В комнате было сыро и холодно. Вот знаете этот пренеприятный период, когда на улице еще не настолько холодно, чтобы включать отопление, но и не настолько тепло, чтобы его не включать, и приходится таскаться с обогревателями? Вижу, что знаете...
Меня в это время года особенно бесит невозможность поставить обувь к батарее. Постоянные дожди и лужи пробираются даже в самые матерые "Мартенсы". Так-то у меня есть сушилка для обуви. Но у батареи ботинки высыхают качественнее.
Итак, я пришла с работы. Раскрыла зонт, поставив его на линолеум. Развесила пальто по стульям. Положила упомянутую сушилку в свои "Мартенсы" (да, я ношу их уже третий год). И только после этого отправилась на кухню ставить чайник, хотя промокла и промерзла по самые уши.
В такие дни кажется, что в твоей жизни уже никогда не будет ничего разумного, доброго, вечного. Только унылый и тягостный дождь, нашептывающий что-то о невозможности счастья, холод, отсыревшие ботинки, носовые платки, которых уходит по десятку в день, одежда, которая сохнет три дня после стирки. И такие же депрессивные сотрудники, среди которых выделяются фальшиво-позитивная громогласная Леночка, вечно заискивающая секретарша Юля, старый пошляк Михалыч и толстый, нестерпимо воняющий потом хабальщик Левадный. Они и поодиночке невыносимы, а сегодня мне пришлось общаться с каждым из них, и от этого у меня нестерпимо разболелась голова. Я выпила таблетку, но ничего не помогало.
Это было уж совсем печально, потому что я собиралась провести вечер с обогревателем и книгой. У меня была хорошая книга. Но с головной болью какое чтение?
Сумерки уже сошли на землю и окутали ее шелестящей от дождя тьмой. Ветер гудел в оконных рамах. Я с отвращением выглянула в окно...
За окном стояла зима.
Падал тихий, мягкий, чарующий снег. Деревья во дворе застыли под слоем этого снега, провода обволокла белая трубка инея, машины под окнами застыли словно в белом меху.
- Что? - машинально спросила я. Подумала и повторила: - Что это такое?
Бросилась к компьютеру - но сайт погоды твердил то же, что и утром: +9, затяжной дождь. Опускаться ниже девяти температура не должна была. Тогда я включила телевизор. У нас местная телестудия обязательно показывает в верхнем углу температуру и скорость ветра. Но нет, и там было +9. Я снова сунулась в окно - снег идет, как есть зима!
Это было так странно и так красиво, что у меня даже поднялось настроение. Мне тогда не показалось, что происходит что-то ужасное. Да и кто будет бояться снега? Нет, я не спорю, если с сорокаградусным морозом, где-нибудь в Сибири, или на открытом пространстве, в метель... но небольшой снежок в городском дворе - это же беспримесная и очаровательная красотища! Да еще в совершенно безлюдном дворе.
Должно быть, подумала я, соседи так удивились, что даже не выходят во двор: как бы чего не вышло. Обычно у нас полно народу. Бабки прогуливаются, мамаши выгуливают своих тоддлеров, старики стучат домино - сейчас их столик превратился в белый холмик, чей-то день рождения превращается в выпивку на лавочке, школьники гоняют на спортплощадке в мяч, хотя какой мяч под бесконечным дождем... Будь я школьницей, точно бы выскочила сама и сагитировала ровесников поиграть в снежки или слепить снеговичка.
И вот тогда мне впервые стало не по себе. В конце концов, некоторые еще только возвращаются с работы - не все трудятся в пяти минутах ходьбы от дома, как я. Или бегут в магазин к ужину. И дети выходят на прогулку. И собачники. Откуда такое безлюдье? Да что там безлюдье - ни собаки не видно, ни кота! И это при том, что во дворе живет пятерка упитанных и всеми уважаемых и подкармливаемых котов...
Может быть, поэтому, увидев человека, я обрадовалась ему как родному.
Это была девочка. Но не крошка, а скорее подросток. На ней не было шапки.
И пальто.
И она была босиком.
