Над плотными хлопьями молочно-белых облаков начинало свой путь восходящее солнце. Рассветные лучи мягко освещали ещё дремлющую землю, ласково скользя по сонным, едва колышущимся тёмным морям лесов, пришёптывая убаюканным ночной тишиной деревьям утренние вести. Неровные светящиеся вспышки подмигивали пробуждающейся, заспавшейся траве, густым одеялом покрывающей прогалины полей и лугов, подбадривали робко выглядывающие из-под надёжной защиты зелёных листьев плотные головки цветов. Ночная мгла всё ещё таилась в тёмных трещинах горных пород, возмущённо клубясь при каждом прикосновении вездесущих, набирающих силу лучей, пронизывающих прохладный свежий воздух. Утро вступало в свои права.
Хадор устало уселся на покосившийся деревянный ящик, вытер вспотевший лоб платком и устремил взгляд на восток, недовольно хмурясь. Уже пятый день каждый рассвет он встречал отнюдь не с радостью, а с руганью и с болью в сердце. Вся его работа, все многолетние исследования шли коту под хвост. И всё из-за этих бездельников, не знающих даже, как молоток держать в руках!
Дорога до заброшенных аганитовых рудников была нелёгкой. Сначала надо было раздобыть старые карты, ведь на новых картоведы не удосужились отметить местонахождение руин, затерянных в Синих горах давным-давно, ещё во времена, когда и городов-то толком не было. Одни лишь разрозненные племена, бродящие по бескрайним вересковым равнинам. Рудники когда-то, века назад, служили источником самого загадочного и самого странного минерала, который использовался древними людьми как прочный материал для изготовления оружия. Но послужили недолго: после череды кровопролитных междоусобных войн их бросили и больше не вспоминали. Жившие у подножия горы племена ушли на юг, а новоприбывшие кочевники мало интересовались горным делом. Правда, во все последующие годы было немало искателей сокровищ, что пытались добраться до рудников, некоторые даже добирались, но мало кто сумел вернуться обратно, а ещё меньше тех, кто об этом бы рассказывал. Говорили, что побывавшие в этих пещерах люди словно теряли разум: утверждали, что сам бог представал перед их глазами, говорил с ними на неведомом языке, открывал перед ними видения прошлого и будущего. И выражения лиц этих несчастных были такими блаженными, будто они и в самом деле глубоко уверовали в то, что божество осчастливило их своей милостью.
Но как бы ни были дела плохи, некоторые всё же сумели дать приблизительные сведения о том, как добраться до этой загадочной обители бога. Было нарисовано несколько карт, неточных, весьма неразборчивых, но позволяющих составить хоть какое-то представление о тех горных местах и их особенностях. Хадору пришлось проявить немало упорства и настойчивости, чтобы раздобыть хотя бы одну из них. Он побывал в самых разных библиотеках, начиная от старых книжных полок в доме старого колдуна-харида, едва не рассыпающегося от древности, помнящего ещё времена, когда его народ жил в шалашах на берегах полноводной Истры и охотился на зубров, до Изумрудного фонда коллекционера Данинира из Зелёной рощи. Он тряс всех торговцев, попадавшихся на его пути, побывал и в Зангаре, и в Эйлисне, даже пообщался со знаменитым Филадом "Ищейкой", умоляя его достать желанный клочок бумаги или хотя бы узнать, как до него можно добраться. Трудны и кропотливы были его поиски. И боги вознаградили его за невероятное упорство. Карта, маленький пожелтевший кусочек пергамента с обгоревшими, оплавившимися краями, была доставлена ему и бережно передана в дрожащие от волнения руки волшебника. Хадор едва не заплясал тут же от радости, кинулся обнимать прославленного "Ищейку", карманы которого незамедлительно потяжелели от щедро отсыпанных ему золотых монет, закружил в безудержном восторге даже своего непутёвого слугу, умудрившегося чуть погодя пролить на бесценную находку крепкого тирсового чаю. Он так радовался и хохотал до слёз, выражая охватившие его эмоции, что его слуги донельзя встревожились: не случилось ли с их хозяином помешательство, не сбегать ли за лекарем?
