В Эстонии, в Таллинне, с сортирами бывают разные неувязки. То они есть, то их нет.
То за деньги, то - в подарок. Особенно в конце туристского сезона возможны недоразумения.
Гулял тут в Таллинн-Ревеле под крепостной стеной в парке. Тусовался себе около Длинного Германа - самой высокой башни с гордым эстонским флагом. Симпатичный такой сквер с красивой Линдой в лисьей шкуре, деревьями столетними, лестницами, горками-пригорками, рвами-прудами, грозными бастионами и вековыми стенами. Стены - из крупного булыжника. Из таких замшелых веками валунов. Клумбы там, кусты, детские площадки. Скульптуры.
В кустах - сортир. Пластиковая будочка в очень нужном месте. Бесплатная. Как раз, где надо - чтоб парк не изгадили. Красоту всю эту благоустройства и средневекового дизайна. Современные варвары от индустрии туризма. У меня - даже рефлекс правильный выработался. Мимо - не пройду. Невзирая на симпатичные кусты и своё хибиногорское происхождение - лезу в эту пластиковую клоаку. Чтоб не опозорить Отечество. Чтоб не говорили, что русские здесь опять всё засрали, нехристи. В этом музее под открытым небом, солнцем и полной луной. Ну, клоака - это фигурально. Там на самом деле - не так и засрано. Не Германия, конечно, но и не Псков. По запаху - сразу не найдёшь. Тут надо знать - где. Я и знал. И пользовал эту культурную достопримечательность по мере надобности. Регулярно. Как иду гулять - так и пользую. Ко всеобщему удовольствию. По Моисееву закону из Пятикнижия - не сру где попало. А с толком, с чувством. С расстановкой - в специально отведённом месте. В зелёной пластиковой будочке в кустах. Ну и прочие малые дела - там же. Для поддержания культурного имиджа. Вот так завелась традиция - и я уже от неё - ни ногой. Отдаю дань чистоте и эстонскому новому орднунгу - в нужном месте.
Ну, вот и давеча пошёл отдавать. Прошёл мимо Линды. Глянул на гордореющий триколор - флаг Длинного Германа. Спустился по лесенке. Завернул в знакомые кусты - нет!
Нет сортира...
Одна проплешина на траве от былой исторической достопримечательности. Может я не в те кусты ткнулся? Делаю круг под Бастионом. Прохожу мимо Ильича Ленина, переодетого Питкой в клетке. С прикрытой плешью. Ильич хитро подмигивает из-под кепки - натянутой по самые уши чужой фуражки. Хотел я тут у него пристроиться - не выгорело. Подвалили туристы и начали щёлкаться на фоне Дедушки. "Ленин! Ленин!" Слава богу, что я не успел совсем распоясаться. Только начал ширинку нащупывать - и тут эти гопники. Не стал перед иностранцами позировать. Но и ширинку застёгивать не стал. Пошёл себе мимо. Дальше - мимо Кайтселита - в Музей оккупации. Дай думаю, отмечусь, как оккупант бывший.
Но и тут не выгорело - оккупация не проканала. Закрыто обозрение злодеяний.
Куда капитану Советской Армии податься? Её неприкосновенного запаса?
Пошёл себе обратно в сквэр. Искать место уединения для справления ностальгии по утраченному сортиру. Тем более - вечереет и всё не так очевидно. Найду, думаю, вековой ствол, и все дела. Но как-то неудобно. Неуютно на ветродуе. Да и привык уже к пластиковой клаустрофобии. Рефлекс Павлова, как у собаки выработался. Но - ни одного подходящего векового "столбика". Местность простреливается - кругом скамеечки. Редкая, но ехидная местная публика. Не поймут, дикари. Ещё десять минут ёжиться культурно - и можно уже не дёргаться. Подсуетился - довольно шустро два раза знакомый сквер по периметру обошёл. Вдруг спрятали - переставили. Не терял надежды на чудо. Но чудес в нашей жизни не бывает. Убрали нужник с концами, лишь проплешина на газоне о былом расцвете величия напоминает. До следующего сезона высокой культуры. На нет - и суда нет. Тем более, что моё русское народное долготерпение - на исходе. И даже Страшный Суд уже не так страшен, как его малюют. Близок русский бунт - бессмысленный ну и так далее. День на исходе, турсезон на исходе. И я - на исходе. Выдохся уже сортир разыскивать в раскорячку. Солнце - на заходе. Последние заходящие лучи Длинного Германа с флагом Эстонии озаряют. Черно-бело-голубое полотнище - в лучах заката. И моя культурная звезда - покатилась. Махнул на всё рукой и пошёл в кусты рядом с уже виртуальным сортиром.
Малая нужда схватила меня за горло своей когтистой безжалостной лапой. Не в силах, товарищ, я вахту держать. Пошёл сливать подступившую к горлу волну. Мозолистой рукой корректировать гидродинамику. Струйный процесс в ещё зелёных осенних кустах.
И только я начал этот позорный акт умышленного мочеиспускания - заиграла громкая и торжественная музыка. Гром с небес. Среди пустынного сумеречного сквера. А я перекрестится не могу - руки делом заняты. В такие минуты люди становятся импотентами и писаются прямо в штаны. Мне мужества хватило продолжить своё грязное дело под аккомпанемент Гимна Эпохи Освобождения Мочевого Пузыря. Мальчики кровавые в глазах, но руки не дрогнули и не отсохли. Лишь струя дружбы сделала зигзаг. Зигзаг удачи. Это Гимн эстонскому труду, обороне и культуре гремел на просторах парка. Есть в Эстонии такая допотопная традиция - на закате дня спускать с Длинного Германа Государственный Флаг под звуки Государственного Гимна. Что они по своей укоренившейся привычке и сделали. А я подумал - это меня полицаи накрыли и теперь будет штрафовать. Следили, следили. Спрятали сортир - и подловили на непотребстве. И ещё и глумливо издеваются. Громкой и торжественной музыкой:
"Ага, попался! Мы всё видим! Отштрафуем, всем порасскажем, покажем и отпозорим! Ага!" *
Покрутил головой, не прерывая производства струи - нет никого вокруг. Нет "черного ворона". Музыка одиноко играет. Никто не вьётся над моею головой. Только Знамя Эстонской Свободы медленно и торжественно падает с Длинного Германа. Обнажая высоко торчащее древко. Довольно приличных размеров - чтоб издали всем глаза мозолить. И никто не заносит меч правосудия над моею головой. Или, что похуже - над орудием преступления. Органом Злоупотребления Гостеприимством. Не знаю, какая у них тут за это статья. За умышленно- неумышленное злодеяние против Буржуазной Морали и Нравственности. Уголовная - или лишь Административное правонарушение. И чем грозит. Но не видно полицаев правопорядка.
