"Поезд Москва-Ростов-на-Дону, "Тихий Дон" отправляется через две минуты с первого пути первой платформы, провожающие, покиньте вагоны и проверьте, не остались ли у вас документы отъезжающих!?" - бубнил, сливаясь с гомоном вокзала, голос диктора. Вадим отправил недокуренную сигарету в пространство между вагоном и платформой, и, повинуясь взгляду проводницы, запрыгнул в тамбур. Прошел по коридору, вроде бы глядя перед собой или рассеянно ища номера полок, но при этом незаметно обшаривая взглядом лица пассажиров. Определив свое место на верхней полке, он, зашвырнув сумку на самый верх, пробормотал солидной паре "добрый вечер", и стал ждать проводницу.
Пара - мужчина и женщина, лет пятидесяти, тоже, приветливо улыбаясь, покивали, и принялись распаковывать сумку с едой. Со столика потянуло горячей курицей-гриль. Садисты, - подумал Вадим, который из-за беготни с оформлением отпуска, только позавтракал в семь, да кофе выпил в три, и сейчас чуть не захлебнулся слюной.
Прошла проводница, обобрала билеты.
Прошли менты - проверили паспорта.
Снова прошла проводница, уже другая, взяла по пятьдесят рублей за белье, ушла. Поезд набирал ход.
Над головой включился динамик, пока поезд гремел на стрелках узловой и выбирался из города, диктор бодро прерывая музыку, сообщал, что поезд будет идти 16 часов, температура воздуха за бортом 18 градусов, а в вагоне-ресторане полно всякой вкусной снеди...
Издевательства диктора, смаковавшего названия ресторанных блюд, типа "Мясо по французски", "Борщ", "Пицца-наполи", "Окорочка в панировке" и "широкий выбор крепких напитков и вин", доконали Вадима... Голод не тетка! Он двинул к вагону ресторану...
Все складывалось прекрасно! Пятьдесят граммов коньячка "Московского", жареная куриная нога от бедра с картофельным пюре, салатик "Столичный", чашечка крепкого кофе и отсутствие запрета курить.
Московский коньяк с недавнего времени стал любимым напитком Вадима. Месяц назад он побывал на заводе КиН и директор лично часа полтора рассказывал ему о Российских коньяках, а также почему только в двух странах - Франции и России, этот напиток при изготовлении может называться коньяком, а остальные страны-производители, должны довольствоваться словом brandy. Директор показывал, как надо правильно дегустировать коньяк, как его пить... нажимая на то, что культура потребления этого напитка во Франции и России разная: русские люди пьют залпом его до еды, закусывая как водку, а французы - наоборот, сначала поедят, а потом покрывают съеденное ароматом коньяка...и что завод прекратил разлив дагестанского и грузинского "коньяков", заключил контракты с производителями коньячных спиртов в городе Коньяк и теперь "купажирует" и разливает настоящий французский коньяк. Но рецептуру - состав разработал свой, оригинальный. И этот оригинальный Московский коньяк Вадиму понравился. Очерк получился отличный... гонорар за него - тоже.
Вадим щелчком снизу по карману рубашки выбил несколько сигарет "Мальборо красной", губами дотянулся до самой длинной, вытянул, поиграл ею, устраивая поудобнее, закурил. За все про все оставил две с половиной сотни вместе с чаевыми, докурил и, купив в буфете два литра яблочного сока в пакетах, вернулся в свое купе. Поезд проплывал Голутвин. Вадим полюбовался на обмелевшую Оку, в лучах заходящего солнца. Выпил пол литра сока, забрался на полку, отметил, что кроме пары внизу, на противоположной полке образовалась явно мужская фигура... которая, накрывшись одеялом с головой, похрюкивала и чмокала утробно.