Но как оказалось, поиски карты были всего лишь разминкой, расслабляющим вступлением к главной погоне за мечтой. Недолго радовался Хадор, недолго пребывал в сладостных грёзах, так и видя, как он величественной походкой уж входит под древние каменные своды рудников. Начальный этап был пройден, но что он значил по сравнению с последующими?
А последующие показали себя во всей своей красе. Карта была найдена, но старые, расплывшиеся от сырости чернила на ней рисовали знаки, которые не найдёшь в первом же попавшемся словаре. Странные символы не принадлежали ни к одному из известных волшебнику языков, даже всесильная магия перевоплощающих рун была здесь бессильна. И снова Хадор опрометью кинулся на поиски.
И вот опять он в бессильном приступе отчаяния тряс засаленный кусок пергамента под носом глухого колдуна-харида, не понимающего, что от него вновь хочет странный "шасанир", "человек из-за реки". Снова он гнал лошадей по пыльным каменным дорогам, ругался со смотрителями и сторожами, караулящими на заставах подозрительных людей. Снова копался в библиотеках, магазинах, бросался на поиски толмачей, заморских знатоков, сулил золотые горы тому, кто хоть найдёт мало-мальски пригожую подсказку, ключ к расшифровке древнего наречия. Он исхудал, побледнел, обзавёлся мешками под глазами и тонким, взвизгивающим голоском. Казалось, вот-вот его хватит приступ, наконец даруя ему свободу от поразившей его напасти, пожирающей его изнутри. Но тут как-то вечером на постоялом двору, где обитал волшебник, объявился заметно разбогатевший "Ищейка", заявив, что знает, где найти нужные сведения и нужных людей.
Даже замысли Филад обмануть Хадора, сказав тому, что знает выход, а потом скрывшись, как только дело запахло бы жареным, он бы не прогадал. Обезумевший от отчаяния маг готов был озолотить любого, кто хотя бы заикнулся о возможном решении столь трудного вопроса. Но Филад не привык обманывать. Он действительно отыскал людей, в чьих силах было помочь расшифровать начертанные на карте знаки. Это были люди, целиком и полностью посвятившие себя служению богу. Богу, который, как они верили, следит и направляет всех живых существ по угодному ему пути. Их маленькое поселение находилось далеко в горах, на склонах, некогда носивших племена, которые и создали рудники. Пусть они и недоверчиво относились к чужакам, но карта Хадора глубоко их заинтересовала. И они дали волшебнику разгадку.
Путь был открыт! Радостям Хадора не было предела. Пусть кошелёк заметно похудел, мантии стали велики, а слуги втихаря называли хозяина сумасшедшим, он был практически на пороге исполнения своей мечты. Начались глобальные приготовления к трудному путешествию. Тотчас были разосланы в разные города и посёлки объявления о наборе опытных путешественников, воинов и тех, кто мог бы заинтересоваться изучением столь загадочного аганитового минерала. Но заинтересоваться не настолько, конечно же, чтобы замыслить своровать мировые открытия прямо из-под носа пригласившего их волшебника. Призывая в свою команду других страждущих постигать магическую науку, Хадор со внутренним удовлетворением представлял себя, мудрого наставника, и горку юных бестолковых магиков вокруг, с открытыми ртами жадно впитывающих каждое его слово.
Приготовления к поездке в горы заняли целый год. Хадор аж приплясывал от нетерпения, но здравый смысл подсказывал, что без надёжных толковых спутников плакали его открытия горькими слезами. И он терпеливо ждал, паковал книги и колбочки, заворачивал в мягкую бумагу пробирки и мензурки, а также дорогой ментальный антоскоп. Когда весь его караван выступил в путь, то две трети всех вещей составляли исключительно его важные научные приборы.
