Аавебер Даша
Лес всегда был рядом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Семья Сашки спешно переезжает из города в крошечную деревушку. На ее окраине расположилось то, что осталось от когда-то сгоревшего дома. В его дворе - заколоченный колодец, из которого звучит голос. Когда ты одинок, находясь в новом месте, даже невидимый собеседник может стать спасением.
  Деревья превратились в бесконечное зеленовато-желтое марево. Город остался далеко позади, и чем дальше дорога вилась змеей, чью опасность только предстояло выяснить, тем больше на ней трясло. Сашка скучал уже по Петрозаводску, по своему дворику, плещущемуся в лучах солнца летним днем, по друзьям, с которыми можно было целый день наслаждаться свободой очередных каникул, по Катьке, щелкавшей нездешней жвачкой, одуряюще пахнущей мятой... По школе, где за несколько часов расцветала и умирала целая эпоха. Теперь все это должно было стать блеклым воспоминанием, взамен которому эта жизнь ничего толкового Сашке предложить не могла. Чего ему было ожидать от деревушки, название которой он даже не потрудился запомнить? Знал только, что до школы топать пять километров. На карте, которую они с мамой вдвоем рассматривали, когда отец ушел по делам, населенный пункт казался крошечной точкой, которую можно было уничтожить иглой средней толщины. С Петрозаводском так сделать было нельзя. Проколи его - и осталась бы венозная сеть дорог, пульсирующих жизнью. Совсем не то, что это...
  Сашка вздохнул. В ранце, лежащем на коленях, спряталась потрепанная зеленая тетрадка, в которой была одна из главных его ценностей - номера друзей и их обещания встретиться через два года, когда Сашка станет достаточно взрослым, чтобы свалить из деревни и вновь перебраться в город. Технарь - предел его мечтаний, да и об универе думать не приходилось - мозги не те. А автослесарь - профессия перспективная, надежная. Катьку таким навряд ли впечатлишь, конечно, но всегда можно найти кого попроще, с меньшими запросами.
  Автобус галдел разговорами. Сосед шумно дышал, кажется, от августовской парилки газета в его руках стала влажной. Сашка ощущал себя липким и противным, будто вся дорожная пыль пристала к его потному телу. Хотелось ополоснуть себя холодной водой, но ехать предстояло еще часа два.
  Сашка закрыл глаза, обещая себе не засыпать. Если с его вещами что-то случится, отец просто убьет его...
  Они вылезли из автобуса у покосившегося указателя. Казалось, что вся его семья очутилась неизвестно где, лес грозным бесчисленным войском наступал на них, обещая поглотить и уничтожить.
  - Нам сюда, - махнул рукой отец. Только тогда Саша заметил тропку, сокрытую тенью папоротника, словно она стыдилась своего существования и всеми способами старалась прикрыться.
  Рядом вздохнула мама, поправляя на плече тяжелую спортивную сумку. Парню хотелось забрать ее груз себе, но он и сам волочил два чемодана. Еще два были в руках у отца. Сашка тосковал по коллекции кассет, выброшенной на помойку. Она не была большой, но он очень ей дорожил. Самое любимое удалось заныкать в рюкзак. Отец сказал брать с собой только самое необходимое. Это оно и было.
  Кроме этого, был синевато-зеленый сборник рассказов о Шерлоке Холмсе. Тощий главный герой, зажав между зубов нераскуренную трубку, с осуждением смотрел на Сашку, как на закоренелого преступника. В конце концов, книга была библиотечной, а перед отъездом ее решили не возвращать.
  За спиной мама задышала медленнее, с присвистом.
  - Может, сделаем привал? - предложил парень, надеясь, что отец прислушается к нему и не рассвирипеет прямо в лесу. Хотя тут трупы точно никто искать не стал бы, если вдруг что.
  - Хочешь здесь ночевать? - отец ответил, даже не повернувшись.
  - Пожалуйста? Всего минут на пять, потом дальше пойдем.
  Отец что-то пробурчал, но все-таки остановился. Мама улыбнулась одними глазами, но вслух ничего не сказала. Шум крови в ушах застилал разноголосье леса, но через пару минут Сашка понял, что все вокруг будто бы старается не шуметь, словно каждый прорывающийся звук - это какая-то опрометчивая случайность. Все вокруг как будто бы боялось его отца тоже.
  - Хватит сидеть, пошли!
  И они втроем встали, взяли свои ноши и двинулись в путь.
  Вскоре в воздухе разлилось дыхание печей. Солнце окончательно скрылось за вершинами елей, и в густых сумерках вдали засверкали маяки людского жилья. Деревья нехотя расступились, и первые дома ознаменовали скорое окончание пути.
  Сашка смотрел под ноги, лишь изредка поднимая взгляд на декорации того места, где ему предстояло жить. Некоторые строения, попадающиеся на пути, выглядели нежилыми, от других пахло сытым теплом. В животе забулькало, заурчало, но Сашка не помнил, чтобы они брали с собой еду.
  Их дом будто бы совершенно их не ждал. Он насупил наличники, кривил дверь. Отец толкнул калитку, та визгливо простонала и лязгнула опущенной поржавевшей цепью. Внутри было холодно, словно здесь никто никогда не жил.
  - У печки дрова, сейчас затоплю. С утра надо будет еще наколоть, понял? - под ногами отца скрипнули половицы. Что-то опустилось на пол, но Сашка не мог разглядеть ничего дальше вытянутой руки. Как обращаться с дровами, он не представлял. Видимо, придется разбираться самому.
  В тишине обнадеживающе чиркнула спичка, потянуло жженой бумагой, а затем по полу затанцевали отсветы пламени.
  - Чего встали? Проходите, будем обживать.
  Саша двинулся к огню, мама шла за ним, не выпуская из рук спортивную сумку.
  - Это наша с матерью комната, - отец обвел рукой помещение, в котором они стояли. - Твоя будет вторая. С электричеством завтра разберусь.
  - Хорошо.
  В свете разгорающегося огня проступили очертания дверного проема. Сашка отправился туда и оказался в крохотной комнатушке. У окна притулилась кровать, сиротливо освещенная тусклой луной. У одной стены чернел стол и тускло поблескивала спинка стула, кажется, лакированного, у другой - массивным гигантом среди всей этой маленьковости возвышался дубовый шкаф. Сашка скинул вещи на пол, с особой бережностью положив рюкзак, затем вернулся к родителям.
  - Сейчас спать ляжем, день был трудный. Завтра мы до магазина пойдем. Ты тоже чтоб не дурью маялся, а делом занялся. Потом будем вещи разбирать.
  - Я понял, - Сашка успел сделать только шаг, но был остановлен.
  - Ничего сказать не забыл?
  - Спокойной ночи, мама и папа.
  - Так-то лучше. Мать тебя разбудит.
  - Спокойной ночи, сынок.
  Сашке долго не спалось. Лунный свет оставил его окно, так что в колючей темноте было совсем не уютно. Пугливым себя парень назвать не мог, но непривычная тишина без вечной суеты соседей, без шума улицы за окном, рыжего света фонаря и пения раздолбая Лешки под гитару - его вечно гоняли все местные бабки, а вот мужики называли непонятым романтиком - была неправильной и чужеродной.
  Сашка и был абсолютно чужим в этом месте, этаким одуванчиковым семечком, которое ветер занес в неведомый край и которому предстояло здесь прорасти. Где-то залаяла собака. Даже этот звук был роднее, чем холод простыни, пахнущей пылью и затхлостью, и тихий говор огня. Тепло совсем не ощущалось. Сводило зубы, руки немели. Парень закрыл глаза. Лай собаки превратился в протяжный скулеж.
  - Сашенька, вставай, - голос мамы ласкал сквозь стянувшую веки дремоту. Загрубевшая от работы и стирки рука казалась самой нежной на свете, когда гладила по спутанным кудрявым волосам.
  Складывалось ощущение, что Сашка спал всего пару часов. На деле же за окном по небу уже вовсю разгуливало солнце.
  - Мы с папой сейчас пойдем, а ты займись дровами, хорошо? Чтобы папа не злился.
  - Конечно, конечно, - парень протер глаза и неуклюже сел на постели, путаясь в одеяле.
  - Вот, возьми, - мама перешла на шепот, вкладывая в руку сына небольшое красное яблоко, а затем целуя в лоб.
  - Ты долго еще? - голос отца резанул по уюту мгновения.
  - Иду-иду! - мама ушла.
  Хлопнула дверь. Убедившись, что в доме никого нет, Сашка вгрызся в яблоко, зная, что оно лишь раззадорит отхлынувший было голод. Но эта забота согревала парня и мягкой повязкой ложилась на все остальные проблемы. Без мамы он бы не выжил. Никогда.
  Кроме двух комнат, обнаружилась еще кухня с печной посеревшей плитой, столом, от которого веяло надежностью и былой семейной любовью, и старым холодильником, чей гул говорил о том, что с электричеством дела наладились.. Кроме этого, в доме был длинноватый вход, размеры которого парень вчера был не в состоянии оценить, и деревянная вешалка для курток.
  Выйдя на улицу, Сашка вздрогнул. Прохладу дня не нарушал даже яркий солнечный свет. Парень прошелся по периметру дома, силясь найти то, что поможет ему выполнить отцовское задание. За зданием нашелся покосившийся сарайчик, узкий деревенский туалет и еще одна постройка, сохранившаяся куда лучше. Внутренний голос подсказывал, что это баня, которую доводилось видеть только в фильмах. Сашка двинулся мимо.
  В углу сарая висела паутина, в ней беспомощно болталась муха. У дальней стены аккуратным рядком стояли бревна, рядом с ними пристроился топор с почерневшей рукоятью. Парень напряг память, пытаясь как можно четче вообразить себе, что это такое - рубить дрова. Полутемень сарая мешала думать, поэтому Сашка выволок несколько бревен на улицу, затем вернулся за топором.
  Солнце особого озарения не принесло, поэтому парень пристроил одно из бревен на земле, взял топор, замахнулся и изо всех сил рубанул. Левая рука отозвалась болью, заныла. Топор застрял в полене, и Сашка ойкнул, на несколько секунд забыв вообще про все. Когда пришел в себя, попытался вытащить инструмент, но у него совершенно ничего не получалось. Отец будет в ярости. Ох, отец будет в такой ярости...
  Топор вытащить кое-как удалось. Следующий удар, несмотря на боль, прошел лучше, и дело, в целом, наладилось. У Сашки получилось шестнадцать кривеньких поленьев. которые он гордо внес в дом. Все должно быть хорошо. Все должно быть хорошо.
  Вскоре мама и отец вернулись из магазина, неся две авоськи с продуктами. Звякнуло стекло, когда ноша оказалась на столе.
  Женщина осталась на кухне разбирать покупки и готовить еду, в то время как отец пошел оценивать усилия Сашки. Он несколько секунд смотрел на кучку поленьев, после чего уставился на сына. Брови отца сошлись на переносице, образуя складку, которая так хорошо была знакома Сашке.
  - Это все? - голос звучал холодно, но чувствовалось, как в нем вскипало, пенилось знакомое чувство.
  - Я думал, этого хватит, - волосы на загривке у парня встали дыбом. Несмотря на то, что Сашка знал, чего ожидать, удар был сильный, во рту разлился вкус металла, в левом ухе зазвенело. Боль в левой руке стала напоминать всего лишь крапивный ожог.
  
