Если меня спросят - верю ли я в бога, я промолчу. Страх помешает отказаться, хотя тело по- прежнему будет твердить, что все это нелепо и глупо. Но страх...
Я был лет пятнадцати, когда впервые задумался о ней. Я имею в виду смерть. Не ту, что с косой приходила пугать меня по ночам, превращая мой разум в оккупированную территорию, и куда целыми вагонами поставлялся лишь тихий ужас. Про это пугало я узнал из фильмов ужасов, но что ночью пугало - днем веселило. В черном плаще с капюшоном и неизменно с косой в руках - так мы представляем ее... посланную чертом или богом пожинать плоды трудов их. Но в сиянии нового дня она выглядела неуместно, и ты переставал бояться, а значит верить. До тех пор, пока на землю вновь не опускалась ночь. И если ты не веришь в бога, самое время подумать о нем - кого как не его остается молить о спасении, пока родители спят и видят тринадцатый сон.
Итак, я мог бояться, но задумывался ли я?.. сомневаюсь. Потому что когда задумался, страх перестал прятаться только под кроватью или шкафу, а вылез вслед за мной на белый свет и навсегда поселился в моей голове. Нельзя сказать, что это был прежний страх - дикий и всепоглощающий, но в принципе безвредный. Он изменился. Переродился, если хотите, став не таким острым. Но потеряв в силе, не оставлял меня теперь ни на минуту. И, привыкнув к нему, я уже не мог жить как прежде: счастливо и беззаботно. Я привыкал к мысли, что все это случится и со...
- Эй! Ты домой думаешь идти? Или до ночи собираешься сидеть? - окрик заставил Игоря, поднять глаза. С балкона второго этажа мать звала семилетнего сына домой. Тот, покидав какие-то игрушки в пакет, отряхивая колени, уже плелся к своему подъезду. "Время детское" - подумал Игоря, проводив пацана взглядом. В десять часов жизнь только начиналась. Было что-то нелепое в том, чтобы уходить домой именно сейчас, тем более подчиняясь приказу матери, орущей на весь двор. Сейчас - когда двор пустел настолько, что можно было спокойно сидеть с ребятами на спинке скамеек, поставив свои ноги на сиденья и не опасаясь окриков всевидящих бабулек. И болтать на разные интересные темы. А особенно в кайф было покурить, но для этого нужно было зайти за дом. У Толстого всегда были сигареты, которые он таскал у папаши, и которыми охотно делился. Но сегодня его не было. Игорь огляделся и вздохнул. Сегодня не было никого. Он сидел на скамейке один, и не на спинке, а как "обычные" люди - на сиденье. Болтать было не с кем, курить было нечего, так что день был конченный. Даже пацану тому повезло больше - тот уже дома готовился принять вкусный (а какой же еще!?) ужин, а потом, сытым и счастливым, лечь спать. Он же как дурак мог просидеть здесь хоть до завтрашнего утра - никто бы не позвал его. И все потому что родители на неделю свалили в деревню, оставив между прочим на него младшую сестру.
"Ладно... надо идти... что-то делать. Сестру кормить. Блин, жалко они ее с собой не взяли - сэкономил бы денег на еде, купил блок сигарет. Ребята бы упали. " Поднявшись со скамьи, Игорь направился в свой подъезд.
Сестра ждала его, было сразу видно:
- Ты че гуляешь!? Я между прочим есть хочу!
- Взяла бы да поела.
- Ага! Кто старший брат: я или ты? Сижу тут жду.
- Подумаешь, разница в пять лет, а ты лучше бы не сидела, а картошки какой-нибудь сварила. Все тебя учить надо. Это ж так просто - набираешь воды, кидаешь туда помытый картофель и варишь до состояния тотальной протыкаемости.
- Опять картошка в мундире. Ты достал, если честно уже. Неужели больше нечего
приготовить?
- Вперед.
Он указал ей рукой к кухонному столу, приглашая приготовить "что-нибудь еще". Та недовольно мотнув головой, уселась на стул, наблюдая, как брат орудует сковородками и кастрюлями.