И грозные кайтцелитчики - над душой не висят. Совсем не пекутся эстонские госслужбы о нравственном здоровье населения! Чистоте и гигиене! И у меня - камень с души упал. И в почках - не отложился. Закончил физиологией заниматься - и с легким сердцем - ширинку застегнул. Чтоб дальше не опозориться. Не ходить с расхлюстанным хозяйством по всему Таллинну. Маленькой, но такой европейской и культурной столице Эстонии. С вековыми традициями, Красивым Флагом и Громким Гимном. От грома победы которого я, храбрый росс, чуть себе в штаны не нафурил. От переизбытка. Чувств, мочи, культуры. Кончил дело и пошёл себе гулять смело.
Одного боюсь - не совершил ли случайно ненароком какого кощунства? Святотатства?
Не надругался ли вот так, походя, над их Гимном и Флагом?
Или мои права на здоровье личности выше?
Выше их Длинного Германа?
И его грозного древка?
О, СЧАСТЛИВЧИК!
Ежели вы думаете, что всё это детские страхи - вы жизни не знаете.
Наш Кару-русский монтажник Илья-Мурамеес вышел из бара в Раквере - и на свежем воздухе от пьяного дурмана - прочухался. Вспомнил - не всё ещё в этой жизни совершил. Забыл в Баре от полноты жизни о полном пузыре неприятностей. Жизнь - сама напомнила. И он не сходя с этого места - начал новую. Стал освобождаться от груза проклятого прошлого. Вот так и сходу.
От утилизированного организмом пивного алкоголя. Точнее - от продуктов его метаболизма. От мочи. Голову ему продуло - и ясность мыслей туда вернулась. Он с детства помнил, что писать в штаны - не гигиенично. Своих детских опытов не стал повторять. Расчехлил водомёт - спас себя от позора. Это он так сгоряча подумал. В ночной тиши Раквере. А зря. Не тут-то было. Яркая вспышка - и он в перекрёстных лучах дальнего света полицейских машин.
А процесс пошёл. Необратимый. Неподконтрольный головному мозгу монтажника-высотника. Самопроизвольный и непрерывный. Так просто, на полдороги - дело не бросишь, не остановишься, как вкопанный. Нет тормозов. Только ручник. Но механизм можно поломать. Не стал наш Мурамеес экстренно тормозить - своё хозяйство морским узлом завязывать. Семь бед - один ответ. Они его и привлекли, к ответу. Штраф за непотребство - О-ГО-ГО какой!
700 тогдашних ээстикрон. Чтоб не так повадно было ссать где попало. В самом Центре Раквере. Личность установили, квитанцию выдали - отдыхайте дальше культурно, господин хороший. Не злоупотребляйте нашим доверием. Но Илья доверием - злоупотребил. Подтёрся он их квитанцией уже в сортире - и забыл позорный инцидент. За большими делами. Прошёл год - как пролетел. И тут к нам на работу приходит бумага из суда. Заказным письмом.
Так мол и так. Такие вот печальные обстоятельства. Неуплаченый штраф у вашего работника за то-то и то-то. Примите меры. Счёт нарушителя арестован. Штраф, пеня, судебные издержки - две с половиной тысячи. Тех ещё, мелких но полновесных ээстикрон. В случае неуплаты будет объявлен всеэстонский розыск матёрого уголовника с библейско-пророческим именем.
Парм, начальник наш, так орал! У него и так неприятностей с нами хватало - а тут ещё этот разгильдяй со своими детскими штучками. Не туда пописал. Дорого и сердито. Совесть - потерял. Имя и честь фирмы - опозорил. И затаился. Лучше бы ты тогда, в Раквере затаился.
А сейчас - позор гремит уже на всю Эстонию! Наши монтажники-высотники - герои Хроники! Ссыкуны, а не герои Поднебесья! Поорал, поорал. Деньги - удержал. Скандал замял.
Илья - стал рекордсменом Эстонии по посещению платного туалета на свежем воздухе. Эстонский Гиннесс - на нынешние деньги - 150 евро. Что уже не выглядит так чудовищно дорого, как в кроновом исчислении. Тем более что этот рекорд скоро позабыли - Андрейка, кореш его, новый установил. Оставил в борделе всю свою месячную зарплату, десять тыщ крон. Не протрахал, грубо говоря - а просто мирно проспал. Он туда уже кирнутым припёрся: "Здравствуйте, девочки!" Свернулся калачиком и уснул на пороге. А утром ему, из автопилота вышедшему - счёт выставили, карманы - вычистили, и с лесенки - спустили. Не соло нахлебавшегося. Там оплата, как ему популярно объяснили - повременная. Импотент вы или педераст - никого не волнует. Сколько вы там, как и чего осилили. Цигель-цигель - айлюлю.
Никто бы и не узнал, но пацан - сам всем раззвонил. Какой он вообще герой и что ему жрать уже нечего сразу после зарплаты. Подайте, Христа ради, жертве насилия - сексуального беспредела. Хотя ему и так повезло - без всяких венерических трипперов дело обернулось. Физиономия целая - не набитая. Не то, что у Васи, после Казино.
И ни судов - ни следствий. Ни Мурамеес, богатырь ракверский.
Счастливчик.
ДЖЕКПОТ.
А Вася - не такой счастливый. И он настойчиво в этом старается убедится. Пока - удавалось. Вася - в Казино играет. Приносит доход Культуркапиталу. Поддерживает, сколько может - эстонскую интеллигенцию, её экзотический язык и культуру. Не даёт им совсем загнуться.
Кануть во тьме веков. Культуркапитал - на доходы от игорного бизнеса живёт. По закону Эстонской Респуплики. И Вася - их постоянный спонсор. Как выпьет - глаза огнём загораются. В груди - искра Божия Пламя Страсти распаляет. В глазах - Божественный отсвет. В голове - голос с Небес: "А чем ты сегодня помог Эстонской Культуре? И понеслась душа в Рай - а Вася - в Казино. Благо - их на каждом углу. Играй, Щедрая Душа! Монтажники гуляют!
Нет. Вася - не всегда проигрывал. Он же не дурак - впустую деньги просаживать.
Иногда как пойдёт - да раз - и выиграет. Раз - тридцать тысяч навыигрывал.
Три Казино подряд раздел - сорвал везде Джек-поты! И денежки - до дому донёс и по голове - не получил. Так - три месяца горбатиться с тяжёлым железом и грыжу наживать на работе.
