Зорова Галина А : другие произведения.

Фата на клинке (квазиисторический роман) - 1-27

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Король Друджин желает править единолично и не терпит советов и возражений, а тем более открытого протеста ни в своей семье, ни при дворе, ни в стране. Свою волю войнами и запугиванием он навязывает и соседям. Все уверены, что он зарвался и может потерять власть таким же образом, каким сто лет назад её взял его прадед. Урвать его власть и королевство мечтают многие, но особенно опасны для него две женщины.
    Это мир, в котором постоянно приходится делать выбор между любовью к человеку и страстью к короне, старыми святилищами и новыми святынями, огромными сокровищами и свободой родной земли.
  Зорова Галина
  
  ФАТА НА КЛИНКЕ, часть 1
  
  (одна из тех историй, которые слушала Марыня, любимая жена Ксаверия)
  
  Аннотация: Король Друджин желает править единолично и не терпит советов и возражений, а тем более открытого протеста ни в своей семье, ни при дворе, ни в стране. Свою волю войнами и запугиванием он навязывает и соседям. Все уверены, что он зарвался и может потерять власть таким же образом, каким сто лет назад её взял его прадед. Урвать его власть и королевство мечтают многие, но особенно опасны для него две женщины.
  
  Это мир, в котором постоянно приходится делать выбор между любовью к человеку и страстью к короне, старыми святилищами и новыми святынями, огромными сокровищами и свободой родной земли.
  
  
  
  Глава 1
  
  Трое молодых людей ехали верхом при лазурном закате летнего дня по оживленной дороге, вымощенной красноватым камнем.
  Румяные и молодые, они еще и подбоченились, сбили шапки-рогачки набекрень. Одежда и снаряжение их, местами порванные и поцарапанные, но дорогие и изящные, показывали, что они принадлежали к благородным семьям. В глазах светился задор, движения показывали привычку к власти и готовность потягаться силой с любым, кто бросит им вызов. Не удивительно - все они были придворными короля Друджина.
  Сопровождали их несколько слуг и два гайдука из королевской охраны, на что указывали шапки с драгоценными аграфами-брошами в виде птицедев-сиринов. Слуги держали только дротики, длинные ножи и барсучьи сумки с необходимым припасом, а также соколов на рукавицах и собак на сворках, мушкетов не было: охота с ними считалась недостойной благородных людей.
  Придворным-охотникам, как будто, было ни к чему наряжаться в пунцовые и алые атласные кафтаны и бархатные кунтуши жемчужного цвета с золотой вышивкой и алмазной росой, висевшие за плечами на толстых шёлковых шнурах. Их дорогие наряды заметно пострадали при скачке по колючим кустам, но они не обращали на это внимания, у них были другие заботы. Сегодня соколы, ножи и дротики им почти не понадобились. Лани, которых они надеялись промыслить к пиршественному столу короля, исчезли неведомо куда, вот и добыли только несколько зайцев, на которых в другой день даже не поглядели бы, и две цапли с чудесными перьями. Пропал день!
  Но одному из охотников, белокурому и светлоусому Томашу из Быкова, который уже был в свите короля на здешних ловах прошлой осенью, вспомнилось, как они прямо в скирде, когда брали солому смолить кабанчика, спугнули рысь. Охотники воспряли духом, погнали челядь ковырять скирды и кучи хвороста, посчастливилось и теперь: нашли логово и семь шипящих котят. Трех оставили, четверых запрятали в сумки и поспешно уехали. Рысь - зверь странный, непредсказуемый. Человека не боится, но обычно прячется и, тем не менее, бывает, что и нападает, а сила у нее не по росту, своими мощными лапами и пастью жестоко калечит.
  Но пока искали, пока возились с рысятами, лиловое солнце почти ушло за верхушки деревьев.
  - Надо спешить на королевскую службу, - встревожился Томаш. - Соскучится его величество, потребует к себе и рассердится, что нас нет.
  - Да ну, есть вместо нас другие, - беспечно отвечали его приятели. - На охотничьей забаве хоть отдохнуть можно, а при короле ни днем, ни ночью нет покоя, держи ухо востро.
  - Что правда, то правда, об отдыхе у нас и думать не смей, - кивнул Томаш. - И все же не сравнить нашу теперешнюю жизнь с обитанием в родном доме. На королевской службе я поднимусь до кравчего или постельника, уже и сейчас мы с вами важные птицы.
  Они отвлеклись от беседы и рассмеялись, глядя, как их челядинец замахивается плеткой на встречного путника.
  - Прочь с дороги, собачья кровь!
  Но обычно этого не требовалось.
  Хотя путь был оживленный, и постоянно встречались повозки и навьюченные лошади и волы, люди, конные и пешие. Все проезжие, едва заметив охотников, сворачивали на обочины, даже груженые возы предпочитали скатываться на пахотное поле. По гербам-сиринам на снаряжении и одежде, а также по наглости узнавали королевских придворных. Многие останавливались, кланялись в землю. Другие, увидев охотников издалека, и вовсе убегали, прятались в рощах.
  Нарядные молодые господа привыкли к этому, почти не обращали внимания на расступающийся народ. Еще года три назад, бывало, завязывались драки, но ныне даже благородные путники уступали дорогу, потому что королевские молодцы не стеснялись оскорбить их, не спегили рирзвать слуг с палками и тяжелыми плетками.
  Все же юноша лет четырнадцати, но с серебряными шпорами, приличествующими оруженосцу лыцаря, выскочив прямо перед ними на рослом гнедке, закричал оскорбительные проклятия.
  Но не так-то просто было пронять придворных, на него заулюлюкали, стали кричать:
  - Прочь с дороги, негодный! Прочь! Прочь!
  Всё же не посмели обозвать благородного псом, но пришпорили лошадей, то же сделали и челядинцы. Сбили бы его, стоптали вместе с гнедком, пришлось пареньку ускакать в поле.
  Грозя кулаком, он в бешенстве смотрел вслед кавалькаде. Это позор, что должен был терпеть насмешки, издевательства.
  - Проклятый Друджин! Проклятые люди Друджина! - шептал он бессильными слезами. - Они думают, что им все можно, они даже изменяют Предкам! Но... - тут он даже застонал, - но что я скажу отцу, когда он вернется?
  А впереди уже затевалась новая склока.
  К главной дороге сбоку свернула еще одна, усыпанная синеватым песком, те, кто двигался по ней, не могли издалека заметить охотников-задир и ненароком заступили им дорогу. Челядинцы опять оказались впереди хозяев, плетки заходили по головам и спинам путников. И опять они, бедняги, кинулись наутек, а те, кто еще не достиг каменного тракта, остановились на безопасном расстоянии и с смотрели, как проезжают бесстыдные наглецы.
  Только один человек не обратил на потасовку ни малейшего внимания. Молодой, просто одетый, на усталой и некрасивой пегой лошади, безоружный. Бледное, несмотря на лето, лицо его было задумчивым, глаза смотрели умно, и в этом человеке можно было заметить внушительное, хотя и необъяснимое спокойствие.
  Томаш из Быкова небрежно указал на безоружного растяпу челядинцам. Королевские молодцы тех, у кого не было оружия или кто не умел им владеть, не считали людьми: их могли оскорбить, унизить, избить словно животных. Поэтому остальные заулыбались, предвкушая новое жестокое развлечение.
  Но что за незадача?
  Плетки, которые слуги потянули из-за пояса, у кого застряли там, у кого зацепились за сбрую или снаряжение, а у одного и вовсе рукоять плетки ни с того ни с сего треснула пополам. Мало того, лошади не только челядинцев, но и хозяев остановились словно вкопанные, а вороная кобыла Томаша вдруг так поддала задом и потом присела, что он чуть не вылетел из седла!
  А задумчивый всадник как будто ничего не замечал. Увлеченный своими мыслями он низко опустил голову и ехал вдоль обочины, как бы вежливо уступая другим путникам дорогу.
  Охотники, пылая яростной жаждой драки, но не в силах сдвинуть с места своих коней, попытались броситься на него хотя бы пешими... и не смогли спешиться, всего-навсего застонали от бессилия. И только когда странный молодой человек был уже на расстоянии мушкетного выстрела, они смогли продолжить путь. Стыдились встретиться взглядами друг с другом и с челядинцами, бормотали:
  - Никому не говорить об этом... Его королевское величество щедрый, как никто... Но, если узнает о нашем сороме... Не задумавшись, осыплет не золотом, а пинками или снимет голову.
  А про себя каждый из них подумал, что такой молодец, как странный всадник, понравится королю больше, чем они все вместе взятые. Ведь - что скрывать? - они и прежде, и сегодня грешили против приличий и правил. Разрешить своей челяди даже замахнуться плетями на благородного? Как можно?! А до этого воевали и вовсе с мальчишкой. Ох, неладно, не прибавит это им доброй славы...
  Лишь спустя долгое время Томаш вдруг заговорил, но как-то невпопад, словно пытаясь отвлечься от досадного происшествия:
  - Тут рядом есть дом, в нем его величество хотел поселить своих сестер. Но ему отсоветовали.
  - Почему же? - без особого интереса спросили другие охотники, тоже чтобы поддержать разговор.
  - А вот, видите ли, жил в том доме шляхтич и были у него сыновья, но особенно берег и холил он младшего, которого хотел отдать в хранители. Говорят, старик сам мечтал служить святилищу, да не удалось. А у молодого душа к этому не лежала, ясное дело, мечтал о битвах, дальних дорогах, красных девицах. Однажды надоело ему спорить, взял он из сундука отца горсть монет и несколько перстней, зашил их в одежду и отправился куда глаза глядят.
  - Так правильно же сделал, совсем как я!
  - Но у молодого шляхтича получилось не так, как у тебя. Далеко не уехал, отец быстро направил за ним погоню. Приказал живого вернуть домой, а мертвого - закопать где-нибудь.
  - Да-а, напасть, жестокий родитель оказался. Как можно шляхтича, даже если он подвластный тебе сын, ловить с помощью слуг? Как можно было им отдать приказание шляхтича, даже если он твой сын, как пса закопать?!
  - Жестокий не жестокий, а догнали челядинцы парня, стали его добром уговаривать, а он ни в какую, схватился за оружие. В бою ранил двоих, но тем деваться было некуда: или привезут его, или головами ответят. Навалились все, хотели скрутить. Но то ли его ранили, то ли сам он себя со злости ударил в грудь ножом... умер.
  - И что же, его зарыли без обрядов и оплакивания?
  Томаш вдруг помрачнел, его загорелое лицо заметно побледнело. Глянув через плечо на своего слугу, он буркнул:
  - Борзята, доскажи!
  Тот почтительно стянул шапку, приблизился к господам и продолжил рассказ:
  - Тут ещё и не то, ясновельможные господа... Ведь челядинцам не по себе стало, поняли, какое пакостное дело приказано было им совершить, принялись оглядываться и увидели заброшенный дом, а возле дома небольшое святилище. Все вокруг бурьяном заросло, но возле святилища место для могилы вполне приличное, как оно и полагается. Принесли туда тело и закопали, думали, что никто не видит. А дом-то не совсем оставлен был, жил в нем старый сторож, все видел и слышал из темного окна. Когда через малое время вернулись хозяева, он побоялся им рассказать о страшном деле, которому не смог помешать. И вот, видите ли, ясновельможные господа, ни с того ни с сего слышат владельцы и домочадцы каждую ночь звон монет и стоны. Кто ходит? Кто стенает? Никто никого не видит, никому это чудо-чудное не показывается. Догадался, наконец, хозяин, строго спросить сторожа, тот кинулся ему в ноги и признался, и рассказал о могиле. А звон и стоны все пуще и пуще! Хозяева и уехали, а дом продали, только никто в этом доме долго не жил: рано или поздно по ночам начинался звон да стон, мертвец не хотел в сырой земле лежать.
  - Бывает же... В мире немало дивного, - непривычно тихо сказали охотники и пришпорили коней.
  Спешили к своему королю, который мог быть не менее жесток, чем давешний старик.
  
  Глава 2
  
  А что же оскорбленный парнишка и странный молодой человек?
  Паренёк видел позор королевских придворных и даже засмеялся от восторга.
  Когда же они ретировались, он спрыгнул со своего гнедка и, ведя его в поводу, пошел навстречу диковинному незнакомцу. Как и охотники, он был испуган, как и они подозревал в незнакомце не простого человека, а то и вовсе не человека. "Не полевик ли перед нами, владыка полей и лугов, который принимает разный вид, чтобы обмануть встречных, и не любит непорядка в своих владениях? Но у полевика рано или поздно обнаруживается то, что отличает его от людей: хвост, когти, рожки, а то и крылья. Ну и пусть! Хвост, когти, рожки не помеха, если их владелец захочет помочь мне!" Словно в ответ на мысли его, странный молодой человек вдруг пробудился от задумчивости и поднял голову. Паренек вздрогнул.
  Полевиком был проезжий или еще кем, но взгляд его имел такую особенность, что встречаясь напрямую с чужим взглядом, невольно внушал человеку чувство уважения и боязни. Только в отличие от королевских охотников в глазах и выражении его лица не было злости или презрения, в них замечались только спокойствие и хладнокровие. Он приближался, сдерживая шаг коня, как бы желая дать тому, кто загородил ему дорогу, время одуматься.
  А тот поклонился ему и сказал:
  - Я вижу, уважаемый, ты едешь издалека, и твой конь устал.
  Молодой человек удивленно взглянул на своего покрытого пылью рыже-черного коня, как будто видел его впервые. Потом поклонился в ответ и даже снял шляпу:
  - Благодарю за предупреждение. Ведь я неважнецкий кавалерист, а мой конь не может пожаловаться мне словами. Иногда он останавливается и упирается идти дальше, а я долго не могу понять, в чем дело. Подскажи мне, добрый отрок, есть ли поблизости гостиница или постоялый двор.
  - Что там гостиница, зачем двор! - оживленно заговорил паренек, стараясь не выдать хитрость и радость лицом и голосом, что у него не очень хорошо получалось. - Совсем недалеко отсюда расположился наш король Дркджин, его величество пробудет там не один день. Ждут послов. О сватовстве к старшей сестре короля говорят уже год, а со дня на день ожидают приезда посольства от короля Круглого королевства, которое от имени своего государя подпишет брачный контракт и увезет принцессу Златовласку.
  - Но я не принят при дворе короля Друджина.
  - Да, в больших королевских дворцах строгости, этикет и манеры, но когда он останавливается в каком-то из своих охотничьих замков или домов или заезжает к кому-то в гости, то разрешает всем полную свободу. Каждый может сесть трапезничать, только не за одним столом с ним. Каждый может танцевать, только не с королевой. Каждый может переночевать, лишь бы не в королевской опочивальне.
  - Это интересно, - сказал молодой человек, - ты меня убедил. Но где же остановился король?
  - В охотничьем дворце неподалёку. Я именно туда еду и провожу тебя.
  - Большое спасибо, рад встрече. Как тебя звать, мой добрый советчик?
  - Я сын коронного полковника Якуба Штепана, Лукас Штепанович из Серебряных Осинок меня зовут, очень рад с тобой познакомится.
  - А меня зовут Яснозор Винко. Веди же, добрый Лукас Штепанович, сын славного полковника Штепана!
  Лукас был приятно удивлен, что таинственный встречный не только, как оно и следовало, почтительно отозвался об его отце, но и был подчеркнуто вежлив с ним, и не заставил себя упрашивать. Он постепенно осваивался с новым знакомцем, хотя то и дело оглядывал его украдкой: что если рожки и прочие отличия полевика всё же спрятаны под одеждой?
  Им не пришлось долго ехать, и скоро Яснозор мог бы и сам найти сельский королевский дворец. Оттуда слышалось ржание множества коней, лай и ворчание десятков свор собак и крики, смех и говор целой толпы людей.
  Лукас и Яснозор свернули на эти звуки в сторону от красной дороги, и скоро перед ними показалась высокая деревянная ограда, в ней распахнутые кованые ворота с причудливыми узорами с вплетенными в них птицедевами-сиринами, а за ними длинное двухэтажное здание из дикого желтоватого камня под красной черепичной крышей и с башенками на каждом крыле, на которых крутились флюгера-сирины, а дальше каменные и деревянные служебные постройки. Открытые окна и двери были ярко освещены изнутри, оттуда доносились крики, пение и музыка, а во дворе пылали несколько костров и столбов с факелами.
  - Вот так! - притворно весело воскликнул Лукас. - Вот так наш милостивый король Друджин коротает время после дневной охоты и других трудов!
  В это время их обогнала еще группа всадников, были веселы и крикливы, как недавние охотники:
  - Король здесь, король здесь! Живей, живей на пир!
  - Добро пожаловать! - отвечали из-за ворот. - Король принимает всех, кто не хмур и не сердит! Где наш король, там и щедрое веселье.
  Едва успели эти всадники и Лукас с Яснозором въехать во двор, как со всех сторон кинулись слуги и приняли лошадей. Можно было видеть, что вскочили из-за столов, которые были поставлены вдоль ограды со стороны двора. На столах высились горы хлеба и пирогов, краснели круги сыра, на резных досках лежали огромные ломти жареного мяса и копчёная и вяленая рыба, тут же - сковороды с яичницей, обложенной колбасами, полные миски каш и вареных овощей. Рядом стояли бочки с ковшами и черпаками.
  - Если так пирует челядь, то как же... - пробормотал Яснозор.
  - А вот увидишь. Пошли в дом! - нетерпеливо сказал Лукас.
  Большая часть низкой, но очень большой комнаты была занята пятью длинными и широкими столами с серебряной посудой и многочисленными кушаньями и напитками. Шестой, королевский стол, покрытый богатой скатертью и с золотой сервировкой, стоял на возвышении. За столами на лавках, устланных красным сукном, сидели пирующие, а освещалось всё масляными светильниками и толстыми свечами на стенах в медных рожках. На пиршество со двора смотрел простой народ, никто никого не гнал от окон, поведение и смех простолюдинов показывали, что они чувствовали себя здесь как дома и не боялись королевских приближенных, родственников и телохранителей. Не боялись, пока у короля хорошее настроение.
  По правилам, о которых Лукас предупредил Яснозора, можно было сразу пройти и сесть за любой стол ниже королевского, но паренек не спешил это сделать, он как будто давал возможность новому знакомцу с порога осмотреться, да и сам жадно бродил взором по столам и лицам.
  А взглянуть было на что.
  Тарели, ковши, чарки, кубки, миски сияли и сверкали в свете факелов. На них даже хлеб и пироги, сыры и колбасы выглядели не так, как на столах во дворе. Но ведь, кроме того, здесь переливались радужными перьями жареные фазаны, надували хрустящие щеки паштеты, удивляли величиной фаршированные щуки и сомы, а прямо перед королем стояло огромное блюдо с целиком зажаренным вепрем, который был начинен зайцами, утятами и перепелами. Перебивая друг друга, щекотали обоняние запахи мускатного ореха, имбиря, гвоздики и перца. Их графинов, сулеек и куманцов наливали и подливали в хрустальные и позолоченные чары и рюмки чужеземные вина, забористые старки и настойки, а дамам, которые желали, - наливки и варенухи.
  И ведь это была лишь одна перемена из двенадцати.
  Поражало не только убранство столов и угощение, но и сами пирующие.
  Многие были одеты куда богаче давешних молодых охотников и не меньше их бахвалились и кичились за чарками с вином и хмельным мёдом. Другие отличались скромной, тёмной одеждой, но самые заносчивые обращались к ним почтительно и даже униженно. Совсем немного обреталось тех, кто действительно мало значил, но был или приглашен королем, или самовольно пришел на пир.
  Особенно выделялись наряды дам: аксамитовые, атласные, тафтяные, парчовые; цвета чайной розы и неспелого яблока, алые и травяные, под цвет голубых глаз и румяных щёк. А ещё красавицы буквально тонули в бантах, ленточках, воланчиках, рюшечках и кружевах; но в то же время лёгкие наряды щедро открывали плечи, руки и другие, более соблазнительные части тела, притворно задрапированные ажурными косыночками и прозрачными накидками.
  Когда глаза привыкали к пестроте столов и людей, невольно обращали на себя внимание стены, кое-где поверх деревянных резных панелей украшенные гобеленами и нечто вроде деревянных щитов с королевскими сиринами, а также надписями: "За столом сражайся с колбасами, на ложе с амурами, а поле боя не оставляй врагу", "Живи и будь здоров", "Орёл не ловит мух", "Не приходи после праздника".
  Яснозор осматривался с видимым интересом, но Лукас вдруг вздрогнул и больше уже не сводил глаз с главного стола. За ним на широкой скамье со спинкой сидели только двое: король Друджин, красавец лет тридцати, и прелестная девушка лет шестнадцати.
  Король был черняв, бородат и очень доволен собой. Молодое лицо его поражало гордостью и силой, страстью и самонадеянностью. Хотя заботы уже провели по нему морщины, эти следы битв, из которых Друджин выходил победителем, но оно еще могло покорять с первого взгляда. А ведь была также загадка магической силы королевских глаз, о которой теперь знали почти все в его стране и даже за пределами.
  Он сидел непринуждённо, он расстегнул несколько рубиновых пуговиц на атласном, коричневого цвета, густо шитом золотом кафтане, подпоясанном широким вязаным из золотых нитей поясом. Короткий меч в ножнах дивной работы, густо украшенных сапфирами и мелкими изумрудами, он положил рядом на скамью, а шапку с алмазной пряжкой и собольим околышем бросил возле блюда с вепрем.
  Король и не смотрел на яства, он облокотился одной рукой на скамью, а другую протянул сидевшей рядом с ним девушке.
  Она была намного моложе короля и очень хороша. Ее почти детское лицо часто сияло наивно-смелой улыбкой, обнажая ряд белоснежных зубов. Белолицая, с голубоватыми жилками на висках, с приятным, не резким румянцем оттенка чайной розы, она щурилась на короля из-под ресниц большими, удивительного оттенка синевы глазами. Редкого рыжевато-золотистого оттенка четыре косы, перевитые жемчугом, оттеняли белизну кожи, а голова была покрыта золотой сеткой с алмазными звездами. Голубое с жемчужным отливом платье, вышитое серебром, подчеркивало роскошные линии груди, охватывало тонкую талию, а ниже ниспадало широкими, богатыми складками.
  В то время, как у других девиц и женщин на груди, на голове, на плечах, на руках, у пояса сверкали и блестели золотые с драгоценными камнями цепочки, ожерелья, подвески, браслеты, серьги, броши, перстни и геммы, она ограничилась лишь украшениями в волосах и двумя перстнями. За столами шептались, что наряды были ее собственные, от королевских подарков она вежливо, и всё же наотрез отказалась. Но девица была так наивно счастлива, так из-за этого полна прелести и свежести, что затмевала всех красавиц, которые сидели за другими столами.
  Что же удивительного, если король только одну ее и видел?
  Время от времени он подносил к губам стоявший перед ним золотой кубок и сразу же протягивал его своей соседке. А она улыбалась и ему, и свету факелов, и вепрю на блюде, и всему, на что смотрела, улыбалась даже подходившим к ней слугам.
  - У вас счастливая королева, - тихо сказал Яснозор Лукасу.
  - Об этом ничего не знаю.
  - Но достаточно взглянуть на нее...
  - Королева теперь в столичном дворце, - с горечью ответил юноша. - Это моя сестра Милонега. Ох, что же я скажу отцу?
  
  Глава 3
  
  Как будто погасли факелы и свечи, а потом тьма ночная обернулась ясным днем, и Лукас увидел, словно наяву и сейчас, родной дом в поместье Серебряные Осинки.
  Они с отцом, полковником Штепаном, стояли возле пруда, который пару месяцев назад был выкопан по прихоти его сестрицы Милонеги. Плавали там пока только караси и вьюны, но Милонега каждый день напоминала отцу, что обещал купить на ярмарке рыб покрасивее. В остальное время она придумывала все новые и новые способы вплести в косы сердоликовые и яшмовые бусы, заставляла служанок вышивать бисером и серебром новые корсажи и кушаки. И постоянно разыскивала зеркальце, которое отец то и дело от нее прятал, чтобы она меньше гляделась в него, а занималась рукоделием и училась вести их большое хозяйство.
  - Вот выдам тебя замуж, а потом будут мне твой муж и его родственники глаза колоть, что неумеху взяли. Ты ведь не умеешь ни еду приготовить, ни на стол подать, ни дом и двор прибрать, - ворчал отец.
  - А слуги на что, а управители, а экономки? - капризно говорила дочь. - Что это ты придумал, отец: я должна дом и двор прибирать, у печи стоять?
  - Да не нужно тебе это самой делать, однако должна ты уметь за прислугой проследить и ей рассказать, чтобы она все правильно и основательно делала. Если хозяйка растяпа, так и слуги косоруки.
  Но спор быстро заканчивался, потому что Милонега находила зеркальце и со смехом пряталась в саду или в роще. Пустейшая девица, вертлявая, словно птичка, но вот надо же: умела любую укрытую от нее вещь найти, а сама спрятаться так, что полдня ищи - не сыщешь даже с собаками.
  Суровый и отважный, один из главных военачальников королевства, которого подчиненные беспрекословно слушались и в мирное время и на поле жестокой битвы, без кого король Друджин не мыслил своей армии и своих походов, - Якуб Штепан любил своих детей больше белого света и когда бывал дома, то баловал их безмерно, особенно последние два года, когда скончалась горячо любимая жена. С Лукасом он иногда бывал и строг, но с дочкиным прихотям почти всегда уступал.
  Вот и сейчас она замахала на отца руками и убежала подальше в сад, а он только покрикивал:
  - Стой, погоди. Вот пустоголовая юбчонка...
  - Смотрите, смотрите! - взволнованно воскликнул Лукас.
  Строго сдвинул брови полковник, хотел сделать замечание сыну, что так непочтительно перебил его, но тот молча указал на ворота. Во двор въезжал всадник, которого Лукас заметил еще на дороге. Конская сбруя и кафтан приезжего были усеяны королевскими гербами. Им, а не всаднику поклонились гордый полковник и его сын.
  - Здоров будь, благородный Штепан, - сказал вестник, спрыгнув с коня и снимая шляпу. - Падаю в ноги и рад привезти вам счастливую весть: его величество наш преславный король Друджин едет к вам. Сейчас он завернул в святыню Двух Невидимых Лун, а затем будет здесь.
  - Большая это честь для меня - посещение его величества, - сказал Штепан. - Эй, кто там, поднесите господину смородинового меду.
  - Благодарствую, благородный Штепан, но все же рискую обидеть тебя, отказавшись: должен я немедленно вернуться к его величеству, чтобы ехать с письмами в столицу, к королеве.
  - Королева в столице? Неужели больна?
  - Да с чего ты взял, благородный Штепан? Ее величество в счастии и здоровье, - невозмутимо ответил вестник королевской милости.
  Когда он уехал, отец всё же тихо, чтобы не слышали слуги, сказал Лукасу:
  - Большая честь нас ожидает, но не к добру это...
  - Кто это, батюшка? - из-за дома выбежала Милонега. - На всаднике и сбруе коня видела королевских сиринов. Зачем он приезжал?
  - К нам едет король, дочка. Поэтому ты должна...
  Но дочь не слушала отца:
  - Король едет, король! А с ним двор! Мы увидим, какие в столице сейчас носят наряды! Ах, я никогда еще не танцевала придворные танцы!
  И она побежала к дому, всем было ясно, что умчалась в свои комнаты перебирать платья, юбки и корсажи, цеплять на уши, голову, платье и руки украшения. Штепан только покачал головой. Но не столько из-за легкомыслия дочери, сколько из-за смутной тревоги, которую высказал сыну:
  - Король едет без королевы. Не к добру это. Вдали от столицы не стесняется строить глазки и молодицам, и девицам, легко кружит им головы.
  - Он может похитить и увезти мою сестру? - возмутился Лукас.
  - Не в том беда. Король насилием ни разу себя не запятнал, и все же недобрый у него глаз: только взглянет на иную дуреху женского пола - и она света белого уже не видит, в одной рубашке готова за ним бежать!
  - Тогда прикажи Милонеге сидеть в своих горницах.
  - Разве ты не помнишь, что по обычаю королю должны прислуживать жены и дочери хозяина? Ох, беда, беда!
  - А мы скажем... а мы скажем, что она больна. Что напилась она в жару холодной воды, и треплет ее лихорадка.
  - Не проговорились бы слуги... Но ты хорошо придумал, мы так и сделаем.
  А Милонега с волнением суетилась между раскрытыми сундуками, вокруг нее на полу, табуретах, скамьях и столах лежали разбросанные рубашки, юбки, платья, ленты, косынки, кушаки, туфельки, кружева и прочие части девичьих нарядов. Служанка умоляла ее присесть хотя бы ненадолго, никак не могла заплести ее длинные косы цвета червонного золота. Наконец это ей удалось, и Милонега приказала надеть себе на голову еще и венок из живых цветов, перевитых бусами.
  - Не торопись, - сказал Лукас, входя в комнату. - Отец велел тебе не выходить к гостям.
  - Ты обманываешь!
  - Зачем бы мне это нужно?
  Милонега с досадой швырнула венок в угол комнаты:
  - Но почему, почему? Разве я не сумею прилично и любезно вести себя, разве я плохо улыбаюсь и неловко танцую.
  - Отец приказал, все в его воле.
  - Ах, он жестокий, живем здесь в глуши...
  - Что ты такое врешь? Еще позавчера мы ездили в гости, и ты до ночи плясала с кавалерами.
  - Разве то кавалеры, разве их сравнишь с придворными?
  - Да откуда тебе это известно, с чем тебе сравнивать? Ведь ты придворных никогда не видела.
  - Мне известно, известно! Моих подружек и знакомых добрые родители возили в столицу, а наш отец...
  - Не смей плохо говорить о нем! - возмутился Лукас. - У тебя сундуки забиты нарядами, а ларцы - украшениями. А в столицу отец обещал нас свозить через месяц.
  - Конечно, конечно, обещал, - по щекам Милонеги потекли слезы. - Но сейчас ведь не нужно никуда ехать, король сам прибудет к нам, а отец... а отец...
  - Не реви, нос распухнет, и будешь ты с красным лицом, как коровница, - усмехнулся брат.
  - А кто меня увидит, хоть и с красным лицом? Недобрый отец, недобрый, почему он так поступает?
  - Потому что мужчины девушек, бывает, глазами съедают, а тут не просто мужчина, а король, и девушке с ним шутить опасно.
  - Разве на меня ни один мужчина не смотрел до сих пор? И будут смотреть, и через год, и через двадцать.
  Но Лукас боялся говорить правду об околдовывающих глазах короля. Решил он сестру обмануть:
  - Отец приказал - его воля. Он добра тебе хочет. Но я открою тебе секрет: если сегодня покоришься, то увидишь королевский двор, когда через несколько дней будет свадьба королевской сестры.
  Вздохнула Милонега и кивнула с покорностью.
  Между тем, слух о том, что король посетит своего славного полковника Штепана, мигом облетел всю округу, как будто все домочадцы усадьбы только и делали, что рассылали почтовых голубей и гонцов с этой вестью. Соседи, кто только мог успеть, торопливо одевались и снаряжались, а потом спешили в Серебряные Осинки. Не каждый из них осмелился бы напроситься на пир в королевском дворце, но посещение королем дома соседа, пусть и важного, пусть и королевского полководца - совсем другое дело. Приедет Друджин, а они все уже здесь, пред государевыми очами. Усядутся, понятное дело, не за один с ним стол, но зато честь и удовольствие, разговоров потом на целый год хватит!
  Штепан тоже нимало не сомневался, что принимать ему придется не только короля и его свиту, но и множество знакомых и незнакомых людей.
  На заднем дворе и в кухонных очагах немедленно принялись жарить целые туши и всякую птицу. Полковник Штепан не держал специального повара, чтоб готовить изысканные да иностранные блюда, любил кухню простую; у соседей тоже стряпуны да кухарки. Можно было за кухмистером в город послать или на постоялый двор "У люттенца", хозяин последнего держал не только повара, но и кулинара с кондитером и эконома при винном погребе. Но время, время! И Штепан решил взять не причудливостью кушаний, а количеством их. Только опять же - хватит ли времени зажарить баранов и телят? Потому приказал нести из кладовых копчёную перченую ветчину, кабаньи шпигованые окорока, копчёных гусей, всякую солёную рыбу и грибы. День был жаркий, а потому уместны были хлодник с свежими огурцами и густой сметаной, а к нему вяленые карпы и суп из белых грибов с сдобными пирожками. И много солёных рыжиков, которыми эти места были богаты и которые Друджин очень любил. А уж жареных цыплят с миндалём и изюмом, карпов в масле и вине, фаршированных щук, слоёных омлетов, брусничного варенья, маринадов и борщков с мясными и грибными ушками можно было и не считать.
  Не забыты были прислуга, собаки и лошади. Первые должны были получить почти то же самое, что и важные господа, но за столами в другом конце двора. Вторым варили несколько котлов каши на потрохах, а для третьих конюхи с ног сбивались, заботясь об отборном овсе и о свежем сене. На случай же, если кто из гостей привезёт с собой ловчих птиц, были забиты и разделаны прямо со шкурками крольчата.
  Хотя дом полковника считался очень просторным, все же из-за толпы гостей пришлось столы, накрытые узорчатыми полотнами, поставить на чистом дворе, поместив над ними нечто вроде балдахинов из светлой ткани. К счастью, на небе только редкие желиоватые облачка, ярко светило лиловое солнце, но, в то же время, из сада дул легкий ветерок. Королевский стол накрыли особенной скатертью из тончайшего полотна с кружевами, скамью для него покрыли не красным сукном, бархатом, и балдахин наскоро сшили из дорогого шелка. Конечно, и посуда, и рушники, чтоб вытереть руки, там тоже были самые богатые.
  Но вот челядинцы закричали, что король едет. Поднялась последняя суматоха, во двор вышли Штепан и его сын.
  При виде хозяина, а особенно его многочисленных гостей, встречавших его с непокрытыми головами и неприкрытым любопытством на лицах, король рассмеялся:
  - Хоть меня не приглашали, но я сам к тебе приехал, уж не обессудь, уважаемый полковник, ясновельможный Штепан.
  И милостиво поцеловал его в щеки три раза.
  Но когда шли к столам, многие - и Штепан с Лукасом - заметили, что король кого-то ищет взглядом. И вот что странно: он смотрел на девушек, украсивших свои четыре косы лентами и золотыми дукатами, и только из вежливости поворачивался к женщинам с жемчужными венцами и кружевными "корабликами" на головах. А потом, как будто разочарованный, Друджин слегка нахмурился, но тут же заулыбался шире прежнего и занял свое место.
  Полковник понял, что его догадка оправдалась: король хотел увидеть его дочь.
  Значит, Друджин заехал в усадьбу не случайно по пути, из каприза или чтобы оказать милость. Его приближенные, те самые молодцы, которые постоянно хотели выслужиться перед ним, рассказали со слов людей, близко знающих семью полковника, о красоте и живом, веселом нраве Милонеги, долго хвалили и описывали ее. Как хорошо, что не нагрянул король без предупреждения, как славно, что спрятана краса дочки от чарующего королевского взгляда. Лукас тоже улыбался, что так славно придумал отговорку.
  Но рано радовались отец и брат.
  Когда король не увидел девушки, когда ему сказали, что она больна, и он остался к этому равнодушен, то упрямые придворные решили, что будет все же по-ихнему. Одни из них отвлекли хозяев, а другие провели короля к окошку, за которым томилась и скучала Милонега.
  Увидел ее король - и сильно забилось его сердце.
  Увидела его глаза Милонега - и словно оплела ее жгучая, сладкая паутина.
  Ничего тогда не сказал и не сделал король.
  Ничего не узнал обо всем Штепан.
  Но когда через неделю отец уехал по делам, дочке тайно передали от короля пылкое письмо и приглашение на пир в его охотничий дом неподалёку. Милонега прочитала и словно обезумела. Ночью вывела коня и уехала на непобедимый зов.
  В ужас пришел Лукас. Не уберег сестру, что скажет отцу? Но делать нечего, поехал в охотничий дворец короля, не слишком еще зная, как поступит, когда увидит его и околдованную сестру.
  И вот Лукас в дверях пиршественного зала. Но что он может? И отец часто ему говорил, и от других слышал: король не привык уступать ни в политике, ни в личных делах. Это в старину созывали на вече выборных от народа, и землепашцы, горожане и простые воины через них передавали сильным мира сего свои пожелания, а бывало строгую волю. Но уже сто лет, со времен двоюродного прадеда нынешнего короля Друджина, страною управляли только короли своей личной волей. Конечно, они бывало и теперь созывали народные собрания, но не из умных и сильных, а только из покорных и угодных, чтобы не советовали, а слушали волю государя.
  Друджин поступал как его предки.
  С одиннадцати лет неограниченный властелин, ратоборец, военачальник, победитель, он был стоек в своих решениях и ничего не считал для себя неосуществимым.
  Не давал возможности ни единому из своих подданных стать могущественным на своей земле. Все должны были ему подчиняться по первому слову: войско, головы городов, капитаны ремесленных и торговых кланов. Даже ближние к столице святилища потихоньку сменял на святыни, а туда разными хитростями назначал не благочестивых и достойных хранителей, а послушных, от которых требовал подчинения не Чудесным и их Воплощениям - а себе, себе и только себе.
  Потому и создал он многочисленные полки, которые помогали его королевской власти и боролись с неугодными ей.
  Сначала он ошеломил противников своей смелостью.
  После нескольких бунтов встречал только тайное сопротивление, до поры до времени никто не решался открыто выступать против него. А вот хранителей святилищ застращать ему до конца не удавалось, не желали они служить в святынях.
  И в соседних странах Друждина начали опасаться.
  Он и Землю Ста Городов победил, и над жителями Круглого королевства помимо их родного короля властвует. Везде, куда не захочет явиться, творит свою волю.
  Бывало среди ночи король вскакивал, торопил всех на охоту в дичайшей пуще, где целые армии рисковали пропасть, словно камни в омуте. А через несколько дней изумленные жители столицы наблюдали, как он важно и со всеми приличиями, держа за руки маленького сына и королеву, совершает паломничество к Святилищу Милостивого Солнца, где не был уже много лет. Однако чуть ли не тем же вечером, словно в насмешку над всеми, он посещал какую-нибудь святыню, а потом полночи в загородном Замке На Холме был постоянным партнером в танцах новой своей милочки. И вдруг посол, вскоре после этого прибывший в Замок, узнавал, что король отправился воевать на другой конец страны, а то и света. Или отправляет ритуалы в новой Великой Святыне
  Деятелен и непредсказуем был Друджин-Непоседа!
  Но... постепенно кое-кто начал понимать, что против самонадеянного короля легко действовать хитростью и политичностью. Он верил в покорность, лесть и уступчивость королевы. И совсем забыл, что существуют коварство и интриги.
  
