по- доброму смотрел на Антона. - Давайте лучше помолчим, и попьем чайку?
   -- Извините. - Антон чувствовал, что своим выпадом обидел хозяина. - Действительно, давайте чайку!
   Зуев кивнул, подошел к буфету, и, обернувшись, спросил:
  
   -- Вы предпочитаете чашку, или стакан в подстаканнике?
   -- Чашку. - Бросил Антон, и осекся. - Не имеет значения.
   -- А, я, признаться, люблю чай из стакана в старом подстаканнике. - Он достал из буфета большую красную кружку, которую Нехин сразу узнал. Такая же была у него дома, в Москве. - Это навеивает атмосферу времени, когда был здоров, и ничего не боялся....
   -- И, все-таки, прошлое....
   Зуев промолчал.
  
   За чаем беседа потекла вяло. Было впечатление, что обоим важнее сделать глоток горячей жидкости, съесть конфету, или печенье, чем продолжать разговор. Нехин не хотел возвращения к прерванной теме, поэтому, постарался, и вспомнил, что он все-таки врач.
   -- Вы пять лет на гемодиализе?
   -- Шесть. Три года - в Москве, три года - здесь.
   -- А, почему уехали из Москвы? - Нехин не удержался. Он опять влезал в жизнь чужого человека. - Впрочем, если не хотите, можете не отвечать.
   -- Это, - хозяин держал стакан на весу за ручку подстаканника, поставив локти на стол. Он сделал глоток, опустил руки, и продолжил, - длинная история. Малопонятная окружающим. Нужно вам это?
   -- Верно. Не мое дело. - Нехин допил свой чай, и, машинально, полез в карман за сигаретами, - А, закурить можно?
  
  
  
  
  
   -- Дымите! Я же сам курю. - Зуев кивнул на пачку сигарет, лежащую рядом на столе.
   -- У меня - "ЯВА". Пожалуйста!
   -- Редкая вещь! - Зуев взял протянутую пачку, посмотрел на "донышко", и вернул сигареты Антону. - Даже "явская", не "Дукат". Спасибо, пока не хочется.
   Закурив, Нехин окончательно успокоился. Теперь, он представлял, что его слова о любви к себе, были шуткой, которую не поняли они оба.
   -- Как же, все-таки, портрет? - Зуев смотрел на Антона глазами, в которых бесились искорки.
   -- Портрет? Замечательно! - Нехин поперхнулся дымом, и закашлялся. - А..., кто..., эта... девушка?
   -- ...Мечта....
   Кашель затих , Антон вытер слезящиеся глаза:
   -- Скажите.... - Нерешительно начал он. - У вас есть друзья?
   -- Здесь - нет. Вы же, наверное, знаете, что меня называют "Букой". - Зуев закурил. - В Москве был. Один. Давно его не видел.... Вот что я вам скажу.... К таким, как я, в друзья не набиваются, а набиваться самому, я себе не позволю....
   Он затушил сигарету о бортик пепельницы, и продолжил:
   -- Люди становятся, до отвращения, откровенны в своей наглости и цинизме....
   -- Это происходит от невозможности влиять на что-либо....
   -- Посмотрите на их лица. - Зуев кивнул на замечание гостя, и азартно продолжил. - Они одинаково искажены гримасой скуки, а в разноцветных глазах сквозит пустота....
   Алексей Викторович схватил из пачки сигарету, что далось с трудом. Деформация мелких суставов нарушала мелкую моторику, - это Антон отметил сразу.
   -- Мы опять полезли "в дебри". - Нехин искренне улыбнулся. - Давайте лучше о живописи. Это безопаснее и интереснее.... Вы же самоучка?
   -- Да. Учился по книгам, которые доставал с большим трудом. Но чаще, - он провел в воздухе рукой, показывая на стены, - доходил своей головой и руками.
   -- Как же вы держите кисть такими пальцами?
  
  
  
  
  
   -- Сам не пойму! - Зуев, кажется, в первый раз улыбнулся всем лицом. - Я, вообще, не понимаю, как у меня рождается полотно. Откуда приходит замысел, откуда появляется образ. Почему я кладу мазки так, а не иначе. Все это таинство, не поддающееся логическому объяснению....
   Собеседники замолчали, улыбаясь каждый своим мыслям. В возникшей тишине, с улицы донеслись неразборчивые крики, которые быстро заглушил скрип тормозов. Зуев встал, и, пригнувшись, выглянул на улицу через окно.
   -- Машина председателя. - Алексей Викторович оглянулся на гостя, приглашая посмотреть Антону самому. - О! Воронков к нам пожаловал.
   Нехин не успел посмотреть в окно, - в дверь постучали, и, голос Воронкова, нетерпеливо позвал:
   -- Алексей Викторович! Доктор у вас?
   -- Да это к вам. - Хозяин поторопился к двери.
  
  
  
  
  
   10
  
  
   Распахнув дверь, Зуев молча показал председателю на Нехина, который выходил навстречу.
   -- Антон Александрович! Быстрее! - Воронков, бросив взгляд на вешалку, схватил куртку Антона, и развернул её, чтобы тот мог легко и быстро найти рукава. - Поехали, там беда!
   -- Что случилось? - Нехин занервничал. Возбуждение, исходившее от председателя, передалось ему. - Да говорите, вы, уже!
   -- Николай Соколов, - Воронков подавил частое дыхание, - руку себе отрубил....
   -- Кто это? - Нехин лихорадочно перебирал в памяти знакомые лица сельчан.
  
  
  
  
   -- Это Коля рыжий. - За Воронкова ответил Зуев.
   -- Да, Колька! - Иван Митрофанович кулаком вытер пот, который, видимо, от страха и возбуждения, стекал со лба. - Пьянь недоделанная! Ставил забор Люське, и топором....
   Последние слова он говорил уже на бегу, подгоняя ими доктора.
   -- До свидания, Алексей Викторович! - На ходу обернулся Антон. - Потом договорим....
   -- До свидания, до свидания! - Прокричал Воронков, садясь за руль.
  
