Через три дня Новый год. Мама увезла моих пацанов на все каникулы к себе, чтобы я могла отдохнуть и, может быть, наладить свою личную жизнь. Ей приснился вещий, как она считает, сон, будто я в этот Новый год вышла замуж. Ну, выйти замуж - это, конечно, нереально, а вот познакомиться с кем-нибудь на вечеринке у Ярцевых - вполне возможно. А вообще, меньше спать надо, тогда и меньше глупых снов будешь видеть! Мне вот сны вообще не снятся: только голову до подушки - всё, меня нет. Кстати, надо воспользоваться моментом и отоспаться. А ещё перед Новым годом надо выбросить всё старое и ненужное и обязательно сделать генеральную уборку. И вот я уже ношусь по квартире то с мусорными мешками, то с тряпкой, то с пылесосом. Что это? Я вытащила из кучи бумажного мусора, приготовленного на выброс после ревизии в кабинете, до боли знакомую коричневую тетрадь с надписью "Дневник Лилиты". Мой дневник! Я начала его в десятом классе, измучившись от отсутствия подруг и невозможности поделиться с кем-нибудь переполнявшими меня тогда чувствами. Но исписала лишь полтора листочка, быстро разочаровавшись в таком "собеседнике". Ну, что ж, Лилита, давай посмотрим, что тебя мучило в шестнадцать лет, хотя, конечно, я и без дневника всё прекрасно помню. Я с трепетом открыла тетрадь.
"Всё, что есть красивого во мне, это моё имя - Лилита. Так назвала меня моя мама-латышка, спасибо ей. Я никому не позволяю коверкать его: никаких "Лиля" и "Лида"! Только Лилита, и никак больше! У меня вполне симпатичные родители. В кого же я уродилась? Вот именно - уродилась, от слова "уродина"! Хотя, вообще-то, вполне понятно, в кого. С самого детства я знала, в кого у меня каждая чёрточка моего лица! Зубы - от дедушки Клима, такие же широкие, с прорехами, и каждый старается съехидничать, что такие зубы - признак лживости. Высокие скулы - от бабушки Анны. Губастый рот - от тёти Симы, папиной сестры. Широко посаженные глаза - мамины, только у мамы они голубые, а у меня какие-то болотные, почти цвета хаки. Широкие брови не знаю в кого. Наверное, в Брежнева. Надо было маме пореже смотреть на его портрет! Волосы хоть и волнистые, но какие-то безжизненные и серые и потому безжалостно закрученные сзади в пучок. Нос, правда, ничего, аккуратный, но на общем фоне это незаметно. Добавить сюда жуткие прыщи по всему лицу и сутулую фигуру - и вот она я во всей красе! Родители от меня без ума: и умница, и отличница. Это точно - отличница. А что мне ещё делать с такой внешностью - только учиться! Нет, я, конечно, сходила пару раз на школьные вечера, постояла у стенки, поглазела, как другие веселятся. Никому в голову не пришло даже заговорить со мной, не то что пригласить на танец! Подруг у меня нет: кому интересно дружить с занудой, которая никуда не ходит, кроме библиотеки! Парня тоже, естесственно, нет. Вернее, он есть, но он не мой парень. Зовут его Мишей, как и моего отца, он учится со мной в одном классе, и он - замечательный! У него умные глаза. Нет, стоп, так обычно о собаках говорят. У него проницательный взгляд, а глаза весёлые и добрые! Вот! Он не отличник, но это только потому, что у него есть чем заниматься и вне школы. Он хоккеист, самбист, даже за город выступает! А ещё он классно играет на гитаре, сам научился! Просто он очень талантливый! У него есть девушка. И это не я, а Алка Клишина - она тоже учится в нашем классе. Завистницы зовут её "Клешня". Я тоже её так зову. У неё шикарные волосы, шикарная голливудская улыбка, шикарные длинные ноги, и вообще, она вся шикарная. И притом - не дура. И от этого мне иногда хочется выть. То есть, не оттого, что она не дура, а оттого, что это она, а не я вся такая шикарная! Меня Клешня замечает только тогда, когда надо за неё в классе подежурить или реферат какой-нибудь написать. Учится она не очень. А зачем ей напрягаться с такой-то внешностью и при таком папе? Папа её - первый секретарь горкома, и этим всё сказано. Ну, вот почему всегда так: одним всё, а другим - ничегошеньки? Стоп! Зависть - плохое чувство! Не позорь имя, Лилита! Лучше сделай так, чтобы не ты, а тебе завидовали!"
На этом запись заканчивалась. Молодец, Лилита! Правильную задала себе программу! И ведь выполнила! Я поднялась с ковра, пошла в гостиную и остановилась перед большим зеркалом. Из-за стекла на меня смотрела уверенная в себе тридцатилетняя женщина. Природа убрала юношеские прыщи. Всё остальное сделала я сама. Светлые волнистые волосы свободно падают на плечи. Лёгкие зелёные тени - и глаза уже не цвета хаки, а тёмный изумруд. Контурный карандаш, нежная неброская помада - и этот рот уже не назовёшь губастым. Очень даже славный рот! Зубы с прорехами, конечно, никуда не денешь, зато брови выщипаны под аккуратные стрелочки, а нос у меня всегда был ничего. До красавицы, конечно, не дотягиваю, но и уродиной уже не назовёшь - вполне симпатичая особа. С фигурой тоже всё в порядке, толстеть некогда, да и конституция, видимо, у меня такая - не толстею, хотя вкусненько поесть люблю. Но самое главное, у этой женщины в зеркале спокойный и уверенный взгляд. Она знает себе цену.