  ***
  
  Подошвы резиновых сапог не оставляли ни следа на лесном ковре, словно природа всеми силами сопротивлялась ранам человеческого присутствия. Сашка успел немного запыхаться, но темпа не сбавлял, продвигаясь между деревьями без особой надежды на то, что он вовремя выйдет к своей новой школе. Других маршрутов, которые могли бы устроить и парня, и его отца, не было, на автобус раскошеливаться не хотелось, так что пришлось довериться смутным указаниям и идти, идти, идти. Из деревенских в школу больше никому нужды отправляться не было. Оставшиеся после летнего взбудораженного состояния жители представляли касту одних взрослых. Всамделишных, повидавших немало на своем веку. Сашке таким не быть еще лет двадцать точно.
  Во времени парень ориентировался всегда плохо. Он сомневался, сколько уже шел и какое расстояние успел пройти. Еще хуже Сашка представлял, сколько идти ему еще предстоит.
  Разбирая вещи пару дней назад, стараясь затянуть этот процесс достаточно для того, чтобы отец успел уйти, но не слишком сильно, чтобы тот опять был недоволен, Сашка держал в руках кассету, купленную пустой, а теперь хранившую в себе бесценное звучание голоса Виктора Цоя. Переписать удалось не весь альбом, только песни "Последний герой" и "Звезды останутся здесь", но парень был более чем доволен и этим. На другой точно такой же кассете хранились "Корабли" Высоцкого. Качество записи было неплохим, проигрыватель в квартире друга потрескивал, пока крутил драгоценную пластинку. Комнату заливал солнечный свет, играя с пылинками. Сашка сидел, замерев, и слушал, будто в первый раз. Друг лишь криво улыбался. Его имя Сашка специально не называл даже в памяти.
  Обе кассеты в итоге отправились под матрас. Туда же был спрятан экземпляр историй про Шерлока Холмса.
  Школа располагалась на дальнем краю деревни, за ней текла безымянная речка, ветер разносил прохладу быстрой воды на всю округу. У здания, выкрашенного в бледно-коричневый цвет, толпились люди, в основном младшеклассники с родителями. Над входом растянулась поздравительная лента, микрофонов и колонок видно не было. Только в воздухе примешивался запах пыльцы цветов, которые, кажется, были срезаны всего несколько мгновений назад. Сашка поискал взглядом своих ровесников, но никого не нашел. Быть может, он единственный дурак, кто приволочился первого сентября, когда все остальные решили прогулять?
  - Дорогие дети, первоклассники, выпускники! Вот и начинается еще один учебный год! - голос директора бодро зазвучал с небольшого крыльца. Ребята помладше вместе с родители подошли поближе, чтобы лучше видеть происходящее, как будто ожидалось какое-то грандиозное представление. Сашка не особо вслушивался в то, о чем говорили. Его больше волновали лиловые тучи, надвигающиеся из-за горизонта, порывы ветра, надувавшие белую рубашку и холодящие кожу. Шумела река, ее напев убаюкивал и вместе с тем непрошенно напоминал о славных городских деньках, когда они с парнями сбегали со двора, чтобы искупаться на девятой запруде на Лососинке - синевато-коричневом порезе на полотне леса за Кукковкой. Сашка и не думал о том, как много леса его окружало всю его жизнь. Но тот, оказывается, всегда был рядом, становился все плотнее и плотнее, тянул в свою глушь, пока не поглотил окончательно.
  - Ты, должно быть, Романов Александр, - парень дернулся, вздрогнул всем телом. Только спустя несколько мгновений взгляд Сашки сфокусировался на низенькой улыбчивой женщине проседью в чернильных волосах. - Не нужно так пугаться!
  Парень прочистил горло и улыбнулся.
  - Да, это я.
  - А я Тамара Николаевна, твоя классная и по совместительству учительница русского языка, литературы, обществоведения и английского языка.
  - Вот это у Вас набор, конечно, - присвистнул Сашка.
  - А ты чего хотел? Деревенская школа приучает к подобным вещам, особенно такая компактная, как наша. Сегодня у тебя предметы только со мной, все в двадцать четвертом кабинете.
  - Спасибо!
  Трепетно и несмело запел колокольчик в руках краснеющей девочки. Сашка и Тамара Николаевна отправились в здание.
  Внутри еще чувствовался запах краски и древесины, несмотря на открытые окна. Лестница на второй этаж обнаружилась сразу же, не пришлось даже оборачиваться к классной за подсказкой. Кабинеты тоже были какими-то крошечными, совсем не рассчитанными на толпу учащихся. Чтобы не обижать Тамару Николаевну, Сашка устроился за второй партой возле окна. Все-таки выдержать английский, не имея возможности соприкасаться со свободой хотя бы сквозь начисто вымытое стекло, возможным не представлялось.
  - Садись ближе, так мне тебя лучше видно будет. Все равно ты один в классе.
  - Как это - один?
  - В этом году десятиклассников, кроме тебя, у нас нет. Есть ребята из девятого класса, но не будешь же вас вместе учить, тебе к экзаменам готовиться. Так что занимайся усердно, буду спрашивать.
  Сашка кивнул. Кажется, английский был не самой большой его проблемой.
  Дома мама встречала его, широко улыбаясь и смахивая слезы. Отец еще не вернулся со своей новой работы в совхозе в другой соседней деревне, так что они вдвоем могли спокойно поговорить, отвлекаясь лишь на очередную ложку горячих кисловатых щей. Мама гладила Сашку по плечу, в ее темных глазах было столько тепла и любви... Парень вообще любил глаза матери. Они, словно гречишный мед, чуть золотились на свету, приобретали оттенок песка на прогретом солнцем пляже. Да и вообще мама сберегла в себе столько тепла, что не верилось, что эта женщина может быть рядом с ним, греть его и оберегать по мере своих скромных возможностей.
  Дни сначала ползли медленно, словно не собирались даже набирать ход. Лишь солнце быстрее стремилось к горизонту, окутывая деревню в плотный саван темени. Все замирало, даже звуки чужого быта не прорывались сквозь эту пелену. В комнатушке становилось все холоднее, даже тепло печки не согревало вечно мерзнущего Сашку. Он боялся представить, что будет зимой, но уже готов был умолять отца о разрешении спать на коврике поближе к огню. Если уж даже Сашка и сгорит, по крайней мере, ему будет тепло напоследок.
  В школе было непросто. Объясняла Тамара Николаевна лучше, чем многие городские учителя, своими предметами болела и старалась заразить тягой к знаниям единственного выпускающегося ученика. Остальные учителя больше испытывали тягость от того, что им нужно что-то объяснить, донести, проверить задание. Они старались переступать через это, научить Сашку хоть чему-то, но даже столь заманчивая астрономия интереснее была, когда он сам читал скучный учебник, а не слушал еще более нудные и безэмоциональные рассказы учителя. Но Сашка все равно старался, давил зевки или же прятал их в ладонях, будто собирался чихнуть. Неизвестно, верили ему учителя или нет, но замечаний не делали.
  Поездки на картошку ничем не отличались от тех, что устраивала городская школа. Разве что мальчишек в целом было меньше, поэтому и мешков таскать нужно было больше. Некоторые отлынивали от этого, но Сашка таскал и за них. Отец говорил, что будет присматривать за ним во время этих работ. Значение этого выражения выяснять не хотелось.
  Один раз Сашке и нескольким парням помладше довелось, пока взрослые отвернулись, покидаться землей. Это было весело вплоть до того момента, пока Сашку не окликнула Тамара Николаевна. Она ничего не сказала, лишь нахмурила брови. Ее губы тонкой полоской уродовали приятное лицо. Парень сразу сник и извинился, после чего вернулся к уборке картошки. Он ожидал замечания и донесения отцу, но тот вечером был спокоен, читал газету при мерцающем свете лампы, лишь изредка что-то комментировал, обращаясь к жене, но не вслушиваясь в ее ответы. Сашка вздохнул с облегчением лишь ночью, плотнее кутаясь в одеяло и силясь не разбудить никого стуком зубов.
  Однажды утром парень проснулся, а вчерашняя пресса, оставленная отцом на столе, сообщила ему, что октябрь перевалил за середину. Обязательная отработка в совхозе закончилась, поэтому у Сашки стало больше свободного времени. Он все так же делал уроки, колол дрова и помогал маме, но вместе с тем появилась возможность обращать внимание на еще хоть что-нибудь вокруг себя. На деревьях осталось все меньше пестрой листвы, но и она больше не радовала глаз, теряясь на фоне серости и сырости дождливых недель. Деревенские смотрели на Сашку косо, когда тот вместе с мамой приходил в магазин, чтобы пополнить запасы круп и макарон. Зато рот наполнялся слюной, стоило только продавщице тете Вале щедро, с горкой, положить сметаны в банку. Парень вообще не узнавал свои изменившиеся привычки. В городе ему бы и в голову не пришло класть сметану на булку, посыпать легонько сахарным песком, а потом уплетать так, словно он ничего вкуснее в своей жизни не ел. Мама делала точно так же, это было их маленьким секретом.
  В пятницу навалилась усталость, делать не хотелось решительно ничего, поэтому, поев и помыв посуду, Сашка отпросился погулять. Сумерки уже вовсю бродили по улицам, но мама отпустила его. В последнее время парень был так занят, что даже не задумывался о том, чтобы обследовать окрестности. Взяв из заначки коробок спичек, Сашка натянул капюшон и вышел во двор. Солнечная полоса в небе почти догорела. По левую руку манили к себе островки света от домов соседей, но Сашка двинулся вдоль опустевших построек в поисках то ли приключений, то ли просто разгула для фантазии. Залезать в здания он не рискнул, лишь издали присмотрелся к побитым стеклам и перекошенным стенам. Трава приникла к земле после щедрых осенних дождей. Пахло свежестью и лесом.
  Чуть дальше, в стороне от всех привычных дорог, стоял еще один дом. Сашка с трудом мог разглядеть его, да и постройку в нем опознать было трудно - один лишь скелет стропил и брусьев лег на местность призраком былых дней. Кажется, дом горел, но сколько лет прошло с этого пожара, Сашка сказать затруднялся. Темнота жгла глаза, и возле этого мертвеца парень почувствовал себя неуютно. Хотелось развернуться и уйти, спрятаться под одеяло в промерзающей комнате, ждать восхода и мысленно вычеркивать дни, когда он будет так же свободен, как река, солнце и манящее звездное небо.
  Сашка посмеялся над собой и пошел дальше мимо дома. Прямо за ним снова наступал лес, как притаившийся, но никогда не дремлющий хищник. Все вокруг молчало, и это навевало смесь тоски и тревоги.
  Вся деревня выглядела так, будто ее оставили доживать здесь. И первые сдавшиеся уже были совсем рядом. Некогда приюты для людской жизни, а теперь... Теперь лишь пустые деревянные коробки, гробы для воспоминаний. И Сашкин новый дом, где ему предстояло прожить еще год и пять месяцев, стал чужеродным среди этого наступающего запустения. А какой он, лес? Какая она, эта сторона леса, отхватывающая себе куски, некогда завоеванные человеком? Сашка не знал, на что он надеялся, чего он ждал. Но парень прошел по повалившемуся забору на участок дома-скелета. Доски заныли, и этот звук показался особенно громким в темноте, как чей-то горький плач.
  Никакого двора за домом почти не было. Лишь уцелевшая стена постройки выделялась среди общего пейзажа. Сашка подошел к ней, зажег спичку и поднес вплотную, силясь что-нибудь рассмотреть. Стена оказалась черной, резко пахнуло гарью пожара, который, кажется, никогда не затухал.
  Парень выронил спичку, и та, чиркнув полукругом света, погасла в мокрой траве. Сашка попятился назад, пока не запнулся о что-то, выступающее над землей. Парень ойкнул, но удержал равновесие. Зажег еще одну спичку, чтобы получше рассмотреть, с чем он встретился. Оказалось, это камень, вросший в землю. Рядом с ним было еще несколько десятков камней, и все они окружали большой деревянный щит.
  - Колодец, что ли, - вслух произнес Сашка.
  - Очень верное наблюдение, - глухо ответил ему незнакомый голос. Парень упал на задницу и завертел головой. Было ничего не разобрать, но Сашка точно не слышал, чтобы кто-то подходил к нему. Он прислушался. Шумела то ли кровь в ушах, то ли память о реке возле деревенской школы. Затем снова стало тихо.
  - Вот это меня понесло, - Сашка снова засмеялся над собой.
  - Я не уверен, что это значит, - прозвучал комментарий.
  Больше Сашке смешно не было.
  
