Аннотация: Попав в полосу невезения очень хочется подкорректировать свою жизу, пардон - жизнь. И это возможно - теоретические выводы профессора Бертика тому пример. Да и Нобелевские лауреаты вполне с ним солидарны в этом вопросе.
Полосатая жиз(А)нь
Как вернуть в жизнь радугу? Просто увидеть её.
Часть 1
1.
У Кати Мининой сейчас были не лучшие времена в её юной, но уже такой нескладной жизни. Или, как сказала бы её подруга Милка - у неё в жизни случилась чёрная полоса, которая - судя по народным поверьям, должна скоро миновать. Милка, не имея своих, всегда почерпывала все эти премудрости из народных поговорок и примет. Типа - жизнь она полосатая и если тебе сегодня не везёт, то уж завтра счастья может привалить столько, что и посуды не хватит. Ну, или что-то подобное. По аналогии, наверное, с прибауткой насчёт некоей чаши, в которую вечно что-то там такое прибывает, капает, переполняя её до краёв, а потом... Потом, как Кате казалось, уставшей от своей затянувшейся чёрной полосы, тоже ничего хорошего не происходит. Ей плохо запоминались Милкины банальности и прибаутки. Хотя вот ещё одна на ум вскочила - пришла беда, отворяй..., Кого же там надо перед ней отворять? Забыла. Хотя и не помнила. В общем - отворяй! И, главное: держи хвост - или нос, что ли, по ветру. Или под пистолетом, что ли? Неважно это. Короче - держи всё на весу! И под рукой!
Но как же всё это удержать, если неприятные сюрпризы шли один за одним, этим, как его - а, косиной. И вся эта косина закончилось тем, что Кате пришлось скрыться от этих сюрпризов в своей комнате. И крепко закрыться. Сколько она себя помнит, другого и более надёжного убежища у неё никогда и не было. Катя очень надеялась, что за это время - как обещала Милка, эта нехорошая полоса её минует, а ей на смену придёт белая. Или, если уж хотя бы серая или бежевая - хоть немного посветлее, что ли...
А началось всё с конца.
То есть - с окончания а, проще говоря - с неудачного завершения её учёбы в средней школе. Когда в итоге десятилетней борьбы за отличные оценки Катя не получила золотую медаль. И, хотя она была лучшей ученицей класса, эту медаль отдали Анджелке Колчиной, дочке спонсора. А ведь она на неё явно не тянула. А у неё практически была в кармане. Или за пазухой? В общем, была да сплыла.
И всё из-за какой-то мелочи, недоразумения, случайности. Хотя вот профессор Бертик считает, что случайностей в жизни не бывает, бывает не та ветка реальности. Но это всё она узнала лишь потом. А сейчас эта ветка била просто наотмашь и куда попало.
Короче, Катя, сдавая ЕГЭ по математике, допустила в тесте досадную описку, которую комиссия засчитала ей полноценной ошибкой, поставив низкий балл. И это можно было исправить, если б вовремя этот тест переписать. Хотя и негласно, но такое допускалось. Тем более Катя шла на медаль. Однако этого не случилось, потому что Катина классручка Алина ничуть не побеспокоилась. Ведь Катя с ней недавно поцапались, а заодно - и с директором школы Палыванычем. Из-за того, что Катя хорошенько треснула рюкзаком по голове Анджелку Колчину, любимицу педсостава и ябеду. Кстати, именно Анджелу - так её имя записано в свидетельстве о рождении.
А как её было не треснуть, эту самую Анджелку, если она при всём классе заявила, что Кате медаль не светит, а вот ей, Анджелке - ещё как. Она и присветила. Потому что Катя, по сравнению с ней - никто. Её мама - простой бухгалтер, а папа погибший лётчик-полярник - так в школе называли отцов, бросивших своих детей. Вот за это Катя и треснула её по пустой голове - звук ещё тот получился, как по деревяшке. А ещё за то, что за десять лет учёбы та достала её своим бахвальством и наглостью. Всем известно, что оценки Анджелке завышают. За то, что её папа - бизнесмен и спонсор школы. А она причём? Ставили бы ему. И вообще - Катя гораздо симпатичнее этой сушёной воблы, строящей из себя королеву класса. А, кроме того - Катя прекрасно поёт и танцует, побеждая на конкурсах, и даже взяла второе место на городской языковой олимпиаде. Хотя, приходится признать, что брендовые Анджелкины шмотки почти лишали Катю всех её преимуществ. Но дело даже не в этом и не в медали, а в том, что та унизила Катину маму Тамару Львовну, и, хотя и безвестного, но, всё же, отца.
Да и надо было, наконец, поставить точку в их противостоянии. Поставила. То есть - треснула. Достала уже эта глупая Анджелка.
Но в итоге эта точка превратилась в жирную чёрную полосу и изрядно подпортила её юную жизнь. Потому что ябеда Анджелка нажаловалась своему папаше - бизнесмену и спонсору - за то, что Катя настучала ей по пустой голове. А тот настучал телефоном по голове Палыванычу, директору школы. То есть - позвонив ему и настучав на Катю. Который накрутил хвоста их классручке Алине. Как говорится - простейший передаточный механизм в действии, закон сохранения энергии. Бумеранг. Который и настиг Катю на ЕГЭ. Поскольку классручка Алина предложила Кате при всём классе извиниться перед ябедой и дочкой спонсора. И, если б та это сделала, тут бы круговорот энергий и замкнулся б. Но Катя, хлопнув дверью класса, вернула запущенный бумеранг на новый виток.
Вот поэтому Алина, а уж, тем более - Палываныч, не побеспокоились о том, чтобы мятежная Катя Минина переписала тест по математике и получила золотую медаль. Всё просто.
Конечно, в дело с опиской в ЕГЭ могла вмешаться Катина мама, из-за которой всё и закрутилось. И договориться с Палыванычем й о том, чтобы дочь переписать тест. Но, во-первых, её мама, Тамара Львовна, далеко не спонсор - доходы не те, и потому её просьбы не имеют такого веса, как у Колчина, закрутившего бумеранг. А во-вторых - ей было просто некогда. Узнав про облом с тестом, мама только руками замахала. И сказала, мол, справляйся сама. Потому что на бухгалтерию случился очередной набег финансовой комиссии из головного офиса.
- Что заработала, то и получай, - сказала она. - Тут хоть бы совсем без работы не остаться. На что жить-то будем? У меня нет ни минутки, а по телефону такие вопросы не решаются.
В общем, Катя, хотя и заработала её, но медаль не получила. А Анджелка, дочь спонсора, хоть ничего и не заработала, но ей медаль вручили. И надо было видеть, как Анджелка посмотрела на Катю. Так что ещё неизвестно - кто кого больнее ударил. Она - портфелем или Анджелка - взглядом.
Очень обидно, что треснутая Анджела в итоге выиграла эту битву. А Катя пролетела с ней - как... эта, пантера над Парижем.
И зачем ей нужна была эта точка, поставленная рюкзаком в их противостоянии? Но Катя всё равно об этом не жалела. Бог с ней, с медалью, обойдётся и так. Зато честь семьи восстановлена.
И только она начала успокаиваться, как подоспел следующий пинок от фортуны. И в её жизни нарисовалась ещё одна клякса. Тут уж ни Катя. Ни её родители были совсем не причём. А нарисовал её Катин бойфренд Антон.
Настроение у Кати после получения аттестата об очень среднем образовании было - так себе, среднее. И на выпускном вечере ей очень хотелось напиться. Она слыхала, что людям это иногда помогает. Да и вообще - она теперь взрослая и имеет право осуществлять релакс как заблагорассудится, по взрослому. Но у неё ничего не получилось. Оказалось, что напиваться - ну, невкусно, что ли. Катя любила сухое вино, а у него градус не тот. Зато удалось повзрослеть её бойфренду Антону. В доме Ярослава, где они праздновали своё вступление во взрослую жизнь, он так напраздновался, что - мама не горюй. И его усталому повзрослевшему телу пришлось окончательно придать горизонтальное положение - на каком-то диванчике в углу. Пока он всё там не разбил. Так что к озеру, где выпускники города обычно встречали рассвет, Катя ушла с теми одноклассниками, которые сумели соблюдать более-менее вертикальное положение. А потом выяснилось, что вместе с усталым бойфрендом Антоном уставала на диванчике в углу и Симка. Ну, та самая троечница Симка Шмелёва из параллельного класса, давно сохнущая по Антону. И, похоже, что они там взрослели, уже вместе, очень успешно. Потому что с этого дня, вернее - с ночи, Антон с Симкой так сроднились, что стали везде ходить в обнимку. И бывший Катин бойфренд принялся старательно делать вид, что едва знаком с Катей. Конечно, а как же - их совместные танцы на школьных дискотеках, походы в кино и подготовка к ЕГЭ у неё дома это так, ерунда. Подумаешь, невзначай там встретились. И, эти случайные встречи были без этого..., ну, сами понимаете. Хотя на это самое постоянно развязно намекали их одноклассники, а особенно - Анджелка. Нет уж, хватит с Кати того, что мама растила её одна, а Катин папа свалил куда-то, пусть - на полюс. Она не хочет повторить мамину судьбу. А, может, Катя держала дистанцию с Антоном, чтобы Анджелу обломать? Не без того, конечно. Но, если честно - не до такой степени она теряла от бойфренда Антона голову. Как Симка, например, которой Антон был мил в любом состоянии. Хотя, всё равно обидно. Предатель! Пускай катится со своей Симкой... Как это говорят в народе? Колбаской по... чему-то там маленькому..., малому..., малой... паской, что ли. В общем - пусть оба чем-нибудь и куда-нибудь катятся! Не очень-то и жалко!