- Если завтра снова будет она, я повешусь - они чистили картошку от липкой тоненькой кожицы, и сестра в который раз роняла горячий овощ на стол, обжигая пальца и портя нервы.
- Мы так до ночи не управимся, если ты еще и ныть будешь. Раньше счистишь - раньше съешь.
- Да я уж и есть расхочу, пока управимся.
- Ха, не ешь. Мне больше достанется
Он откусил очищенный бок, чтоб хоть как-то прекратить слюноотделение. Горячая картошка обжигала рот, но голод обжигал мозг и это жжение было куда сильнее. Появившееся из холодильника мясо обожгло сильней...
Спали они с сестрой в одной комнате, но по случаю отсутствия родных, Игорь решил улечься в гостиной на диване, а не в детской. Ну, во-первых, потому что так захотелось, а кроме того в детской не было телевизора. Покончив с ужином, он забрался с ногами на диван и уставился в потолок. Можно было посмотреть ночное телевидение и не спать всю ночь. Хотя, конечно, можно было и поспать. Ничего не хочется. Он повалился на бог, имитируя срубленного сном человека, когда почувствовал движение воздуха. Подняв голову от покрывала, в которое он мгновение назад уткнулся носом, Игорь оглядел комнату. Сестры здесь не было, более того он слышал как она мыла посуду на кухне, звеня керамикой. Но он что-то почувствовал. "Глупости..." - подумал он, подбирая ноги под себя, подальше от края дивана. Теперь они были в тепле и в ...безопасности. Чего было нельзя сказать о его рассудке. Пятнадцатилетний парень с сестрой, громыхающей посудой на кухне, поджав ноги, сидел и боялся какого-то сквозняка. Вот только форточка была закрыта. Игорь видел это отсюда.
"Не... глупости" - повторил он себе еще раз и сомнением взглянув за край дивана опустил наконец ноги на палас. Ноги, долго не думая, понесли его прочь от гостиной.
"Что-то прохладно..." - Игорь проверил форточку на кухне, в очередной раз убедившись, что все окна в квартире плотно закрыты.- "Ты скоро?!" Он повернулся к сестре, наблюдая, как та омывала последнюю партию тарелок.
Вообще-то можно было бы и избежать этой получасовой мойки, соизволь они убирать за собой всякий раз после еды. Обычно же получалось так, что грязная посуда складывалась в раковине, пока не заканчивалась чистая. Вот тогда (где-то в конце недели) приходил черед либо ей, либо ему навести порядок на кухне.
- А тебе что? - сестра, поставив последнюю посудину на полку, вытирала руки, - шел бы спать, небось, уж третий день не высыпаешься, ложишься поздно, встаешь... не пойми как. Своим телевизором столько света нажжешь.. вот родители приедут - зададут.
Она подошла к нему, все еще держа полотенце в ладонях. Он молча уставился в черное зеркало ночи, простиравшейся за окном. Из-за лампы улицы совершенно не было видно. Зато они, стоявшие у самого стекла, отлично просматривались со всех сторон их небольшого дворика.
- Надо прикрыть окно, все же видно. Вот почему я не люблю первые этажи, так это... - сестра, схватив край шторы, потащила его к противоположной стороне окна. - Слушай, ты и правда замерз.
Она только сейчас заметила его руки, сплошь покрытые гусиной кожей. Просто весь в мурашках. Он отмахнулся от нее рукой и зашагал обратно в комнату. Мысль, что сейчас он чуть не рассказал своей младшей сестре про то как испугался неизвестно чего, повергла его в стыд. Вот ведь дожил. Он почти уверенно вошел в комнату, остановился в ее центре и медленно огляделся по сторонам. В конце концов он всего лишь поддался минутной слабости, с кем не бывает - в постели мы вообще так беззащитны и чувствительны к всякого рода "сквозникам". Игорь дотянулся до кнопки включения телевизора и повернулся к дивану, когда заметил стоящую в дверях комнату сестру. Ее лицо было серым.
