Человек всю жизнь ищет любовь... Ищет, думает что находит, какое-то время блаженствует в ее лучах, а потом зачастую обнаруживает, что это не совсем то, что было нужно. Кто-то на этом останавливается , довольствуясь тем, что, как он думает, послал ему Бог, кто-то же упрямо продолжает искать другие ощущения, хотя находит или нет, это уже точно, как Бог пошлет. И, увы, не так уж много тех, кому дано познать, что любовь - это Бог. Что не надо ее где-то искать, просто потому что она в тебе. Люби все вокруг себя, и она никогда от тебя не уйдет, она всегда будет с тобой, даря каждый день совершенно неповторимые ощущения. Только дается это не так просто и каждый проходит свой путь к любви. Хотя на это терпения хватает не у всех...
Услышать от меня подобное многим знакомым покажется странным. Еще бы! Я наверняка не похожа на особу, которая может носить любовь в себе. В представлении многих, я, скорее женщина-вамп, которая не дарит, не носит в себе, а напротив, выкачивает из других любовь. Мой образ жизни, устроительницы самых раскрученных музыкальных шоу и тусовок, может ввести в заблуждение многих. Еще бы! Разбитная, цепкая девица, владелица самых крутых в городе авто, красующаяся на обложках гламурных журналов и уводящая из-под носа конкурентов самые выгодные контракты никак не вписывается в то, о чем я с вами делюсь.
Не знаю, каким образом, но я с самого детства знала, что нас двое, вернее, я одна, но поделена на две половинки, что ли... Одна напоказ, для всех, которая никогда не даст себя в обиду и будет стараться во всем быть первой, а другая, о которой никто не подозревает, для меня, которая очень боится, чтобы ее не обидели и поэтому тщательно скрывает свой хрупкий мир от чужих бесцеремонных глаз и рук. Может, поэтому, в детстве, мама искренне пугалась моего поведения. На людях, с другими детьми я была сорвиголовой, зачинщицей самых невероятных приключений, от которых здорово влетало моим сверстникам от их родителей и дома, тихоня ищущая уединения в книжках и не очень детских забавах. Мама иногда делилась со своими многочисленными подругами, которые часто тусовались в нашем доме, убивая время сплетнями, поглощая неимоверное количество кофе и дымя дорогими сигаретами. Мама искренне недоумевала: "У всех дети как дети - и приласкаешь, и накричишь, и отшлепаешь, если надо, а у меня сплошное недоразумение. Иногда мне кажется, что не я ее, а она меня родила. У меня даже замечание ей сделать, язык не поворачивается!" Подружки сочувственно хлопали глазами и в знак солидарности налегали на кофе и сигареты.
Конечно же, мама не договаривала, что в моем характере, не поддающемся родительскому воспитанию она винила мою бабушку, кстати, ее родную мать. Хотя не думаю, что если бы ею оказалась бабушка со стороны отца, мама сочла бы нужным перемывать ей косточки даже в кругу своих близких подруг. Она всегда предпочитает говорить в глаза людям, тем более близким, всю правду о том, что о них думает и при случае подчеркивает, что это у нее от мамы. Но что ей не нравилось в маме по отношению ко мне и моему воспитанию, до сих пор для меня загадка.
С Библией, вернее, библейскими сказаниями и легендами, благодаря бабушке, я познакомилась в довольно раннем возрасте. И буквы узнавать учила она меня по детской Библии, которая была иллюстрирована замечательными рисунками. И день своего первого причастия я запомнила на всю жизнь! Еще бы, ведь тогда бабушка настояла, чтобы мне специально к этому дню купили ослепительно белый наряд, а после причастия дома накрыли праздничный стол как в день рождения и я пригласила, чуть ли не весь класс! Это уже потом, спустя годы в Европе я увидела наряженных во все белое, как ангелочков, детей идущих в церковь на первое причастие. Только спустя годы я, кажется, поняла, почему бабушка устроила мне тогда такой светлый незабываемый праздник. Не потому ли, что в далеком ее детстве и ей устраивала праздник ее бабушка происхождением из польских аристократов?