Но не успела Катя в себя прийти от потери бойфренда, как нарисовалась третья чёрная полоса.
Честно говоря, такого удара от судьбы Катя не ожидала.
Ладно - медаль отобрала и Анджелке вручила. Сама виновата - бумеранг запустила. Пусть её неверного бойфренда Симке отдала. Возможно, он себя не контролировал. Но чтобы её, медалистку, с учёбы в училище завернула? Это несправедливо! А ведь она была уверенна, что это музыкальное училище у неё в кармане. Или за пазухой? Короче - было, да сплыло. Следом за медалью и бывшим бойфрендом Антоном.
Хотя музыкальную школу - по классу гитары и пианино, Катя окончила с отличием. Кроме того, прекрасно играла на электрогитаре в школьном ансамбле и, имея низкий приятный голос, с несомненным успехом пела на школьных вечерах и выступала за школу на городских конкурсах и смотрах. Даже брала там призовые места, в том числе - первое, за песню, написанную лично ею. А это вам не фунт изюма... лаптем хлебать. И Катя была уверенна, что у неё отличные вокальные данные и талант к сочинительству. Что подтверждали все её знакомые. Тк что в музыкальное училище она подала документы сразу на вокальное искусство и на теорию музыки. Потом определится - что у неё лучше пойдёт, а, может, потянет сразу два направления.
Однако у неё и ничего не пошло и никуда не потянуло.
Хотя Катя отлично сдала все дисциплины, но срезалась на экзамене по специальности.
Ей милостиво предложили спеть то, что она готовила и Катя исполнила, 'а капелла', свою любимую песню Мэрайи Кэри - 'My All'. Прослушав её, экзаменаторы как-то странно переглянулись. И попросили спеть ещё что-нибудь. Спела - 'Ой, да не вечер'.
Дама с высокой причёской недовольно пробормотала:
- Кафешантан...
- Меццо-сопрано, очень приятное звучание, - задумчиво возразил ей пожилой мужчина с седой бородкой. - Но эта песня больше подошла бы для сопрано. А как насчёт классического, - заглянул он в ведомость, - Катенька? Например, арию из творений композитора Эдварда Грига, из его...
Но дама с высокой причёской мягко остановила его:
- Зачем? Думаю, достаточно, Михаил Леонардович. Спасибо, Катя, вы свободны.
В общем, после изучения итогов экзаменов на доске объявлений, выяснилось, что Катя обрела полную свободу. В том числе и от учёбы в данном заведении. Какая несправедливость!
Кстати, Михаила Леонардовича она потом ещё раз встретила - на лестнице, когда, забрав документы, спускалась к выходу. Он придержал её за руку и доброжелательно спросил:
- Катенька? Так?
Она, едва сдерживая слёзы, остановилась.
- Не расстраивайтесь, пожалуйста! Вы меня извините, милая, но послушайте умудрённого жизнью человека, преподающего в этом училище более десяти лет. Профессиональное пение, это не ваше. Поищите себе иное поприще. А то, знаете ли, многие очень милые девушки вбивают в свои хорошенькие головы, что в музыке и пении они - феномены. А жестокие экзаменаторы неправильно оценили их гениальные способности. И потом вновь и вновь пытаются поступить к нам в училище. Не повторяйте этих ошибок, Катенька.
Ну, прямо, её мысли прочитал. Она ведь именно это и собиралась сделать.
- Вы умница и красавица, у вас чудный голос. Но, увы, не уникальный. Не теряйте время зря, Катенька. Не портите себе жизнь. Я, честно признаюсь, сомневался - ставить ли вам низкий балл? Но потом понял - это для вашего же блага, - виновато признался Михаил Леонардович.
- Как - для блага? Я же музыкалку с отличием окончила! А моя собственная даже песня победила в городском конкурсе! - воскликнула Катя. - Моё пение всем очень нравились! И в школе, и в жюри на смотрах!
Михаил Леонардович вздохнул:
- Мы - не все, милая Катенька. Здесь более строгий отбор.
- Но почему меня не приняли? Я же могла бы учиться на дирижёрском!
- Ни в коем случае! У вас же, Катенька, отличный аттестат. И, хорошие, но, увы - довольно средние данные в музыкальной области. А наше училище отбирает - выдающиеся. Хотя, честно скажу, бывает, что и со средними сюда пробиваются - особо настойчивые. Но мне их только жаль. Потом они не знают, куда себя применить. Быть учителем музыки для неумелых и шаловливых детишек? Неинтересно. Петь в церковном хоре для добрых и усталых старушек? Обидно. Да и оваций там не полагается. Ведь все, кто у нас учится, мечтают о славе, овациях и о большой сцене. Иначе - зачем всё это? - Катя обиженно опустила голову: да, мечтает, но вот - не дали. - И эта не востребованность воспринимается нашими выпускниками, как крах их жизни. Разве я..., - начал он, но тут же сам себя прервал: - Пусть в вашей жизни всё будет по-другому, Катенька. Мой вам совет - будьте благоразумны и поступайте туда, где не требуется сольфеджио. Ведь у вас, молодых, сегодня имеется очень богатый выбор. И масса энергии. Воспользуйтесь этим, Катенька! Приложите свои таланты и нерастраченные силы в другой области. И добейтесь успеха там. Пусть и не под овации. Эх, мне бы ваши годы! Я бы..., - махнул он рукой, делая шаг вверх по лестнице. - Удачи вам, Катенька!
Катя, сдерживаясь из последних сил, поблагодарила Михаила Леонардовича и вежливо попрощалась с ним. Хотя он и поставил ей низкий балл - он же не со зла. А лишь желая спасти её... от несостоявшихся оваций.
А потом она два часа проревела, этой..., белкой, в ближайшем парке - на лавочке в тени голубой ели. Ревущим белкам там самое место. Но будучи здравомыслящим, хотя и очень разобиженным человеком, в итоге, всё же, успокоилась и согласилась с Михаилом Леонардовичем. Глупо не внять голосу разума - в данном случае принявшем облик Михаила Леонардовича, и из-за личных необоснованных амбиций испортить себе жизнь. Ну, не Мэрайи Кэри она, не Анна Нетребко и даже не Пелагея. Большой сцены ей не видать, исходя из мнения профессионала, а петь в церковном хоре для добрых, но усталых старушек или учить шаловливых детей гаммам, которые в будущем им, средне одарённым - вполне возможно, не понадобятся, что-то не очень хочется. А другой перспективы умудрённый опытом профессор сольфеджио - или чего он там преподавал, ей не обещал...
'Так что же мне делать дальше? - восставая с лавочки, спросила себя Катя. - Конечно же - искать иное направление, где можно приложить мои нерастраченные силы!'
Однако, после нескольких подножек от фортуны нерастраченных сил у неё практически не осталось. У Кати их не нашлось даже на то, чтобы рассмотреть вариант с переброской документов в один непопулярный вуз и где был недобор - как предложила ей тут же по телефону неунывающая подруга Милка. И куда та была уже зачислена, несмотря на свой весьма посредственный аттестат. Катю этот вариант приложения сил не привлекал. И не потому, что этот вуз считался непрестижным. И Кате было почти не важно, что на этот счёт скажет Анджелка, поступившая аж в МГИМО - видно и там папы-спонсоры в почёте. Просто она сдулась, как тот воздушный шарик, из которого вышел весь этот самый воздух. А вместе с ним улетучились силы, которые - как уверял профессор сольфеджио Михаил Леонардович, присущи всем молодым. Короче - и нос с хвостом она теперь не держит по ветру, и пистолет, будь он неладен, куда-то потерялся.
Потому-что в её жизни наступила самая беспросветная чёрная полоса, из которой вовсе нет выхода.
Вот такие могли быть у Кати грустные мысли, когда она пряталась от косяка неприятностей в своей комнате. Но, увы, она даже думать не могла. Просто валялась целыми днями на диване, не снимая пижамы и уткнувшись носом в стенку. Тем самым, что надо бы держать, по крайней мере - на весу...
2.
Катя с удивлением посмотрела на себя в зеркало.
'Это кто, я, что ли? Это у меня такой про... потухший взгляд? Это мои волосы так безнадёжно засалены и растрёпаны, будто у гарпии? А уголки губ так разочарованно загнуты вниз, будто напившись уксуса? Душераздирающее зрелище, как сказал бы незабвенный ослик Иа, потерявший свой хвост. Правда, не окончательно. Я сейчас похожа не на победительницу песенных конкурсов, а на римскую плакальщицу, не хватает только пепла, добровольно посыпанного на макушку. Анджела, дочь спонсора Колчина, удивительно правильно определила мой статус: таким медали не дают', - вздохнула она, разочарованно отходя от зеркала.
Но даже сейчас, пребывая в морально обрушенном состоянии, Катя была невероятно разочарованна своим видом. Ей, почти уже не школьнице, всё же, хотелось относить себя к представительницам прекрасного пола, а не к инфернальным существам, обитающим где-то в тени существующего мира или в области загробных сфер, поджидающих новых мертвецов.
'Интересно, сколько же дней я провела в этой самой инфернальной тени? - подумала Катя и подняла со стола свой разряженный телефон, который, как оказалось, был даже вовсе выключен. Как и она, сама, наверное. Вставив его в подзарядку, она взглянула на число. - Ого! Три дня? Я что, была в коме? Почему я абсолютно ничего не помню? Ведь я же что-то ела, где-то спала? А включала ли я хоть иногда свет за это время? Не помню. О, боже! Помню только, как вернулась из училища и каким-то образом оказалась в своей комнате. А дальше?' - напряглась она.
