Началом данной работы стала написанная мною трилогия рассказов Сталкер. Позже полностью переработанная и объединенная в - "Сталкер. Последний отчет". Возникшее объединение рассказов пошло только на пользу изложению тех событий, а названия ранее независимых друг от друга рассказов стали ныне главами монолитной истории.
Моей целью не служило подражание знаменитой игре или фильму. Данное изложение наберет не более 10% общих событий, а может и того меньше (не считал). Название трилогии "Сталкер. Последний отчёт" имеет под собой два основания:
Во-первых, поиронизировать над журналом "Игромания" в коем в преддверии игры "Сталкер. Тень Чернобыля" (примерно за год до релиза) появилась рубрика "Сталкер. Последний отсчёт". В коей создатели журнала, показывая заманчивые ролики из якобы готовой игры, обещали выход ее чуть ли не завтра.
...И так в течение года. Года наглых обещаний и корыстной лжи.
Как видите, различие названий состоит в одной букве, но этого вполне достаточно, чтобы изменить весь смысл.
Но, не только иронией единой сыт человек. Было бы достаточно глупо только исходя из этих событий, называть так серию рассказов. Поэтому ирония - лишь одна сторона медали и возможно не самая светлая, но дабы не развенчивать смысла и хода событий рассказов и понять, что, же стало, возможно, первопричиной названия, - для этого вам придется прочитать все три главы.
Автор: Павел М. (Gotfree), Свердловская область, г. Алапаевск.
Адрес: gotfree@e-mail.ru
Вот, пожалуй, и всё! Желаю удачи и приятного чтения!
Глава 1. Сталкер. Рекогносцировка.
РЕКОГНОСЦИРОВКА (от лат . recognosco - осматриваю), в военном деле - визуальное изучение противника и местности в районе предстоящих боевых действий для получения данных и принятия решения;
Слепящий свет прогонит мрак
И человек подобно богу,
Воспрянет милостью к народу,
И повернет судьбы рычаг...
Полутемная комната. Тусклые люминесцентные лампы отбрасывают еле видимый световой спектр. Посреди комнаты на пластиковой подставке массивный прямоугольный аквариум с рыбками, словно балерины, танцующими в пространстве ограниченного света. Вода сквозь источаемый свет зрительно кажется мутно-зеленной. Затемненная комната отображена через линзу аквариума - искаженная, болотистая, с плавающими по ней рыбками. На письменном столе разложены топографические карты правленые расчетами и записями на полях. За дверью на гвозде висит старый ношеный сталкерский комбинезон. На столе включенный компьютер. Открытый файл "Последний отчет":
- Никто из нас не знал что это такое. Даже не понимал половины всего здесь происходящего. Тем сложнее пытаться это описать, выразить. В том другом мире, откуда мы пришли, ничего подобного, просто не существовало. Мы были оставлены здесь, а попросту брошены. Я, проанализировав все случившееся, пожалуй, замечу, что более уместным станет определение - заключены в границы новых реалий. Неизвестных и неизученных доселе никем из людей. И во многом потому мы стали именовать это место Зоной. И еще одно, возможно я забегаю вперед, и вам покажется невероятным, и вы спросите - "почему" - на этот вопрос я отвечу заранее. Если бы у меня на тот момент был хоть какой-то выбор, он бы ничем не отличался от того выбора, который сделали за меня другие...
История, которую я собираюсь вам рассказать, имеет вполне официальную трактовку. Я же расскажу вам иную..., свидетелем которой я стал холодным летом 86-го. Ее знают лишь некоторые - ограниченный круг, но теперь... - я хочу, чтобы знали и вы. Для этого мне придется вернуться к началу почти на пятнадцать лет назад и рассказать вам о том с чего все началось. Немаловажным будет упомянуть место и время, чтобы рассказ оказался полным. С этого я и начну.
А случилось все в Союзе. В стране, которой нет сегодня на топографических картах или картонно-синем шаре глобуса. Впереди у всех маячила эпоха перемен. Союз к тому моменту уже трещал по швам - заговорили о "Перестройке". Треск слышался по всему периметру и те, кто еще был в состоянии понимать - тот понимал - это семимильными шагами грядет во весь рост закат Советской Империи. И возможно скоро страна исчезнет как исчезали до этого сотни государств память о которых не пощадило даже время. Неудивительно, на фоне географической катастрофы все остальное выглядело не столь значительным, а вернее сказать мизерным. Как для теряющей контроль власти, так и для пережидающего стихию забвения народа.
Все началось с газет. По какой-то нелепой случайности или же чьему-то недосмотру появились небольшие пространные сообщения в самой банальной рубрике печатавшейся на последней развертке в углу "О погоде". Именно там впервые прозвучали заметки, рассказывающие о чрезвычайном росте циклонов на южном фронте страны. Их продвижение вызывало опасения у метеорологов. По мнению ученых из "НИИ Метеорологии и погодных явлений", в скором времени в нашем районе должна была выпасть полугодовая норма осадков в виде града и снега. И это в начале-то лета - в мае! Пока все метеорологи гадали причину столь необъяснимого поведения природы, генштаб Минобороны СССР уже неделю как работал в особом режиме, на повестке стояла ситуации в Чернобыле. Итогом обсуждений стала принятая секретная директива, распространенная среди воинских частей.
7 мая 1986 года, в начале лета, крайне холодного лета, когда сквозящий ветер пронизывал до дрожи и командование в свою очередь, жалело нас - лишний раз, не выгоняя из казарм, шел второй год моей нелегкой солдатской службы. На тот момент мне отзвучало 22 года, и можно было начинать строить большие планы на дальнейшую внеказарменную жизнь. На ту - настоящую вне отбоев вне строев и вне цвета хаки.
