Аннотация: Тяжело оказаться в другой стране, где чужое всё: от языка до традиций. Особенно если там начинается странное и страшное, а ты простой кондитер и не готов спасать мир.
1
Ждать отправления поезда оставалось недолго. Пыхтящий локомотив выбрасывал пар в раскалённый воздух и нетерпеливо ждал отмашки минутной стрелки часов, висевших над платформой. Вместо того, чтобы поторопиться к ближайшему вагону, Амитта подошла к низкому конусовидному камню, проткнувшему перрон. Стянула сандалию, коснулась ступнёй гладкой поверхности камня. И мир преобразился. Предметы наполнились смыслом, и каждый подавал Амитте знак.
Журналы в киоске, оказывается, были выложены в последовательности, предрекавшей в скором времени грозу. Старенькая тележка, которую толкал перед собой носильщик, дребезжала, повторяя: "Закрой-чемодан, закрой-чемодан". Когда переднее колесо подпрыгнуло на колдобине, одна из сумок шмякнулась с тележки на землю. Из неё выпал ярко-красный праздничный халат, вытянувший рукав в сторону здания вокзала. "Посмотри, посмотри!" - загомонили голуби с крыши.
Амитта взглянула туда, куда указал халат. В сплошном потоке пассажиров, стекавшем по ступеням с платформ, образовался узкий коридорчик, и в конце него стоял иностранец. "Он, он! - вопил каждый столб. - Отсчитывай перемены от его появления!"
Девушка вцепилась взглядом в лицо чужака, казавшееся изнеженно-бледным рядом со смуглыми хиннами, разряженными в пёстрые халаты, и ей стало плохо. Из камня в тело Амитты рванулся дикий холод. Одновременно её замутило, виски проломила пульсирующая боль. Девушка упала на колени, и как только ступня перестала соприкасаться с камнем, боль ушла. Лишь голова кружилась.
Предупреждающий свисток паровоза не дал отдышаться. Амитта вскочила на ноги, сделала шаг и поняла, что забыла надеть сандалию. И сумка, сумка... Неужели спёрли? Она ведь отключилась всего-то на несколько секунд!
Неожиданно и сумка, и сандалия оказались прямо перед глазами - их держал тот самый белокожий парень и улыбался.
- Твой поезд? - кивнул он в сторону пыхтящего паровоза. Незнакомец говорил на лапайезском, родном языке большинства туристов, ошивавшихся в столице Хинни.
- Мой, - отозвалась Амитта и попыталась забрать у парня сумку.
Её ответ почему-то обрадовал иностранца, и он перехватил похищенный багаж так, что тот оказался вне зоны досягаемости. Босоножку он, похоже, тоже возвращать не собирался.
- Нам по пути, я помогу, - торопливо пояснил парень и, сжав локоть Амитты, двинул в сторону вагона.
Та только и успела, что ойкнуть из-за того, что ковылять без сандалии оказалось больно. А иностранец знай себе тащил девушку к поезду, так нагло и самоуверенно, будто взял её вещи в заложники и в случае неповиновения угрожал сумке жестокой расправой.
В вагоне Амитта уселась на первую свободную скамью, поезд тут же тронулся.
- Мне нужно обуться! - возмущённо воскликнула она и выхватила у парня сандалию.
- Пожалуйста, - фыркнул он и приземлился напротив, плюхнув сумку Амитты прямо на пол. - Если бы ты начала застёгивать всю эту чёртову прорву ремешков прямо на перроне, то успела бы только помахать заднице последнего вагона.
Сложив руки на груди, девушка зло уставилась на иностранца. Вот ведь отвратительный хам! Она ещё могла терпеть приезжих, когда за неплохие деньги проводила экскурсии по столице, но сейчас-то в честь чего?
- Ты хам, - заявила Амитта и ощутила, что краснеет. - Извини.
Парень, казалось, сначала опешил, но тут же заулыбался:
- Нет, ты права, грубовато вышло. Просто смотрю, поезд уходит, а ты там стоишь на одной ноге. У вас тут все, конечно, чудные немного, но тебе, вроде как, ехать нужно было, я и решил... Меня Эмерик зовут или Рик, как больше нравится.
- Ладно, - буркнула Амитта и невежливо не представилась в ответ.
Она отвернулась к окну, и какое-то время прошло в молчании. Пока девушка не заметила, что Рик тянет носом воздух и прямо-таки буравит её взглядом.
- Что? - не выдержала она.
- Что? - тут же переспросил парень, явно растерявшись.
- Мне кажется, или ты ко мне... принюхиваешься?
- Я? Ну да, больше тут и нет никого. Извини, я не специально. Давай угадаю: жасмин, кардамон и... что-то цитрусовое. Апельсин?
Амитта удивлённо вскинула брови и утвердительно кивнула. Что она, в самом деле, взъелась? Парень не виноват, он просто знак, почтовый столб, обозначающий начало события. Какого, интересно? Судя по боли, испытанной в точке касания, хорошего ждать не стоило.
- Ты изготавливаешь духи? - спросила Амитта, давая шанс на беседу.
- А тебе нравятся парфюмеры? Ай, ладно, нет, я просто кондитер. Звучит, конечно, не так впечатляюще, но зато честно.
- А я трогаю доисторические камни и вижу будущее. Как тебе такие девушки? Если в твоём вкусе, то я обожаю кондитеров.
- А вот это уже впечатляюще! - хохотнул Рик.
Амитта белозубо улыбнулась, кокетливо склонила голову. Ну ладно, если не злиться, то Рик вполне себе ничего. Гладко выбритые лапайезские мужчины в рубашках, штанах на подтяжках и с кучей предрассудков относительно хиннов всегда казались девушке немного нелепыми. Но зато у Рика были ярко-голубые глаза, точно волна на мелководье в солнечный день, и это было красиво. И голос, обволакивающий шёлковый тенор, каких она в жизни не слышала. Пожалуй, хотя бы ради этого стоит поддержать беседу.
- Туристы обычно не забираются дальше столицы. Зачем ты едешь в Пуджами? Городок маленький, смотреть особо не на что.
- Учиться. В Лапайезе уже каждый пятый - кондитер. На любом углу кафешки с бланманже, пирожными макарон и эклерами. Захотелось, знаешь ли, разнообразия. Нашёл в журнале кондитера из Пуджами - Манно зовут. Написал письмо... На самом деле три письма, и он согласился меня поучить.