Когда пала первая лошадь, сломав ногу в острых зазубренных камнях, все осознали, почему так мало людей смогло добраться до рудников. Горная тропка словно норовила каждый миг побольнее ущипнуть, вкрадчиво нашёптывая тревожащимся путникам, чтобы поворачивали назад, не губили лошадей и себя. Дорога виляла среди высоких скал, то сужаясь до ширины, пригодной только человеку пройти, то расширялась, то ныряла вниз, образуя крутые скользкие склоны, то вдруг вздымалась вверх, и тогда в тяжёлые телеги впрягали всех имеющихся лошадей да и сами толкали, тратя иногда целые дни, чтобы перевести караван через одну-единственную горку. Иногда скалы низко нависали над дорогой, того и гляди зацепишь головой шероховатые камни, а иногда с крутых, покрытых трещинами стен с шорохами летели камни величиной с человеческую голову, заставляя путников молиться всем известным им богам. Время от времени заканчивалась питьевая вода, и караван намертво замирал в наспех сооружённом лагере, пока все, от мала до велика, рыскали по серым склонам в поисках хоть какого-нибудь ручейка. Но хоть и медленно, цель столь долгого и опасного путешествия приближалась.
И вот теперь Хадор здесь, среди наспех сгруженных коробок, помятых и протёршихся в дороге, треснувших и лопнувших футляров, отсыревших и размокших книг и недовольно фыркающих лошадей, коих из десяти осталось только пятеро. Трое погибли, так или иначе пойманные в ловушку горой, а двум повезло ещё меньше. Одну из них забили голодные путники ещё на половине пути, остатки второй всё ещё бережно хранились на следующие чёрные дни, когда острому глазу Айлада-охотника не попадётся достойная костра дичь.
С самого первого момента, когда нога вошебника ступила на землю, окружающую рудники, он завертелся, закружился в хороводе проблем и нерешаемых вопросов. Главный лагерь решили разбить прямо перед входом в пещеры, на просторной площадке, укрытой жёстким ковром пробившейся через каменный пол травы. С двух сторон площадку окружали покатые каменные стены фантиров пять в высоту, с третьей зияла чёрная дыра, уводящая в глубины гор, с четвёртой начиналась дорога, ныряющая прямиком на крутые склоны. После короткого осмотра Хадор пришёл к выводу, что в давние времена пространство перед рудниками было застроено приземистыми каменными постройками, видимо, служившими рудокопам домами. Останки полукруглый землянок торчали там и там, заросшие лишайником и кустиками поветренного кислотняка. Нашёл он и главное здание, так сказать, центр этого маленького сообщества. Каменный потолок землянки провалился, открывая взору пол, круглую впадину, ровно выдолбленную в камне. К своему разочарованию, Хадор, осмотревшись внутри, разыскал только раскрошившиеся осколки камня да сонную змею, которую тут же закололи палками остальные путники, едва услышав взвизг командира.
И закипела работа. Разгружали телеги, превращая лагерь в нагромождение коробок и ящиков самых разных форм и размеров, наспех сброшенных стопок книг и бесчисленных бумаг, в путаницу звериных шкур, свёрнутой одежды, брошенного оружия. Ставили палатки, натягивали на деревянные основы прочные шкуры, добытые во время похода, подготавливали места для кострищ, собирали каждую веточку, способную гореть. Хадор едва отстоял ворохи своих бумаг, чрезвычайно важных, как говорил он, но некоторые так и остались при мнении, что разные бумажки хорошо бы пошли для разжигания огня. Лошадей пустили чуть пониже основного лагеря, щипать жухлую грубую траву, предусмотрительно затянув на их ногах крепкие ремни, чтобы они не смогли далеко забрести. Разбитие лагеря растянулось на весь день, но Хадор мало участвовал в этом, с головой погрузившись в изучение источника будущих великих открытий.
Шахты представляли собой сеть туннелей, проходящих в горах, несколько пещер и гротов, в которых когда-то и велась добыча аганита. Насколько глубоко простираются подземные ходы, никто не знал, но предполагали, что они скрытыми путями выходят на другой склон горы, но дорога к тем ходам неприступна. Главный же вход представлял собой вырубленный в скале туннель, уходящий в чёрную глубину горы. Каменная широкая арка встречала непрошенных гостей сурово и недружелюбно, из глубин шахт тянуло сыростью и пробирающим холодом. Выточенные, отшлифованные многие века назад своды всё ещё были крепки, несмотря на то, что были изборождены трещинами, покрыты клоками свисающего мха и старой, тающей паутины. Но столь тяжёлая ноша, как напирающая тяжесть островерхой горной вершины, оказалось древним рудникам не по силам. Можно было пройти чуть вглубь, всматриваясь в стылую мглу, но потом на пути вырастало беспорядочное нагромождение обрушившихся сводов пещеры. Экспедиция зашла в тупик.