А тут - просто и легко. Жмёшь рычаги в нужном месте и в нужное время - и на Канары - пожизненно. Лёгкий опыт - подтвердил суверенную теорию вероятностей. Удача сама полезла из всех щелей. Трудолюбивый Вася пошёл воплощать удачную личную математическую модель на широкой практике. На неделю впал в безудержный азарт. И что характерно - по голове не получил. Таллинн - культурная Столица Европы и бережно относится к своим спонсорам. Вася проиграл и тридцать тысяч дохода от свалившихся Джекпотов. И зарплату за предстоящие полгода. Он бы и последние штаны проиграл - но не берут. Не ценят. Телефон только оценили - и спёрли. Ну и начальник, Парм - нашёл, скрутил, наорал - и из транса вывел. Вася - работник ценный. Парм такими - не бросался. У него к каждому свой ключик был. И он этим ключиком Васе по голове настучал - и в чувство привёл. Вернул человека в рабочую семью. Отправил нахрен в командировку в эстонскую глушь, чуждую культурных начинаний. Всяких Казино Культур-мультурных капиталов. Строить новую жизнь эстонской деревне. А потом Парм нас покинул. Новый начальник не знал Васиных национальных особенностей - его широкой неустойчивой русской души. Он, Новый Начальник - уже полноценным эстонцем был. В отличие от Парма - тот Марков по папе и Эрик - по маме. Папа его - Марков-Старший - был советским генералом и личным другом Андропова. Парм в него был такой крикливый и толковый. А новый начальник Анти - бестолковый, как все эстонцы. По мнению русских. Короче, отправил он Васю в Кохтла-Ярве. Работать, разумеется отправил, а не в Казино играть. Он же не знал, что Вася - больной на всю голову от трёх Джекпотов.
А Кохтла-Ярве - и не глушь вовсе. И не эстонская. Шахтёрский советский городок с криминальным контингентом. Безработным и чуть озверевшим.
Вася, модная столичная штучка, их начал раздражать. Идёт себе таллинский пацан тёмной ночью из Кохтлъярвского Казино - и песенки весёлые насвистывает. Мимо моста идёт, мимо гаражей тёмных. Не знает, что его впереди ждёт. А ждёт его Жлоб. Вася - сам жлоб порядочный, в смысле физического развития. Здоровенный такой мужик, Кузнец своего счастья, закалённый тяжёлым металлом. Хэвиметалл такой беспримесный. Не боящийся зияющих высот монтажа железа. Таскающий эти железяки, как Тузик грелку. И плевать ему на всё со своей высокой колокольни. Но свист - деньгу вышибает. Даже из Железного Васи. Кохтла-Ярве - рулит. Дали Васе по железной голове - железной же железякой. И по другим частям тела дали. Думали - Джекпот сорвали. Эти Джеки-Потрошители. А у Васи - ни цента. Он опять проигрался. В пух. В прах. И тут - ещё и эти выродки. С продразвёрсткой. Вывернули карманы - отобрали фирменный телефон. Уж лучше бы Вася и его проиграл - не так обидно. Может ещё бы часок - поиграл - и жлобьё бы его не дождалось. Замерзло - и расползлось к утру по норам. И физия - была бы целая, а не страшно фиолетовая. Объясняй тупому Шефу-эстонцу, куда и зачем подевался телефон с фирменной карточкой. Почему - рожа такая сине-зелёная, как у Фантомаса. Кстати, зубов Васе - не выбили и штаны в мороз - не сняли. Гуманисты. Не совсем беспредельщики, эта Кохтла-Ярве. Но Вася попросился оттуда нахрен - и ему пошли навстречу. Отправили в Нарву. А мы без Васи - как дети малые на стройке остались. В этом проклятом Богом Кохтла-Ярве. Без него на стройке и стрела у крана упала, сварщика едва не придавила. Сварщик, конечно, так себе. Не особенный. Но всё равно - было бы жалко. Столько средств на курсы потрачено. Тем более, что он молодой и сам по себе - жить ещё хотел. Вечером о своей Великой Любви к жизни - нам все уши прожужжал. Мы его чуть снова не убили. А ещё панель - поднимали и сверху уронили. Прямо на другие панели.
И их тоже - поломали. Мы сами на них сидели - а тут отошли. На мастерство нашего крановщика полюбоваться. Васиного тёзки. Путающего вира с майна. Он в очередной раз перепутал - и панель уронил. Мимо просвистела. Нас с Аларом - наше любопытство спасло. Хорошая реакция - на летающие объекты. Делюсь опытом - надо в сторону убегать. А не щелкать, как наш сварщик, варежкой. Другую панель, уже бетонную - Ване на палец руки - поставили. И тот посинел от передоза. И всё - из-за Васи. Крановщика, а не Фантомаса, жертвы Неизвестного Потрошителя. Ваня потом месяц всем нам "фак" показывал. Забинтованным торчащим пальцем. Но любимую работу - не бросил. Полюбился ему Кохтла-Ярви. Не оставил Ваня свой пост. Это Вася - дезертир, сам в Нарву умотался, а крановщика-камикадзе, тёзку своего Тожевасю - нам подсунул. Убийцу.
Сам Вася в Нарве - без дела не сидел. Однако железо ворочать - занятие скучное.
Вася скучать не стал. Поднатужился, проявил рабочую сноровку. Поднял что-то неподъёмное, впихнул куда-то невпихуемое. Сорвал свой трудовой Джекпот.
Заработал себе большую грыжу.
Ну не везёт - так не везёт.
Вася всё мечтал - его подвиги войдут в Историю Страны. Не канут в Лету. И на меня надеялся.
Что я, как человек, с двумя высшими образованиями, знающий все русские буквы алфавита - его увековечу. Этими кириллическими буквами славянской грамотности - в Эстонии.
А потом он надежду потерял, да и я в Германию умотал. Там все буквы - немецкие. Латинские. Готические. Гораздо хуже эстонских. Думал - навсегда. Человек много чего предполагает.
Но! Я вернулся! И! Увековечил Васю.
Ты рад, Вася? Повезло?
ШЕСТОЕ ЧУВСТВО.
Кстати. Об Андрейке. Его счастливость начала Илью, нашего Мурамееса - раздражать.
Ах ты волчья сыть, Травяной Мешок! Это Андрюша, знаток эстонского, Ильюшу, знатока английского - по древнерусски прикалывал. Мура Меес - Травяной Мужик. Вот такие у них были Шуры-Муры и приколы. Они вместе жесть в Аазари по крыше растаскивали - и там раздружились. Жесть - она ж такая тяжёлая. Просто - жесть. И два месяца её таскать - любой гуманист озвереет. Так мало того, что растаскать - её и засверлить надо. Очень шустро, пока снег не выпал. Дело - зимой было. И к ферме присверлить, и швы по рулетке через каждые 20-30-40 см. Вжик-вжик-вжик. И дальше потащили. Километры жести, километры ферм, километры швов. Тысячи шурупиков переходящие в миллионы. Вжик-вжик-вжик! Такая дурная бесконечность. Спину едва разогнул, голову еле поднял, глаз с трудом оторвал, с крыши чудом слез, лицом в подушку упал. Утром - по новой. Лык-мочало. Вжик-вжик-вжик.
