Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Тетрадь 79

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не вычитано.


ТЕТРАДЬ СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

* * *

  
   Телефонный звонок был ещё непривычен, и Фредди не сразу сообразил, что его разбудило. Сообразив, чертыхнулся по-ковбойски и снял трубку.
   - Алло? - мрачно спросил он, готовый послать позвонившего на максимальную дальность.
   Но сухой голос Джулии Робертс и особенно её слова окончательно разбудили его.
   - Мистер Трейси, - она их никогда не путала, - Чак не вышел на работу.
   - Понял.
   Положив трубку, Фредди посмотрел на часы. Девять ноль пять. После такой ночи надо спать сутки, они планировали до ленча, но "Октава" должна работать, чёрт возьми! Если Чак заболел, почему не предупредил? Живёт в лучшей меблирашке Цветного квартала, с телефоном. А если не заболел... Сдерживая себя, чтоб не сорваться раньше времени, Фредди позвонил в гараж. И выслушав дежурного механика, очень аккуратно закурил. Без трёх минут восемь - Чак всегда приходил в гараж заранее, готовил машину и без четверти девять выезжал - у входа в гараж Чака остановили двое в штатском из команды Бульдога, посадили в свою легковушку и увезли. Номер, марка машины... всё сходится.
   - Спасибо. За мной. Подготовь машину. Да, полный бак и всё остальное.
   Фредди положил трубку и, не одеваясь, прошёл в соседнюю спальню. Когда он потряс Джонатана за плечо, тот замычал и запрятал голову под подушку.
   - Лендлорд, вставай.
   - Пошёл ты... - прохрипел из-под подушки Джонатан.
   - Джонни, Чака арестовали.
   Подушка отлетела к стене, и Джонатан сел на кровати, ошеломлённо глядя на Фредди.
   - За что?!
   - Бульдог мне не докладывает, - равнодушным тоном ответил Фредди.
   - Так... - Джонатан тряхнул взлохмаченной головой. - "Октава" должна работать.
   - Машина меня ждёт.
   - Я к Гроунсу.
   Фредди кивнул. Гроунс - знаменитая адвокатская фирма, там берутся за любые дела, правда, и плата соответственная.
   Квартира была маленькой, с одной ванной на две спальни, но подобное их никогда не смущало. Привести себя в порядок - дело пяти минут, а дальше... Фредди по маршруту Чака, там и так надо навёрстывать упущенное, а Джонатану по адвокатам и кабинетам. Чёрт, знать бы, за что Чака дёрнули? За его собственные художества, или через него выходят на них? И что парень мог натворить? Битыми мордами и даже трупами в Цветном квартале Бульдог не занимается, не его уровень. Работать на кого другого Чак бы не посмел, тоже исключено. Так что... чёрт, хуже нет наугад действовать.
  
   Сидя на краю стола, Робинс свысока рассматривал сидящего перед ним на стуле негра в чёрной кожаной куртке. Раб-телохранитель, Колумбийский Палач, Чарльз Нортон, шофёр на контракте у Джонатана Бредли.
   - Ну, парень?
   - Я всё сказал, сэр.
   Зазвонил телефон, и Робинс, кивнув, снял трубку. Коллинз, Гарнье и Стэн с трёх сторон задёргали негра в перекрёстном допросе, давая Робинсу передышку и возможность спокойно поговорить.
   - Шеф.
   - Слушаю.
   - Трейси забрал машину из гаража и поехал в контору. Бредли у Гроунса.
   - Принято. Продолжайте.
   - Понятно.
   Положив трубку, Робинс закурил. Итак, пронюхали. Надо же, к Гроунсу кинулся, значит, минут через пять будет здесь с адвокатом. А если... если так. Парень, похоже, чист, по крайней мере в этом и дал ценную, весьма и весьма, информацию. "Лагерное убийство". Лагерника искал Колченогий. И нанимал для этого Ковбоя. Слух о лагернике пошёл с Бифпита, да, и там как раз тогда болтался Ковбой. Ткнуть Ковбоя носом и посмотреть реакцию? А что, нанялся найти, а найдя, оставил себе? Обман своего? Вряд ли Ковбой настолько зарвался, но можно попробовать сыграть. И кстати, у самого Ковбоя тут алиби достаточно зыбкое. Как и у Бредли. И заново поворошить дело Ротбуса, а все детали у русских, лишние сложности. Лишние? А негра придётся отпустить, задерживать его, к сожалению, пока не за что. К тому же нечего Бредли тут демонстрировать свою силу. А то парень и так ему, как говорится, душой и телом...
   Новым кивком Робинс остановил свою команду, но сказать ничего не успел, потому что снова зазвонил телефон, уже общегородской.
   - Алло?
   - Инспектор Робинс?
   Робинс сразу узнал бархатный с переливами голос Леона Гроунса, главы фирмы, и досадливо поморщился.
   - Слушаю, Леон.
   - У тебя мой клиент, Чарльз Нортон. У него нет проблем, не так ли?
   - Нет! - рявкнул Робинс, бросая трубку.
   Коллинз, всё сразу поняв, вздохнул.
   - Вон! - Гарнье кивком показал негру на дверь.
   Чак медленно встал. Его отпускают? Совсем?!
   - Понадобишься, вызовем ещё. Из города не уезжай, - уже спокойно сказал Робинс. - Дин, проводи его.
   Когда за ними захлопнулась дверь, Коллинз спросил:
   - Сам звонил?
   - Чёртов Игрок! - Робинс смял сигарету в пепельнице. - Чарльз Нортон клиент Леона Гроунса.
   Стэн присвистнул и покрутил головой.
   - Это ж какие деньги надо иметь, чтобы так шиковать.
   - Мне бы эти заботы, - фыркнул Робинс.
  
   Простившись с Гроунсом, Джонатан отправился в "Октаву". Больше Чаку деваться некуда. Фредди на маршруте. Чёрт, надо же, чтобы так всё совпало. В газетах ещё ничего нет, но у Гроунса свои люди везде, и материал Кринкла уже лежал на столе. Итак, Найфа нет. Не слишком большая потеря для человечества, кто бы спорил. Но хреново, что Бульдог вцепился в Чака, а значит, и в них. Алиби у них зыбкие, не то слово. "Я не мог её изнасиловать, потому что в это время грабил банк в другом городе". Шикарно, что и говорить. Только этой головной боли не хватало. Что мог Чак наболтать Бульдогу?
   - Да, здесь. Спасибо.
   Джонатан расплатился с шофёром и покинул такси у подъезда из офиса. Вроде снаружи всё спокойно. А другого варианта всё равно нет.
   Он легко взбежал на свой этаж, мимоходом отмечая отсутствие любых необычностей, и, не меняя шага, вошёл в свою контору.
   Джулия Робертс продолжала печатать, не повернув головы, а сидевший в углу Чак вскочил. Кивнув и поздоровавшись, Джонатан прошёл в свой кабинет. Чак, опустив голову и заложив руки за спину, последовал за ним.
   Давая Чаку время отдышаться и начать соображать - а то аж серый до сих пор, ну да, Бульдог это умеет - Джонатан быстро просмотрел лежащие у него на столе письма и список поступивших заказов.
   - Сэр... - наконец выдохнул Чак.
   - Сразу, - Джонатан по-прежнему не смотрел на него. - Ты что-то натворил?
   - Нет, сэр, нет, Богом клянусь, я ничего не сделал...
   - Достаточно. О чём тебя спрашивали?
   - Сэр, - Чак судорожно перевёл дыхание. - Сэр, они нашли труп и хотят, чтобы это был я. Но это не я, сэр, я не мог этого сделать. Даже... даже если бы мог, то не так, мы по-другому. Это... это лагерное убийство, сэр. Это сделал лагерник, так в лагере убивают предателей и пайку на грудь кладут, это западло, такой хлеб никто не возьмёт, а живот тоже, за... ну, тоже западло. А тут деньги, но это то же самое, это сделал лагерник, сэр...
   Джонатан слушал, не перебивая, намертво сцепив зубы. Неужели... нет, не может быть, но... Но следующие слова Чака были ещё страшнее.
   - Я так и сказал им, сэр.
   - Они поверили тебе?
   - Не знаю, сэр. Они отпустили меня, но сказали, что ещё... - Чак судорожно сглотнул.
   - Ладно. Не ты, значит, не ты, - Джонатан улыбнулся. - Это главное. Иди, займись машинками. Полная профилактика, понял?
   Чак кивнул.
   - Да, сэр, слушаюсь, сэр, полная профилактика, сэр.
   Джонатан кивком отправил его и нажал кнопку вызова секретарши. Когда Джулия Робертс с неизменным блокнотом в руках вошла, распорядился:
   - Найдите Фредди на маршруте и немедленно вызовите сюда.
   - Да, сэр.
   В отличие от Чака, она не повторяла распоряжений, но Джонатан уже убедился, что она ничего не путает и не забывает. Оставшись один, он сел за стол и, уперев в него локти, уткнулся лбом в сплетённые пальцы.
   Нет, мёртвые не воскресают, чудес не бывает. Ошибиться могли они, неправильно поняв сказанное, им могли попросту соврать, но Эркин-то знал правду, он-то бы не уехал, бросив напарника, которого назвал братом. Это первое. Что могло столкнуть парня с Найфом? Да так, что Найф отдал ему свой нож и позволил себя зарезать. Это второе. Нет, первого достаточно. Тогда что? Ещё один лагерник? И это совсем другая проблема, и - самое главное - не наша проблема. Пусть Бульдог идёт себе по следу, берёт этого лагерника и вешает на него все найденные за год трупы. Наше дело - сторона. Почему Бульдог вцепился в Чака? Ну, это понятно. Колумбийский палач. О его похождениях до сих пор страшилки гуляют. Ткнуть мордой об стол русских. Вы его, дескать, отпустили, а он опять за старое. Но, дай бог, чтобы этим всё обошлось. Чак не врёт, ему врать незачем. Откуда он, кстати, так хорошо знает лагерные порядки? С такими деталями. Грин тогда ни словом не обмолвился, что тренирует своих в лагерях, хотя... кто ж об этом будет вслух говорить. Ладно, это потом, сейчас спрашивать не надо. Так что...
   В кабинет вошла Джулия Робертс и молча остановилась в шаге у стола. Джонатан поднял голову.
   - Да, мисс Робертс?
   - Мистер Бредли, - её голос как всегда сух и равнодушен. - Мистера Трейси нет на маршруте.
  
