В последнее время много пишут о Второй мировой войне. Или Великой Отечественной. Причем с каким-то идиотским пафосом. Просят раскрасить историю свидетельствами очевидцев. Я записал историю моего отца. Рассказывал он мне её давно, но многократно. Напечатал её обычным шрифтом, дал прочитать близким. Людям, несомненно, умным. Идеологические матрицы были у всех разные. Текст воспринимался настолько неоднозначно, пришлось, действительно, раскрашивать, менять шрифт и снабжать комментариями. Чтобы даже дебилам стало понятно, что такое ВОЙНА.
Свидетельство очевидца, с комментариями на русском языке.
Обозначения:
1.Основной текст рассказа.
2.Идеологические штампы.
3.Мои комментарии.
Эпиграф: "Эта штука посильнее чем "Фауст" Гете". И.В. Сталин.
Речь не о "Матери" М. Горького. История об отце. И не об Отце Народов, хотя он был активным участником. О моем собственном отце, солдате Красной Армии, воевавшем в Германии, никогда не считавшим себя настоящим фронтовиком и долгое время стеснявшемся носить военные награды. Хотя медаль "100-летия Ленина" и "Ударник химической промышленности" демонстрировал с удовольствием. Я, обычно, не пишу и не пересказываю чужие истории. Слишком много искажений в восприятии, передаче, интерпретации. Но эта история не записана автором. Он вообще не подозревал, что это История. Поэтому я постараюсь быть предельно точным. Меня некому поправить.
ПРОЛОГ.
- Мальчик, а ты зачем пришёл? - спросили у отца в военкомате. Отец протянул повестку.
Он пришел, опираясь на палочку. Полгода был парализован. Нет, это не результат боевых ранений и героических подвигов. Просто горные реки на Кавказе всегда холодные, а был уже ноябрь (декабрь?) когда их пришлось переходить. И не с героической Красной Армией, стремительно отступившей за перевалы Большого Кавказского Хребта и к Волге. Совсем наоборот. И не с мужественными Партизанами, смело действующими в тылу врага. Их действий, мой юный отец и его сестра Катя боялись тогда больше всего.
-Иди домой, мальчик. Придешь через год.
СГИНУЛ.
Семью горняка Алексея Зверева эвакуировали в роковом 1941 году из Кировска в Глубокий тыл на Северный Кавказ. В Нальчик. Тырныауз комбинату, производившему молибден, нужны были горняки-специалисты. Алексей имел бронь и судимость - 5лет "за сокрытие социального происхождения". А также большой опыт горных работ и кулацкое трудолюбие. Семья - это мать, сестра Катя и младший брат (мой отец).
Кстати, Кировск так и не был оккупирован. На город упало всего четыре бомбы. Горы, не разлетаешься.
Они приехали с Крайнего Севера с большими горняцкими деньгами на блаженный Юг. А шахта - она везде шахта, что в Кировске, что в Тырныаузе. Надо пахать и света белого не видно. Алексей говорил моему отцу: " Учись, Санька. Шахта - это Ад".
Счастье было недолго.
В 1942 году фашистские варвары, прорвав героическую оборону Красной Армии, устремились к Волге и Кавказу.
"По личному приказу товарища Берия" взрывали методично, здание за зданием. Ну и шахты, по возможности. Возвращаться не собирались.
Видел книгу о Тырныауз комбинате, разрушенном фашистами в годы войны и восстановленного героическим трудом советского народа.
Тотальная мобилизация, Алексея забрали на фронт, где он и сгинул. А Красная Армия, взрывая мосты, отошла за Большой Кавказский хребет.
И началось самое интересное. "Немцы придут, русских резИть будем" - шутили гостеприимные аборигены, обменивая мешок кукурузы на поношенные манатки эвакуированных. Ободренные такой перспективой, бывшие жители Кировска ложились спать с топорами, забаррикадировав двери и окна. Но человек предполагает, а Бог располагает. И такого прикупа не ожидали ни балкарцы, ни русские.
