Солнце палило немилосердно, и вонь на свалке стояла адская, что не мешало однако Богдану спокойно спать в тени бытовки на рваной телогрейке. Ему, как самому ленивому, коллектив поручил обжигать алюминиевый кабель перед сдачей в утиль. От изоляции давно остались одни головешки, но огонь все разгорался, захватывая кучу ящиков, сваленных рядом, и уже лизал стены бытовки. Парня разбудил только тяжелый пинок товарища, когда в домике уже лопались стекла, а мусорщики суетились вокруг, спасая барахло, забрасывая пламя землей и страшно матерясь.
К вечеру Богдан с потасканной спортивной сумкой и разбитой мордой ехал зайцем в электричке к первопрестольной. Дела складывались не слишком удачно. Еще весной он прибыл (вернее, его с трудом выпихнула родня) сюда, к москалям, на заработки из своей Винницкой области и Икшинская свалка стала четвертым местом, откуда его с позором изгоняли. Работать как-то не получалось, словно руки у него были только под стакан заточены или сглазили его в детстве.
Неожиданно зазвонил мобильник, на счету которого оставалось 63 цента, и раздался бодрый голос Тараса - старинного приятеля, с которым много было в свое время утащено кавунов с колхозной бахчи и попорчено девок в кустах. Через два часа друзья уже сидели рядышком на корточках в заплеванном закутке подземного перехода метро, делясь впечатлениями.
Дела Тараса сначала тоже шли неважно: он ишачил в лавочке у азера, пока тот не обнаружил недостачу. И Тарас, прихватив только ящик консервов, втик от греха подальше. Однако последний месяц он катался как сыр в масле, пристроившись в ЦДХ на Октябрьской таскать экспонаты и у него созрел план.
- Понимаешь, - солидно говорил он, впиваясь молодыми зубами в шматок домашнего сала цвета бедра испуганной нимфы, - вроде выставка гарная, из правительства на открытие приезжали, а смотришь - сплошная дрянь, даже украсть нечего: какие-то холсты, заляпанные краской, грязные трусы, битые кирпичи, ржавые железки и еще непонятно что. В общем, загадили дерьмом целый этаж, а день аренды в там стоит как новый "Мерседес". Чуешь, какие бабки в современном искусстве крутятся? Немеренные! Вот где можно на дурницу круто подняться! Хватит на дядю вкалывать. Если сейчас срочно не организуем свою галерею или музей, окажемся полными идиотами. А так я буду генеральным директором. Тебя оформлю топ- менеджером - генеральным промоутером - криэйтером. Бачишь, какой уровень? Это тебе не мелочь по карманам тырить.
Богдан потрясенно молчал, завороженный перспективами.
- И що я буду робить? Ведь я даже забора покрасить не могу. Сам знаешь, руки не тем концом вставлены, - наконец выдавил он из себя.
- А ничего делать и не треба. Твое дело - экспозицию нарыть. Для начала пригонишь пару грузовиков с хламом со свалки. Надеюсь, у тебя там связи остались?
- Это легко, да на какие ж гроши?
- Не бзди, у меня все схвачено. Я уже в министерстве вопрос поставил, кое-что обещали подкинуть. Финансовые потоки направим через ООО "Гваделупа". Пакет документов готовлю, - Тарас с удовлетворением сплюнул на пропахшие мочой плиты пола.
- Что за Гваделупа? Звучит как-то подозрительно.
- Да, вы там, на помойке, совсем от культурного життя отбились. Пора бы знать, что название солидной фирмы должно быть, во-первых, оригинальным, во-вторых, загадочным, а в третьих, амбивалентным. Мне один алкаш разъяснил, в ЦДХ ошивается. Раньше там галерею с дурацким названием "Китоврас" имел, но успех ему голову вскружил, сорвался с нарезки, увлекся красненьким и теперь бомжует. Главное для художника, говорит, любить себя в искусстве и правильно назваться. Так что для начала возьмем псевдонимы.
- А меня и своя фамилия вполне устраивает, - с достоинством ответил Богдан, - Наш род старинный. Дед у меня был Химяк-Шкрибляк, отец - Химяк-Шкрибляк и я думаю Химяком-Шкрибляком помереть.
- Ну, ты просто не догоняешь. Вот если я, к примеру, нагажу в божьем храме, то меня так отделают - мама не узнает. А если перед этим назовусь художником, скажем, Нестором Гонобоблевым и позову телевизионщиков, то проснусь знаменитым. Ты думаешь, тот умник, что весь этаж обделал, так и родился Гогой Гельминтом? Ни шиша, небось по паспорту он какой-нибудь Вася Пупкин или Мухтар Насруллаев. В общем, нам тут начеркали вариантов, надо только выбрать, - Тарас достал из кармана мятый тетрадный листок с рваным краем и стал читать вслух - Тора-Бора и Шура-Бура, Пряников и Печеньицын, Поливинилхлоридский и Триметилметакрилатов, Брешко-Брешковский и Штрик-Штрикфельд, Коши Буняковский и Гей Люссакин ...