   На третьей точке Фредди отставал от графика на пять минут. Не страшно. Надо отзвониться в контору, тем более, что Джонни уже должен быть там. Теперь к четвёртой, а по дороге... Ага, вон и будка телефонная.
   И бешено выругавшись по-ковбойски, затормозил: на краю тротуара с вскинутой в останавливающем жесте рукой Коллинз - первый в команде Бульдога. Чёрт, что Чак наболтал?!
   Небрежно шевельнув лацканом с приколотым с обратной стороны жетоном криминальной полиции, Коллинз сел рядом с Фредди.
   - В Управление.
   Фредди молча стронул машину.
   - Ни о чём не хочешь спросить? - первым не выдержал Коллинз.
   - Я не любопытный, - вежливо ответил Фредди.
   До Управления они доехали молча. И в кабинет Робинса прошли так же без слов.
   - Ага! - встретил Фредди Робинс. - Садись, Ковбой.
   Усмехнувшись непроизнесённому: "Когда полиция велит садиться, стоять неудобно", - Фредди сел на указанный стул.
   - Газеты читаешь, Ковбой?
   - Иногда, - честно ответил Фредди.
   - А сегодня?
   - Не успел ещё.
   - Успеешь, - пообещал Робинс и, когда за Коллинзом закрылась дверь, уточнил: - Если договоримся.
   Фредди молча ждал продолжения. Ему много раз предлагали договориться, и он хорошо знал, что "нет" говорить нельзя. Любой договор можно повернуть в любую сторону, а отказ безвариантен.
   - Ну как, Ковбой?
   Фредди неопределённо повёл плечом. Его не обыскали при входе, и пистолет под мышкой мешал. Сидишь с уликой и не скинешь, а Бульдогу только дай зацепиться. Что же случилось ночью? У Бульдога глаза с недосыпу, ночью конца игр не дождался, "шестёрки" чего-то говорили, а утром дёрнул Чака, теперь меня, лишь бы Джонни там не психанул, хотя он у Гроунса мог всё подготовить, алиби, конечно, хреновое, что и говорить, но бывало и хуже...
   - Где лагерник, Ковбой?
   - В могиле, - пожал плечами Фредди и сразу, не давая Бульдогу вклиниться, закончил: - Их всех туда перед Капитуляцией положили.
   Робинс досадливо усмехнулся. Классно выворачивается Ковбой, этого у него не отнимешь. Ведь и не врёт, и правды не говорит. Известная школа.
   - А твои пастухи где?
   Неужто у Робинса крыша поехала? Жаль, конечно, но с психом не спорят.
   - Не знаю.
   - Не ври, Ковбой.
   Все допросники одинаковы. Будто я ему скажу, даже если бы и знал. И чего его на них понесло? Слишком дальний заход.
   - Так ты ничего и не знаешь, Ковбой, чего так?
   - Как спрашиваете, так и отвечаю.
   Ковбою себя ронять нельзя, не поймут. Так что осадочка маленькая и к месту. Поймёт? Понял.
   - И что ночью было, тоже не знаешь? - уже чуть другим тоном спросил Робинс.
   - Где и когда? - так же деловито уточнил Фредди.
   - Нашли мы его. Этой ночью.
   Робинс с насмешливой улыбкой смотрел на него. Ну, насколько хватит хвалёной выдержки Ковбоя?
   - Не спрашиваешь, кого?
   - А вы ответите?
   - Отвечу. Джимми Найфа.
   Фредди изумлённо уставился на Робинса.
   - Я-то при чём?
   - Это я у тебя хочу узнать. Где он тебе дорогу перешёл, что ты к нему своих парней отправил? А, Ковбой?
   - Начнём с того, инспектор, что я свои проблемы сам решаю.
   - Начнём, - кивнул Робинс. - А потом?
   - А потом у нас разный бизнес. Мы не конкуренты, - и, глядя на Робинса в упор: - Я ковбой, а он гриву от хвоста не отличает.
   - Ну правильно, решил сам не мараться, - понимающе кивнул Робинс. - Послал парней. Как и тогда.
   - Когда тогда, инспектор?
   - Спрашиваю я, Ковбой, но отвечу, раз ты такой забывчивый. В Мышеловке. Когда задушили Ротбуса. Ну как? Освежил память?
   - В том деле я чист, - глухо ответил Фредди.
   - Перед русскими. Они тебя не знают. Смотри, Ковбой.
   Робинс вытряхнул из коробка на стол спички и стал их выкладывать в два аккуратных ряда, приговаривая:
   - Оба лежат на спине... у обоих убийца стоял сзади... оба не оказали сопротивления...оба раза орудия убийства оставлены. Тут на трупе, тут рядом, но это не существенно... у обоих карманы не обысканы... здесь оставили золото... здесь положили деньги... оба засыпаны... здесь смесь табака с перцем... здесь смесь разных перцев... Считаешь, Ковбой? Многовато для совпадения, не так ли? Это почерк, Ковбой. Вас же всех по почерку вычислить элементарно.
   - У меня алиби.
   - Верно, - кивнул Робинс. - Это ещё одно... совпадение. Так что, автор один. Там были твои пастухи и телохранитель Ротбуса. Здесь он есть, должны быть и пастухи. И ещё, Ковбой. Уже поважнее. То убийство тебе выгодно, значит, и это. Там прикрывали тебя, значит, и здесь прикрывают. То убийство лагерное из мести, а это лагерное за предательство. Лагерник есть, Ковбой. Что с ним было тогда, до Капитуляции, его проблемы, а здесь на нём уже два убийства. Не в твоих интересах, Ковбой, если я на него без тебя выйду.
   Светлыми до прозрачности глазами Фредди, не мигая, смотрел в лоб Робинса.
   - Зачем тебе пастухи, Робинс? Они чисты.
   - Опять же для русских. Где они, Ковбой? Найду ведь и без тебя.
   - А они и не скрываются, - Фредди пожал плечами. - Одного в Хэллоуин убили, другой на ту сторону умотал.
   - Племя своё догонял? - прищурился Робинс.
   - Наверное, - равнодушно ответил Фредди.
   Чёрт, до чего ж много Бульдог накопал, то-то глаза как у бешеного кролика, Найфа давно было пора в выгребной яме утопить, но какого чёрта он сюда и парней, и нас с Джонни приплетает, и для совпадения слишком много, но мёртвые же не воскресают, чёрт, дьявольщина...
   - Где оставил пастухов, Ковбой?
   Подавись, это уже ничего не меняет.
   - В Джексонвилле.
   - Верно, - кивнул Робинс. - Под кем они ходили? Под Тушей, больше ты их никому бы не отдал. Там ты с Найфом и столкнулся, так? Ты же злопамятный, Ковбой, можешь и год ждать.
   - Могу и больше, - кивнул Фредди.
   - Найду без тебя, он по совокупности исполнителем, а ты - организатором. Тоже по совокупности. Понял, Ковбой?
   - Да, инспектор.
   - И что?
   - Ищите. Я, что знал, сказал.
   И, чувствуя, что разговор закончен, Фредди встал и пошёл к двери.
   - До встречи, Ковбой, - догнал его голос Робинса.
   Фредди сглотнул готовую фразу, что Ротбус так же прощался, и, не оборачиваясь, вежливо ответил:
   - До встречи, инспектор.
   Его никто не остановил. На улице Фредди сразу сел в машину, так и стоявшую у подъезда, мимоходом отметил, что следов обыска незаметно, и, спокойно отъехав, за углом прибавил скорость. Чёрт, весь график к чертям свинячьим, ну и чёрт с ним. Где Джонни? Грымза наверняка знает. И притормозив у первой же будки, бросился к телефону.
   - Фирма "Октава", - бездушный как неживой голос.
   - Это Трейси.
   - Мистер Бредли в офисе.
   Ты скажи, какая сообразительная, надо будет ей зарплату прибавить, чтоб не перекупили. На что другое её не возьмёшь.
   - Буду через шесть минут.
   И бегом обратно к машине.
   О Чаке Бульдог обмолвился, но там Джонни через Гроунса действует, вытащим. Из Чака Бульдожина всё возможное выбил, это ясно, но что Чак о них знает... неопасно, не слишком опасно. Ага, ну вот и их контора.
   Когда он вошёл в приёмную, мисс Робертс печатала, а за матовой дверью слышалось позвякивание регулируемой машинки. Чак - догадался Фредди и улыбнулся, кивком здороваясь с секретаршей.
   - Мистер Бредли ждёт вас.
   - Благодарю. Маршрут прерван на четвёртой точке.
   Джулия Робертс кивнула и, продолжая печатать одной рукой, потянулась к телефону. Звонить и извиняться за задержку. Фредди прошёл в кабинет Джонатана.
   - Сидишь, лендлорд?
   - Ковбою скакать, лендлорду сидеть, - ответил, не поднимая головы, Джонатан, занятый бумагами. - Чака на маршрут?
   - Да. С четвёртой точки.
   Джонатан нажал кнопку вызова и, когда вошла секретарша, распорядился скорректировать маршрут и отправить Чака.
   - Да, сэр.
   - Ни с кем не соединять и не беспокоить, - Джонатан улыбнулся, смягчая приказной тон.
   - Да, сэр.
   Когда она вышла, Фредди сел в кресло. Джонатан бросил ему на колени пять сколотых скрепкой листов и отошёл к бару. Когда он вернулся с двумя стаканами, Фредди уже просмотрел листки.
   - Спасибо, Джонни.
   - Кто тебя потрошил?
   - Бульдожина. Он здорово умён, но рехнулся, - Фредди отхлебнул из стакана и кивнул. - Неплохо, Джонни, надо бы покрепче, но не сейчас. Или рехнулся я.
   Джонатан сел а своё место, отпил и кивнул.
   - Мёртвые не воскресают.
   - А воскреснув, не исчезают. Бульдог показал мне пасьянс на спичках.
   - Что?!
   - Занимательная игра, Джонни. Не скажу, чтобы доходная, но азартна... до полного обалдения, - Фредди усмехнулся и достал из кармана коробок. - Смотри, Джонни.
   И стал обстоятельно выкладывать два ряда спичек, очень спокойно комментируя каждую. Джонатан молча слушал. И когда Фредди закончил, приподнял приветственным жестом стакан. Фредди кивнул.
   - Когда умён, тогда умён. О лагерном он от Чака узнал?
   - Да. Обвинил, тот и выпотрошился.
   - Понятно. Чака оставляем?
   - Его убрать - это признаться, Фредди.
   - Да, сам понимаю.
   Фредди собрал спички в коробок, потряс его и спрятал в карман.
   - Где его теперь искать, Джонни? И поиском засветим.
   - Резонно. Алекс тогда всё объяснил. Думаешь, он уже там? - движением стакана Джонатан показал куда-то за стены кабинета.
   - Сильно надеюсь на это. Нам нельзя трепыхаться.
   - А если Бульдог найдёт его до нас?
   - К русским Бульдог не пойдёт, - задумчиво сказал Фредди. - Будет сам искать.
   - Да, самолюбие не позволит. А в эти дела русские с самого начала не лезли.
   - Наше дерьмо нам и разгребать, - хмыкнул Фредди. - Но человек в полиции стоит дорого. А из его команды...
   Джонатан кивнул.
   - Есть варианты?
   - Тоже верно.
   Фредди допил свой стакан и встал, забрал стакан Джонатана и отнёс их в бар. Джонатан взял прочитанные Фредди листки, очень аккуратно отделил и положил на место скрепку. Фредди кивнул, глядя, как проходя ножи измельчителя листки становятся мелкой бумажной лапшой, не читаемой и не восстановимой.
   - С Чаком говорить будешь?
   Фредди усмехнулся.
   - Я его встречу в конце маршрута. "Октава" должна работать. Ты вечером в "Экономическом"?
   - Да. И не забудь зайти к Дэннису. К Пасхе Ларри должен начать работу.
   Всё так, всё правильно. "Октава", Слайдеры, салон Ларри, другие точки - всё должно работать. А это... когда в горку, когда под горку, а по ровному редко когда бывает.
  