Хорошо - жесть вниз тащить, не вверх. Сел на лист - и как на санках. Надо только вовремя тормознуть. Не улететь в пустой пролёт. Успеть лист - в кофер поставить. Хоть уже почти мертвый от работы - а жить хочется. По инерции. А тут по инерции - можно далеко улететь. Сверху вниз - на сыру землю. Вернее - крупную щебёнку. Это - не принципиально. Десять метров свободного полёта - достаточно при любом грунте. А эти кадры - Илья и Дима с Андрейкой - развлекаются. Эстонские горки! Вжик! Тррр! Остановились, прицелились - перевернули - уложили. Следующий! Жесть всё ниже, разгон всё больше. Вася им запретил этой, скажем мягко - хернёй, заниматься. Во избежание. Но Вася - с крыши слез - и детство по новой играет. Раз - и Дима навернулся. Не с крыши - с листа. Тот мёртво в кофер встал - и катание оборвалось. Дима - отмучился. Рука вывихнута. И теперь друг Андрейка - с другом Илюхой бороздят просторы крыши Аазари. Бессменно. Бессмысленно. Беспощадно. И степень озверения - поднимает свой градус. Меня после Нового года - на другой объект перекинули.
Не видел я сам финала дружбы. Однако - других версий нет.
Выпил за ужином Илья свою "маленькую" пива. Литра на два. И не подобрел с лица, как обычно. Заволокла его глаза пелена тёмная. Чёрная кручина. Начал он пить свой третий литр.
А глаза его бездонные - то на Андрейку, друга крышного, то на сковороду чугунную косят. Приличная такая сковорода. Тоже литра на три. Уже освобождённая от монтажного хавчика.
И пива третий литр уж на исходе. Перестали у Ильи глаза бегать враскорячку. Бессмысленно. Сконцентрировались на предмете обихода тяжёлом. Килограмма на три. Или на все пять.
Чугуния советского. И спала пелена с глаз его. Взял Илья Мурамеес в руки белые, жестью накаченные, сковороду железную, за ручку длинную - и легко, без замаха, как ракеткой от бадминтона - в лоб корешу своему и собутыльнику. Андрейке, если кто не помнит. Счастливчику. Решил прихлопнуть его как муху по законам монтажного времени. Как вошь надоедливую. За приемы в работе неправильные. Неотточенность технологии. За невыполнение норм выработки. И вообще - эта рожа ему надоела. Ещё на работе. А после трёх литров пива - выглядит особенно отвратительно. Фи. Люди отдыхают - а тут эти страшные монстры жести кровавые в глазах, поганые. "Смерть фашистским оккупантам!"
Никто не ожидал. Илья - всегда мирным считался. Добродушным. Ну, насколько пьяный монтажник может быть мирным и добродушным. И тут - такой выброс тёмной энергии. Думали - каюк Андрюше. Судьба монтажника. Погиб на боевом посту. Андрюша этот уже и с крыши падал и таз свой ломал. Он заснул тогда, лист жести перетаскивая - и ухнул в пропасть. Десять метров лёту - и хоть бы хны. Удачник. Счастливчик. Только тазик свой пополам поломал и полгода - в гипсе. А потом поправился и снова - за старое - на крыше жесть таскать. Напарник только нервный попался. Убийца. Но счастье - не отнимешь. Люди с ним - рождаются. И тут Ангел-хранитель - не дремал. Отвёл злодейскую руку. Точнее - злодейскую сковородку. Рука-то как раз - дружеской была. Торпеда - мимо прошла. Вскользь. Не задела жизненно важный орган монтажника в виде головного мозга.
Не защищенного каской - и поэтому особенно соблазнительный после трёх литров пива, трёх тонн жести, трёх километров швов и множества шурупиков. Промазал, Ильич. Меньше надо пить. Или точнее целиться. Андрюха - тоже монтажник. Есть у него шестое чувство, откуда чего сверху летит. Тут, на монтаже - с пятью - долго не задерживаются. А оставшиеся говорят, что они "жопой чуют". Вот такой у нас на монтаже дополнительный орган чувств и нечего его попусту отсиживать. Всё! Все выпили, встали и пошли! В Бар, Казино, Бильярд к девочкам.
За приключениями на своё шестое чувство!
А Ильича и Андрюху - развели. Развели по разным объектам дружбанов монтажных.
Парм не любил, когда у него на стройке - монтажники друг друга убивали.
Даже в нерабочее время. Даже по дружбе.
Он от этого орать начинал.
КРИКУ БЫЛО...
РОДНАЯ РЕЧЬ.
Парм любил поорать. У него папа - генерал Марков. Кореш Андропова. Мама подкачала - она эстонка. И Парм с молоком матери впитал эстонский язык и ненависть к русским. От папы - только матом ругаться научился. По-русски - и громко. Унаследовал голос и темперамент друга Главного Чекиста Страны Советов Эпохи Застоя. А так - ничего мужик был. Толковый. Два курса Тартуского Университета закончил. Легко. А дальше - не сложилось. Да и мешала бы ему излишняя интеллигентность и щепетильность в его нелёгком деле. Организовать низы эстонского общества на доблестный труд во имя верхов - ради своего личного процветания.
Он, директор монтажной фирмы "Кару", имел дело с полукриминальным контингентам.
В основном - с жлобами и алкашами. С нами он дело имел. Другие его знать не хотели.
Сам же Парм - Жлобом не был. Эстонцем он был. То есть честно платил за работу, а не кидал, как лохов. Руки не распускал. Только орал. Причём - исключительно на русских.
На эстонцев, финнов - не орал. Даже на цыгана не орал. Тот сам мог наорать на кого угодно.
А на русских - Парм орал. Его жизнь так научила. Горький монтажный опыт. И он орал. Исключительно матом и громко. Стены дрожали, монтажники ёжились, а посторонние посетители - крестились.
На меня он орал лишь один раз. Он меня за высшее Ленинградское образование уважал.
И не орал. Он почему-то решил, что я - резидент русской разведки. Такой весь умный - а железо таскаю на своём горбу. Припёрся в Эстонию - на крыше шурупчики вкручивать.
И у него - так, шхерюсь. Таюсь до поры - до времени. Пока "наши" не придут. Ему это льстило, как сыну друга Ю.В. Андропова. Не надо только ему, Парму, мозги вкручивать.
Чтобы мне шпионить было хреново - а Парм был эстонский патриот - он меня перед всеми разоблачил. Русские, кстати - все ему сразу поверили. Русские любят во всякую хрень верить.
И русские монтажники Эстонии - не исключение. Этим пацанам Парм вообще нравился.