  ***
  
  Сашка не помнил, как прибежал домой. В голове набором отпечатков на фотопленке осталось только перепуганное лицо мамы. Кажется, она спрашивала, что с ним, и осторожно говорила, что он слишком бледный. Остался тусклый свет лампы, рассеивающий иллюзию покинутости комнаты. Кажется, у Сашки тряслись руки. Он сомневался, что это поможет, но, пока мама отходила в сени за мелочью в куртке, Сашка стянул один из ножей, тот, которым пользовались реже всего. Лезвие притупилось, ручка все еще держалась на изоленте, но парень надеялся, что если нечто придет за ним, если нечто попытается навредить его маме... Он сможет защитить ее, сможет справиться. О том, что нож мог оказаться бесполезным, думать не хотелось.
  Сашка не сомкнул глаз до утра. Часы громко провожали ушедшие секунды. Нож под матрасом, казалось, был слишком близко и далеко одновременно. Вдруг парень не успеет? Вдруг..? Вскоре мама заскрипела половицами на кухне. Отец все еще ворочался, то ли прогоняя остатки сна, то ли наоборот пытаясь ухватиться за ускользающую дрему.
  Сашка опустил ноги на пол. Идея помочь маме с завтраком казалось такой дурацкой. О каком завтраке может идти речь, если рядом с ними есть что-то... Или вдруг он сам сошел с ума? Вдруг ему просто померещилось, вдруг это тоска по городу, по прошлой жизни, ноющая боль от ожидания будущего так говорят с ним? Наверное, ему стоит сходить туда снова и во всем разобраться. Да, это хороший план. Это отличный план. Главное, сделать это при свете дня, когда всякие глупости не будут его пугать.
  За столом парень был молчалив. Сознание, вязкое, как переваренная овсянка, мешало сосредоточиться хоть на чем-то. Сашка даже не заметил, что мама настороженно и взволнованно на него глядела, пока отец жевал яичницу, хмуря густые брови. Был тот не в настроении или нет, сказать было трудно. Но к вечеру, если вдруг на работе что-то не заладится, могла грянуть бури.
  Наколов дрова, Сашка стал ждать, пока разыграются краски дня. Солнце медленно взбиралось по ясному куполу неба, гасли последние звезды. Даже со двора были видны те дома, что так пугали парня еще вчера вечером. Возможно, Сашка мог бы увидеть и больше, если бы стена вездесущего леса не отрезала его от всего остального мира.
  Сашка снова отпросился погулять. Мама покачала головой, но отпустила его. Парень не знал, что творилось у нее в мыслях, но навряд ли она представляла, что творится с ее сыном. В конце концов, ее отпрыск может оказаться сумасшедшим. И это еще не самый плохой исход.
  Сашка шел, оглядываясь через плечо. Он сам не знал, чего боялся, едва ли деревенским было дело до него и его странных вылазок, до его проблем и переживаний. Но и лишние поводы для сплетен давать не хотелось. Кто бы знал, чем это еще могло обернуться.
  Остальные жили чем-то своим, стоило только завернуть за угол, как разговоры стихли, будто здесь начинались полноправные владения тишины. Сашка старался смотреть под ноги, когда стало окончательно понятно, что никто за ним не подсматривает. Но вскоре он уперся носками сапог в позеленевшие доски рухнувшего на землю забора. Именно здесь парень проходил вчера вечером. Именно отсюда начались его злоключения. Сашка поднял взгляд. Дом действительно был похож на скелет, обугленный и давно утративший даже воспоминания о том, что его когда-то населяли люди, а не насекомые и сорная трава. Солнечные лучи ничуть не смягчали его облик, не придавали ему торжественной позолоты, лишь подчеркивали разрушающую силу времени и неведомой Сашке катастрофы. Все-таки огонь не тронул соседние дома. Или, быть может, все это отстроили заново? Только это чудище осталось стоять то ли памятником чему-то значимому, то ли крестом на позабытой могиле.
  Парень прошелся по доскам. Те снова запели, но тише, будто бы не привыкшие к собственному голосу. Или, быть может, день стер их печаль своим ярким светом и надеждой на лучшее. Сашка обогнул дом и вышел к все сильнее зарастающему деревьями двору. Останки дома давали тень, по шее пробежался пальцами стылый ветер. Парень вздрогнул. Нет, бояться был нельзя. Страх сделал бы его глупым и неспособным здраво оценить то, что произошло вчера.
  Сашка потоптался возле стены, собирая подушечками следы трагедии, после чего потер руки друг о друга и двинулся вглубь двора. Странность произошла возле камней, но сейчас парень с трудом их видел, словно оставшаяся трава надежно прятала их от посторонних глаз. Но, немного побродив, парень вновь обнаружил этот круг, в центре которого располагался массивный деревянный диск, грубо сколоченный из неровных досок. На пальцах осталась труха, но поднять его не удалось. И только затем Сашка заметил, что по кругу вбиты проржавевшие от времени гвозди. Часть из них возвышалась над древесиной так, что их можно было обхватить пальцами. Парень зачем-то начал их считать. Пару раз сбивался, но все равно не бросал. В общей сложности получилось сорок штук.
  Ничего не понимая, Сашка решил все же парочку вытащить. Вдруг это какая-то историческая ценность? Первый шел с трудом, но в конце концов измученная временем древесина выпустила гвоздь. Второй вышел проще. В лицо дыхнуло холодом. Парень повертел гвозди в руках. Ничего особенного. Просто ржавые свидетели былой эпохи.
  Сашка только сейчас заметил, что вокруг все это время было тихо. Он мог слышать шум деревьев, танец ветра меж погнутой травы. Кажется, даже воробьи до этого о чем-то возмущенно чирикали, а сейчас примолкли. Но ничего страшного не было. Никто не ходил рядом, ничьих голосов слышно не было.
  - Не понимаю, чего я вчера испугался? - вслух проговорил Сашка. Казалось, только так он может окончательно убедится в том, что вчера ему все померещилось, что все нормально, что он нормальный.
  - Признаться, я не ожидал, что Вы вернетесь, - вчерашний голос зазвучал вновь. Сашка обернулся. Рядом совершенно точно никого не было, все просматривалось на десяток метров вокруг. Незнакомец мог прятаться среди деревьев, но ответ звучал близко, хотя и все так же приглушенно.
  - Кто ты? Где ты прячешься? - парень пожалел, что не взял с собой нож, хотя и не особо представлял, от чего именно ему сейчас стоит защищаться.
  - Я не прячусь, но Вам не стоит меня бояться. Я не собираюсь причинять Вам вред, - голос снова застал Сашку врасплох. Он пытался прокрутить только что услышанное в голове, выловить какие-то характеристики говорящего. Голос звучал молодо, но с хрипотцой, словно говоривший мучился от жажды.
  - Тогда кто ты? Почему ты не показываешься? Если ты не собираешься вредить мне, то и я тебя не обижу, - попытался добиться ответов парень.
  - Меня это очень обнадеживает. Вы живете в деревне? - голос был определенно мужской, кажется, говорил ровесник Сашки, может, кто-то чуть постарше.
  - Да, но я тут всего полтора месяца. Надеюсь уехать, когда мне будет восемнадцать. В городе куда лучше, чем здесь, - парень сам не понял, почему разоткровенничался, и дал себе мысленный подзатыльник. - Ты хоть что-нибудь о себе скажешь?
  - Извините, я не знаю, можно ли Вам доверять, - мягко ответил голос.
  Сашка задумался.
  - Давай факт за факт? Ты расскажешь что-нибудь о себе, а я расскажу что-нибудь о себе, - парень пожевал губу. - Но учти, я тебе один факт уже выложил, теперь твоя очередь.
  - Это достаточно справедливое замечание, - согласился невидимый собеседник, после чего на несколько мгновений замолчал. - Я жил здесь раньше со своей семьей. Давно не покидал пределы деревни, а теперь уже навряд ли покину.
  - Почему? - удивился Сашка. - Ты же свободный человек, можешь идти куда хочешь. Ты же явно старше восемнадцати.
  - На самом деле мне шестнадцать, - поправил его голос. - А еще, к моему глубочайшему сожалению, я здесь заперт.
  - Где - здесь? Погоди, ты что, сидишь в колодце? - переполошился Сашка. - Подожди, я сейчас позову кого-нибудь на помощь!
  - Стойте! Прошу, не надо! - взмолился голос.
  - Но... Почему? - парень замер.
  - На это есть причины, - уклончиво ответил голос.
  - Я просто уйду, если ты не скажешь, в чем дело, - пригрозил Сашка.
  - Не уйдете. У меня сложилось впечатление, Вы, как и я, страдаете от излишнего любопытства, - кажется, обладатель голоса улыбался.
  - Да, я не уйду. Я же не козел какой-нибудь, чтобы бросить человека в беде.
  - Премного благодарен, но я не в беде. Теперь уже нет. Ваша очередь говорить факт о себе.
  - Может, обменяемся именами? Хотелось бы знать, как тебя зовут, пацан - который - не - в - беде.
  - Пацан? - переспросил голос.
  - Ты что, никогда не слышал этого слова? Оно, вроде, в ходу.
  - Кажется, мой лексический запас несколько устарел по сравнению с тем, как говорят в Ваши дни.
  - Ты что, привидение? Поэтому ты не хочешь, чтобы я звал кого-то?
  - Что? - голос усмехнулся. - Нет, я ни в коем случае не привидение.
  - Тогда кто ты?
  - Вы обещали мне имя, господин собеседник.
  - Ах, да, точно. Я Александр, можно просто Сашка.
  - У Вас очень красивое и сильное имя, - отметил голос. - Меня зовут Виктор.
  - Так и кто ты, Виктор? Почему ты постоянно выкаешь? Мы же ровесники, получается.
  - Меня воспитали в духе императорских традиций, это всего лишь правило хорошего тона.
  - Чего? - удивился Сашка. - Каких еще императорских традиций?..
  - Императора Николая Второго, разумеется. В мои годы он уже не правил, да и порядки в целом были другие, но родители еще детьми его застали.
  - Еще... детьми?
  - Вам пора, Александр, - заметил Виктор. - Приходите завтра. Только помните, что Вы должны мне два факта.
  - Хорошо, как скажешь. До встречи, что ли, - Сашка поднялся на ноги. В ответ ему прошелестело тихое "до свидания".
  