- я тебе говорю, в комнате кто-то есть ... с чего ты взяла... я лечь уже собиралась, вдруг словно воздух качнулся, я оглянулась никого, только покрывало стала собирать - снова то же.. и ощущение ... ощущение, как будто ты не одна в комнате?
Он закончил ее фразу почти шепотом, словно боясь спугнуть того, кто скрывался сейчас в их детской комнате. Хотя похоже спугнул-то их он.. или оно.. непонятно.. Игорь приоткрыл дверь в спальню. Свет маленькой настольной лампы, оставленный сестрой гореть, заливал тусклым потоком обе кровати, вроде бы и освещая, но еще больше усугубляя темноту, вваливающуюся с улицы в окно. Тени расползались по полу, сгущались, превращаясь в то, что подсказывал больной разум. Игорь нащупал рукой выключатель на стене. Врубив большой свет, он почувствовал себя гораздо уверенней. А страх темноты исчез, как и многочисленные тени, растворившись в хлынувшем с потолка ярком сиянии. Осталось только чувство, что они здесь не одни... мало того чувство переросло в уверенность. Сестра вдруг всхлипнула и указала пальцем на кровать - что-то серое перебежало под нее, скрывшись в тени.
- Мыши?! Вот уж не думал, что у нас заведутся грызуны - осмелев Игорь пересек комнату и заглянул под кровать. Что-то серое перебежало подальше от него. Перебежало? Нет, скорее перевалилось с места на место. - зайди с другой стороны - крикнул он сестре.
Но та уже стояла там и тихо улыбалась.
- Не ори. Иди сюда.. только тихонечко.
Знаете, что он там увидел? Не поверите, не исчадие ада или что еще. И даже не мышь. А маленького ежика. Как он оказался в доме(хотя в этом вопросе разница между ежом и мышью не велика), вероятно сказалась близость их дома от лесополосы. Район только начинал застраиваться, и время от времени во дворы еще забегали различные существа, более уместно смотреться которым было бы где-нибудь в лесу или зоопарке.
Сестренка оказалась проворнее своего братца, подхватив ежика руками, защитив их какой-то тряпицей. Она была настолько же счастлива, как минуту назад перепугана, прижимая колючий клубок к груди и радостно смеясь. "Пусть поживет пока с нами! Ну давай! Ведь ты согласен?" - ее вопрос звучал скорее как утверждение нежели вопрос: "Ведь мы оставим его!"
Впрочем, он и не возражал. Словно камень упал с души, да и не его это проблема, вот предки приедут, они пусть и запрещают.
Тем более что ночью гость все же сбежал, оставив нетронутым и хлеб и молоко в блюдце на полу, заботливо подогретое сестрой. Сбежал, словно осуществив все зачем приходил..
А потом, рассказывая во дворе эту историю, он не словом не упомянул о том, как был сильно напуган, но почувствовал неприятный холод в глубине тела, услышав ответный рассказ друга. Тот недавно переселился сюда, к ним, и был просто кладезем всевозможных суеверий примет и прочих глупостей. Он-то и рассказал, что появление в доме ежа не к добру..
Сделав страшное лицо, он загробным голосом поинтересовался у Игоря, а не ставили ли они ему чего поесть, и не оставило ли животное все их подношения нетронутыми. " Ибо это к смерти одного из членов семьи!" - закончил приятель и заржал, глядя на посеревшее непонятно от чего лицо друга. "ничего мы не ставили.. с чего ты взял.. И вообще, врешь ты все! Все твои приметы - чушь собачья!"
"Ладно, ладно.. приятель - все нормально. Главное, как говорила моя тетя, это не давать вере окрепнуть и стать реальностью, я сам не в курсе о чем это она. Наверное, типа, пока ты веришь - то реально контролируешь себя и свою жизнь.. в общем я же сказал, что сам не в курсе, что это означает... но приметы мои - не чушь собачья. Просто...