  Глава 4
  
  Даже сейчас, на пиру, когда другой веселился бы от души и не думал бы больше ни о чём, король Друджин не старался скрывать свои чувства, даже если это были презрение к людям и безмерная гордыня. Когда входили новые гости, то он сурово сдвигал брови, и только узнав тех, которые были ему приятны, улыбался и жестом приглашал, чтобы они садились есть и пить. Остальным тоже это не запрещалось, но приглашали их слуги, а король, скользнув по ним холодным взглядом, отворачивался.
  А тем временем именно самонадеянность и случайности, в которых часто был виноват сам король, начали постепенно привлекать на сторону его противников людей, в надежность которых король безусловно верил.
  Вот, на его пороге стоял Лукас Штепанович, сын до сих пор верного ему военачальника, которого он жестоко оскорбил, сманив на пир его юную дочь Милонегу Штепанувну. Друджин сообразил, что лицо юноши ему знакомо - неудивительно, только вчера в доме Штепана его принимали, как почетнейшего гостя, и Лукас прислуживал королю за столом. Даже гордый тесть Друджина, князь Земли Ста Городов, послал бы узнать: кто этот парнишка с сердитыми глазами? А узнав, попытался бы или усадить с собой за стол и занять льстивой беседой, или, если тот отказался бы сидеть при всех рядом с легкомысленной сестрой, увел бы его в свои покои и постарался успокоить или даже переманить на свою сторону.
  Но делать усилие против своего желания, отвлекаться в таких случаях от стола, женщин и забавляющих его придворных и слуг король Друджин уже отвык. Только скривил губы и опять повернулся к своей новой любушке. Лукас больше для него не существовал, король забыл о его гневном взгляде. А Милонега была так счастлива, что ей тем более не было дела, кто там приходит на пир и уходит с него.
  Пренебрежение короля и бесстыдная радость сестры оскорбили Лукаса опять почти до слез. Он коснулся рукой сабли за спиной, он готов был колотить ею по столам и устроить скандал...
  - Эта красивая девушка возле короля тебе знакома? - тихо спросил Лукаса Яснозор.
  - Да... моя сестра... - задыхаясь от ярости, прохрипел тот.
  - Ты хочешь ее увезти домой?
  - Я-то хочу, но она будет цепляться за этого... этого... подлеца, который околдовал ее. А он напустит на нас своих двуногих псов. Но ведь ты можешь... Ты же можешь, да? Как там, на дороге!
  Яснозор коротко улыбнулся:
  - Зачем нам отнимать у короля твою сестру, если можно сделать так, что он сам будет просить тебя забрать ее у него.
  - И не надейся. Конечно, он отдаст, но только после того...
  - Если ты волнуешься насчет его любовных посягательств на нее, - перебил Лукаса Яснозор, - то твоя сестра не так легкомысленна, как выглядит. Она совсем недавно была ребёнком, наивна, рада побывать на королевском пиру, сияет от удовольствия быть в центре внимания и сидеть на почетном месте. Но если король или ты считаете это платой за какие-то ее услуги ему, то заблуждаетесь. По мнению твоей сестры королевский стол и жареный вепрь и заморские сладости полагаются ей по праву, как дочери знаменитого полковника Штепана. Ведь платье и жемчуг ее собственные, не так ли?
  - Да, ты прав...
  - Вот видишь, она не приняла королевских подарков, одета проще всех дам и девиц, значит, скромна и всего лишь слишком наивна и тщеславна. Она ничем не запятнала себя, вряд ли король и придворные раззвонили, что фактически похитили её. Она здесь в гостях у короля, как и все прочие. Но как твоей сестре и дочери твоего уважаемого отца, ей полагается свита из достопочтенных и приличных людей. Вот мы с тобой этой свитой и будем. Пойми, Лукас, если мы с большим или меньшим шумом заберем твою сестру домой сейчас, то это будет скандал и урон ее добродетели и чести вашего рода. А вот если мы будем рядом с ней, то это будет выглядеть как обычное королевское благоволение к вашей семье, почетное приглашение в свиту придворных по пути и во время объезда королем страны. Разве тебе не охота побывать на свадьбе Златовласки, сестры вашего Друджина?
  Король, если и узнал Лукаса, не пожелал обратить на него особого внимания.
  Но королевские придворные, которых Штепанович задирал на дороге, а потом видел их конфуз с Яснозором, то и дело посматривали на него. Устраивать бучу на пиру они не смели, но выражения их лиц были красноречивы. А Лукас, ободренный словами нового приятеля, только посмеивался себе под нос.
  В конце концов досадливые взгляды молодых придворных, которые почему-то смотрели не на нее, посмели не восхищаться её красотой, заметила и Милонега. Она повела глазами, увидела на пороге брата и... вдруг будто очнулась от сладкого, но обманчивого сна, вспыхнула до корней волос, со смущением уставилась на золотое блюдо перед собой. Опять подняла на брата глаза - покраснела еще сильнее. Лукас же отвечал ей укоризненными взглядами.
  - Разреши, твое величество... - пролепетала она еле слышно, - разреши мне отлучиться на некоторое время.
  Друджин милостиво кивнул, но когда девушка направилась не во внутренние покои, где ей выделили комнату, а к двери во двор, глаза его изумленно округлились. Еще больше он был поражен, когда Милонега остановилась перед Лукасом.
  - Что ты здесь делаешь? - спросила она. - Ты приехал за мной?
  - Я здесь с тобой, - уточнил Лукас. - А еще познакомься с господином Яснозором и...
  Не успел он договорил, как со двора донеслись приветственные возгласы, и в зал ввалилась большая группа нарядных и шумных людей, некоторые из которых смеялись, а другие пели.
  Впереди всех шла чернобровая красавица, которая поводила плечами и раскачивалась песне в такт, будто хотела похвалиться гибкостью и стройностью тела. Время от времени подымала белоснежные руки, так что широкие, вышитые бисером и серебряной нитью кисейные рукава открывали их почти до плеч, и ударяла в ладоши. При этом она еще и успевала быстро пробегать глазами по лицам сидящих за столами, задорно обмениваться взглядами с ними. Каждый, на ком останавливались очи красавицы, вздрагивал, как от удара молнии, а мимолетный, чарующий взгляд ее уже улетал к другому.
  Король, увидев её, сразу насторожился, а она его единственного словно и не замечала.
  Сразу за ней семенили пять молодых, нарядных и тоже веселых женщин. Они строили всем мужчинам глазки и хихикали, смело разглядывая пиршественный зал и даже короля.
  Мужская половина свиты красавицы была раза в три больше и состояла только из молодых людей, два из которых едва вышли из отроческого возраста и могли похвастать только нежным пушком под носом и на подбородке вместо усов и бороды. Но даже безусые и безбородые они все блестели шелковыми нарядами и богатой отделкой уборов и оружия. Все тотчас глазами нашли в зале короля и начали ему почтительно кланяться, но не забывали льстиво улыбаться и красавице, с которой сюда прибыли.
  Эта толпа людей так потеснила Лукаса, Яснозора и Милонегу, что сопротивляться было бы нелепо. Все трое отступили вдоль стены и очутились совсем рядом с королевскими молодцами-охотниками. Но недавно только прожигавшие Лукаса злыми взглядами придворные явно опешили. Они смущенно поглядывали на Яснозора и Милонегу и только переминались с ноги на ногу.
  Зато весело и без церемоний поздоровались с молодыми людьми из свиты чернявой красавицы:
  - Валько, Густо! Каким чудом вы здесь? Ведь это Доротея, жена хранителя Шермержа Куража? А где сам хранитель?
  - Дома сидит и усы кусает, - отвечал им Валько. - Неделю назад был приглашен на такой же пир. И какую глупость сотворил? Красавицу-жену одел, как куколку, да похвалился её красотой королю. Такую дома, за многими замками, надо держать!
  - Что же теперь?
  - А как всегда? - прыснул от смеха Густо. - Ведь лучше быть королевскою любушкой, нежели хранитилевой женкой! Разве не знает госпожа Дорота, что дальше нужно сделать? Привлечь к себе внимание, потом притворно плакать и упираться полагается, а когда одарит ее король золотом и драгоценными камнями, поселит в самом лучшем дворце, она станет хихикать и идти всюду за ним открыто.
  Его слова заглушила музыка и поющие голоса. Местные гусляры да выписанные королем из-за границы мандолинисты дружно ударили по струнам, в такт зазвенел бубен, и молодки за спиной Дороты начали петь громче и смелее. Песня мало-помалу разрасталась, присоединялись все новые и новые голоса, пока, наконец, со смехом и притопами-прихлопами, она не разлилась по всей комнате и выпорхнула в окно. Слова песни становились все более нескромными и смелыми, певицы отворачивались, закрывали лица платочками. Мужчины же довольно улыбались и жмурили глаза, в которых играли бедовые желания.
  Одна из озорниц-певуний вдруг обернулась к беседующим мужчинам.
  - А что же королева? - спросила она. - Не хотела бы я быть на ее месте.
  - Королева болеет и думает только о сыне, как оно ей и полагается, - ответил Томаш из Быкова, тот самый, что на дороге вдруг вспомнил и рассказал о призраке заброшенного дома.
  Но когда певица вернулась к остальным, негромко добавил:
  - Королева болеет дипломатически. Ведь это её сын будет нами править, а любушки короля, хоть через королевскую опочивальню их немало проходит, разве что домой вернутся... если их там примут после всего.
  Ему в ответ кое-кто рассмеялся:
  - Немало проходит, славно сказанул!
  
  Глава 5
  
  Томаш из Быкова дивился себе. Почему эти дерзкие слова не приходили ему в голову, когда за столом короля сидела Милонега? Почему смотрел на нее не как на очередную королевскую забаву, а с восхищением, и невольно вспомнилась ему очень давняя - пять лет тому назад - история. Его собственная.
  К чему бы?
  Отчего?
  Был Томаш с детства храбрым и честным, все его предки и родные славились храбростью и благородством. Хорошо помнил свое первое боевое крещение.
  Король Друджин тогда заключил временный союз с змаявукским королем и отправился в поход на запад, к границе Земли Ста Городов. Военный караван неторопливо продвигался вперед лесными дорогами, но когда загаяне и змаявуки выбрались, наконец, из леса, и дорога пошла лугами, у самого уха Томаша просвистела стрела. Лошадь попыталась встать на дыбы, юный шляхтич, натянув поводья, удержал ее.
  - Сзади! - проревел один из змаявукских командиров, и его подчиненные, извлекая из ножен сабли и палаши, развернули лошадей.
  К ним скакали всадники на небольших, косматых и злобных лошадях. Каждый был примерно в половину высоты змаявука ростом, но среди тех пронесся крик тревоги:
  - Тодорцы!
  Так многие из загаян впервые увидел степняков.
  - Тодорцы? - удивленно воскликнул их сотник. - Этим-то мы чем не понравились?
  - Пойди и спроси, - ответил злой и хамоватый змаявукский сотник. - Они атакуют!
  Действительно, у всадников были луки, приближаясь, они пускали стрелы, но не убивая, над головами. Несколько стрел просвистело и над самой головой Томаша, еще одна вонзилась в седло, другая - в руку оруженосца. Он даже присвистнул от изумления: деревяшки с металлическими наконечниками и ничего больше, а такие вредоносные!
  Кое-кто из каравана ответил тодорцам пулями, но змаявукский командир закричал:
  - Прекратить! Стрельба неприцельная, они прогоняют нас со своей земли. Да и что такое их оружие? Вперед!
  Он пришпорив коня, все подчинились, и Томаш тоже, хотя и пораженный и смущенный поведением старших. Они не стали связываться со степняками, торопливо пересекли "их землю" и убрались подобру-поздорову. Но зато отыгрались через день, обнаружив на пути отряд разведчиков-стогородцев.
  - Вперед! - заорал тогда их сотник, хотя лил дождь, и дорога больше напоминала болото. - Вперед, в атаку!
  Смешанный отряд из загаянцев и змаявуков отделился от каравана и последовал за ним. По уши в грязи, стегаемые потоками дождя, словно бичами, они ринулись на стогородцев. Те не сразу поняли, в чем дело, и продолжали движение, но потом повернули навстречу неожиданному противнику.
  Отряды налетели друг на друга, как две волны. Послышались воинственные кличи и стоны, зазвенела сталь. Началась жаркая сеча, в которой огнестрельное оружие ничего не значило. Свистели в воздухе палаши змаявуков, топоры и сабли стогородцев рубили кирасы, загаянцы нанизывали противников на копья.
  С первым стогородцем Томаш разделался по быстрому. Отклонив плохо рассчитанный удар топора противника, он проткнул ему живот. Тот полетел на землю, а потом воспарил в места счастливой охоты. Но другой воспользовался этим и с яростью ударил саблей... Томаш парировал удар кинжалом в левой руке. Оставил копье в теле раненного или убитого, дотянулся до сабли. Клинки столкнулись, выбивая искры. Но соратник Томаша ловко орудовал копьем и прорвал кольчугу стогородца. Завершающим ударом благородного древка он выбил из противника дух.
  На какое-то время вокруг юного загаянца образовалось пустое пространство. "А как оно там, в местах счастливой охоты?" - подумал он, но тут налетели новые противники.
  Вот такое первое сражение... Было и второе, и третье, и седьмое.
  Но, как это часто бывает, добродетели не слишком часто вознаграждались должностями и казной. А отец умер от ран. И когда Томаш отправился на первый в своей жизни праздник с конными и пешими поединками в городе Холмове, то, к сожалению, его никто не мог предупредить его о возможных неприятностях.
  Воевода Холмова, к которому должны были прежде всего обращаться бойцы, принял его без особого удовольствия. Прочитал письмо от отца Томаша, который ручался за мужество и умение юного поединщика, но опять с сомнением окинул взглядом его одежду, снаряжение и оружие. А юноша был так упрям и наивен, что воевода мало что мог ему объяснить, только покачал головой и согласился.
  На следующий день на просторном лугу возле замка воеводы начались бои. Но время шло, все новые поединщики вызывали друг друга, а на Томаша из Каменного Моста никто даже не обращал внимания. Скоро лицо его пылало от стыда, он понял, что не подумал об одном из правил боев.
  Сомневаясь, допускать ли его к поединкам, воевода верил и письму, и своим глазам, перед которыми стоял крепкий юноша с отважным видом. Но воевода отлично помнил, что победители часто получали оружие, одежду и даже коня побежденного. То, что неизвестный им Томаш был скромно снаряжен, для поединщиков могло означать только то, что он никогда не участвовал в серьезных боях и, главное, не побеждал. Заранее малоинтересный участник. Совсем не интересен, как источник добычи.
  Но воевода сжалился над ним и предложил юному бойцу сразится с дикими зверями. Томаш согласился и показал настоящее мужество, вызвал приветственные крики. Но вот беда! - его конь слишком устал в дороге, не успел отдохнуть и споткнулся в самый опасный момент. Звери растерзали бедного Буланку, а Томаш, хотя и победил их, получил две глубокие раны. Но честь семьи была спасена.
  И с этого мгновения его беды как будто закончились: не было счастья, так несчастье помогло.
  Отважного юношу поместили в одной из комнат замка, за ним, умело и чутко стала ухаживать одна из приближенных барышень жены воеводы. Агнеска была доброй и очень красивой. Ее нежность и его благодарность превратились в совсем новое чувство.
  Но ни огонь, ни любовь скрыть нельзя. Скоро об этом узнал отец Агнески, двоюродный брат самого воеводы. Легко догадаться, нужен ли ему был храбрый и благородный жених, но... из бедного и захудалого рода. Едва успев выздороветь, Томаш должен был уехать, его чуть ли не вытолкали из замка.
  Но он сумел встретиться с Агнеской и передать ей клетку с тремя почтовыми голубями:
  - Не жалею ни о чем, моя любимая. Раны, конь? У меня теперь есть ты. Я люблю тебя больше жизни, но что решишь ты? Отец приказывает тебе забыть меня, думать о других суженых. Кого ты выберешь? Я еду домой и буду ждать десять дней. Если ты пришлешь хотя бы одного голубя, то я приеду сюда и увезу тебя, чего бы мне это не стоило. Если же голубь не прилетит... Что же, твоя жизнь - это твоя жизнь, и ты можешь выбрать и другого жениха.
  Влюбленные расстались.
  А в замке и вокруг него продолжались поединки, пиры и другие увеселения. Агнеска участвовала во всех по приказу отца, но сердце ее было полно только любовью к Томашу. На что ей и наряды и драгоценности, приданое и почет, если рядом не будет его, самого дорогого, что есть у нее в жизни?
  В первый же день голубь вылетел из окна ее комнаты, унося письмо.
  Но Агнеску не только развлекали, ее усердно стерегли. Голубь не успел перелететь даже стену замка и упал, пронзенный стрелой. Письмо попало к ее отцу. Он не ругал дочь, он просто сжёг письмо.
  Прошло три дня, и из окна Агнески выпорхнул еще один крылатый почтальон.
  Увы, его ждала та же судьба... и письмо тоже.
  Еще через три дня из клетки вылетела последняя птица. Голубя подстрелили, письмо слуги опять отнесли хозяину. Но ему, к несчастью, пришлось отлучиться. А дочь случайно зашла в его комнату. На столе ее письмо. Она тут же поняла, почему любимый не приехал в ответ на ее зов.
  Ей хватило мужества никому не выдать свою печаль и боль. Вечером, когда все танцевали, она решила тайно пробраться в конюшню и умчаться прочь. Но у всех дверей караулили слуги. Тогда она попыталась выбраться из окна...
  Всегда, когда Томаш думал о ее маленьком разбитом теле у подножия одной из башен замка, он проклинал и голубей, и свою нелепую выдумку. Нужно было сразу же и самому похитить и увезти ее. Решать и рисковать должен был он!
  Бедняжка Агнеска, доверившаяся сопляку...
  Его единственная любовь.
  Томаш вздрогнул и полубезумными глазами обвел зал. Дорота Куражова со своими людьми прошла дальше, и молодой королевский придворный, Мацек из Рыджова, пробурчал:
  - Ну и стоило трудится, чтоб голубку-девицу королю доставить? Высмотрели, показали, письмецо передали - а тут госпожа хранителева появилась, и девчушка ноги в руки и бежать от короля.
  - Госпожа хранителева - сочная ягодка, а девчушка эта - бутончик-недотрога, - ответил ему кто-то ещё. - Да и с господином хранителем Куражом король давно уже не в ладах, как и с другими хранителями святилища, тут ему одно удовольствие досадить Куражу. А вот девицу Штепанувну -, дочку нашего известного полковника, из семьи знатных и всегда верных роду Друджина воителей и сенаторов - трогать не нужно было. Это и тебе дорого будет стоить, и кое-кому...
  Томаш вдруг вспомнил, что хранителя Святилища Милостивого Солнца Шермержа Куража он знает лично, что несколько раз видел его, даже говорил как-то с ним, а от главного из курии святилищ, Главного Хранителя Святилища Поднебесного Древа как-то принимал поучение. Было это четыре года назад, как раз незадолго до размолвки короля с ним.
  "Когда против меня пули да пики, хитрости и оговоры - тогда я знаю, что мне угрожает, и с кем имею дело. А как противоборствовать с теми, которые могут и отослать незнаемыми силами здоровяка в места счастливой охоты, а могут поднять неживое тело из-под земли и сотворить так, как будто человек только что из приятной баньки вернулся? Ох, неладно с хранителями собачиться... Хотелось бы мне, чтобы король Доротею вежливо домой вернул, а с Куражом помирился, и с Главным Хранителем тоже. Да только поздно теперь об этом думать. Говорят, Главный Хранитель Ставер распалился гневом, угрожает. Ведь слышал же я, что хранители Святилищ твердят в один голос, что Ставер заставит короля низко кланяться себе..."
  Его приятели и королевские молодцы-охотники ближе подошли к Дороте Куражовой. Томаш присоединился к ним, не глядя на Милонегу, стыдясь воспоминаний и страшась мыслей.
  А Яснозор, Лукас и его сестра остались в углу.
  Стояли рядом, но как же отличались их чувства.
  Милонега еле удерживалась от горестных рыданий: руки нервно теребили ткань рукавов, губы дрожали, а глаза наполнились слезами, и их капли вот-вот должны были побежать по щекам. Как ни была она наивна и простодушна, но не согласилась бы очутиться на буйном пиру одна, если бы не магнетическое притяжение королевских глаз. Дерзкое появление Дороты Куражовой и слова мужчин словно окатили ее водой из стылого колодца. Колдовская пелена спала с разума и души, Милонега озиралась вокруг, словно вольная птичка, залетевшая в золотую клетку с раскаленными прутьями.
  - Братик, милый, - простонала она, - забери меня отсюда. Уедем сейчас же! Пусть отец, как грозился, запрет меня в погребе - я только в ноги ему поклонюсь.
  Лукас покачал головой:
  - Сестра, ох, сестрица... Ты не ребенок, должна понимать, что нельзя просто сказать: "Простите, я виновата!" - и жизнь сразу же станет прежней. Ты слишком выставляла себя напоказ. Слишком многие решили, что ты такая же, как госпожа хранитилева. Теперь нам придется постараться сделать вид, что не Милонега Штепанувна одна-одинешенька прибежала к королю, а сам король милостиво пригласил родных и знакомых полковника Штепана на пир.
  
  Глава 6
  
  Как уже говорилось, король Друджин ни одну красавицу не припирал к стенке, ни одну не тянул за собой, словно пленницу.
  Простодушная Милонега была ему милее, чем дерзкая Доротея, но он увидел, что юная Штепанувна не собирается возвращаться на свое место за его столом. Что она держит за руку брата, прячется за приятелем брата, а от взглядов короля отворачивает лицо. Друджин мысленно пожелал Штепанам провалиться глубоко под землю, пожалел, что это невыполнимо.
  И с широкой улыбкой величественным жестом поманил к себе Дороту Куражову. Король слушал песни и глядел в глаза теперь уже другой красавицы: то шутил с нею, то смеялся до упаду, то спрашивал, не желает ли она отведать жаркого или щуки.
  Певуньи из ее свиты разошлись вовсю, заливались друг перед другом чистыми и громкими голосами. Королевские молодцы подошли к ним и начали подпевать, с умыслом коверкая слова, и дразнить. Женщины напускали на себя строгость, грозили дерзким кавалерам пальчиками, но не очень строго. Руки и губы говорили одно, глаза другое. И широко по залу лились музыка и песни.
  А Лукас, Милонега и Яснозор сели на самом краю последнего стола и скромно ужинали, не привлекая к себе внимания. Вернее, только Лукас отведывал от каждого предлагаемого слугами блюда, Яснозор же ограничился вареными овощами, да еще взял кусочек щуки. А бедняжке Милонеге самые лучшие сласти ставали поперек горла.
  На пирах у Друджина не подавали очень уж забористых и крепких вин и медов, но все трое сохраняли трезвые головы не из-за этого. Они были уверены, что полковник Штепан тоже постарается догнать королевский караван, и с тревогой следили за входом со двора.
  К счастью, через недолгое время король поднялся из-за стола. Он сказал, что людям его свиты прислуга покажет комнаты для ночлега, а гости пришлые могут, если хотят устроиться в этом зале на скамьях и полу, которые будут щедро устланы соломой, шкурами и одеялами. Штепанувич, Штепанувна и Яснозор попали в число людей свиты, их поместили в маленькой комнате с одним окном, но оно удачно выходило на двор с воротами и было с легко отворяющимися створками. Ворота на ночь, конечно, запрут, но если Штепан приедет ночью и станет стучать в них, то Лукас услышит, выйдет и встретит отца. Так он сказал, добавляя к постели сестры шкуры, подушки и одеяла со своего ложа.
  - Ты хочешь всю ночь караулить у окна? - спросил Яснозор. - Что за необходимость? Я совсем не устал и могу просидеть и заполночь, а потом разбужу тебя.
  Утомившийся от долгой дороги и сегодняшних волнений Лукас попытался из вежливости возражать, но быстро согласился.
  - Только обязательно разбуди меня, - сказал он, понизив голос до шепота. - Оно понятно, ты все можешь, ты уговоришь его не шуметь, но дело в том, что я должен попросить у него прощения. Сразу же. Не уследил я за сестрой, это моя большая вина!
  Яснозор как будто хотел возразить, но потом кивнул, они погасили светильник, и Лукас с блаженным вздохом вытянулся на скамье, а Яснозор сел на крытом сукном сундуке у окна.
  Суета во дворе, между тем, не прекращалась. Король после власти и красавиц очень любил статных и резвых лошадей. И сейчас их выводили во двор, чтобы они прошлись перед своим хозяином, а он угостил их краюхами круто посоленного хлеба и овсом, политым медом. Старательно вычищенные, с надраенными до блеска копытами благородные животные блестели и переливались в свете факелов не хуже недавних драгоценностей в пиршественном зале. Даже сдержанный Яснозор невольно улыбнулся.
  Полюбовавшись своими любимцами и приласкав их, Друджин отдал несколько распоряжений на завтрашний день пожилому и солидному прислужнику. Разговаривая, они шли по двору в сторону дома, и когда король жестом отпустил собеседника, то оказался возле окна, за которым устроился Яснозор. Друджин стоял, слегка сгорбив плечи и опустив голову, как видно шумный день и особенно приключения во время пира утомили его. Несколько раз он даже взглянул в сторону лошадей, которых уводили вы конюшню, словно хотел умчаться верхом на ночной луг и переночевать там, на теплой после дня земле. Но вдруг вздрогнул и коротко рассмеялся:
  - Чур-чур-чур меня! Откуда ты выпрыгнула, Тэкля, неужто из-под земли?
  Если женщина, с которой он заговорил, и сделала это, то прихватила из земных недр немало драгоценных камней и золота, они так и переливались на ее голове и руках. В этом она ничуть не отличалась от дам, которых Яснозор видел на королевском пиру. И платье ее блестело вышивкой, и волосы были затейливо убраны, хотя нити жемчуга и кружево не могли совсем скрыть седые пряди в них.
  Но таким серьезным тоном, таким жалобным голосом ни одна из гостий короля, кроме разве Милонеги, не говорила:
  - Пропаду я насмерть, совсем сгину при твоих сестрах, государь. Любая из них отравит меня ядовитым взглядом или выцарапает мне глаза или разобьет мне голову зеркалом. Все они злые и завистливые лесные богиньки.
  - Что случилось, Тэкля? - усмехнулся король.
  - Они глаза готовы выцарапать друг другу и мне. Когда им прислали из столицы кофр с куклами, я обрадовалась: хоть несколько дней будут заняты-увлечены. Не тут-то было! Златовласка поет, а другие ревут в три ручья.
  - Ты думала взрослых девушек куколками занять?
  - Ах король, да ведь это не просто куклы.
  - А что же?
  - В них главное не сама кукла, а её наряд.
  - Что, очень дорогие? Алмазные пояса, золотые вышивки, рубиновые пуговки...
  - Дорогие-то дорогие, но и модные.
  - Модные? Куклы?
  - Наряды на куклах. Королева просила имперского посла, чтобы привёз ей этих игрушечных модниц. Портной, портняжки, кружевницы и вышивальщицы смотрят на них и делают такие же наряды, но для заказчиц.
  - Ловко придумано, - усмехнулся король.
  - Ловко-то ловко, но сейчас вашим сестрам не до мод. С тех пор, как Златовласка - будущая королева Круглого королевства, она не слушается меня. А другие (от зависти и злости) тем паче!
  - Разве мало я дал тебе власти, что не можешь успокоить молодых девушек?
  - Это не девушки, а рыси из дикой пущи или необъезженные кобылицы. Их бы взнуздать и плеткой, плеткой! - как видно король разрешал Тэкле не только укрощать своих сестер, но и дал свободу говорить о них что угодно. - Когда уже приедут за Златовлаской, и я избавлюсь хотя бы от одной из них?
  - Завтра приедут послы, завтра, - успокоил ее король и опять усмехнулся: - Но только при них ты уж не распускай язык, а то сбегут они без невесты, и у тебя снова будут три дикие кошки.
  - Завтра - это завтра, - неуступчиво возразила Тэкля. - А сейчас, твое величество, ты пойдешь со мной в наш домик и своими собственными словами и голосом прикажешь своим сестрам слушаться меня.
  - Голубушка Тэкля, это уж ни в какие ворота...
  - Голубчик король, если не сделаешь, как я прошу, то я именно выйду в эти ворота, уйду в лес и пусть меня разорвут в клочья настоящие рыси - разницы я не замечу!
  Король развел руками, признавая поражение. Затем слегка поклонился Тэкле, взял ее левую руку за кончики пальцев и повел к выходу со двора. Торжественно, но быстро. А за окном, возле которого они только что разговаривали, корчился от почти беззвучного смеха Яснозор.
  Видел бы его Лукас.
  