  ***
  
  - Ой, батюшки, помер кормилец! Как же это так-то!
  Темень раннего утра еще не успела отступить, когда на улице вовсю заголосила баба Люба. В доме горел свет, горячее дыхание двух печек топило зябкость, но по спине все равно пробежали мурашки.
  - Да что опять? - пробурчал отец, откладывая ложку. - Пошли посмотрим, из-за чего шум подняли.
  Сашка натянул сапоги и куртку и вслед за отцом вышел на неуютную улицу. У третьего дома кучковались все местные. Парень знал их по лицам, но не именам. В магазине они не особо разговаривали, разве что мама иногда пыталась перекинуться парой слов с кем-нибудь из соседок. На контакт шла только баба Люба, готовая поделиться и житейской мудростью, и последними деревенскими сплетнями, и невинными подробностями собственной жизни. Люди пооборачивались на Сашку и отца, словно не ожидали, что они тоже могут прийти. Никто не заходил в дом. Перешептывания таяли в холодном воздухе.
  - Ах, горе-то какое! - сидя на крыльце, причитала баба Люба.
  - Что у Вас случилось? Может, помочь чем? - Сашка нашел в себе смелость подойти к односельчанке. Взгляд отца жег между лопаток.
  - Сынок мой, Гришенька... Мы с Василием Ивановичем пошли к нему на второй этаж, а Гриша лежит, раскинувшись, и лицо у него такое...
  - Можь с ним приступ случился? - предположил кто-то из собравшихся.
  - Ему ж едва тридцать годов перевалило! Он здоров был, как бык, в совхозе за десятерых работал! Какой же это приступ!
  - За десятерых работал, вот и надорвался.
  - Да шо ты понимаешь!
  - А ты давно ли во врачевании понимать начала? Приступ, он и есть приступ.
  - Сашенька, миленький, твоя маменька же в больнице работала раньше! Позови ее, чтоб посмотрела на Гришеньку, - парень дернулся под обращенными к нему взглядами.
  - Сейчас схожу, баб Люба.
  Вслед ему зашептались, но разобрать что-либо было нельзя.
  Маму встретили с интересом. То ли практически никто из деревенских совсем уж ничего о ней не знал, даже несмотря на длинный язык бабы Любы, то ли от нее просто ожидали каких-то невероятных новостей. Загадочная смерть в деревне могла стать настоящим событием для дремотного существования большинства жителей. Да и Сашке будет что Тамаре Николаевне в понедельник в школе рассказать.
  В доме было тепло, дед Василий сидел на кухне, уставившись взглядом в полупустую бутылку. Нос резануло горьковатым запахом водки. Где в такую рань удалось ее достать, оставалось загадкой.
  - На Гришку моего пришли посмотреть? - прозвучало тяжело, сбивчиво.
  - Вы извините, дед Василий, это баба Люба просила...- мягко ответила мама. - Примите наши соболезнования.
  - Он на втором этаже, сами все найдете, - последняя реплика была проигнорирована. Сашка ничего не знал о горевании, но ему казалось, что так быть и должно. Если бы не стало мамы, ему бы тоже не хотелось слышать всех этих дежурных фраз. Вот что посторонние люди поняли бы о его боли? Что полезного они могли бы сказать? Понимание чувствовалось только в пропитанном солью взгляде мамы, когда она прикладывала лед и втирала мазь так, словно Сашка мог бы рассыпаться от любого неосторожного касания. Вот он снова начал думать совсем не о том.
  Наверху было темно, свет погасили, словно боялись разбудить спящего. Чудилось, будто можно услышать дыхание третьего присутствующего, что сейчас скрипнет кровать. Мама слепо пошарила рукой по стене, надеясь найти выключатель.
  - Ты готов?
  - Да, конечно, - Сашка сглотнул.
  Комната вспыхнула привычной желтизной. Сначала не удалось сфокусироваться, но затем парень переглянулся с мамой и подошел к постеле, на которой лежал Григорий. Захотелось сразу же отвернуться, но Сашка заставил себя смотреть, взяв маму за руку, совсем как в детстве.
  Глаза мертвеца были широко раскрыты, кожа побледнела, словно с нее разом сошел весь загар. Рот образовал обезображенную "о", вытянутую, словно челюсти никак не смогли сдержать рвущийся крик. Одна рука лежала на груди, защищая ненадежное сердце. Другая судорожно сжимала простынь, которая вот-вот могла лопнуть от натяжения.
  - Теперь понятно, почему баба Люба так испугалась, - тихо проговорил Саша, будто от его слов картина могла ожить.
  - Бедные старики, - вздохнула мама. - Но это, вероятно, сердечный приступ.
  - Но как? Он же выглядит...- парень не мог подобрать слов. Женщина еще раз вздохнула.
  - Иногда такие вещи случаются очень быстро. К тому же Григорий перетрудиться мог, физические нагрузки иногда плохо влияют на сердце, особенно если они в чрезмерном количестве.
  - И что теперь будет?
  - Надо вызывать бригаду из ближайшего города. Вскрытие покажет.
  Собравшиеся возле крыльца недовольно загудели, когда мама озвучила свою версию. Вызывать людей из города бабе Любе не хотелось, и уж тем более ей претила сама мысль о том, что ее единственного сына будут потрошить, как какое-нибудь зверье. Соседи обещали помочь с похоронами, когда тело вернут родителям, на том и разошлись.
  Дом встретил их остывающими комнатами, погасшим огнем и холодной овсянкой. Повторно затопив печку, Сашка сел доедать завтрак. Лицо Григория не шло у него из головы, хотя они знакомы практически и не были. Только отец иногда жал ему руку при встрече в деревне. Они работали в одном совхозе, но, кажется, никогда особо не разговаривали.
  После обеда наползли густые чернильные тучи. Начало накрапывать, так что вновь выходить на улицу не хотелось. Руки нещадно коченели и без того, но буквы в тетрадях плыли перед глазами, формулы доставляли одно лишь мучение. Поэтому Сашка, недолго думая, надел куртку, спрятав в карманах перчатки, хотя для них еще был не сезон, и пошел на встречу со своим новым знакомым.
  Ждал его Виктор или не ждал, заранее определить было нельзя. Во дворе было все так же пусто, доски скрипнули под ногами, на этот раз будто бы приветствуя его. От земли и останков дома тянуло сыростью и плесенью.
  - Ты тут? - говорить в пустоту было глупо, но Сашка не знал, как еще обозначить свое присутствие, хотя и невидимкой здесь был явно не он.
  - Вы пришли, - ответил Виктор. Его голос звучал куда чище, бодрее. - Я, признаться, этому очень рад.
  - Правда? Почему?
  - Вы должны мне два факта, если Вы забыли, - усмехнулся собеседник.
  - И только?
  - Еще, как, думаю, Вы могли догадаться, у меня не так много друзей, а Вы мой единственный собеседник за последнее время, - Виктор замолчал. - И теперь Вы должны мне три факта.
  - Ладно - ладно, - засмеялся Сашка, - это справедливо. Что ты хочешь узнать?
  - Какая сейчас жизнь? Чем занимаются обычные молодые люди шестнадцати лет?
  - А ты так уверен, что я обычный?
  - Разумеется, нет. Я знаю, что Вы, Александр, человек совершенно незаурядный.
  - А это еще почему?
  - Вы разговариваете со мной, хотя даже не видите меня. У Вас либо очень мало друзей, но вероятность этого кажется мне ничтожной, учитывая Ваш яркий характер. Либо Вы, как и я, одиноки даже в те минуты, когда находитесь среди других людей.
  Оба замолчали. Сашке хотелось расспросить, с чего Виктор все это взял, но то, куда разговор завернул, и без того отдавало гулким звоном где-то в зареберье. Одинок среди людей... Одинок среди людей... Парень замотал головой, стряхивая морось с кудрявых волос, подобно собаке. Это был хороший способ прогонять непрошеные мысли.
  - Когда я жил в городе, я помогал маме по дому, старался не злить отца, учился, гулял с друзьями, слушал музыку. Меня иногда отпускали на дискотеки, но там вечно крутили какую-нибудь ерунду. Девчонкам нравилось.
  - Дискотеки? - Сашке показалось, что Виктор хмурится. Его голос звучал неуверенно, словно собеседник впервые пробует это слово на языке. - А что это?
  - Ты никогда не был на дискотеке? Тебе определенно стоит туда сходить, - парень задумался, подбирая слова. - Это такое мероприятие, где люди танцуют под музыку. Можно одному, а можно с кем-то, но если ты вдруг потанцевал с какой-нибудь девчонкой, про вас потом вся школа говорить будет, будто вы в загс собрались.
  - В мое время были танцевальные вечера, но там один вальс мог не значить ничего существенного, а мог определить всю дальнейшую жизнь пары. Все зависело от многих обстоятельств, но мне не хотелось бы вдаваться в эти скучные подробности. Я никогда не находил такие мероприятия заслуживающими интереса.
  - А что у вас играло?
  - Выступали музыканты, очень часто звучала классическая музыка. Родители говорили, что все это очень похоже на дореволюционные балы.
  - Дореволюционные? Сколько же лет твоим родителям?
  - Очередь для моих фактов еще не наступила, Александр.
  - Какой же ты зануда! Ты хочешь узнать о чем-то еще?
  - Расскажите мне о Вашей музыке. Вы сказали, что слушали ее, когда жили в городе. У Вас был патефон?
  - Что? Нет, у меня был кассетник. На самом деле он принадлежал отцу, но, когда его не было дома, музыку слушал я. У меня даже была своя коллекция кассет. Ничего официального, конечно, только то, что удалось перезаписать у друзей и знакомых. От всего этого пришлось избавиться, когда мы переехали сюда. Кассетник отец отдал кому-то на сохранение, а вот записи отправились на помойку. Спас только Цоя и Высоцкого.
  - Вы, кажется, очень сожалеете, что Вам не удалось сохранить остальные экземпляры этих кассет?
  - Да, но конкретно эти две очень дороги для меня.
  - Что в них такого особенного?
  - Знаешь, эта вот песня Высоцкого называется "Корабли", и там есть строчка "Возвращаются все, кроме тех, кто нужней". Мне кажется, в ней спрятано столько боли и отчаяния. Ты слушаешь ее и думаешь, что то, что тебе дорого, покинет тебя, бросит, оставит одного. Кругом будет какая-то совершенно иная фигня, которая, может, и не нужна тебе на самом деле, но ты держишься за нее, чтобы у тебя было хоть что-то. А у Цоя это его "Звезды, упав, все останутся здесь" тоже про какую-то обреченность, про вязкость жизни, но вместе с тем про бессмертие всего того, что нас окружает. Звезда перестанет быть звездой только в тот момент, когда она погаснет. Даже упавшие звезды - это все еще звезды, они светят в пыли, грязи и мусоре. Только мы их не замечаем, мы вечно смотрим не туда. Мы не замечаем их, даже когда они на небе, где им самое место... - Сашка перевел дыхание. - Я надеюсь, ты удовлетворен моим ответом.
  - Очень благодарен Вам за Вашу искренность. Не каждый осмелится поделиться чем-то настолько сокровенным. Я был прав, Вы совершенно точно незаурядны.
  - Что еще ты хочешь узнать? - глаза щипало, горло царапали выпущенные на волю слова.
  - Давайте оставим это на завтра.
  - Но почему? - удивился Сашка.
  - Дождь стал сильнее, боюсь, Вы можете простудиться, если останетесь дольше.
  - С чего ты взял, что дождь стал сильнее?
  - Я слышу, как капли яростно барабанят по крышке колодца.
  