...ты же сам сказал - мы ежу ничего не ставили. Что тогда кипятишься"
С чего ему было знать..
- Доктор, ей лучше?
Мать вся как-то сжалось, ожидая ответа, и так и не разогнулась, увидев, как врач отвел глаза в сторону - не произнес ни слова. Игорь был готов броситься к ней и обнять крепко-крепко, так чтобы не чувствовать собственную боль, сжимавшую сердце подобно стальной ладони. Он горько плакал, уткнувшись в собственный локоть, сидя на полу у дверей их детской. Давно уже переставшей быть ИХ. Теперь спальня была в полном распоряжении его сестры. Врачи не смогли ничего сделать - она умирала. Все что они могли - это позволить ей ...умере...ть.. дома.
Среди близких, родных ей людей. Хотя она уже мало чего понимала.
Где-то в глубине ее маленькой головки завелся вредный зверек. Он рос постепенно, пока однажды не почувствовал себя слишком сильным и не подчинил себе тело, подбираясь и к разуму. И тогда врачи придумали диковинному зверю имя, но вырвать из его цепких лапок сестру не смогли. Раковая опухоль оккупировало одну треть головного мозга и сделало это быстро и безболезненно.
Боль появилась позднее, когда сделать ничего уже было нельзя и вся семья и ночью и днем слушала крики бедного ребенка. Не помогали лошадиные дозы порошков, а десятилетняя девочка стала злостным наркоманом. Вот только ломки ее продолжались постоянно, потому как боль не хотела отступать, даже задобренная сильным транквилизатором.
И лишь иногда, подчиняясь непонятно чему, боль отступала.
Порой это случалось во время сна, и дом облегченно вздыхал, получив недолгую передышку. Тогда мать часто заходила в комнату и смотрела на просветлевшее лицо дочки. Слез давно не было, зато появилось кое-чего новое...(намного пережить дочь у матери бы не получилось.) она вздрагивала при каждом звуке, и первые же стоны выгоняли ее прочь.
А иногда, проникнув во вдруг обеззвученную усыпальницу, мать или просто тот, кто зашел, наблюдали пару блестящих глаз, устремленных на вошедшего. Не известно почему, боль отступая, оставляла дочь для остальных членов семьи. Но такие моменты случались все реже и реже.
Игорь тихонько проникнул за дверь. Утро случилось совсем недавно, и на лицо сестры лился мягкий свет, делая его не таким мертвенно бледным. Он повернулся, чтобы прикрыть дверь, когда услышал еле слышное: доброе утро...
--
Ты не спишь? - Игорь понял, что сказал глупость (нет, она спит, раз разговаривает с ним), и тут же добавил не менее глупую вещь. Глупую и бессмысленную - Как ты себя чувствуешь?
--
Ничего - она кивнула головой, - я видела плохой сон, но он кончился, и я проснулась, а теперь пришел ты, и все вроде хорошо. Вот только бы увидеть, как там на улице. Я давно не была на улице. Я давно нигде не была. - она снова повернула голову от окна к нему - Как там?
И внимательно уставилась, словно ждала этого ответа всю ночь... Но смотрела как то сквозь, словно..
--
На улице? На улице март, снег уже почти потаял весь, удивительно как это он так быстро в этом году.. А еще
--
Зачем с тобой пришел этот дед?
--
наконец запели птиц ...что?
Он глядел на сестру, ему показалось, что.. наверное он ослышался. Игорь подошел ближе к постели, присел на край и взял маленькую ручку в свою.
--
Скоро станет совсем тепло.. ты знаешь, дом наш уже не ближний к лесу, так все застроили! Скоро и лес весь вырубят. Вот и сходить будет некуда. Помнишь, как мы с тобой за грибами бегали? А теперь уже нет..
--
Пусть он тоже подойдет..
--
... кто?
Игорь смотрел на сестру, ожидая, что та сейчас начнет кричать - вернулась боль. Городит не понять чего, и сейчас боль вернется. Это она от боли. Но она не закричала, а смотрела туда откуда он пришел.