Но всё было предусмотрено. В ход пошли кирки и лопаты, захваченные на случай, если придётся пробиваться сквозь каменные заслоны. Ехали всё же на рудники. Ворча и бранясь охотники принялись копать и дробить, пробивая себе путь в каменном завале. Но даже тут Хадор участия не принимал. Волшебник с энтузиазмом принялся чародеить и колдовать, собирая прямо перед входом в шахты "замечтальнейший магический прибор". Бережно доставались колбочки и баночки, мензурки и стаканчики. Знаменитый "Серп Салфиринг", как он гордо именовался магами, создавался из всего того магического барахла, которое Хадор так упрямо тащил с собой по горам. Волшебник возмущённо кричал и бранился, когда один из наёмников, одноглазый могучий детина, не веря в его сказки про колдовство, грубо сунул ему кирку в руки и молча указал на гору. Но Хадор продолжал своё дело. Нетерпеливо поджидал луну, напитывая концентрирующие амулеты и заряжая всевозможные зигзагообразные, изогнутые и шарообразные предметы, подставлял яркие искрящиеся зеркала под рассветные солнечные лучи, наполнял чаши и кубки грозовой водой и постоянно копался в книгах, потрёпанных и грязных.
"Серп Салфиринг", изобретённый госпожой Салфиринг из Долденфела, некогда потерявшей ключи от винного погреба в своём богатом особняке, уютно взгромоздившемся на возвышающимся над городком холме, был весьма полезен в ситуациях, когда есть время основательно и неспешно приготовить всё необходимое для изучения окружающей местности. Какая досада, но госпожа уж очень была пристрастна ко всяким ободряющим напиткам, поэтому такая потеря сильно сказалась на её образе жизни. Искать маленький ключик во всех двадцати роскошных палатах? Может, более резвому и энергичному это и было по плечу, но маги отличаются весьма отличным от других складом ума, да и возраст сказывался на физических возможностях дамы. Из подручных материалов был собран особый агрегат, чародейка не сильно церемонилась с принадлежащими ей ценными магическими вещами, не вдавалась в подробности свойств и особенностей, которые потом оказались весьма любопытны магическому сообществу. Просветив насквозь весь дом чудо-аппаратом и разыскав пропажу, госпожа тут же забыла о своём изобретении, спешно стремясь уединиться с бутылочкой крепкого ларгонанского винца. Так появилось одно из важнейших открытий за последние десятилетия.
И этим самым открытием Хадор воспользовался в ближайшие несколько дней, разузнав буквально всё о содержимом рудников, о расположении туннелей, о каждом повороте и изгибе. А также о том, что аганит, так желанный ему минерал, располагается на нижних уровнях шахт, в двадцати мерах от входа, стоило только пробиться к нему через твёрдую породу. Но "Серп" обнаружил и ещё кое-что. Странное размытое пятно, как клякса, сидело прямо в сердце рудников, в глубоком гроте, и, видимо, оно сыграло немаловажную роль в обрушении туннелей. Магический кристалл никак не мог распознать загадочный объект, картинка на месте его расположения прыгала и шипела, искажая изображение ближайших проходов. Хадор предположил, что это особо богатое месторождение аганита, и это столь большое скопление порождает сильные магические помехи. Воодушевлённый, он тут же раздал указания рудокопам-наёмникам копать в направлении главного грота. Это было самой главной, а оттого последней ошибкой в его жизни.
*********
Верхушки кривоватых елей вспыхнули золотом, охваченные огненным рассветом. Ветер дул с юга, нёс душную жару с бескрайних песков Золотой пустоши, оставляя на коже неприятное припекающее тепло. Природа медленно, но верно пробуждалась ото сна, лениво колыхались ветви деревьев, вздрагивали от дрожащих порывов ветра. В долине негромко фыркали кони, сияющие на солнце мириадами алмазных росинок , ступали продрогшими ногами. Робкая перекличка пробудившихся птиц крепла, набирала силу, звенела в пронизанном лучами воздухе. В потаённых глубинах горных пещер затаивалась ночная мгла, поспешно отступала, укрываясь от губительного света, льющегося с небес. Рассвет прибывал, как пенящиеся волны, накатывающие на берег.
