Воздух призрачен, холоден, словно туман. Небосвод - нескончаемых туч караван.
В почерневших лесах эхом гаснет гудок паровоза, и листья летят из-под ног.
Что забыл ты в глухой предрассветной тиши, где дозором по топям стоят камыши?
Что влекло в этот мрачный неведомый край, перечерченный птичьими стрелами стай?
Здесь так гулко шаги отдают в тишине, восходящее солнце - как будто в огне,
И верхушки деревьев глядят на рассвет - до тебя им и дела-то, в общем-то, нет.
Ты же снова обходишь владенья зверей, забываешь себя, забываешь людей,
Растворяешься в запахе мокрой травы,в блёклом свете линяющей в полночь Луны.
Ты становишься кем-то ужасно чужим, на колени берёз плети рук положив.
Ты становишься диким, как эта земля, как вскипавшее инеем зарево дня.
Я смотрю - но и я не могу передать, как сжимается сердце, и как тянет познать
То, о чём промолчит эта серая звень вереницы тоскующих изб деревень...
И, наверное, я понимаю тебя - жить нельзя, ничего никогда не теряв.
Только тот доживёт, кто, забыв про уют, разгадает, о чём перепёлки поют,
Что скрывает шумящий, как море, октябрь, что рождает слепую больную печаль.
И поэтому северный пасмурный день возвеличит и сотни подарит идей.
И поэтому время, идя по лугам, пляшет в ветре, поёт, улыбается... Нам.
Может статься, за логом немеющим тень дрогнет зыбко - промчит быстроногий олень
Или, крылья сложив, сокол бросится вниз - в цепких лапках забьётся пропащая жизнь....
Эти встречи так живы, так странно легки, что, запомнив, не сможешь не вплесть их в стихи.
Будто сами собою приходят слова - в шуме ливня, в редеющем запахе трав...
Это всё неспроста... И пульсацией вен отзывается сладкий поэзии плен.
И бродить по лугам, напоённым тоской, лучше, нежели дома сидеть день-деньской.
И шататься по свету - вот лучший удел для того, кто иначе вовсе жить не хотел.
И теперь никогда не забудешь и ты эту мёрзлую землю, колючую стынь...
Даже после в кочующем дыме огней ты почувствуешь призрачный ветер полей.
Ты увидишь в угольях, рождающих свет, этот самый крадущийся лесом рассвет,
В треске веток съедаемых пламенем лип ты услышишь, как плачет над полем кулик...
В городах это время не любят, поверь. Слишком много нашлось для него палачей.
Здесь считают: младая подруга зимы как колдунья хранит ведовство старины.
Здесь пытаются выгнать её за порог, топчут хрупкое золото сотнями ног.
Люди города - стая брехливых собак. Жить не могут без ругани, споров и драк.
Меж собой поругались давно, и теперь наступает черёд и природы. И с ней
Будут биться - как будто со злейшим врагом, словно с вором, пробравшимся затемно в дом.
Будет зло без причины, холодный расчёт - в жилах этих людей кровь давно не течёт.
Там течёт, может, нефть, может, спирт - всё равно. Эти люди живут не реальностью - сном.
Посмотри... Их глаза заставляет блестеть не живое творенье, а пошлость и смерть!..
Не душа и не сердце - здесь разум важней: просчитать до конца, лишь для пользы своей...
И предзимье для них - только отзвук пустой. Ветер пылью метёт... Давит грустью простой...
Увядает трава, птицы меньше поют... И его не желают приветствовать тут.
И останется... Ветра напевы во мгле, летаргия тепла по широкой стране,
Строй тяжёлых и тёмных в небесах облаков, веток шум, нагоняющий тысячи снов
О весне... Паутина и иней на тонкой траве, а под кронами голых дерев на земле -
Облетевшей листвы разноцветный ковёр... Инквизиция вновь разжигает костёр.