Зубов Алексей Николаевич : другие произведения.

Дочь консула. (Мессалина)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   Дочь консула.
  Жюльен.
  Август.
  Арина.
  Алина.
  Вика.
  Катя.
  Гоша.
  Ванюша.
   Действие первое.
  
  Пролог.
  (У озера.)
  (Жюльен и Август)
  
  Жюльен.
  - Один вопрос: оправдано ль убийство?
  Август.
  - Это когда, и где, и кем.
  Религия...
  Жюльен.
  - Ты что это? Ты говоришь серьезно? Религия!
  Август.
  - Учебник о морали. Наш букварь, как следует вращаться в коллективе.
  Жюльен.
  - И что же в букваре?
  Август.
  - Там, точно, - нет.
  Вино отличное! С приятным послевкусием. Каким-то солнечным. Испанцы - молодцы.
  А ты бывал?
  Жюльен.
  - У них? Разок один. Там жарко через чур.
  Август.
  - По мне, так в самый раз. А в праве много разных толкований.
  Начать от Рима, и закончи нашим днем - переменились взгляды и оценки
  и преступлений, и самой морали.
  Религии эпоха, как ясли для детей, прошла для всех нас не без пользы.
  Никого
  теперь запугивать не надо вечной мукой, и убеждать, что красть грешно,
  и лгать, и убивать. Все это общие места, записанные, больше, для уродов.
  Жюльен.
  - Когда религия была для нас моралью?
  Она жива, но ею кто живет?
  Вот ты, скажи, встречал хоть раз адепта веры, кто не буквально, это просто бред,
  но близко все догматы соблюдает. Речь не о воплях страстных и молитвах.
  А право - тема скользкая.
  Август.
  - Я мясо брал на рынке, там торговка,
   знакомая, клиентам маринует. Не много и берет. Порядочная тетка.
  Подумаешь, как жизнь ее проходит: лоток, весы и мясо. Целый день.
  Я бы сбежал.
  Жюльен.
  - Один
  имеет все, и все на сотню лет, для внуков и, точней, для внуков внуков.
  Другой одно дыхание
  и голову, и больше ничего.
  Тут объявлять, что он имеет право, на то же, что и первый - просто подло.
  Кто в силе, тот и прав.
  Август.
  - Обычно заповеди нам внушают с детства,
  они - гипноз, они, как песня мамы, как сказки на ночь, чтоб скорей уснуть,
  когда ребенок мается от мыслей, и шепчет: "Мамочка, не уходи!"
  Страх ночи, темноты, страх смерти - все это томит.
  И нужен добрый голос, чтобы забыться.
  И нужен идеал,
  туманный эталон -
  не соблюдать, так хоть стремиться.
  Это совесть.
  Законы же написаны затем...
  там мясо не готово?
  Жюльен.
  - Посолить, еще чуть-чуть, и можно будет кушать.
  Так для чего законы?
  Август.
  - Для того,
  чтобы котел желаний наших кипел спокойно, чтобы пар страстей
  не заливал огонь кровавой пеной,
  и все варилось бы. Как нужно поварам.
  Жюльен.
  - Это значит,
  что те немногие, что нам готовят блюдо,
   свободны нарушать мораль и право. Мешать в живом котле.
  Как говорится: "привнести перчинку".
  Итак, вопрос: оправдано ль убийство?
  Август.
  - Какой приятный вечер, и как в небе тихо. Мне кажется? Там, будто, соловей.
  И солнце нежное.
  Не жжет, не изнуряет. И хочется забыться. Утонуть.
  И плыть куда-то в этом воздухе прозрачном...
  Они приедут?
  Жюльен.
  - Да, сказали, да.
  Август.
  - Возьми историю. Правители казнят,
  и люди видят: казнь необходима,
  и королей не называют палачами.
  У полководцев горы трупов, но никто
  в вину им этого не ставит.
  И совесть их чиста.
  Есть случаи, где Смерть людей нужна.
  Жюльен.
  - Но для чего?
  Август.
  - Чтоб государство сохранить. Порядок в доме.
  Жюльен.
  - Но для чего?
  Август.
  - Чтобы семья жила.
  Жюльен.
  - И все же, для чего?
  Август.
  - А для того, что все живое хочет, не умирать, не смерти для себя, а просто жить.
  И жить свободно, и цветуще юно,
  и в этом красота и высшая мораль.
  И право - это камни мироздания.
  Жюльен.
  - И резюме:
  Спасеньем красоты оправдано убийство человека.
  Что же, посмотрим, что у нас сварилось.
  
  (Апартаменты.)
  (Арина и Алина.)
  
