В работе частично использованы персонажи Г.Ф. Лавкрафта
Старинные города скрывают в полузабытых двориках и на пыльных чердаках так много необыкновенного. Иногда даже удивительно, что люди живут среди оживших сновидений, ходячих сказок и животных, понимающих человеческую речь, - и ничего не замечают.
Не замечали они и Кота, который любил музыку.
В оправдание людям следует сказать, что Санкт-Петербург - не такой уж старинный город, зато в нем так много необыкновенного, что кот, любящий музыку, мог и не показаться каким-то особенным. Он был просто Настоящим Петербургским котом.
Его местожительство находилось в Гороховой улице. Вы когда-нибудь бывали на Гороховой улице? Именно в Гороховую улицу писал письма гоголевский Хлестаков. Но Кот не был ни коллежским асессором, ни ревизором, - он был просто котом и обитал в маленькой подворотне. Сюда не заходили туристы. Здесь никто не устраивал ни магазинчиков с сувенирами и картинами, ни уютных кафе. Только жильцы по утрам и по вечерам пробегали мимо Кота, порой вынося ему что-нибудь перекусить, да ставили машины в тесном пустынном дворике - только успевай уворачиваться, когда они въезжают.
А в самой маленькой квартирке жил старый скрипач.
Сказочные скрипачи обычно живут в мансардах. Но этот скрипач был настоящим, а не сказочным. Он играл в оркестре Мариинского театра, а жил на первом этаже, и дверь в его квартирку вела прямо из двора, не из подъезда. Кот любил слушать, как скрипач репетирует свои партии или играет мелодии собственного сочинения. Стоило сквозь приоткрытую форточку запеть скрипке, как Кот запрыгивал на подоконник, растягивался на нем и блаженно прижмуривал глаза. Или, наоборот, заглядывал в комнату, увешанную пожелтевшими афишами с концертов Эриха Цанна. Так звали старого скрипача, когда-то знаменитого, но из-за травмы сухожилия надолго оставившего музыку. Сейчас ему оставались только воспоминания о былой славе и отчаянные попытки заново разработать руку, чтобы справляться с более сложными партиями в оркестре.
Кота Эрих Цанн знал и подкармливал. Не в пример многим "звездам", он ценил поклонников.
Однажды Кот, по обыкновению лежа на подоконнике и слушая скрипку, вдруг заметил, что к ее звукам добавились еще одни. Тоненькая-тоненькая флейта. Старик Цанн сказал бы, что это флейта пикколо, но он, должно быть, не слышал, что ему кто-то подыгрывает.
Иногда неизвестный флейтист не попадал в ноты или в такт. Кот догадался, что он импровизирует, да и мелодии подбирал, скорее всего, на слух.
Поскольку Цанн почти всегда ставил на пюпитр ноты, Кот понял, что импровизации - это не так-то просто, и зауважал флейтиста по-особенному. Наверняка у него был абсолютный слух.
Следующий совместный концерт Цанна и флейтиста был уже намного удачнее. Флейтист добавил изящные тремоло и глиссандо, которые сообщали мелодиям особое очарование. Но Цанн по-прежнему не слышал, что играет уже не в одиночку.
Кота это даже огорчило. Он был уверен, что Цанну бы понравилось исполнение его мелодий на флейте. Ведь это были точно его собственные мелодии - уж классику-то Кот знал всю и назубок.
А еще через несколько дней, уже поздно вечером, когда все спали, Кот услышал одинокую флейту. Незнакомый музыкант выводил мелодии Эриха Цанна, и они лились маленьким нежным ноткопадом с белого ночного неба, вплетаясь у самой земли в журчание сверчков. Это было так красиво, что Кот просто заслушался.
Ему очень хотелось познакомиться и с таинственным флейтистом. Флейта доносилась откуда-то сверху; Кот заглядывал в окна верхних этажей, вскакивая на карнизы, но в верхних этажах обитали обычные люди без всяких флейт пикколо. Они готовили еду, смотрели телевизор, разговаривали, и никто из них не пытался повторить на флейте затейливые мелодии Эриха Цанна.
А еще через несколько дней старый скрипач сочинил новую мелодию.
