Кап-кап-кап. Где-то в темноте на пол падали капли, противно сверля голову звуком капели, пробивавшимся даже сквозь утробное урчание генератора. Сыро. Здесь всегда сыро и всегда холодно. Пальцы на руках отчаянно мёрзли. Приходилось работать в тонких вязаных перчатках, а поверх халата надевать тёплый армейский бушлат, доставшийся от отца. Иначе просто невозможно, холод пробирал до костей за минуты, заставляя тело трястись мелкой дрожью.
Я отложил иголку с ниткой на низкую каталку, стоявшую рядом с железным столом. Туда же положил и перчатки. Чуть отойдя назад, окинул взглядом свою работу. Получилось неряшливо. Стежки неровные, шрамы бугрятся толстыми червяками. Хотя это все мелочи, куда хуже то, что некоторые из них уже потемнели и кажется, воспалились. Вот это плохо. А всё из-за проклятого бушлата и холода, не получается работать как надо, выходит слишком медленно и неловко. Сменить бы место, но... Невозможно, во всяком случае, пока. С другой стороны я оптимист и верю - сегодня день последней операции. Моя мечта лежит здесь рядом, и всё у нас получится! Мы будем счастливы!
Обнажённая девушка, притянутая к столу широкими кожаными ремнями, пошевелилась. В ярком белом свете хирургической лампы, висевшей над нами, её кожа казалось до синевы бледной, почти мёртвой, с покраснением только вокруг свежих шрамов. Оно и понятно, холодно же. Ну, ничего сейчас она очнётся. Мы поговорим. Всё наладится! Марго, милая моя Марго! Твоё имя отзывается в моей груди приятным потягиванием.
Я подошёл к девушке и склонился над ней. Она вяло дёрнулась и с мучительным хрипом раскрыла бессмысленные, переполненные морфиновым туманом глаза. Я улыбнулся, нежно провёл рукой по холодной щеке Марго. Девушка вздрогнула, в её глазах появилась осмысленность, а рот скривился в готовящемся крике. Стоп! Кричать нельзя! Хорошие девочки никогда не кричат! Я плотно закрыл её рот своей ладонью, предотвращая непоправимое.
-Т-с-с-с. Спокойно. Всё хорошо! Это же я. Узнала?
Девушка, не шевелясь, таращилась на меня. Чёрт, на мне же хирургическая маска. Я сорвал её свободной рукой и не глядя, бросил на пол. Одновременно с этим нагнулся ближе к Марго.
-Привет, солнышко! Видишь, это всего лишь я, твой добрый старый друг! Тебе, наверное, сейчас не очень удобно. Лежать тут связанной, голой, в сырости и холоде. Извини, такие меры просто необходимы, но буквально через пару минут мы от них откажемся! Да, они будут нам больше не нужны! Мы станем одним целым! Ага! Двое против мира! Точно так!
Я перевёл дыхание и немного отстранился от девушки.
-Сколько раз я говорил, что люблю тебя? Много... Помнишь, как мы сидели вечерами в барах или ресторанчиках, я держал тебя за руку и говорил, смотря прямо в глаза, какая ты прекрасная, как я тебя люблю. А ты смеялась. Всегда смеялась. Отмахивалась от моих слов. Для тебя я был одним из многих, десятков или даже сотен мужчин, стелящихся вокруг тебя. Ты говорила, что никто не любит тебя по- настоящему, ни я, ни другие, все хотят только тело, никому не нужна твоя душа. Что же, сегодня я докажу тебе искренность свой любви!
В глазах Маргариты разгорался страх, всё увереннее пробивавший морфиновую пелену. Не надо бояться! Милая моя, мы будем вместе. Ты поймешь меня, я пойму тебя. Мы станем счастливыми! Да, так будет! Обязательно будет!
-Сегодня, сейчас, я докажу тебе, что твоё тело для меня вторично. Я люблю тебя внутри! Мне нужна ты внутри! Посмотри наверх.
Я убрал руку со рта девушки и отступил на шаг от стола, не мешая ей смотреть в старое, сильно замутнённое зеркало, висевшее высоко над столом. В нём она могла видеть себя целиком, с ног до головы, со всеми изменениями, со всеми новыми шрамами - уродливыми змеями, расползшимися по её телу, бывшему раньше совершенным, по её лицу, когда-то сводившему с ума мужчин.
-Смотри... Я люблю именно твою душу! Я, и только я, буду любить тебя такой, какая ты теперь! Видишь?
Марго выгнулась дугой. Старые ремни жалобно скрипнули. Она закричала, осипшим скрывающимся голосом:
-По-о-о-о-о-о-мо-о-о-о-ги-и-и-и-те-е-е-е! - слово растянулось в протяжный вой.
Чёрт, только не это! Ненависть забилась голодным зверем у меня в голове. Хорошие девочки не кричат! Хорошие девочки адекватно реагируют на признания в любви!
