Над болотом поднимались тяжелые испарения. Пар струился между стволами, кутая древовидные хвощи и гинкго, и в его белесом саване время от времени проступали массивные тела. Их обладатели неспешно пережевывали податливые болотные травы или склонялись к воде, если находили чистую лужицу между островками сфагнового мха.
Где-то в небе парили мелкие твари с перепончатыми крыльями, но из лесу их не было видно - частью из-за испарений, частью из-за густых древесных крон. Влаголюбивые растения благоденствовали в мягкой сырости под солнцем, гревшим каждый день одинаково.
Небольшой хищный ящер приподнял и вытянул шею, высматривая добычу. Не то чтобы вокруг не было ничего съедобного, - было. Но это съедобное неизменно оказывалось или слишком хорошо защищенным, или слишком огромным. Ящер уловил какой-то запашок и осторожно двинулся вглубь болота.
С каждым его шагом запашок становился отчетливее. Плох тот хищник, который не умеет отличать смрад болотных испарений, тухлых газов и гниющей травы от запаха разлагающейся плоти. Чуткие ноздри втянули гнилой воздух еще раз... Так разить могло только от крупной туши. Что ж, если не влипнуть вслед за тем, кто издавал этот запах, можно неплохо поживиться.
Болото дарило и воду, и пищу всем: мелким травоядным, для которых тут было раздолье, и хищникам, которым порой везло - крупный ящер, сумевший продраться между влаголюбивых деревьев, мог увязнуть в трясине, и его туша не один день кормила всех жаждущих. Вот только всегда существовала опасность или увязнуть самому, или попасться на зуб кому-то покрупнее.
Ящер подобрался к неподвижной бесформенной туше. Она не так уж и разложилась, однако к ней уже причастился не один хищник: тот бок, который выступал из воды, оказался почти полностью обглоданным. Желтоватые окровавленные ребра, на которых еще сохранялись ошметки мяса и кожи, торчали из зеленоватой жижи, под которой просматривались полусъеденные потроха; так же обглоданная почти до костей, торчала задняя лапа, переднюю уже отгрыз кто-то из удачливых едоков. Будь ящер покрупнее, он бы вытащил тушу из воды и перевернул, но этому она была не по зубам. Поэтому ящер сунул голову в воду, сильно при этом рискуя, и зацепил зубами мягкие потроха.
Крохотные пузырьки легких лопались в его пасти, истекая остатками крови и водой.
Внезапно болотная вода всколыхнулась, и туша пошевелилась. По земле прошла тяжелая вибрация, будто от чего-то невозможно громадного. А потом голова - огромная змеиная голова на длинной-длинной шее - просунулась между стволами.
Холодные, ничего не выражающие глаза смотрели на ящера совершенно бесстрастно. Ящер застыл. Тварь была явно травоядной, но в любой момент могла пришибить любое более мелкое существо. Все в ящере кричало "беги, спасайся!", но он выбрал другую стратегию.
"Убегаешь - значит, надо напасть". Таково правило любого хищника, потому что убегают только более слабые, а значит, могущие послужить добычей.
Тварь сверкнула влажными желтоватыми зубами - мириадами мелких зубов, приспособленных для перетирания грубых веток и хвои. И отлично умеющих освежевать всякого, кто попадется между этих вытянутых челюстей.
А потом огромная голова метнулась и с размаху поддала ящеру, так, что он шмякнулся в воду, забарахтался, наконец, вылез на сравнительно твердую землю и пустился наутек.
***
Они шли уже который день.
Ящер шел за ними следом.
За стадом молодых особей присматривали вполглаза взрослые, но в самом стаде взрослых не было. Они держались поодаль, время от времени подходили к молодняку, будто убеждаясь в том, что им ничего не грозит, потом отходили. С каждым днем они подходили все реже.
