Почему-то все наши домашние "истории" начинаются в пятницу.
Чудный тихий вечер. Сидим с женой на диване - новости смотрим.
Метеогрядущее в представлении телевизора вызывает сомнения во вменяемости. Не то нас, не то погодопредвещателей, не то погодоустроителей. Решаю попытать ещё всемирную паутину. Компьютер покорно изображает метеовариацию на тему телевидения в исполнении интернета.
И что-то мне "теория Гайя" начинает активно вспоминаться.
- А давай я завтра на дачу съезжу. Посмотрю, как там что.
- Ты уверен, что проедешь?
- Что не доеду, то дойду. А потом дожди зарядят - точно не пролезу.
- Ну, попробуй.
И тут в прихожей раздаётся:
- Я с тобой что, не по-русски говорю? Или ты русский язык забыл? Так вспоминай, пока я не забыла!
Хрясь! Интересно, хоть на базу или об стену?
Нет, я предполагал, что личная жизнь взрослеющих детей чревата некоторыми материальным осложнениями, но не ожидал, что в такой форме.
И с этим возмущённо-огорчённым чудом срочно нужно что-то делать.
- Ты со мной на дачу завтра поедешь?
Когда внимание переключается, их глаза становятся похожими на ясное ночное небо.
- А зачем?
- Посмотрим, на месте стоит или погулять отправилась.
- Кто?
- Дача. Весна, как ни как.
Ага, улыбнулась, наконец.
- Можно. А когда?
- С утра, но не пораньше.
- Идёт.
Перемещаюсь в детскую.
- Ты с нами на дачу завтра поедешь?
Сын отрывается от книжки с таким видом, словно я пытаюсь отнять у него сокровища короны.
- Зачем?
Да что ж такое.
- Посмотрим, как снег лежит.
Размышляет:
- Во сколько?
- А как проснёмся.
- Ну, поехали.
Чуть не за сотню километров на снег поглазеть. Срочно детям в отпуск надо. Э-э-э, на каникулы, в смысле.
Возвращаюсь в гостиную:
- Всё, мы договорились - оставляем тебя завтра отдыхать. Ты как на это смотришь?
- Они уже договорились, а я теперь смотри.
- Можем и тебя взять, за компанию.
- Спасибо вам большое. Езжайте уже, договорщики. И чтобы вернулись живые и здоровые.
- А что с нами случится? И едем мы белым днём, и чупакабра в наших краях ещё не встречалась.
- Чупакабру где встретите - чтобы там и оставили. А то будет, как в песне: "Мама в щёлку посмотрела и решила не пускать".
- Ну, вот. А я размечтался. А теперь, выходит, идём мы по лесной дороге, а за нами скорбно плетётся унылая чупакабра, - дочка фыркает ёжиком.
- Вот чтобы так и было. Мне только вампиров домашнего содержания не хватало.
Из соседней комнаты доносится голос сына:
- А, может, она не всё время кровь пьёт. И она, наверное, в неволе жить не будет.
- И это - единственное, на что я ещё рассчитываю!
Опустим занавес над этой печальной сценой.
Следующим утром: пока проснулись, пока поднялись, пока собрались, пока добрались...
До самого дома, правда, не доехали - у целины остановились. Сын дверь машины открыл, ногой снег попробовал, вылез, прошёлся, попрыгал - довольный, как мамонтёнок.
Осенью земля уснула, её морозцем прихватило, а потом и снег стелиться пошёл. И мелкий, и крупный, и тихий, и с вьюгой - наполнял усердно перины и подушки матушки Метелицы. Но вот и март в окно поглядывает - захаживает Весна-красна к Зиме в гости, хозяйство принимает. Проведёт рукой по пушистому покрывалу - подтает снежок, просядет. После ночь его приморозит, а утро новыми хлопьями укроет.
Вот и ходим мы теперь между небом и землёй: под ногами бело - а не облака, твёрдо - а не лёд, скользко - да не каток. Веселимся.
Хорошо, лопатка есть - калитку отрыть, а то пришлось бы к собственному дому перелазом добираться.
И дверь в сарайчик - с подветренной стороны. Достал лопату, снег от домика отбросал - было снега по колено, стало - по пояс. Земля мёрзлая, но мелко и не в камень.
В дом вошёл - пустота. Даже мыши следов не оставили. Хотя осенью ласка в поленницу шастала - какие уж тут мышки.
Спит дом. И домовой, ёжиком свернувшись, спит где-то. Зимние ещё сны смотрит.
Тихо везде.
Пока хозяйничал - солнце к зениту поднялось. Вышел на веранду - стоят мои дети посреди сада и куда-то в бесконечность смотрят. Что такое, думаю. Подошёл, а сын меня задумчиво так спрашивает:
- Пап, а что это они?
- Кто?
- А все.
Интересно. И что это они?
Тишина. Не звенящее безмолвие белой пустыни - почти неслышное дыхание спящего леса.
Холод жёсткого снега и жар весеннего солнца. Воздух прогрелся и кружит голову, зовёт к себе цветы и листья; но зима ещё держит землю, студит корни - подождите ещё.
Кусты и деревья цепенели с морозами глубоко и спали без сновидений. А теперь, окутанные теплом, грезят пробуждением, жизнью и светом.
Эфемероиды-первоцветы уже готовы освободиться из мрачного подземелья и ждут - когда же смогут, наконец, поднять яркие головки над холодными тёмными лужицами и белыми островками.
Чуткий сон Флоры. И мы, вслед за нею, погружаемся в призрачное весеннее сновидение.
Домой вернулись, пообедали, я пока с машиной разобрался, возвращаюсь - нету детей. Зато вопрос есть:
- Ты что там с ними делал, что от тарелок - и в кровать?
- О. Это не я - это они сами чистым воздухом надышались. Пусть себе.
Но часа через полтора зашевелились.
Вечером стучусь: "Да", - говорят. Захожу.
Дочка эксплуатирует "аську", и собеседник у неё, по аватару судя, тот же, что и вчера был, зато настроение - не в пример доброжелательнее. Хотя с русским языком юноша, видно, дружит не слишком крепко. В буквальном смысле.
А сын устроился на диванчике, вооружился карандашом-пылью-кисточкой и творит что-то.
- К тебе можно?
- Ага.
Длинные тени легли на потемневший снег. Дымка полусвета окутала дерево. Зима всё ещё в силе и солнце, уходя, забирает с собой пригрезившийся праздник.
Но растения уже готовы хлынуть свежей волной. И иногда пичужки пробуют голоса. И звери порой тревожно вдыхают влажный воздух.
Весна идёт. |