Я подскочил к Маргарите и попытался заткнуть её рот своей ладонью. Не тут-то было! Она немыслимо вывернула голову и вцепилась в мои пальцы. Блядь крашеная! Не надо было снимать перчатки! Боль кнутом жгучего света полоснула по сознанию, давая волю ярости. Я выхватил скальпель из поддона со спиртом, стоявшего на каталке рядом со столом. Дёргано провёл им по горлу девушке. Брызнула кровь. Она захрипела, забилась в конвульсиях. Высвободив свои пальцы из её рта, я поднёс их к глазам. Вот сука же, а! Так цапнуть, впилась аж до кости! Что теперь на работе говорить?
Блядь! Блядь! Блядь! Я посмотрел на агонизирующую Маргариту. Вид умирающей девушки остудил ярость, даже боль в изувеченной руке поутихла. Я ведь тебя любил! Думал что ты другая, не такая как все, сможешь меня понять. Но нет... Я ошибся! Жестоко ошибся! Принял за изумруд блестящую в куче навоза стекляшку!
Под сердцем тягостно заныло.
В своей смерти ты виновата сама! Зачем надо было оказываться такой же, как все? К чему эти крики? Зачем было меня кусать? Господи, я же почти поверил в своё счастье. А ты...
Маргарита перестала дёргаться, застыла с выпученными глазами. Кончилась моя любовь, очередная. Не стало человека. Теперь передо мной лежало безымянное тело, кусок мяса. Не о чем сожалеть, надо жить дальше. Надеяться на лучшее. Любовь, настоящая, взаимная, когда-нибудь меня посетит! Главное верить!
Я бросил скальпель обратно в поддон со спиртом, до следующего раза. Пришло время рутины. Из коробки со всяким хламом, лежащей под столом, вытащил большой чёрный мешок для мусора, в который запихал ставшее для меня безымянным тело девушки.
Кровь, очень много крови в этот раз.
Закручивая горло пакета скотчем, взятым всё из той же коробки, я думал о том, что от надетого на меня сейчас халата, да и бушлата, следует избавиться. Больно много на них всякого разного накопилось. Да и пахнут они пренеприятно. Надо... Какой по счёту раз я говорю себе это? Пятый. Или даже шестой. "А воз и ныне там" - прямо как в басне. Не могу я избавиться от халата, а уж от бушлата тем более. Они - моя память, они - мои друзья и товарищи, они... Чёрт, что-то меня понесло.
Закончив с упаковкой девушки, я скинул с себя вместе с бушлатом халат. Остался в спортивном костюме, в котором, собственно, сюда приехал. Сырой холод мгновенно впился в меня своими острыми зубками. Ничего, скоро наверх, там отогреюсь.
Аккуратно сложив рабочую одежду и бросив её кучкой около стола, я подошёл к урчащему генератору, вибрирующему крупной дрожью. В нос ударил сильный запах бензина. На крючке, над генератором, висела шапочка с фонариком. Я снял её и натянул себе на голову. Включил фонарик.
-Да будет тьма, - выключая генератор, пробормотал я.
Урчащий монстр затих. Хирургическая лампа, моргнув на прощанье пару раз, потухла. Единственный источник света, фонарик на моей голове, едва рассеивал темноту узким кругом блеклого света. Мне этого достаточно, свой подвальчик я знаю преотлично.
Взвалив себе на плечи пакет с мёртвым телом, я двинулся к выходу. Впереди двести сорок ступеней подъёма.
Преодолев где-то половину пути, я остановился на перекур. Скинул девушку на пол. Тяжело дыша, прислонился плечом к склизкой кирпичной стене. Где-то писали, будто люди после смерти становятся легче. Бред! После смерти человек тяжелеет. По крайней мере, все те, кого довелось таскать мне, после смерти становились тяжелее. Может, мне люди неправильные попадаются? Вполне возможно. Ладно, отдохнули и хватит. С горестным вздохом водрузив свёрток с телом обратно на плечи, я продолжил подъём.
Цынк, цынк, цынк. Звук шагов по старым железным ступеням. Сердце бешено стучит, ноги трясутся, одежда липко-влажная от пота. Одно хорошо, сейчас мне не холодно.
Тяжёлое свистящее дыхание, движущийся впереди меня круг дрожащего света. Десять ступеней, площадка пролёта, десять ступеней, площадка пролёта... Я знаю, этому есть конец, и придёт он скоро. Но моё тело со мной не согласно, оно считает, что издевательство над ним будет продолжаться вечно.
Смахнув с глаз пот, я случайно выхватил из темноты большую красную тройку на стене. До поверхности осталось совсем немного. Приободрившись, я зашагал быстрее.
Улица встретила меня мелким весенним дождём и серым небом, низко нависшим над головой. Странен наш мир. Я не перестаю ему удивляться. Вот почему синее, радостное небо, преисполненное надежды, заставляющие верить в лучшее, когда смотришь в него, кажется тебе таким далёким и недосягаемым? А когда оно серое и унылое, вгоняющее в депрессию, создаётся впечатление, будто оно совсем рядом? Стоит только руку протянуть и можно за него схватиться.