Библейские сказания и легенды я любила больше сказок, хотя совру, если скажу, что стала от этого слишком набожной и все время рвалась в церковь. Ведь есть же дети, которые наравне со взрослыми отстаивают длинную православную службу и не прочь за каждую проделку обращаться к батюшке, испрашивая у него прощения, а потом продолжая проказничать в том же духе. Совсем недавно я стала свидетельницей разговора двух соседских мальчишек пяти и семи лет. Семилетний отказался от игры с другом, объясняя причину :"Надо успеть маме исповедь написать". "А что такое исповедь?" - оторопело спросил пятилетний. "Это когда нашалишь и честно напишешь маме и расскажешь батюшке" - важно пояснил старший и добавил: "А потом можно опять шалить"... Примерно с такой же логикой приходят на исповедь и взрослые, придешь в церковь, исповедуешься, а завтра будешь делать то же самое...
В церковь, я, конечно же, ходила, ставила свечи перед всеми иконами, на Пасху и Рождество могла постоять и на литургии, но если честно, на большее я, наверное, не была готова. Постоянного храма у меня не было и поблизости от которого я находилась в тот момент, туда меня и тянуло мое сердце. Больше всего я любила бывать в тихих и скромных храмах, с небольшой паствой. Мне почему-то кажется, что много народу в церкви, конечно, за исключением больших праздников, еще больше подчеркивают всю суетность происходящего на земле. Потом, как я заметила, в скромных храмах и священники человечнее и смиреннее. Там, куда приходит много народу, священники мнят себя, чуть ли не наместниками Бога на земле и чванством и самоуверенностью, ничуть не уступают государственным чиновникам. Вот только, что страшнее, равнодушный священник или равнодушный чиновник, судить, конечно же, не мне. Хотя я глубоко убеждена, что испорченное дело легче исправить, нежели излечить больную, оскорбленную душу. Конечно же, у меня иногда возникало мимолетное желание подойти к какому-нибудь батюшке, но оно мгновенно исчезало, стоило мне вглядеться в его не больно праведные глаза, заметить не надлежащую истовость во время службы и увидеть брезгливо отдернутую руку, к которой хотел приложиться кто-нибудь из не совсем приятных ему прихожан или и вовсе незнакомых посетителей храма, во время его неохотного вынужденного благословления. Можно и дальше перечислять все огрехи нашего духовенства, только вряд ли я смогу этим, что-либо исправить. Вот только одно я знаю почти наверняка, что тяга людей к расплодившимся у нас в последнее время сектам, плод не только тяжелого экономического положения, а скорей всего результат равнодушия служителей Бога к людям, которые в тяжелые для себя времена ищут утешения и спасения в лоне церкви, ищут, но, увы, не всегда находят... Человек, к сожалению, слишком слаб и, ища Бога, зацикливается на визуальных, по большому счету несущественных вещах, упуская из виду главное. Человек забывает, что для того, чтобы прийти к Богу нужно любить и быть готовым к любому испытанию. А может, как раз для этого испытания у него просто не хватает терпения? Ведь путь к Богу дан всем, вот только кто как им воспользуется, это уже другой вопрос...
В первый раз я причастилась в семь лет. С семи лет я уже знала, что я христианка и должна жить по христианским канонам. Не хочу выглядеть нескромной, но в отличие от многих моих сверстников я довольно сносно знала церковную литературу и много читала Библию, с каждым разом открывая для себя все новые и новые пласты человеческого бытия. Несмотря на то, что христианские заповеди я старалась исполнять, ритуал исповеди и причащения я все время откладывала на завтра. А тем временем исповедовались и причащались даже те, кто имел весьма смутное представление как о религии, так и Библии и тайнах христианского учения. После долгих лет запрета на религию, походы в церковь и отстаивание длинных православных служб, для подавляющего большинства народу, к сожалению, было всего лишь неосознанной данью постсоветской моде.
Вообще, в церковь меня тянет именно тогда, когда мне особенно хорошо, хотя не секрет, что большинство вспоминает о Боге, когда бывает очень плохо. Я же, когда мне было особенно плохо вспоминала о причащении. И сколько раз не пыталась к этому подготовиться, столько же раз мне что-то мешало. Все это меня уже стало здорово тяготить и я даже поделилась своими страхами с едва знакомым священником с маленьким приходом в некотором расстоянии от города. Страхи мои оказались небезосновательными, священник очень серьезно отнесся к беседе со мной и посоветовал направить все мои усилия в это русло, объяснив, что для меня это очень серьезное испытание и что возникающие препятствия на этом пути не что иное, как дьявольские козни.
