Календарь перешёл на июль. На дворе середина лета.
Хоть кричи до разрыва аорты, останешься без ответа.
Холод стоит такой, будто на улице осень.
Этот промозглый июль, это лето со сломанной осью.

Я застрял в феврале, который с тобой мы проспали.
В общем, лета не будет. Из-за моей печали.
Я жду зимы. Ибо даже осень меня не излечит.
Надежда только на то, что никакая печаль не вечна.

Хочется всё начать с последней прощальной фразы.
Но относительно нас у Бога иссякла фантазия.
Он занят своим - создаёт снежинки, каждую непохожей
на другую. Зимой можно выжить со спущенной кожей.

Холод, как новокаин. Иначе не вытерпеть боли.
Чтобы не вспоминать о нас, абсолютно голых,
я разбираю диезы, бемоли, пентатоники, гаммы...
Крест тащу на горбу, а в груди дыра-пентаграмма.

Всё никак не затянется, не зарастёт бурьяном.
Трезвым быть нестерпимо, но омерзительно пьяным.
Четыре месяца прочь из остатка короткого века.
В следующей жизни буду котом. Надоело быть человеком.

Все клянут плохую погоду. А то остальное пиздато?!
Скоро бирку привяжут к ноге: имя, фамилия, дата.
Посиди и почувствуй - сквозь тело навылет мгновенья
равнодушно летят, нас стирая, начав от момента рождения.

Варианты, что нам предстоят, наобум выбираем мы сами.
Только всё к одному: горевать под этими небесами.
Хоть молчи, хоть кричи, ты меня всё равно не услышишь.
Мёрзнут в тогах апостолы. Ангелы мокнут на крышах.