   "Газик" на большой скорости проскочил деревню, а когда Воронков, подъезжая к знакомому Антону с первого дня дому, затормозил, пошел юзом, и остановился, перегородив дорогу.
   Около забора собралась толпа, которая не давала возможности Нехину видеть, что же произошло, и где раненый. Воронков, открыв дверцу, но, не выходя из машины закричал:
   -- Разойдитесь! Черт вас дери! Дайте доктору дорогу!
   Нехин проходил сквозь скопление зевак, невольно цепляясь за лица, которые смотрели на него, - без жалости и сострадания, без надежды и желания помочь. Любопытство - это, пожалуй, единственное, что увидел Антон. Даже страха, перед увиденным, не было. Память автоматически напомнила лица у Белого Дома, когда на асфальте лежал умирающий Соколов. Совсем другие мысли и желания владели тогда людьми. "Там Соколов - здесь Соколов. Там обескураженная разноцветная масса - здесь безразличная серая толпа. - Машинально здороваясь, прокручивал в голове Антон. - И там, и здесь - я один.... Нет, там была Настя".
   Рыжий Коля сидел на деревянном ящике. Рядом стояла Люся, которая одной рукой растирала по лицу, катившиеся слезы, а другой придерживала, замотанную какой-то тряпкой, левую руку Коли. Лицо рыжего, обычно красное, как зимний закат в ясную погоду, посерело. Глаза жалобно перескакивали с лица Люси на поврежденную руку. Волосы прилипали ко лбу, отливая влажным блеском. Впечатление было такое, как будто Колю облили из ведра водой. Рыжие кудри лежали так гладко, что можно было легко рассмотреть форму большого черепа.
   -- Ну, что случилось? - Нехин присел на корточки, и посмотрел на окровавленную ткань, в которую небрежно, но туго, была обернута левая рука. - Рука-то на месте?
   Рыжий молчал, с ужасом таращась на врача. Густые брови поднялись, но рот так и не открылся.
   -- Пальцы.... - Слезливым фальцетом пропела Люся. - Два пальца....
  
  
  
  
  
  
   -- Что с пальцами? - Задал вопрос Нехин, а сам встал, и, посмотрев в сторону, где стоял "газик", крикнул. - Иван Митрофанович! Подъезжайте сюда!.... Так, что пальцы?
   -- Они... это..., - наконец пролепетал Коля, - это..., ну, я их топором....
   -- Пальцы на месте? - Не выдержав, закричал Антон.
   -- Онни... здесь. - Шепотом ответил рыжий, указывая мизинцем здоровой руки на кровавую тряпку.
   -- Хорошо. Сейчас в больницу поедем.
   -- В город? - Рыжий, отстраняясь подальше от врача, аккуратно обхватил завязанную руку, и прижал ее к груди.
   -- Твою мать.... В медпункт!... А, там посмотрим.
  
   Как только Нехин, Коля и Воронков, который придерживал рыжего под локоть, вошли в приемную медпункта, непонятно откуда появилось множество людей. Они заглядывали в кабинет, перешептывались, толкая друг друга. Две медсестры, которые оказались на месте, не знали, что делать, точнее, с чего начинать.
   -- Иван Митрофанович! - Нехин раздражался. - Уберите посторонних из кабинета.
   Услышав слова врача, любопытные заговорили громче, осторожно возмущаясь. Внезапно все стихло, и, головы, торчащие в проеме двери, исчезли, а в комнату вошла маленькая худая женщина.
   Её внешний вид удивил Антона. Непокрытые русые волосы беспорядочно спускались на не застегнутую черную телогрейку, которую она придерживала руками. Из-под телогрейки выглядывал легкий ситцевый халатик. Голые ноги были обуты в старые, но, видимо, еще крепкие валенки.
   Нехин и медсестры застыли, не зная, что сказать. Первым отреагировал Воронков:
   -- Здравствуй, Татьяна.
   Женщина не ответила. Она не замечала никого кроме Коли сидящего на стуле. Сжав маленькие кулачки, она устремила голубые глаза, которые медленно наполнялись слезами, на рыжего. На лице Николая появился испуг. Он мелко заморгал, сложил брови "домиком", плаксиво приподняв их внутренние края, вытянул поврежденную руку, и правой ладонью показал на повязку.
   -- Ить..., неудача....
   -- Коля.... - Крупные слезы покатились по впалым щекам. Лицо залоснилось, смазанное соленой влагой, задрожало, покраснело, и, неожиданно, сквозь эту маску горя, раздался крик. - Что же ты делашь? Опять? Обещал же!
  
  
  
  
   -- Тань! - Пискляво заголосил Коля. - Не пил я! Тверёзый я!
   Женщина, видимо, хорошо его знавшая, перестав плакать, внимательно посмотрела в глаза рыжему. Стало непривычно тихо. Татьяна всхлипнула, и шепотом спросила:
   -- Не пил?
   -- Ну, нет. Натурально. - Ответил Соколов спокойнее, и, тут же, улыбнулся. - Ты же знаешь, ить. Я тверёзый даже броюсь, как не так, - обязательно рожу обкромсаю. Выпимши - никогда. Бритвочка ходит, как нацеленная.
   Нехину стала надоедать эта сцена. К тому же, нужно было спешить, - неизвестно, сколько крови потерял раненый. Он встал между Татьяной и Колей:
   -- Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?
   -- Это его жена. - Подойдя, тихо бросил Воронков.
   -- Ну, это я понял. Я не об этом. Мне нужно осмотреть больного, а ничего к этому не готово. - Нехин посмотрел в сторону Нины. - В перевязочной даже свет не включили. Не говоря об инструментах, и бинтах. В кабинете посторонние!
   -- Я жена ему! - Слезы на лице Татьяны высохли, а покрасневшие глаза светились злобой. - Кака посторонняя? У него же кроме никого нету....
   -- Все это так, - Нехин говорил слишком строго, - но вы должны ждать не здесь, а в холле....
   Услышав последние слова врача, Воронков выскочил из-за спины Антона, и встал перед женщиной.
   -- Всё будет, как надо. - Почему-то прошептал он Нехину, и, повернувшись обратно к Татьяне, уже нормально сказал. - Пойдем, пойдем.... Медицина! Здесь нельзя.
   Когда они, наконец, вышли, и Нехин прикрыл дверь, Нина спросила:
   -- Готовить перевязку?
   -- Готовьте все, как положено. - Нехин говорил нетерпеливо, даже азартно. - А, ты Ирина переодень его. Сними эту грязь, и... надень... ну, хотя бы халат. У нас есть халаты?
   -- Есть, есть. Я все сделаю. - Забеспокоилась молодая медсестра, уводя испуганного Колю.
   Пока Нина суетилась, подготавливая место для работы врача, Антон переоделся сам. Войдя в перевязочную, Нехин убедился, что Нина была действительно опытной медсестрой. Материалы и инструмент лежали на местах, а стол покрыт белоснежной простынею.
  