Но вот, после некоторых усилий из туманных образов, навеянных оживающей памятью, в прошедших событиях начало что-то проклёвываться... Вроде бы, к ней зачем-то приходила Милка. Сидела вот здесь на краю дивана и что-то говорила. Но что? Наверняка, свои очередные успокоительные банальности. Да-да-да! Что-то такое вспоминается!
'Что-то типа - время - лебедь! Нет, как-то это по-другому звучало. А, время лепит, что ли? Но что лепит, зачем лепит - непонятно. И ещё что-то, мол - под лежачий камень вода... затечёт, что ли. Нет, опять что-то не то. Про подтекающую воду - вряд ли будет звучать успокоительно, а Милка ведь хотела именно успокоить. Хотя..., может, она, таким образом, хотела поднять меня с дивана?', - недоумевала Катя.
Но её память, упершись, не выдавала больше никакой инфы. А, может, всё это ей приснилось - и про Милку, и про затекающую воду?
Но вот в памяти ещё что-то всплыло.
Ей вспомнилась некая картинка с таким сюжетом: открывается дверь в её комнату и в неё, кажется, заходит мама. Жонглируя при этом тарелками и чашками. И открывая рот наподобие аквариумной рыбки. Видно что-то ей говорит. Но что? Сами слова до Катиного переутомлённого, мало того - обессиленного, хоть и молодого сознания не достигают. Как и судьба тарелок. Вполне возможно они разбились. Какой из мамы эквилибрист? Жалко посуду. Похоже, это был любимый бабушкин сервиз, хотя и немодный уже.
Все эти явления - если Кате они, конечно, не привиделись во сне - судя по всему, не смогли отвлечь её от мировой скорби, настигшей её после слов Михаила Леонардовича. Хотя и справедливых, но ставших завершающим аккордом в череде неприятных событий. Жаль, что в таком упадническом состоянии она не смогла воспользоваться его дельным советом, так и не выбрав дальнейшее направление для своих сил и жизни, не связанной теперь с музыкой...
Но об этом - потом. С начала хорошо бы подкрепиться и отвлечься. Инфернальные сферы никому не идут на пользу. И, кажется, несмотря на жонглёрские усилия мамы, она не ела уже целый год. Бедная мама! Ведь для неё отказ дочери от еды всегда был самым страшным испытанием. Жаль, что она сейчас на работе - куда ж она от неё, а то б сейчас порадовалась за дочь.
Катя и сама не заметила, как оказалась на кухне - её туда будто магнитом притянуло. И обнаружила, что там, к счастью, спрятано под салфеткой на столе что-то съедобное - как она надеялась.
'Так! Что тут у нас? - раздвигая тарелки и включая электрочайник, проговорила Катя про себя. - Как там говорит? Голод - не щётка? Пора браться за эту щётку и прекращать бессмысленную хандру, от которой девушки могут безвозвратно потерять человеческий облик! - бодро решила она. - Подумаешь - оваций не будет! Так что же теперь, от голода помирать? И вместе с римскими плакальщицами сидеть в тени?'
Катя уселась за стол и, не ощущая вкуса, съела бутерброды с ветчиной и все пирожки - то ли с печёнкой, то ли с картошкой. Запив их обжигающим чаем - то ли чёрным, то ли зелёным. Неважно это.
'Вот так! Силы немного восстановила, - удовлетворённо подумала Катя, отодвигая посуду. - Какие ещё реанимационные мероприятия можно предпринять, чтобы вовсе ожить? А, точно! Милка! Куда же без неё? Не зря же говорят - старый друг борозды не портит', - легко выдала она знакомую банальность.
И уже почти бодрой походкой направилась в свою комнату - чтобы позвонить Милке. У неё сейчас была настолько плохая борозда, что даже Милка со своими поговорками её не испортит.
- Алё! Это ты, Кэт? - осторожно ответила подруга с другого конца планеты.
- Я! - просипела Катя.
Оказывается, голос тоже может заржаветь, если им долго не пользоваться.
- Ауф! Падра, дорогая! - бешено заорал телефон Милкиным голосом, исторгая молодёжные жаргонизмы, которые она, дочь филолога, использовала в минуты сильных потрясений. - Ты жива? Уже не затворница? А я думала, что твои траблы тебя окончательно рипнули.
- Не рипнули, - просипела Катя. - И собираюсь окончательно воскреснуть. Есть предложения?
Они были. Оказалось, что Милкины родители, которых она радостно обозвала бумерами, слиняли на дачу - чилить. Наверное - отдыхать. Хотя какой же отдых на грядках? Но этих родителей вообще не поймёшь. Зато теперь Милкина квартира была абсолютно свободна и готова к самой интенсивной терапии для падры Кэт, пораненной полосатой жизнью. А Милкин внутренний врач тут же прописал им для этого самое действенное средство. Ничего нового - просто употребить внутрь - перорально, так сказать, бутылку сухого вина. А чего, вдруг на этот раз получится напиться? Эту бутылку Милка, кстати, умудрилась стибрить у Ярослава, с выпускного сабантуя.
- Ты её украла? - сипло спросила Катя. - И когда только успела?
- А чо? - сердито сказала Милка, понимая, что Катя этот криминальный поступок не одобряет. - Ярославу всё оставлять, что ли? Мы ведь тоже деньги сдавали! Да и вообще - там уже почти всё опустошили. Дноклы вон не теряются - пару раз уже собирались, чтобы водку допить. Я тоже заглянула на минутку. Вино, да ещё сухое, им не в кайф, сама понимаешь, но это пока водка есть. А нам с тобой - в самый раз, - оправдывалась подруга. - Так что давай, Кэт, не менжуйся. Ноги в руки и ко мне! - приказала она, не давая ей времени на осуждение. - А я пока бутеров настругаю. Тебе с сыром, как ты любишь?
- Ага! - ответила та. - Сейчас прилечу! Где там моё помело?
Это была уже другая Катя хоть и Минина. Медаль ей не дали, в училище не взяли, бойфренд её на Симку променял - пора начинать пить ворованное вино.
Она быстренько во что-то переоделась и нанесла на лицо боевой окрас - тушь, помада, брови, ресницы. Из зеркала на неё глянуло почти привычное лицо хорошенькой блондинки. Если не считать, конечно, голубых теней, залегших под глазами и возникших после посещения инфернальных миров. Но это даже придавало ей некий шарм и умудрённость. Затем Катя выгребла из вазочки остатки шоколадных конфет и написала мамуле записку - на тот случай, если, совсем устав, останется у подруги ночевать: 'Я у Милки'.
И вылетела из квартиры. Ощущая себя юной ведьмой, собравшейся на очередной шабаш у реки. Сухая реанимация или как его назвать? В общем, данное мероприятие должно помочь, она это чувствовал. И, кажется, энергия - присущая, по словам Михаила Леонардовича, всем молодым - бурля в животе, постепенно к Кате возвращалась. Вполне возможно, что белая полоса в её жизни уже не за горами. Главное - правильный курс выбрать, а ей его уже указали.
Так что пора держать хвост по ветру, а нос... Ну, куда придётся, главное чтобы не в стену.
И найти, наконец, затерявшийся пистолет.
3.
Супермаркет гудел. Впрочем, как всегда.
И в будни, и в выходные, и в праздники люди катили по нему свои набитые доверху тележки, похожие на вагонетки шахтёров, бегали дети, слегка ошалевшие от изобилия доступных сладостей, неспешно брели разочарованные в жизни старики с маленькими корзиночками...
Катя осмотрелась. Так, очереди к её кассе нет, а вот полка с чаем уже полупустая. Сейчас! Катя закрыла на ключ свою кассу и побежала в подсобку и доверху нагрузила тележку коробками с чаем - к счастью, довольно легкими. Затем, вывезя их в зал, принялась раскладывать чай по сортам. Спину ломило, плечи болели, а голова трещала - от беспрерывного пиканья терминала и потока цифр на экране монитора. Ничего, до конца смены осталось уже немного. Как говорит Милка - кучен день до вечера, когда делать нечего. Денёк сегодня, как всегда, был о-очень кучный, хотя и делать было чего.
Но даже устав и набегавшись, Катя была довольна тем, что вообще здесь оказалась. И, конечно, отчасти, благодаря жизненной программе, заданной ей незабвенным Михаилом Леонардовичем.
После трёх дней проведённых с плакальщицами в инфернальной тени, Катя напрочь выбросила из головы все мысли о музыке. Зачем - с её-то средними данными - терять впустую четыре года? Пусть в музыкалке учатся уникальные таланты. Ну, или те, кто умеет проторить себе дорогу к славе иными способами. Это не про Катю. Теперь она училась в крутом московском вузе. Вполне вероятно, переплюнув зазнайку и ябеду Анджелку. Правильно говорил незабвенный Михаил Леонардович - сегодня у молодых много возможностей. Если, конечно, приложить к этому определённые усилия. А она приложила.
После Милкиного курса интенсивной вино-терапии Катя засела за свой комп, перекопав весь доступный инет в поисках места применения своих молодых и нерастраченных сил. В итоге она остановила свой выбор не на каком-нибудь, а на московском международном экономическом институте. В котором - вот везение - имелась такая новинка, как удалённое обучение. По статусу этот вуз был ничуть не хуже МГИМО, а по стоимости обучения удалёнка в нём стоила в разы меньше, чем заочное обучение. И - снова везение - в их городе имелся филиал этого вуза. И в нём как раз шёл набор. Вскоре, после онлайн-собеседования, Катю зачислили на первый курс московского международного экономического института. Ура! Как говорит Милка - спелость города берёт! А она уже поспела, то есть - созрела, для того, чтобы брать Москву. И на всё это у неё ушла неделя! Просто Суворов!