  Глава 7
  
  Яснозор и Лукас караулили всю ночь, но заметили только вернувшегося от сестер короля и двух гуляк из свиты.
  Они были настороже и утром, когда выходили из пиршественного зала к воротам.
  Но полковник Штепан не приехал.
  - Наверное дела задержали его дольше, чем он предполагал, - объяснил Лукас.
  Отчасти он был прав.
  Его отец возвращался домой накануне и еще засветло, ничего не подозревая. Более того, он вез детям гостинцы, но дочери особенный подарок - несколько мотков красивых шелковых ниток. Дар ценный, ведь шелк привозили купцы из дальних земель, которые и представить трудно, а значит дочка обрадуется и перестанет сердиться на отца. Дар полезный, потому что вышивая кокетливые узоры на своих нарядах, Милонега будет сидеть дома и перебирать оттенки ниток, а не красавцев для перемигивания и любезничания.
  Так рассуждал полковник Штепан о самых мирных делах, а слуга ехал позади него, не смея мешать. Но на дороге любая встреча может повернуть ход мыслей человека и даже его судьбу.
  Навстречу им вдали показался конный отряд, занимавший всю ширину дороги. В нем было с десяток всадников на хороших лошадях, но одетых скромно. Трое впереди, остальные на пару десятков шагов позади.
  Приглядевшись, Штепан узнал в одном из них хранителя Святилища Милостивого Солнца, единственного в их округе, которое еще не забросили и оставили в запустении.
  Шермержа Куража он видел, когда приезжал в святилище на полагающиеся ритуалы, но близко знаком с ним не был. Они равнялись по происхождению, почёту и уму, но Штепан уклонялся от встреч с хранителем вне ритуалов. Дело в том, что Кураж уже не первый год боролся против восстановления в их землях кое-чего, называемого "новыми святынями", которые он прямо называл "давним забытым злом". Штепан не считал себя в таких вопросах знатоком, кроме того, новшества поддерживал король, а полковник был ему по воинской привычке безусловно предан.
  Но сегодня он услышал о том, что недавно Кураж был приглашен королем Друджином на пир, что на этом пиру король не отрываясь смотрел на хранитилеву жену и такого темного туману напустил на нее своими недобрыми глазами, что сегодня утром глупая женщина сбежала из дому, преследуя короля. Ужаснулся Штепан и похвалил себя за предусмотрительность, за то, что в почти таких же обстоятельствах спрятал дочь и не дал ей ошалеть.
  Он издалека поклонился встречным, даже не постеснялся снять шляпу, чтобы Кураж ни в коем случае не подумал, что королевский полковник Штепан теперь меньше уважает его. Сам, тем временем, присматривался к хранителю и его спутникам.
  Итак, одним из них был Кураж, светловолосый, в возрасте, с лицом, словно вырезанным из камня, таким оно было грустным и серым от затаенной скорби. Он тоже издалека заметил встречных и узнал Штепана. Брови у него сошлись на переносице, губы задрожали, он бросил на полковника дерзкий, угрожающий взгляд, видом своим давая понять, что он не хочет знаться со сторонником короля. Когда же полковник почтительно раскланялся с ним, хранитель неловко наклонил голову почти до лошадиной шеи и словно в растерянности глянул по очереди на своих спутников.
  - Кто же это с ним рядом едет, какие такие его знакомые или друзья? - прошептал Штепан. - Вон тот, с величественной осанкой и благородным выражением лица все время старается ехать так, чтобы хранитель был между ним и вторым всадником посредине, как бы честь ему оказывает. Но Кураж делает то же самое, старается занять второе по рангу место слева или справа. Так они и меняются местами, словно в танце, и было бы на это смешно глядеть, если бы не существенная причина их к этому подталкивала. Важная птица, этот величественный скромник, поважнее и Куража, и меня.
  Штепан уже разглядел, что вороной конь "важного скромника" не увешан бляшками, кистями и прочими украшениями, не горячится, хотя и чистых кровей, идёт привычным, спокойным шагом. Не похож был он на скакунов, с которыми можно ехать и на молодецкую забаву, и в святыню, только где-то придерживать, а где-то пришпорить коня. Нет, вороной был значителен, знал себе цену. Знал свое высокое жизненное призвание и его хозяин, полный уверенности в силах, в глубоком сознании той высоты, на которую был вознесен, хотя на черной одежде его не было иных отличий, кроме нагрудной цепи из серебристого металла. Штепан помнил, что когда-то видел такую цепь, но где и при каких обстоятельствах...
  Наконец все они съехались посреди дороги, еще раз поздоровались, и, как это принято среди вежливых людей, спросили друг друга о цели своей поездки. В ответ на такой вопрос дозволялось отделаться невнятными словами, правила приличий не требовали отчета, но полковнику было нечего скрывать, он сказал, что едет домой, что по пути завернул на ярмарку и везет детям гостинцы. Кураж как будто машинально спросил, что за гостинцы.
  - Особенно дорогой подарок дочери - шелковые нитки, - похвастал Штепан.
  Кураж изменился в лице, как будто ножом его ударили, он почти крикнул:
  - Дочери? Подарок? Лучше б ты дома сидел, разве не знаешь, что в наших местах волк жестокий бродит? Особенно любит этот зверь белым женским телом лакомиться! Лучше б ты дома сидел, дочь свою от него сторожил. Подарок!
  И страшно засмеялся хранитель, неудержимо, так, что все вздрогнули, жутью темной всех окатило.
  Смеялся до тех пор, пока величественный всадник в черном не положил ладонь на его плечо. Тогда Кураж словно подавился смехом, что-то заклокотало у него в груди и, не глядя больше на Штепана, он поехал дальше. А через несколько мгновений и остальные присоединились к нему.
  Жалостливым взглядом полковник проводил Куража, еще раз похвалил себя за предусмотрительность, за то, что укрыл дочь от короля. Но досадное чувство от этой встречи, от нечеловеческого смеха бедняги, от его жестоких слов не оставляло до самого дома. Поэтому Штепан то и дело нахлестывал коня, спешил увидеть детей, обнять, забыть при виде их радости и улыбок о печальной встрече.
  Вот и поместье. Вот ворота ему открывают челядинцы. Вот принимают его коня и сумку с подарками. Но он не видит своих детей.
  Какие новости ожидали его!
  
  Глава 8
  
  Как это ни странно казалось бы со стороны, но Шермерж Кураж, на жену которого Друджин напустил темного туману своими колдовскими глазами, не горел диким желанием мщения, а, тем более, мщения тайного.
  Он был мужчина и супруг, но при этом хранитель Святилища, а при таком воспитании и убеждениях не мог не думать, что король оказался во власти чуждых и опасных верований. Короля губит давнее забытое зло старых ритуалов или кое-что страшнее - новые святыни. Разве не видел он, Кураж, своими собственными глазами, как временами короля одолевает чувство тревоги, подобное тому, как если человек летит в бездну и знает, что ему не за что схватиться связанными руками. Эти путы на руках, вернее, разуме короля появились после того, как он мало-помалу отступился от прежних ритуалов и почитания Предков.
  "Не подобает мне, хранителю Святилища Милостивого Солнца, делающего все призрачное и неопределенное ясным и отчетливым, разгоняющего коварные туманы и мары, вступать в тайные заговоры и скрывать свои поступки. Все, что я говорю и делаю, я совершаю открыто и не боюсь появиться с судом к королю, как и к любому смертному. Не во мраке, а при ярком свете, с открытым лицом должен я разорвать паутину, в которой запутался король. Если не послушает моих советов и вразумлений, тогда посмотрим, что делать. А Доротея... Она слабая женщина, увлекаемая темной и сильной волшбой.
  Так старался Кураж склонить к долготерпению и умеренности распаленные свои сердце и голову.
  А так как он знал, что Ставер, хранитель одного из самых почитаемых святилищ, а именно, Поднебесного Древа также не одобряет короля, то решил пригласить его с собой. Тот недолго сомневался: убедился, что присутствие его может оказаться безусловно нужным. Намерения у Куража открытые и ясные, но нрав горячий, при воспоминании о перенесенной обиде сердце останавливалось у него в груди и гнев душил разум, затмевая трезвые намерения.
  Итак, они ехали в королевский дворец, где по слухам Друджин собирался принимать послов, приехавших обручить по доверенности его сестру Александру с королем Круглого королевства.
  Но после встречи с полковником Штепаном у Куража вдруг возникли опасения и сомнения:
  - Знаю я, бедняжка Доротея в глубине сердца тоскует по дому и по мне... как я по ней. Не король держит ее за железными запорами, а злая сила-волшба. Забраться во дворец, куда входит всякий, кто вздумает, не мудрено. Доротея, как только меня увидит, сейчас же очнется от злой мары! Когда же она будет на свободе, можно и с королем поговорить, не боясь, что темная сила навредит моей женушке.
  Ставер покачивал головой:
  - Издали-то кажется легко. Ну, да вижу, что крепко эти мысли тебе в голову впились. Будь по-твоему. А не выйдет, то вернемся к прежнему плану.
  Так и получилось, что когда Доротея сквозь сон услышала шаги и открыла глаза, ожидая увидеть Друджина, который как исчез после пира, так и не появлялся, то затряслась, словно осиновый листок. У изголовья ее постели стоял Кураж со сверкающими, полными слез глазами. Глядел, не мог вымолвить ни слова. Каждая минута промедления могла стоить ему жизни, а он обо всем забыл и только любовался своей милой. Доротея же искала в лице мужа знака, с чем пришел он: с прощением или местью. Они не сводили глаз друг с друга, стремясь прочитать каждый на лице другого свою судьбу.
  - Уйдем отсюда, любушка моя.
  - Бежать? О, нет, о нет! Не хочу и не могу!
  - Ты не могла позабыть меня, ты скучаешь обо мне.
  - Кто-нибудь тебя застанет, тогда беда!
  - Беда здесь, да, именно здесь, а со мной ты печалиться не будешь. Уйдем отсюда!
  Но Доротея его слов не слышала. Только махала на него руками:
  - Кто-нибудь... уйди...
  А беда уже стояла на пороге: вошел король.
  Он не дал себе труда оглядеться по сторонам, есть ли тут кто еще. Нет, словно хищный зверь так и впился в Куража глазами. Не в Доротее было дело, а в шуме, который мог подняться перед самым появлением послов из Круглого королевства. И хотя тамошний король не выходил из воли Друджина и женился бы на его сестре, даже привези ее брат в одной рваной рубашонке и на хромой кляче, но были и другие государи, готовые позлословить и обрадоваться любым неладам у соседа.
  Но сначала король сказал довольно мирно:
  - Эй, почтенный хранитель, что за дело тебе до этой глупой женщины? Она любит меня, а тебя теперь боится. Почему ты терзаешься из-за нее? Только ли радости, что в ней?
  - Мне все равно, любит она меня или ненавидит сейчас из-за твоих темных чар, мне нет дела до твоего колдовства! - резче, чем предполагал раньше ответил Кураж. - Я взял Дороту за себя и люблю, буду любить всю жизнь - а для тебя она забава на десяток дней.
  Друджин покачал головой:
  - Хотя я и строг, но сжалился бы и простил тебе эти дерзкие слова.
  - Слова правды.
  - Ты сумасброд, помысливший тягаться со мной, своим государем!
  - А тобой овладели злые силы, сгинешь вместе с ними рано или поздно. Опомнись, не любят тебя женщины, а причаровываешь их своим недобрым глазом, только и всего!
  Король усмехнулся:
  - Что за сонные бредни? Недобрый глаз у меня? Какой же - правый или левый?
  - Ни я, ни ты этого не знаем, но черная волшба тебя опутала, вошла в сердце твое и душу.
  В ответ на упрямство Куража хотел король рассмеяться: "А твои сердце и душу опутала ревность и зависть ко мне", но вдруг вспомнил Милонегу. Приехала к нему радостная и счастливая, сидела за столом, гордо поглядывая на всех. И вдруг ни с того ни с сего покраснела, убежала от него, забилась в угол комнаты, словно испуганная пташка, губы ее дрожали, глаза наполнились слезами, она вцепилась в руку своего брата, которого принесло так некстати. Когда потом Милонега сидела за столом, то ни разу не подняла глаза, а не то чтобы хоть раз взглянуть на короля. Да и за стол ее усадил брат, как видно, чтобы избежать скверной молвы, чтобы люди языками не трепали ее имя и забыли, что сама она приехала сюда, без родных.
  Так что же, прав Кураж?
  Словно ледяные ладони сжали сердце короля, на миг горечь и страдание мелькнули на гордом лице. А Кураж не отрывал от государя глаз, замер с надеждой и волнением...
  Но шум во дворе и возбужденные голоса отвлекли внимание Друджина и заставили подойти к окну.
  - Послы? - спросил он громко.
  - Да, послы, уже возле моста! - ответил придворный.
  - Наконец-то!
  Ни говоря ни слова и только свирепо взглянув на Куража, король пошел переодеться для праздника. Доротея тоже вмиг забыла о неприятностях, забегала по комнате, позвала служанок. Мужа словно не видела.
  Понурив голову Кураж вышел вон. Король его услышал, черная волшба как будто поддалась... если бы досадная помеха. Значит для ядовитой паутины, которой Друджин опутан, правдивые слова словно острый меч? Ну что ж, пусть пройдет праздник, разговор можно будет начать снова, и повторять снова и снова - постоянную битву с давним забытым злом, возродившимся ныне.
  
  Глава 9
  
  Послы, хотя и прибыли согласно договору, не спешили встретиться с королем Друджином и его сестрой, своей будущей королевой. Да, ее жених, король Круглого королевства был, что называется, в кармане у своего будущего шурина. Да, все происходило так, как хотел Друджин.
  Но приличия и этикет даже Друджин не отрицал, и послы, не доезжая до цели всего только две дороги и мост, могли позволить себе приостановиться на пару дней в заранее приготовленном богатом доме и чуточку покапризничать, выторговывая мелкие изменения в церемонии.
  Друджину это всё было на руку, потому что он успевал не раз и не два дать укорот своим сестрицам. А теперь еще и решить заботы с Штепанами и Куражами.
  Не долго думая он решил отправить Милонегу и Доротею в столицу к королеве, якобы приглашая ее на свадьбу и увеличивая для этого ее свиту. Все это было чистой воды притворство, если бы он желал её здесь видеть, то давно бы это сделал. Но он не желал. Королева, даже если согласится отправиться в дорогу, не успеет к главной церемонии. Но она не приедет, это знал самый глупый придворный. Зато Милонега, Доротея и их родные будут далеко, и скандала не произойдет.
  С Штепанами все обошлось как нельзя лучше. Полковник приехал, мрачный и суровый, но, убедившись, что никакого урона чести его дочери не произошло, согласился быть посланцем в столицу.
  Не то с Доротеей.
  Она горько рыдала, падала королю в ноги, целовала ему руки и, в конце концов, выторговала себе разрешение остаться. Клялась, что будет вести себя скромно и тихо словно мышка, занимать среди придворных самые последние места и не видеться с королем, пока все торжества не закончатся или он сам того не захочет. А Шермерж Кураж исчез, как под землю провалился, чему Друджин был искренне рад.
  Итак, в окрестностях дворца шли последние приготовления и переговоры, а Штепаны и их новый знакомый Яснозор, тем временем, оказались в столице, до которой было всего два дня пути, если путешествующие желали поспешить. Но королеву там не застали, как раз находилась в одном из загородных дворцов. Пришлось ехать туда. Их опередили слухи, потому что у тихой и скромной на вид королевы Вейи всегда были свои верные люди в окружении короля. Она узнала и о Милонеге, и о Доротее, но сообщения ни об одной, ни о другой ее особо не встревожили, потому что в тот день ей стало не до короля с его любушками.
  Как раз отпустила верного человека, а следом приняла с почётом и притворным добродушием Штепанов, приказала устроить их поудобнее во дворце. Не в первый раз встречалась лицом к лицу с красавицами, которые могли отнять у неё любовь короля. Печально сидела она за вышиванием и раздумьями, когда ей доложили о приезде племянника из Земли Ста Городов, молодого воеводы Вадима Рушницкого. Он вошел, склонился перед ней, произнес несколько фраз...
  Она оттолкнула пяльцы, отбросила корзинку с нитками и золотой канителью. Выпрямилась. Теперь это была уже не покорная и гнущаяся под каждым приказом мужа королева Вейя, а надменная Преслава, стольная княгиня Ста Городов.
  Никто бы в Загайнике ни за что не поверил, что в детстве она как будто даже ростом превосходила своих подруг и затмевала их гордым и серьезным видом. Уже тогда казалось, что ее сильная рука свободно могла бы владеть мечом и управлять самым диким скакуном, а в ее глазах отражалось почти мужская бестрепетная храбрость. Преслава была исключением среди женщин, обычно думающих только о милостях своих родных и близких, умевших быть смелыми только в порыве гнева, а в остальное время покорными и падающими к ногам своих мужей и братьев, проливающими слезы, легкомысленными и жалкими.
  В Загайнике ей несколько пришлось смирять себя. Но теперь...
  Вошел племянник, молодой воевода Вадим Рушницкий,.
  - Печально, - без капли грусти сказала ему Преслава. - Очень жаль.
  Вадим из приличия изобразил лицом соответствующее событию чувство. Но ни он, ни, тем более, она не печалились по умершему три дня назад князю Земли Ста Городов. Сейчас самым важным было то, что отчаянно перегрызшиеся во время болезни князя родичи его и ближние люди вдруг ни с того ни сего уверили себя, что лучше пригласить на княжение не волевого и жесткого его мужеска сродственника или свойственника, а двоюродную внучку, которой они будут помыкать, как душе угодно.
  Для Преславы это был тот самый свет в окошке, о котором она мечтала все шесть лет своего замужества, и то самое событие, которое она искусно подготавливала на расстоянии с помощью верных людей и той части родни, которая понимала, что другие фамилии их быстро устранят и отстранят не только от правления страной, но и от самой страны.
  - Ну что же, - сказала королева, глаза у нее загорелись неудержимым весельем, и она подбоченилась, - ну что же, едем немедленно!
  Племянник улыбнулся в ответ и подумал, что не так уж его двоюродная тётка и некрасива.
  Он, как и король Друджин, как и многие вокруг Преславы, ошибались, предполагая, что бледность и стройность делают ее непривлекательной. Красота относительна, зависит от времен и народов. Во многих странах распространена была уверенность, что женщина, даже благородного происхождения, должна быть румяной, полной, в теле, пусть при этом и неуклюжей в движениях и глуповатой в речах.
  На самом деле красота Преславы, правильные черты ее мраморного лица, блеск ее пронзительных глаз, выдававших внутренний огонь её души, еще более выделялись, благодаря выражению грусти, которую она не пыталась скрыть. В супружеской жизни она держала себя с достоинством, но сердце ее не пробудилось ни для мужа, ни для власти в этой стране и осталось замкнутым, холодным. Вынужденная улыбка редко появлялась на ее ярких губах, а взгляд ее почти никогда не выдавал того, что она на самом деле чувствовала. Жизнь и пример других людей научили ее, что тому, кто высоко рожден, никогда не должно выказывать того, что происходит в глубине души.
  Только на мгновение она выдала свою радость, только несколько слов ее были по-настоящему искренними. И вот уже опять замкнулась она в холодном отчуждении и с холодной любезностью сказала племяннику:
  - Мой дорогой, вы устали в дороге. Я прикажу предоставить вам лучшие покои и накрыть лучший стол, которые возможны в этом дворце.
  Когда он ушел, Преслава достала из шкафа вышитый мешочек, а из него рулон плотной бумаги - карта. Посредине - Загайницкое королевство. Западнее его от Северного моря до Лазурного раскинулась Империя Мушла, еще западее - корлевство Лютта. На северо-западе - узкая полоска земель Сурпы. Круглое королевство устроилось в подбрюшье Загайницкого, словно котенок, свернувшийся клубком. На юго-востоке - бескрайние Перелески. А вот и ее государство - на восходе. Земля Ста Городов, в котором она теперь не княжна, а стольная княгиня. Но этого мало, очень мало. Всё впереди.
  Затем она распорядилась о пяти крепких повозках, на них немедленно должны были погрузить сундуки и ларцы, которые всегда хранились у нее наготове. Она не собиралась везти с собой все свое здешнее имущество, там, вдали, у нее будет все лучшее и всего очень много. Зато три крытые коляски приказала выстелить перинами и подушками, чтобы легче перенести тряскую дорогу. Не только ей самой и ее ближней свите, которую когда-то взяла с собой в Загайник и сохранила, но и Милонеге. Она заберет ее с собой, у девушки опасные красота и характер, а вот Доротея будет полезнее при Друджине, она глупа и падка на золото и драгоценные камни.
  Но желание Преславы натолкнулось на сопротивление полковника Штепана. Полковник, конечно, не подозревал, что его государыня бежит из страны, но почтительно и твердо отказывался от такой чести для своей дочери, как сопровождать королеву в поездке. Это очень далеко, а девушка юна и неопытна. Честно говоря, он уже не верил ни Друджину, ни его семье. Преславе пришлось задержаться дольше, чем хотелось, убеждая упрямца. Наконец пришли к соглашению, что с Милонегой поедет ее брат, а потом как-то так получилось, что с ними рядом в коляске оказался и тихий, скромный молодой приятель Лукаса Штепановича Яснозор Винко. С такой защитой девице ничего не угрожало, а отказывать королеве наотрез было бы прямым оскорблением ее сана, и полковник Штепан сдался.
  Перед отъездом надел Милонеге на руку браслет из сероватого металла с мелкими красными и зеленоватыми камушками.
  - Этой вещью твоя матушка очень дорожила, просила отдать тебе, когда будешь надолго покидать родной дом. Береги браслет, не отдавай никому, будет памяткой.
  Пожал руку Лукасу:
  - Я не часто говорил тебе, сын мой, как следует себя вести. Я знал, что ты хорошо помнишь о чести нашей семьи, о чести нашего рода. Но сейчас ты окажешься в непривычной...
  Он замолчал, потому что Милонега всхлипнула и кинулась ему на шею:
  - Как же ты останешься без нас, папочка?
  Полковник тяжело вздохнул и не стеснялся слёз: ведь его покидали и сын, и дочь, возможно, надолго.
  - Добрая, добрая девочка, - сказал он. - У тебя золотое сердце. Сдержанности бы побольше...
  Потом снова повернулся к Лукасу:
  - Служба при дворе королевы - это ново для тебя. Будь храбр, но и хладнокровии не забывай.
  Обнял сразу обоих, сына и дочь.
  - Но всё же... всё же прошу вас прежде всего думать о чести нашего рода. Умейте устоять перед соблазнами, опасайтесь придворных интриг и скандалов.
  С сомнением посмотрел на Яснозора, который вежливо отошел в сторону и поправлял что-то в сбруе своего коня.
  - Этот молодой Винко кажется мне человеком порядочным и бывалым. Но всё же полагайтесь больше на свой ум, чем на слова самого благородного человека.
  Лукас покраснел. Только сейчас понял, что Яснозор ни разу не говорил о своём происхождении или родных краях. В свиту королевы попал как сопровождающий Штепановичей, а полковник явно считал его одним из придворных королевы, который подружился с его сыном...
  Тут слуги и челядинцы засуетились, появилась королева, милостиво попрощалась с полковником, а Милонеге указала на свою карету:
  - Будешь ехать со мной, душенька.
  Лукас и Яснозор в числе других придворных должны были сопровождать карету верхом, но при желании и усталости могли пользоваться одной из карет.
  Наконец-то экипажи потянулись по дороге, кое-кто из сидящих в них, хотя и радовались путешествию, но с легкой грустью оглядывались назад.
  Только не Преслава. Она вычеркнула эти годы из летописи своей жизни, и страна, которую она оставляла за собой, интересовала ее теперь не больше, чем все другие, с которыми ей, как стольной княгине - пока княгине, но все еще впереди, погодите! - придётся иметь дело.
  
  Глава 10
  
  Проводником был один из стремянных Вадима Рушницкого, племянника Преславы. Караван объезжал леса и горы, двигался все больше по берегам рек, как можно реже останавливаясь на отдых. Они делали это не из страха перед нападением разбойников. Все, начиная с княгини и заканчивая самым младшим отроком, были храбры и прекрасно вооружены. Гербы-сирины Сежиров с упряжи и поклажи поснимали, на одежде особо не выставляли напоказ. Якобы для соблюдения инкогнито.
  Но Преслава действительно не хотела обращать на себя преждевременное внимание. Друджин по горло занят свадьбой сестры, но если узнает об отъезде жены, вполне может послать погоню, ее почтительно остановят под разными благовидными предлогами, а там подоспеет и сам король - тогда прости-прощай свобода и счастье! Была бы воля новой княгини Земли Ста Городов, путешественники ни разу бы не остановились, но такая спешка была несопоставима с ее и прошлым, и теперешним саном.
  Она вздыхала тайком и закрывала глаза: во сне странствуешь быстрее.
  Мысли путались.
  Мелькали чьи-то лица.
  Улыбались, говорили, спорили с ней...
  ...Держась за руки, как всегда делают дружные дети, они перешли по деревянному мосту через каменистую реку.
  - И куда ты так спешишь, Полеля?
  - В лес, в прохладу, Любояр.
  Дорога, над которой дрожало знойное марево, повернула правее, разделилась на две меньшие, песчаные дорожки. Можно было выбрать любую, каждая спускалась к обрывистому берегу, где опять сходились в ровную, хотя и заросшую травой тропу. По ней - вверх.
  Теперь шагалось уже не так легко, как раньше: ноги устали от камней и кочек-ямок, жесткая трава и ветки исцарапали руки, солнце напекло голову, несмотря на потрепанную широкополую шляпу одного и большой, надвинутый низко на лоб, платок другой.
  Но лес приближался, а с ним прохлада - и то, что они собирались найти.
  - А сейчас куда, помнишь? - спросил парнишка свою спутницу.
  Она вытерла концом платка пот со лба, огляделась и указала рукой:
  - Вон там. Видишь, две сосны-двойняшки? Это и есть вход в ущелье. Никогда бы не подумал, правда?
  И с блаженной улыбкой первая нырнула в тень молодого подлеска. Ах, как свежо, как приятно пахла живица!
  - Да, правда, Полеля, не подумал бы, - парнишка шел за ней.
  Тропа опять почти пропала в траве и цветах, под ногами захлюпала вода, пахло прелью и тиной.
  - Болото? - опять спросил он.
  - Ручеек, но зарос и покрыт старой листвой. А это и есть Змеева Спина, - сказала Полеля.
  Могла и не указывать рукой на открывшийся перед ними холм, поросший кустарником.
  - Закрывает от нас реку, понимаешь, Ярко?
  - Какую?
  - Все ту же, она петляет между холмами, мы все время шли вдоль нее. Теперь опять выйдем на берег.
  Перескочили через сонный ручей и, помогая друг другу, взобрались на холм. Любояр даже ахнул. И было от чего
  Под самыми ногами открывался огромный простор с вьющимся по нему чешуйчатым змеем реки. Немного постояли, успокаивая колотящиеся от усталости, страха и восторга сердца. А когда сделали десяток шагов вниз по склону, попали в тишину и зеленую прохладу настоящего леса, в котором мох на тропе заглушал шаги.
  - Как тихо, - шепнул Любояр. Недоверчиво смотрел на верхушки деревьев, колышущиеся от нечувствительного здесь, под пологом их ветвей, ветра. - Давай отдохнем!
  - Нет, сейчас рано. Привал сделаем в Сежировой Долинке. Еще пару десятков шагов.
  - Какие странные названия!
  - Не я выдумала.
  Шептали и крались вдоль поваленных деревьев, вывернутых пней, а сосны и дубки таинственно шумели вверху.
  - Можешь полакомиться земляникой, здесь она удивительно сладкая, - Полеля первая подала пример.
  Они набрали по горсти душистых, с ноготок ягод, набили ими рты, а затем свернули в заросли папоротника. Здесь тропка вдруг опять уклонилась долу, Любояр от неожиданности поскользнулся и съехал туда на спине. Когда смеющаяся Полеля его догнала, он уже стал на ноги и с удивлением разглядывал небольшой золотистый цветок - примятый Любояром, он на глазах выпрямлял стебель и раскрывал лепестки.
  - Я никогда не видел, чтобы папоротник цвел, - удивился Любояр. - Это и есть Сежирова Долинка?
  - Да, - Полеля вдруг поежилась. - Ты много чего не видел. И я тоже. Не трогай его.
  - Почему?
  - Говорят, что такие цветы открывают клады.
  - Значит, найдем клад!
  - Ой, не спеши! У каждого клада есть сторож, знаешь?
  - Слышал... от деда.
  - И дед тебя не предупреждал?
  - Но клад же! Разве мы не его собирались найти?
  - Не трогай - превратится в черепки. И твоя рука вместе с ним.
  Любояр отдернул руку.
  - Сказки!
  - Говорю - сторож есть у каждого клада.
  - Но ведь со сторожем можно договориться?
  - Ой, есть страшные сторожа, требуют ужасную цену. Давай сегодня только посмотрим на цветок.
  - Но еще один появится только через год!
  - Нет, не трогай...
  ...Преслава открыла глаза и бездумно обвела взглядом кусочек темного неба с несколькими золотистыми и красноватыми звездочками. Караван, судя по всему, опять миновал какой-то городок. И хотя небо искрилось звездами, а месяц лил на землю серебристое сияние, но среди стен, заборов и крыш царил глубокий мрак. Казалось, лунный и звездный свет для того только и существовал, чтобы еще больше оттенить тьму.
  Там и сям стояли дома с высокими крышами, а тут же рядом с ними - домики плоские, словно короба, в которых возят зерно. Поблескивала трава на незастроенных пространствах, кое-где там чернели заборы, за которым лежала груды чего-то темного и светлого, может быть, приготовленные для стройки камни и отесанные бревна. Вот как будто засветились низенькие выбеленные хатки, а над плетёными заборами выглядывали призрачные от белых цветов верхушки деревьев.
  "Цветок, да, цветок, - подумала бывшая Полеля. - Больше мы туда не ходили, меня через год сосватали. Существуют ли на самом деле Змеева Спина и Сежирова Долинка, или я их выдумала, чтобы подурачить Любояра? Не помню, но теперь смогу спросить. Ай, о чем я думаю? Выбросить все это из головы! Еще день дороги, и у меня будет столько забот, что сторожа Купальских кладов покажутся мне Поладами и Лепками..."
  