  
  
  
  
   Моя руки, Нехин вспомнил, что не проверял наличие медицинских перчаток. На него опять нахлынула, ненужная сейчас, злость. Он понял, что не готов к таким ситуациям. Месяц, более менее, спокойной работы расслабил нервы. "Я больше анализировал, занимался своими мыслями и чувствами, чем думал о рабочем месте", - сделал он вывод, наблюдая, как Нина пытается развязать кровавую тряпку на Колиной руке. Коля сидел в белом халате на голое тело. Ира нашла для него даже тапочки, сбросив грязные сапоги.
   -- Нина, разрежьте повязку хирургическими ножницами. Аккуратно. - Нехин бросил в таз пеленку, которой вытирал руки. - А, перчатки есть?
   -- Да! - Встрепенулась Ира, наблюдавшая за действиями более опытной медсестры. - В коробке. Справа от вас.
   Нехин раскрыл коробку, и достал одну упаковку с перчатками. Пока он читал надписи, пытаясь найти размер, Нина освободила поврежденную руку, и вскрикнула:
   -- Ой!
   Антон резко обернулся. Нина держала грязную повязку, с которой медленно скатывалась отрубленная часть большого пальца. Небольшая частичка человеческого тела покатилась по столу, оставляя за собой прерывающийся кровавый ручеек, и беззвучно упала на пол. Медсестры смотрели на врача, а Коля на тряпку. Нехин разорвал пакет, и с трудом натянул перчатки, подошел к столу, поднял упавший кусочек Коли, и посмотрел на поврежденную кисть.
   Увиденная картина повергла Антона в уныние. От большого пальца осталось две трети первой фаланги. Указательный палец был поврежден в середине второй фаланги, а отрубленная часть висела на кожном лоскуте толщиной в нитку. Кисть, залитая кровью, дрожала, поэтому свободная часть пальца с грязным ногтем вращалась по своей оси то по часовой стрелке, то против. Кровь сочилась, но умеренно.
   Нехин посмотрел на то, что поднял с пола, - синюшный кусок мертвого человеческого мяса, и резко бросил его в таз для отходов.
   -- Сейчас мы это обработаем. Нина, противостолбнячную сыворотку, - Нехин смотрел на Колю, - и нужно ехать в больницу....
   -- Я никуда не поеду! - Коля заговорил своим обычным хриплым басом. - Делайте, что положено здесь! А, то, эта..., вообще, уйду так.
   -- Дурак! - Нина пришла в себя, и заговорила деловито. - Антон Александрович, у нас был подобный случай. Малец палец ножом себе отрезал. Так фельдшер все сделал здесь, - обезболил, зашил. Парень сейчас в Москве учится. У нас же есть все. Шовный материал, иглы. Вы же знаете.
   -- А, осложнения...?
   -- Ничё со мной не станет. - Коля, почувствовав надежду, заговорил бойко, даже весело. - Режьте, колите. А, то..., может, спиртику нальете? Будет, как по маслу.
  
  
  
  
  
   -- Дурак. - Повторила Нина. - От спирта ты кровью изойдешь.
   Доктор осмотрел руку, выпрямился, и, в нерешительности, сложил кисти в перчатках одну на другую, удерживая их на весу. Нехин понимал, что должен сделать эту, не такую сложную, операцию, но что-то удерживало его. Он боялся чего-то неопределенного. Размытый по сознанию страх сковывал мысли, не давал сосредоточиться. Антон уловил вопросительные взгляды, устремленные на него, но молчал.
   -- Что, доктор? - Нина поправила свет. - Что будем делать?
   Простой вопрос медсестры повернул мысли Нехина в нужное направление. Он уверенно посмотрел сначала на Нину, потом нашел глазами молоденькую Иру, и твердо сказал:
   -- Готовьте все к операции....
  
   ...Когда все было на месте, а доктор второй раз тщательно "мылся", Ира, держащая Колину руку, спросила:
   -- Его раздеть?
   -- Как это? - Рыжий искренне возмутился. - Это я, ить, голышом сидеть? Тута бабы, а я, как в бане!
   -- Во-первых. Ты будешь лежать. - Протирая руки спиртом, терпеливо объяснил Нехин. - Во-вторых. Это не "бабы", а медсестры, которые спасают твою руку, а может быть и жизнь.
   -- Спирт? - Коля потянул носом, и, с довольной миной на бледном лице, начал расстегивать халат здоровой рукой.
   Лежа на столе, покрытый белой простынею, Коля испугался. К нему вернулся страх, который сковывал его до прихода жены, - он молчал, глядя в потолок, скулы двигались, как будто он жевал что-то не вкусное, периодически смазывая языком губы. Правую руку он держал неподвижно вдоль тела. Поврежденную конечность уложили на подставку.
   Нехин очистил кожу, и густо смазал йодом до плеча.
   -- Подними руку вверх, - не смотря рыжему в глаза, попросил Антон, - и подержи пару минут. Нина, а адреналин у нас есть?
   -- Нет, доктор.
   -- Тогда приготовьте быстренько какой-нибудь жгутик....
   -- Все готово. - Нина была довольна собой. - Фельдшер тоже жгутом пользовался, когда делал анестезию на пальце.
  
  
  
  
   Нехин закивал. К нему пришла необъяснимая уверенность. "Странно, в критические моменты мой мозг вспоминает многое, что в обычной ситуации человек не помнит. - Мысли проходили в фоновом режиме. - А, иногда, наоборот. Отсекаются любые знания. Хорошо, что сейчас память сработала, как надо".
   -- Достаточно. Опускай руку.
   Он помог уложить кисть так, чтобы легче провести анестезию, и наложил жгут на основание большого пальца. Нина протянула шприц.
   -- Новокаин?
   -- 1% новокаин.
   Сделав два вкола у основания проксимальной фаланги, доктор ввел по 3 мл новокаина в каждый. Туже процедуру Антон проделал и с указательным пальцем.
   Немного подождав, Нехин приступил к очистки ран культей, - удалил мелкие костные отломки, выровнял культи, пересек и перевязал артерии. Рассек кожу, и мягкие ткани до кости вблизи здорового сустава, сформировал лоскуты, сшил их, подтягивая один конец к другому.... Обработав операционное поле, Нехин тяжело выдохнул:
   -- Бинтуйте..., на раны стерильные салфетки.... Потом его в палату. Пусть у нас побудет.
   -- Конечно. Все, все! - Над маской, у Нины светились счастливые глаза. - Остальное наша работа.
   Нехин встал, нервно стянул перчатки, порвав левую пополам, и дернул за маску, - непрочные завязки лопнули, издав звук щелчка. Постояв секунду спиной к столу, он, не оборачиваясь, вышел.
  
   В кабинете врача сидел Воронков. Увидев Нехина, он вскочил со стула:
   -- Ну, что? Как?
   -- Должно быть все хорошо. - Антон почувствовал, что язык ворочается с трудом. - Лишился двух пальцев, а в остальном, должно быть все хорошо.
   Воронков сел. В руках он держал нелепую шляпу, которую то сжимал, то расслаблял сильные ладони, и головной убор приобретал естественные очертания. Посмотрев в окно, он глубоко вздохнул:
   -- Сегодня партию распустили....
   -- Какую партию? - Не понял Нехин.
   -- КПСС. Какую же еще....
  