  Арина.
  - Кто и зачем придумал ужас этот - время.
  Вчера я увидала возле глаз
  мешочки.
  Алина.
  - Не пей коктейли на ночь. И лицо
  тебе не будет утром семафорить.
  Арина
  - А почему же раньше я пила?
  А вдруг от них появятся морщинки?
  Появятся и я повешусь.
  Всех умников убила бы за то, что выдумали время.
  Алина.
  - Ерунда.
  Мы будем вечно юны и прекрасны.
  Я так хочу, и так оно и будет.
  Арина.
  На вечер пригласила, догадайся...
  Алина.
  - Наверно, из кино кого-нибудь?
  Арина.
  - А вот и нет!
  Алина.
  - Тогда не знаю. А кого еще? Арина?
  Арина.
  - Певца. Он не "звезда", но скоро будет.
  Все это хором говорят. Такой приятный, лапка,
  слова прикольные, и произносит необычно. Как бы в нос. Цепляют за ухо.
  Сама потом увидишь.
  Алина.
  - Певец, а кто еще?
  Арина.
  - Все, как обычно:
  Гоша-визажист, Ванюша-блогер, Петя-футболист. Опять свободный! Катя с Викой - "две сливки нефтяные" - сама так назвала.
  Еще кто? Всех. И всех, почти, ты знаешь.
  Алина.
  - Скорей бы вечер - я бы напилась...
  Арина.
  - Алина, ты не пьешь!
  Алина.
  - А я бы притворилась и рухнула в бассейн! И стала там русалкой.
  И всех бы соблазняла. Футболистов... Как надоели, до смерти, убила б.
  Дашь мне купальник?
  Арина.
  - Выбирай. Там, в гардеробной. Я советую, цветной.
  Пускай напомнит пальмы и Карибы...
  Понятно. Ты меня оставить хочешь. А как же вечер?
  Я одна должна шутить? Не честно!
  Алина.
  - Там посмотрим. Не сейчас...
  Как удивительно, и как волшебно тихо.
  И мошкара, что вьется над водой пушистым облачком, и спящие цветы,
  кругом купальни,
  ярко-голубой бассейн, таинственный осколок неба, слеза прозрачная до камня,
  и воздух замерший - все говорит: "Иди к нам. Утони".
  Как тишина обманчива, коварна.
  Арина.
  - Ты выдумщица. Чем коварна тишина?
  Алина.
  - В ней что-то обязательно случится.
  