Во-первых, сечёт по-русски. Во-вторых - сечёт в монтаже. Любую халтуру пресекает на корню. И сразу орёт. Громко. Деньги платит. Неплохие. И даже - премии даёт. А матерится - заслушаешься. Они его и слушали. А он их материл по матери, бабушке, во все дырки и во всех извращённых видах. Действовало. Я его наслушался - вообще бросил мат употреблять.
Он меня и не материл. Он когда на меня орал единственный раз - очень даже слова выбирал. Фильтровал базар. Я у него десять тысяч крон попросил. Взаймы. Мол, через годик верну. Очень надо. Тряхни мошной, начальник. Как он орал! Как он крыл русских! " Ты! Ты! Самый маленький монтажник! Мельче не бывает! Без году неделя! А туда же, дай ему денег! У Меня папа Генерал! Он друг Андропова! Я сам должен был быть генералом! Я директор фирмы "Кару"! Я знаю, что такое деньги! А тебе нужны только деньги! Ты не хрена не умеешь! Вы, русские ни хрена не умеете! Что ты умеешь? А десять тысяч - уже хочешь. Вы все, русские, только о халяве мечтаете! Ты - знаешь, что такое деньги? Нет, ты не знаешь, что такое деньги! А десять тысяч - это деньги! Зачем тебе эти Деньги? Нет! Ты не понимаешь, что такое деньги! Несмотря на своё высшее образование! Чему тебя учили в институте? Просить деньги? ..."
Он орал полчаса пока не выдохся. Но без единого матерного слова. Что было для него, эстонца, несомненно тяжело, ведь он орал всё это по-русски. И это звучало непривычно. Фальшиво звучала его филиппика. Фирма затаила дыхание. Решили, что я обратил Маркова в свою баптистскую веру. Или адвентистско-иеговистскую. Не знаю, за кого они меня принимали - но точно - за ненормального. И может даже - за нерусского. Вон, даже Парм теперь чего-то недоговаривает. Никакого "твоюмать" и прочих генеральских изысков. Но Парм их быстро переубедил, что с ним - всё ОК. Но не в этот раз. Назавтра. А мне назавтра - сам предложил денег - но только половину. Пять тысяч. Но можно не отдавать. Но с условием. " Ты будешь весь год следить за порядком в рабочей будке. Наводить марафет. А я на тебя буду орать, если будет бардак. Договорились?" Я денежный вопрос к тому времени почти уладил. Но пять тысяч - были тогда хорошие деньги. И без отдачи. Халява. Я подумал-подумал три секунды - и отказался. Я уже знал, что такое "деньги". Парм ухмыльнулся - и тоже остался доволен. Он не любил, когда у него в фирме работают идиоты. Он от этого начинал орать. А деньги он любил. И тут ему пять тысяч привалило. На которых он уже жирный крест поставил. Кстати - на меня он больше не орал. Исключил меня из списков русского народа. В какой включил - не знаю.
Он коллекцию собирал монтажников. Всякие эстонские причуды. Была у него слабость к интернационализму. Он только русских не любил. Он на них орать начинал. Последними матюками. Тем - нравилось. В Эстонии, на чужбине - а тут родная речь.
Возьми меня к себе, начальник!
ЛЯ-ЛЯ ПРО ТОЛЯ.
Парм любил поорать. Его хлебом не корми - дай душу излить. Особенно ежели на фирме какая халтура качества или монтажник - полный идиот. Он этого не любил, когда у него в фирме - идиоты работают. Он от этого - орать начинал. Увольнял идиота к его бедной, ни в чём не повинной матери. Но сначала - орал. Часа два. Однако, когда увольнял Толю - Толяна, как его соратники называли - орал часа три. Или четыре. И грозился уволить и всех остальных идиотов. "Ну, кто тут ещё идиот? Кого ещё уволить?" Долго орал, все даже привыкли и наступившей тишине - испугались. А зря. Ничего страшного. Парм Толяна уволил - и этим ограничился. Всю фирму нельзя уволить. На этом дело и завершилось. А началось с того, что принял этого Толю на работу. Монтажником. Плюс - водителем. На развозку рабочих.
Нас тогда вместе приняли, двух "енотов". Парму досталась "Лиликюла" - новый стадион. Монтаж железа - высота метров тридцать. И он набирал новых смертников. Для одноразового использования. Идиотов, которым высота - пофигу. Рыцарей без царя в голове. Жаждущих получать деньги за свою редкую способность. Собственно все требования. И не мог найти. Дураков в Таллинне не было. Нашлась пара нарвских ухарей. Ну, ещё Цыган. Мы, с Толей - Мянниковские хмыри. Всё. Старый Вяйно не считается, он - сварщик.
Я три дня на верхотуре посидел - стяжки с Ваней - Нарвским Ухарем ставил. Со страху - чуть не умер. Три дня непрерывно умирал - а потом воскрес. Типа Иисус. Душа к небесам воспарила и на земное - плевала с высокой колокольни. Человек ко всему привыкает.
Ради денег. К высоте своего положения - тоже. К холоду только нельзя привыкнуть, сидя на этой высоте. На ветродуе, снегопаде, морозе, дожде и тумане. Солнцепёк - тоже, то ещё удовольствие. С меня, например, три шкуры слезло. За одно лето. Крыша летом - сковорода адова. Некоторые ухари даже своё интимное хозяйство подпалить умудрялись. Сверлил пацан жесть в широких семейных трусах. Забыл законы оптики, угол падения, угол отражения. Засветил свой выдающийся негативный орган. Спалил себе этот фитиль надежды. Довольно сильно там всё на личном здоровье отражается. Зимой - тоже не рай. Волчьелютый холод.
Ты, Братец Кролик теперь - Братец-Мамонт. Зимой отмороженный, летом - зажаренный.
Парм из тебя жилы выматывает, соки высасывает. И орёт. Для бодрости духа. Сегодня солнцем головку напекает, завтра мозги под каской - колом от мороза встают. Руки как у гиббона - до пяток вытягиваются в положении "смирно". Выходных - нет. Ты зачем сюда пришёл? Работать? Так и работай! На пенсии отдохнёшь. Если доживёшь, парашютист. Иди и не ной. Таскай железо, раз в школе плохо учился. Хорошо учился? Иди и тащи, идиот.
Пить надо меньше. И разуметь человеческое наречие - велико-могучий эстонский язык.
Парм всегда говорил, что у него идиоты и алкоголики работают. Но полных идиотов не любил. Он на них орал - и увольнял. Но сначала - орал. И если видел, что идиотизм врождённый и лечению не поддаётся - тогда увольнял. Парм ценил и берёг свои кадры. А эти кадры - ценили Парма. Они только не любили, когда Парм на них орал. Но терпели из-за денег. А он и не орал попусту, только на полных идиотов. Как правило - русских. И тут ему достался Толян.