  
  
  
   -- Дааа.... А, как же....
   -- Ельцин подписал указ о роспуске....
   Нехин отметил, что понурая голова, опущенные плечи, ноги, спрятанные под стул, - все это придавало председателю вид мокрого котенка, которого сейчас возьмут за холку, и выбросят, чтобы не мешал.
   -- Иван Митрофанович. - Нехин закурил, и прищурился, толи от дыма, толи от мыслей. - Скажите, что вас больше потрясло, или, хотя бы, расстроило, - ранение рыжего, или роспуск КПСС?
   -- Не говорите глупостей. - Воронков распрямил плечи, приняв обычный свой вид. - Колька сам виноват во всем.... Жалко его дурака, конечно, но человек он...так... А, партия? Как же все будет? Где правда?
   -- Вы, прямо герой Максима Горького! Правду ищите? В России?
   -- Ничего я не ищу. - Хмуро проскрипел Воронков. - Я хочу работать, а мне не дают. То одно..., то так, то сяк....То экономная экономика, то перестройка, а теперь капитализм с человеческим лицом....
   В тяжелую голову Нехина, вдруг, пришла простая, на первый взгляд, мысль, - перед ним человек, который хочет просто жить и работать. Жить честно, работать честно. При любом режиме. Будь то коммунисты, или кто-то другой. Он привык к порядку, который поддерживался КПСС до Горбачева, а перестройка и дальнейшие события выдавливали Ивана Митрофановича Воронкова на обочину, не давая идти вперед, но и назад дороги не было. Он не понимал, а потому не принял условия новой игры.
   Нехин заметил, что где-то глубоко просыпается жалость к таким людям. "Очень некстати. - Подумал Антон. - Мне бы себя пожалеть". Он затушил сигарету, и оглянулся на шкаф с медикаментами.
   -- Иван Митрофанович, давайте спиртику по 50 грамм? - Не ожидая ответа, Антон встал, подошел к шкафу, достал пузырек со спиртом и две мензурки. - Вам развести?
   -- Не надо. - Председатель положил шляпу на стол, и взял наполненную спиртом емкость. - Ну!
   -- Ловко! И тост хороший. - Нехин попытался улыбнуться. - А, я разведу. Не научили пить чистый.
   Сполоснув мензурки, и поставив спирт на место, Нехин снова закурил.
   -- Много курите?
   -- Как обычно. - В желудке у Антона приятно зажгло, а по телу прокатилась мягкая теплая волна. - Скажите, что это за история с самоубийством фельдшера?
   -- Вам кто рассказал?
  
  
  
  
  
   -- Нина.
   -- Это её муж. - Воронков пристроил шляпу на затылок, и философски заметил. - Не знал человек, как жить дальше. Повесился. Правда пил он.... Я вас подвезу. Вы же домой?
   -- Спасибо, еще нет. - Антон вышел в коридор вслед за председателем. - Нужно посмотреть, как Коля. До встречи, Иван Митрофанович.
   -- Счастливо....
   Нехин пошел по темному коридору в сторону светящейся двери стационара. Войдя в палату, где на одной из коек лежал Коля, рядом сидела Татьяна, а вокруг суетились Нина и Ира, Антон почувствовал, что комната ожила. Он даже уловил неповторимый запах больницы.
   -- Ну, как? - Доктор осмотрел повязку. Она была сухая. - Все в порядке. Нина, насколько я помню, у нас из антибиотиков только пенициллин?
   -- Да, доктор.
   -- Начните колоть..., а то..., кто его знает, как пойдет.
   -- Я поняла. Антон Александрович, сегодня останется Ирина, а завтра....
   -- Завтра я буду обязательно. Нужно будет перевязать. - Нехин понимал, что должна остаться не Ирина. Он! Но пересилить себя было невозможно. Антон уже не мог смотреть на рыжего Колю. На сегодня врач себя исчерпал! Отойдя к двери, Нехин обернулся. - Татьяна, вы его покормите, а то у нас....
   --Ить, всё путем! - За жену ответил Коля.
   -- Никакого спиртного! - Нехин почти прокричал.
   -- Ладно, ладно. - Согласился рыжий, но посмотрел хмуро, сразу отведя взгляд.
   -- Вот так! До завтра.
  
   Выйдя из здания правления, Нехин остановился на крыльце. Свежий холодный воздух постепенно остужал разгоряченную голову, и мысли, замедляя бег, приводили в порядок возбужденную нервную систему. Серый воздух, серые дома с почерневшими деревьями, небо, как болото с кочками рваных облаков, черная лента улицы, по которой нужно идти, - все это, увиденное, как будто впервые, навевало тихую грусть, которую, сейчас, он принимал с радостью. Хотелось закутаться в одеяло, и думать о чем-то теплом, родном. Например, о Насте. Нехин заметил, что за сегодняшний день, он не в первый раз вспоминает девушку. "Наверное, ей икается", - он даже улыбнулся....
  
  
  
  
  
   На главной деревенской улице, которую местные называли "улицей Ленина", горел всего один фонарь. Нехин остановился под одиноким источником света, достал сигарету, и попытался прикурить, но ехидный порывистый ветер тушил слабый огонек спички. Антон пытался повернуться так, чтобы поток воздуха бил в спину, не мешая сигарете разгореться, но стихия была хитрее, - ветер, вслед за телом курильщика, менял свое направление.
   -- Не получается? - Голос возник из темноты, от забора ближайшего дома. - Идите сюда. Здесь тихо.
   Насколько помнил Антон рассказы Воронкова, - это был дом старейшего жителя деревни, деда Серебрянского. По словам председателя, ему шел 96 год. Нехин ни разу его не встречал. По совету Ивана Митрофановича, который говорил, что дед с "большим норовом, и очень не прост, а врачей не любит", Антон не заходил в его дом. Он, разумно, надеялся, что ему сообщат, если тот заболеет, и будет нужен врач. Правда, он не учитывал, а вернее сказать, не хотел учитывать, что здесь нет телефонов, и передача новостей осуществляется вживую - от одного сплетника другому.
   Антон пригляделся, напрягая зрение, но так и не увидел говорившего, который продолжал:
   -- Идите, идите. Расскажите, как Николай?
   Нехин пошел на голос, и скоро увидел старика, которого скрывала тень от высоких кустов, растущих вдоль забора.
  