Через полчаса ругани приятели решили, наконец, именоваться впредь Богданом Кацусикиным и Тарасом Хокусаевым и, довольные собой, отправились ночевать на участки "Метростроевец" в Медведково, где Тарас пристроился ночным сторожем, попутно помогая собирать садоводам урожай в их отсутствие. Он рассказал о недавнем визите к замминистра культуры по общим вопросам искусства.
Тот оказался лысым улыбчивым дядькой предпенсионного возраста с плохими зубами, чем-то неуловимо напоминавший бритого шимпанзе. Лихо сдвинутая набекрень тюбетейка, расшитая бисером и стразами от "Сваровски", кокетливо отороченная кротовым мехом, а также золотая серьга с изумрудом в правом ухе выдавали натуру мечтательную и артистическую, пестрый галстук типа "Пожар в джунглях" удачно дополнял костюм от Гуччи и "Ролекс" на запястье. Тарас поначалу растерялся, ведь, чтобы только купить секретарше цветы с конфетами, ему пришлось прочесать весь Покровский бульвар, собирая пивные бутылки и расталкивая локтями конкурентов-пенсионеров.
- Не робейте, юноша, вы не в банке, вас не ограбят ... Что ж, дадим вам кредит, молодежи надо помогать. Пора вытаскивать Россию из того места, куда ее засунули проклятые коммунисты, - тяжело вздохнул хозяин кабинета, повертев рукописную бумажку с бизнес-планом, - кредит, правда, небольшой, из расчета 15 %, - и пытливо взглянул Тарасу в лицо своими маленькими карими глазками с тяжело набрякшими веками, в которых светились недюжинный ум и неукротимая воля.
Годовых? - похолодел Тарас.
- Ни годовых, ни месячных, - хихикнул замминистра, - просто от всей суммы ты 15% пускаешь в дело, а остальное переводишь на этот счет, - и протянул бумажку с цифрами, извлеченную из верхнего ящика стола, - на развитие. Кредит беспроцентный, на 30 лет, под залог будущих шедевров. Понятно, тяжело новое дело в столице с нуля подымать, без связей, без раскрутки. А галерею устройте где-нибудь в центре, да хоть в Музее Ленина. Чего зданию пустовать? Мы словечко замолвим.
И замминистра совершенно неожиданно длинно и грязно выматерился, добавив кое-что и на блатной музыке. Хотя Тарас не понял и половины, но на душе у него вдруг полегчало и на сердце сделалось тепло. "Наш человек, - подумал он, вставая, - хоть и в галстуке. С таким сработаемся, и к бабке на ходи".
Замминистра с умилением поглядел вслед ладной фигуре Тараса: "Славный мальчишка! Эх, где мои 35 лет? Мы бы с ним, пожалуй, нашли на досуге общий язык".
Вскоре из новенькой "Ауди", подкатившей к Икшинской свалке, степенно вылез Богдан в чесучовом костюме жемчужного цвета, с тросточкой. Народ отпал, однако, войдя в курс дела, за полчаса дружно забил кузов сопровождавшего легковушку "Камаза" под завязку. Гость бдительно следил, чтобы не подсунули какую-нибудь ерунду.
В Москве уже кипела работа. Двор Дома - музея Аксакова, памятника архитектуры 19 века, рабочие- таджики обносили забором из необрезной доски с чудовищными занозами. Музей Ленина, к сожалению, прямо из-под носа перехватили бездуховные мормоны.
К концу квартала поперек Садового кольца висели огромные перетяжки, кричавшие об открытии Независимого музея- галереи народного неформального концептуально- прикладного искусства. На шестиметровых рекламных щитах красовались задумчивые физиономии обнявшихся компаньонов в вышитых украинских сорочках и галстуках бабочкой. На голове Тараса было надето ржавое ведро, а у Богдана - венок из колючей проволоки. Тарас погрузил указательный палец правой руки до половины в ноздрю Богдану, а тот далеко, как Эйнштейн, высунув покрытый желтоватым налетом язык, делал Тарасу шмазь. Подпись гласила: "Кацусикин и Хокусаев - художники, дипсоты, страдальцы. Мы проймем вас! Заторчим вместе!"