  Глава 11
  
  Тем временем в охотничьем дворце Друджина все делали вид, что о послах, которые приехали за невестой, никто не знает. А ведь они ночевали на большом постоялом дворе за рекой, и туда несколько раз наезжали доверенные люди короля, чтобы договориться о последних мелочах церемонии.
  Но когда утром иностранцы миновали мост и выстроились на широкой дороге для торжественного шествия, казалось, что их появление подобно грому среди ясного неба. Для людей, которые сбегались с полей и лугов, так и было. Они стояли вдоль дороги и шумно переговаривались, что им не случалось видеть более пышного каравана.
  Впереди важно ехали верхом глашатаи с трубами и рогами. Их атласная одежда и сбруя лошадей сверкали серебряными и стеклянными украшениями.
  За ними, чтобы заставить все шествие двигаться медленно и торжественно, шли лучники в красных и синих полукафтаньях и коротких плащах с серебряными узорами и застежками из самоцветных камней, покачивали лебяжьими перьями на отороченных куньим мехом шапках.
  За ними ехала посольская охрана в голубых с красным кафтанах, в руках длинные копья, блестящие шлемы с низко спускавшимися забралами, на поясах мечи с богато украшенными рукоятями и ножнами, кони под вышитыми шелком и бисером попонами и чепраками.
  Шествие завершали послы, ослепляли простодушных селян роскошью одежд и статностью коней. Вот уж где можно было насмотреться на кружева, банты, драгоценные камни и золотое шитье. Даже конская сбруя сверкала золотом. Главный посол, который по доверенности должен был выступать во всех обрядах в роли жениха, ехал, подбоченясь, с высокомерным видом, его лошадь вели под уздцы два телохранителя.
  Но, и это вызывало удивление и толки среди зевак, в караване, хотя он и ехал за невестой, не было женщин. Только самые осведомленные, из стоящих на обочине, важно сообщали остальным, что новобрачная королева возьмет с собой свой двор и только через несколько месяцев часть ее свиты вернется на родину.
  В то же самое время с противоположной стороны к охотничьему дворцу приближалась карета, сопровождаемая двумя десятками всадников. В ней безмятежно дремала девушка, но это были последние мгновения ее сладких грёз.
  - Проснитесь, моя госпожа, - услышала она знакомый и докучливый голос. - Проснитесь, мы уже почти приехали, и ваш государь-брат ждёт вас. Госпожа Златовла... я хотела сказать, Оленька... э-э-э... госпожа Александра, мы уже на месте!
  Принцесса, которую родные и близкие в глаза, а остальные - заглазно называли Златовлаской, наконец перенеслась из сказочных мест, по которым плутала во сне, и с изумлением открыла глаза. Рядом с ней в карете сидела пестунка ее и сестёр - Тэкля.
  - Как ты меня назвала? - капризно спросила принцесса.
  - Каюсь, госпожа Александра, по глупости, только по глупости оговорилась. Да больно уж вы красивы, глазки - как яхонты переливчатые, волосы - чисто червонное золото! - и Тэкля льстивым жестом поднесла к лицу Златовласки ручное зеркало в серебряной с янтарями оправе.
  - Убери, что мне за радость видеть свое сонное лицо, - оттолкнула ее руку принцесса и выглянула в окно кареты. С удовольствием заметила, что всадники свиты, как обычно все окружающие ее люди, смотрят на нее с восторгом. Но тут же лицо ее помрачнело.
  Последние несколько месяцев доставили принцессе Александре столько переживаний, сколько не набралось за всю прежнюю жизнь. Да, умерли мама, а потом отец, но такое в жизни происходило и у других. Да, была сиротой, но при любящем брате. Что бы ни случалось, что бы ни огорчало, всё можно было понять и объяснить.
  Но теперь брат собирался выдать ее за нелюбимого, и только из-за какой-то политической прихоти. Более того, король Круглого королевства ни шагу не мог сделать без советов и приказов Друджина, а значит она все так же будет несвободна. Тогда ради чего же ей жертвовать своей молодой жизнью? Или брат думает, что она по его примеру, не обращая внимания на мужа, станет искать развлечения на стороне? А как же честное имя их предков, о котором столько говорил отец?
  Предков?
  Александра вздрогнула, тихо рассмеялась и чуть не захлопала в ладоши. Замечательно, ведь она нашла способ сделать брак с кандидатом упрямого и бессердечного братца невозможным.
  - Скажи, Тэкля, где-то здесь находится Святыня Предков, не так ли?
  - Да, это Святыня Предков Что У Реки, - удивленно ответила пестунка.
  - Тогда отвезите меня туда! И побыстрее!
  - Но ваш брат-король... но послы... но это платье недостаточно...
  - Мой брат-король подождет, и послы никуда не денутся. Мне повторять дважды?
  Тэкля, кучер и свита подчинились.
  Это и был тот самый способ: скрыться в одной из святынь. Никто, даже король, не имеет права войти в такое священное место или забрать оттуда того, кому дали там убежище. И даже король не станет мстить святыне за то, что его сестре захотелось посвятить себя служению предкам. А там она посмотрит, это ведь не навсегда, редко, кто остаётся в святынях надолго. Именно поэтому всегда есть места для желающих.
  Она торопила кучера, и карета вскоре оказалась перед Святыней Предков Что У Реки - строгим, но лёгким на вид, словно взмывающим ввысь строением из тёплого камня. Разноцветные витражи окон, стрельчатые купола.
  Александра с достоинством спустилась на землю, знала, что из Святыни за ней кто-нибудь да наблюдает. Массивные резные двери туда были приоткрыты, звали путников зайти и склонить голову перед душами и памятью давно ушедших. Изображения Предков - скульптуры из дерева, мрамора и терракоты, портреты выбитые на медных и бронзовых пластинах, нарисованные на деревянных досках и холстах - покрывали все стены. Отец особенно почитал именно эту святыню и рассказывал, что когда их далекие предки прибыли в эти места, то три воза были нагружены святыми реликвиями, а два десятка человек наблюдали за тем, чтобы все они добрались до конца пути в целости и сохранности.
  И вот на дрожащих от волнения и почтения ногах принцесса вошла в двери и направилась к служительнице, которая, скрестив руки на груди, стояла под изображением Первого Владыки.
  - Светлая память светлым душам, - шепнула Александра, склонив голову. - Но я... по делу.
  - За святыней, госпожа принцесса, увидите дом, постучите в белую дверь.
  Так она и сделала. Через несколько минут оказалась в скромном кабинете Старшей Хранительницы, женщины возраста Тэкли в серебристом наряде, расшитом зелеными листьями. Та изумлённо посмотрела на принцессу. Видела сестру короля тут не раз, но всегда во время праздников, с родными и челядью, нарядно одетую. Однако сдержала чувства, любезно приветствовала ее и предложила кресло.
  - Чем обязана вашему приятному посещению? - спросила её. Не льстила, действительно чувствовала симпатию к этой красивой и всегда вежливой, хотя по слухам капризной, принцессе.
  - Я хотела бы служить Предкам в вашей святыне, - услышала шёпот в ответ.
  Не было в этом ничего странного, кроме... кроме бледности девушки и невероятного её волнения: лицо пошло пятнами, руки дрожали и мяли кружевной платочек, голос срывался. Александра и сама поразилась своему неудержимому желанию сию минуту и непременно разорвать ненавистную помолвку.
  - Почему вы хотите служить? - задала Старшая Хранительница формальный вопрос, хотя знала, что в таком душевном состоянии претенденток на служение в святыне не расспрашивают. Даже принцессе нельзя обижать Предков своими личными заботами и хлопотами. Но Александра не только принцесса, но и сирота, а в этом случае правила милосердны.
  - Почему? Такое моё призвание.
  - Замужем ли вы?
  - Нет, - Александра удивилась, разве это не известно Хранительнице? Но решила, что ей так полагается себя вести.
  - Обещала ли госпожа кому-нибудь свою руку?
  - Нет.
  - Посмотрите на меня, госпожа.
  - Да? - Александра подняла взгляд. - Что?
  - Мне очень жаль, но вы говорите неправду.
  - Я никому не обещала выйти за него замуж!
  - Но обещал ваш брат-государь.
  Принцесса побледнела, опустила голову, потом в гневе посмотрела Старшей Хранительнице прямо в глаза:
  - Брат, но не я!
  - Ваша мама была моей подругой, - мягко сказала Старшая Хранительница. - Ваш отец очень почитал эту святыню.
  - Я знаю, поэтому я здесь. Помогите мне.
  - Как?
  - Я уже сказала.
  - Не могу. Вы, госпожа, обручены, хотя и формально, конечно.
  - Вы же сами говорите - формально! А обручение... Если жениху так приспичило забрать меня в свои края, то пусть бы приехал, пусть бы пробыл здесь столько времени, чтобы невеста к нему привыкла! Дрянной трус и тряпка в руках моего брата. А брат, тоже хорош... Вежливые люди хотя бы спрашивают согласия!
  - Не нам с вами это решать, - сдержанно ответила Старшая Хранительница, потом опять смягчилась: - Вам сейчас очень не хватает матери, правда, госпожа?
  Принцесса вздохнула. Мама... Ласковая женщина, которая качала её на руках чаще, чем няньки, и этим удивляла придворных, не привыкших к таким экстравагантностям со стороны королев. Александра до сих пор помнила прикосновение её рук, тёплых и мягких, поцелуи, сказки и песенки. Странная королева угасла, когда ее маленькой Златовласке не было и шести лет, оставила пустоту, которую не заполнишь
  - Мама не позволила бы выдать меня замуж насильно!
  - Если бы ваши мама и отец были живы, жизнь ваша была бы другой, да. Понимаю, что вам это больно, однако я ничем помочь не могу - вы обручены. Вы должна подчиниться судьбе. Ваше предназначение - жизнь возле мужчины. Знаю, что трудно, понимаю ваш протест, но вы не можете противиться судьбе и королевскому договору.
  "Противиться судьбе и королевскому договору... Какая дура! - в ярости подумала Александра. - Ведь ей и святыне ничего не грозит, брат не посмеет даже возмутиться!"
  Но принцесса тут же вспомнила о своём высоком сане и попыталась взять себя в руки. Ей ответили, не дело унижаться дальше.
  - Знаю, что вы такая же гордая, как ваша мать, - продолжала Старшая Хранительница. - Верю однако, что ваше сердце не из камня. Полюбите, отдайте сердце мужчине. Только тогда будете счастливы.
  "Спасибо за банальный совет", - подумала принцесса, а вслух сказала:
  - Ну, что же, тогда я попрощаюсь.
  Уже садясь в карету, заметила как нахмурился и помрачнел день. На полпути к охотничьему дворцу начался дождь, сначала мелкий, словно из сита, потом частый и противный.
  Ну и прекрасно! Отличный день для ее свадьбы!
  
  Глава 12
  
  Принцесса Александра приказала кучеру миновать главные ворота в охотничий дворец. Зашла с заднего крыльца, переоделась в абы что, даже накрутила тюрбан на эти противные красивые волосы, потом буркнула через дверь теперь уже брату-королю, что послы подождут. Друджин не настаивал, впереди еще был целый день, а король и так еле уговорил сестру не устраивать на бракосочетании скандал - пощадить славное имя их предков.
  Александра уныло легла на диванчике и постаралась сдержать слезы. Нет уж, до рыданий она себя не допустит! Но сейчас она не готова даже говорить со слугами, а не то что мило улыбаться толпе.
  - Никого не допускать! Я сказала, никого!
  И все же через некоторое время услышала приглушённые голоса за дверями. Вопросительно подняла голову. В дверь поскреблись. Слуги знали ее нрав и если нарушили приказание, то по серьезному поводу.
  - Ну что там?
  В комнату заглянул юноша-челядинец:
  - Госпожа Александра, один из господ послов просит его принять.
  Она даже привстала с диванчика. Что-то невероятное: один из послов этой тряпки, ее жениха, все же смеет нарушить ее покой. Еще более странно - сумел уговорить слугу.
  - Войди... как тебя... Бакуня.
  - Служу госпоже Александре, - Бакуня плотно прикрыл за собой дверь и приблизился к принцессе. Такое его поведение окончательно уверило ее, что дело нечисто.
  - Я ведь приказала никого не допускать, - сказала она, небрежно глядя в окно. - Чем же этот человек обошел тебя, Бакуня?
  Парень оробел и начал запинаться:
  - Он дал мне слово... да, этот господин сказал, что вы не будете меня ругать... что вы будете довольны, если примете его.
  Ну и чудеса! Чтоб мужчина таких благородных кровей дал слово молодому простачку? Для этого должна быть очень серьезная причина. И все же принцесса не собиралась хоть как-то вмешиваться в устройство своего бракосочетания. Пиво наварил братец - вот и пусть пьет его сам до капли.
  - Я не приму этого господина, пошли его к государю королю.
  - Слушаюсь, госпожа Александра.
  Бакуня вышел, а принцесса сердито покачала головой. Принять этого нахала, когда она еще не пришла в себя после дерзких слов, сказанных ей Хранительницей? Когда ее лицо так и пылает румянцем стыда и досады! Александра вскочила с диванчика, машинально взглянула на себя в большое зеркало и... чуть было не закричала. В это самое время за дверью послышались голоса, один говорил громко и начальственно, а другой что-то тихо отвечал. Но не спор посла с Бакуней поразил и испугал Александру, нет, она их почти не слышала. Она смотрела в зеркало не веря тому, что видит. Даже потрогала свои волосы и щеки.
  Нет, это не сон! Тюрбан съехал набок, открывая блестящие тёмно-каштановые волосы. Но этого мало, они обрамляли бледное личико, а черные собольи брови подчёркивали сумрачность прищуренных глаз цвета медового пряника.
  Сумрачная, невеселая краса.
  "Я сошла с ума, - подумала Александра. - Я слишком сильно желала хоть чего-то, что помешало бы свадьбе, и у меня помутилось в голове, я начала бредить. Какой ужас!"
  Опять поправила тёмные кудряшки на лбу, поморгала длинными тёмными ресницами - и ущипнула себя за руку. Но если это и было помутнение сознания, то не проходящее: ничего меняться не собиралось.
  - Вот что, голубчик, - громкий голос за дверью был важный, но приятный, бархатистый такой баритон. - Если я уже поднялся по лестнице, то у меня нет никакого желания спускаться опять вниз. Почему я не могу подождать здесь? Я не какой-нибудь скороход или паж, чтобы томиться в коридорах!
  "Значит, что-то действительно серьезное, и нужно принять этого человека. Волосы я могу спрятать под тюрбан, вон - Бакуня ничего не заметил. Но глаза мне ни за что не спрятать... Ах, ну хотя бы на время аудиенции у посла потемнело бы в глазах! Но как же это все случилось, почему? Наверное там, в Святыне, я слишком сильно желала хоть чего-то, что помешало бы свадьбе, и Предки удружили мне..."
  Она беспомощно оглядывалась в поисках того, что помогло бы ей изменить внешность или просто спрятать лицо. "Вуаль? Почему бы и нет? Мало ли какие у нас здесь нравы? Но где, в каком шкафу среди привезенных вещей может лежать вуаль, я их никогда не носила... Ну вот что: если Предки решили таким странным образом помочь мне, то я не должна противиться их воле. Тёмные глаза? Тёмные волосы? Ну и давайте мне сюда этого посла, пусть любуется!"
  Александра отбросила тюрбан, стремительно подошла к двери и распахнула её, чуть не задев по лицу какого-то человека. Он отпрянул, сердито взглянул на неё. Молодой человек лет двадцати пяти, темноволосый, слегка смуглый, с серыми, немного выпуклыми глазами под резко изломанными бровями. Неожиданно твердая складка у полных губ. Короткая бородка, светлее, чем волосы, с рыжеватым отливом, как это иногда бывает у брюнетов. Синий с серебром наряд, небольшая шляпа с аметистовой брошью.
  Дверь чуть не стукнула его по носу, и он разозлился, но, посмотрев на принцессу, тут же забыл обо всём и с трудом сдержал возглас восторга. Александра почувствовала, что вот-вот привычно покраснеет от удовольствия, однако решила, что наглеца всё-таки следует поставить на место.
  - Итак, сударь, не припоминаю, чтобы удостаивала вас права присутствовать при моем переодевании, - сухо сказала она. - Тем не менее вы рветесь в мои комнаты!
  Его смуглые щёки немного потемнели, этот мужественный молодой человек покраснел от злости и досады. Правда, тут же изысканно поклонился, но Александра поспешила закрепить успех:
  - И прежде всего, с кем я говорю?
  - Моё имя - Нэд из Веллинга ...
  - Знаю, знаю, посол его величества государя Круглого королевства. И на этом основании вы ломитесь в мою дверь?
  Он вдруг улыбнулся:
  - Да, я посол, потому что только в этом качестве мог прибыть сюда. Но я и профессор Его Императорского Величества Университета, его императорское величество прислали меня к ее светлости принцессе Александре.
  "Это профессор, которого Друджин обещал мне выписать из Империи! Вот так удача! Хоть чем-то займусь в замшелом королевстве моего тряпки-жениха! И все же нужно сразу указать этому Нэду его место в моей свите".
  - Разве в империи молодые люди, пусть и профессора, не имеют привычки вежливо здороваться и приветствовать дам?
  Серые глаза Нэда сверкнули совсем не потому, что на них упал свет, на щеках заходили желваки. Но он опять поклонился, теперь уже сняв шляпу и описав ею полукруг в воздухе.
  - Извините, ваша светлость принцесса Александра, получилось не слишком удачно - сказал он тихо. - Хочу пожелать вам хорошо отдохнуть перед бракосочетанием.
  Показалось ей или в его голосе тоже мелькнула насмешливая нотка.
  - Спасибо, - снисходительно кивнула Александра. - И, как мой профессор, можете обращаться ко мне "госпожа". Но ученые занятия мы начнем послезавтра, в дороге...
  Нэд сделал жест, как бы прося разрешения ее перебить.
  - Что такое?
  - Я привёз письмо. Его нужно прочитать немедленно, - какой у него настойчивый, необычно приказной тон.
  - Давайте письмо и все-таки уходите. Как я уже сказала, занятия мы начнем послезавтра.
  Александра закрыла за ним дверь и несколько мгновений стояла прислонясь к ней. Этот нахальный профессор выказывал разные чувства, но только не удивление по поводу ее внешнего вида. Конечно, он никогда не видел ее и мог никогда не видеть ее портретов. А вот что делать с настоящими послами? Она опять решилась взглянуть в зеркало. Увы, на неё смотрела не прежняя Златовласка со сверкающими локонами и ярко-голубыми глазами, а всё та же - темноглазая и темноволосая.
  Но это дело братца Друджина. Он наварил пива - пусть пьёт!
  Александра уняла дрожь в руках, сломала печать на пакете, начала читать. И письмо показало ей, что этот день был поистине днем неожиданностей и сильных потрясений.
  Большую часть текста занимали формальные, хотя и многословные приветствие и прощание, а между ними в нескольких строчках его императорское величество безо всяких церемоний выражал сильное недоумение по поводу ее более чем странного решения выйти замуж, напоминал о брачном договоре, который заключил еще с ее покойным отцом, и предлагал своей невесте, принцессе Александре, немедленно, сей же час отправляться к жениху, то есть к нему, императору. Для этого ей придавалась свита из ста пятидесяти человек плюс профессор Нэд, который должен был выступать в роли доверенного секретаря невесты, и которого император настойчиво рекомендовал не считать слугой или обычным свитским.
  Принцесса с размаху села на диванчик и пробормотала: "Ну, Предки, это уж слишком!"
  
  Глава 13
  
  А братец Друджин уже входил в дверь и строго хмурился.
  - В чем дело, Златовласка? Мало того, что ты тянула с приездом, как могла, так я и вижу тебя не за уборами и нарядами. Где твои камеристки и дамы? Или ты думаешь устроить скандал в тот самый момент, когда тебе нужно идти к венцу?
  С изумлением понял, что сестра нисколько не досадует на его слова, что лицо ее кривится не от обиды. А еще через мгновение она звонко расхохоталась, придерживая руками на голове платок, который накинула при появлении брата:
  - Нужно идти к венцу? К венцу? С кем? Где? К венцу! Ха-ха-ха!
  Друджин опешил, у него мелькнула мысль, что Александра не в себе, затем, что она просто пьяна. А принцесса хохотала от души и только выговаривала иногда с трудом:
  - К венцу... С кем? К венцу...
  Король уже готов был позвать Тэклю, чтобы она разобралась в настроениях своей бывшей подопечной, дала ей нюхательную соль и другие дамские средства от излишнего возбуждения. Неожиданно почувствовал руку на своём плече и, ещё не оборачиваясь, знал, кто вошёл. Только один человек в королевстве мог позволить себе такую вольность прилюдно: дядя Слаус, брат покойного отца, князь Ламкий. Да, это был он: сухощавый, с удивительно тёмными для его возраста волосами и усами, свисавшими ниже подбородка. Друджин в раннем детстве иногда сидел на коленях дяди, слушал его интереснейшие рассказы и с восхищением гладил эти усы, мечтая, что и у него будут такие. Возмужав, в этом украшении разочаровался.
  - Приветствую тебя, дядя. Прости, что не встретил с надлежащими почестями, но ты сам виноват: не послал вперед гонца.
  - Я сам спешил, как гонец, боялся опоздать, - пробурчал князь Ламкий.
  - Вот видишь! - с укором сказал Друджин Александре. - Все спешат на твою свадьбу, а тебе и горя мало: сидишь в мятом платье, неприбранная и дерзишь, и хохочешь...
  Но дядя Слаус, не обращая на его слова внимания, быстро подошел к племяннице. Взгляд его рысьих глаз обежал комнату, и он тотчас заметил то, на что Друджин и не подумал обратить внимание: лист плотной бумаги с печатью и герб на печати.
  - Где посланец?
  - Он тебе нужен, дядя? - насторожилась Александра.
  - Вот именно, что нет! Меньше всего я желаю, чтобы он крутился где-то поблизости. Когда он приехал?
  - Он прибыл с послами, но на самом деле он профессор Его Императорского Величества Университета и...
  Дядя Слаус сделал знак рукой, быстро подошел к двери, выглянул из комнаты, запер дверь и только тогда тихо спросил:
  - Он так представился?
  - Да, его зовут Нэд из Веллинга.
  - О чем вы? - Друджин как всегда, когда не понимал, что происходит, по меньшей мере досадовал и начинал злиться. - Какой Нэд? Какой профессор? Что за комплоты за моей спиной?
  - Ни в коем случае не за твоей, - возразил дядя Слаус. - Это ты задумал тайное дело и не предупредил меня! И пока мы не поговорим, душа моя не будет на месте.
  - Послы уже приближаются, а эта дуреха еще не наряжена. Нельзя ли поговорить позже?
  - Кто из остальных твоих сестер легко согласиться выйти замуж сейчас?
  - Кто из... - Друджин даже развел руками, хотя был не склонен к чрезмерной жестикуляции. - Ты шутишь или хочешь намекнуть на что-то, чего я не понимаю?
  - Я прямолинеен как никогда. Златовласка получила письмо от императора, а тебе и горя мало?
  - Письмо от императора...
  - Перестань запинаться, прочти его и немедленно пошли за той из сестер своих, которая без возражений займет место Златовласки!
  Подчинившись приказу дяди Слауса, кажется и король готов был истерически расхохотаться вслед за сестрой, но взял себя в руки и быстро вышел из комнаты. А дядя Слаус опять запер дверь, всмотрелся в лицо Александры и сдернул платок с ее головы.
  - Давно это с тобой?
  - Не знаю, но перед приходом этого Нэда я посмотрела в зеркало и тогда... Ты знаешь, что со мной, дядя?
  - Догадываюсь.
  - А Друджин даже не заметил, что у меня глаза...
  - Ты стояла спиной к окну, против света, он был занят твоей свадьбой, а не твоим видом. И разве твой брат замечает что-то, пока ему не напишешь об этом большими буквами и не подсунешь под самый нос?
  - Но как же можно заменить меня в последний момент? Ведь контракт уже написан.
  - Контракт будут подписывать послезавтра, обручение - завтра, когда из столицы приедет королева, а сегодня только благословение и при этом все равно, кто стоит перед хранителем. Но ты и в самом деле позови своих женщин и нарядись: сестра невесты должна выглядеть только чуть хуже, чем она, - ухмыльнулся дядя Слаус.
  
  Глава 14
  
  Церемония началась в полдень. Гремели небольшие пушки и завывали трубы и рога, когда из дворца к ближнему Святилищу Меча и Неба потянулась людская река, состоящая из самых знатных придворных и магнатов королевства. Князь Ламкий и принцесса Александра вели невесту за братом-королем, свиту их составляли послы, один из них завтра должен был по доверенности выступить в роли жениха. Все было торжественно, чинно, очень пышно. А если кто-то и удивлялся, что вместо Златовласки в свадебном наряде шла принцесса Марилена, то держал свои недоумения при себе.
  В Святилище король сел в золоченое кресло под балдахином из узорчатой тафты, благородные господа заняли места, соответствующие рангу, люди попроще скромно теснились у дверей. Марилена, стоя перед Хранителем и его прислужниками, казалось, не принимала благословение, а уносилась от безудержной радости ввысь, под облака.
  Затем все той же дорогой и в том же порядке возвратились во дворец и после недолгого угощения, на котором подавали лёгкие вина, сладости и фрукты, разошлись, чтобы отдохнуть перед завтрашними, намного более сложными и долгими ритуалами.
  Правда, нужно было срочно изменить брачный контракт, но Друджин оставил эти хлопоты на канцлера.
  Сам же король спешил: в своих покоях, в дальней комнате его ждал дядя, с ним Александра.
  Друджин все же не был так невнимателен, чтобы хотя бы на церемонии не заметить, что сестра, которая с детства гордо выставляла напоказ свои чудесные волосы, на этот раз была в парике. Поэтому, увидев ее с темными волосами и рассмотрев наконец, что и глаза у нее теперь другого цвета, он удивился меньше, чем можно было ожидать.
  - Что происходит? Зачем ты это сделала? - он все еще думал, что это какой-то женский трюк, ведь эти создания помешаны на вечном изменении своей внешности.
  - Я ничего...
  - Погоди, детка, - перебил племянницу дядя Слаус. - Дело это странное, прямо скажем, диковинное и непонятное.
  - Что ты такое говоришь, дядя? - резко спросил Друджин. - Хватит ходить вокруг да около! Говори прямо!
  - Н-ну, не хотел вас оглушать, словно обухом. Хорошо, буду говорить прямо. Точнее, расскажу то, что знаю. Так вот, когда твоей матери, Друджин, пришёл срок рожать твою сестру, она и твой отец, а мой брат, с частью двора были в одном из своих приграничных лесных имений. Король часто выезжал на охоту, иногда на два-три дня, как ты помнишь, он брал тебя с собой. Королева оставалась во дворце, вышивала, ее развлекали певцы и комедианты. С ней были ее свита, челядинцы, а также я и моя жена - король на время своего краткого отсутствия именно нам доверял присмотр за двумя самыми дорогими ему жизнями. Две твоих старших сестры были тогда в столице.
  Слаус допил вино в своём бокале, прошёлся по комнате, потом опять сел и продолжил рассказ:
  - Король как раз уехал охотиться на оленей, когда почти ночью родилась твоя младшая сестра. Испуганная повитуха шепнула моей жене, что девочка очень слаба и еле дышит, но если поместить её в тёмной, отдельной комнате, то, может быть, ей станет лучше. Королеве об этом, конечно, не сказали, и она вскоре забылась тяжёлым сном. Свиту ее услали, чтобы не тревожить мать и ребенка, а трех женщин, которые помогали повитухе, и очень устали ещё вечером, моя жена отпустила отдыхать с условием, что через несколько часов они вернутся. Чтобы не заснуть, жена ходила по комнате, стараясь не шуметь. Изредка она прислушивалась к дыханию королевы. Иногда выходила в тёмную комнату, где поместили племянницу и кормилицу, подходила к колыбельке. Девочка лежала почти неподвижно, хотя ее не запеленала из-за слабости, и не плакала, а только еле слышно хрипела.
  Друджин и Александра не сводили с Слауса встревоженных взглядов. Он пожал плечами и вздохнул:
  - Было время между часом и двумя, самая глухая ночь. Моя жена опять зашла в соседнюю комнату. И вдруг поняла, что малышка не дышит. Кормилица спала, но теперь это было всё равно. Расстроенная жена позвала меня, мы зажгли в комнате светильник, и я убедился в печальном факте. Потом мы вернулись в нашу комнату и стали обсуждать, что же теперь делать? Как объявить о несчастье королеве? И вдруг раздался крик!
  - Кормилицы? - Друджин не выдержал напряжения и спросил, чтобы что-то сказать.
  - В первый момент нам это же пришло в голову, но крик-то был детский. Младенческий! Мы обмерли, боясь поверить в чудо, потом нам подумалось, как потом оказалось, одно и то же: что девочка потеряла сознание, а мы с перепугу и в волнении сочли её неживой. Потом услышали и голос королевы, она говорила: "Где моя дочка? Дайте мою дочку!" Её услышала одна из челядинок и прибежала, столкнувшись с нами в дверях...
  - А кормилица?
  - Эге! Самое удивительное, что среди всего этого шума кормилица спала, как каменная статуя! Моя жена взяла малышку на руки и радостно сказала твоей матери: "Не беспокойся, милая! Вот я несу её! Она плачет, потому что мокренькая". Жена вышла из неосвещённой комнаты и обомлела. В тех же пелёнках, в том же чепчике перед ней была не темноволосая и темноглазая вялая племянница, но сердито кричащая изо всех силёнок крохотная блондинка с голубыми глазками. Это была ты, Александра.
  - Вот почему ты говоришь только о матери Друджина, а не моей, - с обидой отозвалась Александра.
  - Не спеши, погоди! Разве мы не считали тебя родной нам?
  - Да, но...
  - Погоди, я сказал! - Слаус улыбнулся. - Чем огорчаться, лучше слушай дальше.
  Александра хотела сердито возразить, но любопытство пересилило, а Слаус продолжал:
  - Итак, внешность девочки изменилась. Но что могла сказать моя жена? Звать повитуху и доказывать измученной королеве, что её дочь не только умерла, но её ко всему ещё и подменили? Даже если бы жена решилась на такую жестокость, то повитуха могла не поддержать её. Не захотела бы вмешиваться в скандал.
  - Значит, я подменыш, - вздохнула Александра. Несмотря на потрясение от рассказа Слауса она помнила, что могла теперь не ехать к ненавистному тряпке-жениху! Но император - это другое дело, такую судьбу потерять обидно.
  - Глупости! Ты наша любимая племянница и сестра! Ты что же думаешь, я не рассказал всё брату? Рассказал! И он признал тебя. Сказал, что произошло чудо. И все мы так считали.
  - Но ведь кто-то мог...
  - Нет, детка, не мог, - твёрдо сказал Слаус. - О том, что произошло, знали только мы с женой. Повитуху мы довольно быстро отослали, а кормилица, как вы помните, спала, что называется, непробудно, даже булавками её кололи. И проснулась, когда её стали бить по щекам. Да ещё как бить!
  - Может быть, её опоили зельем?
  - Зачем? Чтобы забраться в комнату? Как? На окнах были закрытые ставни, под окнами стояла охрана. Нет, это было чудо.
  - Вот так и поверишь в сказки о феях, кидающих младенцев в печную трубу, - задумчиво сказал Друджин.
  - Ну, наша малышка была не в саже, а очень чистенькая и розовая, - усмехнулся Слаус. - А в остальном - да, без феи не обошлось. И раз чудо произошло тогда, то почему не теперь?
  - Но император? Он-то здесь причем?
  - А император, отец нынешнего, десять лет назад решил женить своего второго сына на Александре. Принцессе, как вы понимаете, выпала хорошая партия, но так как дети были еще малы, то будущий брак держали в секрете. Кто же знал, что твой жених, детка, вдруг станет наследником, а потом и императором? Король и королева не были уверены, что он не найдет себе другую невесту, и потому молчали. Молчали и мы с женой - из тех же соображений и по их просьбе.
  - Но вы молчали и после их смерти... Как вы могли так поступить, дядя?! - возмутился Друджин. - Ведь я же король и, оказывается, не знал самого важного в своем королевстве!
  - Мне казалось, что этот брак не состоится. И если помнишь, я просил тебя не устраивать брак Александры, не посоветовавшись со мной. Ты дал слово, ты дал слово не только ее брата, но и короля.
  Друджин вскочил и заходил по комнате.
  - Как же нам выбраться из создавшегося положения? - сердито спрашивал он. - Наверняка люди императора много раз видели Александру. Мы верим тебе, дядя, потому что знаем тебя, твою честность и твоё благородство. Но молодой император, говорят, очень подозрителен и недоверчив, он... - тут Друджин искоса взглянул на Александру и перебил сам себя, пробормотал: - Честно говоря, я бы не хотел отдавать ему сестру.
  Его слова возмутили принцессу. Последние несколько часов доставили ей столько переживаний, сколько не набралось за всю жизнь. Да, была сиротой, но при любящем брате. Да, умерли мама, а потом отец, но такое в жизни происходило у многих. Да, хотели выдать за нелюбимого, но из политических соображений, что тоже было разумно, хотя и неприятно. Что бы ни случалось, что бы ни огорчало, всё можно было понять и объяснить.
  Кроме тайны её рождения!
  Чудо? Пусть чудо, но у неё были добрая мама, отец, дядя, а брат-король не отказался оставаться братом и теперь. Но всё-таки... всё же... однако...
  Она привыкла к почитанию, к высокому званию, к тому, что она дочь короля и принцесса по праву рождения. Оказалось же, что ее "родители" поверили в чудо и признали её своей дочерью. Признали... Это доброта, это жалость, это... милость. Она не хочет быть принцессой из милости, она станет императрицей, тогда даже дядя и Друджин забудут о противном и злосчастном чуде!
  А волосы? Их можно сделать опять прежними, что за вопрос. Возможно, они не будут такими ослепительно красивыми, как раньше, но все же золотистыми, и императору не к чему будет придраться.
  