   -- Присаживайтесь. - Старик показал рукой, в которой держал большую черную трубку, на свободную часть скамейки. - Жив Николай-то?
   -- Жи-ив. - Протянул Антон, рассматривая удивительное явление.
   Лицо старика почти полностью покрывала абсолютно белая щетина, в которой, как два огонька, светились озорные глаза. На голове неплотно сидела маленькая шапка-ушанка, из-под которой свисали пряди седых волос. Выцветшая телогрейка вяло висела, как будто под ней ничего не было. Ватные брюки, заправленные в светлые валенки, расстилались по скамейке, как паруса. Дедушка был настолько худым, что
   кисти его рук казались огромными в сравнении с другими частями тела. Он курил трубку, периодически показывая, где, среди зарослей лица, находится рот. -- --Значиться, живой. - Произнес дед толи с сожалением, толи с радостью. Он не обращал внимания на то, что Нехин откровенно его изучает. - Что же приключилось?
   -- Два пальца потерял. - Антон присел на скамейку, забыв про сигарету, которую держал между пальцами. - Вы Серебрянский?
   --Наслышаны? - Дед протянул Нехину зажигалку. - Прикуривайте. Николай Евграфович меня зовут.
   -- Антон.... Антон Александрович. - Нехин машинально прикурил, и отдал зажигалку. - Я врач....
   -- Знаем, знаем....
   --А, вы к врачам не обращаетесь?
   -- Больных лечите, а мою старость вам не вылечить. - Старик пыхнул трубкой. - Никто никому не навязывает, а каждый имеет свое от Бога, у каждого свое понятие, своя личная вера. Люди впали в грех. Имеют превратные понятия. Бог создал все прекрасно, и ничего не может быть скверного среди его творений. Вы черпаете знания у человека. И постепенно начинаете смотреть на мир глазами этого человека, как будто через грязное окно.
   --Вы о медицине?
   --Я, о мире. - С сожалением заметил старик. - И о медицине, в купе.
   -- Вам действительно 95 лет? - Старик кивнул, и глубоко затянулся, а Нехин продолжил.- Значит, вы родились в XIX веке. Сколько же вам было, когда грянула революция?
   -- 21. Я женился в 17 году, когда большевики пришли.
   -- А, где вы жили?
   -- В Москве. На Покровской.
   -- Где это? - Антон напрягал память, но ничего не вспоминалось.
   -- По теперешнему..., Бакунинская. - Старик хитро посмотрел в глаза Антону. - А, истории вас не научили?
   -- Бакунинская? - Антон повеселел. В названии улицы он услышал что-то родное. - Мы почти соседи. Я... жил в Сокольниках, рядом с метро.
   -- Сокольники! - Дед посмотрел на свои руки, которые поигрывали трубкой. - Мы с женой.... Тогда она в невестах ходила.... Частенько бывали в Сокольниках. Особенно зимой.... По морозцу.... Снег хрусталем искрит, а весной у скворечников..., их много было по деревьям, у скворечников заливаются птицы, славят Бога.... Над озером голубой дымок, а там уж и невидимый глазом певец запел в небесах.... Всё славит Бога....
   -- Вы воевали в первую мировую? - Нехин увлекся, представляя мирную дореволюционную жизнь.
   -- Воевал ли я? - Николай Евграфович внимательно посмотрел на Антона. - Воевал. Я потратил жизнь на войну. На мировую, гражданскую, отечественную.... Сколько же времени мы теряем на то, что человеку и не нужно. Теряем большую часть этой земной жизни, не оставляя даже часа побыть с Богом, а время посвященное Господу, открывает двери в жизнь вечную....
   Антон был удивлен правильностью речи старика. Суждения его были понятны, но спорны, а речь, - никакого говора, искажения слов. "Дворянское воспитание?", - задал себе вопрос Нехин, а старика спросил:
  
  
  
  
  
   -- На какой же стороне воевали в гражданскую?
   -- Интересно? - Старик прищурился. - Сначала за белых, потом за красных, потом опять за белых. Какое это теперь имеет значение?
   -- И, как же?
   -- Что?
   -- Не посадили?
   -- Почему же, все как положено. - Дед засмеялся. - Трижды сажали, трижды выпускали, а в 56 году должны были расстрелять....
   -- Я родился в 56 году.... Обошлось?
   -- Вы любите чай?
   -- Какой чай? - Нехину показалось, что старик заговорился.
   -- Обычный чай. Китайский, цейлонский, на худой конец, грузинский....
   -- Люблю, но....
   -- Так вот, - дед выбил трубку о край скамейки, - меня должны были расстрелять. Причину объяснять не буду, - длинная история, никто, все равно, не поверит. Так вот, привели к следователю, а он, погодок мой, пьет чай. Мне воды, кажется, двое суток не давали. Так вот, уставился я голодными глазами на стакан, а следователь мой побледнел, и глаза таращит. Думаю, вид у меня жутковатый был, а следователя этого, как я потом узнал, только перевели с бумажной работы какой-то, не привычный был к таким вещам.... Их тоже..., к стенке частенько ставили....
   Дед замолчал, поднес пустую трубку ко рту, машинально пососал загубник, и продолжил:
   -- Короче говоря, налил он мне чаю. Я пью, обжигаюсь, а он начал разговор. Вот только начал он его издалека. Разговорил меня.... Про жизнь.... Про жену.... Не знаю, что и как, но после этого разговора заменили расстрел на ссылку. Вот так, а вы говорите просто чай!
   -- Тяжело было в лагерях?
   -- Ни к чему все это. Не нужно трогать прошлое. Смрадом понесет. - Дед засунул руки в карманы телогрейки, нахохлился. - Я вот что хочу сказать вам....
   -- Мне? Лично мне?
   -- Да, доктор. Вы же резали Колю?
  
  
  
  
  
   Нехин кивнул.
   -- Нужно было его в город везти. В Николае сидит сильное чувство зависти. И сколько бы вы его не одаривали, от добра твоего его зависть не погаснет, а разгорится. - Дед тяжело поднялся. - А, ведь, и над ним гремели колокола храма, и над ним сиял крест, но он был слеп и глух к голосу совести, к голосу Божию. Он духовно мертв.
   Старик открыл калитку, но задержался, и, не смотря на Нехина, тихо закончил:
   -- И способен на месть.... Счастья вам..., а докторов я уважаю. - Он вошел во двор, и скоро исчез в темноте.
   Нехин остался один.
  
  
   11
  
  
   Дни и недели летели незаметно. Наверное, их однообразие, бесцветность, и лукавая простота, не оставляли следа в ячейках неподатливой памяти. Приближался Новый год, а земля лежала непокрытой. Снега почти не было. Небольшие белые островки, появляясь по ночам, днем исчезали, стертые теплом, как ластиком.
   Рыжий Коля практически поправился. Переживания Нехина, возникающие вначале, сменились твердой уверенностью, что лечение было правильным. Теперь Коля слонялся по деревне, показывая всем поврежденную кисть. Пить он стал чаще. Жалостливые люди подносили "стаканчик", и с интересом наблюдали, как рыжий берет емкость беспалой рукой.
   Подвыпивший рыжий любил подолгу говорить о своем несчастье, договариваясь, иногда, до того, что во всем обвинял врача.
   -- Ить, теперя же как? Палец откромсал, так его на место зашивают! Конешно, если куски в сохранности. Я вот, в сохранности... принес, а доктор наш взял и в помойку.... Надо быть что? Составить, и пришить, а так.... Никакого, ить, сострадания.... Издевка....
   Люди, слыша подобное, качали головами, кивали, соглашаясь, что врач мог бы быть повнимательнее к больному. Иногда рыжий допивался "до чертиков", и тогда, в припадках необъяснимого гнева, порывался "отмстить" врачу за свое уродство.
  