В остальном же в этот день всё было как всегда тихо. Ученья - по плану, обед - по плану, отбой - тоже по плану. Ничего другого в нашей инженерной части и быть не могло. В ожидаемо-возникшей череде предпраздничных дней, на радость нам, воякам, разбившей серые будни, загрузив их рутинными и не совсем солдатскими, но от этого скорее более приятными хлопотами, мы предварительно разбитые командованием на группы, медленно и скрупулезно готовили так называемую торжественную часть, посвященную 9 мая. Несмотря на возникшие трудности с ухудшившейся погодой, тем не менее, они не помешали командиру части заверить вышестоящее командование об укладывании в отведенные сроки. Одну из подготовительных групп возглавил прапорщик Семен Куц - жуткий пьяница и дебошир. По его распоряжению нам выдали со склада несколько лобзиков, коими, особо ответственные солдаты, к коим я никогда не относился, выпиливали из фанерных листов в приказарменной бытовке угловатые очертания будущих декораций. Менее ответственные поставляли со склада те самые листы фанеры, забирая выпиленные заготовки, относили их в другой зал, где уже другая группа под покровительством завснаба Саврасенко красила их, превращая в ало-красные стяги и зазывалки. Из устроенного над складом актового зала обычно закрытого на глухой висячий замок, используемого лишь в редких случаях награждения или же просмотра выступлений региональных вокально-инструментальных коллективов, доносились торжественные гимны бэнд-коллектива музыкантов-виртуозов части. Каждый солдат, проходивший мимо, считал своим долгом непременно заглянуть за неплотно закрытую дверцу, словно он, откликнувшийся на зов природы, вытянувший свою шею в приоткрытую дверь, искал там что-то невообразимо-чудесное, а получал лишь смачный тумак по удивленной физиономии от лейтенанта Лосева - дирижирующего ансамблем и также внемлющего природному зову.
Приводили в порядок и жилые помещения. В казармах повсеместно ощущался едкий запах эмульсионной краски. Я не спешил дышать им, зная, что советская краска - самая стойкая краска в мире. Проветривай сколь угодно, а неделя ночей в этом стойком угаре наряду с головной болью входила в нелегкое бремя советского солдата, которое с честью должно было быть стойко им перенесено.
Я остался в коридоре, где в открытую форточку курил папиросу и "дул" свой крепкий горячий чай - только им и согревались. Всматриваясь в запотевшее от холода окно, я не сразу заметил стоящий у штаба-командования армейский УАЗик. Тогда мне подумалось об очередной проверке боеготовности, кои проводились и были не редки, в том числе и для нашей 183 - ей инженерной части. Приехавшие гости - генерал со своей свитой, вышли из УАЗика, и подошли к штабу, где им тут же оказали прием. Встречали его рюмкой водки и нарезкой копченого сала с чесноком. Генерал, одетый по погоде с закутанным шарфом лицом протянул полковнику замерзшую руку, следом опрокинул рюмку за воротник и положил себе в рот закусь. Полковник, также озябший переминаясь с ноги-на-ногу, щурясь от пролетающего снега, скоро предложил проследовать внутрь своей конторки, к себе. Генерал согласно кивнул и жестами что-то указал водителю - тот вытащил черный кожаный портфель из-под сиденья.
- В таких перевозили особо важные бумаги - заметил я, и тут же пришла в голову мысль о неком плане войсковых учений в преддверии праздника показавшихся мне вполне разумным итогом всех торжественных мероприятий.
- Наверное, так оно и есть - в очередной раз заметил я и полный уверенности, что разгадал секрет доктора Морро, неспешно отправился в сторону столовой за добавкой горячего чая.
В кабинете у полковника:
- Чаю? - преисполненный любезностью предложил полковник.
- Пожалуй.
Гость осмотрел кабинет полковника, сел на свободный стул, выложив пред собой портфель ровно на край стола. Полковник ошпарил кипятком из чайника листья черного чая в стакане и подал стакан генералу.
- Холод, какой... Даже зубы стучат - с легким возмущением сказал генерал, разогревая руки о горячий стакан.
- Да - уныло вторил ему полковник. Лето будет никудышное - с досадой выронил он, а генерал уже щелкнул замками, просунул руку в портфель и отчаянно что-то там искал. Полковник настороженно ждал, забыв про свой чай, не сводя глаз, с генеральской руки перебирающей бумаги в портфеле.
- И то верно. Чувствую, какое-то оно будет захудалое - подытожил генерал, не обращая внимания на пристально смотрящего полковника. Нащупав в портфеле алюминиевую фляжку, он сделал из нее пару глотков, пощурился, да так что несколько раз его передернуло. Видно доброй крепости было ее содержимое - с любопытством и расположением заметил про себя полковник пребывавший в приподнятом настроении от того что с генералом можно так, по-простецки.
- Ну как идет подготовка к празднику? Укладываетесь в сроки? - поинтересовался генерал.
- Вот готовим музык, репетируем. Агитплакаты доделываем. И знамена уже пошили. Лишь бы погода не подвела.
- Да, - согласился гость. Одно наладишь, другое подведет. Во всем нужен глаз да глаз. Слышал, снежную бурю обещают, представляешь?! Генерал в очередной раз приложился и снова заговорил, даже не "притронувшись" к чаю. Твои-то не подведут?
- Не должны вроде. Все идет по плану, в сроки укладываемся. Нет, не должны.
Генерал снова полез за фляжкой. Полковник по запаху уже определил: генерал оправлял себя водкой. Такая беседа непременно сводила официальную сдержанность, которую он не слишком любил к более свободной манере общения, допуская в ряде случаев панибратство. Полковник хотел было спросить о семье детях-сорванцах или жене-хозяйке. На худой конец расспросить про Москву-матушку, которая все также ли исправно хорошела год от года. Но вместо фляжки генерал вынул бледно-желтый конверт с подписью за номером части и небрежно швырнул его в сторону полковника. Только когда конверт окажется перед ним, полковник, заметит штамп в углу с пометкой "ОСОБО СЕКРЕТНО"
- Вот здесь, - указал пальцем генерал в своей ведомости. - Распишитесь в получении.