  ***
  
  Отшумело седьмое ноября. Даже несмотря на скромный масштаб сельского празднования, был митинг у школы, на котором светили алыми галстучками новоявленные пионеры. В деревне Сашки настроение было не столь радостным: за последние три недели умерли еще три человека. Приезжали бригады из ближайшего города и забирали трупы на вскрытие. Новостей о ходе ситуации с Григорием так и не было, и никто уже особо не надеялся, что хоть какие-то известия вообще будут. Только баба Люба и дед Василий периодически делились жалобами на то, как все отмалчиваются и ничего не говорят. Ничего общего у всех смертей не было, разве что умирала недавняя молодежь. Старики молчаливо жевали вечно отсутствующие в деревенском магазине сигареты и хмурили брови, ероша сдобренные сединой волосы. Разговоры звучали в отдалении и каждый раз замолкали, стоило только Сашке и его маме появиться на пороге.
  Сумрак приходил совсем рано, едва стрелки на настенных часах переступали полоску четверки. В темноте пробираться к Виктору было тяжело, но вместе с тем складывалось ощущение, что так куда проще. Как вести разговоры с невидимым собеседником долгими летними днями, когда солнечный свет не хочет расставаться с Карелией, Сашка не очень-то представлял. Но до этого надо было еще дожить.
  Каким-то образом разговоры с Виктором вошли в приятную привычку. Парень ждал их, словно ему предстояло провести время с давним другом, которого вот-вот получилось вновь обрести. Виктор оказался понимающим и интересным собеседником, даже отучился от постоянного выкания. Он с готовностью слушал рассказы о школе и повседневных делах, о деревенских новостях и воспоминаниях о жизни в Петрозаводске, которая все больше и больше сливалась со сном, словно опровергая свою связь с настоящим. Вчера, когда Сашка рассказывал о Катьке, за которой, кажется, бегали все мальчишки их двора, парень поймал себя на мысли, что он совсем не помнит ее лицо. Лицо своего друга, того самого, чье имя он так боялся называть, чтобы не пробудить обрывки общих приключений, купаний на Девятке, обещаний ни за что не дружить с Катькой, если та вдруг снизойдет до них, Сашка не помнил тоже. Помнил только солнечный день, треск иглы о бороздки пластинки и пыль, танцующую в воздухе.
  - И я не понимаю, как так получилось? - надрывно говорил Сашка, пока Виктор молчаливо слушал. - Мы же были лучшими друзьями, не разлей вода, прямо как в книгах. А теперь... Вдруг мы встретимся на улице, а я не узнаю его? Не смогу узнать? Вдруг вообще я больше никого не смогу узнать? Вдруг однажды не станет моей мамы, и ее лицо точно так же сотрется, словно оно ничего никогда для меня не значило? У моей мамы глаза, как гречишный мед, знаешь? Совсем как гречишный мед.
  - Я думаю, ты никогда не забудешь свою маму, Александр. Те, кого мы действительно любим, никогда не забываются.
  - А ты помнишь своих родителей?
  - Я не смог бы их забыть, даже если бы захотел.
  - Какой она была, твоя мама?
  - Ты обращал внимание, насколько теплым кажется весеннее небо, даже когда его спеленали серые тучи?
  - Как это относится к моему вопросу?
  - Просто ответь.
  - Да, обращал.
  - Вот такими были глаза моей мамы. Она была невероятно красива, ее часто принимали за зарубежную аристократку, беглянку, спрятавшуюся среди жителей деревни. Никто не понимал, почему она выбрала моего отца. Он был простым рабочим человеком, но любил рисовать больше жизни. Он вообще больше жизни любил только рисовать, маму и меня. Однажды он подарил ей ее же портрет, нарисованный по памяти. Маму это тронуло. Через полгода они поженились. Через год появился я.
  - Что с ними стало?
  - Однажды ты задашь правильный вопрос, и вот тогда я тебе отвечу.
  - Эй, тебе обязательно говорить загадками?
  - Это не загадка, Александр. Это горькая правда нашей жизни.
  В воскресенье Сашке удалось выбраться к Виктору пораньше, пока солнечные лучи еще не перестали подсвечивать наливающийся зимней синевой купол неба. Под курткой парень нес драгоценную книгу, которую так и не вернул в библиотеку. Виктора очень заинтересовали истории про Шерлока Холмса, и Сашка обещал прочесть один рассказ на пробу, чтобы его новый друг смог оценить слог и идеи Артура Конан Дойля.
  - Ты извини, если что, я не особо хорошо читаю вслух, - с сожалением произнес Сашка, оглаживая страницы с черно-белыми иллюстрациями. - И мне жаль, что ты не можешь этого видеть, думаю, тебе бы понравилось.
  - Думаю, в моем положении большой удачей является даже возможность слушать, - улыбался Виктор. На самом деле парень не знал, действительно ли улыбается его собеседник или нет. Черт возьми, Сашка до сих пор не знал, способен ли Виктор улыбаться в принципе. Но иногда его голос становился мягче, словно все происходящее действительно было настоящей дружбой, которая расцвела при столь необычных обстоятельствах. Сашка не был сторонником того, чтобы быстро переводить людей в категорию даже просто приятелей. Но Виктор всегда внимательно его слушал, никогда не давил, когда нужно - задавал вопросы, словно вдохновляя Сашку на искренность и честность. Отвечать новый друг старался тем же, было всего лишь несколько раз, когда Виктор переводил тему или пускался в зыбкое поле загадок и полунамеков. Он говорил, что ему шестнадцать, но Сашка отчетливо понимал, что Виктору никак не может быть столько. Однажды парень надеялся узнать ответ, что Виктор все ему расскажет, или что хотя бы самому Сашке придут в голову те самые многострадальные правильные вопросы.
  - Ну, если ты так говоришь... Ты хочешь послушать что-то конкретное? Может, название тебе понравится? Или все, что есть, подряд?
  - Буду рад слушать подряд, это очень похоже на обещание.
  - На обещание чего?
  - Что ты будешь разговаривать со мной достаточно долго для того, чтобы мы могли закончить всю книгу, Александр.
  - Она, знаешь ли, не очень толстая, друг.
  - Это неважно, - отметил Виктор. - И спасибо тебе.
  - За что?
  - Никто не называл меня другом.
  Сашка прочистил горло.
  - А еще спасибо за то, что читаешь мне. Я очень скучаю по книгам, - добавил Виктор так, словно это было его величайшее откровение.
  - Хорошо, тогда начнем. Первый рассказ называется "Союз рыжих". Ты готов слушать?
  - Готов.
  - "Это было осенью прошлого года. У Шерлока Холмса сидел какой-то пожилой джентльмен, очень полный, огненно-рыжий...".
  Дочитывать пришлось при прощальном свете заката. Виктор слушал внимательно, не прерывая. Временами Сашка даже отвлекался, чтобы узнать, не устал ли его друг, и неизменно получал отрицательный ответ.
  - С одной стороны, мне очень жаль, что у меня не было возможности ознакомиться с этим произведением раньше, - прокомментировал Виктор. - С другой же, мне нравится, что я могу разделить этот опыт с другом. Дружба, насколько мне известно, ведь и нужна для таких вещей, да?
  - Да. Подсунуть другу интересную книгу - это, можно сказать, настоящая обязанность.
  - Спасибо тебе за это, Александр.
  - Ты сегодня что-то часто меня благодаришь.
  - У меня есть веские причины это делать.
  Со школы на следующий день Сашка вернулся в приподнятом настроении. Несмотря на то, что отец был дома, парень знал, что тому незачем на него сегодня срываться. В конце концов, Сашка получил все пятерки, даже по астрономии ответил так, что витиеватое "Молодец!" блестело в дневнике алой гордостью.
  Мама не встретила его на пороге, как обычно. Когда Сашка зашел, она сидела, сжавшись комок, на табурете, и лицо ее было бледнее мела. Тяжелые шаги отца звучали по комнате. Внутри Сашки что-то треснуло, надломилось, как это происходило сотни раз до этого. Кишки стянуло в тугой узел, к горлу подкатил ком.
  Слова не складывались. Казалось, что любой звук может натянуть все до предела, и неизбежное взорвется, уничтожив вместе с собой и Сашку.
  - Явился-таки, - голос отца звучал угрожающе глухо. Парень опустил рюкзак на пол. Говорить все еще не получалось. - Чего молчишь, сучье отродье?
  - О-отец, - кое-как выдавил Сашка, и ему под ноги с оглушительным треском упали кассеты. Следом бухнулся томик Шерлока Холмса. Парень вздрогнул.
  - Может, в тебя и ножом кинуть? Да, боюсь, убью гаденыша, а марать об тебя руки не хочется, - зло проговорить отец.
  - Каким... - а потом Сашка разом понял. Тем самым ножом, который лежал у него под матрасом с момента первой встречи с Виктором. Тем самым, который он так и не убрал, даже когда понял, что боятся ему нечего.
  - Все ты знаешь, сволочь, все знаешь, - отец подошел в два шага и замахнулся. Нос обожгло болью, к глазам подступили слезы. Сашка зажал лицо руками, чувствуя, как по пальцам течет горячая кровь.
  Следующий удар пришелся в живот. Парень нагнулся, и багрец закапал на пол, судорожный вздох вырвался с губ, и рот наполнился солью и металлом. Сашку замутило. Еще удар. Еще удар. Еще.
  - Антон, прошу тебя, не надо! - взмолилась мама.
  - Заткнись, сука, я и так его недостаточно воспитывал, раз он с ножом на отца родного. Но ничего, будет знать, сученыш, будет!
  Сашка повалился на пол. Пульсирующая боль растеклась по голеням, там, где подошва резинового сапога столкнулась с ногами. Парень взвыл, подавить звук никак не получилось.
  - Молчи и терпи, мало тебе, что ли? Мало, урод?
  Боль в животе усилилась. Сашка давился вдохами и хрипел.
  - Отвечай, когда с тобой говорят! Мало тебе? Или понял?
  - Я понял, отец, - слова давались с трудом.
  - Говори четче, размазня!
  - Я все понял, отец, - ответил Сашка, сглотнув кровь. Перед глазами расплывалась высокая грузная фигура.
  - Посмотрим, как ты понял. А теперь нехер лежать. Вставай и убери за собой, посмотри, что ты наделал, - отец перешагнул через него и вышел на улицу.
  - Сыночек, Сашенька, Сашенька, - мама помогла ему сесть и запрокинуть голову.
  - Давай позже, мам, не переживай, - парень тяжело вздохнул, - Лучше скажи, где у нас тряпка? А то отец... Отец будет злиться.
  