Он наигрывал ее - сначала потихоньку, только для себя; потом увереннее; наконец, заиграл решительно, и, как всегда, Кот почувствовал, что старый Цанн играет его душой. Мелодия звучала то весело - так весело, что хотелось играть и ловить пролетающие тополиные пушинки, то печально - так печально, что хотелось повесить голову и ничего больше не видеть. Стоял теплый вечер, и окно скрипача было распахнуто...
И вдруг Кот заметил, что на шторе в комнате повисла летучая мышь.
Совсем маленькая летучая мышка. Она никому не могла бы причинить вреда. Кот никогда не охотился на летучих мышей, но никогда и не думал, что кто-то может приручать этих зверьков.
Однако Эрих Цанн не приручал летучую мышь. Он увидел ее - и застыл в ужасе.
- Ты, - прошептал он. - Мне конец.
Он сел, отложил скрипку и уронил голову на руки.
Летучая мышка взвилась в воздух и выпорхнула из окна.
Отчего скрипач так испугался и расстроился, Кот понятия не имел - коты ведь не суеверны и не верят в приметы. Он соскочил с подоконника и подошел к старику, потерся об его ноги, надеясь его утешить.
Цанн наклонился и погладил кота.
- Все-таки у меня даже сейчас есть друг, - невесело произнес он. - И как хорошо, мой друг, что ты не человек...
Я ведь уже стар - гораздо старше, чем обычные люди. Я прожил три или четыре срока человеческой жизни. И надо же, как бы я ни устал от жизни, но умирать совсем не хочется.
Слушай же, мой друг. Мне надо выговориться.
Я родился в Цюрихе - далеком Цюрихе, и в первый день моей жизни с небес спустился ангел и положил мне в колыбельку мою первую скрипку. Я совершенно не помню себя без скрипки. С тех пор, как я смог держать ее в своих детских ручонках, скрипка заменяла мне все: она плакала за меня, когда мне случалось ударить коленку или проголодаться, она смеялась за меня, когда мне было хорошо. Целые дни я проводил в репетиционном зале - сначала это была маленькая комнатка в нашем маленьком домике, а затем настоящий зал в нашем новом доме, на который я заработал своими концертами. Меня называли чудо-ребенком, вундеркиндом.
Однако я взрослел. Соблазны взрослой жизни - жизни, не поглощенной репетициями и выступлениями - манили меня все больше. У меня появились новые друзья, которые считали, что деньги, заплаченные мне за концерты, лучше всего истратить на выпивку и шумные пирушки. И мне были по душе их слова - я так и поступал.
Но однажды во время очередной пирушки деньги у меня закончились. И тогда я взял мою скрипку - а это была очень звонкая и дорогая скрипка работы старых итальянских мастеров - и отнес ее в лавку торговцу музыкальными инструментами. Он дал за нее хорошую цену и все удивлялся, как это господин музыкант согласился расстаться с такой прекрасной скрипкой. А я веселился; я купил еще вина, пил и даже думать забыл о том, с чем же я буду выступать на завтрашнем концерте.
Но когда мои друзья уснули, утомленные шумством и буйством, я остался сидеть за столом один. Я неотрывно смотрел в круглое окно и чувствовал, что вот-вот случится нечто непоправимое. И я был прав. Около меня соткался из воздуха ангел - тот самый ангел, который принес и положил мне в колыбельку мою первую скрипку.
- Ты отступил от своей дороги, дитя, - грустно произнес он. - А ведь Бог дал тебе талант для того, чтобы ты нес в мир музыку.
- Я просто хотел поразвлечься, - начал я оправдываться, - ничего дурного я не делал.
- Возьми, - еще грустнее сказал ангел и протянул мне скрипку взамен той, что я так опрометчиво продал. - Возьми и береги ее. Теперь ты умрешь, если не будешь играть. Вернее, пока ты будешь играть, ты будешь жив. Твоя смерть иногда заглянет в твое круглое окно; но твоя музыка не допустит ее к тебе.
Наутро ничто не напоминало о явлении ангела. Кроме новой скрипки...