Полковник слегка оторопел, на конверте отметился особый штемпель. В таких конвертах могло быть все что угодно кроме плана учений.
- Что это? - озадачено, спросил полковник.
- Похоже, еще одна язва тебе. А вот что конкретное сказать не могу. Сам понимаешь секретность такая... Вот генеральские погоны сменял на погоны посыльного - распоряжение генштаба, не поспоришь. Ну, ты почитай на досуге, - выкинул он, слегка покачнувшись влево - А мне долго задерживаться не с руки, езжать дальше надо.
Полковник краем глаза подметил в генеральском портфеле еще с десяток таких конвертов.
- Прощай полковник, дорогу знаю, - сказал напоследок генерал и вышел прочь.
Полковник аккуратно ножом срезал пломбу и достал приказ.
Зачитываю:
Приказ N331 от 03.04.86:
Приказом генерального штаба армии военные части, получившие письма, в лице своего начальства должны отобрать не менее полдюжины солдат. Основные требования к солдатам - их три:
Первое - группа годности: солдат признается подлежащим к отбору, если имеет коэффициент не ниже "А".
Второе - солдат подлежащий отборку должен на надлежащем уровне владеть навыками стрельбы, иметь хорошую выносливость, иметь высокий иммунитет к основному роду заболеваний.
В предисловии к третьему пункту было указано, что ни при каких условиях отобранным солдатам не должны разглашаться требования данного пункта.
Третье - они должны быть сиротами: людьми, которых никто не ждет.
Наличие семьи и всего остального указывалось в наших личных делах. Полковник всю ночь просидел у себя в кабинете, перебирая папки.
По требованию набралось шестеро: Леха Палый, Саня Щербатый, Серега Штык, Юрка Бес, Боря Толстый и, конечно же, я - Вадим Сикорский. Никогда не думал, что моё детдомовское прошлое может вообще чему-то способствовать, так уж меня воспитали. И не только меня, а вообще всех кто прошел эту школу - рассчитывай только на себя.
После утреннего построения ни слова не говоря нас, погрузили в крытый грузовик и отправили в 131 часть, как говорилось в приказе. Оттуда нас уже должны были перенаправить в другое место - к пункту назначения, координаты которого в целях секретности на руки нам не выдавались.
Ехали мы долго, около пяти часов. Погода часто сменялась с плохой на несносную. Всю дорогу не проронили ни слова, будто берегли силы. В 131 часть прибыли уже под вечер. С погодой там было еще хуже - местами лежал серый палевый снег и ветер выл не замолкая. Из кузова грузовика в темноте виднелись очертания казарменных бараков опоясанных колючей проволокой "Егоза", в окнах некоторых из них уже горел свет, видимо, остальные не заселенные отводились нам.
Мы неспешно вылезли из грузовика, благо никто нас не гнал. Не представившийся офицер, стоявший в стороне, и наблюдавший за нами жестом указал на плац к общему построению. Присоединившись к шеренге, мы еще какое-то время ожидали пока очередные группы солдат, вываливающиеся из подъезжавших фур, не вольются в строй теперь уже наравне со всеми. На лицах вновь прибывших читались недоумение и глубокая растерянность, что и сидели в нас. Зачем и за что нас согнали сюда? Эти и тому подобные вопросы сидели у нас в головах, затеняя собою все остальное. Вот сейчас раздастся приказ, и погонят нас как стадо во тьму и лес, частоколом выглядывающий на горизонте острыми пиками темно-зеленых елей. Но приказ не звучал. От холода полу озябшие, мы пританцовывали в попытке хоть как-то согреться. Наконец все словно устали бояться. Из шеренги вдруг начали доноситься разговоры, я бы даже сказал разговорчики. Солдаты так и знакомились там - на плацу. Построение было достаточно формальным и вольным. Кто-то, пользуясь этим, закуривал, втягивая белесые руки в рукава армейских тулупов. До тех пор пока в раз шеренгу не рассекли перекрестные лучи прожекторов. Вся линия как по команде выпрямилась во весь рост. Пару раз лучи мощных прожекторов проскользили по нам. Мы замерли будто вкопанные. В темноте зашумели дизельные моторы - звук нарастал, и прямо перед нами вспыхнули несколько пар ярко-красных стоп-сигнальных огней. Тут кто-то громогласно скомандовал:
- Разрешаю выдать личное снаряжение!
Задняя створка грузовика откинулась и нам начали выдавать вещмешки.
Несмотря на строгий приказ не раскрывать мешки до завтрашнего утра я не видел ни одного солдата, кто бы дождался и беспрекословно выполнил приказ. Той же ночью казарма стояла на ушах. Среди блока папирос Прима, банок консервов Завтрак туриста и плитки шоколада Аленка - содержимое вещмешка, непринужденно дополняла бутылка Русской водки - и тут стало ясно, чего же командование так боялось. Той же ночью все невыясненные вопросы были отложены в долгий ящик.
Ночь предстояло провести в той самой армейской шарашке, а утром нас должны были забрать очередные грузовики и доставить к новому месту. Серега Штык разложил свой покер и вместе с Юркой Бесом и Саней Щербатым кидались в углу на фофаны. Леха Палый жрал консервы внаглую уничтожал запас, попутно разговаривая с каким-то хмырем. Боря Толстый уже час безвылазно сидел в туалете. До переезда он плотно поел и видимо на ухабистых дорогах стряс содержимое желудка.
- Сикорский! - обратился ко мне некий бритый хрен в очках, - Ты чего как не свой? Не признал что ли? Это ж я - Андрюха Мальченко (Хохол).
