Зурков Дмитрий Аркадьевич : другие произведения.

Продолжение 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.57*86  Ваша оценка:

   Отряд опять растворился в прибрежных кустиках на случай, если кто-нибудь любопытный припрется на звук взрыва, и в течение пяти минут, которые ушли у нас на осмотр местности и принятие решения, напрасно прождал непрошенных гостей, что, впрочем, не вызвало особого разочарования. После этого бойцы построились в походный порядок, и мы двинулись по заросшей редколесьем низинке на север. Идти пришлось недолго, уже через полкилометра лощинка закончилась, выводя нас на огромный луг, за которым виднелась какая-то деревенька. Если верить карте, называлась она Божево, и в данный момент служила местом дислокации германских артиллеристов, судя по чему-то ритмично бахающему за околицей и висящему вверху Винни-Пуху на воздушном шарике, в смысле, корректировщику на аэростате. Ну, что ж, наведаемся в гости. Во-первых, чтобы не нарезать круги, обходя центры цивилизации, а во-вторых, с недавних пор появилась какая-то странная привычка - ни дня, чтобы не уничтожить что-нибудь германское. Правда, сегодня пароход уже рванули. Но не проходить же мимо такого подарка Судьбы!
   Вот поэтому лежим и смотрим в трофейный бинокль. Между прочим, настоящий морской! На одном латунном ободке выбито: "6x30 Marinetrieder D.R.P.C.P. Goepz Berlin", на другом - шестизначный номер. Видно все! Коротенькая "колбаса" аэростата, трос, тянущийся к лебедке, установленной в кузове автомобиля, стоящий рядом тентованный грузовик, обычный деревянный стол с двумя телефонными аппаратами, "человек-коммутатор" в форме гефрайтера, передающий поправки наблюдателя пушкарям. Рядом в горделивой позе покорителя Вселенной застыл гауптман-артиллерист и несколько рядовых гансов, скорее всего, вестовых. Все смотрят только вперед, туда, где немецкие снаряды ровняют с землей то, что осталось от наших орудий. Почему-то стоящих без укрытия, прямо в поле. Батарея, наверное, пыталась фланговым огнем сорвать атаку германской пехоты на форт, но сейчас явно проигрывала поединок с немецкими пушками.
   Волгин, лежавший рядом и смотревший в свой бинокль, вполголоса выругался, когда султаны разрывов легли почти рядом с двумя оставшимися орудиями:
   - Мать их за ногу, да поперек зарядного ящика! Почему молчит форт?! Надо же что-то делать!
   - Надо, Иван Георгиевич, и вот что... Я с "пятеркой" Митяя иду в гости в деревню. Вы же берите подрывников, человек двадцать для прикрытия и полным ходом к немчуре на батарею. Убираете прислугу и ждете нас...
   М-да, не выставить тыловое охранение со стороны немцев большая ошибка и большая наглость. Эх, давно не брал я в руки шашку! Все как-то больше ножом работал. Единственное, что для своей "Аннушки" сделал, - приспособил к ремешку портупеи небольшую петельку, и шашка теперь благодаря ей висит за спиной, не мешая ни бегу, ни ходьбе. Казаки, посмотрев на это изобретение, сделали себе такие же и ходят очень довольные... Подбираемся к немцам, прячась за стеной ближайшего дома,.. И вылетаем на оперативный простор крошечной деревенской площади. На бегу ловлю ладонью над плечом рукоять шашки, выдергиваю из ножен, и клинок, продолжая движение, врубается по диагонали в основание шеи ганса, стоящего позади герра официра. Солдат кулем валится влево, гауптман начинает поворачиваться, чтобы посмотреть кто же посмел помешать его триумфу. Мое движение вперед завершается прямым ударом ноги в... В поясничный отдел позвоночника, ну, может быть, чуть пониже. Немчура через пару метров приземляется, все же успев немного самортизировать руками, поворачивается мордочкой к нам, правая рука тянется к кобуре, потом судорожно взлетает к хлещущей кровью ране на шее, герр официр хрипит и стекленеющими глазами смотрит на меня... Ну, извини, не до вежливости. Как в том анекдоте: "Некогда нам, Колобок! Торопимся мы!". Трое вестовых и водитель тоже лежат на земле с травмами, несовместимыми с жизнью. Все, враги пока кончились, осматриваемся вокруг. Красота! Казаки обтирают клинки от крови. Крик одного из бойцов "Берегись!", хлопок заранее приготовленной тротиловой шашки, обрубившей канат аэростата, и германский Винни-Пух отправляется в свободный полет. Заглядываю под тент второго автомобиля, на долю секунды замираю, потом до меня доходит, что баллоны не такие, и на каждом написано: "Achtung! Gefährlich! Wasserstoff!". В смысле - "Внимание! Опасно! Водород!". Это я так понимаю, запас для аэростата. Замечательно!
   За деревней раздаются выстрелы, различаю даже пару раз грохот Котяриной "базуки", потом все стихает. Оп-па, а аэростатик-то снижается. Низко пошел, - это или к дождю, или в нем что-то чужеродное дырок понаделало. И несет бедолагу-наблюдателя прямо на форт. Ну, будем надеяться, что мучиться он будет недолго.
   Заводим авто и едем на батарею. Сзади автомобиль с лебедкой превращается в огненный шар из-за взорвавшегося бензобака. На позиции германской батареи уже вовсю хозяйничают мои бойцы. Двое помогают Котяре снимать замки с орудий. Любо-дорого смотреть, как работает увлеченный своим делом человек! Стопорную чеку долой, кольцо-шайба падает на землю, несколько ударов найденным тут же молотком по штифту, освободившийся замок вываливается из крепления на землю. Его подхватывают четыре руки, оттаскивают к снарядным ящикам, где уже колдуют "взрыватели". Задаю оживленному Максиму жизненно важный вопрос:
   - Вам снарядов хватит, чтобы наиграться? А то мы тут бесхозный грузовик с водородными баллонами нашли. Пойдет в довесок? Много не будет?
   - Никак нет, взрывчатки много не бывает!
   Глядя на улыбающуюся физиономию, думаю, что даже если дать этому Герострату эшелон тротила, он все равно будет недоволен количеством. Ма-аньяк-с!.. От грустных размышлений отвлекает штабс-капитан Волгин, подошедший с трофейными прицелами.
   - Еще одна батарея, Денис Анатольевич. Тяжелые гаубицы, калибром 150 миллиметров. Четыре штуки-с!
   - Замечательно, Иван Георгиевич. Давайте поскорее рванем все это богатство, и - в путь! Очень хочется сегодня ночевать среди своих, в форте!
   - Думаете, прорвемся? Хотя, шесть максимов и десяток ружей-пулеметов... Это - весомый аргумент в нашу пользу.
   - Тогда еще пять минут на сбор патронов, - они нам сегодня понадобятся, и можно все взрывать.
   - Патроны мы уже нашли. Какой-то запасливый фельдфебель возил в обозе несколько ящиков.
   - Ну, тогда забираю всех свободных в отряд, и ждем вас. И фейерверк...
   Фейерверк подарил краткие, но незабываемые впечатления. Хорошо, что все находились с другой стороны деревни. Я не знаю, кто водил руками моих "взрывателей", но, похоже, они случайно подобрали рецепт вакуумной бомбы. То бишь, объемно-детонирующего боеприпаса. Сначала рванули баллоны с водородом, создав в воздухе ослепительный огненный шар размером, наверное, с полдеревни, потом, спустя какое-то мгновение сдетонировали снаряды. Впечатление было такое, будто за околицей в одночасье возник вулкан. Или миниатюрный ядерный взрыв, виденный когда-то в учебном фильме по ЗОМП. Еле удержался, чтобы не заорать "Вспышка спереди!". Хорошо, что предупредил всех, чтобы закрыли уши руками. Взрыв был такой силы, что под ногами вздрогнула земля. Через несколько минут появился Максим. Весь всклокоченный, обсыпанный землей и каким-то мусором. Но больше всего меня поразило выражение его лица - восхищение Прекрасным и гордость за свой шедевр. Нет, подрывник - это диагноз, и это не лечится!
   Собрав полуоглохших командиров групп, объясняю порядок дальнейших действий. По идее, он прост, как мычание. Создаем ударную группировку, выдвигая вперед почти все пулеметы, оставляем для охраны тыла МГ-шник и пару мадсенов, и ускоренным темпом чешем к форту, который сейчас штурмует немчура. Уходим вправо, чтобы не попасть под дружественный огонь, и из всех стволов лупим гансам во фланг, ставя перед выбором: или очень быстро бежать отсюда, или очень долго ждать похоронную команду. Вопросов нет, всем все ясно, даю команду "Вперед!".
   Весь отряд, наверное, понимал, что сегодня наш рейд имеет все шансы закончиться ночевкой среди своих, в форте, без назначения костровых и сторожевого охранения. Эта мысль, скорее всего, и заставляла бежать из последних сил, изредка матерясь, чтобы не сбить дыхание. Как и было условлено, приняли вправо, огибая германский батальон, штурмующий укрепления. Гансы были настолько увлечены своим делом, что никто ничего заметил, даже когда пулеметчики вышли на дистанцию в сто шагов. Бежавшие первыми расчеты мадсенов заняли позиции, сошки воткнулись в землю, вторые номера, разложив запасные магазины, прикипели к своим карабинам. Теперь они прикрывали "тяжелые" пулеметы, которые спустя полминуты заняли свои места на флангах. Открыть ствольную коробку, вставить и протянуть ленту, проверить установку прицела, - на все это ушло несколько секунд. Оборачиваюсь назад, тыловое охранение тоже готово к бою, у Оладьина все под контролем. Ну, тогда... ОГОНЬ!!!
   Десяток стволов выплевывает огненную смерть, безошибочно находя свои жертвы. Очереди выкашивают немецкие ряды, как сорную траву. Фигурки в сером фельдграу отхлынули от рва, который пытались преодолеть, многие из них падают на землю и остаются неподвижно лежать. Воздух буквально напичкан свистящим свинцом. Кто-то из гансовских офицеров пытается навести порядок. А нам этого и не надо. Ору, стараясь перекрыть грохот выстрелов:
   - Снайперы! Выбейте всех командиров вплоть до самого последнего ефрейтора!
   Семен с Гордеем, постоянно находящиеся рядом, разбегаются метров на двадцать, залегают и начинают работать. Проходит еще пару минут, и батальон германских солдат, славящихся своим порядком, превращается в человеческое стадо, охваченное паникой, без малейшего намека на дисциплину. Затаптывая своих же раненых, гансы ломятся обратно, подальше от страшного места. Стрельба стихает, целей больше не видно. Теперь пора идти знакомиться с защитниками форта.
   Беру у одного из бойцов винтовку, цепляю к стволу отбитый на пароходе андреевский флаг, встаю. Блин, а стремно, все-таки. Сейчас прилетит от какого-нибудь русского Ваньки, разгоряченного боем, "подарок", - и все! Или немец-недобиток решит пальнуть сдуру... Но идти все равно надо. С первым десятком шагов страх куда-то исчезает, остается только настороженность, звенящая во всем теле мелкой-мелкой дрожью. Форт смотрит на меня множеством черных бойниц, и в каждой из них, наверняка кто-то целится в непонятно откуда взявшуюся фигуру с флагом. Наверное, больше для того, чтобы приободриться, чем в качестве опознавательного сигнала, начинаю громко петь, если эти вопли можно назвать песней:
   Как ныне сбирается вещий Олег,
   Отмстить неразумным хазарам,
   Их села и нивы за буйный набег
   Обрек он мечам и пожарам...
   Ф-ух! Вроде, совсем успокоился... Так, а кто это мне там подпевать надумал?.. Ага, Михалыч с Гриней меня с боков конвоируют. Ну, теперь и в три глотки поорать можно...
   Так громче, музыка, играй победу!
   Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!
   Так за Царя, за Родину, за Веру
   Мы грянем громкое ура, ура, ура!
   Из темного леса навстречу ему
   Идет вдохновенный кудесник,
   Покорный Перуну старик одному,
   Заветов грядущего вестник.
   Уже почти добрались до рва... Осталось каких-то пятьдесят метров. Поднимаю импровизированный флаг повыше и начинаю им размахивать. Так, на всякий случай. А то не увидят в начинающихся сумерках. Зрелище, конечно, странное, напоминает анекдот про чукчу, норд-вест и заблудившихся подводников...
   Скажи мне, кудесник, любимец богов,
   Что сбудется в жизни со мною?..
   - Эй, стой! Кто такие?
   - Свои, российские! Позови кого-нибудь из офицеров! - Сейчас будем проситься попить, а то так есть хочется, что аж переночевать негде...
  
   *
  
   Пустили и попить, и поесть, и переночевать достаточно быстро, но не без некоторого замешательства. Солдаты запустили нас во внутренний двор, где уже дожидался комитет по встрече в лице штабс-капитана, отрекомендовавшегося Федоренко Игорем Александровичем и двух прапорщиков. Невольно стал просчитывать, в каких окнах-амбразурах могут размещаться стрелки-пулеметчики, которым дана команда в случае чего уничтожить переодетых диверсантов. И тут же себя одернул. Все же 1915-й на дворе. Правила ведения боевых действий чтут во всех армиях, и до создания 800-го Бранденбурга еще жить и жить. Хотя, если подумать, - не факт, что он появится на свет Божий.
   Комендант форта не скрывал своего удивления. И его можно было понять. Крепость в осаде, форт постоянно штурмуют или обстреливают из пушек, а тут появляется сотня добрых молодцев, которые просятся на постой, будто все происходящее их не касается. Впрочем, его удивление было недолгим. Узнав, кто мы и откуда, и поблагодарив за помощь в отражении атаки, распорядился, чтобы отряду выделили казарму, из которой всего несколько дней назад отправили в цитадель пехотную роту. Затем вызвал фельдфебеля с выражением глаз образцово-показательного старшины:
   - Пантелеич, всех прибывших накормить горячим ужином.
   - Так, Вашбродь, неположено! Оне ж на довольствии не стоят! Чем я их кормить-то буду?
   - Я ж тебя знаю не первый год, не прибедняйся. Всегда запасец на черный день имеешь. Люди две недели по германским тылам гуляли, надо накормить как следует! Все, иди.
   Фельдфебель, бормоча под нос что-то типа "Шастают тут всякие, корми их, дармоедов!", удалился, а штабс-капитан поворачивается ко мне:
   - Можете размещать своих чудо-богатырей, Денис Анатольевич. За фельдшером для раненых я уже послал. А затем, через полчасика, милости прошу вновь прибывших господ офицеров отужинать с нами. Взял за правило собирать вечером, если к тому есть возможность, своих прапорщиков для обсуждения дел насущных. Заодно и вы сделайте милость, расскажите, что там снаружи творится, а то мы здесь в осаде закисли слегка.
   - Так мы уже сколько времени по германским тылам болтаемся, Игорь Александрович. Сами толком не знаем никаких новостей.
   - Ну, тогда расскажите о своих подвигах. Поделитесь, так сказать, боевым опытом. Новые люди, новые мнения...
  
   После того, как каждый боец получил спальное место, кусок хлеба, миску горячей каши и кружку с чаем, вестовой привел нас с Оладьиным и Волгиным в большую комнату, на языке сухопутных шпаков, тащивших службу в форте, гордо именовавшуюся: "Помещение для начальствующего состава", и представлявшую собой что-то среднее между канцелярией, столовой и библиотекой. Кто-нибудь из флотских, попав сюда, назвал бы, наверное, ее кают-компанией. Окон не было ввиду того, что находилась комната в подвальном уровне, но промозглости и сырости отнюдь не чувствовалось. Крашеные светлозеленой краской стены, неяркий свет плафонов, дополнявшихся настольной лампой в зеленом абажуре, два длинных стола, составленных вместе, десяток стульев вокруг них, диван в дальнем углу, этажерка с книгами возле стены, - все это создавало некоторое подобие уюта и напрочь отбивало подсознательное ощущение казармы, или, как это называется сейчас - "казенного присутствия".
   Штабс-капитан был занят достаточно серьезной, если судить по выражению лиц, беседой с худым чернявым подпоручиком, который, оживленно жестикулируя, пытался что-то доказать собеседнику. Трое молоденьких прапорщиков пускали в вентиляционную трубу клубы табачного дыма, изредка перекидываясь репликами. Увидев нас, Игорь Александрович остановил собеседника и обратился к присутствующим:
   - Минуту внимания! Я пригласил на ужин офицеров партизанского отряда, который пробился к нам и помог отбить атаку германцев. Знакомьтесь, господа!
   Ритуал знакомства очень напомнил порядок проведения строевого смотра. Каждый по очереди называл свои анкетные данные: должность, звание, фамилию, имя и отчество. Молодые прапора смотрели на нас, как на какое-то непонятное явление природы. Особенно после того, как Волгин с Оладьиным дружно отказались от водки, а мне пришлось объяснить, что в роте - сухой закон, и не к лицу командирам подавать ненужный пример. Тем не менее, беседа потихоньку закрутилась вокруг сегодняшнего штурма. Первый вопрос был задан одним из прапоров и был вполне ожидаем:
   - Скажите, господа, а откуда у вас Андреевский флаг? Я сначала глазам своим не поверил. Везде поля, леса. А тут - люди с морским знаменем.
   - Видите ли, мон шер! - В словах прапорщика Сергей Дмитриевич, наверное, уловил некую насмешку, потому и отвечал, на мой взгляд, излишне вежливо. - Дабы наше с вами рандеву состоялось, пришлось захватить германский пароход и на нем добираться до крепости. Могли бы и пешком, но боялись не успеть.
   Двусмысленность последней фразы дошла до оппонента с некоторым опозданием, он, покраснев от возмущения, хотел что-то ответить, но штабс-капитан Федоренко перебил своего подчиненного:
   - Денис Анатольевич, я все-таки не могу понять - откуда же все-таки взялся флаг?
   - Дело в том, что пароход, захваченный у германцев, раньше был нашим и, скорее всего, состоял в Вислинской речной флотилии. Гансы после захвата судна использовали флаг в качестве скатерти...
   - Простите, кто?
   Блин, совсем забыл, что нужно следить за речью и фильтровать базар. Привык уже сам и всех своих приучил к жаргонизмам. Моветон-с, однако!..
   - Гансы, они же: немчура, колбасники, тевтоны, - в общем, германцы.
   - А как вам удалось захватить пароход? И где он теперь? - Это уже другой прапор, невысокий щуплый блондин, вливается в разговор.
   - На самом деле, взять эту посудину на абордаж, Владимир... Валерьянович, было нетрудно. Стоял у берега, чинился. Когда ремонт закончился, группа захвата быстренько поднялась на борт. Сопротивление оказал только один человек. Капитан, оценив ситуацию, любезно согласился нас подвезти. Потом команду отпустили, высадились на берег, взорвали пароход, и - прямиком к вам. Только по пути в близлежащую деревушку заглянули, успокоили германскую батарею.
   - Группа захвата - это, как я понимаю, специально обученные солдаты?
   - Да, те, кто хорошо умеет драться, стрелять, преодолевать препятствия. - Не очень хочется распространяться на эту тему перед случайными собеседниками, но никуда не денешься. - Мы перед рейдом немного потренировались у себя в расположении.
   - Позвольте, так германский наблюдатель на "Парсевале" - ваших рук дело?.. Спустился к нам прямо на бруствер. Даже пистолет свой заранее выкинул, когда увидел, что в него целый взвод целится. Связали болезного, да отправили в цитадель.
   - А что за взрыв был возле деревни? - Штабс-капитан весело улыбается. - Боезапас рванули?
   - Не только снаряды, Игорь Александрович. - Теперь уже Волгин вступает в беседу. - Там еще баллоны с водородом для аэростата были. Красиво получилось?
   - Да уж, смотрел бы и смотрел. Если б германскую атаку не надо было отбивать. Теперь они до утра не сунутся.
   - Да, хорошо вам, господа, с таким оружием воевать. - Щуплый прапор снова берет слово. - Все с винтовками, полтора десятка пулеметов. Даже у унтеров револьверы в кобурах. А у нас оружия - кот наплакал.
   - Не прибедняйся, Вольдемар! - Давешний брюнет-подпоручик хлопает блондина по плечу. - Твои-то все вооружены. Это мне думать надо, где снарядами разжиться. Второй день из цитадели не могут подвезти. Мол, перерасход у нас! Не укладываемся в норму!
   - Ну, насчет снарядов, - это не к нам, а вот винтовок с патронами сотни две, наверное, мы вам обеспечили. Перед рвом лежат. - Оладьин ехидно смотрит на жалобщика.
   - Уже собирают, Сергей Дмитриевич. - Штабс-капитан, по-видимому, решил закончить дебаты. - И, господа, хватит ёрничать! В конце концов, одно дело делаем!
   - Действительно, не будем тратить время на пустяки. - Поддерживаю штабс-капитана. - Игорь Аркадьевич, лучше введите нас в курс дел...
  