Молодняк был разного возраста - от совсем мелких, которых ящер убил бы одним укусом, до довольно больших и уже готовых к размножению. Взрослые жили по отдельности. По-видимому, они оставляли двух-трех крупных самок для присмотра за детенышами; по мере того, как детеныши подрастали, самки одна за другой уходили, чтобы жить в одиночестве. А может быть, самки просто шли там же, где и молодняк, потому что на пути стада росло много травы и одиноких деревьев.
Ящер был несказанно рад тому, что взрослые уходили.
Они с годами становились так велики, что не могли даже войти в леса - их колоссальные туши не пролезали между деревьями. Уделом этих существ были растения с окраин леса - ровно настолько, насколько можно было вытянуть длинную шею, которую они обычно несли параллельно земле. Мощные ноги, каждая с огромным когтем на одном пальце, длинные и необычайно гибкие, как плети, хвосты, сильные челюсти и невероятные размеры - существа воплощали первобытную, непобедимую мощь. Нечего было и думать о том, чтобы атаковать одно из них. А вот детеныши...
Однажды ящер уже едва не поживился одним из них. Он выбрал самого мелкого, еще нескладного, большая голова на длинной шее то и дело перевешивала, заставляя беднягу клевать носом вперед. Длинная тонкая шея. Как раз подходящая для того, чтобы перекусить ее одним ударом пасти. Ящер выждал время, когда детеныш чуть отстанет от остальных, и молниеносно бросился на него, но просчитался: шея детеныша оказалась слишком гибкой и подвижной, она резко отклонилась, и перебить ее не удалось. Острые зубы хищника лишь вырвали кусок мяса. Ящер бы не остановился на этом, но более крупные детеныши внезапно набросились на него, и удары их сильных хвостов заставили его убраться. От особенно сильного удара кожа на боку лопнула; теперь рана загноилась, сочилась сукровицей и причиняла невыносимую боль, но ящер привык к боли. Гораздо больше его донимал голод.
Ящер кружил вокруг стада, небезосновательно полагая, что раненый детеныш рано или поздно начнет отставать, и можно будет довершить начатое.
И вдруг ему повезло.
Один из детенышей - покрупнее, с виду сильный и крепкий - вдруг начал спотыкаться и заваливаться. Раненый, наоборот, выздоравливал и резво трусил между старшими, а этот с каждым шагом явно слабел. Его шея уже падала на землю. Стадо остановилось, чтобы поесть, а когда снялось идти дальше, ослабевший уже не мог двигаться. Он остался на земле - сначала стоя, потом осел, вытянул шею и затих.
Теперь ящер вел себя осторожнее. Не хватало, чтобы другие детеныши снова набросились на него. Прошло немало времени, прежде чем он решился подобраться к умирающему.
Он еще дышал, но еле-еле. Ящер огляделся. Вот-вот детеныш подохнет и начнет издавать зловоние - на запах падали соберутся другие хищники и, чего доброго, отберут его добычу. Следовало торопиться. Ящер вцепился в горло детеныша. Его шея была уже слишком толстой, чтобы перекусить ее одним движением челюстей, но ящер сумел сразу пережать горло, детеныш слабо задергался, и скоро все было кончено.
Ящер хотел было отгрызть ему голову, но не довел дело до конца - детеныш и так мертв. Поэтому ящер вцепился в могучие ляжки, каждая из которых превышала его собственные размеры, и принялся отгрызать куски сочного мяса. Детеныш еще не успел стать жилистым и жестким; стоило пробить твердую, задубевшую чешуйчатую шкуру, и в зубах оказывалась мягкая, упоительная мякоть. И ящер блаженствовал. Как давно ему ничего не попадалось, кроме падали! Ящеру было не привыкать, но вонь гниющего мяса на зубах уже порядком приелась. То ли дело молодая, свежая, еще сочащаяся кровью плоть...
Он остался возле детеныша на ночь.
Ночью поел еще раз, ободрав шкуру и со второй ляжки.
А на рассвете появились другие.
Эти другие принадлежали к иному виду. Мелкие, юркие, но очень сильные для своих размеров, они шли стаей. И, увидев ящера с останками детеныша, начали обходить его полукругом. Они не тратили время на рев, рычание, отпугивающие атаки - нет, их целью были и детеныш, и сам ящер.