Хохол в нашем детдоме был самым лютым. Пока вся его родня сидела в тюрьме он отбывал срок в нашем детдоме до тех пор, пока его, как и меня, не забрали на срочную. Помню, он неплохо дрался, к тому же в рукаве всегда таскал заточку, которую самостоятельно смастерил как запасной вариант решения всех возникших проблем. Выражение кровные узы сильнее любого расстояния как раз про него. Думаю, не уйди он на срочную семья точно бы воссоединилась где-нибудь под Магаданом.
- Садись родня, отметим, - подзывая меня к своей компании, радостно сказал он.
Мы с ним братанулись. На табурет выставили: водку, батон хлеба, колбасу. В общем, скинулись по общей нужде и потребности. Хохол, не скрывая приподнятого настроения при виде знакомого с детства лица, ширил улыбку с каждым разом все больше и больше. Вскочив с места, Андрей начал с тоста, как и в те юные годы, когда он пил из горла и был все также лаконичен:
- Ну, давай налетай! - выпалил он, и мы принялись метелить поляну с яствами.
Утром пришли грузовики. Нам выдали патроны и личное оружие. Надо сказать, что у солдата советской армии личное оружие одно - АКа74.
Боря Толстый как-то не по-доброму на них покосился, но делать было нечего, пришлось лезть. Хохол протирал запотевшие очки, как всегда в таких случаях они у него запотевали:
- Кто пил? - недоуменно спросил он.
Я шмыгнул носом, а голова по-прежнему болела...
У Сани Щербатова весь лоб был испещрен синими отеками. Сразу было видно, кто вчера проигрался в покер. Он то и дело прикладывал ко лбу холодный пятак, в слабой надежде на чудесное сведение синяков до приезда на место. Беса, наколотившего вчера с десяток фофанов, отнюдь не мучили муки совести. Вместо этого его пробило на "Ха-ха" при виде Щербатова и всю дорогу он ухмылялся. Палый и Штык ехали в другой фуре.
- Подъезжаем к месту - спустя семь часов, пролетевших не заметно за трепом и разговорами, сообщил водитель фуры.
Я отогнул угол брезента - на знаке высветилось - Чернобыль. Я поднял глаза к небу, и меня охватило чувство, будто там произошло что-то ВЕЛИКОЕ, ибо уникальность момента читалась во всем. Чистое небо раскрывало передо мной свои объятья. Явственно свежий воздух бодрил нос и щетину. Я даже не заметил, как головная боль прошла.
- Ты посмотри, какая красота! Такого насыщенно синего неба я в жизни своей еще не видел - мысленно твердил про себя, вдыхая первозданную чистоту.
Бес проколупал в брезенте дырку:
- Пацаны, гляньте! Лоб у Щербатова такой же синий как это небо. - Ха-ха. Точно-точно! - весело твердили они, приникнув к щелям тента.
- Вот жопа! - неожиданно подвел черту под наше любование небом Андрюха Мальченко, произнеся это с явной долей пессимизма, как будто сходу поняв, в чем тут дело. - С небом такое случается только в одном случае, если что-нибудь взорвалось. В данном случае это "что-нибудь" должно быть вроде водородной бомбы.
- Откуда здесь бомба? - недоуменно возразил Щербатый.
- А может это вовсе и не бомба? С чего вы взяли?! - воскликнул Бес.
- Тогда что? - Щербатый развел руками - его монетка со звоном упала и укатилась из виду. Щербатый бросился ее искать - шарить по углам, ползая на корточках по полу, пару раз при этом со всего маху успел клюнуть носом ребра деревянных полок, когда машину здорово подкинуло на дорожных ухабах, а его окончательно не прибило к полу.
- Ох, ребята бомба не бомба, а я щас точно взорвусь - сказал Толстый, держась за живот.
- Засранец! - между болезненных вздохов презрительно послышалось снизу.
- Я между прочим тонкий и ранимый человек, поэтому на твое первое оскорбление я никак не отреагирую - буркнул Толстый куда-то в пол.
- А на второе...? - уточнил Щербатый поравнявшись с ним.
- А на второе мой кулак окажется у тебя в зубах! - выпалил Толстый. И, кстати, ему хотелось верить. - Бывают же люди, - продолжал он. - Испытывающие непереносимость к морским круизам, скажем, их там укачивает, например. Вот и у меня что-то вроде этого - жопа категорически не переносит качку.
- Главное не качни ее в мою сторону - съязвил Бес.
- Не волнуйся. Если и навалю здесь, достанется всем, - успокоил Толстый.
В небе послышался стрекот проносящихся вертолетов. Я еще раз отогнул брезент, и вправду вдалеке барражировали военные геликоптеры. Они скидывали балласт, точно, тушили что-то, заливая пеной.
- Кажется, подъезжаем к месту. Следующая остановка - южный блокпост, - доложил водитель фуры.
Военные пропускали за шлагбаум колонны машин. Мы влились в общий поток.
- Серьезное что-то? - поинтересовался Толстый.
- Ты лучше задницу свою контролируй это - серьезно, - заявил следом Бес. - А тут пустяки. Ученья какие-нибудь проводятся.
- Да точно! - воскликнул Щербатый. - Наше командование опять перед верховным отчитаться спешит. Им лишь бы приказ исполнить. Гниды!
- А если это война? - спросил долго молчавший Хохол.
Все вдруг замолкли.
- С чего вдруг? - Толстый.
- Скажем с того что нам выдали камуфляж, сухой паек и боевую амуницию - ответил Хохол.
- Ну, вправду, в кого мы на учениях боевыми стрелять-то будем? - оживился Щербатый.
- Да ну чтобы так?! И вдруг война, - влез в разговор Бес.
- Все-таки если война то с кем? - Толстый.
- Конечно с америкосами - Щербатый.
- Никогда не слышал о переезжающих через океан грузовиках. Небось, на этом драндулете ты до Америки решил добраться? - Бес.
- Причем тут Америка и океан! Вдруг они на нас первыми напали и уже вовсю разворачиваются на нашей территории. Что и теперь скажешь, не может этого быть?! - Щербатый.
