Для исследователей Древнего Рима большое значение имеют раскопки Помпеи, потому что катастрофа остановила жизнь города, сохранив под слоем пепла следы повседневной жизни. А вовсе не потому, что гибель 20 тысяч жителей имела какое-то значение для огромной империи. Во время правления Тиберия, как пишет Гай Светоний Транквилл, однажды обрушились трибуны стадиона и погибло двадцать тысяч зрителей, что вполне сопоставимо с результатами вулканической катастрофы, уничтожившей три небольших города.
В палеонтологии мы видим примерно то же. В спокойные времена останки погибших животных почти не сохраняются, они разлагаются на поверхности, кости растаскивают падальщики и разрушают сапрофиты. Даже самые крупные кости динозавров редко сохраняются, а от косточек мелких существ обычно не остается никакого следа.
Но во время катастроф происходит не только массовая гибель, но и массовое захоронение, которое для палеонтологов подобно тому, что для историков Помпеи.
В палеонтологии издавна велась борьба между эволюционистами и катастрофистами. Катастрофы действительно происходят и они способны оставить после себя более полный материал для исследований, чем спокойная эволюция.
Несмотря на мой особый интерес к катастрофам, а я интересуюсь в первую очередь ими, я не склоняюсь ни к одной стороне этого старинного конфликта, понимая, что для истории жизни на земле важно разностороннее понимание.
Периоды относительно спокойной эволюции продолжительнее, но катастрофы оставляют более впечатляющие следы, консервируя трагические мгновения.
И тут очень важна наука, которую сформулировал Иван Ефремов - тафономия. Это она, по моему мнению, будет придавать палеонтологии стратегическое значение.
Тафономия - это раздел палеонтологии, который изучает условия захоронения живых останков.
Раскопки, где обнаружены окаменелости или следы древней жизни, называются местонахождением. В отличие от геологического месторождения. Поскольку, в отличие от минералов, найденное не рождалось геологическими процессами в этом месте, а только умерло. Родиться это животное могло где-то в другом месте, а здесь только найдено. Поэтому и местонахождение.
Обычно палеонтологи, когда их спрашивают о пользе их науки, говорят примерно так. Для современной палеонтологии динозавры и прочая крупная вымершая живность - это фасад, который интересует школьников и прочих энтузиастов. Да, к этому привлечено большое внимание. Но есть невзрачное, но важное геологическое значение палеонтологии - полевая датировка.
Для геологических изысканий удобно хотя бы приблизительно, еще до медленных изотопных анализов приблизительно определить к какому периоду относятся горные породы. И ради этого составляются атласы руководящих ископаемых.
Крайне маловероятно, чтобы в керн, извлеченный из пробуренной скважины попал скелет какого-нибудь динозавра. Для геологической датировки важны останки повсеместные, самые распространенные в соответствующую эпоху. Зубы конодонтов, панцири беспозвоночных, отпечатки растений, но в основном всякие ракушки. Конечно, они дают возможность только приблизительной датировки, но вы можете составить представление о возрасте слоёв геологических отложений даже в пустыне или в лесу, без всякой лаборатории.
Эта практическая роль палеонтологии давно признается. Но вот изучение древних катастроф недооценивается.
Однажды на форуме в интернете я сказал для чего нужна палеонтология: чтобы понять от чего вы можете вымереть.
Самое стратегическое значение для цивилизации имеет именно палеонтология изучающая вымирания.
В тафономии нужно обратить особое внимание на тафономию катастроф.
По большей части это связано не с падением астероидов, а с внутренними катастрофами, особенно с извержением супервулканов. Желательно разработать методы по поиску таких местонахождений, скрытых под отложениями пепла. Учитесь искать под древним пеплом, вы там можете обнаружить что-то подобное Помпеям животных.
В качестве примера я напомню про поле Бруно-Ярбиджа. Останки крупных кайнозойских млекопитающих, которые были погребены выбросами пепла, произошедшими на расстоянии аж 1500 километров от них. И это извержение даже не дотягивало до супервулканического, но так бывает.
Некоторые вулканические катастрофы столь масштабны, что способны захоронить заживо всё живое даже за тысячи километров. Изучение палеонтологами влияния таких геологических катастроф на гибель жизни может иметь очень большое практическое значение.
Есть еще прогностическое значение палеонтологии в космических масштабах. Палеонтология может дать подсказки об эволюции иных цивилизаций.
Эти рассуждения многим будут казаться не серьёзно эфемерными до тих пор пока не замаячит возможность на самом деле натолкнуться на соседей.
В последнее время оптимистические надежды на братьев по разуму сменяются страхами. Наверняка потеря иллюзий связана с нынешней напряженной обстановкой в собственном мире людей. Но мы просто не знаем чего ждать от космоса.
( Кстати, странные опасения возникали еще давно. Однажды ( еще где-то в 1580-е годы) известный философ и писатель Джордано Бруно сказал или написал примерно так: хорошо, что космические расстояния между другими обитаемыми планетам очень велики, ведь огромность расстояний делает невозможными завоевания. А то жители одних планет могли бы захватывать других как испанские конкистадоры индейцев. )
Существует так называемый парадокс Ферми, вопрошающий, почему мы до сих пор не обнаружили в космосе других. У расчетов, призванных хотя бы приблизительно представить как часто жизнь в Галактике доходит до разумных форм, много параметров. Какова вероятность встретить конкурентов или союзников? И мне понятно, что без палеонтологии в таких прогнозах не обойтись, ведь надо знать как животные доходят до жизни такой, что могут стать разумными.