Так зачем же тогда она потеряла целых три дня на плакальщиц? Мировая скорбь не помогает решить проблемы, это факт! А из-за чего? Ведь поступи она в музучилище, Анджелка бы ничуть ей не позавидовала б. А теперь ещё неизвестно, кто кого круче? Катя полагала, что она. Ведь на международном пространстве Анджелкин папа - спонсор Колчин, не очень-то котируется. Так что ей самой придётся пробиваться там, а про её способности всем известно. Так что, снова спасибо Михаилу Леонардовичу, вовремя завернувшего Катю из хористок церковного хора.
Так что же, выходит, у неё была в жизни не чёрная полоса, а самая что ни на есть белая? Может и то, что бойфренд Антон свалил от неё за горизонт - тоже большая удача? Наверное, была в нём некая порочная склонность к этаким Симкам? И это удача, что она проявилась? Уж лучше раньше, чем поздно...
Осталось вот с только медалью разобраться, которую зажали. Пока Катя не могла с уверенностью сказать, что в этом ей так уж повезло. Но что-то позитивное в этом, всё же, было. Например - будь она медалисткой, вряд ли согласилась бы таскать тележки с чаем по супермаркету. А где тогда брать деньги на учёбу?
Кстати, вот ещё где удалось применить её молодые и нерастраченные силы - решить денежный вопрос, который для них с мамой всегда был... слегка болезненным. Деньги у них, конечно, были - как не быть, если Тамара Львовна работала над ведомостями и счетами, не поднимая головы. Но они как-то быстро куда-то исчезали. А тут надо за учёбу платить и, заметьте, довольно приличную сумму, несмотря на выгоды удалёнки. Правда, Тамара Львовна, чрезвычайно довольная тем, что дочь выбрала экономический вуз, а не песенки петь, хотела взять оплату обучения на себя. У неё был на примете дополнительный приработок - вести надомно бухгалтерию в одной частной фирме. Но Катя запретила эти галеры. Если мамуле ещё и по ночам работать, то она скоро последнего здоровья лишиться. И так-то выглядит - так себе, а ведь ещё не старая. Катя сама решит этот вопрос.
Но решить его удалось не так чтоб уж сразу.
Ведь в Катином резюме были одни лишь прочерки. Профессии - нет, стажа - нет, нужных корочек и в помине нет. Пару дней она утюжила в поисках работы инет, но её брали лишь курьером или же доставщиком пиццы - за сущие копейки. На эти деньги можно прожить, если только откусывать потихоньку от каждой пиццы. И тут она неожиданно наткнулась на длинный перечень вакансий на сайте известной торговой сети. У них - ура! Или, увы - была сильная текучка кадров. И они всех брали работать - хоть грузчиком, хоть кассиром, хоть продавцом - на почасовую или постоянную работу. И зарплата получше, чем у курьеров. Правильно Милка говорит - не до жиру, бить бы в жилу. Ну, во что-то там бить. Тем более, в этой сети и обучение предлагали.
В общем, после ускоренных недельных курсов и получения самой настоящей корочки Катя с радостью уселась за кассу в одном раскрученном супермаркете. К тому же он был недалеко от её дома. График работы - два рабочих дня через два выходных - позволял ей уделять время и учёбе. Хотя всё было не так уж гладко: приходилось перерабатывать, не получая за это надбавки к зарплате, и помогать раскладывать товар в торговом зале, Но Катя была полна энергии, о которой с таким уважением говорил Михаил Леонардович, и легко со всем справлялась. А ещё требовалось, подсматривая, выявлять похитителей магазинного добра. Но это дело у Кати не пошло - не любила она надзирать за бомжами, стариками и детьми - по статистике, потенциальных ворюг. И когда Катя как-то случайно увидала, как два мальчишки-школяра стянули с полки шоколадные батончики, она отвернулась. Выглядели они голодными и неухоженными. Тоже, видать, отец у них - тот ещё полярник.
Она потом ещё не раз убеждалась, что и у других жизнь - весьма полосата. Как говорили классики - блеск и нищета, принц и нищий. Вот бабушка, дрожащими руками пересчитывающая у кассы монетки - за молоко и горсточку ирисок. А вот мальчик, у которого не хватает на мороженое, которого детям всегда очень сильно хочется. А вот эти господа накидали в свою тележку такого, что кажутся ей переодетыми калифами и почти что аистами - икра, сёмга, балыки с беконом, выпивка по баснословной цене. Они что, банк взяли? Или живут последний день?
А бывало, Кате и самой приходилось превращаться если не в калифа, то, по крайней мере - в спонсора, добавляя на хлеб и сигареты опустившимся личностям, отличавшимся от других, кроме одежды, стеклянными от безысходности глазами. А что? Может кто-то из них был Катиным спившимся полярником-отцом? Хотя с этими полярниками приходилось держать ухо... в острог. Один из таких, приметив Катино добросердечие, стал именно на её кассе высыпать свои медяки, которых могло хватить только на запах от покупки. Иногда она его отшивала - нечего наглеть. Но хлеб-то, хоть и таким, необходим? А сигареты... Должна же и у них быть какая-то радость. Хоть и эфемерная.
***
Насмотрелась за это время Катя и на чудил, всяких неадекватных пьяниц, наркоманов и просто психически нездоровых людей. Их обычно выводили, едва они начинали буянить - просто звали на помощь охранника, стоящего у входа. И, реже - полицию. Ну, были, да забыли.
А вот чудака, вздумавшего прогуливать по магазину рюкзак на верёвочке, Катя почему-то запомнила.
Его она заметила сразу. Да такого лишь слепой не заметил бы. Вёл себя он мало сказать, что странно. И не потому, что пьяный. Судя по всему, ему это и не требовалось - так чудил.
Этот парень вошёл в двери магазина, таща что-то следом за собой на верёвке. И выглядел. Мягко говоря - нелепо. И из-за одежды тоже. На нём была одета оранжевая ветровка - вывернутая наизнанку, огромные полосатые шорты - размеров на пять больше нужного, и голубая панамка в крупную ромашку и с кружевцом. А смотрел он так, будто с утра сам себя потерял, но и к обеду не смог найти.
Люди отнеслись к этому явлению по-разному. Некоторые удивлённо оборачивались, кто-то вертел пальцем у виска, а иные смеялись. Катя даже привстала из-за кассы - чтобы рассмотреть, что же такое тащит этот странный посетитель? Главное, чтобы не поводок с собакой. Ведь вход в торговый зал с ними строго воспрещён. Но оказалось, что это всего лишь (!!!) чёрный рюкзак. Который парень в коротенькой оранжевой ветровке, одетой на голый торс, деловито тащил за собой за верёвку. Зачем? Почему?
Катя огляделась, ища поддержки коллектива. Но оказалось, что она тут одна представитель магазина. Две другие кассирши, очевидно, были на выкладке товаров в зале, а товаровед-консультант куда-то очень некстати отлучилась. И странный парень, не встретив препон, побрёл со своим покорным рюкзаком дальше.
А что Катя могла поделать? Ни в одной инструкции не запрещено входить в магазин в бабушкиной панамке и, вполне возможно, случайно одетой навыворот ветровке. Да и про сумки там не указано - что их запрещено волочить, если кому-то это нравится. Так что охранника - который тоже, кстати или не очень - отсутствовал, звать не из-за чего. Странный парень, как и его рюкзак, вели себя смирно.
Поэтому Катя растерянно опустилась на место и стала работать дальше. К тому же у неё уже и очередь собралась.
Но всё же оказалось, что есть в магазине ещё представители коллектива, способные дать отпор прогульщикам рюкзаков. Откуда-то выскочила и хищной птицей кинулась за странным посетителем уборщица баба Клава. А как же, она ведь считала себя внештатным директором в его отсутствие. Сердито шуруя вслед за чудаком шваброй, она сердито выкрикивала:
- Ходють тут всякие! Бациллы сыплют своими оклунками! Вовсе с ума посходили!
Но парень даже не оглянулся на эти крики и баба Клава нашла другой объект. Кинувшись вслед за подвыпившим мужичком, она сурово предсказала:
- Щас опять бутылку слямзит, ирод! Плати потом свои кровные! Кровопивец!
Но мужичок лишь купил бутылку пива и направился с ней к кассе.
Тем временем в торговом зале - по пути следования ползучего рюкзака, то и дело слышалось сдержанное хихиканье. Ничего, говорят, что смех полезен. И Катя почти уже перестала бояться, что ей придётся писать объяснительную из-за своего бездействия. И что охранника не позвала. Да и о чём? Ну, что-то там, по рассеянности, навыворот. Ну, панамка в цветочек. Ну, рюкзак упал и волочится. И что? Засмеют ведь.
Вскоре чудак, сильно повеселевший - улыбка до ушей, заявился к кассе, волоча за собой покорный рюкзак. И теперь на его голове, поверх панамки, ещё гнездился круг краковской колбасы - наподобие нимба святого. А в руках была бутылка кефира. Ну вот - человек прикупил кое-что для перекуса, а носить этот перекус на голове инструкцией тоже не запрещено. Может, ему так удобно? Главное, чтобы этот прогульщик рюкзаков, не заплатив, не съел бы этот колбасный нимб тут же, у кассы. А это - опять объяснительная. Однако, вот подошла его очередь, колбаса перекочевала на прилавок и Катя, как полагается, выбила чудаку товарный чек. И тут она, может - от облегчения, хихикнула. Прогульщик рюкзака, аккуратно водрузив обратно на голову оплаченный колбасный нимб, вдруг весело подмигнул ей синим глазом.