Все снова замолчали и уже не разговаривали до самого приезда до тех пор, пока машина не остановилась и, чтобы хоть как-то разбить воцарившуюся унылость спросил:
- Ну что неужели мы приехали? - я хотел было приподнять брезентовую полу, как вместо меня ее откинул офицер. Он стоял снаружи и от хлестнувшего потока света в грузовик я не разглядел его лица.
- А ну давай вылезай. Быстрее! Быстрее! - спешно командовал офицер.
- Что "мясо" приехало? - переспросил помощник офицера.
- Оно самое - офицер.
Ранее в городе были убежища на случай войны-херни. В одно из них нас и поселили. Особенно воодушевляло то, что убежище имело номер 13. Находилось оно в некогда Чернобыльской пожарной части. Вход туда вел через подвальные помещения на два этажа вниз под землю. Между собой помещения связывали коллекторы, через которые можно было добраться в любую часть убежища. После непродолжительного отдыха мы проследовали в корпус контроля, где нас ждал старший офицер. В ходе знакомства выяснилось, что его зовут Иван Бабушкин и он здесь главный. Он явно спешил прояснить ситуацию и потому говорил сбивчиво.
- Ребята, перейду сразу к делу, на вас возлагается трудная задача. В городе по-прежнему много гражданских, поэтому необходимо вывести их отсюда - офицер.
- Может, все-таки скажите, что произошло? - в этом вопросе мы как никто были солидарны со Штыком.
- Это война? - напрямую переспросил Щербатый.
- Вам еще не сказали? - офицер недоуменно.
Палый переглянулся со всеми - Увы, нет.
Офицер как-то сразу убрал свою отменную выправку и даже съежился - Нет, это не война. Не знаю что хуже. Более недели назад на ЧАЭС произошел взрыв. Взорвался 4-й энергоблок - атомный реактор, если более точно. Он подошел к настенной карте, показывая эпицентр взрыва, особо зараженную местность и зеленые коридоры, через которые пока еще можно ходить.
Как гром среди ясного неба прозвучало известие о техногенной катастрофе. Мое тело парализовало, мысли скомкались в единый шар из образов о конце света представившегося в виде мрачных картин, которые рисовало мое сознание вопреки меня. Какое-то время я не слышал Бабушкина. Его губы беззвучно шевелились, но мне было не под силу разобрать, что он говорил, будто кто-то выключил звук. Представить только: миллионы людей, не останови эту заразу, обречены, медленно разлагаться под действием сверх доз радиации. Разлагаться и гнить, крича и ноя от несмолкающей боли. Их голоса... - тут мою голову пронзила острая боль и следом меня вырвало.
- Вот это да! - сказал Штык, перебив своим возгласом офицера. - Наверное, съел что-то не то, а?
- Обычное действие радиации - сказал Бабушкин. Теперь вы наглядно видите первые последствия облучения. Головная боль, галлюцинации, тошнота, сухость во рту, упадок сил. Это лишь малая толика симптомов заражения. Вскоре это начнется у всех. Будьте готовы к тому, что первые дни пребывания здесь вы не слезете с толчка - это я вам гарантирую. Вас будет выворачивать наружу, начнутся адские спазмы мышц, а все, что вы съедите или выпьете, надолго не задержится в желудке.
Услышав это Толстый как-то ритмично-нервно застучал ногой по ножке стула.
- Я продолжу. С момента взрыва вертолеты безостановочно сбиваю радиоактивное облако. Пока их усилия тщетны. Оно продолжает расползаться, так что не суйтесь к центру. Гражданских выводить через блокпосты Южный и Западный.
- Разве здесь есть еще гражданские? - перебил Хохол.
- Полно. Сидят по своим углам и щелям как крысы.
- Представляю, какую дозу они подхватили - Хохол.
- Главное - они пока живы. Сами обойти все дома мы не в силах, так что запросили подкрепление. Судя по всему нам его, прислали в виде вас - офицер обвел нас взглядом. - Расслабляться не советую, скоро прибудет новая партия "мяса". Людей садить на грузовики и вывозить нахрен отсюда. Колонна грузовиков стоит на блокпостах, на постоянном приколе. Теперь давайте-ка, я вам покажу базу. Вход вы уже видели. Прямо по коридору - склад с продовольствием. Слева - мастерская, далее оружейная. Наверху - спальные отсеки, внизу - отстойники с чистой питьевой водой. В досье на вас указывается, что среди вас два инженера по связи: Щербатов и Сикорский, если мне не изменяет память. Я прав?
- Так точно.
- Один инженер по компьютерным системам...
- Это Палый, - указал на него Толстый.
- Остальные должно быть инженеры-строители? Понимаю это как возведение дотов и дзотов.
- И прочей укрепструктуры - добавил Бес.
- Ну что же предполагаю, с оборудованием справитесь, волноваться не стоит.
Справа от склада послышался звук бьющегося стекла.
- А там что? - Штык.
- Там находится медпункт на случай травмы или ранения - туда. Но второе вряд ли случится. Как говорится и, не надейтесь. В этом смысле здесь все спокойно. Иначе стали бы мы запрашивать инженеров!
Тут из-за наших спин вышел скрюченный полупьяный человек в больничном халате на голое тело.
- Знакомьтесь Горошников Александр - он же санитар, медбрат, доктор. Ответственный за ваше душевное и физическое здоровье.
- Кажись он вдрызг пьяный! - усмехнувшись, заметил Бес.
От неловкости офицер стал еще более съеженным - Опять сука дозу превысил...! - Бабушкин явно подбирал слова, хотя мы его не ограничивали в выражениях. Короче обращаться за медпомощью к нему - сказал Иван, презрительно указав на него пальцем. - Он остается с вами. Если понадобятся разъяснения, спросите у него. Он все объяснит.
- Он остается, а вы?
- Я уезжаю. В связи с повышением перевожусь на другой участок. Отправляюсь в убежище 11 командовать пополнением.
