Аннотация: Обычный студент проходит практику в больнице, страдает от депрессии и неадекватных пациентов. Когда практика подходит к концу, одна странная бабка просит у него помощи...
В огромном газоне под названием Город, где шелестят серые стебли домов и жужжат неугомонные машины, очень сложно выкопать удачу. Она, как скромный четырехлистник, затерялась среди угрюмых трилистников.
И вот, я уже студент в медицинской академии. Не могу сказать, что мне повезло с Судьбой. Но я выбрал такую. И, ковыряясь в людских капотах, я начал понимать, откуда у некоторых русских классиков столько тоски и безысходности. Особенно я это понял во время летней практики. Порадуешься тут жизни, когда в холодных стенах больницы, напоминающих решетки тюремной камеры, не хватает шприцов и медсестер при огромном количестве ноющих пациентов. Воспылаешь любовью к людям, когда один пациент слег в больницу из-за того, что около года не соблюдал предписанный ему режим питания, а теперь жалуется на нашу медицину. А другой пациент умер от цирроза печени, а третий - вообще из Италии.
В общем, жизнелюбия тут мало. Как спасти этот мир, если врачи сами тонут в болоте, спасая капризных утопающих? Не знаю, какая бы меня засосала трясина, если бы Судьба не подкинула на больничную койку очередную пациентку.
Казалось бы, ничего нового. Обычная престарелая старуха, сидевшая в детстве на коленках у какого-нибудь Сталина. Молчаливая. Короткое полуовальное лицо, покрытое морщинами, напоминающее кору дряхлого сырого клена после дождя. Ее темное платье с грязноватым оттенком похоже на свору опавших листьев поздней осенью. Это маленькое тощее существо лежало у нас в палате. Обследование говорило о том, что у этой старушки сердечная недостаточность. Пациентка отказывалась есть, делать процедуры. Она целыми днями лежала на койке, сверля глазами унылую бледно-зеленую стену. В конечном счете, мы решили вообще ее не трогать. Думали, сама помрет, если захочет. Но дни проходили. Еда на ее тумбочке стыла и оставалась нетронутой, а сама старушка жива-живехонька. Пытались найти у нее какую-нибудь заначку под кроватью - безрезультатно.
И как-то раз я пришел ее проведать. Это было в восемь утра. Заканчивалась моя смена, а вместе с ней и летняя медицинская практика. Старуха, как всегда, глядела в стену. Стакан воды на тумбочке оставалась полной. Я собирался было повернуться и уйти, на встречу свободе, как древняя пациентка повернулась ко мне и сладко пробормотала: "Слышь... Пивка принеси...".
-Какое пиво, бабк? - сказал я, ошеломленный просьбой старухи.
-Темное, внучек, - уточнила та.
-Не, Гиппократ не разрешает.
-Да ладно, - протянула старуха, - одна пинта не навредит.
-Да ну, - протянул я и вышел из палаты.
Не знаю, какая муха укусила, но, выйдя из больницы, я купил полулитровую бутылку темного пива и вернулся к старухе. Та смотрела, как больничная стена покрывалась трещинами. Наверное, сравнивала со своей кожей. Взгляд у пациентки тусклый, как свет в уборной. Я достал из кармана складной нож с разными причиндалами, и с помощью вынутой из него открывашки откупорил бутылку. Старуха резко повернула голову ко мне. Глаза у пациентки будто вспыхнули. Только сейчас я заметил, какие у старухи живые, лазурные глаза. Я протянул женщине бутылку. Та взяла желанный сосуд и отхлебнула.
-Есть время, внучек? - спросила старуха.
Откровенно говоря, я с большим удовольствием поехал бы в общагу спать, а потом -домой, в соседний город. Но спешить было некуда, и я подумал, что могу подразнить аппетит грядущих свободных дней. Я сел на соседнюю койку. Старуха оживленно заговорила:
"Слышь, внучек... А ты первый, кто-й здеся меня пивом угостил. Остальные-то носы воротят. Ты, гляжу, хмурый такой, а помогаешь всем..."
-Профессия такая, - лениво ответил я.
-А ты как, счастлив поди, нет?
На этот вопрос я никак не хотел отвечать. Стоит задуматься над тем, как я живу, так и потянет в сон, прямо в могилу. Видно, старуха это прекрасно поняла.
