Она была сильной, с молниями во все небо и с таким громом, как будто злой великан захотел расколоть землю. Но все знали - после грозы будет лето, и поэтому не боялись, а радовались.
И вот она кончилась. Первыми на улицу выбежали дети: они торопились на ручейную гонку. По бурлящей воде в бетонных стоках понеслись десятки разноцветных корабликов, а за ними, теснясь к ограждению, с гвалтом бежала многорукая и многоголосая толпа. За детьми, жмурясь на яркое солнце, дыша во все легкие и вспоминая запахи оживающей земли, выходили взрослые. Распахивали окна и двери, выносили наружу ковры, пили чай на открытых верандах, приглашали друг друга в гости. В разговорах слышалась радость, потому что вчерашние страхи - а вдруг лета не будет, помните, как в две тысячи тридцатом пятом? - к счастью, не сбылись. От земли еще веяло холодом, но воздух был теплым, и девушки - из тех, что посмелее - уже прогуливали летние платья.
А утром кусты и деревья уже светились пестрой листвой, и молодая трава ярко зеленела на влажной земле. Днем гуляли по старому заросшему парку, купались в озере и загорали на пляже, а с темнотой - когда в воздухе разливались пьянящие ароматы - на площадке у берега начинались танцы, которые продолжались до самого утра. Сидя на скамейках под липами, любуясь молодежью и прислушиваясь к словам чужой любви, старожилы гадали: сколько еще продлится лето, и кто-то, конечно, вспоминал благословенный сороковой - какая роскошь, десять дней счастья!
Так проходила неделя, а потом поднимался восточный ветер - тот самый, с просторов вечно тлеющей тундры, - и разговоры смолкали. Приторный запах перегноя - вестник печали - наполнял воздух. С надеждой смотрели вдаль: а вдруг повезет - не может же это длиться всегда, ведь было когда-то и по-другому: яркая весна, щедрое лето, тихая осень... Но с дозорного поста уже видели, как на горизонте растет серая полоса, становится ближе, ширится в небо. Включали сирену, вой которой означал: вот и кончилось лето. Поднималась суета: все разбегались по домам, матери звали детей, мужчины закрывали окна, плотно замазывали щели. После переклички - слава Богу, все здесь, - запирали двери. В серых клубах скрывались озеро, пляжи по его берегам, парк, по которому гуляли еще так недавно. Наконец, дым добирался до окон; все тускнело, и летний пейзаж таял за стеклом, оставляя на виду лишь то, что на расстоянии вытянутой руки.
Потом начиналось время рассказов: кто и как провел эти дни. В тусклом свете из окон, под шум очистителей воздуха воспоминания становились ярче. Сравнивали это лето и прошлогоднее, пытались понять - становится ли оно дольше; как всегда, находились фантазеры, считавшие, что бесконечные пожары далеко на востоке пошли, наконец, на убыль. Мужчины вновь обсуждали, не пора ли покинуть эти места и прикидывали, куда лучше двинуться - всегдашняя тема после лета, к следующему маю она сойдет на нет. А матери слушали сбивчивые рассказы дочерей о ночных прогулках по душистому парку, и выясняли, насколько далеко все зашло за эти семь дней, и не пора ли уже беспокоиться о свадьбе.