Я осталась довольна осмотром собственной персоны. Работать расхотелось. Зато захотелось есть. Мне всегда хочется есть, когда я нервничаю или чем-то расстроена. Но я не расстроена. Значит, нервничаю? Я потопала на кухню, перебирая в уме, что бы такое съесть, чтобы не готовить. Вообще-то я хорошо готовлю (спасибо маме и бабушке), но готовить для себя одной - это выше моих сил! Ладно, включим для начала чайник. Я сунула в микроволновку кусок маминого пирога, нарезала лимон и растянулась на кухонном диванчике. Я нервничаю? Ну, конечно, я нервничаю! Потому что этот дневник напомнил мне, что, кроме того, что я начальница серьёзного отдела крупного московского предприятия ("шефиня", как зовут меня подчинённые) и вообще успешная женщина, я ещё жуткая обманщица (точно, зубы виноваты!), я живу во лжи уже почти тринадцать лет, погрязая в ней всё глубже и глубже, и не представляю, как выпутаться из этой ситуации. И если все вокруг давно уже всё поняли и стараются не затрагивать больную тему, то мои сыновья верят мне беспрекословно, и мне всё труднее смотреть им в глаза. На меня нахлынули воспоминания. Как будто всё произошло только вчера! Микроволновка устала напоминать мне о пироге - я её не слышала, я была уже там, в моём родном городе, тринадцать лет назад.
...Выпускной вечер в школе. Миша в новом костюме похож на жениха. Клешня, как всегда, самая шикарная. Я, как всегда, э-э... Просто как всегда. Торжественная часть давно закончилась. Гремит музыка. Толкотня. Все танцуют. Даже я. Правда, с завучем. Краем глаза вижу, как Миша и Клешня ссорятся. Миша выходит из зала и идёт в пустой класс. Я, как зомби, иду за ним. Честно, до сих пор сама не знаю, чего я тогда за ним поплелась, влюблённая дура! Шампанское в голову ударило? Утешить хотела? Свет не включён. У окна Мишин силуэт. Потом его голос:
--
Кто здесь?
--
Это я, Лилита.
--
Привет, Лилита.
--
Привет, Миша.
--
Ты кого-то ищешь?
--
Тебя.
Дальше всё как в тумане. Мишино лицо светлым пятном надо мной, его губы - мягкие, горячие, жадные, его руки под моим платьем, мои пальцы в его волосах, хруст моих пуговиц под его ногами, сладкая боль и бесконечность... Потом его шёпот:
--
Спасибо, Лита.
--
Так меня только мама называет...
--
И я тоже, можно?
--
Можно...
--
Как ты?
--
Нормально...
--
Я пойду?
--
Да...
Яркая полоса света из приоткрытой двери, хлопок, и снова темнота. Я сижу на полу, стуча зубами от внезапно накатившего озноба, шарю по полу руками, собирая свои заколки, пуговицы, пояс от платья, затем на ватных ногах пробираюсь к чёрному входу и ползу домой, плохо соображая, что же произошло, и лишь повторяя, как молитву: "Миша, Мишенька, Миша, Мишенька...". Не помню, как прокралась в свою комнату и успела переодеться. Родители не удивились, они в курсе, что я не люблю тусовки. Пояс от платья оказался Мишиным галстуком - серебристый, в тёмную полосочку. Он у меня до сих пор висит в шифоньере, будто его хозяин вышел ненадолго и вот-вот вернётся. Потом была поездка с мамой в Москву на экзамены, поступление в МГУ. К тому времени я уже поняла, что беременна. Вернее, не сама поняла - врачи объяснили. Я помню, как после очередного приступа тошноты пошла в поликлинику, терапевт отправил к гинекологу, и всё стало ясно. Родителям я призналась лишь в ноябре, когда приехала домой на праздники, а до этого всеми правдами и неправдами открещивалась от поездок, хотя до моего города от Москвы всего четыре часа на поезде. Спасибо им, моим дорогим маме и папе! Они мужественно перенесли это известие. Ни одного вопроса об отце ребёнка! Мама сразу же потащила меня по врачам. Тут и выяснилось, что у меня будет двойня, мальчишки. Как хотелось сообщить Мише! Но я знала, что они с Клешнёй живут вместе на квартире в Москве, у них всё хорошо, оба поступили: Миша на юрфак, а Клешня - в торговый, папочка пропихнул. Вот тогда-то я и совершила первую глупость, которая повлекла за собой целый хвост дебильных поступков. И никто не остановил меня! Наверное, все решили: раз беременная, значит, взрослая. А я только снаружи была беременная и взрослая, а внутри - семнадцатилетняя дурочка! Я решила сменить фамилию! Написала заявление, прошла по всем инстанциям, и уже через месяц стала Венской, как Миша. Рожала я в марте. Мама приехала в Москву, сняла квартиру. Из роддома они забирали меня вместе с папой. Потом папа уехал, а мы с мамой остались растить двух маленьких Венских - Георгия Михайловича и Григория Михайловича. Дальше - одна сплошная полоса из пелёнок, бутылочек, детского рёва вперемешку с лекциями, зачётами и экзаменами. Очухалась я уже в июле, дома на каникулах...