И вышел из магазина вон, преследуемый своим ползучим рюкзаком.
Что это было за явление?
Катя едва переводила дух. А покупатели, проводив чудака оторопелыми взглядами, похоже, тут же забыли о нём. Мало ли чокнутых? От своих забот не чокнуться бы.
Далее суета в супермаркете пошла своим чередом. А Катя, пробивая чеки, раздумывала:
'А я бы так смогла? Рюкзак - на верёвке, колбаса - на бедовой голове, штаны чуть не спадают, ветровка маловата, а люди вовсю потешаются? Ну, уж нет! Я ещё не сумасшедшая! Да и он не похож. А, может, у него в рюкзаке тяжёлые кирпичи? Вот и волочит. - Катя фыркнула и покупательница ответила ей возмущённым взглядом - ещё нажалуется. И она, собравшись, посерьёзнела. Однако размышления снова наседали: - Но зачем ходить в магазин с кирпичами? К тому же, этот прогульщик мог бы нашу тележку с кирпичами поднять, не то, что рюкзак. И глаза у него... Но откуда эти вещи не по росту? У кого-то с бельевой верёвки снял, а заодно и саму верёвку забрал? Зачем? Из бани сбежал. Не заплатив? В общем, не посетитель, а сплошной ребус'.
Вечером Катя даже поделилась этой странной историей с Тамарой Львовной, её мамой - немного отяжелевшей в движениях блондинкой, но ещё очень интересной женщиной. Та в ответ заявила:
- Он, конечно, сумасшедший.
- Да нет, не похоже, мам. Только зачем он этот рюкзак волочил...
- А ещё - штаны не по размеру, панамка бабушкина, колбаса на голове, - хмыкнула Тамара Львовна. - А так - ничего, вполне нормальный, да? Катенька, сейчас таких из психушки пачками выпускают. До очередного кризиса.
- Жаль. На киноартиста похож, - задумчиво проговорила девушка. - Глаза синие, брюнет...И, представляешь, подмигнул мне ...
- Ты с этим поосторожнее! Глаза, брюнет, - нахмурилась Тамара Львовна. - Пристанет такой - не отвяжешься, а если что - у него справка есть.
- Да ну тебя, мам! - рассердилась Катя. - По-моему, он просто дурачился.
- Зачем?
- Ну, не знаю...
Кате этот синеглазый чудик даже... понравился, что ли. как он это сумел? Раз - и превратил обычный скучный день в приключение, цирк бесплатный...
Вот если б он не тащил рюкзак и одет был нормально...
'Ага! И без колбасы на голове! - подумала Катя, криво усмехнувшись. - Что б от него осталось? Одни глаза и голый торс?'
А ведь вскоре так и вышло. В смысле она вновь встретила этого чудика - без рюкзака и панамки, хотя и с колбасой. И очень удивилась происшедшим с ним переменам.
4.
И снится Вере Павловне сон...
То есть, нет, не так - причём тут Чернышевский?
В эту ночь Катеньке приснился удивительный и даже страшный сон:
Будто плывёт она по бушующему морю на утлой лодчонке без паруса. Штормовой ветер болтает лодчонку вверх-вниз по волнам, мрачные небесные хляби потоком низвергают ливень, а волны захлёстывают Катину лодку, которая уже почти под края заполнена водой и вот-вот уйдёт вместе с ней на дно. Катя тщетно хватается за борта лодчонки, но её усталые руки соскальзывают, а ураганный ветер норовит перевернуть и сбросить Катю вместе с чёлном в тёмную и мрачную морскую пучину...
И тут, когда лодочка взлетела в очередной раз к бушующим небесам на высоченный гребень, Катя увидела вдали чудесный остров. Над ним был штиль. Тучки, сбившись на горизонте, как стадо белых барашков, лишь украшали небесный свод. С неба светило ласковое солнце, на набережной зеленели пальмы, цвели яркие цветы и играла музыка. На песчаный берег набегали тихие прозрачные волны, а по пирсу гуляли люди в лёгкой светлой одежде...
Катя в тщетной мольбе протянула к этому чудному видению руки, но тут ветер подхватил её лодку и швырнул Катю в пенный мутный вал, захлестнувший её с головой...
Катя проснулась от собственного испуганного крика. И хотя на часах было только пять утра, уснуть она больше не смогла. Приснится же такое! От воспоминаний о гигантских волнах и собственной беззащитности её до сих пор бросало в дрожь. Но как же прекрасен был тот солнечный остров! И как недоступен...
Катя, поспешно подходя к входу в магазин, расположенного для персонала с тыла здания, встретила охранника Костю, бывшего военного, с которым они иногда перебрасывались парой фраз.
- Привет, Катюш! - хмуро сказал он ей. - Не торопись. Магазин закрыт на фиг! Водопровод ночью прорвало и его затопило. Всем отбой!
Так вот почему ей приснился сегодня этот жуткий сон!
- Так, может, там помочь надо - товар выносить? Воду вычерпывать? - воскликнула Катя, по школьной привычке привыкшая к субботникам и общественным работам на благо страны.
- Уже всё вынесли, без тебя, милая! Охотников много, - ехидно ответил ей чей-то голос.
Обернувшись, Катя увидела, что в углу двора сбились в кучку сотрудники магазина - товаровед, кассиры и уборщица баба Клава, продолжившая:
- Только не ведаем - куды и сколько унесли? И кто за эти убытки платить станет? - сварливо заметила она. - Опять, что ль, мы?
- Да что вы, баб Клав, панику разводите! - отозвалась кассирша Маша. - Спишут всё! Только нам-то что теперь делать?
- Ага, спишут, конечно - под шумок, - согласилась та.
- Ночью затопило? - спросила Катя, соотнося по времени свой сон и этот потоп.
- Утром, вроде, - вздохнула товаровед Ирина Петровна. - Вот беда! Нас-то теперь куда? - расстроенно спросила она. - Тоже спишут? Под шумок. Хотя, чего уж - сами уйдём. В договоре ж прописано, что платят нам только за отработанные часы.
- А я б на вашем месте на юга рванул, - мечтательно проговорил охранник Костя, затягиваясь. - Отдыхать! Там и осенью ничего.
- Ишь! На юга? А денег где взять? Мне вон квартплату пора вносить, а зарплата будет - с хвост колибри! - обиделась Ирина Петровна. - А тут ещё Кольке на физкультуру новую форму надо - растёт, балбес, как на дрожжах. А Ольге - сапоги.
- Муж объелся груш и алименты уже третий месяц не шлёт, - отмахнулась та. - Как буду жить?
- А я б занял и рванул, - философски заметил Костя. - А ты, Петровна, не дрейфь, найдёшь себе работу ещё лучше прежней. Как это говорят - была б шея, а хомут найдётся. А тут ремонт будет. Вон весь кафель в зале на фиг отпал.
- Отпал? Недавно ж ремонтировали! - удивилась баба Катя.- На патоку, что ль, клеили?
- Комиссия же подписала, - пожал плечами Костя. -
Катя их почти не слушала. Вот они мутные воды, захлестнувшие её хлипкую лодчонку. Утянет её теперь на дно отчаянья да безденежья, и помощи ждать неоткуда. А остров вдали, это отдых на югах, который так щедро предлагает им охранник Костя. Она, усмехнувшись, вспомнила очередную Милкину поговорку - близок островок, да не укусишь. Хотя, нет, что-то тут не так - зачем островок кусать-то? В общем - близок, а лодка на дно пошла.
'Как теперь за учёбу платить? - вздохнула Катя. - Мама поможет? Опять на неё перевешивать свои, эти самые - траблы. Проблемы - по Милкиному. Нет, без работы мне никак нельзя. А где же этот хомяк на мою шею? Хорошо хоть корочка есть, зато стажа - с хвост колибри, как говорит Ирина Петровна'.
- Ну, и что делать будем? - подошла к ней Маша. Катя пожала плечами. - Другой ближайший магазин нашей сети аж за рекой, - сказала она. - Далеко ездить будет. Если возьмут, конечно.
- Эх, вот бы взяли, - мечтательно протянула Катя. - Такого хомяка всем надо! - Маша на неё непонимающе глянула. Но промолчала. - Мне за учёбу скоро платить, - пожаловалась Катя.
- А мне - за частный садик. И стоит это заведение для сынишки почти всю мою зарплату, - посетовала Маша. - Но это ничего. Думала, что хоть, наконец, среди людей побуду. Да и что за развитие у ребёнка дома? Ему тоже коллектив нужен.
Кате сложно было понять Машу - она пока вообще не знала, что обычно требуется ребёнку и как его правильно развивать. Но она старательно кивала ей, полагаясь на авторитетное мнение матери двухгодовалого бутуза.
Тут задняя дверь магазина распахнулась и на пороге возник их директор, Сергей Владимирович - тучный и вальяжный мужчина средних лет. Несмотря на красивое и доброе лицо, его панически боялся весь коллектив магазина. Крутоват он был на увольнения и штрафы. Директор хмуро осмотрел своих приунывших сотрудников и они тут же дисциплинированно подтянулись к нему поближе.
- Ну, вот такие дела, товарищи - подтопленцы мы теперь, - заявил Сергей Владимирович, сожалеюще разведя руками.
- А что случилось? - спросила Ирина Петровна. - Откуда вода-то взялась?
- Оттуда, откуда надо! Комиссия разберётся, - сварливо ответил тот. - Предварительная версия - гидравлический удар и изношенность труб. Здание-то не новое.