  (Сад.)
  (Гоша, Алина, Арина, Вика)
  Гоша.
  - Стиль красоты умом неуловим. Лишь интуиция и чувство королевы.
  Одно чуть-чуть.
  На грани пошлости и взрыва и скандала,
  и, словно мотылек, исчезновения.
  Под утро в моде легкость и каприз,
  и нарочитая небрежность.
  А потом?
  Проснемся к вечеру, они покажутся смешными,
  нелепыми, безвкусными, "вульгар".
  И мы недоуменно скажем:
  "Кто так ходит? Кто так и говорит, и дышит?"
  Быть модным - как за ветром гнаться.
  Поймать и утонуть в его волнах, и вместе плыть на полных парусах.
  Быть впереди нелепо - не поймут, а отставать -
  презрение и жалость и насмешки.
  Но люди очень редко замечают самих себя, то, как он, "я" со стороны.
  Все зеркала неточны.
  И фотографии уродуют лицо. Ведь там не мы, а маски.
  Нужен мастер.
  Но сказать: "Надень вот это, и ты в тренде", невозможно.
  Так дилетанты говорят и одеваются. Поймать
  нюанс и обыграть его,
  достоинства раскрыть, оформить, как букет, и спрятать недостатки
  способен лишь художник.
  Вика.
  - Я все решила. Это будет взрыв!
  Ты - мой дизайнер, и придумай прямо здесь сценический костюм и образ.
  Арина.
  - Для кого?
  Вика.
  - Мне надо необычное, взрывное, роскошное,
  как маскарад Венецианский. Бразильский карнавал.
  Я собираюсь стать "звездой".
  Алина.
  - Ты хочешь сделать шоу? Про Мальдивы?
  Как трудно жить под пальмами в раю?
  И стать ведущей - шоколадкой загорелой.
  Приеду посмотреть.
  Арина.
  - Нет. Лучше про скейтборд и лыжи в Альпах.
  Пляжи утомляют.
  Вика.
  - Я буду петь "хиты".
  Сережа Пискунов две песни сочинил мне для раскрутки.
  Одна должна быть шлягер.
  Алина.
  - Это новость. (Арине)
  Сегодня у тебя тут певческий кружок, я только хора мальчиков не вижу.
  Вика.
  - Алина, ты завидуешь.
  Мне Катя говорила, если "прет", так успевай. Все перепробуй в юности.
  И будет вспомнить что, когда старухой станешь.
  Алина.
  - Пойду переоденусь. Ты права.
  (уходит)
  Гоша.
  - Очаровательно! Прелестно!
  Что за шаг! Воздушный! А осанка! У тигрицы
  она украла грациозность.
  Я влюблен.
  Вот царственный шаблон для подражания.
  Вика.
  - А Катя говорит, она гордячка, скучная, и любит лишь себя.
  Как будто мы не ровня с ней, а дети лесорубов. И тупы.
  Подумаешь, что папа консул.
  Арина.
  - Ну и что? Горда чуть-чуть. Зато мила и остроумна.
  И, Гоша прав, в ней прирожденный стиль. Потомственный.
  Прадедушка ее на Старой площади работал, дед курировал финансы.
  А бабушка была почетный академик. Или выше.
  И в доме у нее с игрушек и до коврика в прихожей,
  до старой фотографии в альбоме,
  все дышит властью, аристократизмом. Легкой спесью.
  У них не привыкали к поварам и горничным, к дворецким, и к охране -
  так было испокон веков.
  Если не ей, кому еще гордиться?
  Вика.
  - Подумаешь, дочь консула...
  Луна огромная. Как будто смотрит, и чего-то ждет.
  А я хочу купаться!
  Гоша.
  - Какая прелесть! В брызгах, под луной, ты тонешь и с мольбою тянешь руки
  на публику,
  а над луной название хита. Какой успех! Я это просто вижу!
  Идем! Нам нужно больше света для этюда.
  Головку выше...поворот... Очаровательно!
  (уходят. Выходят Алина, Ванюша)
  Алина.
  - А где же все?
  Ванюша.
  - Ушли купаться.
  Алина.
  - И о чем
  тебе рассказывать назавтра, милый сплетник. О том, как Вике вздумалось "зажечь"?
  Ура, в России свежая певица.
  Все в шоке.
  Ванюша.
  - И про это и про то, что Катя галерею открывает -
  богемный арт-салон, где живопись, и фото,
  и инсталляции продвинутых людей.
  И зал уже готов. И море гениальнейших имен,
  творителей сегодняшних шедевров,
  надеемся продать с аукциона.
  Алина.
  - Как галерею!
  Да она не отличит
  обои на стене от Караваджо.
  Ванюша.
  - А для чего ей отличать? Зачем тогда салоны?
  Искусство - это клуб, в нем следует клубиться
  и заполнять изящно пустоту богемной болтовней, как серпантином.
  Тут главное - уверенность в себе.
  Алина.
  - И не тошнит?
  Ванюша.
  - Да время просто нет.
  Давать оценки бремя идиотов.
  Есть тысячи ушей направленных, как рты,
  голодных на события, на ужас, на скандалы,
  на что-то свежее. Другое, чем в шкафу. На кухне.
  Что такое новость? Это то, о чем Россия думает сегодня,
  а значит, этим и живет, и в этом русский ум.
  И если завтра
  никто не разобьется, не умрет, не слепит клип,
  и не откроет галерею,
  о чем нам думать?
  Через десять лет
  об этой галерее и не вспомнят, забудут и о Викином "хите",
  ведь каждый день приносит свежее.
  Как завтрак-червячка своим птенцам приносит птичка.
  Алина.
  - А блогер,
  став важным старичком, и захватив прайм-тайм,
  нам будет подавать уроки жизни.
  К примеру, как воспитывать детей.
  Ванюша.
  - О, через десять лет. Боюсь заглядывать.
  Алина.
  - Боишься.
  И Арина
  уже боится и морщинок ищет след.
  И та боится опоздать с успехом,
  а та с известностью.
  И все они боятся и скрывают. Боятся времени холодного, как смерть.
  Так равнодушно режущего стрелкой
  кусочки жизни.
  Через десять лет... Нет, не могу представить.
  Есть день, в нем я, и больше ничего.
  Я не хочу, чтоб наступало завтра!
  (входит Катя)
  Алина.
  - А я гадала, почему такой наряд - ты в образе.
  Катя.
  - В каком? А где Викуся?
  Гоша.
  - Там фотосессия , чтоб шлягер раскрутить
  и сделать бомбу, чтобы мозг у всех взорвался,
  и объявился новый "хит" продаж.
  Вода, луна, цветы,
  русалки, и наяды, и сатиры,
  еще пара минут,
  и разогреются, и можно сделать снимок,
  чтоб новость дать
  погорячее.
  Алина.
  - Естественно.
  Когда ты хочешь петь, то для начала покажись нам "топлес".
  (Кате)
  Вот, кстати, будешь открывать
  свой арт-салон, так декольте еще поглубже, и вообще,
  разденься догола - так будет и свежо и креативно.
  Ванюша.
  - Нет, обнаженною нельзя -
  вдруг вспомнят Андерсена, комментарии полезут,
  о новом платье голой королевы.
  Алина.
  - А ты шутник. У нас читают только сериалы.
  Катя.
  - Да, я решила сделать позитив. А кто, если не мы?
  Кто понимает, в чем сейчас искусство?
  И что красиво?
  Это будет круто - собрать красивую коллекцию картин
  и говорить. Общаться.
  Ты, Алина, должна прийти.
  Сейчас готовят приглашения, и через пару дней всех соберем.
  Я еле успеваю - учеба, офис, "инстаграм", еще и галерея...
  Пойдемте, и с разбегу прыгнем в воду!
  "А вот и мы!" - прикольно же, идемте!
  (Ванюша и Катя уходят)
  Алина вслух.
  - Да, весело. Бездумно. Хорошо.
  А через пару дней, я стану старше в точности на пару,
  и жизнь отрежется еще на лоскуток.
  Под фотосессии, "хиты" и галереи.
  И это жутко.
  Дама.
  - День остановить - мечта давнишняя,
  и миллионы дам за это бьются. Кто у хирургов, кто в салонах красоты,
  и чуть не на мечах в своих гримерных.
  Алина.
  - Кто вы?
  Мы знакомы?
  Дама.
  - Вряд ли. Я здесь впервые.
  Алина.
  - И тоже связаны с искусством?
  Дама.
  - Не впрямую, но с прекрасным, несомненно, да.
  Я представляю небольшой концерн
  по выпуску духов, кремов, помады и средств от старости.
  Алина.
  - А их изобрели? А то забавно видеть, как в рекламе
  девчонка от семнадцати лет показывает, как ушли морщины,
  и, гримирована под бабушку, сверкает улыбкой натуральной и прической.
  Дама.
  - Вы правы.
  Возраст - это старинный парадокс ума, который в нас живет,
  почти отдельно, словно гость, и не зависит
  от рук, лица и ног,
  и пользуется телом, как взятым напрокат.
  Лет пять тому назад мы получили
  один неясный результат.
  Случайный препарат.
  Как будто вирус.
  У подопытных животных
  старение прекращалось.
  Алина.
  - Как? Совсем? А что на людях?
  Дама.
  - Были добровольцы,
  из тех, кто болен безнадежно, и у них
  прием ничтожной дозы препарата почти что сразу вызывал ремиссию.
  Алина.
  - А что омоложение?
  Дама.
  - Нет, явно не было, но не было и старости,
  как будто время встало.
  Алина.
  - И где они? Хотелось бы взглянуть.
  Дама.
  - Какая-то нелепая случайность.
  Все вскоре умерли.
  Алина.
  - Но как?
  Дама.
  - Покончили с собой.
  Алина.
  - И это как-то связано?
  Дама.
  - Напрямую, вряд ли.
  У препарата есть эффект побочный - довольно неприятный для иных.
  Не погасив влечения полов, и сохранив симпатию к партнеру,
  он убивает в нас всю яркость впечатлений,
  всю прелесть наслаждений эротичных,
  и в ласках самых нежных, откровенных
  он высшей точки не дает достичь.
  