Амитта рассмеялась:
- Ну, держись, он тебе устроит. Я живу напротив кондитерской Манно, с самого детства слушаю его ор по поводу и без. Но готовит он действительно божественно.
Амитта проболтала с Риком до самого вокзала Пуджами. Поезд остановился, и его тряхнуло. Не обычный толчок при торможении, а что-то посильнее. Пассажиры встревоженно завертели головами и посыпались на платформу, как крупа из дырявого мешка. Амитта спрыгнула вслед за Риком на перрон, и асфальт у них под ногами начал дрожать и лопаться.
- У нас не бывает землетрясений! - беспомощно пискнула девушка.
Люди в панике шарахались от трещин, прорезавших платформу, вставали на четвереньки, чтобы не упасть. Глубоко из-под земли слышалось глухое клокотание, точно из груди больного бронхитом.
А потом всё закончилось. Безмятежное южное солнце как ни в чём не бывало выглянуло из-за облака и осветило вздыбленный асфальт. И статую перед вокзалом.
Гранитное изваяние с телом могучего мужчины и головой слона теряло обычный серый оттенок. От ступней вверх поднимались цвета, окрашивались золотом сандалии, розовела кожа на щиколотках, шаровары становились пурпурными, и так до самых кончиков белых бивней.
Забыв о Рике, Амитта побежала к постаменту, на котором стоял человек-слон. Во время землетрясения кусок гранита откололся и обнажил чёрный камень, такой же, как на вокзале в столице, как в сотнях других точках касания. Крошечное слуховое окно в мысли обитавших под землёй дэвов. Амитта притронулась к его прохладному боку, и слоновья голова зашлась в безумном хохоте.
Вот они, перемены. И хорошего от них ждать, похоже, не стоит.
2
Первые дни в Пуджами Эмерику было некогда даже вспомнить о землетрясении или расцветшей дивными красками статуе. Манно-джи гонял его, как паршивого поварёнка. Сутками парень, и без того изнемогающий от местной жары, парился на кухне: мыл тарелки и противни, тёр столешницы, ножи точил - словом, делал всё то, что мастер, видимо, считал ниже своих способностей и талантов. Только через неделю Рику было дозволено не просто краешком поучаствовать в процессе, а прямо-таки взяться за приготовление собственноручно.
Он дико волновался. Зря, наверное, ведь всё шло вроде бы неплохо. Парень зачерпнул ложкой булькающее масло, проверить, появилась ли жидкая янтарная фракция, когда на плечо вдруг опустилась тяжёлая смуглая рука. Рик чуть кастрюльку на себя не опрокинул. Манно-джи только неодобрительно дёрнул чёрными усами.
- У тебя маш горит, - сказал он с сильным акцентом и сложил руки на груди, явно не собираясь помогать.
Рик бросился к плите вытаскивать громадный чугунный противень, на котором матовыми бусинами рассыпался горошек. Не золотистый, как должен был, а бронзовый.
Вот же. Не иначе кто-то ночью пришил на место его умелых рук две закорючки. А заодно и голову приставил от недотёпы-ученика. Рик оставил маш сушиться и принялся нарезать миндаль с кешью. Нож дрогнул в пальцах, норовя отхватить верхнюю фалангу.
Это всё нервы. Чужая страна, чужие люди, чужой язык. Кто угодно на его месте забыл бы не то что профессию, а в какой руке ложку за обедом держать.
В столице было проще. Любовь к туристам, а вернее к их денежкам, легко выскакивающим из кошельков, способствовала доброжелательности. Купить, договориться, узнать дорогу - Рик мог получить любой ответ, да ещё и в улыбку завёрнутый. Только вот Манно не жил в столице. Провинциальный же Пуджами чихать хотел на чужака, который только и мог, что ломано выкашлять пару слов из разговорника.
Рик погрузил пальцы в горку молотого кардамона и втянул носом пряный сладковатый аромат. И как только умудрился вылущить его из скорлупки туго переплетённых запахов кухни? Вспомнился поезд, вспомнилась Амитта.
Убедить себя в том, что самым привлекательным в девушке было блестящее знание родного Рику языка, оказалось проблематично. Её шафранового цвета халат, туго перетянутый на талии вышитым кушаком, смотрелся куда как притягательно, особенно против бесформенных - "со-свободным-силуэтом" - платьев Лапайезских дамочек. В глазах цвета горького шоколада, густо подведённых карандашом, можно было и вовсе захлебнуться. А волосы! О дурацкой моде на короткие стрижки и шляпки, больше напоминающие ночной горшок, здесь слыхом не слыхивали, и Рик всю дорогу пялился на длиннющие чёрные пряди, перевитые тонкими серебряными цепочками.
Жаль, что она тогда сбежала с вокзала. Даже ведь не оглянулась.
Дверца духового шкафа вдруг с силой саданула парня по бедру. Он коротко взвыл, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Пальцы что-то задели, а жалобный многоголосый звон возвестил о том, что точные, как выстрел снайпера, кухонные весы грохнулись на пол у самых ног виновника. Стальная чашечка накрыла мысок его ботинка.
Манно-джи взвыл на своём языке, и Рик без переводчика сообразил, что кондитер изливает на него первосортную хиннийскую брань. Парень не стал оправдываться. До этого момента он показывал себя не шибко уклюжим помощником, но в этот раз чёртова дверца сама распахнулась! Рик до неё даже не дотронулся. Но Манно-то что сказать? Дверка взбесилась? Тот скорее поверит в чужую криворукость, чем в самостоятельные духовки.
Наконец, поток брани захлебнулся, и Эмерик сконфуженно предложил вернуть деньги за разбитые весы.
- Купишь такие же, - прошипел Манно, всё ещё раздувая от злости смуглые щёки.
Будто у него во рту тесто подходит, мимолётно подумал Рик и отчего-то развеселился. На самом-то деле весёлого было мало: последний раз, когда он пытался приобрести в лавке кофе, ему упорно совали в руки сладкие спиральки джалеби. А уж весы купить - проще дворнику спроектировать двигатель внутреннего сгорания.
Ноздри снова щекотнул запах кардамона, будто подсказывая решение. Хорошее, надо сказать, решение. Радостное.
3
Даже странно, что за прошедшие дни Рик ни разу не столкнулся с Амиттой - улочки Пуджами были такими узкими, что дома заглядывали друг другу в глаза. Может быть, окно его комнатёнки смотрело как раз на спальню хиннийки? Только бы она не забыла своего случайного попутчика, а то неловко получится.