"Н-да, Лилита, давненько ты себя не жалела! - подумала я, пытаясь проглотить предательский комок в горле вместе с куском пирога. - Но ведь это всё, слава Богу, позади!" Хорошо, что к сентябрю ребята уже не брали грудь, и мама оставила их у себя. На помощь срочно была вызвана латышская бабушка Анна из Краславы, а я благополучно вернулась в общежитие и оставшиеся четыре года учёбы разрывалась между институтом и сыновьями. Красный диплом не получился, но с работой повезло, перестройку удалось пережить без больших потерь, и теперь я сижу на собственной кухне в собственной четырёхкомнатной квартире на Коломенской, жую собственный...ну, то есть, почти собственный пирог, запивая собственным...тьфу ты, Господи! Ну, в общем, у меня всё хорошо, если бы не одно "но". И это "но" не даёт мне нормально жить. Я снова взялась за тряпку и начала с остервенением драить пол в детской, вымещая злость на себя ту, беременную и глупую, создавшую для меня теперешней столько проблем! Мне так хотелось, чтобы у меня всё было "как у людей": муж, семья, у детей - отец..! Вот я и создала себе такую семью, только с присказкой "как бы" - как бы муж, как бы семья, как бы отец. Я поменяла фамилию - как бы замужем, дети носят фамилию как бы отца, который как бы дипломатический работник как бы в длительной загранкомандировке. В прихожей стоят как бы папины тапки, в шифоньере висят как бы папины рубашки, в ванной - как бы папин любимый махровый халат. В детской комнате полки уставлены как бы подарками как бы папы, которые он как бы присылает из разных стран. В гостиной на самом видном месте висит Мишин портрет - увеличила школьную фотографию, и дети знают, что это их отец, который скоро, вот уже скоро должен приехать к своим любимым деткам из далёкого далёка. Мальчишкам уже по 12 лет, и мне всё труднее объяснять им, почему папа звонит всё время ночью, когда сыновья спят. Разница в часовых поясах как аргумент уже не проходит. Я подошла к Мишиному портрету. "Ну, что, школьник Миша-Мишенька, может, тебе усы пририсовать? Висишь тут и не знаешь, что два твоих родных человечка уже скоро догонят тебя по возрасту, и если повесить их фотографии рядом с тобой, то люди будут думать, что это ксерокопии одной и той же картинки, настолько они на тебя похожи. Интересно, они похожи на остальных твоих детей? Хорошо, что я этого никогда не узнаю! Я так и не встретила никого, кто вызвал бы во мне хотя бы тень тех чувств, что я испытывала к тебе. Из тех немногих мужчин, которые у меня были, ни один так и не был допущен к знакомству с нашими сыновьями. Ну, ладно, Миша, пока, не скучай, меня пылесос ждёт. А насчёт усов - это хорошая мысль, а то скоро тебя за моего сына будут принимать!"
*
Я закончила, наконец, уборку и пошла на кухню отметить это с собой, любимой, чашечкой кофе со сливками. Ч-чёрт, сливки кончились. Кофе я пью только со сливками, чем очень сильно раздражаю настоящих ценителей кофе в лице моей ближайшей подруги Галки, кстати, психиатра. Или не кстати? Надо идти в магазин. Заодно и тортик куплю, йогуртовый с вишней, устрою себе праздник живота! Я быстро собралась и выскочила из подъезда в промозглую серую московскую зиму. Зима разучилась быть зимой. Под ногами каша из грязного снега и реагентов, сверху сыплет мокрый снег, больше похожий на дождь. Бр-р-р. Новый год называется! А людей-то - как в муравейнике! К празднику готовятся. И в магазине наверняка очереди. Я обречённо поплелась к универсаму, продолжая размышлять о том, что пора прекращать эту мою затянувшуюся ложь. Я клятвенно себе пообещала рассказать ребятам правду об их отце сразу же, как только они вернутся домой от бабушки (с нового года - никакой лжи, несмотря на зубы!), и, облегчённо вздохнув, вошла в магазин. Народу - тьма! Хвосты к кассам - как в советские времена. Ну, не стоять же такую очередь из-за коробочки сливок! Пришлось набрать всякой снеди полную корзинку, чтобы не терять КПД! Я уже перекладывала продукты в пакеты, когда вдруг знакомый голос рядом сказал: "Извините, вы не подвинетесь?" Я остолбенела. Миша! Этот голос я узнала бы из тысячи, нет, из миллиона голосов! Сколько раз я представляла себе, что этот голос говорит мне: "Лилита...", нет, не так: "Лита (я же разрешила ему так меня называть!), наконец-то я нашёл тебя! Я люблю тебя!" Или лучше так: "Я не могу без тебя жить!" И вот, когда я, наконец, дождалась и услышала этот голос наяву, он мне говорит "извините, вы не подвинетесь"?! Из ступора меня вывела следующая его фраза: "Девушка, с вами всё в порядке?" Я медленно, зажмурив глаза и боясь ошибиться, повернулась на голос и просипела:
--
Миша?
--
Д-да. А мы знакомы?
--
Я Лилита. Помнишь?
