Я люблю приходить сюда, где рядом стоят грузинская церковь Синий монастырь и русская - Иоанна Богослова. Пожалуй, это один из немногих уцелевших островков Тбилиси. Здесь тихо, немноголюдно, не режут глаз оккупировавшие весь город коммерческие будки, не бросаются к тебе навстречу толпы попрошаек, рвущих из твоих рук скудное подаяние, устраивающих между собой заварушки, ничуть тебя не стесняясь и, честно говоря, отбивающих всякое желание войти в храм. Времена, конечно, настали иные, так что в моем представлении нищий - немощный, зачастую старый человек, на глазах превратился в далеко не старых женщин с наглыми глазами и жадными, цепкими руками и, что самое страшное, детей. Детей, заполнивших дворы перед храмами, лестницы в переходах метро, центральные улицы нашего Тбилиси.
--
Тетенька, дай 1000 рублей! - подбегает ко мне маленький оборванец лет шести-семи.
--
Нет у меня таких денег, детка!
--
Тогда сто! - не теряется малыш.
Протягиваю ему 500 рублей.
--
Где твоя мама?
--
Умерла, - заученно отвечает ребенок.
--
Не ври, - устало говорю я, заглядывая в безразличные глаза ребенка. - Не говори больше никому так, а то накличешь беду и мама твоя правда умрет. Ты хочешь остаться без мамы?
Малыш испуганно мотает головой...
А здесь все время величественное спокойствие. И в храме очень мало людей, часто я остаюсь здесь почти одна, только в окошке у входа сидит продавщица свечей и знаю, что где-то в своей келье находится поп. В такие минуты мне не хочется отсюда уходить, вся душевная усталость и безысходность проходит, уступая место безмерному умиротворению. Ни о чем не думаешь, ничего не просишь у Бога, только горячо благодаришь Его за эти столь редкие для нас минуты блаженства.
В один из дней я заметила старушку, сидящую на стуле у входа в храм. Я инстинктивно протянула ей деньги и тут же сердце испуганно сжалось при мысли, что этим я оскорбила ее, ведь она не сидела с протянутой рукой. Старушка окинула меня удивительно ясным для ее лет взглядом и благословила. С тех пор я всегда старалась как-то незаметно, ненавязчиво давать ей деньги.
Иногда на душе бывает до того муторно, что никакие друзья и "положительные эмоции" не в состоянии разогнать гнетущую тоску, сжимающую сердце. Ноги сами несут тебя в храм. Встанешь перед иконой, зажжешь свечу и глядя как она догорает, чувствуешь, что гнетущая тяжесть чудодейственно рассасывается, а в душе опять воцаряются покой и надежда. Это был как раз один из таких дней. На улице стояла прескверная погода, дул ледяной ветер вперемешку с мокрым снегом. В храме никого не было, только моя знакомая старушка чистила подсвечник. Окошко, откуда продаются свечи, было закрыто. Я подошла к старушке спросить, где мне можно взять свечи.
--
Подойди к алтарю, позови батюшку и он даст, детка.
Я так и сидела. Как только поп увидел в моей руке купоны, он тотчас же категорично заявил, что свечи нынче только на рубли. Я молча протянула ему 500 рублей. Поп придирчиво рассмотрел купюру и вернул мне обратно:
--
Порванные деньги не принимаем.
Вторую купюру постигла та же участь.
--
Значит, я не смогу поставить свечки? - задрожавшим от обиды и унижения голосом спросила я. Служитель Бога равнодушно пожал плечами. К счастью, к оказавшейся у меня 200 рублевой купюре он уже не смог придраться и я, после долгих торгов, стала счастливой обладательницей свечи. Я зажгла свечу. Горькие слезы заливали мне лицо. От одной только мысли, что большинству моих соотечественников отказано даже в Божьей милости, мне не хотелось жить. Ведь немало людей, у которых последняя надежда и пристанище - церковь и Бог, не могут просто-напросто засветить перед образом свечку.
--
Не плачь, детка, - незаметно подошла ко мне старушка, ласково дотронувшись до моей руки. - Ты сама как свечка. Когда нет денег, встань перед иконой и молись. Бог все видит, не обязательно зажигать ее. А священники такие же люди и среди них встречаются такие грешники.
Я, кажется, уже рыдала во весь голос. Меня поразило то, что эта чужая, нищая старушка так тонко поняла, что со мной творилось. С тех пор мы с ней сблизились. Прихожане с удивлением смотрели на меня, наверное, не понимая, о чем так долго может говорить молодая, прилично одетая особа с нищей, оборванной старухой.
Попала Феодора в Тбилиси в Великую Отечественную Войну. Приехала сюда еще девчонкой с эвакуированным авиационным заводом, да так и осталась в Грузии навсегда. Три года училась в консерватории, но закончить ее не пришлось. Семья, дети в те суровые послевоенные годы, конечно же, встали ан первый план.
--
Только в старости я узнала, что значит "от тюрьмы да от сумы", - говорит Феодора.
Нет, она не ропщет. Она ежедневно возносит молитвы Богу, что не оставил ее на закате лет без куска хлеба.
--
Деточка, как ты пришла в этот храм?
Я лихорадочно вспоминаю и никак не могу вспомнить, что меня сюда привело. Полный провал в памяти. А вот то, что рассказала мне Феодора, потрясло меня до глубины души.
--
Я ведь раньше вообще не знала о существовании этой церкви. жила в Сабуртало, каждый день ездила на Руставели на работу, а вот то, что здесь могла быть церковь и духом не ведала. Снится мне однажды сон. Стою я будто на Земмеле, а в это время идет по улице церковная процессия. Впереди несут икону, а я смотрю и не узнаю, чья это икона. Подошла спросить какую-то монашку и слышу в ответ: "Это - икона Иоанна Богослова. Сегодня день его рождения и несут ее в его храм". Я присоединилась к этой процессии. Свернули на улицу Киачели, прошли ее до конца и вдруг все исчезло, осталась я одна. Вот только стою да храма не вижу. Проснулась, думаю: "Господи, к чему бы этот сон?" Спросила детей, не знают ли они, есть ли там какая-нибудь церковь. Они не знали. А я все места себе не нахожу. Пришла на Земмель, встала на то место и пошла теми же путями, что во сне ходила. Иду и надежду не теряю. Встретилась мне на Киачели какая-то женщина, спросила я ее, не знает ли она поблизости церкви, а она в ответ: "Идите до конца этой улицы и увидите. Там рядом стоят Синий монастырь и Иоанн Богослов. Вчера был большой праздник, церковь справляла день рождения Иоанна Богослова". У меня, детка, колени подкосились.
С тех пор Феодора стала посещать этот храм. Были в ее жизни тогда и лучшие времена, но и в тяжкие годы храм ее не оставил, помогает не сломиться духом и не умереть с голоду. Вот и девятнадцатилетний внук Феодоры вернулся с Абхазии, правда. без ноги и без глаза, но Феодора горячо благодарит Бога за то, что сохранил внуку жизнь.
--
Никогда, детка, не ропщи на Бога. Он все видит и всех любит. А то, что в нашей жизни бывает трудная, горькая година, это не значит, что Он нас забыл и отвернулся. Это - Испытание Господне и, если ты личность и хочешь ею остаться, то должен с достоинством его преодолеть...