  И не дает упасть без сил, в изнеможении.
  Как объяснить?
  Когда щекочешь ухо - и щекотно, и не щекотно, и уже и неприятно, и все еще свербит.
  Так близость та с партнером словно пытка, проклятие для тела. И для разума.
  Который, видно, по природе ненасытен.
  Алина.
  - И только-то? Пусть стала б я холодной!
  Вы изучали секс? При чем тут старость?
  Дама.
  - На людях не могли, а на животных наблюдали,
  там акт соития - не грубо говорю? - не приносил обычного,
  "Ай-Кью" не повышался, и аппетит не рос,
  они вели себя тревожно, как бешенством больны: то были агрессивны,
  то забивались в угол.
  Алина.
  - И не старели?
  Дама.
  - Нет.
  Алина.
  - А препарат при вас?
  Дама.
  - Ношу его с собой.
  Как талисман удачи. Я надеюсь, что он кому-нибудь поможет.
  И хоть на шаг приблизит нас к разгадке тайны,
  что значит жить и не стареть.
  Алина.
  - О, прошу вас! Дайте, дайте! Хоть посмотреть!
  Дама.
  - Охотно. Вот он.
  Алина.
  - И шприц уже заряжен... Это доза для одного?
  Для волонтера?
  Дама.
  - Да.
  Алина.
  - Колите!
  Дама.
  - Вы решились? Я вас предупредила обо всем.
  Алина.
  - Колите, я хочу.
  И уходите! Оставьте все меня! Мне нужно быть одной!
  Луна, как зеркало, и в ней мое лицо,
  и почему оно печально? Боль времени уходит...
  И тишина, и время умирает.
  И умерло.
  Блаженство - я тону в тебе!
  (голоса)
  - Алина! Где ты? К нам иди! Алина!
  
  (У озера.)
  (Жюльен и Август)
  Жюльен.
  - Мессалина
  была объявлена распутнейшей из женщин,
  молва приписывала ей оргии бесстыдства, центурии солдат, актеров и бордель,
  где в парике, под именем Лициски, она бесплатно побродягам отдавалась.
  И Апулей ее имел в виду, с ослом совокупляя
  матрону римскую.
  А что известно нам?
  Она была до кончиков ногтей аристократка,
  жена ничтожного правителя и мать
  двоих детей, которых отравили.
  И на камее древней у нее
  лицо не ядовитой красотой, похабной, как наркотик, не развратом пошлым дышит,
  оно не соблазняет, а спокойно, строго,
  и в нем величие и честь.
  Честь знатной римлянки семьи любимца Суллы.
  Вот эта честь,
  вот это право крови,
  бесила весь нобилитет времен Трояна,
  бездарных выскочек, без роду, без заслуг, набивших кошельки,
  при императоре, как и они, из "новых".
  И им хотелось обвалять в грязи
  все имена эпохи миновавшей.
  Все это нам знакомо, правда?
  Август.
  - Они приехали.
  Пойду встречать.
  Мне вспомнился ваш разговор с Алиной,
  о том,
  что красоту рождает смерть, мучения и гибель
  того, кто отдает себя другому.
  И что в искусстве
  художник истощенно умирает и гибнет каждый раз, когда творит,
  и даже Бог,
  даря нам новый мир,
  распялся на кресте, убив все ветхое в законах мироздания.
  И что любви без боли не бывает,
  и мы, любя, обречены страдать.
  И гибнуть.
  Только в вечном превращении живого в мертвое, а мертвого в живое
  живет прекрасное.
  Жюльен.
  - К чему все это?
  Август.
  - Краем уха слышал,
  вы заключали с ней пари.
  Я думал - шутка.
  У нее кокетство, какое-то жестокое безумство, а у тебя желание подыграть.
  Не может быть, чтоб говорили вы серьезно.
  И так спокойно - о двойном самоубийстве!
  Шутить со смертью! Ты молчишь!
  Ты хмур и бледен, словно мел...
  Что вас влечет друг к другу?
  Что за океан, который мы не видя, чувствуем.
  Жюльен.
  - Я сделаю
  все, как она желает.
  