* * *

  
   Дни стояли по-прежнему пасмурные, но тёплые, глянцево блестела молодая листва, галдели, ссорясь у кухонной помойки птицы. Размеренная жизнь, сытная и достаточно вкусная еда, курево и баня бесплатно, со стиркой при таком обилии женщин тоже не проблема устроиться, никаких тебе волнений и тревог. Лежи и жди визы. А свои страхи оставь при себе.
   С соседом по отсеку Андрею повезло. Неопределённого возраста молчаливый работяга, с вопросами не лезет и о себе не рассказывает, но подлянки можно не ждать.
   Первые дни Андрей отсыпался, вставая только в столовую или по делам. А когда не спал, то просто лежал, закрыв глаза или разглядывая потолок.
   Ну, Сергей Игоревич Бурлаков, вступите в свои права? Или и дальше Андрею Морозу место уступаете? Хотя голому ежу ясно: документы на Мороза и начать их менять - это продлить себе сидение в лагере ещё месяца на два, минимум, нет, самое малое. Так что, спи себе, Серёжка-Болбошка, спасибо тебе, все твои знания и умения я могу теперь взять и рассказывать о тебе, как о себе тоже можно. Не всё, конечно, а то, что могло быть и лишних вопросов не вызовет. Теперь бы Эркина найти. Браток у меня, конечно, приметный. Только кого о тебе расспрашивать? Падла эта тебя в ноябре видела, кто тогда здесь парился, до Нового года уехали, так что... В курилке трепали о службе розыска, ох, не верю я службам всяким, а уж розыскным... На хрен они мне не нужны, туда лезть - это светиться. Ладно, придумаю.
   Снизу, всхрапнув, повернулся на другой бок сосед. Неделю рядом живём, как зовут, не знаю, а нет, слышал, его Никахой кто-то назвал. Да, надо у курилки потолкаться, послушать. Там многое, если умело уши развешивать, узнать можно. И не будем откладывать.
   Андрей легко сел, снял со спинки и натянул брюки, спрыгнул вниз, быстро обулся, заправил рубашку и, на ходу натягивая ветровку, вышел из отсека. Решил - делай, шагнул - так иди.
   Мужской барак шумел ровно и обыденно. Региональные лагеря прикрывают, так теперь в Центральном совсем невпродых стало, в столовой того и гляди четвёртую очередь введут.
   Выйдя из барака, Андрей с наслаждением вдохнул сырой тёплый воздух и не спеша пошёл к пожарке. До ужина ещё час, многое можно услышать.
   Здесь, как всегда, толпились мужики и парни, шныряли подростки. Андрей достал сигарету и медленно, присматриваясь и прислушиваясь, влез в толпу. Бабы... выпивка... жратва... Эркин называл это рабской болтовнёй. Стоп-стоп, а это про что?
   - Ну вот, я и говорю. Прямо в барак пришли. Собрать вещи только дали. А "воронок" уже у ворот стоял.
   - В бара-ак, одного, грят, прямо с поезда сняли, чуть ли не в Рубежине. Щуря в улыбке светло-блестящие глаза, Андрей пристроился спиной к беседующим, будто на самом деле он совсем другого, что про баб треплет, слушает, и ловил каждое слово.
   - Для чего и маринуют нас здесь, сам подумай, все хвосты твои проверят.
   - Ну, а переехал, за Рубежином-то...
   - Могут и там. Полиция, она всегда в стачке.
   - Охранюги везде заодно, это точно.
   - Так ведь ещё остальных тягать начинают.
   - Ага, укрывательство, попустительство, недоносительство...
   - Пособничество забыл.
   - Напридумывали, гады...
   - Ага, хоть и за другое, а всё одно...
   - Вот, помню, на заводе было. Знал, не знал, а всех прижали, и цех, и барак, да так, что и дыхнуть нельзя.
   Долго на одном месте стоять - это в разговор вступать надо, и Андрей пошёл дальше. Ничего особо нового, нет, как отец говорил, концептуально, стоп, это слово выпускать нельзя, не положены тебе такие слова, но для себя-то... А поберегись, раз про себя, два про себя, а на третий вслух выскочит... воробушек, и ведь хрен ты его поймаешь потом. Ясно одно: засветишься сам - засветишь остальных. Нельзя ему в открытую Эркина искать. Но как-то же ищут. Ну, так и не один день в запасе. Ага, вон тому мужику он тогда, в первый день, о брате обмолвился. Смотри-ка, и он запомнил, рукой машет, подзывает. Хреново, конечно, но посмотрим, это ещё по-всякому можно повернуть и вывернуть. Так что, подойдём, поговорим и послушаем.
   - Ну как, отоспался, парень? Не видно тебя чегой-то было.
   - Ага, - ответно улыбнулся Андрей. - За всё прошлое и будущее.
   - Это точно, - охотно засмеялись в ответ.
   - А что, мужики, - невысокий широкоплечий парень со следами ожогов на лбу залихватским плевком утопил плавающий в луже окурок. - Пахали без продыху, приедем - опять впряжёмся, задарма ж не проживёшь, так здесь только и отоспаться.
   - Приятно понимающего встретить, - ухмыльнулся Андрей.
   Его поддержал дружный хохот. Пошёл общий неопасный - если следить за языком - необязательный трёп. Но и спешить некуда, и... птичка по крошке клюёт и сыта бывает.
   За этим трёпом незаметно подошло время ужина. Уже у столовой Андрей встретился с полуседой сухощавой женщиной.
   - Сделала я твоё, - она протянула аккуратный свёрток. - Приготовь на завтра, что ещё стирать.
   - Спасибо, - Андрей ласково улыбнулся ей. - Да неловко, я и сам...
   - Неловко штаны через голову под столом надевать. Слышал такое?
   - А-то!
   - Вот и не спорь. Я в матери тебе гожусь. Всё понял? - Андрей кивнул. - Тогда беги, к себе отнеси, а то загваздаешь за столом.
   Андрей с трудом выдрался из толпы и побежал в барак. Сегодня утром, когда он пришёл в прачечную и под визг и хохот стал отругивать себе место у корыта, она сама подошла к нему, бесцеремонно и властно отобрала рубашку, трусы и носки и попросту выгнала:
   - Ступай. К ужину сделаю.
   Что ж, он уже слышал, что многие из мужского барака отдают в стирку таким же одиночкам из женского. Но ведь раз постирает, другой постирает, и ты уже семейный. Хотя эта, видно, из других. "В матери гожусь". Ладно, пока его это устраивает, а там... там посмотрим.
   Он быстро сунул свёрток в тумбочку. Сумку свою, чтоб хоть и пустая, а не мозолила глаза кому не надо, он сдал в камеру хранения, и всё его имущество было теперь на нём и в тумбочке. Никахи нет, вот ведь мужик, спит, хоть из пушки над ним стреляй, а к жратве всегда в первую очередь успевает.
   Сам Андрей в первую очередь, разумеется, опоздал и потому включился в тот же, что и курилке, трёп.
  

* * *

  
   Первых уроков ждали если не со страхом, то с тревогой уж точно. Неизвестное и непонятное всегда страшно.
   Артём после работы забежал домой переодеться. Лилька с Санькой вчера тоже в первый раз на занятия сходили и рассказывали: учительница ничего, не злая, и похвалила их за то, что во всём чистеньком пришли, так что и ему так же надо.
   Он бежал по блестящей искрящейся под уже весенним солнцем дороге. Стало жарко, и Артём распахнул куртку, сбил на затылок ушанку.
   - Эй, паря, продует! - окликнули его с проезжающих мимо саней.
   Артём с улыбкой отмахнулся. Ему всего-то ничего осталось, вон уже проулок их виден.
   - Тём, куда летишь?
   - Домой!
   Ну, вот их расшатанный облезлый забор - на сугробах держится, а как стает снег, так и завалится, чинить надо, укреплять. Он даже калитку не стал открывать, с ходу перепрыгнув через неё. Артём взбежал на крыльцо и влетел в тёмные сени. На ощупь нашёл дверь.
   - Тёма, ты?
   - Ага!
   - Санька, Ларька, Тёмка пришёл!
   Они облепили его, стаскивая с него, выхватывая из его рук ушанку, варежки, куртку, сапоги.
   - А деда в магазин пошёл.
   - Тём, а ты денежку принёс?
   - А Зотиха нам молока принесла.
   - Тём, а ты...
   - Бабка где? - вклинился в их гомон Артём, отряхивая руки и принимая от Лильки полотенце.
   - А с дедой пошла.
   Артём молча кивнул. Бабке он не доверял, но посоветоваться было не с кем, да и... Нет, она их, голых и босых, как говорится, пустила, и не теснила никак, но... но она слишком явно охмуряла деда. Понятно всё, но если дед женится на ней, то куда ему с малышнёй тогда деваться? Они-то бабке на хрен не нужны, любому мальцу-недоумку понятно. Жаль, ведь только-только жизнь стала налаживаться. Он отдал Лильке полотенце.
   - Пошли к нам.
   В доме были кухня и две горницы. Ту, что поменьше, бабка оставила за собой, а большую им сдала. А кухня стала как бы общей, но Артём предпочитал держаться в "своей". За неё уплачено, так что он в своём праве, а на кухне... ну, поесть, умыться - это да, а всё остальное - уже из милости, а она... по-всякому обернуться может, ну её...
   В горнице он вытащил из-под кровати сундучок, ещё от мамки остался, где хранилось всё их имущество, и достал новенькую, только третьего дня купленную рубашку в ярко-зелёную с чёрным клетку.
   - Новину оденешь?! - ахнула Лилька.
   - В школу иду.
   Артём бережно положил рубашку на кровать.
   - В школу, конечно, надоть, - солидно сказал Санька.
   Ларька завистливо вздохнул: реви, не реви, всё равно не поможет.
   - Вот тепло станет, - улыбнулся ему Артём, - возьмём тебя в кино.
   - Ты обтираться будешь? - спросила Лилька. - Я тебе холстинку принесу.
   - Давай, кивнул Артём, расстёгивая и снимая рубашку.
   Баня по субботам, как уж заведено, так что он оботрётся мокрой холстиной и наденет новую, праздничную рубашку, а эту завтра опять на работу. Лилька принесла холщовое мокрое с одного конца полотенце. Артём обтёрся до пояса мокрым концом, растёрся насухо другим, пальцами растеребил кудри и, тряхнув головой, уложил их, надел новую рубашку, застегнул манжеты и аккуратно заправил её.
   - Какой ты красивый, Тёма, - сказала Лилька.
   Совсем как мамка той зимой... Артём снова тряхнул головой.
   - Ладно, вроде деда пришёл.
   Войдя в горницу, дед положил на кровать свёрток, оглядел Артёма и кивнул.
   - Хорошо.
   - Да? - обрадовался Артём. - Я подумал, школа всё-таки.
   - И правильно. Нечего оборванцем ходить. А ну, малышня, обедать щас будем.
   Когда с писком и гомоном младшие вылетели из горницы, Артём подошёл к деду и тихо спросил:
   - У нас деньги ещё есть?
   - Есть, - дед зорко посмотрел на него. - Много надо? На что?
   - Не знаю. Учиться буду, книги будут нужны, тетради. Лильке с Санькой тоже, слышал ведь, и альбомы ещё, карандаши...
   - Учитесь, - твёрдо ответил дед. - На это деньги найдём. Я тоже похожу, потолкаюсь. Найду подработку.
   Артём опустил глаза. Он не знал, как спросить о бабке, а знать надо.
   - Чего купил?
   - Белья прикупил малышне. Придут проверять, так чтоб сменка лишняя была.
   Артём кивнул. Тогда в Комитете, выдавая им пособие, сказали о проверке, что придут посмотрят, и если по-глупому пособие протратили или - упаси Бог - пропили...
   - Деда, Тёма, - влез в горницу Ларька, - обедать.
   Проходя мимо Ларьки, дед потрепал его по вихрастой голове. И Ларька расплылся в щербатой улыбке.
   Обедали все вместе за одним столом из общей миски. Первая ложка деда, вторая Артёма - они мужики, добытчики, кормильцы, третья бабки, а потом уже Лилька, Санька и Ларька. Густые горячие щи, каша намаслена. Без мяса, правда, ну так и день будний. Бабка властно хозяйничала за столом, но - Артём за этим следил - никого не обделяла, масло ровно намазано. А что Санька по затылку получил, так за дело - не колобродь ложкой по миске, со своего края бери. После каши пили отвар из сушёной ягоды.
   - Ну, всё, спасибо за хлеб-соль, - встал дед, а за ним полезли из-за стола и остальные. - Давай, Тёмка, не след опаздывать. Ты, Лилька, бабке помоги, а нам с Санькой во дворе работа.
   Все и так знали, кому что и как делать, но положено, чтоб по слову старшего - здесь говорят: старшака - всё делалось.
   Артём быстро оделся и, уже взявшись за ручку двери, обернулся.
   - Я не знаю, когда буду.
   - Как следует учись, - напуствовал его дед. - Савельцевы никогда хуже других не были.
   Артём улыбнулся. Вчера дед это же Лильке с Санькой говорил. А ему перед кулачным боем на Масленицу. Тогда он всех вышиб, кто против него стоял. И сегодня... будет не хуже.
  