Девушка встретила Рика на удивление радушно, будто накануне они мило попрощались, а не разбежались на вокзале с неделю назад. Даже халат на ней был тот же - шафрановый. Только теперь на смуглых запястьях и щиколотках изрядно прибавилось браслетов. Серебряные, медные, из красного золота, цветного бисера и хитро переплетённых верёвочек, они мелодично позвякивали от малейшего движения. Не пойти с ней в разведку, решил Рик, но его это нисколечко не огорчило. Главное - она согласилась отправиться на поиски весов, и от неё всё так же сладко пахло кардамоном.
- Слушай, - сказал Эмерик, когда они проходили мимо чужого распахнутого окна, тесно заставленного горшками с олеандрами и камелиями. Ему вдруг показалось чересчур расточительным тратить встречу с Амиттой на покупку каких-то весов. - Может, ты мне город сначала покажешь?
- Часовая экскурсия стоит пять хиннарий. Экономнее будет обойтись весами.
- Ты ставишь меня в неловкое положение. Если я тебе заплачу, то вроде как отсею любую возможность назвать нашу прогулку свиданием. А если нет, ты посчитаешь меня жмотярой.
- Да ладно, у нас свидание?
- После того, как я передумал тащить тебя в посудную лавку - да, это стало свиданием.
Рик и сам не ожидал, что такое сказанёт, но с Амиттой почему-то было ужасно легко говорить глупости и правду.
- Ты самый хитрый из всех туристов. Ещё никому не удавалось заставить меня работать бесплатно. - Девушка взяла Рика за руку, медленно переплела свои пальцы с его и добавила без следа недавней иронии: - Идём.
Он уже успел немного привыкнуть к рядам одноэтажных домиков, похожих на слипшиеся боками кексы, которые так мало походили на стройные высотные здания Лапайеза, привык и к цветастым навесам над хлипкими незакрывающимися дверями, и к вывешенным за окна кашпо. Даже верёвки с гирляндами белья, растянутые прямо над тесными улочками, уже не удивляли. Но Амитта быстро протащила своего экскурсанта по задворкам, резко пахнущим специями, и вывела на маршрут, по которому Рику ещё ходить не доводилось.
Здесь было людно, и въевшаяся в печёнки жара казалась стократ сильнее. Из-под лёгких палаток торгашей разлетались зазывные выкрики на хиннийском, с мостовой вопили ослы, впряжённые в тележки, шуршали халаты, голоса, сам воздух. Будто бы даже почувствовался привкус звуков во рту, а запахи стали видимыми. Всё перемешалось в яркий ком ощущений.
Эмерик, в начале прогулки заглядывавшийся только на унизанные браслетами предплечья и загорелую шею под чёрным атласом волос, теперь успевал лишь крутить головой по сторонам. А посмотреть здесь было на что! Кто только догадался проткнуть угол дома гранитной акулой с львиным хвостом и козлиными ногами? А утопить в мостовой бронзовых питонов?
- Странные у вас тут скульптуры, - заметил Рик, когда они проходили мимо изваяния однорукого мужчины, склонившегося над чашей фонтана.
Статуя в традиционной одежде хиннов казалась почти живой из-за удивительно ярких цветов, почти невозможных для камня. По крайней мере, Рик ничего подобного не видел даже в журналах для путешественников, которые перед поездкой изучал тоннами.
- Легенды, передаваемые в моей касте, гласят, что давным-давно дэвы ходили среди нас, а эти статуи были их телами. Но потом дэвы покинули свои земные оболочки, потому что существование в мире людей для них всё равно что смерть или сон, после которого они перерождаются с новыми силами для жизни под землёй. Правда, в наши дни на древние скульптуры смотрят как на часть местного колорита, не более. Если нужно построить дом там, где пасутся неизвестно кем отлитые медные козлики, козликам несдобровать. Снесут, и даже никого не спросят.
- Жалко, - искренне вздохнул Рик. - А разве у вас нет организации по охране культурного наследия или чего-то такого? Нельзя же так, в самом деле, с козликами.
- Раньше каста Касаемых была такой организацией. Но наука, видишь ли, отрицает способность видеть будущее... Нас теперь считают чудиками.
Рик уже устал удивляться всем тем странностям, которые встретил в Хинни. Почему бы теперь не поверить в то, что черноглазая Амитта видит будущее, вызывает дэвов или ещё что-то в том же духе? Менее симпатичной она от этого не становилась.
- Ты, правда, можешь заглянуть в будущее? И как же это происходит?
- Видишь в центре площади камень? Когда я была маленькой, думала, что такие камни - кончики гигантских гвоздей, которые вбивали дэвы из-под земли. Дотронусь до него и смогу подслушать их голоса, посмотреть на предметы их глазами.
Амитта повела Рика к камню, вокруг которого располагались статуи, смутно напоминавшие коз. Большинство едва доставало рожками до колена, но пара в холке превышала рост крупного мужчины. У каждого было по четыре белоснежных крыла, а на месте глаз торчали орхидеи, поразительно правдоподобные. Рику даже цветочный аромат почудился. Потрогал лепесток - нет, твёрдый и неподвижный. Или он только что шевельнулся в руках?
- Твоя рубашка! - воскликнула Амитта, прижимая голую ступню к камню точно так же, как тогда, на вокзале. - Она сейчас встретит человека, которого ты увидишь лишь дважды в жизни. И оба раза рядом буду я. Твои часы напутствуют: "Беги за двоих". Понятия не имею, о чём они.
Амитта отступила от камня и, не успел Рик даже рта раскрыть, как к девушке подошёл бородатый хинн. Они явно были знакомы: губы Амитты недовольно искривились.
- Ирро-джи, - нехотя произнесла она и сложила руки перед грудью в приветственном знаке.
Мужчина ответил тем же и заговорил глубоким хриплым басом, который чудным образом казался таким же седым, как борода его хозяина:
- Я не потерплю, чтобы ты и в Пуджами развлекала белокожих, кощунствуя над нашими святынями. Тем более теперь! То, что ты видела в столице, повторилось с...
- Я не кощунствую, почтенный Ирро-джи, - перебила Амитта. - Я вообще на свидании.
- С ним?! - бородатый ткнул пальцем в Рика.