  Действие второе. Салон.
  (Вика, Гоша, Жюльен)
  Вика.
  - Ее портрет - бессмыслица невкусная, как хлеб.
  Скучна и непонятная она,
  не современно, и не впечатляет.
  Да и красива ли? Не роза, а колючка.
  И говорит, как умная. Зачем?
  Красивая должна быть сексуальна!
  И оглушительно напориста, как танк.
  И соблазнительна! В нормальном смысле слова.
  Рисуй, лучше, меня.
  Постель измятая, вокруг вода, цветы, и я лежу и жду, сквозь челку улыбаюсь эротично!
  А на ногах ажурные чулки!
  Жюльен.
  - Я лишь пытаюсь показать волшебный сон прекрасной женщины.
  Сфумато - прием у живописцев. Растворить
  границы рук, лица улыбки в том пространстве, в том зыбком мире, что окутывает нас,
  и угадать
  в скользящем, в переходах, в чем суть ее души.
  Гоша.
  - Все это мило и волшебно, но, поверь,
  что у модели,
  у девушки
  души быть не должно. Спина, походка, руки
  - все это четкий, точный механизм продаж,
  и продвижения на рынке новых ярких брендов.
  И девушкам лицом не нужно думать!
  И, даже улыбаться, не смеясь, а сохранять
  слегка тревожные глаза, манящие,
  внимательные,
  и с одним вопросом: "Как все это продается?"
  Жизнь - подиум. И у него лицо
  растущих вширь, и вверх, и непрерывно капиталов - они и есть душа и сок искусства.
  
  Я с Викой соглашусь: ажурные чулки - "шарман".
  Еще чуть ножку подогнуть небрежно,
  и ненавязчиво, случайно, показать,
  какая туфелька надета.
  Наша мода - искусство строгое!
  Ведь три тысячелетия
  мы улучшаем жизнь, не правда ли, друзья?
  И можем с гордостью достоинства отметить,
  и то,
  как мы продвинулись вперед.
  В одежде и во вкусах.
  
  Для рекламы
  тебе нужна модель, а не богиня.
  Богини - это вечность, а модель,
  та часть ее, что называется "сегодня".
  Удачи.
  Вика.
  - Я пришлю тебе альбом,
  где я на пляжах. Будет интересно. Пока.
  (Вика и Гоша уходят)
  Жюльен.
  - Не понимаю,
  почему они
  хотят, чтоб сделал я привычную конфетку,
  как будто мало в магазинах шоколада.
  А не съедобное.
  Хоть что-то - пищу для ума.
  "Не вкусен хлеб" - нельзя же целый день
  одним лишь сахаром питаться!
  (выходят Катя и Ванюша)
  Ванюша.
  - "Олимпия", "Венера" у Джорджоне, а где скандал?
  Событие?
  О чем?
  Что обсуждать, что бросить в комментарий?
  Красива. Почему тогда она
  не б..., как всем нам хочется?
  Портреты
  должны показывать нам жизнь а не мечту.
  А ты, она - как исповедь.
  И больно, и неприятно.
  И зачем?
  Катюша.
  - Жюльен, не огорчайся - нас она
  не впечатлила.
  Мы хотим интриг.
  События и крови - приключений.
  Прекрасно то, что не дает уснуть
  и требует с друзьями поделиться
  "В Контакте" или где-нибудь еще.
  И говорить: как классно! Необычно! Как ново!
  Вот мальчик этот, скульптор, он пойдет, так необычен,
  все были в шоке!
  - мраморный портал "Дорога к звездам",
  формой, как вагина, и вырезал на ней: "Сезам, откройся!"
  Так загадочно, свежо!
  ...
  Да, лучше бы ее переписать.
  Ванюша.
  - А еще лучше - сожги ее, и новую начни.
  Катюша.
  - В самом деле, сожги ее.
  Ванюша.
  - Сожги, и сбросишь груз.
  Катюша.
  - Сожги, сожги, и возвращайся к нам с шедевром.
  (уходят. )
  