   Дела, как оказалось, обстояли не самым лучшим образом. Крепость была в осаде, немцы давили со всех сторон, пытаясь нащупать слабые места в обороне. На северном направлении вчера два форта были ими даже взяты, хоть и с большими потерями. Хуже всего было то, что с той стороны действовало что-то очень даже крупнокалиберное. Подпоручик Роман Викторович Берг, оказавшийся артиллеристом и потому быстро нашедший общий язык с Иваном Георгиевичем, отвлекся от их темы разговора и сообщил, что там стреляют орудия в двенадцать, а то и больше дюймов. Мол, это ему сообщил приятель в цитадели, когда он пытался выбить снаряды для своих пушек.
   - Ну, это мы можем проверить, и по возможности поправить. Нам бы только взрывчаткой разжиться.
   - Это утопия, Денис Анатольевич. Во-первых, если это "Берты", то штат прислуги составит около двухсот человек. Ваш отряд просто задавят числом. А, во-вторых, попасть туда невозможно. Любой комендант форта в приказном порядке отправит вас обратно, а если начнете самостоятельно действовать, примут за сдающихся в плен, и могут даже открыть огонь в спину. Мне тот же приятель рассказал, что после первого же штурма из предфортовых укреплений две тысячи солдат сдались в плен.
   - Две тысячи?!
   - Да, к сожалению, самая, на мой взгляд, большая беда крепости - настроение солдат. - Игорь Александрович задумчиво крутит в руках вилку. - У нас в 63-й дивизии еще получше, - кадровые, воюем давно, да и с начальством повезло. "Молодая" 58-я дивизия тоже неплоха. А вот 114-я и 119-я дивизии - те целиком из ополчения набраны. Видел я тех ополченцев... Мужики все уже в возрасте, в армию случайно попали. Ничего не умеют, да и не хотят уметь. Подавляющее большинство офицеров - свежевылупившиеся прапорщики... Не обижайтесь, господа, вы же у меня уже обученные и обстрелянные... Так вот, о чем я... Да, командование этих дивизий - еще те "боевые" генералы. Генерал Прасалов в Кушке и Закаспии отличился в 1907-м, фон Лилиенталь - в Бухаре в 1910-м. Революционные выступления подавляли. Только в 14-м выяснилось, что германцы воевать умеют получше азиатских декхан и чабанов.
   Но больше всего на настроение нижних чинов повлияла шпиономания, неизвестно кем развязанная. И на этом фоне - оказия с полковником Короткевичем, начальником инженеров крепости.
   - Это который чертежи крепости германцам сдал? - щуплый прапор Вольдемар вновь решил обратить на себя внимание, но потом сообразил, что перебивает старшего по званию, да к тому же, своего командира, и сконфуженно умолк.
   - Юноша! Не уподобляйтесь базарной бабе и не повторяйте за своими солдатами всякие россказни и небылицы! - Штабс-капитан очень выразительно посмотрел на своего подчиненного, который от этого даже уменьшился в объеме, и продолжил. - Хотя история действительно темная. Месяц назад полковник в сопровождении своих инженеров выехали на автомобиле осматривать передовые позиции. На обратном пути решили, чтобы не возвращаться плохой дорогой, выехать на Закрочимское шоссе возле Крочево, сделав небольшой крюк вне линии укреплений. Автомобиль неожиданно наскочил на наступавшую немецкую роту. Немцы раздолбали его в пух и прах, все погибли, а в руки противника попал генеральный план укреплений крепости с обозначением мест расположения тяжелых батарей.
   - А конвой? - Волгин вопросительно глянул на штабс-капитана. - Кто-нибудь в живых остался?
   - В том-то и дело, что автомобиль шел без охраны... И вот еще что... Я после этого общался с саперными офицерами, выходит так, что полковнику для инспекции сектора обороны вовсе не нужно было брать с собой карту всей крепости.
   - Вот видите, Игорь Александрович, сами же подтверждаете мои слова! - Вольдемар никак не мог успокоиться. - Измена, не иначе!
   - Видите ли, господин прапорщик, чтобы обвинять русского офицера в измене, нужны более веские доказательства, нежели чьи-то умозаключения. Вы готовы дуэлировать с друзьями погибшего, если вас вызовут? - Мне уже надоел этот кликуша. Прапор оскорблено уединился в районе вентиляции, чтобы выкурить папиросу и полелеять обиженное самолюбие. Но, честно говоря, изрядная доля правды в его словах есть. Точнее, есть о чем подумать. Почему, зная о близости немцев, полковник выехал за пределы линии обороны без охраны, да еще прихватил с собой не рабочие чертежи сектора, а карту всей крепости с подробными обозначениями... Не подумал?.. Ню-ню... Уж больно все удачно складывается для перехода к врагу, ценные документы - залог безбедного существования в будущем. А немчура взяла, и сэкономила. Подарила только по пуле... Хотя, это уже мои домыслы. Но факт остается фактом: все укрепления гансам известны. И они теперь смогут, наверное, одной артиллерией превратить здешнюю местность в филиал лунного пейзажа. Значит, надо лишить их этого козыря. А для этого нужно три вещи: взрывчатка, взрывчатка, и еще раз взрывчатка. И очень нужно подружиться с человеком, который ею заведует. Стоп! А у нас есть такой человечек. Прапорщик, у которого я пироксилин менял. Надо только найти его в крепости. Я ему в дополнение к люгеру еще и пулемет подарю, пускай таскает...
   - Денис Анатольевич, о чем задумались? - Иван Георгиевич заметил отрешенность во взгляде и выпадение из общего разговора.
   - Думаю, где бы пироксилинчиком разжиться, чтобы по немецким батареям пробежаться.
   - Ну, с этим, я думаю, нам Роман Викторович помочь может.
   Подпоручик заговорщецки подмигнул и подтвердил:
   - У меня есть в загашнике ящик пироксилина. Со всеми причиндалами для производства взрывных работ. Саперы месяц назад оставили по распоряжению штаба на всякий случай, для подрыва при отступлении в цитадель. Так что, могу поделиться.
   - А, случись что, как же форт подрывать будете?
   - Мне и десятка шашек достаточно. В артпогребах лежат бомбы от 48-линейной гаубицы. Аж целых шесть ящиков. И пороховых зарядов к ним столько же. Батарея Љ3 должна была стоять между нами и одиннадцатым фортом, перекрывать то самое злополучное шоссе на Закрочим. Они у нас часть боезапаса и оставили. Потом их перекинули куда-то севернее, а в спешке все вывезти не успели. Нам этого добра за глаза хватит. Завтра с утречка пришлете солдат, отдам. Для хороших людей не жалко.
   - Спасибо большое, выручили...
   - Так, господа заговорщики, что задумали? - Штабс-капитан, оказывается, слышал наш разговор. - Денис Анатольевич, не пускайтесь в авантюру. Одной Вашей ротой, без согласования с командованием, без приказа свыше... Не знаю, я бы не рисковал.
   - Игорь Александрович, утро вечера мудренее, завтра подумаем на свежую голову. Однако, приказ у меня есть - уничтожать врага любыми способами и в любое время...
   Наш спор прервал стук в дверь и появление унтер-офицера с несколько растерянной физиономией. Найдя взглядом штабс-капитана Федоренко, он отрапортовал:
   - Вашбродь, дозвольте обратиться! Телефонограмма из крепости.
   - Ну что там еще? - Игорь Александрович взял протянутый бланк, пробежав его глазами, оглядел всех нас, потом еще раз, уже внимательно, будто пытаясь найти ошибку, перечитал текст. - Михайлов, можешь идти.
   Дождавшись, когда за телефонистом закроется дверь, медленно и негромко произнес:
   - Комендант крепости отдал приказ об отводе войск от фортов "Царский дар" и Љ16.
   В комнате повисло тяжелое молчание. Несколько секунд все переваривали полученную новость, потом заговорили наперебой:
   - Это - безумие!.. Оба форта оставлены?!. Что они там себе в цитадели думают?!.
   Подпоручик, видя мое недоумение, объясняет смысл происходящего:
   - Простите, Денис Анатольевич. Вы, скорее всего, в школе прапорщиков только полевую фортификацию изучали, не до крепостной было. Во внешнем кольце обороны образовалась брешь, через которую германцы смогут ввести войска и артиллерию в междуречье Вкры и Нарева. Внутреннюю линию обороны составляют старые форты "Закрочим", "Коссево" и "Помехувек". Там бетонных сооружений почти нет, все из кирпича, артвооружение слабенькое... В общем, можно считать, что германские пушки уже в трех верстах от цитадели, ландвер приобрел ряд плацдармов для дальнейшего наступления, а наши войска утратили возможность организовать оборону на реке Вкра. А самое гадкое то, что остальные форты тоже придется оставить, дабы избежать окружения...
   - Вот видите, господа! - Белокурый Вольдемар вновь обрел дар речи. - Вот видите!.. Это - измена!.. Сначала чертежи, теперь вот это!.. Мы обречены!.. Нас всех ждет или смерть, или плен!..
   - Прапорщик!!! Прекратите истерику! Вы офицер, или кисейная барышня, обнаружившая первые признаки беременности? - Комендант форта пришел в себя от неожиданной новости и рявкнул разъяренным медведем. - Забыли присягу?!. Так я вам ее быстро напомню!..
   - Игорь Александрович, Вы же видите - господин прапорщик Щавельков немного не в себе. С кем не бывает? - Подпоручик Берг поднялся из-за стола и подошел к Вольдемару с фужером водки. - Сейчас он примет чару "на посошок", и отправится к себе. А завтра будет, как положено, командовать своей полуротой. Не так ли, Володенька?
   Пародия на вещую Кассандру в прапорских погонах неуверенно кивнул, потом сумел таки осилить предложенную дозу, после чего в сопровождении вызванного вестового удалился в свою опочивальню, а за столом, как ни в чем не бывало, продолжился ужин и разговор, тема которого, впрочем, была уже определена. Типа, что делать, и кто виноват. Два извечных русских вопроса...
   Когда все стали расходиться, штабс-капитан Федоренко еще раз попросил меня не делать опрометчивых по его мнению шагов насчет поиска немецких пушек с их последующим уничтожением, не скрывая своего интереса. Очень уж ему хотелось иметь под рукой нештатный резерв в сотню бойцов с пятнадцатью пулеметами...
   Когда пришел в казарму, почти все бойцы уже спали. Все-таки, в рейде народ вымотался, да и после многочисленных ночевок в лесу поваляться пусть даже и на нарах - в удовольствие. Митяев, остававшийся за старшего, доложился, что все накормлены-напоены, к раненым приходил фельдшер, сделал перевязки. Затем протянул мне небольшой белый сверток.
   - Командир, это мы тебе оставили... Тут это,.. портяночки новые.
   - Спасибо за заботу, Михалыч... Стоп, а откуда такое богатство? Склад какой-то гробанули?
   - Нет, то мы на пароходе у немчуры простыней чистых понабирали. Им они все равно уже без надобности, а нам - как раз кстати будут.
   - Ну ты посмотри, везде успели! И Отечеству послужили, и себя не обидели. Молодцы!
   Михалыч расплывается в улыбке и отвечает ставшим модным в роте "А то!", но потом, посерьезнев, рассказывает интересную новость:
   - К нам тут гости заходили из местных служивых. Типа, познакомится, разузнать, кто такие и чего тут делаем. Про наши подвиги послушали, а потом предупредить решили, чтобы мы не особо геройствовали, германца не злили. А то, мол, осерчают, да и начнут "чемоданами" швыряться. Тогда всем амбец будет.
   - И что, прониклись предупреждением?
   - Ага. Котяра вперед вышел, свой кулак им показал, они и сдулись. Но потом еще один прибегал. Обозвался сицылистом, и стал агитировать народ, чтобы не воевать. Мол, война нужна только царю и буржуям, а помирать за них мы должны.
   - И где этот Цицерон доморощенный? - Видя недоумение Митяева, поправляюсь. - Куда агитатора дели? Закопали уже?
   - Не-а, сам ушел. Тока вот вольноперы наши вослед пошли. Сказали, что поговорить с ним хотят. До сих пор не вернулись.
   - Ну, ладно, сходим, поищем. Я и сам с ним поговорить не против. Хочу посмотреть что за гусь.
   - Командир... А он правду говорил?.. Ну, насчет буржуев?.. Мы-то тут воюем, а эти и впрямь наживаются. Скока всего для фронта надо, и за все копеечку получают, да и немалую.
   - Эх, Михалыч... Тут так просто сказать нельзя. Наши купцы и заводчики действительно жиреют на фронтовых поставках, и горло друг другу за выгодный заказ готовы порвать. Только ведь и кайзера одолеть надо. Придут ведь германские буржуи, нас всех вообще в рабов превратят. Тевтоны есть тевтоны. Очень давно, еще при Александре Невском, их прапрадедушки малых детей во Пскове в огонь бросали. Вон, вспомни хотя бы графа под Ловичем. Кем мы для него были?
   - А почто царь-батюшка такое терпит? Не видит, что творится вокруг?
   - Ну, ты и вопросы задаешь, друг мой любезный. Откуда я знаю, что у императора в голове? Думаю только что, если к власти дорвутся "сицылисты", будет еще хуже. Как там, в Библии: "Предаст же брат брата на смерть, и отец - сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их". Вот так и будет. Вам, казакам, в первую очередь не поздоровится, потому, как независимые вы очень.
   - Так что делать? Сидеть и ждать, пока они мошну свою набивают? Была б моя воля, я б их всех в капусту порубал!
   - Погодь, Михалыч, рубать направо и налево. Мне тоже это не по душе, но тут крепко думать надо... А вообще, давай сначала вернемся, тогда и поговорим.
   - Командир, помнишь, ты с нами собирался в Ставку... Ну, когда амператор должен был приехать. Мы свое слово держим, куда ты, туда и мы пойдем... Тока понять охота, за что головы складывать будем.
   - Григорий Михалыч, я тебе обещаю: прежде, чем куда-то вас позову, объясню, что и зачем. И если не по нутру будет, неволить не стану...
   Разговор прервал вестовой от коменданта, сообщивший, что мои "их благородия" в количестве двух душ отправились в импровизированную баню, которая, как выяснилось, состояла из железной бочки, подвешенной под потолком в одной из прачечных, куда уже натаскали горячей воды. И что меня приглашают туда же. Для остальной роты баню протопят завтра, по распоряжению коменданта. Ну, сполоснуться перед сном - это здорово, поэтому быстренько подрываюсь и шагаю в указанном направлении.
   Только вот, по пути происходит небольшая задержка. Из какой-то каморки доносятся приглушенные закрытой дверью, но, все же, узнаваемые голоса моих студентов. Похоже, там у них какой-то спор. Скорее всего, с давешним агитатором. Надо бы зайти, поучаствовать.
   Внутри комнатушки на колченогом столе стоит "летучая мышь", разливающая по маленькому помещению неяркий свет и сладковатый запах керосина. А рядом, на табуретках сидят два моих орла и какой-то субтильный солдат из местных. И смотрят на меня. Оп-па, а что это мы все такие смущенные и испуганные? Словно первоклашки, которых завуч за курением в туалете поймал.
   - И чего вы орете, господа студиозусы, на весь каземат? А это кто такой тут прохлаждается? Ну-ка, поднимись, служивый, да назови себя... Да не дрожи ты так, я ж не кусаюсь.
   - Ря... Рядовой Бейцин,.. Ваше Благородие...
   - А зовут как?
   - Миша... Михаил.
   - Что тут делаешь, рядовой Миша Бейцин? - Только теперь замечаю на столе рядом с лампой несколько листков бумаги. Берем и читаем. Ага, листовка, она же - прокламация. Все старо, как мир. Царь и правительство обманывают народ, не хотят давать реформы, землю, свободу, ну и так далее. Где-то уже это читал... Ну да, погранцы мне что-то такое показывали. Только тогда у нее немецкое происхождение было. А теперь вот пятая колонна проклюнулась...
   - Вот что, солдат... Да хватит уже трястись, раньше надо было бояться. Когда начинал этой пакостью заниматься. Не буду я сдавать тебя жандармам, просто поговорить хочу, кое-что для себя уяснить. Ответишь на мои вопросы, и пойдешь отсюда целый и невредимый. Понял?
   - ... Так точно...
   - Ну, тогда вопрос первый: от какой партии ведешь агитацию?..
   Агитатор мнется, но потом, осмелев, отвечает:
   - РСДРП...
   - Социал-демократ, значит... Марксист? - Дождавшись утвердительного кивка, продолжаю. - И за что агитируешь?
   - Ну, это... Чтобы людям лучше жилось... Буржуев всех поскидывать с шеи и...
   - Ну, продолжай... И царя тоже, так?.. Так... Курить хочешь? На, кури. И вы, юноши, тоже можете присоединиться. - Прикуриваю папиросу от лампы, выпускаю облачко дыма в потолок. - А подробней можешь?.. Что молчишь?.. Нет?.. Тогда слушай сюда. Вы хотите разрушить существующий строй, взять власть в свои руки, опираясь на диктатуру пролетариата, который ошибочно считаете всем народом, не признавая за крестьянством этого права. Даже понятно, почему. В деревне силен традиционный уклад жизни, а пролетарий - изгой, не имеющий ничего, кроме своих цепей, как правильно заметили ваши основатели Маркс и Энгельс. И еще добавили, что у пролетария нет Родины, значит и защищать в случае войны ему нечего.
   - Откуда вы это все знаете? - Мой любимый "взрыватель" Максим изумленно замирает, забыв про субординацию. - Денис Анатольевич... Виноват... Вы, что, - тоже...
   - Нет, я - не тоже. Просто знаю немного побольше, чем вот этот оратор... - Ага, благодаря бесконечным разговорам с нашим бывшим замполитом, почти мгновенно перекрасившимся из ярого коммуниста в столь же непримиримого борца за демократию в масштабах отдельно взятой планеты. - Так вот, объясни мне, Миша, почему твой любимый Маркс разделил народы на передовые и недочеловеков, коими являются славяне, которые, по его мнению, являются природными реакционерами и контрреволюционерами, посему не имеют право на существование. Почему его теория подразумевает людей без каких-либо идеалов, действующих только в случае получения материальных выгод. Потому, что, по его мнению, бытие определяет сознание? Черта с два! У людей бытие определяется их сознанием! На то и даны человеку осознание себя, чувства, эмоции.
   - Этого не может быть! - Агитатор возмущенно сверлит меня глазами. - Он не мог такого написать!
   - Карл Маркс называл всех славян, в том числе и нас, русских, контрреволюционной расой, раковой опухолью Европы. А его друг и соратник Фридрих Энгельс пошел еще дальше. Цитирую по памяти: "На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью". Взято, если мне не изменяет память, из статьи "Демократический панславизм". Можешь проверить по первоисточнику... Что молчишь?
   -...
   - Ну, молчи, молчи. А я продолжу. Объясни мне, темному, почему германские социал-демократы желают кайзеру победы в войне, а вы желаете поражения России. Тут я с вами никогда не соглашусь. Все получается так, как говорил Петр Аркадьевич Столыпин: "Вам, господа, нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия". Ну, есть, что сказать?.. Нет?.. Агитатор, блин! Двух слов в свою защиту сказать не можешь... Тогда бегом к себе. А вы, господа студенты, через пять минут в расположении. Все, шагом марш!..
   И мне - шагом марш. В душевую. Помыться, да переодеться. Штабс-капитан Федоренко с вестовым подарок передал - комплект бельишка подогнал. Знает, змей хитрый, что нужней всего после скитаний по лесам. Вот такая вот философия...
  
   *
  
   Утром, после завтрака, встретил на плацу штабс-капитана. Игорь Александрович, осведомившись, как спалось на новом месте, попросил дать саперам, восстанавливающим проволочные заграждения, пару расчетов с пулеметами в прикрытие на всякий случай. Работяги войны стояли тут же возглавляемые прапорщиком Володенькой, выглядевшим помятым и смурным. Видно, "анестезия", проведенная Бергом, сделала свое дело. Ну, может, оно так и надо. Пусть лучше мается похмельем, чем тяжкими думами и муками совести за неподобающее поведение. В голове мелькает интересная мысль:
   - Кстати, Игорь Александрович, сколько оружия вчера собрали?
   - Сто семьдесят две винтовки, Денис Анатольевич, патронов много. Теперь даже запас имеем. Хотите, поделимся.
   - Мне бы для пулеметов боекомплект пополнить, мало ли что. Да, а гранаты собирали?
   - Нет, брали только стрелковое вооружение. - Штабс-капитан на секунду задумывается. - Нам бомбы особо не нужны, кидать неоткуда. Разве, что германец совсем вплотную подберется.
   - Тогда, в дополнение к пулеметчикам, я десяток своих отправлю, пусть поищут. Нам-то они как раз нужны, поистратились в дороге.
   Через пятнадцать минут пулеметные расчеты и десяток бойцов с пустыми вещмешками отправились вместе с саперами на сбор трофеев. Командира группы проинструктировал на предмет действий, особо предупредив в присутствии Щавелькова, что их задача - собирать и охранять, не более, чем нанес самолюбию прапора еще одну обиду. А вот фиг тебе, а не мои солдаты. Мне они самому нужны, причем, живыми и здоровыми.
   Все остальные были озадачены приведением себя в порядок, посменной чисткой оружия и ожиданием обещанной бани. Немного улыбнуло, что мои куркули-трофейщики даже на ночь МГ-шники поставили возле нар. Типа, чтобы втихаря не стащили, или начальство не замылило. Как же, Георгиевские кресты пропадут!
   Приведя в порядок форму, почистил свой люгер и подточил "Аннушку", а затем, не имея срочных дел, прогулялся по форту, поднялся по эстакаде на артиллерийскую позицию, прикрытую невысоким бетонированным бруствером. И почти сразу же увидел подпоручика Берга, который вместе с Волгиным разглядывали окружающий пейзаж в бинокли. Ну-ка, ну-ка, и что же интересного там есть? Подхожу ближе, здороваюсь. Роман Викторович весело улыбается:
   - Пришли посмотреть на дело рук своих и наших? Милости прошу, любуйтесь.
   - Да, картина почти по Пушкину: "О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?"
   В оптику хорошо видно, как копошатся саперы, натягивая порванную вчера колючку, чуть в стороне мои "мародеры" ходят среди лежащих гансов, наклоняясь время от времени. А вот пулеметики нашел не сразу, с некоторым даже затруднением. Хорошо замаскировались, молодцы! Так, а это что за ерунда? Над деревней, в которой мы недавно "гостили", опять какой-то пузырь, вроде, в воздухе болтается. Еще один аэростат?.. Сбегать туда, что ли, еще одного ганса в свободный полет отправить?.. Не-а, слишком он подвижный для привязного. Значит, что? Значит, дирижабль! Шуршит прямиком сюда, типа, на разведку. Замечательно!
   - Снова эта колбаса германская сюда летит! - Рядом ругается подпоручик. - Черт! Сейчас опять начнет нашего Володеньку по всему предполью гонять!
   - А что, были прецеденты?
   - Да, он тут частенько появляется. Против форта ему делать нечего, а вот саперов, или пехоту бомбить любит, стервец! Пробовали его пулеметным огнем достать, - пока не получалось.
   - Роман Викторович, дайте мне кого-нибудь вестовым. - Кажется, я знаю, чем гансов можно прищучить. Берг подзывает одного из своих артиллеристов, ставлю ему задачу. - Знаешь, где мы квартируем?.. Хорошо. Беги туда, найдешь прапорщика Оладьина, скажешь, что срочно нужен Котяра со своим ружьем. И пусть патронов возьмет побольше!
   - Чем Вы хотите испугать германца, Денис Анатольевич? Винтовкой?
   - Нет, есть у нас крепостное ружье Гана. Думаю, дистанция будет подходящей. Тут же около версты будет до заграждений?
   - Да, почти угадали, около километра. Ну, посмотрим, что из этого получится. Я пока посигналю Вольдемару, чтобы был наготове...
   Когда Федор со своим ПТРом появился на позиции, немец подлетел совсем близко. В оптику были видны черные немецкие кресты, огромная надпись Z-12 на фюзеляже и даже открывшаяся дверца на гондоле.
   - До дирижабля восемьсот метров! - Роман Викторович азартно крутил верньеры дальномера. - Идет почти на форт, немного влево!
   Федор, давай! Наделай ему дырок! - Иваном Георгиевичем тоже овладел азарт.
   Кот цепляет крюк ружья за орудийный щит. Десять секунд томительного ожидания, потом грохочет выстрел.
   - Мимо! - Не отрываясь от стереотрубы, подпоручик комментирует выстрел. Федор перезаряжает ружье, приникает к прикладу, снова грохот и облако белого дыма.
   - Есть попадание!!! Молодец! Дай ему еще! - Берг очень смахивает на футбольного фаната, чья любимая команда забила пенальти. Следующий выстрел, похоже, почувствовали и на дирижабле, который, забыв про бомбардировку, стал неторопливо разворачиваться влево. Пока он там телепался, Котяра еще пару раз попортил ему шкурку стодвадцатиграммовыми стальными "подарками". Вот теперь вся надежда на то, что мои пулеметчики сообразят, что делать.
   Они сообразили как нельзя лучше. Дождались, пока "колбаса" приблизится, и дали хорошую такую очередь патронов на сто по пролетавшему над ними чудищу. Это, вкупе с последним выстрелом Федора, разнесшим вдребезги один из иллюминаторов гондолы, стало решающим доводом для немецких летунов в пользу скорейшего возвращения обратно на базу.
   Обед фельдфебель Пантелеич, вдохновленный рассказами Михалыча о наших похождениях, организовал на славу. Наверное, армейская кухня - отдельный вид кулинарного искусства. Из небольшого ассортимента простых продуктов некоторые уникумы могут приготовить настоящие шедевры, что и было им доказано. Единственным препятствием к сему может быть неистребимая тяга к воровству из солдатского пайка, но в данном случае никто у самого себя красть не будет.
   Хотя, признаться честно, уже успел соскучиться по Ганниной стряпне. Ну, а после праздника живота вся рота, изображая табун радостно оживленных коней, ломанулась в баню. Спустя пару часов свежевымытые и отстиранные бойцы вернулись в казарму и занялись дальнейшим приведением себя к уставному виду, дабы в крепости не находить приключений на свои... пятые точки опоры. Похоже, остаток сегодняшнего дня пройдет тихо и мирно.
   Но, все-таки, законов Мэрфи никто не отменял. Давно пора было усвоить: если вы считаете, что дела идут хорошо, то, значит, чего-то не заметили. В начале шестого меня нашел вестовой от штабс-капитана Федоренко и передал убедительную просьбу Игоря Александровича срочно прибыть к нему. С хорошими вестями так не вызывают, поэтому, оставив роту на попечение Сергея Дмитриевича, быстренько поскакал в "кают-компанию". Там уже собрались почти все офицеры, после меня прибежал только Щавельков. Штабс-капитан мрачно оглядел всех присутствующих, затем выдал в эфир сногосшибательную новость:
   - Господа, получен приказ... Ввиду сложившейся обстановки оставить форт и следовать в крепость на соединение с полком...
   - Как же так, Игорь Александрович!.. Это же прямой путь к сдаче крепости!.. - Подпоручик Берг был вне себя от возмущения.
   - Прав был Вольдемар, это - измена! - Это уже кто-то из компании прапорщиков. - Что нам теперь говорить солдатам?
   - Господа офицеры! - Игорю Александровичу пришлось повысить голос, чтобы навести порядок. - Я разделяю Ваши чувства, но приказ должен быть выполнен! Все войска отводятся на линию старых фортов!
   - И, что, все остается германцам в целости и сохранности? - Роман Викторович саркастически улыбается. - Господин штабс-капитан, прошу Вашего указания подготовить фортовые сооружения к взрыву!
   - Со своей стороны готов оказать возможную помощь. - Вставляю свои "пять копеек" в общий разговор. - Мои вчера собрали около тридцати трофейных гранат, можем заминировать часть дверей и помещений..
   - Хоть в приказе об этом ни слова не сказано, считаю правильным и необходимым подрыв форта. - Федоренко обводит нас взглядом, затем обращается к своим прапорщикам. - Вам, господа, час на сборы и вывод подразделений. Я дал команду Пантелеичу раздать продукты нижним чинам. Саперы под командованием прапорщика Щавелькова и подпоручика Берга готовят к подрыву орудия, артпогреба, склады, газолиновую цистерну, артезианскую скважину, если сможете, - часть несущих конструкций в казематах. Помните, господа, ни один ствол в форте после нашего ухода не должен выстрелить. Ну, а Вы, Денис Анатольевич, помогите им.
   Вот так вот... Мощнейшая крепость, огромный гарнизон... После пары дней окружения и осады, нескольких не самых сильных штурмов, одним росчерком пера идиота и труса в генеральских погонах... Я, конечно, не самый большой знаток военного искусства, но тут и ежику понятно, что Новогеоргиевск обречен, и сдача - дело ближайших дней...
   - Денис Анатольевич, уделите пару минут, будьте любезны. - Берг выглядит озабоченным. - Хотел обсудить с Вами один вопрос.
   - К Вашим услугам, Роман Викторович.
   - Тут вот какое дело... Я от своих артиллеристов наслышан о действиях Вашего отряда. Смею предположить, что в случае капитуляции крепости Вы в плен сдаваться не будете.
   - Совершенно верно. Мы будем пробиваться к своим.
   - И даже нарушение приказа, буде такой последует, о сдаче в плен Вы выполнять не намерены?
   - Нет, не намерен. Мы все равно уйдем. А там пусть мое начальство решает, правильно ли я поступил.
   - Собственно, я задаю эти вопросы единственно с целью уйти вместе с Вами. - Берг внимательно смотрит на меня. - Обузой не буду.
   - Ну, что ж, Роман Викторович, милости прошу к нашему шалашу. Только сразу хочу предупредить, что будет или трудно, или очень трудно.
   - Ну, значит, быть по сему... А теперь пойдемте, займемся минированием...
  