В качестве ответа Амитта приобняла парня за талию и через рубашку поцеловала в плечо. Рик так обалдел, что едва не отшатнулся. Вот это номер. Но объятие хиннийки оказалось до того приятным, а касание губ таким лёгким, тёплым, едва ли не эротичным, что парень не посмел шевельнуться. Бородатый мужик так и закипел, но, кажется, Амитта того и добивалась, а потому Рик обнял её в ответ. Крепко, не за талию, а за бёдра.
- Пойдём, пойдём, - едва слышно зашептала она и потащила парня прочь.
- Кто это был? - спросил Эмерик, когда им удалось протиснуться в плотно сомкнутую толпу хиннов, заполонивших базарную площадь.
В своих разноцветных халатах они походили на леденцы в стеклянной банке. И чьи-то громадные невидимые руки эту банку непрестанно трясли. Гам на площади стоял просто невыносимый, Рик даже перестал слышать звон ударявшихся друг о дружку браслетов.
- Глава касты Касаемых в нашем городе. Будь его воля, всех иностранцев бы прогнали поганой метлой, а со статуй бы пылинки сдували. И ко мне вечно придирается не по делу. В общем, он мне не нравится, не так сильно, конечно, как твоё нахальство, но не нравится.
Амитта несильно толкнула руку Эмерика, прося убрать. Он покорно разжал пальцы, выпуская прохладный жёлтый шёлк, под которым почему-то не прощупывалось выступающих контуров белья. Они его совсем, что ли, не носят?
- Вообще-то, ты первая меня обняла, - справедливости ради вставил Рик, параллельно продолжая думать о своём недавнем открытии. Нет, в самом деле не носят?
Небо глухо заурчало, и почти тут же потухло солнце, словно кто-то нажал на выключатель. Гвалт над базаром усилился, и хиннийцы заспешили прочь, искать укрытие.
- Я забыла сказать, - шепнула Амитта в самое ухо, - секундная стрелка на твоих часах дрожала от ужаса. Она боится грома.
Шёпот девушки заменил посвист ветра. Его резкие горячие порывы заставляли трепетать навесы над лотками, поднимали к небу клочки бумаги, обронённый кем-то газовый шарф. С востока серой стеной приближался ливень. Амитта побежала, и рядом с её следами ложились мокрые пятна. Огромные холодные капли всё чаще целовали волосы, спины и плечи стремившихся скрыться людей.
Как назло, вокруг не было ни единой забегаловки. Незакрывающиеся двери одна за другой хлопали, точно цепочка петард. Рик толкнул первую попавшуюся плечом, и они с Амиттой ввалились в тёмный подъезд. Плевать, что их сюда никто не звал, не нравится - пусть сами в такую погоду шатаются по улице. А Рик уже не мог выносить барабанную дробь капель по голове, тяжесть противно льнущей к телу рубашки. Амитта тоже, казалось, была не против избавиться от дождя, запустившего мокрые пальцы в её густые чёрные волосы.
Лампочка на площадке поманила их тёплым огоньком, точно мошкару. Трогая обшарпанные стены подъезда, скользя ладонями по перилам, они поднялись по лестнице прямо навстречу открывшейся двери одной из квартир.
Близорукая бабка сдвинула очки с кончика носа к самым глазам и проскрипела что-то неприятное. Рик со своим запасом слов из разговорника ни черта не понял, но Амитта дерзко ответила старухе и поволокла его выше по лестнице.
До чего же, оказывается, любопытный и подозрительный народ! Оставаться на площадке второго этажа, где жильцы, приманенные торопливыми шагами, уже наверняка прилипли к дверным глазкам, совсем не хотелось. Люк чердака, связанный с полом железной лесенкой, оказался призывно распахнут.
- Давай туда, - шепнул Рик, и первым полез вверх.
Дождь втянул их в какое-то глупое приключение. Зачем, спрашивается, было забираться под самую крышу чужого дома? Темнотища, едва разгоняемая серым светом крохотного мансардного окна, зловещий скрип половиц, запах старой мебели... и кардамона.
Амитта подошла, прижалась лбом к его лопаткам и прихватила зубами ткань рубашки, задев кожу. Её ладони огладили бока Рика, медленно скользнули к животу. Он замер, словно любое движение могло обличить ошибку Амитты. Но нет, это не ошибка, не случайность. Она вправду ласкает его, трётся о спину.
Рик почувствовал, как прохладный щекочущий узел собрался под солнечным сплетением и потянул в себя вены, жилы. Парень стиснул зубы и процедил сквозь них воздух. Стало вдруг горячо. Сначала внизу живота, потом во всём теле.
- Что ж ты делаешь? - едва слышно, чуть хрипло проронил он.
- Я хочу попробовать тебя. Какой ты? - она влажно коснулась языком шеи Рика. - А ты меня попробовать хочешь?
Парень резко выдохнул, откинул назад голову. Амитта стояла за его спиной, такая же мокрая насквозь, как он сам, в сумасшедше-жёлтом халате, под которым не было белья. И ещё спрашивала!
Рик развернулся в её руках, обнял, притягивая к себе невозможно близко. Если бы он мог, то приплатил бы дождю, который сам же клял ещё минут десять назад. Амитта дышала часто и горячо, обдавая жаром его ключицы.
- Боги, ещё как хочу, - выдохнул Рик в её волосы, ответно звякнувшие серебряными цепочками.
Неверный шаг по тёмному чердаку, где тут вообще что? Парень двинулся вперёд вместе с Амиттой, удерживая её, лаская через влажный шёлк, слепо шаря свободной рукой в воздухе. Наткнулся ладонью на стену под скошенными сводами крыши и вжал в неё девушку. Она тихо охнула, Рик нашёл губами её рот.
И вкус такой же. Сладкий, пряный.
Руки сами нашли узел кушака, развязали его, потянулись к полам халата, ничем более не удерживаемым. Как же хотелось посмотреть! На смуглую матовую кожу, на ярко подведённые глаза, блестящие, точно шоколадная глазурь, совсем чёрные от желания. В скупом муторном свете различим был лишь её силуэт.
То, что не смог увидеть, Рик изучал руками, губами. Целовал выступающие ключицы, нежную ямку ярёмной впадины. Когда небольно прикусил зубами сосок, робко отозвались браслеты, вспугнутые дрожью Амитты.
- Ты так пахнешь, что с ума можно сойти, - безотчётно прошептал он, ведя носом по её увлажнившемуся животу.