  
  
  
  
   -- Я, этому москвичу..., руки-то..., быстренько к ногтю.... Вот тута поглядим, как уродовать людей.... Сказал! Всё! Прибью!
   Нехин никак не относился к подобным выходкам, - его накрыло полное безразличие ко всему, что как-то касалось рыжего. Зная это, Коля, когда бывал "путем", как он выражался, собирал вокруг себя небольшую кучку единомышленников, бродил по деревне, окруженный друзьями, как телохранителями, настраивая встреченных односельчан против доктора. Большинство прохожих, знавшие Колю хорошо, махали руками, посылая всю компанию "подальше". Но попадались и такие, кто, по непонятным причинам, тихонько поддерживали рыжего....
   В начале декабря умер дедушка Серебрянский. Перед смертью, которую предчувствовал, он попросил, почему-то именно Нехина, "выписать попа" на его похороны.
   -- ... и хороните на том месте, которое я Ваньке показывал, Воронкову. - Дед лежал на боку, держа во рту, пустую трубку. - Жалко табак кончился.... Никого не зовите.... Вдвоем, с Ванькой, справитесь.... Я покойник легкий.... Поминок не надо.... Народ здешний меня не жаловал, - не хочу их видеть.... А, попа достаньте..., очень прошу....
   Так и получилось, - хоронили деда двое - Нехин и Воронков, который неизвестно откуда притащил гроб, и съездил в Иваново за попом.
   -- Ближе служителей культа не нашлось? - С издевкой спросил Антон, когда Воронков рассказал, откуда привез священника. - Чертей некому гонять?
   Услышав о чем говорит Нехин, старый священник, который был абсолютной противоположностью того, которого Антон встретил, похоронив Соколова, поинтересовался:
   -- Почему "чертей гонять"?
   -- Попы в России, - уставший от похоронной суеты, Нехин не сдерживался, - учат не любви к Богу, а, как чертей, гонять, которых сами и выдумывают.
   -- Странно вы говорите. Вы крещеный? - Священник присел на табурет. - Может, поговорим?
   -- Ну нет! - Антон нервно натянул куртку, и направился к выходу. - Говорил уже, хватит! Что вы скажите, я знаю....
   -- Зря. Могли бы по-доброму побеседовать....
   -- Вам бы, - Воронков вступился за Нехина, - с Николаем Евграфовичем побеседовать....
   Не дослушав, Нехин вышел.
  
  
  
  
  
  
   Других событий, которые бы отложили в памяти свою метку, не произошло. Нехина угнетало сознание того, что он становится частичкой той самой "возни", которую видел вокруг. Он часто вспоминал последние слова Серебрянского:
   -- ... не угодные мы Богу люди..., потому-то жалобно стало жить....
   Нехин хорошо помнил, как услышав это, торопливо шел из дома старика, хотелось обернуться, даже повернуть назад, чтобы взглянуть на него еще раз, но, не взглянув, он ускорил шаг. Антона охватило размытое чувство страха, - он боялся, что старик пойдет за ним. Мысли перегоняли друг друга, исчезали, испугавшись одна другую.... Нехин ясно ощущал только одно, что вся жизнь в деревне не то, что подавляет, но как-то сковывает, рождая чувство уныния....
  
   Антон открыл калитку, и посмотрел на разрушенный храм. Эти живописные останки постоянно попадали в поле зрения, когда он возвращался домой. Сегодня было по-настоящему холодно, к тому же, с небес сыпалось что-то напоминающее белую крупу, поэтому, быстро пройдя двор, он зашел в дом, и, не раздеваясь, зажег газ в печи. Было всего четыре часа, впереди весь вечер, а комнаты уже погрузились в мрачную тьму. Просидев весь день в медпункте без дела, Нехин с тоской представлял тихий безрадостный отдых от "трудового дня"....
   Сняв куртку, он бросил её на стол, не забыв взять из кармана сигареты. Есть не хотелось, но он, все-таки, прошел на кухню, и заставил себя выпить крепкого сладкого чая. "Сходить к Зуеву? - Нехин придумывал, чем заняться. - Погода мерзкая. Нет, никуда не пойду. Хорошо Коле, - хлопнул стакан, и все в порядке. Интересно, как там Людмила...? Что это я? Ничего интересного! А, Настя? Нет, нет, не нужно воспоминаний".
   Он курил, выпуская кольца дыма, которые, устремляясь вверх, быстро растворялись в сером воздухе. За окном шуршал беспокойный зимний ветер, постукивая чем-то металлическим по старой бревенчатой кладке. Нехин прислушался. "Похоже, машина подъехала", - он посмотрел в окно. Перед калиткой, как-то неуклюже, стоял ГАЗик Воронкова. Антон ждал, но ничего не происходило, - из салона никто не выходил. Наконец дверца открылась, и с высокого сиденья тяжело сползло тело председателя. Немного постояв, Воронков повернулся лицом к дому, и, неуверенно, подошел к забору. Облокотившись на острые рейки, он протянул руку, в которой держал шляпу, вперед, внимательно осмотрел поля головного убора, и сунул его в карман. Иван Митрофанович с особым вниманием всматривался в окна дома, и, видимо, разглядев свет в одной из комнат, резко рванул за скобу калитки. Проходя по двору, он перемещал тело вслед за движениями ног, то есть, если делал шаг левой ногой, - весь корпус перемещался немного влево, если правой ногой, то вправо. Шагал тяжело, вдавливая в землю невидимое препятствие.
   "Да он пьяный! Причем, сильно", - Нехин ни разу не видел председателя пьяным, - тот всегда соблюдал меру, и держался уверенно, выпив "рюмочку", другую....
  
  
  
  
  
  
   Антон уже вышел в сени, когда раздался осторожный стук:
   -- Доктор, это Воронков!
   -- Сейчас, сейчас.... - Нехин открыл дверь, и сразу почувствовал волну запахов, которые не отличались изысканностью, - от председателя исходил густой водочный дух.
   -- Можно к вам в гости? - Воронков почти плакал. - Справим поминки?
   -- По Николай Евграфовичу? Так, 40 дней еще, как будто, не прошло? - Антон помог председателю раздеться. - Или..., кто-то еще....
   -- Читайте. - Иван Митрофанович протянул смятую бумажку.
   -- Что это? - Антон развернул скомканный листок, и, прочитав, вопросительно посмотрел на гостя. - Я ничего не понял....
   -- Вы мне как-то говорили, что ваш друг..., или знакомый..., там..., - он махнул рукой в пустоту, - в Москве, предсказал распад СССР.... Так вот - свершилось! Это телефонограмма.... Нет больше Союза!
   Нехин перечитал содержание листочка, который хотел уже выбросить.
   -- Что такое СНГ? - Антон чувствовал, что равнодушен к этому событию. - Вы проходите.... Пошли на кухню..., как всегда....
   -- У меня - вот.... - Воронков достал из карманов, и протянул ожидающему его Нехину, две бутылки водки. - Помянем! СНГ - это союз независимых государств. От кого..., от чего... независимых?
  
   На кухне быстро собрали на стол. Воронков торопливо наливая в стаканы водку, бормотал под нос:
   -- Как дальше? Что будет? Колхоз? Какой колхоз....
   -- Успокойтесь, - интонацией оракула вставил Нехин, - как жили, так и будете жить..., только хуже....
   Они выпили "по первой"....
  
