Странная поездка г-на фон Рингена
(вольное переложение рассказа Вернера Бергенгрюна)
Эрнст-Иоганн Бирон, фаворит Анны Иоанновны и правитель Российской Империи, был безжалостен и жесток. Когда угас курляндский герцогский род, герцогом избрали его: за ним стояли русские штыки. В отличие от своих предшественников, он жил не в Митаве, а при петербургском дворе. Герцогство наводнили шпионы. Тем, кого подозревали в антибироновских настроениях, грозил ночной арест и ссылка в Сибирь.
То было время произвола, секретов, интриг. Гримасы самовластья хорошо известны. Машина государства выходит из-под контроля чиновников. Любое недоразумение, ошибка в написании имени, досадливо брошенное замечание начальника, которое запуганные подчиненные поняли только наполовину, но из осторожности восприняли как приказ — все это может оказаться решающим для судеб людей, их жизни и свободы. Тем, кто прочтет здесь об участи г-на фон Рингена из Альденсхофа, стоит помнить об этом.
***
Ландкарта Курляндии 1840-е г.г.
Молодой Генрих фон Ринген жил в родительском доме и вместо часто хворавшего отца занимался хозяйством маленького поместья. Cостояние у семьи было небольшое, поэтому ему приходилось нелегко. Полевые работы отнимали все время и силы. Политика его не занимала. Он жил размеренно и тихо, находя отдых в охоте, в общении с родными и в редких посещениях соседей.
Однажды вечером жаркого летнего дня он прогуливался по тополиной аллее, что вела от усадьбы к проселочной дороге. Вдруг он увидел, что к нему приближаются четверо незнакомцев. Он спросил, что им нужно: сперва по-немецки, а после — по-латышски. Но незнакомцы молчали. Г-ну фон Рингену стало не по себе. При нем не было никакого оружия, даже трости. В то же мгновение его схватили и повалили на землю. Чьи-то руки схватили его за горло, не давая закричать. В наручникаx и с кляпом во рту его вывели на дорогу, где подле крытой двуконной повозки иx ожидала горстка всадников. Люди, напавшие на г-на фон Рингена, обменялись со всадниками несколькими словами на языке, которого он не понимал. Ему показалось, что они говорили по-русски. Затем пленника посадили в повозку, и она вместе с эскортом двинулась в путь.
Все произошло так быстро, что молодой человек не сразу осознал, что с ним стряслось. Только теперь, лежа в темноте на соломе, он начал собираться с мыслями и оценивать свое положение. Он вспомнил, как стояла на дороге повозка, и заключил, что его везут в восточном направлении, то есть в сторону лифляндской, а значит и русской границы. Но кто были люди, похитившие его?
"Мне следовало бы тотчас же позвать на помощь!" — думал он. "Вечно я решаюсь слишком медленно."
Напрасно он спрашивал себя, не было ли у него могущественного недруга. Не стоял ли он у кого-нибудь на пути, не оскорбил ли невольно кого-то? В ограниченном кругу своих знакомых он не мог вообразить никого, кто бы желал ему зла.
Таким образом, ему не оставалось предположить ничего кроме того, что произошла ошибка или что он попал в руки разбойников. Подумав так, он немного успокоился и сказал себе: "Что мне может угрожать? На что им сдалась моя жизнь, жизнь безвестного сельского дворянина? Если это недоразумение, то оно рано или поздно разъяснится. А разбойники, конечно, потребуют выкупа. Отец раздобудет денег, может быть, велит срубить часть леса. Это было бы худо, но мы и это переживем." Так он раскидывал умом на свой неспешный лад, а потом мысли его начали мешаться, и так как он был на ногах с раннего утра, то вскоре заснул, убаюканный равномерным движеньем повозки.
Он проснулся оттого, что экипаж остановился. Дверь отворилась, его выпустили наружу и освободили от наручников и кляпа. Но один из похитителей тут же показал ему пистолет и знаками дал понять, что ожидает узника при попытке к бегству. Г-н фон Ринген осмотрелся и в лунном свете узнал небольшую лесную поляну примерно в двух милях от Альденхофа. На поляне, где паслись кони, фон Ринген увидел восьмерых вооруженных людей, некоторые из которых, как ему показалось, были в форме русских гусар. Они расположились в кругу, знаками пригласили его присоединиться и приступили к ужину, поделившись с пленником трапезой из хлеба, ветчины и водки. Но потому ли, что они не говорили ни по-немецки, ни по-латышски, или потому, что им вообще было запрещено разговаривать, они не отвечали на обращения и вопросы фон Рингена. Поэтому ему не удалось разузнать, кто были его похитители и как они намеревались с ним поступить.
Этот порядок не изменился и позже. Путешествие продолжалось точно так же, хотя пленнику больше не надевали наручников. Зато окна повозки были плотно занавешены, а дверь оставалась запертой. Только когда маленький отряд останавливался для привала, что происходило всегда в удаленных и пустынных местах, г-н фон Ринген мог покидать свою тюрьму. Его стражи относились к нему неплохо и вдоволь кормили его, но ему никогда не удавалось получить ответ на свои вопросы. Однако он заметил, что путешествие по-прежнему шло в восточном направлении, и поэтому он был уверен, что река, которую на второй день они пересекли на пароме, была Дюна.