  Глава 15
  
  Тем временем дядя Слаус и Друджин все так же обменивались отрывистыми, малозначащими фразами, пытаясь найти выход из создавшегося положения.
  - Отказать мы не можем, - говорил дядя Слаус.
  - Но я ни за что не поверю, что люди императора не видели Александру, - говорил Друджин.
  - Посланец скоро придет хотя бы за тем, чтобы узнать ответ на письмо.
  - Но мы можем потянуть время.
  - Он захочет опять увидеть Александру, и мы не сможем ему это запретить.
  В дверь постучали. Друджин хотел сердито что-то сказать, но Александра перебила его:
  - Что нужно?
  В комнату почтительно заглянул Бакуня.
  - Этот человек... этот господин профессор Нэд хочет видеть вас, госпожа Александра.
  - Где он?
  - Внизу. Он очень просит принять его.
  - Тогда... пусть накроют стол для меня и этого господина в какой-нибудь из комнат. И... постойте... Куверты и блюда чтоб были на люттский манер! Вы хорошо поняли.
  Челядинец поклонился и повторил:
  - Куверты и блюда чтоб были на люттский манер, пресветлая принцесса.
  Друджин еле дождался ухода Бакуни:
  - Что ты задумала?
  - Я хочу есть, так почему мне не поговорить с ним за столом? А если тебя волнует цвет моих волос, то я надену парик. Почему нет?
  - Но глаза...
  Дядя Слаус поддержал Александру:
  - Действительно, почему нет? А глаза меняют цвет и у детей, и у взрослых. Если же ему нужна голубоглазка, то пусть забирает любую согласную девицу.
  Друджин только махнул рукой и ушел. Дядя Слаус подмигнул племяннице и последовал за ним. Принцесса опять накрутила на волосы тюрбан и позвала камеристок.
  Была уже почти полностью одета, когда ей доложили, что стол накрыт, и господин профессор ожидает ее. Она подождала еще немного, отослала своих женщин, надела парик и посмотрела в зеркало:
  - Ну, невеста императора, не зевай.
  И прошла в трапезную.
  Профессор нетерпеливо мерил шагами комнату. Александра сразу заметила, что он был простоволосым. Его непокрытая голова давала пищу к размышлениям. Благородные обнажали голову только приветствуя и прощаясь. Остальные - по множеству поводов. Сняв головной убор, профессор Нэд решил проблему своего отличия от слуг.
  - Спасибо за честь сидеть с госпожой принцессой за столом, - он замер на месте и почтительно, но с достоинством поклонился. - Если госпожа принцесса не возражает, я бы хотел поговорить о письме.
  - Если профессор Нэд не возражает, я бы хотела поесть, а потом говорить о письме, - в тон ему ответила Александра.
  - Подчиняюсь желанию госпожи принцессы, - он на пару пальцев наклонил подбородок, но по глазам было видно, что не слишком доволен.
  Они подошли к столу. Александра ожидала, что Нэд вежливо отодвинет ее стул, он же удивленно огляделся, как бы не понимая, куда делись челядинцы, и почему им не прислуживают. Глянул на принцессу, перевел взгляд на ее стул и явно растерялся. Понимал, конечно же, понимал, что должен сделать, но почему-то не очень ему это хотелось. Опять заиграли на скулах его желваки, потом, как и при первом разговоре с ней, Нэд взял себя в руки, подошел и, отодвинув стул, помог ей сесть.
  Обогнул стол и сел напротив. Был недоволен, что придётся обслуживать себя и Александру.
  Но потом его внимание привлекли столовые приборы и еда. Он даже не сдержал тихого возгласа удивления. Как видно этот профессор хорошо знал вкусы и нравы короля Друджина и ожидал увидеть жареную свинину, копчёную дичь, голубцы, пероги с перченым фаршем и квашеную капусту. И всё это в огромных мисах или на просторных блюдах.
  Отнюдь!
  Вазочки, тарелочки, мисочки были таких небольшие и настолько причудливых форм, что порадовали бы любого господина-элеганта. А в них профессор Нэд не нашёл бы ни капельки смальца или капустного россола. Нежные отварные цыплячьи грудки под белым соусом, улитки, запеченные в тесте, топлёное масло, постный бульон с сухариками, щучий и заячий паштеты, спаржа, бисквиты, лёгкое этрийское вино. Смешно было подстраиваться под вкусы какого-то профессора, но послан-то он был самим императором!
  Профессор быстро справился с удивлением и налил в свой бокал вина. С тревогой посмотрел на Александру, как видно не знал, должен ли предложить и ей. Принцесса покачала головой и налила себе воды, настоянной на цветах апельсина. Часто ела одна или с сестрами или с братом без прислуги, каждый брал или наливал себе сам. Профессор же, похоже, летал слишком высоко. Или в империи так принято?
  - На какие темы будут ваши лекции? - спросила она Нэда.
  - История империи и...
  - А что вы расскажете мне по истории?
  Нэд оторвался от еды и охотно стал говорить. Александра сначала слушала внимательно, надеясь узнать что-то новое. Он, однако, рассказывал о фактах, которые она знала, знал их всякий ребенок, если хоть немного учился. Наконец жестом прервала его, что ему, судя по взгляду, опять не понравилось.
  - Если вы собираетесь продолжать в том же духе, - сказала с лёгкой насмешкой, - то могли бы спокойно оставаться дома. Все это есть в книгах, по которым учат даже в простых школах.
  Он явно растерялся:
  - Госпожа принцесса хорошо знает историю империи?
  - Очень плохо, но ведь вы рассказываете самые начала. Лучше не будем терять время, а я спрошу у вас то, что мне интересно.
  - К вашим услугам.
  Она отметила это "к вашим услугам", а не "к услугам госпожи принцессы".
  - Я читала и мне говорили, что в империи очень странные обычаи. Якобы женихи бьют своих невест, а мужья - жен.
  - Ерунда! О, прошу прощения, я хотел сказать, что слухи неверны. Невест, женихов, так же, как мужей и жен, защищает закон.
  - И жених, даже если он очень высокого достоинства, не может поднять руку на невесту, да? Или всё же есть исключения?
  - Госпожа интересуется странными...
  Александра выпрямилась на стуле и строго посмотрела на него. Сразу стало понятно, что эта нежная красавица - не слабенькая девочка, а воспитана, как дочь короля.
  - Профессор Нэд, если вас прислали, чтобы вы уменьшили моё невежество, то отвечайте на вопросы ученицы!
  Он кивнул с очень довольным видом, только было непонятно: доволен он характером принцессы или её тягой к знаниям.
  - Госпожа права. Я отвечу. Да, есть случаи, когда закон не защищает жену.
  - Вот как? А невесту?
  - Закон всегда на стороне невесты, но не жены. Во-первых, если жена откажется исполнять супружеские обязанности, во-вторых, в случае супружеской измены мужу закон защищает жену только от посягательств на ее жизнь.
  - Значит ли это, что если ее заставили выйти замуж за незнакомого человека, то она должна относится к нему, как к мужу. Какой абсурд! Все решили за ее спиной, она никогда не видела жениха, за которого ее выдают, ничего к нему не чувствует...
  - Вы не должны так говорить.
  - Почему? У себя дома могу говорить всё, что считаю нужным. Женщина по природе слаба, её легко обидеть. Что же это за закон, который позволяет насилие и жестокость?
  - Я не готов к разговору на такую тему.
  - А я вижу, что ваш император мной просто-напросто пренебрегает, - сказала Александра, иронически улыбаясь. - Прислал мне учителя, с которым невозможно обсудить самые простые проблемы. Или он думает, что я глупа?
  - Не думает.
  - А зря. Вы не поверите, профессор Нэд, но я до сих пор не знала, кто мой жених.
  Нэд понимающе покивал:
  - От госпожи скрывали. Да, была такая договоренность.
  - Нет, не скрывали... точнее, да, скрывали до недавнего времени сам факт, что меня выдадут замуж.
  - До вашей свадьбы еще несколько месяцев, вы успеете познакомиться с женихом. У вас будет свой дворец, своя личная, только ваша личная резиденция.
  - Вот как? - протянула Александра.
  Ей стало спокойнее. Значит, вся эта спешка не означает, что её стремительно тащат под венец с чужим и не слишком добрым, по словам брата, человеком, а просто хотят, чтобы она жила поблизости от жениха. Вспомнила слова Старшей Хранительницы Святыни Предков Что У Реки: "Твоё предназначение - жизнь возле мужчины. Твоё сердце не из камня. Полюби, отдай сердце мужчине. Только тогда будешь счастлива". Любила ли Александра какого-нибудь мужчину? Ах, Друджин позаботился, чтобы поменьше находилась в мужском обществе. Только одного дядю встречала очень часто, было приятно с ним разговаривать, смеяться, шутить, он такой добрый и заботливый! Дядя Слаус заслужил её любовь и доверие. Но чем мог он помочь в ситуации, когда только её брак спасёт их семью от ненависти и мести императора?
  Как уже говорилось, нравы при дворе короля Друджина были просты и незатейливы. Хотя Александра принадлежала, как говорится, к вершине местного общества, но была простодушна и не испорчена лицемерием и подозрительностью. Поэтому не отдавала себе отчета, что профессор Нэд ни на миг не спускает с нее глаз, даже когда, казалось бы, не смотрит на нее. Наблюдал каждое ее движение, жест и взгляд. Даже когда вставал из-за стола и подавал соль и приправы, корзинку с хлебом, платок для вытирания рук. Заметила зато, что выполнял услуги как бы через силу, как будто перебарывая свое нежелание прислуживать ей за столом и предлагать блюда с едой. И всё-таки не возразил ни словом, как вежливый и культурный человек.
  Эта мелочь очень поправила ей настроение.
  - Вас кто-то расстроил сегодня, - вдруг сказал он.
  - Расстроил?
  - Вы были очень бледны и грустны при нашем первом разговоре. И сейчас не намного веселее. Скажите, кто виновник? Я прослежу, чтобы его постигло заслуженное наказание, - сообщил он важно.
  - Вы, профессор Нэд, вы его накажете?
  - Да, с той минуты, как я прибыл сюда, вы под покровительством его императорского величества. Вам полагаются особые знаки внимания со стороны окружающих, как придворной даме высшего ранга. Это было сообщено в первом послании, разве вы не читали? И я прослежу за этим!
  Хотя совсем недавно Александра мечтала именно об особых знаках внимания, ее не слишком обрадовало такое сообщение, меньше всего она хотела попасть под контроль этого странного профессора. Поэтому она кивнула, но сказала, может быть, резче и неосторожней, чем следовало:
  - Тогда, профессор Нэд, прежде всего вы должны покарать себя, потому что не оказываете мне надлежащего почтения. Между прочим, не только как невесте вашего императора, но и как сестре короля Друджина!
  Профессор Нэд встал, схватил свой стул и резким движением задвинул под стол, хотя судя по горящим глазам и кривящимся губам с удовольствием разбил бы его вдребезги о пол.
  - Как вы смеете? - скорее прошипел, чем спросил, он.
  - Госпожа принцесса, - сказала Александра.
  - Что-о-о?!
  - Говоря со мной, вы обязаны добавлять к своим словам по крайней мере обращение "госпожа принцесса", а еще лучше - "ваше высочество госпожа принцесса", - холодно объяснила она.
  
  Глава 16
  
  Удивительно, что ответ Александры так разозлил профессора. Он мерил ее взглядом, сжимая спинку стула и с трудом скрывая что-то очень похожее на гнев и ненависть. Обычно злые чувства и переживания искажают черты, делают человека уродливее, чем он есть. Этот же как будто зажёгся изнутри, порыв недобрых чувств сделал его демонически привлекательным. И в то же время он, казалось, вот-вот взорвётся потоком яростных и обидных слов.
  - Да кто вы такая, что имеете наглость обращаться со мной таким образом?
  Странно, сам же недавно обещал ей преданность и почтение. Или она его не так поняла?
  - Если бы я была злюкой, то сказала бы, что я - ваша будущая государыня, - усмехнулась Александра. - Ведь вы всего лишь профессор, хотя и императорского университета?
  - Вы, может быть, не будете моей государыней!
  - А я хотела бы никогда не иметь такого...
  Профессор Нэд вдруг сделал такой резкий жест, что принцесса замолчала. Он несколько мгновений смотрел на нее, потом как бы с облегчением спросил:
  - А-а, вот о чем госпожа принцесса говорит? Теперь понимаю, что придавал вашим словам другое значение. Вы думаете, что я простой человек из университета? Но я принадлежу к свите императора.
  В свою очередь его слова отрезвили Александру, словно окатили ведром воды и показали всё безрассудство её поведения. Пусть и остроумными, но колкостями она оскорбляет этого человека, а значит и императора, который его прислал. И чего ради ей нужно ссориться с этим странным посланцем? В то же время она подумала, какое такое "другое значение" могли иметь её слова для этого человека? Почему он вспылил, когда она назвала себя его будущей государыней? Нельзя позволять ему такие выходки.
  - Профессор Нэд, возьмите себя в руки, а то наломаете дров... или стульев. Хотя вы и свитский его императорского величества, но я - сестра короля!
  Теперь было видно, что профессор Нэд окончательно опомнился. Он оставил в покое злосчастный стул, поклонился Александре ниже, чем когда-либо до этого, и сказал:
  - Я вел себя недопустимо, извиняет меня только невнимание к письму нашего всемилостивейшего императора его невесты. Очень непривычно и неприятно, что вы не хотите о нем говорить. Разрешите сесть, госпожа принцесса.
  Его слова вызвали в душе Александры такую тревогу, что она невольно начала учиться хитрости и дипломатичности.
  - Садитесь, профессор Нэд, и будьте уверены, что я очень внимательно прочла письмо. И хотела бы поговорить о его императорском величестве.
  - То есть?..
  - Какой он?
  - Внешне? - прищурился профессор Нэд. - Он...
  - Нет, что он за человек?
  Профессор Нэд на некоторое время задумался, покрутил за ножку бокал с вином и сказал:
  - Прежде всего он справедливый. Мудрый, благородный, смелый.
  - Настоящая цитата из учебника истории.
  - И эта цитата, когда она будет в учебнике, не солжёт. Вы не верите, госпожа принцесса?
  - Верю.
  Александре смутилась. Действительно, почему незнакомый ей жених не мог обладать добродетелями правителя и воина? Потому что она не хочет за него замуж? Нелепость еще большая, чем вспышка профессора.
  - Да, я понимаю и охотно верю. Но есть же у него недостатки?
  - Да, есть. Он очень... - профессор замялся, подбирая слова. - Он немного... Он быстро гневается, и тогда ему лучше не возражать.
  - Он вспыльчивый? - уточнила Александра.
  Вздохнув, профессор Нэд развёл руками.
  - А если, - продолжала выспрашивать она, - кто-нибудь возразит?
  - Никто этого не делает.
  - Он такой жестокий и порывистый, что не владеет собой? Его боятся?
  Профессор Нэд опять развёл руками.
  - Скажите мне, - настаивала она. - Я ведь когда-нибудь за него выйду замуж и не знаю, чего ожидать. С лица, как говорится, воду не пить, а вот с человеком жить.
  - Вы мудры не по годам, но вам, его жене, нечего опасаться.
  - А другим? Слышала, что в столице даже женщин бросают в подземные камеры.
  - Послушайте меня, госпожа принцесса. Тут, у вас, тихая окраина мира, простая жизнь. Здесь ничтожно мало соблазнов и прегрешений... Не перебивайте, я очень прошу дать мне высказаться! В империи же, не говоря о ее столице, пересекаются многочисленные дороги, ежедневно встречается столько людей, сколько вы не насчитаете у вас... да что говорить! Там нужно править сильной рукой, если хочешь на своих землях спокойствия. Даже ближайшая родня не всегда одобряет его императорское величество, но всегда понимает.
  - А вы?
  - Что - я?
  - Вы одобряете? Понимаете?
  - Да, это так. Он бывает всяким, но не бойтесь: вас он не обидит. Он долго разговаривал со мной перед моим отъездом. Приказал беречь вас и оказывать вам...
  - Вы его оправдываете, профессор.
  - Не понял вас, госпожа принцесса?
  - Вы постоянно оправдываете его, а это уже плохо. Не нужно меня утешать любой ценой. Я понимаю, что ему... я ему безразлична. Если бы я его интересовала, он бы приехал сам.
  Профессор Нэд энергично покачал головой:
  - Не мог так поступить! До дня свадьбы вы не должны ночевать под одной крышей и оставаться с глазу на глаз.
  - Вы преувеличиваете, а, профессор Нэд? И очень преувеличиваете, - возразила Александра. Сердило её, что Нэд всячески пытался оправдать её жениха. - У нас тоже нравы не самые свободные, но всегда можно обеспечить компаньонок. И неужели вы думаете, что у нас не найдется второго дворца? А разговор даже при свидетелях все же лучше, чем безликий листок бумаги.
  - Но исключает приватность.
  - Но даёт возможность узнать взгляды и привычки. И... вот, например: а если бы мой жених выбрал себе девушку по соседству, которую знал с детства и сто раз говорил с ней?
  Профессор Нэд покачал головой и даже улыбнулся снисходительно, как будто Александра сказала кто знает какую глупость.
  - Невозможно. В законах империи говорится ясно, что невеста императора не может быть его подданной. Иначе он возвысит ее семью, а это недопустимо. Правит только одна династия!
  - И мой жених никогда не ухаживал за девушками-подданными.
  - Почему же нет? Ухаживал. Но ничего более.
  - Трудно поверить. Ни одного романа?
  Профессор Нэд изобразил смущение:
  - Романы, может быть, и были, но вне его владений. Поймите, не к его выгоде поднять какую-то знатную семью до своего уровня и сделать своими соперниками.
  "Просто страх", - чуть не съехидничала Александра, но вовремя прикусила язык.
  "Этот несчастный император живет в вечном страхе, как по слухам, так и по словам его посланца, - подумала она. - В каждом он видит претендента на его место. Поневоле станешь, как выразился профессор, "быстро гневаться"".
  А вслух она сказала:
  - Но почему всё-таки выбрали меня? Вы же сами признали, что у нас тишь и глушь. Объясните мне, как всё получилось?
  - А вы не знаете?
  Профессор Нэд откашлялся, некоторое время думал над ответом. Когда наконец, заговорил, голос его звучал не слишком уверенно:
  - Когда-то отец его императорского величества узнал, что дочь здешнего короля, то есть вашего отца, славится красотой и добродетелями. Вас превозносили до небес, хотя вы были еще ребенком. И нашему теперешнему государю было сказано, что если он должен жениться на незнакомке, то пусть это будет именно принцесса Александра, красивая и достойная.
  Она невольно пожала плечами:
  - Вы рассказываете мне сказку. Но жизнь с жестоким человеком вдали от тех, кто мог бы меня защитить, - не сказка.
  - Очень неосторожные слова, - усмехнулся профессор Нэд. - Вы очень красивы, но очень неосторожны. Я удивлен, что вам позволили говорить со мной наедине.
  - А вы слишком много себе позволяете...
  Александра вдруг поняла, что он откровенно смеется ей в глаза. Она уже хотела потребовать, чтобы этот нахал убирался вон, как дверь отворилась, и дядя Слаус начал говорить прямо с порога:
  - Мы все несколько удивлены вашим желанием скрыться под маской учителя принцессы, но тем не менее рады приветствовать...
  - Рады?! - ее собеседник опять вскочил.
  Все демоны, которых Александра видела в его глазах и угадывала в его злобном нутре, вырвались наружу с потоком слов и чередой гримас.
  - Рады?! Я тоже рад. Рад, что смогу предупредить императора о вашей подставной принцессе! Рад, что смогу рассказать ему о той оскорбительной шутке, которую вы сыграли с королем Круглого королевства и собираетесь повторить с нашим государем! Вы так дешево цените благосклонность могучего соседа? Уверяю вас, она немедленно и бесповоротно сменится презрением и враждой.
  И отшвырнув в сторону многострадальный стул, он выбежал вон, едва не столкнувшись с Друджином.
  - Что за крики и выходки позволяет себе этот профессоришко? - возмутился король. - Эй, кто-нибудь!
  - Нет, не нужно, - перебил его дядя Слаус и захлопнул дверь перед сбежавшимися челядинцами. - Успокойся и оставь его в покое. Надеюсь, Оленька, ты не наговорила ему слишком много глупостей?
  Брат и сестра в изумлении уставились на дядю. А он продолжал:
  - Впрочем, одна-две лишние насмешки роли уже не играют. У него богатая фантазия и талант злословия.
  - Ты так хорошо знаешь этого наглеца? - спросил Друджин. - И все-таки позволил ему безнаказанно...
  - Сынок, ты, как всегда, беспечен и неосторожен. Ты, как всегда, веришь на слово первому встречному только потому, что королю якобы не смеют лгать.
  - Да кто он такой, что я должен его опасаться? Какой-то...
  - Герцог Веллинг, младший брат императора. Он не слишком и притворялся, надо сказать, а ты не слишком интересовался "профессоришкой". В твоем тронном зале висит семейный портрет императорской фамилии, и герцог как будто сошел с него. Меня удивило такое сходство, я расспросил послов и отыскал среди наших людей нескольких, которые лично видели герцога. А тут как раз нашелся и посланец императора. Ему, к счастью, всего лишь дали сонного зелья.
  Друджин побледнел, что всегда означало у него высшую степень гнева.
  - Так этот наглец приехал сюда разнюхать о будущей невестке?
  - Ты должен признаться, что ему очень повезло.
  - Почему ты не дал мне его задержать? Я сейчас же...
  - Не глупи, неосторожное ты наше величество. Он не один и так просто в руки не дастся. Тебе мало хлопот с сестрой? Тогда готовься к новой напасти. Твоя королева по приглашению на княжение едет в Землю Ста Городов.
  - Вейя? - рассмеялся король. - Вейя будет княжить? Моя пугливая жёнушка вместо прежнего старого волка?
  - Забудь о Вейе, Друджин, теперь она зовется своим изначальным именем, она Преслава. Более того, ты забыл, что причиной вашего брака была вражда "старого волка" к ее отцу. "Старый волк" боялся даже его дочки и услал ее подальше. Он боялся их, потому что они были из его "волчьего" племени.
  
  Глава 17
  
  Пока бледный от гнева король, как говорится, переваривал последние новости, из-за окна, во дворе, послышался шум множества голосов и стук копыт. Это мог быть только приезд кого-то важного с большой свитой и челядью. Друджин, Слаус и Александра невольно забыли о приличной важности своего ранга и кинулись к окнам.
  Действительно во двор медленно въезжал караван. Впереди окруженный тремя главными хранителями святилищ, ехал Ставер, Главный Хранитель одного из самых почитаемых святилищ, а именно, Поднебесного Древа, в обычной для него аскетической черной одежде, на которой блестела только одна нагрудная цепь из серебристого металла. Позади следовали несколько хранителей и челядь.
  У короля уже было несколько словесных стычек с этим несгибаемым человеком, который противился нововведениям в верованиях и ритуалах, а тем более, появлению в королевстве новомодных святынь и закрытию по всяческим, часто надуманным, поводам святилищ.
  - Очень кстати! - зловеще рассмеялся Друджин. - Он прекрасно выбрал время.
  - А я вижу, что ты не очень-то рад встрече и охотно отложил бы разговор, - заметил Слаус.
  - Возможно. Поэтому я и не хочу давать повод думать, что увиливаю от разговора. Этому гордецу пора знать своем место в моем королевстве... или покинуть его.
  - Дворяне, рыцарство и некоторые магнаты были бы этим недовольны. А крестьяне и горожане...
  Друджин даже рассмеялся:
  - Что это тебе пришло в голову говорить о посполитстве?
  - За два года ты увеличил налоги с них в пять раз, по нраву тебе пришлось это имперское новшество. Но ведь ты дал им повод думать, что, напрямую платя королю налоги, они значат в королевстве больше, чем раньше. Повторяю, ты увеличил налоги с них в пять раз, а что дал взамен? И, как я догадываюсь, собираешься лишить их возможности посещать святилища...
  Король не сдержаться и так ударил кулаком столику для нарядных принадлежностей Александры, что ларцы с драгоценностями загудели, а хрустальные флаконы откликнулись замирающим звоном.
  - На то у меня и власть. Как я ею пользуюсь, в том я дам ответ перед равными себе и Предками, ни перед кем больше! Никто не властен над жизнью и смертью, сердцами и душами - только суд да я, и пусть радуются, что я оставил им хотя бы суд!
  Слаус тоже разгневался, но как человек более умудренный жизнью не стал испытывать свой гнев на бессловесной мебели, а попытался вразумить Друджина:
  - Вспомни, милостивый государь мой племянник, что в правление твоего троюродного прадеда Велеба Перенега, а нашего с твоим отцом внучатого кузена, от него отступились обиженные хранители святилищ, дворяне и владетельные магнаты. Тогда всему царствующему роду и их кровным и ближним родственникам пришлось уйти, а королю отречься. Для нашего с твоим отцом батюшки это была неслыханная удача, именно она дала тебе возможность править, а нам с твоими сестрами благоденствовать у твоего престола. Но это же заставляет нас помнить, что без поддержки святилищ, дворян и магнатов и даже - да-да! - посполитства королю не удержаться на престоле.
  - Посполитство... о них даже нелепо упоминать. Можновладцы и шляхта? Я найду себе новых дворян и посвящу в рыцарство тех, которые будут мне послушны. Я твердо держу власть и не отступлюсь от нее! Ни люди благородной крови, ни хранители святилищ и святынь, ни сродственники и свойственники не смеют идти против меня. Королевский меч и закон в моих и только моих руках!
  - Не так-то легко и быстро находятся новые опоры власти, - уговаривал Слаус. - К примеру, ты чуть было жестоко не оскорбил одного из наших лучших военачальников, полковника Штепана, только истинное чудо помешало тебе. А что делает в твоем дворце жена Хранителя Куража?
  - Тебе-то какое дело? - пробурчал Друджин и так поддал ногой табурет, что он ударился о противоположную стену и разлетелся в щепы. - Никому нет дела до того, кто живет в моих дворцах! Ты не смеешь попрекать меня, ты всего лишь князь, помни! И почему-то, говоря о бегстве Вейи, ты забыл сказать, что дети этого самого полковника Штепана сопровождают ее в поездке, а они, как-никак, мои подданные и разрешения у меня не спросили.
  Слаус многое мог бы ответить, например, что и в этом поступке своих подданных виноват прежде всего сам племянник-король, что многих он и только он толкает на путь измены и бунта. Предупреждения князя были бы вполне разумны, и еще несколько месяцев назад он продолжил бы уговоры, спорил бы, предлагал пути решения проблем...
  Но сегодня он только слегка пожал плечами, лицо его приняло самый невозмутимый вид. Александру, которая из слов старших сестер знала, что дядя прежде часто спорил с Друджином, да и сама присутствовала при двух подобных стычках, удивила и насторожила сдержанность князя, в ней принцессе почудилось то же, что недавно приходило в голову и ей: Друджин сам варит свое пиво, так пусть его и пьет в одиночестве.
  А король, спесиво подняв голову, вышел вон и направился в свою приемную. Как ему доложили по пути, Ставер уже ждал там один, его свита осталась в нижних комнатах.
  Чтобы попасть в королевскую приемную, нужно было пройти два коридорчика с дежурными челядинцами, и пустую комнату с сундуками и комодами, поэтому там можно было говорить, не боясь лишних ушей. Это была сравнительно маленькая, но пышно обставленная комната, предназначенная для приема почетнейших гостей. В ней стояли престольное кресло, заменявшее трон, над которым висели щиты и мечи, пол был устлан коврами, а вдоль стен - резные стулья, табуреты и скамьи с вышитыми подушками.
  Король увидел, что Главный Хранитель Святилища Поднебесного Древа стоит посредине: величавый, суровый, с печальным лицом. При взгляде на него Друджину опять вспомнился отец, что особенно разозлило его: "Этот Ставер, как и дядя, как и сестры, как и Кураж, считает себя равным мне, уж я знаю! Зря надеется, как и другие наглецы: я король и повелитель, а не деревянный идол, я крепко держу власть и не отступлюсь от нее!"
  Но если бы король мог прочитать мысли Ставера, то понял бы, что в очередной раз за последние несколько суток он получит урок мудрости и умения делать политику.
  На лице Ставера не было заметно ни задумчивости, ни рассеянности, оно было бесстрастно. Но мысли его текли непрерывным потоком: именно такие, какие должны были занимать сейчас короля.
  "Донесения... Донесения, письма, сообщения, доклады и еще раз донесения... И ни в одном из них ничего нет... Королю нужно серьёзно заняться шпионами".
  Если бы разведчики и соглядатаи короля слышали сейчас Ставера, то серьезно испугались бы за свою жизнь: Главный Хранитель Святилища Поднебесного Древа мало был знаком с жалостью и снисходительностью.
  Он был бледен той особой бледностью, какая бывает у тех, кто большую часть суток проводит при магическом освещении. С человеческой точки зрения (ведь люди принимали их за сообщество людей) возраст хранителей высшего ранга определить было трудно - вот и Ставер не выглядел стариком, но не казался и молодым. Лицо гладкое, без морщин, только в глазах немолодая усталость. В то же время, был он темноволос и энергичен, даже за столом, во время учёных занятий не мог спокойно сидеть, поминутно вскакивал, расхаживал взад и вперед, гоняя тени по стенам и бросая негромкие, отрывистые замечания своим мыслям.
  "Донесения из степей, донесения из лесов. То его видели на Кручах, то заметили в Старой Гати, опознали по приметам в Крутых Порогах, затем видели в Поморье. Сообщают даже о его появлении в столице. Клялись даже, что он прогуливался по улице какого-то поселка в Черногорье с гигантским троллем! В королевском зоологическом саду в обнимку с драконом его еще не видели, но это лишь вопрос времени, не так ли? Работнички!"
  Будь Ставер сейчас не у короля, а в своем кабинете, вскочил бы из-за стола, пробежался от окна к двери и назад, ударяя кулаком воздух.
  "Мы должны все выяснить. Первая наша задача - найти четкие ответы на все эти "как", "почему" и "где". Мы не можем допустить, чтобы каждый месяц исчезал какой-нибудь граф, князь или простой дворянин, не говоря уже о банкирах, а мы даже представления не имели бы, почему это происходит, и куда они все деваются. Ха, куда деваются? Боюсь, они появляются под знаменами неуловимого, двоящегося и троящегося Местивоя Перенега. А предпоследний из Сежиров погряз в тщеславии и любострастии! Ишь, смотрит на меня аки лев, уверен, что я буду требовать главенства над ним... "
  И когда Друджин притворно вежливо спросил Ставера: "Что привело вас ко мне, Главный Хранитель?", чтобы затем наброситься на него с угрозами, тот сказал:
  - Мы - вы, государь, ваш уважаемый дядя и я - удачно собрались здесь на торжества, чтобы дать отпор новой угрозе.
  Такой ответ ошеломил короля и лишил его повода для ругани.
  - Какой угрозе? - только и пробормотал он, чувствуя, что выглядит не самым умным и величественным образом. Но Ставеру было не до лишних церемоний.
  - Много лет мы жили спокойно и благополучно. Теперь этому пришёл конец. Зло зашевелилось, услышав зов мятежного Местивоя Перенега. Вы слышите, государь, - Перенега.
  - А, - Друджин, наконец, понял к чему ведет Ставер. - Этот так называемый претендент! Но былого Бунта больше нет, я правлю воссоединённой страной. Если Местивой так глуп, что открыто потребует престола, у меня есть чем ему ответить и стереть в порошок.
  - Победить мятежников в открытом бою - это не значит уничтожить зло. Я не вижу смысла в том, чтобы сразу кидаться в бой. В армии мятежного Перенега не просто какие-то там с бору по сосенке, а встречаются и великие духом и силой. На первый взгляд они такие же, как остальные, но сила их превышает силу десяти барсов, а дух сильнее духа нашего премудрого Первого Предка. Они могут быть менее и более могущественными, некоторые от нас побегут, а вот остальные не поддадутся. В них мятежный Перенег вложил всю свою злобу, упрямство и желание уничтожить то наше, что есть на свете. Хотя... если государь прикажет, я бездумно ринусь в бой!
  - Я слушаю вас, - вздохнул король, в очередной раз признавая мудрость Ставера. - Наверняка у вас есть козырь, о котором я не знаю.
  "Как он прост - этот Сежир! Как будто Перенег - самое большое зло. А его милая сестричка Оленька, которая наверняка готова в одной рубашке побежать к жениху-императору... Но все по порядку, Оленька не так умна, как Местивой".
  - Перенег не сам метит на трон, а поддерживает претендентку, - объяснил Ставер.
  - Какую такую претендентку?
  - Никто ничего не знает, кроме того, что заявил мятежный Перенег на одном из советов своего Полевого совета: у него есть претендентка из рода Болоревов.
  - Но Перенеги именно потому им когда-то наследовали, что Болоревы вымерли - все до единого!
  - Кто может быть в чем-то уверен? Но если вы, государь, спокойны, то я умываю руки - наши святилища при Перенегах будут пользоваться куда большим почтением. Страна, конечно, погрузится в разбрат и шатание, но...
  - Какой совет вы мне пришли дать? - Друджин протянул руку к Хранителю.
  Ставер оценил этот вынужденный жест доброй воли со стороны кичливого короля и поклонился:
  - Я всего лишь сделаю предположение. В бывшем Святилище Милостивого Солнца, которое по милости вашего батюшки прекратило свое существование в Старой Гати, была библиотека.
  - И что же?
  - Там хранилась якобы книга.
  - Поясните, что значит это "якобы".
  - Именно это я и хочу сделать. Нам нужно спешить: то, что вспомнил я, может вспомнить и кто-то из приближенных Местивоя Перенега.
  