Как оттянулся Парм за этот год совместного сожительства! Он никогда не орал так громко и так истошно, как на этого Толяна. Кстати - бессмысленно. Толяна всё равно пришлось уволить. Теперь - подробности. Того, чему был свидетелем.
Лишь финал - по рассказам очевидцев.
Тех, кто оглох от крика.
ПЕРВАЯ ЛАСТОЧКА.
ЧЕЛНОЧНАЯ ДИПЛОМАТИЯ.
Вильянди. Тихий сонный эстонский городок. Красивый. Умиротворённый. Лето, июнь. Движение в городе - еле-еле. Медленно-медленно. Тормоза. Ээстипидур. Провинция. И в этот мирный и сонный городок влетает наша зелёная "киянка". С Толяном за рулём. И судорожно гоняет по центру. Дергаясь влево-вправо. Это бригада монтажников руководит маршрутом.
И Толян не знает - кого слушать. И слушает всех. Поэтому машина дёргается и вихляет.
У Толи звенит телефон. Мобильник "Нокиа". Пацан кончает крутить головой по сторонам, хлопать ушами и сосредотачивается на главном - бросает руль, нажимает на газ, судорожно шарит руками по всем карманам, находит аппарат, перестаёт глядеть на дорогу - ищет нужную кнопку. "Алло!" Удар! Гол!!! Мы влетаем в задний фасад эстонской легковушки! Рыба - Толянов друг и учитель - успел вдарить по тормозам. Поэтому - лёгкое касание, визг тормозов, рев мотора и истошный Рыбий мат. Русский - и чуждый этой национальной окраине.
Его можно пропустить. Толян говорит своей трубке: "Я перезвоню."
Вылезает из машины разруливать аварийную ситуацию.
Эстонец, а пострадавший - эстонец, тоже выходит. Но с достоинством. Не спеша. Внимательно осматривает заднюю часть своей движимости. Укоризненно качает головой: "Ай-ай-ай. Авария. Полиция?" Хотя следов катастрофы - нет. Легкое касание бампера.
Это у Рыбы - хорошая реакция. Хоть он и конченный алкаш и псковский жлоб.
Рыба - асс водитель. Его три раза уже прав пожизненно лишали. Он через лобовое стекло ласточкой летал со своей супругой. Опыт, стаж - О-ГО-ГО какой. Успел кореша подправить. Ударил по тормозам. И теперь - вместе расхлёбывают:
" Предложи ему, бля, денег!" Это Рыба из машины - своему Толяну.
" Хочешь сто крон? И полиция - эйоле?" Это уже Толян озвучивает.
Эстонец крутит головой и показывает мифические царапины. Очень сокрушённо: "Полиция...".
Самое смешное - что окна и дверцы машины открыты. Эстонец - стар и великолепно понимает по-русски. Сечет поляну. И эта челночная дипломатия его явно радует. Ставки растут.
"Спроси этого пидора, чего он, бля, хочет, нахуй!" "Сколько ты хочешь? Куидас? Кольм сада?" Эстонец начинает втирать про скрытые трещины, разборку кузова, ревизию заднего моста. "Бля! Он задолбал! (дальше один мат, и его опять можно пропустить)" - раздаётся голос Рыбы. "СКОЛЬКО он хочет?" И опять русские нецензурные выражения.
"Он хочет "Ласточку"" - Это Толян доносит до Рыбы голос трудового эстонского народа.
Его добрые пожелания. Цену мира и дружбы. 500 крон.
Рыба: " Бля! Ты охренел, Толян! Бля! Фирма не может платить за твои телефонные разговоры!"
Толя: "Денег нет. Раха эйоле". Эстонец прекращает диспут.
Рыба: "Бля! У "Кару" нет таких денег! Бля! Она разориться! Бля! Парм будет орать! Бля!"
Рыба: "Бля! Ну ладно, дай ему, бля!" - Толя - Рыбе : "Бля! У меня нет денег, бля! "
Рыба: " Бля! Толян, ты идиот! Бля! Ну на, тебе! Бля! На, сука, "Ласточку", бля! Дай ему эти деньги, бля! Поехали, бля!" С дальнейшими матюгами - куда именно.
Улетела наша "Ласточка", 500 крон. Вот так и поговорили. По телефону с любимой и с местными прожженными кадрами. По льготному тарифу. И поехали с Толяном на дальнейшие подвиги-приключения. Начало было положено. Это была первая ласточка.
Эстонец проводил нас хитрой светлой улыбкой.
Усталый, но довольный.
Поговорил с вежливыми людьми. Получил урок русского языка. Заработал пятьсот крон.
Жизнь - удалась. "Летите, голуби, летите!"
"Ласточки" сизокрылые.
ПРОДОЛЖЕНИЕ БАНКЕТА.
Я сейчас пишу о Толе. Толяне. Но уж раз занесло в Вильянди - пунктиром отмечу наш дальнейший маршрут. Продолжение банкета. С таким удачным стартом. Эти кадры, как приехали - устроили привальную. Нас ждал Вася и его мучила жажда. Он хотел пить.
Не воду, разумеется. Разумеется водку. Он, Вася - водку любил. И любит. И будет любить.
Он ещё играть любит. В недетские игры. В Казино и в Бильярд - на деньги. Но это - уже вторично. А водка первична. Водку он больше любит. Больше пива. Больше скучной жизни. Он хочет - чтобы его жизнь была бурной и весёлой. Чтобы всё кипело и бурлило. Бурления жизни без водки он не видел. Он вообще любит наблюдать игру жизни через призму бокала.
Её Волшебное Сияние, щелканье шаров на зелёном сукне, гром Джекпота в аппарате.
Я пить сразу не отказался - и был не прав. Эти пацаны - дети малые без тормозов. Любая первая стопка срывает их в бездну бурления. Они не ограничились первой стопкой - за встречу. И второй тоже - за здоровье. И третья - не была последней, хоть Бог Троицу любит.
Они выпили всю водку в доме. Добавили, пока работали магазины. И дружною толпой прошли по злачным местам захолустного городишки. Монтажники гуляют! Монтана!
Я сдуру пошёл с ними. Меня чудом не прирезали - я не знал местных обычаев. Мне их пьяные морды надоели. Их рассказы про три литра на рыло, что они прошлый раз выжрали и было так весело - все переблевались и ничего не помнят! Утомила сказка про белого бычка - Мемуар Монтажника. Скитания по третьему пьяному кругу ада с известным финалом.
В бильярд я не играю, в аппараты - тоже. Водки не хочу. Я её терпеть не могу. С её вонючим химическим запахом. Не курю. Сижу - и не понимаю монтажного счастья.