Амитта приложила трепещущий указательный палец к губам Рика, проникла в рот, погладила язык. А потом провела этим пальцем вокруг пупка, скользнула вниз, за резинку газовых шаровар.
- Рик, пожалуйста, - простонала она.
Парень спустил невесомые шаровары, по пути огладив выступы подвздошных косточек. Девушка легко переступила через лужицу разлившейся по полу одежды, и он, моментом скинув с себя рубашку и штаны, подхватил её бёдра, закинул себе на талию.
Рик не остановился бы, даже если бы сейчас все любопытные соседи высыпали на чердак и включили свет. Да и не заметил бы. Запах Амитты, жар Амитты, сладостный стон Амитты. Она владела всеми его чувствами.
- Только не кричи, - взмолился Рик и сам едва не нарушил запрет.
От мгновенно просыхающего под беспощадным хиннийским солнцем асфальта шёл пар. Вдыхать влажный воздух было не легче, чем втягивать носом патоку. Только Рик уже всё равно забыл, как дышать, шагал на автомате, ведомый звоном браслетов и запахом кардамона. Ещё до поездки он слышал о своеобразных нравах местных жителей, но загадочные взгляды и намекающие улыбки не подготовили его к выходке Амитты. Чтобы вот так запросто...
Рик шёл и улыбался. Очень глупо, должно быть, но его это почему-то не волновало. Влюбился, что ли? Хотел сам же и посмеяться над возникшей совсем некстати мыслью, но не посмеялся.
- И что теперь? - мягко расплёл он молчание, спутавшее их с того момента, как под крышу сквозь мансардное окно прорвался солнечный свет. - Знаешь, ты мне нравишься...
- Слушай, давай не усложнять? - Амитта взяла его под руку, прижалась щекой к плечу. - Мне понравилось, тебе тоже. Вот и всё.
Рик почувствовал себя девчонкой, которую напоили в баре и отвезли на квартиру поразвлечься. Но в отличие от той самой девчонки, ему и правда понравилось. Лучше бы и не говорил ничего. Надо просто пойти и купить чёртовы весы.
Они вышли на площадь, где паслось стадо медных козликов с орхидеями в глазницах. Паслось. Ещё часа полтора назад.
Теперь же Амитта таращилась на опустевшую площадь, в центре которой одиноко торчал конус чёрного камня. Слева, из узкого рукава переулка, послышался удаляющийся топот множества копыт.
На улочках Пуджами чаще встречались впряжённые в тележки ослы, чем коробки автомобилей, а потому шуршание тяжёлых шин грузовика по асфальту само по себе прозвучало угрожающе. Голос, умноженный раковиной мегафона, прогремел между низкими домами, вбивая их в плавящийся под солнцем асфальт.
- Чрезвычайная ситуация. Просьба всем сохранять спокойствие и не покидать своих домов. Чрезвычайная ситуация...
Рик слушал, но невероятные слова, звучавшие на обоих языках, будто бы проходили сквозь голову, не оседая на корочке мозга. Что это всё значит? Война? Стихийное бедствие? Что, чёрт побери? Не козлики же, сбежавшие с площади, так напугавшие Амитту вчера. Ведь правда?
Лучше бы война.
- ...и не покидать своих домов...
Громовой голос удалялся, забирая с собой иллюзию контроля и безопасности, оставляя страх и подавленность. Заслышав возню в коридоре, Рик выбежал из комнаты. Манно-джи с сыном и женой, у которой один глаз был накрашен ярче другого, сновали от двери к двери, таскали сумки, шмотки, посуду, связки овощей и фруктов. Голос из мегафона велел не покидать дома, и все ринулись нарушать указание. Таковы люди.
- Манно-джи, - Рик поймал наставника за локоть, когда тот с непривычной поспешностью волок туго забитый чемодан мимо прохода, где застыл парень, - вы куда? Мне тоже собираться? Что происходит?
- Делай, как хочешь, мне-то что? - холодно и зло бросил Манно, выдёргивая руку из хватки ученика.
- Но я же...
- У меня семья! А ты мне никто.
Вот и всё. Он никто. Грубо, но правда. Он никто для любого из жителей Пуджами, а дом, настоящий дом, где-то за тысячи километров.
Рик нырнул обратно в комнату, покидал вещи в чемодан, заглянул в кошелёк - хиннарий осталось так мало, что не хватило бы и нищему подать. Достану, подумал он и пихнул кошелёк в карман штанов.
Из дома Рик выбрался одновременно с семьёй Манно. Игнорировали его так старательно, что впору было удивляться: как ещё не наступили.
Куда бежать? На вокзал, конечно, на вокзал! Сесть на поезд и дёрнуть в Лапайез, снова стать тысяча пятым кондитером с бланманже и эклерами.
Эмерик задержался лишь для того, чтобы заскочить к Амитте. Да, она не хотела усложнять, да, их чердачное приключение ничего не значило, но Рик не мог просто так уехать. Пусть хоть рухнет этот треклятый Пуджами.
Дома её не оказалось.
Из раскрытых дверей комнат на Рика глазели пустые полки, забытые сандалии, чашки с недопитым кофе. "А ты мне никто", - отозвался в памяти голос Манно-джи.
Охристо-алый ковёр на стене дёрнулся. Рик отскочил назад.
- Что за?..
Ковёр болезненно выгнулся, как раненый кит. Он будто забыл, что должен смирно висеть и собирать пыль. Какая-то звериная сила сорвала его со стены, заставила метаться в агонии на полу. Оцепенение, приморозившее Рика к месту, отпустило, и парень, не дожидаясь завершения дикой нереальной сцены, кинулся на улицу.
И попал в кошмар.
Через тротуар, прошивая асфальт, как гигантская игла с хвостом-ниткой, двигался питон. Рик помнил его медным, теперь он был тёмно-малиновым с плевками оранжевых пятен. Змей не нападал, тёк по улице, а люди шарахались к стенам домов, боясь закричать.
Ударив кончиком хвоста в угол дома, ожившая скульптура сгинула за ювелирным магазинчиком на перекрёстке. Рик побежал.