Никого тогда, кстати, не зарезали, обмен не прекращался.
Немцы пришли через месяц, чинили взорванные мосты.
"Отныне и навсегда этот маленький кусочек земли будет принадлежать Великой Германской Империи!" - выступавший обвел взглядом стоявшую перед ним толпу: "Время военное. Порядок будет строгий - за каждого убитого немецкого солдата будет расстреляно сто балкарцев. Вопросы есть?"
-Скажи, дарагой, а что будет за убийство русского?
Выступавший представитель "нового порядка" посмотрел в глаза спрашивающего. Увидел там сумасшедшие искорки, и сказал: " А за каждого убитого русского - 50 балкарцев".
Я понимаю хозяйственных немцев. Их уже тогда беспокоил вопрос, кто будет работать.
ВСЁ-ТАКИ СГИНУЛ!
С приходом немцев вернулась часть "тотальномобилизованных". Их не успели даже переодеть.
"Ваш Алексей в лагере военнопленных в Прохладной, немцы отдают пленных родственникам"
Всё-таки не сгинул!
Мой отец, щуплый мальчик, чахлое дитя Севера 17-и лет и его 21-летняя красавица сестра Катя отправились в Прохладную. Пешком по горным дорогам, вброд через ледяные горные реки.
Ни по пути туда, ни по пути обратно, ни одна сволочь, помня приказы строгого начальства, не обидела путешественников. А попадавшимся немецким солдатам это даже в голову не приходило, немцы всегда славились культурностью.
Путешествие было напрасно. Они обошли все лагеря. Просмотрели все списки. Они видели колонны измождённых пленных идущих на работу и с работы. Видели, как сердобольные жители насыпали пленным бойцам семечки подсолнечника в протянутые руки, а те пожирали их, даже не пытаясь очистить. Алексея среди них не было. Всё-таки сгинул!
Представляете себе зеркальную картину?
Возвращались обратно, ночевали в какой-то сакле, вместе с немцами. Добродушный немец, с симпатией поглядывая на "русских гостей", указал на хозяев: "Zweite Jude!" -"Вторые евреи!"
И как в воду глядел.
ПАРАЛИЧ.
Наступила зима. Оккупация не ухудшила жизнь. Она и так была хуже некуда.
Пронеслись на мотоциклах с колясками группа немцев. В больших тулупах, с красным знаменем. Это были альпинисты, ехавшие водружать Знамя Победы над Эльбрусом.
Вам ничего не напоминает?
А потом, в одну ночь, немцы сгинули. Все. Взорвав все мосты.
Через месяц пришла Победоносная Красная Армия-освободительница.
И внезапно, в одну ночь, сгинули все балкарцы. Будто их, отродясь, тут не было.
Как евреи в Германии. Пророком немец оказался.
А моего отца, хилого подростка разбил паралич. Не прошла даром голодуха и вынужденное моржевание. Он стал с трудом ходить, потом взял палочку, а потом подошёл к маме и сказал: "Мама, я не могу!"
Слег, начал гаснуть, и совсем бы угас, но его мать, потерявшая уже двух сыновей (Иван погиб в 1941 под Алакуртти, разорвало снарядом), вытащила его с Того Света.
Они с Катей сажали его в бочку, заливали горячими отварами трав, парили крапивой, разминали, массажировали, кормили с ложечки, убирали из-под него дерьмо.
Что помогло - он не рассказывал. Думаю, отчаяние обезумевшей от горя матери.
Он стал шевелиться, сел, стал вставать, ходить, опираясь на палочку. Пришла повестка, в военкомат. Что пережила моя бабушка, не знаю.
"Мальчик, а ты зачем пришёл?" - отец протянул повестку. Военком ли оказался человеком, или эти мощи ничего не могли добавить мощи Красной Армии, не известно.