В лощине, надёжно укрытой каменными стенами, всё ещё властвовали сны. Лагерь дремал, охваченный блаженным забытьем, спрятанный от набирающего силу дня. Тонкими струями стелился по каменной почве дым от потухших кострищ, вздрагивали под лёгкими прикосновениями ветра хвосты звериных шкур, наброшенных на маленькие, но крепкие палатки. То и дело воздух гудел от могучего храпа: сладок был поздний утренний сон. Утомившиеся работники, стучавшие кирками до полуночи, навёрстывали упущенное время. Не спал только Хадор, тоскливо взирающий на пробуждение природы.
Бедный волшебник, до этого живший красочными мечтами о том, как он, едва ступив в рудники, тут же начнёт находить совершенно невероятные и бесценные вещи, открывать неведомые доселе магические полезности и изобретать чудесные вещички и эликсиры, довольно жестоко был разочарован суровой правдой жизни. Реальность оказалась куда более унылой и скучной, чем воображаемые реалии. И путь к славе из ровной каменистой дорожки превратился вдруг в дремучие извилистые дебри. Это куда как подкосило по-боевому настроенного мага.
Две недели путешественники жили в палаточном городке среди серых скал, омываемыми свистящими дальними ветрами и купающимися в плеске солнечных лучей. Но как бы ни изнывал Хадор в своём нетерпении, работа не стояла на месте. Один из боковых проходов был почти полностью очищен от обрушившихся камней и выводил прямо к подземным берегам бурной подгорной реки, проточившей себе ход в каменных недрах. Этот тёмный, пропахший водорослями и илом грот поражал своей неприступной красотой. Когда-то здесь находилась сторожка, но теперь дикая, необузданная природа полностью властвовала в пещере. Вода хлюпала под ногами, жадно облизывая ступни, мягкий, усыпанный измельчённой каменной крошкой и песком пол гибко извивался, опадал вниз и вздымался вверх, опасно прогинаясь на каждом шаге, норовя затянуть гостя в кипящие бездонные глубины. Стены грота влажно мерцали в своём мрачном великолепии, играя сияющим светом мириадов капель в жарком пламени факелов. Где-то в каменной толще нарастающе гудел шум пенящихся, с шипением разбивающихся о преграды волн, несущих свои воды на крутые, зелёные склоны. Даже здесь, во мраке и сырости подземелий, жизнь брала своё, пробивала свой путь к свету.
Восторгам Хадора не было предела. Преисполненный энтузиазма, с живым огнём интереса в глазах, охваченный азартом научных исследований, он ринулся вперёд, в пещеру, спотыкаясь и поскальзываясь на камнях и царапаясь об острые углы, забыв обо всём на свете. Наёмники, грязные и мокрые, с каменной крошкой в волосах, косо поглядывали на него, расплёскивающего застоявшиеся лужи, да отпускали насмешливые замечания в его адрес, давно уверовав, что чудак, нанявший их для поиска сокровищ, сумасшедший. Но не все были настроены столь добродушно. Парочка работяг, что когда-то рассчитывали на золото да бриллианты, рассыпанные по таинственной пещере, столь красочно описываемой волшебником, быстро выяснили, что ничего ценного в пещере, кроме мокрых камней да белёсых ниточек мха, свисающих с потолка, нет, а теперь мрачно хмурились и раздражённо кривились, когда вода просачивалась в растрескавшиеся башмаки, жадно обсасывая стёртые, покрытые мозолями пальцы, попадала за шиворот или капала на лицо. Крупный бородатый рениец, Ингар, некогда уже побывавший на своём веку искателем сокровищ, ничего не выражающим взглядом смотрел на волшебника, с воодушевлением бродящего по гроту, иногда сокрушённо качал головой, словно сожалея о чём-то, бормотал себе под нос слова на странном, отрывистом языке, а когда к нему обращались, быстро отворачивался и уходил, словно не желая быть центром чьего-то внимания. Всё его скрытное, непонятное поведение было настораживающим, но никому из разномастной своры копателей не приходило в голову, что среди них может находиться кто-то, чьё присутствие уже само по себе должно было предвещать неприятности. У всех в голове было только одно - найти запрятанные в рудниках сокровища.