Ушла я от священника с серьезным намерением непременно подготовиться и причаститься в этом храме, но завертевшись в круговороте моей повседневной бурной деятельности, я опять стала откладывать дело, казалось бы окончательно решенное мной еще вчера. Время от времени я набиралась решимости подготовиться к причастию и вот однажды, когда я в полной готовности приехала в тот храм, оказалось, что священника перевели в Тбилиси с повышением по церковной иерархической лестнице и я, из опасения быть неправильно понятой тем священником, который, как я думала, мог расценить мой порыв, как мое особое отношение к его теперь высокому сану, опять осталась без духовника.
Как я тогда оказалась в том храме, где впервые в жизни причастилась в детстве, я никак не могу вспомнить. Может, потому что я и раньше довольно часто приходила в этот удивительно сильный по своей энергетике храм. Я только помню, что пришла сюда в начале Рождественского поста, полная решимости, во что бы то ни стало причаститься. На улице уже очень рано темнело и меня постоянно преследовало ощущение какой-то неприкаянности. Здесь же зимний сумрак и холод перетекал в теплое, светлое сияние лампад и свечей, усиливающихся светом огромной люстры висящей прямо под куполом. Здесь как-то по-особому светились прихожане и какое-то особое теплое и светлое состояние, царящее вокруг охватило и меня. Вообще, кто близко воспринимает церковь, поймет меня без слов, хотя чаще всего такое состояние всеобъемлющей любви охватывает человека в дни великих церковных праздников. Служба в храме уже шла и когда я зажигала свечу перед иконой Божьей Матери, двери алтаря распахнулись и вышел священник в сопровождении алтарника и служки с огромными зажженными свечами. Я не успела понять, что со мной произошло, сердце вдруг сладко подпрыгнуло, а тело охватило состояние пьянящей невесомости и только потом я увидела лицо алтарника словно сошедшего с иконы. Я не сочиняю, но мне показалось, что это был лик с Мандилиона, лик Спаса Нерукотворного. Я не могла отвести от этого лица зачарованного взгляда, не думая, что в церкви подобный взгляд был не совсем уместен. Следующий за кадящим священником алтарник, поравнявшись со мной, неожиданно встретился со мной взглядом и словно обжегшись об мои светящиеся, восторженные глаза, торопливо опустил голову. Меня затопило неземное блаженство, я истово молилась со всеми, ни на секунду не забывая о божественном лике простого алтарника.
Посещать храм я стала почти каждый день. С утра старалась уладить все неотложные дела, чтобы отстоять вечернюю службу. Я вся светилась от всеобъемлющей и всепоглощающей меня любви, даже не думая о том, что во время поста меня должны обуревать несколько иные чувства. И место я выбрала себе в храме - становилась под иконой Спаса Нерукотворного и простаивала со свечей в руке всю службу. Правда, временами я совершенно не могла молиться и, не отрывая глаз от алтарника, мечтала о знакомстве с ним за пределами этого храма...Временами, в самый разгар службы, я почти физически ощущала на своих губах его горячее, ароматное дыхание, прикосновение его красивых сильных на своих грудях. Я понимала, что все это переходило за какую-то грань, но ничего не могла с собой поделать... Во снах парень с иконописным ликом всецело принадлежал только мне, он приходил каждую ночь, наполняя все мое существо пьянящим ликованием.
Моя жизнь превратилась в сплошной кошмар. Я готова была отказаться от всех окружающих меня благ, лишь бы все время находиться рядом с ним. Я ловила себя на том, что готова на любую жертву, только бы заполучить его себе. Я бы не задумываясь пошла к нему даже в услужение, только бы он на это согласился. Каждый день я мысленно просыпалась рядом с ним, тая от его лучистого, словно пронизывающего насквозь взгляда, любовно готовила ему самые потрясающие обеды и ужины, благоговейно разглаживала горячим утюгом складки на его церковной одежде.