На презентации через щели в заборе виднелась громадная куча экспонатов, придирчиво отобранных с лучших подмосковных свалок. Кое-что даже пришлось ввозить из-за границы. Тут были: ржавый холодильник "Морозко" без дверцы, набитый использованными предметами личной гигиены, два отстрелянных ручных гранатомета, гармошки батарей отопления, лысые автопокрышки, рваные камеры, стоптанный женский зимний сапог из искусственной кожи, треснувшие раковины и унитазы, жестянки из-под краски, разбитые цветочные горшки, пустая стеклотара всех размеров и видов, ломаный шифер, обрезки виниловой вагонки, рамы от детских велосипедов, облупленные эмалированные кастрюли, детский пластмассовый самосвал без кузова и колес, засохшие малярные кисти и валики, море мятых полиэтиленовых бутылок с пробками и без, рваные тапки, грязные сумки со ржавыми кольцами, какие-то отбросы, очистки, ошметки, шкурки, кожура, шелуха, мезга, костра, полова, жмых и прочая гниющая дрянь, а также многое другое, что, на первый взгляд, могло представлять хоть какой-либо интерес для прогрессивного человечества не ранее, чем через пару столетий.
В верхней точки инсталляции была воткнута лопата с государственным флагом, прихотливо сшитым из обрезков китайских курток и рваной простыни. Над флагом висел плакатик с названием выставки "Россия - вперед!" Среди всего этого великолепия бродили, вороша мусор лыжными палками, с полдюжины пестро одетых бомжей, запущенных для перформанса. Изредка кто-нибудь с радостным воплем выхватывал что-то из-под ног и подносил ко рту. Остальные бросались к нему. Это Хокусаев для поддержания энтузиазма заранее спрятал в мусоре бутылки с пивом.
Запуску проекта предшествовала огромная, не видимая миру работа. В результате кастинга среди более чем полутора тысяч бомжей обеих столиц и столичных регионов были выявлены 25 лучших. Работа им предстояла вредная, в три смены, с постоянными гастролями. Требования были жесткими. Кандидат должен был не любить мыться, но, в то же время, и не валить с ног зрителей своим амбре. Должен был серьезно пить, но и не напиваться до состояния инсталляции. Быть фотогеничным, но и не лезть почем зря в объектив своей опухшей рожей. В общем, ребята употели.
Сопровождал открытие сводный хор щирых запорожских казаков, с обширнейшей программой от "Роспрягайте, хлопцы, коней" и попурри из песен советских композиторов до "Богемской рапсодии" "Queen", причем солист настолько вошел в образ, что, голый по пояс, в шароварах червонного атласа, отличался от приснопамятного Фреди Меркури только цветом пшеничных усов, оселедцем и сексуальной ориентацией.
Сообщали, что собралась практически вся московская тусовка и богема, клюнувшие на фуршет, устроенный шеф-поваром корчмы "Тарас Бульба". Был и довольный замминистра, на этот раз в огромной, как у Элтона Джона, красно-зеленой кепке. Он уже получил подтверждение из банка о переводе и знал, что бюджетные деньги не пропали даром.
На входе зазевавшихся посетителей кусал за ноги голый мужик в кожаном шипованном ошейнике, посаженный на цепь. Другой в том же виде с истошным криком раскачивался на крюке подъемного крана, пугая слабый пол давно не мытым телом. Это нанятые за 50 баксов молдаване изображали известного художника Олега Кулика, заломившего втрое больше. Большинству нравилось, но некоторые снобы считали, что маэстро неподражаем, и такое пошлое эпигонство только профанирует идею.
- После Кулика я неделю хромала, а этот только колготки порвал. Да и снизу Кулик выглядит гораздо внушительней, тьфу! - жаловалась одна дама в бриллиантах, потягивая через соломинку первач, разливавшийся в одноразовые стаканчики тут же, из громадного самогонного аппарата, внешним видом напоминавшего то ли макет парижского Центра Помпиду в масштабе 1:20, то ли небольшую газифицированную котельную.
Надо сказать, что все придумал тот самый китоврасовец, которого, для создания творческой атмосферы, держали в подвале, поили пивом и кормили сушеными кальмарами и отрубями с расторопшей. Время от времени к нему заходил Тарас и пинал ногой со словами: "Ты, гад, идеи давай!" И гаду ничего не оставалось, как выдавать на гора сценарии перформансов и хэппенингов, описания инсталляций и арт- объектов, строчить эстетические манифесты типа "Пощечина общественному вкусу" и "Пошли вы все в ...", а также мочиться и испражняться на холсты и выставочные стенды.
В продвинутых изданиях появились статьи с разбором эстетических достоинств творений Кацусикина-Хокусаева. "Огромный творческий посыл", - констатировал кандидат искусствоведения Гонорий Канценеленбоген за 200 $ из журнала "Звезды и деньги". "Искренне, хотя и немного плакатно",- отмечал обозреватель "Афиши" Лупанарий Муджири за 150 баксов. "Слишком литературно, фигуративновато, хотя перформанс цепляет", - кривил губы ведущий рубрики журнала "Ом" Уимблдонов - Гаргантюк за 125 евро.