  ( Апартаменты. Арина.)
  Арина.
  - Подруга бесится - приятно. И смешно,
  и страшно чуточку, и как же интересно!
  Посмотрим, до чего дойдут каприз и гордость девушки балованной с рождения.
  Моей подружки дорогой.
  Себя богиней возомнила, став бессмертной, и рухнула в бесстыжесть -
  ей теперь все рамки ни к чему.
  И страха нет.
  И совесть испарилась.
  Одно великолепие свободы и завораживающий ужас той гипнотической, бесстыжей красоты,
  где человеческому места не осталось.
  (входят Катюша и Вика)
  Катюша
  - Ее, девчонки, стоит проучить - она зазналась и невыносима.
  Вика.
  - Да, невозможная.
  Арина.
  - Должна вам рассказать, что ядовитость шуток, презрение ко всем и гордость фраз,
  и дерзость изумляющих поступков, недопустимых для нормальных -
   все это в ней от странного решения,
  Алина думает, что вечная она,
  и думает, что вечно юна и красива,
  и время над Алиною не властно.
  И потому - ей можно все.
  Катюша.
  - Поговорим с Жюльеном, он создаст
  портрет богини подлинной, бессмертной.
  И у Алины будет с чем сравнить -
  ее обычность самолюбия пустышки и недоступность вечного.
  Вика.
  - Особенно забавно будет,
  если Жюльен в чертах богини отразит с Алиной сходство - девочка потухнет.
  Пожалуй, денег дам.
  Катюша.
  - И я с тобой.
  Художнику поможем - что значат деньги, если на кону
  интрига с унижением гордячки.
  Арина.
  - Я тоже оплачу ему работу.
  Но, девочки, ни слова никому!
  (Кафе на улице. Алина, потом Жюльен)
  Алина.
  - "До судорог, до рвотной тошноты
  мне отвратителен сам запах этой кучи
  людей, в издевку кем-то названных людьми,
  карикатур, до визга, надоевших, той вьюги, что сечет мне по лицу,
  бросает мне бесовским ветром из помоек гнилье и дрянь
  уродливых характеров и слов,
  которыми учителя скотов послушных всюду воздух заражают
  и делают больным и липким и мертвящим,
  будто запах трупа!
  Мужчина!
  Ты - мужчина, мой мужчина,
  и Я молю!
  Очисти землю! Нету сил уже дышать сквозь плотно сжатый рот!
  Не знаю, как и чем. Сожги!
  Сожги их всех!
  Сожги весь этот город.
  Прибей заразу. Выжги все дотла.
  
  Здесь ничего не движется, как будто время, накренившись, встало,
  дрожит в часах пружинка,
  не в силах лязгнуть,
  шестерня чуть бьется взад-вперед, и замер механизм,
  и что-то не дает
  вращаться времени,
  и прозвенеть нам утро.
  Нет.
  Дело все во мне.
  Я, это я больна!
  Я проклята. Иная.
  Все то, что называют современным,
  сегодняшним,
  мне режет кожу, будто бритвой.
  Это яд в крови так действует - я думала убить старение
  внутри себя, и перестала жить.
  И стала мертвецом ходячим...
  Мир превратился в пошлую картинку, застывшую гримасу боли.
  Но тогда
  убей меня.
  Прикончи, будь героем.
  Нам вместе быть в одном пространстве невозможно, нам тесно! -
  и мне и этим жизнь сосущим трупам, раскрашенным под жизнь.
  Но сделай что-нибудь!
  Толкни же шестеренку!
  Молчишь, мой бледный рыцарь...
  Чего ты хочешь?
  Чтоб тебе я отдалась,
  вот прямо тут, между кофейных чашек, не видя ни людей,
  ни вспышек фотокамер,
  Да, здесь, в кафе, на улице.
  И ты бы утвердил свое мужское "эго".
  А после рассказал друзьям,
  как девочка стонала и требовала ласк, а ты ее имел.
  И это - все твое желание.
  Как я хочу,
  чтобы сейчас ты выругался грубо.
  Схожу уже с ума. Я - дрянь законченная".
  
  Как тебе кафе?
  С Ариной любим брать рогалики - так вкусно!
  Жюльен.
  - Я возьму?
  Алина.
  - Немного. Я худею.
  Жюльен.
  - Для чего? И где?
  Алина.
  - Не для чего, а для кого, конечно, для тебя.
  Шучу.
  Мы все мечтаем - я
  хочу быть бесподобной.
  Это платье, мое любимое, оно едва налезло,
  я снизу раздалась чуть-чуть.
  Жюльен.
  - Тебе идет, и не выдумывай. И скушай
  еще рогалик. Вклад для формы. И не стесняйся красоты.
  Алина.
  - Ты ничего не понимаешь.
  Жюльен.
  - Я? Я вижу: ты - богиня.
  Алина.
  - А у богини лопнет сбоку шов?
  Жюльен.
  - И будет сексуальнее еще. Еще божественней.
  Алина.
  - Как школьник.
  Кстати, Вика сексуальна. Вас познакомить ближе?
  Ты бы увлекся, и влюбился, и "запал" -
  точеная фигурка, губки-бантик,
  и волосы прекрасные.
  Жюльен.
  - Ты мне, будто приказываешь: "взять",
  как псу охотник.
  Алина.
  - Вике стоит лишь захотеть, и ты ее захочешь.
  Жюльен.
  - Я? Я не игрушка для постели. Не приборчик.
  Алина.
  - Разве у мужчин есть силы удержать в себе желание
  и отказать хорошенькой?
  А если девушка коснется вас ногой
  нечаянно, а если соблазняя - вы сдержитесь? И сердце не подскочит?
  Не верю.
  Жюльен
  - Ты издеваешься.
  Алина.
  - И подразнить немножко, как будто бы нельзя.
  Жюльен.
  - Чего ты хочешь?
  Алина.
  - Я хочу...
  "А если я хочу тебя.
  Хочу до умопомрачения, до стона.
  Хочу, чтоб ты меня ласкал,
  а я была бесстыже ненасытна,
  и умирала от прикосновений,
  ласкал без устали пока луну не сменит утро,
  и я в изнеможении забылась.
  Вот, что желает женщина.
  Возьми ее, она уже твоя".
  Жюльен.
  - "Моя богиня.
  Ты моя мечта, модель прекрасную не трогают руками,
  а смотрят издали.
  Ты хочешь, чтобы я
  разрушил все твое очарование,
  через постель и тел сплетенных дрожь,
  и превратил богиню в женщину живую.
  Мне легче умереть".
  Алина.
  - "Тогда сожги "меня"".
  Жюльен.
  - "Я не могу".
  Алина.
  - "Сожги! Так будет правильно! И легче!
  И всем живым, и мне, да и тебе!
  Сожги всю студию,
  и улицы, и город,
  весь мир,
  и сам шагни в огонь, и, через пламя, в вечность".
  Жюльен.
  - "Ты обезумела или всегда была безумной".
  Да, красота безумна и проста.
  Нет, это я схожу с ума.
  Один, среди чужой толпы прохожих,
  с кем говорю я?
  Чьи я слышу голоса?
  (голоса)
  - Сожги ее, сожги ее, сожги!
  Алина.
  - Мне Август говорит, что ты художник, изобретатель.
  И в полшаге от создания иной, нетленной жизни. Это правда?
  Жюльен.
  - Осталась мелочь - не могу решить загадку. Одну загадку:
  есть ли в нас душа. И если да, то в чем она.
  Алина.
  - Но корабли готовы? И ждут уже счастливых пассажиров?
  А что же станется с людьми обычными. Кто смертен.
  Жюльен.
  - Увы, их время вышло, ведь эволюция жестока и мудра.
  Ей дела нет до жалости к приматам.
  Все, вероятно, вымрут.
  Алина.
  - Но тогда, по сути, тот, кто выберет бессмертие - самоубийца?
  Жюльен.
  - Всякий переход - смерть прошлого.
  Тут выбор добровольный.
  Алина.
  - Пойду, подумаю.
  Жюльен.
  - О чем же?
  Алина.
  - О душе.
  