В коридоре нас встретил водитель фуры тот самый, что доставил нас сюда.
- Машина заправлена. Можно выезжать.
Иван согласно кивнул - Давайте прощаться.
Мы пожали друг другу руки. - Вот еще что за старшего остается... - тут офицер задумался, обводя нас взглядом. - Вы! - сказал он, глядя на меня. - Как вас, напомните?
- Сикорский - ответил я.
- Лично мне все равно. Это нужно лишь для того чтобы вписать вас в протокол и назначить ответственного за хранение госимущества - сказал он и сделал пометку у себя в памятке. Он уехал и больше мы его не видели.
Все свое время я задавался вопросом: Почему он оставил именно меня старшим в убежище? С таким же успехом он мог ткнуть пальцем на любого другого, но почему-то ткнул именно на меня. Может из-за того, что я состоял в коммунистической партии - с долей иронии сказал себе я, и с души как-то стразу отлегло.
До сих пор отчетливо помню первые походы в Зону. На тот момент она еще не была той Зоной, которую нам только предстояло познать. Исполняя приказ мы отлавливали гражданских, в омертвевших городских высотках, прочесывая комнату за комнатой. На наших телах "красовались" защитные балахоны, а на головах противогазы серии ГП-4у. Мы выглядели СТРАШНО. Не знаю, кого они боялись больше - радиации или нас, в этом жутком одеянии.
Щербатый в очередной раз ходил по комнате, еле напевая себе под нос эту жуткую песню - "Мы в этом мире одни...". До нас же: меня и Штыка, доносилось сплошное бурчание, но мы точно знали - это именно та песня. Он пел ее довольно часто с тех пор как услышал по радио и всегда, когда волновался. Он поймал ее на западной волне вроде "Голоса Америки" несмотря на то, что ее усиленно глушило советское правительство. Щербатый настроился на нее довольно легко, что не удивительно ведь он соорудил охрененный уловитель сигнала своего рода приемник высокой четкости. К нему он подсоединил коротковолновое радио и не поверите, все заработало. Мы наслаждались количеством каналов и бездной голосов, которые никогда не слышали до этой минуты. Спорю, он даже не мог выговорить имя ее исполнителя, помня одно - это был блюз. Правда, тогда я чуть не убил Щербатова, когда узнал, что он использовал запчасти приборов являющихся госимуществом. Спустив на такое музыкальное дело два радиевых кабеля и поломанную резервную радиоточку, сгоревшую от радиации в момент первого выброса.
Толстый обходил этаж выше. Хохол, Палый и Бес - остались на базе. Как пояснил офицер перед своим отбытием: там всегда должен быть кто-то - следить за приборами. Поэтому мы решили попеременно выходить в Зону. И первый черед был наш. Штык разглядывал фотоальбом в спехе забытый кем-то. В этом доме нам не повезло - никого не было. Толстый вернувшись один, лишь подтвердил наши обоюдные догадки. Когда мы уже выходили из дома, я заметил упитанную крысу, высунувшую свою серую вытянутую морду из подвала.
- Щербатый ты подвал проверил?
- Да, сразу же. Гражданских не замечено.
Не знаю, почему, но я решил проследить за ней. Крыса вывела меня к дальней стене подвала. Держась от нее на достаточном расстоянии чтобы не спугнуть, я наблюдал, как она спешно рыла под собой землю, словно ее манило туда что-то съестное. Не выдержав, я подошел к тому месту. Крыса, заметив меня, спряталась под сточной трубой. Ткнув землю ножом, я почувствовал, как лезвие с резким скрежетом уперлось в стальное твердое тело. Сметя слой пыли и земли передо мной оказался восьми миллиметровый стальной лист. Я позвал Щербатова и Штыка. Мы приподняли лист, служивший прочным навесом над продовольственным погребом запасенными на зиму припасами по старой советской привычке. В кромешной темноте удалось различить три силуэта. Женщина средних лет с мужем и сыном. Металлический лист плотно завалило они просидели в темноте и тесноте с момента взрыва энергоблока. Похоже, припасов хватило, чтобы прожить все это время. Черт, какой запах. Достаем их... - сказал я.
Реестр отчетов: месяц в Зоне.
Как и обещал офицер, вскоре прибыло пополнение (новое "мясо" как правильно оценил он). Первое время мы попросту дохли. Из сорока "добровольцев" через месяц осталось почти 31. Я говорю почти, потому что пятеро схватив большую дозу радиации, наполовину жили, наполовину были уже на том свете. Они просто лежали и гнили. Щербатов усовершенствовал свой приемник, теперь мы могли перехватывать незашифрованные радио-переговоры других убежищ города. По радиоперехватам у других было еще хуже. Нам в этом смысле повезло, наше убежище было дальше остальных от центра, и смертельную дозу из нашей семерки никто не получил. Основной нашей проблемой оставалась радиация. Пары стронция изъедали наши тела, калечили их. Теперь радиация забирала нескольких еженедельно. Кто будет следующим? - Оставалось только гадать.
Реестр отчетов: два месяца в Зоне.
С каждым прожитым днем здесь становится хуже. Наконец против радиации нам прислали прорезиненные комбинезоны. Противогазы недостаточно препятствовали облучению, нередко случались ожоги дыхательных путей от чего голос у многих был сиплый и пропадающий. Вместо них нам выслали КНПК-10 (Компактный Насос Подачи Кислорода вес 10кг) ремнями их крепили либо к поясу, либо вешали через плечо. Они загоняли воздух, прогоняли через массу фильтров и подавали по шлангу в лицевую маску. Как оказалось, против радиации было еще одно достаточно эффективное средство - водка. Вмиг она стала ходовым ресурсом. Ею торговали, выменивали и просто пили. Закон прост, хочешь жить: стакан на завтрак, на обед и на ужин иначе можешь проснуться, а вся кожа слезет и останется на кровати. Не редко в радиоперехватах доводилось слышать о случаях убийства в пьяном состоянии.