Вадим улегся, читать не хотелось, в окно смотреть - тоже, хотелось повспоминать, подумать, тем более что полузадушенный голос Татьяны Анцыферовой в песне из фильма "31 июня" в динамика над головой вопрошал:
Всегда быть pядом не могут люди
Всегда быть вместе не могут люди
Hельзя любви земной любви пылать без конца
Скажи зачем же тогда мы любим
Скажи зачем мы дpуг дpуга любим
Считая дни, сжигая сеpдца?
Вопрос попал в самую точку... Вадим пару минут слушал, песня ему нравилась, была в ней ярость и сила духа, что-то магически притягивающее, страсть и непреклонность, сомнения и решительность.
Hе счесть путей во вселенной этой
Hе счесть pазлук во вселенной этой
А вновь найти любовь найти всегда нелегко
Hо все-ж тебя я ищу по свету,
Опять тебя я ищу по свету,
Ищу тебя сpеди чужих пpостpанств и веков
Вадим закинул руки за голову и, уставясь в верхнюю багажную полку, а точнее, найдя на крашеной металлической поверхности особенную ободранную заклепку, воткнулся в нее взглядом и погрузился в воспоминания и анализ.
В восемьдесят седьмом его комиссовали по ранению после Афгана... три месяца в госпиталях, экспертиза психиатров и заключение "Энцефалопатия" прервали его службу перед самым дембелем и, что самое ужасное - обрушили надежду поступить в военное училище. Через полгода он, пользуясь льготами для демобилизованных из рядов Советской армии, вне конкурса поступил на журфак МГУ. Каждое лето, по льготным путевкам, как "участник войны", он ездил в санаторий под Сочи лечить свою энцефалопатию, выражающуюся в периодически накатывающих необычно ярких, как он их называл: "полнометражных" галлюцинациях, никак особенно не отражающихся ни на мышлении, ни на поведении. Хотя один немаловажный дефект от той контузии сохранялся довольно долго: Вадимчик не ощущал влечения к противоположному полу. Его это никак не тревожило, но встревожило психиатров, которые обнаружили странность в результате проведения серии больших апперцепционных и ассоциативных тестов. Вадим пожимал плечами, отвечая на "стыдные" вопросы... оставался равнодушен к разглядыванию эротических картинок и даже откровенной порнографии. От диагноза "Постравматическая импотенция", психиатров удержало, то, что Вадим у них на глазах спокойно продемонстрировал свои возможности, не прибегая ни к эротике, ни к порнухе, просто "развернул" и "свернул". Озадаченные врачи почесали затылок и оставили все, как есть, на импотенцию это было непохоже, а отсутствие влечения - дело сугубо личное.
Галлюцинации Вадима заботили. Не беспокоили, а именно заботили... от них он испытывал ощущение подъема и сумасшедшего любопытства, погружаясь в фантастические миры, которые поразительно походили на наш и не менее поразительно отличались. Вадим рассматривал, будто сквозь аквариумное стекло, людей, строения, жизнь немного необычную, чуждую... все это напоминало цветное но немое кино. Повозки, груженые овощами, с трудом преодолевающие горные перевалы; тесные улочки, по которым проходят патрули, вооруженные мечами... Узкие корабли с хищным профилем, капитаны - смуглые, кучерявые, сверкающие золотыми серьгами в ушах и белыми зубами. Занесенные песками пустыни скелеты, белые кости обнимает зернь браслетов... Мокрые крыши - сложенные из плоских камней, покрытые дерниной и мхом; толчея рынков , где люди в шелках и мехах брезгливо перешагивают попрошаек и тыкают пальцами в копчености, а за ними семенят слуги с большими корзинами... и помои из окон выплескивают на улицу... и странные люди совершают странные поступки... Если бы Вадим увлекался фентези, эти видения, были бы легко объяснимы. Но - нет. Фантастику - да, читал; Стругацких, Беляева, Жюля Верна... иногда попадались редчайшие издания "Библиотеки зарубежной фантастики", но они являлись редкостью, в мире любителей на вес золота. Так что не достать было тогда таких книг. История? Вадим достаточно поучаствовал в создании новейшей истории, чтобы с придыханием зачитываться описаниями Средневекового быта, разве что рыцарскими романами Вальтера Скотта, но этот юношеский период быстро закончился, когда Вадик пришел в секцию карате и погрузился в японскую культуру и философию Древнего Востока. Так что логического обоснования этим миражам не было. Они просто существовали в его мозгу - картины, столь же яркие, сколь невозможные.