--
А, Лилита, привет!
Я открыла глаза. Лучше бы я их не открывала! Передо мной стоял... ну, да, Миша, только вовсе на себя не похожий: помятое небритое лицо, воспалённые глаза, спутанные волосы, забывшие, что такое расчёска, давно не стираная когда-то дорогая одежда...
--
Миша, что с тобой случилось?
--
Это не интересно...Давай, я тебе помогу...
Мы общими усилиями собрали пакеты и вышли на улицу.
--
Пакеты тяжёлые, я тебя провожу. Ты далеко живёшь?
--
Да нет, тут рядом. Спасибо.
--
Не беспокойся, я только до двери провожу...
--
Я и не беспокоюсь.
Странно, но мой голос как будто жил сам по себе и сам, без моего участия, отвечал на вопросы. К тому же я его плохо слышала, потому что все звуки вокруг заглушал стук моего сердца. Вот и мой подъезд. Мой голос вежливо предложил:
--
Может, поднимешься, кофе попьём?
--
Нет-нет, спасибо, в другой раз.
--
Торопишься?
--
Да нет, не тороплюсь.
--
Тогда почему?
--
Ну, просто неудобно как-то. Давай тут посидим, на лавочке?
--
Она же мокрая!
Мой голос, наконец, вернулся в тело, и я снова получила возможность им руководить. Миша достал из кармана мятый пакет и постелил на скамейку.
--
Ну вот, садись.
--
Ты что, специально для этого носишь с собой пакет?
Миша смутился, но всё же ответил:
--
Да, я часто так... отдыхаю... с некоторых пор.
Я села, он поставил пакеты и тоже сел. Повисла неловкая пауза. Наконец, он повернулся ко мне вполоборота и тихо сказал:
--
Ты очень изменилась.
--
Ты тоже, - брякнула я и мысленно обозвала себя дурой. - Извини!
--
Да ладно, всё нормально. Ты замужем?
--
Конечно!
--
Я так и думал. И дети есть?
--
Двое. Мальчик и ...мальчик, - ответила я цитатой из фильма.
--
Зд`орово! Ты молодец! А я вот... не молодец.
Миша тяжело вздохнул и замолчал, опустив голову. Я осторожно спросила:
--
Может, расскажешь? Я пойму.
--
Как ты поймёшь, если я сам ничего не понимаю!
--
Ничего, пойму, пойму, я понятливая, помнишь, я же отличницей была!
Миша улыбнулся - понял шутку:
--
Ну, тогда слушай, сама напросилась. Рассказывать, правда, особенно нечего.
И я узнала, что Миша с Клешнёй поженились на третьем курсе. Алкин папаша организовал (так и сказал - организовал) им в Москве квартиру. В смутное время перестройки он тоже перебрался в столицу, открыл свою фирму, но зятя к себе на работу не взял, а устроил его юрисконсультом в таможенное управление, заявив, что ему нужен на таможне свой человечек и что эта работа - золотое дно, и только лох и дурак не использует эту возможность озолотиться. Зять оказался лохом и дураком, очень быстро разочаровал тестя своим неумением или нежеланием урывать себе кусок от общего пирога, и тот стал презрительно называть его "чистоплюй хренов". На работе Мишу ценили, он успешно продвигался по карьерной лестнице, зарплата росла, но запросы жены росли ещё быстрее. Алке работать не понравилось. Она пробовала себя в роли модели, бегала на какие-то кастинги, но в конце концов заявила, что женщинам её круга не принято работать. Заводить ребёнка она наотрез отказалась: рано, надо сначала пожить для себя. За эти годы они перебрались из "двушки" в огромную двухуровневую квартиру в элитном доме - папаша для дочки расстарался, построили шикарную дачу в Подмосковье, у каждого была своя машина, но всё это не радовало Мишу. Отношения разладились, каждый жил своей жизнью, а бесконечные упрёки со стороны Алкиных родителей отравляли и без того малорадостную жизнь. Миша и не заметил, как начал пить. Сначала коньяком снимал стресс, притуплял горечь неудовлетворённости собой, потом втянулся. На работе начались неприятности. Дома он чувствовал себя старой мебелью: и не нужна уже, и выбросить жалко. Алка с матерью в открытую обсуждали претендентов на Алкину руку и сердце. И в один "прекрасный" момент он предложил Клешне развестись. Она равнодушно пожала плечами, позвонила папаше, и уже вечером того же дня они были разведены. А так как вся недвижимость была оформлена на тестя, то Мише предложили забрать свои часы-трусы и уматывать на все четыре стороны. Вот и вся история.
--
Когда это произошло?
--
Около года назад.
--
Где же ты живёшь?
--
Когда где. В основном, где работаю, там и живу.
--
А где работаешь?
--
Тоже когда где. Последние два месяца - тут неподалёку, на стройке. Кстати, мне скоро на работу, я сегодня в ночь.
--
Ты работаешь на стройке ...ночным юристом?
--
Почти. Ночным разнорабочим.
--
И там же живёшь?
--
Ну да, вместе с гастарбайтерами в вагончике. Спасибо, Лилита, что выслушала меня. Я давно уже ни с кем не говорил по душам. Только не надо меня жалеть! Я сам виноват во всём, что со мной случилось. Нельзя допускать, чтобы твоей жизнью руководил кто-то другой, даже если этот "кто-то" - твоя любимая женщина.