  
   Мои "взрыватели" с нетерпением дождались, пока рванут все заряды, заложенные саперами и Бергом, и пыль от взрывов еще не улеглась, как чуть ли не галопом понеслись обратно в форт ставить растяжки. Времени на это у них ушло немного, чувствуется, что ребята набили руку и теперь продемонстрировали свое мастерство Бергу, который, впрочем, не остался сторонним наблюдателем, а принял в веселии самое непосредственное участие. Теперь, если все пойдет так, как рассчитали, мелкие неприятности будут сопровождать гансов, начиная от самых ворот. Использовали все собранные гранаты и часть пироксилина, обещанного подпоручиком. Отдельно заложили пару захваченных ранее из погребов 48-линейных снарядов в указанный Бергом штатный колодец для подрыва моста через ров. Добавили сверху немного пироксилина и приспособили к этому "коктейлю" в качестве украшения последний химический взрыватель студента Максима, который разве что крест не целовал, убеждая Романа Викторовича в работоспособности девайса.
   По шоссе до ворот Парижского фронта было верст восемь, но не всё меряется только расстоянием и временем. Дорога тянулась бесконечно. Долго и тяжело. Наверное, так всегда бывает при отступлении. Длинная темная змея батальона штабс-капитана Федоренко вползла внутрь крепости, когда уже почти стемнело. Еще час ушел на то, чтобы разыскать их родной 249-й Дунайский полк. Оставив народ размещаться в казармах, пошли представляться командиру полка полковнику Асташеву.
   По дороге Игорь Александрович кое-что рассказал про него. Командир 249-го пехотного Дунайского полка 63-й пехотной дивизии полковник Александр Васильевич Асташев, оказывается, был толковым и храбрым офицером. По словам штабс-капитана, бывший флотский, кавторанг, командовал несколькими придворными яхтами, затем вышел в отставку, но позже, в русско-японскую вернулся в строй, получил батальон. В 14-м формировал их родной 249-й Дунайский, затем возглавил его. В феврале, командуя полком, был ранен и контужен, попал в плен под Праснышем, умудрился сбежать и был возвращен на прежнюю должность. В Новогеоргиевске дунайцев поставили оборонять 15-й и 16-й форты, - ту самую группу "Царский дар", которая приняла на себя бомбардировку "Большими Бертами" и основной удар штурмовой группы немцев, только батальон Федоренко был откомандирован на западный фланг ввиду того, что соседние укрепления занимали ненадежные ополченцы, собранные с бору по сосенке. Штабс-капитан охарактеризовал своего командира, как спокойного, интеллигентного человека, уважающего своих офицеров и солдат, что, по общему мнению, являлось большой редкостью.
   Слишком долго шагать по коридору, напоминающему тоннель метро, нам не пришлось. Зайдя в одну из дверей, попадаем в "предбанник" - небольшую комнатушку, где за письменным столом между двух телефонов сидит молодой поручик с щеголеватыми усиками, и увлеченно что-то пишет. Увидев нас, улыбается и вылезает из-за стола.
   - Игорь Александрович, Роман Викторович, здравствуйте! Рад Вас видеть! - Замечает меня и, после секундного замешательства, представляется. - Поручик Вязьмин, полковой адъютант.
   - Подпоручик Гуров, командир партизанского отряда 2-й армии.
   - Партизанский отряд? - Его брови удивленно взлетают вверх. - Какими судьбами здесь оказались?
   - Они, Алексей Витальевич, вышли к нашему форту, причем, очень даже вовремя. Помогли отбить атаку германцев. - Федоренко в двух словах вводит адьютанта в курс дела. - Затем вместе с нами эвакуировались в крепость... А кого там наш отец-командир распекает? Право, давно не слышал, чтобы он так шумел.
   Из-за двери доносится чей-то голос. Слов не разобрать, но громкость и интонации говорят сами за себя.
   - У Александра Васильевича какой-то прапорщик из автоотряда. Что уж там у них случилось, не знаю. На моей памяти был только один случай, когда он использовал по старой памяти флотский "фольклор" на повышенных тонах, причем, было за что. Сейчас доложу, надо же спасать беднягу.
   Поручик открывает дверь в кабинет, откуда тут же доносится:
   - Вас не то, что перед строем расстрелять надо! Пули для вас жалко, ничтожество! Повесить, как бешеную дворняжку!.. Что там еще, Алексей Витальевич?
   - Штабс-капитан Федоренко, подпоручики Берг и Гуров, господин полковник!
   - ... Пусть зайдут... А вы - вон отсюда, мерзавец!.. Наш разговор еще не окончен!
   Мимо нас из кабинета вылетает взмокший съежившийся прапор с мордочкой красно-фиолетового цвета, и очень быстренько покидает помещение, видно, опасаясь, что начнется вторая серия. В кабинете нас встречает высокий, чуть полноватый полковник, еще не остывший от разноса. Или в понимании Игоря Александровича так выглядит спокойный интеллигентный человек, или автопрапор накосячил что-то очень нехорошее. Полковник здоровается с моими спутниками, хмурит брови, глядя на меня, очевидно, пытаясь вспомнить, знакома ли ему моя мордочка, потом опускает взгляд на "Аннушку" и более спокойным голосом предлагает:
   - Представьтесь!
   - Подпоручик Гуров, командир партизанского отряда 2-й армии. - Скоро на языке мозоль набью от этих представлений.
   - Партизаны?.. Хм, однако... Извините за шум, господа, не смог сдержаться!
   - Значит, было за что? - Дипломатично спрашивает Федоренко.
   - Вы же знаете, Игорь Александрович, что полк поставили на тяжелый участок - "Царский Дар", "Голавицы" и 16-й форт, а Ваш батальон кинули на "Закрочим". В ночь на 1 августа германцы начали штурм фортов, главный удар пришелся по 14-му и 15-му. Четыре дня мы отбиваем атаки ландвера, сидим под обстрелом крупнокалиберной артиллерии. Можете представить себе силу взрывов, если после падения одного снаряда перед укреплением бетонная стена длиной в 6 метров и толщиной в два откололась от свода и сдвинулась на два сантиметра внутрь.
   - Ничего себе... - Потрясенно шепчет Роман Викторович. - Не иначе, "Убийц фортов" подвезли...
   - Да-с, Роман Викторович, мои артиллеристы потом измерили воронку от него. Глубина - четыре метра и диаметр - десять с половиной. Осколки разлетаются до двух километров. Наши батареи в ответном огне расстреляли почти весь боезапас, мои трехдюймовки тоже стоят с пустыми зарядными ящиками. Телефонирую в крепость, мол, нужны снаряды. На другом конце провода отвечают, что высылают колонну... Мы ждали два дня! Я дозвонился аж до генерала Римского-Корсакова, помощника коменданта по артиллерии. Ответ тот же: "Ждите! Скоро будут!".
   Полк все эти дни дрался достойно, и если бы вовремя подбросили нам подкрепления, штурм имел бы все шансы быть отбитым даже несмотря на отсутствие поддерживающего артогня! Но нам присылают несколько разрозненных и недоукомплектованных батальонов, состоявших из ополченцев, да еще когда все кончено!.. Помните, господа, штабс-капитана Войтенковского? Он с остатками своей роты остался в укреплении ХV-а и прикрывал отход полка. Резервы подошли, только когда германцы взорвали горжевые ворота и ворвались внутрь.
   Но даже в таком положении можно было обороняться. Сразу за фортами лес, превращенный в укрепленный район. Уже присмотрели новую позицию, как приходит приказ: "Отходить в крепость!"... Я привел полк... Наши потери - более тысячи двухсот нижних чинов, восемь офицеров убито, пятеро ранены. Здесь, в крепости, решил разобраться со снарядным вопросом. И, господа, Вы мне не поверите! Автоотряду действительно было приказано доставить снаряды. Но тот... негодяй, которого Вы видели, побоялся ехать и отправил колонну без сопровождения. А солдаты-водители взяли пример со своего начальника, и на полдороги скинули ящики в какой-то рощице...
   - Но, Александр Васильевич, это дело так оставлять нельзя! - Федоренко вскипел, как электрочайник. - Это же даже не саботаж, а невыполнение приказа в боевой обстановке! Нужно писать рапорт, пусть назначат расследование...
   - Милый мой Игорь Александрович! Я не хуже Вас знаю, как поступать в таких случаях! - Полковник как-то враз сгорбился и обмяк. - Но... До сдачи крепости, как мне кажется, не более суток... Наша битва проиграна... Сегодня сдал полковое знамя авиаторам. Они поклялись начальнику штаба уничтожить всю секретную документацию и регалии, если их собьют. Завтра утром они вылетают...
   Охренеть!!! Офицер БОИТСЯ ехать на передовую выполнять приказ!!! И даже не в бой идти, под пули, а просто подвезти снаряды! В каком бреду такое может привидеться?! Твою ж маман! И, самое обидное, теперь уже никто не будет разбираться кто прав, кто виноват!
   - Зачем я тащил свои пушки в крепость?! - Подпоручик Берг в отчаянии сжимает кулаки. - Чтобы они стали трофеями германской армии? Лучше бы там, в форте подорвал!.. И что нам теперь делать?
   - Сидеть и ждать, Роман Викторович. Ждать дальнейших указаний. - Асташов смотрит на Романа Викторовича, в глазах явно читается безысходность. - Больше мы не можем сделать ни-че-го!
   - Простите, господин полковник! - Мне не слишком понравилась обрисованная перспектива. - Если я правильно понимаю, на данный момент крепость обречена. И кто бы ни взял на себя командование, результат будет один - капитуляция и плен.
   - Да, подпоручик... Э, да что там... Сейчас это все уже не имеет никакого значения... Однако, я надеюсь на Вашу честность и умение хранить тайну, господа... По прибытии был вызван к генералу Веневитинову. Там еще были некоторые полковые и бригадные командиры. Между нами состоялся разговор о положении дел в крепости. И, в частности, было предложено отстранить коменданта от командования и организовать действенную оборону. Но часть офицеров сослалась на субординацию, часть - на низкую обученность и ненадежное моральное состояние нижних чинов. И сколько бы наш генерал не пытался их убедить, вывод был сделан один: после того, что наворотил генерал Бобырь, никто уже не может исправить ситуацию. Остается только плен... Господи, дай мне силы испить сию чашу...
   - Александр Васильевич, Вы ведь уже один раз бежали из плена. - Роман Викторович, кажется, догадался, куда я клоню, и теперь пытается агитировать командира полка. - Зачем опять попадать туда?
   - Поясните свою мысль, подпоручик. - Асташев с любопытством смотрит на Берга. - Если Вы хотите предложить сражаться дальше, то, боюсь, я Вас разочарую. Даже большинство наших солдат, не говоря уже об ополченцах, свыклись с мыслью о плене. Да и смысла в этом я не вижу. Напрасную и бессмысленную гибель людей на свою совесть брать не хочу.
   - Извините, господин полковник! - Пора вписываться в этот "конструктивный" диалог. - Подпоручик Берг, по-видимому, хочет предложить Вам вместе с вверенным полком пробиваться к своим. Я прав, Роман Викторович?
   - Да, Денис Анатольевич. Именно это я и хотел предложить.
   - Мальчишки... Вы хоть представляете себе, как далеко сейчас линия фронта? До наших передовых позиций около ста километров! Вести полк придется по территории, занятой германцами, которые вцепятся в нас, как цепные псы! И отнюдь не факт, что мы сможем прорвать немецкую оборону!
   - Я со своими людьми уже две недели хожу по германским тылам. И ничего особенно трудного в этом не вижу.
   - Денис... Анатольевич, сколько у Вас человек в отряде? Какое вооружение?
   - Около сотни, все вооружены винтовками Маузера, помимо этого десяток ружей-пулеметов Мадсена и шесть трофейных МГ-08.
   - Ого! Где это Вас так снабдили? Я себе в полк не мог выбить пулеметы месяца два.
   - В начале лета я получил под командование пограничную пешую сотню в Новогеоргиевске. Вооруженных несколькими берданками. Здесь же, на складе взял мадсены. Всем остальным, Вы не поверите, нас снабдила германская армия.
   И все дружно глядят на меня, будто увидели что-то сверхъестественное, приходится объяснять:
   - Каждый солдат сам добыл себе оружие в рукопашной схватке. Естественно, под присмотром опытных товарищей. Тем самым, сдал экзамен на право воевать в отряде.
   - Однако... Как Вы воюете, я посмотрел. - Штабс-капитан поворачивается к полковнику. - Александр Васильевич, во время атаки на форт, Денис Анатольевич со своими незаметно зашел во фланг тевтонам...
   - И лихим штыковым ударом их обратил в бегство? - В словах Асташева звучит ирония.
   - Никак нет! Поставил пулеметы и положил роту германцев. Мы потом собрали сто семьдесят винтовок.
   Полковник смотрит теперь на меня с интересом, потом спохватывается и возвращается к теме разговора:
   - Вы представляете скорость прохождения колонн? И их длину? С обозами, артиллерией... Это у Вас, подпоручик, сотня человек, которых можно спрятать в любом лесу. А у меня в полку - более трех с половиной нижних чинов, полсотни офицеров,.. Да одних только лошадей сто пятьдесят голов. А обозы с патронами, продовольствием и фуражом? Артбатареи?.. Вы - утописты, господа!
   - Если идти несколькими колоннами сначала вдоль Нарева, а потом - Буга, - показываю на висящей на стене карте, - то полк будет двигаться компактно. Сто километров - это три дня пути. Взять с небольшим запасом консервы и фураж, если решитесь бросить обозы, каждому солдату ноша будет по силам. Все попадающиеся по дороге германские части уничтожать, чтобы информация о нашем движении не просочилась к противнику, заодно разживетесь винтовками и патронами. Я со своим отрядом буду работать сторожевым охранением...
   - Допустим, а как Вы добьетесь разрешения вывести солдат за пределы крепости? Генерал Бобырь Вам точно не разрешит.
   Ну, вот и настало время открыть все карты. Точнее, достать тот заветный листочек, врученный капитаном Бойко.
   - Извините, господа. - С этими словами расстегиваю китель, достаю из внутреннего кармана пакет из вощеной ткани. Ножом распарываю нитки, достаю еще конверт из пергаментной бумаги, и уже оттуда на свет Божий появляется "индульгенция". Протягиваю листок полковнику. - Прошу, господа.
   Александр Васильевич берет бумагу в руки, Федоренко и Берг заинтересованно придвигаются, чтобы удобней было читать. Текста там немного: "Предъявитель сего является офицером для особых поручений командующего армиями Северо-Западного фронта. Военным и гражданским чинам предписывается оказывать всемерное содействие. Генерал от инфантерии Алексеев".
   - Шустрый Вы... партизан, Денис Анатольевич. На все ответ найдете, и бумажка у Вас сильная. Я не говорю "Нет", но все необходимо как следует обдумать. Давайте вернемся к этому разговору завтра, а сегодня - идите, господа, отдыхайте. - Асташев вежливо дал понять, что аудиенция закончена.
   - Простите, господин полковник, еще один вопрос. Не подскажите, как могу я связаться по радио с штабом 2-й армии? Хотел сообщить о выполнении задания.
   - Это можно сделать только с разрешения начальника штаба. Вам завтра представляться ему, заодно и решите этот вопрос...
  