Несколько секунд я ошарашенно пялилась в окно, потом рванула к коридорному шкафу, выбросила оттуда вещи, порылась в них, наконец, достала высокие сапоги и пальто с капюшоном, которые уже не носила, но выбросить было жаль. Нашла и зимние ботинки и теплую парку. Оделась и выбежала во двор.
Странное дело - меня обдало теплым ветром и сыростью, под пятками захлюпали лужи, в лицо брызнуло дождем, и ногам сразу стало жарко: мои ботинки рассчитаны на лютый мороз. Я растерянно обернулась, сморгнула...
Снег. Под ногами скрипел снег. На плечах сразу образовались снежные рыхлые холмики.
Несколько минут я стояла, озираясь, и наконец заметила девочку.
- Девочка! Девочка! Иди сюда! Ты почему раздетая, девочка? Простудишься же!
Она направилась ко мне.
- Вот, оденься, и пойдем домой. Где ты живешь?
- Я не знаю, - сказала девочка, влезая в мои сапоги.
- Как это не знаешь? Где твои родители, почему они тебя выпустили в таком виде?
- Я не знаю, - повторила девочка. Теперь было видно, что на ней очень старое, заношенное платьице, личико осунувшееся и тощее, а волосы причесаны кое-как. - Они сели пить водку, а меня выгнали. Я посидела в подъезде, потом стала стучать, а они меня не пускали. Тогда я пошла во двор. Потом пришла домой, а они там молчат и не отзываются. И я опять пошла во двор...
- Босиком? Ты в уме?
- А они мне сапоги не дали, - пожаловалась девочка, кутаясь в пальто.
- Ну пошли, - процедила я.
Ненавижу таких родителей, стреляла бы! У меня мигом сложился план: сейчас засунуть ребенка в квартиру, затем вызвать полицию, а наутро еще и настучать в опеку. Хоть кого-то из этих сволочей, издевающихся над собственными детьми, прижучат с моей помощью!
- Где твой подъезд? Ты помнишь, где твой дом?
- Вот, - девочка показала на соседний дом. Подъезд, конечно, был на домофоне, но это можно было решить в два счета: я позвонила в первую попавшуюся квартиру, соврала, что забыла ключи, и попросила мне открыть. Удивительно, но человек, снявший трубку, мне поверил. Или ему было наплевать? Но дверь открыл.
- Пошли! - я потащила девочку за собой. - Как тебя, кстати, зовут? А фамилия?
- Ира. Ира Степанова.
- Значит, Степановы, - процедила я. - Какая квартира?
- Пятая...
В пятой квартире, как и следовало ожидать, никто не отзывался. Я трижды позвонила - молчок. Тогда я, взбеленившись, нажала плечом на дверь. Хлипкую, еще советскую дверь, легко выдавившуюся внутрь.
- Все, Ира, заходи.
- Я забыла, - сказала Ира, застенчиво топчась у порога.
- Что? А, шмот... ну, ты сначала согрейся и переоденься, потом...
- В котловане, - продолжила Ира и умолкла.
- Каком еще котловане?
- Там... кое-что...
- Завтра утром нормально оденешься, позавтракаешь и заберешь!
- Они должны были меня пригласить, - отчетливо произнесла Ира.
Приглашать было некому. В квартире стояла тишина и темнота. Я вошла в коридор и торжественно проговорила:
- Ира, заходи! Ира, заходи! Ира, заходи!
На меня напало веселье, хотя где-то в душе я понимала, что смеяться тут не над чем. Ребенок настолько запуган, голоден и одинок, что боится зайти в собственный дом без разрешения бесноватых родителей - если этих гадов можно так назвать...
- Спасибо, - ответила Ира и вошла.
Я ощутила жуткую усталость. Было весело, да. В душе у меня кипела ярость на всех на свете родителей-пьяниц - и это тоже. Но, боги, как же я устала...
- Шмотки завтра занесешь, - сказала я. - Соседний дом, третий подъезд, квартира Љ 43. Все, пока. Мне надо хоть выспаться перед работой, завтра сложный день.
Во дворе опять стояла теплынь и лил дождь. Но мне было уже не до того.
И все-таки, хотя глаза у меня уже слипались, я позвонила в полицию!