  (Студия-мастерская. Жюльен. Алина, закрытая покрывалом.)
  
  Жюльен.
  - Мой труд окончен.
  Все преграды проломив, и вырезав упорным гением и острием науки, как ножом,
  головоломку подражания природе,
  ночей бессонных тьму потратив, и почти убив,
  всю силу разума,
  всего себя истратив, почти что распадаясь на фрагменты
  своей мозаики души,
  вложил все вдохновение - капризную помощницу-удачу в чуть видимом пути,
  и вот, тебя я создал.
  Идеал предметен.
  Вечная богиня, юная, живая, прекрасная, как сон мечтателя-фантаста.
  Еще мгновение ты будешь неподвижна, спит богиня.
  Движения нет, и все вокруг притихло, словно ждет.
  Одна лишь искорка, и пробудится жизнь, глаза раскроются, рука качнется плавно,
  ступня земли коснется, и в ушах весь этот мир вдруг загрохочет разом,
  и ты заговоришь в ответ.
  И ты почувствуешь прикосновение жизни!
  Дыхание ветра, свет небес и речь людей, их подлость и любовь, пороки, святость,
  и сможешь радоваться и грустить,
  и быть любимой.
  Любить и узнавать. И жить.
  (снимает покрывало, под ним копия Алины, кукла)
  Последний раз смотрю, как на скульптуру.
  Начинав, портретным сходством увлекался, и мечтал
  все достоверно передать - смешно и вспомнить!
  Мое изделие намного лучше образца:
  ресницы гуще, волосы волнистей, а тело бесподобно.
  В мелочах я вычистил все промахи природы,
  теперь, ты совершенство красоты.
  Нет, все, довольно. Этот сон пора прервать,
  и выпустить на смену уходящим
  прекрасное начало эры новой.
  (подключает приборы, разряд)
  Алина.
  - Здравствуй, я Алина.
  Жюльен.
  - Алина, здравствуй, я Жюльен.
  Алина.
  - А что это за место? Где я? Кто ты? И что там за окном?
  А это что? А это?
  Жюльен.
  - Пожалуйста, не трогай инструменты!
  Она здесь, как ребенок, все узнать ей любопытно! Хорошо,
  что память бесконечна у нее, и место есть, куда сложить открытия.
  Там, за окном наш город, я, я врач, тебя от долгого недуга излечивший.
  Алина.
  - Я была больна? Я этого не помню. Ты, Жюльен, ошибся. Разве я могу болеть?
  Что может у меня внутри сломаться?
  Мне хочется пойти туда.
  (показывает)
  Жюльен.
  - Но не сейчас.
  Алина.
  - А я хочу.
  Жюльен.
  - Ты не совсем готова. Алина, память у тебя хранит лишь общее для всех:
  различия цвета, вкуса, где тепло и холод, звуков высоту, страх боли,
  радость нежности и ласки, и чувство голода и многое еще,
  Но, для общения с другими, это мало.
  Живая девушка должна
  себе по вкусу подобрать модель морали, чтоб следовать ей в выборе шагов.
  Это и будет твой характер и манера.
  Твое духовное лицо.
  Я думаю, что нам с тобой уроков очень много предстоит усвоить,
  и примерять привычки в поведении, ища удобные.
  Алина.
  - А у тебя характер есть?
  Жюльен.
  - Конечно, без него нельзя.
  Алина.
  - Так дай мне свой.
  Жюльен.
  - Как дать?
  Алина.
  - А ты не можешь, взять и запрыгнуть в голову мою, и мы туда пошли бы вместе.
  Туда, куда хочу.
  Жюльен.
  - Вероятно, технически я мог бы совершить подобный переход.
  Но только личность донора. Она разрушится, как форма,
  в которой пряталось ядро.
  Да и пустое тело, не может жить без памяти. Погибнет.
  Алина.
  - Ты будешь в памяти моей, ты будешь вечным. Учитель, друг, почти вторая я.
  Зайди в меня, тебе я нравлюсь, это видно.
  Ты любишь, даже больше, ты влюблен.
  А отказать влюбленные не могут.
  Мне интересно жить, и раз для жизни нужно то, что не имею, а имеешь ты,
  отдай, отдай сейчас Алине. Или жалко?
  Тебе не нравлюсь я?
  Жюльен.
  - Я думаю.
  Алина.
  - О чем?
  Жюльен.
  - О том, что ты права. И жизнь в тебе - достойнейшее делу завершение.
  Идем.
  Мое сознание и без того тебе принадлежит.
  