  
   Стоило появиться в расположении, как ко мне подошли Оладьев с Михалычем.
   - Неважнецкие дела, Денис Анатольевич. - Сергей Дмитриевич выглядит озабоченным. - По всей казарме ходят разговоры о близкой сдаче крепости. Только малая часть, в основном старослужащие, готова воевать. Молодые, недавно призванные, кричат во всю глотку о том, что в плену лучше, чем в окопах. Более того, появлялась пара каких-то агитаторов, чуть ли не митинг устроили, мол, во всем виноваты царь и генералы с офицерами. Дескать, гонят нас, бедных-несчастных, как скотину, на убой, а сами жируют с кровушки солдатской.
   - Могу Вам сказать, Сергей Дмитриевич, что среди офицеров - примерно такие же настроения, с той только разницей, что во всем виноват тупой комендант Бобырь, дурак и трус... Наши как?
   - Мы заняли одну сторону казармы, держимся все вместе. - Михалыч спокоен и невозмутим, прям, Чингачгук какой-то. - К нам подкатывали, интересовались настроением, спрашивали что, да как.
   - И что?
   - Да ничего. Послали их, куда Макар телят не гонял. А чтоб неповадно было вдругорядь лезть, мои казаки с погранцами спор устроили, кто кого в рукопашке одолеет. Выборных бойцов выставили. Тока без оружия. Ну, как на базе, занятия проводили. До сих пор балуются.
   - А вот это - молодцы! Здорово придумали!.. Значит, вот что... Нам здесь, наверное, только переночевать придется, а там - пойдем дальше. Крепость больше двух дней не протянет, сами видите. Поэтому с утра иду к начштаба, попробую дать радиограмму нашим в штаб. Ну, а дальше - собираемся и уходим. Если повезет, с нами пойдет 249-й Дунайский. Их полковой командир сейчас думает: оставаться, или нет. Ужинаем сухпаем, если не будет других вариантов. На ночь надо будет выставить дежурных, мало ли что...
   Разговор сам собой прервался, когда зашли в отведенную роте часть каземата. На свободном месте между нарами шел ожесточенный бой... почти без правил. Двое погранцов, сняв сапоги и ремни, боролись, как я понимаю, за звание чемпиона казармы по рукопашному бою. Оба уже красные, потные, тяжело дышащие, сошлись снова. Видно, взыграл гонор, и никто не хочет уступать. Но самое интересное было в том, что их окружала толпа солдат, и не только моих. Соседи тоже пришли посмотреть на бесплатный цирк. Отовсюду, даже с верхних нар, где расположились счастливчики, занявшие лучшие места, неслись азартные выкрики.
   Наконец, один из бойцов допустил промашку, и был пойман на болевой, и ему пришлось хлопнуть по полу, признавая поражение. Конец схватки отозвался ревом голосов. Блин, хоть шапку по кругу запускай, - озолотиться можно! Недавние соперники обнялись, хлопнули друг друга по плечам и собирались уступить место следующей паре, но из толпы "гостей" раздался голос:
   - Постой, паря! Со мной сойдешься? - Вперед, отдав кому-то фуражку и расстегнув ремень, выходит какой-то незнакомый унтер. Которого местные "фанаты" поддержали одобрительным гулом.
   - А не боишься, дядя? - Разгоряченный погранец оборачивается к новому поединщику.
   - Ты меня сначала завали, а уж потом я тебя бояться буду. - Унтер, не торопясь разувается и двигается вперед.
   - Ну, как знаешь. Только потом чтоб обид не было. - "Чемпион" идет ему навстречу...
   Ой, нарвется сейчас мой обалдуй! Унтер, дождавшись захвата, плавным движением обтек противника и в свою очередь попытался провести удушающий. Нет, не зря я гонял их до седьмого пота! Накрепко вбитое на тренировках движение, - и унтер падает... Но в падении умудряется подбить ноги противника. Так что на пол грохнулись оба... Никогда не считал себя азартным человеком, но сейчас поддался настроению толпы. Хотя, впрочем, не я один. Вон, Михалыч непроизвольно двигает плечами, примеряя схватку на себя, Оладьин тоже не остается равнодушным, глаза горят, что те фонарики. Хотя, мне больше интересны унтеровские движения. Что-то похожее на казачий стиль, но в то же время неуловимо отличающееся в деталях...
   Бой между тем уже закончился. Победой унтера к радости соседей, выразившейся в громком, торжествующем рёве. Погранец прижат к полу, рука на болевом удержании. Отпущенный победителем, встает, разминает кисть и локоть, виновато смотрит на свою группу поддержки. Так, а не размяться ли мне лично?
   - А со мной, унтер, слабо?
   - Дык это, Вашбродь... Нельзя нам. Подсудное ж дело, ежели что...
   - Да не робей, пехота! Даже если проиграю, слово даю, - ничего тебе не будет.
   Расстегиваю портупею, не слушая Митяева, который сам рвется в бой, сапоги долой, выхожу на "ринг". Унтер валко поводит плечами, движения чем-то напоминают китайский стиль пьяного, пытается захватом поймать за ворот. А мы тебя вот так! Проворачиваюсь навстречу, правая рука взлетает под локоть противника, захват за рукав, тянем на себя, поворот корпуса в обратную сторону, левой рукой "обнимаю" за голову, указательный и средний пальцы давят на точку между основанием носа и верхней губой. Круговым движением запрокидываю голову противника вверх, затем вниз, унтер сдавленно охает и падает. Да, вот эту точечку ты и не знал... Твою мать, растяпа хренов!.. Тоже падаю, причем с трудом перехожу в кувырок назад. И как это он меня зацепил? Не углядел. Ладно, все мысли из головы вон, есть только ты и твой противник... Унтер осторожничает, крутит несколько обманных движений, затем быстро делает захват за локоть. Который я ему позволяю, а потом, вместо того, чтобы выдирать рукав из руки противника, двигаюсь навстречу. Правая рука захватывает кисть противника со стороны мизинца. Запястье согнуто, локоть - тоже. Замечательно! С шагом назад сажусь на одно колено, нажимая на захваченную кисть. По себе знаю, это очень больно и неприятно, но унтер рушится рядом, не проронив ни звука. Хлопает ладонью по полу, признавая поражение... Встаем, он потирает запястье, которое, видно, я все-таки помял. Но улыбается.
   - Ну и хитры Вы, Вашбродь! Николи такого не видывал. Покажете ешо разик?
   Ну, для хорошего человека ничего не жалко. Медленно, с объяснениями, показываю прием еще раз.
   - Благодарствуем за науку, Вашбродь!
   - А теперь ты покажи, как сначала меня сбил.
   - Ну, дык ето просто. Коли падаешь, одну ногу под себя нужно поджать, другой супротивника за пятку подцепить, а потом ужо поджатой ногой в колено и ударить. Да не прямо, а по кругу.
   Да, все просто. Обычные "ножницы", только сбоку. И движение ногой не прямое, а по спирали.
   - Ты где так драться научился?
   - Дык, дед учил. Хоть и в годах уже был, а нас, всех четверых, по двору, как котят гонял. Теперича вот батя сынов моих учит.
   - А что не сам? У тебя, вроде, неплохо получается.
   - Батя сказал, шо молод я других учить. Поди, грит, на войну, там учись, ума набирайся. А возвернешься, ежели по сердцу будет твоя наука, пущу мальцов учить.
   - И где же такие богатыри живут на земле русской?
   - Тверские мы. А про богатырей, так ето не к нам, ето вон к их благородию прапорщику Завьялову. Он нам все про богатырей стихи читал. Етого... как его... А, господина Пушкина!
   - Про Руслана и Людмилу?
   - Ага. Тока у нас в деревне каждый, почитай, богатырь. Как на масленицу мужики на реку выйдут, да Минька-гармонист заиграет "Кровь младенька грает, побузиться хочет", дык тока держись! Ухайдокают в два счета. И фамилие не спросют...
   Наш разговор был прерван появлением Пантелеича, который объявил, что ужин готов, типа, кушать подано. Остаток вечера прошел, как говорили в далекое Советское время "в теплой и дружеской обстановке".
   С утра получил почти эротическое удовольствие. После двух недель умывания в ручьях и соскабливания щетины ножом, пусть и очень острым, просидеть аж пять минут с распаренным полотенцем на мордочке, потом быть побритым настоящим парикмахером из нестроевых все того же Дунайского полка настоящей бритвой с помощью взбитого настоящего мыла и горячей воды, и в качестве "десерта" быть обрызганным настоящим одеколоном, - ощущения выше среднего, причем, намного! С самого подъема полковник Асташев прислал нам маленького щуплого брадобрея, который "осчастливил" своим искусством сначала меня, потом Волгина, Оладьина, и, за компанию, Михалыча. Тепло попрощавшись с маэстро, очень характерно произносившим звук "р", и отдав в качестве благодарности пачку трофейных сигарет, помчался искать сапожную щетку и ваксу. Нашел только у денщиков, которые выпали в осадок, узнав, что у командира роты нет их коллеги, и что вышеупомянутый командир собирается САМ!.. чистить свои сапоги!!! В ответ на предложения помочь, выдал в эфир "Не учите меня жить...", превратил свои "шузы" в подобие зеркала, и умотал в штаб крепости представляться начальству и решать свои проблемы.
   К начальнику штаба попал довольно быстро, через каких-то полтора часа ожидания в компании с другими "везунчиками", предъявил официальную бумагу, полученную как раз на такой случай, мол "Подпоручик Гуров с Особым партизанским отрядом выполняет..." за подписью нашего командарма. Генерал-майор Глобачев уделил ничтожному подпоручишке аж целых две минуты, выслушав доклад и просьбу разрешить связаться со своим начальством. Собственно, сам доклад занял тридцать секунд, остальные полторы минуты ушли на обдумывание ответа и требование показать ему текст радиограммы. К этому повороту событий я подготовился с вечера, и перед глазами начальства появился листок с колонками непонятных цифирок. На вопрос "Что это?" был дан развернутый и исчерпывающий ответ, что это - шифровка, и ключ к шифру я могу дать только по личному указанию командующего 2-й армией. На самом деле перед выходом на задание мы с Валерием Антоновичем договорились, что если представится возможность, будем общаться по радио с помощью нехитрой уловки. В качестве ключа к шифру мы решили использовать романс Булата Окуджавы, спетый Анатолю Дольскому в "Вечер откровений". Начиная с конца текста, каждая буква имела свой номер, получился цифровой алфавит. А для пущей секретности Бойко предложил воспользоваться новым, в смысле, "моим" алфавитом. Без ятей, еров, фетов и подобной ерунды. Текст донесения был краток: "Задача выполнена. Потери: пятеро убитых, двенадцать легкораненых. Нахожусь в Ново-Георгиевске, крепость собираются сдать. Буду уходить к линии фронта".
   Начальник штаба, недовольно посопев, все-таки разрешил воспользоваться радио, о чем и информировал появившегося по звонку адьютанта-делопроизводителя. Затем сдуру спросил, что еще желает мелкий, наглый, назойливый тип с погонами подпоручика. В смысле, чем он еще может быть полезен генералу от инфантерии Владимиру Васильевичу Смирнову. В ответ получил заверения, что Его Превосходительство будет очень признателен, если его Особый партизанский отряд выпустят без всяких проволочек из крепости. Представитель этого отряда в моем лице получил искреннейшие заверения в том, что никто не будет мешать катиться нам ко всем... жителям определенной области тонкого мира, чаще всего пахнущего серой, лишь бы не создавали проблемы для начальства. В переводе на русский язык это означало:
   - Получите пропуск на выход в строевой части. Более не задерживаю.
   Все складывалось как нельзя более удачно, если бы... В этот момент не появилось... ОНО, по названию, - как у Кинга. К Мужскому роду ЭТО на мой взгляд трудно было причислить по морально-деловым качествам, а к женскому - мешали кустистые седые брови, бакенбарды, усы и мундир. Комендант генерал от кавалерии Николай Павлович Бобырь нарисовался с той стороны дверей, когда подпоручик Гуров собирался, открыв вышеназванную деталь интерьера, покинуть кабинет. И пришлось этому подпоручику сделать шаг назад, потом - в сторону и повернуться налево и принять строевую стойку, дабы приветствовать ярчайшее светило в российской военной науке сдавать без боя мощнейшие крепости. А еще "принять перед лицом начальствующим вид лихой и придурковатый", вспомнив слышанную когда-то цитату от Петра Алексеевича, "дабы разумением своим не смущать начальство". Стоим "грудь колесом", едим глазами начальство, выражение лица - тупое, но решительное. Вроде, как понравилось. Похожий на старого облезлого кота генерал проходит мимо, безразлично бросает:
   - Кто таков?
   - Подпоручик Гуров, Ваше Высокопревосходительство!!! - Ну, орать - не мешки ворочать, а генералу понравилось.
   - Свободны, подпоручик. - Бобырь поворачивается к своему начштаба, и, прикрывая дверь, непроизвольно слышу. - Николай Иванович, я только что радировал в Ставку...
  
   Прекрасно могу себе представить, Чего он там нарадировал. И в связи с этим нужно как можно быстрее отправить свою депешу. Так, а что там на улице за грохотание? Типа, грозовые раскаты, но при безоблачном небе. Кажется, догадываюсь, - громы и молнии имеют исключительно крупповское происхождение. Оживились, блин, гансы!
   Адъютант, закончив выписывать пропуска, протягивает мне два листочка бумаги, и, видя мою вопросительную мордочку, мрачно поясняет:
   - Германцы начали штурм II и III фортов. Скоро всему конец... А Вы-то на что надеетесь, уходя из крепости?.. Лучше уж плен... Или пулю в лоб...
   Не самое подходящее время вступать в бесплодные дискуссии, поэтому исчезаю, буркнув вполголоса:
   - Вольному - воля. Хочет - живет, хочет - удавится.
   Спешу. Через десять минут быстрого шага предъявляю пропуск часовому возле радиостанции. А еще через минуту чернявый юноша очень интеллигентного вида, отрекомендовавшийся прапорщиком Бенинсоном, с удивлением рассматривает столбики цифр на листке блокнота и на всякий случай переспрашивает:
   - Что, так и передавать?
   - Да, именно так. И, пожалуйста, постарайтесь ничего не перепутать.
   - Как можно-с? И за кого Вы нас принимаете? - С этими возмущенными словами, прапор отправляет унтера-телеграфиста на "покурить" и, заняв его место, начинает передачу. Две минуты, и дело сделано. И сделано очень вовремя. Потому, как почти сразу же звонит телефон, стоявший рядом на столе. Местный "Маркони" берет трубку, представляется, а потом его лицо начинает выражать сильное недоумение и растерянность:
   - Так точно... Я уже отправил радиограмму... Что?.. Никак нет... Слушаюсь...
   Дав отбой, радист ошарашено смотрит на меня, потом трагическим шепотом выдает:
   - Только что звонил сам начальник штаба... Интересовался, отправлена ли Ваша радиограмма. Потом приказал от Вас ничего больше не передавать...
   - А больше ничего и не нужно. Спасибо, господин прапорщик. Я через пару часиков заскочу к Вам, - а вдруг ответ будет?
   - И все-таки, интересно, что же там было написано?
   В ответ многозначительно улыбаюсь, прикладываю указательный палец к губам, призывая к молчанию, потом, достав спички, демонстративно сжигаю текст шифровки и исчезаю за дверью. Теперь мне срочно надо к своей роте! Бежим туда со всей возможной поспешностью, которую может себе позволить офицер Российской армии. И на ходу вспоминаем старый анекдот: "Почему в армии полковники не бегают? Потому, что в мирное время это вызывает смех, а в военное - панику". Потом в голову приходит мысль. Одна, но очень важная и значимая. А что, если Бобырь радировал в Ставку о невозможности далее защищать крепость, о своих "героических", но напрасных усилиях, о грудах убитых германских солдат, закрывающих сектора обстрела пулеметам, о супертяжелых снарядах чудовищных пушек, от взрывов которых бетонные казематы лопаются, как ореховая скорлупа, и так далее!.. Мы, в смысле, моя рота, мой отряд абсолютно не нужны ему в качестве свидетелей его трусости, а, может быть, и предательства. И не выпустит он нас из этого каменного мешка, сдаст вместе со всеми остальными в плен. Ну, это он так думает, что сдаст. Не знает, дурень, с кем связался! Дорого обойдутся кошке мышкины слезки! Как бы не летальным исходом для него все может закончиться... Вот, уже и казарма рядом. Залетаю в свой каземат, там - тишь, да гладь, да Божья благодать. Народ частью дрыхнет, частью травит байки. Настроение боевое, без какой-либо паники. Замечательно!
   Подошедший Михалыч рассказывает последние новости. Прибегал вестовой из штаба, затребовал кого-нибудь из господ офицеров для постановки роты на довольствие, несмотря на то, что получено "добро" на выход из крепости. Волгин ушел разбираться, до сих пор не вернулся. Оладьин предупредил, что пойдет проведать каких-то знакомых в штабе, вернется к обеду, или чуть позже.
   Черт! Как же не вовремя! Сейчас нужно держаться всем вместе, а не бегать по крепости! Ладно, делать нечего, будем ждать... Кстати, насчет обеда! Надо будет озадачиться запасом консервов на дорожку. А то германские поднадоели, хочется "Щей с мясом и кашей" от отечественного производителя. Хотя бы. Так, ладно, все соберутся, тогда устроим военный совет. А пока схожу, посмотрю, как там дела у штабс-капитана Федоренко.
   - Михалыч, роте - полная боевая готовность. Не уверен, но вполне допускаю, что придут нас разоружать. От имени коменданта. Расставь стрелков по окнам, пулемет - на вход. В общем, быть готовым ко всяким неожиданностям. Может, и немного паникую, но лучше перебдеть, чем потом сокрушаться. Я - к соседям. Посмотрю, что там творится. Скоро буду. Да, и не пристрелите меня по ошибке.
   Митяев широко улыбается, показывая, что командирскую шутку понял и оценил. А я уже бегу в гости к дунаевцам. Там, как Винни-Пух, всеми лапами попадаю в растревоженный улей, только пчелки уж больно большие, да и одеты в солдатскую форму. Но жужжат точно так же. Тема, насколько понимаю, у всех одна: идти в плен, или к линии фронта. Пока простой народ перебирает плюсы и минусы обоих вариантов, нахожу шестерых, нет, восьмерых прапорщиков батальона в отдельной комнате. В компании нескольких бутылок водки, пачек папирос и пары пепельниц, полных окурков. Это, типа, они так переживают грядущие изменения в своей жизни. От предложения присоединиться отказываюсь, спрашиваю, где начальство, получаю неопределенный ответ, мол Федоренко с Бергом куда-то час назад ушли, и больше не появлялись. Корчу разочарованную мордочку и убегаю обратно к себе. Блин, все где-то бегают, какие-то вопросы решают, один я не у дел, позабыт, позаброшен... Хотя, кажется, знаю, чем заняться.
   Возвращаюсь к себе, сажусь в "канцелярии", и не торопясь, под папиросу с крепким чаем после сытного обеда (спасибо дежурным!), еще раз прорабатываю по карте наш анабазис, не претендуя, впрочем, на лавры нового Ксенофонта. Самую большую проблему составляет форсирование рек. Если мы будем уходить по правому берегу, то придется переплывать Нарев у Зегржа после слияния с Бугом, а потом двигаться к Цехановцу. Это при условии, если идти на восток. Есть альтернативный вариант - переправиться на левый берег Нарева сразу за Новогеоргиевском, а потом двигаться тихонько на юго-восток в направлении Дрогичина, и там форсировать вышеупомянутый Буг... М-да, задачка... Самое хреновое - пользоваться придется гансовскими переправами. Наверное, от этого и придется танцевать. Где будет возможность, там и переправимся...
   Мои стратегические размышления были прерваны появлением сначала Ивана Георгиевича, который обрадовал возможностью порезвиться на продскладах, в смысле постановки роты на полное довольствие. Видно, некоторые генералы действительно решили нас сдать немцам с потрохами. Интриганы, блин! Им в голову, наверное, даже и не приходит, что мы все равно уйдем при любом раскладе. Ну, не нравится нам здешний климат. В основном, - моральный. Волгин снова исчезает, обещая появиться через минут двадцать.
   После обеда отправлю Оладьина с бойцами на склады затариваться продуктами. А то взяли некоторые моду ходить по знакомым, когда командиру скучно. Наверное, мои негодующие мыслеформы были ретранслированы в голову нужного абонента, поскольку буквально через пару минут Сергей Дмитриевич соизволил явиться в канцелярии, причем, отнюдь не в одиночестве. Вместе с ним пришли еще трое офицеров. Оп-па, а одного из них я знаю! Тот самый прапор из артупра, который у меня самым наглым образом выцыганил люгер взамен на пару ящиков пироксилина. На ловца и зверь бежит!.. Так, а что это он смущенно мнется за спинами товарищей? Ладно, все по порядку.
   - Денис Анатольевич, знакомьтесь! Прапорщик Бер Николай Павлович. Подпоручик Стефанов Дмитрий Любомирович. Прапорщик Синельников... Матвей Матвеевич.
   Ага, значит, знакомого прапора зовут Матвеем...
   - Очень приятно, господа. Командир отдельной роты подпоручик Гуров. Присаживайтесь... Чем обязан?
   - ... Денис Анатольевич, мы с Сергеем Дмитриевичем учились вместе в школе прапорщиков, хорошо знаем друг друга. - Слово берет прапорщик Бер, худощавый шатен с ярко выраженной интеллигентной внешностью. - Он нам рассказал о том, как вы воевали, и, самое главное, о том, что ваш отряд уходит из крепости к нашим. Мы хотели бы присоединиться к вам. Ни мне, ни Димитру совсем не хочется сидеть в лагере военнопленных, когда вся страна воюет.
   Ну, про всю страну он, пожалуй, для красного словца ввернул, но мотивация понятна. Ладно, слушаем дальше.
   - Вы понимаете, господа, что сие мероприятие будет очень сложным и трудным? И не факт, что закончится благополучно?
   - Да, конечно, оно не будет похоже на увеселительную прогулку. - Теперь слово берет уже смуглый, чернявый подпоручик со странным именем "Димитр". Скорее всего, из южных славян, - то ли серб, то ли болгарин. - Но цель того заслуживает. Я хочу воевать с бошами, а не выслушивать от них оскорбления в лагере. Моя война еще не закончена.
   Так, с этими все понятно. А третий?
   - Матвей Матвеевич, а Вы что скажете?
   И тут звучит такое, что чуть не падаю со стула!.. С интонациями в стиле "Люди добры! Поможите, кто чем может, мы сами - не местные!".
   - Господин подпоручик... Денис Анатольевич... Мне очень нужно выбраться! Мне никак нельзя попасть в плен! У меня батюшка, купец первой гильдии, - при смерти!.. Надо наследство получать! А то братья все без меня поделят!
   Б..!.. Ё..!.. Твою...!.. Других слов и мыслей почему-то не возникает! Вот уж, действительно, кому - горе, кому - радость! И чего с этим "пассажиром" делать прикажете?.. Видно, мои сомнения отразились на лице, потому, что прапор быстро продолжил:
   - Господа! Я ж не просто так! Я ж отблагодарю!
   Ну, что это не будет просто так, - и ежику понятно. Интересно, а чем и как ты нас благодарить будешь?
   - И что же вы можете нам предложить, Матвей Матвеевич? - Надеюсь, он поймет иронию.
   - Я много чего могу... Ежели крепости амбец... Простите, ежели крепость германцу сдают... У меня есть доступ ко многим хранилищам... Я могу...
   Так, понятно. Никто ни у кого отчетности спрашивать не будет, следовательно, со складов можно тащить все, что захочешь. Только вот, чего там интересного может быть? Опять пироксилин? Так нам его много и не надо... Стоп! Чего он там бухтит?!
   - ... Могу со склада револьверы выдать. Их там много, сотни две лежит.
   - Какие револьверы? - А вот это очень интересно. Типа, сбывается мечта идиота, - вооружить короткостволом всех бойцов. - И в каком состоянии?
   - Наганы офицерские. Заложены на склады были с начала войны. И патроны к ним... И кобуры...
   - Если добавите к вышеназванным наганам еще сотню патронов для крепостного ружья Гана, будем считать, что договорились.
   Купчина недолго думает, потом утвердительно кивает головой, показывая, что согласен. Замечательно! Просто праздник какой-то!
   - Матвей Матвеевич, скажите прапорщику Оладьину куда и во сколько подойти, и идите, готовьте револьверы.
   После отбытия незадачливого наследника, обращаю внимание, что остальные гости смотрят на меня недоуменно, с долей брезгливости.
   - Господа, прошу не обращать внимания на этот торг. С такими типами по другому нельзя. Вы же сами все видели и слышали. На руках никто его нести не будет. Я только даю ему шанс спасти свою никчемную жизнь... И наследство батюшки, сто лет ему здоровья.
   - Простите, но зачем Вам столько наганов? Не на базаре же Вы их будете продавать!
   - Дело в том, Дмитрий Любомирович, что наша рота выполняет особые задачи, о чем Сергей Дмитриевич Вам, наверное, уже поведал. Так вот, во многих случаях моим солдатам удобнее пользоваться не карабином, а револьвером, или пистолетом.
   - Но у Вас же всего около сотни человек. Это что, по два нагана каждому?
   Ага, и будем изображать пародию на техасских рейнджеров времен Гражданской войны с двумя кольтами в кобурах...
   - Нет, Николай Павлович. Это - запас на будущее.
   Наш разговор прерывает появление Волгина. И по лицу видно, что случилось что-то неприятное.
   - Господа! Форты внутренней линии пали! Германцам осталось промаршировать три версты, и они - у стен редюита!
   - Простите, господа, мне надо идти на батарею! - Стефанов резко вскакивает со стула. - Николай, и ты поторопись к своим саперам!
   - Куда Вы собираетесь? - Иван Георгиевич с мрачной усмешкой смотрит на "гостей". - В крепости полная анархия и дезорганизация. Офицеров почти не видно, солдаты толпами шляются, где хотят. Кричат, митингуют.
   - Простите, господин штабс-капитан, но мы должны быть на своих местах! - Голос Стефанова звучит твердо и немного вызывающе. - Наше место сейчас там! Скоро германцы будут уже у стен крепости!
   - Хорошо. - Сейчас их не переубедить, да и надо ли? - Мы до вечера будем здесь. Потом уходим. Не опоздайте.
   Когда они убегают, посылаю Оладьина, пока не поздно, за револьверами, а получать продукты отправляется группа унтера Чернова. А сам сижу и обдумываю мысль, пришедшую в голову при разговоре. Но времени на это уходит мало, вскоре начинаются неприятности. Не проходит и пятнадцати минут, как в расположение влетает один из его бойцов и, что есть силы, высвистывает "тревогу". Собственно, сам сначала услышал сигнал, выскочил из канцелярии. И только потом увидел растрепанного, запыхавшегося погранца, вокруг которого уже стояла толпа.
   - Что случилось?!
   - Там... Эта... Наших бьют... Толпа - сотни две где-то... Хотят склад грабануть... Наши с кладовщиком внутри заперлись... Меня и Ваську отправили за подмогой... Ф-фух... Нас переняли сразу у ворот... Васька крикнул, чтобы я бежал... А он энтих придержит...
   ТВОЮ МАМАН!!!... В два прыжка оказываюсь в комнате, ножны цеплять некогда, шашку в руку, обратно в коридор, и понеслись! Не знаю, сколько времени заняла дорога, но когда подбежал, веселье было в полном разгаре. Трое каких-то придурков месили ногами тело возле ворот... Суки!!! Убью!!!... Подбегаю совсем близко, первый слышит мои шаги, оборачивается и ловит с левой руки рукояткой люгера в лоб. Все, глазки - в кучку, и - на землю. Второй спустя долю секунды получает сапогом под ребра и, скрючившись, улетает в сторону. Третий, не обращая ни на что внимания, в очередной раз заносит для удара руку с неизвестно откуда взявшейся кочергой... А вот хрена тебе, урод!!! Кончик шашки чиркает по руке чуть пониже запястья, железяка выпархивает из ставших непослушными пальцев, проносится мимо меня и бренчит по булыжникам мостовой. Кровь широкой струей брызжет из раны, рот в обрамлении давно нечесаной бороды начинает раскрываться в крике... И закрывается от "саечки" пистолетом снизу под челюсть. Прямым с ноги отправляю скотину в полет. Надеюсь, что последний.
   Проскакиваю в ворота и вижу красивую такую картину: на каменном "быке" стоит какое-то чудо в солдатской форме и во всю мощь своей глотки вещает собравшимся внизу слушателям:
   - Товарищи! Нас всех предали! Предали офицеры и генералы во главе с самим царем! А женка царская, - так вообще германская шпиенка! Что им солдатская жизня, товарищи?! Ни в грош не ставится, нас постоянно гонят на убой, не думая о том, что мы - тоже люди! За что мы здесь воюем?! За какие-то проливы, которые ни мне, ни вам не нужны? За то, чтобы буржуи стали еще богаче, наживаясь на поставках в армию? Чтобы, пока мы здесь воюем, там, дома, наши семьи пухли с голоду, не имея возможности купить хлеба, этими же буржуями припрятанного? Вот вы давно со своими бабами спали? А щас они за горстку муки с лавочником, аль мельником на сеновале кувыркаться будут! А эти золотопогонники и на фронте жируют. С мамзельками - санитарками какаву пьют, да шоколадом заедают, в шелковом белье ходют!
   Теперь, братцы, пока не поздно, надо взять все и поделить по справедливости, а офицериков и шкур-унтеров - на штык насадить!
   Стоп, а мордочка эта мне знакома... Как его?.. А, Миша Бейцин собственной персоной. Агитатор, бл.., хренов!..
  