Решил индивидуально развлечься. Пошёл там в баре танцевать. Уже сто лет на танцульки не ходил - а тут тряхнул стариной. Лучше бы не тряс. Там две местные дивы оттягивались - и я к ним пристроился. В быстром танце - костями своими постучать. И даже по-эстонски - с ними разговорился. После двух стопок сивухи - язык развязался. Тут подлетает Вася, хватает меня за шкирку - а он, Вася - здоровенный. И после бодрящей водки - особенно сильный. В одной руке - Толяна за шкварник держит, в другой - меня. И орёт: "Быстро сваливаем, бандиты идут!" И мы - бодро, всей толпою - убегаем навстречу громилам. Сквозь их стройные ряды - журавлиным клином. Вася нас за шкварники держит и объясняет, что те две дамочки - и не дамочки вовсе, а "марухи" местных авторитетов. И по древнему обычаю, согласно "Калевипоэгу", нас должны немедленно зарезать. Суровые патриархальные нравы. Домострой. Око за око, перо в бок. А ему - люди для работы нужны. А не для похорон. Что если нас зарежут - Парм на него, Васю, будет орать. А Вася этого крика - не переносит.
Он про Парма вспомнил, поскучнел. Остальные вспомнили Горластый Ужас - и пошли домой спать. С испорченным настроением. Пришли - подъезд закрыт. У кого ключ? Нет ключа! Вася бригаду пересчитал - нет Рыбы. Вспомнил Вася - ключ у Рыбы. Тот у него разрешения попросил отлучится из бара. Поспать малость. Рыбу от водки - на сон тянуло. После двух литров. И добрый Вася - его отпустил. Сделал милость. Сделал скидку на Рыбьи странности и причуды. Дал ему ключи и попросил дверь не закрывать - мы тоже придём.
И мы пришли. А закрыто. Стали звонить Рыбе. Квартира - на пятом этаже. Из открытого окна - звон Рыбьего телефона. На месте пацан, не пропал. И телефон на полную громкость включил. Молодец. Чтоб нас не проспать и в квартиру - впустить. Но проспал. И не впустил.
Тиха эстонская ночь. Спит провинция. Спит Вильянди. Не спят русские монтажники - орут под окнами. Сверху им музыка играет из Рыбьего мобильника: "Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!" Но спит пьяная усталая снулая Рыба. Не слышит кликов толп под окнами. Стали ему в окошко кидать камушки. На пятый этаж - пьяные монтажники. Чтобы разбудить. Но не разбудили Рыбу. И в окошко не попали - высоковато. Стали в другие окошки кидать.
В те, что пониже - чтоб в подъезд впустили. Местные эстонские жители. А там мы уж сами до квартиры доберёмся - и дверь Рыбе выломаем. И всё остальное. Воздадим ему то, чего он заслуживает, соня. Пустите нас домой, люди добрые! И всё эти просьбы - исключительно громким русским матом в эстонской глуши. В ночи тиши. В доме все, кроме Рыбы - проснулись. Дверь - не открывают, злодеи. Боятся русской оккупации. Полицию начинают вызывать. Из окон эстонское враждебное лапотание доносится. Их кляузы полицаям.
"Всё, сваливаем! Шухер. Полиция!" Это Вася команду отдал. Хотя полиция ещё и не приехала. Но Вася чувствовал - уже едут. Шестым чувством. Вы уже знаете каким. Жопой. "Нам сейчас всем будет жопа! Уходим!" Точнее - уезжаем. На машине. Пьяный Вася сел за руль - и отвёз нас в гостиницу. Переночевать, раз у нас теперь крыши над головой нет, сирот.
Кстати, вполне приличная такая гостиница. Чистенько - и со вкусом.
Это удовольствие - фирме в пятьсот крон обошлось.
Это была вторая "Ласточка".
Толя тут не причем. Это всё Рыбьи штучки. Другана его старомянниковского. Но на него, Толю, вину повесили - не позаботился о своём друге. Допустил его беспробудное пьянство.
Устроил привальную - и всех споил. И чуть не зарезал. И камушком в окошко - не попал.
Оставил бригаду - без крыши над головой. Парм так орал! Когда узнал.
Если бы он так в Вильянди орал - спать нам в своих кроватках. Не скитаться по чужим углам. От такого крика любая маринованная селёдка начинает хвостом бить, плавниками шевелить.
А пьяная Рыба - ударяется о сыру землю и добрамолодцем оборачивается.
Трезвым до отвращения. Парм - Волшебник!
И "ласточка" бы не улетела.
САМОСУД.
Рыба страшно радовался, что Парм не на него наорал. Что он так удачно Толяна подставил.
И имея жлобские замашки - над Толей же и издевался. Что тот - лох. Кабан безмозглый.
Ну и так далее. Мат пропускаю. Жлоб есть жлоб. Толя его довольно вежливо - и даже без мата - просит: "Кончай, бля!" А тот - ни в какую. Ему смешно, когда лохи пролетают. У него самооценка вверх лезет. Он ещё жлобее становится, хотя куда уж... Но монтаж - дело тонкое. И жизнь даже жлобов учит. Бьёт ключом. По жлобской голове.
И другим частям жлобского тела.
Эти дружбаны, Рыба с Толяном - бетонные столбы ровняли. Проверяли вертикальность по лазерному трёхмеру. Отклонение на десять метров высоты - пол сантима. Максимум. Внизу четырьмя гайками регулируется. Сверху - карточка красная ставится. Лучик лазера ловить. Столб - несколько тонн. Крутить - несладко. А он ещё и болтается. Дёргается. Хоп - и ушёл в сторону. Крути обратно. Не выровняешь - с "железом" намучаешься. С фермами. Со стенами панельными. Надо ровнять.
Тут как в анекдоте про двух ассенизаторов получилось. Сверху - младший монтажник Толян красную карточку держит. Сидит в люльке подъёмника, ищет лазерный луч света в тёмном царстве. Снизу - старший монтажник Рыба крутит гайки ключиком на сорок. По наводке Толяна. Рыба бы и сам в подъёмник залез, чтобы не хрена не делать, держать карточку, плевать сверху на Толяна и материть его в хвост и гриву. Но тяжела эта Рыбка - 120 кило веса.
В основном жира и жлобства. Не тянет его подъёмник на такую высоту. Не рассчитан хитрыми финскими инженерами на такую биомассу. Плюс сапоги сорок последнего размера. Роба ХХХХ. Ну и продуктов метаболизма в нём тоже много. Пасует техника перед русским гением монтажа. Поэтому - наверху Толян. Он тоже упитанный - но не настолько. И жлобства в нём - поменьше. Поэтому его подъёмник тянет. Он сегодня наверху. Его день. Отдаёт Рыбе руководящие указания - куда столб "хочет". А Рыба уж сам решает, что крутить, какую гайку.
Он там внизу сегодня - особенно зол. И Толяна своим жлобством накрывает. Чёрным матом. Мы в стороне работаем. Но и нас задевает. Волна ненависти к Рыбе прямо к горлу подходит.