Почти ежечасно пленник ожидал, что случится нечто, что прояснит его участь или, по крайней мере, откроет новую главу этого приключения. Но день проходил за днем, и ничего не случалось: они ехали, потом отдыхали и снова ехали. Дни складывались в недели, а перемен все не было.
Дни становились короче, ночи — холоднее. Г-ну фон Рингену выдали овчину и несколько попон. Привалы теперь делались не под открытым небом, а на уединенных хуторах. Но все попытки фон Рингена снестись с их обитателями пресекались его спутниками.
И постепенно нетерпение узника начало проходить. Он давно понял, что его жизни и здоровью ничто непосредственно не угрожает, и, подобно тому, как человек привыкает вообще ко всему, г-н фон Ринген привык и к жизни в повозке. Он был убежден в том, что когда-нибудь все, наконец, разъяснится, и, не видя никакой возможности приблизить развязку, решил просто набраться терпения и ждать. Ему было вообще несвойственно предаваться бесплодным фантазиям.
Люди, которые сопровождали его, неоднократно сменялись, но те, что приходили на смену, по молчаливости и бдительности ничуть не уступали своим предшественникам. Крытую повозку сменили крытые сани, и ехали они теперь через бесконечные заснеженные поля, а отдыхали чаще, чем летом.
Если поначалу г-н фон Ринген мог по положению солнца и созвездий строить догадки о направлении поездки, то постепенно он отказался и от этого, заметив, что хотя сперва они ехали на восток, но потом начали необъяснимо петлять и кружить.
Снег стаял, забурлили ручьи, весенние грозы забушевали над широкой равниной, и пору самой лихой распутицы путешественники переждали в заброшенной деревеньке. Потом сани снова сменили на повозку, и бесконечная езда возобновилась. Воротились перелетные птицы, солнце стало светить ярче, настало лето, потом пришла осень, зима, весна и снова лето. Г-н фон Ринген давно потерял всякую надежду на то, что эта поездка когда-нибудь окончится, и что он снова обретет свободу. Два года он ехал в закрытом возке, два года ночевал у чужих костров, два года с ним никто не разговаривал, и он не мог ни с кем перемолвиться словом. Наконец, его простая натура смирилась с ходом событий, он покорился судьбе и решил, что на все Божья воля, и его участь состоит в том, чтобы и дальше так путешествовать.
Однажды ночью он проснулся оттого, что повозка остановилась. Вокруг царила мертвая тишина, и никто не торопился открыть запертую дверь и выпустить его наружу. Г-н фон Ринген терпеливо ждал, но снаружи не доносилось ни звука. Тогда он взялся за ручку двери: дверь была незаперта. Г-н фон Ринген вышел и в лучах утреннего солнца увидел перед собой парк и господский дом Альденсхофа. Он протер глаза, точно желая прогнать сновидение, но вид оставался прежним. Он оглянулся: за ним стояла повозка, но ни лошадей, ни спутников не было.
Тогда он словно пробудился. Через парк, где он играл еще мальчиком, он медленно прошел к отчему дому. Он вошел в столовую, где родители и сестра сидели за завтраком, и молча остановился у двери. Сперва они удивленно взглянули на него, не узнавая его в ветхой, грубой одежде, со спутанными отросшими волосами и бородой. Потом мать вскрикнула: "Генрих!", — бросилась к нему, обняла и заплакала. Все трое целовали и обнимали его, рыдали, смеялись и расспрашивали наперебой. А он стоял отчужденно и неприкаянно, так, словно он был кто-то, кого чужие по ошибке приняли за своего и доверились ему, не понимая истинного положения вещей и не имея возможности исправить ошибку.
Однако постепенно он ощутил себя в кругу родных, и хотя оставался неразговорчивым, но все же выказал некоторую радость. Они ухаживали за ним, как могли, и спустя несколько недель он уже занимался своими прежними делами так, как будто ничего не случилось. И все же он оставался сдержанным и молчаливым, неохотно показывался соседям, которые, заслышав о его возвращении, толпами спешили в гости, и сохранял отсутствующее выражение лица.
Его отец, человек ученый и понимающий толк в тяжбах, составил пространную жалобу, заверил ее своей печатью и послал через ландтаг в адрес герцогского правительства.
Спустя некоторое время после возвращения г-на фон Рингена его крестник Индрик, маленький помощник конюха, проснулся среди ночи и увидел в конюшне какую-то фигуру. Он узнал молодого господина и спросил, что прикажет барин. Но тот только молча отмахнулся, сам вывел из стойла двух лошадей, и в то время, как мальчик уже снова спал, он впряг лошадей в крытый фургон, в котором он воротился домой, и медленно выехал в ночь. И несмотря на все поиски, предпринятые на следующий день и позже, его с тех пор никто никогда не видел.
А жалоба тем временем добралась до герцогского двора, бродила там некоторое время по разнообразным канцеляриям, а затем была препровождена на рассмотрение русскому правительству, где ее поначалу постигла та же судьба. Потом она совершила долгий обратный путь через герцогский двор и курляндский ландтаг в Альденсхоф, и к ней прилагалось сопроводительное письмо, в котором говорилось, что виновников похищения г-на фон Рингена покарают со всей возможной строгостью, если только истец сможет указать имена тех, кто похитил его сына.
Но к тому времени, когда этa весть дoстиглa Альденсхофa, г-н фон Ринген уже давно канул в небытие.