   К Культурному Центру со всех концов города собирались люди. В основном мужчины и парни, женщин практически не было. С завода, со строек - в Загорье теперь много разного строят, из разных мастерских, из Старого города.
   Эркин никак не думал, что их столько окажется. И смотри-ка, цветных много, недавно приехали что ли? Или просто не пересекался раньше? В вестибюле к нему пробился Артём.
   - Здорово. Давай вместе, а?
   - Привет, - кивнул Эркин. - Не отставай, малец.
   Как все, они разделись в гардеробе и стали оглядываться. У стенда со списками и расписанием клубилась плотная - не протолкаться - толпа. Кто-то, спотыкаясь и явно перевирая, читал фамилии, ещё кто-то, перекрикивая, пытался разобраться в расписании.
   Эркин решил не лезть в эту кучу и подождать. Должен же появиться кто-то знающий и объяснить, кому и куда идти.
   - Привет, - подошёл к нему Тим, свысока оглядел стоящего рядом Артёма. - Долго эта неразбериха ещё будет?
   - Не знаю, - пожал плечами Эркин.
  
   В учительской тоже стоял шум.
   - Ну как их развести, там же неграмотных полно.
   - Да, у расписания не протолкаться.
   - И никто ничего не понимает.
   - Да перекличку устроить, - сказала Полина Степановна. - И по классам развести. Кто у нас самый командир? - она улыбнулась. - Мне-то их не перекричать.
   Джинни робко улыбнулась. Вчера у неё всё прошло очень хорошо. Но вчера были дети, а сегодня... и в самом главном своём страхе она никому не могла признаться. Там... там цветные, рабы, да, бывшие, но их-то как учить?
   Но уже встал Мирон Трофимович, в честь первого дня в парадном костюме-тройке с орденами.
   - Время. Общей переклички делать не будем, проведём по классам. Неграмотных к Полине Степановне, потом на английский. С незаконченным средним ко мне, потом на историю. А с начальным к Галине Сергеевне, потом на биологию. Аристарх Владимирович, так?
   - У меня всё готово.
   - Да, по расписанию.
   - На первый день четыре урока вполне достаточно.
   - Собираемся после четвёртого?
   - Да, конечно.
   И под этот вполне рабочий шум Мирон Трофимович пошёл к двери. Джинни перевела дыхание. Её уроки - третий и четвёртый, она пока посидит, ещё раз всё просмотрит, приготовит...
   - Ничего, девонька, - сидевшая рядом с ней Полина Степановна похлопала её по руке. - Ученики они всегда ученики, сколько бы лет им ни было.
   И Джинни улыбнулась ей.
  
   Появление Мирона Трофимовича вызвало сначала шум, а потом тишину. Зычным "командирским" голосом он сказал, не зачитывая списков, кому куда идти. И вся толпа дружно повалила по коридору в отведённые для взрослых комнаты.
   Тим, Эркин и Артём шли вместе.
   - Ты же грамотный? - удивился Эркин.
   - Слышал же, - неохотно ответил Тим. - Класс "В", кто в школе не учился.
   - Верно, - кивнул Эркин.
   Толпа редела. Больше всего народу оказалось в "Б", кто только четыре года проучился. И что там, что в "А" для не закончивших школу, ни одного цветного, только белые.
   Рассаживались неуверенно, искоса настороженно поглядывая друг на друга. Тим сел в дальнем углу, прикрывая спину и чтобы видеть и дверь и окна. Эркин сел у окна за второй стол, и Артём рядом с ним. Невысокий мулат, ещё двое негров со стройки... Класс потихоньку заполнялся.
   Оглушительно, заставив многих вздрогнуть, зазвенел звонок, открылась дверь, и вошла невысокая седая женщина в сером пуховом платке на плечах. Чем-то она напомнила Эркину бабу Фиму, и, когда сев за стол, стоявший отдельно впереди, лицом к ним, она поздоровалась, он улыбнулся ей.
   - Здравствуйте, давайте знакомиться. Меня зовут Полина Степановна. А как вас зовут, я сейчас узнаю.
   Она раскрыла большую - Эркин не понял - то ли книгу, то ли тетрадь, которую принесла с собой.
   - Кого я назову, пусть встанет и скажет, что он умеет и где учился. Хорошо?
   Неуверенные кивки, многие понурились. Неужели испугались? Полина Степановна зорко оглядывала класс. Или стесняются своей неграмотности? Ну ничего, это даже к лучшему, будут старательнее учиться.
   - Андреев Павел.
   Встал угловатый, не старше Артёма, белобрысый парень.
   - Это я. Я буквы знаю, мне в угоне показали, ну, и читаю чуть-чуть.
   - Хорошо, садись. Аржанов Николай.
   Смуглый, похожий на трёхкровку, мужчина встал.
   - Я ничего не знаю.
   И неожиданное, удивившее всех:
   - Хорошо.
   Аржанов неуверенно сел. Полина Степановна улыбнулась, кивнула и сделала пометку в графе "разговорная речь".
   Она не спешила - на знакомство и выяснение уровня можно и урок потратить.
   - Мороз Эркин.
   Встал красивый индеец у окна.
   - Я умею читать и писать. Немного, - Эркин замялся, не зная, называть Женю, или нет. - В школе я не учился, меня так научили.
   - Хорошо, садись.
   Эркин перевёл дыхание и сел, покосился на Артёма.
   - Спокойно, малец, сказал он камерным шёпотом.
   Артём улыбнулся в ответ.
   - Новиков Антон.
   - Я ничего не знаю, - старательно выговаривает русские слова немолодой негр.
   И опять:
   - Хорошо.
   И наконец:
   - Савельцев Артём.
   Побледнев, Артём встал.
   - Я ничего не знаю.
   - Хорошо, садись.
   Тим молча слушал перекличку. Что же ему сказать? Из цветных только Эркин умеет читать и писать, не побоялся сказать, хотя... а чего тут-то бояться? Нет, лучше не врать.
   - Чернов Тимофей.
   Тим встал.
   - Я умею читать и писать по-английски, - и мгновенно обернувшиеся к нему удивлённые лица цветных. - Русской... грамоты я не знаю.
   - Хорошо, садись.
   Полина Степановна проставила последний плюс в графе "разговорная речь" и улыбнулась.
   - Ну и отлично. Будем учиться.
   Она не спрашивала, но они закивали. Да, конечно, они будут учиться, за этим и пришли.
   До конца урока Полина Степановна расспрашивала их о доме, работе, семьях, поправляя ударения и падежи, просила повторить сказанное уже правильно, и всё с улыбкой и похвалой. А потом прозвенел звонок, и она сказала, что это перемена, десять минут, а курить в классе нельзя, и ушла.
   - Уфф! - Андреев встал, вытащил сигареты. - Айда, мужики, покурим.
   И не делал ничего, а устал, - удивлённо сказал молодой мулат, откликнувшийся на фамилию Кузнецов.
   - Это ещё не урок, - Олег Трофимов, единственный в классе, учившийся, как он гордо сказал, аж целых два года, тоже достал сигареты. - Так, беседа. Посмотрим, что дальше будет.
   - Посмотрим, - встал и Эркин.
   Хотелось потянуться, размять мышцы, но это невозможно, так хоть пройтись. Остальные тоже устали от сидения, и кто не пошёл курить, те просто ходили по классу, разглядывая висящие на стене напротив окон картины - пейзажи времён года. Дверь осталась открытой, и были слышны голоса гуляющих по коридору.
   В учительской Полину Степановну сразу встретили общим вопросом:
   - Ну как?
   - А никак, - Полина Степановна, сверяясь с журналом, отбирала на своём столе книги и надписывала тетради. - По списку двенадцать, разговорным владеют все, в школе учился, но давно, один, грамотных четверо, уровень ещё не смотрела, один ещё грамотен по-английски.
   - Кто это? - живо спросила Джинни.
   - Чернов.
   Полина Степановна собрала тетради и книги в стопку.
   - Так, ручки ещё.
   - Правильно, сразу и раздать, и начать работать, - подошёл к ней Аристарх Владимирович. - Помочь?
   - Спасибо, конечно, ждать да тянуть нечего, нет, не надо, сейчас...
   Она подошла к двери и выглянула в коридор.
   - Ага, Артём, так?
   - Да, - остановился Артём.
   - Помоги-ка мне.
   - Да, конечно.
   Вслед за Полиной Степановной он прошёл в учительскую, настороженно из-под опущенных ресниц оглядываясь по сторонам, и бережно принял на руки стопку книг и тетрадей.
   - Ну вот, а теперь отнесём это всё в класс.
   Мягкий ласковый голос Полины Степановны и успокаивал, и... нет, Артём слишком хорошо знал, какую боль таит белая ласка, и не доверял ей. А учительская - это вроде надзирательской, так что...
   В коридоре он вздохнул свободнее. Обошлось, ни в спину, ни по затылку не ударили. Его появление в классе с ношей вызвало общий шум:
   - Ух ты-и!
   - Это чегой-то?
   - Нам, что ли?
   - Подбери губы, так тебе и дадут!
   - Вам, вам, - вместе со звонком вошла в класс Полина Степановна. - Садитесь по местам, каждый получит.
   Тетрадь, книга, ручка. На тетрадной обложке уже написаны их фамилии. А книги всем разные. Кому букварь, кому "Родная речь", а всем ещё "Прописи". Смешное слово какое.
   - А заплатить сколько? - спросил Эркин, разглядывая новенькие блестящие обложки.
   Артём испуганно покосился на него. Ну, вот зачем напомнил? Если сейчас платить, так он без денег сегодня, вот влип...
   - Когда хочешь что-то сказать или спросить, - спокойно сказала Полина Степановна, сначала подними руку. Вот так, - она показала. - Понял? - Эркин кивнул. - Вот и хорошо. А за книги платить не надо, вам их на время дали. Когда закончим с ними работать, отдадите, и они уже другим для работы пойдут. А тетрадь и ручка - подарок.
   - От Комитета? - спросил Никонов, забыв поднять руку, и тут же сжался в ожидании неминуемого наказания.
   Но Полина Степановна только покачала головой и ответила.
   - Да, от Комитета. А теперь давайте читать. Кто самый смелый? Мороз, ты, может, начнёшь?
   Эркин кивнул. Деваться некуда, сам признался, что умеет. Так что... Он открыл книгу, перелистнул первую странице, где повторялась обложка.
   - Да, - кивнула Полина Степановна. - С этой страницы и читай.
   - Осень, - медленно начал Эркин. Наступила осень. Пожелтели листья. Птицы улетают на юг.
   Он читал медленно, боясь ошибиться. Дав ему прочитать несколько фраз, Полина Степановна попросила продолжить Андреева.
   - У меня так не получится, - буркнул тот, но слушаться не посмел.
   Читал он, спотыкаясь и перевирая слова. Но похвалили и его. И продолжил Иванов, кряжистый, явно недавно бритый наголо парень. Читал он чуть лучше, застревая только на длинных словах. Последним читал Трофимов. В принципе, он справился, но тоже хуже, чем Эркин. Артём незаметно ткнул Эркина локтем в бок, знай, дескать, наших. Эркин с улыбкой кивнул. А Полина Степановна уже спрашивала всех, кто что понял из прочитанного. Хвалила она всех, и отвечали ей уже наперебой.
   А потом Эркин и Олег переписывали в тетради маленькое стихотворение, что после рассказа, Андреев и Иванов писали буквы в "Прописях", а остальным Полина Степановн показывала и объясняла по букварю первые буквы.
   К Концу урока все смогли прочитать свои первые слова, а писавшие справились и со своей работой, и Полина Степановна взяла у них тетради посмотреть. Похвалила, сказав, что первого дня очень даже неплохо, и вернула. У Эркина в двух местах красным были исправлены перевранные буквы, и, оказывается, он ни одной запятой не поставил. Забыл про них. Густо покраснев, Эркин спросил:
   - Переписать, да?
   Женя всегда заставляла его переписывать ошибки.
   - Правильно, - кивнула Полина Степановна и стала объяснять, кто что должен сделать дома к пятнице. Следующий урок в пятницу. Принести учебники, прописи и тетради.
   - Всё ясно?
   Они дружно закивали. И прозвенел звонок.
   Когда Полина Степановна вышла, все дружно достали сигареты и повалили в коридор. Не так покурить, как размяться и вообще... кто бы думал, что учиться так тяжело... ага, сидел на месте, а спина мокрая... Вокруг тоже обсуждали свои уроки и учителей.
  