  
   -- Антон вставай! Пожар! - Воронков больно толкал Нехина в плечо. - Антоша! Горим! Просыпайся!
  
  
  
  
  
   Нехин оторвал измятое лицо от подушки, и мутно посмотрел на Ивана Митрофановича. Опустив взгляд, он увидел себя запутавшегося в одеяло. Он лежал на кровати одетый, а из одной складки простыни выглядывала нога, обутая в зимний ботинок.
   -- Я не раздевался?
   -- Антошенька, милый! Просыпайся! Горим мы! Дом горит! Чердак..., - Воронков обхватил ладонями лицо врача, и встряхнул, - быстро.... Документы, деньги, все ценное, и на улицу! Быстро! Понял?
   -- Кажется, да. - Сознание возвращалось к Антону. С трудом распутавшись, он свесил ноги на пол.
   -- Давай, дорогой, - Воронков выбежал из спальни.
   "Я думал, что ночью мне показалось.... Шаги на чердаке.... Нажрались мы вчера", - мысли в голове Антона завертелись с невероятной быстротой, но были обрывочны, иногда малопонятны....
   Нехин сидел на кровати, и, вдруг, увидел, как с потолка, по стене поползла полоска огня. Она ползла, медленно веерообразно растекаясь на несколько ручейков. Голубое свечение дрожало. Послышался треск, и в голубых ручейках, устремленных к полу, появились лепестки трепещущих огоньков. Это были языки пламени. Антон завертел головой, высматривая новые следы огня, но едкий дым, который медленно проникал сверху, и обволакивал потолок, стелясь как нежное покрывало, "резал" глаза, выдавливая слезы, от чего картинка была размытой.
   Нехин, зачем-то, ощупал рубашку, в которой спал. Он не понимал, чего ждет, но увидев, как огонь, взметнувшись резко вверх, опалил краску потолка, которая тут же запузырилась, вскочил с постели. Открывая ящики письменного стола, Антон перебирал их содержимое в надежде найти документы, но руки мешали одна другой, - они то скрещивались, то отталкивали друг друга, то залезали одновременно в маленькую щель, из которой не могли выбраться.
   Когда с потолка уже полетели огненные бабочки, Антон держал в руках только деньги, которые, наконец, обнаружил в нижнем ящике. "Всё, уже не найти..., бежать", - Нехин сорвался с места, и, пригнув голову обхваченную руками, пробежал комнату и сени. Оказавшись на улице, он глубоко вдохнул влажного воздуха. В голове стучало, а тело мелко подрагивало, рассыпая по спине мелкие покалывающие импульсы. Он слышал крики, ругань, топот ног, плеск воды и злое шипение потушенного огня, и только когда рядом завизжал испуганный голос, а на грудь и лицо обрушился поток ледяной воды, Нехин открыл воспаленные дымом глаза.
   По двору бегали люди с ведрами. Их было много, - мужчины, женщины, даже дети, которые тоже несли ведра с водой. В отчаянной суете люди выплескивали воду, и бежали обратно, сталкиваясь с теми, кто забегал в этот момент на участок, неся новую порцию. Забор был повален, поэтому они бежали небольшой цепочкой, а некоторые женщины передавали полные ведра мужчинам, забирая у них пустые.
  
  
  
  
  
  
   Антон отбежал подальше от раскаленного дома, и остановился. Казалось, - его никто не замечает. Он не знал, что ему делать? Невольно ухо стало улавливать обрывки фраз, пролетающих мимо.
   -- Какой там, разве этим погасишь....
   -- Не разговаривай....
   -- Как же...?
   -- Проводка, наверное....
   -- Ты куда? Вот же вода! Какая проводка! Это рыжего дело.... Давно грозил....
   -- А, ты его не видел?
   -- Хм, был тут..., тушил.... Быстрей всех бегал.... Поехал с председателем за насосом....
   -- Сам тушил? Выходит....
   -- Глаза отводил....
   Небо начало светлеть, - утро брало свое. Антон почувствовал, что по голове и плечам робко ударили первые капли дождя, еще несколько секунд, и к ним присоединились невесомые белые хлопья. Дождь со снегом медленно набирал силу.
   -- Ну, вот..., Господь помог! Тепереча потушим!
   -- Не останавливайся!
   Неожиданно разгоряченные люди замерли. Все обернулись назад, и расступились. Из толпы показались Воронков и рыжий Коля. Они тащили шланг, и, подойдя ближе к дому, председатель крикнул:
   -- Давай!
   В шланге заурчало, раздался хлопок, и пошла вода. Сельчане, державшие уже пустые ведра, подошли ближе к Коле, который, удерживая непокорную резиновую трубку, направлял струю на очаги огня. Нехин уловил волну облегчения на лицах людей. Пустые ведра весело загремели. От толпы отделилась фигура Воронкова. Он подошел к Нехину, и мрачно осмотрел его с ног до головы.
   -- Видок у вас, доктор. А, это что? - Он показал взглядом на руку, в которой Антон держал деньги.
   -- Все..., что осталось.... - Нехин опустил глаза, безразлично посмотрел на купюры, и сунул их в карман. - Вы-то, все успели забрать?
   -- Документы..., на землю, бл..., - Воронков картинно схватился за голову, потом испуганно посмотрел на Антона, - может, успею, а....
  
  
  