  ***
  
  Два дня Сашка провел дома, лежа на спине и глядя в потолок, который то темнел, то светлел, то снова погружался во мрак. Парень понятия не имел, что его мама сказала классной руководительнице, но его никто не трогал. Лишь ближе к вечеру он получал домашние задания, записанные аккуратным маминым почерком, и, стараясь особо не шевелиться, выполнял все необходимое. Гул в голове то нарастал, то стихал, нос казался забитым ватой, а во рту все еще чувствовался привкус крови.
  Ел Сашка отдельно, в своей комнате, стараясь лишний раз не попадаться отцу на глаза. Темно-красные следы с пола не удалось смыть окончательно, они остались на древесине, и Сашка видел их так отчетливо, словно они были совсем свежими.
  Иногда, глядя в потолок, по которому ползла тень пожелтевшей от времени занавески, парень думал о Викторе. Было ли его другу одиноко? Чем он занимался, пока Сашка отсутствовал? В бреду тягучих снов парню казалось, что он нащупал правильные вопросы, но они ускользали, стоило только открыть глаза и попытаться сосредоточиться.
  Глядя в окно, Сашка видел лес. Его зелень превращалась в неприглядную черноту, за которой не было ничего. Любой, кто уходил в лес, не возвращался. Сашка и сам ушел в лес и не вернулся.
  На третий день Сашка улизнул из дома, сказав маме, что хочет размять ноги перед тем, как ему придется снова идти в школу. Женщина просилась пойти с ним, но парень лишь отмахнулся, пообещав, что будет отсутствовать недолго.
  Сашка знал, что выглядит плохо, под глазами залегла глубокая синь, а нос распух. В остальном же все казалось вполне терпимым. Возможно, подобные практики как-то влияли на болевой порог. Никто из соседей не попался ему на пути. Их вообще не бывало никогда в этой части деревни, так что опасаться, что кто-то его увидит, наверное, и не стоило.
  Двор не успел измениться. Под ногами похрустывал снег, но Сашка был не уверен, когда тот успел выпасть. Крышку колодца припорошило, и Сашка рухнул на пятую точку рядом с ней, стараясь принять более-менее удобную позу.
  - Прости меня. Я надеюсь, ты все еще здесь, - начал он вместо обычного приветствия. Ответ последовал незамедлительно.
  - Где ты был, Александр? Ты... Ты странно говоришь.
  - Что? - переспросил Сашка. Смысл слов Виктора до него не дошел.
  - Ты странно говоришь. В нос. Ты... - друг задумался, пауза повисла в воздухе. - Скажи, ты с кем-то дрался? Тебя кто-то обидел?
  - Что? Нет, что ты. Все в порядке, это... - затараторил Сашка, - это ерунда.
  - Ты обманываешь меня, - отрезал Виктор. - Я прекрасно слышу это по твоему голосу. Я думал...Я надеялся, что дал тебе возможность убедиться, что мне можно доверять. Я не стану осуждать тебя за что-либо. Я просто хочу помочь. Ты сам назвал меня своим другом. Так, будь добр, позволь мне быть им.
  Сашка молчал несколько мгновений, обдумывая сказанное. Его прошлые друзья замечали синяки на его теле, но никогда не задавали вопросов. Между ними царило тихое понимание того, что есть вещи, про которые лучше не говорить. Про которые не стоит говорить, если не хочешь обжечься обо что-то действительно страшное. В конце концов, они все прятали свои шрамы.
  - Хорошо, да, ты прав, просто... Это сложно, понимаешь? Это сложно.
  - Можешь не беспокоиться, я постараюсь тебя понять. Как и всегда.
  - Мы знакомы не так уж и долго, знаешь?
  - Знаю, - легко и просто согласился Виктор. - Но и ты знаешь, что я имею в виду.
  Сашка действительно знал.
  - Это долгая история. Кажется, мне было года три, когда все началось... - и парень рассказал про первый удар, нанесенный отцом. Как не понимал, за что с ним так поступают. Рассказал про все новые и новые удары, про синяки под глазами, хромоту на одну ногу. Рассказал, как навсегда перестал про себя называть его "папой" после этого. Рассказал про наказания за любую провинность, за любое неосторожное действие, неправильно сказанное слово. Рассказал про последние избиение, рассказал про обломки кассет и книгу, которую он поднял дрожащими руками и перепрятал в рюкзак, чтобы носить с собой каждый день, чтобы отец не смог найти ее. Рассказал, как стирал кровь с шершавого деревянного пола, и как у него так и не получилось спрятать все следы собственной ничтожности. Сашка тихонько всхлипывал, дрожащий голос наполнял слова нечеловеской болью. - Я просто хотел быть хорошим сыном, хотел, чтобы отец меня любил. Ты знаешь, я бы сбежал хоть сейчас, но я так боюсь, что он... Что он что-то сделает с мамой. А когда мне будет восемнадцать, я, по крайней мере, смогу забрать ее с собой, смогу защитить ее, смогу обеспечить...
  - Твой отец бил твою маму?
  - Да, десятки раз. И за это я ненавижу его куда больше, чем за любую боль, причиненную мне.
  - Я бы тоже возненавидел своего отца, если бы тот посмел так себя вести. Ты не заслуживаешь всего этого, Александр. И твоя мама этого не заслуживает. Но все будет хорошо, я обещаю тебе. Все будет хорошо. Ты уедешь. Ты справишься.
  Сашка протяжно всхлипнул и расплакался навзрыд. Возможно, Виктор был его единственным настоящим другом.
  Мягкий голос продолжил убеждать его, что однажды все наладится.
  Сашка вернулся домой затемно, когда в воздухе вновь закружился снег. Сладко пахло морозцем, глаза щипало от пролитых слез. Мама ни слова не сказала ему, только сочувственно погладила по голове и пошла греть то ли ранний ужин, то ли поздний обед. Тепло и треск поленьев баюкали почти так же, как мамина колыбельная в детстве.
  Снег мельтешил за окном. Бульон был вкусным, наваристым, и Сашка только после первой ложки понял, как сильно он на самом деле проголодался. После еды он помыл посуду, дав маме возможность хоть немного отдохнуть, а после пошел собирать рюкзак, готовясь к очередному учебному дню
  Время перевалило за восемь вечера, когда стало понятно, что отец задерживается. Несколько раз им с мамой чудились шаги по дороге, но они никогда не приближались, крыльцо не скрипело, никто так и не пришел.
  - Может, случилось чего? - взволнованно говорила мама каждые полчаса, всматриваясь в сплошную темень за окно. Снег, превратившийся в мелкий град, стучал по стеклу. Слышались шаги. Затем стихали. Снова воцарялась тишина.
  - Мне кажется, он сегодня уже не придет, - предположил Сашка, когда часы показывали четверть двенадцатого.
  - Как ты думаешь, может, у них какое ЧП в совхозе?
  - Да что у них там может произойти, мам? Может, отец просто задержался, а потом решил заночевать на работе?
  - Не хочется как-то гасить свет...
  - Так не гаси, я могу посидеть, чтобы было кому отца встретить, если он все же придет.
  - Нет, лучше ты ложись. Тебе еще в школу идти.
  - Но вдруг тебе будет одиноко, мам?
  - Ты же в соседней комнате, сынок. Мне не будет одиноко.
  Сашкино сердце сжалось.
  - Спокойной ночи, мам, - и парень улегся на кровати, накрывшись одеялом с головой. Часы тикали еще громче, чем обычно. Сон не шел, но в итоге Сашка сам не понял, как провалился в дрему.
  До утра отец так и не появился. Парень быстро позавтракал и вышел на хрустящую от снега улицу. До восхода солнца было далеко, но легшая на землю белизна делала все вокруг светлее. Сашка не успел сделать и нескольких шагов, как заметил, что за калиткой распласталось что-то бесформенно-черное, выделяющееся на снегу. Парень замер, вглядываясь, но так и не понимая, что это. Ноги приросли к месту, сдвинуться не получалось. Скрипнула дверь.
  - Сашенька, что такое? - мамин голос прозвучал обеспокоенно. Ответить было нечего.
  Женщина обошла парня, встала на цыпочки и двинулась вперед. Сашка схватил ее за руку и покачал головой. Так они пошли вместе, ступая несмело, будто то, что впереди, могло на них напасть.
  - Это... Это... - голос мамы дрогнул. Сашка оставил ее позади, открыл калитку и встал вплотную к телу. К телу его собственного отца. Тот лежал на спине, раскинув руки. Его лицо припорошило снегом. Было в нем что-то беззащитное, что-то такое, что разрушало образ родителя, которого Сашка знал всю свою жизнь.
  Парень зачем-то наклонился к нему и поднес руку ко рту, словно надеялся ощутить дыхание. Затем стер теплой рукой белую крупу с похолодевшей кожи. Стало противно, захотелось опустить ладони и пальцы в горячую воду, намылить их и скрести-скрести-скрести, пока не пройдет ощущение от прикосновения к чему-то настолько неживому.
  - Мам, ты сможешь позвонить в город? - Сашка пытался говорить ровно, взять себя в руки.
  - Что же нам теперь делать? - всхлипнула мама. Женщина подошла к сыну и уткнулась горячим от слез лицом ему в спину.
  - Ничего, мам, прорвемся, я позабочусь о тебе, - на несколько секунд парню показалось, что где-то рядом зазвучали легкие шаги. Сашка повернулся на звук, но ничего не увидел. Лишь два серых огонька блеснули возле брошенного дома. Парень был почти уверен, что ему показалось.
  Из города бригада приехала лишь спустя несколько часов. Все это время деревенские подходили к телу отца, заглядывали в безжизненное лицо, о чем-то перешептывались, косясь на Сашку и дом, который парень защищал своей спиной, а после уходили, так и не сказав ни слова. Даже баба Люба зыркнула как-то недобро, словно отец Сашки был ее главным любимцем, и его смерть нанесла ей личное оскорбление. Не то, чтобы кто-то был в этом виноват. Но иногда такие вещи нельзя было объяснить.
  Глава бригады обещал пригласить следователя, если потребуется, а пока ничего неестественного в причинах смерти он не видел. Дежурная фраза "после вскрытия ясно будет" ситуацию не облегчила. Мама грела руки о горячую чашку чая, но сделать глоток не решалась. Сашка сидел молча, не зная, какими словами он может поддержать самого дорогого для себя человека. Сам он горя не ощущал, лишь странное чувство того, что все кончилось, и теперь уже можно не бояться, отец не придет, отец не разозлиться, отец не накажет. Но Сашка вздрогнул от одной только мысли об этом. Казалось, труп отца может забраться к нему в голову, разузнать все его тайны и разозлиться уже за них. Вдруг такие, как он, не умирают на самом деле никогда? Вдруг они так и продолжают ходить по земле, поджидать момента, чтобы наказать за что-то, ведомое только им. В детстве Сашке среди деревьев чудились чьи-то силуэты. Мама смеялась над ним и называла выдумщиком, а сейчас это воспоминание оглушительной волной накрыло это. Вдруг все это время это был его отец? Вечно поджидающий? Вечно следящий? Всегда находящийся где-то рядом?
  Сашка вздрогнул. Чашка звякнула в его руках. Сын и мама замерли и переглянулись.
  - Он больше не придет, - сказала женщина.
  - Он больше не придет, - повторил Сашка и выдохнул.
  