   Обсуждали и в учительской.
   - Не так страшно.
   - Да, я ожидала худшего.
   - Но с разноуровневыми тяжело работать.
   - К осени сформируем нормальные классы.
   - Представляешь, говорит, что закончил пять классов, а знания... не выше третьего. Половина таблицу умножения не помнит.
   - Свободно читает практически один.
   Джинни в который раз перекладывала и подравнивала стопку учебников и тетрадей. Полина Степановна, сидя за своим столом, с улыбкой наблюдала за ней.
  
   Эркин пошевелил плечами, отклеивая прилипшую к лопаткам ткань рубашки. Занимаясь с Женей, он так не уставал. Как же он так ошибся при переписке, стыдоба, что и говорить. Стоявший рядом с ним Артём шевелил пальцами, разминая кисти.
   - Думаешь, потом легче будет?
   - Не знаю, - пожал плечами Эркин и усмехнулся. - Посмотрим.
   - Говорят, английская грамота сложнее, - пыхнул дымом Карпов, молодой голубоглазый мулат.
   - Про русский тоже говорили, что его выучить нельзя, - возразил Никонов, перемешивая русские и английские слова.
   Эркин кивнул.
   - А здорово тебя выучили, - с лёгкой завистью сказал ему Андреев. - Лучше всех читал.
   - И ошибок насажал, - улыбнулся Эркин. - Ладно, пошли.
   Чувство времени и здесь не подвело его. Они как раз вошли в класс и рассаживались, когда зазвенел звонок.
   - Да, Олег, а ты чего вскакиваешь? - Спросил Павлов, один из негров со стройки.
   За Трофимова ответил Тим.
   - Положено так, когда учитель входит.
   - Да-а? - удивился кто-то.
   Эркин нахмурился, припоминая, как это было в питомнике, но в класс уже входила в обнимку со стопкой учебников Джинни, и он встал вместе со всеми.
   - Здравствуйте, - весело улыбнулась она и продолжила по-английски: - Садитесь пожалуйста. Давайте знакомиться, меня зовут Дженнифер Джонс, я буду учить вас английскому языку.
   Её весёлый щебечущий голос стягивал у Эркина ознобом кожу на лопатках. Страшным усилием он сдерживал себя, стараясь помнить, где он и кто он. Напряглись и остальные цветные. В открытую смотрели на Джинни только трое, все белые, а остальные сидели, опустив глаза. И когда называли их имена, вставали и отвечали на вопросы, глядя на свой стол. Джинни чувствовала это напряжение, появившееся и растущее отчуждение между собой и классом и не могла понять его причины. Почему это, откуда, что она делает не так?
   И вдруг...
   - Прошу прощения, - Тим поднял руку. - Могу я задать вопрос?
   - Да, конечно, - растерянно улыбнулась Джинни.
   Тим встал и выпрямился во весь свой рост.
   - Ещё раз прошу прощения, но... мы должны говорить вам "мэм"?
   Джинни медленно, начиная понимать, покачала головой.
   - Нет можете называть меня по имени.
   По классу прошёл лёгкий неопределённый шум. Тим, кивнув, сел.
   - Могу ли я, - спросила теперь Джинни, - обращаться к вам так же просто по имени?
   В ответ смущённые улыбки и кивки.
   - Хорошо, - уже свободно улыбнулась Джинни. - тогда продолжим.
   Недоразумение благополучно разрешилось, но Эркин продолжал хмуриться. Да, Тим - молодец всё на свои места поставил, а он... он ведь знает Джинни, мисс Дженнифер Джонс, знает её мать, они их соседи, всё всегда было нормально, и на беженском новоселье он у них был, так чего же, что не так? Он слушал объяснения Джинни, послушно открывал книгу, даже успевал удивиться, что многие буквы совсем как русские, а читаются по-другому. А думал о другом. Чего он боится? Почему страх не проходит?
   И прозвеневший звонок не вывел его из этого состояния.
   - А и впрямь труднее русского, - сказал, закуривая, Павлов.
   - Угу, - кивнул Трофимов. - Написано "а", а читай "эй".
   - Нет, так буква называется, - поправил его Тим. - А читается по-разному.
   - Оно и есть, - Трофимов вздохнул. - Трудно будет.
   Эркин слушал, кивал и хотел одного: чтобы всё это кончилось.
   Зазвенел звонок, и они вернулись в класс.
   Второй урок, к общему удивлению, был легче. Джинни писала на доске короткие слова, а они хором читали их, поправляя друг друга. Тим в своём углу писал заданное ему упражнение на неправильные глаголы. И опять... Эркин делал всё со всеми, как все, но всё то же ощущение тупого страха не оставляло его. Да что с ним такое, чёрт побери?! Ведь дело не в том, что она белая. Он что, первый день на свободе, что ли? В лагере уже и смотрел прямо, и говорил, и знает же он её. В чём же дело?
   В конце урока Джинни проверила тетрадь Тима и очень обрадовалась тому, что он справился с заданием без ошибок, потом сказала, кому что делать дома, и поблагодарила класс за работу. Они дружно встали, провожая её, и начали собираться.
   - Уфф, - Денисов складывал учебники и тетради в обычную матерчатую сумку, - ты смотри, как круто.
   - Учёба, - Тим аккуратно уложил книги и застегнул офицерскую сумку на длинном ремне, - учёба и есть. Не легче работы.
   - Да уж! - засмеялся Трофимов. - А в пятницу шесть уроков будет. Вот где попашем.
   - Попашем, - кивнул Эркин.
   На улице было темно, под ногами визжал по-зимнему снег. Артём сразу простился и убежал в Старый город. Туда же свернули жившие, оказывается, в соседних проулках Андреев и Иванов. Новиков и Павлов - негры со стройки - жили в строительном общежитии и тоже быстро простились. Остальные шли вместе. Шли молча, переживая, пересиливая странную непривычную усталость.
   - Да, - вздохнул, наконец, Аржанов, - теперь по пятницам пива не попьёшь.
   - Точно, - не удержался от улыбки Эркин.
   Засмеялись и остальные.
   - Да уж...
   - Компанию ломать придётся...
   - Ну, это уж как объяснишь...
   Отстал Аржанов, живший с женой в меблирашках, весной они собирались ставить свой дом, а пока и так перебиться можно, и деньги для придержать как раз. Постепенно отделились и остальные. Тим и Эркин шли теперь вдвоём.
   - Тебя кто учил? - спросил вдруг Тим.
   - Русскому? - уточнил Эркин и улыбнулся. - Жена. Женя.
   - Повезло, - хмыкнул Тим. - А меня хозяин. Отметки плетью ставили.
   - Понятно, - кивнул Эркин. - Питомничная школа известна.
   Тим покосился на него и промолчал.
  
   В учительской стоял общий весёлый шум. Джинни, прижимая к пылающим щекам ладони, в который раз рассказывала, как всё было, и пыталась объяснить, почему так важно, будут её называть "мэм" или нет. Но и у остальных, у каждого было что рассказать. Наконец разобрались, сверили все списки, поздравили друг друга с самым трудным днём...
   - Завтра дошкольники...
   - Ну, это уже элементарно...
   - Хотя тоже возможны нюансы...
   - Ну, что вы, с сегодняшним несравнимо.
   - Да, конечно, у взрослых своя специфика.
   - А у неграмотных...
   - Там ещё и с языком проблемы.
   - Разговорной речью, конечно, все владеют, но уровень...
   - А в начальном...
   - Да, одни репатрианты.
   - Ну, правильно, вы вспомните, когда у нас обязательный начальный установили? И когда был полный охват установлен. Даже с незаконченным средним теперь редкость.
   - Заявляют один класс, а знания, как минимум, на два класса меньше.
   - Да, но это не обман, а самообман.
   - Помнят, что учились, но уже не помнят, чему выучились.
   - Знания фрагментарны.
   - Вы рассчитывали на систематичность? Завидую вашему оптимизму.
   - Да, это было бы уже слишком....
   И наконец решили идти по домам. Завтра тоже будет день.
   На улице Джинни вдохнула холодный воздух и рассмеялась над своими сегодняшними страхами.
  