--
Ты любил её?
--
Да, очень.
--
А сейчас? - спросила я с замиранием.
--
Нет. Ничего не осталось, один пепел... Ну, мне пора. Передавай привет мужу. Я ему завидую.
--
Погоди, сядь.
--
Лилита...
--
Лита.
--
Не понял...
--
Я разрешила тебе называть меня Литой. Помнишь?
--
Помню. Прости меня за всё, Лита. Я был дурак!
--
Знаю. Я тоже была дура. Так что мы друг друга стоили. Но речь не об этом. Мы с мужем хотим открыть свою фирму. У меня есть надёжная команда. Нам нужен опытный юрист. Я могу на тебя рассчитывать?
--
Значит, всё-таки пожалела меня.
--
Нет. Я даю тебе шанс. Ты можешь использовать его, а можешь послать меня к чёрту и идти на свою стройку. Решай сейчас!
Я тоже встала. В наступивших сумерках Мишино лицо казалось светлым пятном, как тогда, в классе... Я чувствовала, как он напрягся, не зная, верить мне или нет. Я молча ждала. Наконец он выдохнул: "Я согласен!" Только теперь я ощутила, как продрогла.
--
Я замёрзла, пойдём домой.
--
У меня нет дома.
--
Уже есть. Бери пакеты.
Я развернулась и, не оглядываясь, пошла к подъезду. Уже около двери квартиры Миша прошептал:
- Да погоди же ты! Что скажет твой муж? Лучше я приду завтра.
--
Ничего не скажет. Он у меня вообще никогда ничего не говорит.
--
Глухонемой?
--
Ну, что-то в этом роде.
Мы зашли в квартиру.
*
Наконец-то тепло, светло и сухо! Скорей ноги в тёплые тапки, а руки к батарее! Я повернулась к Мише. Он смущённо топтался у порога, переминаясь с ноги на ногу, обвешанный авоськами. Вид у него был комичный. Я расхохоталась, чем привела его в ещё большее замешательство.
--
Миша, ты проходи, проходи, раздевайся! Ты дома! Вот твои тапки. Неси пакеты на кухню. Сегодня ты ночуешь здесь, так что привыкай.
--
Нет-нет, это исключено, я не хочу вас стеснять!
--
А ты нас и не стеснишь. Я постелю тебе в кабинете.
--
А где твоя семья? Все спят?
--
Сыновья у бабушки, а муж в гостиной. Потом я вас познакомлю. Вот тебе полотенце, иди мой руки, а я на кухню.
Мне очень хотелось отправить его под душ, но я боялась его обидеть, поэтому дипломатично добавила:
--
А если захочешь принять душ, то вот тебе чистое бельё, а в ванной твой халат - синий.
И, не дожидаясь реакции, упорхнула в кухню. Щёлкнула дверь ванной, через некоторое время раздался шум воды. Я удовлетворённо хмыкнула и взялась за телефон:
--
Галка, привет! Мне срочно нужен твой совет!
--
Как психиатра или как подруги?
--
Как подруги, блин!
--
Ладно, не злись. Слушаю тебя.
--
Миша у меня!
--
Кто-кто?
--
Миша! Мой муж! Он сейчас моется в душе.
--
Та-ак, значит, всё-таки нужен психиатр. А просто тряпочкой ты не могла его протереть?
--
Галка! Я не о портрете! Мишка сейчас у меня, я встретила его в магазине!
--
Зд`орово! Я рада за тебя! Судя по тому, что он в душе, у вас всё нормально?
--
Ничего не нормально! Я не знаю, что мне делать.
--
Расскажи ему всё, пусть решение принимает он.
--
А если он испугается и уйдёт?
--
Ну, и скатертью дорога! Зачем тебе пугливый мужик? Пугливых и так полно вокруг. Не бойся потерять! То, что предназначено для тебя, не потеряется!
--
А если потеряется?
--
Значит, это не твоё.
--
Как у тебя всё просто!
--
Да это не у меня, это в жизни так устроено. Отпусти ситуацию, дай и другим людям проявить себя, и всё решится.
--
И я опять останусь с нарисованным мужем!
--
Не исключено. Но если он не уйдёт, это будет его решение, а не твоя очередная ложь во спасение!
--
Ладно, я подумаю. Пока!
Миши не было целый час. Я уже начала беспокоиться: может, он там пригрелся и уснул? Я успела накрыть шикарный стол: мясная нарезка, парочка салатов, на плите тушатся морепродукты, в вазе фрукты, в коробке конфеты, а в центре стола бутылка мартини и коньяк (купленные заранее к Новому году). Ещё и остаткам маминого пирога место нашлось. Наконец, щелкнула дверь ванной, и на пороге появился Миша. Что-то неуловимо изменилось в нём за это время, ушло напряжение, появилось спокойствие, даже взгляд стал как-то более уверенным, что ли. Бедный, бедный, представляю, как он стеснялся своего помятого вида, своих несвежих вещей! Зато сейчас он стал напоминать мне прежнего Мишу.
--
Ух ты, какой стол!
--
Ух ты, какой мужик! Тебе идёт этот халат!
--
Да ладно тебе, не ехидничай.
--
А я и не ехидничаю, тебе правда очень идёт синий цвет. Пойдём, я познакомлю тебя с моим мужем.