Пуджами будто захлестнул цветной истеричный поток. Хиннийцы тащили чемоданы и детей, ослы и мулы соревновались с сигналящими машинами. Рик едва умудрялся лавировать между скандалящими встревоженными людьми. Заблудился, пытался спросить дорогу, но его не понимали, отпихивали с пути. Забрёл во двор, сплошь усыпанный песком, и на краю этой локальной пустыни заметил беспризорные сланцы. Будто кто-то нырнул в сухие жёлтые волны и не выплыл.
Парень метнулся обратно на запруженные людьми улицы и каким-то чудом вырулил на вокзальную площадь. Через неё маршировал колосс со слоновьей головой - тот самый, что напитался цветом на глазах Рика. Человек-слон остановился, взревел, изучая толпу так пристально, будто искал кого-то. Его рубиновые зрачки жгли ошалевших людей, и Рик взмолился, чтобы взгляд не остановился на нём. Нет, не остановился. Колосс замотал громадной башкой, схватил жавшегося к машине хинна и зашвырнул его в толпу. Под истошные крики человек-слон ломанулся прочь, локтями выбивая куски кирпича из стен домов.
Рика толкнули в спину, и он вспомнил, что бежал на вокзал. Его невысокое здание с осевшей после землетрясения крышей маячило на другом конце площади. Парень хлопнул себя по карману, проверяя, не увели ли в толпе кошелёк. На месте. Только толку-то с него без хиннарий?
- Отдам за пятьдесят! - он сунул в лицо первого подвернувшегося хинна наручные часы, цена которым была все пятьсот.
Тот огрызнулся в ответ на своём языке. Не понимает.
Рик приставал то к одному, то к другому. Лишь тычки, непереводимая брань, а чаще всего иностранца вообще старались не замечать. Чужой.
Хинн в тюрбане и с завивающимися на концах усами наконец понял, что Рик от него хочет. Парень обрадовался было, услышав родную речь, но быстро сник. "Не до тебя тут".
А ну их, эти деньги! Вокзал. Поезд. Домой.
Как-нибудь.
Двери оказались заперты. Одна створка была проломлена, но забраться через неё внутрь никто не пытался. В пустующем зале ожидания сидел только один человек - инвалид без руки - и плакал, а над ним чеканил неизвестные Рику слова голос из громкоговорителя. Парень покрутил головой и там, где рельсы нанизывали на себя здание вокзала, увидел сошедший с путей состав. Вагоны, то сложенные гармошкой, то растянутые, точно ириски, рассыпались по земле, а перекошенная морда паровоза будто бы улыбалась.
Парень вздрогнул, когда голос снова повторил сообщение. "Приносим свои извинения, движение поездов приостановлено в связи с чрезвычайной ситуацией", - придумал перевод Рик и уже не сомневался, что прав.
- Вам нужна помощь? - вдруг послышалось сзади.
Мужчина, обычный хинн в тёмно-синих шароварах и с золотыми цепями на шее, говорил с сильным акцентом, но на удивление разборчиво. Почти как Амитта, подумалось Рику.
- Да, пожалуйста! - едва ли не взмолился парень. - Мне нужно уехать. Как выбраться из города, как попасть в столицу?
- Идёмте, у нас там грузовик, - охотно отозвался мужчина и кивнул в сторону, - помогаем жителям покинуть город. И вам поможем.
Эвакуация? Неужели? Сейчас Рик готов был поверить в бога или даже нескольких. А почему бы и нет, если уже видел ходячие статуи и оживающие вещи? Спасибо! Спасибо, кто бы там ни сотворил это чудо. Ну чудо же! Настоящее.
Парень подстроился под быстрые шаги своего спасителя, и скоро они оказались на улочке у припаркованного грузовика с крытым кузовом. Хинн стоял за спиной Рика, ожидая, когда тот заберётся под брезент. Парень помедлил, и вдруг сильная рука грубо втолкнула его внутрь. Рик упал, ссадив ладонь.
Больно. Темно.
Кто-то впрыгнул в кузов, грузовик аж просел. Эмерик повернул голову, попытался подняться. Колено тяжело упёрлось ему в спину, не давая двинуться.
- Кто вы? Зачем? Что со мной будет? - кидался он вопросами, пока в рот не затолкали пропахшую машинным маслом тряпку.
Руки дёрнули, едва не вырвали из суставов, скрутили верёвкой. Рик зажмурился. Захотелось проснуться, но он не спал.
Похититель проверил узлы на его запястьях, щиколотках и спрыгнул из кузова на землю. Рик услышал, что рядом кто-то возится и мычит. Он тут не один?
Щёлкнул ключ зажигания, грузовик забормотал и тронулся с места.
Его увозили. Куда-то... Куда?
5
Амитта бежала за Ирро-джи к вокзалу и думала, что прелесть древних легенд в том, что они совсем не похожи на жизнь. В историях, передаваемых среди хиннов, подземные дэвы были прекрасны: мудрые, добрые, помогали слабым собратьям, любили их, некоторые даже создавали пары. Дети от таких союзов стали родоначальниками каст, в каждой - свой талант, передаваемый по материнской линии. Касты превратились в большие семьи. Когда души дэвов, напитавшиеся силой смертного существования, вернулись под землю, тела остались на площадях, в стенах домов, вросли в мостовые, чтобы ждать своих вечных хозяев.
И вот пришёл новый цикл перерождения. Пёс с ней, с любовью и прочими соплями, но эти легендарные дэвы даже говорить не могут. Злобные, безумные уроды, разрушающие Пуджами. Когда Ирро-джи рассказал о том, что в других городах Касаемые позволяют дэвам вытеснить из них души и поселиться в телах, Амитта поняла, что он предложит. И согласилась. Каждая каста славилась своим талантом, который использовала во благо остальных как могла.
- ...статуи помнят, как служить вместилищем для дэва, - донёсся до Амитты голос задыхающегося Ирро-джи, - а остальные предметы - нет. Ведро помнит, как держать воду, печь помнит, как принимать дрова и радоваться огню, мы помним, как быть собой. Но мы не вёдра, не печи, мы можем попробовать забыть, отрешиться. За тысячелетия, прошедшие с ухода дэвов, тел-статуй стало меньше, дэвам некуда вселиться. Они страдают. А я танцую в белых лепестках, здесь пахнет жасмином...
Амитта дёрнула Ирро-джи за руку, он потряс головой, и взгляд его прояснился. С тех пор, как статуи ожили, а вещи стали сходить с ума, каждый член касты Касаемых видел что-то вроде сна наяву. И постоянно, постоянно, постоянно в ушах назойливо звенел хор истеричных голосов. Чтобы хоть как-то уцепиться за реальность, Амитта напряжённо вслушивалась в слова Ирро-джи. А он говорил без умолку, наверное, по той же причине. Ничего, скоро им можно будет не сопротивляться.