****************************
- Эй, хозяин! - Трубой загудел шахтёр в грязном буром балахоне, в котором едва угадывалось бывшее величие крепкой кожаной брони. - Как там золотишко-то наше поживает, в пещерках-то твоих? Не промокло оно ни-то?
Несколько наёмников, сгрудившись на залитых солнцем камнях, щурясь и греясь в густом тепле ласковых лучей, загоготали, радуясь возможности хорошо пошутить и посмеяться. Один из них, огненно-рыжий, с кривым носом, неоднократно сломанном в драках в кабаках, оскалил неровные зубы и смачно сплюнул на землю, недобро глядя на "хозяина". Рваный платок, обмотанный вокруг его головы, сполз на левый глаз, придавая ему вид ещё более зловещий.
- Что ж ты, свинья неблагодарная, кормильца-то нашего обижаешь? - Засмеялся один из шахтёров. - Вот посмотришь ещё, как богатства-то под землёю смирно лежат, нас дожидаются. Бери не хочу.
Последовал новый взрыв хохота. Только Ингар, стоя чуть в стороне и молча крутя в мозолистых разбитых пальцах самодельную папиросу, слушал и внимательно, исподлобья, наблюдал за происходящим. В тёмных глазах таилось неизведанное.
- Ну так что, господин волшебник? Ждут нас богатства али нет?
Хадор промолчал, мучительно заливаясь румянцем. Растерянный, молча развернулся и, ссутулившись и втянув голову в плечи, словно ожидая неизбежного удара в спину, поспешил скрыться от унизительных расспросов.
Рыжий, прищурившись и медленно двигая челюстями, посмотрел ему вслед.
- Гляди-ка, как заторопился, - хмыкнул он. - Небось пошёл опять свои книжки да бумажки перебирать. Нет, чтобы делом полезным заняться.
- Маги - они такие, - согласно кивнул его приятель. - Лишь бы носы задирать да речи умные вести. Одним словом - мошенники!
***************************
Для наёмников это была всего лишь одна из нескольких подобных пещер, что уже были освобождены от каменного плена. Они возбуждённо переговаривались, осматривая чёрные стены, заглядывая в потаённые уголки в надежде: не завалялось ли там чего ценного? Но кругом был лишь твёрдый, покрытый ковром лишайников и мха камень, изредка попадались тонкие вкрапления блестящих светлых камней, но им не придавали особого внимания. Всех манили обещанные сокровища.
Но Хадор услышал это. Незримое дуновение ветра, отголосок шёпота далёких лесов, эхо налетающих на рифы пенящихся шквалов. Острого слуха волшебника коснулась лёгкая, как пушинка, мысль, промелькнула, и растаяла в чёрной темноте, разгоняемой лишь трепещущим огнём факелов. Это длилось всего краткий миг, но заметно растревожило его душу, разволновало. И в дальнейшем привело к самым разрушительным последствиям.
Он слышал нескончаемый шёпот в ударах острых кирок по каменным стенам, в шорохе сыплющихся с потолка камней, в гудящем неподалёку шуме бегущих вод. Хадор отчаянно вертел головой, пытаясь узнать, откуда он доносится, угадать направление, но всё было напрасно. Казалось, голос, едва различимый, шуршащий зелёной листвой под напором упругого ветра, звучит словно бы и из ниоткуда, и отовсюду. Напрасно пытался он уловить смысл текущих неразборчивых фраз, проникнуть в их глубины. Как бесконечная песнь речных потоков для человека всего лишь досадный шум, так и звучащая в сводах шахт речь была ему неподвластна.