Описание галлюцинаций Вадима попало в статью в психиатрическом журнале и в монографию профессора Р. "Иллюзии и галлюцинации".
Он прожил три недели в санатории, исправно посещал кабинеты иглоукалывания, психотерапии и массажа. Танцевал вечерами на веранде с медсестрами и отдыхающими, он ложился один, настраивался на грезы и погружался в фантастические миры, наблюдая непривычную, но удивительно реальную жизнь.
Путевка закончилась, но от каникул оставался еще месяц, и Вадим снял комнатку в Дивноморском. Массажа и иглоукалывания тут не было, но имелись большой пляж, песок с галькой, шум прибоя, запах моря и покой. Ежедневно выбираясь с полотенцем на пляж, Вадим Морозов коптил на солнце тренированное тело, и вдруг, за десять дней до отъезда состоялось странное знакомство. А началось оно с того что его расслабленного, не ожидающего подвоха, разомлевшего на солнце... окатили морской водой! На раскаленном животе вода чуть не закипела, и Вадим вместе с ней. Он уже готов был как можно мягче послать очередных озабоченных пляжным знакомством дев, но, приоткрыв глаза и сфокусировав зрение, он увидал голенастую девочку-подростка лет одиннадцати-двенадцати в купальнике на вырост. Она держала в руках здоровенного рапана и резиновую маску, из которой и вылетела струя воды точно Вадиму на брюхо. Девочка смущенно улыбнулась, показала рапана и сказала:
- Я достала! - и добавила, - Извините, споткнулась
Вадим подождал, пока глаза привыкнут к свету, рассмотрел ее: локтем она прижимала к себе ласты. Плечи, лоб и щеки ее изрядно обгорели.
Маше было скучно. Это была не та зубодробительная скука, которая бывает у взрослых, когда они маются от безделья; скорее, ощущение "уплывания" секунд. Их хотелось заполнить чем-нибудь интересным. Но, на Машину беду, детей ее возраста среди отдыхающих не было, младенцы же ведь не в счет, правда? Так что маленький Володя, пускавший пузыри на коленях у мамы Лили отпадал сам собой. А большие... у них свои развлечения, малопонятные для двенадцатилетней Маши - гитары, вино и долгие разговоры о политике или раскопках. Пару раз Маша вытащила маму на пляж, у той тут же обгорели плечи, и Вика теперь на все предложения позагорать лишь возмущенно морщила лоб, тыкая пальцем в спину. Спасибо, говорила она дочке, от тебя у меня итак уже вся спина облезлая... Иди поиграй...
А с кем играть? Для строительства песочных замков Маша была уже слишком взрослой, да и не было песка на пляже в достаточных количествах. Поэтому девочка все свое время отдавала плаванию - в прошлом году папа научил ее нырять с маской, и, как оказалось, подводный мир гораздо интереснее пустого торчания под боком у взрослых, и ожидания с минуты на минуту слов "А ты что здесь делаешь?". Конечно, дно здесь было не ахти, это вам не Красное море с его разноцветными рыбками и зарослями кораллов; Маша лишь однажды видела здесь рыбу, да и то, она была какой-то зеленовато-серой, а не, скажем, красной... Но не будешь же все время торчать в воде? От этого кожа некрасиво морщится, и появляются пупырышки...