-Иди, домой, мальчик. Приходи через год.
Отец получил год отсрочки. За этот год он закончил десятилетку. Ему подарили жизнь.
ЭШЕЛОН.
Через год его забрали, шла тотальная мобилизация, в эшелоне, который его вёз на фронт, было 90% уголовников.
На остановках "бойцы" брали новую шинель, меняли на мешок семечек. Когда мешок исчезал в вагоне, к счастливой старухе, разглядывающей обнову, подходил "патруль": "Не имеешь права, казенное имущество!" - отбирали шинель, садились в вагон, эшелон трогался. Это была самая безобидная "шутка".
Что кричали вслед обобранные жители своим освободителям, они не слышали - эшелон набирал ход. В эшелоне все знали, что они смертники, хотя Победа была не за горами.
Жить никто не собирался и совестью не мучился. Впереди было ещё много боев. Впереди была славная Берлинская операция, в ходе которой героическая Красная Армия, добивая фашистского зверя в его логове, украсила города Германии памятниками над братскими могилами 500 000 своих беззаветных воинов-освободителей.
Вы всё поняли? 500 000 ЧЕЛОВЕК! Под конец войны, итог которой очевиден!
Ехали долго. Отец болел малярией, подцепил на Кавказе. Трясло через день.
Эшелон выгрузили, перед боем построили. Это был день, когда отца трясло. Температура под сорок и жить не хочется.
-Кто имеет десять классов образования? Три шага вперед!
Отец не слышал команды, его трясло. Его буквально вытолкнули из своих рядов: " Иди, дурак!"
Из всего эшелона вышло человек десять. Их построили отдельно.
-Это всё? Кто из вас был на оккупированной территории? Шаг вперёд!
Отца трясло, он не услышал и этот вопрос и остался в строю. Я знаю, что если бы он его услышал, он бы вышел из строя. Он не умел врать. Спасла его малярия. Тех, кто вышел, отправили обратно на позиции.
-А ЭТИХ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ - В ШКОЛУ РАДИСТОВ.
Отца приговорили к жизни, он этого не понял. Его трясло от малярии и жить не хотелось.
В первом бою погибла треть из того эшелона, треть была ранена. Уцелевших бросили в следующую победную мясорубку.
Это уже пересказ пересказа. Но судя по статистике, так и было. Мальчиков 1925 года, осталось в живых 3%.
ЭПИЛОГ.
Маленький и глупый, я спрашивал у отца: " Сколько немцев ты убил?" - "Ни одного, я был радистом". Мне нечем было похвастаться в детском саду.
Отец прожил долгую жизнь, почти 86 лет. Отметил 85-летний Юбилей в окружении всех детей и внуков. Даже выпил глоток тридцатилетнего рижского бальзама.
Он умирал мучительно. Операции не делали: "Что вы хотите, ему столько лет!" Долго не согласовывали обезболивающие - борьба с наркотиками. А когда сделали укол и боль отступила, он умер. От облегчения.
Я летел к нему из Дюссельдорфа через всю Европу, из денацифицированной Германии, через Гордую и Непокоренную Финляндию, через Ленинград, в котором он учился. Я успел на похороны. Из Германии я захватил маленький камушек с берегов Рейна. Я тогда не знал, что этот камень - привет отцу от его брата Алексея.
Но это ещё одна НЕСМЕШНАЯ ИСТОРИЯ.
Алексей погиб в плену в Германии. Он работал в Дортмунде. Полтора года. Рудники, шахты. Город разбомбили напрочь. Я прожил там тоже полтора года. Семьдесят лет спустя. Каждый день проезжал мимо бывшего лагеря. Там сейчас "Вестфаленхаллен" - стадион. Я работал на следующей - Ромбергпарк. О судьбе Алексея узнал лишь когда вернулся в Эстонию.
Отец умер, когда я был в Германии.
Когда его вспоминаю - я плачу.