- Я не знаю, хватит ли тел Касаемых на все души дэвов, - в сотый раз объяснял старик, когда из-за угла дома к нему выбежала девочка и обняла, вжавшись лицом в сбившийся халат.
Амитта ничего не успела сказать. Хинн оттолкнул девчонку и, осклабившись, вытащил из дорожной сумки нож.
У золотоволосой девочки были фасетчатые глаза, точно у гигантской мухи, а на месте губ - два лепестка шиповника. Она шевельнула ими, издала хриплый рык. Шатнулась было к Амитте, но Ирро-джи сделал выпад в её сторону. Ожившая статуя шарахнулась в тёмную подворотню. Хинн схватил Амитту за руку и потащил дальше.
Улица выплюнула их на привокзальную площадь. Посреди неё сидел смутно знакомый мужчина. Он прижимался щекой к отколовшейся от здания вокзала глыбе и постукивал по камню ржавым молотком. Мужчина плакал, время от времени срываясь на животный вой. Ему вторили часы на здании вокзала. Их стрелки обнимали друг друга на цифре пять и рыдали от страха. Через мгновение циферблат рухнул на асфальт и раскололся, а из корпуса часов вывалились детали, точно кишки из распоротого живота.
Ирро-джи толкнул Амитту в плечо, чтобы очухалась, и зашагал к колонне из четырёх грузовиков. Подсадил девушку в кузов.
Только когда она уже тряслась на провинциальных ухабах, подумала, что все Касаемые Пуджами могли бы спокойно разместиться и в двух машинах. Амитта ни о чём не пыталась спрашивать знакомых, сидевших к ней плечо к плечу. В тёмной тесноте кузова, среди измученных бессонной ночью и страхом людей будто бы не умещалось ни одного слова.
Грузовик несколько раз сворачивал. В отдалении слышался треск пулемётных очередей, грохот обрушиваемых зданий. Чем ближе подъезжали машины к древнему храму с аллеей, утыканной шипами чёрных камней, тем тише становились звуки. Наконец грузовик резко затормозил, люди стали выпрыгивать на землю.
Амитта проморгалась, осмотрелась. Статуи, когда-то стоявшие вокруг развалин храма, исчезли. Брусчатка бугрилась, словно под ней недавно проползла дюжина гигантских червей.
- Ты готова? - спросил Ирро-джи.
Амитта лишь пожала плечами. Вряд ли она была готова. Нет, не было ни паники, ни ужаса, живот не скручивался в болезненный ком, в груди не кололо. Ей владело ощущение неотвратимости, отсутствия выбора. Каждая каста должна делать всё возможное во благо остальных. Девушка стёрла испарину со лба. Оказывается, у неё дико дрожали руки.
Она встала на колени у ближайшего камня. Все, кто вышел из её грузовика, неторопливо сделали то же самое. А вот пассажиры ещё двух других себя совершенно иначе.
Камней касания оказалось слишком много для членов малочисленной касты. Наверное, поэтому водители вытаскивали из кузова связанных белокожих и швыряли на землю, как подгнившие свиные туши.
- Ирро-джи! - крикнула Амитта.
Глава касты Касаемых вряд ли расслышал. Бормоча что-то себе под нос, он тащил к камню невысокого иностранца. Амитта не видела лица, но знала, что это Рик. Со спутанными волосами, в разодранной чумазой рубашке. Связанный приговорённый человек, который лишь вчера собирал с её кожи запах кардамона.
Девушка подбежала к Ирро-джи, попыталась оттолкнуть от отчаянно извивавшегося Рика.
- Они ничем нам не обязаны! Касаемые идут на жертву, потому что...
- Касаемые делают всё, что в их силах! - завопил Ирро-джи. - В наших силах отдать белокожих ради спасения остальных!
- Да даже ты не уверен, что сможешь забыть себя, чтобы впустить дэва! Белокожие просто рехнутся, и всё!
Ирро-джи пнул Рика с такой силой, что тот перекатился с живота на бок. Один из водителей оттащил парня к камню касания. Амитта рванулась за ним. Сделала три шага и получила толчок в спину. Девушка упала бедром на бордюр, отделяющий дорожку от ряда камней, грянулась обо что-то головой.
Больно было буквально мгновение. Потом стало просто темно.
6
Рик зажмурился в тот момент, когда висок Амитты коснулся выступающего из земли камня. Может быть, время движется, только пока смотришь? Если закрыть глаза, оно остановится и ничего плохого не случится?
Амитта, ну что же ты?
Он бы сам... Как-нибудь смог бы распутать верёвки, которые всю дорогу старался ослабить, а потом сбежал бы.
Рик заставил себя поднять веки. Девушка лежала на земле и не шевелилась. Он подался вперёд, вглядываясь в лицо, пытаясь различить хоть малейшее движение, признаки дыхания. Её ноздри дрогнули. Живая!
Развязаться скорее. Парень с удвоенной силой завозил руками. Тот, кто затягивал узлы, похоже, слегка схалтурил, и Рик наконец умудрился вытащить правую руку из верёвочного кольца. Ноги он высвободил в полминуты и кинулся к Амитте. Присел возле неё на корточки, прижал пальцы к жилке на шее - бьётся.
И тут их накрыла тень, а потом Рик ощутил удар - старик подлетел к нему, всадил подъёмом стопы под подбородок так, что зубы лязгнули друг о дружку. Парня откинуло назад, и он врезался лопатками в изломанную брусчатку. Бородатый метнулся к нему - запинает, мелькнуло в голове. Рик нервно зашарил рукой по земле, нащупал ладонью кусок каменного бруска и швырнул его в наступающего хинна. Попал. Не в голову, в грудь. Старик на мгновение потерялся, и Рик, перекатившись, снова подхватил обломок-снаряд, вскочил на ноги. Со всей злостью: за Амитту, за себя, обрушил камень на голову хинна. Тот упал, точно подрубленный.
Рик глянул на собственные руки, как на чужие. Выпустил камень.
Так и учатся драться - когда надо за девчонку.