   Артём шёл быстро, не из страха перед опозданием, а просто... просто тело требовало движения, и было легко, и не хотелось ни с кем говорить. Он потому и убежал от всех, хотя уже знал, что не один из Старого города, но сейчас в одиночку на тёмной улице, он сам с собой. "Жизнь полосатая, полоса хорошая, полоса плохая", - говорила мамка и добавляла, что будет и у них хорошая полоса. Неужели он добрался до этой полосы? У него есть семья, дом, хорошая, по силам, необидная и с хорошим заработком работа, и он теперь учится. Надо будет сумку для учебников купить, и ещё две тетради, в линейку, это не очень дорого, пустяшные траты. Неужели всё теперь будет хорошо? Как обещала мама, мама...
   ...Шершавые ладони скользят по его лицу и телу, обтирая влажной тканью. Впервые его трогают вот так, без боли и насмешки.
   - Полегчало, сынок?
   Это он сынок? Это его так назвали?! Он с трудом поднимает веки. Круглая от повязанного платка голова, огромные, кажущиеся тёмными глаза.
   - Д-да, - выдавливает он и, уже не помня ничего от боли: - Кто вы?
   - Ты спи, - не отвечают ему. - Сейчас укрою тебя, поспи, вот так...
   ...Артём, не меняя шага, сгрёб с углового столба чьего-то забора снежную верхушку, протёр снегом горящее, как тогда, лицо. Дед потом как-то рассказывал, что они нашли его в брошенном имении, в сарае, горящим, в беспамятстве.
   - Ты ещё долго не узнавал никого, - вспоминал дед. - Всё спрашивал, кто мы, боялся всех, плакал, - и, вздохнув, заканчивал: - Страшное дело тиф этот, иные до смерти сгорают. Хорошо, что оклемался.
   И он кивал, соглашаясь. Начал говорить что-то одно - этого уже и держись. Правду он только Морозу рискнул сказать, но тот сам спальник, всё понимает. А для всех других... Для всех он - дедов внук, нагулянный сынок покойной дочери, что по молодости наглупила, да и понеслась по всем кочкам, вот и непохож на остальных, видно, в ту бабку пошёл, тоже огневая была, а мамка, Лизавета, жена дедова сына, приняла брошенного мальчишку, со своими растила, так что все четверо они - дедовы внуки, кровиночки его. А что Ларьку они опять же в брошенном имении подобрали, осипшего от крика и плача и чуть не задохнувшегося в холодном подвале, как ещё не замёрз там, так этого никому и знать не нужно, а Ларька мал был, ничего тогдашнего не помнит, а Сенька и Танька вместе с мамкой в тифу сгорели, слабыми были, не оклемались, так что...
   Мокрое лицо стягивал мороз, и Артём вытер его варежкой. Как на них смотрела та, в Комитете, когда дед рассказывал их историю, многословно, с повторами, бестолково, чтоб запутать, чтоб не полезли выяснять, что там и как было, смотрела так, будто всё насквозь видела, но обошлось. Записали, документы выдали, так что теперь всё хорошо. Лишь бы теперь бабка между дедом и ними не вклинилась.
   Старый город давно спал, окошки все тёмные, огни везде погашены, даже собаки не лают, и только его шаги по заснеженной улице. Вот их проулок, забор, снег стает когда, чинить надо будет непременно, дверь не заперта - его ждут.
   Войдя в сени, Артём на ощупь задвинул щеколду и вошёл в кухню, так же закрыв за собой дверь. Бабка у себя в горенке сопит, а дед? Дедова храпа не слышно.
   - Тёма?
   - Ага, я это.
   Дедова фигура в нижней рубашке и исподниках смутно белела в дверях горницы.
   - Ужин тебе на столе оставили, - дед зевнул. - Поешь и ложись.
   - Ага, спасибо.
   Он нашарил на столе и зажёг коптилочку - большая лампа ему ни к чему. Миска под полотенцем и кружка, накрытая двумя толстыми ломтями хлеба. Дед ещё раз зевнул, перекрестив рот, и Артём, увидев это, вспомнил и перекрестился на икону, садясь за стол. Дед кивнул.
   - Ну и как?
   - Похвалили, - сразу сказал Артём. - Книжки дали вот, тетради. Деда, я в пятницу ещё позже приду, шесть уроков будет.
   - С богом, - дед улыбнулся и сел к столу. - А то скоро женить тебя, а ты без грамоты, непорядок это.
   Артём покраснел и осторожно спросил:
   - Дед, а жениться... обязательно?
   - Посмотрим, - дед снова улыбнулся. - Спешить с этим незачем, но и забывать не след.
   - Угу, - не стал спорить Артём.
   Он доел кашу, выпил молоко и встал сразу отяжелевшим и сонным. Взял свои положенные на угол стола книги и тетради, задул коптилку, и они пошли к себе.
   Дед сразу прошлёпал к лежанке, на которой спал вместе с Ларькой, и лёг. Артём, пристраивая свои книги и тетради на комод, слышал, как дед кряхтит и осторожно ворочается, а вот и захрапел. По-прежнему не зажигая света, Артём разделся, сложив на табуретку штаны и рубашки, оставшись в одних исподниках - тепло, можно и без нательной обойтись - сел на край кровати, где спали втроём: Лилька у стены, рядом Санька и он с краю, обтёр ладонью ступни и нырнул под одеяло, подтолкнув вольготно раскинувшегося Саньку.
   - Тём, ты? - сонно спросил Санька.
   - А кто ж ещё, - шёпотом ответил Артём. - Спи.
   Толстое ватное одеяло придавило его мягкой тёплой тяжестью. Он вытянулся на спине, закинув руки за голову так, что Санькина макушка упиралась ему теперь в подмышку, и заснул, как провалился.
  
   Пересказав Норме все сегодняшние события, Джинни вздохнула:
   - как хорошо, мама.
   - Ну и отлично, - улыбнулась Норма. - Я очень рада. Завтра у тебя дети?
   - Да, дошкольники, - Джинни встала. - Я пойду спать, мама, хорошо?
   - Ну, конечно, Джинни.
   Джинни поцеловала её в щёку и убежала. Норма убирала посуду и улыбалась. Как хорошо, что всё кончилось, её Джинни стала прежней, нет, даже ещё лучше. Доктор Айзек был прав - смена обстановки и положительные эмоции, и ещё время. Вместе они всё вылечат, без всяких микстур и таблеток.
  
   Женя сидела, подперев кулачком щёку, и смотрела, как Эркин пьёт чай. Он уже рассказал ей про всё, она его успокоила, что ошибки пустяковые, он - молодец и, конечно, со всем справится. А завтра он после работы придёт домой, они с Алисой пообедают, и он отведёт её на занятия. И подождёт там или, скажем, по магазинам пройдётся, чего-то из продуктов или по хозяйству посмотрит, а Женя спокойно придёт домой, всё приготовит, уберёт и вообще...
   Эркин кивал, соглашался, что, конечно, Жене бежать с работы домой, а уже потом отводить Алису на занятия, то получится слишком поздно. А когда он во вторую смену, он будет водить Алису в Центр с утра, тоже удобно. Отвёл, опять же прошёлся за покупками, забрал Алису, привёл домой, они пообедают, и он пойдёт на работу. Расписание занятий так и делали, под работающих родителей.
   Женя видела, что Эркин чего-то недоговаривает, было что-то ещё, и это тревожит его. Но не спрашивала. Сам расскажет.
   Эркин поднял на неё глаза, виновато улыбнулся.
   - Знаешь, я не знаю, как это сказать, но... так получилось. Английскому Джинни учить будет, мисс Дженнифер Джонс, ну... - он запнулся.
   - Джинни - отличная девушка, - пришла ему на помощь Женя. - И учительница хорошая.
   - Да, но когда она заговорила с нами, я...
   Я испугался, Женя.
   - испугался?! - изумилась Женя. - Чего?
   - Не знаю, - он растерянно пожал плечами. - Я... я словно опять там оказался, до Свободы.
   Женя молча удивлённо смотрела на него, и Эркин опустил веки, прикрывая глаза, лицо его стало строгим и отрешённым.
   - Женя... я не понял ещё, я потом тебе скажу, ладно?
   Она кивнула. Так всегда и было, он всегда потом ей рассказывал, не сразу, не всё, как мог. Женя чувствовала, что многое он утаивает, но так же ясно чувствовала, что делает он это, оберегая её, и не обижалась. Обижаться на защиту глупо. Она протянула руку и погладила Эркина по плечу. Эркин перехватил её руку и поцеловал.
   - Спасибо, Женя, - он улыбнулся и встал. - Я уберу сейчас, и пойдём спать, да?
   - Да, - Женя тряхнула головой и тоже встала. - Уже поздно, тебе завтра в первую.
   - Да, - Эркин быстро и ловко убирал со стола. - Ты иди, ложись, ты тоже устала. Да ещё я со своими... фокусами.
   Женя улыбнулась, подошла к нему и поцеловала в щёку.
   - Родной мой.
   Эркин счастливо улыбнулся.
   Они уже лежали в постели, а он всё пытался понять, почему, нет, чего он испугался? Ладонь Жени на его груди, её дыхание рядом, он сам, его близкие в безопасности, да, умом он всё понимает, а так... Эркин закрыл глаза: надо спать, завтра с утра на работу.
   Плотная темнота, мягкая тяжесть придавливает его, распластывает по постели, и звонкий весёлый голос:
   - А сейчас посмотрите сюда...
   ...Он сидит в стойле быка у его ног, почёсывая ему подгрудок. Бык косится на него, мерно двигая челюстью, переступает, погромыхивая цепью. Самое безопасное место во всём имении. Ни одна сволочь надзирательская сюда не сунется. И даже Зибо не рискует заходить к быку. В скотной чисто, коровы поены, корм и вода заданы. Правда, припёрлась эта беляшка, училка хозяйская, и ублюдков притащила, хорошо хоть, только младших, старшая стерва его бы точно нашла и выковыряла, а эти безобидные. Пока. Но лучше отсидеться.
   - А это коровки, - звучит звонкий весёлый голос. - Они дают нам молочко...
   ...Эркин рывком откинул одеяло и сел. Вот оно! Узнал! Она была учительницей в имении, учила детей, и это её он тогда вытаскивал из щели за брикетами. Ох, чёрт дери, как неладно!
   Женя дышала по-прежнему ровно, он, кажется, её не разбудил. Эркин встал и, не включая свет, не одеваясь, пошёл на кухню. По дороге, в прихожей, нашарил в кармане полушубка сигареты и спички. Так он их носил с собой, чтобы, если что, не ломать компанию, но сейчас остро захотелось закурить, вот захотелось - и всё, и он... он же свободный человек, делает, что хочет.
   Женя проснулась от ощущения пустоты рядом и смутного чувства тревоги. Эркин? Что-то случилось? Она зажгла лампу на тумбочке, встала, накинула халатик и вышла из спальни. Всюду темно и тихо. Где он? Где его искать в огромной квартире? Вроде... вроде на кухне что-то... Она вошла в кухню и сразу увидела его силуэт. Эркин отодвинул штору и, стоя у окна, курил.
   - Женя? Я разбудил тебя?
   - Нет, - Женя подошла и обняла его. - Тебе не холодно?
   - Нет. Женя, я вспомнил. Она, мисс Дженнифер Джонс, - он заговорил по-английски, - она была в том же имении, учила хозяйских детей.
   - Ну и что? - Женя погладила его по плечу, спине. - Что в этом такого, Эркин?
   - Если она узнает меня... - Эркин не договорил.
   - Ну и что? - по-прежнему не понимала Женя. - Ты был там скотником, да?
   - Да, - кивнул Эркин. - Что я... спальник, знает ли она это... Не знаю.
   - Даже если и знает... Ну, успокойся, Эркин, ничего страшного в этом нет. Или, - вдруг догадалась она. - Эркин, она... обижала тебя?
   - Нет, - Эркин невольно улыбнулся. Женя не увидела, а почувствовала его улыбку. - Нет, Женя, у меня нет обиды на неё.
   Ну, вот видишь, всё в порядке.
   Женя поцеловала его в щёку.
   - Ты докури и ложись. А то поздно уже.
   - Да, - он снова заговорил по-русски. - Ты ложись, Женя, я сейчас.
   Она ещё раз поцеловала его и ушла. Света они не зажигали, и, глядя в окно, Эркин видел не себя, а ночную заснеженную улицу. "Ничего страшного". Если б только он мог объяснить... она скажет правду, а правда однозначна: попытка изнасилования. Даже если забыть, что он спальник, что цветной, индеец, раб... да, здесь это неважно, но остаются один на один: сильный мужчина и слабая девушка. Он - нормальный здоровый мужчина, и ему не доказать, что тогда он был... перегоревшим спальником, неспособным на изнасилование... просто потому, что не способен. А изнасилование - всюду преступление. И попытка тоже. Об этом много толковали в лагерной курилке у пожарки. Что же ему делать? И один ответ. Ничего. До сих пор она его не узнала. Может, и потом не узнает. Значит, надо оставить всё как есть. И жить дальше так, будто ничего не было. И может... может, и обойдётся. Всё-таки была ночь, темно, и он тогдашний... Вряд ли она его разглядела, а до этого он видел её только издали, а она рабов не рассматривала. Может, и обойдётся.
   Эркин подошёл к мойке, повернул слегка кран и погасил под струйкой воды окурок, выкинул его в ведро и пошёл в спальню. Нет, Жене знать об этом незачем. Сделать вид, что ничего не было, и жить дальше. Может, и обойдётся.
  