  Глава 18
  
  Еще сегодня утром, когда Миладу разбудило щекотание солнечных зайчиков в носу, она и не подозревала о переменах в своей жизни. Хотя нет - сон. Тот самый, редкий сон.
  Ей было десять лет и она спала. Да, спала во сне, а когда проснулась, то гувернантка Светлена безмятежно посапывала на соседней кровати, за окнами гостиницы темнело усеянное звёздами небо тихой летней ночи. Сейчас очень поздно, потому что не слышно голосов и цокота лошадиных копыт. А уж свита точно храпит без задних ног. Спать бы и спать так сладко, как все они. Из-за чего же её тревожат такие странные видения? Да, отец вызвал их в столицу срочно и без объяснений.
  Да, столица королевства, по слухам, не самое безопасное и приятное место.
  Но ведь не всю жизнь сидеть в горном замке, пусть самом родном и привычном. И говорят, что страна не только обширна, не только протянулась на десятки дней пути с востока на запад и с севера на юг. Якобы другие её части, например, север и запад совсем не похожи на восточную её часть и столичные земли. Там, на севере и западе другие дома, другая одежда у людей, совсем другая жизнь. Да что там - рассказывают, что на западе каждый, кому не лень владеет магией и чудесными вещами и этих самых вещей там тьма-тьмущая и в домах и на улицах. Вот чудеса-то! Но и отец подтверждал это, а отец бывал везде.
  Ну, а на юге... нет, о юге известно мало, редко кто осмеливался отправляться в те края. И чаще всего такой смельчак бесследно исчезал: ни слуху, ни духу. Нехорошие земли на юге возле моря, и - опять-таки по слухам - там живут одни маги, только маги и никого больше там нет, кроме магов. И по воздуху они летают, как птицы, и сквозь стены проходят, и будущее с прошлым видят по желанию, а чудесные вещи для них так, ерунда, ну, как для Милады кольца на руках или кинжал в ножнах. Такое и представить невозможно, фантазии не хватает.
  Путешествие продолжалось две недели.
  Сначала дорожная карета и вооружённая охрана спускались серыми, величественными склонами. Страшные места! То и дело на караван из темных расселин выскакивали скальные барсы. Страшны они были тем, что мчались не по одному, а целой стаей. Убьют одну, вторую, пятую бестию, а пара таки прорвётся к путешественникам. Если бы не амулеты на карете и не палаши охраны, то не только ее стенки были бы исполосованы страшными когтями!
  Потом пересекли обширные пастбища, полные табунов коней, даже зимой добывавших траву из-под снега. Там уже не было оборотней, но по ночам в очаги гостиниц предусмотрительно кидали зелья-обереги, чтобы не пустить внутрь черных бескудов, у которых, если хватит смелости присмотреться к ним, морда змеи и раздвоенный язык-жало. Страшны они были не столько сами по себе, посылались своими хозяевами - холмниками.
  Но вот маленький караван остановился на небольшой возвышенности и рассматривали расстилающуюся перед ними мрачную картину зимнего утра.
  - Это Старая Гать. Здесь ты теперь будешь жить, детка.
  Светлена целовала ее, советовала быть смиренной... и в этот момент Милада всегда просыпалась.
  Как хорошо, что не пять лет назад в стуже и унынии!
  А сегодня...
  Было что-то волшебное в весеннем утре, тепле лучей, задорно играющих на черепичках, задорных песнях птиц, прерывистом шуме листьев. Первые цветы застенчиво выглядывали из травы или пугливо прижимались к голым веткам, которые покачивал душистый, прилетевший с луга ветерок. То и дело весенний хор заглушался людским гомоном и шумом.
  Так же, как природа пробудилась от ночного сна, так улицы Старой Гати заполнились громкими разговорами, тяжёлыми шагами, цоканьем копыт, семенящим постукиванием каблучков и прочим, прочим, прочим.
  Каждое утро, в шесть часов ставни дома напротив окошка комнатки Милады открывались полной женщиной в серо-коричневом платье и клетчатом фартуке.
  Она посмотрела направо, где обычно местный булочник искушал проходящих запахом свежевыпеченного хлеба - самым лучшим запахом на свете. Она посмотрела налево, где торговка рыбой привычно резким, как у пролетающих лебедей, голосом расхваливала свой товар. Но всё-таки день сегодня не такой, как всегда. Стены домов украсили флажками и лентами, балконы и веранды - гирляндами и цветами в горшках, отчего даже самая тёмная комната казалась светлее, и на стенах её играли и переливались разноцветные отблески. Танцующие цветные пятнышки бродили по детским личикам, будили их обладателей и выманивали на улицу ни свет ни заря.
  - Карнавал! Карнавал!
  - Завтра зеленый карнавал, ур-р-р-ра!
  - Побежали посмотрим, как делают сцену, мой папка там работает!
  - А зачем сцена?
  - Приедут артисты! Знаешь, такие, бродячие!
  Да, предвкушался сказочный день. Радостное время развлечений, забавных сплетен и смеха.
  Тёплый ветер поиграл клетчатым фартушком пробегавшей девушки, растрепал волосы и погладил разгорячённые детские лица и вдруг - наткнулся на невидимую преграду в стене мансарды под крышей самого большого и красивого дома в округе. Закрытое окно?! В такое утро?! Ветер нетерпеливо застучал в стекло, и рама, словно под его напором, отворилась внутрь комнаты. Юная особа с апельсиново-рыжими волосами и забавными созвездиями веснушек на лице выглянула, а когда ветер шутливо пощекотал ей в носу, громко чихнула и засмеялась.
  - Доброе утро, Милада! - крикнула ей женщина.
  - Милада, привет! - прокричали ребятишки.
  Она улыбнулась им, прокричала приветствие в ответ и ушла в комнату, где её сразу окружила суровость и скудость. Узкая девичья кровать, засланная розовым, слегка пожелтевшим от старости покрывалом. Маленький столик для долгих ночных зубрёжек над книжками, записывания комментариев к трудам Хранителей или облокачивания в задумчивости. Больше в комнате не было ничего. Конечно, в одном углу на побеленной стене висели все три платья Милады, а остальные вещи хранились в двух деревянных ящиках, которые выполняли и роли стульев, или на подоконнике. Даже печки в комнате не было, обогревалась она печной трубой с нижних этажей.
  Сегодня, как и всегда, Милада утонула в одном из платьев, тёмно-зелёном, немного напоминающем мешок с рукавами. Широкие рукава с узкими манжетами скрывали её худенькие руки, из-под подола выглядывали только носки башмаков. Обычный наряд воспитанницы в приюте благодетеля Деляна, который размещался на третьем этаже его старого дома, где раньше жили слуги. Милада подняла тяжёлые волосы и, уложив их в узел, спрятала под золотистую сетку, которая явно проигрывала в блеске роскоши рыжих локонов. Но благодетель Делян запрещает носить волосы свободно или красиво их укладывать, он любит скромность. По этой же причине Милада только украдкой заглянула в маленькое зеркальце и тут же спрятала его под плоскую подушку.
  Потом подошла к двери и увидела подсунутый под неё, сложенный вдвое лист бумаги.
  - О, Карина уже была здесь!
  Каждое сообщение, оставленное маленькой и пронырливой Кариной, было равнозначно приказу госпожи Чаруши. Ко всему прочему начинался период карнавала, то есть список обязанностей увеличивался вдвое. Милада неохотно прочитала пункты, с каждым следующим попадая во всё более ленивое настроение. Почему именно она должна осматривать городок и замечать непорядки? Сегодня ей придётся несколько часов чистить в библиотеке старые книги, хотя на них пыль именно потому, что они не нужны никому. А рапорт осмотра нужно сдать в полдень. Как она осмотрит к этому времени городок, разве что с крыши? Или пожертвовать завтраком? Ну уж нет!!
  С грохотом она выскочила из комнаты, быстрой рысью устремляясь по коридору и машинально узнавая каждый его изгиб или нишу с каменным изображением Деляна, держащего в руках меч и блюдо с плодами. Отлично помнила, как когда-то приходила от всего этого в восторг, экстаз. А теперь каждый раз, когда смотрела на статуэтку, ей казалось, что Делян пытается удержать блюдо на острие меча. Только это ещё развлекало. Остальное - рутина и монотонность. А если честно - скука. Больше всего не любила скуки и монотонности. Сама она славилась непредсказуемостью, а такие живые характеры здесь не приветствовались. Хотя сквозь зубы её и хвалили за исполнительность.
  Уже видела двери, за которыми остальные ожидали её большого входа запоздавшего гостя. Последний глубокий вдох: "Будь, что будет!" - и открыла дверь.
  Как и предчувствовала, несколько пар глаз просверлили её насквозь. Почти могла читать сердитые мысли, клубились в помещении, как тучи, а между ними сверкали суровые молнии пожилой Чаруши. Чаруша ещё припомнит Миладе дидактические и этические последствия её опоздания.
  - Что в этот раз тебя задержало, Милада? Не могла открыть дверь или ты не голодна? - неулыбчивое лицо Чаруши напоминало лицо благодетеля в нишах, как будто и она покрылась камнем.
  Нотации Чаруша любила. В отличие от сухих ответов на важные вопросы, когда в подробности не вдавалась. Не говоря уже о бытовых разговорах. О нет! Чаруша не признавала "бессмысленной и бесцельной болтовни". Неважно, где и когда, но полагалось быть пунктуальными, сдержанными и послушными. Послушными ей, Чаруше. Иначе - наказание: скучная или утомительная работа. В некоторых отношениях была нечеловечески досадна.
  - Когда, в конце концов, станешь серьёзной? Тебе уже скоро пятнадцать, а ты ведёшь себя по-ребячьи. Не могу понять, как так происходит, что твои "сёстры" успевают вовремя добраться в нужное место, но вынуждены тебя ждать!
  Но Милада видела на этом каменном лице и сочувствие, и нежность. Например в тот морозный день, когда среди снежной метели в тяжёлую дверь постучали ручки десятилетней девочки. Чаруша ласково обняла её, дала горячего молока и ломоть яблочного пирога, а потом уложила в постель и заботливо подоткнула одеяло. Тогда, пять лет назад, наслаждаясь сытостью и теплом, Милада пообещала себе, что никогда не забудет Чарушу и всегда будет ей послушна.
  - Ты должна приучиться быть организованней, поэтому завтра после обеда останешься и помоешь посуду.
  Милада только кивнула.
  - Можешь сесть, - Чаруша жестом указала на её место.
  Могло быть хуже. Садясь за стол, глянула на других, те сидели молча, занятые своими мыслями или едой: разговоры в такое время считались большой бестактностью и недостатком воспитания. Миладе такой этикет не мешал, не разговаривая, могла проглотить больше. Обожала есть, а своим любимым местом считала кухню, любила бурление в кастрюлях, шипение на сковородках и упоительные запахи. Когда была маленькой, часто пряталась в кухонный шкафчик и смотрела, как поварихи режут овощи, отбивают мясо, просеивают муку. Увы, воспитанницы ели только два раза в день. Поэтому, когда никто не видел, любила ночью стащить что-то вкусное. Не потому что голодала. Просто нравился ей сам процесс еды. Что самое странное, по ней, невысокой и хрупкой, этого никто не сказал бы. Ох, вот было бы страшно, если бы её застукали на горячем: видеть испуганные лица и холодное неодобрение Чаруши! К счастью никто не раскрыл её ночных похождений.
  Но сегодня меню Миладе совершенно не нравилось: сколько можно заталкивать в себя картошку и молоко? Если так дальше пойдёт, то она все ночи будет проводить на кухне.
  - Я надеюсь, что вы помните свои обязанности, - холодный голос Чаруши отвлёк Миладу от её планов. - Завтра начнётся большой праздник, поэтому хочу, чтобы всё было в полном порядке. Милада, разве ты не должна сейчас находиться в библиотеке? Посмотри который час! Вот ключи, а тряпки и щётка за дверью. Благодетель прислал курьера и может в любой момент посетить нас.
  "Я чуть не подавилась, чтобы всюду успеть, а она ещё и подгоняет! И вот кому я обязана дополнительной работой - этому твердокаменному Деляну! Так ли уж хороши курьеры? Есть ли места, где их нет? Как же спокойно там живут!"
  Милада выскочила из-за стола, не подозревая, что над верхней губой у неё остались "усы" от молока. Низко поклонилась Чаруше и поспешила к двери, слыша за спиной:
  - Разрешаю тебе сегодня поработать в библиотеке только час, но постарайся, чтобы она выглядела аккуратно. Господин наш благодетель специально это подчеркнул. И я хотела бы, чтобы опоздания не повторялись, иначе буду ежедневно посылать Карину, чтобы будила тебя на полчаса раньше.
  Милада пулей выскочила в коридор, боясь, что Чаруша передумает.
  
  Глава 19
  
  В библиотеку ближе всего было по открытой террасе, которая тянулась вдоль всего этажа. Ну, не то чтобы ближе... даже совсем не ближе, но на улице так солнечно и приятно шумно. Хорошо, что Чаруша разрешила ей уйти уже через час!
  Торопливо шагая по террасе, Милада с удовольствием прислушивалась.
  - Хотуль! Иди и помоги мне с этими вёдрами!
  - Что ты говоришь?
  - Я не могу их все унести!
  - Я не слышу ничего из-за шума!
  - Помоги мне донести вёдра!
  - Что ты сказал, повтори?
  - Уже сто раз говорил и повторяю сто первый! Помоги мне с вёдрами!
  - Свихнулся мужик? Женщину просит тащить вёдра! Два раза сходи, а я должна детей одеть!
  - Хе-хе, так я и поверил! Наверное, уже час наряжаешься, а я тут...
  Миладе очень хотелось узнать, чем же закончится перепалка внизу, но терраса повернула за угол дома, во двор. Невольно и в который раз девушка восхитилась цветущими кустами и деревьями, странными скульптурами, фонтаном, каменными дорожками. Воспитанниц туда пускали только для работы: убирать срезанные нанятым подёнщиком ветки, подметать дорожки, выпалывать сорняки, срезать цветы для букетов, кормить разноцветных рыбок в фонтане, прибирать в беседке из сероватого камня... да мало ли? Но Милада была рада любому поводу побывать в таком чудесном месте.
  Бормоча: "Почему у меня больше всех противных обязанностей?" - она дошла до дверей в библиотеку, точнее, входа в ту её часть, которой никому не позволялось пользоваться. Ключ с неприятным скрежетом повернулся в замке, дверь отворилась, и Милада уткнулась лицом в паутину. Пришлось с порога пустить в ход щётку, чтобы снять паучьи сети. Поймать их упитанного хозяина не удалось, так что в следующий приход всё может повториться. Но, может быть, тогда уже это будет не она?
  Подойдя к первому шкафу и глядя на запылённые стёкла, Милада покачала головой и не удержалась от ворчания:
  - Похоже, что никто здесь не был со времён прошлого приезда хозяина. Ох, если бы я знала, то попросила бы большущий фартук! Ну, что ж, начнём.
  Она старательно протёрла шкаф со всех сторон и уже хотела перейти ко второму, как вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль: "А ведь пыль на шкафу и сверху. Ещё сколько! Конечно, вряд ли благодетель полезет на шкаф. Но туда запросто может заглянуть Чаруша! Ну и работа! Где-то здесь должна быть лестница, ведь иначе до книг на верхних полках не достать". Милада огляделась и, действительно, возле одного из шкафов увидела складную лестницу. Через несколько минут девушка взобралась наверх и уже протянула руку с тряпкой, как вдруг увидела на шкафу запылённую книгу.
  "Ну, что ещё такое? Оставить её на месте? А если книгу забыли? Вдруг она понадобится благодетелю, и меня отругают? Нет, я вытру её и положу на подоконник. Ох, похоже она вся пропиталась пылью!"
  Милада спустилась вниз, подошла к окну и старательно вытерла кожаный переплёт книги, но из неё выпал листок.
  "Ой! Этого не хватало! Ещё скажут, что я её порвала!"
  Она стала приглядываться к книге, но та выглядела абсолютно целой.
  "Может быть, на листе есть номер страницы? - Милада присмотрелась к выцветшим, иногда почти пропавшим строчкам на пожелтевшей бумаге. - Вот беда, ничего такого нет!" Она машинально прочитала первые несколько слов:
  "...был такой великолепный... я приходил ежедневно, наслаждаясь видом..." - и заинтересовалась.
  "...к моей радости становился всё больше, сильнее... скоро уже мир увидит его... Это уже сегодня... сказал, что для меня у него сюрприз, что не мог дождаться... наградит меня за верную службу. Хорошо, что его нашёл, иначе бы умер, исчез... а теперь, благодаря мне, живёт, живёт! Змак жемчужный, змак серебряный золотой с глазами из смарагда поможет... Остальное только вопрос времени. Подарил мне перстень с красным камнем, якобы магический... У меня впечатление, что все за мной наблюдают... шайка глупцов, не получите его! Все погибнете, а он... и пожирающий всё огонь... И только змак жемчужный..."
  - Ой, как интересно! - пробормотала Милада. - Это роман. Приключения!
  А так как романы к ней в руки попадали нечасто, то она отложила листок и открыла книгу сначала, но... это было какое-то научное сочинение. И только теперь Милада сообразила, что текст на листке рукописный. Это чьи-то записи. Странные, загадочные, из них прямо-таки сочились восторг, ненависть и презрение.
  Но когда она попыталась положить книгу опять на шкаф, та выскользнула из её дрожащих от волнения пальцев и со стуком упала на пол, отлетев на самую середину помещения. И как это часто бывает в таких случаях книга не просто "раззявилась", а развалилась почти до корешка на две половины. Первым порывом Милады было открыть какой-нибудь шкаф и затолкать несчастную книгу как можно подальше. Но взяв её в руки, она вдруг увидела в пространстве между корешком и листами маленький предмет. Серая коробочка!
  Похожие на неё Милада видела в ювелирной лавке, куда изредка приходила полюбоваться украшениями. Старик-ювелир дружелюбно относился к вежливой и весёлой девушке, которая напоминала ему уехавшую дочку, а Милада расспрашивала его о разных драгоценных камнях и о том, как делают украшения. В их городке, конечно, находились покупатели, но вот поговорить со вкусом о его работе желающих почти не бывало.
  Так вот, в таких коробочках, только ярких цветов, ювелир продавал кольца и перстни. И Милада не удивилась, когда в найденной коробочке обнаружила перстень из тускло-серого металла, надетый на простую латунную цепочку, как будто его носили не на пальце, а на шее. Но её поразило до дрожи, что перстень оказался с красным камнем, который, когда на него упали лучи солнца, вдруг принял тёмно-вишнёвый цвет, цвет голубиной крови.
  Такое не может быть совпадением: коробочка с перстнем, спрятанная в корешке книги, - и слова на загадочном листке который вложен в эту же книгу: "Подарил мне перстень с красным камнем, якобы магический"!
  Милада не устояла перед соблазном и надела цепочку с перстнем на шею, ведь под платьем-мешком их совсем не было видно. В конце концов Делян сам виноват, что разбрасывается магическими перстнями. Да и не знает он ничего ни о листке, ни о коробочке, ни о её содержимом. Суровый, противный, надутый благодетель, заставляющий своих воспитанниц шпионить за горожанами.
  Она обойдет городок, но ничего не найдет... даже если найдет. Вот!
  На улице и площади всё кипело от гомона разговоров и детских весёлых криков, люди спешили во все стороны. Кое-кто, судя по раздражённому виду, уже устал от предпраздничной суматохи, зато другие явно наслаждались непривычным оживлением. Много зевак толпилось возле уже готовых подмостков. Все с интересом следили, как укрепляют задник, кулисы и занавес, из-за которых вечером на сцену будут выходить драконы в матерчатых шкурах и принцессы с коронами, оклеенными золотистой бумагой.
  Милада с удовольствием наблюдала за соседями и прохожими. Торговка рыбой кокетничала с поставщиком-рыбаком и шутливо грозила, что перейдёт на морскую рыбу с далёкого побережья. Рыбак с улыбкой отвечал:
  - Море морем, но моя рыбка только что из чистейшего озера. А та, ихняя, ещё неизвестно какими вредными медузами питается!
  Муж и жена, которые час назад кричали друг другу что-то о вёдрах, уже чинно прогуливались по площади, держа детей за руки. У малышей был слишком умытый, нарядный и от этого растерянный вид.
  Но Миладе пора приниматься за дело, а именно, обойти хотя бы часть города и предложить услуги "сестёр" из приюта Деляна в предпраздничной уборке, украшении домов, присмотре за детьми, пока их родители будут веселиться, и тому подобном. В общем-то Милада знала, где может понадобиться помощь и шла не наугад. Прежде всего, булочная. Конечно, такое серьёзное дело, как выпечка и украшение изделий, "сестрам" не доверят. А вот месить тесто и разносить готовые булочки, хлебцы и бублики - работа как раз по ним.
  - Здравствуйте, милый апельсинчик! - проходя мимо подмосток, услышала она голос над ухом, обернулась и оказалась носом к носу с костлявым парнишкой, одетым в костюм какого-то маркиза или графа. Слишком часто Миладу дразнили за рыжие волосы, чтобы это могло её обидеть. Особенно сегодня, в день чудесных событий и новых надежд.
  - Здравствуйте, - ответила она с улыбкой. - Вы приготовили представление?
  - Да, стр-р-рашную историю о том, - прорычал мрачно молодой артист, - как я вырываю неописуемую красавицу из лап жестокого чудовища! Приходите - не пожалеете! Я буду искать в толпе вашу рыжую головку.
  - Вот как? Ну что ж, рассчитываю на хорошее развлечение. А сейчас не буду вам мешать.
  - Но такой прекрасный ангел мне совсем не мешает, а наоборот, придаёт вдохновения, как рыжекудрая муза!
  В тот же миг бедняга согнулся под тяжестью могучего шлепка по спине, которым наградил его коллега - толстяк со зверским выражением лица, но добрыми и весёлыми глазами.
  - Ты столько говорил юной музе о цвете её волос, что самого пора окунуть головой в морковный сок Но это-то ладно, а вот мой костюм для второго акта не почищен. И что это за украшение, позволь тебя спросить?
  Милада вздрогнула при этих словах - на воре и шапка горит! - но толстяк тыкал пухлым пальцем в грязное пятно на рукаве парня. Девушка испытала такой мгновенный резкий испуг и не менее острое облегчение, что невольно вступилась за обескураженного молодого артиста:
  - Не ругайте его, прошу. Ведь праздник!
  - Только ради вас, - неожиданно элегантно поклонился толстяк. - А ты, бравый кавалер, за дело!
  - Это называется - иронический юмор, - уныло сообщил Миладе парень, увернулся от очередного шлепка, и оба артиста направились к подмосткам, за которыми примостились их передвижные домики на колёсах.
  Расставшись с симпатичными артистами, Милада теперь уже торопливо и решительно направилась к булочной. Пекарь, конечно, рассчитывает на них, но если она слишком затянет с предложением помощи "сестёр", то он может нанять кого-то другого. Однако по пути её перехватил громкоголосый и длинноносый хозяин ресторанчика на площади, который в честь карнавала украсил своё заведение яркой, но незатейливой вывеской: "Карнавальная таверна".
  - Э-э, сестра! - позвал он, выскакивая из-за зеркальных дверей "таверны". - Ведь вас называют "сёстры из дома Деляна", да?
  Да, именно таким эвфемизмом благодетель приказал заменять режущее его ханжеский слух название "приют". Поэтому Милада кивнула.
  - Так вот, сестра, у меня будет наплыв посетителей. И артисты собираются обедать именно в "Карнавальной таверне". Я, конечно, сделаю на улице навес и выставлю столов сколько нужно. Но людей у меня мало.
  - Вы хотите, чтобы мы подавали? - удивилась Милада.
  - Нет, что вы, что вы! С этим мы справимся, но даже если нет, как я могу заставлять "сестер из дома Деляна" подавать пиво и разносить бутылки с вином? Я прошу помочь на кухне: салаты, бутерброды и прочая мелочь, с которой вечно уйма хлопот. Никакой грязной или тяжёлой работы, сами посмотрите, сестра!
  К удивлению Милады "Карнавальная таверна" была пуста. Наверное, потенциальные посетители были ещё заняты приготовлениями к празднику. Но в зале уже приятно пахло жареным мясом и какими-то пряностями. Хозяин - Милада вспомнила, что все звали его Усач, хотя он носил славное имя Карлус - не переставая говорить, провёл её в комнату между залом и кухней, где на столах уже были приготовлены тарелки, ножи, доски для резки, банки с приправами и салфетки.
  - Вот, сестра, видите, как здесь удобно и чисто? Передайте почтенной Чаруше мою самую нижайшую просьбу о помощи. А также вот эту корзину с отличным окороком.
  У Милады слюнки потекли, когда она учуяла запах копчёности. Ей тут же захотелось делать салаты и бутерброды... и потихоньку есть их. В этот момент хозяина позвали на кухню. Миладе только этого и было нужно. Она схватила нож, приподняла салфетку, накрывавшую окорок, и несколькими быстрыми движениями отрезала два ломтя размером с ладонь. Когда Усач вернулся, то она стояла с самым безмятежным видом. Но зато по пути в приют ей предстоит вкусно поесть: окорок, судя по всему, нежнейший.
  Пообещав немедленно передать и просьбу, и подарок Чаруше, Милада уже шла через зал к выходу, когда ей показалось, что кто-то на неё смотрит. Да, в углу, почти скрытый большим растением в кадке, сидел мужчина и пристально смотрел на неё. Почему-то ей стало настолько не по себе, что она невольно спросила Усача:
  - Кто это там сидит?
  - Не знаю, он не местный, похож на имперца, но только одеждой. Здесь уже с полчаса. Не много заказал, почти ничего не ел, но заплатил за всё. Приличный человек.
  