--
Там.. вон он стоит.. пусть проходит.
Игорь обернулся, ожидая увидеть кого-нибудь из членов семьи, пришедших навестить больную, но дверь была плотно прикрыта. Там не было ни кого.
--
там никого нет...
--
Да, вон же. Позови его! Я хочу, чтобы он подошел, а не стоял там как чужой. Идите сюда!
- она заулыбалась - Он такой забавный, стоит и головой мотает, да проходи же! - она захохотала - все равно трясет своей бородой, не пойду говорит. Говорит, лучше ты со мной. Куда же я пойду! Смотри, я болею и ходить-то не могу. Вот поправлюсь, тогда и сходим.
Игорь испуганно наблюдал, как сестра разговаривала с пустым углом комнаты. Та вдруг перестала хохотать, а из горла вслед за хриплым кашлем донеслись стоны и крики.
Вернулась боль.
Дверь распахнулась, и комнату влетела побелевшая мать. В это время она обычно колола дочке "лекарство".
Она бы никогда не спросила сына - почему кричала его сестра - итак понятно, она ж сама колола ей "лекарство" от того, что вызывало эту боль. Но тот сам спросил о том, кем мог бы быть дед с бородой и черном пиджаке с заплатой на левом плече в виде курсантской нашивки моряков (ОНА настаивала, что это была именно заплата). Зачем тебе - спросила его мать, и он рассказал, как сестра разговаривала с несуществующим дедом, а потом сквозь стоны попросила все же узнать кто он такой - ей не хотелось уходить с незнакомым дядей...
Когда это услышала бабушка, то чуть не лишилась чувств, потому как опознала в "незнакомце" умершего двадцать лет назад мужа. Тот всегда неровно дышал к морю, а заплату ту она сама пришивала ему на левое плечо. Но девочка никогда его не видела и знать не могла. Верно лазила когда в шкаф, да наткнулась на старые фотографии.
Позднее, когда взрослые думали, что Игорь спит, тот услышал иную версию произошедшего..
--
я ей колю, а она все кричит - потом, потом, не сейчас.. я то еще думала, мол, не колоть, да куда там и так уже вся криками заходится, а потом говорит - приходи в пятницу..
--
может просто бред, как обычно, рак мозга все же, галлюцинации там всякие.
--
Или..
--
Да кого вы обманываете! Он за ней пришел. Она же его никогда до этого не видела, а теперь он пришел за ней!
Мать тихо зарыдала, что-то все же осталось в глазных емкостях или организм начал кровь перерабатывать в слезы.
Игорь отполз от закрытой двери на кухню и убежал в комнату. И долго плакал, уткнувшись лицом в покрывало. А потом встал и подошел к календарю - 25 марта, среда...
27 сестры не стало. Я и сейчас помню, как стоял у постели. Все стояли, и чего-то ждали. Пятницы ждали все. Ждали не смотря на то, что этот день не отличался от предыдущих ничем особенным - она заходилась криком, а мы стояли вокруг и молчали. Кто-то держал руку, кто-то выходил, потом приходил вновь. Стояли, но вдруг заметили, что крики стихли. Мы подняли глаза - и увидели глаза девочки, она что-то шептала склонившейся над постелью матери. А глаза ее смотрели на нас. Смотрели до тех пор, пока мы не поняли, что ее уже нет...
Я помню этот взгляд и сейчас, хотя прошло сорок лет, и то, что она прошептала на ухо матери помню тоже: я пошла.
Она ушла, а мы все остались со своими заботами и делами. Вскоре сердце матери не выдержала и она ушла догонять дочь... А я и сегодня не верю в приметы.
И всякого рода сверхъестественное. Я думаю у сестры был просто бред и галлюцинации.
А того ежика я вообще и не вспомнил, если бы сегодня, пока я валялся в постели, в дверь не постучали. Не дожидаясь, пока я встану, дверь отворилась и в комнату вошла мать, счастливая и почти молодая. За руку она держала мою сестру 13.01.04