Если против радиации мы кое-как научились защищаться, то от другого приходилось еще только учиться...
Реестр отчетов: шесть месяцев в Зоне.
Спустя шесть месяцев Зона сильно опустела, вертолеты не кружили и гражданские попадались редко. На свой страх и риск, оставшиеся вместе с нами учились выживать, привыкая к новым условиям. К ноябрю вокруг злополучного реактора соорудили саркофаг. Военные, посчитав задачу выполненной, в своей массе, "свернули удочки" и убрались восвояси. Чистое небо стало пасмурным. От прежней свежести не осталось и следа. Хмурые облака расползлись по всех поверхности и ползли нескончаемым потоком. Часто шли дожди. Они и явились настоящим бедствием. Теперь это были не те обычные, а кислотные дожди. Они насквозь проедали наши прорезиненные комбинезоны. Если ты вовремя не встал под надежный навес - все, комбинезон слезал вместе с кожей. Именно так погиб Щербатый. Он в одиночку отправился на Южный блокпост за водкой, но по дороге его застал такой дождь. Рядом не оказалось никакого укрытия кроме иссохшего дерева, но оно его не спасло. Прожженное до корней дерево с бутылями водки мы нашли позже. То, что осталось от Щербатова влезло в полиэтиленовый мешок. С тех пор мы не ходим в Зону поодиночке.
Сначала мы думали, что мы здесь не надолго и скоро нас заберут. Каждый из нас был уверен и даже не сомневался в том, что может быть иначе.
Так прошло десять лет...
Я по-прежнему бесперебойно составлял отчеты и вносил их в реестр. Это одна из тех обязанностей автоматом накладывающаяся на ответственного в убежище. За десять лет Зона изменилась. Появились новые угрозы: нападения животных, аномалии. Вчера с нами связались наши соратники - сталкеры из убежища 17. Их убежище одно из самых близких к центру Зоны. Главный у них сталкер Кастет на самом деле зовут Костей. По спецсвязи он сообщил, что "полетела" система контроля. Это новая придумка ученых нечто вроде радара. Показывает на мониторе, обо всех передвижениях кого бы то ни было в радиусе километра от базы. Если она летит, чувствуешь себя как без глаз - также паршиво. Требовался ремонт, так как со смертью Щербатова единственным инженером по связи остался я, в помощники себе выбрал Палого остальные остались на базе.
- Сикорский ты идешь? - Палый надернув рюкзак на плечи.
- Иду - сказал я и поднял глаза к небу, пытаясь отыскать там пустельгу. На небе беспокойно кружила одинокая пара, значит - скоро будет дождь. Если хотите новая примета Зоны.
- Надо найти укрытие - сказал Палый.
- Как тебе вон те гаражи?
- Сейчас - Палый бросил гайку. - Годится.
Мы переждали дождь, поправляя здоровье водкой.
- Доза в тех краях большая - выразительно произнес он. - Давай еще по одной...
Я откупорил вторую - за ней и не заметили, как дождь кончился и мы пошли дальше. На входе в город нас окружили брошенные пятиэтажки, местами покрытые серым мхом и желтой плесенью, словно чумные покрытые язвой. Оружие приходилось держать на изготовке. Из каждого окна могли пальнуть. Ныне чокнутых в Зоне хватает. И кого тут не встретишь. Во многом едут за деньгами. Думают, что здесь им Клондайк. Они именуют себя Сталкерами. Ищут все необычное, называя это - артефактами. Некоторые совсем из ума выжили. Кто от жажды наживы, а кому радиация последние мозги выжгла. Их хлебом не корми, дай сунуться в какую-нибудь аномалию. Теперь артефакты большая редкость. Говорят в центре Зоны еще можно что-то найти. Иногда случается кто-нибудь и уйдет к центру, но чаще они предпочитают охотиться друг на друга.
- Да, сброду прибавилось - затяжно провыл Палый. - С массовым уходом военных в Зоне начался бардак.
- Здесь он всегда был. Только пока военные были, его хоть как-то скрывали.
- Это точно. Было бы все нормально, взрыва бы не случилось.
Мы завернули за угол - Так по карте еще метров семьсот прямо и направо.
Вдруг что-то щелкнуло.
- Граната! Ложись! - успел прокричать я.
Взрывной волной меня откинуло на кучу строительного мусора, вдобавок оглушило, из ушей потекла теплая кровь.
Ползая по куче строительного мусора то и дело, напарываясь на острые края металлических штырей, задыхаясь, в поднявшемся от взрыва облаке цементной пыли я безответно дико орал одно и то же - Палый! Палый как ты!
Ухватив его за рукав спецовки, я подтянул его к себе, но Палый лежал без башки.
- Поднимайте его! - скомандовал незнакомец. Двое прихвостней подбежали и схватили меня под руки.
- Ну что сталкер - тебе повезло в отличие от друга. Реакция у тебя лучше. Говори, хабар припасен? - въедливо спросил незнакомец
Я понимал, о чем идет речь - о нычке с особо ценным товаром, но решил сделать вид, что не понимаю.
- Какой еще хабар?! Мы налегке. Первый день в Зоне.
- Ответ неправильный! - незнакомец врезал мне по челюсти правым хуком.
- Еще одна минута на размышление.
Видя, мое нежелание отвечать он замахнулся и хотел уже шибануть меня прикладом, но на самом замахе его сразила пуля, и он рухнул прямо на меня, придавив собою. Те двое, что меня держали, убежали, скрывшись в одной из пятиэтажек. Человек в экзоскелете одной рукой отшвырнул лежащий на мне труп незнакомца. Я остался лежать в широкоплечей тени спасителя
- Кажется это наш? - произнес человек в экзоскелете. - Посмотри у него в рюкзаке...! - скомандовал он подчиненному - ...Инструменты?