В телеинтервью Тарас сетовал: "Времени не хватает катастрофически, идеи так и прут. Не успеваем не то что все реализовать, но и толком осмыслить. Однако я рад, что мы так востребованы временем". И намекал на заказ по оформлению Красной площади к следующему Дню Независимости.
Скоро на месте деревянного Дома-музея Аксакова три экскаватора "JCB" дружно рыли котлован под фундамент, как гласила надпись на ограждении, "40-этажного бизнес-центра, Заказчик - ООО "Гваделупа".
Охранник, коренастый мужичок в темно-зеленой униформе, за внешней скромностью которого чувствовалось большое внутреннее достоинство, присущее отставным работникам органов, пояснял каким-то маргиналистого вида теткам из общества охраны памятников старины: "Сгорел домишко-то. Ввиду острой нехватки средств на противопожарную сигнализацию и нелимитированного проживания бомжей. Зато вот экспонаты народного искусства в Нью-Йорк отправляем, - он показал на четвертый экскаватор, загружающий знаменитую инсталляцию ковшом в контейнер с надписью "Maersk", рядом с которым суетились с камерами репортеры, - на выставку тысячелетия "США - четвертый рейх, пятому - не бывать!" Россию представлять будем, черт возьми! Потом в Германию, участвуем в годе русской культуры. А сюда еще чего-нибудь навезут. Да не берите в голову, Аксаков уже отцепленный вагон, сейчас актуальны Маринина, Донцова, Сорокин, наконец. Надо идти вперед!"
Но, как говорится, счастье долгим не бывает, грянула беда. Сидели как-то Богдан с Тарасом в конце трудового дня на каркасе будущего, как они говорили, хмарочеса и, как обычно, выпивали горилку. Слово за слово, заспорили, кто внес больший вклад в русскую культуру. Богдан обвинил партнера в отрыве от народа и стремлении отсидеться в башне из слоновой кости, сооруженной на чужие деньги. Тарас, настаивая на приоритете, не стерпел и бросился на него с пустой бутылкой, дабы проучить зарвавшуюся бездарь, да оступился и свалился прямо в экспозицию. Напрасно Богдан звал приятеля и протягивал обрывок такелажного троса. Тот, ударившись головой о старую газовую плиту, уткнулся лицом в использованные подгузники и уже через пять минут задохнулся, погребенный в культурном слое. Новость мгновенно облетела прессу, запестревшую заголовками: "Современное искусство понесло тяжелую утрату", "Умер, как Рафаэль".
Потом появился следователь и начал копать.
- А ведь это вы компаньона-то убрали, гражданин Химяк-Шкрибляк-Кацусикин, - сказал он после ознакомления с финансовой стороной дела, - жадность подавила в вас гуманизм, присущий, как известно, творцам прекрасного. Да... Напоили, дали по голове, да и удушили. Все просто. Если экспертиза еще обнаружит в подгузнике присутствие посторонних веществ вроде хлороформа или синильной кислоты, можете начинать сушить сухари. И, кстати, - следак в упор поглядел на пьющего четвертый день Богдана, - где вам дали такую жуткую кличку? Наверняка в зоне. Ты, часом, не в авторитете ли?
Богдан тупо молчал, мучительно соображая, чего от него хочет этот настырный парень с короткой стрижкой, а муровец решил зайти с другого бока:
- Говорил Хокусаев что-нибудь перед смертью? Кого-нибудь упоминал?
Художник собрался и из последних сил, со слезами на глазах, соврал:
- Да... Он сказал: "Да здравствует мировая культурная революция!"
Однако со временем все утряслось, сошлись на версии самоубийства. Мол, Хокусаев в творческих исканиях сам бросился вниз, в тщетной попытке освоить бенд-джампинг без резиновых жгутов, предварительно выдув полбутылки горилки и оглушив себя тупым предметом. Конечно, смерть от СПИДа для творческого интеллигента предпочтительней, но и суицид был неплохим пиарским ходом. Перегоревшие лампочки с намалеванной буквой "Х" - автографом покойного, разлетались как горячие пирожки, по 10 баксов за штуку.
Как писали классики: "Смерть, где твое жало?" Скоро Кацусикин поставил у входа в музей чучело напарника (в строгом соответствии с завещанием, составленным, правда, Богданом уже после смерти покойного), причем из пустого черепа, набитого перегноем, росла густая шелковистая трава, символизируя яркой зеленью надежду на грядущее воскресение из мертвых, и с утроенной энергией отдался творчеству. Ничто не могло остановить процесс, идущий в полный рост. Замминистра стал вице-премьером. МУП "Полигон", хозяин всех свалок Москвы и области, плавно вошел аффилированным членом в арт- холдинг "Гваделупа", уполномоченный орган министерства культуры. Заключались эксклюзивные договора с отстойниками, полями аэрации и пунктами приема цветных металлов. Своей очереди ждали еще 86 субъектов Российской Федерации.