* * *

  
   Добираться домой на своей машине Стэну было нелегко. Он никак не мог привыкнуть к ручному управлению. Но упрямо отказывался от чьей-либо помощи. Для него и так сделали всё возможное. И невозможное тоже.
   С третьей попытки он завёл машину в гараж, и фотоэлемент опустил дверь. Ну, вот он и дома. Пересесть из машины в коляску уже легче. Он забрал с заднего сиденья пакет с продуктами и через внутреннюю дверь проехал в кухню.
   Дом был тих, тёмен и пуст. Маленький одноэтажный дом - ведь лестница была бы слишком трудным препятствием для хозяина. Но эти пустота и тишина не задевали Стэна. Да, он остался один, но у него есть работа, товарищи, он никому не обуза и не помеха.
   Стэн разложил покупки, включил плиту и поставил греться кофейник, сунул в духовку пакет из фольги с замороженным стейком - прямо удивительно, какая удобная штука! Ну вот. А пока будет вариться и запекаться, можно пропустить стаканчик. И поставить пластинку, пусть побренчит что-нибудь весёлое, но не танцевальное. Он въехал в гостиную, мимоходом шлёпнув ладонью по выключателю, и замер.
   В углу дивана перед камином неподвижно сидел человек. А коляска продолжала катиться по инерции к бару.
   В следующее мгновение Стэн ударом по колесу затормозил её, едва не опрокинув, и выхватил пистолет.
   Пришелец медленным плавным движением поднял руки ладонями вперёд.
   - Я голый.
   - Ковбой?! - изумлённо спросил Стэн.
   Тем же плавным движением Фредди сдвинул шляпу на затылок, открывая лицо. Стэн опустил, но не убрал пистолет.
   - Что тебе нужно?
   - Поговорить.
   Лёгким наклоном головы Фредди указал на маленький столик перед диваном. На столе бутылка коньяка и две рюмки. Стэн невольно усмехнулся: судя по марке, разговор серьёзный. Что ж, если Ковбой сразу не выстрелил... но всё равно.
   - Я полицейский. Нам не о чём разговаривать.
   Фредди раздвинул губы в улыбке.
   - Твоего напарника, Гаррета, кончил Найф. Так?
   - Да, - настороженно кивнул Стэн.
   Неужели Ковбой всё-таки причастен и знает того парня? И что? Пришёл откупать? Робинс опять прав?!
   - Да, - повторил Стэн. - И что тебе до этого?
   Фредди кивнул. Медленно потянулся к бутылке - Стэн машинально отметил тонкие кожаные перчатки на его руках - и налил коньяк. Себе на дно, отпил, налил во вторую рюмку и снова себе. Стэн улыбнулся уже открыто.
   - Мог и не стараться. Я же знаю, что ты кольту не изменяешь.
   Улыбнулся и Фредди, ожидая, когда Стэн возьмёт рюмку.
   - За что пьёшь? - пистолет по-прежнему лежал на коленях Стэна.
   - За кого, - поправил его Фредди. - За парня, который выпустил кишки Найфу.
   - За него выпью, - Стэн убрал пистолет и взял рюмку.
   Они одновременно коснулись губами тёмно-жёлтой пахучей жидкости, глотнули.
   - Чего ты хочешь, Ковбой? Закрытия дела?
   Фредди качнул головой.
   - Я не хочу невозможного.
   - Верю, - кивнул Стэн. - Это невозможно. Ты знаешь, где парень?
   - Я хочу это знать.
   - И...?
   - И когда вы на него выйдете, дай мне знать.
   - За сколько шагов?
   - Как сможешь.
   - И почему я это сделаю?
   - Долги надо платить.
   Стэн кивнул.
   - Что ты ему должен?
   - Я - жизнь.
   - Понятно. А если это не тот?
   - Мешать не буду.
   Стэн снова кивнул, внимательно разглядывая собеседника. Знаменитый Ковбой, киллер, чистильщик экстра-класса, уорринговец, как и Найф, кстати и уорринговские карты у обоих не сохранились, тоже наводит на размышления, но трудно поверить, что не знал, что Найфа убирали без него, но, похоже, что так, и похоже, что к тому парню у него свои... чувства.
   - А если ты будешь первым?
   И твёрдый спокойный ответ:
   - Дам знать.
   Стэн кивнул. Следующим должен был последовать уговор о деньгах, но оба понимали: его не будет. Стэна не покупали.
   Молча глядя друг на друга, они допили свои рюмки, и Фредди встал. Ушёл, не прощаясь и не оглядываясь. Любые слова будут уже лишними.
   Стэн вернулся на кухню и выключил плиту. Кофе наполовину выкипел, а стейк... фольга спасла, получился пережаренный, но не сгоревший. Плиту придётся отмывать, ну, это не слишком большая проблема. Но... но никогда не думал, что Ковбой способен на такое. Что ж... Да, он вступил в сговор с преступником, и не жалеет об этом. Когда Пенроз позвонил, что экспертиза в общем закончена... да, и он читал этот акт... да за одно то, что лицо Найфа было залито слезами, что значит Найф понял, прочувствовал свою смерть... да за одно это он вытащит того парня, сам вместо него сядет!
   Он накрыл на стол и принялся за ужин. От коньяка приятно кружилась голова. Кто бы подумал, что Ковбой в коньяках разбирается. Ну, это ему могли и подсказать. Хотя... вряд ли Ковбой потерпит подсказку. И подсказчика.
  
   Сев в машину, Фредди сразу включил мотор и рванул с места. Тяжело говорить голым, но рисковать он не мог. В таких разговорах хитрить нельзя, в мелочах особенно. Ну, что ж, что мог - он сделал, а дальше... самим им трепыхаться нельзя, наведём, Алекс тогда всё чётко разложил, значит, ждём.
   Отъехав на два квартала, он привычно проверил улицу за спиной, содрал и выкинул на ходу в окно перчатки, удачно попав в канализационный - здесь он всегда открыт - люк, и прибавил скорость. А неплохо Чак справился с "ферри". Из обычной легковушки сделал... машину. Что значит - и улыбнулся - профессионал. Бульдог его, конечно, основательно выпотрошил, ну, так это Бульдог, и менять шофёра и автомеханика им пока незачем.
  

* * *

  
   Крис и раньше замечал, что за хорошим обязательно идёт что-то плохое. Только-только у них с Люсей всё наладилось, всё стало так хорошо, что сам своему счастью не веришь, так на тебе! У Люси разболелась рана на боку. Он сам каждое утро и на ночь накладывал мазь и повязку... и ничего не мог понять. Жёлтые корки жёстко топорщились чешуйками, ожог под ними перестал мокнуть, и блеск стал другим. Люся жаловалась, что повязка ей мешает, хотя он старался сделать всё как можно лучше. И мазь ведь хорошая, "бальзам Вишневецкого", а не помогает. Люся стала плохо спать, плачет.
   - Люся, - они лежали рядом в постели, её рука у него на груди. - Люся, может... я утомляю тебя? - нашёл он нужное слово. - Ну... этим.
   - Нет, - Люся погладила его по груди. - Нет, Кирочка, мне... мне хорошо, когда у нас... это. Правда. Нет, я не знаю, отчего.
   - Люся, а если мази больше класть?
   - Ну, куда уж больше, она уже наружу проступает, нет, Кирочка, ты всё хорошо делаешь. Это я такая, - она вздохнула, - невезучая.
   Вздохнул и Крис и, повернув голову, коснулся губами лба Люси - она лежала на боку.
   - Люся, что мне сделать для тебя?
   - Ой, Кирочка, - она вздохнула уже по-другому, не под плач, а под смех. - Мне так хорошо-о... Знаешь, когда я вот так, с тобой, я и бока не чувствую, - и хихикнула. - Вот если бы на работу не ходить...
   - Ага, - подхватил Крис. - Встали, поели и снова легли.
   Люся негромко засмеялась, потёрлась носом о его плечо.
   - Ой, хорошо бы, Кирочка, да без работы есть будет нечего. Давай спать, да?
   - Давай, - согласился Крис, хотя усталым себя не чувствовал. Странно, но после волны усталости не было. Мягкая блаженная пустота, покой, но не усталость.
   - Кира, - уже совсем сонным голосом сказала Люся, - ты руку положи мне на бок, ладно?
   - Да, конечно.
   Он повернулся набок лицом к ней и мягко накрыл своей ладонью её повязку. Люся вздохнула, и он почувствовал, как обмякает, расслабляется её тело. Конечно, на боку спать неудобно, непривычно, но ничего, потерпит. И надо поговорить с Юрием Анатольевичем, попросить посмотреть Люсю. Он же врач, лечил Люсю, а если что будет нужно из еды там что-нибудь особенное, то сходить в город и купить - не проблема, деньги есть.
   Под эти мысли Крис и заснул.
  