--
Может, не стоит его будить? Утром познакомлюсь.
--
Нет, сейчас. Он не спит. Он вообще никогда не спит.
И я повела Мишу в гостиную к его портрету.
--
Вот, знакомься: мой муж Михаил Венский.
У Миши вытянулось лицо. Несколько минут он стоял молча, хлопая глазами, наконец произнёс:
--
Ты что, маньячка?
--
Нет, скорее маразматичка, как называет меня моя подруга Галка.
--
Ну, уже легче. Может, объяснишь, что всё это значит?
--
За этим и позвала.
--
Значит, предложение о работе - только предлог?
--
Нет, я действительно открываю свою фирму, у меня действительно сильная команда, и мне действительно нужен опытный юрист. Но если ты передумаешь после того, как я тебе всё расскажу, я пойму. Пойдём на кухню, зря что ли я старалась!
Мы сели за стол, Миша налил мне мартини и выжидательно уставился прямо в глаза:
--
Ну, рассказывай.
--
Может, выпьем сначала за встречу?
--
Пей. Я не буду. Курить можно?
--
Ну, тогда и я не буду. Кури. Миша, если вдруг ты не захочешь дальше слушать и тебе захочется уйти - уходи, я не обижусь.
И я вывалила ему на голову всё-всё-всё, до мельчайших мелочей. Меня будто прорвало, как плотину в паводок. Я рассказывала, как я поменяла фамилию, а в институте наврала, что вышла замуж; как я старалась быть хорошей мамой и как у меня ничего не получалось; как дети болели - обязательно вдвоём; что у Гошки шрам над бровью - упал на крыльце, а Гришка долгое время заикался - испугался собаки (слава Богу, вылечили); что в школе их дразнят "вениками", и они из-за этого дерутся; что в музыкальную школу они ходят из-под палки, а на таэ-квондо с удовольствием и даже уже выступали на соревнованиях; что Гошка аккуратист и педант, а Гришка везде всё разбрасывает и не может усидеть на одном месте больше пяти минут; что у меня аврал на работе, и отчёты приходится писать дома ночью; что я уже сто лет не была в театре (хотя это, конечно, могла бы и не говорить).
Миша так и сидел неподвижно с зажигалкой в руке, забыв про незажжённую сигарету во рту, и пошевелился только тогда, когда я потащила его на экскурсию по квартире:
--
Вот, видишь, это твоя полка в шифоньере, здесь твоё бельё, даже носовые платки. А вот здесь висят твои рубашки. Костюма нет, потому что ты забрал его с собой в командировку. Тапки и носки из той же серии. Полная иллюзия твоего реального существования. Кстати, вот твой галстук. Ты оставил его тогда, помнишь? Хотела тебе его вернуть, да как-то не получилось. А это всё твои подарки ребятам. Ты был хорошим отцом, никогда про них не забывал. Есть ещё кое-что, пойдём, помоги мне.
Я привела его в кабинет, подкатила стремянку к антресолям и заставила достать чемодан с кодовым замком. Больше всего я боялась, что мальчишки найдут этот чемодан и откроют его! В нём хранились их письма к отцу, которые я якобы отправляла, и якобы его ответы на эти письма. Здесь же были их рисунки и поделки для папы на 23 февраля за все эти годы. Миша молча рассматривал содержимое чемодана, и только дрожание пальцев и напряжённо сдвинутые брови выдавали его волнение. Я вдруг поняла, что надо оставить его одного, наедине со всей этой информацией, обрушившейся на него, как снег на голову. К тому же мне вдруг резко захотелось есть. "Война войной, а обед - по расписанию," - вспомнила я любимое выражение моего отца и, извинившись, вышла из кабинета. Можно было и не извиняться, Миша всё равно ничего не слышал, копаясь в чемодане, как заворожённый.
Я положила на тарелку всего понемногу, пошла в гостиную, устроилась в кресле перед телевизором. Я часто так делала, когда сыновей не было дома. В детстве мне не разрешали есть нигде, кроме кухни. Теперь я выросла и не разрешаю это своим детям. Но когда их нет, даю себе волю и ловлю от этого особый кайф. Наконец, Миша вышел из кабинета и сел в соседнее кресло.
--
Чем занимаешься?
--
Телевизор смотрю.
--
Интересная передача! Как называется?
Только сейчас я заметила, что телевизор не включён. Я ответила:
--
Передача называется "Момент истины".
--
Скоро закончится?
--
Уже закончилась.
--
Тогда пойдём, выпьем за встречу.
Мы, не глядя друг на друга, пошли на кухню. Миша поднял рюмку. Я внутренне сжалась, ожидая каких-то важных слов и боясь услышать эти слова. Но он сказал только: "За встречу!" - и выпил. Я молчала, следуя совету Галки отпустить ситуацию. Это было трудно. Тем более, что Миша тоже молчал. Так мы молча и сидели: молча поели, молча помыли посуду, вернее, я мыла, а Миша всё убирал со стола. Потом так же молча я постелила ему на диване в кабинете, и только когда я уходила, уже в дверях, услышала Мишин голос:
--
Меня тоже в школе обзывали "веником".
Я обернулась:
--
Да? Я не помню.
--
Спокойной ночи, Лита.
--
Спокойной ночи.