- А мы теперь куда, Сергей Владимирович? - тоненько спросила Маша. - Нам зарабатывать где-то на жизнь надо.
- И на семьи! - подхватила товаровед.
- Ну, кто куда. Хотите - в отпуск идите, за свой счёт и ждите конца ремонта. А нет - раскидаем вас по другим нашим магазинам, где есть вакансии. Или, скорее, на подработку. Штаты почти везде укомплектованы. Или, если хотите - ищите другую работу, - равнодушно ответил Сергей Владимирович.
Толпа недовольно загудела:
- Подработку? За гроши? А жить на что, Сергей Владимирович?
- Что поделаешь - непредвиденный форс-мажор! - отмахнулся тот от них и, достав из кармана листочек, приклеил его скотчем к стене. - Вот вам поимённый список: кто и куда направляется. И, если вы изъявите желание, вас примут на работу. Вернее - на подработку. А вы, Ирина Петровна, я попрошу - пока останьтесь, - обратился он к товароведу. - Поможете нам с описью товаров.
Та радостно шагнула к нему.
- Да-да, конечно, я согласна, Сергей Владимирович! - воскликнула она.
- А то нет! - буркнула баба Клава. И крикнула: Так, может, и я вам сгожусь, Владимыч? Уборки-то много, небось!
Тот недолго подумал и махнул рукой:
- Действительно - много. Хорошо, как вас - Клавдия? Оставайтесь и вы.
Та быстро засеменила к нему, остальные подтопленцы устремились к листочку. А Сергей Владимирович, развернулся и важный, будто король, сопровождаемый свитой - из счастливых товароведа и уборщицы, скрылся за дверью магазина. Она захлопнулась - будто вход в райскую обитель, куда грешников не пускают.
Вскоре, как казалось Кате - её лодчонка, всё же, выплыла из штормящего моря. И прибилась к какому-никакому берегу. Правда, это был не чудесный южный остров, но, всё же, и не пучина. Так что наврал её сон.
Катя теперь работала в том самом магазине за рекой, о котором говорила Маша. А она - зарабатывала на частный садик в другом конце города. Жаль, они уже с ней подружились.
На новом месте Катя привыкла почти мгновенно - магазины этой сети похожи драг на друга, как братья-близнецы. Коллектив был хороший, да и работа знакомая. Везде терминалы пикают одинаково, да и люди в очереди к кассе - с одинаковыми и корзинками и с товарами с одного конвейера. Правда, Катин заработок заметно упал, поэтому она бралась за любую подработку. И планировала сразу после сессии подыскивать себе другую работу. Но пока и эта выручила.
Эта смена была обычной - касса, раскладка товаров, мелькание людей у кассы. Только успевай, вертись. Очередь двигалась быстро - Катя старалась зарекомендовать себя на новом месте с лучшей стороны, не бездельничала.
Так, что тут? Кефир, кольцо краковской колбасы, пачка сигарет... Надо же - почти как у того чудака с волочащимся рюкзаком и спадающими шортами. Катя подняла глаза и встретила взгляд знакомых синих глаз. Только вот всё остальное не соответствовало. Вернее, соответствовало, но некоему дресс-коду: строгий тёмный костюм, белая рубашка, ботиночки лаковые, галстук селёдкой. Прямо дресс-код во плоти. Этот офисный планктон не может быть тем самым прогульщиком рюкзаков на верёвочке! Наверное, просто похож на него.
- Привет! - вдруг сказал этот человек дресс-код и подмигнул ей синим глазом. Точь в точь, как тот. А, взглянув на бейдж, добавил: - Рад тебя видеть снова, Катя! Ты как сюда попала?
- А ты?- растерялась девушка.
Неужели он способен к обычной человеческой речи?
- Я здесь работаю. Тут рядом, за углом. Там ещё вывеска огромная - для близоруких, наверное - ЧП 'Экспертиза'.
- Да? А я теперь тут работаю. В магазине. На кассе. Как всегда, - усмехнулась она. - И вот моя маленькая вывеска, - кивнула она на свой бейдж.
- Рад, что мы теперь соседи, Катя! - сказал он. - А я - Дима, рад знакомству. Давай как-нибудь встретимся с тобой? Поболтаем? Я всё объясню. - И, достав из кармана блокнотик, быстро в нём что-то черкнул и, улыбаясь, положил перед ней листочек. - Вот мой телефон, Катя. Позвони, если надумаешь. Буду рад!
Затем, не дав ей опомниться, он провёл карточкой над терминалом, сложил покупки в пакет - кефир и краковскую, а пачку сигарет сунул в карман. И вышел.
Катя растерянно смотрела ему вслед.
Красавчик! Не узнать. И даже хочет с ней встретиться.
Умеют же некоторые брать быка..., как это Милка говорит - за... бока. Или нет - за меха, что ли. Короче - неважно, главное - умеют. Ишь, ты - в ЧеПэ он работает, костюмчик приодел! Тогда зачем тогда была та нелепая панамка и ещё более нелепый рюкзак? Он что, сняв свой дресс-код, просто дурачился на досуге? Там, за рекой? Где его никто не знает? И как к такому непредсказуемому человеку на свидание идти? Когда он бывает нормален? И в каком районе? Может у него географический сдвиг? Что он может объяснить? Почему рюкзак ползал? Ха! Хотя - хорош...
Но Катя подумает об этом позже - очередь уже начала нервничать, сбиваясь к кассе всё теснее, а товаровед - грозно поглядывать.
5.
В школе этот симпатичный и всегда одетый с иголочки мальчик был паинькой - не бузил, не участвовал в дурных компаниях и в глупых проделках замечен не был. Однако уже с младших классов он был сам по себе. А в старших - никогда не носил с собой в школу портфель. Или во что там ещё обычно дети впихивают ученики свои двойки? Его это не интересовало, ему троек хватало. Заходил в класс налегке, будто случайно сюда попал - засунув руки в карманы трендовых брюк. И, достав из-за пазухи пару потрёпанных тетрадок - рассчитанных на все предметы, бросал их на заднюю парту. А потом расслабленно опускался на стул. Всё. Дальше кантовать его куда-то или привлекать к школьным делам было бесполезно - только невнятные междометия в ответ и недоумевающие пожимания плечами. Мол, отсохни и не отсвечивай. Ни с кем особо не общался. Так - привет-привет. Для одноклассников Дима Панаев был закрытой книгой. Которые, кстати, у него самого всегда были открыты - на коленях, под партой. Её он обычно приносил, засунув за ремень брюк. Учителя привыкли к его минимальному присутствию на уроках и тоже особо не кантовали. Ведь отец мальчика был крупным чиновником, практически не доступным для общения, а мать - хоть и домохозяйка, но боготворящая своё чадо и вовсе не воспринимающая критических замечаний. Да и какие могли быть претензии к Диме Панаеву? Никого не обижает? Школу посещает? Несомненно. И кроме безынициативности и слабой тяги к учёбе к нему нет никаких нареканий. Учится он ... ну, скажем так - учится кое-как, да и ладно. А мог бы и лучше. Если б учился. Но воспитывать его им было не по зубам. Потому что - смотри выше. Да и иных забот хватало.
Дима Панаев с первых дней учёбы невзлюбил школу.
Она его злила. В основном - из-за у краденного у него времени.
Всю школьную программу, при желании, мальчик мог бы пройти, ну, за пару лет, точно. А куда потом подаваться скороспелому вундеркинду? Читал в дайджестах, знает. Некуда. Так что он уж лучше как-нибудь поприсутствует в классе и книгу почитает под партой. Что-нибудь познавательное. Например - научные журналы и сборники, приключения тоже бывают интересны. Рано научившись читать и познакомившись с книгами - сначала с самыми тонкими, из домашней библиотеки, а потом и с большими томами - Дима воспринял школу насмешкой над разумом. Там ему сразу же начали внушать, что он маленький и бестолковый неуч, которому надо разжевать и втолкнуть в рот, как желторотому птенцу, азы жизни. В основном - научить дисциплине, безынициативности и прилежанию. Например, тому, что 'жи и ши пишется с буквой и'. Да какая разница! Главное ведь не то, как пишут, а - о чём. Вот он и читал - о чём. А ему пытались вдалбывать математические правила, которые ни один взрослый потом не помнит. Он проверял. И все эти иксы, Пифагоровы штаны и тангенсы ни мама, ни отец - в упор не знают. И он уверен - про штаны и иксы ничего не помнят и его учителя-нематематики, например - по литературе и инязу, зная только свой обожаемый предмет. Тогда зачем же они учили в детстве все остальные предметы? Иногда даже получая за непонятливость ... всякое порицание. Потому, небось, так быстро и забыли. И зачем вообще учат в школе всякой ерунде, которая потом мало кому пригождается в жизни? Он был уверен - школа это место, где детям специально внушают искажённую картину мира. И делают всё, чтобы потом легче было ими управлять. И выучивают правилам, из которых обязательно есть исключения. Которые толком никто не помнит, им хватает общепринятого. И отучают думать. И не замечать даже того, что у всех на виду. Чего стоят, хотя бы, всем известные названия: Солнце - светило нашей звёздной системы, спутник Земли - Луна. Их можно писать хоть с маленькой буквы, хоть с большой. И пишут, не задумываясь, как попало. Зато планеты - Нептун, там, Меркурий, Венера, Марс и прочие, которые без телескопа вообще не рассмотреть - всегда пишутся с большой. Почему? Чем им Луна не угодила? Или собственная планета? Какой смысл в этих правилах?
