Медленно плыл тусклый вечер, и небо смотрелось само в себя, отраженное солеными водами озера Тескоко. У подножия храмовой пирамиды пылал костер; на коленях жреца лежало тело, еще утром бывшее военачальником тепанеков, - а теперь лишенное кожи и сплошь покрытое кровавыми сгустками. Голова с открытым ртом запрокинулась, мясо уже начало подсыхать на жарком ветру. Ладони жреца, ни на миг не останавливаясь, выбивали прихотливый ритм по вздувшемуся животу мертвеца, и, повинуясь этому ритму, отплясывали вокруг костра лучшие воины в полном боевом облачении...
Сегодня хоронили Уэй Тлатоани Ицкоатля, могущественного повелителя ацтеков - детей Орла и Ягуара. Искусные мастера мумификации знали свое дело: старый император, сидящий со скрещенными ногами, казался живым. А тем временем пробил час свиты императора. Самые прекрасные женщины в лучших праздничных одеждах дожидались, когда им поднесут чашу с настойкой колы: глоток, другой, третий - и веки начинают тяжелеть; очередная наложница императора уже не почувствует, как ей перерезают горло. Сильнейшие воины сами подставляли грудь под наточенный обсидиановый нож: брызнет кровь, еще живое сердце забьется, и острие ножа довершит ритуал - загробная дворцовая стража будет вечно хранить покой императора.
Невозмутимые обычно люди впадали в неистовство, опьяненные колой и горьким перебродившим чоколатлем. Лишь один человек, - почти обнаженный старик, скромно и незаметно стоявший поодаль в дверях храма, - казался спокойным.
Волновался он, однако, больше других. Маг из клана Священного Ягуара, сегодня он, единственный из всех, кто отправлялся в загробное путешествие, должен был вернуться обратно, выполнив свою главную обязанность: провести покойного Уэй Тлатоани под крылья небесного Орла.
Кровь струйками стекала с алтаря под ноги танцующим, и крики плакальщиков становились все громче. Но вот на алтарь взошел человек, которому не было места среди свиты императора. Его миссия была куда важней.
Жрец Уицилопочтли отложил свой обсидиановый нож в сторону и выбрал другой - слегка изогнутый, с особо острым кончиком. Юноша, предназначенный в жертву, надменно вскинул голову: он добивался этой чести, пройдя строгий отбор, и впредь его семья будет гордиться сегодняшним днем. Ухо жреца прижалось к мускулистой и твердой юношеской груди, нашло колотящееся от бешеного предвкушения сердце... кончик ножа вычертил на красноватой коже крестик, мгновенно набухший кровавыми каплями. Жрец-барабанщик усилил ритм - настолько, что из раскрытого рта мертвеца вырвался не то вздох, не то стон, - обсидиановый нож взметнулся вверх и вспорол грудину так, что она разошлась в стороны, открывая белеющие срезы ребер. Под ребрами по-прежнему билось сердце. Нож обвел круг... и замкнул его, отсекая сердце от аорты и большой вены.
Сухая старческая рука жреца скользнула в глубину распоротой груди и вынула из нее сердце. Подняла вверх. Вопль сотен глоток приветствовал это сердце, сжатое в руке. Кровь, стекшую из него, жрец собрал в резную каменную чашу, а затем поднес магу.
Тот поднес к губам окровавленный камень и отпил. Несколько мгновений ничего не происходило, - а затем тело мага начало странно меняться.
Набедренная повязка упала на землю, обнажая не человеческие - звериные чресла; тело на глазах начало покрываться жёсткой медно-золотистой шерстью, на которой проступали затейливые пятна. Маг упал на четвереньки - на четыре ягуарьи лапы, - и лицо его, теряя человеческие черты, превратилось в лицо зверя.
Священный Ягуар почтил своим присутствием похороны императора.
Темно-зеленые глаза воплощённого божества сверкнули расплавленным огнем. В них отражался совсем иной мир - тот мир, куда сейчас отправлялся Уэй Тлатоани Ицкоатль вместе со свитой. И, словно повинуясь величественному движению ягуарьей головы, все, находившиеся на храмовой площади, пали ниц - прямо в пыль и кровь, смешанную с пылью.
Из горла явившегося божества вырвалось низкое, тяжелое мурлыканье: Священный Ягуар был доволен оказанным ему приемом.
Мягкие лапы огромного кота неслышно касались каменных плит площади. Вот Священный Ягуар ступил к возвышению, на котором восседал Уэй Тлатоани. Вот возложил передние лапы на его чело...
Новый крик вырвался из сотен глоток. Люди зажмурились, многие зажали глаза руками, чтобы не видеть, как мир вокруг затуманится и поплывет, как разорвется тонкая ткань бытия, пропуская сначала грациозную кошачью тень, а за ней - души дворцовой стражи, душу самого императора и прелестные души танцовщиц и наложниц. Священный Ягуар отведет всех мертвых к их последнему пристанищу там, под крыльями Орла, но живым видеть это поистине незачем...
Старый жрец сжал обсидиановый нож так, что побелели костяшки пальцев. Он не впервые провожал к Орлу великих властителей ацтеков, и всякий раз ужас соприкосновения с миром Мертвых сковывал все его существо на много дней. Но он единственный видел, как затянулся темный прогал, ведущий в Смерть, как остались на площади тела императора и его воинов и женщин, теперь уже окончательно мертвые, - и как исчез огромный кот. И только жрец-барабанщик продолжал размеренно молотить по надутому животу трупа с ободранной кожей...
...Большое пятнистое тело с бессильным мявом рухнуло на плиты площади, растеряв все свое божественное величие, - сохранилась лишь истинно кошачья грация. Ягуар, дошедший до края и вернувшийся, немного полежал, затем его тело начало обратное превращение. Оно было мучительно долгим, и немногие из собравшихся на площади осмелились поднять глаза... Наконец худощавый невозмутимый старик, успокоив рваное дыхание и поборов дрожь, сумел подняться, принял из рук жреца чашу с чоколатлем, - зубы застучали о серебро.
- Уэй Тлатоани Ицкоатль благополучно завершил свой земной путь! - еще дребезжащим, но уверенным голосом возвестил маг.
И тогда смолк барабан из надутого трупа, и в последний раз взревели те, кто пришел проводить императора в путешествие под крылья Орла.