Довольно быстро Хадор смекнул, что шёпот слышится только ему одному. Рудокопы гудели, как пчёлы, о своих делах, не помышляя даже о том, что какая-то неизвестная магия, голос, не даёт покоя их "хозяину". Это одновременно и утешило, и встревожило волшебника. Утешило то, что он спокойно мог разработать план действия и попытаться самостоятельно изучить неведомую силу, не отвлекаясь на досадливые расспросы. Тревожило то, что тут была какая-то магия, но Хадор не мог определить не только её свойства, но и вообще то, есть ли она тут. Он и его наёмники были совершенно беззащитны перед тем, что таилось в глубинах рудников. Кто знает, что может там скрываться?
Напрасно Хадор боялся, что выбравшись из сырых подземельных глубин, он потеряет свою бесценную находку. Шёпот последовал за ним на поверхность, заколыхался в прохладном вечернем воздухе, завибрировал в земных недрах. Казалось, он следует за волшебником по пятам, напевает ему свою таинственную песню лесов и гор, водных стихий и самой земли, держащей мир на своих старых костях. Он мелодично звенел в тишине сумрака, рисуя картины великолепные и недоступные человеку. Хадору чудилось, что незваный гость просочился в его разум, впитался в его мысли, и теперь весь мир звучит его песней. В шорохе ветров летел его нескончаемый напев.
Но последующая ночь не принесла ни утешения, ни отдыха утомлённому волшебнику. Широкой клубящейся волной натекал с востока сумрак, пожирая слабеющие лучи бледнеющего на горизонте солнца. За ним со свирепым ликованием лощина наполнялась холодным, освежающим воздухом. Изо всех уголков выползала темнота, высасывая яркие дневные краски и даря окружающему миру чёрно-серые тона. Тревожно шелестели ветви старых сосен, трепетала темнеющая трава под ногами. Всё кричащее великолепие дня умолкало, пряталось от уничтожающей таинственности ночи, а на его место приходило настораживающее безмолвие, тишина блестящих на небосклоне звёзд.
Шёпот не затихал. Он перерождался. Мягко он перетекал в другую форму, становился чем-то иным, ужасающим и смертоносным. И сгущающуюся тьму вспороли бесконечно чёрные рваные крылья надвигающихся кошмаров. С воплями ликования неслись они по затянутому мглою небу, одержимые голодом, жаждущие вонзить зубы-иглы в живую, тёплую плоть. Рождением им служил бестелесный голос, беззвучный напев тишины, что повелевал ими, тянул их за собою. А трепещущий в тревоге разум захваченного голосом волшебника, мечущегося в страхе липкого, мрачного сна, был им лакомой добычей.
И Хадор барахтался в этом кошмаре, как мушка, угодившая в клейкие нити паука. Отчаянно вздрагивали прозрачные крылышки, звенел в сгустившийся мгле их умоляющий зов, но тонкие нити только прочнее опутывали их, приковывали к узилищу. В холодном поту волшебник метался по развороченной постели, пробирала его крупная дрожь, мученически скалились зубы, а кошмары всё плотнее проникали в его разум, засасывая его всё глубже и глубже в непроглядный мрак. Сначала он провалился в пустоту. Ярко-звонкая, она поглотила его, обступила со всех сторон, невыносимо болезненная, режущая мысли как остро заточенный клинок. Его разум трепыхался, загнанный в ловушку, отчаянно рвущийся из сковавших его непреодолимых оков, как человек, которого тянут на дно бесконечно глубокие воды. Но чем больше он противился, тем прочнее увязал в зловонной трясине страхов и отчаяния.
А потом он проснулся. Взъярившиеся волны сна вышвырнули его на острые скалы, вытряхнули его из своих промозглых глубин наружу. Хадор свалился с постели, не смея вздохнуть, задыхаясь в удушающем страхе, обуявшем его. Он хотел закричать, страшный крик зрел в его груди, но так и не прозвучал, застряв в горле. Но едва осознал, что опасности нет, что он в своей палатке, среди вороха раскиданных по земле одеял и груд сваленных наспех книг, что совсем рядом, за прозрачным полотнищем палатки тлеют угли потухшего во мраке костра, другое чувство, ещё более ужасающее, леденящее кровь, пронзило его. Он замер, не смея шевельнуться.