Ящер издал злобный визг, но уже знал, что проиграл, и если сейчас не ретироваться, то на кону будет стоять не только тушка, начавшая разлагаться. Поэтому он перескочил через тушу и понесся вдаль, даже не оглядываясь. Если новые враги погонятся за ним, он и так об этом узнает.
Бежать по дороге, которой прошло стадо детенышей, оказалось легко и удобно. Их огромные ножищи протаптывали целые колеи, пригибая к земле или ломая не только стебли, но и стволы небольших деревьев. Ящер бежал, пока не выбился из сил, и наконец снова увидел стадо.
Они спокойно стояли на месте и кормились. Им попалось несколько очень высоких деревьев, стоящих довольно далеко друг от друга, - раздолье! От нижних ветвей этих деревьев уже остались только обглоданные сучья. Старшие, почти взрослые детеныши обступили деревья сплошной стеной. Шеи, вздымавшиеся на почти двадцатиметровую высоту, возносили головы к молодым веткам на вершинах.
Один из детенышей поменьше показался ящеру слабее других.
Это следовало взять на заметку.
Последующие несколько дней ящер снова шел за стадом и "пас" больного малыша. Он не слабел так стремительно, как его неудачливый братишка, но тащился еле-еле. Оставалось только дождаться, пока он отстанет.
Но детеныш отнюдь не собирался покорно ложиться и умирать. Он ел не хуже других и упорно плелся и плелся вместе с остальным стадом. А на ночь вместе с другими малышами забивался в середину стада, куда хищникам ходу не было - по краям становились выросшие детеныши, каждый из которых мог легко растоптать и более крупных охотников, чем ящер.
Наконец удача улыбнулась ящеру.
Они зашли в лесистую и болотистую местность. Деревья здесь росли куда гуще, чем на болоте, где ящер впервые увидел взрослого, и войти в чащу могли только самые маленькие. Ящер оценивающе оглядел гигантские стволы, кроны, закрывающие небеса, липкие лужи между ними... Сырой туман витал между растениями, кутая их в сероватую пелену, запахи прелых растений, болотных газов и застоявшейся воды липли к коже детенышей и путались в зачаточном перьевом покрове ящера, пропитывая его волоски. Детеныши тем временем нашли поляну, где им ничего не мешало, расположились на кормление. Длинные шеи просовывались между стволами, чтобы отъесть ветку-другую или нащупать куст папоротника.
Слабый детеныш прошел туда, где старшие могли только просунуть шею. И ящер пошел за ним.
Детеныш начал ощипывать какой-то куст и вдруг насторожился - и бросился улепетывать обратно на открытую опушку. Ящер рванулся, чтобы настичь его, пока он не спрятался между тушами старших...
Земля внезапно содрогнулась. Еще. И еще раз. Ящер уже знал, что означают эти содрогания.
И все-таки он не был готов к тому, что гигантская туша, появившись в просвете стволов, закроет небо и поляну, и к тому, что узкая стреловидная голова на длинной сильной шее возникнет, как из воздуха, прямо перед ним.
Ящер успел испытать настоящий смертный ужас, потому что голова распространяла не только запах лесной травы и хвои, но и запашок падали, а зубы в пасти могли размалывать и измельчать отнюдь не только растительную пищу. Пасть распахнулась, впиваясь в горло ящеру.
Он не умер от первого же укуса, и не умирал еще долго. Он чувствовал нестерпимую режущую боль, но не мог визжать из-за перекушенного горла, а тысячи острых зубов обстоятельно и медлительно вырывали из его тела куски мяса. Пережевывали. Потом вырывали следующие...
Так же, как и сам ящер пожирал своих жертв.
И он был еще жив, когда гигант размером с целый холм отвернулся и пошел своей дорогой, по пути сыто отрыгнув и заглотав пару больших камней, а за ним потянулось стадо молодняка. В центре стада по-прежнему шел слабый детеныш.