Положив пакет с телом на землю, я выключил фонарик и с минуту стоял, подставившись прохладному ветру и дождю. В душе царила грустная пустота. Окружавшие меня здания, полуразрушенные, из потемневшего от времени, крошащегося красного кирпича, с тёмными глазницами лишённых стёкол окон, давили обречённостью. Тихо, безлюдно. Когда я был маленьким, это место было не таким, оно было моим домом и кипело жизнью, оно было огромным, как теперь модно называть, научным комплексом со своими собственными производственными площадями. Закрытый объект, населённый двумя тысячами ненужных людей, по инерции творящих никому не нужные исследования.
Отец уволился отсюда, когда мне было шесть, плюнул на свою любимую науку и, забрав нас с матерью, уехал жить в ближайший город. Днём работал учителем в школе, а по вечерам бомбил на своей задрипанной шестёрке. Через год после нашего переезда на объекте случилась авария, очень крупная авария. Я слышал, как отец рассказывал про неё матери. Правительству удалось замять этот инцидент, но восстанавливать это место не стали. С тех пор то, что от него осталось, тихо разрушается в провинциальной безызвестности. Самое подходящее для моих дел место. Я вернулся сюда десять лет назад, из праздного любопытства, решил вспомнить детство. В ту пору меня можно было считать счастливым человеком, никаких душевных терзаний, никаких поисков любви. Жил себе и радовался. Комнату под землёй нашёл совершенно случайно. Заметил маленькую, отлитую из бетона постройку с выбитой дверью и уходящей в тёмное никуда лестницей. Схватил из машины фонарик и спустился. Там внизу уже стояли и стол, и хирургическая лампа, и даже каталка с поддоном. А вот генератор и зеркало я спустил туда сам, когда стал испытывать необходимость в подземной комнате. На колодец я наткнулся несколько позже, уже после второй попытки обрести истинную любовь.
Ну что ж, отдохнул и хватит. Надо закончить дело, на улице уже темнело, а до города ехать ещё шестьдесят с лишним километров. Подняв пакет, я аккуратно зашагал к месту последнего пристанища моей несостоявшейся любви. Под ногами поскрипывал строительный мусор: куски кирпичей, битое стекло. Над головой, противно каркая, пролетали вороны. А я шагал себе по разбитому тротуару, тянущемуся израненной лентой между двумя длинными пятиэтажными зданиями, согнувшись под весом мёртвой девушки и укоризненными взглядами безмолвных окон. Грустно размышлял о несправедливости жизни. Почему мне никак не обрести любовь? Вот вроде бы нашёл свою единственную, яркую, отличную от всей остальной женской массы. Так надеялся на неё... Но на проверку она оказалась такой же, как все! Мир - одна сплошная несправедливость!
Дойдя до конца правого дома, я свернул с тротуара и подошел к земляной насыпи, находившейся рядом с его торцевой стеной. Тяжело взобрался на неё. Примерно по центру насыпи торчало бетонное кольцо высотой сантиметров сорок, закрытое массивной крышкой. Облегчённо скинув с себя девушку, я нашёл в траве около кольца колодца старый ржавый ломик. С его помощью сдвинул крышку, не целиком, ровно настолько что бы прошёл пакет с телом.
-К вам новенькая! - бросил я кромешной темноте уходившей в неведомую глубину.
Где-то там покоятся десять тел, теперь будет одиннадцать. Я волоком подтащил девушку к колодцу. Пакет порвался в нескольких местах. Но теперь это не имеет никакого значения. Закинул тело на ободок бетонного кольца, спихнул его в колодец. Через несколько секунд внизу глухо ухнуло. Ну, вот и конец!
Навалившись на крышку всем своим весом, я задвинул её на место. Половина меня осталась там, на дне бетонного колодца, наслаждаться обществом не оправдавших ожиданий девушек. Они были такие красивые, такие яркие, такие популярные, такие мечтающие о будущем, такие верящие в своё счастье. А кончили погружёнными в страх, холод и боль. Холодными телами, запиханными в вонючий колодец, на всеми забытом объекте. Навеки без вести пропавшими для родных и близких. Вот так судьба зло пошутила над этими плохими девочками, слишком громко кричащими, совершенно не ценящими направленную на них любовь.
Моя вторая половина удивлённо осмотрелась и задалась вполне логичным вопросом: "Что это я, собственно, тут делаю?". На что получила вменяемый ответ: "Очередной слезливый приступ ностальгии!".
Дождь усилился. Я застегнулся, на голову накинул капюшон. Спустившись с насыпи, неспешно пошёл к своей машине, оставленной на въездном КПП объекта. Теперь меня двое. И так будет до тех пор, пока любовь вновь не посетит сердце. Когда это случится, часть меня, оставшаяся в колодце, вернётся, и я вновь испытаю свою судьбу, ещё раз попробую обрести счастье со своей новой второй половиной.
Над головой пролетели вороны, приветственно каркнув своему двуногому брату, плодителю падали, то есть мне. Я, расслабленно улыбаясь, проводил их взглядом. Жизнь движется! Счастье обязательно придёт!