  ***
  
  За обедом в горло ничего не лезло. Есть в принципе казалось преступлением, но оставлять полную тарелку супа после себя не хотелось. Мама старалась, когда готовила. Ей было тяжело, но она старалась ради сына, который казался таким неблагодарным. Надо было обсудить будущее, но никаких разумных решений у всего этого точно не было. Нужно было уйти со школы, отправиться в совхоз. Быть может, им с мамой следовало вернуться в город, чтобы наладить свою жизнь там. У Сашки не было ответов, почему они так неожиданно сорвались с предыдущего места. Все ведь было так хорошо, так хорошо... А теперь отец мертв, и...
  Сашка мотнул головой. Отросшие кудри мягко коснулись лба.
  Среди недавних воспоминаний всплыли два серых огонька. Захотелось пойти и посмотреть, не осталось ли каких следов, хотя Сашка и сам не понимал, что именно он планирует найти. Наскоро доев суп, словно обретя новые силы, парень двинулся в путь, внимательно изучая следы, оставленные на снегу. С утра непогода затихла, так что покрывало хранило отпечатки ног тех, кто топтался возле его дома. Со стороны заброшек, кажется, никто не подходил, там, где Сашка видел огни, снег был нетронутом и сплошняком лежал на дороге. Ноги сами понесли парня дальше, к его единственному другу. Он пока не представлял, хочет ли говорить о произошедшем или нет, на что он вообще надеется и чего ждет от нового сеанса общения.
  Трава окончательно пригнулась к земле под тяжестью снега. Пахло талой водой и мокрым сеном. Здесь всегда было так тихо, словно деревенская жизнь замирала где-то на подступах к этому месту. Сашка улыбнулся своим мыслям и приготовился уже было рухнуть на привычное место, подогнув колени, но остановился. На крышке колодца были свежие отпечатки рук, а ее саму, кажется, сдвигали в сторону, из-за чего на снегу образовалась борозда. Сашка приложил ладонь к отпечатку на крышке, тот оказался не больше его собственной руки.
  Правильные вопросы.
  Серые глаза матери Виктора.
  Серые искорки.
  Правильные вопросы.
  Голос, чьего обладателя никогда не видно.
  Стук капель по крышке колодца.
  Правильные вопросы.
  Деревянная крышка, превратившаяся в труху.
  Сорок ржавых гвоздей.
  Правильные вопросы.
  - Мой отец умер, - резко произнес Сашка, оставшись стоять. Виктор молчал, но парень был уверен, что тот его слышит. - Ты ведь что-то знаешь об этом, правда?
  - Просто задай мне вопрос, Александр. И я отвечу тебе, честно и искренне.
  - Мы снова будем играть в факт за факт?
  - Нет, я готов предоставлять информацию в одностороннем порядке. Просто задай мне...
  - Правильные вопросы, я знаю, - Сашка прервал его и замолчал на несколько мгновений. - Это ведь ты его убил?
  - Да.
  - Скажи это полностью. Я хочу услышать от тебя всю фразу целиком.
  - Это я убил твоего отца, Александр. И убил бы снова, если бы потребовалось.
  - Но почему? Зачем ты это сделал?
  - Вчера я попросил тебя позволить мне помочь тебе. Позволить мне быть твоим другом. И я сделал то, что посчитал нужным.
  - Но разве друзья убивают родителей других своих друзей? Разве...
  - Он не был тебе родителем. Он был монстром, который причинял боль тебе и твоей маме. Я слышал, насколько тебе было больно. И мне бы не хотелось, чтобы это произошло снова.
  - Ты... защищал меня? - удивился Сашка. - Защищал меня?
  - Разве не для этого нужны друзья?
  - Но я же ничего для тебя не сделал, я не... Для тебя я просто голос по ту сторону деревянной крышки колодца.
  - Ты не просто голос, Александр. Ты мой друг. Ты разговаривал со мной и читал мне про Шерлока Холмса. Ты первый, кто за много лет отнесся ко мне как к человеку, а не как к чудовищу.
  - А у меня есть повод относиться к тебе так?
  - Это тебе решать, а не мне.
  Оба замолчали. Сашка сел на снег, не заботясь ни о чем другом.
  - А деревенские? Те, которые умерли недавно. Это тоже ты их убил?
  - Да, это сделал я.
  - Но почему? Что они сделали плохого?
  - Это была месть, Александр. Месть их достопочтенным родителям.
  - Месть за что?
  - Их родители убили моих родителей и сожгли дом, чтобы сокрыть следы преступления. Я сидел здесь, слышал непрекращающийся стук молотков и чувствовал запах гари. Я хотел выбраться, но не мог. Я так хотел спасти маму, но было поздно.
  - Почему они убили твою семью?
  - Все очень просто. Мои родители защищали меня и оберегали. Они любили меня и хотели для меня лучшего. Не только монстры могут быть опасны, Александр.
  - Ты сказал, что это мне решать, считать тебя чудовищем или нет. Но что ты сам думаешь о себе? Ты сам считаешь себя монстром?
  - Наверное, да. Я не выбирал этого, но так я получил возможность выжить.
  - Так кто ты, Виктор? Давай без игры в угадайку. Просто скажи мне, я постараюсь понять.
  Друг задумался.
  - Раньше для обозначения таких, как я, использовали слово "упырь". Про нас ходили разные легенды, но не все из них были правдивы и справедливы. Кто-то вот считал, что нас можно запереть в старом колодце, если забить его осиновым щитом с использованием сорока гвоздей...
  - Так это я тебя освободил?
  - Да, ты.
  - В тот самый день, когда вытащил те два ржавых...
  - Ты нарушил целостность круга, и я очень благодарен тебе за это.
  - То есть этого всего бы не было... - с ужасом начал Сашка, но Виктор прервал его.
  - Ты ни в чем не виноват. Ты освободил меня, и я благодарен тебе за это. Только благодаря тебе у меня появилась возможность уйти.
  - Но почему ты остался?
  - Ты стал моим другом. И потом я хотел увидеть, как ты уйдешь первым.
  - Так вот кто все это сделал! - Сашка подскочил и обернулся. У поваленного забора столпились человек десять мужиков. Среди них были как старики, так и представители средних лет, сыновья, явно вскормленные на легендах, пересказываемых родителями. У некоторых в руках были топоры, но все собравшиеся смотрели озлобленно, кривя рты в исступленном приступе ярости.
  - Беги! Не оглядывайся, беги! - раздалось из колодца, но было поздно. Сашку бы все равно догнали.
  - Это ты его выпустил! Ты, ирод, натворил делов!
  - Но Виктор не сделал ничего плохого, Виктор... - Сашка несмело встал, заслоняя колодец и своего единственного друга. Друга, который тоже пытался его защитить.
  - Ах, Виктор! Так, может, ты спелся с ним! Пустим-ка тебя ему на корм, посмотрим, как ты запоешь.
  И мужики надвинулись толпой. Сашка продолжил стоять, не особо представляя, что он может сделать. Если он умрет, его маме будет так больно... Но отступать было поздно. Все уже было поздно.
  Деревенские были даже сильнее, чем отец. Кажется, тот жалел его или, быть может, действительно боялся, что убьет сына и испортит себе жизнь. Уже через несколько мгновений парень превратился в кровоточащий ком мучений, во рту было солено и остро, сознание стремительно плыло. Потом его поволокли куда-то, кажется, за волосы. Было что-то, напоминающее падение с верхушки шведской стенки, и сильный запах мокрой земли. Были холодные руки, даже более ледяные, чем его собственное тело, стремительно теряющее тепло. Был вкус металла и соли, такой мерзотно-знакомый, но вместе с тем чужой, будто в нем примешалось что-то еще. Подумалось о звездной морозной ночи. О лесе. О Девятке. Словно все это отложилось на языке. Хотелось сплюнуть, чтобы забыть про все это и окончательно уснуть, раствориться.
  - Глотай, - повелительно произнес Виктор прямо в ухо, зажимая ему рот ладонью.
  Сашка послушался.
  Деревья в ноябре были совсем как ожившая линогравюра. Черные ветви. Черные силуэты. Они тянулись к Сашке, подходили, невидимо перебирая корнями под землей. Бежать было некуда. Бежать давно было некуда. И парень сдался, ощущая, как сучья забираются под беззащитную тонкую кожу.
  