   Гуров не ошибся. Это был именно Михаил Бейцин, который сейчас сдавал в некотором роде выпускной экзамен. Настоящим режиссером, а заодно и экзаменатором был член РСДРП с опытом проведения агитационной и подрывной работой в воинских частях с 1905 года, и, по совместительству, - агент охранного отделения младший унтер-офицер Макар Степанович Черешнин.
   Предпочтя небезопасной передовой, на первый взгляд, тыловую крепость, он занимался натаскиванием молодых марксистов-агитаторов. Вполне естественно, что Миша, после неудачной словесной дуэли с Гуровым, прибежал к Макару Степановичу с нытьем в тональности: "Наших бьют". Черешнин, опасаясь, что все "разрушенное непосильным трудом" пойдет насмарку, доложил крепостному жандармскому начальнику штабс-ротмистру Мазепенко, что: "тут среди офицеров некий подпоручик Гуров, Карлу Марксу налево и направо цитирует. Не эсдеками ли засланный будет, больно уж замашки схожие?".
   По удивительному совпадению фамилия сего офицера оказалась знакомой. Не далее, как несколько часов назад, лично генерал Бобырь приказал присмотреть за "пришлым смутьяном и не пущать его из крепости", а за неделю до этого ориентировка на некого партизана Гуроффа, поступила от настоящих хозяев штабс-ротмистра - офицеров разведотдела германского генштаба...
   Штабс-ротмистр жандармерии Иван Степанович Мазепенко происходил из той, по счастью меньшей, части малоросской шляхты, которая попала под державную руку Российских монархов в результате завершения "коррекции" территории Речи Посполитой, впитав при этом в себя вместе с кровью все недостатки гонористых ляхов и сластолюбивых османов. Кто оказался виноватым больше: его пра..прабабка, гордая тем, что её использовал для постельных утех один из бастардов графа Потоцкого, или турецкие янычары, занимавшиеся тем же самым, но прямо на земле, "без отрыва от производства", в смысле, - грабежей и поджогов, не смог бы разобраться ни знаток генеалогии, ни сам "крестный отец" генетики Уильям Бэтсон. Но в последнем представителе данной ветви эти зловредные гены превысили критический порог. А может быть внесла свою лепту и фамилия.
   Еще в училище юнкер Мазепенко, которого однокашники именовали не иначе как "Мазепой" полностью соответствовал одному из толкований этого прозвища - грубиян, неряха. Выпуск в полк ничего не исправил: страсть к карточной игре, соединенная с категорическим нежеланием отдавать долги, слишком вольное отношение к казенным суммам, должны были закономерно завершиться позорным изгнанием со службы. Но, как, ни странно, Ивана Степановича спасли события 1905 года и разгул революционного террора на просторах Российской Империи. Значительная часть офицеров, коим выпала судьба противостоять вспышкам насилия, отнеслась к этому, как к работе хирурга, который вынужден порой брать в руки скальпель, дабы спасти жизнь человека, а часть, в основном - гвардейцы, вообще отказались "играть роль полицейских". Иван Степанович же, напротив, понял, что ему достался редкий шанс сделать карьеру. Действуя почти по рецепту своих польских родичей: "Холопов - огнем и мечом", он не брезговал сам пускать в ход тяжелые кулаки, или плетку, предварительно проверив, надежно ли связаны руки, не делая различия по половой, или возрастной принадлежности бунтовщика.
   Но увлекшись "искоренением смуты", Мазепенко несколько перестарался и, дабы избежать бойкота сослуживцев, решил перейти в жандармский корпус. Неистребимая болезнь России - матушки - кумовство помогло борцу с революцией.
   Когда-то еще Грибоедов вложил в уста Фамусова слова: " Как будешь представлять к крестишку иль местечку, Ну как не порадеть родному человечку?". Именно в соответствии с этим "рецептом" графиня Н, желающая сделать приятное своему "близкому другу", замолвила словечко перед тайным советником В, которому штабс-ротмистр, скрепя сердце, пару раз "удачно" проиграл некоторые суммы, а тот в свою очередь обратился к генералу М, который был ему некоторым образом обязан, и в итоге, последний в этой цепи, закрыв глаза на все грехи штабс-ротмистра, подписал бумаги на перевод.
   Так жандармерия Российской Империи "обогатилась" новым пополнением. Увы, именно подобные индивидуумы и создали тот негативный образ "душителя свободы", "унтера Пришибеева", который чернил в глазах общественного мнения те сотни людей, которые, не зная покоя, вели борьбу с внутренними и внешними врагами. И к которым так называемая интеллигенция, которая, подобно графу Льву Толстому, возмущаясь "хладнокровным контрреволюционным насилием государства", сразу же мчалась за помощью, когда "пламя бунта народного" могло испепелить их уютные усадьбы.
   Сослуживцы в основном сторонились нового коллегу. У них вызывали неприятие излишняя вкрадчивость и слащавость Мазепенко в общении со старшими, или более удачными коллегами, и одновременная грубость с подчиненными, а также готовность лично помочь в выбивании показаний из задержанных. Штабс-ротмистр не владея и, откровенно говоря, и не пытаясь обучиться весьма модному тогда искусству джиу-джитсу, больше полагался на массивные кулаки, и несколько не типичную для его комплекции подвижность. В общем, служил Иван Степанович, как умел, себя не забывал, обрастал агентурой из эсеров и эсдеков, не брезговал и уголовниками, но была у него одна тайная страстишка - совсем юные девочки. Тем более, что недостатка в тайных неподнадзорных притонах не было. Многие газетные объявления предлагали воспользоваться для коротких встреч услугами гостиниц с роскошью, отдельными номерами в разных стилях - Ампир, Маркиз, Людовик, Рококо, Фантазии, прекрасными пружинными кроватями с балдахинами в китайском стиле от 1 до 3 руб. Все было хорошо, служебное положение служило практически непробиваемым прикрытием, если бы не его командировка в Ригу.
   Прибыв в город, он остановился в одном из небольших пансионов, который ему в порыве пьяной откровенности настоятельно рекомендовал один из постоянных карточных партнеров. Владелица заведения, почтенная фрау Мюркель, содержала двенадцати - четырнадцатилетнюю прислугу, задача которой состояла не только следить за порядком в номерах, но и оказывать абсолютно всяческие услуги любвеобильным постояльцам. Неделя пронеслась незаметно, но как-то утром, одна из его малолетних пассий подняла крик. Естественно, сбежались люди и в случае необходимости два, а то и три свидетеля (не считая "пострадавшей") готовы были подтвердить факт растления несовершеннолетней, соединенные с физическим насилием. Мазепенко попытался сыграть образ разъяренного честного служаки и поэтому вопли типа: "Не потерплю", "Разорю", "Сгною на каторге, курва немецкая" были слышны, вероятно, за квартал. Но тут в дело вмешался уже немолодой господин, в строгом гражданском костюме, но с военной выправкой.
   Властным движением руки, он выпроводил из номера всех и на вполне хорошем русском языке предложил "побеседовать, как цивилизованные люди". В разговоре, показав великолепное знание законов Российской Империи, господин отрекомендовавшийся коммерсантом из Германии Мюллером, просветил присмиревшего жандарма о том, что: "За сии деяния, в соответствии с Уложением о наказаниях уголовных от 1885 года, полагается "лишение всех личных и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и ссылка на жительство в Сибирь, или содержание в исправительных арестантских отделениях. А если учесть еще и фотографии, которые могут попасть в газеты, то герра Мазепенко ждут весьма незавидные перспектив. Впрочем, если они сумеют договориться... ".
   Таким образом, в перечне завербованных немецкой разведкой и появился молодой жандармский офицер, который после начала военных действий был направлен в крепость Ново-Георгиевск...
   Немного подумав, Мазепенко приказал Черешнину:
   - Выпускай своих агитаторов, пускай бузу среди солдат затевают возле казармы, где "партизаны" расположились. Если получится, то офицеров этих в лазарет спровадить надобно.
   - А ежели мои солдатики перестараются малость, Ваше благородие, да и пристукнут их?
   - А в 1905 году ты ручки-то замарать не боялся? - Мазепенко немного удивленно посмотрел собеседника. - Парой грехов больше ни Бог не заметит, ни я не взыщу! Работайте спокойно. Хотя, нет, мне этот подпоручик нужен живым...
   Бейцин с энтузиазмом взялся за новую задачу. Еще бы, у него теперь был шанс посчитаться с этим "шибко грамотным золотопогонником", который его давеча опозорил. И спектакль начался...
  
   ***
  
  
   Чего он там пищит?! Офицеров к ответу?.. Кровь им пустить?.. Это мы сейчас посмотрим, кто кому кровь пустит! Оп-па, а Мишаня меня увидал. Глаза загорелись, на мордочке крупными буквами написана мстительная радость, типа "Щас я тебя!". Еще чуть-чуть, и натравит на меня своих дружков. Рука с люгером взлетает вверх, бахает выстрел... Ну, вот, был агитатором, стал трупом. Потому, как во лбу лишняя дырка образовалась, природой не предусмотренная. Пользуясь секундным замешательством, двигаюсь к складу. Все, я у дверей. Вся толпа почти одновременно поворачивается ко мне, мгновения мертвой тишины сменяются угрюмым, зловещим гулом...
   - Что, бандарлоги, нюх потеряли?! А ну, осади назад!
   Из толпы раздается чей-то тонкий, с истеричным подвизгиванием, голос:
   - Вот видели, братцы! Офицерье нас уже без суда и следствия стреляить! Безвинного человека убили! Бейте его, товарищи! Бейте золотопогонника, он один тута!
   Выстрел под ноги передним притормаживает напор особо рьяных мстителей.
   - У меня патронов мало, но не промахнусь ни разу. Кто хочет раньше времени на кладбище попасть?
   В ответ из-за передних шеренг прилетает обломок кирпича, разбивается об стену. Вслед за ним летит полено, которое принимаю на шашку и отбиваю в сторону. Теперь очередь булыжника, от которого уклоняюсь... И в этот момент еще один, сбив фуражку, хорошо так попадает по голове. В глазах темнеет, и на фоне этой темноты носятся разноцветные звездочки... Стоять!!! Если упаду, - затопчут, разорвут!.. Прислоняюсь спиной к стене, по лицу течет что-то теплое. И соленое на вкус. Тыльной стороной руки вытираю глаза, на рукаве - кровь... Сквозь крики толпы слышу рев Митяева:
   - Казаки!!! Шашки во-он!!! Делай, как я!!! Вперед!!!
   Зрение быстро восстанавливается, силуэты вновь обретают резкость. Справа от ворот на толпу двигаются мои станичники с Михалычем во главе. Клинки, сверкая, выписывают круги и петли, которые может увидеть только опытный боец, стоящим ополченцам-лапотникам они, наверное, кажутся розовато-кровавыми в лучах начинающегося заката кругами свистящей смерти. Попасть под такой, - что в мясорубку гигантскую сунуться. На фарш изойдешь. Агрессивная толпа в секунды превращается в испуганно-молчаливое стадо. Звучит команда "Раздайсь!". Казаки, не переставая фланкировать шашками, быстро расходятся в стороны. Последнюю точку в разговоре ставит Котяра, сменивший свое ружье на мадсен, невесомо порхающий в его руках. Рядом с ним появляются еще два расчета. Вторые номера держат стволы за сошки, первые, став поустойчивей, приникли к прицелам. Почти как расчеты МГ-34 в вермахте. Бас Федора перекрывает все звуки во дворе:
   - Всем - на колени! Быстро! Считаю до трех, стреляю в грудь!
   Очередь, веером разошедшаяся поверх голов, заставила даже самых смелых бухнуться на брусчатку. Ко мне подходит Михалыч, осматривает рану, промывает ее водой из фляжки, а затем забинтовывает голову, добродушно ворча:
   - Ну, Командир, ты и бегать. Как дал из казармы, только пятки засверкали. Я мальцом после соседской нагайки, и то так не носился. Мы - за тобой, так только вот поспели.
   - Хреново бегаете. - Пытаюсь отшутиться, несмотря на накатывающуюся слабость и предательски подгибающиеся коленки. - Вернемся на базу, будем усиленно тренироваться... Как там Васька? Ну, который погоню задерживал?
   - Дык, вроде бы нормально. Оклемался малость. Отмутузили изрядно, но на ногах стоять может. Шо с энтими делать?
   - А нагайками проводите, чтоб впредь неповадно было мародерничать, и дело с концом. Тех, кто нашего бил, разрешаю особо не жалеть...
   Через некоторое время все желавшие добраться до халявной жратвы, и, как потом оказалось, выпивки, получив отпущение грехов в виде двух отметин от нагаек на яго... чуть пониже поясницы, отправились восвояси, проклиная жесточайший произвол проклятого царизма в лице злодея подпоручика Гурова и его людоедов-казаков. Хм-м, а ведь потом, в лагере, они действительно и сами поверят и убедят других в этой сказочке. И будем мы душителями свободы и приспешниками кровавого сатрапа...
   Кладовщик, перепуганный до полусмерти, быстро выдал нам все полагающееся, рассыпаясь в многословных изъявлениях благодарности за спасение, и постарался не заметить, как мои бойцы "случайно" прихватили пару лишних ящиков с тушняком и мешок сахара.
   На обратном пути, подходя к казарме, успели на еще один митинг, точнее, - на его окончание. Правда, тема была другой. На плацу, обступив ровными прямоугольниками рот обозную двуколку, стоял Дунайский полк. А с повозки, возвышаясь над головами своих солдат, обращался к ним их полковой командир полковник Асташев.
   - ... Все вы уже знаете, что крепость обречена. И нас ждет германский плен. Но, пока я командую полком, требую... и прошу вас, братцы, не занимайтесь бесчинствами и мародерством. Не роняйте честь полка даже в такой тяжкий момент... И вот еще что. Я дал слово командиру бригады и коменданту, что буду исполнять все приказы. Я разделю судьбу полка, и вместе с вами отправлюсь в плен. Но те из вас, кто хочет пробиваться к своим... В общем, если таковые найдутся, - выйти из строя на три шага! На размышленье одна минута!.. Штабс-капитан Федоренко, примите людей. Вы назначаетесь командиром сводного батальона, будете восстанавливать наш 249-й Дунайский, когда прорветесь к нашим...
   Ручеек добровольцев, сначала жиденький, потом все усиливающийся, вытекает на свободное место перед строем. Насколько отсюда вижу, почти все - старослужащие и унтера. Остальные стоят, хмуро и обреченно переваривая последние известия. Штабс-капитан Федоренко строит на свободном месте своих новых подчиненных в отдельную колонну. М-да, вот и пошло разделение на сильных и слабых, на наших и ваших, на своих и чужих, на красных, белых, зеленых, хамелеонистых. Скоро вся страна будет делиться по подобному признаку... Что-то не вовремя, да и не в тему растекся мыслию по древу. Наверное, виноват прилетевший булыжник, который нажал на голове кнопку "Философствовать". Так, высокие материи и розовые сопли отставить до лучших времен! Готовь отряд к выходу, умник, блин!..
   Дав очередные ЦУ и назначив крайних следить за их выполнением, решил еще раз сбегать на радиостанцию, узнать последние новости. Ходу до нее - минут десять, за это время конец света всяко не наступит, хотя гансы уже начали обстрел крепости из пушек.
   Пока редкий и неточный, но это - пока...
   Возле входа стоят уже два часовых, причем, настроенных довольно решительно. Внутрь, несмотря на все старания, попал только после личного разрешения прапорщика Бенинсона. Этот "Маркони" вышел на шум и, увидев меня, сначала даже замахал руками, мол, ничего больше передавать не буду, и не упрашивайте. Но когда узнал, что я - так, просто проходил мимо, и решил заскочить на огонек, типа, узнать что нового в эфире происходит, хитро улыбнулся и дал команду пропустить. Те посторонились с невнятным бурчанием: " Звиняйте, Вашбродь. Приказ!"
   - Видите ли, господин подпоручик, мне запрещено радировать что-либо от Вас. Но никто не запрещал мне передавать радио адресатам. - С этими словами он подает мне листок с несколькими строчками. Берем и читаем: "Отправителю радиограммы за нумером таким-то. Дальше идет одна цифирь, и в конце подпись - Анатоль".
   - Спасибо, господин прапорщик, за добрую весть. - Стараюсь выдерживать предложенный тон. - А Вы уверены, что это адресовано именно мне?
   - За тем номером, что указан, была послана Ваша депеша... И все-таки, господин подпоручик, хотя бы подскажите, каким типом шифра пользуетесь. Я на досуге грешным делом криптоанализом увлекаюсь, пытался разобраться, - никак не получается.
   - М-да. Вашу бы энергию, да в мирных целях... Сочувствую Вашему любопытству, но и Вы поймите меня, - слово чести.
   Ага, а еще некоторые нетленные принципы, из которых сложен, к примеру, приказ Љ 010. И один из них гласит: каждый исполнитель должен знать только ту информацию, которая необходима ему для работы. А все остальное - от любопытства, которое может вредить здоровью...
   Распрощавшись с неуёмным прапорщиком, бегу обратно в казарму расшифровать послание. Но в канцелярии меня уже ждет Оладьин с радостной улыбкой на лице и докладом. Что мы стали богаче на сто восемьдесят восемь наганов и на очень большое количество патронов к ним.
   - Сергей Дмитриевич, нужно выдать всем нашим по револьверу и, наверное, по полсотни патронов. Надеюсь, они еще не позабыли, как с короткостволом обращаться. Остальное понесем в вещмешках, если, конечно, батальон Федоренко транспортом не поможет.
   - Денис Анатольевич, Вам бы с ним поговорить не мешало. Время не ждет, скоро уходить.
   - Сейчас сделаю одно очень важное и секретное дело, и пойдем разговаривать. - Беру чистый листок бумаги, тихонько бормочу, в смысле, напеваю нужный куплет, и через пару минут появляется сначала шифр, а затем содержание радиограммы: "Двигаться на Граны - Бельск. Ждем". Вот и замечательно! Сжигаем бумажку. С маршрутом определились. Теперь надо определиться с командным составом.
   - Сергей Дмитриевич, к соседям идем вместе. Потому, что не исключено, что роту поведете Вы лично.
   - ... А Вы?..
   - А я, быть может, подзадержусь на денек. Что-то мне подсказывает, что Ново-Георгиевск в целости и сохранности попадет гансам в лапы. Вот и думаю, как этому помешать.
   - Так может мы...
   - Нет, воевать за крепость уже поздно и бессмысленно. Осталось погромче хлопнуть дверью, уходя. Вот этим и хочу заняться. Весь отряд для этого не нужен. Сейчас пойдем к Игорю Александровичу, потом подскажете где найти Ваших друзей - Бера и Стефанова, а дальше - посмотрим...
   В казарме Дунайцев дежурный унтер провел нас к своему начальству. Берг курит возле открытого окна невидяще глядя перед собой, не обращая внимания на грохочущие разрывы. Федоренко, сидя за столом с мрачным видом, что-то чиркает карандашом по листу бумаги. В стороне стоит начатая бутылка "беленькой" и две рюмки. Услышав шаги, поднимает голову, смотрит на нас и натянуто усмехается:
   - Что, Денис Анатольевич, и здесь успели повоевать? Под обстрел попали?.. Угоститесь?
   - Нет, камушком задело. За предложение - спасибо, но не буду... А у Вас что нового, господа?
   - Я уже попрощался со своими трехдюймовочками. - Берг говорит, не оборачиваясь, по-прежнему глядя в окно. - Замки и прицелы мои пушкари из окон в Вислу повыкидывали, похоронили, стало быть... Вот так... Игорь Александрович даже трех сотен не собрал... Батальон!.. Смешно...
   - Роман Викторович! Не трави душу!.. Тем более, что они правильно решили! - Штабс-капитан прорычал это в спину Бергу, затем уже спокойнее обратился к нам. - Поначалу там, на плацу, ну да Вы видели, вышло около пятисот добровольцев. Потом, как в казарму пришли, спустя время ко мне подходят старые унтера и говорят, что с остальными в плен пойдут... Нет, они не струсили... Сказали, что коль уж если сами Их Высокоблагородие полковник Асташев с полком сдается, то кто ж, как не они молодняку помогать будет там, в лагере. Посему кинули жребий... В общем, со мной на прорыв пойдет двести сорок два человека. Старослужащие, унтера, - вояки опытные. Берем четыре обозных двуколки, одну можем уступить Вам, чтобы не все имущество на плечах таскать. Все вооружены, патроны есть. К нам присоединятся артиллеристы Романа Викторовича.
   - Тоже не все. - Берг все выискивает за что бы зацепиться взглядом на горизонте. - От всей батареи - только тридцать четыре человека...
   - Денис Анатольевич, может быть Федора к ним послать? - Оладьин все пытается переломить ситуацию. - Чтобы он про своего брата рассказал?
   Федоренко смотрит вопросительно, да и Берг отклеился от окна, - они не знают эту историю. Да и необязательно им знать.
   - Нет, Сергей Дмитриевич. Во-первых, можем спровоцировать митинг с последующими разборками. А во-вторых,.. Не хочу заставлять Кота использовать личную жизнь для чьей-то агитации. Тем более, как мне кажется, все уже решено.
   - А нам тоже не расскажете? - Роман Викторович постепенно переключился со своих мрачных дум на любопытство.
   - Рассказывать особо нечего. Федора впервые увидел в госпитале, куда он привез своего брата. Германцы захватили того раненым, без сознания. Изуродовали, и подкинули к нашим окопам. Мол, бойтесь нас. Я пообещал отомстить. Ночью пробрались к их позиции и перебили весь взвод, который принимал участие в зверствах. На прощание оставили записку о том, что если такое повторится, ни на какие конвенции они могут не рассчитывать.
   - Постойте, я уже слышал эту историю. - Игорь Александрович встает из-за стола. - Наши авиаторы как-то говорили о задании разбросать листовки с подобным предупреждением над германскими окопами. Да и солдаты судачили между собой о том, как какой-то прапорщик за своего солдата отомстил. Только вместо взвода у них была сначала рота, потом - батальон.
   - Хорошо, что не дивизия. - Пытаюсь отшутиться. - Где бы на всех ножиков нашел?
   Наш разговор прерывает появление троих запыхавшихся недавних знакомцев с наганами в руках. И одного незнакомца. Бер, Стефанов и Синельников, спросив разрешения присутствовать, бережно заводят в комнату какого-то священника. Лица у всех угрюмые и какие-то беспомощно-потерянные. Штабс-капитан, мрачно усмехаясь, достает из походного сундучка еще рюмки и наполняет их.
   - Милости прошу, господа. Помянем Ново-Георгиевскую крепость...
   - Да как Вы можете, господин штабс-капитан!.. - Стефанова пробивает на истеричный крик, но потом он останавливается, сокрушенно машет рукой и уже тихо продолжает. - Да, наверное, Вы правы... Я прибежал на батарею, а там... Приказ - огня не открывать, а чтоб соблазна не было, начальник артиллерии крепости приказал выставить караулы у всех артскладов... Солдаты разбежались кто куда, большинство - мародерствовать. Обратно шли, священника от толпы еле отбили. Он пытался остановить разгром продуктового склада, но там все были уже пьяные и невменяемые. Его сзади прикладом по спине огрели, свалили на землю и уже затаптывать начали. Мы пару раз в воздух из револьверов выстрелили, толпа раздалась, мы - батюшку под руки, и ходу. Только чувствуем, - они нас догоняют. Спасибо вот Матвею Матвеевичу, выручил.
   Оп-па, а за что такое уважение складской крыске? По имени-отчеству величают, да без издевки. Что ж он там такое отчудил? Предложил взаимовыгодный обмен пьяному сброду?..
   Видя сомнение присутствующих, Дмитрий Любомирович объясняет:
   - Когда нам уже на пятки начали наступать, прапорщик Синельников в сторону повернулся, и кричит: "Взвод! Заходи слева! Окружай бунтарей!". Те пока соображали что к чему, мы в казарму заскочили, и по коридорам - сюда.
   М-да, это он хорошо сообразил, молодец! О, а вот и батюшка окончательно оклемался...
   - Спасибо, господа офицеры, что спасли недостойного служителя Божьего. Зовут меня отец Алексий, назначен священником в 454-й пехотный
   Егорьевский полк. Хотел остановить неразумных, бесами попутанных, да вот, не справился.
   - Хорошо, хоть живым остались. При таком-то бардаке. - Штабс-капитан подносит батюшке рюмку водки. - Примите, как лекарство. Оставайтесь пока у нас, передохните.
   - Благодарствую, но надобно в полку быть. Мало ли что паства моя учинить может. В такое-то время... Ох, Господи, за грехи наши...
   Игорь Александрович выходит со священником, чтобы дать в сопровождение пару солдат и возвращается обратно. Ну, что ж, пора поговорить о деле.
   - Итак, господа, насколько я понимаю, Ново-Георгиевск достанется врагу в целости и сохранности. Для этого сделано все возможное. Гарнизон деморализован, управление войсками потеряно, батареи молчат - склады под караулами, снарядов на позициях нет. Не удивлюсь, если вскорости получим приказ о сдаче винтовок... Поэтому планы слегка корректируются. Мой отряд под командованием прапорщика Оладьина вместе... со сводным батальоном штабс-капитана Федоренко сегодня уходит из крепости. Сам остаюсь здесь еще на сутки с небольшой командой добровольцев. Постараюсь взорвать все, что взрывается, затем буду догонять вас, или самостоятельно двигаться к линии фронта. Единственная к Вам просьба - до ухода показать, где находятся эти чертовы склады и как удобней к ним подобраться.
   Бер и Стефанов переглядываются друг с другом, затем последний после небольшой заминки нарушает воцарившееся молчание:
   - Денис Анатольевич, мы, конечно, можем показать то, что просите. Но, боюсь, одним вам не справиться. Нужны люди, знающие крепость. Поэтому... мы с Николаем остаемся с вами. Считайте нас своими добровольцами. Он - сапер, я - артиллерист, так что, лишними не будем.
   Кивок Бера подтверждает вышесказанное.
   - Я тоже хочу остаться. - Берг загорается идеей. - Хоть как-то можно будет германцу напоследок напакостить.
   Игорь Александрович недоуменно смотрит на своего товарища, потом высказывается:
   - Роман Викторович, не будь ребенком!.. Давайте тогда все здесь останемся и примем последний бой! И ляжем в землю!
   В принципе, он прав, Берга надо мягко притормозить:
   - Роман Викторович, Вам нужно быть со своими пушкарями. Вы для них - командир, а значит, как говорят англичане, - первый после Бога. Они могут не понять, если Вы их сначала сагитировали пробиваться к своим, а потом бросили на произвол судьбы.
   Берг, понимая правильность сказанного, молча машет рукой, и возвращается к окну и папиросе.
   - Николай Павлович, подскажите, как проще и надежней все сделать.
   - Ну, в каждый склад - несколько ящиков пироксилина, пара капсюлей-детонаторов для надежности и бикфорда метров шесть, чтобы было время унести ноги. Ничего сложного. Ночью затащить взрывчатку, а утром - бабахнуть!
   - Да, только если шнур заметят, могут перерезать. Там же охрану выставят. - Стефанов мыслит правильно, но лучшего варианта у нас нет. Значит, придется рисковать. А охрану будем убирать в последний момент и, желательно, без шума.
   - Хочу заметить, господа, что взрывать мы будем только после того, как будут выведены все пленные из крепости, и не раньше. Своих хоронить под обломками как-то не хочется. Да и пострелять их могут германцы из мести. Поэтому предлагаю ночью заложить взрывчатку, дождаться, когда в крепости будут только германцы, и тогда подрывать. Остается решить: где взять пироксилин, как попасть в склады и незаметно распихать взрывчатку, и где дожидаться нужного момента.
   После вопроса о пироксилине все почему-то одновременно посмотрели на Синельникова, который от такого внимания покрылся нервным румянцем почти, как Наташа Ростова перед своим первым балом. Но, тем не менее, ответил четко:
   - У меня есть возможность выдать около двадцати ящиков. Нужно только как-то их перевезти.
   - За этим дело не станет. - Игорь Александрович отрывается от мрачного раздумья. - Полковой обоз все равно без дела простаивает. Сколько нужно двуколок? Пяти хватит?..
   - Караулы на двух складах мы можем снять. - Дмитрий Любомирович поворачивается от окна, где он курил на пару с Бергом. - Там мои батарейцы стоят... Смешно! Поставили мышей сыр караулить!
   - Димитр, там рядом еще склад с боеприпасами крупного калибра. Правда, в карауле - не наши. Но я не удивлюсь, если там часовых уже и след простыл. При таком-то шабаше.
   - Спрятаться можно будет на складе. Денис Анатольевич, Вы помните мою комнатушку? Если там немного переставить ящики, то входа совсем на будет видно... И еще, господа! - Матвей Матвеич смущенно пытается завладеть вниманием. - Я, конечно же, не специалист... Вот вы говорили, что подрыв с помощью бикфордова шнура ненадежен... Скажите, а вот бомбы с проводами могут подойти в качестве детонатора?
   - Как Вы сказали?! У нас есть мортирные мины капитана Романова? Откуда?.. Мне отец когда-то про них рассказывал! - Роман Викторович необычайно оживился, услышав фразу прапорщика.
   - Судя по книгам учета, лежат на хранении с тысяча восемьсот девяносто первого года. Здесь, в крепости, проводились последние испытания, а потом, за невостребованностью, их так тут и оставили.
   Теперь все смотрим на Берга, дожидаясь пояснений. Которые тут же следуют:
   - Лет двадцать пять тому назад один из офицеров, служивший в крепостной артиллерии, изобрел мину. Которую можно было выстреливать из двухпудовой мортиры. Особенностью было то, что к ней крепился бронированный кабель длиной около полукилометра. Мину выстреливали, она тянула за собой провод, падала на землю, а потом в нужный момент подрывалась с помощью электрической подрывной машинки.
   - Кстати, машинка есть у меня в хозяйстве. - Это уже Николай Павлович вступает в разговор. - Новейшая разработка, образца тринадцатого года!
   - А не испортились эти мины за столько лет? - Меня, как дилетанта в данной области, начинают мучить смутные сомнения.
   - Наверное, нет, Денис Анатольевич, мины и провода упакованы в вощеную бумагу и заколочены в ящики. Мы одну такую вскрывали, - блестит, как новенькая.
   - А ее мощности хватит, чтобы сдетонировало все остальное?
   В ответ выслушиваю краткую лекцию Синельникова о чудо-бомбе. М-да, интересненько! Длина девайса - около семидесяти сантиметров, вес - восемьдесят килограмм, а двухпудовая мортира, оказывается, имеет калибр в двести сорок четыре миллиметра. Охренеть! Сколько интересных и очень нужных вещей, наверное, похоронено в архивах всяких там Военно-технических управлений и разного рода комиссий!
   - Насколько я помню, мины снаряжались пироксилином, по двадцать четыре килограмма каждая. - Фраза Берга окончательно меня добивает.
   - Хорошо, я согласен, что лучше взрывателя и не придумаешь. Но, все-таки, и первый способ для страховки нужно будет сделать. На всякий случай... Кстати, Матвей Матвеевич, откуда такая тяга к техническим знаниям, если не секрет? Покорнейше прошу извинить, но на купеческого отпрыска, который печется только о своем благосостоянии, Вы не очень похожи.
   В ответ Синельников краснеет, смущается, но, пересилив себя, отвечает:
   - Мой отец действительно купец первой гильдии, и он, правда, тяжко болен... Только нас, сыновей, у него - пятеро, я - самый младший. Еще когда в коммерческом училище учился, с батюшкой поспорил, хотел технику изучать, механику, физику. Он тогда слово купеческое дал, что буду я приказчиком у старших братьев и не более того... Когда война началась, я в школу прапорщиков пошел, потом вот в Ново-Георгиевск попал... Но мне действительно нужно вернуться! По другой причине, но о ней я говорить не буду!..
   Ну-да, ну-да, и эту причину, скорей всего, зовут "шерше ля фам". Ладно, не мое это дело. А вот прапор - жук еще тот. Возьмите с собой, наследство пропадает! Блин, купился, простофиля!..
  