-Не надо, только не от вас, - я покачал головой и встал с койки.
Я не знал, чего хотела эта ненормальная женщина. На всякий случай, я попятился к выходу, пожелав старухе скорейшего выздоровления. Та запаниковала, привстала и затараторила мне напоследок: "Слышь, к 12-ти езжай в лес, возле станции железной, а там на противоположную сторону выходи, и по тропе прям в лес, сворачивай вправо, шагов через тридцать, а потом при, при прям в чащу, где березки эти... шумят... Накопай там этот... четырехлистник... А потом езжай куда хошь. Увидимся, как-нить...".
Я пятился назад и ужасался от ее широких, горящих, одержимых глаз. Добравшись до двери, я мигом покинул палату. Выбежав из больницы, я обернулся. Погони за мной не было. Хотя я опасался, что эта старушка вылетит за мной на метле. Мания преследования отстала от меня уже в автобусе. Когда я вернулся в общагу, сразу же отключился на скрипучей кровати. Проснулся ближе к вечеру. К тому времени страх уже окончательно остыл, а мозг зарядился на полную мощность. То, что случилось утром, казалось нелепым сном.
Время ехать домой, но последние слова старухи из больницы мешали засунуть вещи в чемодан. В ее словах было что-то заманчивое и интригующее. К тому же, спешить некуда. Вернуться домой всегда успею. В конце концов, ничего интересного меня там не ждет, буду тосковать, как в общаге, только с родными людьми.
И я отправился к "железной станции", когда небо покрывалось сиренью наступающей ночи. Старуха, вероятно, имела в виду железнодорожную станцию. На всякий случай я прихватил складной нож. Вдруг, водятся в лесу какие-нибудь цыгане, служащие той безумной старухе?
Я перешел на другую сторону, вошел в лесной порог, двинулся по темной тропе. Фонарей кругом не было, глазам пришлось привыкать к темноте. Через тридцать шагов я повернул в чащу. Страх будто врос корнями в грудь и разошелся по венам. Шаги тяжелели. Шорох листьев под ногами становился громче. Казалось, за мной кто-то следит. Листья шумели угрожающе. Мысли в голове будто подрагивали от шумящей темноты. Я освещал себе дорогу фонариком из смартфона, но легче от этого не становилось. Я на всякий случай засунул руку в карман, сжал нож. Главное, успеть его раскрыть в случае чего...
И тут мне показалось, будто кто-то топнул. Я обернулся - никого, кроме изгибистых кленовых стволов. На плечо капнуло что-то холодное. Меня будто обожгли. Я схватил нож, ударил в пустоту кулаком. Никого. Затем капнуло на макушку, опять на плечо. Белая пушинка упала на руку, растаяла. Это что, снег? Снег в июле? Казалось, в моем мозгу вот-вот начнется мозготрясение...
Я побежал. Луч фонаря бешено прыгал по корням, траве, листьям. По лицу били крупные хлопья снега. Потом забарабанили капли, тяжелые капли дождя, вместе со снегом. Затем град поколотил по спине. Я бежал, споткнулся о корень, упал на траву. Колени заныли. Бежать не было сил. Я повернулся на спину. В лицо било градом, снегом, дождем - одна сплошная вода. Казалось, не встану - утону. Я с трудом приподнялся, прижался к дереву. Под широкой ветвью я мог укрыться от безумных стихий.
Какой-то дурной сон. Поскорее бы проснуться. Я поднял голову. Надо мной висела белая ветка с пятнами, кривая, тощая, как рука старухи. Березовая ветка... Значит, я уже в березовой чаще?! Неужели я близок к цели? От этой маленькой мысли в груди будто хворост загорелся, внутри потеплело. Я огляделся. Кругом толпился маленький народец трилистников. Чем-то напоминали сердобольных бабушек в платках. Под натиском дождя, снега и града, они казались такими беззащитными. Будто жители Помпеи смирились с тем, что им не скрыться от извержения вулкана. И я напрягся. Впился руками в траву, принялся рвать ее. Я как будто хотел спасти этот маленький трилистниковый народец. И я надеялся, что среди них прячется Избранный - четырехлистник. Я рвал траву и листья. Пальцы ныли и болели. В костях будто звенело. Казалось, еще немного и превращусь в какой-то металл. Сделают из меня какую-нибудь медную статую... Я рвал и рвал. Рвал побольше. Ногти наполнялись грязью. Кожа коченела. Голову укачивало. Я, набрав приличную охапку травы, огляделся. Неподалеку, между березами виднелось слабо освещенное, открытое пространство.