В этом смысле до сих пор мне не понятна роль динозавров. Они были возможностью или препятствием для разума?
По сравнению с эволюцией, падение большого астероида было явлением случайным, такие события происходят примерно раз в 30 миллионов лет или реже. Это значит, что на большинстве других планет с аналогичной эволюцией этого вовремя не произошло. Может ли это означать, что разумных, произошедших от аналогов динозавров, больше? Если бы не астероид, то динозавры, как мне думается, еще бы просуществовали долго. Но несмотря на наличие свободных передних конечностей у ходящих на задних лапах и необходимую стайным видам некоторую общительность, реальные двуногие динозавры в разумных что-то эволюционировать не спешили, хотя времени у них было очень много. И вопрос в том, они просто не успели или они так бы и служили препятствием для эволюции?
Разумеется, что в разговоре о инопланетной жизни, идет речь о формах жизни, которые подобны по принципу конвергенции, а не о конкретных динозаврах или млекопитающих. Насиживание яиц характерно для животных, которые активны днем пока теплее, а ночью согревают яйца. Живорождение более характерно для ночных существ, которые носят потомство в себе, чтобы зародыши не остыли в холодное время суток.
Между возникновением нашей планеты и зарождением на ней жизни прошло относительно не много времени. Это как бы подсказывает, что одноклеточная жизнь в космосе возникает много где. А вот путь от простых форм жизни до разумной был более долгим. Именно палеонтология показывает, какие препятствия возникали на этом пути и как временами эволюция заходила в тупик.
Пока для палеонтологии доступна только одна планета, причем только местами.
Чтобы обрести способность давать прогнозы о распространенности разумной жизни в космосе, палеонтологии придется рассматривать альтернативные пути эволюции. А для этого надо уверенно различать, что в эволюции закономерно, а что произошло под ударами случайных астрономических событий. И надо знать как на эволюцию жизни накладывается геологическое развитие самой планеты. Это геологическое развитие в значительной мере предопределено начальными условиями (массой и химическим составом), но тоже в какой-то мере подвержено астрономическим случайностям, провоцирующим геологические события (в том числе катастрофы) немного раньше, чем они бы сами созрели.
Когда размышляешь о других разумных видах, главное слово тут - конвергенция. С оглядкой на местную эволюцию. Такой подход сужает простор для самых смелых теоретиков, но позволяет не оторваться от реальной науки.
Разрабатывая прогнозы о возможности существования другого разума в космосе, палеонтологам придется мыслить свободнее, давая волю фантазии, но затем проверяя ее наукой.
Вот для примера одна из таких задач, которая современному палеонтологу показалась бы странной: какова была вероятность достаточной цефализации (из-за полуводного образа жизни, если сильно расширить идею Десмонда Морриса) у предков мозазавров на стадии, когда они еще не перешли к полностью водному образу жизни и еще обладали развитыми конечностями? Или какова такая же вероятность цефализации у крокодиломорфов триасового периода, с учетом того, что некоторые их виды уже начали переходить к прямохождению? Насколько случайным было их вымирание от астероида в конце триасового периода или динозавры вытеснили их закономерно, не дав крокодиломорфам эволюционировать в сторону разумности?
Идея, больше подходящая для художественного научно-фантастического произведения. Но это только приблизительный пример задач, которые можно теоретически рассматривать, размышляя о мирах, где развитие пошло другим путем. На практике там могут открыться и другие, более реалистичные варианты.
Гораздо увереннее прогнозировать распространенность разума во Вселенной мы могли бы, если бы палеонтология имела для изучения не одну планету, чтобы можно было сравнивать эволюцию.
Однако, обнаружение где-нибудь поблизости чего-то отдаленно похожего даже на следы микробов уже повод вздрогнуть от ужаса, если подумать, что это означает для парадокса о молчании Вселенной.
Учитывая кратковременность существования цивилизации в геологических и космических масштабах, вполне возможно, что контактировать с иными придется только через палеонтологию. Есть некоторая вероятность, что и через археологию, но на поверхности пригодных для жизни планет следы деятельности исчезающе недолговечны. Мертвых цивилизаций, наверное, гораздо больше чем живых.
В данный момент сомнительно, что в своей Солнечной системе люди обнаружат останки каких-то форм жизни. А о полетах к другим звездам сейчас даже фантасты мечтают с большой осторожностью. Это потребовало бы преодоления грандиозных технических трудностей.
Так что надо пока исследовать то, что доступно.
Итак, я делаю выводы:
Палеонтология, а точнее катастрофическая тафономия стратегически важна для выживаемости цивилизации в целом.
Количество специалистов, занимающихся этим несоразмерно ничтожно по сравнению со значимостью проблемы.
Значение палеонтологии в прогнозировании обитаемости Вселенной еще недооценивается.