Вова Саволайнен говорит: "Я бы на этого пидора что-нибудь сверху уронил. Я так думаю."
Как оказалось - все думали параллельно. Сила мысли двигает материю. Особенно когда скручена в клубок ненависти. И овладевает массами. Я не знаю - мы ли со своим телекинезом. Или Толян сам допёр - но на Рыбу сверху, из люльки подъёмника Толяна падает гаечный ключик. Не на сорок, конечно. Это было бы летально. А на двадцать четыре. Что тоже не мало. На Рыбе - каска. Он монтажник опытный и бережёт своё слабое место. Ключик только чуть коснулся его глупой голубой каски. Чиркнул-чирикнул. Жопа Рыбья тоже от удара увернулась. Чувствовала. Бедру пришлось импульс гасить, удар на себя принимать и синеть. Крику было! "Никогда ты не станешь старшим монтажником! Так всю жизнь и проторчишь наверху!"
Мат - пропустил.
Охромел конь в пальто. И работать - забросил. Пошёл в будку лечиться водкой. Внутренне.
На примочках он сэкономил. Надрался - в хлам. Но не заснул, как обычно. Ножка у него болела. И он начал её разминать - бродить по стройке среди гор неустановленного железа.
Мы на него - не отвлекались. Мы свою работу делали. Но тут - взглянули. Вовремя. Очень бы жалели, если бы пропустили. Как он спотыкается и с размаху, плашмя мордой вниз в расставленное железо падает. С грохотом и без матов. Обычных. Ну, думаем - отмучился. Лежит - не дергается. Подошли - жив. Встал, морда разбита. Глаза - целы. Но остальное... Взгляд - безумный. Мы с ним, дураком, - связываться не стали. И он растворился па просторах объекта. Время от времени гремя жлобской мордой о фирменное железо. Темно уже стало.
Мы работу - закончили. К будке - пошли. Переодеваться. Не успели. Рыба пришёл первым. Прихромал. У будки - споткнулся. И опять, со всего размаха - к железным решётчатым ступенькам - мордой приложился. Ну, думаем - теперь уж точно всё. Каюк.
Нет, жив курилка! На четвереньки встал и к своему шкафчику - быстро-быстро двинулся. Он ещё при этом и хихикал. Поехали домой. Толян машину вёл. Рыбу в робе, не переодетого в гражданское - первым высадили. У подъезда в его Ласнамяэ. Но тот - домой не пошёл. Двинулся в поисках дальнейших приключений. Теперь - уже без каски.
Мы не стали ему траекторию подправлять.
Гуляй, рванина.
К удивлению - на следующий день Рыба на работу вышел. Хромая Рыба. С битой синей мордой. Молчаливый с бодуна. Парм не любил, когда у него рабочие на работу не выходили.
Он от этого орал. А у Рыбы на крик Парма была дикая аллергия. Вася тоже приехал на объект. И Саня. Они стали стыдить нас за жестокое обращение с животными. Им Рыба наябедничал на свою разбитую морду. Вася говорит: "Зачем вы пацана изуродовали? Мне Рыбина жена звонила. Жаловалась на его здоровье. Мол, совсем слаб и фальцевтом ноет."
Саня говорит: "Я понимаю, Рыба - жлоб. Ну скажите мне, Парму. Парм на него поорёт. Но зачем калечить скотину? Что вы с ней сделали, ироды? С нашей Рыбой?"
Мы говорим, что эта унтер-офицерская вдова сама себя высекла. Саня отказывается верить. Провёл индивидуальную работу со мной. С целью дознания. Как и чем били. Саня знал, я врать не умею. И хотел услышать горькую правду. Я его разочаровал. Своей неискренностью. Поднабрался, интеллигент у пролетариата вешать лапшу на уши начальству. Расследование зашло в тупик. Следов рыбьей морды на наших монтажных ботинках - не обнаружено.
Мы предложили провести следственный эксперимент для своего алиби. Сфотографировать эту битую рыбью морду. В фас и два раза в профиль. Дождаться, пока заживёт. Приложиться ей к ступенькам будки со всего маха. Зафиксировать результат. Дождаться пока заживёт - и приложиться уже к ней уже монтажными буцами. Тоже со всего маху. И сравнить результаты экспериментов. Саня - согласен. Вася - согласен. Рыба отказался. Полез на рожон против воли коллектива. Он сам, мол, точно не помнит, где и как пострадал. Вернее - совсем не помнит.
Он только так предполагал. Вот всё и выяснилось. Ну, извините.
Ну и мы его, по-христиански, за навет и ябеду - простили. Но видим - нам не верят.
Ни Саня. Ни Вася. Ни Рыба. Опасаются за жизнь водоплавающего.
Морда у Рыбы зажила. На удивление быстро. И хромать бросил. Басовитые нотки в голосе появились. Ничего у него не было переломано. Но жлобства - заметно поубавилось. Он только когда под столбами внизу ходил - непроизвольно голову - в плечи втягивал. Судорожно. На питекантропа начинал смахивать. И каску - никогда не снимал - только в будке. Кот учёный. Но от нас его тогда забрали. На другой объект. Чтобы мы его совсем не убили.
Парм не любил, когда у него на стройке монтажники друг друга убивали.
Он от этого - орать начинал. И убийства - прекращались.
И самоубийства тоже. Пить надо меньше.
А вы говорите - нет телекинеза.
Или у Рыбы его больная совесть проснулась на его автопилоте? И устроила ему самосуд?
Или это мы с Саволайненом - знатные телекинщики? Жаль мы это телекино не сняли на видео. Парм бы так орал! Парм не любил, когда монтажники его железо царапали и краску с оцинковкой - сдирали. Даже своей пьяной мордой.
Он от этого орал.
ОКУРОЧЕК.
Толю Парм - давно бы уволил. За старые грехи. За новые. Ему человека уволить - как окурочек выкинуть. Особенно когда тот - полный бескомпромиссный идиот. Парм даже рот не раскроет свой горластый. Молча. Чик - и нету человека. Но надо развозить людей по объектам. Водителей не хватает. Трезвых водителей, а не алкашей с отобранными правами.
Толя был трезвый водитель. Рыба - пил, а Толя его отвозил. Нас тоже развозил. На работу.
С работы. Кругами - по всему городу. После восьми - десяти часов пахоты. Жесть.
Первый на работу, последний - с работы. Куришь на ходу. Толя - курил. И окурки - в окно машины выкидывал. И мусор тоже - рыбьи водочные бутылки, пивные банки. Не зря он с Рыбой дружил. Поднабрался жлобизма. Русского отношения к окружающей эстонской среде. Так что окурки - это самое безобидное, что он в окошко выбрасывал.