Я три раза вдохнул и выдохнул. Поднапрягся. Встал и, отяжелевший, поплелся к выходу из березово-стихийной гущи, держа перед собой охапок трилистников. Шаг, еще шаг. Ноги хлюпали. Кроссовки плакали от переполнившейся воды. И вот, я вышел на поляну. На меня резко свалились тишина и усталость. Снег, дождь, град - все прекратилось. А впереди - небольшая лесная поляна, слабо освещенная полной луной посреди звездного неба с грязными облаками.
Руки потяжелели. С пальцев потекли трилистники. И я упал, лицом в траву. Сколько потом прошло? Мгновение? Час? Два часа? Не знаю. Но я очнулся в теплом месте, где гремели бутылки, смеялись бородатые байкеры, из дальнего проигрывателя рычал металл. Я лежал, откинувшись на деревянную скамью перед столом. Напротив меня, прижавшись в черном углу, сидела знакомая старуха из больницы, легко держала в руках крупную кружку с темным пивом, улыбалась, прикрыв глаза.
Я кашлянул. Старуха мгновенно очнулась. Ее улыбка стала шире.
О да, вопросов у меня хватало. Где мы? Как здесь оказались? Почему старуха не на своей койке? Беглая пациентка не стала дожидаться, пока я выскажу вопросы вслух.
-В общем, внучек, - отхлебнув из кружки, начала пояснять старуха, - это было очень давно. Когда-то-сь я была ангелом-хранителем у одного барина. Следила, чтоб с барином хорошо все было, чтоб не болел там, чтоб пулька какая-нить дуэльная не попадала. Я могла принимать любой облик, будь то крестьянкой, столбовою дворянкой. И колдовать, конечно-сь, могла. Вжих, и полетела! Вжих, и обед на столе! Вжих, и барин цел, если с лошади упал...
В любое другое время я бы посчитал старуху сумасшедшею. Но эта ночь заставила меня прооперировать некоторые взгляды на жизнь и поверить в подобную ахинею.
Старушка попивала из кружки и продолжала беззаботно рассказывать о своем прошлом, будто все, что она пережила - всего лишь "бородатый" анекдот.
-А потом случилась такая заковыка, - говорила старуха, - познакомился этот барин как-то с одним послом из этой... Ирландии. И так он мне понравился, что не выдержала и поцАловала как-то... Я тогда была в образе одной госпожи на балу... Ну, не сдержалась я, молодой я была слишком, неопытной для ангела-хранителя-то. И вот я поцАловала, и тут все... Вся магия - вжить! - ускользнула. Колдовать я совсем разучилась. Платье мое... Ну ты-то сам видишь, как оно испортилось, да? Воть... Барин-то быстро слег и скончалсь... И я быстро в старушку превращаться стала. Ирландец-то это заприметил да и умотал от меня по-быстрому. И вот сколько лет живу, а помереть не могу. Да и не хотела сперва. Хотелось немного человеком пожить... В деревнях побывала, войну пережила, кормила солдатиков, чем могла. А магию и не вернули тако-сь...
-А вами кто заправляет? - тут же спросил я.
-Да шут его знает, - ответила старуха, махнув рукой, - я его не видела никогда, хозяина своего. Токмо раз повстречала одного из ангелов-хранителей в Ботаническом Саду, а он-то поведал, что мне должен помочь смертный. Причем это должен быть потомок барина, у которого служила. Он должен был добыть в одном зачарованном месте диковинку. Там, где царствуют тени, бушуют три стихии и страхи, сводящие с ума. Там, где растуть всякие трилистники, а среди них диковинка та самая - четырехлистник, символ удачи. Если смертный сорвет штуковину эту, то либо ангел новый появится, либо прежний ангел вернется. И вот я нашла тебя, праправнука моего барина. И ты от меня не отвернулсь, сделал дело. Как только четырехлистник сорвал, так я сразу воспряла, к тебе прилетела. А ты лежал посреди поляны, с кучей всяких цветочков, а средь них - четырехлистник. Потом я взяла и да и переместила нас обоих сюда, чтоб согреться да и косточки обмыть.