   Еще минут десять ушло на обсуждение всевозможных деталей, потом Федоренко с Бергом пошли готовить людей к маршу, Сергей Дмитриевич помчался объявлять нашим двухчасовую готовность, а мы веселой компанией пошли на экскурсию по окрестностям, в смысле, смотреть склады. Полюбовавшись пейзажем, оставил народ готовиться к мероприятию, а сам помчался в расположение...
   Рота стоит, смотрит на своего командира, и внимательно слушает.
   - Через два часа мы уходим из крепости. Идем вместе с батальоном штабс-капитана Федоренко. Не исключено, что нас попытаются не выпустить. В этом случае разрешаю применять силу, но помните, что против вас будут такие же русские солдаты, исполняющие приказ. Желательно ограничиться синяками и поджопзатыльниками.
   Далее, командование переходит к прапорщику Оладьину. Я пока остаюсь здесь. И мне нужны добровольцы... А ну, два шага назад шагом - марш! Что за самодеятельность? Я еще не договорил... Со мной пойдут три-четыре человека из Первого Состава и две пятерки, командиры которых вытянут жребий. "Куркули" с МГ-шниками в конкурсе не участвуют! Лучше подумайте, как будете свои трофеи тащить. Что положите на повозку, а что в своих ручках цепких и загребущих потащите.
   Так, ветераны, чтобы не было обидно, пойдут поровну казаки и "артельщики". Семен, Гордей, - два шага вперед!.. Михалыч, мне нужен Андрейка-Зингер со своей швейной машинкой,.. и кто-нибудь пошустрей и поизворотливей.
   Еще раз повторяю для особо сообразительных: готовимся к маршу. Командиры групп - ко мне, остальные - разойдись!..
   Пока рота готовилась, появились Стефанов и Синельников с радостной новостью, что весь пироксилин, который нашли, благополучно развезли по назначенным местам, туда же последовали и по два фугаса с проводами для надежности. Прапорщик Бер сумел припахать часть своих саперов, и сейчас минирование идет полным ходом, помощь нужна только в вытягивании проводов через колпаки вентиляционных труб и прокладке их до укрытия. Вот и хорошо! Пока они там мудрят, надо успеть вывести свою роту и батальон Федоренко за пределы крепости, тем более, что гансы не торопятся заканчивать артподготовку, наоборот, огонь усиливается, и, что самое неприятное, в дело вступили крупнокалиберные батареи... Все, прибежал посыльный от Дунайцев, пора выходить...
   Уже почти стемнело, когда наша сборная колонна подтягивается к воротам крепости и штабс-капитан Волгин, возглавляющий передовое охранение, властно подает команду "Открывай!" наряду жандармов, контролирующих выход.
   Только вот вместо ожидаемой суеты и скрипа раскрываемых створок, раздается шум спора, и, среди прочих слов, в том числе и непечатных, извергаемых выведенным из себя артиллеристом, прозвучало: "Не могу, вашскородь, хочь убейте - не велено выпускать". Зря он это пищит. Иван Георгиевич сейчас его прибьет, а все остальные подтвердят, что все было по обоюдному согласию. Оперативно подтягиваюсь к месту баталии, ибо хорошо знаю о тех "теплых" чувствах, которые питают офицеры Русской Императорской Армии к жандармским чинам, тем более , что здесь "качает права" всего лишь унтер. Увидев меня, последний обрадовался, что смог сохранить своё лицо в прямом и переносном значении. Штабс-капитан уже натянул перчатки, и можно было ожидать хрестоматийной фразы "Будешь замечать офицера, скотина!", сопровождающейся определенным действием.
   - Ваше благородие, дозвольте обратиться, унтер-офицер крепостной жандармской команды Оглоблин. - И после разрешающего кивка, продолжает. - Не Вы ли будете подпоручиком Гуровым? Вас к себе просят сам начальник команды штабс-ротмистр Мазепенко.
   - Увы, любезный, не имею времени визиты делать. На войне и на пожаре, каждая минута на вес золота. Открывай ворота!
   - Так, вашбродь, далеко ходить без надобности. Штабс-ротмистр, они туточки - в караулке, уже с час Вас ожидают.
   А это уже интересно, "сам начальник команды" меня ждет. Вероятно, жандармы уже получили приказ от Бобыря: "имать, и не пущать". Чуть повернув голову, насчитываю человек двадцать в жандармских мундирах, почти вся команда собралась. Из оружия - только револьверы. Против моих, даже не считая присоединившихся Дунайцев, - абсолютно не пляшут. Стоит только свистнуть, и через минуту здесь будут лежать жандармские тушки, останавливает только одно - это свои, русские, и они выполняют приказ.
   Возвращаюсь к колонне, надо предпринять кое-какие меры безопасности.
   - Господа офицеры, строй не распускать! - И, чуть тише, даю некоторые дополнительные указания Оладьину и Михалычу. В результате которых, естественно и совершенно случайно, в сторону жандармов направила мадсены пара пулеметных расчетов, изготовившихся "по-вермахтовски", а несколько казаков незаметно направились "до ветру" в сторону караулки.
   - Добро, Оглоблин, веди меня к своему начальнику...
   Зайдя в небольшую комнатушку, чуть было легкие не выплюнул. Так же и задохнуться можно! После вечернего, прохладного воздуха, меня встречает сизая пелена табачного дыма. За столом, освещенным огнем керосиновой лампы, положив подбородок на руки и ухитряясь при этом еще и курить, сидит весьма упитанный, с вислыми усами "а-ля Мазепа", жандармский офицер. Увидев меня, сует папиросу в пепельницу, изображает вставание со стула и произносит:
   - Если не ошибаюсь, подпоручик Гуров Денис Анатольевич?
   - Да, подпоручик Гуров, командир Особого партизанского отряда. С кем имею.....?
   Небрежным движением руки штабс-ротмистр отпускает своего унтера, мнущегося в дверях. Тот захлопывает за собой дверь, причем так быстро, что по комнате проносится легкий ветерок, вихрящий облака никотина и смахивающий со стола пару листов исписанной бумаги. Жандарм моментально их ловит и кладет на место. А толстячок, не такой уже и тюфяк, каким выглядит на первый взгляд.
   - Присаживайтесь, господин подпоручик, в ногах правды нет, а я обязан задать вам несколько вопросов. Долг службы, сами понимаете. Позвольте-с полюбопытствовать, а куда это вы собрались на ночь глядя, с солдатиками, да при оружии, да еще и с вещмешками? Ведь есть же приказ коменданта крепости, категорически запрещающий покидать фортецию.
   - Благодарю за любезность, господин штабс-ротмистр, но спешу. А что касается приказа генерала Бобыря, - у меня есть свой командир, и его приказ немедленно следовать на соединение с главными силами.
   - А какого командира вы имеете в виду - полкового или дивизионного? - Вопрос задан с нагловатой ленцой.
   Мелко плаваешь, умник. Молча вынимаю заветную бумагу и, не передавая из рук в руки, демонстрирую ее содержание и снова прячу в карман.
   Штабс несколько растерялся, но быстро пришел в себя. Скорее всего, крепостное начальство не соизволило предупредить его о наличии у некоего Гурова подобной "карманной бомбы" и теперь вместо задержания какого-то заурядного армейского подпоручика, предстоит тебе, дорогуша, конфликтовать с офицером по особым поручениям самого генерала от инфантерии Алексеева. Через насколько секунд на мордочке появилось выражение, свидетельствующее о принятии какого-то решения. И его выполнение мне, скорее всего, не понравится.
   - Видите ли, господин подпоручик, здесь есть одно, я бы сказал, пикантное обстоятельство. Я не думаю, что его высокопревосходительство, генерал от инфантерии, - произнося эти титулы, Мазепенко аж невольно привстает, - выдавая вам эту бумагу мог предвидеть, что вы откроете боевые действия против, так сказать, своих.
   - Я не понял вас, господин штабс-ротмистр, вы пытаетесь меня оскорбить?
   - Что, вы, упаси Бог! Но есть одно печальное обстоятельство: вы лично застрелили одного солдата из гарнизона крепости, а ваши казачки, выполняя, опять-таки, вашу команду избили нагайками еще нескольких. Согласитесь, подпоручик, что это нарушение не только уставов, но и законов Российской Империи, и я, как слуга закона, просто вынужден настоятельно рекомендовать вам задержаться. Поверьте, это ненадолго, - денек, другой, а там - двинетесь далее.
   - Простите, штабс-ротмистр, но вынужден повторить: я спешу! Если вы имеете в виду расстрел на месте агитатора, который подстрекал солдат к бунту и измене Государю Императору, то это - мой долг, как и любого офицера Российской императорской Армии и ваша, как жандарма, недоработка. Можете составить любой рапорт и отправить его по любому адресу, но ухожу я именно сегодня и сейчас!!!
   Мазепенко, печально вздыхает и произносит скорбным голосом:
   - Ну, что же вольному - воля. Я попрошу Вас подписать бумагу об отказе от участия в расследовании и, будьте любезны, исключительно для формальности, предъявить офицерскую книжку.
   Наши руки двигаются одновременно. Моя - к карману, а его - в ящик стола, но вместо листа бумаги в ней появляется пистолет. Причем, нацеленный в меня. М-да, ловко!..
   - А теперь, господин офицер по особым поручениям, руки вверх!
   Ага, хочешь, чтобы все было по-взрослому? Добро, поиграем!.. Медленно поднимаю руки так, чтобы кисти были на уровне плеч, локти почти прижаты к ребрам, ноги - чуть пошире, и слегка согнуть в коленях. Еще бы изобразить дрожь в голосе, но актер из меня всегда был хреновый:
   - Вы хотите меня арестовать, господин штабс-ротмистр? Потом не пожалеете? Не будете плакаться, что вас не предупреждали?
   - Не волнуйтесь, Денис Анатольевич, не пожалею. А плакать если и буду, то на вашей могилке, точнее, там где вас закопают после того, как все расскажете... Но довольно болтать! - Мазепенко поднимается, обходит стол, не меняя прицела, останавливается в двух шагах от меня. - Сейчас вы осторожно достанете свой наган и рукоятью вперед положите на стол. И без глупостей!
   Далековато до него. Попробуем подманить поближе. Блин, а страшновато, не на тренировке все-таки!..
   - Вот уж увольте, господин жандарм! Я руку вниз, а вы стрельнете? Не хочу давать повода. Вам надо, вы и доставайте.
   Так, еще шаг вперед, ствол пистолета утыкается мне в грудь, левая рука штабса тянется к моей кобуре...
   - Что ж вы пистолетик-то с предохранителя не сняли?
   Девяносто девять человек из ста в таком случае захотят проверить так ли это. Штабс исключением не был и опустил глаза... Понеслась! Поворот корпуса по часовой стрелке, ребром левой ладони - по костяшкам руки с пистолетом, одновременно правой - чуть пониже кисти с другой стороны. Браунинг улетает в сторону, несильный толчок пальцами правой в горло, чтобы не орал, и левой боковым - в печень... Все, готов фраер! Лежит себе бесформенной кучкой на полу и вспоминает, как нужно дышать. Быстренько снимаем с него новенькую кожаную "сбрую", ремнем стягиваем локти за спиной и застегиваем пряжку. Ничего, что грудь колесом, зато сколиоз не страшен. Шлейками портупеи связываем ноги и притягиваем сзади к ремню. Замечательно! Так, где там у него брючной ремешок?.. Да не ерзай ты так, не буду я тебя насиловать, и не надейся, прати-ивный!
   - Ты за это поплатишься, щенок! Все равно не уйдешь! Я дал команду вас не выпускать и только я могу ее отменить! - Хрипит оживший жандарм.
   О, звук появился. Совсем хорошо! И спасибо за предупреждение!.. На секундочку отрываюсь от собеседника, приоткрываю дверь и высвистываю "Тревогу". Снаружи слышится короткий шум, какие-то крики, потом все стихает. А мы возвращаемся к нашим баранам, точнее одному кабанчику в мундирчике. Что там у нас на столе за бумажки лежат? А, ничего важного и интересного. Превращаем пару листиков в бумажный шарик. Ну, открой ротик, скажи "А-а!". Не хочешь? А вот так? Ну вот, видишь, если нос зажать, то кислорода рано или поздно не хватит. Вставляем кляп в отведенное для этого отверстие, снаружи закрепляем брючным ремешком, который тоже затягиваем сзади на поясном ремне рядом с портупеей. Вот теперь "держиморда" связан так, что и пошевелиться проблематично. Любое движение руками, или ногами отдается в растянутых шейных позвонках. Ну-с, нам пора! Машу ручкой ротмистру, который в ответ только глазками сверкает, и выхожу на свежий воздух.
   А там - вечерняя идиллия. Вся жандармская команда стоит под прицелом одной из "пятерок" у стены с поднятыми руками, и, что характерно, без оружия. Кучка револьверов валяется на мостовой, пара бойцов увлеченно достают из барабанов патроны. Остальной народ мается ожиданием, типа, ну когда же пойдем. А вот подождете еще немного. Дежуривший на въезде унтер, опасливо косясь на сопровождающих его бойцов, проворачивает в замочной скважине огромный ключ, массивная створка еле приоткрывается усилиями нескольких человек, и наружу выскальзывает пятерка разведчиков, тут же растворяясь в сумерках. Через несколько минут они возвращаются с известием, что гансов не видно, и вообще, вокруг пусто.
   Ну, что ж, все уже обговорено и решено, пора действовать. Всех жандармов мои бойцы загоняют в какую-то подсобку-склад и запирают на замок, ключ от которого нашелся на одной связке с воротным. Десять минут, и все уже вне крепости. Те, кто не захотел оставаться в мышеловке на почти сто тысяч голов. Жму на прощанье руку Оладьину, затем Федоренко и Бергу, бойцы, остающиеся со мной, закрывают за ними ворота, скрежещет закрывающийся замок... Теперь в группе только четырнадцать человек. Хотя, нет, Бер, Стефанов и Синельников тоже на моей совести. И они сейчас работают, а не занимаются глупыми рефлексиями. Так что, вперед, подпоручик Гуров, вас ждут великие дела!..
   Ключи кидаем по дороге в первую попавшуюся яму, и в сгущающейся темноте аккуратно двигаемся к своим. Где-то недалеко вразнобой начинают стучать винтовочные выстрелы. Это что, гансы уже в крепости? Непохоже, их артиллерия еще работает. Ладно, не столь это важно, скоро будем на месте. Если бы не редкие тусклые огни в окнах казарм, можно было бы подумать, что крепость вымерла. Только один раз увидели и благополучно пропустили мимо себя ополченцев, тащивших какой-то мешок и ящик, в котором что-то булькало и стеклянно позвякивало. Да уж, правду говорят, русский мужик всегда найдет где и что выпить. Особенно на халяву.
   Еще несколько минут осторожной ходьбы, глядя во все стороны, и вот они, склады. На подходе нас встречает условный свист. Молодцы, охранение уже выставили. Один из бойцов "чирикает" в ответ, и я снова на складе, где менял люгер на пироксилин. Теперь он выглядит пустым и заброшенным, но у входа нас встречает Матвей Синельников и, подсвечивая электрическим фонариком, проводит в свои "апартаменты".
   В комнатушке оборудован временный "штаб". Стол с керосиновой лампой, за которым сидит Стефанов, пара стульев и несколько деревянных ящиков. Стоп!.. Лампа!.. Открытый огонь!.. На складе, где хранится взрывчатка!.. Нет, я, конечно, знаю, что командир крейсера имеет право курить в пороховом погребе, но все-таки можно было бы придумать что-то более безопасное!
   Поняв все по моей мордочке, Стефанов, улыбаясь, объясняет:
   - Не беспокойтесь, Денис Анатольевич! Стараниями Матвея Матвеевича здесь не осталось ничего опасного. Все, что может взорваться, перетащили в другой каземат и заперли. Здесь только какое-то интендантское имущество и пустые ящики, из которых, кстати, Ваши солдаты оборудовали лежанки.
   - Тут обозная упряжь, кавалерийские седла, хотя зачем они в крепости в таком количестве, я понять до сих пор не могу, обмундирование старого образца, которое, впрочем, не постеснялись выдавать ополченцам при формировании полков, сапоги и другая подобная рухлядь. - Синельников саркастически усмехается. - Если бы не война, можно было бы озолотиться. Не обращайте внимания, господа, это во мне купеческая кровь говорит. Правда, и сейчас многие интендантов этим занимаются. И довольно успешно.
   - А Вы что же?
   - А мне, Денис Анатольевич, интересней с техникой возиться. Тут на складах и в архивах столько интересного найти можно было! Ну, про мины Романова Вы уже знаете, а как насчет вот такого проекта? Незадолго до войны один инженер подал проект прокладки трубопроводов между фортами, где бы находилась горючая жидкость. И в случае атаки неприятеля открывать клапана, чтобы навстречу врагу...
   Наш разговор был прерван появлением Николая Бера.
   - Ну, что ж, господа, все три склада к подрыву готовы. Провода только вот-вот закончили тянуть.
   - А германцы их не перережут? - Хочется вникнуть во все детали.
   - Вряд ли. Кабели похожи на телефонные. Зная немецкую аккуратность, не думаю, что их будут трогать. Тем более, мы старались прокладывать, где возможно, по канавам.
   Ну да, ландвер выставит караулы, а там, позже, приедут интенданты и начнут сводить дебет с кредитом. Да и лежать проводам не дольше одного дня.
   - Да, Димитр, твоя команда закончила с замками. - Бер тем временем, закурив папиросу, продолжает. - Сняли все, что смогли, сложили в ящики и поставили вперемежку со снарядами.
   - И сколько всего?
   - Твоя батарея, две соседних, и в арсенале поснимали даже со старых орудий... Ф-фу, черт возьми, теперь можно и передохнуть.
   Подъезд к складам держит пулеметный расчет, стрелки разместились наверху, на крыше, переходящей в земляной вал, с которого просматривается чуть ли не вся восточная часть крепости.
   - Кстати, Семен, не знаешь, что за стрельба была недавно? На штурм непохоже, вроде бы.
   Сибиряк мрачнеет:
   - Это солдатня обозная лошадей стреляла, чтобы, значитца, герману не достались. Мы с Гордеем в оптику все разглядели, пока совсем не стемнело.
   Твою ж!.. Суки!.. Себя, любимых, твари, пожалели, лапки кверху, и в плен шагом марш!.. А лошадок-то за что?.. Бл...!... Уроды!.. Себе бы лучше пулю в лоб пустили!..
   Обойдя все посты, возвращаемся обратно. "Пятерки" будут меняться, как обычно, через два часа. Обвешиваюсь по-боевому. Наган в кавалерийской кобуре - слева, люгер вешаю на ремень справа, проверяю патроны. Снимаю "Аннушку", делаю из портупеи вариант ношения за спиной, нож - в голенище. Внимательно смотрящим за всеми этими действиями офицерам советую:
   - Предлагаю приготовиться ко всем непредвиденным обстоятельствам, и лечь спать. Завтра будет трудный день, отдохните, пока есть возможность.
   Укладываюсь на составленные вместе ящики, накрытые найденными шинелями. Жестко, но уже привычно. Вещмешок под голову, шашку рядом с собой. Все, спать! Где там мой любимый сон про рыженькую кошечку и черного кота?..
  