Утро встретило меня непрекращающейся изморосью. Пальто так и не высохло. Я покопалась в шкафу, выудила оттуда кожаные брюки и болоньевую куртку. Должно сойти. Хорошо, что я обожаю зонтики - у меня их целая коллекция, потому что вчерашний зонт так и не высох.
И уже придя на работу, я вспомнила, что у меня есть еще одно дело. Загуглила телефон опеки...
Вечером я сидела дома и пила горячий кофе. Вот это, доложу я вам, то, что надо! Если не хряпнуть в такой сырой противный день кофейку, то откуда же силы возьмутся?
Внезапно позвонили по домофону.
Полиция.
Пришедший ко мне молодой полицейский очень вежливо попросил меня повторить то, что я сказала вчера. Уточнил, была ли я трезвой и каково было мое эмоциональное состояние.
- Ну, как... рассердилась я вчера, но кто бы не рассердился? Ребенка, полуголого, босого, выгнали во двор в такую холодрыгу...
- Дело в том, что семья Степановых, проживающая по указанному вами адресу, больше не живет.
- Переехали? Стоп, а Ира...
У меня мелькнула мысль, что Ира, должно быть, психически больна.
- Нет, они умерли. Отравились некачественной водкой. Их трупы нашли только через месяц. Но, знаете, нам пришлось поднимать дела за девяносто третий год, чтобы это выяснить!
- Погодите. Как - девяносто третий?
Я могла понять все. И ребенка. И смерть родителей-алкашей. Но это?
- Так. У них действительно была дочь Ирина, но ее так и не нашли.
- Котлован, - рассеянно сказала я, теребя в руках карандаш. Есть у меня такая привычка... - Она сказала, что забыла в котловане кое-что важное.
- Котлован, - повторил полицейский и откланялся.
Служба опеки сообщила, что я дала им неправильный адрес, по которому живут исключительно взрослые люди - мама, папа и совершеннолетний сын.
Я записала эту странную историю в личный блог и попыталась выбросить ее из головы, хотя не получилось - очень уж она была непривычной. Однако спустя несколько дней полиция приехала в соседний двор и долго что-то искала на замороженной и обнесенной забором стройке. Меня это ну никак не касалось, конечно, однако что-то подтолкнуло меня выйти и посмотреть.
К этому времени раскопки уже завершились, и полицейские в дождевиках выносили что-то продолговатое, завернутое в черный мешок. Рядом с ними топтались люди в штатском - должно быть, эксперты, в кино всегда на место преступления прибывают эксперты.
Тот молодой полицейский, что приходил на мой вызов, подошел ко мне.
- Откуда вы знали? - без обиняков спросил он.
- Что знала?
- Что в котловане...
- Да говорю же, Ира сказала, что забыла что-то важное в котловане!
- Там ее труп.
Я замолчала.
- Не может быть, - неуверенно произнесла я наконец.
- Почему же?
Он еще немного потоптался рядом и вдруг пригласил меня на чашку кофе.
И знаете, что? Я согласилась. Хотя он моложе меня, наверное, лет на десять. Мне просто нужно было провести вечер не одной, потому что от случившегося у меня мороз по коже. Я была настолько сбита с толку, что не могла собраться с мыслями.
В тот вечер мы выпили кофе с пирожными. Разговор не клеился. Думаю, обмен телефонами был простой формальностью.
А вчера я снова выглянула в окно.
Уже похолодало по-настоящему. Минус два, правда, снег еще не шел, но лужи замерзли, и теплая парка мне пришлась как нельзя кстати. Как и зимние ботинки.
А за окном у меня шел снег. Машины превратились в холмики, на ветвях деревьев пушились комья снега, нетронутая белая простыня - или саван - лежала на спортплощадке.
И через эту простыню брела маленькая фигурка девочки-подростка. Босой, простоволосой, в одном платьице.
Она подняла голову и всмотрелась в мои окна. Мне казалось, что она смотрит мне прямо в глаза.
Кого я запустила в подъезд, где в далеком девяносто третьем обитала непутевая семейка Степановых?
Кого я позвала в квартиру, где теперь живут ни в чем не повинные люди?
И главное - кто придет ко мне с моими сапогами и пальто? Ведь я дала ей свой адрес. Рано или поздно она придет ко мне.
Рано или поздно она придет за мной...