Утро только вечером мудренее.
На полу повторы сюжета в клетке.
Табурет, переделанный чувством ритма
в одиночество, более чем длиннее
норовящих в угол, теней от ветки
в вазе. Ночь изнутри не видно.
II
Человек внутри преподобен слову
о себе самом, молоку в кувшине
на столе, сюжету в сюжете, сроку
самого себя. За его основу
принимают шаг от окна, лишь, или
разворот к окну, обращенье к Богу.

И, под стать бревну на глазах, минуте
Не минуть себя, а на всех не хватит.
Остается жить, оставаясь подле...
Ведь звезда, прибитая в абсолюте
(пусть за свет никто никогда не платит)
все равно горит и приводит по три...
III
Человек в контексте окна, снаружи,
повторяет в профиль улыбку лежа,
отстраненность женщины, что не хочет,
и ущербный месяц, плывущий в луже,
занесенный серп, да и молот тоже,
и "ку-ку" кукушки. В четыре ночи

взгляд извне его сокращает до не
просто факта, а просто - боли,
проходящей мимо любых любимых,
завершенной в нем, заключенной в доме
за своим плечом. Только свет на воле
пропускает дождь сквозь себя и мимо.
IV
Стынет глаз. Без признаков чьей-то жизни
телефон, да, в роли ночной рубашки,
занавески прячут от прочих тело.
На четыре стороны как не свистни, -
возвращается пауза вместо песни,
заключив крест-накрест твои замашки
с четырех сторон в окуляр прицела.
V
Возвращение паузы - пропись, эхо
Языка. И буквы, не нарушая
тишины, как голос ложатся рядом,
а бумага лишь опускает веко,
и тебя со мной на словах мешая,
превращает звук в парадигму взгляда.
Возвращение паузы - это узы
между нотой "до" и, возможно, после -
словием. Перечень всех наречий
отражает нас, превращаясь в усы -
пальницу жизни возле,
в просторечии - просто Речи.

				Август 1999.