Я ушла к себе. Скоро вставать. Может уже и не ложиться?
*
Рабочий день прошёл, как в тумане. Работали до обеда, а на час был назначен междусобойчик в честь Нового года. Я всё время боролась с желанием позвонить домой. Борьба была неравной, и желание позвонить победило. Трубку никто не взял. Может, ещё спит? Или в ванной - не слышит? Через полчаса позвонила ещё - глухо. Ещё, ещё, ещё - бесполезно! В бухгалтерии, как обычно, сдвинули столы, девчата накрыли "поляну", как теперь принято говорить. Но мне было уже не до поляны! Я как руководитель поздравила всех с наступающим, соврала что-то про поезд и рванула к метро. В квартире стояла звенящая тишина. Завтрак оказался нетронутым. Моя записка лежала там же, где я её оставила. Читал ли он её? Скорее всего нет. Постель в кабинете была аккуратно сложена стопочкой в угол дивана. "Аккуратист! Вот в кого Гошка! - внутри меня росла обида. - Ну, и убирайся! Ну, и пожалуйста! Не очень-то и хотели!" Я подошла к портрету: "А ты чего здесь? Убирайся тоже! И не смотри на меня так! Мне никто не нужен! " Хотя нет, кажется, нужен - психиатр. Галка! Я бросилась к телефону. Галка ответила сразу.
--
Галка, он ушёл! - закричала я в трубку, глотая слёзы. И ещё мне нужен психиатр - я ругалась с портретом!
--
Так, спокойно! Не вопи! Я смогу приехать только вечером. Сейчас идёшь на кухню... Пришла?
--
Да.
--
Берёшь валерьянку, отсчитываешь двадцать капель. Отсчитала? Теперь пей.
--
Выпила.
--
Молодец. А теперь иди в спальню, ложись в постель и постарайся уснуть. И запомни: ты ничего не потеряла! Чтобы что-то потерять, надо это "что-то" иметь. Поняла? Я приеду, и мы поговорим. Всё, будь умницей.
Я легла, укуталась с головой и моментально уснула. Галка всегда действует на меня, как гипноз. Да и бессонная ночь, видимо, сказалась. Проснулась я от звонка в дверь. Плохо соображая, утро сейчас или вечер, я поковыляла в прихожую:
--
Кто там?
--
Лита, это я, Миша.
--
Миша!
Я открыла дверь и бросилась в ванную. Господи, ну и вид! Я лихорадочно умылась ледяной водой, торопливо накрасилась, надела халат и вышла. Из кухни доносилось бряканье посуды. Я пошла на звук и остолбенела: Миша накрывал на стол! Он был пострижен и гладко выбрит - сразу помолодел на десять лет! Увидев меня, улыбнулся:
--
Давай поужинаем, я голоден, как волк!
--
Почему ты не позавтракал?
--
Долго не мог уснуть - думал, поздно встал, торпился, надо было кое-какие дела утрясти до пяти часов.
--
Почему до пяти?
--
Ты же написала, что придёшь в пять.
--
Я думала, ты ушёл. Совсем.
Миша подошёл ко мне, взял моё лицо в ладони и близко-близко приблизил своё лицо к моему:
--
Я не уйду, даже если ты будешь гнать меня. Я слишком долго был в отъезде. Мне надо навёрстывать упущенное. Я хочу сам воспитывать своих детей. И этих, и следующих. Хочу, чтобы моя жена была счастлива.
--
К-какая жена? - прошептала я, совсем очумев от нахлынувших чувств.
--
Как какая? У меня одна жена - Лилита Венская!
--
Представляешь, маме приснился сон, что я в этот Новый год выйду замуж, - пролепетала я, стараясь не дрожать.
--
Ты уже замужем! Мы женаты тринадцать лет, забыла?
--
Поцелуй... меня.., а то я сейчас уже умру...
Какой, к чёрту, ужин! Мы очнулись в постели часа через три, пьяные без вина, оглупевшие и счастливые. Вот когда на нас напал голод! Завернувшись в простыни, как бедуины, мы наперегонки помчались в кухню, визжа и улюлюкая, как полоумные. Точнее, я - визжа, а он - улюлюкая. Мы съели всё, что было на столе, да ещё и холодильник раскулачили. А потом вместе залезли в душ и долго стояли, обнявшись, под горячей водой. Когда, наконец, мы вылезли из ванной, первое, что мы услышали, был звонок моего мобильного. Галка! Я взяла трубку и сразу чуть не оглохла:
--
Литка! Слава Богу! Я уж и не знала, что подумать! Ты где?
--
Дома.
--
Как дома? Я приходила, звонила, долбилась - во всех окнах свет, а никто не открыл. Я уж слесаря хотела звать, дверь вскрывать, да не нашла, где-то уже празднует, гад.
--
Мы были в душе.
--
Мы?
--
Мы с мужем.
--
Литка, не пугай меня! С портретом?
--
Я что, похожа на сумасшедшую?
--
Очень похожа! Если ты днём ругаешься с портретом, то логично предположить, что вечером с ним же и моешься!
--
Ещё одно слово, и я смертельно обижусь!
--
Ладно-ладно, просто я очень за тебя испугалась. Думала, ты что-то с собой сделала. Значит, он вернулся?
--
Да! Насовсем!
--
А ты уверена, что он не маньяк?