Я покинул старых друзей, семью и поклонников; я перебрался в Америку и вел там скромную жизнь, хотя слава настигла меня и там. Но мне отныне была безразлична суета - я служил одной лишь музыке. В каждом новом доме, где я поселялся, было круглое окно. Если у меня появлялись новые друзья, то они заглядывали в круглое окно, но не видели там ничего, кроме неба и редких звезд, даже когда я видел там свою Смерть. Поначалу я пугался ее и всякий раз после ее визита переезжал на другое место. Наконец, я бежал из Америки опять в Европу, и так очутился здесь.
А сейчас я уже никуда не бегу. Я стар, мой друг. И убедился, что моя музыка воистину останавливает Смерть, когда та хочет войти ко мне. Но сегодня... эта мышь... кто же не знает, что летучая мышь в доме - к скорой смерти хозяина? Теперь никакая музыка меня не спасет. А я как раз начал новую симфонию, и она будет лучшей из всего, что мне удалось сочинить...
Кот вспрыгнул к старику на колени. Он терся головой о его плечи и мурлыкал, всячески пытаясь подсказать, что приметы - сущая чепуха; летучая мышка еще никому не приносила вреда, кроме истребляемых ею комаров, да и вообще нужно верить ангелу, а не досужей болтовне. Однако "понимать человеческую речь" и "говорить по-человечески" - совсем не одно и то же...
Напротив окна Цанна, выходившего во двор, и правда было круглое окно. Непонятно, зачем застройщик сделал это окно прямо в комнате, и куда оно должно было выходить. Но Кот внезапно увидел в этом окне мелькнувшее лицо.
Ничего страшного или таинственного не было в этом лице. Обычное лицо сухопарого старика - седые длинные волосы, острый нос, глубоко посаженные печальные глаза, строгий черный костюм. То был сам Эрих Цанн, одетый так, как он обычно одевался в театр на премьеру. Но Кот знал, что это Смерть.
Кот понимал, что Эрих Цанн сейчас должен взять в руки скрипку и играть. Но старик настолько пал духом, что даже не шевелился - просто сидел и смотрел в одну точку.
Легкий шорох у окна заставил Кота поднять голову, но Цанн ничего не заметил.
Это вернулась летучая мышка, так напугавшая скрипача. Кот хотел было прогнать ее, чтобы она своим появлением не расстраивала Цанна еще больше, как вдруг заметил в зубках крылатой гостьи крохотную флейту.
Так вот кто играл в белой вечерней вышине!
Понятно, почему Цанн не слышал игры на флейте: летучие мыши предпочитают ультразвук, не слышимый человеческим ухом. А вот Кот слышал ее игру превосходно.
Летучая мышь подвесилась на штору и принялась играть, двигая в зубках флейту вправо-влево. Рук у летучей мыши не было - они ведь превратились в крылья, и флейта получилась необычной: со множеством отверстий, в которые приходилось дуть, а не закрывать их пальцами. Это была новая мелодия Эриха Цанна.
Жаль, что он не слышит, подумал Кот.
Старик поднял голову. Посмотрел на летучую мышку. И вдруг насторожился. Да, он услышал! Услышал свою музыку, сочиненную им для скрипки и на ходу переложенную для флейты. Какой нежной и тоненькой она стала, эта музыка. В ней уже не было страсти и силы, рожденных человеческой душой, - играла-то всего лишь маленькая летучая мышь. Но зато в ее исполнении было то, что не доступно ни одному человеку: дыхание высокого неба и полет.
Смерть тоже насторожилась.
Вскоре Кот понял, что она не просто слушает флейту - она заслушалась.
"Ну же, глупый старый человек! - мысленно обратился Кот к Цанну. - Услышь меня хоть раз! Что ты раскис? У тебя есть друг - я, у тебя есть ученик - вот эта летучая мышь; что тебе еще нужно для бессмертия?"
Эрих Цанн еще немного посидел, глядя перед собой. Затем, словно просыпаясь от тягостного сна, приподнялся и протянул руки к скрипке.
Скрипка присоединилась к флейте, словно обнимая ее своими глубокими звуками.
Смерть еще несколько минут послушала их концерт - и исчезла из круглого окна.
Руки Цанна окрепли, скрипка запела уверенно и горячо. Кот зевнул и растянулся на кресле Цанна, с наслаждением слушая чудесный дуэт скрипки и флейты. И с таким же наслаждением слушали его дома и деревья, близкая Нева и случайные прохожие, - весь огромный старинный город, в котором происходит так много необыкновенного...