  Глава 20
  
  Приличный человек? Возможно. Он такой чопорный и приличный, что его удивило поведение Милады. Ему наверняка кажется неприличным, если у девушки хороший аппетит, и она украдкой отрезает себе ветчину.
  - А почему вы думаете, что он не местный, но и не имперец? Граница рядом.
  - По одежде, - растолковывал ей Усач. - Вам из-за кадки не видно, только одет он почти так, как те артисты, что на площади будут представлять. У них там в столице и поблизости такая мода... старинная. Говорят, и латы носят. Но только у них всё всерьёз, а у нас понарошку. Вот и у него: камзол и штаны с бантами, и манжеты кружевные, и ботфорты украшены кружевами, и шитьё по ткани везде серебряной нитью. Но самый современный зонтик.
  - А разве у имперцев нет зонтиков?
  - Сказанули! У нас для развлечения или по крайней необходимости ходят с чем угодно и ездят в чем угодно. А у них даже почтовой кареты не найти. Представляете, несколько дней тащиться верхом?! А о зонтиках и думать не смеют.
  Милада редко, но ходила под дождем без зонтика, а в почтовой карете никогда не ездила. Ее удивило другое. Она не могла отвести глаз от руки посетителя, который как раз поднёс к губам стакан: на ней сверкнула голубая искра. Перстень с... голубым камнем! Ф-фух, не с красным. Неужели теперь она всё время будет вздрагивать при виде драгоценностей? Но как забудешь, если перстень болтается на шее, а в памяти вдруг всплыли слова: "Змак жемчужный, змак серебряный-золотой с глазами из смарагда поможет".
  А человек то ли улыбнулся, то ли что-то сказал, то ли просто оскалил зубы, и она увидела их мгновенный блеск на смуглом лице. Заметил ее взгляды? Только бы не заметил страх!
  Милада торопливо вышла, добежала до булочной, там выслушала бурчание, что "ещё немного, и можно было и не приходить!", договорилась о помощи и устало побрела к дому Деляна. Все время думала то о записке и перстне, то о человеке с зонтиком. Только съев оба ломтя окорока немного успокоилась и заставила себя помечтать о карнавале.
  Но когда она поднялась на просторное каменное крыльцо приюта, Карина таким тоном сказала ей: "Ага, вот и ты" - что стало ясно: опять наклёвываются какие-то неприятности.
  - А что случилось?
  - Куда ты дела книжку?
  "Начинается! - обиженно подумала Милада. - Неужели приехал Делян? Уже два года не появлялся, а тут сразу примчался. Не отдам перстень, самой нужен!" - а вслух ответила:
  - Какая книжка, ты о чём?
  - Приехал какой-то человек с разрешением благодетеля. Какой-то важный собиратель редких книг. Он специально приехал за старинной книгой и говорит, что ты её взяла.
  - Вот ещё, зачем мне старая книжка?
  - Сейчас ему сама и объяснишь. Иди в Кабинет, он там.
  Именно так - Кабинет с большой буквы - "сёстры" называли комнату, в которой Чаруша проверяла счета, писала письма, а часто и устраивала выговоры воспитанницам. Быть вызванной в Кабинет для всех и всегда означало неприятность, поэтому Милада открыла массивную дверь с замиранием сердца. Но Чаруша встретила её на удивление миролюбиво:
  - Вернулась? А что за корзинка?
  - Это от хозяина того ресторана...
  - Понятно, сейчас это неважно, - перебила её объяснения Чаруша. - Скажи лучше вот что: ты прибирала в старой библиотеке?
  - Да, конечно.
  - Ты брала оттуда книгу?
  - Нет, конечно. Все знают, что там ничего брать нельзя.
  - Ну, вот видите, она ничего не брала, - обернулась Чаруша к кому-то, кто стоял у окна и кого Милада, глядя на Чарушу, сразу не заметила. Такое невероятное доверие смутило девушку, и она уже начала краснеть и спрашивать себя, не признаться ли в похищении перстня... потом, когда собиратель книг уйдёт. Но тут же её словно ошпарил громкий бесстрастный голос:
  - А ведь эта рыжая дрянь вытирала шкаф, где лежала книга. И теперь книги нет. Где она, отвечай, а не то взгрею тебя? Нет, я немедленно позвоню господину Деляну и сообщу о безобразиях, которые позволяет эта маленькая дрянь!
  - Позвольте, но такие слова... - начала было Чаруша, однако собиратель отмахнулся от неё, как от мухи:
  - Я скажу ещё и не такие слова, если эта бездомная тварь не отдаст всё, что взяла!
  Недавнее раскаяние Милады исчезло, словно растаяв под огнём ярости и презрения услышанных слов. Да, у нее нет дома, но до сих пор ее никто и никогда не унижал. Да, в приюте жили скудно, Чаруша была очень строга, учителя придирчивы, Делян скуп и заносчив, но ни ему, ни кому-то в приюте, ни городским жителям даже в голову не пришло бы невежливо обойтись с какой-то из "сестёр", а не то чтобы оскорблять их. Да как он смеет, змак его возьми! Змак? Ах да... "Змак жемчужный, змак серебряный-золотой с глазами из смарагда поможет". Поможет или нет этот таинственный змак, но обижать себя она не позволит!
  Так что грубиян изумился и даже выпучил желтоватые глаза, когда внешне тихонькая и послушная девушка отчеканила почти таким же тоном, как и он:
  - Может быть, я и рыжая, но будь я мужчиной, сняла бы в помещении шляпу, а в разговоре с дамами не распускала бы язык!
  Собиратель невольно схватился за поля своей странной красной шляпы, как будто боялся, что её собьют с головы. Его глаза словно светились на бледном лице.
  - Где книга? - свирепо спросил он.
  - В библиотеке, где же ещё? - опять в тон ему отрезала Милада. - Или сам её забрал, и теперь следы заметает!
  - Следы? - вдруг как будто успокоился он. - Ах, следы?! А это что? - и на его ладони оказалась маленькая, знакомая Миладе, серая коробочка. - Откуда это на полу в библиотеке?!
  - Не знаю. Я вытирала шкафы и книги, полом не интересовалась.
  Тут обрела голос и Чаруша:
  - Я не совсем понимаю, что вы ищете? Причём здесь эта коробочка, если вам нужна книга?
  Собиратель прищурился и сказал почти бесстрастно:
  - Значит, никто ничего не брал? - он быстро погрозил Миладе пухлым пальцем с острым ногтем. - Ой, смотри мне, ой, смотри! Тот, кто берёт чужие вещи, потом долго кается!
  И надвинув свою странную шляпу глубже на уши, он стремительно вышел из комнаты.
  - Каков наглец, - пробурчала Чаруша. - У благодетеля странные знакомые... - и оборвала сама себя, покосившись на Миладу. - Ну, что ж, иди, милочка, не переживай, бывает и такое в жизни.
  Но девушка почти не слышала её, внутри у неё всё сжималось от страха и пело от восторга.
  Перстень был настоящий магический! Иначе, почему такая кутерьма из-за него?
  Собиратель искал именно перстень!
  Правда, кутерьма не помешала ей вспомнить, что обошла еще не весь город. А ведь многие, как Усач, приготовили "сестрам" угощение к празднику. При мысли о вкусной еде, о ветчинке, сладких пирожках и даже пирожных, Милада тут же выбросила собирателя из головы.
  
  Глава 21
  
  В "Болотной корчме" на восточной окраине Старой Гати было так шумно, как бывает раз в несколько недель перед очередным праздником, но хозяин выглядел сумрачным.
  А ведь съехались два купеческих каравана, два десятка одиночных путешественников и труппа циркачей. Казалось бы, зарабатывай! Но хотя день был погожий и солнечный, корчмарю казалось, что его заведение тонет во мраке. Несколько раз выходил на улицу и с дрожью всматривался в небо над крышей. Там неутомимо кружила большая птица. Корчмарь сплёвывал через плечо и хмуро возвращался в дом. "Никогда нельзя угадать, где найдёшь, а где потеряешь. Сколько я знаю случаев, когда пустяк менял всю жизнь..."
  - Вина, корчмарь, хорошего вина, - то и дело требовал богатый купец, который как будто забыл, куда ехал, и решил здесь поселиться.
  Хозяин в который раз рассеянно поклонился и, перебирая ключи, пошёл за бутылками в погреб.
  Исполнение капризов пьяного купчины дело не такое опасное, как присутствие группы странных вояк за столом в углу. Подал им жареных цыплят и пива, теперь молча ели и наблюдали за остальными. А в тот день посмотреть было на что. Все комнаты заняли очень богатые путешественники. Их люди и несколько других путников расположились на чердаке и сеновале. Наименее же удачливые сидели за столами в нижнем зале.
  - Сегодня что-то случится, - шептал корчмарь, опять утираясь платком. - Проклятый вещун кружит с самого утра. Я чую зло, оно приближается. Если бы мог, то выгнал бы всех клиентов... их выгонишь, как же.
  Он следил, как слуги ходят вокруг столов, собирая и разнося кружки и тарелки, а сам присматривался, кто же начнет бучу? Та молчаливая группка военных?
  Когда один из них поднялся и вышел, корчмарь еле удержался, чтобы не удрать. Приятели ушедшего в таких же, как он, кожаных колетах с металлическими бляшками, а ножны с саблями положили возле себя на скамьях, его пугали. Зачем им, спрашивается, накануне карнавала держать наготове сабли? И куда пошёл тот? В укромную будочку или за сообщниками? И корчмарь постарался надёжнее спрятать сегодняшнюю выручку.
  - Пива! - сказали с порога.
  - Наёмники, - шепнул сам себе корчмарь. - Их только не хватало.
  Хуже этих были только настоящие разбойники, без разбора возраста и происхождения.
  Новые посетители выпили по кружке пива и, одобрив его, потребовали жаркого. Опять шумно хлопотал один из них, смуглый и бородатый, с мускулистым и коренастым телом, как у циркового борца.
  - Вечно ты привлекаешь внимание, Витим, - буркнул второй, моложе, выше, с соломенного цвета усами.
  - А что ты такой скромный, Любор?
  - Не без смысла, Витим. Кошельки у нас так тощи, что глотку драть неприлично.
  - Если бы ты так не спешил подковать коня, кузнец не заломил бы такую цену. И мы бы спокойно отдохнули. А я почитал бы тебе свою новую поэму.
  - У меня планы.
  - Тогда чему ты жалуешься?
  Корчмарь, слыша такой разговор, забеспокоился и попросил часть денег вперед. Но Любор заплатил без возражений, и он опять обратил всё внимание на группу военных в углу.
  Его опасения, к сожалению, оправдались, четвёрка в углу вела себя все более развязно, и скоро он увидел в них настоящих бандюг, тех самых, которых считал ещё более опасными, чем наёмники. И откуда взялись, и как посмели явиться? Здесь ведь не притон, здесь им никто не рад. Пока что разбойнички мило улыбались, но эти их рожи... Вели себя шумно, требовали всего и сразу, раздавали подзатыльники слугам, подшучивали над другими посетителями. Не всем это нравилось, но мало было смелых и сильных.
  Отважился возражать только подвыпивший купчина, крикнул сердито корчмарю:
  - Как вы позволяете этим бормоглотам так себя вести с приличными людьми. Выбросьте их отсюда!
  - Сами их выбрасывайте, - прошептал хозяин под нос. - Вы и они - мои посетители. - Не дурак был признаваться, что уже послал слугу в ближние казармы за помощью. Но заволновался бы еще больше, если бы знал, что происходило в этот момент почти возле самых дверей корчмы.
  Дело в том, что к ним подходила Милада, с корзиночкой гостинцев, полученных по пути сюда, в одной руке и с большим румяным яблоком в другой. До яблока она съела кусочек копченого угря, две жареные сардельки, бисквит с кремом, а хозяину "Болотной корчмы" несла праздничный заказ на его вкуснейшее пиво с пряностями для Чаруши и учителей "дома Деляна". Пиво отнесет слуга, а Милада собиралась вернуться к подмосткам бродячих артистов, чтобы посмотреть репетицию.
  И с этот момент корзинку выдернули у нее из руки.
  - Что тут, что тут у нас хорошего? - спросил наглец в военном колете.
  - Кто вы такой? Отдайте!
  Но наглюга запустил в корзинку свою лапу, а на протест Милады не обратил ни малейшего желания.
  Она огляделась. Жаркий полдень, окраина, все готовятся к карнавалу, отдыхают или ушли в центр города. Слуги корчмаря наверняка заняты постояльцами и посетителями, которых много опять же из-за карнавала. Вот бебохохлие, змак его возьми! "Змак жемчужный, змак серебряный-золотой с глазами из смарагда поможет". Дурацкая фраза крутится в голове в то самое время, когда нужно не болтать, а что-то делать и спасать корзинку...
  ...А четверо оставшихся в корчме разбойничков или просто-напросто распоясавшихся наглецов уже вывели из себя и Витима.
  - Любор, мне они тоже надоели, - сказал он.
  - Не вмешивайся, - его приятель был слишком занят неожиданно дешёвым и щедрым обедом. - Нам за наведение порядка никто не заплатит.
  - А может, тот купец, что ворчал?
  - Э, я таких знаю, от них дырявой медяшки не дождёшься! Ешь спокойно, говорю.
  - Но это же явные бандюги. А вдруг за их головы назначена награда?
  - Когда мне такую грамотку покажешь, тогда и буду молодчиков ловить. Это всего только дебошаны, - ответил благоразумный Любор.
  Но даже он поморщился, когда дверь неожиданно распахнулась, и ветер, который ворвался в корчму, поднял тучу золы из камина. Присутствующие чихали и невольно оборачивались к входу. Стояла там фигура в тёмно-зелёном одеянии, немного напоминающем мешок с рукавами. Помедлила мгновение, всматриваясь, кивнула рыжей головой и через весь зал швырнула на стол компании в углу четыре кинжала. Дебошаны выпучили глаза, а один из них вскочил и сделал рукой жест, словно перерезает кому-то горло.
  В сторону двери пронеслись два других кинжала, но фигура в тёмно-зелёном увернулась. Выдернула их из притолоки, сломала их, бросила на пол и коротко рассмеялась.
  - Если я правильно понял, это женщина, - удивился Витим.
  - Юная девица. Ешь, не вмешивайся в её приватные дела, - отмахнулся Любор. - Вся шайка допилась уже до белых слонов. Я еще удивляюсь, что кто-то из них отличил кинжал от тарелки. Но женщины вообще приносят несчастье.
  - Тарелка вместо стрелы? - протянул Витим. - Никогда не рассматривал взаимодействие столовых приборов и оружия в таком аспекте.
  - Оставь меня в покое со своими аспектами! Можно подумать, что профессора в университете выворачивали тебе мозги и фаршировали их занудством.
  - Но почему они в неё больше ничем не кидают? Хотя бы и тарелками или ложками? Думаешь, из-за белых слонов?
  - Не говори так громко о посуде - хозяин уже схватился за сердце. А не кидают? Из-за слонов, безусловно. Но главное, потому что дураки. Им стыдно убить девицу ножом, ведь могут подумать, что они струсили перед ней.
  Любор был совершенно прав, в рыжую ничего больше не швыряли, но к ней подскочил верзила с саблей. Тут уж не только хозяин, но и наёмники, и все посетители спросили себя, какого бебока дебошан размахивает саблей для дела, где хватило бы и ножа? Тоже похвальба?
  Но даже Любор перестал жевать, когда верзила, недолго проколупавшись со своей шабелькой, получил сильный удар девичьим кулачком в ухо и тут же растянулся на полу.
  Судьба товарища взбесила остальных: выхватив сабли, они гуськом направились к фигуре в тёмно-зелёном мешке, натыкаясь друг на друга и на мебель и валя то и другое на пол. Девица не двигалась места.
  - Где горчица? - спросил Любор.
  - В такой момент ты думаешь о своём брюхе, - отозвался Витим. - У барышни хорошая фигура, если она ее так старательно прячет.
  - Верю на слово. Вот я ошибся, она полоумная, как и они.
  Но в отличие от противников девица не была пьяна и двигалась ловко. Скоро уже два из них, жалобно визжа, покатились в разные углы. А девица отпрыгнула за стойку, хозяин же неожиданно шустро выскочил оттуда и взбежал вверх по лестнице. Правда, спрятался за перилами и наблюдал необычное сражение.
  - Она неплоха в работе, может сэкономить десяток солдат и кучу оружия, - сообщил Витим голосом бывалого вербовщика.
  - Но зачем ей всё это? - меланхолически спросил Любор, намазывая горчицей ломоть пирога. - Барышня должна танцевать в розовом платье из серебряной объяри и золотых кружев или собирать фиалочки на изумрудных лужках.
  
  Глава 22
  
  Узнай Милада о словах наёмника, она была бы с ним согласна, и они прозвучали бы для неё, как утешение и поддержка, но голос его потонул в гомоне испуганных голосов и шуме потасовки.
  А она ведь чувствовала себя ужасающе одинокой с того мгновения, как ее руки сами по себе выбили дух из первого наглеца и вытрясли из него деньги с кинжалами, а ноги тоже по своему собственному почину внесли ее в корчму. Руки, ноги, голова, все тело ее сами по себе хватали, прыгали, изгибались, вертелись и жили своей собственной, а их хозяйке оставалось только наблюдать за ними, как будто она каким-то чудом стояла в сторонке и смотрела, как скромная и по мере сил воспитанная Милада голыми руками лупит целую компанию вооруженных мужчин. Между прочим, смотрела довольно равнодушно. Она как будто каким-то чудом заранее знала, что ничего плохого с Миладой не случится, всё закончится самым лучшим образом.
  Тем временем очухавшийся верзила с шишкой на лбу и тот из его приятелей, который не принимал участия в нападении на девицу, буквально зажали ее в "клещи", окружив с двух сторон в узком пространстве между столами и стойкой. Зловеще хохоча, они одновременно хотели пронзить её саблями, но она подпрыгнула, перелетела через стол, и дебошаны с размаху воткнули сабли в друг друга. Ну и перепуганные же физиономии у них были, прежде чем они сообразили, что клинки не задели тело, но пришпилили обоих за колеты к стойке!
  Витим зааплодировал и крикнул:
  - Послушай, когда всех их порубишь, садись за наш столик, а? У нас пудинг с патокой на десерт.
  Миладой мрачно покосилась на него и ловким прыжком увернулась от очередного шатающегося на ногах горе-вояки. Теперь не её преследовали, а она вылавливала из углов и из-под лестницы беспомощных и шатающихся дебошанов, выгоняла их, как блеющих жалобно овечек, на свободное пространство и лупила точными и сильными ударами кулачков.
  - Как ты думаешь, - поинтересовался возбуждённый Витим у Любора, - она из змаявуков, стогородцев или тодорцев?
  - Стогородцы сражаются виртуозно и напористо, доводя противника до изнеможения и отчаяния, - тоном эрудита ответил Любор. - Здесь же видна змаявукская грубость и ярость: три удара - и противник лежит. Но она не змаявучка - скорее всего притворяется. Обрати внимание на ее кошачьи движения.
  Словно решив подтвердить его мнение, Милада уклонилась от сабли в руках последнего вставшего на ноги и пытавшегося ее всё-таки ударить дебошанов, крутнулась на одной ноге, нырнула под его толстые ручищи и вбила кулак прямо ему в челюсть.
  - Типично змаявукская манера, - повторил Любор, - но слишком типичная, чтобы быть естественной.
  В ответ Милада обожгла его ледяным взглядом, потому что даже глаза не подчинялись ей, она не знала, что ей придётся делать в каждый следующий миг. Как оказалось, у неё было еще одно дело: верзила, первым набросившийся на нее с саблей, как видно вожак дебошанов или бандитов сидел на ролу у стены, беспомощно глядя, как Милада приближается к нему. Имея под рукой несколько подчинённых, он никого не боялся. Но один на один с такой жуткой противницей шансов. Об этом говорила его бледная и потная рожа и то, как он по стеночке пытался пробраться к выходу, пока Милада была занята его людьми.
  Дрожащей рукой он достал кошелек. Милада молча смотрела и не двигалась.
  - Не можешь меня бить, нельзя бить безоружных, - пропищал неожиданным фальцетом.
  - Она не похожа на дуру, - заметил Витим, - и всё же...
  - Говори, что тебе нужно? - пищал вожак бандитов. - У меня есть большие деньги! - вытащил еще один, более увесистый кошель с монетами.
  Но Милада даже не взглянула на кошель.
  - Я никогда никого из вас не видела. Но ваш человек хотел меня ограбить. Как видно вы привыкли издеваться над слабыми. Это гнусно. - И она с размаху, сверху вниз ударила его кулачком, словно молотком, по макушке. Бандит рухнул на пол, словно колода.
  - Нет, она точно не змаявучка - они не читают зряшные нотации, а бьют сразу, нравоучительная болтовня - это всё же манера стогородцев, - заключил Витим. - Или кругляков. Ого, посмотри!
  Милада опустилась возле безвольного тела на корточки, расстегнула на нём куртку, вытащила из тайного кармашка ожерелье из кроваво-красных камней и спрятала в карман своего тёмно-зелёного "мешка".
  Это придало смелости корчмарю, который после завершение битвы спросил ее с площадки лестницы:
  - А кто заплатит за разгром?
  - Всего-то два перевернутых стола и несколько стульев, - она носком башмачка подтолкнула в его сторону кошельки. - Вот! А для остальных неплохое развлечение за цену обеда, а?
  А затем быстро выскочила за дверь.
  И тут появились стражники, чтобы выслушать удивительный рассказ, недоверчиво покачать головами и забрать бессознательные тела злосчастных дебошанов.
  - Славная девушка! - сказал Витим. - Ты не заметил, в какую сторону она свернула за дверями? Она милашка, но... Всё же не хотелось бы встретиться с ней еще раз.
  - Она пошла к центру города, и мне туда же, - усмехнулся Любор. - Я думаю, что кузнец уже справился. Прощай, ты был хорошим спутником.
  Витим тоже с улыбкой пожал ему руку. Но как же вытянулось бы от удивления его круглое лицо, если бы он увидел своего товарища по путешествию в Старую Гать через полчаса.
  Где угодно ожидал бы он увидеть его, но только не в кабинете начальницы здешнего сиротского приюта для девиц, который деликатно назывался домом Деляна. А Любор изящно поклонился госпоже Чаруше и передал ей королевское письмо. Она прочла и растерянно посмотрела на посетителя.
  - Пусть вас не смущает мой вид, так проще было путешествовать, - сказал он. - Я и есть Томаш из Быкова. А теперь покажите мне библиотеку.
  - Но, сударь, об этой книге уже справлялись.
  - Кто?
  - Господина прислал владелец дома, господин Делян. И он эту книгу не смог найти. Вернее, он...
  - Он не знал, где искать.
  - Он знал: в шестом шкафу от входа и не на полках, а наверху. Он нашел книгу, но, мне кажется, ему нужна была не она сама, а какая-то коробочка. И он...
  - Не нашел коробочку? - с надеждой спросил Томаш.
  - Нашел, но она была пуста.
  - Этого не может быть!
  - Он... он тоже так сказал...
  Томаш перестал любезно улыбаться. Он, конечно, не думал, что поручение окажется беззаботной прогулкой, король настаивал на секретности и осторожности. Но главное было, не привлекая внимания добраться до Старой Гати и забрать в бывшем святилище коробочку с перстнем. Потом обращаться с ним нужно было осторожнее, чем с десятью фунтами пороха, и всё же он недолго оставался бы в руках Томаша, на окраине ожидали люди, которые должны были отвезти драгоценность королю. Но забрать перстень поручалось именно ему. Поэтому он принял тот важный и заносчивый вид, к которому так быстро привыкали придворные Друджина, когда разговаривали с посторонними и малозначительными людьми и строго сказал:
  - Послушайте, госпожа Чаруша, вы отдаете себе отчет, кем я послан, и кто через меня передал вам приказ?
  - Сударь, я, так же как и любая подданная его величества, готова служить ему, но...
  - Да-да, я уже слышал, книга найдена, коробочка пуста. Но по вашему смущению я вижу, что вы знаете больше, чем рассказали мне!
  Ничего он не видел, это был еще один прием, которому он тоже научился от других придворных. И он тоже сработал: госпожа Чаруша слегка покраснела и нехотя признала:
  - Да, этот человек обвинил в краже содержимого коробочки одну из наших воспитанниц. Но это невозможно, такая честная и воспитанная девочка...
  - Позовите ее.
  - Но она не могла это сделать!
  - Я хочу видеть ее. Ведь говорил же с ней господин, которого прислал владелец дома.
  - Он жестоко оскорбил Миладу...
  - Я буду вежлив и деликатен. Позовите ее!
  Была послана Каролина и скоро ввела в кабинет смущенную рыжую девочку в мешковатом тёмно-зелёном платье. Милада стояла не поднимая глаз, госпожа Чаруша умоляюще смотрела на Томаша. У него же ноги словно приросли к полу, а язык онемел.
  Девица, которая голыми руками расшвыряла компанию висельников и вытрясла из одного из них всю наличность, без зазрения совести могла взять из тайника перстень. Но как его забрать у нее?
  
  Глава 23
  
  Томаш был очень недоволен собой.
  Да, в "доме Деляна" ему оставалось только промямлить: "Я верю вам, Милада, вы порядочная барышня", раскланяться с Чарушей и уйти. Только это.
  А ведь за двое суток дороги он мог придумать несколько планов своих действий смотря по тому, как начнут разворачиваться события в Старой Гати. Но ему и в голову не приходило, что перстень может исчезнуть или его похитят. Он даже представить себе не мог, что придется каким-то образом отнимать перстень у невероятной девицы Милады. Отнимать... Сколько людей ждут его с перстнем на окраине? Ну, трое, ну, пятеро. Справятся они все с Миладой? А ведь неизвестно при ней ли перстень.
  Вот так, Томаш, это тебе не ланей и рысят добывать, не на пирах бахвалиться. Он вдруг вспомнил Милонегу и ее брата. После дорожной встречи с парнишкой Штепановичем все у Томаша и его приятелей пошло наперекосяк: и парнишка их проклял, и с Яснозором Винко они опозорились, и король вдруг стал гневлив и придирчив. А если пораскинуть мозгами, то неприятности начались раньше, когда Мечек из Полоринян передал Милонеге письмо короля. Гадкое дело девицу с королем сводить, бесчестное, Томаш так Мечеку и сказал. Да еще если вспомнить, что не амуры тут замешаны, а чародейство, то...
  - Эге, Любор, это гора с горой не сходится, а человек с человеком да еще в небольшом городке!
  Томаш очнулся от мыслей и с удивлением понял, что стоит перед помостом, задрапированным тканями и представляющим из себя временную уличную сцену, которую бродячая труппа артистов соорудила на площади. Как он попал сюда, долго ли бродил по улицам, рассуждая? А вот что возле сцены он встретил Витима - так ведь силач говорил, что догоняет своих товарищей по лицедейству, и будет на представлении перед почтеннейшей публикой ломать подковы и жонглировать гирями. Он был большой любитель поговорить - этот Витим. Вот и сейчас весело продолжал:
  - Ты решил после представления в корчме посмотреть и наше?
  ...Когда всё это уже стало прошлым, Томаш иногда гадал, каким бы путем пошли события, если бы он, рассеянный и огорченный, слова Витима в одно ухо впустил, а в другое выпустил и пошел своей дорогой. Но фортуна ли благосклонная, Предок ли какой доброжелательный дернули его за язык, и Томаш переспросил:
  - После какого представления в корчме?
  Витим рассмеялся от души:
  - Ох-ох-ох! Ты тоже поверил? Что удивительного, даже я, который можно сказать, не одну собаку на сценических уловках съел, попался на удочку.
  - Что ты говоришь? Какие собаки, какие удочки?
  - А такие, что шайка та вовсе не шайка, вернее, шайка, но не того разбора. Они не дебошаны, как ты подумал, и не бандюги, за которых принял их я и многие в корчме, всего лишь паяцы, нанятые конкурентами бедняги-корчмаря.
  - Паяцы? Что ты такое говоришь?
  - Паяцы, клоуны, фигляры, а проще говоря, негодники, которые должны были напугать посетителей и отвадить их от "Болотной корчмы". Видишь ли, это заведение стоит на перекрестке дорог, процветает, корчмарь задумал даже расширить дело. Вот бесчестные его соперники решили подмочить ему репутацию, разогнать почтеннейшую клиентуру. Мы ведь поверили? Вот и почтенные купцы и прочие постояльцы и посетители поверили, что в корчме этой дебошаны погуливают да бой-девицы пошаливают. Два-три таких представления - и хозяин может закрывать лавочку.
  Томаш даже руками развел от изумления и радости:
  - Так это была комедия! Очень натурально, я искренне поверил. А как ты догадался?
  - И я бы не догадался, только на своем пути вдруг с изумлением встретил давешних дебошанов, здоровёхонькими и весело болтающих с давешними стражниками. Я человек любознательный, привык, как всякий лицедей, изучать человеческую природу. "Так значит, стражников подкупили", - сказал я себе сначала. И вдруг понимаю, что не стражники это, а такие же фигляры, как и дебошаны, одна шайка. Я, если надо, могу и рост, и дородность свои спрятать, на лапках кошачьих подкрадусь. Вот и подслушал их разговор и похвальбу об удачном деле. Все разыграно, дружище, все это чистые фокусы. А стражники, за которыми хозяин послал, может и пришли, так что ж, никого не застали: и злоумышленники, и посетители разбежались.
  - И девица в шайке?
  - Нет, девица самая настоящая, таких - в мешковатых уродливых платьях - воспитывают в здешнем приюте. Она очень удачно мимо проходила, ее в скандал вмешали, чтоб придать ему достоверность и, одновременно, абсурдность. Ты ж видел: милое, забавное дитя - и вдруг такие тигриные повадки.
  - Не понимаю я твоих намеков, говори прямо! - рассердился Томаш.
  - А что тут говорить? Неужто ты не слыхал о превосходстве, которое существо сильное духом имеет над другими? Разве тебе не рассказывали или ты сам не видел, как иногда без всяких уговоров или принуждений, только долгим взглядом и особенным разговором один человек не то что одного, а целую толпу заставляет плясать под свою дудку?
  Томаш покачал головой:
  - Не видел сам, но слышал о таких людях. Хотя... - он вспомнил о чародейском взгляде Друджина, - пожалуй, и видел. Так ты думаешь, что эту девицу заставили изображать драку?
  - Я не думаю, я своими ушами слышал, как они обсуждали свою удачу. Вот бы и наши представления на карнавале так же удались бы... Эй, куда ты? Постой! Я думал мы...
  Но Томаш уже спешил назад, к "дому Деляна". Карина почти бежала за ним, когда он размашисто шагал по коридорам бывшего Святилища, и еле упросила, чтобы он позволил, как это принято, доложить о нем Чаруше.
  - Где Милада? - были его первые слова, когда он вошел в Кабинет.
  Директриса недоумевающе смотрела на него, что было плохим знаком.
  - Где Милада?!
  - Но ваш человек забрал ее.
  - Мой человек - что за шутки?
  Чаруша побледнела.
  - Но ведь он сказал. Он пришел сразу же после вас и сказал, что вы забираете Миладу в столицу. Разве я могла возражать после письма его королевского...
  - Какого письма?! - заорал Томаш, но тут же взял себя в руки: криком делу не поможешь. - Письмо вам показывал я, а вы отдали свою воспитанницу первому попавшемуся мошеннику.
  Чаруша в изнеможении опустилась на стул:
  - Мне и в голову не могло... Он пришел сразу же после вас...
  - Как он выглядел, что за человек?
  - Приличный человек, одет по-имперски: банты, манжеты кружевные, шитьё серебряной нитью, ботфорты украшены кружевами, на руке перстень с сапфиром. Лицом смугл. Да, еще у него зонтик.
  - Зонтик?
  - Да, большой черный складной зонт.
  - Назвался как?
  Чаруша развела руками.
  - Он сказал, что от вас и...
  - Понятно. Какой каретой уехали?
  Чаруша едва не плакала:
  - Не было кареты, пешком увёл. Я хотела собрать ее вещи, но он сказал, что ничего не нужно и увёл прямо из Кабинета.
  - Эх, - Томаш даже рукой махнул, - вот и доверяй вам юных барышень... Постойте, а родные? Есть же у нее кто-то? Может они... Хотя нет, он же сказал, что от меня.
  - Да, сказал. А Милада круглая сирота, когда-то сама постучала в наши двери.
  Томаш, который уже готов был в сердцах плюнуть на глупость директрисы и опять уйти, насторожился:
  - Что-то ваше заведение не похоже на такое, в которое принимают кого ни попадя прямо с улицы.
  - Вы правы, только по рекомендациям или личному позволению благодетеля. Но Милада произвела на него самое благоприятное впечатление.
  "Кажется, дело нечисто не только с этим окаянным перстнем, но и с девчонкой, - подумал Томаш. - Если смуглый плут с зонтиком целился в перстень, то никак не мог быть уверен, что девчонка носит его при себе. Он бы, наоборот, позволил бы ей собраться. Но нет, ему была нужна именно Милада. Он умный шельмец. А я? Что я скажу королю?"
  