- Да, Кастет, инструменты на месте.
- Тогда точно наш. Берем его с собой.
Приволокли меня в подземные помещения, где и привели в чувства. Я лежал по пояс раздетый на холодной кушетке, в затемненной комнате подсвеченный нацеленным на меня мощным прожектором. Вокруг было достаточно мрачно. Из-за недостатка света исходящего разве только от работающих приборов и устройств коих было не мало. Но сквозная боль в плече от того что какой-то садистки настроенный чухонец ковырялся там хирургическими щипцами не давала мне свыкнуться с мыслью что я в безопасности - Ты кто? - спросил его я.
- Вы очнулись?
- Да, черт возьми, больно.
- Видно наркоз оказался слабым. Беда с этими лекарствами от радиации быстро слабеют и портятся. Я, Рамиль, местный ученый - сказал худощавый черноволосый человек, тем временем уже начавший сверять показания с мониторов.
Охваченный приступом неизвестности я нервно сжато выцедил - Где я? В голове еще бесновались полу истертые еле живые образы, которые кружили надо мной, не желая останавливаться. По-прежнему не стихла от взрыва голова. Наверное, тогда я впервые чувствовал, как мои мысли со стальным скрежетом перемешивались в моей черепной коробке. Даже больно было о чем-то размышлять. С усилием давались односложные вопросы. Разорванная губа беспокойно ныла. Засохшая кровь, попавшая на язык, горчила дорожной пылью. Мутным еще не отошедшим от действия обезболивающего взглядом я, собравшись с силами, приподнял голову, чтобы оглядеть комнату, в которой находился.
- Аккуратней, не крутите головой. Иначе можете потерять сознание. Вы на месте - сухо ответил он.
- В убежище 17?
- Да - сказал он, и я с облегчением выдохнул. Лишь тогда почувствовав безопасность окружения в отношении себя, возникла неуютная настороженность по отношению к Рамилю, представившемуся как-то не по делу.
- Ученый...? - на тот момент мне показалось странным - что ученый забыл в моем плечевом суставе.
- Я физик.
- Неужели?
- Слышали что-нибудь о таком разделе физики как "физика высоких материй"? Впрочем, неважно. Сейчас я изучаю Зону. Попал сюда совершенно случайно по разнарядке. Поначалу не хотел ехать, представляете? Летом семьей собирались в Анапу на отдых, а тут за неделю в НИИ пришла разнарядка... Ну, и выбрали, конечно, меня.
- И чему же вы тогда так радуетесь?
- Но как же! Зона - это же грандиозное научное открытие. Семья конечно не менее для меня значимый элемент, но Зона - это сенсация. Каждый день, проведенный здесь, я не перестаю удивляться.
- Ух, твою мать УЧЕНЫЙ! Больно же!
- Простите, я пытался заговорить вас, так как наркоз все равно не действует. Видно это у меня хуже всего получается.
- Пять минут назад вы говорили, что наркоз якобы оказался слаб.
- Запасы морфия слишком долго не пополнялись. У нас только старые запасы. Они слишком слабы и кроме головной боли ничего не дают.
- Тоже мне ученый. И что же конкретное вы изучаете в Зоне?
- На данный момент я изучаю вас.
- Неужели я интересней...?
- И не надейтесь. Это рабочая необходимость.
- Значит, работаете на две ставки. Днем - хирургом, а ночью - ученым.
- Что-то типа того.
- Кстати сейчас ночь или день?
- Абсолютная ночь.
- То-то я вижу, у вас не очень-то получается.
- Что ж юмор - хорошее подспорье к выздоровлению.
- Да, доктор, не поделитесь со мной результатами моего обследования?
- На данную секунду вы подсоединены к камере рентгена. Могу обрадовать переломов и повреждения костей я не наблюдаю. Проведенная томография мозга допускает небольшое сотрясение, а в остальном осколки не ушли дальше мягких тканей - реабилитация пройдет очень быстро.
- Прекрасно. А все-таки, почему в убежище нету врача? Даже у нас есть в убежище санитар. Хоть он и пьяный все время. Не хватает людей?
- Скорее так приходится поступать. Вызванная...
- Дайте угадаю - необходимость?
- Именно. Здесь не нужны лишние люди, потому как, можно сказать, что мы находимся на передовой.
- Понятно.
- Хм, почему вы просили проверить вас на тесте Гибсона?
- На тесте кого?
- Гибсона - повторил Рамиль. Вы все время твердили это. Проверьте меня на тесте Гибсона, дайте мне пройти этот тест.
- Не знаю. Я действительно просил вас об этом?
- Да когда находились в "отключке".
- Ничего не помню. Видно меня здорово шарахнуло гранатой, и я наговорил чего-то лишнего. Думаю, это был бред. А кто этот Гибсон и что за тест он придумал?
- Гибсон - американец, гениальный доктор в области психиатрии, создатель огромного числа теорий, экспериментов по изучению головного мозга и того что внутри него происходит. Психиатры по тесту Гибсона выявляют предрасположенность пациентов к гомосексуализму.
- Не верю. Я в бреду просил вас проверить меня на педераста? Черт возьми, нарочно и не придумаешь. Бывает же такое! Скажу вам док это все из-за сотрясения, боюсь, оно сильнее, чем вы предположили. Чему это вы радуетесь?
- У вас нет никакого сотрясения.
- Вы солгали мне?
- Просто решил вас взбодрить. У вас лишь небольшая шишка. Томография не выявила ничего.
- А про тест Гибсона вы тоже решили меня взбодрить?
- Это была шутка. Вы ничего не говорили, лежали как труп.
- У вас очень специфичные шутки док. Юмор - ключ к выздоровлению. К тому же недостаток общения, пожалуй, единственное, что мне мешает. Хочу вас спросить - вы помните точное время, когда вы получили от нас экстренное сообщение о том, что полетела система контроля?