Потребовалось время, чтобы переварить всю эту историю вместе с темным пивом. Я сидел, а мой организм наполнялся уютом бара. Я разглядывал маленький, неприметный четырехлистник возле кружки моей бывшей пациентки. Удивительно, такой маленький и тусклый, и при этом от него веяло надеждой. Он - словно скромный мотылек, которому стоит только махнуть зелеными крыльями, и он пробудит счастье в ненастную погоду.
-Ну, внучек, слушай, - сказала старуха после длительной паузы и протянула ко мне четырехлистник, - я, тащемта, уже не молодая совсем. А тут думаю, может, ты станешь чьим-нибудь ангелом? Потенциал у тебя есть. Хочешь, за девкой какой-нить поприглядываешь? Ты не бойсь, эт чужих людей цАловать низзя, а своих можно. Я проверяла.
Я погладил холодную кружку своего пива. Поглядел на бородатых байкеров, громко ведущих светские беседы. Поглядел на старуху. Та немного помолодела, особенно глазами и улыбкой. Действительно, ангела чем-то напоминает. Поглядел я на четырехлистник. Нет, ну неужели такая козявка сможет сделать из меня больше, чем просто человека?
После коротких размышлений я выдохнул и ответил: "Не, знаете... Медицина в такой заднице, ею же кто-то должен заниматься..."
-Чем? Медициной или задницей? - спросила старуха.
-И тем, и другим, - сказал я.
-И то верно, - весело сказала старуха и ловко разделила двумя пальцами четырехлистник пополам.
Прощай, мотылек удачи! Не удалось тебе крыльями вспорхнуть. По тону старухи казалось, что она вовсе не разочарована моим ответом. Она кинула половинки четырехлистника в обе кружки.
-Давай на брудершафт, - сказала она.
Я не стал ей отказывать. Гулять так гулять. Мы выпили на брудершафт кружки темного пива с разделенным четырехлистником. Я почувствовал, как в горле, вместе с пойлом, кольнули останки зеленого мотылька удачи. Затем старуха широко улыбнулась, икнула, с громким стуком поставила пустую кружку на стол.
Старуха откинулась в темный угол помещения. Ее очертания утонули в тени, и когда я протянул руку в угол, то ничего не нащупал. Старуха пропала. Я задремал, не до конца осознав этот факт.
Я приехал обратно в больницу ближе к утру. Я прибежал в палату, где жила наша волшебная пациентка. Но ее там не было. Как я узнал у медсестры, сегодня утром старуха наконец-то скончалась, и ее увезли в морг.
Тем же днем я съехал с общаги и вернулся домой. Родители были мне рады, а я чувствовал себя будто оторванным от прежнего мира. Не отпускал меня образ той чудной старухи и ее фраза о том, что сделает меня счастливым. Я не понимал, как она это сделает, будучи мертвой? Или она считала, что мне станет лучше, если она умрет?
Подобные мысли мучали меня, пока на следующий день мама не попросила сходить к одной ее подруге, сделать уколы ее коту.
-Так я же не на ветеринара учусь, - пытался отказаться я.
-Да какая тебе разница, чью попу колоть?! - гнула свое мама. - Главное, что на это у тебя рука набита.
Сдавшись, я поехал к маминой подруге. Дверь мне открыла дочь подруги, моложе меня всего на 2 года. Забавная девушка, смешливая. Она удерживала кота, пока я делал питомцу уколы. Потом девушка чаем отпаивала, разговорила меня. Она мне понравилась. Улыбчивая, глаза горящие, как у той старухи при виде пива... Волосы волнистые, светлые... Про Древнюю Грецию много знает, про Эпоху Возрождения... Чем-то девушка старуху -ангела напоминала. Не родственница ли дальняя?... Впрочем, неважно. Я с этой девушкой "сконтачился". С тех пор стало как-то легче учиться на медика и проходить практику, зная, что в соседнем городе ждет любимая девушка-филолог.
Может, именно это счастье подкинула старуха-ангел? Значит, зеленый мотылек удачи вспорхнул разок. Похоже, чтобы найти счастье или просто удачу, иногда стоит заползать в жуткие тени и бушующие стихии? Да кто их поймет, этих мотыльков удачи...