Бородатый не поднялся. Рик ждал, что сейчас вся каста Касаемых бросится на него, но не побежал никто. Что-то случилось. Только сейчас парень заметил, что у соседних камней и на другой стороне храмовой площади корчились люди. Ошалелые лица, лезущие из орбит глаза, тела, выворачивающиеся так, как не должны. Безумие, колдовство, одержимость? Рик не хотел смотреть, и знать не хотел.
Бежать, бежать, бежать!
Он подхватил Амитту на руки. Та вдруг распахнула глаза, закричала истошно и страшно, а потом снова провалилась в забытье. Не думая, какая боль заставила её сознание бросить тело, Рик метнулся мимо рядов сливающихся в общем кошмаре камней и людей.
Неважно куда, просто бежать.
Он остановился, только пролетев пару кварталов окраины. Держать на руках Амитту больше не было сил. Рик устал смертельно. Чудом было уже то, что смог дотащить её до сюда. Ему, конечно, приходилось ворочать громадные чугунные подносы с выпечкой, но тяжелоатлет из него был, прямо сказать, никакой. Дальше не донести.
Что теперь с ней делать? Нужно искать медпункт, а Рик и понятия не имел, где сейчас находится. Домишки, больше похожие на криво сколоченные собачьи конуры, прямо на тротуарах - облезлая мебель и грязные клочки одежды. Трущобы. Парень не мог решить, куда двинуться, но и на месте стоять было глупее некуда - больница сама к ним не придёт.
У края мостовой нашлась брошенная двухколёсная тележка с оглоблями, гружёная холщёвыми мешками с белым налётом. Мука или что там ещё? Парень не стал разбираться, уложил стонущую Амитту прямо на мешки так бережно, будто высаживал тесто для меренгов, и впрягся в тележку вместо ослика. Тащить её оказалось тоже не сахарно, но терпимо. Узкие колёса подпрыгивали на мелких дорожных камушках, заставляя Рика вздрагивать, словно не Амитте, а ему самому боль прошивала ушибленную ногу и голову.
Сколько он катил тележку по грязным безлюдным улицам? Полчаса, час, два? Халупы сменились ухоженными домиками, появились уличные кафешки с сорванными тентами. Перестало вонять гнилыми фруктами и нечистотами. Но ничего похожего на больницу Рик так и не встретил. Хоть где-нибудь в этом городе есть медпункт? А может, Рик давно проскочил мимо, не узнав нужное строение? Как в Хинни выглядят больницы, он хоть раз видел? Отчаяние надавило на горло, не давая ни глотнуть, ни вздохнуть. Эмерик так и осел бы бессильно на асфальт, бросив оглобли, но Амитта шевельнулась и вскрикнула.
- Потерпи, потерпи, хорошая, - взмолился Рик, гоня от себя стыдное желание сдаться, и снова покатил тележку.
Улица стала шире, безжизненную тишину прорезал далёкий стрёкот пулемётных очередей. Понадеявшись, что не тащит Амитту прямо на поле боя, Рик добрался до перекрёстка. Здесь точно град из ядер прошёл. Покалеченные дома, ямы в асфальте, в щепы разбитые лотки и телеги будто предупреждали: дальше ни шагу.
Парень остановился, дёрнул головой на грохот справа. Над мостовой возвышалась слоноголовая статуя и пыталась поддеть бивнями человечков, поливавших её безвредными свинцовыми пульками. Рик сам не понял, зачем остановился, почему не бросился прочь. Мощный неуязвимый колосс завораживал. Чистая сила. Как белая волна, бьющая скалу в десятибалльный шторм. Неукротимая.
А потом на мостовую выкатилась пушка. Громовой раскат. Снаряд, порвавший клубы дыма, врезался в грудь статуи. Человек-слон, эта неуязвимая волна, разлетелся брызгами каменных осколков.
Наваждение схлынуло, Рик толкнул тележку назад.
Убраться подальше. Найти медпункт.
Больницу парень признал сразу - по привычному, единому для всех языков и народов символу с капелькой крови, обёрнутой белой лентой. Нашли! Усталость тут же куда-то сгинула, Рик подхватил девушку, перебежал дорогу и пинком распахнул дверь. Никого. На что он, собственно, надеялся? На толпу санитаров, только его и поджидавшую? Бои на улице начисто вымели из окрестностей всех живых.
Без паники. Это больница, здесь есть лекарства и всякое такое, можно и самому справиться.
А потом Рик увидел, что больница не пустовала.
На него пялились фасетчатые глаза. В углу приёмной сидела девочка, бессмысленно перебирая губами-лепестками. Заметив пришлых, она зарычала, как зверёк, стерегущий свою нору, Рик шатнулся к дверям. С Амиттой на руках он точно не боец. А уж против живой статуи или кто она там...
Снова сбежать?
Куда? У Амитты сломана нога, а ещё наверняка сотрясение. Нет уж, тут есть медикаменты, и никакая лупоглазая девчонка его не выгонит! Рик шагнул вперёд, будто утверждал за собой право на территорию.
Тут в его голову ворвалось что-то чужое. Путанные образы, пятна цветов, грохочущие звуки. Он едва не выпустил Амитту из рук, так мощно ударило его нечеловеческое сознание. Картинки вдруг сложились, прижились, и Рик увидел страх, мольбу. Девочка с фасетчатыми глазами боялась его больше, чем он её. Просила не трогать, не замечать.
Город сходил с ума, люди в ужасе бросали дома из-за вторжения дикой, сверхъестественной силы. А эта сила была смертельно напугана. Как и сам Рик, она оказалась гостем на чужой земле, среди людей, не умеющих говорить с ней на одном языке.
Рик наполнил мысли спокойствием, девочка перестала рычать, но всё так же сверлила его дивными глазами насекомого. Не обращая больше на неё внимания, парень уложил Амитту на кушетку. Где тут теперь искать бинты, лекарства? Он оббежал половину больницы, сгрёб все найденные по пути лекарства и травмпакет.
Этикетки на бутылочках и коробках будто издевались над Риком: все на хиннийском - тарабарщина.
- Амитта, - он тронул девушку за плечо, - пожалуйста, очнись. Ты должна мне помочь. Амитта, слышишь меня?
Через стоны, провалы в беспамятство, она смогла указать ему на бутылёк с морфином. Не с первого раза, кляня свои кривые руки, Рик попал иглой в вену. Вот так, теперь найти место перелома, наложить шину. Надписи на травмпакете - такая же абра-кадабра, но зато были картинки. Их хватило.