   *
  
   Ночь прошла спокойно, если не считать визита нескольких придурков из ополчения, мающихся недопивом, бессонницей и размышлениями где бы еще что-нибудь спереть. Поковырявшись в замке какой-то железкой, скорее всего, куском проволоки, и не добившись успеха, они ретировались, предварительно обложив саму дверь, тех, кто ее делал, и тех, кто ее закрыл, ядреным матерком, и пошли искать дальше приключений на свои зудящие места. Охранение они не заметили, что и немудрено было в темноте.
   Утром просыпаюсь от легкого тормошения. Открываю глаза и вижу зевающего во весь рот Гордея, который показывает мне часы. Шесть утра, уже светает. Пора вылезти и осмотреться, что же там снаружи творится. По очереди бужу всех остальных. Димитр просыпается сразу, Бера и Синельникова приходится немного потрясти. Умываюсь водой из припасенного бочонка, окончательно прихожу в себя. Вот теперь пора и на прогулку. На всякий случай тихонько и аккуратно открываем дверь склада. Хотя, если бы что-то было не так, охранение дало бы знать. Беру с собой неразлучных сибиряков и Бера, который хорошо знает крепость.
   Канонада стихла еще ночью, но гансов пока не видно. Впрочем, как и наших. Хотя - нет, через метров триста понял, что ошибся. За казармой слышатся неторопливые шаркающие шаги. Через несколько секунд из-за угла появляется вдрызг пьяный, еле держащийся на ногах поручик в расстегнутом кителе. В качестве оружия в руках - наполовину опорожненная бутылка водки. И судя по доносящемуся от "героя" запаху, - отнюдь не первая. Увидев нас, жертва алкоголя притормаживает, мотает головой, пытаясь отогнать от своего затуманенного сознания видение прапорщика в сопровождении трех лохматых фигур. Но, поскольку это ему не удается, пытается вступить с нами в контакт:
   - Господа, вы не... ик... германцы?.. Нет, вы на них не... ик... похожи. Тогда, значит, вы... ик... наши... Ужасные новости... И-ик... Крепость сдалась. Тев... ик... тоны входят через (северные) ворота... Всем при... ик... казано построиться на площади у Георгиевского... ик... храма... А я... ик... не желаю!..
   - Это правда? - Вежливо уточняет Николай Павлович. - Вы точно знаете?
   - Увот вам... ик... стиный крест, господа! - Поручик торжественно крестится зажатой в правой руке бутылкой. После чего секунд десять смотрит на нее, что-то соображая, затем перекладывает посудину в левую руку и повторяет крестное знамение. Приказ... ик... коменданта объявлен во всех под... ик... разделениях... А я не хочу!.. Не... ик... хочу строем идти в плен!..
   На этом силы его оставляют, и поручик, усаживаясь поудобнее возле стены, делает еще пару глотков, после чего, пробормотав что-то типа "Прости... Прости, Наташенька... Прости и прощай...", впадает в амнезию. Бер хочет его растормошить, но я его удерживаю:
   - Не стоит, Николай Павлович, он сам выбрал, в каком виде сдаваться. Пойдемте...
   Добравшись по пустующим казематам до верха стены, наблюдаем за строящимися на плацу батальонами, и решаем возвращаться обратно. В конце концов, мы не нанимались зрителями на спектакль "Очередной позор Российской Императорской Армии".
   Собрав нехитрые пожитки, с соблюдением всех мер предосторожности перебираемся в казарму, выбранную Николаем Павловичем в качестве КП, куда он еще вчера протянул провода от фугасов. Сидим тихонько, как мыши в норке, завтракаем "сэндвичами" из тушенки с хлебом, запивая этот деликатес водой. Курить хочется ужасно, но всем запрещено строго-настрого. Еще не хватало, чтобы гансы нас унюхали, когда пойдут по казармам...
   Солнце уже поднялось, на часах - половина одиннадцатого. Вдалеке появляется небольшая группа немцев, по-хозяйски обходящих свое новоприобретение. Заходят в одну казарму, минут через десять вламываются в другую, выталкивают наружу несколько человек в русской форме и с веселым гоготом пинками гонят их, как я понимаю, к месту сбора пленных. До нас пока не добрались, что, собственно и немудрено. Здешние постройки больше напоминают катакомбы - идешь и идешь без конца из казармы в казарму, из каземата в каземат. Точно в нашей части в Воркуте, где можно было обойти все службы и подразделения, не выходя на воздух. Вот и здесь примерно то же самое.
   Прапорщик Бер уже давно приготовился действовать. Концы кабелей закреплены гвоздиками на столе, рядом стоит подрывная машинка - небольшой деревянный ящичек с ручкой, как у кофемолки, большой черной кнопкой и винтовыми зажимами для проводов. Две моих "пятерки" перекрыли в казарме подходы к нам справа и слева, устроились на лестнице этажом ниже. Ожидание давит на нервы. Правильно говорят: неизвестность хуже опасности. Видно, что все взбудоражены, но стараются не показывать этого. Мне тоже надоедает сидеть и смотреть в окно, или тупо мерить шагами коридор. Подзываю Зингера и Егорку, которого, как самого шустрого, откомандировал Михалыч вторым номером. На этот раз им придется поменяться ролями.
   - Так, казаки, есть работа. Егорка, оставляешь все лишнее, - шашку, карабин, мешок, берешь в дополнение к нагану мой люгер. - Снимаю с пояса кобуру и отдаю мелкому. - Не забудь нож. Твоя задача: по всем этим лестницам-коридорам пробраться на стену, посмотреть, что творится на площади, на складах. В-общем, осмотреться по кругу. Андрей, страхуешь его. Если встретите по пути гансов, не рискуйте, не лезьте на рожон. Переждите, или возвращайтесь. Оба должны вернуться, вы нужны здесь. Понятно?.. Тогда, - вперед!..
   Отдаю им свой бинокль, и парочка бесшумно исчезает в темном коридоре. Спустя какое-то время после их ухода немного в стороне слышен отдаленный шум. Прибежавший дозорный докладывает, что немчура начала выводить пленных через (западные) ворота. Иду на пост, смотрю сам. Да, по дальнему краю плаца-площади тянется колонна людей в русской форме, конвоируемая фигурами в "фельдграу". Значит, началось. Осталось дождаться, пока они выпихнут из крепости почти стотысячную толпу, и можно будет работать.
   Снова поблизости появляются гансы, шарятся по казармам, но выше второго этажа не поднимаются. И двигаются потихоньку, гады, к нашему логову. Если придут раньше времени, придется их гасить, но тихо. Выстрелы поднимут тревогу. Какой-нибудь исполнительный унтер отправит свой взвод посмотреть, кто там шумит, - и все. Операция сорвана. Остается надеяться на лучшее...
   Вскоре возвращается разведка. Егорка докладывает, пытаясь скрыть свое возбуждение (ну, как же, первый самостоятельный выход, считает себя "взрослым"):
   - Вашбродь, с площади гансы начали отправлять пленных, ну, да это и отсюда видно. Возле складов выставлены караулы, по два человека на ворота, но больше для виду. Часовые просто стоят рядом, курят и болтают.
   - Этот мелкий, как ящерка, всю стенку переползал. - Улыбаясь во все свои тридцать два зуба, добавляет Зингер. - Нашел какой-то махонький домик, скорее всего голубятню, но стены из кирпича. Оттудова обзор во все стороны, токмо клетки вокруг пустые, да птицы нагадили - страсть! По дороге еле оттерлись. Но для наблюдательного пункта - самое то будет.
   Виновник торжества также показывает, что дантистам еще долгое время придется обходиться без него... Так, а вот это - хорошая идея!.. Давно пора парня поощрить, заслужил! И неплохой способ приободрить остальных!.. Значит, ящерка - ящер - дракон - ... Драг! Отлично!
   - Молодцы, братцы!.. Да, Егорка, отныне твой позывной - Драг!
   Оп-па, а парень - в ступоре. Только секунд через десять выдает в ответ:
   - А Драх - это што?
   - Не что, а кто. Это - сокращение от слова "дракон". Ну, ящер, ящерка... Не хочешь?.. Тогда Змей Горыныч, сокращенно - Гор... И поздравляю со вступлением в Первый Состав!
   Хлопаю его по плечу, потом еще раз с другой стороны прилетает от Зингера.
   Егорка, слегка придя в себя, смотрит очумелыми глазами, и охрипло выдает:
   - Пущай Уж лучше будет Гор. Спасибо... Командир!
   Зингер утаскивает нового "брата" прочь, сейчас новость узнают все. И хоть немного приободрятся, перестанут втихую кошмарить. И только сейчас понимаю, что господа офицеры внимательно следили за разговором, и у них есть ко мне вопросы. Первым начинает Николай Бер:
   - Денис Анатольевич, а с чем Вы сейчас казака поздравляли? С тем, что кличку ему новую придумали?.. Или я что-то не понимаю?
   - Ну, во-первых, Николай Павлович, это - не кличка, а позывной. Псевдоним, так сказать. Иной раз нужно тихо и коротко позвать человека, - вот как раз на этот случай. А еще, когда я начинал собирать свой отряд, у меня было только пятеро казаков-добровольцев. Кстати, Андрей "Зингер" - один из них. Потом из сотни еще казаки пришли, другие люди появились, стало нас около двадцати человек. Вот я их и называю - Первый Состав. Те из них, кто проявил себя в боях, получают позывной, и, как знак особого расположения, - разрешение обращаться ко мне "Командир", и на "ты".
   - А не боитесь, что подобные разгильдяйство и фамильярность Вам боком выйдет? - Не унимается прапор. - Нижний чин к офицеру - на "ты"! Возмутительно!
   - Николенька, подожди. Ты видел, какая дисциплина в отряде? Где ты там увидел разгильдяйство? - Вступает в разговор Стефанов. И обращается уже ко мне. - Думаю, Вы уже поняли, что я - не русский, а болгарин.
   Дождавшись утвердительного кивка, продолжает.
   - Я в отрочестве одно время интересовался былинами. В том числе и о Киевском князе Святославе. Он ведь у нас, в Болгарии воевал с византийцами, даже хотел новую столицу своего княжества сделать в Доростоле. Вот мне пришло на ум сравнение. Вы - князь, Ваш Первый Состав - бояре-ближники, старшая дружина, остальной отряд - витязи... Вы понимаете, о чем я?
   Ну, нифига себе!.. Вот уж сравнил, так сравнил!.. Где Святослав Игоревич, а где - я? Не надо тут мне самооценку поднимать, и манию величия взращивать! И без того хреново!
   - Да, Дмитрий Любомирович, я тоже интересовался историей тех времен. Но сравнивать меня с князем? Увольте! Я - не князь, и в правители не лезу. Мне себя самого иной раз многовато бывает (Ага, два Дениса в одном флаконе), а уж на князя равняться? Его же с малых лет учили...
   Насчет сравнения отряда и дружины - скорее всего Вы правы, но с натяжкой. То, что Первый Состав - старшие дружинники, это - да. И спрос с них особый, больше, чем с других. И все они знают, что в случае их личной вины в чем-то, вылетят они в две секунды обратно. Да еще в них пальцами тыкать будут, мол, опростоволосился, Емеля.
   - А как Вы думаете, Денис Анатольевич, смог бы Святослав создать свою Империю, если бы его печенеги не убили?.. В Болгарии многие историки считают, что это византийцы натравили степняков на князя.
   Ну, блин, вы и вопросики подкидываете, да еще в самое "подходящее" время. Хотя, все понимаю, - ожидание, нервы, хочется переключиться на что-то другое. Я, конечно, читал многое из того, что издавалось, но ведь тогда же появились и такие "гении", как Кандыба, Фоменко, Носовский. Уж не знаю, что они курили перед тем, как сесть писать... Ладно, к делу не относится!
   - Возможно, Дмитрий Любомирович, но я встречал и другую версию. Святослав мешал не только Византии, но и, как ни странно, собственной матери, княгине Ольге с ее боярами-тиунами. Князь был отличным воином, хорошим военачальником и никудышным правителем. Он ведь только завоевывал новые земли, а об их обустройстве, соединении в одно государство думала княгиня. А когда поняла, что не сможет переубедить сына, а время и бояре поджимали, устроила руками печенегов побоище на Днепровских порогах. А если вспомнить еще и то, что Ольга была христианкой, а Святослав - язычником, и этих самых христиан приносил в жертву Перуну, - вот Вам и еще одна причина. А после посадила на Киевский стол Владимира, сына от рабы-ключницы Малуши, бывшей ранее древлянской княжной. И сделала это для того, чтобы теснее привязать древлянские земли к Киеву.
   - Интересная версия. А где они жили, эти древляне?
   - Юго-восточней, между Припятью и Днепром.
   Болтаем еще минут десять на посторонние исторические темы, нервозность потихоньку исчезает. Вот и хорошо! А сейчас надо дальше делами заниматься. Вежливо прерываю разговор, зову своих казаков-опричников, и иду смотреть ту самую голубятню.
   До которой добираемся без особых проблем. По пустым гулким коридорам доходим почти до места. Пару раз вижу из окна проходящие мимо колонны немцев, горланящих на своем языке что-то бравурно-веселое. Редкие часовые у арсенала и хранилищ также обошли нас своим вниманием. Собравшись в кружки по интересам, беспечно стоят и дымят никотином. Перед тем, как проскочить единственное открытое место, долго и безрезультатно выглядываем супостатов, отсутствие которых скорее радует, чем наоборот.
   Голубятня действительно представляла собой крохотный, метра три на три домик, незаметно встроенный в стену цитадели. Но, тем не менее, сделанный из кирпича. Внутри, как и говорилось - пустые клетки, прелая солома на полу вперемежку с птичьим пометом. Запашок - еще тот. Как в анекдоте: "Что, воняет? Нет, глаза режет!". Ну да нам здесь не жить. Осторожно, стараясь не скрипнуть, казаки открывают маленькие окошки, служившие, по-видимому, для запуска птичек. Становится светлее и легче дышать. Стараясь не выпачкаться, поочередно осматриваю местность через окна. Вон склады, которые скоро будут учиться летать вместе с часовыми, их охраняющими, точнее, делающими вид, что несут караульную службу. Стоят, ржут над чем-то своим, германским. Из другого окошка видны Полтавские въездные ворота в крепость. Третье показывает пустой плац, на котором шевелятся только какие-то бумажки и дым вдалеке. Насколько я понимаю, большинство находящихся в крепости немцев было занято тушением складов и подсчетом "счастья", которое им привалило благодаря головотяпству и тупости нашего генералитета.
   Вообще, у меня все больше и больше крепнет ощущение, что сдача Ново-Георгиевска была заблаговременно запланирована свыше. Сначала не поддающаяся никакой логике шпионофобия с ярко выраженным еврейским акцентом и последовавшая затем бестолковая депортация "народа Израилева" вглубь страны (наверное, для того, чтобы увеличить бардак во внутренних губерниях и создать предпосылки для возрождения Бунда), благодаря которой единственная железная дорога была забита вагонами с беженцами и стало невозможным что-либо ценное вывезти из крепости. Зато у Главковерха появилась отличная причина эвакуировать из Варшавы различные художественные ценности, абсолютно ненужные во время войны. Интересно, где они теперь, эти статуи и картины, чей изысканный вкус они сейчас ублажают своим изяществом и красотой.
   Затем из крепости выводят боеспособный, освоившийся на местности гарнизон, и заменяют его бестолковыми сорокалетними ратниками ополчения, которые ничего не знают, не умеют, да и не хотят ни знать, ни уметь. Берг рассказывал историю, услышанную от знакомого офицера. Старший сторожевого охранения докладывает при смене: "Подъезжал германский разъезд, так мы его не пустили так как они пропуска не знают". Было бы смешно, если бы не было так грустно и печально.
   И после всего этого, как апупеоз, комендант крепости играет с немцами в поддавки, сдавая сначала внешнюю линию фортов, затем внутреннюю, и потом саму крепость, несмотря на еще существующую возможность обороняться. Германские пушки вели, скорее, беспокоящий огонь, нежели участвовали в штурме. И вот результат...
   - Командир, там гансы оставляют только часовых у арсеналов, а сами уходят обратно. - Отвлекает от размышлений Андрей, сидевший наблюдателем. - И за стенами, кажись, музыка какая-то играет.
   Да, действительно, если прислушаться, издалека доносятся звуки духового оркестра. Надо это посмотреть. Здесь все равно делать нечего. "Наши" склады нетронуты, стало быть, минирование не обнаружено. Пойдем посмотрим, что за дискотеку там гансы устраивают. Идти, правда, придется сначала обратно, потом - по внешней крепостной стене, по всем этим зигзагообразным бастионам. Это ж километров пять будет. Ну, да для бешеной собаки поллеса - не крюк.
   По пути, обменявшись "чириками" со своими постами, заглядываем на импровизированный КП, где скучают Бер, Стефанов и Синельников, которые сразу набрасываются на нас с вопросами:
   - Ну, что там?
   - Германцев много?
   - Когда уже взрывать будем?
   - Подождите, господа не все сразу. Там - то же, что и у вас из окна видно. В крепости остались только посты у складов, остальные оттянулись за стену, там у них какое-то веселье с музыкой. Взрывать пока рано. Пусть немчуры побольше набьется внутрь, да и в сумерках уходить сподручнее. Так что еще пару часиков придется подождать. Мы сейчас пробежимся по внешней стене, посмотрим что и как и вернемся...
   Наш разговор прерывает появление одного из бойцов, стоящих в охранении. С добычей на руках. Причем, добыча одета в форму сестры милосердия, и в данный момент находится в обмороке. Это что за картина маслом? Боец поясняет, что почти сразу после того, как мы прошли, услышал какие-то шорохи в коридоре, затаился. Мимо него и прокралась данная персона. А когда он сзади тронул ее за рукав и хотел спросить, что она здесь делает, мамзель, тихонько пискнув, почему-то потеряла сознание и повалилась на пол. Ага, ты бы, друг любезный, спросил бы еще как пройти в библиотеку. Умник, блин...
   Господа офицеры, тем временем, оборудуют на ближайших нарах подобие постели и, общими усилиями, медсестричка укладывается горизонтально. Начинается околонаучный диспут на тему "Как привести в чувство мамзель, находящуюся в обмороке". Ну, это вы уже сами, господа, соображайте, меньше дурных мыслей в голове будет. А мы пошли дальше. Смотреть и наблюдать.
   Когда добираемся до Полтавских ворот, видим интересную картину. Где-то в полукилометре от стены на поле выстроилась куча немцев, судя по размеру и количеству колонн, - около трех дивизий. А еще дальше, на невысоком холме стоит какое-то начальство со знаменами, адъютантами и остальными присущими ему атрибутами. Наверное, немецкий генерал, командовавший осадой, решил организовать блиц-парад по поводу грандиозной победы и маленько потешить свою манию величия, высокомерная германская... самка плешивой бродячей собаки! Так, где мой телескоп, в смысле, бинокль? Смотрим... Еще смотрим... Потом слегка охреневаем, и еще смотрим!..
   На холме в окружении кучи краснолампасных генералов и прочей сверкающей погонами и амуницией сволочи, в сером плаще-пелерине стоит человек, доселе известный мне только по фотографиям... Фамилия - Гогенцоллерн. Имя - Вильгельм. Последняя занимаемая должность - император всея Германии...
