"Когда я родилась - была война. Когда я росла - была война. Все девочки уже с десяти лет подбирали себе Первого. Ведь самое ценное что есть у девочки - это чистота, а кругом война... Когда мужчина долго сражается за жизнь вся логика и все то что воспитывает в нас цивилизация: манеры, этикет правила - забываются. Остаются инстинкты. И если свои еще посмотрят на форму, то враги...
У меня была подруга... она не дожила до того дня, когда ей суждено было стать девушкой - пала жертвой инстинкта, и она покончила с собой. По крайней мере, так считают. Но я, то ее видела. И хоронила..."
Перед глазами знахарки встала картина: разрушенные взрывом дома, пустые глазницы оставшиеся от когда-то прекрасных окон, и узкий проулок, через который и в мирное время, лет сто назад, никто бы не рискнул пройти. Небо уже заволокло тучами и в предгрозовых сумерках, оглядываясь по сторонам пробираются трое: хрупкая девичья фигурка, и двое крепких парней. Если бы кто-нибудь выглянул в щелку меж досок, прикрывающих подвальные окна, то, наверное сильно бы удивился такой кампании и ее поведению. Девочка лет двенадцати огляделась по сторонам, сверилась с только ей известными ориентирами и уверенно нырнула в открытое зево дверного проема. Когда-то здесь был детский дом.
Случайный прохожий, если бы появился на улице, мог услышать их странный разговор.
"Она могла бы задержаться только здесь!" - говорила тихим голосом девочка обшаривая глазами помещение приюта.
"Белла, она могла свернуть..."
"Нет. Только здесь...." - девочка издала сдавленный стон и глухо разрыдалась...
В полумраке, когда невозможно различить лиц, но видны лишь очертания предметов, среди груды камней и старых рваных матрасов лежало тело... Будто поломанная кукла - всплывало определение этой странно жуткой картине. Вся грудь и пах в крови и мелких надрезах, и лишь лицо сохраняло кукольную, фарфоровую бледность.
Парни завернули тело девочки в плащ-палатку, один из них взвалил его на плечо и все так же озираясь по сторонам направился в обратный путь к храму Бога. Следом за ним шла парочка: темноволосая девчушка лет двенадцати и рослый русоволосый парень."
"Я не хочу ТАК! - шептала девочка заходясь в рыданиях на похоронах подруги. - Ее мать думает, что дочь убили в перестрелке, и правильно. Но Я не хочу закончить жизнь, отдав себя каким-то подонкам! Я хочу...
...Тише! - высокий парень в парадной форме ВС РФ, в котором сложно было опознать того, кто утешал над телом подруги еще двое суток назад, легко поцеловал девочку в губы. - Если хочешь, первым буду я. Ты мне доверяешь?
... Сквозь слезы благодарно блеснули карие глаза, и девочка ответила а поцелуй..."
"Мы собрались здесь, - громко вещал священник, особо не напрягая голосовые связки, - чтобы соединить узами брака этого мужчину и эту женщину. Дабы прошли они вместе все невзгоды и радости нашей нелегкой жизни. Да Благословит их Господь и Пресвятая Матерь Божья! Отныне и навеки объявляю Вас мужем и женой! Иван, поцелуйте супругу!" - Огромный храм - последний оплот Веры, был заполнен родственниками и друзьями. Да здесь не было цветов, голубей и тому подобной атрибутики венчания, как вещали традиции мирного прошлого, но здесь была надежность, надежда и любовь. Вот и все... И именно это и погубили автоматные очереди...
И первый поцелуй мужа, горький и сладкий одновременно. Взгляд его серых глаз, будто прощаясь ласкает молодую жену и тут же пропадает в первых рядах, рядом с тетстем, защищая любимых ценой своей жизни.
И женой побыть не успела, да и вдовой не суждено... - мелькает в голове мысль, когда из дула автомата вырывается огненной болью очередь пуль. "Donna nobis pacem" - шепчут уста и проливаются водопады слез..."