--
Галка!
--
Ну, всё, всё! Не сердись. Значит, завтра к Ярцевым ты не придёшь?
--
Нет.
--
Ладно, тогда свой подарунчик ты получишь уже в новом году.
--
Я тебе тоже подарок приготовила. Увидимся. Семье привет!
Я отключила телефон и прыгнула к Мише под одеяло.
--
Это Галка, моя лучшая подруга. Она чуть слесаря не вызвала - дверь вскрывать, мня спасать. Хорошо, что слесарь уже празднует!
--
Да уж! Представляю их лица, когда они заходят, а у нас здесь... шествие нудистов! Ну, ладно, давай спать, завтра рано вставать.
--
Зачем? Завтра же Новый год, выходной!
--
Никто и не говорит о работе. Поедем к детям.
--
Не получится, перед праздником билетов не достать.
--
А нам не нужны билеты, мы поедем на машине.
--
У нас нет машины.
--
Есть, стоит под окнами. Мерседес.
--
Ты угнал машину? Какой ужас!
--
Дурочка ты у меня! Я пригнал мою машину - это единственное, что у меня осталось от той жизни. Я купил её на свои деньги у начальника таможни. Он решил поменять машину, узнал, что я как раз собираюсь покупать, и предложил свой мерс мне. Деньги срочно, поэтому недорого. Алка и её родичи к этой машине никакого отношения не имеют. Когда уходил, махнул на неё рукой. Мне тогда всё равно было.
--
А сейчас не всё равно?
--
Нет, сейчас не всё равно. Я с утра сначала пошёл на стройку, забрал деньги, которые заработал.
--
Много?
--
На парикмахерскую хватило. И даже "веникам" на гостинцы осталось. Потом поехал на стоянку, где всегда машину ставил. Повезло, бак полный. Видимо, тесть ею пользовался - запасной ключ забрал. Ну, всё, давай спать. Завтра надо выехать часов в шесть, пока пробок нет.
Миша уснул быстро. А я всё лежала, слушала его ровное дыхание, не в силах поверить, что это происходит со мной, и что это не сон, и думала, как же мне удержать это счастье, так долго жданное и так неожиданно на меня свалившееся.
*
Как приятно просыпаться не от будильника, а от поцелуев! Чтобы продлить это блаженство, я не стала открывать глаза и сделала вид, что я сплю. Миша тихонько целовал мне сначала лицо, потом шею, плечи..., грудь... М-м-м...! Я не выдержала и выдала себя. В общем, в шесть часов мы не выехали... Ну, ничего, выехали в семь, в восьмом. Я сидела на переднем сиденье шикарной машины с затемнёнными стёклами и чувствовала себя по крайней мере принцессой Дианой. Три часа пути пролетели незаметно. Нам было о чём поговорить: вспоминали школу, рассказывали друг другу о себе. Когда были уже на полпути, у Миши в кармане запиликал сотовый. Я удивилась:
--
У тебя есть телефон?
--
Рука не поднялась продать - единственная связь с миром. Правда, деньги положил только вчера.
Мы съехали на обочину и остановились. Он достал телефон и весело сказал:
--
Ну, что ж, пообщаемся с бывшим родственником. Видимо, хватился машины.
И Миша включил громкую связь. Салон мерседеса сразу же наполнился громогласными ругательствами.
--
Сволочь! Ты угнал машину! Тебя видели! Немедленно верни на место! Я тебя урою!
--
Я не угнал, я её просто забрал. Это моя машина: если вы помните, она куплена на мои деньги.
--
Здесь ничего твоего нет! А машина - компенсация за то, что ты десять лет жил в моём доме и пользовался моей дачей!
--
Я десять лет кормил вашу дочь, так что я вам ничего не должен. Машина моя, и любой суд будет на моей стороне - это я вам как юрист говорю.
--
Ты не появлялся почти год! Я десять месяцев оплачивал стоянку!
--
А я десять лет оплачивал капризы вашей дочери. Так что мы квиты.
--
Слушай, зачем она тебе? Грузчику не по карману её содержать. Давай, я дам тебе сколько-нибудь денег.
--
У вас устаревшая информация. Я уже не грузчик и в деньгах не нуждаюсь.
--
Вот даже как! И кто же ты, если не грузчик?
--
Юрист одной крупной компании.
--
Какой же, если не секрет?
--
Компания называется... (Миша посмотрел на меня) ..."Лилита Плюс"!
И вдруг совсем другим голосом, полным нежности, обратился ко мне:
--
Дорогая, подай, пожалуйста, сигареты. Да, как обычно, в бардачке.
Я полезла в бардачок, но сигарет там не оказалось. Я было хотела сообщить об этом Мише, но успела только произнести его имя. Он меня перебил:
--
Спасибо, солнышко, не волнуйся, сейчас поедем.
--
Кто это там у тебя? - снова раздался командный бас. - Какое ещё, к чёрту, солнышко!
--
А, это моя жена, мы едем к тёще на Новый год, наши дети уже там. С наступающим вас!
И Миша отключился. Мне не понравился этот разговор.
--
Может, не надо было его так злить?
--
Я и не злил, он по жизни такой злой. Я просто хотел, чтобы они знали, что у меня всё хорошо. И всегда теперь так будет. Я никому больше не позволю разрушить мою жизнь!