   Пытаясь избавиться от наваждения, тру глаза и трясу, как лошадь, головой, - мало ли, может быть мне прилетевший недавно по голове булыжник такие глюки подкидывает. Закрыв глаза, считаю про себя до десяти, потом снова прикипаю к биноклю.
   Нет, вроде, все правильно, Их Императорское величество Кайзер Вильгельм II со своими знаменитыми усами! Вручает что-то, скорее всего, Железные кресты, подходящим к нему по очереди гансам и пожимает каждому руку. За ним, насколько я понимаю, топчется толстая тушка Гинденбурга и рядом с ним, наверное, его лучшая половина - генерал Людендорф...
   Во весь гигантский рост встает извечный русский вопрос: "Что делать?". Звать сюда снайперов?.. Пока казаки сбегают туда, потом вернутся вместе с сибиряками, пройдет достаточно времени. Да и расстояние до цели большое, около семисот метров... Да и кто должен быть целью?.. Вильгельм?.. Ну, нифига ж себе!!!... Завалить кайзера?!!... Это вам не в форточку плеваться и воробьям дули показывать!.. Думай, Денис, думай!!!... Смотри и думай!.. Если грохнуть германского императора, Августейшую Особу, такое будет!!!... А что, собственно, будет?.. Конец войне? Или весь II Рейх во главе с новоиспеченным наследником воспылает жаждой мести и объявит новый Крестовый поход, тотальную войну на уничтожение?.. Скорее - да, чем нет... А сколько уже наших пленных в Германии?.. Только в Ново-Георгиевске сдалось около ста тысяч человек. Их же первых пустят под нож!.. Или это будет необходимая жертва для победы России?.. Стоп!!!... Как там говорится?.. Короля играет свита?.. А если... Если отстреляться по его генералитету?! Кто там у Вилли Љ 2 за спиной торчит? Расстояние велико даже для бинокля, тем более, что знаменщики периодически закрывают обзор. Но, вроде бы, Гинденбург и Людендорф. А кому здесь еще быть? Простые командиры корпусов нервно курят в конце очереди... Кстати, теперь понятно, что здесь делают ребятишки в черной форме и меховых шапках. Черные гусары смерти, личная охрана кайзера... Если Гинденбург и его начштаба падут смертью храбрых, кто займет их место?.. Блин, это Валерию Антоновичу хорошо, он весь германский генералитет назубок знает, а я этих ребят только по Пикулю помню. Кого он там вспоминает?.. Генералы Франсуа и Макс Хофман?.. Так, а это что за "Федерико Феллини" там в сторонке стоит в обнимку с кинокамерой? Какой-то кинооператор, желающий запечатлеть триумфальный въезд победителя в крепость?.. А это идея!.. Насколько знаю, Вильгельм тщеславен, и, скорее всего, не пройдет мимо возможности увековечить себя для потомков на развалинах вражеской цитадели. Значит, что? Значит, после раздачи "плюшек" он появится здесь. И въезжать будет именно через эти ворота... Вот тут мы и можем подловить подходящий момент! И дистанция будет меньше, и со взрывами это действо можно будет совместить...
   Поворачиваюсь к казакам, изнемогающим от любопытства и, не дав раскрыть рта, задаю самый важный вопрос:
   - Егор, ты быстро бегать еще не разучился?
   Удивленное "Не-а" в ответ.
   - Андрей, Егор, насколько я помню, с голубятни же ворота хорошо просматриваются?
   - Да, видны. И еще пятачок перед ними малость. А что там?..
   - Там - германский кайзер и куча генералов. Погоди, не до твоих вопросов...
   - А...
   - Сколько по-вашему до ворот?
   - ... Ну, где-то с полверсты...
   - Андрейка, так?
   - Да, я думаю, что так... Командир...
   - Сказал же, - погодите!.. Дайте подумать!.. Егор, сейчас возвращаешься к остальным, передаешь мой приказ Семену и Гордею: быть в полной боевой готовности, проверить и приготовить винтовки, прицелы, патроны, - в общем, все-все! Сидишь с ними, ждете нас с Зингером. Все остальные подробности - потом! Понял?.. Вперед!.. Андрей, мы остаемся, смотрим за действиями гансов. Я так думаю, что кайзер со свитой захотят побывать внутри.
   - Вот тут мы его и...
   - Нет, не его. - Вижу недоумевающий взгляд. - Если кайзера грохнем, кто будет капитуляцию подписывать?.. А если серьезно, он без своих генералов не так и опасен. Так что лежим, смотрим, думаем...
   Через полчаса очень нервного и выматывающего душу ожидания то ли кресты у Вилли кончились, то ли он устал всем руки пожимать, но церемония подошла к концу. Бравый ландвер под звуки маршей продефилировал мимо своего повелителя, после чего начальствующая верхушка расселась по автомобилям, и в сопровождении конного конвоя направилась к крепости. Пора!!!
   Срываемся с насиженного места и парой испуганных зайцев несемся на КП. По пути стараюсь составить план действий. Как только забегаем в "штабную" комнату, пресекаю все вопросы сенсационной новостью:
   - Кайзер со свитой едет в крепость! - Немая сцена. У всех челюсти болтаются где-то в районе пола. А у очнувшейся медсестрички еще и каждый глаз размером с яблоко. - Николай Павлович, готовность номер один! Взрываете по первым выстрелам. После этого ждете нас пятнадцать минут, и, если не появимся, уходите самостоятельно... Андрей, остаешься за командира у наших. Постарайтесь догнать отряд. Я сейчас беру сибиряков, Гора, - и на голубятню! Мадмуазель, простите, но Вам придется переодеться в форму, если надумаете идти с нами. И без возражений!
   - Денис Анатольевич, Вы что, собираетесь убить Кайзера?!
   - Нет, хочу чуть уменьшить число генералов в Германии. Извините, все объясню потом, когда вернемся, нам пора бежать!.. Гордей, Семен, к работе готовы?.. Отлично! Гор - направляющим, я-замыкающим. Бегом - марш!..
   Теперь несемся без всяких мер предосторожности по уже знакомому маршруту на голубятню. Топот сапог гулко отдается в пустоте. Быстрей, ребятки, быстрей! Нам не только добежать надо, нам еще и подготовиться к встрече необходимо. Дыхание восстановить, руки расслабить, чтобы не дрожали на спусковом крючке, мозги настроить в нужном ключе! Чуть прибавляю шагу, догоняю начинающих уставать сибиряков.
   - Винтовки!.. Мне!.. Сюда!.. Быстро!..
   Мужики пытаются возражать. Блин, не до вежливости сейчас.
   - Молчать!.. Дыхание!.. Не!.. Сбивать...!..Шире!.. Шаг!..
   Дальше они бегут налегке, а сам тащу два девяносто восьмых маузера с оптикой. А я - не гордый, главное, чтобы они нормально отработали по целям. Надо будет, ради этого их на руках понесу... Наверное...
   Все плохое, впрочем, как и все хорошее, когда-нибудь кончается. Закончился и этот сумасшедший кросс. Мы уже у дверей голубятни. Оставляю Егорку-Гора смотреть за тылом, втроем залезаем в это царство перьев и птичьего помета. Окошки по-прежнему открыты. Выбираем нужные. Из которых виден въезд и площадка перед ним. Пока сибиряки пыхтят, восстанавливая дыхание, пытаюсь прицелиться по воротам. В принципе, нормально. Нужно, чтобы Вилли со своими сопровождающими прошел вперед метров тридцать-сорок. Тогда все они, голубчики, будут как на ладони. Насколько я понимаю, в классическом варианте снайперской засады стрелков нужно развести на острый угол, градусов так в тридцать-сорок, чтобы стрельба велась с двух точек. Но сейчас для этого нет ни времени, ни возможности. Вторую позицию уже не оборудовать, стрелок на стене будет заметен, и с эвакуацией будет задержка. А самое главное - не будет синхронности в работе. Поэтому будем сидеть здесь.
   - Ну, что, земляки-сибиряки, отдышались?.. Хорошо. Объясняю нашу задачу. Очень скоро сюда въедет или войдет германский кайзер со своими прихлебателями. - По глазам вижу, что уже знают об этом (Егорка проговорился, засранец), но до конца все же не верят. - Правда, правда. Сам их со стены видел. Так вот, ваша задача - пристрелить парочку генералов. Каких - скажу и покажу, когда появятся. Обязательное условие - германский император не должен пострадать ни в коем случае! Должен остаться живым, и без единой царапины! Понятно?.. Сложность в том, что до ворот примерно пятьсот метров. Вспоминайте, как вы стреляли на базе на такую дистанцию. У каждого будет по два, максимум - по три выстрела. Целимся очень-очень аккуратно, второй выстрел поправляем по первому, третий - по второму... Братцы... Не буду вас агитировать, но если сегодня все получится... Многих русских солдат спасем, или участь им облегчим...
   - Командир, не кошмарь. - Во, блин, моя фраза мне же от Семена и вернулась. - Все сделаем в лучшем виде.
   Сам он уже приладил винтовку поверх деревянной клетки, осматривает в прицел местность. Гордей тщательно протирает ветошкой линзы прицела и, как будто, молится про себя. Закончив шевелить губами, пристраивается рядом возле второго окна. Оба стрелка о чем-то негромко переговариваются, пока я думаю, чего же еще не учел. Ветер определим по германскому флагу, что уже болтается на флагштоке... Блин, стрелять будут две винтовки в маленьком помещении. Оглохнем сразу!.. Где взять затычки?.. Сделать самому! Достаем из кармана бывший когда-то белоснежным, а сейчас пепельно-серый носовой платок, отрываем полоску, рвем ее на шесть частей, скручиваем жгутики. Протягиваю сибирякам.
   - Заткнете уши после того, как покажу кому в кого стрелять...
   Нервозность ощущается буквально кожей, тревожное напряжение висит в комнатушке... Скрип открываемой двери!.. Стрелки успевают только дернуться, как сам уже в развороте на сто восемьдесят, ухожу на колено, люгер и наган в руках... Из-за приоткрытой двери слышен приглушенный голос Егорки:
   - Свои...
   - Трисучьепадловая выс...ка, мать твою раз по девяти через коромысло, бабку в спину, деда в плешь, через семь гробов в сарае... - Дальше не хватило дыхания, да и адреналиновый выброс закончился. - Егорка!.. Казачий сын!.. Ну нельзя же так пугать!..
   - Командир, под стеной с десяток гансов идут, тихо надо сидеть... А потом напишешь на бумажке то, что щас говорил? Я наизусть выучу. Все завидовать будут...
   - Изыди, чертенок!.. Марш на пост, смотри в оба... Уже скоро...
   Продолжения разговора не получилось. Сзади за плечо меня трогает Гордей. Поворачиваюсь к окну, приклеиваюсь к биноклю. В воротах появляется кавалерийский разъезд, медленно проезжает вперед и останавливается. М-да, наверное, все-таки красивая по нынешней моде форма у этих гусар смерти. Высокие сапоги, черные галифе и китель, или как там эта хрень называется, расшиты белыми шнурками, аксельбанты болтаются, на черных меховых шапках красуется знак "Не влезай! Убьет!" - череп со скрещенными костями. Хотя сейчас он называется "Адамова голова". Сабли, кобуры с пистолетами на поясах, короткие карабины. Список вооружения закончен. На близкой дистанции - постреляют и порубят в капусту. Только вот мы - ребята хитрые, воевать будем издалека. И против длинных винтовок с оптикой ваши короткие карабины не пляшут... Все, эмоции - в сторону! Въезжает первый автомобиль, останавливается, и из него выпрыгивает тот самый шпак с кинокамерой. Оглядывается по сторонам, и бежит на будущее место съемки. Как раз у противоположной от нас стены. Устанавливает свою треногу, пару секунд возится с камерой и машет рукой, очевидно подавая сигнал, что к работе готов.
   Снайперы уже готовы работать, держат пятачок у ворот под прицелом... Сейчас, главное, не ошибиться... И не промахнуться!.. Время растягивается, секунды становятся все длиннее и длиннее... В двух оптических прицелах и одном бинокле появляется кавалькада машин в окружении всадников... Только бы не поехали дальше!.. Только бы остановились там, где надо!.. Неожиданно у нас появляется помощник. Кинооператор, не переставая крутить ручку камеры, поднимает свободную лапку вверх. Для водителей это, по видимому, означает сигнал "Стоп". Колонна останавливается, гусары спрыгивают с седел, выстраиваются в редкую цепочку. Из первого авто выскакивает какой-то ганс, открывает заднюю дверцу и замирает в верноподданническом отдании чести. На землю спускается император Германии Вильгельм II, за ним, как тень, - какой-то умник в странной форме. Судя по погонам - офицер. Скорее всего - адъютант. Из других автомобилей, как тараканы из щелей, посыпалась свита в самых разнообразных мундирах, хотя, все-таки, преобладал цвет "фельдграу" с широкими красными лампасами... Где же "мои" генералы?.. А, вот они, голубчики. Моржеобразную фигуру Гинденбурга трудно спутать с кем-то другим, а Людендорф - всегда рядом.
   - Кайзера видите? - От волнения задаю вопрос шепотом. - Вон он стоит возле первого авто, к нему народ подходит.
   - Да... Вижу... - Шепот с обоих сторон.
   - Каких генералов стрелять надо? - Голос Семена напряженно дрожит, сам он очень похож на охотящегося кота перед броском. Гордей, беззвучно шевеля губами, водит стволом из стороны в сторону, оглядывая все пространство.
   Снова бинокль к глазам. Блин, а ручки-то подрагивают!.. Так, толпа двинулась. Вилли идет впереди, в двух шагах за ним - наша "сладкая парочка", за ними уже другие... Вот остановились, кайзер что-то спрашивает у Гинденбурга, тот, жестикулируя, отвечает.
   - Семен, твой - тот, кто сейчас справа от Вильгельма, руками машет и говорит. Видишь?..
   - Ага, вижу хорошо.
   - Гордей, твоя цель стоит еще правее, сейчас - на полкорпуса закрыта впередистоящим. Ждем, когда полностью появится...
   - Добро... Жду...
   Троица все ближе и ближе к нужной точке... Ну, еще метров пять!.. Ну, давайте, Ваше германское величество!.. Вот, хорошо, еще пару шагов!.. Все!... ВСЕ!!!... МОЖНО!!!...
   - Цели видите?.. - Оба стрелка кивают в ответ, прикладываются поудобней к винтовкам. В бинокль видно, как Вилли разговаривает с "толстым", Людендорф, топтавшийся за ним, обходит кайзера и становится с другой стороны... Шепот солдат пробивает нервы электрическим током:
   - Готов!..
   - Готов!..
   Все, тянуть больше не будем! Повезет, так повезет! Не отрываюсь от бинокля и шепчу ставшими вдруг непослушными губами, дублируя команду очень понятным жестом:
   - Огонь!
   Винтовочные выстрелы в малюсенькой комнатушке хлестанули по ушам. Раззява, твою мать! Забыл затычки вставить, так и мну в кулаке... В оптику видно, как одна пуля поднимает фонтанчик возле сапога Гинденбурга, вторая попадает удачней. Людендорф сгибается и медленно оседает на колени... Все в ступоре, на лице кайзера недоумение, не успел еще испугаться... Быстрее всех начинает реагировать ганс в странной форме. Начинает протискиваться между Вильгельмом и Гинденбургом, отталкивая последнего и доставая на ходу пистолет из кобуры... Генерал сопротивления не оказывает потому, что уже прогремел второй выстрел Семена и пуля, попав в голову, помогает мертвому телу опрокинуться на спину. С задержкой в доли секунды бахает винтовка Гордея. Его "подарок" попадает Людендорфу в грудь, опрокидывая с колен на брусчатку. Ганс с пистолетом пытается закрыть кайзера своим корпусом, и одновременно определить, откуда стреляют. Третий залп, кто-то из генералов, бросившихся на помощь, ловит пулю в голову, оседая вниз, телохранителю, как будто, кто-то невидимый сильно бьет по ноге, она подламывается в колене и он тоже падает. Кайзер Вильгельм, только начавший пугаться, судя по его лицу, стоит в кольце лежащих тел. Оцепление крутит головами, пытаясь углядеть стрелков... Пора сваливать!!!... И в этот момент грохочет взрыв!.. Пол под ногами ходит ходуном, как при землетрясении, с потолка сыплются хлопья побелки и какой-то мусор, воздух через окошки ощутимо толкает в грудь...
   Последний взгляд в бинокль, - гусары из оцепления сгрудились вокруг кайзера и то ли ведут, то ли волокут его к воротам. Следом, как понимаю, двое тащат телохранителя... На земле неподвижно валяются три тела... Вот теперь точно пора сваливать! Семен уже снаружи, пытаюсь выйти за Гордеем, и тут раздается второй взрыв. Сибиряк, будто получив удар в живот, рушится назад, и мы вместе падаем на пол, осыпаемые новой порцией побелки... Черт!.. Надо отсюда убегать как можно быстрее!.. Двух секунд хватает, чтобы подняться на ноги и выскочить из голубятни. А теперь, - ходу! Аллюр три креста!.. Ускорение придает грохот третьего взрыва и толчок ударной волны в спину. Отступаем в прежнем порядке, Егорка - направляющим, я - в позади всех...
   Обратный путь бежим быстрее и, как будто легче. В принципе, оно и понятно, адреналин - штука такая. Добегаем до нашего КП, там народ в полной готовности, уже с вещмешками за спинами и оружием в руках.
   - Уходим! - Ору, едва ворвавшись в комнату. - Здесь скоро гансов будет больше, чем блох на собаке!.. Быстрее, быстрее!.. Пошли, пошли, пошли!.. Все вопросы и объяснения - потом, когда из крепости выберемся!..
   И снова несемся по коридорам, лестницам, казематам. Вот, наконец-то, и нужный выход, самая крайняя дверь возле пристани. Теперь надо проскочить около километра открытого пространства вдоль Вислянского берега. Гансов пока не видно и не слышно, но не факт, что через секунду они здесь нарисуются, причем все вооруженные и очень злые. Пулеметный расчет занимает позицию возле казармы, собираясь прикрывать группу в случае непредвиденных обстоятельств, остальные окружают кольцом подрывников и медсестричку. И, ощетинившись стволами во все стороны, наша веселая компания начинает двигаться к небольшому домику-будке метрах в трехстах. Добираемся туда, второй пулемет наизготовку, машем прикрывающим, чтобы догоняли. Пока их ждем, темпераментного Стефанова все-таки прорывает:
   - Денис Анатольевич, не томите! Что там получилось?
   Остальные выражением лиц изображают полную заинтересованность в данном вопросе.
   - Хорошо, докладываю... Предположительно тяжело ранены, или убиты генералы Пауль Гинденбург, Эрих Людендорф,.. и еще какой-то, я его в лицо не знаю.
   На переваривание информации у народа уходит аж почти полминуты...
   - Это точно?.. Вы уверены?
   - А сам кайзер?.. Живой?.. Или тоже?..
   - Господа, то, что сказал, видел собственными глазами в бинокль. Вильгельм, если и пострадал, то от контузии при взрыве. Точно не знаю, его куча охраны закрыла телами и утащила. Был еще офицер, по-видимому, адъютант. Или телохранитель, ранен в ногу. Все! Остальные разговоры - потом. Следующая остановка - вон тот пакгауз. Пулеметчики готовы?.. Тогда - вперед!.. А вот и знакомые ворота. Где-то даже ключик от них имеется. Жандармов, скорее всего, выпустили в тот же вечер, где они теперь - не знаю, скорее всего, в плену. А хотелось бы побеседовать с тем штабс-ротмистром, узнать, откуда у него такое большое желание притормозить нас в крепости, кто хотел там с нами пообщаться.
Оценка: 7.57*86  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"