Наверное, мои горящие лихорадочным блеском, полные какой-то неземной любви глаза возымели свое действие и я почувствовала, как он безошибочно стал угадывать мое присутствие в храме. Я даже, чтобы в этом убедиться, стала становиться в разных местах храма. Начиналась служба, он появлялся в алтаре следом за батюшкой и его неземной взгляд сразу устремлялся именно в ту сторону, где я стояла. В такие минуты меня пронзало такое ликование, что я не могла и не хотела сдерживать счастливые слезы заливающие мое лицо и окрылялась надеждой на счастливый исход наших отношений. Пожалуй, никогда в жизни я не желала ничего более, чем заполучить себе это существо с иконописным ликом.
К Рождественской литургии я готовилась особенно возвышенно. Специально для этого Дня я купила белый кружевной платок и бесконечно представляла, как выгодно оттенит в церкви белый цвет все мои страдания и чистую любовь. Еще в эти дни меня подгоняло какое-то смутное и до сих пор неразгаданное мной тревожное ожидание. Вообще я с детства, в предновогодние дни всегда почему-то бывала в каком-то нетерпеливом ожидании, это наверное из-за того, что не терпелось увидеть, что принесет мне под елку Дед Мороз. Взрослого своего нетерпения я, пожалуй, не могла объяснить. В те предрождественские дни я совсем не могла есть и вообще, для меня остается загадкой, как после стольких глубоких переживаний я держалась на ногах. Меня сильно тревожила предстоящая исповедь, я мысленно повторяла все мои ошибки, но рассказать батюшке об этом наваждении не представляла себе возможным...
Исповедь, к моему величайшему облегчению прошла очень легко. Почему-то в большие религиозные праздники происходит своего рода коллективное отпущение грехов. То ли народу в эти дни много приходит в церковь и священники просто не успевают всех выслушать, то ли небеса в такие дни и вправду отверзаются... Такой бесконечной любви и радости, как в то Рождество в церкви, я не испытывала, пожалуй, никогда. Теплый, искрящийся свет заливал весь храм. Причем, казалось, свет исходил не только от горящих свеч, лампад и огромной люстры под куполом, но и от икон и молящихся истово людей. Я горячо молилась, испрашивая прощения у Бога за мою непрошенную любовь. При этом я была не в силах оторвать взгляда от иконописного лика предмета моей потрясающей любви. Мне казалось, что его переполняли те же самые чувства и он также, как и я, готов был взмыть куда-то ввысь от этого неземного света, радости, любви и пения заливающего церковь. Причащающиеся с благоговением принимали из рук священника причастие, а он стоящий рядом, с таким же благоговением промокал их губы бордовым полотенцем. Я как зачарованная следила за движением его словно точенных рук и заворожено двигалась в очереди за причастием. Стук моего собственного сердца, казалось, смог бы заглушить даже праздничный звон колоколов. Вдруг я остановилась как вкопанная, вызвав ропот недовольствия причащающихся. Все! Больше я не могла сделать ни шагу. Я вдруг совершенно четко ощутила прикосновение его тонких пальцев на своих губах, которое обожжет меня даже через полотенце. Мое сердце, казалось, издавало последние громкие аккорды, а потом стало медленно затихать. Какая-то сила неумолимо начала подталкивать меня к выходу. Я, заливаясь слезами, продиралась через плотную толпу наружу, не понимая, что со мной происходит.
Больше я в эту церковь не возвратилась. И причастилась я уже в другой раз, в другой церкви и рассказала незнакомому священнику о своей большой и странной любви, которую я до сих пор не смогла вытравить из собственной памяти. Он больше не служит в той церкви, его рукоположили в сан и дали свой приход. Жизнь идет своим чередом и я опять играю свою роль успешной женщины-вамп, вызывая жгучую зависть у окружающих. А мне же иногда кажется, что истинное счастье Бог мне дал испытать в те предрождественские дни и безумно хочу еще один раз в жизни пережить те минуты, хотя наверняка знаю, что как бы мне этого ни захотелось, я ни за что в жизни не нарушу покоя священника с иконописным ликом. Не стану себя и его искушать...Из любви к Богу...