К концу лета начались шторма, изредка перемежавшиеся тихой погодой; большинство отдыхающих уехало, и Маша заскучала. Раньше можно было хоть в шахматы поиграть со старичками на набережной или в бадминтон с молодыми девушками-студентками... теперь же пляж будто вымер. Когда задувал ветер с моря, и сизые волны в грязно-серых шапках пены выбрасывали на берег то мятый, просоленный башмак, то мертвую чайку, на девочку накатывала тоска. Она перекидала в воду половину всех голышей с пляжа, отсидела попу на пирсе, получила пару подзатыльников от мамы за "приставания" и решила обидеться - всерьез и надолго. И этот день, тихий и солнечный, как раз подходил для того, чтобы сделать красивый жест - закинуть на плечо ласты, подхватить маску и сказать "взрослым" тоном - я на пляж. Только вот это все имело бы смысл, если бы мама заметила ее, а так она только кивнула в пространство, увлеченная археологическим диспутом с Семенычем.
Маша поплавала без ласт, спрятав их в тени, чтобы резина не "потекла", потом одела их и, пятясь, вошла в море. Когда вода достигла коленок, она развернулась, плюхнула животом о волну и активно задвигала ногами, удаляясь от берега... Еще когда она шла по пляжу, то заметила молодого человека на полотенце - он одиноко раскинулся на гальке и, казалось, спал. Она видела его и раньше, но он всегда либо уже уходил, либо ей надо было возвращаться в домик... Теперь же, когда кожа была обласкана вечерним и утренним солнцем, он рискнул подставить тело его лучам на весь день. Разумно, отметила Маша, вспоминая, как в прошлом году, здесь же, обгорела так, что ей стоило большого труда не визжать, когда мама намазывала ее сметаной. Папа тогда обзывался "вареным раком", а когда она кидалась к нему "подраться", угрожал похлопать по спине и смеялся... И Маша смеялась вместе с ним. В этом году папа не поехал - у них с мамой вышел какой-то разлад, она хотела ехать в конце августа, а он из-за работы не мог и предлагал подождать до начала октября. Мама тогда, помнится, дернула головой и сказала, что море осенью - это самое душераздирающее и печальное зрелище какое она только может придумать и пускай он сам в октябре едет, если хочет. И они поехали вдвоем с мамой, вернее, не вдвоем, а с группой маминых сотрудников, преподавателей Университета.
Маша нырнула, смешно отклячив попу, увидала на дне большого рапана и поплыла к нему. Воздуха как раз хватило погрузиться на дно, подхватить цепкими пальцами ракушку и выбраться на поверхность. Не ахти какая добыча, подумала Маша, но все же. Мясо - Семенычу, у которого случалась от него, как он говорил, какая-то загадочная "потенция", а ракушку покрыть лаком и на полку дома. Маша замельтешила ногами, устремляясь к берегу. Уже когда вылезала, пару раз чуть не шлепнулась - ведь идти в ластах по камням очень неудобно, а снимать их в воде не хотелось: учитывая рапана в руках, их запросто можно было упустить в волну и все - прости прощай. Наконец-то девочка доковыляла до сухого, стащила ласты, сдвинула на лоб маску и пошла в сторону домика. Чуть в стороне лежал тот парень - глаза закрыты, на носу бумажка, чтобы не обгорел.
И тут у Маши родилась идея, вызванная в большей степени скукой и чуть в меньшей - желанием досадить всем нудным взрослым хотя бы и в лице этого молодого человека, который вполне заслуживал (с Машиной точки зрения) хорошей порции воды на разогретое пузо. Девочка улыбнулась, вернулась к морю и набрала полную маску воды. Подкралась и... А когда он открыл глаза и попытался понять, что это такое произошло, приняла извиняющуюся позу и сказала:
- Извините - я споткнулась...
Глядя на ее наивную попытку соврать, Вадим все понял - девчонке скучно. Если б это сделали ровесницы его, Вадим мягко или грубо но нашел бы способ отшить, однако поняв, какой смелый поступок совершила эта девочка, чтоб "случайно" познакомиться с ним, он оценил ее поступок. Ребенок его заинтересовал.