Казалось, сознание покинуло его. Он словно издалека смотрел на свои руки, чуждые, принадлежащие не ему, а кому-то другому. И ощущал теплоту крови, обагрившей их. С отстранённым любопытством наблюдал, как она блестит в темноте, ловя блики теплящегося огонька костра. И морщился от тошнотворного запаха смерти, забившего нос.
Наваждение схлынуло, вновь возвращая миру привычные очертания, звуки и запахи. В судорогах, охвативших его тело, истерзанный им волшебник рухнул на землю лицом, скрюченными в приступе пальцами зарываясь в холодный песок.
*************************
Тускло светилось священное серебро в отблесках засыпающего огня. Медленно сверкающий амулет качался на тугой перекрученной цепочке, отсчитывая тяжёло отбивающие ритм секунды. Пальцы Игнара казались призрачными в неверном свете, укутанные ночной темнотой. Тёмные бездонные глаза горели сосредоточенностью. А тонкие грубые губы беззвучно повторяли заученные за годы слова.
Лагерь спал, зачарованный безмолвием ночи и тайнами, сокрытыми во мраке. Ветер слабо теребил полотна палаток, неуверенный, робкий. И над скопищем наспех сооружённых палаток, разбросанного снаряжения и тёмной массой ящиков сгущалась магия, древняя, спящая в бездонных глубинах рудников. Её сила звучала в беспокойном шелесте листвы на ветру, в рокоте бегущих вод с утёсов, в тревожных вскриках прячущихся птиц. Даже земля гудела под ногами, отзываясь пробуждающемуся могуществу.
Мелкие лунные камни искрами вспыхивали в красном свете огня.
Полузабытые слова срывались с растрескавшихся губ ренийца, глубоко задевая саму сущность природы. Он не издавал ни звука, лишь губы несли в себе призрачное эхо древнего наречия, но большего и не было нужно. Сама мысль волновала мир, колыхала его сознание, взывала к прошлому и отражалась в настоящем. Рениец звал его в неистовой, рьяной молитве. Мир гулко выражал свой ответ.
**************************
Миллиардами сияющих аквантов мерцал волшебный небосвод. Облака, гонимые ветром, своим бессменным пастухом, как послушные овцы, давно умчались на восток, встречать приближающийся рассвет. Чернота ночи царила на земле, плотным покрывалом защищая усыплённую сладкими дрёмами жизнь.
Пугливо метался огонёк среди чёрных высей неприветливых холмов. Легонько потрескивали сухие прутья, рождая тепло и свет, отгоняя ужасы беспроглядной ночи. Но путнику, остановившемуся на ночлег, чтобы дать отдых измученному бесконечной скачкой коню, не страшны были таящиеся за мглою беды.
Незнакомец, закутанный в плащ, с капюшоном, покрывающим голову, неподвижно сидел у костра, устремив задумчивый взгляд в пляшущее пламя. Его одолевали горькие думы. Безрадостен был путь, лежащий перед ним.
Но вдруг он встрепенулся, словно скиталец в пустыне, оголодавший и умирающий от жажды, почувствовавший запах близкой воды. Резко вскинул голову, прислушиваясь, впитывая в себя безмолвие царящей ночи. Словно шёпот, далёкий и неразборчивый, коснулся его истомлённых ожиданием ушей, принеся хорошую, столь долгожданную весть. Медленно вдохнул прохладный воздух, задрав лицо к сияющему в звёздном великолепии небу. И шумно выдохнул, вдруг с ликованием улыбнувшись широкой, но яростной улыбкой.
"Дар ран зиг сарнлейд занварейд. Ист ларндаст йарр тирдил!"
Тревожно заржал в ночи утомлённый конь. Но всаднику его было дорого время. В один порыв он метнулся к коню, взмахом ноги бросая в костерок горсть сырой земли, тут же исчезая во мраке. Зазвенели стальные стремена, захрапел в густом безмолвии холмов встающий на дыбы, заражённый нетерпением хозяина тёмный конь. И тут же рванулся прочь, вновь забарабанили по твёрдой земле чёрные копыта, заводя свою привычную песнь.
На горизонте, у самого края мира, темнели, наливаясь тяжестью, свинцовые грозовые тучи.