  Глава 24
  
  Милада привыкла слушаться Чарушу. А директриса сказала, что в Старую Гать прибыл из столицы королевский посланец, и не заурядный какой-нибудь, каких как правило посылали, а близкий к королю, свой человек при дворе. Милада видела с каким почтением встретила его Чаруша. И хотя девушку тут же отослали прочь, она как будто глотнула воздуха далёкой столицы, ведь никогда так близко не приходилось ей видеть придворных. Даже посещение благодетеля Деляна было настоящим событием, а тут - надо же! - такой значительный кавалер в приюте очутился.
  Но не прошло и получаса после его посещения, как пришел от него человек, и ее опять вытребовали в Кабинет.
  Не был рыцарем, но тоже держался важно, хотя в разговоре с Миладой был ласков. Что это может значить? Не спроста явился бородатый магистр Года, но спрашивать его ни Чаруша, ни Милада не осмеливались и с замиранием сердца ждали, что скажет посланец королевского посланца.
  А тот тянул время, и в конце концов директриса решила, что слишком уж присматривается магистр к ее воспитаннице, не всегда пристойно делает это, как будто мысленно проникает своим взглядом под ее мешковатый наряд. Такое разглядывание покоробило ее, но делать было нечего: слишком уж высоко поставлен был даже этот человек, чтобы смела на него обижаться начальница приюта из какого-то захолустного города.
  Но он вдруг сделался куда как почтителен и с поклонами объявил, что по приказу государя Милада едет в столицу, ко двору. Чаруша хотела было заслониться именем Деляна, но вспомнила о якобы похищенном перстне и не посмела возразить. Шесть лет учила Миладу быть добродетельной и благонравной, теперь она взрослая, пусть сама за свои поступки отвечает. Года предложил девушке руку и вывел ее из приюта, она тоже не посмела возражать или хотя бы попросить разрешения собрать вещи. Но пешком они шли недолго, скоро их догнала скромная старая на вид карета, которую тянули две неказистые лошадки.
  Да-да, она именно казалась старой и неухоженной. Внутри же Милада даже ахнула от восторга: атласная обивка, мягкие подушки, корзинки с лакомствами и фруктами. Она тут же выудила из корзинки маковку с изюмом и орехами - ах, какая вкуснота, закусила можжевеловой колбаской, щедро намазав ее горчицей, посмаковала осцыпок, откусывая сыр маленькими кусочками и запила всё пряным мёдом.
  Подле корзинок обнаружила изящный несессер, полный всякого добра, так милого девичьему сердцу. Зеркальца, щётки и щёточки, щипчики, лопаточки в мешочках из бархата, коробочки с помадами и мушками, диковинные гребни и вышитые ленты. В специальных мягких гнёздышках хрустальные флаконы с духами и притираниями. Все эти вещи в "доме Деляна" были строжайше запрещены, благодетель особенно настаивал на том, чтобы не развивать в "сёстрах" тщеславие и кокетство. Но старшие воспитанницы умудрялись такие вещички как-то доставать и проносить в свои комнаты, Карина и преподаватели закрывали на это глаза, даже Чаруша, казалось, была заодно со своими подопечными когда дело касалось туалетных приборов. Но такой роскоши Милада никогда не видела. Поразительно, что зеркальце или щетка для волос могут быть настоящими произведениями искусства. Да ведь они стоят целое состояние, она не представляет себе груду деньжищ, которые заплачены за каждый самый маленький предмет!
  Какое-то время она рассматривала богатство, которое так неожиданно попало в ее руки, а магистр молчал о цели своего приезда и их путешествия. Но наконец настал такой момент, когда важный господин, многозначительно крякнув и вежливо поклонившись Миладе, произнес:
  - Любезная барышня, поговорим по душам! Я нарочно хотел, чтобы ни одна душа не слыхала, о чем мы будем толковать, почтеннейшая Ирина.
  Она побледнела от волнения, когда услышала эти слова. Бросила в корзинку пирожное, заперла несессер. По тому, каким именем ее назвал, поняла, что разговор будет очень серьезным.
  - Так вот что, почтеннейшая Ирина, - продолжал магистр, и интонация его стала чрезвычайно серьезна, - вы, надо думать, смекнули уж ты, что не спроста я в Старую Гать заявился, и вас отсюда везу.
  - Я думала об этом, - простодушно ответила девушка, - ведь вы сказали, что в столицу меня везёте. Но мне теперь только ясно, насколько у вас важное ко мне дело. Но какое именно? Я думаю, вы сами мне скажете.
  - А вот послушайте, госпожа, какое. Я, видите ли, зовусь "магистр", но совсем не ученый или учитель. Я банкир. И послан за вами, чтоб отвезти, но отнюдь не в столицу, а к вашим родственникам, хоть и очень дальним.
  - А зачем, господин Года? Что мне там делать, если столько лет я им была не нужна?
  - Постойте, не хулите ваших добрых родичей, почтеннейшая Ирина! Говорю вам, что нужно было так до сих пор, а теперь нужно по-другому. Шесть лет о вас помнили, но нельзя вас было свету показать, опасность была великая. Ведь злых людей во все времена много. Так, о чем бишь я? Вот вы по вашему исконному имени поняли, что я прислан не просто так. И во всем остальном вы девица знающая, в доме вы находились приличном, учили вас, знаю, многому. Потому скажу только - Болоревы.
  - Болоревы? Читала об этом славном роде, как же. Но больше не осталось на белом свете Болоревов, их сменила нынешняя династия, из которой и наш милостивый король Друджин.
  - Да, к власти пришли Сежиры, но не все Болоревы остались в прошлом, - взгляд магистра стал пронзительным, как давеча в "доме Деляна". - Не все, понятно?
  - Я... я не понимаю, - бывшая Милада скрестила руки на груди, словно пыталась успокоить безумно колотящееся сердце.
  - Мы с вами, почтеннейшая госпожа, как мне кажется, люди дела, мало раздумываем и обсуждаем, зато много делаем и решаем. Посему не буду многословен и велеречив, скажу так, как оно есть. Счастье великое вам, привалило: вы наследница последнего короля Уветича Болорева!
  Не почувствовала этого счастья бывшая Милада, морозным холодом ее окатила тревога.
  - Да за что же мне это? Да правда ли это?
  Магистр-банкир засмеялся:
  - Или не любо вам, Ирина дочь Казимира Болоревувна? Бросьте, светлая принцесса, не притворствуйте, - магистр понизил голос до шепота. - Фортуна к вам расположена, протягивает вам рог изобилия, хватайте его! Только вот что скажу: любо или не любо, но воли вашей в том нет, покорно принимайте дары и пользуйтесь ими...
  
  Глава 25
  
  В этот день в охотничьем дворце короля Друджина заметны были особые приготовления. С одной стороны он радовался, что злосчастную свадьбу, во время которой королю Круглого королевства вместо одной сестры отдаёт другую, справляют не в столице, где балансировать на грани скандала было бы труднее. С другой стороны - хотел даже в сельской резиденции сделать праздник пышным и запоминающимся не только для посполитства и шляхты, но и местных и приезжих можновладцев. Обряд этот в Загайницком королевстве происходил обычно с торжественностью и роскошью немыслимой, ради которой король не щадил казны. Впрочем гости, более или менее богатые, считали делом чести привозить богатые подарки и на второй и третий день свадьбы складывали эту дань у подножия трона, на котором сидела новобрачная.
  Но до этого было еще далеко, сегодня было собственно венчание принцессы Марилены с графом Кляпцей, который по доверенности выступал в роли жениха.
  День был погожий, в этакий даже в столице празднество устроили бы вне стен города. Здесь же, на просторной пустоши за охотничьим дворцом были разбиты шатры и устроен высокий помост, обитый алым и шитым золотом сукном. К помосту вели двенадцать ступенек, а над ним был раскинут атласный полог для защиты от солнца. Здесь на глазах у всех собравшихся молодоженов должны был венчать.
  С раннего утра тянулись уже отовсюду и располагались станом на окружающих лугах, постоялых дворах и в покоях дворца пешие и конные прибывшие гости и зеваки. Тут были все сословия. Селяне в белых праздничных полукафтаньях и сапогах с женами в темных платьях и кружевных рантухах. Мещане и купцы в жупанах из сукна и бархата, в шапках-рогатывках с султанами из перьев и драгоценными пряжками, их жены в платьях по иностранной моде и бархатных с меховыми отворотами шапочках, пошитых одними и теми же мастерицами, не слишком отличались бы от шляхтичей и шляхтянок, имевших иногда вид почти бедняков, но те кичились гонором поистине безграничным и задирали всех встречных и поперечных из посполитства. Они позволяли себе дерзить даже магнатам, которые не смешивались с толпой и в кунтушах и мантиях из златотканых материй с цветочным узором или из бархатов различнейших расцветок, в платьях, привезенных издалека, словно осыпанные алмазной росой, жемчужным дождем и вишнями рубинов, с драгоценными поясами - перед всем этим меркли простые украшения, а сами можновладцы казались жителями небесных чертогов.
  Часа через два после восхода солнца король Друджин, князь Слаус Ламкий и три принцессы со свитой придворных посетили Святилище Меча и Неба, где вознесли благодарность Предкам и оставили богатые пожертвования. Принцесса Марилена не могла сдержаться и даже в самые важные моменты церемонии улыбалась до ушей, что ее сестре Александре казалось простецким выражением чувств, сестра же Велина при виде этого еще больше надувала губы.
  Затем князь Ламкий и полковник Штепан, окруженные самыми достойными сенаторами, направились к шатру в отдалении, где ожидал их граф Кляпца в наряде из белого атласа и красного бархата с вышитыми золотом и серебром синими галунами, с плащом на плечах из золотистой тафты и Орденом Большого Грифона.
  И вот самым длинным путем, чтобы все могли насытиться зрелищем, от графского шатра до помоста на пустоши неторопливо и торжественно двинулся многочисленное и сияющее под солнцем шествие.
  Впереди ехали богато украшенные кареты магнатов, запряженные цугом в четыре и шесть лошадей. За ними королевская гвардия на карих лошадях под леопардовыми чепраками. Следом верхом же - сенаторы, королевские чиновники, придворные. Потом в двух каретах король с принцессой Мариленой и князь Ламкий с двумя другими принцессами. Замыкали шествие многочисленные музыканты с трубами, охотничьими рогами, барабанами, в белых, красных и синих атласных кафтанчиках и лихо заломленных беретах, которые играли так громко, что и ехавшие, и стоявшие вдоль их пути не слышали слов соседа. Словно чтобы оглушить всех окончательно, из ближайшей рощицы донеслись раскаты пушечных выстрелов!
  Пока шествие приближалось, от дороги до помоста для венчания раскатали рулон красного сукна и вдоль него выстроились зрители, держащие в руках зеленые ветки, охапки цветов и корзиночки с розовыми лепестками и цветочками фиалок.
  Принцесса Марилена, уже без сомнения королева Круглого королевства, с помощью дяди и госпожи канцлерши вышла из кареты. На голове ее была золотая корона с множеством самоцветов, ткань платья казалась твердой от золотого шитья и жемчугов, плащ подбит горностаем и тоже переливается от драгоценностей... принцесса не смогла бы встать и идти к помосту, если бы ей не помогали дядя и канцлерша, а дочки канцлера не несли бы края плаща. Вслед за королевской семьей, графом Кляпцей и невестой двинулись и магнаты, сенаторы с женами. Музыканты играли не переставая, из рощи то и дело гремели пушечные залпы, шум поднялся неимоверный. Зрители кричали от восторга, но об этом можно было догадаться только по их широко раскрытым ртам...
  - Дороты нет здесь, король не решился на такую наглость. Это мне на руку, - прошептал вмешавшийся в толпу Шермерж Кураж. Мог кричать во все горло: не только Друджин его, но даже сам себя он не услышал. - Все святилища, все хранители всего света на моей стороне, я чую свою могучую силу. Такое сотворю! Должен, должен: кто прощает виновного, тот поднимает грех на пьедестал, сам становится совершателем соблазна. Такое сотворю, ибо так велит мне совесть хранителя, долг дающего поучения. Настал час... все от него отрекутся... от неправого Друджина с его чародейским глазом!
  
  Глава 26
  
  Итак, относительное затишье в мире оказалось зыбким.
  Империя Мушла, королевство Лютта, Земля Ста Городов, Этрия с хищным интересом следят за происходящим в королевстве Загайник. Король Друджин желает править единолично и не терпит советов и возражений, а тем более открытого протеста ни в своей семье, ни при дворе, ни в стране. Свою волю войнами и запугиванием он навязывает и соседям, особенно, Круглому королевству, которым правит теперь муж его сестры. Все, даже запуганный зять Друджина, а также слабые герцог Сурпы и володарь Перелесков уверены, что он зарвался и может потерять власть таким же образом, каким сто лет назад её взял его прадед у последнего короля из династии Болоревов. Урвать власть над Загайницким королевством мечтают многие.
  Бойкая и милая Милада, спрятанная в приюте господина и благодетеля Деляна, а на самом деле принцесса Ирина, дочь Казимира Болорева, наследница Уветича Болорева оказалась претенденткой неожиданно для самой себя. Так в нужный и удачный по их мнению момент пожелали ее менее родовитые, очень тщеславные родственники и их приспешники.
  Но есть ещё и честолюбивая двоюродная внучка стольного князя Земли Ста Городов, где знатные девицы и мужние жены содержались строго взаперти. Она какое-то время была женой короля Друджина в королевстве Загайник с более свободными обычаями, сменив своё чужестранное имя Преслава на привычное загайцам - Вейя. После смерти её деда родичи его и ближние люди вдруг ни с того ни сего уверили себя, что лучше пригласить на княжение не волевого и жесткого его мужеска сродственника или свойственника, а женщину, которой они будут помыкать, как душе угодно, согласно нравам своей Земли - Преславу. Они прислали к ней её племянника, Вадима Рушницкого.
  Для неё это тот самый свет в окошке, о котором она мечтала все шесть лет своего замужества, и то самое событие, которое она искусно подготавливала на расстоянии с помощью верных людей и той части родни, которая понимала, что другие фамилии их быстро устранят и отстранят не только от правления Землей, но и от самой жизни земной.
  И вот, забрав сына, королева бежит в Землю Ста Городов, сопровождаемая свитой, в которой только её племянник знает правду о происходящем. А ведь сын - наследник Друджина, и об этом Преслава не забывает ни на минуту.
  
  * * *
  
  На второй день пути она изъявила желание проехаться верхом. Племянник её не удивился: хотя и смутно помнил тётку, но отец, ее кузен по матери, подготовил сына к встрече. Княгиня явно обдумала всё и теперь собиралась поговорить.
  В элегантном платье-амазонке сидела несколько боком, показывая ноги до колен в почти мужском седле, которое предпочитала обычному женскому, а тем более - "стульчикам" из Лютты.
  - Вы понимаете, что в Земле не сможете так ездить даже в безлюдной пуще ? - смело спросил Вадим.
  - Да, я знаю, что даже в безлюдных пущах полно ушей и глаз. Но ты, мой дорогой Вадим, не ортодокс? Кстати, тебя не покоробит, если мы, родные тётка и племянник будем на "ты".
  - Я рад твоему доверию, тётя. Нет, я не ортодокс. Ты ведь помнишь, что наш общий дед, брат пресветлого стольного князя, почившего в Засветных Чурах, был из рода Рушницких, из земель, спорных для Земли и Загайника.
  - Я прошу Засветных Чур принять деда - стольного князя со всеми милостями и милосердием... как и нас в своё время... но лет через полста, - коротко улыбнулась Преслава.
  - Согласен, тётя. Но не обидишься вопросу: почему ты взяла с собой принца? Друджин захочет его забрать, может устроить его похищение.
  - Друджину позарез нужен официальных наследник, без него он становится мишенью на троне и для Империи, и для северян, и даже для своих сестёр... у него поддержка только со стороны дяди. Вот у меня и будет заложник - хоть какая-то гарантия моей неприкосновенности со стороны бывшего муженька.
  - Бывшего? Вы думаете, он согласится на отставку?
  - Я же не буду афишировать своё мнение. Это тоже гарантия. Но вот увидишь, Вадим, не пройдёт и полугода, как он устроит свою свадьбу. Он умеет рисковать - этот Друджин. А мой сын пока - воск мягкий, и из него можно делать все что угодно. Его права наследника опротестовать трудно. Вот для того-то, чтобы управлять Друджином, мне нужно как можно дольше задержать возле себя сына.
  - Осторожнее, тётя, совсем не земельского уклада ты женщина. Загайницкая вольная жизнь сказалась в тебе. Такой княгини никогда в Первогороде не было! Я ведь думаю, во все-то дела государственные ты свой бабий нос совать будешь.
  - Ну-к, что ж, и хороший из меня князь в сарафане да летнике выйдет: на своем я поставить сумею, когда же нужно, то поклониться и Думе, и народу земельскому не затруднюсь.
  - Не забывай, тётенька, что едешь не во второй Загайник. Те, кто мечтали о власти, в момент выборов, когда замутилась вода в государстве, старались держаться в тени, умышленно выжидая того времени, когда стольной княгиней станет беспомощная женщина и можно будет половить при ней для себя всякой жирной добычи. Сыновья покойного стольного князя упиваются своим построенным на песке могуществом. Целый год они озорничали, безобразничали, пользуясь тем, что не до них было мучимому недугами князю.
  - При деде появилось много новых и пришлых. У них нет знатных и блестящих корней в Земле, и в отчизнах своих они далеко не графья. Для всех этих новых людей, вынесенных на высоту прихотями деда, слепым счастьем и еще недавно пресмыкавшихся в ничтожестве, царь на престоле все еще кажется земным богом, по слову которого свершается все на земле, - возразила Преслава. - Они еще не успели разглядеть в царе человека, им неважно, какого он пола.
  - Царь? Ты сказала - царь?
  - Ах, я оговорилась, конечно же "князь", точнее - "княгиня", - небрежно отмахнулась душистым платочком Преслава.
  Вадим чуть было не склонился к самой гриве своего коня, в восторге от столь высоких замыслов тётушки. При царице они с отцом станут самыми владетельными князьями, а еще смогут добиться в Империи, или в Лютте графского или - о чудные мечты! - герцогского достоинства. Но тётушка права: о таких вещах говорят только намёками, якобы оговорками.
  - Да, я плохо расслышал: конечно же, "княгиня", - поклонился сообразительный племянник, словно чувствуя при этом на своём челе тяжесть драгоценного венца. Чем чуры не шутят - царского? Вадим на семь лет младше тётки, а отца можно не принимать в расчёт.
  Но этот крайне приятный для обоих разговор был прерван появлением Лукаса Штепановича. Юноша не смел первым заговорить с королевой и приблизиться без её разрешения, поэтому решил обратить на себя внимание государыни, обогнав её и поклонившись до самой шеи своего гнедка.
  Вадим Рушницкий еле удержался от сердитого окрика, посмотрел сердито. Но ведь Преслава с первых минут знакомства не без успеха разыгрывала милостивое, даже ласковое отношение к Милонеге Штепанувне и приветливо относилась к ее спутникам: брату и его другу. Кроме того, по взволнованному виду Лукаса поняла, что произошло что-то, что требует её внимания и решения. Сердце её тревожно заколотилось: ведь караван обретался уже не в собственно королевстве Загайник, а в землях таких же спорных, как те, откуда родом были их с Вадимом предки. Но вотчина Рушницких находилась намного севернее - ах, как хотелось бы там побывать, но пока это невозможно!
  Да, но что же сейчас за помеха?
  Не совсем помеха, но всё же помеха.
  Граф Сарыч-Белолесич, хозяин здешних угодий, узнав о проезде высочайшей персоны, поспешил ей навстречу. Но преклонные годы не давали ему возможности мчаться вскачь, чтобы перехватить, так сказать, драгоценную гостью, поэтому он выслал вперёд себя старшего сына с десятком шляхтичей. Имел ли граф сведения из Земли Ста Городов и хотел завязать знакомство с новой правительницей или это было обычное, навязчивое гостеприимство магната? Как бы то ни было, Преслава решила проявить политичность, не намеревалась отказом оскорблять могутного вельможу из граничных краёв-кресов.
  Караван свернул с главной дороги, и нарядно одетый посланец графа почтительно повёл его в месту торжественной встречи.
  Густой и мрачноватый лес, по которому давно уже ехали путешественники, вдруг начал словно отступать всё дальше и дальше, а вокруг замелькали редкие березовые перелески и приречные луга. Дорога оказалась на удивление ровной, видно было, что хозяин здешних мест - действительно хозяин, а не знатный транжира, как это часто бывало даже в середине королевства. Тем не менее, завидев кареты и обоз, старый Сарыч-Белолесич спешился и, хотя не обнажил голову, но к княгининой ручке подошёл с поклоном и самыми любезными приветствиями и пожеланиями.
  Всё же его брови были слегка нахмурены, словно в тревоге или заботе, и только обещание Преславы остановиться под его кровом привело графа в хорошее настроение: княгиня поняла, что угадала, и её отказ возмутил бы гордого магната до глубины души.
  Но странное дело, старый магнат ехал рядом с каретой, улыбался, занимал Преславу разговором, и в то же время как будто притворялся весёлым. То и дело он становился рассеянным и беспокойным, весь его вид ясно показывал, что граф занят какими-то посторонними мыслями.
  Через малое время показался и большой дом на берегу озера, да-да, именно дом, хоть в два этажа и довольно солидный, но ничем не похожий на дворец или замок. Конечно, его окружала высокая стена из дикого камня, а по обе стороны ворот были устроены башенки с бойницами, но вокруг стены росли цветущие кусты, а внутри неё перед домом - розы, маки и какие-то разнообразные травки.
  Яснозор Винко - явно человек бывалый - тихонько объяснил удивлённым Лукасу и Милонеге, что в этих местах даже очень богатые и знатные люди живут крайне просто и не заводят дворцов и парков со зверинцами, а строят самые простые по виду дома и окружают их амбарами и прочими полезными постройками, а так же небольшими садами и аптекарскими огородами. Словно подтверждая его слова, мимо замелькали голубятни, коптильни, и только большой мраморный павильон, увитый цветами, показывал, что владелец этого очень простецкого на вид поместья не простой шляхтич.
  Тем временем граф сообщил, что сегодня, в местный День Чуров, они справляют обручение его дочери и сына здешнего каштеляна.
  В честь праздника дом и постройки были увиты сосновыми и лиственными ветками, в честь обручения повсюду виднелись цветочные гирлянды.
  На дворе молодёжь как раз устроила скачки. Всадники, носясь во весь опор на удалых конях, снимали небольшими копьями кольца, развешенные на столбах, и рубили саблями оленьи головы, сделанные из дерева. Девицы и молодые дамы ни в чём не уступали многим мужчинам, по крайней мере те, что сидели сейчас в сёдлах.
  Но особенно отличался среди всех молодой богатырь в алом кунтуше и синем жупане. Его шапка-рогатовка украшена небольшой золотой брошью и пером цапли, одежда не была особо разукрашена - лишь настолько, насколько требовало уважение к хозяину и торжественность праздника. И всё-таки он наголову превосходил всех в конных игрищах, а когда уступал место другим участникам, то делал это с учтивостью и ловкостью, которые поразили бы любого лютта или этрийца.
  Когда Преслава обратила на него внимание, то легкий румянец появился на ее обычно матово-бледных щеках.
  - Как у вас весело, - стараясь скрыть смущение, сказала она графу Сарыч-Белолесичу. - Не помешаем ли мы?
  Действительно, игрища тут же прекратились, гости с почтением стали подходить к королеве и кланяться ей. Чаще всего это были пары, и Преслава подумала, что всё это очень напоминает придворный танец, которым обычно открывались королевские балы. Но здесь нравы казались проще, поэтому когда все гости оказались представленными, она сказала:
  - Продолжайте, очень прошу вас! Я и сама с удовольствием приняла бы участие, но немного устала с дороги.
  Граф тут же пожелал самолично проводить государыню в комнаты своей жены - самые лучшие в доме. Остальных свитских устроили тоже с почётом. К их услугам оказались не только комнаты и обстановка, но и шкафы, и сундуки, полные самой разной одежды и обуви. Это не читалось зазорным, напротив, каждый хозяин был рад предложить гостям всё от медной булавки и серебряной вилки до коня в полной струе и бального наряда.
  Графиня Сарыч-Белолесичува помогла Преславе снять шапочку с вуалью и поменять дорожное платье на более нарядное и лёгкое, из тех, которые хранила в шкапах для самых почётных и высоких гостей. Королева принимала услуги с учтивой благодарностью, наговорила много приятных слов. Если бы бывшую Вейю видели прежние придворные дамы, приставленные к ней королём, или сам Друджин, то их поразило бы её особенное возбуждение. Но все неугодные особы были оставлены в Загайнике, а графиня и Милонега слишком мало знали королеву.
  Она пыталась взять себя в руки, скрыть волнение. Никак не ожидала, что прошлое окажется настолько властно над ней, и встреча с Любояром разбудит столько мыслей и чувств...
  - Наша королева вдруг на глазах помолодела, - изумлённо шепнул Лукас сестре и Яснозору Винко, когда Преслава опять вышла на крыльцо и села в кресло, чтобы наблюдать за игрищами. - Я думал, Милонега, она годится тебе в матери, а теперь вижу - она не намного старше.
  - Королева вступает в двадцать пятое лето и в самый расцвет красоты, - сказал Яснозор. - Она еще может нравиться, и ей могут нравится.
  - О чём вы говорите? Есть же король, - возразила Милонега.
  - Милая барышня, я говорю о благородных чувствах, когда рыцарь служит даме, а дама вдохновляет рыцаря на подвиги.
  - А-а-а, да-а, конечно, - протянули брат и сестра, краснея от своего незнания законов высшего общества.
  - Милонега, душенька, вам хорошо видно? - послышался голос королевы. - Подите-ка ко мне.
  Свита расступилась и пропустила девушку и Лукаса, который по приказу отца не отходил от неё.
  Яснозор же наоборот отступил на несколько шагов и вдруг увидел возле себя хозяина, графа Сарыч-Белолесича.
  - Королева еще может нравиться, и ей могут нравится, - повторил граф слова молодого человека. - И тот, кто ей понравится, может стать не только правителем Земли Ста Городов.
  - Он силён и ловок, но прост, как хлеб. Тот, кто будет его конфидентом, доверенным лицом, душевным приятелем, тот возьмёт в руки оба скипетра. Вы это хотите сказать, ваше сиятельство?
  - Именно это, милостивый государь мой доктор.
  - А принцесса Ирина?
  - Да... принцесса Ирина... вот внезапная помеха. В самом деле - судьбы нашего мира зависят от фаты на голове одной из них.
  - Одной?
  Сарыч-Белолесич ничего не ответил и жестом пригласил собеседника присоединиться к группе зрителей, словно венок окружающих королеву в кресле и Милонегу, присевшую на скамеечке у её ног.
  
  Глава 27
  
  В то время как гости графа Сарыч-Белолесича увлеченно соревновались в молодецких искусствах или наблюдали за соревнующимися, в то время как сам граф и его старый знакомый, до сих пор известный всем под именем Яснозора, говорили о сильных мира сего, в то время как Преслава со скрытым восторгом то и дело смотрела на нежданно-негаданно встреченного Любояра - в это самое время на саму стольную княгиню смотрела пара таких жадных глаз, что было удивительно, как княгиня взгляд этот не почувствовала. Да если бы и почувствовала и обернулась? Разве могла отвлечь её от молодого богатыря, сияющего красотой и не уступающего никому удалью, какая-то тощая девчонка в скромной одежде?
  А та смотрела на нее не просто с восторгом, не с обычным почтением перед государыней Земли Ста Городов, как остальные. Для неё Преслава была звездой, упавшей ей в ладони, счастливо сбывшейся мечтой.
  Ольга Ловичева жила у своих дальних родственников Сарыч-Белолесичей на положении не то воспитанницы, не то полуприслуги. Ее родители были не из простых дворян, в роду имели и графов и князей, но сами обеднели и опростились настолько, что когда умерли, то из наследства у Оляны и было только, что старая усадебка, на которой долгов висело немеряно, старая нянька и сундучок с вещами. Усадебку пришлось продать, а Оляну взяли к себе Сарыч-Белолесичи, не по доброте или из жалости, но только лишь благодаря письму ее матери, которая графине приходилась кузиной. Просила госпожа Ловичева-старшая, чтобы ее дочурку приютили, растили и когда повзрослеет, то выдали бы замуж. Дочери же в том же письме строго наказывала благодетелей своих слушаться, все их приказы выполнять усердно, за советы благодарить, а самой быть покорной и старательной.
  Жизнь Оляны на новом месте оказалась безрадостной. Через несколько месяцев умерла нянька, единственный родной человек из скудного, но светлого прошлого, а сама девочка оказалась в графском доме на положении холопки, хотя об этом и не говорили для сохранения приличий перед чужими и слугами.
  Да, чёрной работы ей не давали, печи топить не заставляли, зато могли попросить подбросить в огонь поленце-другое или придвинуть-отодвинуть кресло или стулья. Не пряла она и не ткала, как многие другие холопки, но всегда звали её для помощи модистке, когда приезжала шить графским дочкам нарядные платья. А над обыденной их одеждой и бельём их как раз Оляна и гнулась с двумя служанками и её пальцы вечно были исколоты иголками. Когда же в дом съезжались гости, то Оляне в приличном наряде разрешалось быть среди них, но она так была занята, так уставала, помогая дамам и девицам поправлять наряды, выполняя их бесчисленные "мелкие поручения" или играя для них на клавесине, что узнавала об очередном празднике с настоящим ужасом.
  Больше всего ей нравились те редкие моменты, когда она могла спрятаться где-нибудь за занавесками или гобеленами и послушать, что говорят гости, особенно мужчины, о жизни в других местах и, особенно, больших городах и дворцах. Тогда она забывала о своих обязанностях, часами слушала рассказы, а когда ее после холодно отчитывала экономка графини, Оляна вдруг из тихой и скромной барышни превращалась в дерзкую и заносчивую панночку и даже ставила ошеломлённую даму на место.
  - Я родственница вельможных графов, а не ваша, и не вам меня укорять!
  В последнее время эти разговоры крутились вокруг одного и того же.
  Дело в том, что край, в котором находились земли графов Сарыч-Белолесичей, был вассальной территорией Земли Ста Городов, но уже четверть века короли Загайницкого королевства не уставали претендовать на него. Прежний стольный князь был крутенек нравом, ну да до Первогорода неблизко, а вот Друджин пугал местных магнатов своим авантюризмом и непредсказуемостью. Для всех них лучше было подольститься к новой стольной княгине и жить как и прежде. О Преславе же говорили много, вспоминали ее еще девицей, смелой и с настоящими мужскими умом и характером. Столько лет она была в тени своего мужа, а всё же не побоялась ехать на княжество. Когда слышала об этом Оляна, у неё начинало щемить сердце и думалось, что и ей должно так же повезти, и она должна так же высоко взлететь, а не прозябать на посылках.
  И вот та самая королева Вейя, та самая княгиня сидит в двадцати шагах от неё, пусть и окружённая другими, нарядными и счастливыми. Сладкие слёзы лились по щекам девушки, ей казалась, что это она сама на вершине славы и блаженства.
  Но наступила ночь, праздник закончился, и Оляна вернулась в печальную действительность.
  Сейчас ей придётся опять вернуться к своим обязанностям, опять угождать всяким болтливым и мелочным бабам, а потом дошивать платье панночке Зофии, а потом...
  - Милая панночка.
  Оляна очнулась от своих впечатлений и мыслей и вдруг поняла, что уже не раз кто-то повторяет эти слова.
  - Милая панночка, мне очень жаль, что я мешаю вам любоваться чудным небом и сияющими звёздами.
  С ней говорил высокий красивый молодой Любояр Сталич, говорил в полумраке и одиночестве, совсем как при тех свиданиях, о которых она читала в романах тётке-графине, когда её чтица была не в голосе. Приличная барышня должна была пробормотать нечто невнятное и благовоспитанно удалиться. Но Оляна вдруг растерялась и только смотрела на красивого молодого человека. В конце концов ей удалось выговорить:
  - Не мешаете, нет.
  - Я этому рад, - сказал Любояр. - Знаете ли, хотел вас попросить...
  Оляна словно упала с неба на землю. Ну да, конечно, кто он и кто она. Он не какой-то рядовой шляхтич, а блестящий лыцарь - она же воспитанница для услуг: позвать, принести, спросить.
  - Я ведь всего лишь гость, а вы здесь своя, - продолжал между тем Любояр, который читал по лицу этой простушки, как по раскрытой книге, и понял, что нужно немножко ей польстить. - Я гость, а вы вхожи в покои княгини Преславы.
  - Я?! - изумилась Оляна. При мысли, что она может посметь войти без разрешения даже в покои тётки-графини, можно было начинать смеяться. А к княгине... Но этот молодой лыцарь так доверчиво смотрел на неё, так уверенно говорил, что она из семьи, принимающей высочайшую гостью, и значит, может... может... может... Да, может, неожиданно для себя поняла Оляна и кивнула.
  Спустя самое малое время она уже кралась через чёрный ход и коридоры к заветной двери, за которой почивала, а быть может, ещё и нет стольная княгиня Преслава, которой Любояр Сталич передал секретную записку.
  
  (продолжение следует)
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"