  
   -- Какие документы? - Нехин ничего не понял, но Иван Митрофанович, видимо, уже принял решение, - он побежал к дому, растолкал, собравшихся в отдельные кучки, односельчан, и, издав звериный рык, исчез, ввалившись в открытые сени.
   Прошло несколько секунд. Нехин машинально подошел ближе к дверному проему, из которого клубами выползал удушающий дым. В этот момент земля дрогнула, и, где-то, в глубине дома раздался приглушенный гул, мгновенно перешедший в жестокий взрыв. Остатки чердака на мгновение приподнялись, и рухнули внутрь строения. Горящие обломки медленно поплыли в воздухе, постепенно опускаясь ниже и ниже. Взметнулось пламя, но тут же скрылось за крепкими стенами, а в небо, перегоняя друг друга, полетели мелкие частички огня, похожие на кварцевый песок, освещенный мощным прожектором. На фоне темно-синего неба, увиденное напоминало страшный фейерверк.
   Нехин оглянулся на толпу, - лица источали испуг и растерянность. Рыжий Коля, удерживая шланг, смотрел на доктора, как бы спрашивая: "Что делать-то?".
   Антон понял, что в голове не осталось места для рассуждений. Он дрожал толи от холода, толи от страха, и, закрыв глаза, стиснув зубы, прошипел:
   -- Рыжий, лей на меня....
   Коля повиновался мгновенно. Антон подошел к распахнутой двери, замер, и, зажмурившись, резко вошел в сени. Сейчас он больше не был самим собой. Он ощущал только жар, за дымом ничего не видел, но слышал крики с улицы. С потолка отвалился кусок горящего бревна, - задев плечо, деревяшка скатилась по руке, и обожгла ладонь. Нехин упал, вскочил, почувствовав боль, и снова пошел. Сделав несколько шагов, он наткнулся ногами на что-то мягкое и податливое. Разогнав руками, насколько было возможно, дым, Нехин увидел лежащего Воронкова. Рядом тлело упавшее бревно. Понять, что произошло, было невозможно, - дым не давал дышать, "ел" глаза, в висках стучало, жар подгонял. Антон просунул руки под отяжелевшего Воронкова, пригнулся, и, отдавая последние силы, поднял председателя. Нехин чувствовал, что его колени хрустнули, и подогнулись, а руки начинают "неметь". Он двигался в темноте и дыму, улавливая, сквозь пелену слез, светлое пятно выхода....
   Оказавшись перед домом, вне опасности, силы окончательно покинули доктора. Он положил Воронкова на землю, посмотрел на свои руки, которые ничего не чувствовали, и опустился на колени, - ноги подогнулись помимо его воли. Тело, пропитанное влагой и дымом, перестало слушать приказы мозга. Опаленные ресницы на черных веках придавали лицу вид слепого, который плачет серыми слезами. Руки, исцарапанные и обожженные, сочились темной кровью, а из разорванных пузырей вытекала грязная жидкость. Боли не было, но чувство удушья заставляло дышать глубоко и часто, от чего, как казалось Нехину, трещали ребра.
   Он перестал ощущать время, поэтому не знал, как долго стоял на коленях в грязной жиже, пытаясь прислушаться к своему организму....
   -- Доктор.... - Кто-то осторожно положил руку на опущенное плечо.
  
  
  
  
  
   Нехин ощутил прикосновение, и понял, что сознание возвращается в реальность. Он услышал и увидел....
   Люди стояли поодаль, глазели на печальную группу из двух лиц, один из которых лежал, а другой, опустив руки и плечи, стоял на коленях....
   -- Что с ним?
   -- Иван...! Он живой?
   -- Доктор, очнитесь!
   -- Вам плохо?
   Антон вертел головой, - глаза выхватывали из толпы говорившего, и подбородок опускался к груди, кивком что-то подтверждая. Наконец, он опустил глаза, и увидел Воронкова.
   Волосы на голове председателя обуглились, и посередине уходили вглубь разбитого черепа. Вмятина проходила от затылка до начала лобной кости, образуя борозду, из которой поднимался пар. Глаза выступали из глазниц. Кровь медленно вытекала из неподвижно раскрытого рта. Других повреждений Антон не увидел, но и этого было достаточно.
   -- Он жив? - Спросил мужчина, склонившись, чтобы посмотреть в лицо врача.
   Нехин молча взял руку Воронкова, холодными пальцами нашел место, где должен ощущаться пульс, и замер. В этот момент он молил Бога, чтобы пульса не было. Нехин ясно понял, что останься председатель сейчас в живых, в таких условиях, это закончится смертью, но уже страшной и мучительной.
   Пульса не было. Антон приложил ухо к груди пострадавшего, показывая рукою, чтобы все замолчали.
   -- Он мертв. - Нехин разогнулся, и очень тяжело поднялся на ноги.
   Люди молчали. У некоторых женщин Антон заметил выступающие слезы. Мужчины потянулись, чтобы снять шапки, но, в суете пожара, кто-то потерял головной убор, а кто-то прибежал, вообще, не совсем одетый. Только рыжий Коля стянул с головы грязную бейсболку.
   Нехин отошел от молчаливой толпы, а люди сгрудились вокруг тела Воронкова....
   Неожиданно Антон остановился. К нему вернулось ясное сознание, - он видел останки строения: некоторые бревна еще дымились, с поверхности других поднимался едкий пар. Теперь дом походил на абстрактный цветок черного цвета,- центр уходил куда-то под землю, в преисподнюю, из которой торчали обломки и целиком обгоревшие бревна-лепестки. Антон медленно перемещал взгляд по печальной картине, пока не увидел собаку, одиноко стоящую невдалеке. Пес грустно посмотрел на Антона, и осторожно поплелся по двору. Лапы собаки проваливались в рыхлую землю, а когда попадались многочисленные лужицы, оставленные "пожарной" водой, она опускала морду, с брезгливостью обнюхивала лапу, мелко трясла ею, от чего вокруг разлетались брызги. Шерсть собаки грязно-рыжего окраса на боках свалялась в комки, а с живота свисала грязными сосульками. Когда собака подошла к нему, и подняла морду, уставившись желтыми глазами в лицо, Антон не выдержал напряжения, и опустил непослушное тело на поваленный забор. Только теперь он почувствовал, что одежда насквозь пропитана гарью и водой, которая, кое-где, уже начала замерзать, образуя острую царапающую корку.
  
  
   Так, опустив голову, и рассматривая грязные капли, которые стекали с закопченного лица, он просидел несколько минут. Вдруг, Антон почувствовал взгляд, который толкал его своим упорством. Он посмотрел на толпу, которая стояла на улице, наблюдая за происходящим издалека, и увидел Настю. Она приближалась, на ходу снимая свой рюкзачок. Подойдя вплотную, Настя достала из своего хранилища теплую кофту, и протянула её Антону.
   -- Накинь, будет немножко теплее. - И не дожидаясь пока он прореагирует, сама набросила её ему на плечи. - Ну! Пошли?
   -- Куда? - Прохрипел Нехин.
   -- Какая разница? Ты хочешь остаться с ними? - Настя слегка повернула голову назад. - Здесь, куда не пойдешь - тупик, повернешь - опять тупик. И так, до конца. Это Россия, где не живут, а создают иллюзию жизни. Кто водкой, кто привлекательной миной, находясь в полном дерьме. Кричат: "Ура! Россия!", - а сами рассовывают по карманам наворованное. Их исправить нельзя! Они будут рыть свою могилу, пока не упадут в неё! - Настя повернулась, накинула на плечо рюкзак, и пошла вдоль толпы.
   Нехин поднялся с трудом, рассматривая разношерстную публику, которая смогла поджечь, смогла потушить, и, теперь, с любопытством рассматривала плоды рук своих. Он сделал шаг, другой.... Стало легко....
   Люди образовали для них коридор. Никто не шевельнулся, когда они проходили мимо. Никто ничего не сказал. Люди молчали, и только смотрели на них. Они молчали и смотрели весь путь, который показался Нехину очень долгим. Ничего не происходило....
  
  
  
  
   AZ А.Зимин
   23 декабря 2013 - 30 сентября 2014
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   --
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   --
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
   Посторонний
  

Москва.

-------------------

  
   Александр Зимин
  
  
   ЛЬЦИН ПРИЗЫВАЛ К ЗАБАСТОВКЕ!
   На Манежную к 12 часам сегодня
   No pasaran!
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"