Дима Панаев считал, что взрослые придумали школу лишь для того, чтобы дети не путались у них под ногами. И не мешали заниматься своими взрослыми делами, то есть - ругаться, пить водку, смотреть телевизор и ходить по магазинам. В общем - заниматься ерундой. И ходил туда, просто отбывая повинность. Да и маме хочется иногда побыть одной. Пообщаться с кастрюлями и телевизором.
И вот, наконец, Дима Панаев получил аттестат, пусть и не с лучшими оценками, но подтверждающими его способность к обучаемости и среднюю образованность. А куда деваться - таковы правила игры. Он покинул стены школы, даже не поучаствовав в сабантуе и выпускных мероприятиях - впрочем, как всегда. А о чём ему теперь говорить с одноклассниками, если он не начал этого делать за десять лет? И за что благодарить учителей, если он всему научился сам? Вопреки им.
Но оказалось, что с его воспитанием рядового человека ещё не покончено. Не все принятые в обществе нормы изучил. Отец настаивал на юридических.
А он-то ведь думал, что дальше его ждёт свободная жизнь. И поначалу решал, чем бы заняться? Может, мир посмотреть? Очень интересно, как живут люди на других материках. Например - в Австралии. Познакомиться бы аборигенами, которые, как считается, так и не приняли норм поведения и правил нашей жизни. У них, точно, пятница не отличается от понедельника, а насчёт стоимости одежды они вообще не заморачиваются. Не нужна она им, а что другие хотят их кое-где прикрыть, так это их проблемы. Он бы с удовольствием влился в их... коллектив, нет - в племя свободных людей.
Хотя, надо отметить, ему, довольно высокому парню - метр восемьдесят с хвостиком, с копной тёмных волос нижне плеч - как протест, с яркими синими глазами и грацией балетного танцора всё было к лицу, а уж тем более - минимум одежды. Как-то так вышло, что Дима Панаев, практически не уделяя время спорту, имел отличные параметры и здоровье. Наверное, благодаря наследственности - отец, Дмитрий Михайлович, сейчас слегка располневший, тоже надолго сохранил юношескую гибкость и стать.
Но, как уже говорилось, устроить свою жизнь по человечески, то есть - по-своему, Диме не позволили. А то бы он - ужас какой! - стал каким-нибудь борцом против существующих стандартов и пошёл бы, например, в защитники экологии. Или в антропологи - им общество не нужно, черепа подавай. Или стал бы работать в каком-нибудь приюте для бездомных животных - тоже весьма страдающих от несовершенств этого мира. Просто из чувства протеста против принятых всеми правил. У животных ведь нет никаких рамок, одни инстинкты, с ними всё просто и понятно. Луна у них это просто блямба, предназначенная для освещения округи. Без букв. И если она не меру разгорается, то на неё можно и повыть - для порядка. Она подчиняется, усыхает. А земля это, ну, вы знаете - для нор и создания ложа для рек и озёр. Всё просто и опять же - без глупых букв.
Дима Панаев даже всерьёз подумывал о том, чтобы стать ветеринаром. Хотя никогда не имел даже кошки или хомячка - у мамы аллергия на шерсть. Но кто ж ему такое позволит? Родителям зачем-то край как понадобился его диплом о юридическом образовании. И потому лишь, что отец хотел впихнуть его в свою госструктуру, диктующую другим правила и нормы жизни, опекая дальше. О, майн гот! Ещё Дима не любит секты, заговоры и своды законов, ограничивающих свободу личности. Но отца, работавшего руководителем одного из министерств и имеющего определённые навыки в том, чтобы мягко диктовать свою жёсткую волю, трудно переубедить. Да и лениво. Дима сдался. Но, чисто по наитию, настоял на архитектурном институте. Какая разница - где изучать правила, всё равно ведь не отстанут. Главное - не юридический, это вообще смерть. Он точно знал - законы пишут, чтобы их обходить. А подлость Дима тоже не любил. Архитектурный - самое то, там, если уж прописано правило, по которому возводят строение, чтобы оно не рухнуло - ни одна комиссия его не отменит. Лучше уж так.
Хотя учился Дима Панаев в архитектурном примерно так же, как в школе. То есть - отбывал учебные часы. А архитектуру, как науку, изучал индивидуально. Чтобы возводя, нарушать всякие стандарты. Ведь общепринятая архитектура это, опять же, свод правил и норм, выработанных предыдущими поколениями строителей и призванных ограничивать свободу личности человека только уже в жизненном пространстве. Называется - ЕНИР - единые нормы и правила, и СНИП - свод норм и правил. В стенах помещений, где обитает человек, во внешний мир обязательно прорублены дверцы и окошки. Очень символично. Люди привыкли замыкать себя в рамки. И следить за врагами. Почему бы не жить в лёгких прозрачных полусферах, открытых всему миру? Современные технологии это позволяют. Но сам человек ещё не готов. Или, например, почему не жить в подземных городах? На которые не влияют климатические перепады и внешние стихийные бедствия. И где вовсе не нужны окна, зато всегда сохраняется прекрасный микроклимат. Строить его просто. Обустрой в горах природные пещеры или возьми готовые и изготовь начинку для комфортной жизни. Есть и более энергозатратный вариант - прорубить шахты и тоннели вглубь, выдолбать череду помещений и галерей, туда, опять - начинка и электричество. И живи хоть тысячелетия без капремонтов. Потому что погодные явления не влияют. Окна нужны? А часто ли человек смотрит в окна своей квартиры, в которой бывает лишь по вечерам, уезжая на выходные подальше от неё? Обрыдла потому что. А в ней, всё больше - в компьютере сидит или в телевизор пялится. Они ему сейчас - и порой очень качественно - заменяют любые ландшафты.
Кстати, темой своего дипломного проекта Дмитрий Панаев выбрал именно подземный город. Размахнулся - мама, не горюй. А в итоге Комиссия, лишь похвалив его за оригинальность, поставила всего лишь четвёрку. Известный мэтр от архитектуры, председатель комиссии, потом, в коридоре, одобрительно похлопав его по плечу, посоветовал впредь не увлекаться новаторством. Хватит, мол, с нас Петры, в которой никто теперь не живёт. Есть, мол, Дмитрий, потребительский рынок, который диктует нам свои условия и требования - на него и ориентируйся. Исключения хороши, когда есть правила.
'Знакомые рассуждения, - молча, усмехнулся Дима. - ЕНИРы и СНИПы, их надо держаться - не пропадёшь. Люди предпочитают дома с узкими окнами и сейфовыми дверями, построенные по привычным стандартам. И, желательно - повыше. Куда смог и гарь от собственной машины не достигает. А не лезть под землю - с маленькой буквы, где отравленная экология осталась бы наверху. Это - против 'жи и ши'.
- Что ж, я понял, - пожал плечами Дима, кивнув мэтру.
И решил впредь соответствовать ожиданиям. Рисовать то, что рисовали все. И возводить дома с сейсмоустойчивыми фундаментами, многотонными крышами, мощными стенами и окнами, прорубленными в реальную жизнь. Пользуйтесь, господа! 'Жи и ши пишется с буквой и', Меркурий остаётся Меркурием, даже если на нём никто не бывал, а Земля - землёй.
Дима Панаев устал бороться против правил. Нет - создавать свои. И дело не в этом вузе, где не одобрили его подземный город. Даже мэтр не соизволил. Архитектурный не хуже любого другого современного Прокрустова ложа. Везде так учат - отсекай лишнее, если честно - даже в ветеринарном. Хотя он предпочёл бы добавлять. Например - делать животным, утерявшим конечность, полноценные протезы. Его, рядового архитектора, научили пользоваться справочниками? Он и будет. Не угодно сдвигать рамки? Что ж, пусть будет... как обычно - в рамках дозволенного.
Для начала он решил просто заняться строитльством. Достали уже. А что, ничего сложного - дали тебе готовый чертёж, вот и встраивай в него, в указанные границы, разнообразную материю. Материализуй, так сказать, - надёжные фундаменты, устойчивые стены, крышеватую крышу и, само собой - бойницы-окна. И это, кстати, у него очень даже неплохо получилось. Сильно разозлился, наверное. Пришёл и устроился сам, с испытательным сроком, и два года отпахал мастером в крутой строительной фирме с пафосным названием 'Империя'. А потом, когда его решили повысить до прораба, ему стало совсем неинтересно. Как, ещё и 'ума вставлять' другим насчёт рамок и СНИПов? Планёрки на полном серьёзе проводить, журя тех, кто им не соответствует? Нет, это без него.
И Дима перешёл в частное Архитектурное бюро - проектировщиком. Ведь, став настоящим профессионалом в том, как соответствовать ожиданиям заказчика, он вполне сносно рисовал стандартные коробки. Одобрили. И даже опять начали его куда-то повышать. Пришлось Диме искать новую работу.
Он, до тонкостей постигнув СНИПы и ЕНИРы - кто б подумал, стал экспертом в этом деле. И вполне оправдал ожидания руководства авторитетной фирмы под названием ЧП 'Экспертиза'. Которая частным образом давала предварительное заключение и вносила необходимые коррективы в проекты. Работа без авралов, ну, почти, оклад выше и монстров ваять не надо. Просто ставь на них штампик: мол, этот монстрик вполне соответствует всем стандартам и ожиданиям любителей монстров. По крайней мере, в ближайшие сто лет не рухнет. Смешно. И грустно.