   Рабочий день уже заканчивался. Аристов отдал Люсе пачку обработанных историй болезни.
   - Это всё в регистратуру.
   Картотеку он теперь ей не доверял, сам ею занимался, но в остальном... в остальном всё было как раньше. И Люся решила рискнуть.
   - Юрий Анатольевич, я... я попросить вас хотела...
   Она запнулась и покраснела так, что здоровая половина лица сравнялась по цвету с обожжённой.
   Аристов поднял взгляд от своей рабочей тетради.
   - И о чём? Ну, - и улыбнулся, - проси, раз хотела.
   - Юрий Анатольевич, вы... вы не посмотрите меня? - и, увидев его удивление, заторопилась: - Меня бок совсем замучил, и мазь вдвое мажу, а не проходит, я ни спать, ни работать не могу.
   - Да? - Аристов порывисто встал из-за стола. - Ну-ка, за ширму и раздевайся, посмотрим твой бок.
   Люся послушно положила обратно на стол стопку папок и, расстёгивая на ходу халатик, пошла за ширму. Раздеваясь, она слышала, как щёлкает переключатель на селекторе, журчит вода из крана... Её давно не смотрели, с весны, и, когда Аристов вошёл за ширму, она прикрыла грудь руками.
   - Нет, Люся, подними руку, мне же так не видно.
   Аристов снял повязку, стёр тампоном мазь. Люся затаила дыхание.
   - Так больно, Люся? А так?
   - Н-нет, - неуверенно ответила она, - как-то...
   - Как? - терпеливо спросил Аристов.
   - Ну-у, щекотно как-то.
   - Так-так, понятно. Так, Люся. Так, что ты говоришь? Болит у тебя?
   - Ну, не очень болит, ну, я не знаю, свербит, ну, прямо так бы и выдрала себе сама всё.
   - Понятно. Ну, Люся, - голос у Аристова стал весёлый, - поздравляю.
   - С чем? - изумилась Люся.
   - С регенерацией, Люся. Ну-ка, постой так.
   Он смазал ей бок - запах был новый, незнакомый - и наложил повязку.
   - Вот так, зуд это снимет. Одевайся.
   - Ага, ага.
   Пока Аристов мыл руки, она быстро одевалась и слушала. Вот он вернулся к столу, зашелестел бумагами, карточку её ищет, что ли? Ре-ге-не-ра-ция... что это? Как он говорил, получается, что хорошо. Она застегнула халатик, завязала поясок и вышла из-за ширмы.
   - Юрий Анатольевич... - робко начала она.
   Он опять что-то писал и ответил, не поднимая головы.
   - Вот, Люся, по этому рецепту возьмёшь в нашей аптеке, много не мажь.
   - Ага.
   - И покажись дерматологу. Если процесс общий, то и голову он затронет.
   Люся ойкнула, и Аристов оторвался от письма, увидел её испуганные глаза и рассмеялся.
   - Всё хорошо, Люся, прямо отлично, заживление у тебя началось. Поняла?
   Она неуверенно кивнула. Взяла рецепт и спрятала его в карман халата, забрала стопку историй болезни.
   - Спасибо, Юрий Анатольевич, так это в регистратуру, да?
   - Да, Люся.
   Люсе очень хотелось спросить, можно ли им, нет, ей жить как живёт, но не решилась и убежала.
   Аристов, перебрав картотеку, достал Люсину карточку и только начал писать, как в дверь постучали. Так обычно стучали парни: мягко, даже вкрадчиво, но не услышать нельзя.
   - Да, войдите.
   И удивился, увидев Криса. После той ночи, когда он застал его с Люсей, они фактически не разговаривали. Не специально, а как-то само собой получалось. Крис был со смены, в халате и шапочке.
   - Извините, что побеспокоил, Юрий Анатольевич, - осторожно начал Крис.
   - Ничего, - кивнул Аристов. - Заходи. Что стряслось?
   - Нет, спасибо, ничего особенного, - Крис вошёл в кабинет, прикрыв за собой дверь. - Я хотел только попросить вас. Посмотрите Люсю, пожалуйста. У неё... её бок беспокоит.
   Аристов с невольной улыбкой кивнул.
   - Я её уже посмотрел. Знаешь, что у неё? - Крис мотнул головой, с надеждой и страхом глядя на него. - Регенерация. Знаешь, что это такое?
   - Восстановление, - Крис сразу почувствовал себя на уроке. - Правильно?
   - Правильно, - кивнул Аристов. - У неё восстанавливается наружный кожный покров.
   Аристов говорил, используя термины, и все силы Криса уходили на понимание терминологии а на переживания уже не оставалось.
   - Всё понял?
   - Да, - кивнул Крис. - И... и ничего не менять, ну, как мы живём?
   Аристову понадобилось минуты две, чтобы понять, о чём беспокоится Крис. А поняв, ответил очень серьёзно.
   - Положительные эмоции способствуют процессу.
   - Ага, - просиял Крис. - Спасибо, Юрий Анатольевич, извините за беспокойство, - и стремительно выскочил за дверь.
   Словно боялся, что Аристов передумает и запретит ему... жить по-прежнему.
   Как ни хотелось Крису найти и обрадовать Люсю, но он пошёл к Жарикову. Он должен поговорить с ним. Доктор Ваня всё сделал для него, пришёл тогда, той страшной ночью, успокоил, уладил всё, нет, он должен рассказать. И что парни с вопросами не лезут, хотя он же знает, как им это важно, так это тоже... доктор Ваня сделал. И сначала расскажет ему, посоветуется заодно, как для Люси лучше, а потом уже к парням пойдёт.
  
   Жариков был у себя, хотя приём закончил и в соответствии с распорядком, и фактически, что совпадало довольно редко. И потому на стук в дверь он откликнулся сразу, приглашая войти запоздавшего и, скорее всего, непланового пациента.
   - Здравствуйте, Иван Дормидонтович, - вошёл Крис. - Я... я пришёл поговорить.
   - Проходи, садись, - улыбнулся Жариков и, пока Крис шёл от двери к его столу, привычно щёлкнул переключателем селектора и включил наружное табло над дверью. - Ну как, всё наладилось?
   Утративший всю свою смелость на пути к его столу, Крис благодарно кивнул.
   - Да, спасибо, Иван Дормидонтович, всё так хорошо... так хорошо, что даже страшно.
   К удивлению Криса, Жариков не рассмеялся над получившейся бессмыслицей.
   - И что хорошо, а что страшно?
   - Хорошо? Ну, всё хорошо, со всем...- Крис замялся. - Ну... ну, я не могу об этом по-русски.
   - Говори, как удобней, - сразу перешёл на английский Жариков.
   - Ну, Люся не боится меня, - Крис перемешивал русские и английские слова. - И... этого не боится, ну, почти не боится. И... и у меня волна, каждый раз. Тот, ну, индеец, его на экспертизу привозили, он тоже говорил, что у него с... женой каждый раз волна. Я не поверил, все не поверили. А сейчас вот у меня. Подкатит и понесёт. Нет, я помню, где я, что я, чтоб Люсе больно не сделать, не напугать её, и... и как теряю себя, сразу и я, и не я. И... и я не знаю, как сказать, но... но мне самому хочется... этого.
   И замер, ожидая слов Жарикова. Доктор Ваня улыбнулся.
   - Это нормально, Кирилл. Да-да, нормальная реакция нормального человека.
   - Но... но я же перегорел. И раньше. Мне никогда не хотелось этого.
   - Чего? - терпеливо спросил Жариков.
   - Траханья, - удивлённо ответил по-английски Крис. Неужели доктор Ваня забыл, что называется по-русски "этим".
   - Траханье и любовь - разные вещи, Кирилл. Люсю ты любишь, потому тебе и хочется. А трахаться, да ещё по приказу... - Жариков не договорил, считая продолжение фразы излишним.
   Крис медленно кивнул.
   - Так... так, Иван Дормидонтович, у меня с Люсей, у нас любовь, так?
   - Значит, так, Кирилл. В этом и есть разница, понял?
   - Д-да. И... и Люся поэтому не боится? Да?
   - Да, - энергично кивнул Жариков. - Именно так. А она? Ей хочется быть с тобой?
   - Да. Я думаю, да, - Крис виновато опустил голову. - Я не могу рассказать вам, как у нас...
   - А это тоже нормально. Но ей же хорошо?
   - Да, - Крис вскинул голову и улыбнулся. - Да, у неё, Юрий Анатольевич сказал, что у Люси регенерация началась, - он уже говорил только по-русски. - От положительных эмоций.
   - Ну, совсем хорошо, - обрадовался Жариков. - Прямо отлично.
   Крис кивнул, облегчённо переводя дыхание.
   - И ещё, Иван Дормидонтович, я расскажу парням, не о Люсе, о себе. Чтоб не психовали, чтобы поняли, - он заговорил опять по-английски. - Надо ждать волну. Придёт волна, и ты всё сможешь. А без волны это и не нужно.
   Крис не спрашивал, не советовался, но Жариков согласно кивал. Да, всё так, всё правильно. Молодец Крис, и "волна" - это не оргазм, не только и не столько оргазм, они избегают слова "любовь", но, видимо, именно её называют "волной".
   - Иван Дормидонтович, вы придёте к нам, на разговор?
   Жариков на секунду растерялся.
   - А... не помешаю?
   - Нет, - твёрдо ответил Крис. - И Юрия Анатольевича позовём. Он тоже... переживает за нас.
   - Спасибо, - растроганно сказал Жариков. - Конечно, придём.
   Крис легко встал.
   - Я пойду, Иван Дормидонтович. Как мы с парнями о дне договоримся, ну, когда собираемся, чтобы все были свободны, я скажу. И вам, и Юрию Анатольевичу. Спасибо большое, спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, - попрощался Жариков.
   И, когда за Крисом закрылась дверь, остался сидеть неподвижно, не достал ни тетрадей, ни карточек. Хотя знал, что надо записать, сразу, по горячим следам, и не мог...
   ...Обнажённое смуглое тело, застывшее неподвижно лицо-маска. Выход из депрессии всегда сложен, и чем сильнее была двигательная активность до депрессии, тем глубже, вплоть до паралича, депрессия и, соответственно, сложнее выход. Юрка сказал, что парня зовут Крисом и он откликается на это имя.
   - Крис.
   Еле заметно вздрагивают длинные пушистые ресницы.
   - Посмотри на меня.
   Медленный поворот головы. Чёрные глаза смотрят в никуда.
   - Тебе что-то болит?
   - Нет, сэр.
   Голос такой же безжизненно равнодушный, как и лицо.
   - Почему ты спишь, не укрываясь? Тебе жарко?
   - Я сплю, как положено, сэр.
   Да, все парни так спят. На спине, закинув руки за голову и разведя ноги. И ничем не укрываются, даже простынями. Попытки укрыть их вызывают слёзы и просьбы пощадить, не мучить. Повышенная чувствительность кожи? Не подтверждается. Чистая психика. Даже в депрессии, стоит отвернуться, всё сбрасывают с себя. Стремление к обнажённости. Эксгибиционизм в чистом виде. Но ведь и наедине, без зрителей то же самое. Тогда это что-то другое.
   - Тебе нравится твоё тело?
   И мгновенная гримаса страха и злобы дёргает это лицо, напоминает прежнего, буйствовавшего так, что приходилось привязывать к кровати.
   - Скажи, что подумал.
   - Будьте вы прокляты!
   Тихий слабый голос, но какая сила ненависти.
   - Говори дальше.
   И ответ, заставляющий улыбнуться.
   - Нет, не хочу, сэр.
   И обычное обращение звучит ругательством...
   ...Всё было, и вот... Жариков тряхнул головой. Нормальный мужчина с нормальными реакциями. Всё-таки они с Юркой не зря уродовались. А у Люси, значит, регенерация. Тоже отлично. Эффект неожиданный, меньше всего он думал об этом, но раз так получилось... Надо Юрке позвонить, выяснить, насколько правильно Крис его понял, ну и насчёт Люси узнать поподробнее.
   Жариков снова тряхнул головой и достал свои тетради, одновременно вызывая по селектору Аристова.
  

* * *

  
  

1998; 29.11.2013

  

Оценка: 8.50*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"