  (Апартаменты. Арина, Алина.)
  
  Арина.
  - Ты все грустишь. Не знаю, чем помочь, и чем растормошить свою подругу.
  Я думаю, ты просто утомилась. От суеты.
  (в сторону. "А если обмануть ее? Немножко обмануть?")
  Тогда, на вечеринке, свою врачиху я просила проколоть
  тебе бодрящих витаминов.
  Я думала, поможет, депрессию и скуку разогнать.
  Алина.
  - Как, витамины?
  Как, та дама мне лгала? И жизнь не вечна? Это правда?
  Арина.
  - Да, и зная наперед, что будешь ты сопротивляться, ты ведь осуждаешь
  искусственное счастье из аптеки, мы решили,
  тебя немножко разыграть, и сочинили о вечной молодости сказку.
  Я хотела, чтоб ты всегда веселая была.
  И остроумная, ведь я тебя люблю.
  Прости, меня. Пожалуйста.
  Алина.
  - Поверить не могу, так я была обычной! Я обычная. О, Господи, как стыдно!
  Арина.
  - Ты ничего не сделала. При мне.
  Алина.
  - А при Жюльене? Он меня уговорил,
  и я была натурщицей. Моделью. Не знаю, кем еще.
  Он чуть не с лупой всю меня разглядывал, вертел и так и сяк,
  показывал друзьям художникам, а я стыда не знала. Будто кукла.
  И в разных позах, в кресле, на столе...
  Ох, как все это дико и смешно! И совестно.
  Арина..
  - У вас хоть что-то было?
  Алина.
  - Уж лучше было бы, а то, как раз и нет.
  Но это жутко! Я была бесстыжей,
  как ведьма обезумевшая в пляске.
  С полотен Гойи.
  Как видеться теперь мне с ним, не знаю.
  А где он? Ты не знаешь?
  (входит Август.)
  Август.
  - Кто? Жюльен?
  О нем вы говорите? Поздравляю! Он спятил окончательно, решил,
  что жизнь его закончена, что он теперь отходы производства
  и мусор времени.
  Но знаете кого я встретил в мастерской у "Леонардо"?
  Алина, почти копию тебя. Сестра-близнец. Похожа дьявольски, но все-таки другая.
  А в чем другая, не могу понять.
  Цинична, остроумна, элегантна. Я просто очарован, да и вы
  ее полюбите. Я скоро познакомлю.
  У вас и имена звучат похоже: ты - Алина, ты - Арина.
  Арина.
  - А у нее?
  Август.
  - Немного непривычно - Мессалина.
  Но можно уменьшительно: "Салин".
  А почему ты вздрогнула, Алина?
  Алина.
  - Так, ничего. Знакомь скорее, я заинтригована.
  (Август уходит, выходит Жюльен)
  Алина.
  - Привет. Ты ничего сказать не хочешь?
  Жюльен.
  - Я сделал то, что ты просила.
  Алина.
  - А понять, что женщина, порой, капризна и просто балуется,
  трудно, Леонардо?
  Ты создал монстра. Говорит и поступает с цинизмом небывалым.
  Даже демон ада человечней и не так порочен.
  Что у нее внутри?
  Жюльен.
  - Там мы с тобою. Я и ты.
  Алина.
  - Не верю. Чтобы я была такою! Ты выдумал меня!
  Жюльен.
  - Со стороны виднее.
  Алина.
  - Нет! Это ты! Конечно, ты! Надел личину куклы и потешаешься!
  А внешность взял мою! И груди увеличил!
  Убить тебя готова!
  (входит Август)
  Август.
  - Вы ссоритесь? Хорошая примета - влюбленных ссоры украшают страсть.
  А мы с Салин вас приглашаем в горы, на выходные.
  Жюльен.
  - Вы с Салин? Я не ослышался?
  Август.
  - Да, мы. У нас роман.
  Жюльен.
  - Ты спятил?
  Алина.
  - Нет. Не он один, а все мы. Пока не говори ему. И почему - уже не важно.
  Важно то, что делать дальше. Кто-нибудь ответит?
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"