  ***
  
  Когда Сашка открыл глаза, мир казался ослепительно ярким от лунного света, который заглядывал прямо к нему в окно. Парень попробовал двинуться, но одна рука была плотно привязана к спинке кровати веревкой. На плетении виднелись темные пятна. Он не был уверен, что это такое. Мысли текли вяло, только сильное чувство голода прорывалось сквозь общую пелену белого шума. Этот голод казался бордовым, острым, он расплывался перед глазами пурпурными бликами. Послышались шаги, и Сашка дернулся на звук, раздувая ноздри в попытках уловить новый запах. Чувствовался аромат чего-то вкусного, чего-то желанного, чего-то не хватающего. Парень двинулся в сторону пришедшего, но привязь не позволяла. Сашка беспомощно затрепетал всем телом.
  - Тише, тише, сейчас это пройдет, - голос был знакомый, но опознавать владельца парень не потрудился. Главное, что к его губам поднесли банку, до середины наполненную теплой, одуряюще пахнувшей...
  Сашка сделал первый глоток.
  Кровь. Это была кровь.
  А потом Сашка выпил все с жадностью.
  Спустя несколько минут в голове прояснилось. Парень огляделся и узнал свою комнату, но привычного холода в ней не ощутил. В воздухе витал запах чего-то горького, все тело Сашки было влажным и неуютным.
  - Я могу к нему зайти? С ним все нормально? - это была мама, его мама. Значит, с ней все в порядке. Но что тогда с ним самим? Его же... Его же...
  - Я думаю, с ним все хорошо, раны уже начали затягиваться, а последствия первого голода сойдут на нет в течении нескольких минут. Но пойдемте вместе и удостоверимся в этом, - а это был голос Виктора, его друга из колодца. Но что он делает в доме? Что вообще, черт возьми, происходит?
  - Мама? - собственный голос звучал как-то надрывно, жалко.
  - Сынок, милый мой, я так рада... Так рада... - женщина тепло поцеловала его, убрав намокшие пряди со лба. - Ты извини, что не защитила, не уберегла...
  - Ты... Ты не виновата, я сам, мама, я сам, - Сашка неловко обнял ее одной рукой, чувствуя под ладонями что-то странное, что-то непривычное. Словно именно таким должно быть течение жизнь, если его вообще как-то можно ощутить. - А что со мной стало?
  - Ничего необычного, - с порога раздался тихий, непривычно неуверенный голос Виктора. Сашка взглянул на него и увидел силуэт, слабо очерченный светом. Лишь глаза - искорки серого цвета мерцали особенно ярко.
  - Кто я? Что я теперь?
  - Ты такой же, как я. Упырь, если тебе нужно какое-то слово.
  - Значит, я теперь тоже монстр?
  - А это тебе решать, монстр ты или нет, - Виктор прочистил горло. - Как ты себя чувствуешь? Тебя можно отвязать?
  - Думаю, да, - Сашка прислушался к себе. - Да, точно. Со мной все в порядке.
  - Это хорошо, потому что мы должны спешить. Скоро рассветет, а нам нужно успеть на самый ранний автобус.
  - Но как же мы будем днем? Мы же...
  - Не волнуйся, мы справимся, - Виктор поправил капюшон кофты, в которой Сашка опознал свою собственную. - Извини, пришлось залезть в твои вещи. Боюсь, что в пропитанной грязью и кровью рубашке меня бы в автобус не пустили.
  - Чья на ней кровь?
  - Тех, кто причинил тебе вред. Но, что еще хуже, на ней пятна твоей крови. Я не мог больше ее носить.
  - Да, это было бы очень странно, - Сашка усмехнулся, а затем повернулся к маме. - Так мы вернемся в Петрозаводск?
  - Нет, Сашенька, туда мы пока что ехать не можем, - мама наклонила голову и закусила губу. В скудном свете блестели дорожки слез. Парень задумался.
  - Это все отец, да? Он... Он кого-то убил? Он ведь мог убить, я знаю.
  - Нет, Сашенька, - мама покачала головой, после чего громко всхлипнула. - Отец никого не убивал.
  - Тогда в чем дело? Это из-за того, кто я теперь?
  - Нет, хотя Витенька объяснит все лучше...
  - Есть тайны, которые только Вы можете поведать, Елена Михайловна.
  - Тайны? - попробовал Сашка слово. Виктор выжидательно смотрел. Мама спрятала лицо в ладонях. Он слышал, как стучит сердце в ее груди, быстро-быстро. Глаза парня расширились. - Это была ты, мама? Это ты...
  Слова прозвучали гулко, инородно, страшно, как гром в декабре.
  - И кто теперь из нас чудовище? - голос женщины дрожал, словно в тот момент рушилась вся ее жизнь.
  Сашка сжал пальцы, а затем расслабил их снова. Его по-сыновьи светлое желание превратилось в нечто кошмарное, с чем только предстояло научиться жить.
  - Ты не чудовище, мам, я люблю тебя.
  - Ты ведь даже не знаешь, кого я... Я...
  - Это неважно. Это ничего бы не поменяло. Теперь я буду сильнее, слышишь? Сильнее. Я смогу защитить тебя, - твердо пообещал Сашка. Мама крепко обняла его, пряча мокрое лицо на плече сына.
  - Время, - неловко напомнил Виктор, внимательно глядя на них.
  - Ты ведь расскажешь мне, что значит быть упырем? - обратился к нему Сашка.
  - В мельчайших подробностях.
  - Но только если я задам правильные вопросы?
  - Нет, простых вполне будет достаточно.
  
  ***
  
  Полупустой автобус трясло на ухабистой дороге. Надвинув капюшон, Сашка водил пальцами по страницам "Записок о Шерлоке Холмсе". Все того же синего томика, когда-то не возвращенного в библиотеку. На кончиках страниц уродливыми пятнами темнели капли его же собственной крови. Это придавало книге особую значимость, отмечало ее печатью памяти.
  Спереди сидела мама. Уже какое-то время она дремала, прислонившись плечом к забрызганному грязью стеклу. Сашка не представлял, как ей это удается. Изредка она просыпалась, оборачивалась на него, словно проверяла, на месте ли парень, после чего улыбалась.
  Рядом был Виктор. Его черные волнистые волосы скрывал капюшон тонкой Сашкиной ветровки. Серые глаза при дневном свете казались самыми обыкновенными, разве что их взгляд был мягким и теплым, словно на тебя смотрел не легендарный упырь, а самый обычный человек, хороший друг, на которого всегда можно положиться и который позаботится о тебе в сложной и опасной ситуации. Виктор с интересом изучал черно-белый рисунок над заголовком "Тайна Боскомской долины", словно по нему одному мог предсказать сюжет всей истории.
  - Думаю, таким мне Холмс и представлялся, когда я слушал "Союз рыжих" в твоем исполнении.
  - Ты теперь можешь сам все почитать и рассмотреть как следует иллюстрации. А когда мы разберемся с документами, можешь даже в библиотеку записаться, думаю, тебе интересно будет познакомиться с книгами, которые вышли за время твоего заточения.
  Виктор улыбнулся.
  - Да, ты прав. Но хотелось бы иметь возможность обсуждать эти книги с тобой. Все-таки именно ты представил мне истории о Шерлоке Холмсе. Твой вкус заслуживает моего одобрения, поэтому мы вполне могли бы продолжить совместные чтения, начатые у колодца.
  - Мне интересно, что ты скажешь об экранизации "Собаки Баскервилей", когда мы дойдем до фильмов. Это, знаешь, такой ужастик, но в то же время не выходящий за рамки реализма.
  - Мы двое тоже, как ты выразился, ужастик, не выходящий за рамки реализма, Александр.
  - Если честно, я не знал, что реальность... Такая, - Сашка вздохнул и повернулся к окну. Виктор не стал ничего говорить, поэтому парень сосредоточился на деревьях, мелькающих за окном. Силуэты отца больше не чудились, да и лес, казалось, не наступал, чтобы поглотить, а мягко обхватывал хвойными ладонями, оберегая и защищая.
  На свету глаза мамы похожи на капли свежей еловой смолы. Лес всегда был рядом. И теперь возле него безопасно.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"