Но, самое грустное было то, что теперь Диме пришлось остричь его густую гриву волос почти до воротника. Не приветствовали здесь не-стандарт. И - согласно требованиям фирмы - пришлось соблюдать строгий дресс-код в одежде, теперь сковывающей его наподобие древней рыцарской сбруи. А он так полюбил свободную форму одежды - футболки, клетчатые рубашки, демократичные джинсы - в которую с удовольствием облачался на стройке. Там было всё равно, как ты выглядишь. Лишь бы не употреблял чрезмерно горячительного и, вовремя явившись на площадку, мог участвовать в строительном процессе. И в Архитектурном Бюро его выкрутасы терпели - за профессиональные знания в области ваяния монстров. О них - об этих рабочих местах, не о монстрах, их и тут было в избытке - Дима иногда даже вспоминал с ностальгией. Но работа в ЧП 'Экспертиза' не устраивала его не только по этой причине. К сожалению. ЧП пользовалось популярностью у проектировщиков, а Дмитрий Панаев - неоправданным авторитетом у них. И постепенно его стол стал всё более нагружаться папками с проектами, ждущими его заключения. Приходилось работать, не покладая... ну, если не светлой головы, - которая тут особо никому и не была нужна, её заменяли справочники - то уж, хотя бы, штампика. И его никому не нужная голова уже начала подумывать о том, куда бы ей отсюда свалить? Но куда? Дима уже всё перепробовал в области строительства монстров.
Выручал кофе, который Дима теперь чрезвычайно полюбил и поглощал в невероятных количествах - от него его гаснущие от рутины мозги как-то активизировались и взбадривались. Только неизвестно - зачем. И ещё у него были перерывы, которые Дима проводил довольно неформально. Он не любил кафе - предлагаемые там блюда нагоняли скуку. Суп, котлеты и прочую 'медвежатинку', как Дима это называл, он и дома поест. Чтобы маму, Софью Евгеньевну, не обижать. Она, ожидая его, по полдня всё это томит, вплоть до полного отсутствия живой материи в блюдах. Поэтому в перерыв, покинув царство рамок под названием ЧП 'Экспертиза', Дима ел, что попало. А попадало ему обычно - кольцо краковской колбасы и кефир, купленные в ближайшем супермаркете за углом. И потом бродил по округе или ездил в зелёные уголки города, где ему легче дышалось - в парк, на озеро, к набережной. И ел там свою колбасу, обязательно без хлеба, может - в пику маминым представлениям о здоровой пище. Или же сыр с батоном. Запивая всё это великолепие кефиром. Та ещё картинка была, хоть картину пиши - офисный планктон за поглощением кольца краковской на скамейке заброшенного сада. Но там, где он был, в средине дня больше почти никого не было. А если и были, то такие же... неформалы. Только одежда другая. И никому не до кого не было дела. У них - пиво или водка, у него кефир. У каждого свои вкусы, как говорится. И полное отсутствие рамок. Некоторые уже даже иногда махали ему рукой. Мол, на месте, живой ещё? Ну, живи.
К слову сказать, Дима теперь вовсе перестал читать. Не видел смысла. Книги и их авторы теперь тоже казались ему обманщиками, навязывающими другим свою трактовку действительности. Как и телепередачи, даже познавательные или о путешествиях - ну, их. Сегодня открыли одно, а завтра закрыли его и рассказывают о новых веяниях в науке и технике. Возможно, послезавтра и он уже не будут актуальны. Поэтому вечером он просто ложился спать. Чтобы на другой день азартно продолжать крушить гору проектов. Иногда он ставил штампик на проект чересчур... жёстко, что ли. Ему казалось, что этим действием он, как бы, убивает его.
Жизнь Димы всё больше заходила в тупик.
Всё поменялось неожиданно. Когда он однажды познакомился на мусорке с Надеждой - с большой буквы, конечно, а затем - с субъектом, носящим гордое имя - Альберт, а в просторечии - Бертик. Именно это привело его к той самой прогулке по магазину с волочащимся позади рюкзаком и любимой краковской на голове.
Бертик показал Диме другой мир и раздвинул рамки.
Но для этого сначала самому предстояло стать другим. И сместить все точки соединения с реальностью. Запутанно, конечно. Но что поделаешь.
Дима пока и сам не знал, как всё это работает. И как ему вписать в свою жизнь законы квантовой физики.
6.
Дмитрий Михайлович Панаев, Димин отец, ещё довольно статный и интересный мужчина, руководил одним из областных министерств. Мода такая сейчас - везде министерства рулят.
Но вернувшись на пару-тройку десятков лет назад, мы увидели бы совсем другого человека - красивого и амбициозного юношу, имевшего красный диплом одного престижного юридического вуза. Его не устраивала работа обычного юриста, он мечтал о крутой карьере и, сумев пробиться, а проще говоря - помочь нужным людям, работая в городской юстиции, стал специалистом среднего звена в городской администрации. И это был предел - дальше нужны были связи, которых Дмитрий Панаев пока не имел. Да и вряд ли бы обзавёлся - не тот масштаб решаемых им вопросов. И тогда Дмитрий Михайлович Панаев, как говорится на манер шахматной терминологии - сделал хорошую партию, женившись на дочке одной крупной сошки, чиновника из области. Как он с Олей познакомился и как решился жениться на такой... грымзе, причём даже совсем не симпатичной, это отдельная история. Короче - случай помог. Да и в тот момент ему было неважно, как Оля выглядит, главное - что она открыла ему нужные двери. Она и открыла, вернее - её папа Станислав Семёнович Лу... ну, его фамилия теперь уже и неважна. В общем, свою партию он сделал. И долгое время был у Оли под каблуком, а у её папаши, Станислава Семёновича - правой рукой. Неудобная позиция для его довольно красивого и породистого тела, согласитесь. И мало подходящая для такой фигуры, как ферзь. Но он смирился, поскольку рядом с ним всегда была очень фигуристая пешка - Софочка, его секретарша. С которой у них был долгий роман. Ведь эта, так сказать, Оленька не могла ничего, в том числе и родить ему ребёнка. Сказать бы - пустоцвет она, но даже это звание ей не подходило - поскольку не цвела она ни разу. Так, скорее - чертополох: смугла, скандальна и не воспитана. Но из-за папы, Станислава Семёновича, тенью всегда стоящего за её костлявой спиной, он её боялся, как того самого, рогатого. Не к ночи будь помянут. Развестись бы с ней - сил уже нет её хамство и выходки терпеть, да жалко должность терять, уже довольно немалую, да лишаться привилегий. Папаша у неё тоже тот ещё фрукт - ядовитый. Есть такие плоды в Азии и Африке - манцинелла, ятрофа, чилибуха, аки. С виду - очень даже ничего, а съешь - поминай, как тебя звали. Вот он из их породы. Если что не по нём - съест и не поперхнётся.
Потом перестройка началась и времена, вроде, поменялись. Да и папаша Оленькин обесценился - на пенсию свалил. Очень вовремя, кстати, а то б в кутузку загремел. Станислав Семёнович много чего успел накуролесить, пока плыли мутные воды перестройки. Теперь-то уж, вроде бы, Панаеву можно бы и на развод подать, да и раньше себя не обижал. Но Дмитрий Михайлович уже, что ли, привык к своему брачному игу, жизнь его наладилась. Казалось, что хлопотно уже всё менять. Дом - полная чаша, машина, должность. Да и Оленьку-мегеру жалко бросать, хоть и стерва она. Кому она нужна теперь, старая, без флёра отца? Да и неловко как-то - папшка-то её всё сделал для того, чтобы Панаев-зять из-за его ухода урона не понёс.
Так бы и жил Дмитрий Михайлович с обрыдлой Оленькой, грымзился бы себе дальше, отдыхая душой и телом с Софочкой, которой Панаев успел к этому времени свить гнёздышко - однокомнатную квартирку в хорошем районе.
Но тут оказия вышла и надо быть дураком, чтобы отказаться и упустить.
Как-то при случайной, якобы, встрече бывший однокурсник Панаева, работавший в органах, поделился с ним ценной информацией. Что у одного крупного чиновника на днях конфискована пятикомнатная квартира, оцененная в сущие копейки. По сравнению с рыночной ценой, конечно. Сам он, как работник следственных органов, не имел права её выкупить, да и не потянул бы, и родственники таких денег тоже не имели. Вот он и предложил купить квартиру ему - по оценочной стоимости. Считай что бесплатно, даже с учётом 'благодарности' нужным людям. К тому же - опять удача, у Дмитрия Михайловича имелся 'нужный человек' - его сосед по лестничной площадке, владеющий агентством по недвижимости.
Чиновника, у которого забрали эту квартиру, Панаев знал. Жалко мужика, попавшего под раздачу при проведении показательной акции по борьбе государства с коррупцией. Этому многоголовому дракону - коррупции, у которого вместо одной отрубленной башки, быстренько вырастают три новых, всё это нипочём. Потому-то она и непобедима. Ведь, как известно, рептилии сами себе голову не откусывают, разве что - ненужный хвост отбрасывают. Но тут уж судьба, рулетка, как говорится - голова ты или хвост. Не теряй бдительности, вертись, будь головой, а не задним отростком.
А квартирка ему пригодилась бы. Если так, то и...
Короче, прибрал Панаев к рукам это добро, которое само ему в руки пришло. И сделал это быстро - пока информация не разошлась по заинтересованным людям. А потом, тут же разведясь с грымзой Оленькой, привёл в пятикомнатную квартиру свою любимую женщину - ангела во плоти Софочку, законно оформив с ней брак. С удовольствием оставил прежние надоевшие хоромы своей первой жене, почти больше не вспоминая о ней. Забрал оттуда только свои костюмы - таких сегодня уже не купишь.
Дмитрий Михайлович Панаев хотел всё начать с чистого листа. И в этой квартире у них с Софочкой будет только новая мебель и счастливая жизнь.